– А что было дальше? – тихо спросила Дарья. – Алексей Ухтомский свел счеты с Угловатым?

Надежда сидела, опустив голову. Глаза ее были затуманены, пальцы рук ерошили волосы на затылке, плавно переходя к вискам, ко лбу. Сняв таким образом напряжение, которое девушка испытывала при своем рассказе, она открыла глаза, подняла голову и произнесла:

– Если вам, сестренки, интересно, я продолжу. Но сначала давайте чай, что ли, попьем. В горле пересохло. Да и перекусить не мешало бы.

В три секунды Дарья с Джейн согрели чайник, засервировали стол, поставив на него чашки, сахарницу, молочник с о сливками, вазочку с конфетами и печеньем.

– Ты, Надя, глядишь, приучишь нас чай пить. – смеясь сказала Джейн. – А то мы у себя в Америке все кофе с утра до вечера пользуем. Культура чаепития как-то не очень прижилась.

Отпивая из чашки горячий свежезаваренный чай, Надя с удовлетворением отметила:

– А все-таки благороднее напитка, чем горячий хороший чай сыскать трудно. Я получаю огромный фан, как говорят американцы, когда его живительная сила разливается по моим сосудам, особенно если холодно.

– А у нас считается, что русские пьют в основном водку, когда хотят согреться – смеясь вставила Дарья.

– Ну, вообще, да. Водка – напиток благородный… Сестренки, а вы знаете, что слово водка есть уменьшительное от слова водичка и вплоть до девятнадцатого века водкой обычно назывался настой трав, кореньев или ягод на крепком алкоголе. Так что водка, на мой взгляд, полезный интеллигентный напиток, которым нужно пользовать осторожно. Это я вам к сведению.

– Ну, что, продолжим? – энергично спросила Надя, когда была удовлетворена жажда в чае.

– Да, рассказывай дальше – с нетерпением разом ответили сестры.

Через два дня из штаба армии в расположение полка прибыло пять человек – один полковник, майор, капитан и два бойца. Они напрямую прошли к командирской землянке. Денщик попытался не пустить их во внутрь, говоря, что товарищ командир отдыхает. – Ты что, не видишь, кто перед тобой стоит? – прикрикнул на денщика вновь прибывший полковник. – Отойди, солдат. Приказывать здесь буду я, а твое дело выполнять мои приказы.Денщику не оставалось ничего, как отойти от двери. Но тут дверь отворилась, и из нее вышел командир полка.– Здравствуйте, товарищи, – обратился он к прибывшим. – Слушаю вас. Чем обязан?От взгляда Валерия Георгиевича не ускользнули опознавательные знаки политработников на форме майора и капитана. Майор вплотную подошел к командиру полка и, внимательно смотря ему в глаза, отчетливо произнес:– Пройдемте в землянку, товарищ полковник. Поговорить надо.И более отрывистым приказным тоном обратился к сопровождающим офицеров бойцам:– Охранять здесь. Никого не пускать.Через тридцать минут из командирской землянки вышли трое прибывших офицеров и Валерий Георгиевич. Его шинель была распахнута, гимнастерка не подпоясана ремнем, голова свободна от папахи. Командир печально посмотрел на своего денщика, который стоял позади прибывших бойцов с открытым от удивления ртом, и быстро прошел к эмке в сопровождении майора, капитана и двух бойцов.– Товарищ полковник, Валерий Георгиевич! – услышал он знакомый голос Ухтомского, который бежал к нему.