Выдолбленная из плотного липового ствола корста стояла в санях, запряжённых парой волов.

В корсте - князь Добромир, обряженный в далёкую дорогу. На нём - белая рубаха с вышивкой, широкий княжеский пояс, украшенный золотыми пластинками, такие же белые, как и рубаха, штаны, заправленные в юфтевые сапоги.

Лицо князя восковое, измученное. Большие исхудалые, жёлтые руки сложены на груди - будто отдыхают.

Рядом с корстой - княгиня Искра и её сын Боривой. Потеря мужа и дочери, в одну ночь, покрыла косы княгини серебристым инеем, а глаза заполнила смертельной тоской. Однако она не плачет; только плотно сжаты губы да бледный лоб покрыт мелкими каплями пота.

Сразу за нею - старейшина Тур, его сыны и родичи. Напротив - Чёрный Вепрь со своими воинами. Он мрачен и суров, но порою, когда взглядом встречается с Кием, в его глазах вспыхивают насмешливые огоньки. Этому есть своя причина. Ранним утром, прознав о стычке меж княжичем и Кием, старейшина отругал сына и повелел немедля снять стражу, что «охраняла» Чёрного Вепря и его людей.

- Ты ума лишился, Кий! Не иначе, боги затмили твой разум! Это же надо - с мечом и угрозами на сына моего давнего друга! Княжича! Как я посмотрю в глаза Божедару? А-а? - шумел взволнованно старик. - В ночь на Купайла каждый вправе взять себе жену, какую захочет! Сам винен, что не уберёг княжну! Зачем отпустил от себя?… Теперь вызволяй, как хочешь, а Чёрного Вепря пальцем не тронь! Слышишь?

И всё это при Чёрном Вепре и при его воинах.

Кию ничего не оставалось, как понуро отмолвить:

- Слышу, отче…

Возле волов, держась рукой за ярмо, стоит волхв Ракша - высокий, сумрачный. Лёгкий тёплый ветерок играет его седыми волосами. Все ожидают знака волхва начать проводы князя к скале Световида, где отроки уже приготовили последнее ложе для усопшего - огромный погребальный костёр из сухих смолистых дров.

Но Ракша не спешит - смотрит на солнце и ждёт, когда оно минует полдень.

Все молчат. Не пристало тревожить покой почившего криками отчаяния, плачем или говором. Пусть покойный вдосталь налюбуется напоследок всем, что его окружает, наслушается шума бурлящей воды в речке да шелеста зелёной листвы деревьев, пусть безмолвно побеседует с любимейшими людьми - женою и сыном, что склонились в скорби над ним.

Все смотрят на солнце. Не пора ли?

Смотрит и Ракша.

Но когда он готов было гикнуть на волов, к южному берегу Роси из-за крутого холма выехали четыре всадника. Они быстро спустились вниз и перемахнули через мост.

Тур прищурил глаза: кто бы это мог быть?

- Наши, - уверенно молвил Кий. - Сторожа возвращается из степи… И, мнится, не с пустыми руками - везут какого-то гунна…

Люди заволновались. Отхлынули от княжеской корсты навстречу тем, что прибыли. Покойнику уже всё равно, а у живых свои заботы!

Небольшой отряд приблизился к селищу. Впереди ехал отрок Гроза, близкий родович Кия, - внешне он вполне соответствовал своему имени: ростом высокий, лицом - мрачный, а силищу имел бычью. Покойная мать Кия рассказывала, что когда её младшая сестра Божица народила сына-первенца, разразилась гроза и всё племя сбежалось поглазеть на необычного мальца - такой он был большой, сильный и с виду грозный. Так и нарекли его - Гроза. А когда вырос, оказалось, что сердце его мягкое, доброе, кроткое и вывести его из равновесия было почти невозможно.

За ним следовали неразлучные друзья - огневолосый, веснушчатый Ждан да молчаливый, с белёсыми бровями и такими же белёсыми ресницами Велемир.

