10. День четвёртый. Гленда

Порой за три дня можно встретить больше интересных людей, чем за всю жизнь — это Гленда знала давно. В теории. А теперь вот практика подтвердила это знание. Разумеется, «интересный человек» – совсем не обязательно то же самое, что «приятный человек» или «человек, с которым можно жить в одной гостинице на маленьком острове». В отеле! Надо не забывать, что эта гостиница совсем не гостиница, а — отель. Этот беспардонный Маклахен скоро доведёт Гленду до того, что она всю оставшуюся жизнь любой придорожный мотель будет называть отелем. Ужас. Ужасный человек.

Гленда вышивала салфетку. Нет, конечно не ту же самую, с Муми-троллем — та уже готова, ещё вчера была готова. А на новой — приятного бежевого цвета — Гленда вышивала утёнка, который только что вылупился из яйца и ещё сидит в скорлупе, удивлённо поглядывая на открывшийся перед ним огромный мир. Огромный окружающий мир будут представлять, по замыслу Гленды, зелёная травка, под ярким солнышком, и божья коровка, примостившаяся на цветке ромашки. Вот такая сложная, уютная и жизнерадостная композиция.

- А вы заметили, что хозяин сторонится этого заику, Деллахи? - обратилась она к Ллойду, который прохаживался по гостиной, то и дело ероша свои и без того взъерошенные волосы. - Мне кажется, он его боится. Он и работать его совсем не заставляет. И живёт Деллахи в комнате, а не, например, в прачечной, как вы.

Все эти три дня мысли Гленды постоянно вертелись вокруг обитателей гостини... отеля. И Деллахи — странноватый, загадочный, молчаливый — занимал в этих мыслях далеко не последнее место.

- Он его просто ненавидит, - отозвался Ллойд.

- Кто кого? - не поняла Гленда. - Маклахен Деллахи, или Деллахи Маклахена.

- От перестановки мест слагаемых сумма не меняется, - задумчиво отозвался Ллойд, остановившись и потирая подбородок.

- Какой-то вы сегодня с утра... озадаченный, - мягко улыбнулась Гленда и бросила на собеседника испытующий взгляд: не обиделся ли он на подобранное слово. Но Ллойд, кажется, последней фразы даже не услышал.

Гленда пожала плечами.

- Скорей всё же хозяин его боится, - сказала она.

А потом закраснелась и, лукаво поглядывая на Ллойда, осторожно произнесла:

- А... А у вас и мисс Беатрис...

- Это неправда! - неожиданно воскликнул молодой человек. Так неожиданно и с таким жаром, что Гленда укололась.

- Тише, тише! - принялась она успокаивать собеседника, посасывая раненный указательный пальчик. - Я же ничего ещё не сказала... Мне-то что...

- Я хорошо отношусь к Беатрис! - продолжал молодой человек таким тоном, будто его обвинили в неприязни к этой особе.

- Так и я о том же, - несмело улыбнулась Гленда. - Даже очень хорошо относитесь. Я знаю. И она... к вам тоже... благоволит.

- Она учительница! - воскликнул Ллойд, замирая перед Глендой, заглядывая ей в лицо совершенно, кажется, безумным взглядом.

О, господи! Какой он, всё же, бывает иногда... Странный не то слово. Немножко даже страшный, да. А то временами становится совсем как ребёнок неразумный, правда. В такие моменты Гленда даже испытывает к нему какие-то материнские чувства, хотя она, наверное, раза в два младше его. Ну в полтора-то уж точно!

А порой он бывает таким... таким странно взволнованным и... страшноватым, да, как она уже и сказала.

- Учительница?.. А... а при чём здесь это? - наморщила Гленда лобик, пытаясь уразуметь ход мысли собеседника.

- Не знаю! - волновался Ллойд. - Она учительница, уверяю вас!

- Хорошо, Ллойд, хорошо, - за кивала Гленда. - Только вы не волнуйтесь, пожалуйста. А то у вас опять начнётся... А то вы опять впадёте...

Она смущённо умолкла.

- Он его убьёт! - внезапно произнёс Ллойд, совершенно без связи с предыдущим разговором.

Гленда даже подпрыгнула и едва не укололась ещё раз.

- Кто?! - воскликнула она, глядя на собеседника во все глаза. - Кого?

- Хозяин, - пробормотал тот, лихорадочно что-то соображая. - Шона Деллахи.

- О, господи! С чего вы...

- Или наоборот, - перебил молодой человек. Он, кажется, не слышал Гленду. - Но добром дело не кончится, я вам точно говорю.

Гленда смутно припомнила что-то из истории и мифов древней Греции, в которой всякими там оракулами были люди не всегда психически здоровые. Может быть, она и ошибалась, но что-то такое она точно где-то читала или слышала.

- Ужас какой! - сказала она, прекращая шитьё. - Не пугайте меня, Ллойд.

- И жену свою убьёт рано или поздно, - не слушал тот.

- Ллойд! Умоляю вас, замолчите! Или я уйду. Не хочу слышать подобные вещи.

- Включить радио? - Ллойд словно выплыл из мутного омута, в которое окунулось на минуту его сознание. Он даже непонимающе огляделся по сторонам и провёл рукой по лбу.

- Нет, не надо, - поморщилась Гленда. - Надоели эти разговоры о войне.

Действительно, неизвестно ещё, кого лучше слушать: безумца Ллойда или это безумное радио.

- Каждый день одно и то же, - продолжала она. - Кто кого разбомбил, кто кому и чем пригрозил... Как будто нечем больше заняться и не о чем больше поговорить.

- О чём, например? - вопросил Ллойд.

- Ну-у... В мире много прекрасных вещей, и ещё больше тем для разговора.

- Например?

- Ну-у... Можно поговорить о моде, скажем, о поп-музыке, о кино... - неуверенно отозвалась Гленда. - Вам нравится Дейзи Синклер?

- Нет, - ответил Ллойд. - Я не знаю, кто это.

- Вы не знаете, кто это?! - удивилась девушка. Неподдельно удивилась, по-настоящему. - Но это же звезда! Она снялась в сериале «Женись на мне».

Надо сказать, что этот довольно глупый сериал как раз и был тем самым единственным фильмом, в одной из серий которого абсолютно случайно снялась Гленда. В беглой эпизодической роли. Разумеется, она не ожидала, что Ллойд вдруг её вспомнит, но... Но как всё же было бы интересно... Вот он, вдруг, хлопнет себя ладонью по лбу и скажет: «Какой же я лопух! Всё думаю, где это я мог видеть вас раньше! Так вот оно что! Вы та самая девушка в очаровательном бальном платье и с такой причёской-водопадом, которая...»

- Я не смотрю сериалов, - перебил её мысли Ллойд. И не знаю ни одной звезды на небе с таким названием.

- Хм... - разочарованно произнесла Гленда.

Ллойд посмотрел на неё долгим задумчивым взглядом, отошёл к окну. Выглянул. Кажется, ему точно стало лучше. А то уж Гленда испугалась, что у бедняжки начинается приступ. Он так странно разговаривал.

- Небо опять хмурится, - сказал Ллойд. - Когда последний раз было солнце, вы не помните?

- Дней пять назад, - пожала плечами Гленда.

- Больше. Больше, - задумчиво возразил он.

- Как вы думаете, что там сейчас происходит, на большой земле? - спросила она, снова берясь за шитьё. - Как там сейчас живётся?

- Так же как и на маленькой, - отозвался Ллойд. - За те три дня, что вы здесь, ничего не изменилось, уверяю вас.

- Может быть, есть какие-то новости с того света? - она робко улыбнулась собственной шутке в стиле Ллойда. - Быть может, вы слышали что-нибудь от хозяина?

- Сначала туда нужно попасть, - ответил он. - На тот свет. А от нашего хозяина вряд ли услышишь что-нибудь кроме ругательств.

- Зачем вы притворяетесь, будто не понимаете, о чём я говорю? - спросила она. Без всякого возмущения, впрочем. - Когда кончится Большая Война, как вы думаете?

- Большие войны быстро не кончаются, - был ответ.

- Пожалуй, вы правы. Надеюсь, это будет последняя война. Хватит уже человечеству воевать.

- Она не будет, она — есть, - возразил собеседник. - Идёт вовсю. Что касается того, станет ли эта война последней — да, станет. Мы все умрём. Воевать будет просто некому.

- О, боже! - испуганно произнесла Гленда.

- Вы не знали? - поднял брови Ллойд, снова останавливаясь перед ней на своём пути от стены до стены.

- О чём? - не поняла она.

- О том, что мы все умрём.

Хлопнула дверь. В гостиную вбежала встревоженная Беатрис. Лицо её было бледно, несмотря на всю его смуглость; а может быть, благодаря как раз этой смуглости и бросалось в глаза то, как она сейчас бледна и взволнована. Гленда сразу поняла, почувствовала, что случилось что-то очень недоброе. Может быть, этот ужасный хозяин уже убил Деллахи? Или — о, боже — свою жену? Она даже бросила испуганный взгляд на Ллойда, который тоже замер у стены и тоже стремительно бледнел вслед за пришедшей.

- Радио! - вскричала Беатрис, обводя присутствующих взглядом, исполненным ужаса. - Вы слышали радио?!

- Что там? - произнесла Гленда, чувствуя, что губы отказываются ей повиноваться. И руки обессиленно пали, едва не выронив салфетку с жёлтым утёнком, который уже умел удивлённо смотреть на огромный мир и открывать клювик.

- Не слышали, потому что Гленда не позволила включить радио, - отозвался Ллойд.

- Бомба! - воскликнула Беатрис. - Они бросили бомбу!

- О, боже! - на глазах Гленды против её воли закипели готовые пролиться слёзы. - Кто?

- Куда? - почти без интереса спросил Ллойд.

- Италии больше нет! - выпалила Беатрис. - Рима больше нет! Нет больше ни Венеции, ни Болоньи, ни Милана, ни Бергамо, ни...

- Вы будете перечислять все города Италии? - поинтересовался Ллойд.

Эта равнодушная и где-то даже невежливая фраза, брошенная, казалось, сквозь подавленную зевоту, вмиг охладила Беатрис.

- Вот так, - произнесла она, успокаиваясь. - Китайцы сбросили несколько бомб. Большие атомные бомбы. На Италию.

- Боже! Боже! - прошептала Гленда, вспоминая фотографии Колизея, гондольеров Венеции, корриду...

Впрочем, это она, кажется, неправильно вспомнила. Коррида не имеет к Италии никакого отношения. Конечно! О корриде писал Хемингуэй. А Хемингуэй никогда не писал об Италии.

- Сейчас все обеспокоены тем, куда понесёт радиацию, - продолжала Беатрис.

- Глупость, - безапелляционно заявил Ллойд. - Радиацию никуда не понесёт. Она останется на месте.

- Нас тоже поразит радиация! - воскликнула Гленда, не слушая молодого человека.

- Вы думаете? - ещё больше побледнела Беатрис. - Какой ужас!

- Какая глупость! - усмехнулся Ллойд. - Италия слишком далеко. Ну, разве что принесёт чёрный дождь.

- Чёрный дождь? - Беатрис перевела на него испуганный и удивлённый взгляд.

- Какой жуткое название! - вздохнула Гленда. - Не хотела бы я увидеть чёрный дождь!

- Дождь с радиоактивным пеплом, - пояснил Ллойд.

- Кошмар!

- Ужас!

- Этак они ещё и на нас бомбу сбросят! - Беатрис села рядом с Глендой. - Ой, какая прелесть у вас получается, Гленда!

- Кому нужно сбрасывать бомбу на гостиницу на мизерном островке! - рассмеялся Ллойд. - Да весь этот остров вместе с пансионом стоит в тысячу раз меньше одной бомбы!

- С отелем, Ллойд, с отелем, - уже привычно поправила Гленда.

- Думаете не сбросят? - произнесла Беатрис, продолжая любоваться салфеткой.

- Да полно вам! - отмахнулся Ллойд. - Пустяки это всё. Давайте лучше играть в домино.

- С вами невозможно играть, - улыбнулась Гленда. - Вы жульничаете.

- Я не могу сейчас играть, - покачала головой Беатрис. - Хозяин велел мне прополоть три грядки моркови. А я ещё и не начинала. Вообще, мне кажется, я скоро стану заправской огородницей.

- Тогда мы позовём Липси, - сказал Ллойд.

- Да он ещё больший жулик, чем вы! - рассмеялась Гленда.

- Липси чинит сарай, - поведала Беатрис. - Вернее, он пытается починить сарай. Но у него, кажется, ничего не получается. Хозяин опять ему задаст.

При этих словах Гленда вспомнила, какой разгон устроил Маклахен, когда Липси что-то там напортачил с беседкой, которую ему было велено поправить.

- Тогда позовём Деллахи, - не унимался Ллойд.

- Ой нет, только не Деллахи! - возразила Гленда. - У меня от одного его взгляда мороз по коже. Страшноватый тип. Есть в нём что-то такое...

- От преступника, - подхватила Беатрис.

- Пожалуй, - прошептала Гленда.

- Мир вам! - произнёс чей-то голос.

За оживлённой беседой они и не услышали, как с улицы в гостиную кто-то вошёл. Этим кем-то была пожилая женщина в традиционной цыганской одежде, в цветастой юбке и не менее разноцветной косынке, перехватившей чёрные как смоль волосы.

- Мир вам! - повторила она, когда три удивлённых лица повернулись к ней. - А меня Джайя зовут.

- Какой уж тут мир... - пробормотала Беатрис.

- Вы с того света? - улыбнулась Гленда.

- Умеете играть в домино? - вопросил Ллойд.

- Похоже, что — с того, - кивнула цыганка на вопрос Гленды и тоже улыбнулась. Зубы у неё были на удивление хороши, несмотря на преклонный возраст. - Не умею, - повернулась к Ллойду.

- А что вы умеете? - спросил тот. - Здесь все должны что-нибудь уметь. Так решил хозяин отеля.

- Я гадать умею, - с готовностью отозвалась цыганка. - Хочешь, погадаю тебе, мой золотой?

- Ой, как интересно! - воскликнула Гленда, откладывая шитьё и хлопая в ладоши. - Погадайте ему, правда!

- Да, - поддержала Беатрис. - Нам всем погадайте.

- Мне — не надо, - испугался Ллойд.

- Почему? - цыганка бросила на него удивлённый взгляд.

- Я атеист, - смущённо отозвался тот и на всякий случай отошёл подальше, к двери.

- Ты не атеист, улыбнулась Джайя. - Ты — аметист.

- Это в каком смысле? - подозрительно свёл брови Ллойд.

- Апостольский камень, - пояснила цыганка.

- Не понимаю, - мотнул головой молодой человек.

