I

Таня была совсем большой девочкой, почти взрослой: ей было пять лет. У Тани были огромные черные глазищи и прекрасный красный бант в черных кудряшках. С прошлого лета она заметно выросла. Раньше она свободно гуляла под обеденным столом, а теперь уже может видеть то, что на нем стоит. Третьего дня от этого очень пострадала хрустальная вазочка: Таня встала на цыпочки и хотела пальчиком узнать, какое в ней варенье. Но так как стол оказался довольно высоким, а вазочка стояла далеко от края, Таня так вытянулась, что не удержалась на ногах и вместе со скатертью и вазочкой сползла на пол. Скатерти, собственно, ничего не сделалось, а вазочка раскололась на четыре половинки, и Таня так расплакалась, что прибежали и мама, и Дианка, и папа, и няня. После этого Таню поставили в угол, где она, сквозь слезы, долго облизывала пальцы, перепачканные в варенье. Ну, а потом папа целый день дулся, мама ходила покупать новую вазочку, и Дианка, к которой несмело подошла Таня, раньше всех простила ей разбитую посуду, вильнула хвостом, фыркнула и побежала с ней играть.

Но сегодня все было забыто, на дворе смеялось воскресенье, светило ясное солнце, приехали гости и все отправились в лес за грибами. Таню взяли тоже, притом в первый раз, и тут Таня лишний раз почувствовала, что она взрослая. Сначала было очень весело, а потом очень скучно. Собственно говоря, нельзя было понять, где растут эти грибы и как их находят. Сколько Таня ни искала — ни одного! А между тем компания весело перекликалась, и уже у некоторых корзинки были до краев. Танина корзиночка была совсем маленькая, но такая хорошенькая — плетеная, с зелеными ободочками. И вдруг — ни одного гриба! В конце концов ее отняли у Тани, сказав, что корзинка все равно болтается пустая, а им некуда класть. Таня заморгала своими глазищами, из которых брызнули быстро капельки, отвернулась и обиженно зашагала в сторону от компании.

И тут-то произошла замечательная вещь: под высоким деревом Таня увидела огромный красный гриб. Таня даже вскрикнула от неожиданности и в упоении замерла перед ним. Гриб был самый настоящий, можно сказать, живой — толстый, с красной как огонь шляпкой и с хорошенькими беленькими прыщиками на ней. Таня присела перед ним и осторожно потрогала его пальцем. Гриб был очень приятный на ощупь и даже как будто немного теплый. Боясь, как бы не повредить свою драгоценность, Таня принялась копать ногтями землю вокруг него и, после долгой и осторожной работы, вырыла весь гриб целиком. Осторожно, как куклу, завернула в свой фартучек и пошла назад.

А там няня уже волновалась:

— Таня, Господи, да куда ж ты делась? —кричала она — все пошли домой. Никогда не смей одна уходить в лес. Право, шалая какая!

Тане очень хотелось показать гриб, но у няни был такой сердитый и разволнованный вид, что она не решилась. Да и просто было некогда: няня схватила ее за руку и большими шагами, так что Тане пришлось почти бежать, повела ее вдогонку за остальными. И все-таки они пришли домой после всех.

— Ну что, Таня, много грибов нашла? — спросил ее старший брат, студент, тот самый, который отнял у нее корзинку. Конечно, с этим человеком не стоило разговаривать. Но разве можно было устоять, чтобы на такой вопрос не показать своей находки! И Таня развернула фартук и с сияющим лицом положила гриб на стол.

— Таня, на чистую скатерть!! — не своим голосом закричала мама. Старший брат взял его двумя пальцами, стряхнул скатерть и, подняв гриб выше головы, громко сказал:

— Господа! Смотрите, наша Татьяна нашла поганку!

Все засмеялись. Таня не верила ушам.

— Ка-ак?? — прошептала она, выпучив до невозможности свои черные глазищи.

