Трое либурнариев Публий Габиний,  Авл Самник и Эвн Фессалиец  рассчитывали хорошо провести время,  пока продолжается их  смена – вторая из трёх. Палатка часовых была расположена  на песчаной полосе, протянувшейся между двух лагун. Здесь,  они развели костерок и расстелили вокруг на песке свои плащи. Либурнарии должны были присматривать  за вытащенными на берег кораблями. Но,  по-правде сказать, они не особенно то утруждали себя наблюдением. Больше,  смотрели в сторону береговых скал, где разместилась основная масса их товарищей. Оттуда мог нагрянуть центурион с проверкой. Но опыт, приобретенный тремя часовыми за долгие годы службы, подсказывал им, что вряд ли визиты центуриона будут частыми. Возможно, разок подойдёт, но не более. Как и все остальные,  их центурион Фабий Филон прибывал в несколько расслабленном состоянии. Ну, в самом деле, кто позарится на римские корабли? Не местные же дикари, которых и за противников то смешно считать. К тому же, с местными,  их трибун Севериан,  вроде бы договорился о мире. Да и ни одного из местных,  солдаты ещё не видели. Похоже, дикари  вообще не появлялись в этой части острова.

     Днем Публию Габинию  повезло. Зайдя в заросли кустарника,  в трех милях от лагеря, чтобы справить малую нужду,  он наткнулся там на крупного одичавшего хряка,  которого и прикончил копьём. Тушу,  приятели решили обжарить на костре и полакомиться свининкой. Что и говорить, соскучились уже по свежему мясу.

     Хряка выпотрошили и смастерив над костром вертел на боковых опорах, начали поджаривать. С туши,  уже капал жир и вокруг разносился аппетитный запах,  когда Эвн Фессалиец  заметил, как вокруг  клубится какая то странная зеленоватая дымка. Она, была едва заметна и быстро пропала.  Во тьме  ночи,  ее  бы вообще не заметили, лишь благодаря отблескам костра,  Эвн уловил полупризрачное  вихрение, которое списал  на обман зрения ,  и через минуту,  уже  забыл о нём.

 - Хорош поросёночек, - между тем, сказал Авл Самник, потирая в предвкушении руки. – Сочный, жирный, пальчики оближешь. Ну что, приступим?

 - Пару минут ещё, - ответил Публий Габиний.

 Товарищи  расселись вокруг костра, устроившись на плащах. Все с нетерпением ждали окончания этих двух-трёх минут.  Авл Самник  взялся за вертел, чтобы  немного повернуть тушу и поджарить одно место на боку, которое, по его мнению, было ещё сыровато.   И тут,  он заметил одну странность. Ему показалось, что  туша охвачена легкой, едва заметной тряской. Сперва,  солдат решил, что ему показалось. Такое, порой  бывает и  в неровном, колеблющемся свете костра многое мерещится. В этом виноваты и уставшие за день глаза и тьма вокруг и обманчивые тени.   Но вскоре,  шевеление началось вполне очевидное. Более того, веки свиньи открылись и на Авла Самника уставились два мутных, остекленевших  глаза. Публий и Эвн ещё ничего не заметили, сидя в сторонке, они обменивались пошлыми шутками.  Авл резко  вскочил и отпрянул от костра.

 - Смотрите! – крикнул он, охваченный страхом.

 Товарищи,  сначала в недоумении уставились на него,  потом туда, куда он показывал.  Свиная туша,  уже тряслась настолько явственно, что это нельзя было списать на игру отблесков огня  и колеблющиеся тени. Поджаренное, выпотрошенное тело яростно извивалось и дёргало ножками, словно хотело освободиться от  вертела. Хряк, даже повернул голову к троими солдатам и издал ужасающий хриплый вздох.

    Либурнарии,  в ужасе попятились, совершенно не понимая, что происходит.  Как мог поджаренный со всех сторон  хряк, чьи кишки и другие несъедобные органы были выброшены в море,  подавать  признаки жизни?

 - Публий, дружище, ты,  точно прикончил его? – задал глупый вопрос Авл Самник.

 - Конечно прикончил, - прорычал Публий, со страхом и растерянностью наблюдая за ожившей тушей.   – Думаешь,  я не способен отличить мертвую свинью от живой?

   Про то,  что они сами  выпотрошили тушу все и забыли.

