Мне предложили открыть свой сайт в Интернете, поэтому до середины февраля я редко буду здесь появляться. Нужно ведь ещё подготовить этот сайт.
А это снова что-то вроде сказки. Целиком не лезет — в два приёма приходится её заталкивать сюда. Я потому стал думать про свой сайт. Но я не ухожу из ЖЖ, и журнал мой остаётся, по-прежнему буду небольшие материалы сюда посылать.
* * *
Город Борск (современное название), что на севере Европейской части РФ, в настоящее время, как, впрочем, и прежде, является областным центром. Подробные данные о промышленных и сельскохозяйственных предприятиях, состоянии дорог, достопримечательностях, возможно заинтересующих туристов, гостиницах, дорогах и т. д. можно почерпнуть в Интернете, воспользовавшись ссылкой www.Borsk.ru.
Если кто по-настоящему интересуется отечественной Историей, конечно, помнит этот странный случай с княгиней Ефросиньей Яроборской, как она жеребёнка родила, и была за это мужем своим, князем Андреем Гориславичем Яроборским по прозвищу Соколиное Перо, заключена в монастырь, а оттуда бежала с неким человеком низкого звания и затем уж в памяти народа затерялась. Это произошло, если только память мне не изменяет, в начале XII столетия. Летописец рассказывает, что уродившийся жеребец был благородных кровей, и славный князь Андрей Соколиное Перо всегда именно на нём в поле выезжал. Он и погиб в несчастном сражении при реке Шуге именно на этом коне, с которого его арканом стащил меткий кочевник. И князь был саблями изрублен в куски, а хан Рузяк взял по обычаю тех дней коня себе.
При Великом Государе императоре Петре Алексеевиче I город был переименован в Царёвоборск. Потому что он, вернувшись из Азовского похода, повелел там строить большой кирпичный завод. Переименование это состоялось, и городу дарован был даже новый герб в ознаменование этого события, а что касается завода, то построить его не удалось. Глина, на которой стоял город, и та, что удавалось добыть в окрестностях, совершенно оказалась к обжигу кирпича не пригодна. Это похоже на события известного рассказа Платонова «Епифанские шлюзы». Только в нашем случае, поскольку затраты не были слишком велики, а может государь был в добром расположении духа, он до палача дела доводить не стал, а просто автора проекта убил ударом кулака.
После революции Царёвоборск был переименован в Каменевск. Потом в Косыгинск. А уж после 91 года встал вопрос: Как же, в конце концов, назвать этот город, чтоб навсегда? Тут случился Борис Николаевич Ельцин. Он ездил в те края охотится на кого-то или на что-то, словом на охоту. И он спросил:
— А почему Косыгинск?
И, узнавши, что город названия менял уже несколько раз, повелел назвать его просто Борском.
— Проще-то оно всегда лучше, — сказал тогда наш премудрый первый Президент России.
Кто может с уверенностью утверждать, что он был неправ?
На севере Борской области есть небольшой районный городок Свято-Каменск. Он так назван по имени Свято-Каменского монастыря, построенного после войны 1812 года, в честь победы над французами. После того, как в 1930 году монастырь был спалён, город долго назывался Красно-Каменском. Но, когда монастырь восстановили в 1998 году — вернулось старое название. Единственной достопримечательностью Свято-Каменска ещё с 1902 года был вагоностроительный завод, на котором и трудились в большинстве своём жители этого скромного города. Если все эти обстоятельные сведения вам уже надоели, давайте перейдём к делу.
Одна очень порядочная и энергичная женщина, жена директора Райторга, она же заведующая Свято-Каменским (тогда ещё Красно-Каменским) РОНО, приватизировала радиоузел городского Парка культуры, и случилось это тогда, когда ещё очень немногие граждане СССР доподлинно знали, что, собственно, означает слово приватизация. Она воспользовалась этой недвижимостью не столько для общественных, сколько для личных и даже, можно сказать, совершенно интимных целей, безрассудно увлекшись одним очень молодым и оттого совсем бессовестным футболистом.
