Можаев нагнал своих друзей почти у самого пруда. Вид у него был сконфуженный.
— Наш Юрий Холмс, кажется, потерпел здоровисенькое поражение, — съязвил Мартын.
— Упустил… — вяло ответил Юрий. — Чорт бы побрал эти серийные поросячьи маски!
Со стороны пруда слышались залпы смеха. Плотное кольцо зрителей окаймляло водоем.
— Цирк на воде! — кричали мальчишки. — Ну и комик!
Зрелище, которое пользовалось таким успехом, было действительно смешным. В центре пруда, качаясь, как пресспапье, плавал небольшой плот. На нем, с трудом удерживая равновесие, балансировал долгогривый молодой человек в клетчатых штанах. В одной руке он держал штиблеты-босоножки, в другой — ракетную гильзу. Электрики, не разобравшись, в чем дело, направили на пруд прожекторы. Лицо молодого человека на плоту было бледно, как очищенная репа.
— Альберт! — воскликнула Вера. — Боже мой! Что случилось, Бертик?
— Вот сейчас начнется самый цирк, — сказал кто-то из зрителей. — С берега будут задавать вопросы, а тот водяной комик станет отвечать в куплетной форме!
Но потомок именитого литератора, услышав свое имя, вздрогнул и неосторожно переступил ногами. Плотик закачался еще активнее и одним краем ушел под воду.
— Папа! — пискнул Альберт, отчаянно взмахивая босоножками.
Зрители засмеялись: они принимали борьбу Бомаршова со стихией за хорошо отрепетированный номер.
— Эх, пропустили вы начало! — сказал сосед Благуши. — Он уже и на четвереньках ползал и сандалиями, как веслами, загребал.
— Это кошмарно… — сжимая Надину руку, всхлипывала Вера — Он тонет, а все хохочут… Его спасать надо!
— Пять шестых земного шара — вода, — философски изрек Юрий, — но человек вспоминает об этом только тогда, когда начинает тонуть.
— Спа…па-па…сите! — донесся с пруда жалобный вопль. — Папа!
— Милиция идет! — закричали мальчишки.
Среди Поросят и Чайников замелькали белые фуражки блюстителей порядка. Сержант расспрашивал с помощью рупора Альберта:
— Фамилия? Место жительства? Год рождения? Под судом и следствием не состояли? Отвечайте, гражданин!
— Бомаршов его фамилия! — сказал Юрий. — Литераторов сын. Спасать ребенка надо, а не разговаривать.
— Что ж я, прямо так, при всей форме, и полезу в воду? — удивился милиционер.
Другой блюститель порядка, услышав фамилию Бомаршова, крикнул уже почтительно:
— Продержитесь еще маленечко, товарищ, сейчас все будет в полном порядке.
— Но он же утонет! — простонала Вера, заламывая руки. — Он такой хрупкий, он такой неприспособленный! Неужели здесь нет настоящего мужчины? Что же все смотрят? Плывите к нему кто-нибудь! Юрий, мне говорили, что вы бывший моряк…
Но прежде чем Можаев смог ответить, Мартын сбросил свою двухцветную спортивную куртку, тренировочные брюки, сандалеты на гуттаперчевом ходу и сдал очки Юрию на хранение.
— Купаться здесь воспрещается! — закричал милиционер, бросаясь к Благуше. — Гражданин! Вы нарушаете постановление горсовета от двадцать восьмого апреля…
— Он командировочный, — сказал Юрий, — поэтому имеет правоте знать здешних указов!
Мартын, кинув на Надю взгляд героя, легко вскочил на цементную лягушку и бросился в воду.
Публика бурно зааплодировала и тут же разразилась хохотом. Благуша показался из воды, потирая ушибленную голову: пруд был ему лишь по пояс.
Мартын зашагал к плоту. За ним, как за Гулливером, тянулись ниточки водорослей и целая армада каких-то листьев, похожих на игрушечные кораблики.
Альберт затих и тупо глядел на приближающегося Благушу.
— Сидеть смирно! — приказал Мартын, вылавливая из воды веревку. — Поехали, хлопче!
Юрий не удержался и, расчехлив свою «лейку», щелкнул несколько кадров.
— Потом подарите мне один снимок, — сказала Надя, — для семейного альбома. Мама вам будет очень благодарна!
Отфыркиваясь и похлопывая себя по плечам, Благуша вылез на сушу. Альберт, уже успевший надеть свои босоножки, ждал, когда плот накрепко привяжут к берегу. Мартын не выдержал, схватил Бомаршова за шиворот, приподнял, встряхнул его, как градусник, и поставил на землю.
