— Нет, этого не может быть! — мамин отчаянный возглас нарушил мирную тишину воскресного утра. — Всё полиняло, всё синее!
Элиас сел в кровати. И хотя его глаза ещё не проснулись, он сразу понял, что стряслось: бабушкины голубое платье и синий передник полиняли, и всё бельё окрасилось в голубой цвет.
Элиас почувствовал себя виноватым. Он пошёл посмотреть, что же там с бельём.
— Я ничего синего не клала в барабан, — сокрушалась бедная мама, вытаскивая из машины голубые простыни, голубые полотенца, голубые салфетки. — Всё теперь голубое! Видите, что случилось?
Да, они видели. Элиас и папа — он тоже прибежал, услышав мамин испуганный возглас, — пожимали плечами и ничего не могли понять. И вдруг папа просиял от радости:
— Мои рубашки! Они же все теперь голубые! — Он был на седьмом небе.
В самом деле, когда мама вытащила из машины рубашки, их оказалось семь, и все они были чудесного небесно-голубого цвета. Папа ликовал, казалось, его радости не будет конца.
— Наконец-то у меня рубашки, какие мне нужны! — И папа радостно потёр руки. — Прощайте, белые и кремовые, прощайте, унылые серые! Теперь у меня всегда будет вдоволь голубых рубашек, ура! — Он был так счастлив, что расцеловал маму и, обхватив её за плечи, пустился с нею танцевать в коридоре.
Не растерявшись, Элиас мигом запустил руку в барабан стиральной машины. Виновники происшествия — бабушкино платье и передник спрятались под кухонными полотенцами. Там же нашлись и колготки. На них синяя краска не подействовала — они сохранили свой тинисто-зелёный цвет.
Все бабушкины одёжки Элиас унёс к себе в комнату. Выдвинув картонную коробку из-под кровати, он развесил вещи сушиться на пожарной лестнице. Нетя ещё спала, уютно устроившись в тёплой перчатке. Элиас решил её не будить. Всю ночь она веселилась, и теперь ей надо хорошенько выспаться.
— Кому «берлинца»? — закричал папа. От голубых рубашек он пришёл в такое прекрасное настроение, что в два счёта слетал в пекарню за свежими булочками и принёс к завтраку «берлинцев» — пончиков со сладкой начинкой. Все сидели за столом и лакомились свежими булочками, Элиас смотрел в открытое окно на автомобили и велосипедистов. Все они ехали в направлении из города. Ему тоже хотелось бы поехать с мамой и папой за город, но он знал, что у родителей сегодня полно других забот.
Сразу после завтрака папа засядет за свой компьютер и будет работать, придумывать новую игру, чтобы победить в конкурсе. Мама возьмёт библиотечную толстую книгу и будет читать про замки, которые она ещё не изучила.
А как же Элиас? Он в одиночестве пойдёт гулять.
Но загадка голубых рубашек в то воскресенье была не единственной. После завтрака чудеса продолжались. Мама включила видеопроигрыватель и поставила кассету с фильмом о замке Карлштайн, села в кресло и взяла в руки пульт. Нажала кнопку — никакого результата. Нажала другую — и опять ничего.
— Что такое? — удивилась она. — Может, батарейки сели?
— Да я только на прошлой неделе поставил новые батарейки, — сказал папа и взял у мамы пульт. Но даже в папиных опытных руках компьютерщика пульт не действовал. Экран остался тёмным, телевизор молчал. — Что за чепуха! — пробормотал папа. — Ещё вчера всё было в полном порядке! Не может телевизор выйти из строя вот так, за одну ночь, сам по себе!
«За одну ночь — может, а сам по себе — нет», — произнёс тихий голос Элиаса, который папа не мог услышать.
Мама проверила электропроводку. Включила пылесос, включила свет — пылесос исправно втягивал пыль, лампа горела. Мама растерянно пожала плечами. А потом посмотрела на Элиаса.
— Элиас, может быть, ты играл пультом? Ты нажимал на какие-нибудь кнопки?
— Ничем я не играл, и ни на какие кнопки я не нажимал! — ответил Элиас, и это была чистая правда.
Папа вздохнул и снова перепробовал все кнопки подряд. Телевизор не реагировал.
— Просто не знаю, как быть, — сказал папа. — Придётся позвонить кому-нибудь, кто сумеет починить телевизор.
— Что же будет с Карлштайном? — вздохнула мама. — Во всех знаменитых замках я побывала. А вот в Карлштайне никогда не была. Конечно, я много читала об этом замке, но в новом фильме показаны все колонны, статуи, картины! Я должна их увидеть не в кино, а в жизни!
На улице сияло солнышко, в окно лился аромат акаций, и вдруг на подоконник прилетел воробей и громко зачирикал.
И тут произошло второе чудо.
— Раз должна, значит, ты их увидишь! — сказал папа. — К чёрту телевизор! Едем в замок Карлштайн!
И они поехали. Папа в голубой рубашке, мама с блокнотом для записей в кармане, Элиас в великолепном настроении, но без бабушки, из-за которой произошли оба чуда, — она так крепко спала, что Элиас не смог её добудиться.
Они взяли с собой «берлинцев» и хлеб, ракетки и волан для бадминтона, чай в термосе, большой клетчатый плед, три шницеля, оставшиеся со вчерашнего обеда, три дождевика, на случай, если пойдёт дождь, крем для загара, на случай, если дождь не пойдёт, взяли и гнездо, сделанное из папиного абажура и маминых локонов, — чтобы повесить его на дереве в лесу.
В огромном замке было прохладно, но очень уж людно, везде бродили толпы туристов. Элиас с родителями прошли по всем залам, и мама всё, что ей было нужно, тщательно записала в блокнот, а потом они пошли в лес. Чем дальше, тем меньше попадалось на пути туристов, и это было хорошо. Наконец они остановились возле скалы, из которой бил родник.