А кто же четвёртый? Руки у него связаны за спиной, на плечах серая епанчица, на голове - островерхий колпак из войлока, на ногах - ичиги из лошадиной кожи. И знакомое скуластое лицо…

Крек!

Кий весь подался вперёд, вопрошая:

- Други, где споймали эту птаху?

Гроза неуклюже сошёл с коня.

- В степи, Кий… Куда-то дюже поспешал… А мы из засады и выскочили навстречу - вот прямо в руки и попал!

- Ну, молодцы!…

- Отбивался… Ждана поранил…

- Чем?

- При нём были - сабля и лук…

«Гм, - с удивлением подумал Кий, - если у гунна оказалось оружие, тогда одно из двух: или кто-то снабдил его, когда он сбежал из Родня, или же он успел добраться к своим и от них получить… Но если он добрался к стану гуннов, то зачем очутился здесь?… Неужто гунны так близко?… Иль каган в разведку послал его?»

Вслух произнёс:

- Спасибо вам, други, за важного пленника. И крепко стерегите его - он нам ещё понадобится!

Гроза и Велемир помогли Креку слезть с коня, и кто не заметил, как Чёрный Вепрь быстро переглянулся с гунном.

Ракша толкнул волов, и сани, шурша полозьями по горячей, как зола, пыли тронулись с места. Вслед за ними потекла толпа людей - мужчин, женщин, детей.

Первыми за санями шли княгиня Искра и княжич Боривой.

Молчаливая похоронная процессия пересекла почти весь остров, и Ракша остановил волов возле подножия Световидовой скалы, где посреди большой поляны высился погребальный костёр. Тур и старейшие родовичи подняли корсту и перенесли на вершину сложенной поленницы. Волхв Ракша достал кремень, огниво, трут и со стороны ног покойного высек огонь. Скоро пламя окрепло, усилилось, затрещало, завихрилось, начало лизать бока корсты, проникать в неё.

Боривой, видя, как на отце вспыхнула рубаха, заплакал. А княгиня вдруг воздела вверх руки и громко запричитала:

- О ясноликий Световид, и ты, могущественный Перун! Вы забираете от меня моего милого мужа - князя Добромира… Разделяя радости и горе прожили мы совместно всю жизнь и по обычаям и закону племени нашего хочу и в смерти быть вместе с ним!… Потому прошу вас, боги, принять и меня заодно с князем к себе! Ибо жить без него будет мне тяжко, горько и нелюбо! - Потом обняла сына. - Прощай, Боривой, младшенький мой, любимый! Найди сестрицу свою Цветанку и счастливы будьте, и судьбой обласканы! А я иду от вас вослед за отцом вашим, ему я нужнее!…

С этими словами выхватила она из-под одежды нож и вонзила его себе в сердце.

Горестный вскрик Боривоя пронёсся над солнечным островом.

- Мамушка!

Но толпа, всколыхнувшаяся от происшедшего, молчала, Разве кто решился бы отвести руку жены, если она добровольно пожелала последовать за) своим мужем в царство мёртвых? Она поступила так, как велят обычаи пращуров.

Искра умерла сразу. Её положили рядом с князем прямо на костёр.

Огонь разгорался всё сильней. Малиновые языки пламени взмыли вверх и охватили обоих покойников со всех сторон. Стало нестерпимо жарко. Люди отступили на изрядное расстояние, но и здесь заслоняли лица руками от беснующегося пламени.

Только златоликий Световид да суровый Перун со своей скалы холодно, словно чем-то недовольные, наблюдали черными провалами глазниц и за людьми, и за костром, и за покойниками в огне.

Их недовольный вид не остался незамеченным волхвом.

- Боги требуют жертвы! - закричал он, потрясая седыми космами. - Княжеской жертвы!

Княжеская жертва не проста. Здесь не обойтись кровью бычка, ягнёнка или свиньи - надобно пролить людскую кровь!

