Первое убийство произошло в четверг, 14 июня 1962 года, когда американский астронавт № 1, встреченный многотысячными толпами ликующих бостонцев, прибыл в родной город, чтобы принять участие в торжественном приеме в аэроклубе "Новая Англия". Среди восторженно кричащих людей, стоявших в центре города вдоль Вэк-бей, была и 55-летняя Анна Слизерс, текстильщица с фабрики обивочной ткани. Из-за экономического спада дела на фабрике шли неважно; Анна работала три дня в неделю, и в этот четверг у нее был выходной. Поприветствовав астронавта, она сделала кое-какие покупки и около шести часов вечера вернулась домой, на Гэйнзбороу-стрит, 77. Она жила здесь одна с тех пор, как 25-летний сын Джурис ушел от нее из-за постоянных ссор.

Вечером Джурис собирался зайти к ней, чтобы в очередной раз обсудить вопросы, касающиеся раздела совместно нажитого имущества. Все дальнейшие события этого вечера известны только из показаний сына — других свидетелей случившегося не было.

За несколько минут до семи часов Джурис Слизерс припарковал свою подержанную и еще не оплаченную полностью автомашину перед домом матери, поднялся по лестнице и постучал в дверь ее квартиры. Когда ему никто не открыл, он, наклонившись к замочной скважине, прислушался, но не услышал ничего, что говорило бы о присутствии матери. Раздраженный тем, что ее нет в условленное время, он вернулся на улицу, сел в свой автомобиль и стал наблюдать за входом в дом. При этом он с удивлением обнаружил, что фасад здания покрыт строительными лесами. Он ждал почти час и за это время выкурил четырнадцать сигарет — окурки потом нашла полиция перед дверцей автомобиля. Несмотря на то что мать так и не появилась, без четверти восемь он еще раз поднялся к квартире и снова постучал. Не получив ответа, Джурис отошел на несколько шагов и с разбегу всем телом навалился на дверную филёнку. Дверь резко распахнулась, и Слизерс буквально влетел в квартиру, опрокинув стул, который почему-то стоял в прихожей. Сначала он мать не нашел, но зато увидел, что в гостиной, так же как и в спальне, все шкафы и комоды стоят раскрытыми, а их содержимое в беспорядке валяется на полу. Это заставило его предположить, что в отсутствие матери в квартиру, возможно по строительным лесам, проник взломщик и в поисках ценных вещей все перерыл. В кухне он обнаружил свою мать: она лежала на пороге в ванную комнату в спальном халате. Пояс от халата был завязан у нее на шее. Наклонившись, он сразу понял, что она мертва.

По телефону, который стоял в гостиной, Слизерс сообщил о случившемся в полицию. Дежурному, принимавшему у него сообщение, он сказал: "Моя мать покончила жизнь самоубийством, повесившись на дверной ручке в ванной комнате". То же самое услышали от него и полицейские, которые через пять минут приехали на патрульной машине. Он даже объяснил им мотивы самоубийства: "Мы уже давно жили с ней в ссоре, поэтому три недели назад я переехал. Сегодня я хотел договориться, чтобы она отдала мне мебель, за которую я платил. Должно быть, это ее так разволновало, что она покончила с жизнью. Мне кажется, она специально это сделала, чтобы доказать, будто я виноват во всех ее несчастьях!"

В полуторамиллионном Бостоне ежедневно происходили десятки самоубийств, особенно теперь, когда росла безработица. Поэтому у полицейских не было никаких оснований не доверять словам Джуриса Слизерса. Когда же старший патруля Бенсон с сомнением заметил: "Если она повесилась па ручке, то почему лежит на полу? Вы что, ее сняли?" — Джурис дал вполне правдоподобное объяснение: "Видно, под тяжестью тела пояс не выдержал и соскользнул с ручки. Во всяком случае, я ее нашел в таком положении".

Довольные, что им не надо больше разбираться с этим случаем, полицейские констатировали самоубийство. Они только напомнили Слизерсу, что в соответствии с существующими правилами ему необходимо вызвать врача и получить от него свидетельство о смерти матери.

Так и осталось бы убийство Анны Слизерс заурядным самоубийством, если бы в машине группы отдела убийств не услышали приказ, переданный полицейскому патрулю. Группа занималась теми случаями, когда смерть наступала при неясных обстоятельствах, и поэтому ее сотрудники отправились на Гэйнзбороу-стрит. Они появились в квартире, когда патрульные полицейские уже собирались уходить.

Раздосадованный вмешательством незваных конкурентов в свою работу, старший патруля Бенсон бранчливо заметил:

— Ну зачем еще тут отдел убийств? Все же и так ясно. Обычное самоубийство… Вам что, обязательно нужно всюду совать свой нос?

Соперничество между простыми патрульными полицейскими и сотрудниками отдела убийств вызывалось не столько разницей в окладах, сколько престижными соображениями. В то время как рутинной работой полицейских в форме никто не интересовался, деятельности отдела убийств почти ежедневно посвящались длинные статьи в газетах, а фамилии сотрудников упоминались чуть ли не чаще фамилий голливудских кинозвезд. Это и служило в первую очередь причиной раздора между коллегами.

Лейтенант Дрисколл и инспектор Меллон и сейчас вели себя так, чтобы подчеркнуть разницу в положении.

— Где покойница? — бросил Меллон, демонстративно не обращая внимания на объяснение Бенсона; в это время Дрисколл уже осматривал гостиную.

— В кухне лежит, — пробурчал Бенсон и остался в комнате, когда Меллон, а за ним и Дрисколл отправились на кухню.

Оба патрульных полицейских уселись в гостиной; чем дольше длился осмотр в кухне и допрос сына, тем мрачнее становились их лица.

Минут через пятнадцать инспектор Меллон вернулся в гостиную. Он остановился в дверях, уперся руками в бока и набросился на полицейских:

— Ну что, вы называете это самоубийством?! Женщина задушена и к тому же, возможно, изнасилована! — Тяжело ступая, с видом большого начальника, он прошел через комнату к телефону и набрал семизначный номер, не переставая при этом распекать полицейских: — Хотел бы я знать, за что вам платят деньги. Вы только и можете, что кататься на патрульной машине… — Понизив голос, уже в трубку он сказал: — Это инспектор Меллон, дайте мне, пожалуйста, шефа отдела убийств!

Через полчаса квартиру уже оккупировали около десятка криминалистов, каждый из которых выполнял предписанные ему в таких случаях функции. Были сфотографированы все помещения и сняты отпечатки пальцев. Полицейский врач тщательно осмотрел тело покойной; показания сына и обоих патрульных были запротоколированы; затем опросили всех без исключения жильцов дома — могло быть, что кто-нибудь из них видел убийцу. Каждый предмет в квартире был описан.

Сына покойной подвергли изнурительному перекрестному допросу, который продолжался в течение всей многочасовой процедуры осмотра места происшествия. Снова и снова приходилось ему рассказывать, для чего и как попал он в квартиру, какие у него были отношения с матерью, из-за чего он с ней ссорился и почему в конце концов ушел из дому. В пять часов утра, когда первый этап расследования закончился, сотрудники отдела убийств уже не сомневались, что не было ни взломщика. ни насильника — Анну Слизерс, по их мнению, убил ее собственный сын Джурис.

Инспектор Меллон так ему открыто и сказал:

— Рассказывайте что хотите, но мать убили вы! Она не хотела вам отдавать мебель, вот вы ее и задушили. Весь беспорядок здесь, в квартире, положение тела покойной, ее одежда — все это вами подстроено, чтобы ввести нас в заблуждение.

Джурис Слизерс сидел на кушетке в гостиной, полностью измотанный, но все еще не готовый сделать признание. Он слезливо и нечленораздельно причитал:

— Это был не я. Я не мог убить свою собственную мать. Это был не я…

Его арестовали по подозрению в убийстве и три дня и три ночи почти беспрерывно допрашивали. Но он стоял на своем: "Это был не я. Я не убивал свою мать…"

В понедельник, 18 июня, Джуриса Слизерса пришлось освободить из-под ареста. Одних подозрений было недостаточно, чтобы продлить ордер. А доказательств того, что он убийца, найти не удалось.