— Это поганка, понимаешь ли ты, поганка, — пояснял брат, — не ты поганка, а гриб поганка. Хотя и ты хороша! — добавил он и с этими словами выкинул гриб за окошко.

У Тани даже потемнело в глазах: казалось, что красное солнце исчезло вместе с красным грибом. Она как-то растерянно сделала несколько шагов к окну.

Тут ее взяла за руку няня и повела в детскую, приговаривая:

— Не надо, Танечка, такие грибы рвать. Говорю тебе, это поганка.

Пожалуй, няня в своих объяснениях не была особенно толкова. Поэтому Таня так и не поняла, за что обидели ее красноглавого любимца. Весь день она ходила расстроенная и не хотела играть ни в какие игрушки. Приехал к балкону шарманщик с обезьяной, но и это не заинтересовало Таню. Только перед вечером Таня вдруг оживилась и, когда после обеда большие пошли пить кофе, а няня приготовлять Тане постель, прокралась на лестницу и незаметно скользнула в сад. Там она раза три прошлась мимо [куртины] , в которую полетел из окошка ее гриб и нашла ножку от этого гриба. Куда закатилась шляпка — неизвестно. Таня бережно спрятала ножку за пазуху и вернулась домой, так что ее исчезновения никто не видел. Когда няня укладывала ее спать, Таня нарочно уронила свой сапожок за кровать и, пока няня лазила за ним, быстро вынула грибную ножку из-за пазухи и сунула под подушку. Няня ничего не заметила и перекрестила Таню, потушила огонь и ушла. Когда все стихло, Таня вынырнула из-под одеяла, радостно запрыгала в своей кроватке и вынула из-под подушки кусочек своего гриба, поцеловала его и заснула, не выпуская его из рук.

 

II

На другой день Таня проснулась в таком капризном настроении, что няня не знала, как ее угомонить. Не хотела вставать — и разревелась, когда няня вытащила ее из-под одеяла, уронила полотенце в умывальник, а у гребенки нарочно выломала все зубцы.

— Точно какая муха тебя укусила! — с досадой проговорила няня, стаскивая с Тани левый сапожок, одетый Таней на правую ногу.

За чаем Таня водила по скатерти пальцем, обмоченным в кофе, а за уроком не знала, сколько трижды пять. Мама очень расстроилась и, запершись с папой в кабинете, разговаривала с ним о том, что надо к Тане пригласить француженку или англичанку, и сколько это будет стоить.

После завтрака Таню наказали, а перед вечером она несколько раз приоткрывала дверь в комнату к своему брату, но, по-видимому, не решалась в нее взойти. Наконец, она несколько смущенно появилась на пороге, совсем не так, как утром вела себя в детской, и, сделав несколько шагов, чинно села на стул против своего брата. Студент утопал в глубоком кресле и, вытянув ноги на другой стул, читал умную книгу. При появлении сестренки он поднял на нее глаза. Таня сидела против него, прямо и прилично, сложивши руки на коленках.

— Что ты, с визитом ко мне пришла? — спросил брат. Таня сконфузилась.

— Боба, — сказала она не совсем уверенно, — я тебе задам один вопрос.

— О том сколько будет трижды пять? — осведомился брат. Танин афронт был известен всему дому.

— Нет, — серьезно проговорила Таня, — трижды пять будет пятнадцать.

— А, да ты, как я вижу, поумнела за один день, — сказал студент, смягчаясь, — в чем же дело? — прибавил он уже довольно ласково.

— Боба, скажи пожалуйста... Ну вот, если, как тебе сказать... если большая, большая дверь... лиловая...

Студент положил книгу на стол и опустил ноги на пол.

— Дверь? Лиловая?.. — удивился он.

— Да... очень лиловая... понимаешь ли, — оживилась она и заговорила, объясняя руками, какая была дверь, — дверь большая-пребольшая, с аркой, ну, вроде ворот, понимаешь, вроде ворот и с аркой, и лиловая- лиловая... понимаешь?