Сердца людей наполнились суеверным ужасом и трепетом. Каждому хотелось узреть, как боги принимают людскую жертву, хотя и неведомо, на кого они укажут.

- Вот виновник смерти князя Добромира! - возопил Ракша и скрюченным пальцем ткнул Крека в грудь. Его и принесём в жертву богам! Да прольётся его кровь разом с кровью боевого коня князя!

- Пусть прольётся его кровь! - эхом откликнулись родовичи.

- Ведите его! И коня давайте сюда! И коня сюда!

Гроза и Велемир схватили Крюка за руки, потащили к капищу. Он закричал, начал упираться, но его сзади подтолкнул копьём Ясень, а младший брат Грозы - Тугой Лук вёл позади в поводу вороного княжеского коня. За ними двинулись Ракша, потом - старейшина Тур с сынами, следом - вмиг побледневший Чёрный Вепрь, а позади - все родовичи. Спешили, толпились, каждому хотелось воочию увидеть, как прольётся жертвенная кровь.

Перед капищем остановились.

По молчаливому знаку Ракши подвели коня. Ничего не понимая и не подозревая, что минуты 0го сочтены, он спокойно кивал головой и помахивал хвостом, отгоняя оводов.

Затем волхв подал знак Грозе и Велемиру - и те подвели Крека. Ракша достал широкий нож - пальцем попробовал оба его лезвия, остры ли.

Лицо гунна посерело, ужас округлил его узкие глаза, судорога свела оскаленный рот.

- Подожди, старик! Не убивай! - вдруг заговорил он на вполне правильном языке словенов, который хорошо понимали поляне. - Ваш бог будет доволен и одной жертве - отдайте ему коня! А меня не троньте!

Все необычайно удивились - Тур и Кий, Щек и Хорив, Боривой и особенно Чёрный Вепрь.

- Гунн, ты говоришь по-нашему!? - воскликнул Ракша. - Почему же не признавался раньше?

- Не было нужды…

- А теперь?

- А теперь вы хотите меня убить…

- Мы принесём тебя в жертву Даждьбогу!

- Это тоже самое… Я хочу жить! Отпустите меня! Ваш бог удовлетворится конём!

- Нам лучше знать, презренный гунн, чем довольствуются наши боги! - рассердился Ракша и поднял нож над головой.

- Не трогай его, волхв! Пленник принадлежит не вашему роду, а князю Божедару! Его подарил ему старейшина Тур! - и княжич обнажил меч.

Поднялся шум. Задние, желая получше увидеть и услышать, что происходит возле требища, напирали на передних, а те потеснили и волхва с Туром, и охраняющих Крека, и жертвенного коня. Кого-то придавили - послышался болезненный крик.

Чёрный Вепрь воспользовался замешательством, разрезал мечом верёвки на руках Крека.

- Беги! - крикнул ему по-гуннски. - Мчись к Родню! Я догоню тебя!

Крек, как дикая кошка, мигом взлетел на спи;- ну коню, выхватил у оторопевшего воина поводья, крикнул изо всех сил:

- Вйо!

Конь взвился на дыбы - и люди перед ник невольно расступились. Давя копытами тех, кто не успел увернуться, Крек вырвался из тесного круга ошеломлённых русичей и помчался по склону к Роси…

Никто не пустился в погоню - не было коней. А без коней разве догонишь?

Все замерли на время, не могли выйти из оцепенения. Потрясённый волхв пытался что-то сказать, но только разевал заросший волосами рот. Наконец пришёл в себя и в сильном возбуждении, потрясая узловатыми руками, накинулся на Чёрного Вепря.

- О боги, как ты посмел?!. Ты, княжич, оскорбил Световида, ты обидел Перуна, ты отобрал у них требу! И этим накликал гнев богов на себя и на всё наше племя! Кара богов падёт теперь на наши головы, и не будет нам пощады! Не будь ты сынок князя, вместо гунна мы принесли бы в жертву богам тебя! Уходи от нас, и пускай боги осудят тебя, как святотатца, за причинённое злодеяние!

