Прокопович Евгения

Вершина мира. Книга первая

 

Часть 1

 

ПРЕДИСЛОВИЕ. Семь лет вперед…

Снег, пронизывающий до костей ветер и природа, кажется, взбесилась: большие мокрые хлопья падают, не переставая пятые сутки, укутывая маленькую планету в тяжелое зеленое одеяло. Если верить часам — уже почти вечер. Приходится доверять им, по-другому разобраться в смене дня и ночи невозможно из-за черных туч, окутавших небо.

На этой планете одни горы и из-за установившейся погоды обвал идет за обвалом. Остается только надеяться, что ветер когда-нибудь стихнет. Тяжелые черные тучи отступят, и снег прекратится, иначе придется эвакуировать весь рабочий поселок в подземные укрытия. Если погода вынудит провести эвакуацию, то работы в шахтах приостановятся на неопределенное время. Это грозит судебным иском от корпорации, владеющей шахтами и рабочим поселком. Но это меня не интересует, мы все равно его выиграем. Другое дело, сами люди не хотят уходить, продолжая вкалывать под обледенелой коркой планеты. Людям кажется, что, пока подъемники, доставляющие руду на поверхность, не остановились, на планете продолжается жизнь.

Они не понимают своего заблуждения. Но это дела не меняет, и я никуда не двинусь из города до тех пор, пока здесь останется хоть один живой человек, этим людям больше не на кого надеяться кроме меня.

Погода продолжает ухудшаться, синоптики прогнозируют сильнейшую за всю историю планеты снежную бурю. На складах скопилось несколько сотен тонн руды, их невозможно вывезти, ни один уважающий себя космический корабль не может опуститься на планету. Хотя, наши поговаривают, что какой-то ненормальный шлюп все-таки прорвался сквозь плотное кольцо облаков и сел, не расплющившись о поверхность. В случае аварии вызвали бы меня, и я бы знала, а раз меня не зовут, значит, все в порядке. А если так, то этот корабль интересует меня еще меньше, чем иск компании.

Я оглянулась на низкий скособоченный одноэтажный барак, ставший мне на некоторое время родным домом, пытаясь разгадать, сколько еще продлиться наше совместное сосуществование. Интуиция подсказывала, не так долго как бы мне того хотелось. Надежда, как известно, умирает последней, и, кажется, моя уже приказала долго жить. Подавив тяжкий вздох, я отвернулась от моего временного пристанища. Официально я живу в одном из домов поселка, но положенную жилплощадь использую, по большей части, как камеру хранения для своих вещей. Я присела на корточки возле крыльца и достала из кармана помятую пачку, вытрясла оттуда сигарету. Пошарив по карманам накинутой на плечи куртки, под которую уже успела прокрасться леденящая стужа и безжалостно колола тысячами невидимых иголок, выудила зажигалку. Закурила, прислонившись спиной к холодной стене, закрыла глаза. Я, Анна Дмитриевна Романова. Я дипломированный хирург, диагност, терапевт и черт его знает кто еще, магистр медицинских наук. Я 'доктор катастроф'. Правда я не всегда занимала эту беспокойную должность, когда-то я работала врачом на одной из огромных инспекторских космических станций межпланетных взаимоотношений. Таких станций масса, каждая отвечает за свой участок, они стальными громадами висят в космосе, похожие на маленькие планеты. В основном в обязанности подобных станций входит мотаться по заселенной вселенной и инспектировать работу всяческих служб, а так же оказывать посильную помощь. Мне грех было жаловаться, большую часть своего времени я проводила в прекрасно оборудованных операционных и кабинетах. Если не считать двух-трех командировок в году, работу на такой станции можно было считать раем. Но жизнь иногда делает очень резкие повороты, вот моя и сделала один из таких. Началось это около шести или семи лет назад, точнее не скажу, не помню, в конце обычной смены…

 

Глава 1

За спиной с тихим шелестом закрылись двери операционной, я с удовольствием стянула с лица тонкую маску, бросила ее в мусорный ящик, стоящий у дверей, вздохнула полной грудью и поплелась в свой кабинет переодеваться, чувствуя себя мышью, попавшей под многотонный грузовик. Смена растянулась на две из-за сложной операции. Но с другой стороны, какая разница — дома все равно никто не ждет. А так хоть есть осознание собственной полезности. Ноги противно подрагивали и совершенно не желали тащить на себе все остальное. Воображение рождало видения о мягком диване или на худой конец кресле. Только чтоб не в вертикальном положении, да ноги повыше. У самых дверей оперблока меня поджидала подруга Алиса. Она расхаживала по коридору, проявляя все признаки нетерпения. Я мысленно закатила глаза и помахала рукой долгожданному отдыху.

— Ну, наконец-то! — приветствовали меня, — Я уж думала, ночевать тут останешься!

— Неплохая мысль, — буркнула я, вспомнив удобный операционный стол, а если еще и подушку под голову положить…

— Не дури! — нахмурилась Лиса. — Я вижу, что ты устала, но у меня к тебе дело.

— Хорошо, — сдалась я без боя, тут же переключая внимание на пробегающую медсестру, — Лара, проследите за кислородом у пациента из двенадцатой, если что, сразу вызывайте меня.

— Да, Анна Дмитриевна, конечно, — кивнула медсестра, делая соответствующую пометку в органайзере.

— Лиса, — я повернулась к сердито сопящей подруге, — дай мне пятнадцать минут на душ, и сходим в кафе, есть хочу безбожно.

…В душном полутемном подвале расположились четверо. Один из них обнажен и надежно прикован к столбу посреди маленькой комнатки. Двое заплечных дел мастеров, здоровенные мужики без рубах, в полотняных штанах на голое тело, сноровисто орудовали бичами. Четвертый же, одетый в недешевый костюм и застегнутый на все пуговицы, юнец, чуть младше своего раба, застывшего у столба под градом ударов, сидел на низеньком табурете и спокойно наблюдал за экзекуцией, время, от времени бросая короткие замечания палачам. И если у тех на лицах были безразличные маски людей занимающихся рутинной и надоедливо-привычной работой, то у хозяйского сынка в глазах сквозило неприкрытое садистское наслаждение. Он сделал палачам знак остановиться и, подойдя к своему рабу, весело поинтересовался

— Ну, так что, вор, кто был в твоих сообщниках? Расскажешь, или продолжать будем? — молчание раба вывело его из себя, он визгливо рявкнул, — Отвечай! Я приказываю!

Раб чуть шевельнулся и, не открывая глаз, разлепил спекшиеся сухие губы.

— Никого не было, — хрипло и едва слышно прошептал он, прибывая в состоянии безразличного оцепенения.

— Продолжайте! — заорал молодой хозяин, — До тех пор, пока все не расскажет!

— Господин, — почтительно подал голос один из палачей, — если продолжать дальше, он не выдержит, — и с некоторой долей сочувствия добавил, — надо дать ему отдохнуть, что ли. Парень на последнем издыхании.

— Продолжайте, я сказал! — все больше выходя из себя, заорал юнец.

— Воля ваша, — пожал плечами палач.

И снова раздался короткий, веселый посвист и полоска кожи ладно легла на израненную кровоточащую спину. Раб плотнее прижался всем телом к плохо оструганному столбу и еще крепче стиснул зубы. Только не закричать, билась в голове единственная мысль, взрываясь и распадаясь мириадами искр. Не кричать, он только этого и ждет! Стиснутые зубы, казалось, раскрошатся в пыль, но надо терпеть, за каждый стон сразу же добавляется по несколько лишних ударов. Балансируя где-то на грани сознания уже почти не чувствуя боли, он открыл глаза и попытался сосредоточить взгляд на столбе перед собой, мысленно подсчитывая удары, чтоб не сойти с ума от боли, но глаза обманывали и все расплывалось, превращаясь в кровавый туман.

Глотая слезы боли и ненависти, градом катящиеся по лицу, смешивающиеся с потом и грязью, он надеялся только на одно — потерять сознание. Вот тогда можно будет отдохнуть, за гранью этой реальности нет ничего — ни боли, в которую, казалось, превратился каждый миллиметр тела, ни посвиста бичей, ни этой заносчивой брезгливой рожи молодого хозяина — ничего!

На своих палачей он, в общем-то, не обижался, прекрасно понимая, они так же не вольны в своих желаниях, как и он сам. Полоска бича легла чуть пониже ребер и по телу разлилась новая волна боли, но уже не снаружи, по коже, как было раньше, а внутри. Боль огненным вихрем расползлась по мозгу, притапливая сознание, но не гася до конца. 'Опять все разбили', - отрешенно подумал он, чувствуя, как сознание, наконец-то, заливает красно-черная пелена, еще немножко и оно уйдет. Раб победно улыбнулся — он в очередной раз провел своих мучителей и не доставил им того удовольствия, какого они хотели. 'Вот и все, господа хорошие!' — плавно скатываясь в небытие, отметил он. Желая, что бы это было действительно все, раз и навсегда!..

В кафе, расположенном на одном из самых верхних уровней, почти не было посетителей. Никогда не перестану изумляться создателям этого маленького шедевра, помогающего межпланетным жителям станции не сойти с ума от недостатка разнообразия. Интерьер кафе по совету какого-то многоумного психолога выполнен в виде большого аквариума продолговатой овальной формы. Промежуток между основной стеной комнаты и стеклянной перегородкой заполнен голубой, красиво подсвеченной водой. Разноцветные яркие рыбы и другие представители водного мира лениво проплывали по всему периметру кафе, равнодушно скользя круглыми глазами по людям, сидящим за столиками по ту сторону толстого стекла. На дне плавно покачивались ярко зеленые, бурые и красные водоросли, среди которых лежали огромные раковины и стояли многоэтажные глиняные замки. У нашего столика на дне аквариума стоял огромный кованый сундук под старину с откинутой крышкой, в его чреве переливались разными цветами стекляшки, имитирующие драгоценные камни и свешивалась нитка мелкого жемчуга. Может психолог и прав, но уж лучше бы была поляна с небом, травой и каким-то намеком на погоду.

Я чувствовала себя настолько усталой, что даже не стала заглядывать в меню, а просто сунула его подруге, предлагая ей справиться со столь сложной задачей. Алиса деловито открыла темно-синюю папку, пробежала глазами по строчкам и с важным видом пощелкала кнопками, делая заказ. Через минуту передо мной уже дымилась чашка кофе, а рядом, на блюдечке с изображением Посейдона, аккуратно лежали два зеленых пирожных весьма подозрительного вида.

— Из чего, интересно, они их делают? — проворчала я, прерывая молчание, терзая вилкой содержимое тарелки.

— Из тины, — хохотнув, предположила подруга и заявила без всякого перехода, — слушай, поступило предложение слетать на Землю и немного покутить. Сколько ж работать можно?

— А от кого поступило предложение? — осторожно поинтересовалась я, подозревая очередное покушение на мою личную свободу. Почему-то мои друзья втемяшили себе в голову, что меня жизненно необходимо выдать замуж. Я этим светлым мыслям упорно сопротивляюсь, считая, что подобные решения должна принимать только я сама и когда захочу.

— Да ни от кого, — Алиса смутившись уставилась в свою чашку, угадав направление моих мыслей, — просто Вика заканчивает на Земле свои исследования, а станция к концу следующей недели будет недалеко от Земли, так почему не устроить себе маленький отпуск на пару дней?