— Давайте останемся здесь, — предложил Элиас, — он сразу увидел, что на ручье можно построить плотину. Папа согласился. Мама расстелила на траве скатерть. Потом она разворачивала шницели, разливала чай по стаканчикам, отгоняла комаров и гонялась за своей шляпой, которую чуть не унёс ветер, а тем временем папа и Элиас, раздевшись до трусов, соорудили плотину. Вода быстро накопилась, и получился маленький пруд, в нём нельзя было плавать, но можно было бултыхаться, лёжа на животе. Элиас бултыхался, пока не набрал грязи даже в уши, и в волосы, и в пупок, так что мама запретила ему ложиться рядом с ней на чистый клетчатый плед.
Элиас не огорчился — он сел неподалёку на плоский камень и, уплетая шницель, рассматривал склон холма, на котором росла красивая высокая берёза. Это было самое высокое дерево во всей округе, и Элиас подумал, что лучшего дерева для гнезда не найти. Птенцы, сидя в гнезде, будут любоваться великолепными окрестностями и, конечно, очень быстро научатся летать.
— Папа, давай повесим наше гнездо вон на том дереве? — сказал Элиас.
— Ни в коем случае! — Мама испугалась. — Чтобы мне потом везти вас с переломанными костями в больницу?!
Папа обиделся:
— Как! Ты хочешь сказать, что я не умею лазить по деревьям?
Мама кивнула: именно это она хотела сказать. Папа доел шницель и облизал пальцы. И тоже кивнул — Элиасу:
— Пошли! Бери гнездо.
Несмотря на мамины возражения, они перешли ручей и вскарабкались по крутому склону. Наконец добрались до берёзы, но когда подняли головы, то едва разглядели вершину дерева, покачивавшуюся под порывами ветра высоко-высоко. Эта берёза была самым настоящим динозавром среди деревьев!
— На самый верх нам не надо лезть, — сказал папа, — на такой большой высоте птицы не гнездятся.
— Орлы, наверное, гнездятся, — предположил Элиас.
Папа повертел в руках гнездо.
— Думаешь, это орлиное гнездо? — спросил он неуверенно.
Элиас отрицательно покачал головой.
— Это гнездо для воробушков. — Элиас хотел на глаз прикинуть высоту дерева, но от этого у него закружилась голова, хотя он и стоял на земле. — Надо повесить его как можно ниже. Воробушки летают совсем невысоко.
— Правильно говоришь! — Папа кивнул, сразу повеселев, подтянулся на руках и залез на нижний сучок. Оттуда он подал руку Элиасу и поднял его к себе. — Только бы с нами ничего не стряслось по милости воробушков!
Они забрались на третью ветку, считая снизу. Ох, как непросто всё оказалось! Оба пыхтели точно бегемоты и дружно решили, что высота третьей ветки как раз подойдёт для воробьиного гнезда. И втиснули гнездо в развилку двух ветвей, тщательно укрепив, чтобы оно не свалилось на землю. Потом посмотрели вниз. Мама сидела у ручья и отмахивалась от комаров.
— Мама боится за нас с тобой, — засмеялся папа. — Она думает, мы не умеем лазить по деревьям!
— Если бы мы захотели, то запросто залезли бы на самый верх! — сказал Элиас.
— Запросто, — согласился папа. — Совершенно запросто! — И стал осторожно спускаться вниз.
В тот день они убедились ещё и в том, что совершенно запросто могут вырезать лодочку из сосновой коры, в два счёта могут наловить головастиков, шутя и играя, потерять пять воланов для бадминтона, съесть до крошечки всех «берлинцев» и с лёгкостью заснуть на клетчатом пледе. На припекавшем весеннем солнце они в два счёта получили солнечные ожоги на спинах и потом в машине запросто дули друг другу на спины и плечи, где обгорела кожа.
Волшебное воскресенье! Уже дома, когда мама, в ванной, помогла Элиасу отмыться начисто и велела идти спать, он снова вспомнил о бабушке.
Он выдвинул из-под кровати картонную коробку. Бабушка Нетя сидела на пожарной лестнице. На ней опять было голубое платье, синий передник и зелёные как тина колготки. Она грызла печенье, глазки её сияли, было видно, что она на славу выспалась.
— Здорово! — сказал Элиас.
— Здорово! — откликнулась бабушка, вытирая рот рукой.
— Ты здорова?
— Как корова! — Бабушка весело закивала, вскинула головку и, расхрабрившись, пересела с четвёртой ступеньки лестницы на пятую.
— Отлично. Значит, завтра пойдёшь вместе со мной в школу.
— Школа? Что такое школа? — заинтересовалась бабушка.
— Это… — Элиас смущённо умолк. Сам-то он ходил в первый класс. Но объяснить, что такое школа, оказалось не так-то непросто, а бабушке надо было объяснить всё правильно. Он не хотел сбивать её с толку. Наоборот! Она должна всему учиться, всё понимать, чтобы как можно скорее стать такой же умной, как другие бабушки.
— Это такой большой детский сад, — нашёлся Элиас. Ведь, пожалуй, так оно и есть, подумал он, и бабушке такой ответ должен понравиться. — Для больших ребят.
— Что такое ребята? — спросила бабушка, с аппетитом принимаясь за следующую печенинку. Она хорошо отдохнула и теперь могла бы болтать не умолкая до поздней ночи, а то и до утра. Но у Элиаса уже слипались глаза.
— Вот я, например, ребёнок. Не спрашивай больше ничего, Нетя, — попросил он. — Я уже сплю. Завтра понедельник.
— Что такое понедельник? — потребовала ответа Нетя. Но ответа не последовало.