— Ты простудишься! — заботливо сказала Вера. — Немедленно поезжай домой! Боже, Альберт, как ты меня напугал!
— Насморка я не боюсь, — сказал Альберт, поглаживая свои крысиные усики.
— Ты такой храбрый, Бертик, — сказала Вера, смотря на Бомаршова влюбленными глазами.
— Скажите, а вы не были водолазом? — спросила Надя Мартына. — Вам полагается медаль «За спасение утопающих». Об этом должна похлопотать Вера.
— Говоря откровенно, похлопотать должны и вы, Надя, — не выдержал Юрий. — До того как Мартын увидел вас, он столь героических поступков не совершал.
И кто знает, какой бы оборот принял этот обмен мнениями, если бы около них не раздался официальный голос:
— Простите, гражданин! Я вас предупреждал: купаться в пруду нельзя! Прошу уплатить штраф!
— За что? — удивился Юрий. — Один из всех рискнул броситься на спасение, а вы его же и…
— Большинство граждан — местные жители, — сказал милиционер, — они знают, что утонуть в этом водоеме невозможно.
— Тогда и Альбертика штрафуйте, — сказал Мартын добродушно, — в компании как-то веселее.
— Я не купался, я тонул! — возмутился Альберт. — И кроме того… кроме того… у меня из кармана выпал паспорт. И утонул. Верусик, как же мы теперь пойдем в загс?
— Человек без паспорта, — заметил Юрий, — имеет мокрый вид…
— Товарищ Бомаршов, — почтительно произнес милиционер, — в воду не влезали. У них, глядите, даже брюки сухие. А насчет утопленного документа не тревожьтесь. Выдадим новый в обычном порядке.
— Паспорт можно вернуть, — усмехнулся Юрий. — А как быть с утерянной репутацией храбреца?
— Скажите, Надя, — спросил Мартын, — ваше бюро возвращает потерянную репутацию?
— Теряйте — заходите, — лукаво ответила Надя. — Но боюсь, что ничем помочь не сможем.
— А вас, — бодрым голосом сказал Мартыну милиционер, — прошу уплатить десять рублей.
Мартын улыбнулся виновато-чарующей улыбкой. Милиционер ответил ему тем же… Тогда Благуша покорно достал из кармана бумажник, уплатил десятку из командировочного фонда, а квитанцию в негодовании бросил наземь.
— Стоп! — сказал Юрий. — Ты сделал первую ошибку, когда отдал червонец, а вторую — когда бросил квитанцию. По этой самой квитанции я получу деньги назад. Товарищ милиционер, пойдемте в отделение. Там мы с вами выясним, как применять постановление горсовета от двадцать восьмого апреля…
— Да не журись ты, Юра, из-за десятки, — небрежным тоном бросил Мартын.
— Штраф вместо медали — нет, этого я так не оставлю! Не поминайте лихом. Встретимся через полчаса, ну хотя бы на горке.
Эскортируемый милиционером, Юрий отбыл в отделение.
Альберт вытянул шею, будто силился кого-то разглядеть поодаль, и сразу же заторопился.
— Мне пора домой. У нас сегодня гости, и мне нужно переодеться. Ты со мной, дорогая?
— Да, — сказала Вера, — поедем.
И они ушли.
Мартын и Надежда долго молчали. Благуша, видимо, понимал, что рыцаря из него не получается. Лучшим выходом было покинуть это роковое место.
— Знаете что, Надя, — наконец прервал молчание Благуша, — здесь столько народу, что сохнуть у всех на глазах просто неприлично. Да и студено что-то после ныряния. Давайте устроит пробежку до конца аллеи, на горку. Добре?
— Идет! — согласилась Надя.
Финиш состоялся у маленькой, увитой плющом беседки. Надя прибежала к беседке первой и целую минуту ждала Мартына.
— Что значит узкая специальность, — запыхавшись, произнес Благуша. — Я левой рукой могу сто раз выжать швейную машинку, а вот бег на средние дистанции не моя стихия!
С вершины холмика был виден клочок массового поля. Там все вертелось, кружилось, сверкало огнями. Здесь же было тихо, и луна светила так, будто ей перед этим прочитали инструкцию «Как добиться максимального эффекта в освещении Земли ночью». Из беседки доносились звуки поцелуев.
— Гарно! — сказал Мартын. — Пойдемте посидим.
Но осуществить этот замысел оказалось не так-то легко: все скамейки были заняты влюбленными. Когда Надя и Мартын проходили мимо, то парочки делали вид, что беседуют о выполнении квартального плана и о понижении себестоимости продукции. Попадались и смелые люди: те целовались, невзирая на окружающих.