Гленда попыталась припомнить, в какой связи аметист называется апостольским камнем. Что так оно и есть, она точно знала. А вот почему его так называют — забыла.

- И не надо тебе понимать, мой хороший, - молвила цыганка Ллойду. - Мало ли что сболтнёт старая Джайя.

- Тогда зачем же сбалтываете, если даже понимать это не обязательно? - проворчал тот.

- Ну, я же цыганка, - улыбнулась Джайя. - Должна говорить разные загадочные вещи.

- А-а, - понимающе кивнул Ллойд. - Традиция такая.

- А погадайте мне! - Гленда протянула Джайе ладошку. - Пожалуйста.

- И мне погадайте! - встрепенулась Беатрис.

Джайя кивнула, подошла к Гленде, взяла её ладонь в свои смуглые, прокопчённые временем и кострами, морщинистые руки.

- Ай, мэ бибахталы! - воскликнула она через минуту. - Сэр пхэнава лакэ?!

- Что? - подняла брови Гленда. - Что там?

- Не скажу тебе, - цыганка выпустила её руку.

- Почему? - испугалась Гленда. - Что-то плохое?

- Не-ет, нет, дочка, - Джайя ласково погладила её по голове. - Не бойся.

И правда, весь испуг Гленды сразу прошёл, едва тёплая рука цыганки коснулась её лба.

- Ничего, - повторила старая. - Успокойся, ничего плохого.

- Просто традиция такая, - участливо добавил Ллойд.

Цыганка глянула на него, кивнула, улыбнулась.

- А и то, - подтвердила.

- А мою посмотрите, - попросила Беатрис, протягивая руку.

Джайя взяла её ладонь, наклонилась, близоруко рассматривая. Через минуту лицо её осветила изнутри едва заметная тёплая улыбка.

Беатрис тоже улыбнулась вслед за ней — просто невозможно было не улыбнуться навстречу.

- Что-то хорошее? - с надеждой произнесла она.

- Да, дочка, - кивнула Джайя. - Хорошее. Любовь тебя ждёт.

Беатрис смутилась, отмахнулась от весёлого взгляда Гленды.

- Любовь?

- Да, - подтвердила цыганка. - Самая последняя. Самая большая.

- Ой, как романтично! - воскликнула Гленда. И добавила лукаво: - И я, кажется, даже знаю, кто этот принц...

Беатрис смутилась ещё больше.

- Полно, Гленда, о чём вы! Вы же не цыганка.

- Этот принц — я, - ни с того, ни с сего изрёк Ллойд.

- Фу ты, какая самоуверенность! - Беатрис сердито взглянула на Ллойда, но не сдержала ласковой улыбки.

Гленда отлично всё видела. Гленду не проведёшь — она уже не пятилетняя девочка, а умудрённая жизнью будущая мама. Она хихикнула над глуповато-довольным видом Ллойда, над раскрасневшимися щеками Беатрис.

- Ты не бойся, дочка, - сказала между тем цыганка. - Не закрывай своё сердце. Ведь это — последняя твоя любовь. Так ты впусти её. Поскорей впусти, не трать время.

- По... Последняя, - задумчиво и грустно прошептала Беатрис.

- Больше уже никого не полюбишь, - цыганка ласково коснулась её плеча. - Вот и последняя.

- А-а, - с облегчением вздохнула Беатрис. - Вот оно как...

- Ну да, - кивнула Джайя. - А я как сказала?

Дверь из коридора открылась, едва не ударив Ллойда. В гостиную ступил Шон Деллахи. Он был в своей неизменной шляпе, которую не снимал даже на время общего обеда.

Хмуро оглядев собравшихся, он кивнул Ллойду: извини, приятель. Потом его взгляд вернулся к цыганке и застыл на её лице. Джайя, подняв голову тоже уставилась на вошедшего. В глазах её медленно и всё отчётливей проступал страх.

Гленда недоуменно посмотрела на цыганку, на Деллахи. Встретилась глазами с не менее удивлённым взглядом Беатрис.

А Ллойд ничего не заметил.

- О, вот и Деллахи! - радостно воскликнул он. - Деллахи, будете играть с нами в домино?

- Состэ мэ на умрём араки! - вполголоса произнесла Джайя, обращаясь к самой себе. И Беатрис: - А кто хозяйка здесь, скажи красавица?

- Хозяин, - отозвалась та. - Он к парому пошёл. И хозяйка с ним.

- Вместо мула, - усмехнулся Ллойд.

- А мне кажется, он её любит по-своему, - вставила Гленда.

- Да, очень по-своему, - хохотнул Ллойд. - Уверяю вас, Гленда, рано или поздно он её...

Гленда закрыла ладонями уши.

- Не хочу слушать! - воскликнула она, бросив на Ллойда сердитый взгляд.

В наступившей затем полной тишине Деллахи прошёл через всю гостиную и уселся на один из стульев у стены. Слышно было только постукивание протеза да усталый вздох стула, который, наверное, в очередной раз подумал о том, что уже слишком стар.

Все наблюдали за перемещением Деллахи, не отрывая взглядов. И тоже, наверное, подумали, что стулу давно пора на пенсию.

- Так что насчёт домино, Деллахи? - напомнил Ллойд.

Деллахи отрицательно покачал головой.

- Жаль, - не унимался молодой человек. - Составилась бы партия. Тогда, может быть, в карты?

- Пойду-ка я, пожалуй, - поднялась Джайя. - Подожду хозяев на улице.

- Зачем же это? - удивилась Беатрис.

- Да вон, они уже идут, - произнёс Ллойд, поглядывая в окно. - Пустые. Без продуктов, кажется.

Гленда приподнялась, тоже выглянула в окно, возле которого сидела.

- Да нет, - возразила она. - У них что-то лежит в корзине.

Минута или две прошли в полном и неловком молчании. Потом послышались шаги пришедших, обивающих на крыльце ноги. Дверь открылась, и вошли супруги Маклахен.

 

11. День четвёртый. Пирс Маклахен

У кого-то жизнь проходит от любви до любви, у кого-то от получки до получки, а у Пирса Маклахена — от парома до парома. Нет, претензий он никому никогда не предъявлял, потому что эту жизнь он выбрал себе сам и был ею вполне доволен. Тем более, что раньше особой зависимости от парома не было. Во-первых, он ходил регулярно и как часы. Во-вторых, если ты чего-то не купил на пароме, можешь всегда самолично отправиться в Сент-Брайдс и приобрести всё необходимое. Сейчас ни о какой поездке на материк речи не шло: во-первых, цены на бензин взлетели до небес, а во-вторых, какого чёрта, скажи на милость, делать в этом хаосе, рассаднике страха, паники и всякой заразы.

Паромное сообщение стремительно разваливалось, как разваливалась тихая и спокойная жизнь. С каждым днём паром ходил всё реже и всё больше уклонялся в какой-то одному ему ведомый график. Цены росли как на дрожжах, а количество предлагаемых товаров медленно, но неуклонно таяло.

Вот и сегодня не привезли почти ничего из того, что Маклахен заказывал. Ни крупы, ни репы, ни мяса. А этот чёрт рыжий, хромец этот проклятый: всё ему каждый день мясо подавай. Как сдурел. Корми всех мясом, да печенью, да овощами. А где их взять-то... И только всё деньги суёт. Денег у него, похоже, куры не клюют. Понятное дело: награбил, убивец, маньяк чёртов. Вот только какое ему дело до всех этих... непонятно. А то, что Пирсу Маклахену не понятно, то вызывает у него опасение и желание от этой непонятности избавиться. Ну да ладно, платит этот хромой чудик за всех, ну и пусть платит — Пирс Маклахен от этого не обеднеет уж никак...

Чёртова курица, эта Меган, вся извелась и его извела — кудахтала и стонала всю дорогу над неладной жизнью до тех пор, пока он не цыкнул на неё как следует. Кудахтай, не кудахтай, а ничего теперь не поправишь. Людишки, эти тупые создания, решили таки окончательно и бесповоротно уничтожить к чертям жизнь и самих себя. Да и пусть им. Пирс Маклахен как-нибудь пересидит на своём острове все эти ваши идиотские... эти, как их... потоклизмы... Слова-то у вас непотребные, дурные слова. Какие сами вы, такие и слова выдумываете. Сдохли бы вы все поскорее к чертям собачьим! Вот бы жизнь наступила без вас чистая да спокойная...

Под тоскливым серым небом они проводили глазами паром, потом — он впереди, Меган с корзиной за ним — медленно поднялись на холм, к отелю, кряхтя и думая каждый о своём.

Едва вошли в гостиную, Маклахен сразу увидел её. Цыганка. Тут даже и сомнений никаких. Цыганка.

Он сплюнул под ноги, проводил взглядом жену, которая тихо и торопливо исчезла в коридоре. Снова перевёл взгляд на цыганку. Та не сводила с его лица чёрных глаз, губы её поджались, сложились в тонкую ниточку.

Ну и что ты, дрянь, делаешь в отеле Пирса Маклахена? Что ты поджимаешь губы свои? Что ты там шепчешь, цыганщина проклятая?

- Ты кто? - мрачно бросил он черномазой в наступившей полной тишине.

- Джайя меня зовут, - отозвалась та. - Пожить у тебя хочу, мой хороший.

- Выбирай слова! - набычившись, процедил он. - Ты кто?

- Джайя меня зовут, мой золотой.

- Плевать мне, как тебя зовут! - вскипел Маклахен. - Цыганка?

- Цыганка.

- Убирайся отсюда.

- Куда же это?

- Куда хочешь, мне дела нет. Проваливай сейчас же!

- Почему? У меня есть деньги.

- Плевать! - взревел Маклахен. - Я сказал, проваливай, или я за себя не отвечаю!

- Эй, остынь х-хозяин.

Хромой произнёс это спокойно и негромко, как будто просто дал добрый совет своему приятелю. Маклахен вздрогнул, перевёл на заику взгляд.

- Здесь я хозяин, - сказал он почти по слогам.

- Вот ты и остынь, - кивнул Деллахи.

- А ты кто таков, чтобы мне указывать?

- Ш-шон Д-д-дэ-э... Деллахи.

Внутри Пирса Маклахена извергался вулкан, кипели гейзеры, полыхали молнии и рокотал гром, но говорить он старался спокойней. С Деллахи ссориться пока никакого резона не было. Нет, конечно он его не боялся — да ни в одном глазу! Придёт ещё его время, этого рыжего, придёт... Сыграет весло по его голове, или ружьё громыхнёт в спину. Подожди, хромой чёрт, подожди, будет тебе солоно... А покуда поговори ещё, покомандуй, поюродствуй тут. Пирс Маклахен умеет быть терпеливым...

- Здесь я решаю, кто будет жить в моём отеле, а кто нет, - сказал он почти спокойно. И лишь усмешка бегала по его губам, выдавая кипящую ярость.

- Вот и д-давай, ре-е-решай, - кивнул хромой. - Т-только смотри, реши п-п-пэ-э-равильно.

- Ты о чём это, а? - прищурился Пирс Маклахен.

- Д-дашь ей к-ключ? - не заметил рыжий его упрямого и гневного прищура. - Д-договоримся.

Они несколько минут мерились взглядами. Наконец Маклахен отвёл глаза. Хромой был силён, очевидно силён. Задавить такого, как дурака Ллойда или того идиота с трубкой, Липси, – не получится. Маклахен силён, может нахрапом взять кого угодно, а не сможет нахрапом, так сила в руках тоже ещё ого-го. Но с этим — не пройдёт. Этого надо осторожно, с хитрецой.

- Не дам, - выдавил хозяин. - Будет жить в... в бельевой. И чтоб я лишний раз тебя не видел, цыганское отродье!

- Парома больше не будет, - непонятно произнесла Джайя. Намёком каким-то... Но на что намекала эта черномазая крыса, Маклахен не понял. Да и не хотел понимать. Плевал он на намёки всякого цыганского отребья!

- Тебя не спрашивают! - бросил он.

- Хорошо. Тогда я пошла, - засуетилась Джайя. - Вещей-то у меня нет, одна сумка полупустая.

- Я провожу вас, Джайя, - подскочила эта худосочная, как её, что живёт на верстаке.

- И я тоже, - поднялась вторая, Беатрис. - Пусть мужчины поговорят о делах.

Чёртовы бабы. Проваливайте, все проваливайте.

- Ты сделала, что я велел? - вспомнил он, обращаясь к Беатрис.

- Ой, морковь... - спохватилась та. - Я сейчас, я быстро...

Она, отворачиваясь, протиснулась мимо Пирса Маклахена и исчезла за дверью.

- Я помогу Беатрис, - промямлил дурачок, направляясь следом за девкой.

Хе-хе... Бедолага... Уже даже Пирсу Маклахену видно, как этот юродивый поглядывает на девку. Да только ты ж дурак, парень, и ничего тебе не светит. Такая баба вряд ли станет размениваться на идиотов... А с другой стороны... бабы — дуры же, кому не известно... А с третьей стороны — Пирсу Маклахену плевать на вас на всех.

- Джайя, идёмте, - пигалица торопливо подхватила с дивана свою вышивку. Цыганка двинулась за ней, не сводя косого взгляда с Маклахена. Ах ты ж дрянь! Ты не сглазить ли хочешь, а?!

Они с Деллахи остались одни. Пирс Маклахен подошёл к дивану, тяжело опустился на него, достал кисет, принялся скручивать раскурку.

- Заплатишь мне за черномазую, - сказал, не глядя на хромого. - Двадцать пять. Твоя прихоть. Если б не ты, вылетела бы она отсюда в секунду. Не хочешь платить — так и будет.

Заика пожал плечами, достал бумажник, бросил деньги на стол.

- П-принёс? - спросил он, когда Маклахен, пыхтя, раскурил самокрутку.

Пирс выпустил густую струю синевато-серого дыма, отрицательно покачал головой.

- Нет мяса. По тридцать пять уже мясо. Курицу одну взяли да кролика.

- Знал бы, д-дал бы больше. Режь к-кэ-э-корову.

Рыжий гад разнюхал про Моуи ещё два дня назад. Пройдоха хромой! Веслом бы тебя по башке там же, возле коровника...

- Нет! - жёстко возразил Пирс Маклахен. - В среду опять будет паром.

- Н-не будет, - покачал головой Деллахи. - Т-ты же слышал, что с-сэ-э-сказала ц-цыганка.

- Плевать мне на бредни этой полоумной старухи! - оскалился Маклахен.

- Режь, - наставивал хромой.

- Нет! Неизвестно, сколько ещё всё это продлится. На рыбе пока пересидим, рыбы вокруг — как воды.

- Ей н-нужно м-мясо, - произнёс Деллахи.

- Мясо... А молоко? Молоко ей не нужно?

- Н-нужно, - вздохнул хромой, опуская голову.