Однако для сотрудников отдела убийств, как, впрочем, и для жильцов дома № 77 по Гэйнзбороу-стрит, Джурис оставался единственным подозреваемым человеком, который, скорее всего, из-за нескольких полированных досок смог задушить свою мать. Это подозрение держалось шестнадцать дней — до 30 июня 1962 года.

В эту удушливую субботу, вечером, стало известно о втором убийстве, которое произошло всего в нескольких милях от Гэйнзбороу-стрит, в доме № 19 на Коммонуэлз-авеню. Владелец дома Томас Брюс обнаружил 68-летнюю медицинскую сестру Нину Николс задушенной на полу ее спальни. Преступник, после того как убил ее, обмотал шею жертвы двумя нейлоновыми чулками и завязал их бантом. В квартире все было перевернуто вверх дном. Следы преступления говорили о том, что убийца был не только взломщиком, грабителем, но и насильником. Большего бостонскому отделу убийств установить не удалось. Расследование не дало никаких результатов. На этот раз подчиненным инспектора Меллона арестовывать было некого. Им оставалось только тешить себя весьма шаткой гипотезой: если все-таки Анну Слизерс убил ее сын, то он мог также задушить и Нину Николс, чтобы снять с себя подозрение в убийстве матери.

Однако эта гипотеза просуществовала всего два дня. Уже в понедельник, 2 июля, вечерние газеты сообщили о третьем убийстве. В пригородном местечке Линн жильцы дома № 73 по Ньюхолл-стрит заставили привратника подобрать ключ и открыть дверь квартиры 65-летней Хелен Блэйк, поскольку с субботы ее никто не видел и поэтому возникло опасение, что с ней что-то случилось. Задушенная миссис Блэйк лежала в кровати. На ней была только пижамная куртка, шею обвивал нейлоновый чулок, завязанный бантом на затылке. С пальцев ее правой руки были содраны два кольца с бриллиантами, которые она носила не снимая. По всем остальным признакам убийство походило на два предыдущих. Шкафы и комоды были раскрыты и обысканы; так же, как и тогда, не удалось обнаружить ни намека на то, что преступник проник в квартиру с применением силы. Окна и двери стояли закрытыми, без малейших следов взлома. Значит, пожилая дама сама, добровольно, открыла дверь убийце. Однако Хелен Блэйк — по профессии, кстати, тоже медсестра — тридцать пять лет, с момента своего развода, была решительной противницей мужского пола и с его представителями отношений не поддерживала. Казалось невероятным, чтобы она, будучи в одной пижаме, могла впустить в квартиру незнакомого мужчину. Поэтому лейтенант Эндрю Тьюни, руководитель отдела по расследованию убийств Эссекса, в ведении которого находился Линн, не верил, что убийцей мог быть мужчина. Это доставило немало неприятностей подругам и знакомым женщинам Хелен Блэйк: им всем пришлось отвечать на неудобные вопросы об их образе жизни и наличии у них алиби. Но все поиски Тьюни в этом направлении оказались безрезультатными. Он не смог найти ни одной женщины, которая была бы способна на такое преступление, не говоря уже о том, чтобы доказать виновность какой-нибудь из них.

Только бостонские газеты извлекли выгоду из смерти Хелен Блэйк. Если первые два убийства затерялись среди криминальных событий крупного города — по статистическим данным, в 1962 году в Бостоне было совершено 71 убийство, — то третье удушение в течение трех недель вызвало уже аршинные заголовки в газетах. Вырисовывалась серия убийств, нераскрытых и щекочущих нервы своей чудовищностью. Ни один главный редактор не мог упустить такого случая.

3 июля во всех утренних газетах можно было прочесть: "Бостонский Душитель бродит вокруг!", "Бостонский Душитель прикончил свою третью жертву!", "Бостонский Душитель охотится за пожилыми женщинами!". Так появилась леденящая душу легенда о Бостонском Душителе.

Первыми пришли в ужас сотрудники отдела по расследованию убийств. Опытные криминалисты понимали, что теперь их ожидает волна подобных преступлений. Ничто так не подстегивает извращенную и неустойчивую фантазию преступника, как сенсационные заголовки в газетах. И предчувствия криминалистов вскоре оправдались. Еще девять женщин были убиты подобным зверским способом. Сенсационные газетные сообщения стали своеобразной инструкцией для убийц!

28 июля задушенной в собственной квартире обнаружили 85-летнюю Мэри Маллен, 19 августа — 75-летнюю Иду Эрга и 20 августа — 67-летнюю Джейн Салливан.

Бостон охватила паника. "Со времен Джека-Потрошителя, который семьдесят пять лет назад на освещенных газовыми фонарями улицах лондонского Уайтчэпела убил и изуродовал до неузнаваемости семерых женщин, ни одним городом не овладевал такой страх", — писала "Бостон геральд трибюн" и следующим образом рисовала жизнь города: "Когда на город опускаются сумерки, все женщины, пугливо озираясь, торопятся домой. Странную картину на улицах представляют собой немощные пожилые дамы с огромными собаками, рвущимися с поводков. В Бостоне и окрестностях теперь нельзя купить большой собаки. Торговцы собаками вынуждены отказывать сотням пожилых женщин. В это трудно поверить, рассказывает один торговец, но он обменял несколько десятков безродных бульдогов на очень дорогих пекинесов, да ему еще и приплатили за это… Другие вооружаются газовыми баллончиками и пистолетами, полицейскими свистками и дубинками, укладываются спать с топорами и лопатами, дни напролет обучаются дзюдо и каратэ. Если кому-то вдруг захочется посетить незамужнюю женщину, он обязательно наткнется на закрытую дверь".

Телефонный аппарат специальной "комиссии по Душителю", которую к тому времени создал начальник полицейского управления Макнамара, не смолкал ни днем ни ночью. Тысячи людей сообщали о своих подозрениях; их приходилось проверять, но все это в конце концов оказывалось ложной тревогой. Трагические несчастные случаи как следствие всеобщего панического настроения служили дополнительным материалом для газет, которые изо дня в день публиковали всякие истории, связанные с ужасным Душителем.

В Броктоне, одном из районов города, некая пожилая девица в ожидании своей сестры открыла дверь, но когда вместо сестры на пороге показался какой-то мужчина, с ней от страха случился сердечный приступ, и она тут же умерла. Мужчина был представителем читательского кружка и хотел предложить ей новые книги. Какой-то священник лишился зрения, потому что одна из прихожанок брызнула ему в лицо слезоточивым газом из баллончика, когда он хотел ее навестить: некоторые бостонские газеты пустили слух, что Душитель использует одежду священнослужителя и благодаря этому получает доступ в жилища своих жертв.

Не менее растерянной выглядела и "комиссия по Душителю" с ее попытками схватить убийцу или убийц. Когда традиционные методы расследования оказались бессильными, она обратилась к ясновидящим и другим сомнительным личностям, которые утверждали, что преступника можно разыскать при помощи телепатии и впавшего в транс медиума. Такими нелепыми способами было установлено семьсот тринадцать человек; психиатры приложили невероятные усилия, пытаясь при помощи психотропных средств найти среди них убийцу. Затем за этих людей взялись антропологи, графологи, судебно-медицинские эксперты… И все безрезультатно.

Одна крупная электротехническая фирма предоставила в распоряжение комиссии новейшую компьютерную систему. Программу составили лучшие программисты на основе подробнейших данных по сходным преступлениям, представленных полицией; через несколько минут машина выдала список всех подозреваемых. Он содержал… тридцать пять тысяч фамилий! Предпринятые вслед за этим розыски вызвали полный хаос в полицейском аппарате. Отпуска сотрудников были отменены. Все они выполняли задание специальной комиссии по проверке тридцати пяти тысяч мужчин, из которых почти десять тысяч в возрасте от восемнадцати до сорока лет в течение последних двух лет были пациентами психиатрических клиник и, по утверждениям врачей, страдали манией преследования, спровоцированной враждебными взаимоотношениями с матерью. Ведь именно такой тип преступника «вычислил» компьютер: "параноик, средних лет, ненавидит всех пожилых женщин, потому что ненавидел свою мать; он убил шесть пожилых женщин только потому, что они символизировали для него ненавистную мать".