— Ну не знаю, — протянула я, мне совсем не улыбалась в свой редкий выходной куда-то лететь. Хотелось просто поваляться на кровати с книжкой, а можно и без нее. Задумавшись, я расслабила пальцы и упустила вилку, которая пару раз подскочив на столе, полетела куда-то под ноги.

— Вот-вот, о чем я тебе и говорю, — удовлетворенно прокомментировала Лиса, — тебе необходим отдых. Вон пальцы уже даже вилку не держат!

Я мрачно посмотрела на подругу, конечно, я могла бы ей объяснить, что я почти пятьдесят часов на ногах, что за эти проклятые пятьдесят часов у меня было с десяток операций, а последняя особенно сложная. Я едва не потеряла пациента, вырвав его у костлявой в самый последний момент, призвав на помощь то, чем старалась не пользоваться по трем простым причинам, потому что Это, во-первых, ненаучно, во-вторых, пользоваться я Этим толком не умею, а в третьих, после ЭТОГО непременно наступает откат, как после выстрела из мощного орудия, все внутри начинает противно дрожать и я становлюсь ни на что негодна, потому что засыпаю на ходу и, блин, роняю вилки! Но мои объяснения не входили в схему, которую изобрела для себя Лиса, поэтому во избежание лишних споров я решила промолчать.

— К тому же, Вика говорила, там новый комплекс развлечений открывают, — продолжала соблазнять меня подруга, — аттракционы всякие, казино…

— Ты чего издеваешься? — удивилась я, с тоской глядя на Алису поверх чашки. — Какое, к черту, казино? Мне туда нельзя.

— Это почему?

— Вот когда проиграюсь до исподнего, тогда узнаешь, я же азартная…

— Извини, я забыла, — опечалилась она

— Ничего, — вздохнула я, — за приглашение — спасибо. А казино, — я махнула рукой, — меня же туда никто силком не потащит.

— Вот и ладненько, — воспрянула духом Лиса, — вот и договорились.

…Поток холодной воды привел его в чувства. Приоткрыв глаза и справившись с накатившим приступом тошноты, он убедился, что к своему несчастью, все еще жив. 'За что?' — зажмурившись, мысленно заорал он, обращаясь к тому, кто все так придумал. Бог он там или еще кто, ему было все равно, раб ненавидел его даже больше, чем хозяев.

Вместе с сознанием вернулась и боль в растерзанной спине. Боль пробудила остальные рефлексы, теперь он чувствовал, что уже не висит на кандалах, левый бок упирался во что-то жесткое и холодное, ног и рук он пока еще толком не чувствовал, но, похоже, они были на месте и достаточно работоспособны. Он открыл глаза, дождался, пока комната перестанет кружиться в сумасшедшем танце, и с глаз спадет розоватый туман. Он был все в том же подвале, только теперь куском мяса валялся на голом каменном полу у самой стены. 'Видно, оттащили, чтобы не мешал', - лениво подумал он. Один из палачей задумчиво глядя на полумертвое тело молодого парня, поливал его из шланга.

Действующих лиц в комнатушке прибавилось, появился настоящий хозяин, отец этого юнца и перед глазами любопытной публики разгорелся семейный скандал. Хозяин был в отъезде и оставил плантацию на сына и срок был небольшой, всего-то дней пять, а может чуть больше. Вернувшись, хозяин понял, твориться что-то неладное в его владениях. Сунувшись в амбар и увидав на прежнем месте весь паек, что он оставлял на время своего отъезда, хозяин пришел в бешенство и, изрыгая пламя и искры, отправился разыскивать сынка.

Непутевый шалопай нашелся в подвале, мало всего того, что он не кормил плантацию несколько дней, так по его приказу до полусмерти забили молодого сильного раба. Первым желанием плантатора было придушить сына вожжами, висящими тут же на стене, кое-как справившись с собой, он учинил отроку допрос.

— Что ж ты сделал, скотина? — орал он, наступая на сына, — Я тебя, что оставил делать?

— Следить за плантацией, — бледными дрожащими губами ответил тот, вся спесь мигом с него слетела, стоило лишь отцу появиться на пороге.

— Почему весь оставленный рацион лежит на месте? Ты не кормил плантацию четыре дня! Почему, я тебя спрашиваю?

— Я посчитал, что на них затрачивается больше, чем они дают, — прохныкал незадачливый плантатор.

— Ты посчитал!? — уже во весь голос заорал старший хозяин, его истошный вопль прозвучал как раскат грома в тесной комнатушке с низким потолком.

Плантатор взбесился настолько, что уже не обращал внимания, что воспитательный процесс происходит на глазах, мягко говоря, посторонних, он наотмашь огрел наглеца хлыстом для верховой езды, который держал в руках.

— Если они все передохнут с голоду, ты сам у меня на плантацию рабом пойдешь! — вещал папаша, не забывая орудовать хлыстом.

Отрок попытался спастись бегством, но родитель выловил его и, держа за волосы, щедрой рукой одаривал по филейным частям. Двое палачей, стоя в сторонке, тихонько посмеивались, считая, что историческая справедливость восстановлена. Что до раба, валяющегося у стеночки, так он не испытывал никакого удовлетворения от открывшегося перед ним вида, однако и сочувствия в его усталых затравленных глазах тоже не было. По всему выходило, что мучения его на сегодня закончились, и сейчас он мечтал только об одном — заползти в самую глухую нору и отдохнуть хотя бы денек, прежде чем снова погонят на работы под палящее солнце. А еще он мечтал зализать раны и выжить, как бы в насмешку над всеми своими хозяевами, коль скоро произошла такая досадная оплошность, и он остался жив.

Старший хозяин, наконец, выдохся и отпустил хнычущего подростка, отшвырнул хлыст в сторону и зло сплюнул себе под ноги. Отрок отполз подальше от папаши и забился в угол. Родитель, все еще сверкая глазами, выглянул в коридор: 'Эй, есть там кто? — ему что-то ответили, — Налаживайте повозку и пару человек охраны, отвезете моего недоделка в аббатство, передадите отцу Сорену и скажите, что я попросил обучить его уму разуму, — потом, обернувшись к сыну, рявкнул, — убирайся вон!'

Юноша, кряхтя и поскуливая, поднялся и поковылял прочь. Уже не обращая внимания на неудавшееся чадо, плантатор подошел к своему рабу, присев возле него на корточки, перевернул на живот.

— Какого работника загубил, скот! — с равнодушной досадой пробормотал он и, обращаясь к одному из мучителей, — как думаешь, выживет?

— А кто его знает, — заплечных дел мастер не стал давать более точных прогнозов.

— Ладно, — хозяин вздохнул и поднялся, — отнесите его в каморку в конце коридора, киньте какой соломы на пол, воды поставьте, да краюху хлеба. Все равно ж издохнет, хотя, судя по отметинам, он живучий. А коли, не издохнет, так продам по дешевке, все одно доход хоть какой, — с тем и вышел.

Двое подручных подхватили раба под руки и подняли легко, словно и весу в нем нет ни грамма, поволокли по коридору, больно царапая колени о каменный пол. Можно сказать даже бережно, с насмешкой над собой подумал раб. Затащили в каморку и положили на пол, один с ним остался, а другой за соломой пошел.

— Что ж, ты, тот кусок тронул? — в голосе надсмотрщика слышалась печаль и сострадание.

Раб поднял на него мутные глаза, облизал губы и сглотнул судорожно, глотка пересохла настолько, что казалось, кто-то туда сыпанул раскаленного песка. Сочувствующий надсмотрщик притащил железную кружку с ледяной водой и помог напиться.

— Так чего тебя крысятничать потянуло? — допытывался надсмотрщик, — Не боись, никому не расскажу, просто самому интересно, за кого можно так натерпеться.

— Никого не было, — упрямо повторил раб, глядя ему в лицо не видящими глазами.

Ну, как он мог объяснить этому человеку, сидящему рядом с ним, что он не имеет права даже заикнуться об этом. Как он может подставить девчонку из соседнего барака, которая детенка грудью кормит? Четыре дня жрать не давали, а там дите и молока у мамки почти нет, и они оба надрываются и день, и ночь. Сам-то сидишь ночью и слушаешь, как внутри все тугим узлом сворачивается от голода, а что поделать? Терпи, брат. А несмышленышу-то разве объяснишь? Его кормить надо. Вот и пошел на преступление, подкрался под окошки хозяйской кухни, дождался, когда там никого, и стянул хлеба целый каравай, теплый еще был. Когда обратно несся, держа хлебушек за пазухой, чуть не умер от пьянящего запаха, так попробовать хотелось, а нельзя, не себе брал, и трогать не смей. Так и принес целым, не отщипнув даже крошки…

— Ох, грехи мои тяжкие, — удрученно покачал головой надсмотрщик, вырывая раба из воспоминаний, — ты, парень, того, зла на меня не держи…

— Какое там, — попробовал мотнуть головой раб, это движение отозвалось болью в каждой клеточке, она пронзила до самых пяток электрическим разрядом, а, вернувшись, взорвалась бомбой в голове, — себя бы удержать…

Настелили на пол пару охапок соломы, помогли перебраться на нее, второй надсмотрщик, ходивший за соломой, накинул парню на плечи кусок мешковины и они ушли, гулко лязгнув засовом.

Первым делом парень кое-как стянул с себя тряпку, без нее, конечно, холодней, но сейчас кровь начнет запекаться, не дай бог, тряпку прихватит, потом с мясом выдирать придется. Сил на это ушло много, он закрыл глаза и долго пытался восстановить дыхание. Немного отдохнув, он снова открыл глаза и огляделся, стараясь не ворочать головой.

Кинули его в маленькой комнатке, которую и коморкой-то назвать язык не поворачивается — четыре шага в ширину, шесть в длину, да около семи по диагонали, если только очень маленьких. Ворох соломы в одном углу, дверь в другом, напротив нее дырка в полу под отхожее место, и на том спасибо.

Потолок высокий, а прямо под ним небольшое окошко, в которое даже маленькому зверьку протиснуться проблема, не то, что взрослому мужику, хоть и такому худому. Правда, мужик оный на данный момент и не помышлял о побеге, все его мысли и чаяния были направлены на дырку в противоположном углу комнатушки. Природа неумолимо требовала отправления естественной нужды, но для этого надо подняться, или хотя бы доползти. Можно, конечно, опуститься и преодолев отвращение помочиться под себя, но один из собратьев по несчастью, бывший некогда свободным и приговоренный к рабству за какие-то прегрешения, прочно втолковал в молодого человека, что когда начинаешь 'ходить под себя', считай, стал окончательной скотиной, наподобие безмозглых волосатых торов, ходящих в упряжи.

'Я человек!' — прошептал юноша, напоминая себе о своем происхождении. Собрав остатки сил стал медленно подниматься, опираясь плечом и руками о стену, превозмогая взрывы адской боли, отправился в путешествие к своей цели. Добравшись до нужника, он позволил себе некоторое время передохнуть, упершись согнутыми руками в угол и приложив разгоряченный лоб к прохладному чуть замшелому камню. Кое-как оправившись, раб стер ладонью пот, струящийся по лицу, побрел обратно. Сделав несколько шагов, ноги предали его, отказавшись служить. Он рухнул на каменный пол, больно вывернув руки и сбив колени. Полежал немного, собирая в кулак остатки воли, на локтях пополз к соломе.

