- Вставайте, господин учитель, - услышал он над собой тихий голос Магды Винардсон какое-то время спустя и почувствовал, как она теребит его за плечо.
Он резко сел в кровати, уставился на Макса Пратке, который прижался к стене и косил на него свой безумный глаз.
- Что это? - произнёс Эриксон. - Зачем он здесь?
В следующее мгновение ему подумалось, что они пришли убивать его, и он обежал взглядом комнату, ожидая увидеть все остальные действующие лица спектакля: Клоппеншульца, Линду, Йохана, почтальона, Циклопа и прочих, кто принимал в представлении участие.
Но была только встревоженная Бегемотиха, склонившаяся над ним, да безумный старик Пратке, прижавшийся к стене напротив кровати.
- А что же вы один понесёте жмурика, - отвечала Винардсон. - Я вам не помощница, уж увольте. А Макс будет самое то что надо - он и поможет и сказать никому ничего не скажет, сами понимаете. Так что, давайте, господин Скуле, поднимайтеся и за дело.
В гостиной, возле шкафа было брошено наготове большое старое покрывало или накидка на диван, принесённая консьержкой. Бегемотиха вручила Эриксону заботливо приготовленную маску из марли, в которую был зашит толстый слой то ли поролона, то ли какой-то ткани, и резиновые перчатки. Такая же маска уже сидела на её лице. Эриксон догадался, быстро спрятал нос под эту повязку, натянул перчатки, кивнул на Пратке:
- А он?
- А ему всё едино, - махнула рукой консьержка, - что шло, что ехало, что амбра, что говно.
Под руководством Бегемотихи они с Пратке взялись за дело. Эриксону достались ноги, что было, наверное, легче. Пока они поднимали труп, вытаскивали его из шкафа и перекладывали на покрывало, ему всё казалось, что вот-вот ноги и руки начнут отрываться от размякшего тела, или вдруг лопнет раздувшийся живот и из него хлынет зловонная чёрная жижа. Маска, которая оказалась щедро смоченной водой с уксусом, не очень-то спасала от всепроникающего смрада, но всё же несколько облегчала работу.
Самым трудным оказалось завернуть труп в накидку. Вдобавок ко всему Пратке выдернул изо рта трупа флейту, поднёс к губам и хотел было дунуть, но Винардсон вовремя ударила его по рукам. Потом дурак долго выуживал флейту из-под шкафа, куда она закатилась.
Кое-как завернули тело в покрывало, положили туда же флейту, обмотали свёрток принесённым Бегемотихой скотчем. Она вышла, чтобы на всякий случай послушать на лестнице. Когда дала понять, что путь свободен, они взяли смердящий свёрток и понесли.
Старику Пратке было тяжело, голова трупа то и дело билась о ступени лестницы. Вдобавок с потревоженным телом что-то происходило - в одном месте накидка быстро начала промокать.
Кое-как протащили труп в узкий проём чёрного хода, и Эриксон с облегчением вдохнул свежий ночной воздух. Если не весь город, то прилегающий к Сёренсгаде район спал. Редко где виднелись светящиеся окна, местами играли на стёклах блики от экранов телевизоров. Пел где-то сверчок. Дождь кончился, но звёзд на небе было не видно, и луна то и дело пряталась за облаками, выглядывая редко и ненадолго.
- Ну и слава богу, - сказала Бегемотиха, кивнув луне. - Как раз так и надо. Когда будет выходить, вы останавливайтесь, присейдайте, господин Скуле, понятно? Ночь, не ночь, а всех-то людей спать не уложишь, они будут шастать. А вам лишние встречи не нужны.
Прижимаясь к мусорным бакам, они проследовали за консьержкой вдоль кирпичной стены, завернули за неё и двинулись позади какого-то магазинчика, примыкавшего к дому. Эриксон не сводил взгляда с того окна, за которым сидела молчаливая собеседница Клоппеншульца, или кем она там для него была.
Когда вышли на Тиневейен, Магда Винардсон остановилась.
- Дальше я с вами не пойду, - сказала она. - Мне за домом смотреть надо. Да и ни к чему мне лезть в чужие дела, не дай бог...
И принялась объяснять, как им лучше пройти до Фюлькевейен, избегая ярко освещённых участков и какой выбрать колодец и как управиться с телом.
- Вы только с Максом пожёстче, - сказала она напоследок, - а то с этого дурака станется - заорёт, или сбежит, чего доброго.
- А он правда дурак? - усмехнулся Эриксон. - Вон, фру Бернике с ним в карты ходит играть.
- Да не с ним, а с детьми, - возразила Бегемотиха. - К нему дети приходят иногда. А она ж его любовница была, Янна, пока он не сбрендил.
- Вот как, - Эриксон покачал головой. Но по-настоящему удивиться почему-то не получилось.