— Нет, ничего не понимаю.

Таня вскочила со стула.

— И перед дверью большая красная занавеска. Большая, красная, бархатная, с кистями, как портьера. Как очень большая портьера! — воскликнула Таня, описывая руками в воздухе крути, — вот такая!

— Гм, — сказал брат.

— Боба, скажи пожалуйста, только ты правду скажи: вот если такая занавеска...

— Красная?

— Да. А за нею такая дверь...

— Лиловая?

— Да. А тогда что будет за дверью?

Молчание.

— Боба, что же будет за дверью? — настойчиво и серьезно спросила Таня.

— Друг мой, почему же я знаю? — пожал Боба плечами. Таня влезла ему на колени и обняла его за шею:

— Скажи-и, — протянула она, прижимая щеку к его бритой щеке.

— Послушай, Татьяна, ну откуда же я могу знать, что находится за твоей лиловой дверью! — возмутился тот, отстраняя сестру.

— Ну Бобочка, ну миленький, ну пожалуйста, что может быть за такою дверью? Скажи-и, — протянула она моляще.

— Отстань, — отрезал брат, спустив ее с колен и поставив на пол.

— Боби...

Но Боба рассердился.

— Вот что, — сказал он, показывая на дверь, — вот эта дверь, не красная и не лиловая, но ты доставишь большое удовольствие, если посмотришь, что за нею находится.

Таня не поняла.

— За нею... коридор! — наивно догадалась она.

— Ну вот и убирайся в коридор, а мне ты мешаешь что-то, — сказал он решительно и взял книгу. — Иди, иди! — прибавил он, раскрывая книгу, и уткнулся в своем кресле. Аудиенция была окончена. Таня потопталась на месте, поскребла ногтем обивку у кресла и задумчиво вышла из комнаты.

 

III

На следующий день Таня заметно исправилась в своем поведении. Начать с того, что когда няня пришла ее будить, Таня сразу уселась в своей кроватке и сама надела оба чулочка. Полотенце на этот раз не только не полетело в умывальник, но Таня самостоятельно вытерла им уши, что до сих пор всегда делала няня, так как самой Тане было трудно. За чаем на скатерти не было ни одного пятна. А за уроком три, помноженное на шесть, дало восемнадцать. К брату Таня больше не приставала, а на вопрос мамы, в порядке ли ее желудок, ответила: «Yes». Папа с мамой посоветовались и решили, что, в сущности, англичанку можно и не приглашать: Таня девочка способная и выучит язык без англичанки.

Примерное поведение продолжалось и завтра, и послезавтра. Папа погладил Таню по голове и подарил ей сачок для ловли бабочек. Таня притащила свой подарок в детскую и первым долгом накрыла им голову дремавшей няни.

— Что ты, Танечка, в уме ли? — проснулась няня. — Знал бы папочка, что ты будешь забижать няню, не подарил бы тебе этой игрушки.

— Нянечка, а зачем ловят бабочек? — спросила Таня.

— А затем, чтобы их сажать на булавки, — ответила няня, — проткнешь ее, а потом в коробочку; она там и сидит.

— Нянечка, да ведь бабочке-то от булавочки больно?

— А ты попроси у Бобы спирту, да дай понюхать. Они любят это, бабочки-то...

— Вроде как папочка нюхает табак?! — обрадовалась Таня и вместе со своим сачком выскочила в сад.

Весь день бегала Таня по саду за бабочками, измучилась до смерти, но не поймала ни одной.

— Наша Татьяна даже побледнела, — заметил брат во время обеда.

Таня, действительно, совсем раскисла и, хотя каждый вечер, перед отходом ко сну, поднимался крик и визг, что еще рано, сегодня сама попросилась спать. В семь часов вечера Таня уже была в постели. Папа, очень довольный, сказал маме:

— Видишь, что значит подарить ребенку хорошую игрушку!