Поскольку всю аппаратуру радиоузла сотрудники Парка культуры пропили, а частично привели в негодность ещё в застойные времена, она в этом опустевшем просторном помещении сделала евроремонт и оборудовала всё необходимое для тайных встреч со своим непутёвым возлюбленным. Она была женщиной большого масштаба и живой фантазии, и поэтому там был даже бассейн, джакузи, кондиционер, миникинотеатр и многие другие чудеса новейшего времени. Ключи от этой райской обители греха она всегда держала у себя в служебном сейфе, но глупый футболист у неё эти ключи похитил и устроил в бывшем радиоузле пьянку с дракой и даже поножовщиной, пригласив туда всю сборную по футболу своего родного города. Это дело стало предметом городских сплетен. А её муж, сначала хотел обоих за это убить, и вёл на этот счёт совершенно серьёзные переговоры с начальником Уголовного розыска ГУВД (тогда это уже входило в моду, будто в средневековом Мадриде). Однако, тот что-то уж слишком дорого запросил за всю операцию. Тогда оскорблённый муж вовремя опамятовавшись, и, опасаясь предательства со стороны упомянутого начальника, горько покаялся в Райкоме. Городские власти хотели их всех за это исключить из Партии, а может и посадить в тюрьму, да что-то пожалели, не сразу решились, замешкались, а тут и Партии не стало, и Райком, естественно, исчез.
Зато потом женщину ту сделали Главою Районной Администрации, мужу подарили 51 % акций Вагоностроительного завода, а футболиста женили на престарелой директрисе районного Универмага, чтоб он был под надёжным присмотром. Но на посту Главы Администрации Свято-Каменска почему-то оказалось скучно жить, наша героиня уехала в Бразилию, там вышла замуж за гражданина республики Молдова, который покинул своё отечество в трагический момент приднестровского конфликта с целью избегнуть призыва в вооружённые силы республики. У этого молодого человека было всего одно достоинство, но столь ценное, что полностью искупало все его многочисленные недостатки, в отличие от футболиста, у которого это достоинство хотя и было не менее ярко выражено, но проявлялось всегда как-то невпопад и часто в совершенно нежелательном для влюблённой женщины направлении, а недостатки-то были те же самые.
Но когда счастливые молодожёны приехали из Бразилии в Свято-Каменск погостить, женщину эту привлекли к уголовной ответственности за двоемужество, превышение должностных полномочий, контрабанду и злостное уклонение от налогов. Но она, не смотря ни на что, успешно баллотировалась в губернаторы Борской области и стала сенатором, потому что должность Губернатора и члена Верхней Палаты Парламента не так скучна, как должность Главы Районной Администрации — значительно ближе к самой настоящей власти, а власть, как известно, пьяней вина.
* * *
А Юрий Сергеевич Ранцев ровно пятьдесят лет проработал токарем на Свято-Каменском Вагоноремонтном заводе. И последние лет тридцать у него был шестой разряд.
Пятьдесят лет, века половина. Когда его на пенсию провожали, ему исполнилось шестьдесят семь лет. К тому времени завод уже не мог в плановом порядке регулярно производить ремонт подвижного состава Борской Железной Дороги, как это с его основания в 1902 году было задумано, а затеяли реконструкцию, то есть демонтаж, модернизацию и перепрофилирование, поэтому никому зарплату не платили, и ходить на работу было необязательно. Эта реконструкция шла полным ходом эдак, чтобы не соврать, лет десять.
Сначала, во времена баснословные, ещё на самой ранней заре Перестройки, приватизировать такую махину казалось наивным жителям Свято-Каменска (тогда всё ещё Красно-Каменска) слишком уж громоздким и дерзким предприятием. Завод это ж не радиоузел. Но люди, инициативные, уже в тот исторический момент понимали, что от ремонта вагонов большой прибыли не будет, и единственный выход — это воспользоваться территорией, производственными мощностями, помещениями и оборудованием предприятия для изготовления предметов широкого потребления.