Вернувшись на свое ложе и, по возможности, удобно разместив ноющие конечности, уткнулся носом в сухую пыльную траву. Жизнь, и без того не приносящая радостей, показалась совсем отвратительной и никчемной, против воли по щекам покатились горячие соленые капли. Рыдания душили его, разрывая все внутри и не находя выхода, но он пересилил их и, не издав ни звука, заставил себя успокоиться. А успокоившись, провалился в беспокойный сон, переходящий в сплошной тягучий кошмар, вырваться из которого не хватало сил, и не было возможности…

Я едва дотащилась до каюты, расположенной несколькими уровнями ниже кафе. Шлепнула ладошкой по панели ключа, компьютер, считав мои отпечатки, открыл дверь. 'Приветствую вас, Анна Дмитриевна'. — Прокаркал динамик. 'Спасибо', - пробормотала я, внедряясь в малюсенькую квадратную прихожую. Свет в прихожей не включился, похоже, лампочка сдохла окончательно, ну и черт с ней! Сняла ботинки и пошарила в темноте ногой отыскивая тапки, не найдя их досадливо махнула рукой и на это. Босиком тоже неплохо.

Стоило шагнуть в гостиную, как по полу у самой стены пробежала волна мягкого дежурного света, тускло осветившего жилище. Огромный и горячо любимый мною диван, ждущий меня, в каком бы состоянии к нему не пришла, два кресла, низкий столик и огромный ковер на полу. Стены, выкрашенные в приятные бежевые тона, призванные поднимать настроение обитательнице космической станции многие месяцы не видящей солнца. Впрочем, жаловаться грех, каюта большая. Такие апартаменты выделяют семьям или за большие заслуги. В моем случае второе. Гостиная, которую при желании можно увеличить, всего лишь опустив скользящую переборку кухни, жилая комната с примыкающим к ней санузлом, кухня, смотровая и еще одна комнатушка, подразумевающая детскую, так же с отдельным санузлом. Мне детская без надобности, так что я сделала из нее кабинет. Впрочем, наведывалась в него крайне редко, предпочитая смотровую. Хоромы.

Я оглядела комнату, что-то вид ее меня сегодня не вдохновлял, может, устала, а может уже пора менять обстановку. На кухне дела обстояли не лучше — гора посуды в раковине поджидала еще с позавчерашнего дня, посудомоечная машина сломалась, жизнь от этого стала совсем неприятной. Я отыскала в шкафу чистый стакан и полезла в холодильник в надежде на сок. Не тут-то было — в холодильнике ожидала только висящая на веревке мышь, со свешенной набок головой. 'Анна Дмитриевна, у вас опять закончились продукты и жрать нечего!' Подняв голову, истерически сообщила она и опять свесила голову. 'Без тебя вижу', - буркнула я.

В первый раз, когда я увидела эту картину, орала как полоумная, а прооравшись позвонила подруге, купившей это чудо техники в одной из колоний требуя объяснений. Наташка удивленно хлопала глазами, слушая мои вопли, потом покрутила пальцем у виска. Но не прошло и пяти минут, как она появилась на пороге моей каюты и, ни слова не говоря, прошествовала в кухню. Такое ощущение, что я могла придумать что-то подобное! Наташка рванула дверь холодильника, мышь подняла голову, выдала эпитафию по поводу того, что жрать нечего и снова затихла. Сначала Наташка тоже заорала и захлопнула холодильник, но быстро взяла себя в руки и с любопытством открыла дверцу. Подруга долго щупала четвероногое, а после сообщила, что волноваться нечего — мышь, к сожалению, не настоящая. Меня это возмутило — еще не хватало, что бы эта дрянь оказалась настоящей!

Потом, после второй чашки кофе Наташка припомнила, что когда покупала холодильник, ее предупредили, что он с сюрпризом, а какой сюрприз Наташка не уточнила, чем едва не довела меня до инфаркта. После я привыкла к мыши и уже не обращала внимания на ее мерзкие выходки.

Я громко хлопнула дверью холодильника и налила воды из-под крана, клятвенно пообещав себе завтра же посетить продуктовый склад и разжиться едой, направилась в свою комнату. Не раздеваясь, рухнула на кровать, завернулась в лежащий бесформенной грудой плед, как в кокон. Конечно, завтра я об этом пожалею, форма безнадежно изомнется, но сегодня на это наплевать.

…Он снова оказался почти на самом дне мусорной ямы. Сколько он здесь лежит? День? Два? Вечность? Он посмотрел на свой распоротый живот и порадовался тому, что скоро сдохнет. То последнее выступление на арене под оглушающий вой толпы было самым трудным. Он хорошо помнил, как девять раз подряд оказывался победителем, но в последней, десятой схватке, против него выставили профессионала. Но даже его раб почти победил. Победа, а вместе с ней и свобода была настолько близка, что он уже чувствовал ее солоноватый привкус крови на разбитых губах. Но свободным верить нельзя! Никогда, ни на секунду! Профессионал выхватил из высокого ботинка маленький нож, и полоснул по животу вымотанного боями раба. Раб почти не почувствовал боли, когда маленький нож тонким лезвием прорезал кожу и мышцы. Надсмотрщики под веселое гиканье толпы оттащили истекающего кровью раба с арены. Подволокли к краю мусорной ямы и сбросили вниз.

И вот он лежит здесь, крепко сжимая руками разрезанную кожу, и с благодарностью ожидает прихода той, что спасет и успокоит навсегда, той, которую давно привык считать единственной, способной освободить. Он так долго думал о ней. Представлял, какая она. Если это женщина, а она должна быть женщиной по определению, скорее всего, она очень красива и молода. Почему и откуда взялось это ощущение, он сказать не мог, но очень хотелось, что бы это было так.

По всему выходило — не должен он выжить. И он ждал. Долго. Господи! Да за что же это!? С такими ранами не живут! Но Она обманула и на этот раз…

Вселенная раздвинулась, и он полетел в пустоту беспамятства лишь для того, что бы вернуться в подвал и увидеть, как, то, что совсем недавно было им самим, мечется в горячечном бреду на раскиданной соломе. Он отрешенно наблюдал за собой, паря где-то под потолком у зарешеченного окошка. Почувствовав чье-то присутствие, оглянулся, и увидал рядом с собой Ее — ту, которую ждал так долго. Как она была красива — белая светящаяся кожа, светлые волосы, беспорядочными локонами спадающие на плечи, печальные глаза в бирюзу и ласковая улыбка, легкие, чуть развевающиеся одежды, светящиеся изнутри тихим успокаивающим светом, он потянулся к ней.

'Ты пришла! — радостно приветствовал ее он и добавил капризно, — Где ты была так долго? Я уже давно жду тебя!'

'Женщинам свойственно опаздывать', - ласково ответила она, потрепав его по спутанным волосам.

'Пошли отсюда, — попросил он, поежившись, — мне здесь холодно и страшно!'

'Куда ты собрался идти?' — она удивленно вскинула брови.

'Как же так? — с обидой спросил он, — Я же должен умереть, почему это, — он покосился на истерзанное тело, — до сих пор дышит?'

'Ты принял меня за ту, другую', - понимающе покачала головой она.

'А ты разве не Она?' — огорчился он, понимая, что его в очередной раз провели самым наглым образом.

'Нет, Влад, я не Она. Она меня послала к тебе сказать, что для тебя еще рано', - печально ответила она.

'Ты назвала меня по имени? — удивился он, — Почему?'

'Потому что тебя так зовут, ты разве забыл?'

'Я не мог забыть. У меня нет имени!' — заупрямился он.

'Конечно же есть, — с улыбкой проговорила она, — ты просто забыл, но это ничего, я тебя сейчас поцелую и все пройдет'.

Она действительно потянулась к нему и коснулась прохладными губами лба, он закрыл глаза, так хорошо ему еще никогда не было, он улыбнулся, пытаясь подольше продлить это ощущение спокойствия.

'Мне нужно уходить, а тебе пора возвращаться', - сказала она через некоторое время и отстранилась.

'Но я не хочу, — попытался он удержать ее, хватая за легкие одежды, — побудь со мной еще немножко, хотя бы минутку', - выклянчивал он.

'Не хмурься так. Скоро все кончится, все наладится, вот увидишь, — пообещала она, держа в теплых ладонях его руки, — надо только немного подождать'.

'А ты не обманешь?' — с надеждой глядя в ее глаза, спросил он.

'Я никогда не обманываю', - ласковая улыбка снова осветила ее лицо.

'Подожди, — все еще надеясь ее задержать, позвал он, — кто ты? Как тебя зовут?'

Но она уже растаяла, превратившись в легкое облачко.

Он с тоской посмотрел вниз, ему не хотелось возвращаться, там было слишком больно. Тот, внизу, слабо заворочался и застонал, он был слишком одинок и несчастен, и бросать его показалось нечестно. Еще раз тоскливо вздохнув, рванулся вниз…

 

Глава 2

Я проснулась под противный визг видеофона. Кому интересно не спится в такую рань? Сегодня же выходной!

— Пошел вон — я сплю! — сообщила я мигающему разноцветными огнями аппарату, он тут же заткнулся. Я сонно усмехнулась и, лениво перевернувшись на другой бок, закрыла глаза. Я уже почти задремала, когда видеофон зашелся с новой силой, заставив меня подскочить на кровати.

— Чего надо, а? — недовольно поинтересовалась я, включая экран. Оттуда на меня смотрело строгое лицо Лисы.

— Ты еще спишь, — констатировала она.

— Естественное состояние человека в такую рань, тем более, что у него выходной! — парировала я широко зевнув.

— Ты что забыла? — в голосе Лисы послышались обиженные нотки.

— А что я должна помнить? — ответила я вопросом на вопрос. Видно мое недоумение отразилось на лице, потому что Лиса решила облегчить мне жизнь.

— Мы же собрались лететь на Землю, — напомнила она, — кутить!

— Вот черт, — промямлила я, — Извини, я думала, это будет завтра.

— Тебе надо поменьше работать! — укорила она меня, — Ладно, через сорок минут на стартовой площадке. Не опаздывай, а то улетим без тебя.

Я выключила связь и побрела в ванну. Лиса права, график работы у меня напряженный и я часто в силу профессии и семейного положения, точнее отсутствия такового отказываюсь от положенных мне выходных. Мой начальник иной раз с тоской замечает, что если я, не дай Бог, захочу взять все свои выходные, то он меня года два точно не увидит. Приняв душ и выпив кофе, я подхватила дорожную сумку, которая всегда стоит собранной на случай непредвиденных обстоятельств, отправилась в сторону ангарного отсека.

…- Ты посмотри-ка, — услышал он над собой изумленный возглас, — выжил! Слышь, Герд, сгоняй за хозяином!

Раб открыл глаза и воззрился на своего недавнего палача склонившегося над ним. Сколько раз за свою жизнь раб слышал эти слова, не сосчитать.

— Живуч ты, однако, — весело и уважительно похвалил его надсмотрщик, — после такой обработки, которую тебе устроили, мало, кто выживает. Я твою одежонку принес, — он кинул на постилку ворох лохмотьев, — на, прикройся.

Раб, с усилием преодолевая слабость, осторожно сел и потянулся к тряпью. Выудив из него то, что когда-то было штанами, натянул на себя. Тело на каждое движение отзывалось болью, но уже не резкой, как в начале, а тупой, ноющей. От слишком резвых движений по спине потекло что-то горячее. Пот или кровь? А какая разница. Очередь дошла до рубахи, жмурясь от соприкосновения ткани со вскрывшимися ранами, он все-таки справился и с этим.