Как тут не вспомнить Зигмунда Фрейда! Неизбежным следствием этой многонедельной охоты за ненавидящим свою мать Бостонским Душителем явилось то, что все остальные преступники могли безнаказанно мошенничать, воровать, грабить, убивать, поскольку на них у бостонской полиции не хватало уже ни времени, ни людей.

"В эти недели Бостон походил на город, который мог придумать какой-нибудь сумасшедший драматург для пьесы театра абсурда", — писал один известный американский публицист о событиях в Бостоне.

Незадолго до конца 1962 года, 5 декабря, теория о Душителе, убивающем из-за ненависти к своей матери, приказала долго жить. В эту среду, во второй половине дня, в доме № 315 по Хандингтон-авеню — всего в двух кварталах от места первого убийства — была найдена мертвой двадцатилетняя студентка-негритянка Софи Кларк. Однокурсница обнаружила ее лежащей на ковре посреди комнаты — девушку задушили тремя нейлоновыми чулками. Шея убитой была настолько туго стянута, что чулки врезались в тело. Все говорило о том, что Софи Кларк изнасиловали. В остальном же это преступление походило на предыдущие убийства пожилых женщин. Так же были выдвинуты все ящики и распахнуты все шкафы и так же преступник не оставил никаких следов насильственного вторжения в квартиру, хотя Софи Кларк, охваченная всеобщим страхом перед Душителем, поставила на дверь двойной замок и никогда не открывала незнакомым людям. Правда, на этот раз сотрудники отдела по расследованию убийств нашли свидетельницу, которая утверждала, что видела убийцу.

Живущая в соседнем доме 29-летняя миссис Марчелла дала следующие показания: "После обеда, минут в двадцать третьего, в мою дверь постучали. Так как муж был дома, я открыла; передо мной стоял мужчина лет тридцати, среднего роста, одетый в спецовку. Он сказал, будто его послал владелец дома, чтобы выяснить, не нужно ли покрасить в квартире стены. Он сразу же оттеснил меня в квартиру и остановился только в кухне. Однако как только я сказала, что сейчас не время этим заниматься, поскольку мой муж спит и не следует его будить, он тут же проговорил: "Ах, видно, я ошибся, наверно, имелась в виду квартира в конце коридора" — и поспешно удалился. В коридоре он еще столкнулся к моим сыном, который возвращался с улицы…"

Пятилетний сын подтвердил показания матери, а домовладелец заявил, что проверять квартиры он никого не посылал. И все же кроме расплывчатого описания мужчины, который зашел в квартиру с непонятными намерениями, седьмое убийство для расследования ничего не дало; хуже того, преступление против молодой девушки привело полицию в полное замешательство. Начальник управления Макнамара спрятался за призывом ко всем женщинам города всегда держать двери закрытыми и никому без тщательной проверки не открывать. Это было признанием собственного бессилия!

Волна убийств неудержимо катилась дальше. В новогодний вечер она накрыла привлекательную 23-летнюю секретаршу Патрицию Байсетт, 8 мая 1963 года — ее ровесницу, студентку Беверли Сэменс; правда, 8 сентября 1963 года очередной жертвой стала уже 58-летняя Эвелин Корбин, но выглядела она не старше сорока лет. 28 ноября, когда в Белом доме был установлен гроб с телом убитого президента Кеннеди и вся Америка у телевизоров следила за траурной церемонией, погибла 23-летняя студентка художественного колледжа Джоанна Грэфф и, наконец, 4 января 1964 года — совсем юная, девятнадцатилетняя, Мэри Салливан.

Бостонская полиция давно уже сложила оружие и занималась только тем, что регистрировала очередное убийство и готовила снимки и протоколы осмотра мест похожих друг на друга преступлений. Впрочем, полицейские не переставали клевать на нелепые фантазии всяких ясновидцев, гадалок, доносчиков, что только распыляло их силы. Паника, которая охватила город после первых шести убийств, сменилась теперь тупой апатией. Одинокие женщины больше уже не закрывались и не обзаводились злыми собаками и револьверами — они просто шли в церковь и молились.

Только последнее убийство самой младшей из жертв — Мэри Салливан заставило людей и руководство города в страхе очнуться от этой летаргии. Газеты впервые опубликовали сделанную полицией фотографию изувеченного трупа. На снимке было видно, что преступник прислонил к ногам мертвой девушки красочную открытку с надписью "С Новым годом!". Это циничное надругательство над мертвой стало последней каплей. Паника, страх и апатия уступили место возмущению беспомощностью полиции. Тысячи женщин прошли колоннами через город и устроили демонстрацию перед зданием управления полиции с требованием отставки Макнамары. Когда полицейские попытались рассеять митингующих и даже применили против женщин дубинки, волнение переросло в открытый бунт. Везде, где только появлялись полицейские, на них набрасывались с руганью и побоями. Всеобщее возмущение уже нельзя было унять. Вечером по телевидению и радио выступил Генеральный прокурор США Эдвард В. Брок и объявил, что расследованием всех преступлений Бостонского Душителя с этого момента займется высший правоохранительный орган страны — Генеральная прокуратура — и будет вести его до тех пор, пока не схватит злодея. Он пообещал создать комиссию из самых квалифицированных криминалистов Америки и объявил, что за поимку убийцы назначено вознаграждение из расчета по десять тысяч долларов за каждое преступление.

Это честное признание своей ответственности главным юристом страны успокоило людей, но все старания новой следственной комиссии привели только к одному: убийство Мэри Салливан стало последним в этой зловещей серии. Комиссия из сорока человек под руководством Эндрю Тьюни, бывшего сотрудника ФБР, имела время собрать все следственные материалы по предыдущим двенадцати убийствам, но с новым преступлением подобного рода ей иметь дела уже не пришлось. Бостонский Душитель исчез так же внезапно, как и появился. Однако население Бостона и за это было благодарно Генеральному прокурору и его людям, при этом мало кто заметил, что расследование специальной комиссии Генеральной прокуратуры было таким же безуспешным, как и расследование столь поносимых бостонских властей. Через шесть месяцев эту комиссию без лишнего шума распустили под издевательские насмешки бостонских полицейских — ведь они получили публичный нагоняй, хотя свою работу делали ничуть не хуже их знаменитых коллег.

Уголовное дело "Бостонский Душитель" отправилось пылиться на полки, но жители Бостона по-прежнему не могли забыть этого кошмара. Газеты, правда, ограничились несколькими заключительными статьями, в которых журналисты ломали себе голову над тем, почему преступник так внезапно прекратил убивать.

В одной из статей говорилось: "Его желание убивать приобрело такую форму, которую могло удовлетворить только самоуничтожение. Поэтому после убийства Мэри Салливан, которое вызвало наибольшую сенсацию и возмущение, он покончил с собой". Другая газета писала: "Каждое удушение было результатом обострения психопатического состояния человека, обремененного Эдиповым комплексом. Благодаря убийствам он вылечился и теперь ведет нормальный образ жизни".

Газеты, поддерживающие правящую партию, дали более популярное объяснение: "Вмешательство Генеральной прокуратуры дало ему понять, что рано или поздно его схватят. Испугавшись этого, он перестал убивать".

В любом случае никто не хотел отказываться от такой удобной легенды об одном Бостонском Душителе. Но разительное отличие двенадцати жертв по возрасту даже для дилетанта делало очевидным, что речь идет по крайней мере о двух преступниках, если не о четырех, восьми или всех двенадцати, которые занимались плагиатом, вдохновляясь описанием убийств в газетах. Известные ученые-криминалисты впоследствии единодушно поддержали такую точку зрения.