Утром Таня проснулась с рассветом, разбудила няню и побежала в сад ловить бабочек. Улов не оказался более удачным, чем вчера. Таня перешла через куртины, перелезала через скамейки, семенила ногами что есть мочи и неизменно покрывала пустое пространство. Бабочка, как нарочно, увертывалась и садилась Танечке на плечо. Крохотного сада скоро оказалось мало, и Таня уже бегала по соседней поляне, с тем же успехом накрывая пустое пространство, как и в саду. Солнце жгло и припекало. Таня вынула маленький носовой платочек и стала вытирать им лоб. Занятая этой работой, она подошла к концу поляны и с наслаждением вступила в таинственный лес. Таня только что собралась сесть на муравьиную кочку, чтобы отдохнуть, как взгляд ее упал на высокое дерево, и что-то ласковое вдруг мелькнуло в ее глазах: под вековым деревом она увидела огромный красный гриб, точь-в-точь такой, как пять дней тому назад.

Таня уронила сачок, тихонько вскрикнула от радости и побежала к нему. Наклонилась, нежно погладила его рукой, затем отступила на несколько шагов и полюбовалась, как выглядел издали.

— Такой-то ты хороший, — покачала Таня головой, — и вдруг называют тебя поганкой!

К чрезвычайному ее удивлению гриб вежливо снял шляпку и, поклонившись, сказал:

— Поганкой называют нас те люди, у которых у самих душа нехорошая, а настоящее мое имя: Мухомор.

— Да ты и разговаривать можешь?! — изумилась Таня. — Вон какой же ты разумник!

— Мы горды, — сказал Мухомор, — и потому никогда ни с кем не говорим. Мы молчим даже тогда, когда жадные люди хотят нас съесть. Но зато в молчании нашем мы готовим яд, и горе тому, кто проглотит хоть кусочек!

Таня широко раскрытыми ушами слушала удивительные слова.

— Люди боятся нас, — важно продолжал Мухомор,

— и со страха бранят нас поганками. Им нравятся бесцветные, невзрачные грибки, которые можно есть пропадом. А между тем, мы цари среди грибов. И от того мы носим такую великолепную красную шапку.

— Прелесть! — наивно воскликнула Таня.

— И если я заговорил сейчас с тобой, то потому, что мне не хотелось, чтобы такая хорошая девочка, как ты, думала, будто в самом деле мы поганки.

С этими словами Мухомор снова поклонился, поправил свою шапку и замолчал. Таня обошла его со всех сторон.

— А где же твое царство? — спросила она. Но Мухомор не ответил ничего.

— Грибочка, почему же ты молчишь? — пристала Таня, — или ты мне яд готовишь?

Мухомор улыбнулся.

— Царство наше глубоко под землею, — сказал он, — и я стою здесь часовым, оберегаю входы.

— В царство?! — закричала Таня, — миленький, пусти! Дай мне посмотреть на красных мухоморчиков! Неужели не пустишь?

Но Мухомор надвинул шапку и молчал.

— Грибочка!..

Но грибочек застыл, как неживой. Таня нежно погладила его по красной шапочке и молча уселась против него. Мухомор сжалился.

— Ну хорошо, другую ни за что не повел бы, а тебя возьму, — сказал он, — иди за мной, — и с этими словами провалился сквозь землю. Это случилось так быстро, что Таня даже не успела сообразить, куда он делся. Перед нею чернела небольшая дырка, вроде змеиной норки или норки крота. А из-под земли раздавался голос Мухомора, который звал ее.

— Да как же я туда пролезу? — закричала Таня и вдруг почувствовала, что сделалась маленькой-маленькой, меньше гриба. Дырка теперь уж не казалась змеиной норкой, а была вроде целого колодца. Мухомор стоял на дне и смеялся. С тех пор как он из часового превратился в хозяина, звавшего к себе в гости, он сделался милым и простым.