 Хряк начал рычать и хрипеть. В носу его клокотало и булькало,  из обеих ноздрей брызгала кровь.

 - Отцепи его! – крикнул Публий.

 Авл взял своё копьё, подсунул под вертел и обрушил его вместе с хряком прямо в костёр. Пламя резко взметнулось вверх, послышался треск жира и щетины. Добыча либурнариев, продолжала извиваться и не смотря на то,  что лежала на раскалённых  углях, и всю её жадно лизал огонь не стала вопить громче, как всякое живое существо, а издавала всё те же приглушенные звуки.  Туша хряка  покрылась ожогами,  кровь спеклась и налипла тут  и там черными корками.

    Авл Самник, все, также орудуя копьем,  выволок свинью из огня и присел рядом, чтобы получше рассмотреть. Она продолжала шевелиться. Солдат осторожно потрогал тварь. Внезапно,  она изогнулась и ее клыки вцепились в запястье солдата немного ниже локтя. Тот заорал и попытался вырвать руку. Ему это удалось,  но при этом в зубах хряка остался немалый шмот его плоти. Брызнула кровь. Зажимая рану и  пронзительно крича от боли и ужаса, Авл отскочил от костра. Публий и Эвн принялись яростно колоть свинью мечами. Они вонзали их, едва ли не по самую рукоять. Туша сочилась черной кровью,  хрипела, корчилась,  но отказывалась подыхать. Видя тщетность своих усилий, Публий и Эвн  принялись яростно рубить животное. Отсекли все четыре конечности. Ужасные, колотые и рубленные  раны, в вперемежку с ожогами сплошь покрывали тушу хряка, но он всё равно был жив. В конце концов, уставшие, взмокшие от пота либурнарии разрубили животное пополам. Теперь, дёргались две половинки, причём верхняя,  даже пыталась ползти, упираясь двумя передними культями.

 - Это колдовство! – взвыл Публий,  обрушивая на хряка удар за ударом. – Злое колдовство!

 В конце концов, солдаты  отсекли голову хряку,  потом каждую  из трёх образовавшихся  частей разрубили еще на несколько кусков. Но они эти бесформенные, сочащиеся кровью куски  продолжали шевелиться, извиваться, пульсировать и судорожно дергаться. 

 Публий и Эвн стояли вокруг этого месива и тяжело шумно  дышали. По их бледным, перекошенным страхом лицам градом катил пот.

 - Друзья,  мне, что-то плохо, - донёсся до них слабый голос Авла Самника.

 Всё то время, пока они кромсали тушу, их товарищ сидел чуть в стороне.  По лицу его разлилась  смертельная бледность, рука сильно кровоточила.

 - Не повезло тебе, - пробормотал Публий. - Лекаря надо.  Иди к Аристису, он осмотрит  и перевяжет тебя..

 Авл Самник с заметным трудом поднялся.  Всё также,  зажимая рваную  рану рукой, он  побрел в сторону основного лагеря. Вскоре,  темнота поглотила его.

 - Надо было с ним пойти,  – пробормотал  Публий.

 - Нельзя, – покачал головой Эвн. – Ты же знаешь, здесь должно остаться не меньше двух человек.

    Авл  шел вперед и с каждым шагом ему становилось все хуже и хуже. Один раз,  его даже вырвало,  чем-то темно-зеленым,  словно сгустком водорослей.  Но ничего подобного он не ел. Голова кружилась,  в ушах стоял звон, ноги подкашивались и перед глазами всё плыло.

    Когда до скал и ведущей вверх тропы оставалось шагов двадцать, ноги перестали слушаться его,  и Авл упал на песок. Стало немного легче. Он решил немного полежать,  чтобы собраться с силами и продолжить путь. Кровотечение было,  уже не столь обильное и это обрадовало несчастного. Но он тешил себя самообманом. Он и не догадывался, какая кровавая дорожка протянулась вслед  за ним, отмечая весь его путь от костра на берегу до места, где он сейчас находился. И  чем больше Авл Самник лежал,  тем,  во все большее забытье впадал.  Потом, вдруг живот его пронзила такая боль,  что он не смог даже закричать,  лишь согнулся и захрипел.  Он понимал, что умирает и эта короткая передышка в самом начале,  как только он упал, была словно насмешка, перед его смертью, ставшей мучительной и страшной. Авл бился в агонии несколько минут. Он искусал себе губы и язык, рот его наполнился кровью и слюной, желудок содрогался в спазмах,  изо рта умирающего исторгалась какая-то  кроваво- липкая полужидкая  масса.

