Как только над толпой полян, которые собрались здесь, на чистом поле возле Родня, прозвучали единодушные возгласы о том, что все желают иметь воеводой Радогаста и вручить ему неограниченную власть на время сражения с гуннами, к княжичу подошли старейшины родов и на уровне опущенных рук скрестили четыре копья. На них положили щит, соорудив нечто вроде помоста. Радогаст быстро взошёл на него, и старейшины подняли только что избранного воеводу над головами.

- Воины! Други! Родовичи! - обратился он к притихшим людям. - Благодарю за честь… В нелёгкий час вы её мне оказали, но ещё более трудные времена наступают для нашего племени. Все наши надежды на богов наших - Даждьбога и Перуна, которых мы сейчас молим помочь нам одолеть ворога!… А теперь к делу… Велю старейшинам готовить своих воинов и послать ловких, зорких отроков выведать, что делается у гуннов и какие у них силы! А мы с милым нашим братом Черным Вепрем, матушкой Чернетой и нашими родными и близкими возложим покойного князя Божедара на похоронное ложе, чтобы с его высоты он глядел на своих храбрых воинов!… Я всё сказал - идите!…

Толпа всколыхнулась, зашевелилась. Зазвучали короткие, резкие распоряжения старейшин - и воины, приготавливая на ходу луки, тулы, копья, позвякивая мечами и постукивая круглыми, сплетёнными из лозы и обтянутыми прочной бычьей кожей, щитами, начали выстраиваться в лавы. Несколько десятков отроков быстро помчались к лесу и скрылись в его чаще - это лазутчики, которым поручено следить за ворогом.

Тем временем воевода Радогаст, княжич Чёрный Вепрь, княгиня Чернета с приближенными, а также Кий с Грозой и Братаном подняли с саней тяжёлую корсту, внесли на холм и поставили на высокую груду сухих поленьев.

- Может, зажжём? - предложил Чёрный Вепрь.

Но Радогаст отрицательно покачал головой:

- Нет, сделаем так, как договорились… Пусть князь дождётся с нами завтрашнего дня. Княгине с женщинами надо вернуться по домам и ждать - нашей победы или смерти. А мы пойдём к воинам. Будем готовиться к битве. Пошли! - тут он увидел Кия и, подумав, решительно сказал: - Кий, прошу, будь всё время при мне!…

Не ожидая ответа, он быстро направился к войску, что выстроилось на равнине между двумя дубравами. За ним двинулись старейшины и все, кто имел оружие, а женщины, отроковицы и детвора повернули к Родню.

Кий переглянулся с Грозой и Братаном. Мчаться им всем к Каменному Острову? Для него, Кия, это невозможно: его отсутствие Радогаст расценит не иначе как трусость или даже как предательство. Но предупредить своих родовичей об опасности, конечно, необходимо.

- Вот что, други, - сказал им тихо. - Я остаюсь здесь и буду вместе со всеми в битве. Думаю, быть ей если не сегодня, так завтра… А вы мчитесь на конях домой. Поднимайте родовичей! Пускай все, кто может держать в руках оружие, собираются и идут к Каменному Острову, а женщинам, детям и старикам надо бежать, - забирая всё, что смогут поднять, - на север, в леса, подальше от Роси!… Скажите старейшине Туру и братану моему Щеку, чтобы послали гонцов по всем родам полян - и на Росаву, и на Роську, и на Красную, и на Хоробру, и на Стугну до самого Ирпеня! Нужно поднять всю силу полян… Если не все успеют к Каменному Острову, пусть собираются в другом месте - на Стугне иль Росаве… Я мыслю, что гунны идут сюда не для того чтобы отбить отару овец, стадо скота или косяк коней. Каган Эрнак задумал приневолить всё наше племя! Потому сеча будет лютая, и мы должны стать против ворога всеми нашими силами!

- А как же ты? - спросил Гроза. - Давай лучше вместе поедем к нашим?

- Нет, мне - оставаться здесь! Вижу, нужен я Радогасту. Да и самому надо померяться силой с гуннами, хотя, скажу только вам, не верится, что мы одолеем… Слишком не равные силы… Немногие из тех, кто днесь держит в руках копьё, увидит завтра восход солнца…

- Так поезжай с нами! - страстно молвил Братан. - Мы сберём большую дружину!…

- Нет! - твёрдо заявил Кий. - Если боги даруют мне в этой сечи жизнь, то возвращусь к вам многое познав… Надо самому, своими глазами увидеть, как нападают, как бьются гунны. Не зная этого - как их победить?… Скачите, скачите скорее, не жалейте ни себя, ни коней… Прощевайте, пока… Да хранят вас боги!…

Он обнял отроков и те, понурив головы, расстались с Кием и помчались к лесу… А сам Кий направился вслед за Радогастом.

Солнце перевалило полуденную высь и медленно, едва заметно для глаз, начало спускаться в Страну Морока. Но до вечера ещё далеко.

Четыре рода полян готовились к битве.

Радогаст повелел старейшинам ставить своих родичей в самом узком месте между двумя лесами - тем, что пролегал к Днепру, и тем, что высился вдоль Роси. Воины четырьмя рядами-лавами перегородили поле. Сам Радогаст определил для себя место посредине, чтобы видеть и левое, и правое крыло своей рати, а Чёрного Вепря с молод шей дружиной на конях поставил в небольшом удалении за собой, чтобы они вступили в бой в том случае, если гунны сумеют прорвать лавы полян.

От растерянности и некоторого замешательства, что охватили всех поначалу, у Радогаста теперь не осталось и следа. Его распоряжения были ясны, кратки и ни у кого не вызывали сомнений. Он быстро переходил от одного рода к другому, подбадривал воинов, убеждал в том, что гуннам ни за что не одолеть силы полян, призывал думать не о смерти, а только о том, как остановить ворога и отбросить его назад. Кий, который теперь находился рядом с воеводой, радовался, видя как действует, как спокойно и уверенно ведёт себя Радогаст. «Он будет настоящим князем, - думал, глядя на стройную высокую фигуру старшего княжича и на его красивое мужественное лицо. - Если он, благодаря богам, останется после этой битвы живым, то лучшего князя, чем Радогаст, полянам не найти!»