— Прыгай, — кричал он, — я подхвачу тебя в мою шапку. — Прыгай, не бойся! Она у меня мягкая.

Он снял свою красную шапку и, помахав ею, перевернул ее вверх ногами. Изнутри шапка выглядела мягкой и уютной, будто обитой светлым атласом. Таня зажмурилась и прыгнула.

— Гоп! — закричал гриб, ловя ее в свои объятия. Таня даже не ожидала, такой он был мягкий и приятный.

— Какой же ты тепленький, — воскликнула Таня, когда Мухомор осторожно поставил ее на землю. Недаром же, когда Таня в первый раз потрогала поганку, она ей показалась нежной и теплой.

— Ну, теперь пойдем, — весело сказал Мухомор, беря ее за руку.

— Грибочка, да я ж ничего не вижу впотьмах! — прижалась Таня, протягивая другую руку вперед, чтобы на что-нибудь не наткнуться.

— В самом деле, — проговорил Мухомор, — смешной народ вы, люди! Ничего вы в темноте не видите. А нам, грибам, что ночь, что день — один яркий свет.

Он выпустил Танину руку и громко хлопнул в ладоши.

— Эй! Две дюжины светляков сюда!

— Это Ивановы червячки? — в удивлении шепнула Таня.

— Да, да, — ответил Мухомор, — они у нас на службе и светят для гостей, — и в ту же минуту все подземелие озарилось зеленоватым светом.

— Светляки и изумруды, это довольно красиво, — проговорил Мухомор, оглядывая подземелье, игравшее сотнями нежных зеленых огоньков. — Видишь, светлячки отражают свой свет в изумрудах, которые вдавлены в стены? Ужасная возня была с этими изумрудами! Это муравьи их нам натаскали, они тоже у нас на службе.

— Такие большие изумруды? — изумилась Таня. — Как арбуз!

— Они тебе кажутся такими, с тех пор как ты сама стала крошкой. На самом деле они не больше горошинки, — тут Мухомор что-то вспомнил, засмеялся, — если бы не муравьи из соседней кочки, никогда бы у нас не было такой прелести. Они были в городе, залезли в шкапы, вынимали изумруды из колец и по ночам тащили их сюда. Люди сердились, искали... Сколько бедных муравьев они передавили!..

— Так вот какое ваше царство! — задумчиво прошептала Таня, оглядывая светящиеся стены, которые разгорались все ярче и зеленее. Мухомор засмеялся:

— Ах вы, люди, люди, ничего красивого вы не видели! Покажешь вам переднюю — вы думаете, что это уже дворец. Дворец наш далеко, он пышен и наряден, и так красив, что даже в воображении люди не могут придумать ничего похожего. А здесь, где ты стоишь, это даже не царство...

— Ну так идем же скорей! — дернула его Таня за руку.

— Далеко, устанешь, Танюша, — сказал Мухомор и вдруг закричал:

— Носильщики! Живо!

Откуда-то выскочила целая толпа темных грибков. Они остановились перед Таней, сняли свои коричневые шляпки и стали ей кланяться частыми поклонами. Таня внимательно посмотрела на них, вспомнила, что объяснял ей Боба после того, как она нашла поганку и воскликнула:

— Да это белые грибы! Они ведь съедобные?

— Съедобные? — поморщился Мухомор, — ну, да, конечно, съедобные. Мы сами их едим. А пока они нам служат. Садись, Танюша, в шляпку. Они тебя понесут.

Таня влезла в шляпку, которую ловко повернул перед ней самый крупный из грибов, и осторожно села. Другой гриб подставил свою шляпку сзади, в виде спинки, а два крошки подложили ей свои нежные шляпчонки под руки, ну совсем как подушки. Ни в одном кресле не сидела Таня так удобно! Остальные подхватили все это на руки и быстро помчались вперед.