— Зачем ремонтировать вагоны? Кто их будет покупать? — наивно, но совершенно искренне спрашивал тогда Председателя Райсовета некий энергичный, красноречивый и самоуверенный человек, приехавший в Свято-Каменск из Ташкента, где он долгое время заведовал грандиозным ташкентским рынком. Никто толком не знал, как его зовут. Он откликался на имя Рудик. — Я предлагаю запустить такую, знаете ли, автоматическую линию, с которой потоком пойдут вакуумные скороварки, тифлоновые сковороды, велосипеды и различные детские игрушки для городского населения, автоматы Калашникова для теневой экономики, а для международного терроризма миномётные установки и взрывные устройства — ведь, если не учитывать всего объёма отечественного спроса, можно прогореть. Будете меня слушать, и мы все озолотимся. А с вагонами придётся подождать, потому что без гроша на счету никак нам этого производства не поднять.
Но Юрию Сергеевичу до всего этого уже было, как до лампочки. Трудовая жизнь его закончилась, возраст же ещё не был столь преклонен, чтоб ему сидеть во дворе на скамеечке и хлеб голубям крошить. Тем более, что эту скамеечку прочно оккупировали какие-то тёмные, пьяные, воинственные и очень нечистые во всех отношениях люди, которые на этой скамеечке спали вповалку, ели, пили, общались с дамами своего круга, тут же справляли свои естественные нужды — то есть просто они на этой маленькой скамеечке, рассчитанной когда-то жэковским плотником на четыре посадочных места, умудрялись жить целой ордой. Однажды Юрий Сергеевич, человек, в общем-то, компанейский и добродушный, подошёл к скамеечке и сказал:
— Мужики, может кто в шахматы или в карты?
— Нормально, — послышались голоса в ответ. — Бери, папаша, литруху для начала. А там посмотрим.
Юрий Сергеевич выпить был всегда непрочь, но, человек, совсем не жадный до денег, он, тем не менее, очень не любил угощать кого бы то ни было безответно, особенно, если это принимало формы наглого вымогательства. Поэтому он почёл за благо с той поры держаться от скамеечки подальше.
Вот вопрос, старый, как мир: Что делать человеку в таком положении? В конечном счете, каждому приходится решать его по-своему. У Юрия Сергеевича жена умерла за несколько лет до его выхода на пенсию. Трое детей — все взрослые люди — разъехались, кто куда. Старший сын, офицер, служил в далёком городе Благовещенске, он там научился говорить по-китайски, и жена его была китаянка. Средняя дочка что-то непонятное делала в Москве и, в меру часто, просила в письмах прислать немного денег. А младшенький, как в сказке, самый сообразительный, познакомился с немкой и уехал, только почему-то не в Германию, а в Турцию, потому что немка на поверку оказалась обыкновенной турчанкой, просто её чёрные волосы были тщательно вытравлены перекисью.
Искать новую подругу жизни Юрию Сергеевичу казалось уже поздно. Был один случай, когда по настоянию сердобольной соседки квартиру Юрия Сергеевича посетила, возможно, с далеко идущей целью, одна немолодая, но очень приятная и приличная женщина. Но поскольку с его стороны не последовало достаточно энергичной инициативы, они выпили по чашке чаю и мирно расстались. Заводить же легкомысленные связи — привычки не было. Но однажды он случайно прочитал в газете целую страницу таких объявлений, что неделю плохо спал и, наконец, вздрагивая душою и, путаясь трясущимся пальцем в дырках телефонного диска, позвонил по одному из указанных там номеров.
— Если нормальный секс с доставкой тёлки к тебе на квартиру, это будет двести баксов за ночь. Это, если нормальный секс, ты усекаешь? — сказал ему по телефону сиплый от недосыпа и перепоя мужской голос. — Идёт? С ней приедет наш парень, с ним расплатишься сразу и — до утра кувыркайся. А если какие дополнительные с её стороны услуги, тогда с ней самой столкуешься, но это, конечно, подороже. Утром за ней машина придёт. Транспорт входит в стоимость услуг.
— А двести… э-э-э… баксов это сколько будет рублей?
— Считай, с утра вроде доллар был по двадцать восемь. Да, ты не стесняйся, может тебе не девку надо? Давай я мальчика пришлю. Тогда пятьсот.
— Нет, — сказал смущённо Юрий Сергеевич, чувствуя горький стыд и стеснение в груди. — Вы меня извините, конечно. Спасибо.
