Еще до ее посещения России у Ханны после ее выздоровления была беседа с двумя старыми друзьями в Доме летчиков в Берлине. Причиной разговора всех троих была тревога о будущем Германии. Они знали, что время было не на стороне немцев. Так как фронты постоянно отступали, и немецкие города один за другим превращались в руины и пепел, должно было произойти что-то, чтобы предотвратить угрозу уничтожения империи. План Моргентау был широко известен. Эти и многочисленные другие молодые люди хотели сделать все, что было в их силах, чтобы предотвратить эту ужасную для всех патриотов судьбу. Но что они могли сделать?

Ханна занялась этим вопросом уже в те месяцы, когда лежала на больничной койке. Удивительно, что ее товарищи пришли примерно к тому же выводу, что и она.

«Германию, по нашему тогдашнему мнению, можно было спасти из безвыходной ситуации, если бы удалось создать благоприятную основу для переговоров о быстром окончании войны с помощью того, что самые важные ключевые позиции противника и центры его сопротивления были бы разрушены быстро следующими друг за другом ударами при бережном обращении с гражданским населением противника [в отличие от методов наших врагов! прим. Scriptorium]. К таким целям относились, кроме всего прочего, большие электростанции, гидроэлектростанции, самые важные предприятия и, в случае вторжения, военные корабли.

Наши соображения говорили нам, что этого можно было достигнуть, если бы нашлись люди, готовые технически подходящими средствами ударить по цели, чтобы поразить ее в самое сердце и сделать тем самым любой ремонт и восстановление невозможным. При таком использовании не было бы шанса для спасения собственной жизни.

…Такое использование самопожертвования требовало от людей, которые были готовы жертвовать собой, твердого убеждения, что никакие другие средства уже не могут принести спасение.

Это убеждение не имело ничего общего с неверно понимаемым идеализмом; так как оно было вопросом не только внутренней готовности, но также и самого трезвого расчета. Эта идея могла быть осуществлена только… если бы наверняка имелось такое оружие, которое гарантировало бы успех. Идее этого использования противоречило бы, если бы хоть одну человеческую жизнь поставили на карту необдуманно и бессмысленно».

Немцы в то время еще ничего не знали о японских летчиках-камикадзе.

К удивлению Ханны в Германии между тем было уже много людей, которых волновали подобные мысли. И это были отнюдь не безмозглые фанатики, а полностью счастливые, совершенно здоровые люди, которые убеждены, тем не менее, в том, что только через их жертву можно спасти страну, женщин и детей. Они убеждены, что такое самопожертвование, даже если бы оно потребовало бы жизни сотен людей, могло бы спасти сотни тысяч, если не миллионы наших солдат и жизнь гражданского населения, обреченного на террор бомбардировщиков союзников и Красной армии.

После основательного обсуждения с учеными и техниками Академии исследования авиации этот план был признан принципиально выполнимым с хорошими шансами на успех. «Управляемой бомбой» должна была служить пилотируемая планирующая бомба, а именно Me 328, уже существующая конструкция. Как альтернатива предусматривалась V-l («Фау-1»).

Чтобы получить заказ на разработку этого оружия, необходимо было дойти до наивысших руководителей и даже убедить Гитлера в их плане. Никому из ее товарищей не повезло с этим проектом. Случай приходит им на помощь. В конце февраля 1944 года Ханну вызывают в Бергхоф, чтобы дополнительно получить из рук Гитлера специальный документ для предоставления Железным крестом первой степени.

Только адъютант Гитлера по вопросам ВВС, полковник фон Белов, присутствует при их беседе. Она принимает драматический оборот. Сначала Гитлер категорически отказывается от идеи самопожертвования. К своему недоумению Ханна слышит, что он видит военное и политическое положение Германии в слишком розовом свете. Многие исторические параллели, которые он приводит в длинном монологе по этой теме, кажутся ей совершенно не обоснованными. Она возражает, что современное положение Германии несравнимо с этими примерами. Теперь Гитлер пытается производить впечатление на нее своими планами крупномасштабного использования специальных реактивных бомбардировщиков. Ханна испуганно выслушивает его сокровенные мечты. Забывая об авторитете Гитлера, она вдруг прерывает его громким замечанием: «Мой фюрер, вы говорите о внуке эмбриона!» Лицо полковника фон Белова застыло. Насколько он знал, пока еще никто не решался так резко возражать Гитлеру. С точным знанием этих еще находящихся в разработке машин Ханна разрушила его иллюзии.

Гитлер рассержен, но остается вежливым. Вопреки возбужденному настроению Ханна мужественно возвращается к своей просьбе. Наконец, Гитлер дает ей понять, что он должен подумать над ее планом, но в настоящий момент он еще не может принять решение.