— А мы уж думали — издохнешь, — вещал стоящий рядом, с любопытством наблюдая за процедурой одевания, — ты целую неделю в горячке провалялся, мы с Гердом уж хотели пристрелить, да хозяин не позволил.

— Почему? — прохрипел раб, не узнавая своего голоса.

— Что — почему? — не понял надсмотрщик.

— Почему не пристрелили? — хмуро переспросил раб.

— Да я ж тебе, дурню, объясняю — хозяин не позволил. Ты ему благодарен, должен быть, он же тебе жизнь оставил!

— На что она мне? — горько усмехнулся раб.

— И действительно, — пробормотал надсмотрщик, — такая житуха не зачем. Но, ты сам должен понять, дело-то хозяйское.

Пришел хмурый хозяин, сам осмотрел раба, зло сплюнул и приказал сперва оттащить к лекарю, а после в общий барак, на работы не выпускать, кормить два раза на дню и как можно скорее подготовить к отправке на продажу.

И раба оттащили, идти сам он не мог. В комнате с белыми стенами и круглыми углами было прохладно. Посередине комнаты стоял высокий стол на толстых ножках, поблескивая полированным металлом в нестерпимо ярком свете лампы. Раба заставили снова раздеться и лечь на этот самый стол, запястья и лодыжки прихватили широкими кожаными петлями, надежно привязывая несчастного к столу. Холод стола немедленно пробрался под кожу, замораживая голый живот и грудь, заставляя мужчину мелко дрожать.

— Прекрати трястись! — приказал откуда-то сверху густой бас, раб замер и осторожно повернул голову, кося глаза на говорившего. Человек оказался на удивление небольшого роста, одетый в клетчатую рубашку и штаны, поверх которых был повязан кожаный фартук. — Что вы мне его сюда приперли!?

— Так, хозяин приказал…

— Хозяин приказал, — хмыкнул обладатель баса, — а мыть здесь все после этого отребья хозяин не приказывал? Как я потом, по-вашему, здесь телят буду смотреть!? Или вы хотите, что бы у меня весь молодняк вымер? На этом же заразы больше, чем на моих ботинках! Что стоите, олухи, рот ему заткните, а то орать сейчас начнет!

— Он не начнет, — возразил один из надсмотрщиков.

— А если не начнет орать, то зубы выкрошит к черту, я ж ему всю спину вскрывать собираюсь! Как его потом беззубого продавать? — не дал сбить себя с толку обладатель фартука.

Больно дернули за волосы, приподнимая голову, меж зубов ткнулась какая-то палка, которую закрепили ремнями на затылке раба. Раб устало прикрыл глаза, стараясь дышать как можно глубже. Что будет дальше? Что с ним будут делать? Кисти рук и ступни занемели, палка давила на язык, изо рта струйкой унизительно текла слюна. Ну почему, почему его не пристрелили!? Так было бы хорошо, если бы при… Твою мммать!!!

Струя воды прошлась по телу, сильным напором выбивая грязь и запекшуюся кровь. Звякнули инструменты, спины коснулись чужие сильные пальцы, холодным металлом вскрывая покрытые бурой коркой длинные раны, а потом его затопила лавина. Жаркая, ярко-красная огненная лавина боли, сжигая на своем пути остатки разума, терзая острыми зубами беззащитное тело. Боль не помещалась в измученном сознании, раскаленным потоком выливаясь в окружающий мир через нелепо оскаленный рот. Кажется, он бился, стараясь ускользнуть от боли, кажется, на него орали, тяжелым грузом наваливаясь на руки, наверное, его даже вырвало какой-то мутной жижей. Он перестал быть мыслящим существом, почти человеком, превратившись в скулящий, мокрый от пота и чего-то еще уж вовсе постыдного для взрослого мужчины, трепещущий кусок мяса, истекающий алой кровью.

Вулкан боли еще бушевал, разбрызгивая вокруг горящие сгустки, но раб начал стремительно удаляться от окружающего. А потом пришла темнота. Как всегда неожиданно. Темнота прихлопнула его тяжелой лапой туша вулкан прямо посреди извержения. Напоследок вулкан грохотнул басом мучителя в кожаном фартуке и заткнулся, теряясь в темноте…

Не смотря на то, что я проспала, в зале ожидания я появилась первой. Минуты через три появился Эжен. Я была поражена его видом, дело в том, что обычно он предпочитает джинсы и свитер под горло. Сегодня же он был одет в легкий летний костюм из светлого хлопка, который, между прочим, элегантно смотрелся на его плотной невысокой фигуре. Волосы цвета вызревшего каштана, обычно растрепанные, были уложены в аккуратную прическу.

— Какое животное сдохло в галактике? — проявила я живой интерес, после того как мы поздоровались.

— А я что плохо выгляжу? — насторожился он.

— Да нет, — поспешила успокоить его я, — выглядишь ты как новая банкнота, вот это то и настораживает.

— А, ты про костюм! — облегченно вздохнул он, — так это приказ свыше.

— Откуда? — не поняла я.

— Я звонил вчера Вике, и она сказала, если я сегодня появлюсь перед ней в джинсах, так она сделает вид, что меня не знает. — Смеясь, пояснил он. — А так как мы уже три месяца видимся только через экран видеофона, маленький каприз жены можно выполнить. Иначе выходные, да и вся оставшаяся жизнь превратится в кошмар.

К нам подошли Алиса с Никитой. Красивая пара, вызывающая у окружающих уколы зависти. Высокий, немного худощавый Никита с приятной улыбкой и веселыми чертиками в карих глазах, властно обнимал свою жену. Его лапища на стройной женской талии выглядела достаточно устрашающе, чтобы отпугнуть соперников. Лиса, обладательница русых волос, идеальной фигурки и разных по цвету глаз — один зеленый, а другой голубой — была гораздо опасней супруга из-за скверного умения говорить гадости с лучезарной улыбкой на лице. Я, признаться, немного завидую внешности Лисы, мне-то, в сущности, похвастаться нечем. Роста я не большого, волосы абсолютно черные. Правда, про мои глаза говорят, что они похожи на сапфиры и завораживают, но я слабо в это верю.

Прозвучал сигнал на посадку. Мы торопливо загрузились в транспорт и только успели улечься в противоперегрузочные кресла, как транспорт, плавно качнувшись, покинул пределы станции.

— Ты дозвонился вчера Вике? — поинтересовалась Лиса, когда перегрузки закончились и нам разрешили сесть.

— Да, — весело ответил Эжен, — Она будет встречать нас в порту. А возвращаться мы уже будем вместе с ней, — похвастался он. — Ей дали направление на нашу станцию, будет наблюдать за поведением коал в состоянии невесомости.

— А зачем медведи в космосе? — озадачилась я.

— А шут их знает! — пожал плечами Эж, — Главное, что мы с Викой вместе будем!

…Около недели раб провалялся на циновке в бараке, остро завидуя тем, кто ходит на работу. Выходить из барака ему не дозволялось, а когда работаешь, так и время, глядишь, быстрее пролетает. От безделья расстроился сон и кошмары, нередко посещавшие и раньше, теперь стали постоянными спутниками. Иногда не мог точно определить, где кончается сон и начинается реальность.

Радость была одна — пару раз заглянула знакомая девка со светлыми, давно не мытыми волосами и озорным темным взглядом. Это было более чем удивительно — подобные отношения между рабами карались сурово, но, видно, тут было не просто попустительство надзирателей, но и высочайшее разрешение хозяина.

Девка умоляла сделать ей ребенка, раз ему уже все равно и он скоро уедет, а ей все ж легче с дитем будет. Он честно пытался ей помочь, но, по ее словам, у них ничего не получалось. Нет, в смысле удовольствия он его получал, тут все было в порядке, а вот с продолжением рода, вышла небольшая промашка, то ли время девка выбрала не то, толи в нем самом была какая-то проблема, кто его знает. Результат вышел нулевым, от этого ему было немного перед ней стыдно, вроде как, он свое получил, а ее обманул, оставив ни с чем.

Отведенный ему срок подошел к концу. В очередное утро его подняли раньше обычного и увели от подруги, наведавшейся и в эту ночь, в мутную серость предрассветного тумана. Печалило в этом не только то, что его продают, к этому-то, как раз, он привык, главное, не давало покоя — он так и не узнает: родится ли от него маленький теплый комочек

Грузовой межзвездный корабль, уносящий его в никуда, ни чем не отличался от десятков других, на которых уже успел попутешествовать раб. Грязный, вонючий трюм забит такими же несчастными, как и он сам, голов в тысячу никак не меньше. Каждый прикован цепью к своему кольцу, торчащему в переборке. Из соображений гигиены в нужник выводили каждые пять часов, если кто оправиться под себя, били нещадно. Кормили раз в день, и на том спасибо. День от ночи здесь отличался тем, что гасили или включали свет. А так, на таких кораблях можно было жить — из озорства и без особой надобности здесь никого не трогали, не желая портить товарный вид.

Шкура заживала, как на собаке. Пять дней у, теперь уже бывшего, хозяина, да не меньше двух недель на корабле и глядишь — все затянулось и заросло. Немного поправившийся раб взирал на будущее с некоторой долей оптимизма, хоть и мрачного. Он решил для себя, что если и сейчас от нового хозяина бежать не удастся, то надо довести его до того, чтоб пристрелил раба или, уж на крайней случай, забил до смерти.

Продажное клеймо болело и жгло до сих пор. Но раб успокаивал себя тем, что вытерпеть осталось еще одно такое издевательство при покупке, а уж потом он устроит все, как решил. Впервые за всю жизнь раб испытал жгучую радость оттого, что решился распорядиться собой, как самому хочется…

 

Глава 3

Транспорт дрогнул и, взвыв напоследок тормозными двигателями замер на поле главного космодрома Земли. Полтора часа, отведенные на полет, пролетели не заметно.

Вика встречала у дверей карантина, где мы провели не более десяти минут. Одета она была в шорты защитного цвета и того же цвета топ, которые мило смотрелись на ее фигурке. Пряди рыжих волос непокорно выбивались из-под кепочки перевернутой назад козырьком. Издали она напоминала девочку-подростка.

— Ну, наконец-то! — вместо приветствия с места в карьер начала она, сверкая зелеными глазами, — Я уж думала, что вы до завтра не доберетесь. Я уже и гостиницу вам заказала. Отправим туда ваши вещи и поедем в заповедник. Я вам такое покажу! На картинках, небось, только видели. Давайте поживее — вертолет уже под парами!

Чтобы добраться до вертолетной площадки, нужно обогнуть здание порта и пройти через припортовую площадь. Пока мы пересекали ее, я беспрестанно вертела головой. Шум и суета навалились, обрушившись водопадом звука, ярких цветов и разнообразных, не всегда приятных, запахов, приятно вздернули нервы, обещая, совсем как в детстве, небывалые приключения.

Продавцы с расписными лотками на шее, таксисты, громкоголосые зазывалы ресторанов на все лады, расхваливавшие свои заведения. Здесь даже был турок, по виду такой же старый как его шарманка, ручку которой он постоянно накручивал, извлекая красивую и немного хрипловатую мелодию. На крышке шарманки примостилась неизменная обезьянка, одетая в малиновую жилетку и такого же цвета феску на голове, вытаскивающая счастливые билеты всего за полкредита. Я приостановилась и протянула обезьянке денежку, она с умным видом обнюхала монетку и, видно, удостоверившись в ее подлинности, протянула мне скрученный клочок бумаги. Я развернула и прочла более чем странное послание: 'Никогда не делайте лишних движений, это поможет сохранить вам нервы, зубы и большую часть волос'. Явная чушь, но чего еще можно хотеть за полкредита?