— Ах, как хорошо! — вырвалось у Тани, которая, покачивалась на своем сидении, будто на шелковых подушках. Она оглянулась назад и увидела своего друга Мухомора. Он восседал на другой шестерке грибов и быстро несся за нею.

— Гоп! Гоп! — подгонял он носильщиков, похлопывая рукой более ленивых. Они и без того бежали все скорее и скорей: дорога шла вниз, и Таня чувствовала, что они все глубже и глубже уходят под землю. Вдруг страшный лязг железа раздался где-то над Таниной головой. Таня испуганно оглянулась на Мухомора.

— Ничего, не бойся, — улыбнулся тот, — тут люди вырыли колодезь, мы сейчас идем под ним. Это они берут воду, и ведро колотится о камни.

Дорога продолжала опускаться. Вскоре грибы начали соскакивать с целых откосов. Но Тане это не показалось страшным. Наоборот, грибы прыгали так мягко, что Тане казалось, будто она раскачивается на огромных качелях.

— Осторожней! Не запачкайте Таню! — закричал Мухомор и объяснил ей:

— Мы идем сквозь угольный пласт. Тут самое неприятное место — вечная пыль, и можно испачкаться о стены. Зато еще глубже уголь слежался в чистый алмаз. Люди не знают про эти чудеса. Ты прямо ослепнешь, такое тут сияние!

— У папочки были запонки с алмазками, — вспомнила Таня, - маленькие-маленькие...

— Твои люди вообще умеют только есть грибы! А найти такую красоту, как мы нашли, это не по их плечу. У нас целые дома высечены из алмазов.

— Вот, смотри! — закричал он. — Становится светлей. Мы подъезжаем.

У Тани забилось сердечко. Она даже зажмурилась.

— Да ты открой глаза, Таня! — сказал Мухомор. Дорога здесь стала шире и он стоял рядом с ней, — открой, а то ничего не увидишь.

Таня смотрела во все глаза, но еще ничего не понимала: белый свет шел откуда-то издали, и, хотя он был определенно белый, Таня ясно ощущала, что в то же время он переливает и желтым, и синим, и красным, и всеми цветами радуги. Навстречу с радостным смехом выскочила целая гирлянда маленьких красных грибков. Они запрыгали и закружились вокруг Тани.

— Ай-ай, какая прелесть! — захлопала она в ладоши.

— Это мои братишки, — объяснил Мухомор. — Ну, вы, шалуны, — закричал он, — осторожней, споткнемся через вас!

Бег все усиливался. Они летели уже почти вертикально вниз. Становилось теплей. Дорога заворачивала влево, и вокруг свет делался все ярче и белее. Затем они круто повернули вправо и вдруг остановились со всего размаху как вкопанные.

— Стой!! — закричал им высокий красный гриб, становясь поперек дороги и размахивая маленькой ящерицей, которая извивалась у него в руках и готова была броситься на встречных. — Кто едет?

— Мухомор Семнадцатый, — ответил Танин спутник.

— А еще кто?

— Танечка, — объяснила Таня.

— Какая такая Танечка?

— Это я везу гостью, — сказал Мухомор Семнадцатый. — Прошу любить и жаловать, да пропустить в наш дворец.

— Зарок дала? — спросил высокий гриб и отдернул огромную красную занавесу. Перед Таней загорелись лиловым светом гигантские резные ворота.

— Мой сон! Мой сон! — закричала Таня, — я видела их во сне!

— Зарок дала? — раздалось снова. Мухомор Семнадцатый подошел к Тане.

— Таня, — сказал он, — в наше царство взойдет лишь тот, кто поклянется, что никогда больше не вернется на землю.

— Скорей, скорей! — закричала Таня, — пусти меня в ворота!

Она даже соскочила со своих подушек и подбежала к высокому Мухомору.