— Да не за что. Будут деньги, настроение — звони. Мы круглосуточно.
Тут стало ясно, что доживать жизнь придётся одному, и доживать её будет невесело. Некоторое Время Юрий Сергеевич занимался разными пустяками. Например, он несколько раз водиночку напился, но это ему совсем не понравилось, потому что с утра дрожали руки, и лопалась голова, и было очень трудно дотянуть до очередной пенсии, так что пришлось потревожить заветные запасы. Пробовал он разводить на подоконнике кактусы. Пробовал заниматься самоусовершенствованием и читать какие-то непонятные книжки, которые ему присоветовала однажды, нагрянув из Москвы на четыре дня, его легкомысленная дочка. Ни одна из этих книжек не была им дочитана до конца. Он стал смотреть телевизор, но чуть не сошёл с ума и бросил это. Он было вступил в партию ЛДПР и несколько месяцев был её активистом. Участвовал в организации грандиозного митинга у здания Районной Администрации и получил такой удар милицейской дубинкой по голове, что пришлось с сотрясением мозга месяц пролежать в больнице. Все эти занятия кое-как помогли ему прожить года три, но никак его не удовлетворили ни в каком отношении, и постепенно Юрий Сергеевич стал замыкаться в себе. Он всё чаще лежал дома на диване, внимательно разглядывая на потолке разводы давнишних протечек. И вдруг!
— Как-то раз Юрий Сергеевич вошёл в лифт с пакетом продуктов.
— Сергеич! — послышалось ему. — Погоди меня.
Его догнал старый сосед, тоже гружёный домашним продовольствием. В один и тот же день, лет тридцать тому назад они въезжали в этот дом.
— Ты в «Овощной» не заходил? Молодая картошка там почём?
— Вчера на рынке я брал по червонцу. Хорошая, крупная. Как жизнь молодая, Николай Борисович?
Николай Борисович рассказал ему горькую историю о том, как его дочка расходится с мужем, потому что оказалось, она не может забеременеть, а операция, которую предлагают, стоит пятнадцать тысяч долларов.
— Мужик-то, понимаешь, неплохой. И непьющий, и с неё пылинки сдувал. Зарабатывает неплохо. Квартиру купили. Ну что? Слезами плачет. Хочет сына. Я понимаю его. Беда.
— Сколько сейчас Верке-то?
— Тридцать два уже. Теперь не знаю выйдет снова за кого или так станет трепаться. Её ещё, как на грех, разнесло, понимаешь, как яловую тёлку, в двери не проходит. Кто позарится? Теперь в моде тощие.
— Не скажи. Хорошего, говорят, человека, чем больше, тем лучше.
— Это раньше так говорили. Теперь другое.
— А-а-а! Да ну их всех к такой-то матери. Вот пошли проблемы. Тоже, понимаешь, невезуха.
— Точно, — машинально сказал Юрий Сергеевич, — то понос, то золотуха. Она всё в школе работает?
— Она теперь в начальство выбилась. Завхоз.
— Ого!
Весь вечер, лёжа на своём диване, он думал о дочке Николая Борисовича. Когда заселяли дом, ей было годика три. Она заблудилась в огромном дворе, среди мебельных фургонов, въезжавших туда поминутно, в толпе громадных грузчиков из Трансагентства, которые самозабвенно торговались с полупьяными или просто ошалевшими новосёлами. Грузовой лифт не работал. Затащить на двенадцатый этаж, скажем, пианино с утра стоило пятьсот брежневских рублей, но к обеду цена поднялась до тысячи. Никто таких денег платить не хотел, а рабочие сидели вокруг грандиозной выпивки и матерились. И чем больше они пили, тем безнадёжней положение заходило в тупик. До драки было рукой подать. И вот, шла по этому двору маленькая девочка и плакала. Она подошла к Юрию Сергеевичу, которого звали тогда ещё просто Юра, уцепилась за его штанину и сердито спросила:
— А где моя мама?
— Найдём твою маму, — сказал хмельной Юра и взял её на руки. — Найдём. Такую маму да не найти. Тебя как зовут?
— Велочка, — сказала девочка и стала плакать.