Обойдя всё войско и удостоверясь, что оно стоит крепко, воевода вернулся на своё место, подозвал Чёрного Вепря:

- Брат, на тебя и твоих отроков возлагаю большую надежду. Сперва тучей стрел встретим ворога мы. А как только он приблизится к нам на удар копья, поражай его стрелами ты со своими воинами! А мы тут же станем биться копьями!… А если гунны где прорвутся, сразу мчись туда - закрывай дыру! Да берегут тебя боги!

- Понял, - сухо сказал Чёрный Вепрь и поехал к своей дружине.

В это время дозорные, что следили за переправой через Рось, подали знак, что Эрнак двинулся.

Весть о том, что гунны скоро появятся, быстро прокатилась по рядам воинов. Над рядами полян нависла тревожная тишина. Прекратились разговоры, переклички, все замерли в напряжённом ожидании, устремив взгляды на далёкий изгиб дороги, откуда должен появиться враг. Но от переправы до поворота дороги было далеко, к тому же дорогу закрывал порханский лес, - и сколько поляне не всматривались в даль, колеблющуюся в мареве, пронизанном лучами заходящего солнца, никто ничего не видел.

Тогда Кий прижал ухо к земле - и сразу услыхал глухой гул, как из бездны, гул тысяч конских копыт. Гул постепенно нарастал, ширился, приближался, наполняя сердце зловещим предчувствием.

- Гунны двинулись! - подтвердил Кий, вскакивая на ноги.

Он никогда не считал себя трусом, но теперь ощутил, как что-то холодное и мерзкое, как змея, шевельнулось в груди.

Что это? Страх смерти, которую можешь встретить в бою? В какой-то мере - да. Смерти боится всё живое на земле и всеми доступными способами пытается избегнуть её. Однако - лишь в какой-то мере, ибо он, как и все люди его племени, его обычаев и языка, верил в бессмертие. Верил, что испокон века жил - в дереве или звере, в камне или в той бессловесной палке - кие - именем которой он назван, а умрёт - переселился опять то ли в траву, то ли в птицу, а может в облако, что беспечно плывёт по синему небу. И так будет жить вечно. Тело сгорит на священном костре, а душа выпорхнет из него и войдёт во что-то другое, чтобы через много-много лет вновь воспрянуть в образе человека…

Нет, по-настоящему, смерть его не пугала. Пугала неизвестность. Со всех сторон человека окружала неизвестность, зловещая и непонятная. Поля и леса, горы и болота, речки и озера, ночь и день, зима и лето, гром с молнией, жизнь и смерть - всё покрыто таинственностью, неизвестностью, в которую невозможно заглянуть, которая живёт вечно и вечно тревожит воображение человека. Знают ли обо всём этом боги? За что же они прогневались на полян и на все племена обычаев и языка славянского? Почему наслали на них такую напасть - жестокое враждебное племя? Где взять силу, способную превозмочь грозную беду?

- Гунны идут! - крикнул он громко.

Теперь все услышали тот протяжный, глухой и тяжёлый гул. Казалось, вроде где-то далеко-далеко громыхает гром.

- Идут, - тихо повторил Радогаст. - Да защитят нас боги!

Гул становился сильнее, тревожнее. Медленно нарастая, он вдруг загремел по всему полю. Это из-за леса, как тёмная туча, вырвалась орда и помчалась прямо на лавы полян. И хотя до неё было ещё далеко, Кий почувствовал, как под ногами задрожала земля.

И тогда Радогаст прокричал команду:

- Передняя лава, на колено! Закрыться щитами! Выставить копья!

Воины, стоящие в передней лаве, разом опустились на левое колено, поставив на землю щиты. Создав сплошную стену, они выставили против гуннов копья, уперев их концы в землю.

- Вторая лава, копья вперёд! Щиты - перед собой!

Воины второй лавы развернулись в пол-оборота, прикрывшись щитами, а копья, тоже уперев их древки в землю, подняли остриями над воинами первой лавы.

- Лучники, к бою!

Заколыхались две задние лавы. Воины быстро достали из тулов стрелы, наложили их на луки.

Кий внимательно следил за гуннами. Сначала солнце слепило ему глаза, но он про себя отметил, что Эрнак не отложил атаку до завтра, а начал её сходу, хотя его воины и кони усталые. Зато получил преимущество - солнце у него оказалось за спиной, а полян оно ослепляло.

Потом Кий обратил внимание на то, что гунны мчались не лавой, а длинным острым клином. Поэтому поляне не могли встретить их тучей стрел, так как оба крыла их в начале бездействовали, не по кому было стрелять. Плотно выстроенный острый клин орды направленный на узенькую, тоненькую преграду, созданную лавами полян, нёсся как копьё, как боевой топор!

У Кия сжалось сердце: разве сможет выдержать строй полян такой страшный удар?

При этом он подумал, что на стороне гуннов ещё и скорость. Тысячи коней, разогнанных всадниками, своим весом легко, как меч тетиву лука, рассекут, разорвут тонкий строй полян…

Все эти мысли промелькнули в его голове и сразу исчезли. Пора вступать в бой - гунны вскоре будут здесь!

Радогаст поправил на левой руке кожаную рукавичку, достал стрелу. Воины третьего и четвёртого рядов натянули тетиву своих луков.

- Стреляй!

Свистнули стрелы, пронизывая розовый воздух и, подобно рою пчёл ударили в самое острие клина гуннов. Покачнулись и выпали из седел передние всадники, споткнулись и упали вместе с всадниками несколько коней.

Но орду это не остановило. Она, как ни в чём ни бывало, мчалась дальше, копытами коней раздирая в клочья и превращая в кровавое месиво тела своих соплеменников.

Стрелы летели беспрерывно, поражали всё новых и новых врагов. Но точно так же неумолимо накатывалась орда.

Кий стоял рядом с Радогастом, стрелял вместе со всеми, а когда увидел, что гунны уже совсем близко, поднял и зажал в руке копьё. Клин гуннов вот-вот врежется в войско полян… И в этот миг неожиданно пал на землю Радогаст. Упал ничком - головой в сторону гуннов. Кий вскрикнул и наклонился над ним. Стрела впилась Радогасту в спину, и пронзив тело насквозь, вышла из груди. Отломив оперение, и вытянув из раны стрелу с наконечником, Кий оглянулся. Кто стрелял? Откуда же?

