И был день, и множество людей собралось вокруг него на торжище. И тогда сказал он присным и пришлым и всем им: не хочу больше слышать вас, ибо противны мне речения ваши, и помыслы ваши мне мерзки. Стану свободен от вас! И прутом лишил себя слуха. И стала тишь; и понял он, что это хорошо; и сладко было безмолвие духу его.

А те смотрели на него и говорили меж собой: что это за человек? праведен ли он, чтобы так обличать нас?

Он же сказал: не хочу лицезреть вас вовеки, ибо мерзки деяния ваши глазам моим. И лишил себя зрения света, говоря: оставлю же только язык, чтобы пророчествовать сим и обличать их. И стало так.

Вотще; ибо не было пророчеств на языке его, и мозг в голове его будто иссох, и сердце его стало что вода, и кости — аки прах; и только боль и страдания телесные. И тогда в смятении духа рек: что ж, пусть будет так! бессловесным пришёл я в этот мир, немым и изойду из него. И отсек язык свой, и бросил в пыль, и собака ела его.

Вокруг же говорили: эва! И смотрели на него глазами своими; и были зеницы их пустота, и слова их были пусты.

И сказал он в сердце своём: брошу и стопы мои, чтобы никогда не ходить мне путями неправды, что ложатся под ноги их, а они перебирают ногами и говорят: вот, хорошо, хорошо. И отнял левую ступню свою, и правую отнял тоже, и бросил. И собаки ели их.

И рек он в сердце своём: больно же это!

И ещё рек: сокрушу и руки мои, дабы никогда не вершили того, что вершат злые мира сего; да буду непричастен!

И отсек левую. А десницу отнять не мог, ибо не было чем. И в бессилии стал тогда грызть зубами пясто её.

И был рядом добрый человек именем Матвей, и сказал в слезах: помогу бедному сему. И отсек правую руку его.

И тогда сидел он в крови и прахе, в немочи и пустоте. И — в скорби, ибо радости не было, и свобода не посетила духа его. И были вокруг тьма и безмолвие.

Те же удивлялись, и ярились, и говорили меж собой: вот как он с нами! сожжём же его, дабы не было иным примера, а нам — позорища.

И сожгли.