1

Старый паромщик вздрогнул от того, что кто–то довольно невежливо толкнул его в плечо.

— Эй! Проснись, паромщик! — сиплый голос прозвучал в ушах дрожью нетерпения.

— Я и не спал, — зачем–то принялся оправдываться старик. — Я всегда сижу здесь с закрытыми глазами, чтобы не видеть солнца. Оно слепит мои старые глаза.

— Плевать на твои зенки! — сердито оборвал сиплоголосый. — Ты проснулся? Или тебе нужно дать ещё одного хорошего тычка?

— Я проснулся. Не надо.

Старик захлопал глазами, разгоняя сонную одурь, разглядывая стоявшего перед ним человека. В небритом усталом лице нависавшего над паромщиком высокорослого и плечистого мужчины затаились подспудный гнев и суровая решимость.

— Перевозил ли ты сегодня кого–нибудь? — спросил он строго.

— Каждый день я кого–нибудь перевожу, — отвечал старик. — Я паромщик.

— Перевозил ли ты беглеца?

— Если ты скажешь мне, чем беглец отличается от любого другого человека, я смогу точно ответить на твой вопрос.

— Не знаю, — ответил человек, подумав, и опустился на лавку рядом со стариком. — Я никогда не видел его и не могу описать. Но в лице его ты наверняка разглядел бы страх.

— Я не смотрю на лица, особенно тех, кто выше меня ростом — солнце слепит мои старые глаза.

— Так значит, ты видел его! — воскликнул человек. — Иначе откуда бы тебе знать, что он выше тебя ростом?

— Получается, что так, — пожал плечами старик.

— Скорей! Скорей готовь своё корыто и переправь меня на ту сторону! — велел человек, поднимаясь и расклинивая рукоять ворота.

Через минуту древний паром уже тащился поперёк течения. Старик, пыхтя, вращал ворот, а пассажир разулся и сидел на краю парома, свесив усталые ноги в воду, отрешённо поглядывая на волны.

— Третьи сутки, — бормотал он. — Третьи сутки я преследую его, без отдыха и сна. Крепок же этот человек, если я ещё до сих пор не догнал его!

— Что сделал он? — пропыхтел старик закономерный вопрос. — Зачем ты гонишься за ним?

Преследователь посмотрел на него исподлобья.

— Я должен, — отвечал он, отвернувшись. И через минуту добавил:

— Скажи, старик… Ведь ты видел его, скажи мне, как выглядит этот человек? Силён ли он? Мелькнула ли в его взгляде безнадежность или он смотрел как победитель? Дрожали ли его ноги от усталости и страха, или он был бодр и свеж? Что сказал он тебе? Дерзка ли была его речь, или голос прерывался и затухал?

— Всего этого я не знаю, — отвечал паромщик, на минуту переставая вращать ворот. — Потому что я никогда не видел беглеца, и он мне ничего не сказал, кроме «спасибо».

— Я должен убить тебя, — покачал головой преследователь. — За то, что ты помог ему скрыться. И я убью тебя после того, как мы причалим.

Знойный день уступал место раннему вечеру. Над рекой становилось прохладно. Старик тяжело дышал, обессиленно упав на скамью, когда они пристали к другому берегу.

— Стар я стал совсем, — вздохнул он.

— Да, — согласился преследователь, вонзая под сердце старику нож.

— Я говорил, что убью тебя на этом берегу, — сказал он, вытирая лезвие о старикову рубаху.

— Говорил, — подтвердил паромщик.

— Я всегда делаю то, что говорю.

— Завидное умение, — покивал старик.

— Именно поэтому беглецу не уйти от меня.

— Что ты сделаешь, когда догонишь его? Тоже убьёшь?

— Не знаю.

— Ну что ж, — вздохнул старый паромщик, собираясь отойти в мир иной, — быть по сему. Вот только некому теперь будет перевозить людей с берега на берег. Я ведь бобыль — нет у меня ни детей, ни внуков, чтобы принять из длани моей рукоять ворота, ещё тёплую моим теплом. Даже оплакать меня будет некому.

— Кто–нибудь найдётся, — успокоил преследователь. — Так что почивай с миром.

— Да.

— Я скажу в ближайшей деревне, что место паромщика освободилось.

— Вот и ладно, — вздохнул старик и умер.

2

Скопец подслеповато вглядывался в густой сумрак, желая разглядеть приближавшегося человека.