Позади разворачивала коней, готовясь к отступлению, молодшая дружина. Чёрный Вепрь, с луком в левой руке, тоже поворачивал коня.

- Проклятье! - воскликнул Кий. - Куда же вы?

Но услышал голос Радогаста. Изо рта у него стекала струйка крови, он открыл глаза, с натугой произнёс:

- Это моя смерть? - взглядом указывая на окровавленную стрелу в руках Кия.

Кий утвердительно кивнул:

- Да, тебя сильно ранило.

- Покажи…

Кий поднёс стрелу к угасающим глазам воеводы. Тот тихо молвил:

- Нет, не гуннская… Наша!… Оботри наконечник!

Кий вытер железное острие о рубаху и подал Радогасту. Воевода впился в наконечник взглядом, и его лицо исказилось от гнева.

- О… боги! Это же… стрела… Чёрного Вепря!

- Чёрного Вепря?! - воскликнул Кий. - Не может быть! Ты уверен?

Страшные звуки заглушили его слова. Кий поднял голову. В сотне шагов от них клин гуннов врезался на всём скаку в строй полян. Затрещали под копытами щиты, жутко закричали воины, засвистели копья, зазвенели мечи и сабли.

Гунны прорвали лавы полян и, раздваиваясь, окружали левую и правую части Полянских воинов. Началась сеча. А Чёрный Вепрь со своей дружиной скакал в сторону Родня.

Радогаст, казалось, не слышал всего этого - ни грохота, ни криков, ни конского ржания, ни посвиста стрел. Он понимал, что умирает, но страшное открытие придало ему сил. Он крепко сжал Кию руку.

- Я в этом уверен!… - сказал он отчётливо. - Достань из моего тула стрелу и сравни наконечники… Они одинаковы… Ах делал один зброяр, кузнец Мъякота…

Кий торопливо вынул из тула воеводы стрелу, сравнил наконечники. Одинаковые! Оба плоские, треугольные, с заострёнными усиками… Ясно - их делала одна рука!… Значит, убил Радогаста Чёрный Вепрь!

- Ну, что?

- Точь-в-точь! - ответил Кий.

- Проклятье!… Как он, значит, ненавидел меня!… И всё-таки подстерёг… - произнёс с нечеловеческим усилием Радогаст. - Уже холодеют руки и ноги… Дух смерти витает надо мной!… О боги!…

Ему стало совсем плохо. Изо рта пошла кровь.

Кий нагнулся над ним, но его голос тонул в рокоте приближающегося к ним боя.

- Мужайся, княжич! Может, это ещё и не смерть… - Кию хотелось утешить умирающего хоть словом, хотя он сам не верил в то, что говорил.

Радогаст медленно поднял веки, долго всматривался в Кия тускнеющими глазами. Потом слабо сжал ему руку.

- О-о… Солнце зашло… Темно стало… Отомсти за меня… Поляне гибнут… Я знаю, он предал… всех…

Радогаст вздрогнул всем телом, вытянулся и перестал дышать. Потрясённый его смертью, Кий ещё какое-то мгновение смотрел на суровое недвижимое лицо княжича. Затем быстро поднялся, огляделся и пришёл в ужас: поле боя было за гуннами. Они продолжали двумя крыльями окружать остатки полян, безжалостно круша их боевыми палицами, рассекая саблями, топча конями… А молодшая дружина Чёрного Вепря, вместо того, чтобы ворваться в прорыв и оттеснить гуннов, остановилась на холме и наблюдала за побоищем издалека.

«Чёрный Вепрь! Гнев Перуна на твою голову! Останусь живым, в отыщу - и за Радогаста, и за родовичей, что бесславно из-за тебя здесь гибнут!»

- подумал Кий и, схватив копьё, кинулся в кровавый омут, в самую гущу боя.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - боевой дух полян сломлен, и им уже не выстоять против бесчисленных всадников Эрнака. Нужно спасать тех, кого ещё можно спасти.

И он изо всех сил прокричал:

- Поляне! Не позволяйте себя окружать! Отходите к лесу - он скроет нас и защитит от гуннов.

Его сильный, громкий голос перекрыл шум боя и прокатился над правым крылом войска полян. Левое же крыло было полностью отрезано гуннами и обречено на гибель.

Воины хотя и пали духом, услыхав, что кто-то ещё думает, заботится о них, сбились плотно друг с другом и, прикрываясь щитами, начали отступать к лесу. Теперь каждому стало ясно, только густой лес может спасти их от неистовых гуннов на конях, которые в открытом поле без всякого сомнения имеют огромное преимущество над пешими воинами.

Кий отступал вместе со всеми. До леса оставалось недалеко, но гунны наседали. Надо бы отбить их, задержать.

- Копьями! Копьями бей всадников! - кричал он. - Мечами вспарывай животы коням!

Он поднял несколько копий, их много валялось вокруг, и что было силы метнул одно в грудь мчавшегося на него гунна. Тот не успел отклониться. Острый наконечник сверкнул на солнце и пронзил всадника насквозь.

Потом ещё два врага упали рядом, сражённые мощной рукой молодого воина. Остальные всадники, встретив нежданный отпор, придержали коней и отвернули их назад.

- К лесу, други! К лесу! - вновь закричал Кий. - Гунны на конях не сунутся туда! Кто останется в живых, идите к Каменному Острову! Соберём там силы и ударим на гуннов! Боги помогут нам!

Поляне торопливо отступали к лесу. Передние уже нырнули в его зелёную гущу и оттуда начали стрелять по всадникам из луков, не позволяя им преследовать тех, кто ещё оставался в поле.

Кий отступал одним из последних. Разъярённые внезапным отпором гунны устремились на тех воинов полян, что прикрывали отход остальных к лесу. Теперь она гнали коней вовсю, размахивая саблями, боевыми палицами, с устрашающими криками - гурракх, гурракх!