Веселая, многоголосая суета вызывала ощущение праздника и у меня зародилась надежда, что этот день я проведу весело и желательно без досадных приключений. Но как это всегда бывает, когда вспоминаешь всуе госпожу Фортуну, а тем более, если решаешь, что она тебе что-то должна, она начинает выкидывать неприятные шутки.

…Небольшую партию рабов и его в том числе, выгрузили на какой-то планете. Судить о том, бывал ли он здесь раньше, не было никакой возможности — все порты похожи как две капли воды. Рабов выстроили в ряд, приковали наручными кандалами к общей цепи и повели вон из порта. День на планете выдался теплым, пронизанным насквозь солнечными лучами. Глядя сейчас на чахлую припортовую травку, отдаленно еще хранящую зеленый цвет, он ловил себя на том, что умирать-то совсем не хочется, но, следуя принятому ранее решению, гнал от себя эти мысли и пытался оказывать всяческое неповиновение двум конвойным.

Живой товар вывели на пустынную, закатанную в бетон, площадку, на которой располагались только транспортные машины. Рабов согнали в тесное стадо. Пока один из конвойных ходил за бумагами, а второй увлеченно раскуривал трубку, раб вышел из толпы, грохнулся в мягкую пыль и принялся разглядывать свои босые грязные ноги. Вскоре его внимание привлекла компания молодых людей, спешащая к одной из машин. Они были беззаботны, веселы и у них была свобода, он смотрел на них с печалью и завистью. Ведь, если разобраться, он такой же, как они и даже красив, так, по крайней мере, утверждала хозяйка борделя, у которой ему довелось работать и дочка позапрошлого хозяина. Юная взбалмошная дура, совсем недавно превратившаяся из угловатого подростка в симпатичную на вид девушку, когда влюбилась в него (вот усмешка судьбы! раба!), и, затаскивая его на сеновал, шептала жаркие ласковые слова. Он не очень-то сопротивлялся, хотя и представлял, чем это может для него закончиться, но и хозяйской дочке не сильно-то откажешь. Встречались они у сеновала столько раз, сколько пальцев на одной руке, никак не меньше. Потом их застукал отец девчонки. Рабу, конечно, изрядно намяли бока, но молодая вертихвостка какими-то правдами и неправдами выторговала своему подневольному любовнику жизнь. Его продали в тот же день в такой спешке, что забыли шлепнуть клеймо о продаже.

Вернулся конвоир с бумагами, цепочку рабов двинули вперед. Цепь на руках дернулась, выводя его из задумчивости, но он остался сидеть, не шелохнувшись. Подскочил конвоир, тот, что курил трубку, заорал что-то громкое и матерное, раб сделал вид, что его не слышит, удостоившись за это хорошего пинка, опрокинувшего его на землю. Он упрямо вернулся в прежнее положение и посмотрел на присмиревшую компанию молодежи, ему стало смешно — он, безмозглый раб, сумел смутить их и заткнуть им глотки.

Короткий всхлип рассекаемого над головой воздуха, раб привычно сжался, плечи ожгло плетью, а он все продолжал смотреть на ту компанию. 'Живите', - с угрюмой усмешкой подумал он, так будто прощал им все их грехи. Рванули за волосы, поставили на ноги и, для пущей сговорчивости, наподдали еще разок, теперь уже досталось не только плечам, но и спине. Едва зажившая кожа отозвалась резкой болью, не оставалось ничего другого, как подчиниться конвойным. Но перед тем как на него обрушилось это внушение, он увидел кое-что, его озадачившее. Девушка из той компании, маленькая и хрупкая, что вряд ли могла представлять даже для себя хоть сколько-то серьезную угрозу, рванулась в их сторону, ее едва успел удержать один из спутников. Потом, оглянувшись, раб увидел, что ее почти силой уводят в летательную машину, а она все продолжает смотреть на него, в этом раб не сомневался, ее взгляд обжигал не хуже осязаемой плетки — она его жалела. Жалости раб не терпел…

Мы подошли к вертолету, и пока Вика возилась с замком, я разглядывала причудливое многослойное облако, лениво проплывающее по высокому, пронзительно голубому небу, все равно на стоянке кроме нас и охранника в будке не было никого. Но как оказалось, я ошиблась, вдоволь налюбовавшись облаком, опустила глаза, и мое внимание привлекла группа людей одетых во что-то серое. Руки их были скованы наручниками и пристегнуты к общей цепи. Сперва я подумала, что это перевозят заключенных, но что-то было не так, какое-то еле уловимое чувство. Я стала более внимательно присматриваться к этим людям, пытаясь понять, что меня так насторожило. Один член странной группы отделился от остальных, отойдя настолько, насколько позволяла общая цепь, и, толи в знак протеста, толи просто так, уселся на бетон. У меня в мозгу мелькнула догадка о том, кто эти люди. Ко мне подошел Никита и подтвердил ее правильность. Он тронул меня за плечо, отрывая от печального зрелища.

— Ты чего? — спросил он и, проследив за моим взглядом, ответил на мой немой вопрос: Это рабы, — и добавил с горькой усмешкой, — госпожа История в очередной раз сыграла с человечеством злую шутку, хотя шутка эта чуть ли не старше самого человечества.

Он не успел закончить свою мысль, потому что из-за угла появился второй угрюмый человек одетый, как и первый, в черное. 'Надсмотрщик', - пояснил Ник. Он подошел к рабам и потянул за конец цепочки. В группке наметилось оживление, с места не сдвинулся лишь сидящий на земле. Второй надсмотрщик, подойдя к строптивцу сказал что-то, подкрепив слова крепким пинком опрокинув раба на спину. Но непослушное существо, как детская игрушка Ванька встань-ка, тут же приняло первоначальную позу. Надсмотрщик еще раз попытался убедить раба подняться, теперь уже при помощи плетки. Раб заметно сжался, но продолжал все так же сидеть. Тогда надсмотрщик протянул руку и, схватив за волосы, рывком поставил его на ноги. Раб поднял голову, окинул взглядом вокруг, не ища защиты и не прося помощи, просто принимая все как данное. Я скорее почувствовала, чем увидела, что он смотрит на меня. От взгляда этого повеяло замогильным холодом и внутри все содрогнулось, застыв, словно ледяной торос на Андуе. Надсмотрщик поднял руку, резко свистнула плеть, обрушившись на раба, он тихо вскрикнул, и отступил на шаг. Я рванулась вперед, но Никита удержал, сжав мои плечи. Подошедшая Вика, глянув в ту сторону, печально опустила глаза.

— Пойдем, — увлекая нас за собой, с тихой грустью сказал Никита, — нечего смотреть, помочь все равно не поможем, а вот хуже сделать — запросто. К сожалению, мы здесь не властны.

— Почему? Ведь закон же вышел, я в новостях слышала! — я непонимающе смотрела на Никиту, — Это же не законно!

— Закона еще не существует, — разъяснил он, — его лишь приняли к рассмотрению. Так что…

Я вздохнула, соглашаясь, и поплелась за ними к вертолету. Уже садясь в него оглянувшись, увидела, что печальная процессия двинулась. Первый шел надсмотрщик, за ним цепочка рабов, шествие замыкал второй надсмотрщик, безжалостно подгоняя плетью виновника задержки.

Вертолет взмыл в воздух, и я больше ничего не видела. Сердце до боли сдавило мучительное чувство стыда и ярости на свою беспомощность, а голова закружилась от целого роя вопросов. Почему мой отец, генерал межгалактической полиции, никогда не рассказывал мне ни о чем подобном? Нет, я, конечно, не настолько наивна и знала о существовании рабства в галактионе. К сожалению, это, так называемая, производственная необходимость — осваивается много новых планет, разрабатывается миллионы рудников и все это требует огромного количества рабочей силы, а самым дешевым расходным материалом для этих целей во все времена были рабы. Они не состоят в профсоюзах и практически не доставляют проблем, не считая немногочисленных восстаний, подавляемых с особой жестокостью. Боже мой, какая низость!

Я иногда слышала отголоски этого в новостях, но все происходящее было так далеко и призрачно, что я, занятая своими делами, практически не обращала на это внимания. Да и после последнего сообщения о принятом законе о запрещении рабства наивно полагала, что этого не существует больше. И вот теперь жизнь ткнула меня во все это носом, словно глупого котенка. Гнев сменился жгучим чувством неприязни к себе — снова возникло ощущение, будто я некое тепличное растение, которое следует оберегать от ужасов внешнего мира.

Очевидно, не одну меня посетили подобные мысли, вся компания погрузилась в мрачные размышления о несовершенстве бытия. Вика, чтобы разрядить обстановку, начала нарочито увлеченно болтать о нашем маршруте.

День получился насыщенный, но особенно мне запомнилось катание на верблюде. То еще удовольствие, скажу я вам. До сих пор не могу понять, как это я согласилась! Сначала верблюд никак не хотел двигаться, а когда он пошел… в общем, лучше бы стоял. Но и это еще не все. То ли из вредности, то ли из-за страха перед чем-то верблюд сорвался и побежал. Ловили его все кому не лень, включая погонщика. Зрелище было комичное, и я бы вдоволь посмеялась, если бы в этот момент не тряслась на этом 'корабле пустыни'.

Минут через сорок его все же отловили, и единственным моим желанием было постоять на своих ногах прежде, чем голыми руками удушу Вику, подбившую меня на подобную авантюру. Но не тут-то было! Мерзкое животное, наотрез отказался ложиться, не давая мне возможности слезть с него. Хотя, я бы тоже отказалась повиноваться, если бы за мной битый час гонялись ненормальные люди. Но после того как я, наклонившись поближе к уху зверя доверительно сообщила ему, что если он сейчас же не опустится, я его пристрелю, верблюд будто бы понял, а скорее всего ему просто надоело стоять, ручаться не могу, он опустился и я скатилась на мягкий нагретый солнцем песок. Прищурившись, глядя на огромное нестерпимо яркое солнце, сообщила Вике, что как только поднимусь, придушу ее на месте. Она, благоразумно спрятавшись за спины Эжена и Никиты, напомнила мне о моем органическом неприятии физического насилия. Оскалившись, я ответила, что для нее я сделаю исключение.

— Послушайте, — робко спросил погонщик, — Вы так ловко управились с животным, я восхищен. Поделитесь секретом, что такого вы ему сказали?

— Что я его пристрелю, — устало ответила я.

— Но позвольте, как бы вы это сделали, у вас ведь нет с собой оружия, — погонщик казалось, издевался. Я покосилась на озадаченное лицо мужчины. Нет, он не издевается! Он всерьез спрашивает!

— Но верблюд этого не знал! — саркастически усмехнулась я.

В общем, день был проведен весело и с пользой. Никто даже не вспоминал об утреннем происшествии. По дороге в отель мы решили разойтись на пару часов и, уже отдохнув, пройтись по ночному городу.

