У окна настырно жужжала муха. Может быть, она прилетела сюда за Эриксоном, который так и не переоделся в чистый костюм и продолжал, наверное, вонять. Во всяком случае, комиссар Йереми Вальхоф пошире открыл в кабинете окно и курил сигарету за сигаретой - наверняка, чтобы не чувствовать исходящий от Эриксона смрад.

    Эриксону тоже предложили закурить, но ему совершенно не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось, даже жить. Его допрашивали всё утро, не давая ни есть, ни спать. И даже в туалет сопроводили только после того, как он заявил, что через минуту затопит кабинет. Потом ему дали отдохнуть не больше часа и снова привели на допрос.

    Теперь Эриксон сидел на стуле посреди кабинета, под охраной высокого и худого капрала, а руки его были скованы за спиной наручниками. Битых полчаса он сидел и уже то и дело задрёмывал, а комиссар не обращал на него внимания, будто его тут вообще не было.

    - Может быть, я пойду в камеру? - нарушил Эриксон тишину, в которой слышно было только жужжание мухи - тупой чёрной мухи, которая так и не могла найти путь к распахнутой настежь створке, а бессмысленно билась и билась в закрытую. - Очень хочется спать.

    Комиссар не обратил на него никакого внимания и продолжал задумчиво курить, перечитывая какие-то бумаги. Стоящий рядом с Эриксоном капрал вздохнул, переступил с ноги на ногу - кажется, ему тоже порядком всё это надоело, включая и тупую муху на окне и Эриксона, не говоря уж о зануде-комиссаре.

    Прошло ещё не меньше четверти часа, прежде чем зазвонил телефон. Йереми Вальхоф снял трубку и молча выслушал говорящего, кивнул, изрёк «Ведите» и погасил сигарету.

    Через пять минут явился сержант и придержал дверь для человека, который следовал за ним. Когда в кабинет вошла Хельга и остановилась у входа, робко осматриваясь, Эриксон подскочил, но расторопный полицейский тут же с силой нажал ему на плечи, заставив сесть на место. Наверное они специально набирали таких высоких капралов, чтобы те могли, карауля преступников, одним нажимом рук усадить на место человека любого роста. «Хотя, будь на моём месте Циклоп, - с усмешкой подумал Эриксон, - вряд ли этот жердяй сумел бы так легко вернуть его на стул».

    Хельга несомненно заметила присутствие Эриксона, но старательно не смотрела в его сторону, и даже когда он позвал её по имени, только быстро покосилась на него из-под ресниц.

    - Хельга, - оторопел Витлав Эриксон. - Что случилось, Хельга? Что происходит? Скажи мне, милая моя жена.

    - Подследственный, я попрошу вас молчать и никак не обращаться к свидетельнице, - сделал замечание Вальхоф. - Вы имеете право только отвечать на мои вопросы, буде такие возникнут и я обращусь к вам. Во всё остальное время вы обязаны хранить молчание, или к вам будут приняты специальные меры воздействия.

    - Вы угрожаете мне, комиссар? - Эриксон метнул в него вызывающий взгляд.

    - Ни в коем случае, - ответил тот, твёрдо глядя Эриксону в глаза. - Я лишь предупреждаю вас, - и повернулся к Хельге, которую сержант усадил напротив него у стола.

    Комиссар долго исполнял формальности, выясняя всякую ерунду, вроде того, как её зовут, где она живёт, чем занимается и кем ей приходится Витлав Эриксон. «Мужем», - отвечала она на этот вопрос.

    - Знаком ли вам этот человек? - спросил наконец комиссар, кивнув на Эриксона.

    - Да, - отвечала Хельга, даже не взглянув на него.

    - При каких обстоятельствах вы познакомились? - продолжал комиссар.

    Эриксон нервно рассмеялся.

    - При очень странных обстоятельствах, комиссар, - сказал он. - Вы не поверите, но мы познакомились с Хельгой ещё в первом классе школы. Мы вместе учились. А потом, когда мы стали взрослыми, она вышла за меня замуж. Вот такие обстоятельства, комиссар. Забавно, не правда ли?

    Пока он говорил, никто не смотрел на него. Комиссар глядел на Хельгу, ожидая ответа, а та опустила глаза в пол и только бледнела, кажется, всё больше и больше при каждом слове Эриксона.