Тёмная волна ордынцев мчалась, как степной вихрь. До леса оставалось с сотню шагов, но Кий видел, что до него теперь всем не добежать. И он, собрав вокруг себя тех, кто оказался поблизости, крикнул, чтобы прикрылись щитами и отступали с боем.

Немало воинов откликнулись на его призыв и, став плотной стеной, сдерживали наседающего врага. Гунны усилили натиск, но пробиться вперёд и посечь тех, кто бежал к лесу, не смогли. Их кони взвивались на дыбы перед щитами, копьями и мечами полян, дико ржали от боли, падали с распоротыми животами и разрубленными сухожилиями ног.

Кий бился в первом ряду. В одной руке - копьё, в другой - щит. Лёгкое, как у всех полян, копьё было грозным оружием в умелых руках - его можно метнуть, им сподручно разить не выпуская из рук, или прикрыться от сабли. Кий выбил копьём из седла двух врагов, под третьем ранил коня, и только четвёртый из нападающих, перерубил саблей тонкое древко, но оно спасло Кия от гибели. Тогда, прикрываясь щитом, Кий выхватил меч и нанёс смертельный удар гунну, что набросился на него сбоку.

Услыхав резкий свист занесённой над ним боевой палицы, Кий успел поднять над собой щит и прикрыться им. В тот же миг конь толкнул его в плечо. Да с такой силой, что свалил наземь. В следующую минуту Кий почувствовал, как что-то тупо ударило его по голове. В глазах пожелтело, и он потерял сознание…

Молодшая дружина Чёрного Вепря стояла на холме, вдалеке от битвы, и воины, ещё отроки, с ужасом смотрели, как поодиночке гибнут поляне, усталая собою землю.

Лицо Чёрного Вепря стало серым. Его левая рука сильно сжимала повод коня, никак не желающего стоять спокойно, танцующего под всадником. Правая же - рвала ворот рубахи, будто княжичу что-то мешало дышать. Будущее очень страшило и его. Смерть собирала вокруг такой обильный урожай, что могла прихватить с собой его самого. Не было никакой уверенности в том, не минует его стрела гунна, то и, чего доброго, и стрела полянина.

Бой начинал утихать. И тогда от войска гуннов отделился большой отряд и поскакал к холму.

Отроки заволновались не на шутку. Все понимали, что это может оказаться для них концом. Как же поступит Чёрный Вепрь?

Среди отроков дружины у Чёрного Вепря было много преданных ему, соблазнённых обещанием будущих благ, когда он станет князем. Они первыми, закричали:

- Княжич, спасай! Иначе нас сейчас посекут!

Чёрный Вепрь понимал, что теперь, когда убитый им брат отправился в дальнее путешествие к праотцам, он как никогда близок к осуществлению своих коварных замыслов.

Что же касается сомнений и укоров совести, то они были чужды ему. На решительный шаг он был давно готов. Так сейчас ли ему колебаться?

- Воины, отроки! - воскликнул он. - Помните, я - ваш князь! Положитесь на меня! Я вас спасу! Только не смейте ввязываться в бой с гуннами! Я сам поеду к ним на переговоры! А вы оставайтесь на месте!

Он тронул коня и, подняв в знак мирных намерений правую руку, тронулся навстречу быстро приближавшимся гуннам.

- Не стреляйте! - закричал он громко по-гуннски. - Я князь полян Чёрный Вепрь, племянник кагана Эрнака, внук Аттилы!

Гунны замедлили бег коней, потом и вовсе остановили их. Из отряда выехал всадник и быстро помчался к Чёрному Вепрю. На полпути он остановился, оскалился в улыбке.

- Крек! Ты? - обрадовался Чёрный Вепрь, узнав гунна.

- Да, это я, княжич, - ответил тот. - Мне приятно видеть тебя живым и невредимым.

- И мне также - тебя.

- Великий каган Эрнак ждёт встречи с тобой, княжич.

- Значит, он здесь?

- В знак покорности и верности ты сойдёшь с коня, подойдёшь к великому кагану и поцелуешь его сапог…

- Но я же не раб! - вспыхнул от возмущения Чёрный Вепрь. - Неужели мой вуйко захочет так унизить меня?

- Этим ты засвидетельствуешь свою преданность ему и тогда станешь князем!… А поцеловать великому кагану сапог - высокая честь. Не каждый может её удостоиться. - Крек искренне удивился, что княжич полян придаёт этому обычаю такое значение. - Поехали.

Чёрный Вепрь нахмурился. Он никогда никому не целовал сапог, даже князю, своему отцу. Как же быть - целовать вуйку?

Но тут его тревожный взгляд упал на недвижимые тела воинов-полян, в великом множестве лежащих на зелёном поле, и он молча тронул коня. Понял - станет целовать сапог не брату своей матери, не родственнику, а грозному и беспощадному победителю. К тому же - целовать не даром, а за багряное княжеское корзно.

Они ехали молча, и гунны расступались перед ними. Наконец Крек остановился и, мгновенно спрыгнув с коня, согнулся в низком поклоне перед обрюзгшим всадником в богатом ромейском наряде.

- Великий каган, я привёл твоего сестринца, княжича полян Чёрного Вепря…

- Вижу, - ответил Эрнак, пристально всматриваясь выцветшими коричневыми глазками в своего племянника.

Был каган среднего роста, тучный, с широким тёмно-бронзовым лицом. В левом ухе золотая серёжка. Золотом и самоцветами сверкали сабля и сбруя его коня. В серебряных стременах желтели покрытые пылью мягкие, расшитые серебром сапоги.

Чёрный Вепрь некоторое время рассматривал своего вуйка, потом спешился и, подойдя вплотную, припал к сапогу, разившему конским потом и дорожной пылью.

- Великий каган… Вуйко… Я… - начал хрипло.

- Знаю, - перебил его Эрнак и положил тяжёлую руку племяннику на голову. - Я рад, что у моей сестры такой разумный и достойный сын. Она жива?

- Ты можешь увидеть её сегодня или завтра, как только того пожелаешь, каган.

- Ладно… Что же ты мне скажешь, княжич?