Все молчали, поражённые и тем, что произошло, и тем, что изрёк волхв. Чёрный Вепрь побледнел, до крови закусил губу. Проклятый старик! За такие слова тебя следовало бы тут же проучить! Но, понятно, сейчас нельзя. Не время. Придётся подождать, а потом… когда получу власть над племенем, сумею расправиться и с колдуном, и с Кием, и со всем родом русичей!

Чёрный Вепрь втянул голову в плечи и, махнув своим воинам рукой, быстро пошёл вниз, к лугу, где один из его дружинников стерёг коней. Все расступились перед ними, провожая тяжёлыми, ненавидящими взглядами.

* * *

Похороны затянулись до позднего вечера. В жертву богам зарезали двух овец из отары старейшины, и их кровью оросили сухое каменное требище.

Потом женщины принесли брашно - хлеб, жареное мясо, кисель и сыту - и взрослые, отослав со старыми женщинами детей домой, приступили к поминальной тризне.

Когда стемнело, разожгли костёр. Пламя мерцало на бородатых лицах стариков, отражалось в захмелевших от сыты глазах отроков и женщин. Хотя Добромир и был князем, но князем чужим, и никто по нему особо не горевал. Велись оживлённые беседы о ночи Купайлы, о Чёрном Вепре, о гуннах, а молодые шутили и потихоньку затягивали вовсе не грустные песни.

Из молодых только Кию да Боривою было не до веселья. Княжич покрасневшими глазами от слез смотрел на дымящийся ещё погребальный костёр, в котором лежали обгорелые останки его родителей, и еда не шла ему в горло. А Кий думал о Цветанке. Где она? Куда упрятал её Чёрный Вепрь? Как вызволить девушку?

Заметив в глазах Боривоя слезы, Кий обнял его за плечи, прижал к себе и тихо сказал:

- Не плачь! Ты же княжич, муж, воин! А воину не пристало плакать.

Боривой уткнулся старшему другу в грудь и зарыдал сильнее. Потом постепенно затих и долго сидел так, согретый тёплыми сильными руками Кия, прислушиваясь, как громко и размеренно стучит его сердце.

В полночь взошла луна - осветила всё вокруг. От Роси повеяло ночной прохладой, дохнуло влажным туманом и запахом водорослей. Но никто из родовичей не собирался домой. Все ждали восхода солнца.

Когда за лесом порозовел край неба и на тысячи ладов запели, защёлкали, защебетали птахи, волхв велел подать ему корчагу. С ней он направился к пепелищу, на котором угас последней уголёк. Осторожно шагнул в него, взял череп князя Добромира. Белый, пережжённый, он зашуршал, захрустели рассыпался в его руках на мелкие осколки.

Волхв высыпал их в корчагу. Потом протянул руку за черепом княгини…

Не спеша он собрал все кости покойных - наполнил ими посудину почти до верха и, подозвав к себе Хорива и Ясеня, велел им нести корчагу на кладбище.

Молодые воины направились к берегу Роси. Родовичи молча двинулись за ними следом.

Кладбище располагалось на пологом холме между двумя оврагами. Здесь уже темнела свежая неглубокая яма. Возле неё сидели несколько стариков с деревянными заступами.

Ракша забрал у Хорива и Ясеня корчагу с останками, опустил в яму. Затем кинул на неё горсть земли. За ним подошёл Тур - сделал то же самое. А потом в полном молчании последовал весь род - мужчины, женщины, старые, молодые. Каждый наклонялся, кидал пригоршню земли, молвил:

- Пусть будет лёгкой вам, князь и княгиня, наша, полян, земля!

Когда прошли все, мужчины взялись за лопаты, и над могилой вскоре вырос свежий бугорок.