Наконец место было найдено. Над обрывом, среди старых лип притаилась какая-то древняя, еще допарковых времен, скамья. Ближайшее к ней дерево было покрыто червонными тузами и стрелами, а также инициалами нескольких поколений влюбленных.
Мартын и Надежда подошли поближе к скамье и вдруг обнаружили в тени деревьев двух тихо переговаривающихся людей. Оба были в масках: один — Поросенок, другой — Чайник.
— Так по рукам? — покачиваясь, спросил Поросенок. — Я тебя з-за-зывал, я тебя и осчастлив-влю-лю…
— А д-дач-чку построить пом-можешь? — в свою очередь, вопросил Чайник. — А насчет б-балансика не беспокойся…
Мартын рассеянно прислушался. «Где я слышал эти голоса? Постой, постой… А не те ли это заговорщики, за которыми охотился наш Юрий Холмс?..»
Поросенок и Чайник, заметив посторонних, испуганно икнули и, поддерживая друг друга плечами, быстро-быстро зашагали куда-то в сторону.
«Остановить?.. Спросить?.. А ну их!.. Не до этих мистических разговоров сейчас…»
Мартын обернулся к Надежде. Полянка подле скамьи лучилась от серебристого света. Луна, небесный прожектор, была направлена прямо на них. Мартын поймал себя на мысли, что Надя, конечно, гораздо красивее Веры: у той много искусственного: крашеные ресницы, губы. Хотя Вера с первого взгляда привлекает больше внимания.
— Сколько сейчас времени? — нарушил молчание Благуша.
На черной от загара Надиной руке серый ремешок часов казался почти белым.
— Тридцать пять минут двенадцатого.
— Мы с вами знакомы, Надя, ровно пять суток три часа и двадцать минут…
Надя засмеялась. Смех был ей к лицу — она становилась еще красивее. В ее больших глазах дрожали две маленькие луны.
Мартын попытался было найти в Наде какой-нибудь недостаток и обрадовался, обнаружив, что она немного курноса. Но через мгновение именно нос начал ему нравиться больше всего.
— Бывают в жизни моменты, — сказал Благуша, — когда я жалею, что моя профессия — оператор-документалист.
Есть же такие счастливцы, которые снимают лирические фильмы.
— Если бы зрители учились у кино любить, — сказала Надя, — то самое слово «лирика» давно бы было забыто.
— Вот они! — послышался голос. — Воркуют!
Двое студентов с полупогончиками горного вуза на плечах подошли к скамье.
— Простите, — сказал широкоплечий, — мы бы не вмешались в ваши личные дела, но есть важные обстоятельства.
— А ведь это не она, — сказал худощавый, — не невеста Бомаршова. Та в другом платье… Но похожа-то как! Вы сестра той девушки, на которой женится Альбертик? Да? Я вас видел всех вместе у пруда!
— Что вам, собственно, нужно? — грозно забасил Мартын.
— Вот, ознакомьтесь с документиком, — протянул Наде записку широкоплечий. — Пусть семейство Калинкиных будет в курсе.
Надя быстро пробежала послание.
— Ах вот как! Это же Леля пишет, верно?
— Верно, — подтвердил худощавый. — Какая девушка из-за этого пижончика чуть не пропала! А вы еще самоотверженно спасали такого типа, — сказал он Мартыну. — Его не спасать надо было, а совсем наоборот.
— Будет очень хорошо, — сказал широкоплечий, — если вы доведете содержание письма до сведения вашей сестры! Все честные люди должны действовать сообща… Ну, простите великодушно!
— Прощаем.
И студенты удалились.
— Як не вертись, собака, а хвист ззаду, — сказал Благуша.
— Конечно, я все расскажу Вере, — произнесла Надя, — но она мне не поверит. Скажет: «завидуешь, клевещешь». Но для нас с мамой это очень важно… Мы найдем Лелю через институт…
Мартын с нежностью смотрел на Надю.
«Ах, какая девушка! Решительная, тонкая, красивая!.. А ведь совсем на-днях я ее не знал, — думал Мартын. — А сейчас готов сделать для нее что угодно… Но что? Взять и носить на руках по всему парку? Или влезть на дерево, как герой одной юмористической повести? Глупо!»
В это мгновение где-то рядом послышался звонкий, переливчатый соловьиный свист.
— Давненько не слышал я соловьев, — шопотом сознался Мартын. — Красиво спивает птаха!
Соловей пел так, будто выступал на заключительном туре вселенского конкурса вокалистов. Трели его струились среди притихших деревьев, взвивались к луне. И вдруг он смолк.
Под чьими-то шагами заскрипел песок аллеи.
