Воевода кричал, ругался, забыл даже приласкать любимую бороду свою, и она стояла торчком, топорщилась, как веник.
Погоня вернулась ни с чем. Скоморохи словно сквозь снег провалились: кого ни спросишь — никто их не приметил, никто о них не слыхал. Будто и медведь, и великан Потихоня — тени бесплотные, невидимые.
В сенях воеводского дома лежали побитые слуги, — дубинка Потихони многих из них уложила надолго.
— Где Ярёмка? — время от времени орал воевода. — Подать его сюда!
Но Ярёмку найти никто не мог.
И когда воевода решил уже, что верный слуга его, видно, тоже угодил где-нибудь под скомороший кулак, доложили, что Ярёмка явился.
Он вошёл в горницу и поклонился так низко, что на блестящей лысине его заиграли огни лампад.
— Ну? — грозно спросил воевода.
— Не изволь гневаться, батюшка, — сказал Ярёмка.
— Ведомо мне, — всё так же грозно продолжал воевода, — что тебя со скоморохами видели нынче. Не играй с огнём, холоп!
— Батюшка боярин, — усмехнулся Ярёмка, — скоморохов я спрятал. Они в баньке сидят, хоронятся, меня дожидаются..
— Дело! — оживился воевода и пригладил бороду. — Ай молодец, Ярёмка! Всех перехитрил!
— Зачем на улице побоище учинять, при всём честном народе? — продолжал Ярёмка. — Баньку со всех сторон обложим верными людьми да и перебьём воров по одному.
— А про деньги узнал что?
Ярёмка поник, даже лысина потускнела.
— При них должны быть. Обыщем — отыщем.
— Дело! — Воевода встал, пощупал голову: всё ещё гудит от удара блюдом. — Ну, с богом. Ужо сочтусь я с этими ворами!
На этот раз воевода готовил своих людей так, будто ему предстояло сражение с вражеским полчищем.
Стрельцы были созваны со всего города, вытащены из домов, из кружал, где они ели блины и пили вино.
Приказчики согнали на воеводский двор мужиков и горожан, что потрезвее. Вооружили их кольями, дубьём, рогатинами.
Один отряд двинулся за реку, в обход, чтобы перекрыть скоморошьей ватаге пути к отступлению.
Другой отряд, под началом самого воеводы, пошёл к баньке напрямик. Ярёмка бежал рядом с конём, на котором восседал воевода, — путь показывал.
Псари вели собак — чтобы затравить скоморохов, если будут удирать.
Ярёмка так тихо провёл отряд к баньке, что даже собаки во дворах не тявкнули.
— Вот здесь, — сказал он, показав на небольшую избёнку без окон, стоящую на отлёте.
Вместе с воеводой Ярёмка обежал вокруг баньки, — ни один след не выходил из неё.
— Все тут сидят! — радостно прошептал Ярёмка. — Никто носа наружу не высунул. Сюда, гляньте, следов сколько ведёт, а назад ни одного!
Воевода приказал окружить баньку, но дела не начинать — ждать второго отряда.
Когда он подошёл, то приказано было готовить крючья, чтобы баньку растащить по бревну.
— Как только видно станет воров, — приказал воевода, — стреляйте. Всё одно, как они мне попадутся — живыми или мёртвыми. С мёртвыми разговор сподручнее.
Мужики с кольями и рогатинами плотным кольцом окружили баньку. Крючники зацепили крючья за жерди крыши и ждали приказа, чтобы дёрнуть разом.
Дула ружей направлены были на баньку.
— Собак готовить! — приказал воевода псарям. — Рукой махну — тогда спускай!
— Где уж тут медведю, — хихикал угодливо Ярёмка, — воробью сквозь заслон не пролететь.
Несмотря на поздний час, толпы гуляющих прослышали о странных делах, творящихся на посаде, и позади кольца воеводских людей темнело уже на снегу кольцо любопытных.
— Ну, с богом! — махнул саблей воевода.
Ярёмка, стоявший возле стремени воеводского, истово перекрестился.
Крючники рванули изо всех сил, и крыша слетела, словно её сдуло бурей.
Облако пыли и соломенной трухи взлетело ввысь.
— Улю-лю-лю! — заорали стрельцы.
Крючники перехватили крючья, уцепили их за верхний венец брёвен открывшегося сруба, снова рванули.
Одна стена рухнула сразу, другая сперва покосилась, потом медленно, словно нехотя, упала.
— Ату, ату их!.. — вновь заорали стрельцы.
С той стороны, где стены ещё стояли, крючники дёрнули вдругорядь, и брёвна поползли в разные стороны.
Развалившаяся банька лежала на снегу.
Она была пуста.
У Ярёмки от ужаса глаза на лоб полезли, шапка наземь слетела.
— Не иначе, дело бесовское!
Воевода в ярости заскрипел зубами и наотмашь ударил саблей по Ярёмкиной плешивой голове.
Верный холоп замертво упал в снег.
Псари приняли взмах воеводский за знак и спустили собак. Те бросились к развалинам баньки, завертелись беспомощно, заскулили.
— Ищи!.. Ищи!.. — кричали псари.
Но скоморохов и след простыл.