Зайдя в свой номер, я с изумлением обнаружила, что он двухместный, мало всего, так кажись для новобрачных. В комнате, отведенной под спальню, наткнулась на огромную кровать, по которой, при желании, можно ездить на велосипеде, не боясь оказаться на полу. Но не это самое ужасающее — она была застлана розовым покрывалом с бесчисленным количеством рюшей и бантов. 'Ничего себе!' пробормотала я при виде этого великолепия. Я позвонила Лисе спросить, не заняла ли по ошибке ее номер. Она ответила отрицательно. Следующая догадка — по рассеянности перепутала номера. Я вышла в коридор сверить номер на комнатах с номерком на ключе — они оказались одинаковыми. Я стояла посреди коридора и озадачено таращилась на цифры, вид был наиглупейший! Тут то и послышались приглушенные смешки. Я, осторожно ступая, направилась в ту сторону. И заглянув за угол, обнаружила там Ника и Эжа, любителей гадких шуток.

— Ах вы, паршивцы! Ваших рук дело? — грозно спросила я. Парни заметно опечалились, — Вижу по вашим шкодливым рожам, что ваши.

— Но Аня, весело же было, — начал оправдываться за двоих Эжен.

— Ладно, ладно. Жизнь, как известно движется по кругу, — мстительно заявила я, и видя, как у парней мрачнеют лица с чувством полного исполненного долга развернулась и важно прошествовала в свой номер.

Нет ничего приятнее душа особенно в такой жаркий день. До вечернего выхода оставалось около двух часов. Я растянулась на кровати, лениво размышляя о том, что идти никуда не хочется. Может позвонить ребятам и действительно отказаться от вечерней прогулки? Ну что может быть интересного в шатании по ночному городу? Так и на приключения нарваться недолго. Я покосилась на телефон, примостившийся на тумбочке у двери. Нет, не пойду. Слишком далеко и лениво. Я перекатилась на спину и уставилась в потолок. Все-таки отдых это штука приятная, можно ни о чем не думать и никуда не спешить. Блаженно потянувшись, закинула руки за голову. Отчего-то вспомнился утренний раб. Интересно, как он там? Что делает? И какая тебе, собственно разница, а? Ты его видела в первый и, слава богу, в последний раз в жизни, так что не забивай себе голову! Это скоро пройдет. Ну, да стыдно и за себя, и за человечество, так что теперь? Ты же прекрасно знаешь, что изменить ничего нельзя, как бы тебе этого не хотелось и нечего терзаться несправедливостью. Посреди этого спора с собой накрыла дрема, примирив меня с совестью.

…Сидя на земляном полу барака, раб вытянул ногу, по капле поливая обожженное клеймом бедро водой из кружки. Так было немножко легче. Последняя капля скатилась по мятому боку железной кружки, раб с сожалением посмотрел внутрь и с тяжким вздохом поставил ее рядом с собой. Все израсходовал, теперь даже губы смочить нечем. Ну и к черту! Толку расстраиваться из-за такой малости, как вылитая вода. Он откинулся на занозистую дощатую стенку и прикрыл глаза.

Его все еще тошнило и покачивало после долгого перелета. Он устал. Посадка в этот раз была особенно тяжелой. В корабле что-то вышло из строя. Во время снижения раб думал, что его размажет по металлической стенке. Обошлось. Стычка с надсмотрщиками в порту, и непрошеная жалость той черноволосой девчонки настроения не прибавили.

Придирчивый приемщик с недовольной брезгливостью разглядывавший голого раба. Если решит, что товар не продать, раба пристрелят. Все внутри унизительно дрожало в ожидании приговора. Приемщик пожевал губами и, наконец, махнул рукой, тут же возник надсмотрщик и, схватив за кольцо на ошейнике, швырнул парня в сторону жаровни. Резкая боль, вонь горелой плоти и струйка крови по подбородку из прокушенной губы. На этом предпродажная подготовка завершилась. Да уж, скатился ниже некуда, невесело усмехался раб, шагая к приземистому покосившемуся строению, куда сгоняли пригодных к продаже. Раньше хоть помыться давали, но тогда и ранг торгов был повыше, и рабы выставлялись дороже. Это закончилось после того, как чуть не погиб на арене. Тогда он приобрел безобразный шрам поперек живота и для более приличных аукционов оказался негоден. Теперь его продавали, как бросовый товар.

Барак, куда определили раба, был полон, но это были мелочи. Хмурый взгляд и соседи по бараку благоразумно расползлись. Никто не смел посягнуть на его место и паек, даже те, кто видел впервые. Кандалы не снятые с раба даже в бараке говорили сами за себя, так трусливые хозяева отмечали самых опасных и буйных. Раб усмехнулся про себя — от хозяев порой тоже бывает польза — и, прихрамывая, потащился к освобожденному для него месту.

Полумрак, вонь, тихий перезвон колец на ошейниках и мышиная возня создаваемая сотней скотов, таких же, как он сам. Впрочем, к скотине хозяева относились гораздо бережнее, чем к рабам. Раб осторожно передвинулся, меняя позу, нужно немного подремать. До вечера еще есть время…

Я проснулась словно от толчка с зудящим ощущением, что куда-то опаздываю. С минуту пялилась в темноту, стараясь припомнить, куда именно могу опаздывать на ночь глядя. А вспомнив, кубарем скатилась с кровати. Через пятнадцать минут из номера выходила элегантная молодая женщина, совершенно не напоминавшая то заспанное существо, что едва не растянулось на полу, в темноте споткнувшись о тапочки. Просто удивительно, что может сделать холодная вода и немного косметики — ррраз! и одним крокодилом в природе стало меньше.

Как я и предполагала все уже собрались, и ждали меня. Сначала было решено посетить казино. А так как я человек азартный и знаю об этом, я предпочла отсидеться в баре, пока мои спутники проигрывали свои деньги.

Зайдя в бар, заказала бокал вина и, усевшись на высокий табурет, принялась добросовестно смотреть эстрадную программу. На сцене в очевидном приступе пляски Святого Витта дергалась девица с явными признаками дистрофии. Мало всего, так она еще и пела! Да таким голосом, что сперва показалось, будто какой-то шутник-хирург удалил ей голосовые связки. Сие действо мне быстро надоело. Я решила поискать остальных и сообщить им о своем возвращении в отель.

Друзей я нашла в игорном зале возле стола для игры в рулетку, они наблюдали за игрой Алисы. Алиса как раз делала ставку, а говорить что-либо под руку — последнее дело. Я решила немного подождать. Проследила за весело скачущим шариком и почувствовала, как желание играть горячей предательской волной захлестывает меня. Я чертыхнулась про себя, надо отойти пока не поздно. Тут объявили выигрыш — Лиса выиграла ставку. Я шагнула к ней с намерением сказать об отеле, но вместо этого, зацепила одну из фишек Алисы и кинула на черное. Шарик резво побежал по кругу, предательски подмигнул полированным боком и остановился на моем номере. Все остальное перестало существовать. 'Все! — с тоской подумала я, — Теперь или банк, или до исподнего'. Раз, начав, уже не остановишься.

По обрывкам фраз в толпе до меня смутно дошло, что играю я уже более трех часов.

Казино уже раза четыре меняло шарики и крупье в надежде сбить мое везение и не разориться. Но жульничать со мной по-настоящему они не решались. Я краем глаза видела, как после второй смены шарика Никита отвел метрдотеля в сторонку. Сунув под нос веселому толстячку свои документы, доходчиво объяснил, что я дочь не безызвестного генерала Романова и, если вдруг понадобится, не пройдет и пятнадцати минут, как посетителей казино будут развлекать не девочки из кордебалета, а хмурая рота спецназа. Иногда Никита бывает крайне убедительным, даже я поверила, что под дверью казино толчется толпа людей в масках и бронежилетах.

По спине текли противные струйки холодного пота, дело подходило к пяти миллиардам, еще одна ставка и я возьму банк. Ощущая на губах идиотскую улыбку я разделила фишки ровно на половину и опять поставила на черную. Предусмотрительно. Шарик долго крутился, не желая останавливаться, за ним безумным взглядом наблюдал управляющий, которого дружески поддерживал под локоть хмурый Эжен. Мир замер. "Если я и сейчас выиграю, нас живыми не выпустят, " — отстраненно подумала я. И никто не поможет. Как там пели реакционно настроенные предки? Ни бог, ни царь и ни герой. Спина покрылась липким потом в ожидании приговора. Шарику надоело бежать, он внезапно подпрыгнул и вывалился на красную десятку. Мой вздох слился со вздохом облегчения управляющего. Я проиграла ставку. Крупье озвучил проигрыш, я нахмурилась, жалея проигранных денег, заталкивая поглубже тут же возникшее желание отыграться, сделала над собой титаническое усилие, потребовав остановки игры. Крупье заметно расслабился.

— Выигрыш составил два с половиной миллиарда кредитов, — бесстрастно объявил он.

"Сколько!?" — едва не заорала я. Нет, нас сейчас точно убьют. Никто и никогда не выходил из казино с такими деньгами. Парни это тоже понимали, а потому любезно попросили управляющего помочь обналичить разноцветные фишки и отнести их всем вместе в соседний банк. Почему-то никакой радости от выигрыша я не ощущала. Может, действительно правы предки — главное не победа, а участие? Или сумма казалась мне настолько нереальной, что глупо было задумываться о ней всерьез.

Мы отправились к кассе, и только сейчас я заметила, что практически вся публика казино, побросав игровые места, наблюдала за моей игрой.

— Почему ты закончила? — накинулась на меня Лиса, когда мы остановились у окошка кассы, — еще бы немного, и ты сняла бы банк!

— Сорвала, — устало поправила ее я.

— Что? — не поняла подруга.

— Снимают штаны, — пустилась я в объяснения, — а банк срывают, — и, повернувшись к Никите, посоветовала. — Не подпускай эту леди к игре, если не хочешь всю оставшуюся жизнь работать на игорные долги. Она азартная, а азарт штука коварная. Мне просто сегодня нечеловечески повезло.

Мы отнесли выигрыш в ближайший банк, работающий круглосуточно. Там нас приняли как родных, еще бы нет с такими-то деньгами! Взяв несколько сотен на текущие расходы, мы отправились дальше гулять по городу. Как-то не заметив, забрели на ярмарочную площадь. Несмотря на глубокую ночь, площадь была заполнена народом. Мы прокатились на всех аттракционах, которые только смогли обнаружить. Нам даже предложили покататься на страусе. Но все благоразумно отказались, памятуя мое сегодняшнее катание на верблюде.

Ночь только-только перевалила за свою половину, а мы, уже изрядно подустившие, решили отправиться в гостиницу. Когда мы уже подходили к стоянке такси меня окликнули, и, причем не по имени или фамилии, а по институтской кличке. Я пошарила глазами в толпе и, увидев свою давнюю подругу Надю, решила, что еще погуляю. Никто не возражал, только Эжен настоятельно советовал держаться подальше от темных углов и сомнительных заведений, объяснив свою заботу тем, что случись со мной, то генерал отправит их с Никитой работать в гарем евнухами. После этого они загрузились в такси и отбыли. Надя предложила зайти в ближайший ресторан и отметить встречу.

Мы мило посидели в маленьком уютном ресторанчике с темно-синими скатертями до пола и восковыми свечами на столах, не заметив, как за воспоминаниями уговорили две бутылки вина. Душа настоятельно требовала воздуха, мы покинули гостеприимный ресторан, оставив там щедрые чаевые. Прошлись немного по залитым разноцветными огнями древним улицам, и тут Надя предложила зайти в одно заведение, там будет такое развлечение, от которого я не останусь равнодушна. Во мне плескалась бутылка вина, и мне было все равно, куда пойти, главное присесть и желательно на воздухе. Но скорее из вежливости, чем из любопытства я начала расспрашивать, куда мы идем. Надя на мои расспросы таинственно ответила, что это не совсем обычный аукцион.