— Таня, — сказал тот важно, — возьми твоими руками обе лапки этой ящерицы, посмотри ей в глаза, три раза скажи, не спуская с нее глаз: «Клянусь, что никогда не вернусь на землю».

Таня остановилась и недоумевающе оглянулась на Мухомора Семнадцатого.

— Не бойся, — сказал тот, кладя ей руку на плечо, — ящерица тебе ничего не сделает, и лапки у нее бархатные.

Я не боюсь, — запнулась Таня, — но я...

— Тогда клянись.

— Клянись скорей, — строго сказал высокий Мухомор, — а то ящерица нервничает.

Таня стояла и растерянно смотрела то на ящерицу, то на Мухомора Семнадцатого. Она было протянула одну руку, но сейчас же опустила ее. Беспокойство ее видимо усиливалось. Мухомор Семнадцатый подошел к воротам, которые так и озарили его лиловым светом, и протянул руки, готовый открыть их. Таня быстро повернулась к ним, но ящерица забилась в руках высокого Мухомора, и огоньки показались в ее глазах. Таня отступила на шаг и взглянула на высокого Мухомора.

— Клянись, — сказал он.

Таня быстро перевела свой взгляд на ящерицу и увидела, что та смотрит на нее внимательно и серьезно, не мигая. Правая лапка, протянутая вперед, действительно была, как бархатная.

Таня пролепетала нерешительно:

— Но как же, ты говоришь, поклянись, когда мне надо идти домой завтракать?

Высокий гриб сердито махнул ящерицей.

— Она с ума сошла? — крикнул он.

Мухомор Семнадцатый подошел к Тане.

— Танечка, милая, — сказал он, — у нас такие завтраки, каких ты не видела на земле. У нас такие пирожные, каких ты никогда не ела. Васильки в душистом снегу, это лучше мороженого!

— Но как же я могу не вернуться домой? Ведь няня меня накажет!.. — со слезами в глазах воскликнула Таня, протягивая ему руки.

— Никакой няни больше не будет. Не мне, а ящерице ты должна протянуть свои руки, — сказал тот, отстраняясь.

— Ей? ей... нельзя, — проговорила Таня совсем тихо.

Высокий Мухомор вспыхнул. Шляпка его действительно загорелась красным огнем.

— Некогда! — громко крикнул он. — Прощай!! — и со всего размаха бросил ящерицу о землю.

Таня закрыла глаза обеими руками и в тот же момент почувствовала, что поднимается кверху. Пальцы ее, которые крепко зажимали глаза, как будто становились больше и больше, ноги тоже точно вырастали, а голова вроде того как пухла. Таня еще крепче прижала руки к глазам и готова была заплакать. Но она так испугалась, что даже слезы не капали из глаз.

Потом ей показалось, что она перестала подниматься, но наверное она еще не знала, что с ней делается. Голова продолжала пухнуть, и ноги будто росли.

Кто-то далеко кричал, надрываясь...

— Таня! Таня!

Но Таня не решалась отнять от глаз руки. Потянуло свежим воздухом, и легкий ветер скользнул, касаясь черных волосенок.

— Таня! Таня! — раздавалось издали, но Таня продолжала сидеть, скрючившись и закрыв лицо руками. Кто-то больно кольнул ее в шею. Таня не удержалась и схватилась рукой за больное место. Под ее пальцами запрыгал, завертелся огромный муравей. Таня оглянулась вокруг. Она сидела на траве в лесу, в обыкновенном, настоящем лесу. А рядом зеленела своею травой, желтела цветами и сияла на солнце большая ровная поляна. За поляной виднелся Танин сад, а в саду кто-то, совсем охрипнув, кричал:

— Таня! Таня! Господи же, Таня!

Таня вскочила на ноги и еще раз потерла укушенную шею. Из маленькой она сделалась такою, какою была всегда. По рукам бегали муравьи, ногу тоже кто- то больно кусал. Она стояла среди большой муравьиной кочки. Таня сорвалась с места и бегом побежала через поляну к дому.