- Она его и сейчас любит, дурака, - Винардсон с сожалением посмотрела на Пратке, который равнодушно ожидал команды, и кивнула головой: - Ну, давайте, с богом. Осторожно там. А ты, Макс, попробуй мне только заори!
- Я не позволю! - произнёс сумасшедший громким шёпотом. - Никому! Никому не позволю.
- Вот и ладно, - Бегемотиха погладила его по голове. - Шагайте.
Уже когда они отошли шагов на десять, и консьержка повернулась уходить, Эриксон окликнул её. Она повернулась.
- Я не Якоб Скуле, - сказал он, - понятно вам? И никогда больше так меня не называйте, я ненавижу эту фамилию.
Она махнула рукой и пошла к дому.
Пратке пыхтел позади и всё бормотал что-то себе под нос - наверное, своё вечное «Я не позволю». Эриксон с трудом находил в темноте дорогу и боялся проглядеть поворот на Фюлькевейен, который по словам Бегемотихи был узким и неприметным.
В какой-то момент сзади послышался шум, и Эриксон почувствовал, что труп стал тяжелей, что он не может сдвинуть его с места. Оглянувшись, увидел, что Пратке выпустил тело и стоит рядом, запыхавшись и встряхивая руками.
- Устал? - пробормотал инженер. - Ничего, Макс, ничего, осталось немного. Ну, давай, берись.
Но старик даже не слушал его. Тяжело дыша, он уселся на тело и принялся сосредоточенно глядеть в одну точку, не обращая никакого внимания на Эриксона.
- Макс, - позвал он, - ну пожалуйста, я прошу тебя, давай пойдём.
- Ты не Якоб Скуле, - неожиданно произнёс Пратке.
- Да, - выдохнул обмерший Эриксон, отпуская свёрток.
- Ты не Якоб Скуле, - повторил сумасшедший, переводя взгляд на Эриксона.
- Да, - кивнул он. - А ты знаешь, кто я?
- Знаю, - кивнул Пратке. - Я знаю, кто ты.
- Откуда? - Эриксон смотрел на старика, как если бы это был внезапно оживший труп, попросивший из покрывала, чтобы его развернули.
- Я не позволю! - почти заорал сумасшедший, отчего Эриксон даже присел, закрывая ладонями уши.
- Тише! - зашептал он. - Тише, идиот! Ты погубишь нас.
- Не позволю, - забормотал старик. - Не позволю. Ты не Якоб Скуле.
- Да, да, да, я не Якоб Скуле, только заткнись, - пробовал урезонить его Эриксон.
- Ты не Якоб Скуле, - твердил Пратке. - Ты ненавидишь эту фамилию.
- Тьфу ты! - до Эриксона наконец дошло, откуда чокнутый Макс взял эту фразу. - Хватит сидеть, вставай, идём. Идём, или я тебя изобью, ты понял?!
Пратке неохотно поднялся, взялся за свёрток.
- Ты не Якоб Скуле, - услышал Эриксон за спиной его пыхтение, когда они уже тронулись. - Я знаю, кто ты.
- Знаешь - скажи, - усмехнулся Эриксон, не сомневаясь, что старик просто повторяет всё, невзначай услышанное, или то, что втемяшилось в данный момент в его больную голову.
- Ты сумасшедший, - произнёс Пратке.
Эриксон рассмеялся так, что не мог идти дальше и даже выронил из рук свою часть ноши. Он остановился и долго хохотал, не обращая внимания на тёмный переулок Фюлькевейен, в который они вступили. Где-то прошаркали чьи-то шаги, или ему показалось, но он не мог сдерживать смех и хохотал так, что даже присел.
Отсмеявшись, повернулся и увидел, что Пратке рядом нет.
- Эй, - окликнул он, - Макс. Макс, ты где? Вернись, или я тебя убью.
Пратке, где бы он ни был, не отозвался.
Тогда Эриксон бросился назад, в Тиневейен и метался от дома к дому и звал, и уже на середине переулка поймал старика, который спокойно шагал назад, как он полагал, к дому, на самом деле двигаясь совсем в другую сторону.
Настигнув, Эриксон несколько раз ударил его по лицу, свалил и схватил за горло.
- Если ещё раз, сукин сын, ты двинешься без моего разрешения, или подашь голос, я убью тебя, - прошипел он. - Ты понял меня?
- Я не позволю, - был ему ответ. - Ты не Якоб Скуле.
В тайной надежде, что трупа они на месте не обнаружат, что он куда-нибудь делся, Эриксон потащил старика назад. Конечно, труп никуда не делся и всё так же вонял на весь переулок, дожидаясь их.