В дальнем углу площади располагался небольшой навес, полукругом возле него стояли ряды мягких стульев. Мы с подругой уселись посередине последнего ряда.

— Сейчас начнут! — весело пообещала она.

На меня вдруг свалилась усталость и я пожалела, что не отправилась вместе остальными в гостиницу. Видя, что подруга захвачена предстоящим действом, я решила немного посидеть, потом тихо улизнуть. В этот момент занавес раздвинулся, моему взору предстала обычная дощатая сцена, украшенная вазами с живыми цветами. На этом благостное впечатление разбилось о суровую реальность. В левый угол сцены прошел маленький юркий человечек с лицом, напоминающим морду хорька. 'Хорек' воздел руки, к верху требуя тишины, гул толпы начал стихать.

— Добро пожаловать, — поприветствовал он зрителей, громким, чуть хрипловатым голосом базарного зазывалы. — Ну что, начнем, пожалуй. Лот номер один! Цена от 35 кредов, кто больше? — выкрикнул он зычным голосом.

В этот момент на сцену вытолкнули женщину лет тридцати. Я онемела от озарившей меня догадки

— Куда ты меня притащила? — негодующе зашипела я прямо в Надино ухо.

— Что, не нравится? — искренне удивилась она и вроде бы даже обиделась.

— Что здесь может нравиться, это же невольничий рынок! — шепотом возмутилась я

— Ну и что, — пожала она плечами, — Главное, что интересно.

Мне вдруг стало противно, к горлу подкатила тошнота. Захотелось воздуха. Терпкого, ночного воздуха. Пусть городского, черт с ним, но свободного. Стало тесно. Торг шел своим чередом, и выставляли, уже не помню какой лот.

— Парень, двадцать шесть лет, молод, крепок… — заунывно перечислял распорядитель достоинства товара, да вот только брать никто не хотел — вид уж больно не товарный.

…Его вытолкнули на помост, на несколько секунд он ослеп от яркого света прожекторов. Да и какая разница — видит он или нет. Он не собирался смотреть в зал, как делал это раньше, мальчишкой. Тогда все хотелось рассмотреть кто из них, сидящих в зале, станет его новым хозяином. Новой бедой. К тому же немилосердно тошнило от голода и долгого путешествия. Раб сдерживался изо всех сил, стараясь, что б его не вывернуло прямо на помосте — убить не убьют, а вот бока намнут сильно. Плюгавенький, похожий на облезлую крысу, аукционер заливался соловьем, но никто не спешил вскакивать с места, начиная торг. Распорядитель подал знак помощнику. Тот резво подскочил к рабу, рывком спустил с его плеч остатки лохмотьев и с силой ткнул кнутовищем под подбородок, заставляя поднять голову. Но и после этого энтузиазма в зрительских рядах не прибавилось.

Раб поежился под обжигающими лучами прожекторов и устало оглядел зал. Глаз зацепился за яркое пятно в последнем ряду. Как же он их всех ненавидел! За все. За ошейник на шее, за кнуты, за нестерпимую боль, растянувшуюся на долгие годы, за яркие, веселые краски одежды, за умение смеяться…

Девица в красном платье медленно поднялась и застыла у своего места. Аукционер резво засчитал, а раб с неприкрытой мольбой оглядел всех присутствующих, надеясь, что его перекупят. Очень уж не хотелось становиться игрушкой в руках этой богатой сучки, а то, что она сучка, он не сомневался — нормальная женщина по таким мероприятиям не шляется! 'Ну, все, пропал мужик', - с тоской подумал раб, видя, как аукционер стукнул молотком по столу и заорал: 'Продано!'

Уж он-то, раб, знал, зачем покупают такие особы, таких как он, достаточно молодых и недостаточно изуродованных. Он мог стерпеть работы на рудниках, на плантациях, в глухих душных шахтах и многое другое, но то, что ему в скором времени предстоит стать домашним щеночком, Игрушкой-зверушкой, виляющим хвостом перед хозяйкой и быть в постоянной 'боевой готовности', если той захочется отправиться с ним в постель… его аж передернуло от подобной перспективы. Но и это было еще не все — самое страшное в положении таких 'зверушек' было то, что чтобы не иметь потомства от подобных домашних любимцев, их просто лишают единственного права, дарованного им природой — считаться мужчинами.

Жизнь в очередной раз сыграла с ним злую шутку — его увели с помоста, продав как раз той пьяной госпоже…

Молодой мужчина, выставленный на помосте, словно какое-то залежалое барахло, смотрел в зал с усталым презрением. Словно током прошибло узнавание — нагретая солнцем вертолетная площадка, вереница унылых призраков и он, валяющийся в придорожной пыли. Это о нем я думала, лежа в полумраке номера. Его сейчас продадут. Стало совсем дурно, тошнота комком подкатилась к горлу. Я слегка приподнялась, с намерением протиснуться к выходу, пока меня не вывернуло прямо здесь.

Распорядитель, видно, приняв мое движение за желание приобрести товар, начал быстро выкрикивать счет, я на это, признаться, внимания не обратила. Единственным желанием было поскорей покинуть отвратительное место. Но я не могла, как назло, сдвинуться с места — сосед справа уронил под ноги платок и полез за ним под сиденье, загородив собой весь проход. Наконец он выпрямился, путь к выходу был свободен, и в этот момент распорядитель радостно выкрикнул: 'Продано черноволосой леди, которая стоит в последнем ряду, за пятнадцать кредитов' — и в последний раз стукнул молотком, оповещая о заключенной сделке. Я начала с интересом оглядываться, ища взглядом черноволосую леди из моего ряда, и тут только заметила, что лица всех присутствующих обращены ко мне.

— Вы не кредитоспособны? — грозно вопросил распорядитель, ткнув молотком в мою сторону.

Вопрос показался обидным и оскорбительным. Ведь сейчас, благодаря казино, я могла приобрести небольшую планету со всеми ее жителями, не говоря уже о том, чтобы заплатить каких-то пятнадцать кредов. И я, не задумываясь о последствиях, с вызовом заявила, чуть заплетающимся языком:

— Нет, отчего же, я могу оплатить!

— Тогда пройдите в кассу, и оплатите покупку, а так же налог на нее, — он показал куда-то за своей спиной, и добавил сердито, — Не задерживайте торги!

Гордо вскинув голову, я пошла в сторону кассы, молча ругая себя на чем, свет стоит. Ведь знала же — на аукционе нельзя делать лишних движений! И вот, пожалуйста, такое приобретение! И что я теперь буду с ним делать!? Я добрела до конторки, которая размещалась за сценой. За конторкой виднелось добротное сооружение, напоминающее то ли сарай, то ли барак, огороженное высоким забором с нитками электропроводов наверху. Я вздохнула, на душе было маетно, и поднялась в тесное помещение конторки. Внутри было тепло, сухо и, на удивление, чисто. Мебели было не много, только самое необходимое: ящик с документами, стол из пластика, такие же стулья. На столе возвышался допотопный компьютер, того же возраста кассовый аппарат и маленький сейф. За столом сидела женщина лет сорока, равнодушная и усталая.

— Здравствуйте, — поприветствовала я, отчего-то чувствуя себя неловко под ее взглядом.

— Здравствуйте, — кивнула она мне, — какой у вас лот?

— Не знаю, — честно ответила я, еще больше смущаясь.

Женщина чуть подняла брови в легком удивлении, но все же потянулась к аппарату внутренних переговоров и, выяснив какой мне продан лот, достала из ящика стола толстый журнал, что-то в нем чиркнула, пощелкала клавишами на компьютере. Все это время я молча маялась на неудобном стуле и смотрела на стену перед собой. Отчего-то было очень стыдно.

— Приобрели себе игрушку? — беззлобно поинтересовалась служащая, очевидно приняв меня за богатую бездельницу, сбежавшую от своих гувернанток и пустившуюся во все тяжкие.

— Нет, что вы! — начала оправдываться я, — Это произошло совершенно случайно! — я моргнула глазами, стараясь не зареветь отвратительными пьяными слезами, и уже хотела рассказать о неуклюжем соседе, не вовремя уронившем платок.

— Да ладно, — махнула рукой она, — я все понимаю… — что она там понимала, мне выяснить не удалось, тихо запищал компьютер, принимая сообщение, прочитав письмо, она повернулась ко мне.

— У нас, к сожалению, небольшая задержка с юристом, придется либо ждать здесь, либо немного доплатить и его доставят вам по адресу.

— Я заплачу! — поспешила ответить я, потому как просидеть здесь еще хоть сколько-нибудь было выше моих сил.

— Хорошо, — кивнула она, — давайте данные, и отпечаток большого пальца на замок ошейника.

— Чьи? — задала я глупый вопрос.

— Ваши. Имя, фамилию, адрес…

— Вы понимаете, дело в том, что я не живу здесь… — замялась я, представив вытянутые лица наших пилотов, когда им доставят для перевозки, сей необычный груз.

— Но вы же, где-то остановились? — проявила она чудеса терпения.

— А, да, — я поспешно протянула ей визитку нашей гостиницы (хорошо хоть догадалась прихватить с собой), продиктовала паспортные данные, ткнула пальцем в дисплей компьютера, оплатила по счетам. Все происходило, словно в дурном сне. Я направилась к выходу, но тут мне в голову пришла мысль, показавшаяся верхом гениальности и вполне способная решить создавшуюся проблему.

— Извините, — я повернулась к ней уже стоя в дверях, — может, вы мне подскажите можно ли оформить вольную или что там подобное, желательно прямо сейчас?

Она взглянула на меня так, будто я ляпнула что-то крайне неприличное, но потом лишь покачала головой:

— Сейчас нельзя, — видно лицо мое приняло уже вовсе несчастное выражение, она сжалилась, и посоветовала. — Можно будет через год, если он продержится все это время у одного хозяина — таков закон. Только должна предупредить вас, в отношении этого раба — он злобен и агрессивен. Так что вы приобрели себе большую головную боль.

— Спасибо, — неизвестно зачем пробормотала я, чувствуя себя мышью загнанной в угол.

Я уже спускалась по ступенькам, когда она крикнула мне вдогонку, что покупку доставят не раньше десяти утра. Я махнула рукой, показывая, что поняла и заспешила к стоянке такси, спать хотелось немилосердно.

 

Глава 4

Пробуждение было отвратным. Пью я редко и с похмелья страдаю крайне жестоко. После тесного общения с Ивашкой Хмельницким в голове засел бесноватый дятел и при каждом движении начинал упорно долбить беззащитные мозги. События вчерашней ночи припоминались с трудом, словно пробиваясь сквозь пелену тумана, а в желудок какой-то злыдень напихал раскаленных камней, короче, ощущения незабываемые. В такие моменты всякий раз торжественно обещаешь себе навсегда завязать с пьянством. Правда, такого рода клятвы, как правило, не выполняются.