- Вот и думай, - подытожил Маклахен. - Куриц уже всех порубил... Одна корова и осталась. Знал бы, что так будет, ни за что не продал бы свиней. Чёрт же вас всех принёс на мою голову! Не прокормишь такую ораву...

- Н-недолго осталось.

- Да уж скорей бы! - криво усмехнулся Маклахен.

- Л-лучше мы съедим, чем к-ки-итаёзы.

- До этого не дойдёт, - покачал головой хозяин. - Радио не слушаешь, что ли? Они ультиматум поставили: если Англия до первого июля не сдастся, будет атомная бомбардировка.

Нерешительно и тихонько вошла Меган, встала у двери, сложив на переднике руки, поглядывая на мужчин.

- Ну, что встала? - обратился к ней Пирс Маклахен. - Чего уши развесила? Заняться больше нечем?

- Устала я что-то, - вздохнула Меган. - Ноги не держат совсем. Не заболеть бы.

- Только попробуй! - пригрозил он. - И не думай, что тебе позволят лежать.

- Да разве ж я... - промямлила его жена. - Нет, господин Маклахен.

- То-то же, - кивнул он.

- Я пришла спросить: что готовить-то будем?

- Картошку вари, - велел Маклахен. - Хватит им жировать. Пусть отдохнут немного.

- К-кэ-э-ролика! - вступил Деллахи.

Меган взглянула на рыжего, перевела вопросительный взгляд на мужа. Тот, досадливо поморщившись, недовольно бросил:

- Делай, что тебе велено.

- А сколько картофелин? - уточнила Меган.

- Тебе сказали крола готовить! - взъярился Пирс Маклахен. - И лапши сделай.

- Простите, господин Маклахен, - поникла Меган. - Я не поняла, видать.

- А когда ты понимала-то, дура! Пшла вон.

Жена неуверенно поклонилась, засуетилась, торопясь скрыться за дверью.

- Она же т-твоя же-е-жена! - произнёс хромой с брезгливостью глядя на Маклахена.

- Спасибо тебе, что сказал, а то я и не знал бы сроду, - усмехнулся тот.

- Ну т-ты и тварь, - покачал головой Деллахи

Он тяжело поднялся и поковылял к двери на улицу. Остановился у двери, сказал, не оборачиваясь:

- Она б-будет жить в моей к-кэ-э-комнате. А мне дашь д-дэ-э-ругую. Я за-за-а-плачу.

И вышел.

- Тварь, - покачал Пирс Маклахен головой ему вслед. - Тварь, говоришь?.. А сам-то ты кто, душегуб?

А интересно, - подумал, - кто она ему? Чего он так за неё упирается? Бес в ребро? Или..? Денег-то у него несчитано, много денежек. Вот подрезать бы... Вот только кому они скоро будут нужны, бумажки эти. Все скоро сдохнем... Мясо, гляди-ка, ей... Не-ет, что-то здесь не то... Цыганка ещё эта... Тварь, говоришь?.. Подожди, я тебе дам «тварь»!

Бормоча, он подошёл к радио, щёлкнул переключателем. Ну, давай, Джонс, сбреши чего-нибудь. Идиот... Не в отца пошёл.

«А сейчас на волнах радио «Дредноут», - охотно затараторил Кевин Джонс, - интервью со звездой шоу «О том, о сём» Лайзой Борделли. Если вы помните, ребята, любому мылу Лайза предпочитает «Уайт гард». И это неслучайно, я думаю. Впрочем, обо всём по-порядку.

- Здравствуй, Лайза.

- Привет. Хи-хи.

- Вчера, в шоу «О том, о сём» ты сказала, что китайцы никогда не посмеют бомбить Рим, а сегодня...

- Ой, ребята, и вы туда же! Ну сколько уже можно о войне, а? Давайте о чём-нибудь повеселее.

- Можем, поговорить о грядущих выборах, хе-хе.

- Хи-хи.

- Кстати, о выборах. Как ты думаешь, какие шансы у Фила Подни? Согласно последним статистичес...

- А кто это?

- Э-э... Фил Подни?

- Ну да.

- А чёрт его знает, ха-ха.

- Ха-ха-ха! Балдёжно!»

Идиоты!

Плюнув, Маклахен выключил этот проклятый говорильник, в приступе ярости ударил по нему кулаком.

Идиоты! Идиоты! Животные... Жизнь просрали, проболтали, проиграли, про... И всё им ля-ля-тополя, засранцам!..

Сзади послышались осторожные негромкие шаги.

Пирс Маклахен обернулся.

- Чтоб тебя! - недовольно изрёк он. - Чего надо?

Джайя стояла в нескольких шагах от него, смотрела внимательно и жалостливо.

- Да ничего, мой хороший, - отозвалась она. - Думала, здесь есть кто.

- Никого, - бросил он. - Проваливай.

- Вижу, что никого.

- Проваливай, тебе сказано!

- Зачем боишься меня, скажи? - вдруг спросила она и даже, кажется, движение сделала — подойти ближе. Да не решилась.

- Чего-о? - протянул он.

- Вижу. Всё вижу, - забормотала чёртова баба. - Проклятье на тебе. Цыганка прокляла тебя. Хочешь, отведу? Цыганка прокляла, цыганка и отведёт проклятье.

- Иди к дьяволу! - рявкнул Маклахен.

- Как звали её, скажи?

Откуда это отребье узнала? - задумался Маклахен. - Точно, есть в них что-то, в этих тварях подзаборных. А может, и не сама она рассмотрела. Они же все друг друга знают. Шепнула одна другой, что, дескать, есть такой Пирс Маклахен, на острове... Чёрт их знает...

- Я у неё имя не спрашивал, - буркнул он.

- На чём прокляла тебя она? - не отставала цыганка.

- Чего?

- Что сделал ей? На чём проклятье было?

- Мальца её задавил.

- Что сказала она?

Что сказала?.. Что, он ещё должен вспоминать всю ту погань, что несла эта черномазая, сидя над своим дохлым последышем? Вспоминать, тебе, дряни, в удовольствие, себе в унижение?.. Сейчас, ага... Что сказала...

- Иди к дьяволу! - рявкнул он. - Всё отродье ваше гнусное, вшивое, идите к дьяволу! Ненавижу вас!

- Это ты врёшь, - усмехнулась цыганка. - Такого она сказать не могла. - И, сделав шаг к Маклахену, неуверенно остановившись: - Плохо тебе, мой хороший. Помогу тебе. Скажи только, она какие...

Маклахен подшагнул ей навстречу, замахнулся пятернёй:

- Убью, если не заткнёшься! Не испытывай судьбу, старуха!

- Моя судьба не на тебе кончается, - покачала головой цыганка. - А твоя...

- Сгинь! - взревел он.

- А твоя, - не унималась цыганка, - кончается на...

Он подскочил к ней, толкнул в сухую грудь. Джайя, охнув, упала. Он, оскалясь, пнул её, куда попало, плюнул на лежащую женщину и стремительно прошагал на крыльцо. Несколько раз глубоко вдохнул густой, насыщенный запахом моря, воздух. Вернулся.

Джайя сидела на полу, причитая на своей тарабарщине:

- Ай мэ, ай мэ! Морхо... Пхэнэс, морхо... Сэр гъялы стыём!..

Увидев вернувшегося Маклахена, замолчала, стала, кряхтя, подниматься.

В комнату заглянула, приоткрыв дверь, Гленда. Увидела силящуюся подняться цыганку, охнула, бросилась к ней на помощь.

- Джайя! Джайечка, милая, ты что тут? Что случилось? Тебе плохо, да?

Увидела Пирса Маклахена, осеклась. Стала молча тянуть цыганку за руку, поддерживая за талию.

- Ничто, дочка, всё хорошо, - простонала та, поднимаясь. - Всё хорошо.

 

12. День седьмой. Беатрис

Женщины — существа глупые и вздорные, а ум им заменяют хитрость и мужчины. С этим распространённым мужским заблуждением Беатрис никогда не спорила, потому что где-то в глубине души соглашалась.

Она никогда не сомневалась, что является вполне себе типичной представительницей женского племени, поэтому никогда не отказывала себе ни в доле глупости, ни в капле вздорности, и ни за что не стала бы утверждать, что знает себя от и до, до самых глубин своей несомненно глубокой души. Даже перед самой собой не решилась бы она на такое безответственное утверждение.

С одной стороны, подобная самооценка была, конечно, несколько обидной для самой себя, а с другой — она компенсировалось тем, что Беатрис могла называть себя реалисткой, женщиной разумной и трезвой в оценке действительности и собственных способностей.

В иные минуты, глядя на Ллойда, она не могла не восторгаться одухотворённостью его образа, не восхищаться остротой мысли, которую тот, словно невзначай и не напрягаясь, изрекал. В другой раз, когда в глазах его мелькало что-то... какая-то лёгкая и почти неуловимая пелена безумия, Беатрис оставалось только недоумевать от самой себя, которую угораздило влюбиться в этого сумасшедшего.

Разумеется, она то и дело сравнивала Ллойда с Гарри... Ох, не спрашивайте Беатрис о результатах такого сравнения, не надо. Не расстраивайте её...

Да нет, что вы такое подумали! Это Гарри, разумеется, не выдерживает никакого сравнения с красавцем Ллойдом! И расстраивается Беатрис только от мысли о потраченном на глупца Гарри времени и от холодной расчётливости судьбы, которая не свела её с милым раньше. И тот уголок, в котором некогда стоял на почётном возвышении бюст любителя тупых анекдотов, тщательно протёрт мыльным раствором, паутина снята, а паркет начищен до блеска. Вход только в мягких тапочках и по особому приглашению! К сожалению, пригласить некого. Гленда, конечно, очень милая, простодушная и добрая девушка, но она всё же слишком юна и вряд ли когда-нибудь станет для Беатрис подругой, для которой будет держаться наготове вторая пара тапочек, чтобы подруга могла обуть их, проскользнуть по паркету, благоговейно коснуться бюста, выдохнуть: «Красавчик! Как тебе повезло! А у вас правда всё серьёзно? А он уже сказал тебе это? А ты что?»

- О чём ты задумалась? - перебил Ллойд её мысли. Взял её руку, притянул к лицу, любуясь тонкими пальцами. Благоговейно поцеловал.

Они сидели в её комнате-чулане, на лежаке, с которого благоразумно убрана и спрятана на самую верхнюю полку постель. Стоящий на столе фарфоровый слоник благодушно наблюдал за ними своими маленькими глазками.

- Ни о чём, - обманула Беатрис. - Просто век бы так сидела, рядом с тобой, ни о чём не думая.

- А я бы с тобой — два века, - отозвался он.

- Увы, люди столько не живут, - вздохнула она.

- А мы бы сложили два наших века в один.

Беатрис улыбнулась, погладила его по щеке.

- Ми-илый, - прошептала нежно. - Печально, но... если даже сложить два наших века вместе, получится совсем немного — несколько месяцев в лучшем случае.

- Что ты такое говоришь? - потряс он головой. - Что за глупости!

- Война, мой хороший. Ты забыл? Через девять дней — июль. Китайцы начнут бомбить Великобританию.

- Не думаю, что начнут, - возразил Ллойд.

- Они обещали, - пожала плечами Беатрис. - Пока что они исполняют все свои обещания.

- Надо будет спросить у Деллахи.

- Ой, не говори мне о нём! - поморщилась Беатрис. - Я боюсь этого человека. Знаю, что он не сделает мне никакого зла, но боюсь. И ничего не могу с собой поделать.

- Как ты можешь! - пристыдил он. - Ведь у тебя есть я!

- Да, да, мой милый, правда, прости. Чего это я...

Она потянулась к нему губами. Он наклонился, коснулся её губ своими — тёплыми, мягкими. Едва-едва и очень нежно коснулся.

- Деллахи — он неплохой, - сказал Ллойд, облизывая губы, словно смакуя послевкусие поцелуя. - Он хороший. Добрый.

- Мальчик мой, о чём ты говоришь! - воскликнула она. - Это Деллахи добрый? Да я нисколько не удивлюсь, если окажется, что он преступник, грабитель, убийца или что похуже.

- Что может быть похуже убийцы?

- Не знаю, - улыбнулась она, признавая, что попалась в ловушку. - Другой убийца. - И пожурила: - Перестань цепляться к словам, безобразник!

- Если бы не Деллахи, хозяин бы нас уже съел, - сказал Ллойд.

- Бог мой!

- Бог — общий.

- Да ну тебя... А кормить стали вообще отвратительно.

- Липси сказал, что у хозяина есть корова. Но он почему-то не хочет её убить.

- Фу, какое слово! - она состроила гримаску, зарылась лицом ему в шею. - Правильно — забить, - промычала откуда-то у него из-под скулы. - Скотину за-би-ва-ют, мой милый.

- Скотине от этого не легче, - пожал он плечами. - И потом, наш хозяин не способен забить, мне кажется. Он может только убить.

- Не хочу говорить о нём, - пробубнила Беатрис, не отлепляя губ от его шеи, которую целовала. И, отлепив, наконец: - Холодно... Какое холодное нынче лето!

- Это из-за атомных бомбардировок. Наверное, наступает ядерная зима.

- Страшно!

- Как ты можешь бояться! Ведь у тебя есть я!

Беатрис задумчиво улыбнулась, ероша его волосы, любуясь лицом.

- Как это здорово!

Он улыбнулся, покрепче прижал её к себе, накрывая полой пиджака.

- Так теплее?

- Да, гораздо, милый, спасибо... Гленду жалко.

- Гленду? Почему тебе её жалко?

- Ну-у... Она же... Она ждёт ребёнка.

- Гленда ждёт ребёнка?

- Перестань повторять за мной! Да, она на третьем месяце.

- Вот так дела... - произнёс ошарашенный Ллойд. - А кто отец?

- Ну откуда же я знаю, милый, - улыбнулась она. - Знаю только, что отец погиб в первые дни войны. Гленда — сирота. Поэтому она здесь. А ещё врачи сказали, что у неё какая-то неправильная беременность. Бедная девочка!

- Ну, студенты никогда не были богаты. Она ведь, кажется, студентка?

- Иногда мне хочется тебя убить! Перестанешь ты передёргивать слова?

- Нет, - чистосердечно признался он.

Беатрис рассмеялась.

- Мальчишка! - сказала ласково.

- Ей мог бы помочь профессор Локк.

- Локк? - она посмотрела на него удивлённо. - Но твой Локк он же... он...

- Профессор.

- Понятно, но... У него другая специализация, - мягко произнесла она.

- Ну да, он работает с больными душами. Но разве у душевнобольных не бывает трудной беременности?

- Ох... - вздохнула она. - Как всё грустно...

- А мне — нет. Ведь у меня есть ты.