С тех пор прошло тридцать лет. И вот она снова заблудилась, среди пьяных, глупых, жестоких и жадных людей. К тому же её предали.
Наутро Юрий Сергеевич старательно выбрился, надел свой чёрный, пропахший нафталином, костюм, годами висевший в шкафу, и пошёл в школу, где Верочка сначала училась, выучилась на уборщицу, долго работала в этой должности и, наконец, стала завхозом. Он прошёл пешком несколько кварталов и в захламленном дворе школы увидел грузовик, который разгружали какие-то люди, а распоряжалась очень полная, рыхлая, бледная и с виду нездоровая женщина, с нелепым макияжем, многочисленными золотыми украшениями, в очень ярком платье, слишком откровенном для того, чтобы скрыть от недоброго взгляда то, что когда-то так стыдно и сладко было открывать жадным взглядам молодых мужчин.
Юрий Сергеевич совсем не знал, зачем он к Верочке идёт, что собирается сказать ей и что может услышать от неё. Он остановился рядом с грузовиком и некоторое время молча наблюдал разгрузку каких-то мешков, канистр, бочек, лопат, движков, мётел и черенков к ним.
— Ничего, я сказала, здесь не складываем, а сразу разносим по местам. Вот это всё в бойлерную… — простуженным басом говорила Верочка, — О, дядя Юра! Здравствуй. Ты чего здесь?
— Верка, — нерешительно сказал старик, — отойдём на минуту. Разговор есть.
— …А вёдра — в подвал на стеллажи. Аккуратней там, покомпактней — по четыре ведра — одно в другое… — они отошли в сторонку.
— Всегда приятно пошептаться с представительным мужчиной, — сказала Вера. — Ты чего, дядя Юра, на свадьбу собрался?
И тут, совершенно неожиданно для себя самого Юрий Сергеевич негромко, с торжественной расстановкой проговорил нечто непонятное себе самому:
— Вера Николаевна! Вы скажите мужу, чтоб он глупостей никаких не делал, потому что у вас будет ребёнок, а именно мальчик, то есть — сын. Сходите в женскую консультацию.
После этого он повернулся и быстро зашагал домой, так что зря Вера со слезами и злостью немыслимой надежды кричала ему вслед:
— Да ты постой, полоумный, хоть скажи толком, что такое ты буробишь тут мне… Так, ребята, быстрей заканчивайте, и все ключи потом тёте Кате отдадите. Где водила? Давай я тебе путёвку отмечу. Меня срочно в РЭУ вызывают.
Вечером Вера Николаевна пришла к Юрию Сергеевичу, счастливая, перепуганная, заплаканная, благоухая духами и винным перегаром.
— Дядя Юра, родной! — жалобно запела она, и это басовитое пение, действительно напоминало мычание коровы. — Да ты как узнал-то? Вроде свечку ж не держал… А у меня, понимаешь, месячные не всегда точно в срок приходят, так мне и ни к чему. А ведь, будто в воду ты смотрел. Говорят, пять-шесть недель.
Вскорости после этого случая к Юрию Сергеевичу позвонил соседский сын, двадцатилетний остолоп, и пожаловался что у него ночью во дворе какие-то бандиты отобрали машину.
— Я, конечно, приехал под кайфом. Машину поставил, только вышел, подходят двое и один суёт мне в морду ствол: «Давай все документы, техпаспорт, ключи и — канай по холодку». Помоги, дядя Юра. Ты ж экстрасенс.
— Дурак! — рассердился старик. — Какой я экстрасенс тебе? Пить надо меньше. А такому, дураку, как ты, вообще, молоко… желательно кипячёное.
Но что-то удержало его, когда уж он совсем собрался вытолкать парня за дверь. Он его расспросил о машине и записал номера.
— Ты, вот что, Шурка. Иди сейчас домой и сиди там, никуда не выходи до самого вечера. И даже до утра. Понял? И никому ничего не говори.