Итак, с роспуском осенью 1964 года специальной комиссии Генеральной прокуратуры уголовное дело по Бостонскому Душителю так и осталось незаконченным. Но позорная история, связанная с ним, только начиналась.

16 февраля 1965 года к зданию бостонского управления полиции подъехал огромный лимузин марки «студебеккер». Из него вышел 32-летний мужчина со спортивной выправкой, фамилия и фотографии которого месяцами не сходили со страниц газет всего западного мира. Это был Ли Бэйли, звезда американского адвокатского мира, который заставил говорить о себе после нескольких сенсационных процессов над убийцами. В Бостоне, его родном городе, он был популярнее любой кинозвезды. Прохожие сразу узнали его, проводили взглядами, пока он не исчез за дверями полицейского управления, и столпились вокруг автомобиля, который поражал своими размерами даже американцев с их гигантоманией. Сиденья лимузина были обтянуты мехом норки, в нем имелись беспроволочный телефон, телевизор и диктофон. За баранкой в белой ливрее сидел шофер с бульдожьим лицом; он выглядел как отпетый негодяй из какого-нибудь криминального телесериала. Звали его Джимми Логан, и он был первым подзащитным Ли Бэйли. Выступая адвокатом на совершенно безнадежном процессе, где Логан обвинялся в убийстве банковского кассира, Бэйли не только спас его от электрического стула, но даже добился оправдательного приговора. И это несмотря на то, что Логан в полиции признался в убийстве!

При помощи своих уловок, которые впоследствии принесли ему широкую известность и миллионное состояние, он перевернул право и правосудие с ног на голову и показал присяжным заседателям, что при получении признания от Джимми Логана полиция нарушила закон.

Когда Логана арестовали, к нему в камеру под видом преступника подсадили одного детектива, который расспросил его о подробностях убийства и скрытно записал весь разговор на магнитофон. Затем на официальном допросе полицейские прокрутили Логану пленку, и он, поняв, что отпираться бессмысленно, признался в преступлении. Он придерживался своего признания, пока суд не назначил ему защитником Ли Бэйли, которому с его честолюбивыми планами было совершенно безразлично, совершал убийство его подзащитный или нет. Он уговорил Джимми Логана отказаться от признания, «подмазал» детектива, которого подсаживали к Логану в камеру, и заставил его выступить на суде в качестве свидетеля зашиты. По американским законам, арестованному перед допросом необходимо объявить, что все, что он будет говорить, может быть использовано против него во время суда. Эта формальность детективом, естественно, не была соблюдена, следовательно, признание Логана являлось незаконным и суд не имел права использовать его в качестве свидетельства виновности обвиняемого. Из-за этой чисто формальной ошибки Логана вынуждены были оправдать, хотя все в зале суда знали, что он убийца.

"Ли Бэйли спас от электрического стула заведомого убийцу!" — с подобных газетных заголовков началась адвокатская карьера Бэйли. Этот эпизод помогает понять роль и место Бэйли в истории с Бостонским Душителем. Он был человеком, который мог пренебречь законом и моралью, если они стояли на его пути к славе и богатству.

В то время как кучка ротозеев внизу, на улице, дивилась на известного им по газетам Джимми Логана — Бэйли использовал его в качестве шофера и талисмана в память о своем первом успехе, — суперадвокат поднялся на шестой этаж, где располагался отдел по расследованию убийств.

— Привет, ребята, как дела? Может, для меня есть какое-нибудь стоящее дельце? — С этими словами он вошел в кабинет руководителя отдела лейтенанта Донована, который как раз собрал своих людей на совещание.

Неожиданное появление Бэйли весьма удивило присутствующих, и Донован неуверенно покачал головой:

— Нет, сэр, для вас — нет. Несколько обормотов избили до смерти молодого негра, который куда-то там пожаловался на их жестокое обращение. Полагаю, что вы…

Бэйли с безразличием махнул рукой:

— Ну, тогда у меня есть кое-что для вас, такое, о чем вы и мечтать не смеете. Есть возможность взять Бостонского Душителя!

Шесть человек, которые только что озабоченно обсуждали, как проводить расследование по убийству негритянского юноши, забыли обо всем. Сначала они подумали, что это неудачная шутка, и попробовали подковырнуть адвоката:

— Бэйли, может, он у вас внизу, в машине, или стоит за дверью? Тогда давайте его сюда!

Не обращая на это внимания, Бэйли невозмутимо сказал Доновану:

— Этот парень с сексуальными заскоками, а в остальном — вполне нормальный. То, что он до сих пор рассказывал мне об убийствах, звучит довольно правде подобно, но я должен посмотреть протоколы, чтобы убедиться, что он не врет. Мне не хотелось бы подсовывать вам какого-нибудь фантазера.

Руководитель отдела по расследованию убийств отвел глаза:

— Сожалею, мистер Бэйли, но сделать этого я не имею права, да и не могу. Все документы еще находятся в Генеральной прокуратуре.

Ли Бэйли нервно зашагал взад-вперед по комнате:

— Вы же работали первыми по этим делам. У вас ведь должны были остаться какие-то данные. Фотокопии или вторые экземпляры протоколов. Для начала мне и этого было бы достаточно.

Он вытащил из кармана жилета золотой портсигар и протянул полицейским. На крышке сияли инициалы "Л. Б.", обрамленные бриллиантами. Каждый из сотрудников взял по сигарете, но ни один не закурил, а аккуратно спрятал ее в свою пачку как сувенир. Сигареты Ли Бэйли были почти так же знамениты, как и он сам. Над длинным фильтром стояли те же инициалы "Л. Б.", отпечатанные на тонкой папиросной бумаге золотыми буквами. Они изготавливались табачной фирмой "Пэлл Мэлл" специально для адвоката, которая взамен получила разрешение использовать этот факт в своей телерекламе: "Даже Ли Бэйли курит "Пэлл Мэлл" из-за их известного всему миру аромата. Курите и вы только "Пэлл Мэлл", тогда вам гарантирован такой же успех!"

Лейтенант положил свою сигарету на чернильный прибор:

— Назовите нам этого человека, мистер Бэйли! Мы возьмем его и вытащим из него все, если он Душитель…

— Я приведу его вам только тогда, когда буду уверен, что это он, решительно заявил Бэйли, не оставляя сомнения в том, что на другое он не согласится.

Один из сотрудников за спиной Бэйли проговорил:

— Сэр, если у вас есть опасения насчет назначенного вознаграждения, то мы на него не претендуем. В этом смысле можете быть спокойны…

Бэйли даже не повернулся. Совокупная награда в сто двадцать тысяч долларов, обещанная Генеральной прокуратурой за раскрытие двенадцати убийств, его мало интересовала. Бостонский Душитель был нужен ему для дел совсем иного масштаба.

— Ну так что, Донован? Достанете мне документы?

Шеф отдела по расследованию убийств с сожалением пожал плечами:

— Не могу. Если я затребую их в Генеральной прокуратуре, то мне нужно будет как-то обосновать это, ну, скажем, тем, что у нас появился подозреваемый, да и тогда я вряд ли их получу. Расследование этих убийств передано специальной комиссии Генеральной прокуратуры, и теперь это уже не наше дело.

Бэйли недовольно наморщил лоб:

— Специальную комиссию давно похоронили. Вы просто не хотите мне помочь.

— Вы недооцениваете ситуацию, Бэйли. В этом году в Массачусетсе выборы. Брок хотел бы остаться Генеральным прокурором. Уже одно то, что он с такой помпой взялся за это дело…

— Но покончить с Душителем он все-таки не смог.

— Однако убийства прекратились. Уже прошло больше года, и ни одной женщины не убили. Люди за это благодарны ему.

— Да-а, тогда, действительно, вы можете испортить ему все планы.

Донован снисходительно улыбнулся:

— Вовсе нет. Когда Брок разнюхает, что мы взяли след, он сразу же снова сколотит свою комиссию. Он ведь только этого и ждет. Если он окончательно освободит Бостон от этого изверга, это будет лучшей агитацией за него на выборах. Понимаете?