Дальнейшее планирование находится в руках начальника генерального штаба Люфтваффе генерала Гюнтера Кортена. Me 328 должен использоваться как пилотируемая планирующая бомба без двигателя. C этой целью этот одноместный самолет должен был подниматься наверху на крыльях бомбардировщика «Дорнье» Do 17 на предусмотренную высоту. Пилот должен был затем отцепиться от самолета-носителя и в планирующем полете направить машину к нужной цели.

Тем не менее, все остановилось на закончившихся в апреле 1944 года попытках. По необъяснимым причинам [саботаж? — прим. ред.] производство не было начато. Ни одна машина так никогда и не стала боеспособной! Вторым решением для них еще остается V-l. Но кто смог бы форсировать работу над этим оружием?

Помощь неожиданно приходит от освободителя Муссолини Отто Скорцени. Этот богатырь с теплыми приветливыми глазами, в сочетании с доказанным бесстрашием и мужской твердостью, направляется к ним непосредственно Гиммлером. Мысль о применении V-l пришла к нему независимо от Ханны Райч и ее товарищей. Оказавшиеся на его дороге преграды и сомнения он просто сносит, утверждая, что у него есть все полномочия, и он должен постоянно докладывать Гитлеру.

Благодаря его маневрам, граничащим с авантюрами, находящимся в распоряжении конструкторам и инженерам удается через несколько дней переделать V-l для запланированной цели. Новое оружие считается совершенно секретным и проходит под кодовым названием «Райхенберг». Ханна сразу предлагает себя для испытаний. Но Рехлин настаивает на том, чтобы провести испытания со своими собственными пилотами. Вместе с Отто Скорцени Ханна присутствует при первых попытках. Двое из пилотов пострадали в результате аварии, к счастью, не смертельно. Затем Ханна Райч и Хайнц Кенше из Имперского министерства авиации предпринимают следующие попытки.

После десяти удачных полетов прикрепленный в корпусе мешок с песком при достигнутой скорости 850 км/ч отделяется и блокирует руль высоты. Только такой виртуозной летчице как Ханна Райч удается с помощью особых трюков при посадке выйти более или менее невредимой из разбитой машины. В другой раз для полной нагрузки был установлен наполненный водой бак. И на этот раз ей тоже очень повезло. Вода, которую обязательно нужно было слить перед посадкой (в противном случае летчик получил бы травму позвоночник при ударе), покрылась при высотном полете слоем льда, который заморозил отверстие бака. После отчаянных усилий ей удается в самую последнюю минуту, уже близко над землей, открыть кран и спустить большую часть воды.

У V-l были, если не считать трудностей с приземлением, отличные летные качества. Ее могли бы пилотировать обычные, средние пилоты. Но время уже обогнало проектно-конструкторские работы и испытания. Вторжение началось. Ни Me 328, ни пилотируемые V-l, никогда не использовались в бою.

Героизм готовых к самопожертвованию добровольцев больше не мог отвернуть судьбу. Было уже слишком поздно.

В октябре 1944 года при бомбардировке Берлина Ханна была ранена на пути к бомбоубежищу. Вновь она прикована к больничной койке, на этот раз в лазарете ВВС бункера ПВО у берлинского зоопарка. Тайком, когда доктора и медсестры предполагают, что она для выздоровления гуляет в саду, она убегает, чтобы полететь к разбившемуся в авиакатастрофе товарищу, тоже летчику-испытателю. После возвращения ей запрещают покидать военный госпиталь.

Всегда думая о будущем, теперь она занимается проблемой, которая все больше наполняет ее тревогой. Как раз в это время в том же госпитале лежит из-за ампутации ноги полковник Рудель. С ним она обсуждает вопрос, как могли бы ориентироваться летчики во все больше окутанном дымом и огнем Берлине. По всей вероятности, город ждут еще более тяжелые испытания. Нужно будет вывозить раненых, выполнять особые задания. Как отметка пеленга башня ПВО на бункере зоопарка кажется им даже при наихудшей видимости наиболее подходящей.

После выписки из военного госпиталя Ханна сразу ставит себе задачу при любой погоде подлетать на очень низкой высоте с видимых издалека исходных точек на краю города к башне ПВО. Из этих точек она точно запоминает компасный курс в направлении бункера зоопарка. Тогда она не может еще предвидеть, насколько важными окажутся эти ориентационные полеты всего три месяца спустя.

В конце февраля 1945 года она летит еще раз, вопреки категорическому запрету Гитлера, буквально в режиме перелета изгородей на своем Физелер Шторьх в окруженный Советами Бреслау. С большой болью она испытывает все страдания своей охваченной решающей битвой против красного потопа родины. При обратном полете через Хиршберг ее достигает радиограмма, которая вызывает ее в Мюнхен. В районе Кицбюэля она должна разведать необходимые посадочные площадки для вывоза самолетами раненых. Ей удалось провести при этом еще один день у своей эвакуируемой к тому времени в Зальцбург семьи.