- Мой великий повелитель, - поднял на него глаза Чёрный Вепрь, - поздравляю тебя с победой над полянами. И твой и мой ворог воевода Радогаст погиб. А для племени полян ты отныне верховный повелитель…

- Кто же станет его князем? - глаза кагана спрятались в узкие щёлочки.

- Кого ты захочешь, тот и станет князем, - стараясь выглядеть как можно скромнее, ответил Чёрный Вепрь.

- Мудро сказал, - похвалил его Эрнак. - Сразу видно, что в твоих жилах течёт кровь великого Аттилы! Быть тебе князем полян - пусть бережёт тебя Тенгрихан!.

Чёрный Вепрь покорно склонил голову.

- Благодарствую, великий каган! Я буду верно служить тебе. Никогда и ни в чем, я не дам ни малейшего повода усомниться в моей преданности тебе, вуйко!…

- Хорошо сказал. Чего ещё тебе надо от меня?

Чёрный Вепрь посмотрел ему прямо в глаза.

- Хочу, каган, чтобы ты помог укротить роды, которые сами мне не покорятся…

- Укротим.

- Прошу, чтобы твои люди не тронули Родня. Там моя мать… И там моя дружина…

- Мою сестру никто и пальцем не коснётся! Твоих воинов тоже…

- Благодарствую… А ещё хочу, чтобы ты отдал мне воинов-полян - раненых и тех, что взяты в полон. Я сам посмотрю, кого взять в войско, а кого покарать за то, что подняли меч против тебя.

- Ладно.

- И ещё одно…

- Не слишком ли много, «сестринец»? - уже раздражённо пробурчал каган.

- Последняя просьба… Умер мой отец, князь Божедар…

- Я знаю об этом.

- Дозволь схоронить его по обычаю их предков… А заодно - и брата моего, Радогаста…

- Дозволяю… А теперь слушай, что скажу я… Послезавтра будь готовым с дружиной выступить в путь. Посмотрим твои земли и, если нужно, принудим к покорности строптивые роды… Отца и брата похоронишь завтра… А сегодня с матерью прибудешь ко мне в стан - хочу повидаться с сестрой… А чтобы ты ничего не забыл и делал всё так, как я повелел, оставляю тебе Крека с сотней воинов, - каган сурово глянул на Чёрного Вепря. - Все они должны быть сыты, обуты! За их безопасность… сам понимать должен - отвечаешь головой!

Последние слова Эрнака задели Чёрного Вепря за живое, но он промолчал и низко поклонился.

- А теперь поедем по полю - поглядим, что натворил твой неразумный брат… Следуй за мной!

Эрнак тронул коня и направился к полю брани. Чёрный Вепрь вскочил в седло и присоединился к ватаге знатных гуннов, сопровождавших кагана. Позади пристроился Крек.

Ехали медленно.

По всему полю, от леса до леса, лежало множество воинов-полян убитых и раненых. Гунны сдирали с них одежду, забирали оружие, тяжело раненых тут же добивали.

Завидев кагана, гунны замирали в подобострастном поклоне.

- Так где погиб твой брат? - спросил Эрнак, обратив к Чёрному Вепрю своё круглое тёмное лицо.

Кулич указал на невысокий холм неподалёку от дороги.

- Смотри внимательно! Хочу увидеть его!

Чёрному Вепрю и самому хотелось найти Радогаста. Мёртвого! Чтобы избавиться от тревоги и сомнений, не отпускавшими его, - а вдруг попал не точно, и Радогаст жив? Как тогда ему быть?

Каган подъехал к груде мёртвых тел. Чёрный Вепрь из-за его спины быстро окинул взглядом лица мёртвых и раненых - облегчённо вздохнул. Вон лежит Радогаст. Недвижим! С застывшим взглядом открытых глаз… Нет, он уже не встанет, и нечего его бояться!…

- Вот он, - указал рукой.

Эрнак остановился над воеводой полян.

- Да, мёртв, - произнёс задумчиво и, помолчав немного, повернул голову к Чёрному Вепрю. - Тебе, племянник, повезло больше, чем мне. У меня было много братьев, и нам пришлось поделить отцовское наследство на всех. Некогда могучее при Аттиле племя гуннов раздробилось и рассеялось по земле, как туман по степи…

- Ты соберёшь его, каган, - сказал Чёрный Вепрь. - И вновь гунны станут властителями половины мира! А я помогу тебе, сколько сил хватит!… Скажи только - чем и как?

Он откровенно боялся этого сурового властного человека, который доводился близким родственником ему, и пытался задобрить его льстивыми словами.

Эрнак процедил, теребя редкие усы:

- Соберу… Если на то будет воля и помощь Тенгрихана… А ты поможешь мне тем, чем помогал Аттиле твой отец, - зерном, мясом, одеждой, обувью, воинами… Крек всё скажет, когда и что делать…

Каган, тронув коня, направился дальше между погибшими и ранеными. Чёрный Вепрь ещё раз взглянул на мёртвого Радогаста и не ощутил в душе ни жалости, ни раскаяния. Его переполняло чувство радости от сознания того, что он - князь. «Аттила, стремясь к всемогуществу, перешагнул через труп брата. А я внук Аттилы! Внук… И тоже смог!…»

* * *

Кий открыл глаза. Вверху над ним синело чистое предвечернее небо, стояла необычайная после отшумевшего боя тишина. И ему было хорошо здесь лежать, если бы какая-то тяжесть не сдавливала грудь и не гудело бы в голове.

Он пошевельнулся и понял, что лежит под мёртвыми телами. Занемели ноги, затекла левая рука. И только правая, всё ещё сжимая меч, лежала свободно на залитой кровью земле. Он поднял руку, нащупал сверху чью-то холодную кисть и с силой потянул её книзу. На землю свалился бездыханный молодой черноволосый гунн. Дышать сразу стало легче.

Из горла Кия вырвался хриплый стон. И на него надвинулась тень.

Он скосил глаза и увидел двух гуннов - старшего, низенького кривоногого толстяка, и высокого, худощавого отрока. Привлечённые стоном, они остановились над Кием и с настороженным любопытством рассматривали русоволосого великана- полянина.