Ли Бэйли с многозначительной неторопливостью застегнул пальто и затушил сигарету в пепельнице Донована:

— Я не в состоянии учитывать все эти маневры. Я хочу только знать, действительно ли человек, которого я имею в виду, является Душителем или нет. Ну что ж, в таком случае я пойду прямо к Броку и удостоверюсь в этом.

И, сделав вид, что окончательно решился, он направился к двери. Донован внезапно выскочил из-за стола и поспешил за ним:

— Подождите, Бэйли! Вероятно, мы все-таки имеем одну возможность. У нас же остались машинописные копии наших следственных протоколов, которые, пожалуй, могли бы вам помочь…

Бэйли ухмыльнулся:

— Уж не хотите ли вы стать Генеральным прокурором, Донован?

— Глупости. Политика меня вообще не интересует. — Донован схватил Бэйли за руку и потянул к столу, возле которого сидели остальные сотрудники отдела убийств. — Поймите же вы! Вот эти люди больше года гонялись за Душителем, вкалывали по двадцать и больше часов в сутки. Их неделями не видели в семьях. Это их надо благодарить за то, что убийства наконец прекратились, а не тех канцелярских крыс, которые только и делали, что изучали документы. Если вы знаете, кто Душитель, тогда помогите им, а не тем, кто хочет на этом заработать политический капитал.

Ли Бэйли дружески кивнул:

— Ну, хорошо, ребята, моя поддержка вам обеспечена. Но пока об этом рано говорить. Сначала я должен узнать детали этих преступлений, чтобы разобраться, правду этот парень говорит или нет. Ли Бэйли не может позволить, чтобы его разыграл какой-то шутник. Помогите сначала мне, а потом и я вам помогу.

Бэйли добился от отдела по расследованию убийств того, чего хотел добиться. На основе оставшихся копий следственных протоколов лейтенант Донован составил ему общий список признаков, которые были характерны для всех двенадцати преступлений и о которых не писали газеты. Более того, Донован предоставил ему сведения, крайне важные для его скрытых замыслов:

— Обратитесь к лейтенанту Эндрю Тьюни из отдела по расследованию убийств Эссекса. Он был руководителем специальной комиссии Генеральной прокуратуры и имел возможность ознакомиться со всеми документами.

Бэйли сделал вид, что это его мало интересует:

— Зачем? Генеральная прокуратура, чего доброго, узнает об этом и подложит вам свинью.

Донован отрицательно покачал головой:

— От Тьюни Брок наверняка ничего больше не узнает. Он зол на все полицейское руководство. Они освободили его от должности шефа отдела по расследованию убийств Эссекса, потому что он не смог добиться результатов, работая в специальной комиссии Генеральной прокуратуры. Так и так он собирается уходить из полиции.

Ли Бэйли и виду не подал, как кстати пришлась ему эта информация о разозлившемся Тьюни.

— Может быть, как-нибудь позже… На первых порах мне хватит и вашей помощи, — безразлично сказал он и с доброжелательной улыбкой попрощался: Когда разберусь со своим парнем, я вам сообщу.

Он сразу направился в Эссекс, на квартиру к Эндрю Тьюни, где без долгих разговоров предложил смещенному руководителю эссекского отдела по расследованию убийств оставить службу в полиции и перейти работать к нему в качестве шефа созданного им частного сыскного бюро.

— У меня же нет высшего юридического образования, зачем я вам нужен? — с сомнением спросил Тьюни.

— Я ведь ищу не референта папки носить, а толкового сыщика!

— Для чего?

— Чтобы расследовать одно преступление… вроде дела Шеппарда, — приоткрыл тайну Бэйли и протянул ему руку. — Ну что, по рукам? Ежемесячно вы будете получать две тысячи долларов!

Но не только две тысячи долларов склонили Эндрю Тьюни пойти на службу к Бэйли. Больше всего его привлекла возможность заниматься расследованием преступления, похожего на дело Шеппарда. Этот криминальный случай долгие годы занимал Америку и стал важнейшим событием в адвокатской карьере Бэйли. Не было в стране ни одной газеты или журнала, которые не посвящали бы этому делу целые полосы.

Эта история началась одиннадцать лет назад в Кливленде, в штате Огайо. В пригородном местечке Бей-Виллидж, которое лежало прямо на берегу озера Эри, в роскошной вилле жил модный тридцатидвухлетний врач доктор Сэмюель Шеппард с женой Мэрилин. Как и положено представителям "высшего света", они часто устраивали приемы и дружеские вечеринки. В ночь с 3 на 4 июля 1954 года, после одного их таких приемов, на котором присутствовал бургомистр Джон Спенсер Хаук, Мэрилин Шеппард была убита. Первым об этом узнал бургомистр Хаук. Утром, перед самым восходом солнца, его разбудил телефонный звонок. Звонил Сэм Шеппард: "Спенсер, немедленно приезжай! Похоже, убили Мэрилин!"

Бургомистр Хаук в спешке разбудил жену, и они вдвоем поехали на виллу врача. В холле они наткнулись на Сэма Шеппарда. По пояс голый, в насквозь промокших полотняных штанах, он стонал в кресле. Лицо его распухло, как будто кто-то основательно его избил. Когда бургомистр спросил, что же все-таки произошло, Шеппард сказал: "Да ты сам посмотри! Я толком ничего и не знаю! Ночью я заснул на кушетке в гостиной и вдруг сквозь сон услышал какие-то громкие крики. Я вбежал по лестнице в спальню к Мэрилин. Но она лежала в кровати уже без признаков жизни, а все лицо ее было в кровоточащих ранах. Когда я над ней наклонился, кто-то ударил меня по затылку тяжелым предметом. Я чуть не потерял сознание, но потом побежал за незнакомцем вниз, к берегу озера. Там меня в темноте опять ударили… Пришел в себя я только через несколько минут на мелководье, по грудь в воде…"

Бургомистр Хаук поднялся в спальню и убедился в том, о чем рассказывал ему друг. Мэрилин Шеппард была убита. На ее лице имелось множество кровоточащих резаных ран; кровать и стены комнаты были забрызганы кровью. Все указывало на то, что в спальне происходила ожесточенная борьба.

По непонятным причинам бургомистр Хаук вызвал сначала не полицию, а братьев Сэма Шеппарда — Ричарда и Стефана. Они тоже были врачами и владели клиникой в Бей-Вью, другом пригородном местечке, расположенном ближе к Кливленду. В то время как Стефан сразу взбежал в спальню, Ричард задержался возле брата, который, очевидно, получил серьезные повреждения, и осмотрел его. Находящаяся тут же, в холле, жена бургомистра слышала, как Ричард Шеппард вдруг спросил брата: "Сэм, ты в этом деле не замешан?" Что ответил на это Сэм Шеппард, она не расслышала, но ей показалось, что он покачал головой.

Брат Стефан тем временем убедился, что его невестка мертва, и вызвал полицию.

Однако прежде чем приехали сотрудники отдела по расследованию убийств, братья отвезли Сэма Шеппарда в свою клинику, в Бей-Вью.

В дальнейшем это обстоятельство сыграло важную роль. Благодаря тому что Сэм Шеппард находился в частной клинике, он смог в течение многих дней уклоняться от допросов в полиции под тем предлогом, что якобы получил тяжелые повреждения. Поэтому о происшедших событиях сотрудники отдела убийств знали только от бургомистра и братьев Сэма Шеппарда. Все это навело коронера Сэмюеля Джирбера на подозрение, что убийство произошло совсем иначе, нежели его хотят представить, и что убийцей является сам Шеппард. Слухи из окружения Шеппардов укрепили это подозрение. Оказывается, их брак был совсем не таким счастливым, как после убийства пытался утверждать Сэм Шеппард. Мэрилин поддерживала любовные отношения с бургомистром Хауком, а сам Шеппард уже много лет состоял в интимной связи со своей ассистенткой Сьюзен Хэйес.