- Спасибо, милый. Мне очень приятно. А хозяин переселил Гленду в комнату Деллахи. Видимо, он, всё-таки, не так уж плох. Просто недостаточно хорош, наверное.

- Что это на него нашло, не знаю, - пожал плечами Ллойд.

- Да что бы ни нашло, главное, что Гленде от этого получше. И её ребёночку.

- Так значит, на самом деле нас здесь не восемь человек, а девять... вот как... - озадаченно произнёс он. - А у нас? У нас будет ребёнок?

- Что? - улыбнулась Беатрис.

- Я хочу дочку, - продолжал он. - Чтобы она была похожа на тебя.

- Мальчик мой... - Беатрис проглотила подкативший к горлу горький комок, поморгала глазами, чтобы не пустить в них слёзы. - Бедный мой мальчик...

- Да, я не богат. Но семью прокормить сумею.

- Я тебе всё больше и больше завидую, - покачала она головой.

- Зависть — плохое чувство, - кажется, не понял он.

- Да, я знаю. Это же шутка.

- Я тоже пошутил.

В дверь поскреблись.

- Беатрис, вы дома? - спросил с той стороны голос Гленды.

- Мы дома, - отозвался Ллойд прежде, чем Беатрис успела что-нибудь произнести. - Входите, Гленда.

- А-а, вот они где! - улыбнулась та, входя в тесный чулан и лукаво поглядывая на Беатрис, которая успела занять на скамье положение поприличней. - Воркуют, голубки.

- Вы не знаете, что будет на обед, Гленда? - спросила Беатрис, уводя девушку от щекотливой темы.

- Думаю, картошка, - пожала плечами та и добавила торжествующе: - С мясом! Я совершенно отчётливо слышала из кухни запахи мяса и картофеля.

- Всё же наш хозяин не такой уж плохой человек, - сказала Беатрис. - никто ведь не заставляет его заботиться о совершенно чужих людях из последних сил. Он мог бы просто прогнать нас, ведь мы для него обуза, лишние рты.

- Мы платим ему деньги, - возразил Ллойд.

- Деньги, - усмехнулась Беатрис. - Что они значат теперь!

- Деньги всегда что-нибудь да значат, - хмыкнул Ллойд.

- И они значат тем больше, чем их меньше, - добавила Гленда.

- Прекрасно сказано, Гленда! - зааплодировал Ллойд. - Браво!

- А порцию наш добрый хозяин всё-таки урезает, - пожала плечами девушка. - Настойчиво и чуть ли не каждый день.

- И тем не менее, - настаивала Беатрис.

- Деллахи проговорился, что у хозяина есть корова, - поведала Гленда.

- Деллахи проговорился?! - с нарочитым удивлением воскликнул Ллойд. - Да полноте, Гленда! Неужели Деллахи умеет разговаривать и способен проговориться? Кажется, за всё время он произнёс не больше десятка слов.

- Ну, Деллахи по-особому относится к Гленде, - лукаво улыбнулась Беатрис.

Гленда смутилась. Она, совсем как девочка-подросток, схватилась за платье, зачем-то оправляя его, завертелась на месте.

- Беатрис! - пристыдила она. - Он старый хромой заика!

- Но я же не сказала, что это вы к нему относитесь по-особому, - отозвалась Беатрис.

- Мне кажется, Деллахи должен очень любить детей, - задумчиво сказал Ллойд. - Люди такого типа обычно без ума от детей.

Гленда странно посмотрела на него. Беатрис многозначительно кашлянула.

Но её милый Ллойд не услышал двусмысленности, которую изрёк только что. Где-то на чёрной грифельной доске подсознания Беатрис нарисовалась гнусная рожа Гарри. Он многозначительно улыбался и подмигивал. Усилием воли Беатрис стёрла его ненужный портрет, сдула меловую пыль.

- Ну и чего вы тут расселись? - Пирс Маклахен бесцеремонно открыл дверь чулана и теперь, подбоченясь, стоял на пороге.

Беатрис даже подскочила, моментально побледнев от гнева.

- По какому праву?! - крикнула она. - Почему вы врываетесь в чужое жилище?! Я попрошу вас немедленно выйти!

Гленда тихо съёжилась в углу. Ллойд замер на скамье, не в силах оторвать взгляда от лица хозяина. Взор его стремительно подёргивался знакомой пеленой растерянного безумия.

- Чего-о?! - угрожающе пророкотал хозяин. - Попросишь? Да ты совсем забылась, чёртова кукла?! Это не твоё жилище! Это мой чулан! И ты здесь обжимаешься со своим придурком только до тех пор, пока я, по доброте душевной, разрешаю. А могу и выкинуть вас отсюда к чертям собачьим!

- Вы не могли бы не кричать? - несмело спросил Ллойд.

Хозяин перевёл на него гневный и насмешливый взгляд.

- А ты кто здесь такой? - произнёс он презрительно. - Какого чёрта ты здесь делаешь? Или это и твой чулан тоже?

- Нет, - поник Ллойд. - Нет, я... я зашёл к мисс Беатрис... Мы...

- Заткнись! - гаркнул Маклахен и, оглядев сцену, продолжал: - Я так и не понял, какого чёрта вы тут расселись? Вам больше заняться нечем, кроме как языки чесать?! У меня неважная память, но я точно помню, что у каждого из вас есть работёнка. Или вы думаете, что я буду кормить вас за здорово живёшь?

Он выждал несколько секунд, словно полагал, что кто-нибудь ответит на этот вопрос, и вдруг вытолкнул вперёд кукиш:

- А вот вам!

- Вообще-то, мы не обязаны работать на вас, мы вам не прислуга, - уже спокойней, произнесла Беатрис, пытаясь воззвать к хозяйскому разуму, человечности и логике наконец. - За постой мы платим, а...

- Что-о?! - взревел Маклахен, не дослушав. - Ты не обязана работать?! Так проваливай отсюда, я тебя не держу! Вместе со своими вонючими бумажками проваливай! Кому они нужны, эти бумажки! Я вас всех завтра сгоню к чертям собачьим! Платит она мне... Золотом! С завтрашнего дня будете платить золотом! По двадцать фунтов за место!.. Что? Что молчишь? Съела? Не подавись!

Гленда бросила на Беатрис укоризненный взгляд, покачала головой. Ллойд, краснея лицом, поднялся и сделал шаг к Маклахену.

- Я настоятельно прошу вас повежливей! - сказал он. - Вы разговариваете с дамами.

- Ой! - усмехнулся Маклахен и произнёс с издёвкой: - Это кто тут разговаривает?

- Послушайте, вы не...

- Ты что это, сморчок слабоумный?! - не слушал Маклахен. - Ты на кого голос поднимаешь, шут гороховый?! Первым вылетишь отсюда завтра же! Сегодня! Сейчас!

Лицо Ллойда страдальчески сморщилось. Вслед за ним почти готова была зарыдать Гленда. Беатрис ещё больше побледнела и не сводила с Маклахена ненавидящего взгляда прищуренных глаз.

- Не кричите на меня, пожалуйста, - внезапно севшим и ломким голосом почти прошептал Ллойд. - Я не могу, когда на меня кричат.

- Тогда прижми свой тощий зад, ты, вошь бесполезная! - заорал Маклахен. - Сядь и прижми зад, пока я тебя не зашиб! Хотя, нет, постой, какого это я чёрта... Ты же должен подметать дорожку. Тебе было велено подмести дорожку. Ты это сделал?

Ллойд неуверенно опустился обратно на скамью. Беатрис обняла его, не сводя глаз с Маклахена.

- Нет, - растерянно проговорил милый. - Я не... Я пошёл, а Беатрис... вот она... она сказала, что... А потом мы разговари...

- Ллойд! - со слезами в глазах перебила его Беатрис. - Ллойд, милый, не унижайся!

- Я просто... просто хочу объяснить господину Маклахену... - попытался выговорить Ллойд, но комок в горле не давал ему это сделать.

До чего довёл его этот мерзавец!

- Так какого чёрта?! - не переставал орать Маклахен. - Какого дьявола тогда ты сидишь тут и лопочешь никому не нужную чушь, слюнтяй?! Мне взять кочергу, чтобы ты побежал работать?

- Нет. Нет! - испуганно вскричал Ллойд, и Беатрис почувствовала как он дрожит, как что-то хрипит у него в груди, как ужас перед этим монстром затмевает его разум.

- Только посмейте хоть пальцем тронуть его! - она поднялась, закрывая собой своего несчастного возлюбленного, делая шаг к Маклахену, с ненавистью глядя в побелевшие от ярости глаза этого морального урода.

- Да ты что-о-о? - издевательски протянул хозяин. - И что тогда будет? - Он потянул носом воздух, принюхиваясь. - Почему от тебя опять воняет? Почему, я тебя спрашиваю?! Я же тебе ясно сказал, что не хочу в своём отеле задыхаться от вони твоего дерьмового одеколона! - И, повернувшись к Гленде: - А ты, немочь бледная, ты что здесь делаешь, а? Где ты должна быть, глиста в обмотках?

- Хам! - вскричала Гленда, краснея от негодования. На глазах её выступили слёзы.

- Пшла! Пшла драить пол! - не унимался Маклахен. - И чтобы блестело всё! Через полчаса я проверю.

Девушка выскочила из чулана, яростно хлопнув дверью.

- Ну, а вам что, повторять нужно? - повернулся хозяин к Беатрис. - Бездельники! Лентяи чёртовы! Вы что, думаете, вы здесь на отдыхе? Чёрта с два! Мне не нужны прожорливые дармоеды вроде вас, я никого не собираюсь кормить за так. Проваливайте на большую землю, под китайские бомбы! Чего вы сюда явились? Пировать во время чумы?! Чёрта с два у вас это выйдет!

Любимый прижался к Беатрис, пряча лицо у неё на груди.

- Почему он кричит? - простонал несчастный. - Что ему надо от нас? Беатрис, скажи ему, чтобы он не кричал.

- Забирай своего сморчка и проваливайте отсюда оба! - напирал хозяин.

- Ку... куда же мы пойдём? - испугалась Беатрис. Мысль оказаться на пустом причале, перед лицом полной неопределённости, была ужасна.

- Рабо-отать! - взревел Маклахен. - Работать, чёртова кукла! Хоть последние свои дни проживите по-людски, а не как прожорливые вши!

И он вышел, так яростно хлопнув дверью, что казалось, большой двухэтажный дом не выдержит этого удара и сложится как карточный домик.

 

13. День седьмой. Пирс Маклахен

Лишь работа может сделать из глиста человека. Если сидеть, сложа руки и только рот разевать под жратву, то рано или поздно глотать станет нечего. А эти слизни городские сроду не знали, как даётся та булка, на которую они масло мажут. Вот и потрудитесь в поте лица своего, как господь бог завещал. Заработайте хлеб насущный. Хоть под конец вашей пустой жизни станьте людьми, а не бесполезными насекомыми.

Остановившись у своего любимого окна в коридоре, он дождался пока эти двое выйдут из чулана и отправятся работать. Попробовали бы они ослушаться! Не в том настроении был сейчас Пирс Маклахен, чтобы спускать этим блохам.

Усмехнулся, глядя, как вцепился этот придурок в руку девки и волочится за ней, будто телёнок за маткой.

А как она смотрела, девка! С какой ненавистью! Молодец. Но дура. Дура. Нашла же себе этого пришибленного сморчка... «Беатрис, скажи ему!» Х-х-ха! Курица безмозглая, как все бабы. Он уж думал, что есть в ней что-то, какой-то стержень. Ан нет — баба она и есть баба. Дура.

А этот чёртов хромой... Смотри, как он носится с этой дурочкой, как её... с этой немочью бледной. Вот же чёртова жизнь чего вытворяет! Он же таких барышень пятнадцать штук на тот свет переправил, и это ещё только тех, что посчитаны. А теперь: Маклахен, ей молоко нужно... Маклахен, ей нужно мясо... Мясо... А где его взять-то? Всё, всё подъедено... Осталась только Моуи. Но Моуи я вам не отдам — вот вам, выкусите! Чтобы мою любимую коровку сожрали эти... эти глисты?! Нет, моя хорошая, нет, звёздочка моя. Не отдам! Ты у меня одна единственная отрада. Я ж тебя, тёлочку, молоком отпаивал, я ж тебя выхаживал, я ж ночей не спал — с тобой рядом сидел, пока ты не оклемалась. И чтобы эти вши твою кровушку... Вот вам!

Пирс Маклахен вытянул кукиш в спину Ллойду, который, как раз скрывался в гостиной вслед за Беатрис.

Ещё и эта тварь... - вспомнил он о Джайе. - Черномазая нечисть... Проклят... Проклят...

Он не был виноват. Джип занесло на мокром асфальте. А эти черномазые как раз шли по обочине вслед за телегой. Цыганка и пацан её, лет пяти-шести.

Когда машина вдруг перестала слушаться, Маклахен не испугался, не запаниковал. У него было два пути: на встречную, под удар приближающегося молоковоза, или на боковую, сквозь эту чёртову семейку. Меган была на сносях. Разумеется, он выбрал второй путь.

Та цыганка завизжала, когда скрипя тормозами джип вдруг заюзил и рванулся в их сторону. Ты думаешь, она кинулась под колёса, чтобы выдернуть из-под накатывающей махины своего последыша? Да куда там!.. Отпрыгнула, повалились в пыльную траву, скатилась с насыпи, мелькая многочисленными цветастыми юбками. Джип накрыл мальчишку, ударил повозку так, что её завернуло и повалило вместе с запряжённой в оглобли лошадью. Старик-цыган, сидящий в телеге, так ничего и не понял — шмякнулся на асфальт да так и остался лежать.

Машина слетела с насыпи, прошкрябала боком — чудо, что не перевернулась. Меган здорово ударилась головой о лобовое, потеряла сознание. Маклахен думал, всё, конец жене... Вы думаете, легко ему тогда было, цыганва проклятая? Или вы думаете, Пирс Маклахен каждый день сбивает вас, черномазых, в своё удовольствие?

Да Меган после того месяц валялась в больнице. И ребёнка скинула. Потому что эта тварь... Как она принялась визжать, когда взобралась обратно на дорогу и увидела своего раздавленного детёныша. Долго орала и билась головой о землю, волосы на себе рвала. Маклахен, сидя над Меган, которую вытащил из машины и положил рядом, на траву, всё думал тогда: «Чего орёт-то, чего орёт... Добро бы один он у неё был, пацан, а то ведь дома-то, в шалаше, целый выводок, поди, штук не меньше семи-восьми... Лучше бы по мужику так убивалась...»

Мужчина оказался её отцом, это уже потом Маклахен узнал. Когда цыгана выбросило из телеги, он врезался в асфальт затылком. А потом ещё телега навернулась сверху, аккурат колесом.