– Стоять! Куда прешь!? – грубо остановил его майор.И Алексей остановился. Он понял все. Командир полка обвел взглядом своих солдат, что стали подтягиваться к его землянке. В их глазах застыло удивление и ужас, читался немой вопрос:«Как мы без вас? За что, за что?»Вдруг глаза Валерия Георгиевича встретились с глазами Угловатого, стоящего у эмки. Это были глаза гиены, хитрые, трусливые, подлые и самодовольные одновременно. Алексей увидел как изменилось лицо командира, как заиграли желваки, оно побагровело, глаза потемнели. Ухтомский проследил взгляд Валерия Георгиевича и встретился с глазами Степана. В них он прочел, ясно прочел только одну мысль:«С одним покончено. Следующим будешь ты».Место командира полка занял вновь прибывший полковник. Он представлял собой полную противоположность прежнему командиру. Крестьянское лицо Харитона Евлампиевича Сапожникова, как звали нового командира, было суровым, неулыбчивым и некрасивым. Он имел отвратительную привычку постоянно тереть пальцами правой руки под носом, отчего соответствующая часть лица всегда имела синюшный оттенок. С командирами подразделений Харитон Евлампиевич старался держаться строго. С первых минут знакомства между Ухтомским и полковником установилась настороженная неприязнь. Зато между Угловатым и Сапожниковым сложились почти панибратские отношения.Алексей каждый день вынашивал план мести. Он понимал, что эта месть может иметь только форму физической расправы. Но когда? Угловатый почти перестал ходить один по расположению полка. Он постоянно находился рядом с командиром, которому, казалось, нравилась такая преданность ему младшего политрука. Мысль о мести сверлила Алексея изнутри. Близкое разрешение цели и одновременно затруднительность ее осуществления разрушали капитана. Он осунулся, кожа лица посерела, в глазах появился нездоровый блеск.– Что с вами, капитан? Вы не больны? – обратился к нему полковник на одном из совещаний. – Болеть Вам нельзя. Вы с вашими бойцам завтра выступаете в расположение немцев. Командование поставило задачу раздобыть информацию вот по этому укрепрайону.Командир ткнул указкой в карту.– «Неплохо было бы взять языка – офицера.Тут полковник остановился. Внимательно посмотрел на Алексея, потом перевел взгляд на Угловатого, в глазах у него вспыхнул и тут же погас хитрый огонек, и командир сказал:– Знаете что, капитан, с вами пойдет товарищ младший политрук. Засиделся он. Да и лишний человек в отряде не помеха, пригодится, глядишь. Немцы лютуют, конец свой чувствуют.Ни Ухтомский, ни Угловатый не ожидали такого решения. Оба пытались воспротивиться ему. Алексей настаивал на том, что любая операция в тылу врага требует умения и сноровки от бойца, которыми, наверняка, не обладал Степан. Угловатый опирался на то, что в его обязанности как политрука входит поддержание боевого духа солдат, их коммунистической сознательности. Харитон Евлампиевич внимательно выслушал обоих и, усмехаясь, произнес:– Вот и я о том же. Тебе, Степан Митрофанович, предстоит своим примером поднимать дух бойцов разведотряда. А что касается отсутствия сноровки да умения, Алексей Николаевич, то эти качества приходят во время действий. Вот так то. Завтра на рассвете вам выходить. Идите готовьтесь к операции.

