Привал устроили, когда санатория уже не видать было на горизонте даже в прицел снайперки Кундри. Расселись на кочках, выбирая места повыше и подальше от топких лужиц, шагнув в одну из которых, можно провалиться по колено в стылую липкую жижу, вытолкнув на поверхность полусгнивший труп жабы, воробья, а то и зайца. Костёр развести было не из чего – вокруг, на сколько хватало глаз, расстилалась однообразная кочковатая равнина – грязная тряпка без всяких признаков растительности, если не считать пучков осоки, мха да редкой жухлой травы.

Костёр развести было не из чего, зато у Кундри в подсумке нашлись три бутерброда с сыром. Даже два полиэтиленовых мешка, а каждый был сложен для верности ещё вдвое, не предохранили хлеб от пропитывания вонью, затоплявшей канализацию. Чтобы съесть доставшуюся ему долю, Ионе пришлось задерживать дыхание, пока жевал, и выдыхать зловоние изо рта, вдыхая только носом. Вонь Гадской топи, доносимая ветром, была всё же не столь мерзкой, как привкус у этого бутерброда.

Горизонт таял в дождливой мороси и в тумане, ползущем с Гадской топи, заволакивавшем пространство рваными белыми нитями, отчего окружающее пространство съёжилось, сгустилось вокруг, вычленив из себя четырёх человек, словно актёров на сцене, занятых в спектакле, но не ведающих даже, есть ли в зале зрители.

– А теперь, – сказала Кундри, когда бутерброды были кое-как съедены, – наша новенькая немного расскажет нам о себе.

И многозначительно огладила, оправила ветошь, которой был обмотан приклад винтовки.

Роза Шарона подняла на неё свои чёрные глаза, медленно улыбнулась. Спросила:

– А что рассказывать?

– Кто ты? Откуда взялась? Зачем? – Кундри выстрелила вопросами, загибая на каждом палец.

– Я психолог, – пожала плечами кореянка. – Как и вы все, взялась из его подсознания. Взялась затем, чтобы вывести вас и себя отсюда и вернуть в обычный мир.

Наступило молчание. Иона заметил взгляды, которыми уставились на эту розу Ездра и Кундри – так смотрят на человека, в котором только что вдруг определили чокнутого, как на ребёнка, который отмочил забавную штуку, но чёрт его знает, ка́к следует к этой штуке относиться и не стоит ли показать дитяти психиатру.

Наконец Кундри прочистила горло и участливо вопросила:

– Как ты сказала? Из его… подсознания? Что за прикол?

– Я понимаю, что буду сейчас нести, с вашей точки зрения, полную ахинею, – улыбнулась роза, – но так или иначе, рано или поздно, я должна буду вам это сказать… В общем… только не считайте меня шизофреничкой… в общем, на самом деле нас сейчас тут нет.

– А где мы? – быстро спросил Ездра, прежде чем психологиня успела пойти дальше.

– Нас тут нет, – повторила она, кивком головы давая понять, что с вопросами следует пока погодить. – Как не существует этой равнины, промзоны, до которой вы хотите дойти, и санатория.

– Что-то знакомое, – пробормотал Иона. – Где-то я уже это слышал.

Психологиня не обратила на его слова никакого внимания и продолжала:

– Есть только сон. Сновидение. В котором – санаторий, эта равнина, промзона и мы с вами.

– Неумно, – вставила Кундри.

Но роза Шарона игнорировала и её.

– Есть сон, – продолжала она, – есть человек, которому он снится, есть так называемые аватары реальных людей, как, например, я, и есть фантомы – персонажи на самом деле не существующие, которые суть целиком и полностью порождения фантазии спящего. Я не знаю, кто из вас настоящий, а кто фантом, могу поручиться только за себя.

– А кто ещё может за тебя поручиться? – усмехнулась Кундри.

– Никто, – вполне серьёзно отозвалась психологиня, не давая вовлечь себя в перепалку и словесные игры. – Плохо то, что фантому ничего не грозит, кроме окончания его существования вместе с окончанием сна, а вот аватару в этом сне грозит всё, в том числе и фантом, который может, например, убить его из снайперской винтовки… – При этих словах глаза Ионы и Ездры невольно опустились на снайперку, лежащую на коленях Кундри. А психолог меж тем продолжала: – Аватар умрёт, но умрёт по-настоящему, то есть вместе с ним умрёт реальный человек. Точно так же убьёт его и окончание сна. Ежедневно в мире сотни и тысячи людей умирают в чужих снах, умирают по-настоящему.