Рука Эриксона нащупала в кармане трусики Линды, так и лежавшие там с момента первого побега. Сдёрнув с носа маску, отшвырнув её, поднёс к лицу трусики и глубоко вдохнул их запах. Аромат Линдиного тела был уже неуловим, пахло только несвежим бельём; а ещё, кажется, вонь, пропитавшая всю квартиру, въелась и в ткань. Тогда он с неожиданной злостью скомкал и отбросил трусики и минуту бессмысленно смотрел на это белое пятно, беззащитное и такое одинокое в безлунной тьме. Толкнул Пратке к свёртку: «Берись!»
Теперь он заставил Макса идти впереди, командуя, куда нужно двигаться. Метров через тридцать Пратке выронил свёрток и уселся на него. Он тяжело дышал, по шуму, с которым работали его лёгкие, видно было, как он устал. Чёрт возьми! Так они никогда не доберутся до...
Ему послышалось, или впереди в самом деле разговаривали?
Весь обратившись в слух, Эриксон даже выступил вперёд, чтобы оставить старика, пыхтящего как кузнечный мех, за спиной.
Да, теперь он совершенно отчётливо расслышал. Только это был не разговор. Впереди, там где прижались к тротуару несколько автомобилей, доносились звуки рации. А присмотревшись, он различил и полицейскую мигалку на одной из машин.
Эриксон попятился, наступил на труп и, чертыхаясь, повалился на тротуар.
- Я не позволю! - поднимаясь, заорал Пратке, и голос его разнёсся по Фюлькевейен до самой, наверное, площади Густава Стрее. - Никому не позволю!
- Молчи, идиот! - зашипел Эриксон, замирая в надежде, что сумасшедшего не услышали.
Но его услышали. В пятидесяти метрах далее по переулку вспыхнули фары, выхватили из сумрака Пратке, как свечка торчащего с растопыренными руками над свёртком.
Закрываясь рукой от слепящего света, сумасшедший заорал с новой силой: «Я не позволю!»
Эриксон застонал, заскулил от безнадёжности своего положения и неминуемости чего-то очень нехорошего, на четвереньках отполз в тень ближайшего дома, поднялся и бросился бежать. Выскочил в Жестяной переулок и помчался, прижимаясь к домам, назад - в кровать, досыпать. Ведь весь этот ужас ему только снился. «Ну, усни ещё раз, - вспомнил он слова Линды. Закроешь дверь и проснёшься»... Да-да, сейчас он только сбегает закроет дверь, отрезав путь в реальность преследующему его кошмару, и - проснётся.
- Вставайте, господин учитель, - услышал он над собой тихий голос Магды Винардсон и почувствовал, как она теребит его за плечо.
Он резко сел в кровати, уставился на Макса Пратке, который прижался к стене и косил на него свой безумный глаз.
- Что это? - произнёс Эриксон. - Зачем он здесь?
В следующее мгновение ему подумалось, что они пришли убивать его, и он обежал взглядом комнату, ожидая увидеть все остальные действующие лица спектакля: Клоппеншульца, Линду, Йохана, почтальона, Циклопа и прочих, кто принимал в представлении участие.
Но была только встревоженная Бегемотиха, склонившаяся над ним, да безумный старик Пратке, прижавшийся к стене напротив кровати. Двух других мужчин, стоящих у двери, он узнал не сразу.
- Господин Якоб Скуле? - обратился к нему один из них.
- Да, - кивнул он, не понимая, - да, это я.
- Инспектор полиции Йорген Фергюссон. А это - мой помощник, Клай де Гюс.
- Вот как, - пробормотал Эриксон, глядя в окно, на Сёренсгаде, дома напротив и площадь Густава Стрее вдалеке, которую застилал туман раннего утра. Только-только светало. День обещал быть тёплым и солнечным. - Вот как, - повторил он. - Чем обязан, инспектор? - только теперь он заметил, что Макс Пратке держит руки за спиной, и когда старик немного повернулся, инженер увидел на его запястьях наручники.
- Вы должны одеться и следовать с нами в участок, господин Скуле.
- В участок? - он представил себе, как подскакивает с кровати, бросается к открытому окну и выпрыгивает на улицу. Наверняка ему удастся сбежать от этих неповоротливых туповатых полицейских, если только внизу не ждут ещё два-три человека. - Меня что, в чём-то обвиняют? - спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ.
- В убийстве, господин Скуле, - отозвался инспектор Фергюссон, а его помощник достал из кармана наручники, обошёл кровать и замер у открытого окна. Как он догадался о мыслях Эриксона? - Вы обвиняетесь в убийстве.
- Я никого не убивал, - покачал головой Эриксон. - Я - жертва. Все эти люди, - он кивнул на Бегемотиху, на Пратке, - пытаются свести меня с ума и внушить мне, что это я убил Якоба Скуле, или кого там они лишили жизни.
- Вы обвиняетесь в убийстве господина Витлава Эриксона, - сказал инспектор.