Когда Шурка ушёл Юрий Сергеевич снова улёгся на свой диван, но лежал на нём совсем недолго. Он встал, на этот раз ничего парадного надевать не захотел и даже не побрился, а просто доехал на троллейбусе до Районного отделения милиции. В дежурке он сказал, что ему нужно срочно поговорить с начальником Уголовного розыска. Именно с начальником. Только с ним. После некоторого колебания дежурный лейтенант позвонил наверх и пропустил его. Войдя в кабинет, где за столом с несколькими телефонами, компьютером, грудой бумаг, дымящейся пепельницей сидел седой, угрюмый полковник, не сразу поднявший на него воспалённые недобрые глаза.
— Это вы хотели со мной лично говорить? Что случилось? Присаживайтесь. Говорите. Только сначала — ваши данные, имя и фамилия, где проживаете, паспорт с вами?
Юрий Сергеевич вместо паспорта положил на стол бумажку с номерами машины:
— Вот, товарищ полковник, номера машины, девятая модель, вишнёвый цвет. Куплена новой. Второй год в эксплуатации. В хорошем состоянии. Пусть её вернут моему соседу. Больше мне ничего не надо.
— Угнали?
— Отобрали. И пистолетом грозились.
— Пусть сосед приходит — только, конечно, не ко мне, а в дежурную — напишет заявление, и будем разбираться.
— А не проще так? Вы сейчас вызываете сюда того гада, который, пользуясь табельным оружием, занимается в городе грабежом, и ему приказываете это утрясти с человеком по совести. То есть, ему придётся оплатить в разумных пределах моральный ущерб. Это чтоб до суда дело не доводить и не компрометировать Органы. Последние случаи: Это он ограбил квартиру в новом доме на Речной. На площади у рынка белым днём отобрал у женщины сумочку с долларами, не знаю, сколько их там было у неё. Дальше. Отобрал у мальчишки мотоцикл очень дорогой, с виду какой-то японской фирмы.
Полковник молчал, уставившись на потрёпанного, небритого старика, который не стал садиться, а стоял у стола, невозмутимо разглядывая за спиной у начальника фотографии, где тот был в камуфляжной форме с автоматом, в тире со снайперской винтовкой, ему вручают орден, он перед строем бойцов и так далее, отдельно фотография жены, детей и внуков.
— Добро. Разговор такой, что надо всё ж познакомится, — улыбаясь с блеском золотых коронок, наконец, проговорил он.
— Смысла нет знакомиться. Я вам, товарищ полковник, только назову фамилию и звание вашего офицера. Шестопалов. Так? Старший лейтенант. Правильно?
На этот раз начальник молчал очень долго. Потом он, прокашлявшись, проговорил:
— Да ты б хоть сказал, ты кто такой? Узнаем же всё равно. Хорошо. Иди. Машина к концу дня будет во дворе, — он даже не спросил адрес дома. — А гарантии какие?
— Ну, какие могут быть гарантии? Просто я тут не при чём. Пожаловался мне соседа моего сын. Вы, товарищ полковник, можете не беспокоиться. Вернут машину, деньги заплатят, как сейчас принято, и больше ничего не будет. Вы только сами проследите, чтоб молодые люди не торговались, как на базаре. Есть ведь, я думаю, какие-то определённые расценки для подобных случаев. И пусть оба не болтают лишнего. Это и мне ни к чему.
— Ладно. Я прослежу. Мы всё это утрясём, обещаю. А как ты его вычислил? Ладно, не спрашиваю. Ну, и… я рассчитываю на конфиденциальность, потому что не служба, а каторга, и людей взять негде, одна шпана. Приходи в любое время, поговорим. Потому что неясности оставлять, это не серьёзно, согласись.
Юрий Сергеевич ушёл. И в последующие несколько месяцев были ещё такие странные случаи. Однажды у магазина какой-то подросток ударил пожилую женщину. Собственно, не вполне ударил, скорее, толкнул так, что она, не удержавшись на ногах, упала. Юрий Сергеевич подошёл к мальчишке и пристально посмотрел ему в лицо. Парень после этого два дня не мог выговорить ни слова, а потом стал сильно заикаться. Прошло это через месяц. Однако, родители успели подать в суд. Дело к производству не приняли, поскольку с одной стороны больной выздоровел, а с другой стороны происшествие явно выходило за рамки естественного хода вещей. Свято-Каменск городок маленький. О Юрии Сергеевиче, конечно, стали рассказывать, чего и не было.