Молодой гунн выдернул из ножен саблю и занёс её над головой Кия, направляя острие прямо в лицо. Но толстяк что-то воскликнул, видимо, предостерегая, и тот убрал саблю.

Вдвоём они быстро растащили убитых. Затем толстяк, пнув ногой Кия под бок, знаками показал, чтобы тот встал.

Кий медленно, с большим усилием, так как тело едва слушалось его, поднялся и почувствовал, как закружилась голова, а ноги словно ходули, нетвёрдо стоят на земле. Видимо давал себя знать сильный удар по голове.

Толстяк оглядел пленника со всех сторон и, когда удостоверился, что тот не ранен, вытащил из кармана верёвку и скрутил ему руки за спиной.

- Иди!

Его привели к большой группе пленников и привязали к суковатой жерди, прилаженной, как коновязь, между двумя деревьями. Так привязывают коней, - с той только разницей, что пленников прикрутили значительно крепче, да ещё по сторонам два стражника встали.

Кий оперся боком о жердь - задумался.

Произошло самое страшное, как он и предполагал, поляне понесли сокрушительное поражение. И хотя не всё племя покорено, не вся рать полян погибла - но что из этого? Сила полян значительно утрачена, и тем родам, что соберутся у Каменного Острова, будет ещё труднее теперь противостоять гуннам. Да и смогут ли они вообще противостоять? Не разобьют ли их гунны в первые же минуты боя, как дружину Радогаста? Рассекут своим клином лавы полян, как они только что сделали здесь.

После этого боя Кию стало ясно, что поляне, принимая бой в пешем строю, не смогут остановить мощный удар гуннов на конях, которые разгоняясь, набирают такую скорость и силу, что сметают всё на своём пути… Против всадников необходимы тоже всадники! Против клина гуннов нужно выставить свой клин или такой мощный заслон, может, из нескольких десятков лав, о который клин гуннов расплющился бы, как острие копья о каменную скалу! Но как это сделать?

Мысли роем носились в голове, всё ещё болевшей от удара то ли булавой, то ли конским копытом, но больше ничего путного Кий придумать не мог.

Его внимание привлёк отряд гуннов, неторопливо объезжающий поле боя. Впереди на белом коне скакал всадник в богатой одежде. Оружие его сверкало золотом, седло - серебром, а шапка - самоцветами.

- Каган! Каган! - закричали стражники и согнулись в низком поклоне.

Отряд приближался. Пленники, кто примостился было сидеть, повскакивали, во все глаза смотрели на того, от одного жеста которого зависела их жизнь. Наступила тишина.

Кто-то из пленённых вдруг воскликнул:

- Глядите-ка - там Чёрный Вепрь, наш княжич!

- Где?

- Рядом с каганом…

- Взяли, значит, в полон?

- Да нет, вольный… При оружии… Неужто перекинулся на сторону гуннов?

- Не может быть! Должно, это кто-то другой!

- Ну да, другой… Он!

Стражники прикрикнули:

- Тш-ш-ш!… Молчать!

Кий закусил губу. Он не удивился, увидав Чёрного Вепря рядом с Эрнаком, так как знал о нём больше, чем другие воины, только начинающие догадываться о измене младшего княжича, а об убийстве воеводы Радогаста даже не подозревали… Он только сейчас подумал о себе: ведь встреча с Черным Вепрем - для него неминуемая смерть.

Каган остановился на возвышении, откуда хорош о просматривалось всё поле брани. Молча смотрел на белые - полян, и тёмные - гуннов, трупы. Гуннов было значительно меньше, и на лице кагана появилась довольная улыбка.

Потом он обернулся к пленникам, скользнул злорадным взглядом по их насупленным, мрачным лицам.

Кий не сводил глаз с кагана, невысокого толстяка с большой сивой головой и тёмным широким лицом. Сквозь редкую седую бородку и такие же редкие усы просвечивала потная от жары жёлто-коричневая кожа стареющего гунна. Кию припомнились рассказы отца про Аттилу, и он подумал, что Эрнак, пожалуй, очень похож на «отца гуннов». А как же иначе - он сын.

Эрнак вдруг указал рукой на множество убитых воинов-полян, и по-словенски, на языке родственных с полянами племён, которые жили на Дунае и за Карпатами, хрипло прокаркал:

- Смотрите!… Так будет с каждым, кто не покорится гуннам и поднимет на них оружие!… Сам Тенгрихан призвал гуннов к господству над другими народами и племенами, и владычество это - на десять тысяч лет! - помолчав немного, понизил голос и продолжил: - За то, что вы посмели поднять на меня меч, вас следовало бы предать лютой смерти или продать в рабство ромеям! Но я не сделаю этого… Только потому, что за вас вступился ваш князь Чёрный Вепрь, он пообещал - и за себя и за вас - верно служить мне и во время мира, и во время войны…

Чёрный Вепрь при этих словах встал рядом с каганом и прокричал:

- Поляне! Родовичи! Я есмь князь ваш…

Кто-то из полонённых, прервал его:

- Мы тебя не выбирали… Разве собиралось вече наших родов или старейшин? Где наш воевода Радогаст?

Чёрный Вепрь вздрогнул и окинул взглядом стоящих перед ним, желая найти смельчака. Взор его остановился на Кие.

- Ты!? Живой? - не смог скрыть хищной радости Чёрный Вепрь. - Значит, это ты не признаешь меня князем? А-а? Это ты тут против князя голос поднимаешь?

Видя, какой злобой светятся глаза княжича, Кий понял, что пощады ему ждать нечего, и потому решил не утаивать того, что знал. Будь что будет! Главное - изобличить братоубийцу, чтобы родовичи знали, кого им вороги ставят князем:

- Князем никто из нас тебя не признает, мы на вече избрали воеводой Радогаста!

- Радогаст погиб! - воскликнул Чёрный Вепрь.

- Ты видел?

- Я только что видел его мёртвым!

- А как он погиб? Скажи всем!

- В бою, конечно. Как же иначе?

- Нет, Чёрный Вепрь, он погиб от твоей руки! Пускай все знают, что это ты, своей рукой направил стрелу в спину своему брату!