     Через несколько минут Авл Самник  был мертв. Наступила тишина. Ночные небеса наблюдали за миром, лежавшим  под ним миллионами далёких сияющих звёзд.

     По прошествии нескольких минут тело Авла Самника начало подавать признаки жизни. Шевельнулась рука,  задергались веки,  рот открылся, и оттуда потекла по щеке и дальше на песок  струйка крови,  смешанная с чем-то  зеленым. Затем, мертвец открыл глаза и  поднялся.  Он  постоял немного,  словно пытаясь понять, где находится и соображал, что ему предпринять, потом повернулся и слегка пошатываясь из стороны в сторону,  направился обратно к побережью,  к сверкающему во тьме костру.

       Вечером, как обычно рабы получили свой скудный ужин: немного сухарей,  сушеных фиников и воды. Амакис,  быстро поев,  начал по своему обыкновению прогуливаться туда-сюда. Зная дюжину языков,  он слушал,  что говорят другие.  Обо всех разговорах, разумеется, важных, он докладывал старшему надсмотрщику Главкию. За это он получал еду получше и даже немного вина. 

   Пока,  Амакис прогуливался,  за ним пристально наблюдал нубиец Марумба. Глаза огромного негра  сверкали в полутьме. В них была ненависть. Многие другие рабы, также недолюбливали Амакиса и при его  приближении,   тут же  замолкали, а после  провожали соглядатая Главкия ненавидящими взглядами.

    Походив внизу, Амакис  начал подниматься по лестнице на второй этаж здания. Марумба бесшумно отделившись от стены, возле которой неподвижно сидел,  последовал за ним. В свете  единственного факела, укреплённого на стене между первым и вторым этажом, в помещении было трудно,  что-либо разглядеть.  На ступенях, потолке и стенах пролегали  черные,  непроницаемые тени.

  Поравнявшись с факелом, Марумба  заметил нечто странное: вокруг пламени было какое-то зеленоватое свечение. Едва заметное, полупризрачное и пропавшее быстрее, чем Марумба успел понять что это. Амакис, стоял на ступеньку выше негра. Он собирался продолжить свой путь на второй этаж, и тут,  Марумба  решился.

 - Прощай, гаденыш,  – шепнул нубиец и толкнул Амакиса. Тот,  коротко вскрикнул и полетел вниз. Послышался глухой стук упавшего тела. Через несколько секунд отовсюду начали раздаваться  встревоженные голоса. Рабы сбегались и с первого и со второго этажа, все с тревогой спрашивали друг друга, что случилось.  Обнаружив тело Амакиса, люди столпились вокруг.

 - Оступился и упал, -  с усмешкой сказал Марумба,  спускаясь с лестницы.

 - Может и так,  – произнёс  паннонец по имени  Бревк. – Мне,  нет до этого дела. Но что теперь делать с трупом?

 - Выбросим его в окно! – крикнул кто-то.

 - Нет, нельзя, - возразил Бревк, -  Стражники решат,  что его убил кто-то из нас. Он быстро взглянул на все ещё усмехающегося нубийца. – Нужно сказать,  что он оступился.

 - Как это оступился?

 Вперед, проталкиваясь через толпу вышел высокий, могучего телосложения капподакиец Савл. – Вы что, римлян тупицами считаете? Они ни на мгновение не поверят, что с их соглядатаем случился несчастный случай. Начнут искать, пытать всех подряд, пока не найдут виновного. Но сколько из нас пострадает, прежде чем это случится?

 Савл пристально посмотрел на Марумбу. Их взгляды встретились. Ни тот ни другой не отвели взгляда.

 - Я думаю, мы сами должны определить виновного и выдать его стражникам, - твердо произнес капподакиец.

 - И кого ты считаешь виновным? – спросил Марумба. В его голосе явственно слышалась угроза.

 - Ты, был ближе всех к Амакису, когда он упал, -  заметил Савл.

 - И что ты хочешь этим сказать?

 - Я скажу, - кивнул капподакиец, - Но не тебе, а стражникам.