Но Пирс Маклахен был ни чём не виноват. Какого чёрта эти дьяволовы дети делали на обочине? Нельзя им было там находиться!

Цыганка, немного придя в себя, замерла над трупом мальчишки и только сидела качалась взад-вперёд, как китайский болванчик. Маклахен не зверь: оставил жену, которая только-только начала приходить в себя, подошёл к черномазой. Хотел по-человечески чтобы всё, сочувствие выразить. А она...

Сначала она по цыгански чего-то бормотала. А в глазах — пустота.

Потом глянула в лицо Маклахену, и понесло её!

- Будь проклят ты! - кричала она. - Будь проклят ты в родителях своих, и в детях — да не родятся они у тебя больше никогда! Будь проклят ты, убийца! Не человек ты и не будешь человеком! Да чтобы отвернулись от тебя все! Да чтобы ненависть сожрала твоё сердце! Да чтобы печень твоя сгнила от злобы! Будь ты проклят небом и землей, чтобы никто никогда тебя не любил! Да чтобы ни один человек не сказал тебе доброго слова, никто бы тебя не любил, а только плевали на тебя! Да будь ты проклят трижды и четырежды, чтобы не понесла тебя земля, и небо не приняло! Будь ты проклят, пусть смерть твоя будет чёрной, а жизнь ещё чернее смерти! Да сдохни ты, не увидев ни своих детей, ни солнца, ни света! Вижу, вижу... Как огонь погаснет, так и сдохнешь! Слава богу!

Она ещё много чего орала — совсем, видать, ополоумела, – но Маклахен слушать не стал. Не хочешь по-доброму, ну и пошла ты!.. Он плюнул ей под ноги и вернулся к жене.

Та всё слышала, принялась уговаривать мужа, чтобы шёл, вымолил прощение, упросил цыганку отозвать проклятье. Ага, сейчас... Чтобы Пирс Маклахен кланялся какой-то чернозадой!

На третий день Меган сбросила дитё. А через год второй помер, едва родившись.

Маклахен тогда стал искать ту цыганку. Не затем, конечно, чтобы молить её о прощении, нет. Хотел убить её. Если цыганку убить, то и проклятье действовать перестанет. Но не нашёл...

Пирс Маклахен хотел бросить взгляд на скомерский маяк. Но за окном стояла такая тьма, будто наступил поздний вечер. Маяка не было видно за плотной стеной сумерек и чего-то ещё, что густо сыпалось с неба.

Что за чёрт?!

Но не погас маяк, нет! Горит он, должен гореть!

За спиной вдруг распахнулась, ударила о стену дверь из гостиной.

- Ох, боже мой, что творится-то! - услышал он голос жены. - Ох, господи, матерь божья!

Пирс Маклахен степенно, не торопясь, повернулся. Никакая бабская блажь, никакой страх и никакие вопли не заставят его засуетиться или испугаться.

- Что? - спросил он с презрительной усмешкой. - Что у тебя стряслось опять? Чего ты раскудахталась, бестолковая?

- На улице-то что делается! - вскричала Меган. - Страсть господня!

Пирс Малкахен бросил ещё один взгляд в окно.

- Ну, и что же там делается?

- Серо всё, - затараторила жена. - Всё серо и дышать нечем. Как, скажи, небеса сгорели и падают теперь прахом!

Она тяжело, утробно и с надрывом закашлялась в руку. Оторвав руку ото рта, удивлённо и испуганно посмотрела на ладонь, будто жабу выкашляла.

- Матерь божья! - поперхнулась она страхом. - Ох, страсть господня... Что же будет-то?.. На дворе ни зги не видно. А страшно-то как: ни ветерка нет, и только пепел падает, как снег, крупный такой, - она снова закашлялась. - Ох, господи, твоя власть!

- Ладно не кудахтай, - Маклахен направился к гостиной — выйти на улицу, посмотреть, что так напугало эту дуру. Бросил, проходя мимо жены: - Иди работай.

- Да куда же идти-то, господин Маклахен! Там же, говорю, дышать нечем.

- А ты — не дыша, - усмехнулся Маклахен, небрежно хлопнул жену по сутулой спине.

- Шутишь, муженёк, - оживилась та, угодливо подсмеиваясь, вторя нежданной ласке.

- Ну, ты-ы! - осадил он, стреляя в неё взглядом. - Знай место!

- Ох, простите, господин Маклахен, что ж это я! - осеклась жена.

- Конец, - проворчал Пирс Маклахен, берясь за ручку двери. - Конец этому свету грядёт. Скоро все сдохнем.

- Да скорей бы уж, - пробормотала сзади Меган. - Уж что-то и надоело. Устала я, не сказать как.

 

14. День седьмой. Ллойд

У кошек нет модели взаимоотношений с машинами. С человеком, который сидит в машине — есть, а с самой машиной — нет. У собаки, впрочем, тоже. Никакой инстинкт не обусловливает поведение собаки или кошки, когда она вышла на дорогу и видит автомобиль. Потому что машины придуманы недавно и никогда раньше не пересекали собаче-кошачью эволюционную тропу. Именно поэтому под колёсами автомобилей ежегодно гибнет огромное количество этих животных. И тем не менее, их гибнет меньше, чем людей, у которых имеется модель поведения при встрече с машиной. Ллойд специально интересовался в своё время статистическими данными на этот счёт. Так вот, неразумных животных гибнет меньше, чем разумных людей.

Он думал об этом, понуро следуя за Беатрис, вцепившись в её тёплую руку, обоняя исходящий от неё женственный запах.

Этот ужасный Маклахен представлялся Ллойду машиной — тяжёлым внедорожником, надвигающимся на него — испуганного кота, который не знает, что ему делать и как себя вести. Он мечется по дороге, припадая к раскалённому солнцем асфальту, и чувствует только неправильность всего происходящего и странную потерянность и страх.

Если бы не Беатрис, он бы, наверное, сошёл с ума, когда хозяин начал кричать на него. Впрочем, если бы не Беатрис, Ллойд не сидел бы в чулане за пустой беседой, а подметал дорожку. Это она перехватила его в коридоре и увела к себе.

Любовь хороша, да. Она сладка — все эти поцелуи, объятия, слова, от которых в душе пощипывает и что-то трепыхается. Если бы ещё любовь не требовала так много от мужчин! Если бы она не была коридором, с таким количеством дверей, каждая из которых может привести тебя в такие дебри!..

Женщинам хорошо, им не нужно ничего делать, ни к чему не нужно стремиться, не нужно завоёвывать, а потом защищать — сиди только и подавай руку для поцелуев.

Беатрис стала его первой настоящей любовью. И к счастью, дверей в этом коридоре оказалось не так уж много. Главное, когда открываешь, не забыть, с какой стороны ты пришёл. Но Беатрис — молодец, она всегда готова напомнить, помочь и поддержать. Он должен быть благодарен ей за всё. И конечно, постарается не дать её в обиду.

Сегодня он почти готов был ударить этого Маклахена, и если бы тот не начал кричать... Ллойд не может, когда на него кричат. Что-то в его мозгу щёлкает, едва только уши уловят повышенную громкость и сердитые интонации собеседника. Что-то щёлкает, заставляя его чувствовать себя котом на дороге, перед стремительно надвигающимся огромным внедорожником.

Может быть, оно и к лучшему... Если бы он не сдержался и ударил хозяина... Маклахен крупный человек, у него очень сильные руки-крюки с цепкими пальцами. Его даже по лицу видно: этот человек может и убить, не задумываясь. Ну почему, почему им так не повезло?! Почему бы им не оказаться в другом месте, где нет Маклахена?

Беатрис вся пылала, он физически ощущал стелющийся за ней шлейф гнева — это была горячая наэлектризованная волна, которая искрила и готова была испепелить каждого, кто неосмотрительно окажется слишком близко. Ллойду даже стало страшновато. А может быть, Беатрис сердится и на него тоже? Ведь он вёл себя не как настоящий мужчина, он спасовал перед Маклахеном, показал свою слабость...

Нет, в следующий раз он постарается не быть размазнёй. Нужно только отвлечься от того, что говорит хозяин, не слушать его крика, который подавляет, уничтожает, размазывает тебя по полу.

Вслед за Беатрис он вышел на крыльцо.

Здесь было темным-темно, как перед штормом. Со стороны материка надвигалась тяжёлая чёрная туча, которая не сулила ничего хорошего.

- Постой здесь, милый, я принесу инструмент, - сказала Беатрис, направляясь к сараю, в котором хранились у Маклахена лопаты, мётлы, грабли и прочие вещи — такие мирные, такие добрые, приносящие уму и сердцу щемящие воспоминания о детстве, в котором пахло сжигаемой листвой, маминым передником и папиным нюхательным табаком.

Она вернулась через минуту с двумя мётлами.

- Помогу тебе немножко, - сказала, тяжело дыша. - Ты начнёшь от крыльца, а я пойду на ту сторону, хорошо?

Милая, милая Беатрис! Какая ты умница, какая ты добрая!

- Фух, - вздохнула она. - Наверное, я перенервничала с этим... с этим подлецом. Прошла всего ничего, а уж прям задыхаюсь.

- Будет гроза, - кивнул он на тучу. - Поэтому так душно, милая.

Она улыбнулась, кивнула, пошла. И вдруг остановилась.

- Что это? - произнесла она, повернувшись, глядя в сторону материка.

Ллойд посмотрел туда же. Никакого материка на горизонте видно не было. Вообще ничего в той стороне не было. Даже моря. Нет, сколько-то моря было, а потом из него вырастала сплошная серая стена, закрывавшая остатки мира от взгляда.

- Стена, - озвучил он своё впечатление.

- Но там не может быть никакой стены!

- Я знаю. А тебе не кажется, что она приближается?

- Да, - ответила Беатрис, присмотревшись. - Да, очевидно. Надеюсь... это не опасно.

- Может быть, это газовая атака? - предположил он.

- Откуда? - пожала она плечами.

- Но китайцы же говорили, что будут использовать химическое оружие против Швеции.

- Норвегии, - поправила Беатрис. - Вряд ли. Химическое оружие запрещено.

Ллойд тоже пожал плечами. На использование ядерного оружия тоже был наложен мораторий. И что с того? Для того и выдумываются всякие законы, чтобы потом их нарушать.

Стена приближалась и довольно быстро. Теперь это было видно явственно.

- Господи, пресвятая богородица! - услышали они возглас со стороны огорода, который располагался левее, вдоль стены гостиницы. Там копошилась на грядках Меган Маклахен.

Поглядев на неё, Ллойд сразу вспомнил о Пирсе Маклахене. Он торопливо спустился с крыльца и принялся махать метлой, выметая песок и пыль с кирпичной дорожки. Беатрис посмотрела на хозяйку, на него, но не взялась за работу, а снова повернулась к приближающеёся чёрной стене.

- Ллойд! - позвала она через пару минут. - Ллойд, посмотри же!

Он поднял глаза от дорожки.

Стена перестала быть стеной. Теперь это была огромная туча, которая застила весь белый свет, от моря до неба, от горизонта до горизонта. Туча наплывала на них. Теперь стало ясно видно, что с неба что-то падает. Снег. Только почему-то снег был не белый, а серый. Да и неоткуда взяться снегу на пороге июля месяца.

- Пепел, - догадался он. - Это пепел.

- Пепел... - прошептала Беатрис. - О, господи, я боюсь.

- Не бойся, я рядом, - сказал он.

А пепел уже падал и ложился на их волосы, плечи, на кирпичную дорожку. Это были пока ещё редкие крупные и не лёгкие, в отличие от снега, хлопья. Падая, они тут же рассыпались. От земли поднималась вверх почти незаметная серая пелена мельчайшей пыли.

Небеса были непрозрачны и тяжелы, как ртуть. Они нависали низко-низко, давили на плечи и не давали дышать. Вместе с тем, зрелище этих медленно падающих, больших и серых хлопьев, этой густой дымки, было хмуро-величественным и по-своему красивым, несмотря на весь ужас происходящего.

- Надо идти в дом, - сказала Беатрис, зажимая рот и нос ладошкой.

- Да, - кивнул он. - Ты иди, пожалуй, а я хочу посмотреть на эту красоту.

- Пойдём, прошу тебя! - она метнулась обратно к крыльцу. - Ллойд!

- Да-да, сейчас, я сейчас. Иди, милая, иди.

- Я не пойду без тебя. Я умру вместе с тобой, раз уже тебе так хочется.

- Мне этого совсем не хочется.

Вокруг уже ничего не было видно. Воздух напитался пылью до такой степени, что вдохнуть стало почти невозможно.

Мимо, тяжело дыша и кашляя, просеменила Меган Маклахен.

- В дом! - крикнула она Ллойду и тут же закашлялась, сложилась в три погибели.

Беатрис тоже подкашливала. У Ллойда и у самого всё внутри щекотало, першило и драло. Не выдержав, он бросил метлу, повернулся и взбежал на крыльцо. Вслед за Беатрис вошёл в гостиную и сразу, как и она, согнулся в мучительном приступе кашля — влажный воздух комнаты раздирал иссушённые колючим пеплом бронхи.

У человека нет модели взаимоотношений с ядерной бомбой, - думал он потом, стряхивая и выколачивая из пиджака пыль и пепел. - У кота — с машиной, у человека — с ядерной бомбой. Человек смутно чувствует исходящую от бомбы опасность, он даже знает о ней и знает даже теорию правильного поведения после того, как умудрился уцелеть в атомной бомбардировке. И при этом, однако, он совершенный кот на дороге, перед надвигающимся на него автомобилем — так же беспомощен, растерян и нежизнеспособен.

- Кошмар! - воскликнула Беатрис, откашлявшись.

- Но как это красиво! - восторженно произнёс Ллойд. - Какая величественная была картина. И страшная одновременно.

- Ужасная картина! Это смерть.

- Смерть тоже может быть прекрасной, - пожал плечами он.

Нет, на самом деле Ллойд конечно так не думал. Но ему нравилось выглядеть мудрым, много повидавшим и слегка циничным.

Из коридора появилась бледная Меган. Она суетливо просеменила обратно к двери на улицу. За ней явился Пирс Маклахен. У Ллойда в животе образовалась щипучая пустота, к горлу подкатила тошнота.

- А вы что, уже всё сделали? - вопросил хозяин.

- Там невозможно находиться, - ответила Беатрис, не глядя в это каменное ненавистное лицо. - С неба падает пепел. Столько пепла, что нечем дышать и ничего не видно.

Меган Маклахен выжидательно замерла у двери. Она надеялась, наверное, что Ллойд и Беатрис убедят сейчас хозяина, что ей не стоит выходить на улицу.