- Это лжа! - закричал Чёрный Вепрь. - Ты оговариваешь меня, так как не можешь простить мне того, что я беру себе в жены дочь князя Добромира, на которую ты посмел позариться…

- Нет, не лжа! Воевода Радогаст узнал стрелу, что его поразила! Это твоя стрела, Вепрь!… А то, что ты украл, аки тать, мою жену и где-то здесь сокрыл, это тоже правда!

Полонённые возмущённо загомонили, зашумели. Раздались выкрики:

- Выродок! Злой дух!

- Мы не признаем тебя за князя!

- Тать!

- Братоубивец!

- Не достоин ты княжить над нами.

Каган Эрнак молчал, лишь переводил взгляд с одного на другого, который громче кричал. А Чёрный Вепрь побледнел, задёргался, как в припадке падучей. Глаза сверкнули неистовой яростью. Выхватил меч, из судорожно перекошенного рта вырвался дикий крик:

- Я убью тебя!

Всё произошло так быстро и неожиданно, что никто не успел и глазом моргнуть. Чёрный Вепрь ударил коня под бока - и ринулся вперёд с такой злостью, словно хотел одним махом уложить всех пленённых.

Но ещё быстрей с уст кагана слетело какое-то слово - и наперерез княжичу метнулся Крек, схватил его коня за поводья.

- Назад, Чёрный Вепрь! - прогремел голос кагана. И когда тот нехотя вернулся на прежнее место, жёстко сказал: - Ты забыл, кто здесь твой владыка!… Только я могу решать кого и когда надо лишить жизни. Об этом тебе тоже следует помнить всегда!

Чёрный Вепрь сразу сник, рука с мечом опустилась. Действительно, в своём гневе он забыл обо всём: и о своём княжеском достоинстве, и о сотнях глаз, что следили за каждым его жестом, о сотнях ушей, что ловили каждое его слово, забыл - самое для него опасное - даже о присутствии верховного правителя гуннов.

- Прости меня, вуйко, - прошептал он, низко, до шеи лошади, кланяясь и отъезжая немного назад. - Не сдержался из-за наглости брехливого раба! Его надо убить!…

- Безусловно, он заслужил смерть, - кивнул Эрнак и, подумав добавил: - Как и все остальные, кто не желает признать, что я решил тебя сделать князем… Но снести мечом голову - это слишком лёгкая смерть для врага!… Покарать его нужно по- другому. Чтобы и сам почувствовал, в каких муках умирает, и чтобы другие, неразумные, глядя как долго и страшно он издыхает, стали понимать, как надо себя вести рабам кагана.

- Так как же он должен умереть? - спросил Чёрный Вепрь, понемногу приходя в себя.

- Как? - Каган мгновенье подумал и, остановив тяжёлый взгляд на Кие, ответил: - Завтра ты будешь сжигать на костре своего умершего отца, князя Божедара… Я позволяю одновременно похоронить погибшего в бою и его сына Радогаста… Вот и принеси этого непокорного пленника в жертву богам! Спали его живьём!

Плечи Чёрного Вепря расправились.

- Благодарю, великий каган! Я так и сделаю!

- А тех, кто не признает тебя князем, я продам ромеям в рабство!… Так следует учить непокорных! Огнём и мечом!

Эрнак тронул коня, и большая гурьба знатных гуннов, что сопровождала его, тронулась следом.

Небо плотно затянулось тучами, и на землю опустился тёмный тёплый вечер. Ни луны, ни звёзд. Лишь от далёких зажжённых гуннами костров доходил красноватый свет, в его колеблющихся всплесках всё казалось неясным, призрачным - и пленники, и стража, и деревья с кустами на опушке.

Кий стоял, опершись на жердь, и всматривался в темноту. Занемели туго стянутые сыромятным ремнём руки. В стану гуннов звучали песни и крики победителей. Со стороны луга долетало ржание коней. Порою слышался стон раненого полянина, лежащего в поле и всеми забытого, да тревожил сердце тоскливый крик ночной птицы.

Из головы не выходили слова кагана: «Спали его живьём!» И Кий отчётливо представлял, как это произойдёт. Его свяжут и положат на заготовленную поленницу погребального костра, рядом с князем Божедаром и княжичем Радогастом. Потом разведут огонь. Разгораясь, он станет подбираться постепенно, опалять нестерпимым жаром ноги и бока, затем голову, чтобы потом своим неумолимым горячим пламенем охватить всё тело и уничтожить дотла. Бр-р!…

А Чёрный Вепрь будет стоять поодаль и злорадствовать, видя его нечеловеческие муки.

Кию стало жутко. Неужели конец? Неужто оборвётся и канет в безвестие звезда его жизни? И не увидеть ему больше ни отца, ни братьев с сестрою, ни Цветанки?…

Вспомнив Цветанку ему стало ещё горестнее и больнее. Бедная!… Теперь она останется одна-одинёшенька на всём белом свете! Разве сможет что-нибудь сделать отрок Боривой? Ничего… И станет Цветанка изнывать, безысходно страдать, живя с ненавистным мужем - Черным Вепрем, пока боги не смилуются над ней и не заберут к себе.

Закончился долгий летний вечер. Наступила ночь. Стали гаснуть далёкие костры гуннов. А мысли Кия всё мечутся, терзают его, как серые волки, настигшие беззащитную лань в зимнем поле. Не дают ему покоя, не позволяют смежить веки скорбные предсмертные раздумья.

Завтра его не станет. Душа переселится в зверя или в какое-нибудь дерево в лесу, а тело сгорит - не останется от него и следа!… Но племя-то останется. И пойдёт Чёрный Вепрь вместе с Эрнаком покорять его. Набросятся с ордой на Поросье, на Росаву, на Роставицу, на Хоробру и Красную, мечом и огнём начнут покорять полян. И никто из родовичей - ни воины, ни старейшины - не ведают страшной силы применяемого гуннами в бою клина. А если кто и знает, по старым временам, - ну, хотя бы отец, - то сумеет ли противопоставить ему что-то такое, что осилит, разобьёт этот клин?