В то время как отдел по расследованию убийств в своем расследовании никак не мог продвинуться вперед, за дело взялась местная печать. Целеустремленно и обстоятельно рассказывали газеты об аморальном образе жизни супружеской пары. Общественность, и особенно ее женская половина, была возмущена поведением Сэма Шеппарда. А когда его ассистентка на допросе в полиции призналась, что является любовницей Сэма Шеппарда и ждет от него ребенка, выразительница общественного мнения "Кливленд пресс" пригрозила скандалом и потребовала: "Почему Сэм Шеппард все еще прячется в клинике своих братьев? Любой другой гражданин нашего города, против которого было бы выдвинуто такое подозрение но не было бы таких хороших отношений с властями, — давно бы уже сидел под арестом в следственной тюрьме. Сэм Шеппард — единственный человек, который мог желать смерти своей жены, так как хотел жениться на другой, более молодой. Он водит полицию за нос при помощи своих братьев и влиятельных друзей. Сколько же это будет продолжаться и когда наконец доктор Сэм Шеппард окажется за решеткой?"

Под воздействием этой массированной кампании в прессе Шеппарда 30 июля арестовали, и через одиннадцать недель он предстал перед судом по обвинению в убийстве. Два месяца и два дня тянулся сенсационный процесс под председательством престарелого судьи Эдварда Блайзена; правда, он занимался не столько выяснением обстоятельств убийства, сколько обсуждением царивших на вилле Шеппардов нравов. Из-за тактики братьев и неуклюжего предварительного следствия судебное расследование так и не продвинулось вперед; процесс лишь послужил толчком для всплеска благочестивых настроений среди населения. Заранее осужденный общественным мнением за свой аморальный образ жизни, Сэм Шеппард был признан присяжными заседателями виновным в убийстве второй степени, то есть в умышленном убийстве без отягчающих обстоятельств; такое решение суду далось нелегко — присяжные перед его вынесением заседали сто два часа. Судья не решился отправить на электрический стул обвиняемого, виновность которого так и не была доказана, впрочем, как и невиновность… Он приговорил Шеппарда к пожизненному заключению.

Шеппард отсидел восемь лет. И тут ему была оказана юридическая помощь, хотя выглядела она весьма странно и неожиданно. Ариана Теббенйоханс, 57-летняя миллионерша, которая совсем недавно развелась с мужем, на пляже в Канне прочитала в каком-то иллюстрированном журнале сентиментальную историю о "деле Шеппарда" и заинтересовалась заключенным на цветной фотографии. Она послала Шеппарду письмо, в котором заверила, что убеждена в его невиновности, и обещала использовать свои миллионы, чтобы добиться пересмотра его дела. Шеппард ответил и смиренно поблагодарил за надежду и неожиданное участие в его судьбе. Завязалась переписка… В конце концов из огайской тюрьмы пришло страстное объяснение в любви: "Я люблю вас больше жизни! Вы вернули смысл моему существованию. Если бы я мог, я бы женился на вас, не сходя с места. Пусть даже в тюрьме". К письму прилагался железный крестик, изготовленный из тюремной ложки.

В конце 1962 года фрау Теббенйоханс прилетела в Огайо, наняла адвоката Ли Бэйли, чтобы добиться повторного судебного процесса, и вскоре достигла первого успеха. 23 января 1963 года она посетила в тюрьме Сэма Шеппарда. После четырехчасовой беседы в пустом помещении для свиданий она заявила собравшимся у ворот тюрьмы репортерам: "Теперь я абсолютно убеждена в невиновности Сэма. Поэтому рассматриваю нашу сегодняшнюю встречу как помолвку". Не только кливлендские, но и все американские газеты сообщили об этом под сенсационными заголовками с общим девизом "Любовь разорвет тюремные оковы!".

Любовь, которая должна была разорвать тюремные оковы, сразу же обошлась Ариане Теббенйоханс в четыре миллиона долларов, которые она предоставила в распоряжение Ли Бэйли, чтобы, как это делается в предвыборной президентской кампании, повернуть общественное мнение Огайо и особенно Кливленда в пользу несчастного и невиновного доктора Сэма Шеппарда. Прежде элегантная белокурая миллионерша стала носить дешевые платья, завязывать волосы в узел и выступать на бесчисленных собраниях различных женских обществ как борец за справедливость и милосердие. Тексты ее речей по заданию Бэйли готовили проповедники и писатели. В специальной литературе Бэйли разыскал десятки примеров таких уголовных дел, когда невинно осужденные, изнуренные многолетним заключением, кончали жизнь самоубийством. Бэйли направил к прежним друзьям и знакомым Шеппардов самых дорогих частных детективов с целью собрать все сведения, слухи, предположения, которые при помощи подкупленных журналистов можно было бы использовать для того, чтобы расшатать сохранившееся еще у людей убеждение, будто Шеппард убил свою жену.

Самым отвратительным образом обошелся Бэйли с бывшей любовницей Сэма Шеппарда, его прежней ассистенткой Сьюзен Хэйес. Он откопал где-то сомнительных свидетелей, обвинивших ее в лживости и даче ложных показаний, организовал травлю ее анонимными письмами с угрозами, в которых ее поносили как убийцу жены доктора Шеппарда; дело зашло так далеко, что она предприняла попытку самоубийства, которую находившиеся на содержании у Бэйли журналисты тут же представили как доказательство ее вины.

Когда руководство тюрьмы запретило Ариане Теббенйоханс из-за поднятой ею шумихи вокруг Шеппарда дальнейшие свидания, Бэйли вместе с ней в рождественский сочельник 1963 года организовал шествие к стенам тюрьмы. В одной тонкой власянице она устроила у ворот тюрьмы "пикет любви" и на пронзительном холоде молилась об освобождении Шеппарда до тех пор, пока, обессилев, не потеряла сознание. Все это, естественно, происходило перед фотои телекамерами.

В июле 1964 года кампания за освобождение доктора Сэма Шеппарда, организованная Бэйли, принесла первый крупный успех. Под давлением радикально изменившегося общественного мнения кливлендский суд принял решение условно-досрочно освободить врача под залог в сто тысяч долларов, которые, само собой разумеется, тут же предоставила фрау Теббенйоханс. 16 июля 1964 года, почти через десять лет после осуждения, Шеппард покинул тюрьму, чтобы уже больше туда никогда не возвращаться, хотя приговор суда и не был отменен. Три дня спустя фрау Теббенйоханс демонстративно отпраздновала бракосочетание с Шеппардом в чикагском отеле «Хилтон».

Правда, медовый месяц им испортили. Прокуратура заявила протест в связи с освобождением Шеппарда и потребовала его немедленного возвращения под арест. Бэйли направил в Верховный федеральный суд ходатайство о пересмотре дела, обосновав это новыми показаниями судебно-медицинского эксперта, который в свое время производил вскрытие трупа Мэрилин Шеппард. Тогда он почему-то умолчал о некоторых своих соображениях, по поводу которых теперь сделал письменное заявление: "Убийство Мэрилин Шеппард было произведено с бессмысленной жестокостью и неистовством; это позволяет говорить о том, что убийцей являлась ревнивая женщина, охваченная слепой яростью". Цель этого заключения, сделанного по заказу Бэйли, была очевидна. Несмотря на то что никакой фамилии при этом не упоминалось, вывод напрашивался один: убийцей Мэрилин Шеппард являлась разочаровавшаяся в своих ожиданиях любовница Сэма Шеппарда Сьюзен Хэйес. Иначе зачем бы ей было пытаться покончить с собой?

Последнюю помощь адвокату Бэйли, сам того не желая, оказал судья Блайзен, который приговорил Шеппарда к пожизненному заключению. Дожив почти до восьмидесяти лет, он умер и тем самым позволил выжиге Бэйли сделать решающий ход. Хелен Томсон, журналистка, которую Бэйли нанял на время кампании за отмену приговора Шеппарду, вдруг вспомнила, как судья Блайзен в 1954 году, в день начала процесса, сказал ей: "Для меня Шеппард виновен уже потому, что он грешник!" Журналистка заявила, что готова под присягой подтвердить это на повторном процессе. Таким образом Ли Бэйли получил весомый аргумент за возобновление судебного расследования: оказывается, судья еще до начала слушания дела имел предвзятое мнение, поэтому суд над Шеппардом был неправый.