— Кто ты? — спросил он, когда лицо пришельца осветилось слабой луной.

— Видел ли ты беглеца? — ответил пришелец вопросом на вопрос.

— Это зависит от стоимости ответа. Я скопец и подслеповат, но не настолько, чтобы не увидеть бегущего. Дай мне денег, и я скажу тебе всё.

— Зачем оскоплённому деньги? Ведь ты даже не сможешь потратить их на утехи продажной любви.

— И не собирался тратить золото впустую, — усмехнулся скопец. — Просто ни одна женщина не пойдёт замуж за такого, как я, если у него не будет денег.

— Хорошо, — кивнул преследователь, — я дам тебе два золотых.

— Три.

— Я дам тебе три золотых.

Евнух удовлетворённо кивнул и протянул руку.

— Так видел ли ты беглеца? — три лунно–жёлтых кругляшка звякнули, перейдя из руки преследователя в потную ладонь евнуха.

— Я видел множество беглецов. Всегда кто–то от кого–нибудь бежит в этом мире.

— Мне нужен один. Тот, который.

— Он прошёл через деревню три часа назад.

— Прошёл?.. Разве он не бежал? На лице его не было отчаяния безысходности? Страха перед тем мгновением, когда моя рука схватит его за волосы? Разве он не прислушивался на бегу, боясь учуять топот моих ног за спиной?

— Ничего этого не было. Он не торопясь прошёл через деревню и даже остановился у колодца, чтобы напиться. Спокойно поговорил с нашим пастухом. Зашёл в лавку, чтобы купить пару лепёшек и варёных яиц на дорогу.

— Не торопясь…

— Быть может, он не знает, что ты преследуешь его.

— Что ты говоришь, скопец! — разгневался преследователь. — Он не может не знать. Иначе зачем бы ему бежать.

— Он не бежал, говорю тебе.

— Наверное, уже совсем обессилел и смирился с близким концом.

— Тебе лучше знать, — пожал плечами евнух и отвернулся, чтобы спрятать деньги.

— Я ухожу, — сказал преследователь. — Разнеси по деревне, что место паромщика свободно.

— Неужели?! — обрадовался евнух. — Неужели старый паромщик наконец–то сдох?!

— Да, я убил его.

— Что ж, теперь у меня есть и работа! — улыбнулся скопец, направляясь к реке.

3

Уже через минуту гадалка прокляла тот день, когда её сумасшедший отец наполнил жизнетворным семенем утробу своей жены.

— Я проломлю тебе голову, — сказал преследователь, садясь за стол у камина, напротив гадалки. — Вот этой кочергой. Если твоё предсказание окажется неправильным.

— Моё предсказание не может быть правильным или неправильным и оно не способно изменить судьбу.

— Тогда какой в нём прок?

— Это каждый решает для себя сам. Я всего лишь гадалка.

— Понятно. Бойся неправильного предсказания, гадалка.

— Всегда боялась.

— Теперь бойся ещё больше.

— Уже боюсь.

— Тогда начинай предсказывать.

Горсть медяков звякнула о стол, рассыпанная рукой женщины. Она принялась рассматривать монеты, то шевеля губами, то скорбно поджимая их.

— Твоё селение ждёт неурожай, — сказала она через минуту.

— Мне плевать на урожай. Мне нужен беглец, — сурово произнёс преследователь, и рука его потянулась к кочерге, прислонённой к очагу.

— Через полтора года король умрёт, — продолжала гадалка.

— Счастливый путь ему, — равнодушно отозвался преследователь.

— Твоя сестра родит двойню.

— Придётся сдать в приют — ей не прокормить ещё двоих.

— Через три месяца после смерти короля начнётся великая война, и…

— Ты скажешь мне что–нибудь о беглеце? — оборвал преследователь гадалку. — Где и когда я догоню его?

— Об этом мне ничего не известно, — отвечала та.

— Плохо, — пожал плечами преследователь и размозжил ей голову кочергой.

Огонь в камине полыхнул напоследок и угас.

— Сколько я должен тебе за гадание? — спросил преследователь, бросая кочергу на угли. Приставший к ней окровавленный рыжий локон затрещал.

— Один сребреник, — отвечала истекающая кровью гадалка.

Преследователь бросил на стол монету и направился к выходу. Глаза его тускнели усталостью бесконечной погони, он еле волочил ноги. Белый кругляшок серебра затерялся в россыпи меди.