— Эх, спугнули пичугу! — кулаком стукнул по колену Мартын.
Но соловей запел снова. Его песня, очевидно, загипнотизировала девушку: когда Мартын взял крепкую маленькую Надину руку и положил ее в свои большие ладони, то Надя даже не пошевельнулась.
И опять трель прервалась.
— Кто-то сюда идет, — сказала Надя и высвободила пальцы.
— Юрка! — закричал Мартын.
Вместо ответа Можаев залился соловьиным свистом.
— А мы думали, что соловей был настоящим, — разочарованно сказала Надя.
— Люди, Наденька, на природе немножко… глупеют. Надо знать, что натуральные соловьи давно уже кончили петь… Но как Мартын-то поддался на этот розыгрыш? Он же знает, что на вечерах самодеятельности я всегда выступал в качестве мастера художественного свиста.
Можаев бережно достал из кармана смятую ассигнацию.
— Получите штрафную десятку, дорогой казначей. И не транжирьте деньги так легкомысленно.
— Значит, добродетель восторжествовала в милиции? — спросила Надежда.
Мартын благородным жестом отказался от возврата блудной десятки в лоно общей казны.
— Червонец принадлежит тебе — трать по усмотрению.
— С удовольствием, — согласился Юрий.
— Да, кстати, — вдруг вспомнил Мартын, — по-моему, я бачил твоих таинственных незнакомцев. Подходим мы с Надей, а они возле дерева стоят, о каком-то балансе говорят, о дачном строительстве…
— Где же они? — обрадовался Юрий. — Куда ты их девал?
— А я… я что… они сами — увидели нас, испарились.
— To-есть как? — Юрий опешил. — И ты даже не пытался их задержать? Да ты знаешь, кто ты такой? Ты… ты… Эх, не будь здесь дамы, я бы сказал, кто ты… И это мой боевой товарищ! — горько закончил Юрий.
Надежда в недоумении смотрела на операторов.
Благуша чувствовал себя виноватым, но пытался обороняться:
— Что же, мне у них документы проверить, что ли? Я же не милиционер!
— Ты мог проводить их до милиционера, а он бы у них проверил, что надо… Нам же, главное, получить их координаты! Эх, ты! Первый раз в жизни наткнулся на серьезное дело и то ухитрился пройти мимо… И не улыбайся, не улыбайся, ничего тут веселого нет…
Операторы и Надя медленно спускались с холма. Юрий злился на Мартына и, скорбно поджав губы, шел сзади. Надежда была смущена тем, что стала невольной свидетельницей размолвки товарищей. А может быть, Благуша именно из-за нее не обратил внимания на какое-то нужное дело? Мартын шагал молча. Он радовался тому, что Юрий не продолжает разговора. Впрочем, в глубине души Мартын негодовал на себя: действительно, кажется, дал маху с этими Поросенком и Чайником…
…Вот так, к сожалению, очень часто случается в жизни. Заметил человек недостаток, фальшь, зло на работе ли, дома ли, на улице, в магазине. Заметил. Хотел потребовать жалобную книгу, позвонить по телефону куда следует, написать гневное письмо в редакцию… Хотел, но раздумал, да и махнул рукой, решил не вмешиваться не в свое дело. И по прежнему покрывается пылью жалобная книга. И по прежнему висит на рычаге телефонная трубка, сняв которую можно было позвонить «куда следует». И осталась чистой бумага, вполне пригодная для писем в редакцию, райком, горсовет. А недостаток, фальшь, зло… сохранились. Не потому сохранились, что глубоко скрыты. Не оттого, что их не приметили вовремя. А только потому, что люди прошли мимо. Один прошел мимо, не найдя в себе достаточно решительности, воли, энергии для борьбы. Другой прошел потому, что пожалел виновного. Третий успокоил себя: дескать, «сам я тоже не лишен житейских слабостей, и все мы смертны и все не без греха».
Но порок в нашей жизни не остается незамеченным. Его рано или поздно разоблачают и уничтожают. И настолько раньше это случалось бы, если б ни один человек не проходил мимо! Если бы каждый был убежден: нет зла маленького и большого, любое зло равно достойно уничтожения, так как из маленького вырастает большое…
…В парке земля была покрыта густым слоем конфетти и серпантина — осадками карнавальной бури. На глазах увядали фонтаны. Карусели описывали последние круги. Ракетный плотик мирно дремал, приткнувшись к корням ивы. Повара в ресторане-поплавке жарили последние, самые вкусные шашлыки — для себя.
Когда Надя и операторы вышли на городскую площадь, то город уже спал. Только где-то вдали слышалась плавная мелодия вальса. Казалось, что Красногорску снится веселый сон.