В июне 1966 года на основании ходатайства Бэйли Верховный суд отменил обвинительный приговор Сэму Шеппарду и назначил повторное рассмотрение дела в кливлендском суде присяжных. 17 ноября был оглашен новый приговор: "Рассмотрев обстоятельства дела… мы пришли к выводу, что обвиняемый невиновен…"

Через десять дней, к началу рождественской распродажи, на прилавках американских книжных магазинов появился новый бестселлер. Книга называлась "Терпи и побеждай" и была написана Сэмом и Арианой Шеппард. Ее расхватали за несколько дней, и в течение года она вышла тиражом в семь миллионов экземпляров. Согласно договору, пятьдесят процентов гонорара — счет шел на миллионы — получил адвокат Ли Бэйли.

Сразу после кливлендского суда, который вынес Шеппарду оправдательный приговор, Бэйли вызвали телеграммой в Бостон и предложили заняться новым сенсационным делом об убийстве, 33-летний Джордж Нассар, сын богатого бостонского фабриканта пищевых консервов, совершил абсолютно бессмысленное убийство заправщика бензоколонки. Без каких-либо видимых причин он ударил ножом в спину совершенно незнакомого ему мужчину, когда тот заправлял машину бензином; однако этого ему показалось мало, и он еще всадил в него четыре пули.

Нассар, правда, сбежал с места преступления, но через несколько часов его арестовали и предъявили обвинение в убийстве. В этот момент в дело вмешался Бэйли и предотвратил угрозу судебного процесса под тем предлогом, что его подзащитный является душевнобольным и поэтому не в состоянии участвовать в судебном разбирательстве. Джорджа Нассара поместили в психиатрическую больницу Бриджуотер для наблюдения за его психическим состоянием.

Вот здесь и начинается история, которая побудила Ли Бэйли посетить бостонский отдел по расследованию убийств и в конце концов предложить Эндрю Тьюни стать шефом его сыскного бюро. Лишь после того как Тьюни согласился с предложением и выразил готовность на него работать, Бэйли перешел к делу:

— Я защищаю Джорджа Нассара, который в Андовере убил заправщика бензоколонки.

Тьюни знал об этом случае:

— И в чем я могу вам здесь помочь? С преступлением все ясно. Вопрос только в том, сумасшедший он или нет.

— Вот именно, — сказал Бэйли. — Он сидит под наблюдением в Бриджуотере. Не думаю, что его сочтут душевнобольным. Он так же нормален, как и мы с вами.

— Тогда чего вы хотите добиться? — недовольно проговорил Тьюни, так как не видел в деле Нассара ничего привлекательного.

— Абсолютно ничего. Нассар здесь ни при чем. Главное в том, что рассказал сокамерник Нассара…

— И что же он рассказал? — уже с интересом спросил Тьюни.

— То, что он Бостонский Душитель.

Тьюни расхохотался:

— В Бриджуотере сидит семьсот сумасшедших, и каждый второй из них готов в любой момент сказать, что он Бостонский Душитель, только бы на него обратили внимание…

— Может быть, и так, но человек, который сидит с Нассаром, кажется мне очень подходящим для этого.

Тьюни начал догадываться, куда клонит Бэйли. Он пытливо посмотрел на него, но затем недоверчиво покачал головой:

— За прошлые годы мы проверили несколько тысяч пациентов в психушках и не нашли ни одного подходящего…

— Мой парень сидит в Бриджуотере всего несколько недель. И до этого ни разу не был ни в одной клинике. Так что вы никак не могли его проверять.

— Как его зовут?

Вместо ответа Ли Бэйли достал из своего портфеля скоросшиватель, на обложке которого стояло: "Альберт де Салво, монтер отопительного оборудования, 29 лет, женат, двое детей, проживает: Молден, Флоренс-стрит, 11; обвиняется в грабеже, нарушении неприкосновенности жилища и оскорблении". Он передал тоненькую папку Тьюни:

— Прочтите сначала это, а потом мы продолжим разговор.

Тьюни взял папку и, пожав плечами, раскрыл ее. Однако когда он углубился в чтение небольшого, страниц на двадцать, отчета о расследовании, то понял, откуда у Бэйли такой интерес к этому Альберту де Салво.

Человек с именем на итальянский манер в течение четырех лет посетил около четырехсот молодых женщин, в основном во второй половине дня; он представлялся мастером по ремонту сантехники и отопительного оборудования. Во время работы он заводил беседы о всякой всячине, но в конце концов всегда говорил: "Знаете, я по совместительству работаю вербовщиком в одном агентстве, которому для работы в качестве манекенщиц нужны молодые женщины. У вас же очень привлекательная фигура, не хотите туда устроиться? За час агентство будет платить вам сорок долларов, это был бы хороший приработок".

Большинство женщин выказывали интерес к этому предложению и поэтому позволяли мнимому вербовщику сделать необходимые замеры. Он добровольно обмерял и записывал объемы груди, талии, длину ног и после этого бесследно исчезал. И лишь когда из агентства не приходило никакого извещения, женщины начинали понимать, что их дурачил какой-то мошенник со странностями. Только однажды, 27 октября 1964 года, через девять месяцев после последнего убийства Душителя, де Салво повел себя по-другому: после своих обычных побасенок и обмеров он украл из открытой дамской сумочки сто долларов. Но женщина это заметила и стала звать на помощь. Де Салво навалился на нее, зажал рот и привязал к кровати подвернувшимся под руку бельем. Прежде чем покинуть квартиру, он сказал: "А теперь десять минут полежите тихо, и тогда с вами ничего не случится, — и извиняющимся тоном добавил: — простите меня, это не входило в мои планы".

Однако женщина тут же стала громко звать на помощь, благодаря чему за злоумышленником погнались жильцы дома, и он в конце концов был задержан. В полиции, конечно, сразу же прикинули, не может ли он быть разыскиваемым Бостонским Душителем, но подозрение вскоре отпало. Все в нем не соответствовало той характеристике, которую давали убийце психиатры и компьютер. Ни разу, за исключением последнего случая, он не применял насилия; не был он также одержим ни Эдиповым комплексом, ни ненавистью к женщинам. Наоборот, он прямо-таки боготворил мать, молодую жену и детей. Свои необычные поступки де Салво объяснил очень просто. В одной телевизионной передаче он увидел, как какой-то мужчина при помощи таких уловок обкрадывал квартиры. Поскольку его доход был очень небольшим, он решил последовать этому примеру, и в большинстве случаев ему удавалось незаметно прихватить с собой небольшие суммы денег или какое-нибудь украшение.

Таким образом, Альберта де Салво вернули в разряд обычных уголовных преступников и только из-за последнего случая обвинили в грабеже, нарушении неприкосновенности жилища и оскорблении.

На этом месте Эндрю Тьюни прервал чтение отчета и сказал Бэйли:

— Точно, я вспомнил, мы им тоже занимались. Кажется, он был последним подозреваемым, которого мы проверяли. После этого специальную комиссию распустили. Но, бог свидетель, он был чист. Мы досконально проверили его алиби. Во время убийств он всегда был дома или на работе. Мы не нашли ни малейших оснований для подозрений.

Бэйли оставил это возражение без внимания и только сказал:

— Прежде дочитайте до конца…

Изменения в поведении Альберта де Салво начались тогда, когда он, сидя в следственной тюрьме, узнал, что от него отреклась жена. Чтобы избавиться от сплетен соседей, она вместе с детьми уехала к сестре в Денвер и написала ему в тюрьму, что собирается подать на развод. Подкованные в юридических вопросах сокамерники научили его: если он хочет помешать разводу, надо, чтобы суд признал его душевнобольным. Тогда жена не сможет выдвинуть в качестве причины развода его преступления — ведь они были совершены им в невменяемом состоянии.