    - Итак, - повторил комиссар как ни в чём ни бывало, когда Эриксон умолк, - при каких обстоятельствах вы познакомились?

    - У нас дома. Я позвонила по объявлению, и он пришёл.

    - По какому объявлению вы звонили, мадам?

    - Я искала учителя игры на флейте.

    Эриксон заподозрил неладное. Что-то происходило не то и не так. Он давно был готов смириться с тем, что сошёл с ума, что весь мир вокруг сошёл с ума и хочет одного - его безумия или смерти, но Хельга...

    - Как зовут этого человека, вы знаете? - продолжал меж тем комиссар.

    - Знаю, - прошептала Хельга. - Его зовут Якоб Скуле.

    Если бы молния ударила его прямо здесь, в кабинете следователя, Витлав Эриксон и то был бы поражён меньше.

    - Что?! - вскричал он. - Хельга! Что?! Что ты говоришь? Милая, милая жена моя, ты что, тоже заодно со всеми этими людьми?

    - Повторите ещё раз, как зовут этого человека, - потребовал комиссар.

    - Якоб Скуле, - уже твёрдо сказала Хельга и даже отважилась бросить на Эриксона быстрый взгляд. - Учитель музыки.

    - Вы уверены?

    - Да.

    - Итак, вы искали учителя игры на флейте...

    - Да, - кивнула Хельга. - Простите, комиссар, могу я курить? - и не дожидаясь ответа полицейского, достала пачку «Дальдера» и изящную серебряную зажигалку.

    - Я просмотрела список соискателей на сайте «Гезе Хусверк», - продолжала она, жадно затягиваясь, - и остановилась на господине Якобе Скуле.

    - Почему вы выбрали именно его? - немедленно среагировал комиссар.

    - Ну-у... - пожала плечами Хельга. - У него был самый большой опыт работы в качестве учителя музыки и он владел несколькими инструментами. Кроме него на сайте был только один флейтист, но... но он показался мне не очень подходящей кандидатурой, а кроме того жил в пригороде, и... В общем, мы остановились на господине Скуле.

    - Понятно, - кивнул комиссар. - И как вы предложили ему работу?

    - Я попросила мужа позвонить в «Гезе Хусверк» и назначить господину Скуле собеседование. Господин учитель пришёл, мы - я и мой муж - поговорили с ним и решили, что нас устраивает его кандидатура.

    - Господин Скуле не показался вам... странным, подозрительным?

    - Ни в малейшей степени, - покачала головой Хельга. - Более того, он создавал впечатление скромного, неглупого и страстно любящего музыку человека.

    - И вы заключили контракт?

    - Да, на следующий день муж договорился с господином Скуле о встрече в «Гезе Хусверк», где они подписали договор на год.

    - И как долго господин Якоб Скуле посещал вас в качестве учителя музыки?

    - Около трёх месяцев, - ответила Хельга помолчав.

    Эриксон слушал всё это - весь этот невозможный бред - с нарастающим удивлением и растерянностью. Нет, всё происходило так, как рассказывала его жена, за тем лишь исключением, что она упорно поддерживала обман, называя его, Витлава Эриксона, её мужа, дурацким именем Скуле.

    - Замечали вы когда-нибудь странности в поведении господина Скуле? - продолжил между тем комиссар допрос.

    - Меня зовут Эриксон! - не сдержавшись, прорычал Эриксон. - Витлав Эриксон! И чёрта с два вы заставите меня думать иначе, понятно вам?! Хельга... Хельга, опомнись, что ты делаешь?!

    Жена даже не взглянула на него и лишь испуганно вздрогнула, когда он подал голос.

    - Мне повторить вопрос? - спросил комиссар, обращаясь к ней, словно Эриксона и не было в кабинете, а помешал Хельге расслышать его вопрос гул и дребезжание в водопроводных трубах.

    - Нет, я слышала, - отвечала его жена. - Как вам сказать, комиссар... особых странностей не было, человек как человек... По крайней мере, поначалу, - добавила она. - Как я уже сказала, первое впечатление о господине Скуле сложилось у нас с мужем самое хорошее.

    - Поначалу, - подчеркнул комиссар. - А потом?