- И что? - нахмурил брови Пирс Маклахен. - Наверное, думаете, что теперь будете сидеть на диване и обжиматься? Чёрта с два! Работёнка для вас найдётся, не думайте. - И, повернувшись к Меган: - Ну, чего присохла к двери, чёртова дура? Пшла на кухню!

Меган облегчённо вздохнула и поторопилась исчезнуть в коридоре, пока её царь и бог не передумал не посылать её в эту адскую пелену, на верную смерть.

В дверях с ней едва не столкнулся возбуждённый Липси. В лице его не читалось страха, но лишь радостное удивление.

- Вы видели?! - вскричал он, показывая на окно. - Вы видели, что творится на улице?! Какая красота!

- Да уж, красота... - отозвалась Беатрис. - Попробовали бы вы дышать этой красотой.

- Особенно над морем красиво, - поддержал Липси Ллойд. - Сначала водная гладь, гладь, а потом — стена. И падающие на море небеса. Почему я не поэт!

- Ай, что делается! - вслед за Липси в гостиную ступила Джайя. За её спиной показалось любопытное лицо Меган. - Пепел гнева божьего падает на нас с неба. Ай мэ!

Ллойд заметил, с какой неприязнью и даже ненавистью взглянул на цыганку Пирс Маклахен.

- Только попробуй каркать здесь! - прорычал хозяин. И кивнул на Ллойда и Беатрис: - Этим много не надо, чтобы с ума сойти. Тем паче один-то уже сошёл, дальше некуда.

Беатрис поджала губы, взяла Ллойда под руку, поглядывая на хозяина с нескрываемым отвращением.

- А и правда, давайте не будем сгущать краски! - жизнерадостно воскликнул Липси.

- Какие уж там краски, - возразила Беатрис. - Всё серо.

- Ох! - вздохнула Меган, которая тихонько прокралась обратно в гостиную вслед за Джайей и присела на краешек стула у дальней стены. - Ох!.. Умру я скоро... Что-то плохо мне совсем.

- Я вот тебе умру! - прикрикнул на неё Пирс Маклахен.

- Мы все умрём, - подтвердил Ллойд.

- Но ты сдохнешь первым, сморчок, - оскалился на него хозяин, - если будешь молотить языком почём зря.

- Сердце дрожит, - простонала Меган. - Вот-вот оторвётся.

- Ну ты! - Пирс Маклахен погрозил ей пальцем. - Ты мне это брось! Я тебе где сказал быть? Тебе ещё ужин готовить этим.

Он обвёл презрительным взглядом собравшихся.

- Я приготовлю, - вызвалась Джайя. - А ты, Меган, пойди приляг, моя золотая, полежи.

- И не надейся! - прищурился Маклахен. - Никто тебя к кухне не допустит. Ты ведь хочешь подсыпать чего-нибудь в еду, признайся. Отравить меня хочешь? Только ничего у тебя не выйдет, черномазая! - И он повернулся к Меган: - Эй, а ну хватит придуриваться, чёртова баба!

Ллойд заметил, как Джайя, пока Маклахен не видит, осенила его крестным знамением, нашёптывая что-то себе под нос.

Ллойд тоже относился к цыганам с недоверием. Он не особо любил это шумное племя, с которым сталкивался несколько раз на рынках да на просёлочных дорогах. Они были громкоголосы, неприятно приставучи и нахальны. Они были слишком уверены в себе. Ллойд, для которого отказать в просьбе человеку, даже совершенно незнакомому, было непосильной задачей, с глупой улыбкой на лице раздавал им последние деньги, бормоча только: «У меня совсем не много денег... Позвольте, но вы же оставите меня без гроша... Не лезь в кошелёк, мальчик, пожалуйста!.. Ну вот, осталась только мелочь...» и беспомощно разводил руками.

Кроме того, Ллойд охотно верил во все басни, которые рассказывались об этом народе. Он нисколько не сомневался в природной преступности их натур, врождённой тяге к обману, воровству и непринуждённому убийству. Поэтому, когда хозяин намекнул на скрытые цели Джайи, Ллойд, который питал к старой цыганке смутную неприязнь, нисколько не сомневался в обоснованности хозяйских подозрений.

- Ужин могу приготовить я, - улыбаясь, произнёс между тем Липси. - Было дело как-то, целый месяц готовил себе сам, когда жена уезжала к матушке. И весьма неплохо ел, доложу я вам. Это, правда, было давно, но... Особенно здорово, знаете ли, получались у меня сосиски в омлете и тосты с...

- Заткнись! - небрежно оборвал его Пирс Маклахен.

Липси неопределённо посмотрел на него; беглая улыбка медленно сползла с его губ.

- Я просто... - начал было он, но Маклахен не дал ему договорить.

- А я сказал, заткнись!

Наступило мрачное молчание, которое давило на плечи Ллойда ничуть не меньше, чем давеча это чёрное, опалённое, иссохшее небо, которое так медленно осыпалось на землю. Вон, на воротничке блузки у Беатрис осталась не сбита эта серая пушистая «снежинка».

В полной тишине Меган поднялась со скрипучего стула и, держась за сердце, скрылась за дверью.

- Ах, чёрт! - выругался вдруг Пирс Маклахен и метнулся к выходу на улицу. - Моуи! Вот же я пень старый! - пробормотал он на ходу.

- Куда же вы?! - воскликнула Беатрис, когда он взялся за ручку двери. - Туда нельзя!

- Тебя не спрашивают, - огрызнулся хозяин.

- А ведь правда, мистер Маклахен... - оживился Липси.

- Отвали! - бросил ему тот.

Когда хозяин вышел на крыльцо, в открытую дверь было видно, что белый свет совсем исчез за падающими с неба хлопьями.

- Пойду-ка я к Меган, - сказала Джайя. - Может, помогу чем.

- Весь урожай погибнет под этим пеплом, - с горечью произнесла Беатрис, когда Джайя вышла.

- Ну-у, - махнул рукой неунывающий Липси, - думаю, хозяин не позволит этому случиться. Собрать теплицу — дело пяти минут.

- А солнце? - возразила Беатрис. - Солнце он тоже соберёт?

Липси пожал плечами, улыбнулся.

- Будет вам нагонять тоску, Беатрис, - сказал он. - Всё пройдёт, всё кончится. Повоюют, навоюются вдосталь, и всё вернётся на круги своя. Правило номер семьдесят восемь гласит: всё плохое рано или поздно кончается, и...

- И начинается худшее, - рассмеялся Ллойд своей шутке.

Липси бросил на него критический взгляд, покачал головой.

- Всё плохое рано или поздно кончается, - повторил он, - и тогда каждый получает по мере своей веры в лучшее.

- Длинно, - не оценил Ллойд. - И не аксиоматично.

- Мудро, - не согласилась Беатрис.

- Детский лепет, - настаивал Ллойд.

- А ты, значит, - она ущипнула его за руку, - можешь быть не только ребёнком, но и циником?

Что-то в её тоне, какое-то нетерпение больно кольнуло Ллойда в сердце. Он почувствовал тревогу. Нет, это был не джип, который неожиданно вырулил из-за поворота и сигналит — нет, это был всего лишь звонок велосипеда. Но...

- Мы ссоримся? - неуверенно спросил он.

- Да нет конечно, глупый! - улыбнулась Беатрис.

- Ну и чудно, - кивнул Липси. - Каждому воздастся по вере его. Надеюсь, с этим-то наш господин Кэрролл, - он подмигнул Ллойду, - спорить не станет.

- Эту же пословицу любил приговаривать мой отец, - вспомнил Ллойд. - Когда сёк меня розгами.

- А? - поднял брови Липси. - Э-эм-м... Простите, Ллойд, если чем-то...

- Пустяки, - улыбнулся он.

Улыбка наверняка вышла вымученной. Теперь Липси станет думать, что обидел его. И станет хуже относиться к Ллойду, как часто поступают люди с теми, перед кем чувствуют себя виноватыми.

- Бедный мальчик! - Беатрис погладила его по волосам.

У неё волшебные руки, у милой Беатрис. Правда, правда. Одним прикосновением она способна вернуть ему душевное равновесие. Странное чувство любовь. Странное, необыкновенное и...

- Да, я не богат, - произнёс он. И, почувствовав зов жареного картофеля из-за двери: - Кажется, из кухни запахло обедом.

- О! - обрадовался Липси. - Надо пойти глянуть, что там у нас. Пока хозяин не вернулся.

- Ллойд, - Беатрис неуверенно коснулась его руки, когда Липси скрылся за дверью. - Ллойд, поцелуй меня, мой хороший.

Глаза её приблизились, заглянули в душу. Ллойд не мог бы объяснить себе значение её взгляда. Было в нём что-то... что-то тоскливое. И одновременно будто искорки плескались, посверкивали где-то в глубине.

- Тебе грустно? - спросил он.

- Почему ты так решил?

- Ну-у, женщина обычно просит поцеловать её, когда ей грустно.

Она рассмеялась, показав белые красивые зубки.

- Не только, мой хороший. - И, как бы шутя, но грудным каким-то и подрагивающим голосом: - Ты будешь целовать или нет?

Он коснулся её губ, осторожно впитал их мягкую нежность.

- Ещё! - требовательно произнесла она, когда он вернулся из быстрого поцелуя. - Только... Только — как мужчина целует свою женщину. Властно. Жадно. Можешь так?

- Н-не... Не знаю, - выдавил он, поёжившись. - Попробую.

 

15. День двенадцатый. Шон Деллахи

От привычки убивать избавиться не так-то просто. И даже когда ты уже не убиваешь, потому что лишён такой возможности или избавлен от такой необходимости, остаётся привычное мышление и отношение к жизни человеческой, как к чему-то необязательному и незаметному. От него уже не избавишься — от мышления. Мозги твои повёрнуты, тормоза не работают, нервы ни к чёрту. Жизнь, к которой ты несколько лет относился наплевательски, улучив момент, поняв, что ты больше не опасен, начинает мстить тебе.

Он не знал, так ли это на самом деле и так ли это происходит с другими. Или жизнь мстила только ему — далеко не самому виноватому из всех.

Много лет назад, выйдя из госпиталя, постукивая протезом по горячему асфальту, сержант Шон Деллахи смотрел на безоблачное и бескрайнее небо, на беззаботных девушек (которые, - он понимал это, - отныне не для него, кроме, разве что, проституток), на деловитых голубей и пахучие клёны, и думал о том, что его жизнь не кончилась, в отличие от многих других жизней. Его жизнь продолжается, как бы там ни было, и у него есть возможность получить от неё по счетам всё, что она ему задолжала.

Жизнь, как оказалось, располагала иначе. «Я ничего тебе не должна, Шон Деллахи! - сказала она. - А вот на тебе, друг ситный, — точно должок».

И пошла собирать долги! - успевай только квитанции подшивать. Сначала отец от невесть откуда взявшейся чахотки, через год мать с пневмонией, следом брат от шальной бандитской пули, ещё через год сестра отошла при родах. Поставил он, было, на любовь — хорошую сумму поставил, – а когда рулетка, покрутившись, встала, оказалось, что снова выпала смерть. И женщина, которая вот-вот вытянула бы его за волосы из бездны ненависти и пьяного угара, в которую он скатывался, не справилась с управлением на шоссе номер девятнадцать.

Что было дальше, он потом не мог вспомнить, как ни напрягал память. Он просто впал в кому, утонул, потерял сознание, исчез в параллельном мире. И пришёл в себя внезапно, вдруг, семнадцать лет спустя, как будто вынырнул из того пьяного омута, в который провалился — очнулся почти стариком, в жизни которого была только война, а потом не было ничего.

Казалось бы, ещё не всё потеряно, ещё есть небольшой запас — лет десять, а если повезёт, так и все двадцать. Но жизнь ещё не остыла, она не находила, что Шон Деллахи заплатил сполна и больше ничего ей не должен. И чтобы добить его окончательно, наверняка, она начала большую войну. Она готова была сдохнуть сама рядом с ним, но только бы лишить его своего присутствия...

Он потряс головой, потянулся, включил стоящее на столе радио.

«Наше музыкальное ревю продолжится через несколько минут, - известил диктор голосом уставшего от собственной жизнерадостности идиота, - а сейчас – время новостей на радио «Дредноут».

Напоминаю, что сегодня двадцать пятое июня, сто тридцать девятый день «Большого Бума», пять дней до истечения срока ультиматума. Восемнадцать часов местное время, и с вами как всегда я, Кевин Джонс, с известием о том, что в «Даланхолле» началась распродажа элитных вин. Обязательно сходите, ребята: бутылочка доброго винца на столе со свечами – это то, что понравится любой девушке.

Главные новости на текущий час.

Сегодня, на аукционе в Суонси был продан комплект нижнего белья знаменитой Шайни Мур. Ребята, почему никто из вас не позвонил мне в студию и не сказал? Вы же знаете, как я люблю Шайни Мур и её нижнее бельё! Так вот, комплект ушёл за... ого!... за тридцать две тысячи фунтов... Кхм-кхм... Возникает вопрос, ребята: а так ли уж сильно я люблю старушку Мур...

На рынке в Ньюпорте достигнут очередной максимум цен на кукурузу и картофель: двадцать фунтов за фунт. Не за фунт стерлингов, ребята, - ха-ха! - а за фунт овоща.

Ну и печальные новости, куда ж без печальных новостей. Наши сыграли вничью с «Энджелз оф Пауэр» - один–один. Это раз.

Два: к нам не приедет Клео Назаракис, ребята. Поп-дива отменила своё турне по западной Европе в связи с похолоданием и выпадением радиоактивных осадков.

Та-ак, что там у нас ещё... Ага... В связи с атомной бомбардировкой Испании отменены все авиарейсы в страну дона Кихота и Сервантеса... Ты не знаешь, кто эти парни? Я тоже ни в зуб ногой. Но если «дон», то ведь наверняка это парень из мафии...»

Радио заглохло. Это Маклахен, шаги которого Шон не услышал. Да, слух у него тоже был не ахти после той контузии, и всё ухудшался, как ни не хотелось признаться себе в этом.

Пирс Маклахен постоял над радио, постукивая по нему кулаком. Потом повернулся, тяжело уставился на Деллахи. Смотрел несколько минут, не отрывая остекленевшего пустого взгляда. Пьяный, что ли? Хотя, вряд ли этот человек хотя бы раз в жизни допивался до такой степени, на которую тянул сейчас его вид.

- Рыба, - наконец разлепил рот хозяин.

- Рыба? - Деллахи поднял на него глаза.

- Полно рыбы, - качнул головой Маклахен. - Под ней не видно воды. Её так много, что кажется, будто вся рыба в море передохла.

- Это очень п-пэ-элохо, - сказал Деллахи.

- Куда уж хуже-то! Сначала я думал, что это слой пепла такой толстый. А когда спустился к воде... И туман стоит такой густой и такой вонючий, что я сблевал раз десять.