 Нубиец сжал кулаки и начал спускаться с лестницы. Вокруг Савла сплотились несколько его друзей из числа соплеменников. Назревала нешуточная драка и кто знает, не закончится ли она появлением ещё нескольких трупов. Между капподакийцами и Марумбой вклинился Бревк.

 - Тихо, вы! Уймитесь, глупцы! – вскричал он. – Иначе всем нам несладко придётся. Римляне не станут разбираться, кто затеял потасовку – всех отправят на кресты.

 Возле лестницы разгорелся спор. Кто-то поддерживал капподакийцев, кто-то Марумбу, но были и такие, кто предлагал спрятать тело и после, когда представиться возможность избавиться от него.  

 Пока все наперебой кричали,  яростно спорили, ругались и обменивались оскорблениями, тело возле лестницы зашевелилось.

 - Жив! – крикнул кто-то.  – Помогите ему встать!

 Два человека,  было направились в сторону Амакиса,  но замерли, разглядев его.  Мертвенно белое лицо, вся правая сторона которого залита кровью. Череп,   пробитый от удара о плиты пола, был в месте удара смят внутрь.  И крови было столько, что Амакис,  просто не мог бы при такой потере, остаться в живых. Но более всего, поражали его глаза. Зрачки закатились под веки, а белки с лопнувшими сосудами, затянулись какой-то мутновато-розовой плёнкой.

     Марумба замер, пораженный и ошарашенный тем, что проклятый Амакис жив. А ведь, перед тем, как полететь вниз с лестницы, он видел, кто стоит рядом с ним.  Амакиса  следовало добить. Да как же,  он выжил вообще? С такой раной!  Как это возможно?

  Амакис, продолжал стоять неподвижно, словно прибывал в задумчивости. Никто не рисковал приближаться к нему. Он, вроде  был жив, но вместе с тем, окружающие чувствовали в нём нечто чуждое, какую-то неясную угрозу.  Вот, рот Амакиса  приоткрылся. Оттуда потекла зеленоватая слюна,  смешанная с кровью. Марумба решил действовать. Соглядатая следовало, как можно скорее добить. И никто, даже этот глупец Савл не остановит его.

   Но едва огромный нубиец двинулся вперёд, как неподвижность Амакиса закончилась. Вытянув руки и издав то ли стон, то ли вздох, он пошёл прямо на стоявшего ближе всего  к нему человека. Это был галл по имени Скавирис. Он попытался отскочить, но плотная толпа вокруг не позволила это сделать. Амакис вцепился руками в  правое предплечье галла. Тот, взвыл и попытался оттолкнуть соглядатая. Из этого ничего не вышло, Амакис вцепился мертвой хваткой. Мало того, он вдруг быстро наклонился и вонзил в предплечье Скавириса зубы. Хлынула кровь. Галл оглушительно заорал от боли. Подбежавший Марумба,  что есть сил, ударил Амакиса по спине. Но это не произвело никакого действия. Соглядатай,  крепко вцепившись в свою жертву,  рвал его плоть. Рвал жадно и яростно, словно голодный хищник, вгрызаясь зубами в мышцы и связки.  Скавирис истошно вопя,  наносил свободной рукой иступленные,  беспорядочные удары по голове Амакиса. Они вертелись и топтались на месте в самом центре расступающейся в ужасе толпы.

     Марумба, видя, что его удары бесполезны, схватил Амакиса за плечи и оторвал его от Скавириса. Затем, что есть силы,  пнул соглядатая ногой в грудь. Тот упал, но снова поднялся и двинулся на негра.

   Марумба ударил снова. Кулаком в лицо. Голова Амакиса резко дернулась и он, пошатнувшись, отступил на шаг. Воодушевленный этим нубиец начал наступать. Его удары сыпались один за другим, пока он не загнал Амакиса к стене. Здесь, Марумба ухватил соглядатая за слипшиеся от крови волосы и принялся бить его головой о стену. Послышался приглушенный хруст. Но вопреки всем ожиданиям  Амакис оставался жив. Он не кричал от боли, как любой нормальный человек и даже,  не стонал. Из его горла, лишь вырывались булькающие хрипы, да изо рта брызгала черная кровь.

 - Сдохнешь ты, наконец! – заорал Марумба. – Ну же, сдохни! Сдохни!