— Зачем ты умертвил меня? — спросила предсказательница, выходя вслед за своим убийцей на крыльцо.

— Ведь я предупреждал, что разнесу тебе голову за неправильное предсказание.

— Но я всё предсказала правильно!

— Ты ничего не поведала мне о главном, гадалка.

— Быть может, никакого беглеца и вовсе нет?

— Если ты не сдохнешь сейчас и будешь продолжать молоть разную чушь, я ударю тебя кочергой ещё раз!

— Хорошо, я умру, — вздохнула гадалка и замертво повалилась на ступени.

4

— Как неожиданно пришла зима! — вздохнул старый вождь, провожая глазами падающие снежинки.

— Зима всегда приходит неожиданно, — кивнул ещё более старый жрец.

— Это так, — грустно улыбнулся вождь. — Каждый раз мы ждём её с самого лета, и каждый раз ей удаётся нас обмануть.

Он повернулся к гостю, сидящему у костра:

— Кто ты, человек?

— Не знаю. Или не помню.

— Что привело тебя в наши земли?

— Не что. Кто.

— И кто же?

— Беглец. Видели вы его?

— В своей жизни я видел много беглецов, — задумался вождь. — Который из них тебе нужен?

— Тот самый.

— Многие хотели бы догнать этого беглеца, — вмешался жрец. — Многих преследователей я знал.

— Он — мой, — отвечал преследователь. — Поэтому никто и не догнал его.

— Все мы чьи–нибудь беглецы, — задумчиво помотал головой жрец. — И все мы чьи–нибудь преследователи. Воистину, мир состоит из тех, кто бежит и тех, кто догоняет.

— Это так. Но у меня нет времени на мудрые мысли, — напомнил преследователь.

— Но наверняка найдётся часок, чтобы выпить с нами доброго вина, — радушно улыбнулся вождь. — Урожай был хорош.

— Я не могу пить вино, пока не догоню его. Не могу ни есть мясо, ни любить женщин, ни радоваться вновь народившимся, ни провожать ушедших, ни бросать зерно в землю, ни пожинать спелые колосья… Мне нужно догнать его.

— И что будет, когда ты его догонишь? — вопросил жрец.

— Я успокоюсь, — отвечал преследователь, поднимаясь и на дрожащих от усталости ногах направляясь к дороге.

— Ради этого стоит умереть вдали от дома, — кивнул вождь.

— Я не собираюсь умирать, — возразил преследователь, не оборачиваясь.

— Зима всегда приходит неожиданно, — усмехнулся жрец.

5

— Когда–то я тоже преследовал его, — сказал умирающий, ложась вдоль дороги, утопающей в весенней слякоти.

— Его?

— Ну или другого, не всё ли равно.

— Мне — нет, — покачал головой преследователь опускаясь в грязь, рядом с умирающим.

— Когда–то мне тоже было не всё равно, — печально улыбнулся тот. — С тех пор прошло и десять и двадцать лет, а потом — ещё больше. И многое изменилось.

— Главное — не меняется.

— Меняется в первую очередь именно главное. И только второстепенное остаётся неизменным. Я слишком поздно это понял.

— Просто ты позволил отчаянию съесть себя, — возразил преследователь, наблюдая, как тает в грязной луже белая монета его плевка.

— Я не позволял, — слабо качнул головой умирающий. — Да оно и не спрашивало позволения… Сколько уже месяцев или лет гонишься ты за ним?

— Не считал, — пожал плечами преследователь. — Что может быть глупее, чем считать уходящие дни!

— Твоя правда. Однажды я стал считать и сбился со счёта.

— Их было так много?

— Нет, просто мне стало страшно.

— Можешь заняться подсчётом теперь, чтобы скоротать последние минуты. Бояться всё равно уже больше нечего.

— И ты опять прав: чего бояться тому, кто готовится в плавание против течения времени.

— А мне — пора, — кивнул преследователь, поднимаясь, кряхтя и опираясь на палку.

— Ты не поможешь мне умереть?

— Нет. Ты должен уметь это сам. А если не умеешь, так у тебя ещё осталось немного времени — как раз хватит, чтобы научиться.

6

— Я так долго гнался за тобой, — беззубо улыбнулся преследователь, присаживаясь и дрожащей рукой кладя рядом свой древний посох. — Я так долго гнался за тобой, что уже и не помню — зачем.