Эти аргументы убедили Альберта де Салво, и он начал прикидываться сумасшедшим, чтобы не потерять жену и детей. Уже на следующую ночь поднял на ноги охрану, нафантазировал, что его жена находится в камере, ругается и дерется с ним, и пригрозил, если ее немедленно не удалят, он ее задушит. Каждую ночь он устраивал подобный театр и так вошел в роль душевнобольного, что в конце концов убедил тюремного врача. 14 января его перевели в Бриджуотер для исследования психического состояния.

Здесь он начал разыгрывать новый спектакль, видимо имея в виду более высокую квалификацию местных врачей: теперь он стал Бостонским Душителем. Узнав во время проверки его специальной комиссией кое-какие подробности об убийствах и приукрасив их, стал рассказывать свои истории каждому, кто хотел его слушать. Одним из таких слушателей оказался Нассар, который и передал содержание рассказов Альберта де Салво своему адвокату.

Когда Тьюни закончил читать отчет, Бэйли с нетерпением спросил:

— Ну, что вы думаете по этому поводу?

— Ничего. Он не имеет абсолютно никакого отношения к убийствам. Это мы установили совершенно точно.

Адвокат опять полез в портфель и достал катушку с магнитофонной пленкой:

— У вас есть магнитофон?

Тьюни вытащил из шкафа магнитофон и поставил на стол.

Бэйли вставил катушку и, прежде чем включить магнитофон, сказал:

— Я записал его признание. Послушайте. Думаю, потом вы измените свое мнение.

Когда прокрутилось около половины пленки, Тьюни подошел к магнитофону и нажал на клавишу с надписью «Стоп»:

— Вы могли бы с этим и не начинать. Все рассказанное он узнал из газетных сообщений и из допросов, которые мы с ним проводили. Если бы он действительно был Душителем, то должен был бы рассказывать совсем другие вещи… Гораздо более ужасные и отвратительные, о которых не говорилось в прессе и о которых он не мог узнать от нас.

Бэйли беспечно проговорил:

— Ну хорошо, согласен, признание не совсем полное. Но он признается гораздо в большем и будет твердо держаться своих показаний даже в суде. Это я вам гарантирую.

Тьюни все еще сопротивлялся:

— Не верю я в это…

Теперь уже Бэйли перестал скрывать свои подлинные намерения. Он напрямую сказал Тьюни:

— У вас есть копии всех следственных протоколов по убийствам. Дайте их мне и положитесь на меня. Сейчас на вас поставили крест. Но если вы схватите Душителя, вас полностью реабилитируют.

— Если он во время суда откажется от своих показаний, да еще расскажет, как в действительности было слеплено его признание, тогда уж со мной точно все будет кончено.

— Вы останетесь шефом моего сыскного бюро. И он не откажется от показаний. Он одержим идеей быть Бостонским Душителем. Я ему гарантировал, что его признают невменяемым, и пообещал: как только мы опубликуем его признание, у него будет столько денег, что всей его семье хватит до конца дней. Сейчас все зависит только от него.

После затянувшейся паузы Тьюни проговорил:

— Могу себе представить… Действительно, вы своего добьетесь. В это ведь с большой охотой поверят, так как у всех пока еще остался страх — а вдруг эти ужасные убийства опять начнутся. Однако я слишком многим рискую…

Бэйли сочувственно улыбнулся:

— Так ли уж велик ваш риск? Восемьсот долларов месячного оклада в полиции… Вы будете получать такую пенсию, если останетесь работать у меня. Кроме того, я ведь вас ни во что не собираюсь впутывать. Официально вы станете получать от меня поручения, только когда я опубликую признание де Салво. Сейчас же лишь помогите дополнить его показания. И еще: если вы раскроете это дело в качестве моего служащего, а не полицейского, вам будет причитаться значительная часть вознаграждения.

Эндрю Тьюни второй раз за этот день протянул руку адвокату. Дьявольская сделка была заключена — серия ужасных убийств превратилась в выгодное дело с миллионными прибылями.

Несколько недель Ли Бэйли вел в Бриджуотере многочасовые беседы с Альбертом де Салво. И вот в воскресенье, 7 марта, жену заключенного, которая жила в доме своей сестры, позвали к телефону.

— Миссис де Салво, меня зовут Ли Бэйли. Я адвокат вашего мужа, представился говоривший. Его голос звучал решительно и властно. — В ваших интересах и в интересах ваших детей сегодня же уехать от сестры и скрыться где-нибудь в Америке под чужой фамилией, потому что на следующей неделе репортеры и журналисты будут днем и ночью вас разыскивать, чтобы сфотографировать или взять интервью. Ваш муж — Бостонский Душитель. Он признался мне в этом несколько недель назад, и теперь все сомнения отпали. Для вас это, конечно, ужасно, но, может быть, вас несколько утешит, если я скажу, что он не преступник, а просто несчастный больной человек.

Когда женщина положила трубку, ее била крупная дрожь. Альберт — Бостонский Душитель? Она не хотела в это верить. Через несколько часов пришел рассыльный с почты. Он принес две тысячи долларов, которые Бэйли перевел телеграфом, чтобы на первое время у нее были деньги.

В понедельник, 8 марта, в десять часов утра Бэйли снова появился в бостонском отделе по расследованию убийств. На этот раз он принес магнитофон и стопку катушек. И в то время, когда лейтенант Донован и его люди слушали теперь уже полное признание Бостонского Душителя, продавцы газет разносили по улицам Бостона сенсационную весть: преступления Душителя раскрыты! Однако фамилия его еще не была названа. Даже сотрудникам отдела по расследованию убийств Бэйли прокручивал пленки на разных скоростях, чтобы они не могли узнать голоса Альберта де Салво. Причина была одна: Бэйли требовал заверений в том, что его подзащитного признают душевнобольным.

На это же нацеливало и признание, беззастенчиво сфабрикованное Бэйли, в котором де Салво с подачи адвоката говорил: "Я вынужден был совершать эти убийства не потому, что хотел, а потому что какая-то непонятная сила внутри меня заставляла это делать. Я знаю, что болен и, пока буду жить, уже не смогу вернуться в этот прекрасный мир. Однако я хочу сделать все, чтобы помочь врачам и специалистам разобраться в моей болезни, дабы что-нибудь подобное больше никогда не повторилось. Я обязан помочь человечеству и науке, тогда, может быть, это хоть как-то оправдает меня перед моими жертвами".

Прокурор Бостона Боттомли после прослушивания анонимного признания сказал Бэйли: "Я считаю, что это трагедия. По-другому назвать нельзя. Да, это случилось, и ничего уже не изменишь. Но я приложу все свои силы, чтобы медицина дала нам объяснение этого. Тогда только будет реабилитировано человеческое общество, ведь Душитель тоже к нему принадлежит…" Только после этого Бэйли раскрыл властям и прессе фамилию Альберта де Салво.

Однако все эти махинации служили лишь прелюдией к тому невероятному надувательству, которое было связано с легендой об этом изверге — о Бостонском Душителе.

В то время как толпы профессоров и докторов, психиатров и невропатологов набросились на Альберта де Салво, чтобы найти в его душе и мозге «массового» убийцу, Ли Бэйли вдали от этого шума завершал последний и важнейший для него этап операции "Бостонский Душитель". Команда из скорых на перо репортеров под псевдонимом "Герольд Франк" подготовила на основе представленных Эндрю Тьюни документов книгу в четыреста страниц, где якобы описывалась жизнь убийцы. Она должна была попасть на книжный рынок раньше, чем суд успеет обстоятельно, во всех деталях разобраться с признанием Альберта де Салво и вскрыть обман.

И замысел удался! В июне 1966 года "Бостонский Душитель" появился на книжных прилавках, через две недели он попал в списки американских бестселлеров, а до конца года его тираж превысил четыре с половиной миллиона экземпляров. Процесс же над Альбертом де Салво состоялся лишь в середине января 1967 года и закончился констатацией объективного факта: де Салво не является Бостонским Душителем! Его осудили не за убийства бостонских женщин, а за разбойное нападение… Он был приговорен к пожизненному содержанию в психиатрической лечебнице. Сообщение об этом заняло в газетах едва ли больше тридцати строк.