 Он бил и молотил Амакиса о стенку с диким исступлением, пока совершенно не выбился из сил. Тяжело дыша от усталости,  нубиец  отступил. Голова Амакиса превратилась в сплошное кровавое месиво, но он был жив. И едва,  Марумба отпустил его,  снова двинулся на негра.

    Нубиец,  в ужасе отступил ещё на несколько шагов. Всё тело его покрылось липким холодным потом.

 - Он, ведь  мертв,  – прошептал Марумба. – Это какое-то злое колдовство.

 - Амакис  одержим! -  завопил кто-то, - Слуга Аида!

 Этот истошный крик, словно послужил сигналом. Многие, прибывавшие от увиденного в ступоре и в шоке, теперь ударились в панику.  Люди ринулись кто куда, в разные стороны,  или наверх. Большинство, крича от страха,  побежали к выходу.

    Сильнейшим ударом ноги, Марумба вновь отбросил ожившего мертвеца. С глухим стуком, тот ударился о стену, но, обретя равновесие, опять, с упорством бездушного механизма двинулся вперед. Негр отскочил, взбежал на лестницу и  сорвал со стены факел. Затем, подбежав к Амакису,  ткнул факелом ему в лицо. Но огонь не остановил мертвеца.  Раздалось громкое шипение, какое случается, когда поджаривают кусок сырого мяса,   то тут,  то там на застывшем лице Амакиса появились ожоги, а сгустки крови спеклись, став черными корками.

   Размахивая факелом, Марумба, тоже начал отступать. На стенах и потолке  метались отблески и чудовищные тени. Вся эта чудовищная фантасмагория, ещё больше усилила панику. У выхода,  возле решётки собралась огромная толпа, все напирали вперёд, давя друг друга и истошно крича.

  Амакис  двинулся в сторону толпы. Марумба же убрался с его дороги, отбежав вправо.  Живой мертвец не преследовал его, похоже ему было всё равно на кого нападать.  Он шёл туда, где были живые и выбор жертвы, скорее всего, носил случайный характер. Кто оказывался ближе, на того и нападал.

    Людям, столпившимся у решётки  деваться было некуда. Амакис  вцепился в шею одного из ближайших к нему  рабов. Тот закричал на высокой ноте и начал крутиться на месте.  Ему удалось вырваться довольно легко. Но рана была рваная и глубокая, несчастный, просто обливался кровью.  Зажимая шею рукой, человек побежал вверх по лестнице.  Амакис  не стал его преследовать, а  напал на другого. Он впился зубами в правое плечо очередной жертвы. Это был смуглокожий худой, жилистый нумидиец. Зарычав от боли, тот обернулся и тут же,  Амакис вцепился нумидийцу прямо в лицо. Зубы живого мертвеца погрузились в правую щёку нумидийца. Тот,  вопя от боли и ужаса,  пытался оттолкнуть от себя Амакиса. Мертвец отлетел в сторону, сжимая в зубах здоровенный, кровоточащий кусок мяса.

 - Помогите! - кричал нумидиец – Сука! Укусил меня!

 Вся правая сторона лица нумидийца,  была залита кровью,  на   щеке зияла ужасная рана. Пошатываясь, он побрел вдоль стены, воя от нестерпимой боли.

    Стражники, прибежавшие  к решетке,  орали на рабов и наносили через проемы удары древками копий.

 - Назад подонки! Отошли прочь!  Назад, кому сказано.

 Кто-то побежал за начальником надсмотрщиков Главкием. Когда тот явился  в сопровождении ещё двоих надсмотрщиков, глаза всех троих полезли на лоб от изумления. Рабы, словно посходили с ума. Перекошенные ужасом лица, руки, вытянутые через решетку,  крики и мольбы  о помощи.

    Что же там случилось такое, отчего сотни человек так испугались?  Изнутри помещения до Главкия доносились крики ужаса и боли. Люди метались по зданию. Кто-то,  даже выпрыгнул из окна. Упав, он не смог подняться и начал кататься на спине воя и плача от боли. Бедняга, похоже, сломал обе ноги.

 - Откройте – приказал Главкий дрогнувшим голосом.

 Солдаты отомкнули запоры на решетке. Рабы хлынули на свободу.

 - Стоять! – орали солдаты, раздавая удары древками копий. – Стоять на месте!

 - Мертвые оживают! – крикнул кто-то. – Боги прогневались! Мы все прокляты!