— Так всегда и бывает, — отозвался беглец.

— На губах моих нет вкуса победы, — продолжал преследователь, пропуская слова беглеца мимо ушей. — Только горечь.

— Это горечь поражения.

— Неужели я проиграл?

— Ты не выиграл.

Они смотрели друг другу в глаза и во взглядах их не было ни ненависти, ни радости от состоявшейся встречи.

— Странное чувство, — горько улыбнулся преследователь, — мне не хочется тебя убивать.

— Гадалка ошиблась, — отвечал беглец. — Твоя сестра не родила двойню. У неё вышла тройня.

— Их сдали в приют?

— Нет, слава богам. Иначе сейчас у нас не было бы президента.

— Ну что ж, — пожал плечами преследователь, — значит, я всё же не зря разбил ей голову кочергой.

— Если бы можно было так просто разбить кочергой голову судьбе, тысячи кузнецов сделали бы себе состояние.

Преследователь достал из рукава свой верный нож. Клинок немного затупился от времени, консервных банок, твёрдой колбасы и чёрствого хлеба, но потёртая наборная рукоять по–прежнему ложилась в руку удобно и гладко. Вот только рука была уже не та.

— Столько лет… — пробормотал он. — Столько лет я гнался за тобой.

— Целую жизнь, — подсказал беглец. — Или даже больше.

— Больше жизни я догонял тебя, — продолжал преследователь, — и теперь… вот же странность!.. теперь я знаю, что ты мне вовсе и не нужен. Я гнался не за тем.

— Обычная история, — улыбнулся беглец.

— Но убить–то я тебя должен, раз уж догнал.

— По всему выходит, что так. И никто тогда не скажет, что жизнь твоя прожита напрасно.

Преследователь бросил на беглеца быстрый взгляд — ему почудился подвох в этих словах, ирония в голосе. Но глаза беглеца были чисты и спокойны. Кажется, он и вправду так думал, как говорил.

— Зато я не видел, как старилась моя жена, — произнёс преследователь, отвечая почудившейся издёвке. — Это стало бы мне горше смерти.

— И то верно, — кивнул беглец.

Пошёл снег. Снежинки таяли, пролетая над костром, и тут же испарялись. Костёр потрескивал задумчиво и почти не дымил — дрова были сухи. Два старца сидели друг против друга и волосы их под снегом становились ещё белее.

«Зима всегда приходит неожиданно, — вспомнил он слова вождя. — Каждый раз мы ждём её с самого лета, и каждый раз ей удаётся нас обмануть».

Надо было их тоже убить, зря он этого не сделал тогда. Двумя обманутыми стало бы на земле меньше. Эх, да что уж там, всех ведь не избавишь.

— Я ударю тебя в сердце, — сказал он, беря нож на изготовку. — Надеюсь, мне удастся попасть точно и не причинить тебе лишних страданий.

— Страдания никогда не бывают лишними, — пожал плечами беглец. — Как и жизнь никогда не кончается вовремя.

Преследователь помотал головой, разгоняя словесный туман. Кряхтя, поднялся, потянул посох.

— Позволь напоследок сказать тебе одну вещь, — улыбнулся беглец, наблюдая за тем, как его преследователь пытается распрямиться, держась за поясницу.

— Только одну, — кивнул тот.

— Одну, — пообещал беглец. — Прежде чем ты умрёшь, ты обязательно должен это знать.

— Говори скорей и покончим с этим делом. А то холодно.

— Нет лучшего способа догнать убегающего, чем заставить его гнаться за тобой.

Преследователь пожевал губами, озадаченно глядя на беглеца.

— Хм… — произнёс он после некоторого раздумья. — И что же ты хочешь этим сказать? Ты не боишься смерти?

— Страшна вовсе не смерть. Страшно непонимание того, что ты давно умер.

— Ладно, хватит. Ты сказал что хотел, пора и честь знать.

Ему наконец удалось распрямиться и, опираясь на посох, он подошёл к беглецу. Тот поднялся навстречу…

7

Снег скоро кончился. Опустился вечер.

К догоревшему костру пришли волки. Они тревожно обнюхивали цепочку человеческих следов, подобрали недоеденный кусок лепёшки, сцепились за колбасные шкурки.

Потом уселись в круг и принялись выть на луну.

Кто как не волк лучше всего знает, что луну не догнать, как бы быстры ни были твои ноги.