    - Потом мы стали замечать, что господин Скуле... Ну, в общем, ничего необычного не было, ведь любой человек на собеседовании с потенциальным работодателем стремится показать себя с самой лучшей стороны, не так ли? А спустя время, когда работа получена и он немного освоился в новой ситуации, нередко случается так, что... Я думаю, вы меня понимаете. Ничего странного или отталкивающего в господине Скуле нам не открылось, но порой нас задевала некоторая его... фамильярность, да, и... он словно чего-то ждал от нас.

    - Чего-то ждал? Что вы имеете в виду?

    - Я не смогу объяснить, комиссар, - покачала головой Хельга. - В общем, нам казалось, что он считает нас, особенно мужа, чем-то обязанным ему. Может быть, это было обманчивым впечатлением, я не хотела бы акцентировать на нём ваше внимание.

    - Понимаю, - кивнул Йереми Вальхоф. - Между ним и вашем мужем Витлавом Эриксоном были напряжённые отношения?

    - Не то чтобы напряжённые... Но в последнее время Витлав предлагал мне отказаться от услуг господина Скуле.

    - Почему? Чем он это аргументировал?

    - Он говорил, что учитель, господин Скуле, кажется ему... что он немного не в себе.

    - В чём это выражалось, ваш муж не пояснял? - комиссар вцепился в Хельгу взглядом, губы его поджались, сложились в тонкую линию.

    - Да я и сама была этому свидетельницей... - сказала Хельга. - Дело в том, что господин учитель несколько раз говорил, что завидует моему мужу.

    - Завидует Витлаву Эриксону? В чём?

    - Он говорил, что мужу повезло: у него хорошая работа, прекрасная жена, замечательная квартира, много денег, а главное... главное, говорил он, что у него прекрасное имя - Витлав Эриксон. В то время как сам господин учитель живёт в бедности, в ужасных условиях, вынужден сожительствовать с проституткой и носит...

    - Простите, - перебил комиссар, - простите фру Эриксон... Он так прямо и заявлял, что вынужден сожительствовать с проституткой?

    - Да, - Хельга покраснела. - Я передала дословно.

    - Понятно, продолжайте.

    - Вот... - замешкалась сбитая с толка Хельга. - И он говорил...

    - Вы сказали «вынужден сожительствовать с проституткой и носит...» - подсказал сержант, который за столом в углу стучал по клавишам компьютера, протоколируя допрос.

    - Спасибо, - повернулась к нему Хельга. - Да, он говорил, что вынужден носить такую безобразную фамилию - Скуле, Якоб Скуле. И пару раз он предлагал мужу поменяться местами.

    - Поменяться местами? Он так шутил?

    - Нам казалось, что он говорит это совершенно серьёзно, госодин комиссар. По крайней мере, вид у него был соответствующий. Вид был серьёзный и... и немного странный. У него так горели при этом глаза, что мне становилось не по себе. А ещё, когда мужа не бывало дома, случалось, что господин учитель, он... он позволял себе...

    - Он домогался вас? - подсказал комиссар.

    - Домогался?.. - вздрогнула Хельга. - Ну... что-то в этом роде, да, можно это назвать и так...

    - Вы поощряли его в этих домогательствах?

    - Комиссар!

    - Простите. Продолжайте.

    - А один раз... один раз он чуть не набросился на мужа, - Хельга передёрнула плечами при этом воспоминании. На Витлава.

    - Хельга, - ласково позвал Эриксон. - Скажи наконец, что я - это я. Я не верю, что ты заодно с этой бандой. Чёрт с ним, я готов поверить, что в деле замешаны все - Линда, Циклоп, Йохан, Бегемотиха, инспектор, комиссар, да вся чёртова полиция, но...

    - Господин Скуле! - перебил комиссар. - Прошу вас молчать и выбирать выражения.

    Эриксон рассмеялся. «Молчать и выбирать выражения», - повторял он. И даже губы Хельги, кажется, дрогнули в едва заметной улыбке. Комиссар Вальхоф смутился.

    - Итак, фру Эриксон, вы сказали, что один раз господин Якоб Скуле чуть не набросился на вашего мужа, Витлава Эриксона. Он что-нибудь говорил при этом? Угрожал?

    - Нет. Он просто кричал: «Это я, я должен быть Витлавом Эриксоном». После этого муж и предложил мне отказаться от услуг этого господина.

    - Вы отказались?

    - Да. На следующий же день.

    - В тот день, когда пропал ваш муж? - многозначительно произнёс комиссар.

    - Да, - голос Хельги дрогнул.