 Более трех сотен  рабов солдаты заставили лечь,  или сесть на землю возле выхода из здания. Их взяли в кольцо. Несчастные были объяты таким страхом, что сочли за благо оказаться под защитой вооруженных либурнариев. Рабы, бросали затравленные взгляды в сторону открытой двери здания, их лица были искажены сильнейшим страхом, многие, стучали зубами, словно от холода. Довольно много рабов разбежалось, кто-то вниз по тропе в сторону пляжа, а кто-то затаился среди валунов здесь,  на скальной террасе. Их следовало разыскать, но на это сейчас не было времени.

     Из здания донесся приглушенный стон. Главкий  сделал знак двум своим людям следовать за ним. Либурнарии остались  снаружи, присматривать за рабами, но центурион Марцелиан Аквилл готов был в случае чего отправить на выручку с десяток человек.

   Надсмотрщики вошли и сразу же,  недалеко от входа наткнулись на три трупа. Главкий приблизил  факел, освещая их. У двоих белые,  как мел лица, наполненные ужасом глаза. У обоих рваные раны на горле,  третий лежал лицом вниз. От каких ран он погиб, было неизвестно,  но по телом растеклась изрядная лужа крови. Чуть дальше обнаружили двоих раненых. Один держался за окровавленную шею,  другой – худощавый нумидиец с изуродованным окровавленным лицом и разорванным плечом  был очень  плох. Смерть уже витала над ним. Нумидиец лежал ничком возле стены и  тяжело дышал,  и изо рта его текли кроваво-зеленые слюни. Все раны, как на мертвых, так и на раненых были похожи, но непонятно каким оружием нанесены.

 - Он там! – вдруг закричал раненый в шею галл,  указывая в темный угол. – Вцепляется зубами! Убейте его!

 Из дальнего угла,  погруженного в густую темноту,  доносились какие то странные звуки,  словно, что-то грызла большая собака. Грызла с  жадностью, урча и чавкая.

    Держа факелы перед собой, надсмотрщики  начали осторожно продвигаться к источнику шума.  Чем ближе они подходили, тем всё более покрывались от страха холодным потом. Эти гортанные, утробные звуки,  чавканье, были столь плотоядны, что когда Главкий и его люди почти приблизились, ноги их подкашивались, а пальцы дрожали от ужаса.  Главкий поднял факел повыше, чтобы осветить угол.  Из груди надсмотрщика вырвался вопль, более похожий на придушенный хрип.  В углу, согнувшись,  сидел перемазанный с ног до головы кровью  Амакис  и грыз лицо одного из рабов.  Тот был уже мертв, его разорванное горло кровоточило.  Не лучше выглядел и сам каннибал. Его голова была вся окровавлена и, судя по всему,  череп пробит в нескольких местах, лицо покрывали ожоги, один глаз вытек, другой, затянутый мутно-розовой плёнкой, смотрел, как бы все время в потолок.  Заметив подошедших, а скорее  почувствовав их, Амакис поднялся. Пошатываясь из стороны в сторону,  двинулся к ним.

 - Стой на месте!

 Главкий не узнал собственный голос. Грозный окрик, всегда повергавший нерадивых рабов в ужас, теперь прозвучал, как жалкое сиплое карканье.

 Амакис никак не прореагировал, если не считать того, что продолжал идти вперёд, да ещё разинул окровавленный рот.

    Плеть Главкия поднялась, а затём хлестко, наотмашь опустилась. Удар поперек лица заставил Амакиса пошатнуться. Но он,  восстановил равновесие и снова двинулся вперёд.

 - Мертвец, - прошептал один из надсмотрщиков. – Это ведь мертвец, будь я проклят. Надо бежать. Нам не остановить слугу Аида.

 - Заткнись, Силан, - прохрипел Главкий. – Чтобы я показал спину, какому то жалкому рабу?

 Он снова начал орудовать плетью, нанося исступленные удары, но живой труп, все также шел и шел на них, замедляясь лишь для того, чтобы обрести равновесие. Волей-неволей надсмотрщики вынуждены были пятиться, даже упрямый  Главкий. Забыв обо всём и сосредоточив все внимание на живом трупе, надсмотрщики не заметили, как за их спинами с пола поднялись три тёмные фигуры. Пошатываясь, они неспешно, но целеустремленно приближались к римлянам.