В четыре часа утра вся разведгруппа и Угловатый, нелепо выглядевший в маскировочном халате, выступила на операцию. Они шли уже часа три. Было еще темно. Решили сделать привал для кратковременного отдыха. Пушистый снег падал на землю, уже давно окутанную белым покрывалом. Тишина выдавала любое движение на земле. Тринадцать человек расположились в небольшом овраге, что рядом с замершей рекой. Угловатый, не привыкший к большим марш-броскам, с трудом дышал, растянувшись на земле. – Товарищ младший политрук, товарищ младший политрук – услышал он шепот одного из разведчиков.– Что? Что такое? – испуганно спросил Степан бойца.– Вы бы не лежали на снегу. Распарены, простудитесь, начнете кашлять, чихать, немец услышит – заботливо ответил солдат.Угловатый зло усмехнулся и встал.Ухтомский умело расставил вокруг вынужденного лагеря охрану, распорядился распределить между бойцами сухой паек в качестве завтрака. Огонь разводить не стали, боясь быть обнаруженными. Завтрак запили чистым снегом, поддержав его во рту. Никто не обращал внимания на Угловатого. Однако, когда тот встал и решил пройтись, тут же был остановлен одним из разведчиков.– Товарищ младший политрук, не надо никуда идти. Тишину нарушаете скрипом от своих ног. Если по нужде, так здесь, за этот кустик, пожалуйста.Степан был взбешен и напуган одновременно. Он хотел было крикнуть:– Да как ты смеешь со мной так разговаривать!Да, побоялся, слишком суровы были разведчики. И еще заметил Угловатый, что авторитет Ухтомского в отряде был абсолютным.Добравшись до места, отряд сделал второй привал. Укрепрайон был как на ладони. За лесом начиналось поле, на противоположной стороне которого виднелись бетонные заграждения, немецкие танки и прочая бронетехника. В бинокль можно было разглядеть солдат, снующих около техники.– Отлично все просматривается. Онищенко бери своих и дуй туда – Ухтомский махнул в сторону поля. – Действуешь, как договорились.Действия всех солдат были согласованы, тихи и спокойны. Угловатый трусливо посматривал на видневшиеся танки. Он первый раз делал вылазку в стан врага и испытывал смешанные чувства. С одной стороны, Степан понимал, что для того, чтобы иметь влияние в полку, которое он никак не мог приобрести, ему необходимо было поучаствовать в какой-нибудь операции. За те две недели, что Угловатый находился на фронте, он так и не смог найти общего языка ни с офицерским, ни с солдатским составом. Ошибочно полагая, что одна только должность политрука, пусть и младшего, обеспечит ему почет и уважение среди бойцов, Угловатый вел себя с ними грубо и высокомерно. В результате кроме нового командира, Харитона Евлампиевича, никто к нему не относился положительно. С другой стороны, младший политрук прекрасно знал, что он не обладает ни умением, ни знаниями, ни должной физической подготовкой для таких операций. А потому он боялся, боялся погибнуть.Рассеялся предрассветный сумрак. Холодное зимнее солнце готово было начинать свою ежедневную работу. В лесу стояла тишина. Разведчики, одетые в белые маскировочные костюмы, слились со снегом. Они ждали любых известий от группы Онищенко. Алексей внимательно следил за объектом в бинокль. Там, за полем, было более-менее спокойно. Немцы лениво ходили взад – вперед. Из серого здания вышел офицер, несколько солдат вытянулись перед ним в струнку. Он, махнув им рукой, промчался к одиноко стоящей в сторонке будке. И опять стало тихо.Угловатый лежал на снегу в метрах десяти от Ухтомского и лихорадочно сжимал в руках пистолет. Мозг сверлила одна мысль:«Скоро, скоро, время приближается…»От этой мысли ему стало жарко. Степан стянул с себя маскировочный халат, начал расстегивать бушлат, но тут Ухтомский тихо, но отчетливо приказал:– Товарищ младший политрук, надеть халат, лечь на землю и не шевелиться.!И чуть тише добавил:– Лихой пули хотите?!Угловатого затрясло то ли от страха, который он вдруг ощутил, то ли от ненависти, ставшей его вечным спутником. Он быстро натянул маскировку и лег ничком на землю.– Черт побери! Глухов ко мне – раздался жесткий приказ Ухтомского.Тут же к нему подполз средних лет мужчина и внимательно посмотрел на командира.– Иван, на, посмотри в бинокль. Что видишь? – спросил Алексей, передавая бинокль Глухову.– Кажись, товарищ командир, Онищенко того, офицера спер из будки. Вон, тащит его на себе. – махнув в сторону поля, пробасил Глухов. – Товарищ командир, а немцы того, узрели пропажу. Вон, как забегали…– Правильно, Глухов. Ты свою задачу знаешь? – Ухтомский посмотрел на своего подчиненного.– Так точно, товарищ командир. Разрешите выполнять?Глухов отполз, но через минуту раздался его низкий с хрипотцой голос:– Федор, Петро, Колька, за мной.И группа из четырех человек поползла в сторону поля.

В засаде осталось четверо. Угловатый лежал, боясь пошевелиться. Он трусил. И страх сковал все члены его тела. Степан даже говорить не мог. Но в голове продолжало лихорадить. Где-то из глубины его подлой душонки выползали недостойные политрука мысли: «Немцы зашевелились…. Их много… У них танки, пушки…. А у нас ничего….». Угловатый тоскливо и загнанно посмотрел на свой пистолет, который судорожно сжимал в руках. Мысли зло плясали в его голове:«А что? Может перестрелять этих троих, что остались, и деру дать…. А потом сказать, что была перестрелка с немцами….»Вдруг Угловатый услышал внутри себя сладковато-вкрадчивый голос:– А ты встань, да сделай, как хочешь! Сделай и получишь освобождение. …Тебе станет хорошо… Сделай, что задумал..Повинуясь этому голосу Степан вскочил на ноги и стал беспорядочно палить из пистолета, так ни в кого и не попав. Потом он завертелся на одном месте как юла и понесся в сторону поля. Ухтомский и двое его бойцов застыли в ужасе и удивлении. Первым пришел в себя командир.– Куда, Куда бежишь? Там мины…