— Я здесь, нянечка! — кричала она, спотыкаясь.

Шагах в десяти от сада Таня остановилась. У калитки стояли папа, мама, Боба, няня и Дианка. Все сердито жестикулировали и громко кричали; Дианка лаяла.

— Куда ты смела деться? Дрянная девчонка! Пять часов тебя ищем! За уши ее!

— В угол! Гав, гав, гав! — кричали и лаяли все вместе.

Таня отступила было на шаг, но к ней подошел папа, взял ее за руку и сердито повел в дом. Таня плакала, Дианка визжала, няня причитала, мама стучала пальцем по столу — чистый ад. Затем наступили черные деньки. Приехала англичанка, строгая, старая, злая, зубы, как у волка, щеки желтые, по-русски — ни слова. Утром заставляет Таню мыться до пояса, а днем мучает длинными диктовками, а от себя ни на шаг, а главное — ни одного слова по-русски. Боба уехал, няню прогнали, папа с мамой молчат, не желают разговаривать! Таня начала было плакать, но англичанка так раскричалась на нее трескучими непонятными словами, и все время в нос, и показала такие зубы, что Таня с ревом спряталась в шкап. Англичанка ее оттуда вытащила, раздела и посадила в холодную ванну. С тех пор Таня больше не плакала и только пугливо озиралась по сторонам. Так прошло две недели. Две тяжелых недели, четырнадцать дней, во время которых ни на минуту не переставали мелькать ужасные длинные зубы. Мухомор был сладким сном, единственной отрадой для Тани, но запуганная англичанкой, боялась даже думать о нем. А по ночам снились не грибы, а страшные зубы.

Однажды утром Таня проснулась раньше своей тиранки, которая спала в той же комнате, протерла глаза и рассмотрела, что зубы покойно лежали на ночном столике в стакане с водой. Таня долго не верила своим глазам и, наконец, вылезла из кроватки и тихонько подошла к ночному столику. Зубы, длинные и страшные, спокойно лежали на дне стакана и не двигались. Англичанка крепко спала. Таня привстала на цыпочки и подула на воду в стакане. Зубы не пошевелились. Тогда Таня взяла с ночного столика сапожный крючок и осторожно потрогала зубы. Зубы, длинные и страшные, спокойно лежали на дне стакана и не двигались. Таня оглянулась на окно, которое с тех пор как водворилась англичанка, всегда на ночь было открыто, зацепила их крючком, вытащила их из стакана, подбежала к окну и швырнула в кадку с водой, которая стояла за окном. Зубы булькнули и исчезли. Таня еще немного посмотрела на то место, где сгинули проклятые зубы, вытерла крючок об рубашечку, положила его на ночной столик и легла в постель.

Боже, что за переполох поднялся утром! Англичанка рвала и метала, искала во всех углах, ныряла под кровать. Этим воспользовалась Таня, смеясь, оделась и убежала в сад. Вот-то радость была после двухнедельной тюрьмы, первый раз без англичанки! Не задумываясь, Таня отворила калитку и через поляну бросилась в лес, побежала к тому дереву, где когда-то встретила его у входа в царство, и уже издалека увидела свой забытый сачок. У дерева Таня остановилась: дерево было на месте, сачок лежал рядом, но Мухомор исчез.

— Грибочки! Грибочки!— закричала Таня. Она не знала, что короток век грибов, что их жизнь короче двух недель.

— Грибочек! Я иду в твое царство, — крикнула Таня и начала рыть землю в том месте, где стоял когда-то Мухомор. Но и вход в царство не показывался, и Мухомор тоже, а Таня лишь натыкалась на корни деревьев и корешки травы.

Таня устала и села. Кто-то лизнул ее в щеку. Рядом стояла Дианка и печально смотрела на вырытую Таней ямку.