- Х-химическое оружие. П-позавчера они т-травили Н-н-нэ-э-норвегию. К морю л-лэ-э-лучше не х-ходить.

- Что ж они делают-то, твари!

- Б-бе-е-рут место п-под солнцем, - пожал плечами Шон. И усмехнулся: - А с-солнца-то и нет.

- И места нет, - кивнул Маклахен.

- Они уже п-поняли. И рады бы остановить л-лэ-э-локомотив, да п-поздно.

Он спокойно и изучающе посмотрел хозяину в лицо. Нет необходимости говорить о том, что Маклахена он не боялся. Совсем. В отличие от всех остальных. Маклахен был ему безразличен и отчасти мерзок, но особого отвращения он не испытывал. Каждый человек имеет право быть таким, каким ему больше нравится. Таким, каким он умеет быть. Если он сильно мешает жить другим, его можно убить. Если не мешает, на него можно просто забить и оставить его наедине с собственной мерзостью.

В чём-то Маклахен даже заслуживал определённого уважения: например, он несомненно силён, он уверен в том, что живёт правильно, он знает, чего хочет, он не трус, не нытик и никогда не пойдёт на попятный. И наверняка он умеет получить то, что хочет. В чём-то он превосходит его, Деллахи, где-то он сильнее его, так что повода смотреть на него свысока и морщиться при его появлении, упиваясь собственной правильностью, у Шона не было.

- Жрать уже почти нечего, - сказал Маклахен. - А теперь и рыбы нет. Надо плыть на большую землю. А как? На море дышать нечем. Да и не пробиться через эту рыбную шапку.

- У нас ещё к-кэ-э-корова есть.

- У вас? - вспыхнул хозяин. - Ну так и жрите свою корову. А у меня жрать не просите.

- Д-дэ-э-вести.

Пирс Маклахен рассмеялся. Зло, презрительно.

- Засунь их себе знаешь куда, свои бумажки, - сказал он.

- П-пэ-э-пятьсот.

- Да пошёл ты.

- Я н-не знаю, сколько с-сэ-э-стоит корова. Т-тысяча?

Маклахен махнул рукой, пошёл к двери в коридор. Взявшись за ручку, остановился.

- Вот что... - сказал он. - Собирай-ка ты всю вашу компанию и проваливайте-ка вы ко всем чертям. Я вас не прокормлю.

- К-кэ-э-куда? - спокойно спросил Деллахи.

- А это не моё дело.

- Н-нет, - покачал он головой. - Никто н-никуда не п-пэ-эровалит.

- Ну что ж...

Хлопнула дверь, Маклахен скрылся в коридоре.

Конечно, никто никуда не провалит. Некуда им проваливать. Маклахен может беситься сколько ему угодно. Может даже попробовать выкинуть их силой...

Деллахи смотрел на вещи реально. Он прекрасно понимал, что все они здесь, на острове, просто доживают. Они обречены. Рано или поздно война накроет их — это тебе не какая-нибудь локальная заварушка, где взвод солдат бегает с пукалками и отстреливает другой взвод, а потом всем надоедает эта беготня и они идут пить пиво. Нет, на этот раз всё было гораздо серьёзней, и, посчитав шансы, он пришёл к выводу, что шансов у них нет.

И тем не менее, ему было страшно. И больше всего он страшился голода и медленной болезненной смерти. Одно дело, если бы их накрыло ракетой или хотя бы волной. Но никто не станет пускать ракету в какой-то там островок, который и на карте-то не сразу разглядишь. Поэтому больше всего он боялся голода и медленного умирания — исхода, который с каждым днём становился все очевидней.

Ему было страшно не за себя.

Он боялся за неё. И за ребёнка, который у неё никогда не родится, но который, чёрт возьми, обязан родиться! И для которого он, Шон Деллахи обязан сделать всё возможное. Слишком много, как оказалось, он задолжал.

И вот — рыба. Рыбы, которая могла кормить их ещё долго, очень долго, бесконечно долго — до самой смерти, - вдруг не стало. Нет, она, конечно, есть где-нибудь. Но её нет.

- Б-бог! - он поднял лицо к потолку. - Слышишь? Т-ты с-сука, бог!

- Ай мэ! Что ж ты говоришь-то!

Цыганка. Вошла неслышно, потихоньку, и замерла у двери.

- П-пэ-э-равду, старая.

Она сокрушённо покачала головой.

- Он же ни в чём не виноват, - сказала. - Не он это всё придумал.

- Он п-придумал тех, кто это всё п-пэ-э-ридумал.

- Мало грешен? Зачем ещё грешишь? Он людей по образу своему и подобию сотворил.

Она подошла, встала напротив, сложив руки на животе, глядя на него грустно и жалостливо.

- Значит, он т-тэ-э-такая же сволочь, к-как и я? - усмехнулся Деллахи.

- Тьфу на тебя, греховодник! - рассердилась Джайя. - Бог людей не убивал, как ты.

- К-конечно, не как я, - кивнул он. - Я из винтовки, п-по одному. А он — с-сэ-э-сразу тысячами. Ч-чего ме-ме-е-лочиться, д-дескать. Или он т-тоже на в-вэ-э-войне? А с кем воюет всем-милостивый?

- Скверна на тебе, - покачала она головой. - Не можешь ты никак успокоиться сердцем. Простить не можешь... А ты прости! Прости.

Деллахи махнул рукой.

- П-пэ-э-плевать. Забыл д-давно.

- Нет, - качнула она головой.

- Да. Мне за... за-а неё обидно. Она же ни в чем н-не виновата... А т-ты? Ты в чём г-гэ-э-грешна? Т-тебя он за что?

- Я тебе исповедоваться не собираюсь, - поджала губы цыганка. - Грехов у меня не меньше, чем у других, а может, и побольше будет. Но людей я не убивала — это точно.

- И я, - озвучил он давно придуманное для него кем-то оправдание. - Я врагов у-убивал.

- Мой Джанко врагом не был. Ни тебе, ни другому кому, - глухо произнесла цыганка.

- Т-тэ-э-так вышло. Ошибка. Прости.

- Не прощу. Я бы тебе отомстила, но бог тебя наказал уже.

- Д-да уж, это за ним н-не засохнет. П-под мину п-пэ-э-подвёл. Т-там т-тэ-э-только я один и остался от вэ-э-всего взвода.

- Подумай, зачем он тебе жизнь оставил.

- Ж-жизнь? - он постучал костяшками пальцев по протезу. - Это ж-жизнь? Или, - повёл руками вокруг, на окно, за которым чернело небо, - в-вот это жизнь?

- И это — тоже, - кивнула цыганка.

- Он слабак. П-пэ-э-росто не смог д-до-обить.

- Просто он любит тебя, - возразила Джайя. - Не смотря ни на что — любит. Даёт тебе исправить сделанные ошибки.

- Н-надо же, - усмехнулся Деллахи. - Т-такой душка!.. Л-лэ-э-ладно, к чёрту бога.

- У неё сын будет. Я сегодня на неё гадала.

- Сын... - улыбнулся Деллахи. И тут же улыбка исчезла с его губ. - Н-не будет. Ничего уже не б-бэ-э-будет. П-пять дэ-э-дней осталось.

Из-за двери появилась Гленда. Осторожно оглядела гостиную. Увидев, что здесь только Джайя и он, вошла.

- Джайечка, - обратилась она к цыганке. - Тебя там Меган зовёт. Она у себя.

Цыганка спохватилась, кивнула и, бросив многозначительный взгляд на Деллахи, ушла.

Девушка застыла у двери в неловкой позе, сложив руки за спиной. Он смотрел на неё, незаметно улыбаясь.

Деллахи всегда хотел дочь. Дочери у него никогда не будет. У него вообще никогда больше никого не будет. Как хорошо, что это «никогда» продлится совсем недолго — несколько дней.

- Спасибо вам, мистер Деллахи, - смущённо выдохнула Гленда.

- З-за что?

- За вистл. Это так мило с вашей стороны!

Он улыбнулся.

- Я д-даже не знаю, у-умеешь ли ты играть... Но м-маленькому б-бэ-э-будет п-полезно. Хотя бы п-пэ-э-росто звуки.

- В школе я играла немного на флейте. Даже в школьном оркестре один раз сыграла, подменяла Джудит, она тогда болела, у неё была... Ой, впрочем, это неважно.

- Это н-настоящий старинный п-пэ-э-пенни-вистл. Мне его п-подарил один ирландец. Он... Его... М-маленькому п-пэ-э-понравится.

Гленда легко и неслышно приблизилась к дивану, села рядом.

- Спасибо, - едва коснулась его рукава, - вы очень добры, мистер Деллахи.

- М-моей дочери м-мэ-э-могло быть как т-тебе сейчас.

- Она... Она..?

- Нет-нет, - мотнул он головой. - Её п-просто никогда не было. Я же с-сэ-э-солдат. Всю жизнь. П-пэ-э-профессиональный.

- Вы были бы прекрасным отцом, - улыбнулась она. И, спохватившись: - Да будете ещё! У вас всё впереди.

- Д-да, - кивнул он, пряча глаза. - Да.

- Эта дурацкая война кончится (ведь кончится же?), - с воодушевлением продолжала девушка, - и снова наступит мирная жизнь. Вы женитесь. Думаю, женщины просто с ума сходили по вам... - засмеялась лукаво. - Ведь сходили, признайтесь?

- Э-э... Я знал м-мало женщин.

- Хм... Не скромничайте, мистер Деллахи!

- Я солдат.

- Вот-вот, - кивнула она. - Статный мужчина в форме — это так... так романтично! И мужественно.

- Д-да?.. Многие н-находят это с-сэ-э-страшным.

- Ну уж нет, - подумав, ответила она. - Вот китайцы или русские в военной форме — это действительно ужас.

- К-китайцы м-мэ-э-маленькие и совсем н-не страшные, - улыбнулся он.

- И мы их обязательно победим. Ведь правда?

- К-кэ-э-конечно.

- Вы будете крёстным моего малыша?

- П-почту за честь. К-как ты его н-назовёшь?

- Остин.

- Х-хорошее имя.

- Я постараюсь, чтобы он и человеком был хорошим. Это самое главное, я думаю.

- П-пэ-э-постарайся, дочка, - он улыбнулся, коснулся её волос жёсткой, почему-то задрожавшей рукой, погладил.

- Лишь бы ему никогда не пришлось воевать. Ни с кем, - продолжала Гленда.

- П-прости.

- За что же? - она удивлённо подняла брови.

- Прости и всё. Ты м-молодец. Ты м-мэ-э-мужественная девушка. Д-дурацкое слово по отношению к д-дэ-э-девушке - «мужественная». Но т-ты именно такая.

- Спасибо.

Вернулась Джайя. Она была мрачнее тучи. Села на стул, напротив них, шепча что-то себе под нос.

- Ну, что там Джайя? - тихонько спросила Гленда. - Плохо?

- Плоха стала хозяйка наша, совсем плоха, - отозвалась цыганка. - Помрёт скоро.

- О, боже!

- И помочь не могу, - сетовала Джайя, - никаких трав нет. Ходила сегодня. Весь остров исходила, задохнулась вся — пусто. Всё пожухло, все пеплом укрыто, как саваном. Нечем лечить её.

- С-сэ-э-совсем спятила? - посмотрел на неё Деллахи. - Н-нельзя т-туда ходить.

- Что же теперь делать? - Гленда пересела к Джайе, обняла её, положила голову ей на плечо.

- Ничего, милая. Ничего не поделаешь тут. Как бог решит, так и будет. Сейчас уснула она, а проснётся ли, не ли — то богу ведомо.

- Н-не хотел бы я умереть в-во сне, - покачал головой Деллахи. - Страшно это. И н-неправильно: что жил, что н-не жил.

- Да что же вы такое говорите, мистер Деллахи! - воскликнула Гленда осуждающе.

- Да н-ничего такого, дочка. Это ж я т-так... ф-фэ-э-философствую.

- А-а, вот вы где! - в комнату вошёл Липси. - А то смотрю: тишина во всём доме. Только эти двое — Ромео с Джульеттой, хе-хе — в чулане щебечут. Да целуются ежеминутно. Счастливчики! Эх, было времечко, и я тоже... Ну да что ж теперь... Как гласит правило за номером двадцать три: не трать свои мгновения на зависть к чужим мгновениям, а лучше посвяти их тому... Впрочем, оно длинно и не аксиоматично, как говорит наш мистер Кэрролл, то бишь Ллойд.

- Меган стала совсем плоха, - поведала Гленда.

- Меган? - Липси погрустнел на секунду. - Ну, это не удивительно. Если бы я был женой мистера Маклахена, я бы тоже... кхм, - он опасливо посмотрел по сторонам, не проглядел ли хозяина. - Я бы тоже слёг... А вы, Гленда, я слышал, играете на флейте. Хозяину это вряд ли понравится. Думаю, он совершенно далёк от всякого рода искусства. Более чем далёк, мне кажется.

- Да что вы - «играю»! - смутилась Гленда. - Так, пыталась вспомнить что-нибудь. Это мистер Деллахи подарил мне флейту.

Это известие, кажется, совершенно сразило Липси. Он уставился на Деллахи и даже рот открыл.

- В самом деле? - произнёс он наконец. - Как это... кхм... неожиданно.

- Д-да? - усмехнулся Деллахи.

Этот простак Липси — самая, пожалуй, бесполезная личность на острове, даже по сравнению с Ллойдом — не вызывал у Деллахи никаких эмоций кроме, порой, лёгкого удивления тому, насколько глубоко человек может зарыть голову в песок, уподобляясь страусу. Отгородиться от мира вечной глуповатой улыбкой, какими-то детскими никчёмными правилами, записными книжечками — как крепостной стеной. Проложить вокруг ров и заполнить его мутноватой жижей многословия. Как будто всё это поможет спрятаться от жизни. Не говоря уж о войне.

- Ну-у, я бы никогда не подумал, что вы склонны к музицированию, сэр, - пояснил между тем Липси.

- И п-правильно не п-подумали бы, с-сэр, - кивнул Деллахи. - Не с-сэ-э-склонен.

- А-а... ага. Ну да, ну да, - покачал головой весельчак. - Понимаю... А что, не сыграть ли нам в бридж? Джайя, вы умеете играть в бридж?

- Нет, - ответила Джайя. - Я гадать умею

- Гадать?.. Хм... гадать... Нет, это немного не то. А во что вы умеете играть?

- Да ни во что, мой золотой.

- М-да?.. Ну что ж... Тогда мы можем составить партию в вист. А, Деллахи? Гленда?

Деллахи равнодушно пожал плечами. Он предпочитал «скат».