– Похоже на бред, – сказала Кундри, взглядом ища согласия Ездры и Ионы. – И что, они действительно думали, что мы поверим в такую туфту?

Как ни в чём не бывало, психолог продолжала:

– Будем называть человека, которому мы снимся, «Спящий». Или, если хотите, «Сам» – вам так привычней, – добавила она с усмешкой. – Так вот, санаторий – это, скажем так, его сознание. А сейчас мы находимся на территории подсознания. Это смертельно опасно, потому что если сознание ещё хоть как-то контролирует себя, то здесь… здесь мы во власти инстинкта, спонтанного рефлекса, случайного движения нейронов, калейдоскопа образов, воспоминаний… Вы никуда не уйдёте. Отсюда невозможно уйти. Промзона будет тянуться километры и километры, бесконечно. И если даже она окажется конечной, – то́, что последует за нею, будет ещё более ужасным. А быть может, искривление пространства выведет вас обратно к санаторию. Но… санатория не будет. А когда Спящий проснётся, для вас вообще всё кончится, вас просто не станет. Не станет нигде – ни в этом псевдомире, ни в подлинной реальности.

– Ну… однажды мы всё умрём, – улыбнулся Ездра.

– Да, – быстро кивнула психолог, словно ждала этой фразы. – Однако, нормальный человек не торопится сделать это по доброй воле, лет за сорок до естественного конца.

– Сорок… – хмыкнул Ездра. – Ты мне льстишь, девонька.

– Как бы то ни было, – сказала она, – ваша смерть – вопрос решённый, вопрос нескольких минут сна, которые для вас могут растянуться по ощущению на дни, недели и месяцы, но это ничего не меняет. Вы умрёте, как только он проснётся, если…

– Если?.. – надавил Ездра, видя, что психологиня умолкла.

– Если вам не помочь.

– Чушь какая-то, – покачала головой Кундри. И повернулась к Ездре: – Лажа. Чувствую, что всё это лажа.

– Короче, что ты предлагаешь, товарищ доктор? – усмехнулся Ездра. – Наверно, должны мы, это, дружно покончить с собой? Или вернуться в санаторий?

Она покачала головой.

– В него невозможно вернуться. Если случится искривление пространства и выведет вас обратно, это будет уже не тот санаторий. Или будет не санаторий вовсе. Или ничего не будет.

– Ну, так что же нам всё-таки делать? – настаивал Ездра.

Она помедлила, потом достала из кармана болоньевой куртки небольшой кожаный несессер. Открыла. В аккуратные кармашки были вложены несколько ампул с бесцветной жидкостью, а в петли – одноразовые шприцы.

– Это называется «сыворотка пробуждения». Научное название из двадцати восьми букв ничего вам не скажет. Один укол, и вы покидаете этот… этот мир.

– И переходим в лучший, да? – всхохотнул Ездра. – Немного потусторонний, но всё же лучший.

– Нет, – серьёзно ответила психологиня. – Вы возвращаетесь в свою реальную жизнь. Возвращаетесь в свой сон.

– Это как?

– Вы засыпаете здесь, то есть переходите из его сна в свой собственный. Здесь остаётся лишь спящий фантом – образ, не имеющий с вами уже никакой связи.

– А кому мы снимся? – спросил Иона.

– Спящий – один из вас.

– Ну и кто же это? – спросил Ездра.

– Я не знаю, – ответила психологиня, и взгляд её остановился на Кундри.

Щёлкнул предохранитель винтовки.

– И думать забудь, – сказала Кундри, – что я позволю тебе ширнуть кого-нибудь этой дрянью. Если совсем невтерпёж, начни с себя. Тебе, поди, тоже не хочется умирать в чужом сне, а?

– Но ведь получается, если ввести сыворотку спящему, – сказал Иона, – всем остальным тут же конец?

– Да. Поэтому наша главная задача – определить, кто же из нас Спящий. Кому мы могли бы сниться.

– Тебе, голуба, – улыбнулся Ездра. – Тебе, конечно, кому ж ещё. Я о тебе ни слыхом не слыхивал, ни видом тебя не видывал отродясь, так чего бы мне тебя во снах рассматривать?