    - Как это случилось? Я имею в виду, как реагировал господин Якоб Скуле на отказ от места.

    - Ну, господин Скуле принял известие об отказе от его услуг на удивление спокойно. Он улыбался, шутил, говорил, что я была одной из лучших его учениц, но что он даже рад нашему отказу, потому что у него появились новые ученики - дети, - в которых ему хотелось бы вложить всю свою душу, весь педагогический талант, а это требует времени, которого теперь станет у него больше. Что-то в этом роде он говорил. Муж сказал, что оформит расчёт в «Гезе Хусверк» и отправит извещение господину Скуле почтой, вместе с деньгами. Господин Скуле на это возразил, что не доверяет почте, особенно в денежных вопросах, и говорил, что очень и срочно нуждается в деньгах, что ему нечем даже заплатить за квартиру. Тогда супруг сказал, что занесёт ему деньги лично, сразу, как только расторгнет договор и оформит расчёт. Он ещё сказал, что господин Скуле даже выиграет от такого поворота всего этого дела, потому что получит неустойку за одностороннее расторжение контракта.

    - Господин Витлав Эриксон выполнил своё обещание?

    - Затрудняюсь ответить. Выполнил как минимум наполовину. Дело в том, что после того как он ушёл в «Гезе Хусверк» я его больше не видела. Я звонила в фирму - потом, когда он не вернулся домой, и я поняла, что с ним что-то случилось. Служащий фирмы сказал, что муж оформил расторжение договора и получил уведомление о расчёте, который должен предоставить господину учителю. А занёс ли муж деньги господину Скуле, я не знаю.

    - Занёс, Хельга, занёс, - вмешался Эриксон. - Зачем ты лжёшь, объясни мне?

    - Господин Скуле, - обратился комиссар к Эриксону, - я прошу вас молчать, пока к вам...

    - Идите к чёрту, комиссар! - закричал Эриксон. - Идите к чёрту, понятно вам? Если у вас есть претензии к этому чёртову учителю музыки с мерзкой фамилией Скуле, так ему их и предъявляйте, а меня оставьте в покое! А ты, ты Хельга... Как ты могла? Я ожидал всего, но это... Что тебе нужно? Мои деньги? Мой дом? Моя жизнь? Или всё и сразу?

    Хельга закрыла лицо руками, зарыдала. Комиссар кивнул сержанту; тот сноровисто извлёк из упаковки тонкий упругий ремешок и быстро надел его на голову Эриксону, перехватив нижнюю челюсть так, что тот больше не мог раскрыть рта.

    Комиссар успокаивал Хельгу и поил её водой, а потом ещё долго задавал всякие дурацкие вопросы, по делу и не очень, выяснял детали и цеплялся к словам. Наконец устало откинулся на спинку стула и потёр глаза.

    - У меня больше нет к вам вопросов, мадам Эриксон, - сказал он, тупо глядя в свои бумаги.

    Хельга, не глядя на Эриксона, кивнула, поднялась.

    - Я могу идти, комиссар?

    - Да, конечно, - промычал тот, не отрываясь от бумаг.

    Она ещё минуту стояла, словно хотела что-то сказать. Эриксон ждал её взгляда, ждал, что она сейчас заплачет, бросится к нему, будет просить прощения, и всё разрешится. Но нет, этого не случилось - осень, безумие, безнадёжность и смерть окончательно вступили в свои права. Услужливый сержант закрыл за Хельгой дверь, вернулся к компьютеру.

    По знаку комиссара капрал снял с головы Эриксона ремешок, взял под локоть, заставляя подняться.

    - Проснуться, - пробормотал инженер. - Мне просто нужно проснуться. Это всё сон. Разбудите меня, капрал, дайте хорошего подзатыльника.

    Комиссар Вальхоф задумчиво посмотрел на него, потёр подбородок, закурил новую сигарету.

    - Да, это бывает, господин учитель, - сказал он. - Бывало и у меня такое пару раз. Но только, господин Скуле... вы же чокнутый, а от безумия не проснёшься, и от жизни тоже. Ну, разве что, на том свете... Так что сбежать отсюда у вас не получится. Впрочем, если только - в полное и окончательное безумие.

    - Вам Габриэль Клоппеншульц кем приходится? - усмехнулся Эриксон.

    Комиссар посмотрел на него усталым взглядом, покачал головой, кивнул капралу: «Ведите».