- Ой, правда! - захлопала в ладоши Гленда. - Здорово! Давайте играть! Мистер Деллахи?

- Ну, если вы х-хотите... - пожал плечами Деллахи.

- Хочу, хочу! Обожаю играть в карты. Особенно вечером, при свечах, в хорошей компании

- Ну и славно, - поднялась Джайя. - Хорошо, что нашлась забава вам. А я пойду тогда, посижу возле Меган. Мало ли что...

 

16. День семнадцатый. Пирс Маклахен

Никому кроме себя самого ты в этой жизни не нужен. Маклахен всегда это знал, он усвоил это задолго до того, как понял, что и ему самому тоже не нужен никто. Человечество как таковое было ему, конечно, необходимо для жизни, но если бы однажды утром он проснулся на своём острове совершенно один в целом мире, это вряд ли его расстроило бы и уж точно никак не повлияло бы ни на его настроение, ни на продолжительность жизни. Жить Пирс Маклахен умел. И выживать умел. Что с человечеством, что без него — не всё ли едино. Он бы не пропал.

Но эти твари, эти вши, не согласны были просто взять и исчезнуть. После себя они собирались оставить безжизненную землю, дохлую рыбу, мёртвых коров и пустые выжженные леса. В таких условиях даже Пирсу Маклахену выжить было бы не просто.

После того разговора с Деллахи его мучила бессильная злоба. Он понимал, что чёртов хромой не позволит ему избавиться от своих постояльцев — просто взять и вышвырнуть их с острова. С другой стороны, оно, может, и к лучшему. По-разному можно раскинуть...

Паром не приходил уже несколько дней, совсем не приходил. Количество еды стремительно уменьшалось, картошка таяла. Даже чёртово отравленное море, чёртов отравленный воздух не испортили аппетита этим вшам — они жрали, жрали и жрали, и просили ещё.

Последние дни Маклахен держал своё старенькое ружьё заряженным. На всякий разный неожиданный случай. То, что хромой тоже при оружии, он не сомневался. У такого, даже если бы он не был убийцей, просто обязано быть оружие.

А завтра истекает срок ультиматума. Возможно, завтра им всем конец.

А возможно, и нет. Пирс Маклахен подыхать пока не собирается. И будь вы все прокляты с вашими проклятьями, цыганва!

Он обвёл тяжёлым взглядом собравшихся за большим столом. Здесь были все, кроме Меган. Эта чёртова дура который день валяется в кровати и не встаёт даже когда Пирс Маклахен входит в её комнату. Только глаза её расширяются при виде мужа да рука начинает суетиться, метаться по простыне. А вторая рука у неё не шевелится. И Меган не говорит ничего, а только мычит что-то неразборчивое. Цыганка сказала, это кровь. Кровь ударила Меган в голову. А ведь это наверняка твоя работа, дрянь ты черномазая. Ты всё тёрлась возле Меган, каждый день лезла к ней с разговорами, всё толклась возле неё на кухне. Подсыпала ей чего-то, как пить. И язык ей связала, чтобы она ничего не могла сказать, вывести тебя на чистую воду. Вон, лет восемь-девять тому у Коула из Лливенли жена так же слегла. А всё потому, говорят, что цыганку-гадалку к дому привадили... Убить. Убить чёртову бабу!

- И-итак, М-мэ-э-маклахен? - Деллахи оторвал взгляд от стола, уставился в лицо. - З-зачем вы н-нэ-э-нас собрали?

Затем и собрал, чтобы послать вас всех к чертям собачьим!

Они расселись вокруг стола. Слева поблескивает лысиной Липси. Улыбается. Идиот. Вечно весёлый пентюх, который думает, наверное, что его дурацкая улыбка обезоружит атомную ракету, когда та прилетит. Дальше эта парочка — девка эта со своим дураком. Исхудала. Видишь, как тебе на пользу остров пошёл да и вся эта чёртова заваруха с войной. Никаких тебе диет не надо, не нужно мучить себя и других. Подожди, то ли ещё будет...

Деллахи напротив сидит, смотрит в лицо. Да пошёл ты!..

Черномазая. Склонилась над столом, крестик в руках сжимает, будто молится. Всё верой прикрывается, а душу-то дьяволу продала. Вы же, цыганва — дьяволовы дети, это всем известно. Вы же потому такие чёрные, что адским огнём опалены. Придушить бы тебя, змея ты старая...

Глиста в обмотках сидит, иголкой туда-сюда, туда-сюда... Всё вышивалки вышивает. Кому они нужны твои вышивалки! Сдохнете же все скоро, дура...

- Поговорить надо, - тяжело произнёс Маклахен, не глядя на Деллахи. Чтобы не думал, что это на его вопрос кинулся отвечать хозяин.

- Т-так г-гэ-э-говорите, - дёрнул бровями хромой.

- Скажу, когда надо будет.

- Угу.

Маклахен придавил рыжего тяжёлым взглядом. Но у того глаза непроницаемые совершенно. В них смотришь, а не видишь ничего — как в пустоту смотришь, в которой даже свет тонет.

- С завтрашнего дня паёк будет урезан, - произнёс Маклахен с удовольствием.

- Вот как?! - поднял глаза Липси. Веселья в его глазёнках поубавилось.

- Опять? - недовольно поморщилась Беатрис.

А чего ты морщишься, девка. Ты радоваться должна — худей на здоровье!

- Ужас! - прошептала глиста в обмотках.

- Вот так, да, - кивнул Пирс Маклахен. - С утра передавали... Китайцы снова бомбили Поуис, Кередигион, Гвинед, Конун... Кармартенширу и Пембрукширу тоже досталось. Паром уже неделю совсем не ходит. Так что жрать придётся поменьше, и ничего с этим не поделаешь. Запасы не вечны и почти кончились. Мне легче убить вас всех, чем прокормить.

- Боже! - воскликнула эта вышивальщица.

- А что вы думаете, - усмехнулся Маклахен. - В работе-то от вас толку никакого, чёртовы неумехи.

- П-полегче, М-мэ-э-маклахен.

Он бросил на хромого быстрый взгляд, поморщился. Ты уж не испугать ли думаешь Пирса Маклахена, рыжая бестия?

- Не нравится — проваливай, откуда явился, - сказал он спокойно. На Деллахи кричать было как-то... Не боязно, нет конечно, а... несолидно как-то. - Тебя, чёртов сын, никто здесь не держит. Полиция только рада будет твоему возвращению.

- Ч-что?

А чего ты брови поднимаешь, душегуб. Это ты вот перед этими пустоедами можешь корчить из себя кого хочешь.

- А то, - усмехнулся Маклахен. - Я радио каждый день слушаю. И не надо на меня так смотреть, вон на них гляди; они, может, и испугаются. А мне твои страшные взгляды — что вороне тараканы.

- О чём это он? - прошептала бледная немочь, встревоженно глядя на хромого.

- Н-не знаю, - пожал плечами тот.

- Не знаешь? - оскалился Маклахен. - Ну-ну... Только ты учти: я давно с ружьём сплю.

- Это неправильно, - снёсся чокнутый. - Спать надо с женой. Хотя в вашем возрасте...

Маклахен повернулся к нему всем телом, грохнул кулаком по столу так, что тот чудом не развалился.

- Ты чего это, сморчок полоумный?! - рявкнул он. - Да я тебя в пол вобью, щенок! Я тебя в море выброшу!

- Потише, господин Маклахен, - сурово произнесла подружка дурачка.

- Какое неприкрытое хамство! - вспыхнула бледная немочь.

- Я только пошутил, господин Маклахен, - враз побледнел дурак. - Наверное, неудачно. Простите, пожалуйста. Я и забыл, что госпожа Меган...

- Пошутил, говоришь? - не унимался Маклахен. - Да ты, недоумок, как вообще...

- З-за-а-замяли! - перебил хромой.

- А ты, рыжий, не очень-то здесь! - упёрся в него взглядом Пирс Маклахен. - Ты думаешь, твоё слово тут что-то значит? Да не больше чем... - он кивнул на Ллойда, - чем брехня этого дурачка.

- Сколько же в вас ненависти, - покачала головой дуракова подружка. - За что вы так ненавидите людей?

- Ага, - усмехнулся Пирс Маклахен, - ты мне ещё проповедь прочитай про «возлюби ближнего своего» и всё такое... Короче, так. Кому что-то здесь не нравится — я, или условия проживания, - тот может собирать пожитки и проваливать отсюда прямо сейчас. Я никого сюда не звал и никого силком не держу.

Он обвёл их всех презрительным и торжествующим взглядом... Молчите? Вот и помалкивайте, глисты.

Удовлетворённо кивнул, опустился на стул.

- Тем, кто забыл, напоминаю: завтра — первое. Узкоглазые начнут охаживать Англию. Я не знаю, как там это всё будет выглядеть — мне плевать и на них и на политику. Но одно знаю точно: не большой земле будет такая жаровня, что... Если кто-то хочет вернуться туда, я даже готов предложить лодку на радостях, за совсем небольшую плату. Лучше всего мне будет, если вы всем гуртом соберётесь и провалите. Но вы, кажется, совсем не рвётесь на материк, а? Или, может быть, я ошибаюсь?..

Он сделал паузу, наслаждаясь их беззащитным молчанием.

- Вам ведь удобней сидеть под крылышком очень плохого и злого дядюшки Маклахена, - продолжал он, - подальше от печи, в которую набросают завтра дров узкоглазые. Понимаю. Но коли так, то вам придётся жить здесь по моим правилам. Это мой дом, мой отель. Значит, и правила — мои.

- Страшно представить! - глиста в обмотках обвела всех вопросительным взглядом. - Неужели они правда решатся нанести ядерный удар?

- Италия, Испания, - пожал плечами весельчак, - Египет, Норвегия... А чем Англия лучше?

- Какой ужас! - немочь зябко передёрнула плечами. - А... А мы... мы не умрём?

Пирс Маклахен сплюнул, хохотнул, качая головой над бабьей глупостью.

- Так вот, - сказал он, - если кто-то из вас решит остаться здесь... Жильё и содержание с завтрашнего дня будет стоить вам двадцать фунтов. Подвал — пятьдесят.

- Подвал?! - вытаращила глазёнки эта глиста в обмотках. - За пятьдесят? Какая глупость! Кто станет жить в подвале, да ещё за такие деньги! Спасибо, но я уж лучше останусь в своей комнате.

- Специально для тупых барышень объясню, - усмехнулся Маклахен. - Подвал — какая-никакая защита от этой чёртовой радиации или чем там ещё они нас будут морить. Может травить будут, как тараканов, как этих... норвегов... Но я никого не неволю. Конечно, ты можешь оставаться в своей комнате. Только спрячься за гардению, чтобы не сдуло, когда прилетят ракеты.

- Но... Но это очень дорого! - вступила Беатрис.

- Так найди себе отель по средствам, - пожал плечами Маклахен. - На большой земле их полно сейчас, и все пустые.

- Я... У меня нет таких денег, - поник лысиной весельчак.

- У меня тоже, - произнесла цыганка.

А тебе, дрянь, никто и не предлагал. Твоё слово здесь вообще лишнее.

- Это не моё дело, - сказал Пирс Маклахен. - Или, может быть, я должен держать вас тут и кормить за бесплатно?

- Я тоже не смогу заплатить, - виновато посмотрела на него тощая глиста. - А нельзя ли... нельзя ли немного снизить цену?

- Остров большой, - усмехнулся Маклахен. - Есть старая брошенная деревня. Там вы сможете найти себе какой-нибудь сарай на троих. Или тот же погреб.

- Я з-за-а-плачу, - сказал хромой. - За Л-лэ-э-липси, Джайю и Г-гленду.

- Это не моё дело, - повторил Маклахен. - Плати хоть за всех.

Жаль, конечно. Прогадал. Нужно было задрать цены повыше.

Ничего, ничего, твари, я найду способ прижать вас так, что будете верещать и проситься на горшок.

- Мистер Деллахи, - глиста в обмотках стыдливо опустила голову. - Я... Я...

- Спасибо, Деллахи, - кивнул этот придурковатый весельчак. - Когда заварушка кончится, я обязательно верну всё до пенни.

- Я останусь здесь, - сказала цыганка. - Не надо за меня платить.

- Что за вздор, Джайя! - выпучила глаза дурачкова невеста. - Если вы не хотите принять деньги от Деллахи, то...

- Никогда цыганка не станет жить под землёй, - оборвала старуха. - Остаюсь.

- Д-дэ-э-джайя, это с-смертельно опасно. Д-даже п-погреб не...

- Ничто, - отмахнулась та. - Остаюсь, сказала, и всё тут.

- Ну и ладно, - поднялся Пирс Маклахен. - Это всё, что я хотел сказать. Можете расползаться по норам и про...

Он не договорил, потому что в небе послышался далёкий гул. В наступившей за столом полной тишине он нарастал — медленно, протяжно и зловеще. Через минуту где-то далеко ухнуло. В окно вдруг полыхнул яркий свет, от которого все невольно зажмурились, кто-то охнул, взвизгнул кто-то из баб.

И снова ухнуло. Маклахен почувствовал, как подрагивает под ним пол.

- Какие мощные бомбы! - пискнула глиста в обмотках. - Подо мной стул дрожит... Они что, совсем с ума сошли?! Разве можно бросать на людей такие страшные бомбы!

- П-похоже, это ядерный у-удар.

- Не может быть! Сегодня только тридцатое! - это Беатрис.

- Наверное, им было невтерпёж, - хохотун.

- Вам смешно, Липси?! - глиста.

- А разве я смеюсь?

- А до нас радиация дойдёт, Деллахи?

- Не знаю. З-за-а-зависит от того, к-какие г-гэ-э-города бомбят.

- Где же наши пэ-вэ-о? - весельчак.

- Н-надо идти в подвал, на всякий с-сэ-э-случай.

- Так, - заторопился Маклахен. - Значит — с сегодняшнего дня. Место в подвале стоит полста фунтов уже сегодня! Все слышали?

Свет вдруг погас, а за окном явилась новая вспышка и долго не угасала. Снова задрожала земля. Потом свет угас, и остров снова погрузился в вечерний мрак.

Заскрежетали отодвигаемые стулья. Кто-то чиркнул зажигалкой, кто-то зажёг спичку.

- И сколько же нам придётся там сидеть? - спросил кто-то из баб.

- А свечи там есть, господин Маклахен?

- Какой ужас!

- Там, наверное, полно крыс! Я умру, если увижу хоть одну крысу!

- А можно будет выйти хотя бы за одеждой?

Маклахен не двинулся с места. Он молча стоял посреди всей этой суеты, возгласов и смертного ужаса, нависая над столом неотёсанной глыбой, и улыбался.

А эти твари, эти добренькие сморчки, даже не вспомнили про старуху Меган. Ни один.