– Не всегда нам снятся только те люди, которых мы знаем, – возразила психолог. – Поэтому я и веду речь об аватарах и фантомах.

– Резонно было бы предположить, что нас помнит Сам, – сказал Иона.

– Нет, – качнула головой психолог. – Это было бы слишком просто. Нет, не Сам. Тем более, что никакого Самого нет. Уже нет.

– Ну да, ну да, – усмехнулась Кундри. – Всё та же старая байка: Самого нет, никто и никогда его не видел.

– Никто и никогда, – вполне серьёзно отозвалась психологиня.

– Я видел, – сказал Иона. – Сегодня.

Психолог покачала головой, но возражать не стала.

– Нас четверо, а ампул у тебя – пять, – прищурился Ездра.

– Значит, нас пятеро, – сказала психологиня и повернулась в сторону санатория.

Все проследили за её взглядом и увидели пятого. Чей-то неразличимый пока силуэт медленно приближался, перепрыгивая с кочки на кочку в Гадской топи.

Кундри поднесла к глазу оптический прицел, некоторое время рассматривала неизвестного. Потом убрала прицел и усмехнулась.

– Угадайте, кто это. У вас три попытки, – сказала она.

– И угадывать неча, – сказал Ездра. – Это Сам.

– Раз, – буркнула Кундри с довольной улыбочкой.

– Ну, значит… Харя-Кришна, – предположил Ездра. – Этот чёрт из любой передряги выберется.

Кундри отрицательно качнула головой.

– Не выбрался, – сказала она. – Его перед оружейкой положили. Ты что, не знал?

Ездра посмурнел, осунулся, будто разом выдохнул из себя часть оставшейся ему жизни.

– Задачка не сложная, – произнёс Иона. – Козлобород это.

Кундри перевела на него удивлённый взгляд.

– Ну ты даёшь, Иона! – сказала она. – До такого даже я не додумалась бы. Но – нет, незачёт.

– Тогда кто же? – спросил Ездра.

Кундри ухмыльнулась:

– Скоро увидите.

– Это Чиполлино, – произнесла психологиня без всякого выражения. – Так, кажется, вы его зовёте?

– В точку, – Кундри вздрогнула и покосилась на розу Шарона с любопытством.

Они сидели молча до того самого момента, когда уже и невооружённым взглядом можно было разглядеть увальня Чиполлино, бегущего к ним по кочкам и размахивающего руками, и что-то кричащего.

– Откуда бы тебе знать, голуба моё, кто это, если вы не в паре? – радушно улыбнулся Ездра психологине. – Или зрак у тебя такой вострый? Объясни.

– Долго объяснять.

– Время у нас есть, – сказал Ездра. – Вот чего у нас полно, так это времени.

– Нет. Как раз времени у нас и нет. Совсем. Спящий находится в стадии быстрого сна. Всё ваше пребывание в санатории укладывается в несколько минут сновидения. Я не знаю сколько их осталось, этих минут, или, может, секунд, но он вот-вот либо проснётся либо перейдёт в следующую фазу сна. Разумеется, вас он перестанет видеть.

– И что? – спросил Иона. Спросил, хотя и сам догадывался, в чём тут дело и что станет говорить психологиня. Другое дело, что веры к ней у него не было.

– Когда сменится сон, вы… вас тоже не станет, ведь вы ему снитесь.

– Чушь! – со злостью бросила Кундри. – И ты хочешь, чтобы мы поверили в эту… в такой бред? Вы там что, совсем за идиотов нас держите?

Психологиня небрежно пожала плечом.

– В конце концов, я не несу ответственности за ваши жизни, – сказала она устало. – Если вы не поверите мне и решите остаться… ну, это ваше право. По меркам вашего времени жить вам осталось… неделя, две, месяц… Но на самом деле, конечно, меньше: промзону вам не пройти. И напоминаю: спящий – один из нас.

– Ну и ладно, сказал Ездра, поднимаясь. Надо двигать дальше, недосуг тут рассиживаться.

Подошёл Чиполлино, остановился в нескольких шагах, с улыбкой глядя на них.

– Ну что, Чип, – кивнула ему Кундри, – что там в санатории?

– В санатории, – радостно кивнул Чиполлино, улыбаясь ещё шире. – Ле́карный бабай.

– Эт точно, – рассмеялся Ездра. – Точнее и не скажешь.