И сам он тоже не уверен, что есть какой-то способ предотвратить разгром при атаке гуннов на конях. Но что-то, пока неясное, туманное, вроде стало видеться ему, созревать в голове. С тех пор, как он увидел орду, стремительно, неудержимо, с дикими криками всадников и топотом тысяч копыт мчащихся на полян. С того мгновения, когда на его глазах клин, без особой надсады и без больших потерь вошёл в ряды полян, как нож в живое тело, и рассёк их надвое. С той самой поры его бередит мысль - как же избежать разгрома, как устоять, как не допустить того, чтобы ворог разрубал пополам войско полян? Что смогло бы сдержать стремительную атаку обезумевших коней?

Он ещё и ещё мысленно возвращался к той страшной минуте, когда услышал громовой удар и увидел, как гунны в одно мгновение растоптали пеших полян, раздробили их щиты, сломали копья и, не дав опомниться, промчались глубоко за все лавы, развернулись и начали поголовное истребление полян-воинов.

Как же остановить гуннов?

Выстраивать своих воинов не в два, а в четыре, шесть или десять рядов? Дать первому ряду, кроме щитов, длинные крепкие жерди-рогатины, о которые грудью ударятся и остановятся кони гуннов?

Но поможет ли это?

Конечно, несколько десятков всадников упадут наземь и вместе с конями будут растоптаны своими же. Но от удара, от сильного натиска падут и поляне, стоящие со своими жердями в первом ряду. И клин гуннов уже без помех перемахнёт через них, врежется в задние ряды, никакими жердями не защищённые ряды и сокрушат их тоже.

Дать жерди каждому ряду? А кто же тогда будет стрелять из луков? Кто станет колоть копьями? Кто, наконец, будет бить ворогов и их коней мечами?

Хорошо бы противопоставить клину гуннов свой, с полянами посаженными на коней, как это сделал рикс Ардарик в бою на реке Недао. Но где взять столько коней? Поляне, как и все родственные племена, издавна привыкли биться в пешем строю. По сравнению с гуннами у них коней неизмеримо меньше - они же не кочевники, владеющие целыми косяками лошадей, без которых они и жить не могут. Кони переносят их из края в край, безграничной как море, степи, дают мясо, кожу для обуви и других нужд, и, наконец, представляют могучую боевую силу, что никак не присуще трудягам-лошадям мирных племён землепашцев.

В который уже раз Кий представлял себе перегороженную щитами полян равнину, и на них, на те округлые щиты и воинов прикрытых ими, мчатся, потрясая воздух диким кличем, всадники-гунны, плотно выстроенные друг за другом в сто, а может в тысячу рядов; они ужасали своим количеством, быстротой атаки и стремительным неудержимым напором.

Какая же стена, какая сила может остановить их?

В чистом поле, в степи такой силы нет. Не на что там опереться. Ни скал там каменных, ни круч неприступных, ни лесных оврагов да чащоб…

Вот-вот, лес!

Лес - верный и надёжный союзник полян! Не поле, что кормит их хлебом, одевает в полотно, не поле, что даёт вдосталь подножного корма для волов и коров, для коней и овец, а лес, которого тоже вдосталь в Полянской земле - и чем дальше на север от Роси, тем больше! Разве смогут гунны на конях проникнуть глубоко в лес, где воины полян, прикрытые деревьями да кустами, будут иметь превосходство? А если выстроить войско в боевую лаву на опушке, перед самой стеной густого леса, где не только всаднику, но и пешему нелегко пробраться, то как тогда гуннам удастся использовать свой боевой клин? Разве не разобьётся он, не расплющится о стену леса, как костяной, бронзовый или даже железный наконечник стрелы от удара в скалу?…

Над землёй ещё больше сгустилась томительная ночная духота. Как перед грозой. Где-то вдали, за Днепром, вспыхивали алые зарницы и глухо доносился басовитый голос бога грома и молний Перуна. Но сюда, до жуткого побоища, гроза ещё не дошла. Постепенно затихали костры в лагере гуннов, и стихал гомон голосов. В тревожном ожидании притаился Родень. Перестали хрумкать луговую траву кони. Даже гунны, стерегущие полонённых, перестали перекликаться, погружаясь в свои сокровенные мысли или дремоту, а может, и в сон.

Кий вздрогнул от резкого крича филина-пугача. Что-то в этом крике показалось таким знакомым, пробудило неясную надежду, заставило пристальнее всматриваться в темноту. Кто там таится? Неужто Хорив? Ведь крик филина-пугача издавна - условный ночной сигнал русов!

Кий осторожно пошевелил пальцы рук, которые онемели, стянутые прочной сыромятиной, превратился весь в слух и впился взглядом в затаённую глубину душной ночи.

Что же там?

Слышно - храпит под деревом дозорный гунн, всё тише и жалобней стонет покинутый всеми раненый, распевает в пахучей траве неутомимый сверчок и задумчиво шелестит над головой листва старого явора.

Но это - если хорошенько прислушаться. А так - все звуки сливаются в один неясный, неразборчивый, лёгкий, как дуновенье ветерка шум, имя которому - ночная тишина…

И вдруг эту тишь нарушил короткий посвист стрелы - цвик!

Дозорный, что сидел под деревом, глухо всхлипнул, покачнулся и медленно повалился на землю.

Напарник очнулся от сна и, заподозрив что-то неладное, вскочил и быстро пошёл в его сторону.

И снова прозвучали знакомые короткие посвисты - цвик, цвик!

Второй гунн, его озарила на мгновенье вспышка зарницы, взмахнул руками, пошатнулся и, не издав ни звука, упал - словно растворился во тьме.

Кий возликовал - это, конечно же, Хорив и Боривой. Он наклонился, насколько позволяли путы, вперёд и тихо гукнул, подавая о себе весть:

- Пугу!… Пугу!

Из ночного мрака возникли две фигуры. Послышалось, как лёгкий шелест:

- Ки-яй!

- Здесь я, - тихо ответил тот.

К нему подскочили Хорив и Боривой.

- Бежим быстрей! - шепнул Хорив, разрезая ножом сыромятный ремень на руках брата. - Пока гунны не всполошились.

Кий растирал онемевшие запястья.

- Погоди! Освободим остальных, - и он, разрезав путы на руках своего соседа, шепнул ему: - Друже, Пусти нож по кругу - и пускай все бегут в лес!