Я медленно сползла с кровати, с тоской взирая на окружающий мир, поплелась в душ. После душа, почувствовав себя почти человеком, решила, что не худо бы выпить кофе. Сначала хотела заказать прямо в номер, но потом подумав, что не худо бы прогуляться, отправилась в гостиничный ресторан. Съев легкий завтрак и выпив две чашки настоящего кофе, я почувствовала себя совсем хорошо. Теперь подремать пару часов и можно будет жить дальше. В этом благостном настроении я отправилась в свой номер, часы показывали одиннадцать, до отлета оставалось не более шести часов. Предстояло решить, как я проведу это время, чтобы ожидание не было слишком утомительным.

…Ночь прошла. Бессонная, полная до краев тоски и тревоги. Раб прекрасно знал, что от подобных хозяек сбежать невозможно, да и толку не будет бежать, насколько он помнил из рассказов своих собратьев, операции по лишению мужской части тела проводятся немедленно. Потом мужик превращается в тряпку и… безнадега-то какая! Оставалась призрачная надежда на непонятно что, потому как его сразу не забрали, а оставили ждать утра в перевалочном бараке.

Солнце уже давно встало и заглядывало ласковыми теплыми лучиками сквозь зарешеченное узкое окно. В полосках горячего света плясали пылинки и, бог мой! умирать-то как не хочется!

Пришел казенный конвоир, эта была очередная странность, обычно его забирали хозяйские. Что конвоир казенный, раб определил по форме, такой же, как и у охранников аукциона. Пришедший бесстрастно глянул на раба, перековал руки, больно завернув их за спину, надел на пояс железный обруч и заковав в кандалы ноги, пристегнул их к обручу. Закончив с этим, нацепил рабу стальной ошейник поверх тесного кожаного, доставляющего немало страданий молодому человеку. Поводковую цепь от железного ошейника защелкнул наручником на своем запястье.

До нужного им места добирались пешком, благо было недалеко. Идти со спутанными ногами было нелегко, раб то и дело спотыкался, получая за каждое промедление по легкой затрещине. Прохожие, попадающиеся навстречу, в большинстве своем брезгливо отворачивались от колоритной парочки. Нагретая мостовая приятно согревала замерзшие за ночь ноги.

Остановились возле огромного здания с разряженным шутом у входа, похоже, охранником. Конвоир протянул угрюмому ливрейному стражнику какие-то документы, тот кивнул и нехотя отворил дверь. В здании было прохладно, а рабу в его ветхих лохмотьях, где дырка на дырке, и вовсе стало холодно.

Долго поднимались по боковой лестнице пока, наконец, не добрались до нужного этажа. Конвойный толкнул высокую стеклянную дверь, и они оказались в достаточно теплом коридоре, застеленном узкой ковровой дорожкой. Напротив двери висело огромное зеркало, раб, увидав в нем свое отражение, даже отшатнулся сначала, но потом решил, что грязное пугало, глянувшее на него с той стороны стекла очень даже ничего. Может, молодую хозяйку отвернет от такого приобретения и она его сразу перепродаст.

Конвоир постучался в дверь нужного номера, ему никто не ответил. Он полез в бумаги и сверился с номером на двери, все было верно. Конвоир пожал плечами, снял с приведенного раба казенные цепи, оставив только его ошейник, заставил сесть на пол, пристегнул кандалы к кольцу, торчащему у пола, и ушел. Раб дождался, когда на лестнице стихнут шаги, подергал кольцо — безрезультатно, оно оказалось намертво вмуровано в пол. Бежать невозможно. Раб устало закрыл глаза. Очень хотелось есть, а пить и того больше.

Он сидел и размышлял о хозяевах, которые совсем не заботятся о своем имуществе, вспоминая теперь о прошлом хозяине почти с симпатией и убеждаясь, в очередной раз — все свободные — сволочи.

В глубине коридора звякнул колокольчик, из разъехавшихся дверей вышла невысокая темноволосая девушка, та самая, которая считалась теперь его госпожой. На ее лице сияли больше глаза, не поймешь сразу какого цвета — то ли синие, то ли зеленые. Свежее личико ее не хранило никаких следов ночного празднования, только темные круги под глазами выдавали неприятное состояние похмелья. На какое-то мгновение показалось, что он ее уже где-то видел. Это было даже не воспоминание, лишь его отблеск за давностью почти истертый временем. Раб едва заметно тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. Он настороженно следил за ее легкой неслышной походкой, пытаясь сходу определить ее характер и свои будущие проблемы. Вот она подошла к нему вплотную и рассеяно уставилась на него, как на незваного гостя, в глазах нет ни намека на обычное хозяйское презрение, только настороженный интерес…

Возле номера меня ожидал сюрприз в виде грязного парня, одетого в тряпье, почти рассыпавшееся от грязи и времени. Возраст его я не отважилась определить точно, разрешив себе предположить, что он достаточно молод. Он сидел на полу, привалившись спиной к моим дверям. Я не могла попасть в номер, минуя его, поэтому, присев на корточки и сравнявшись с ним в росте, вполне миролюбиво поинтересовалась:

— Привет. Ты кто?

— Хороша же хозяйка, — горько усмехнулся он, не поднимая головы, и продолжил с явным ехидством, — не знающая свое имущество!

— Вот черт! — выдохнула я, моментально припомнив подробности вчерашней ночи. Я протянула руку с намерением поднять его голову и заглянуть в лицо. Он дернулся, очевидно, опасаясь непредвиденных действий с моей стороны.

— Спокойно, — как можно ласковее проговорила я, — никто не собирается тебя трогать.

— А кто ж тебя знает! — с вызовом откликнулся он.

Я вздохнула и поднялась, пропустив мимо ушей его дерзкий ответ:

— Ну что ж, пошли, собственность. Негоже под дверями разговаривать.

— Как же я пойду? — в усталом голосе слышалась насмешка, — Я же пристегнут, — он продемонстрировал руки в наручниках, пристегнутых к кольцу, вмонтированному в пол. — Чтоб не сбежал.

— А где ключ? — растеряно спросила я.

— Мне точно не оставляли, — нахальничал он, а когда я повернулась, чтобы идти к портье, тихо, но достаточно отчетливо сказал: 'Дура!'

Парень явно нарывался, а у меня в это утро с чувством юмора было туговато. Резко повернувшись, шагнула к нему, он благоразумно отодвинулся.

— Боишься? — поинтересовалась я, с любопытством разглядывая смятение, на миг отразившееся на его лице, протянула руку и выдала легкий подзатыльник, не настолько болезненный, насколько обидный, — Не шали!

Он демонстративно отвернулся к двери, а я только вздохнула, что поддалась на провокацию. Он явно добивался от меня чего-то подобного, скорее всего, чтобы доказать себе — все хозяева изначально сволочи. Не так надо было начинать, ох, не так! Но кому понравится, когда тебя обзывают 'дурой' ни за что, ни про что? Ладно, душевные терзания пока подождут. Нужно раздобыть ключ и если, как справедливо заметил парень, ему ключа не оставляли, значит нужно поинтересоваться у портье.

Направляясь к лифтам, я мысленно подводила итоги первого знакомства. Мы с ним разговариваем на одном языке, а это уже кое-что (а голос его мне понравился, немного простуженный, но это очень быстро исправляется). Значит, сможем понять друг друга и наладить контакт, это достаточно легко, при наличии некоторой сноровки, конечно. А сноровка эта самая и немалая доля изворотливости у меня имеются — сказывается опыт общения с больными. Что ж, дружок, ухмыляясь зеркалу в лифте, подумала я, мы с тобой еще поговорим, я пробьюсь через колья и шипы, которые ты для меня выставляешь, не пройдет и недели, а может и меньше, и ты у меня с руки будешь есть, в переносном, конечно, смысле. Так наше общение даже будет интереснее. Отнеся его к бесконечной череде своих пациентов, я заметно успокоилась, конечно, неприятный осадок от первой попытки еще оставался, но ничего не поделаешь, первый блин, он всегда комом.

…Снова оставшись в одиночестве, он на несколько минут застыл, уперши невидящие глаза на противоположную стену. Простенок между дверями напротив задрапирован темно-бордовым бархатом. Раб пытался собрать разбегающиеся мысли. Он сделал все, как было задумано, и первое знакомство с хозяйкой переросло в стычку.

Сделал все что, мог чтоб настроить ее против себя — нахамил, как сумел, все же не сильно переваливаясь за грани дозволенного, но в его жизни убивали и за меньшее. Когда она грозно придвинулась к нему, он со злым удовлетворением отметил — она такая же, как все, и уже приготовился понести заслуженную кару, подыгрывая ей деланным испугом. Но… но она поломала ему все планы.

В ней все было не так, неправильно — спокойный разговор, жесты, поведение — все не то, к чему он привык. Она сбила его с толку даже своим подзатыльником. Вместо того, что бы взбеситься, начать орать, топать ногами, пинать бесправное существо она просто придвинулась чуть ближе и прошлась кончиками пальцев по взлохмаченной, давно не мытой голове, даже не ударила, нет. Сделано это было не по хозяйски, а будто походя комара прихлопнула. Свела брови у переносицы, скорчив забавную гримасу, не имеющую ничего общего с настоящей злостью, пальчиком погрозила, как в семье хозяев родители грозили не в меру расшалившимся детям. 'Не шали!' — приказала, а в голосе все равно нет злости или жестокости. От этого, почему-то, стало еще обидней и себя жалко до слез, чего с ним давно не случалось, с тех пор как детство закончилось, так и не начавшись.

Раб потерся спиной о стену, со злорадным удовольствием пачкая грязными лохмотьями и телом выскобленную до блеска поверхность: заживающая кожа все время немилосердно чесалась…

Поход к портье не занял много времени, и уже минут через пятнадцать держа в руках объемистый пакет с ключами и документами, я поднималась в номер. Выйдя из лифта, я увидала, что действующих лиц у моих дверей, к сожалению, прибавилось. Над моим приобретением стоял Эжен, задумчиво почесывая нос. Увидав меня, он забавно вздернул правую бровь и поинтересовался:

— Это что?

— Не что, а кто! — поправила я друга.

— Ну, хорошо, кто? — не отставал Эж.

— Понятия не имею, — честно призналась я, скривив унылую рожу. — Вот познакомлюсь, обязательно расскажу.

— Ты хочешь сказать, что это, — кивок на раба с опаской косящегося на Эжена из-под копны спутанных волос, — твое?

— Да, — пришлось признаться мне.

— Ну, ты, мать, даешь! — неодобрительно хмыкнул он, — Отойдем, разговор есть, — и первым двинулся в сторону окна, кивком приглашая следовать за ним.

Я мысленно плюнула и поплелась за Эжем. Он уперся ладонями в подоконник, задумчиво полюбовался копошащейся внизу улицей, и не глядя на меня, спросил:

— И где ж это тебя так угораздило? Ведь говорил же Дмитрий Петрович не отпускать тебя одну! Неприятностей сейчас не оберемся! Хочешь совет?

— Не хочу! — честно ответила я, Эж мое заявление проигнорировал.

— Избавься от него пока не поздно — на станцию с домашним скотом не пускают!

— Не думала, что ты такой циник, — покачала я головой.

— Я не циник, а реалист, — перебил он меня.

— А он не скот, — парировала я, — и, насколько я помню, устав станции запрещает лишь коммерческую деятельность, а про движимое имущество там ничего не сказано!

— Не сказано, — согласился Эжен, — но ты взрослый человек и должна понимать, что командование от этого в восторг не придет, и ты вполне можешь вылететь со станции! Это же готовый прецедент! Анька, ну подумай, зачем тебе эти стрессы? Проблем же с ним не оберешься, к тому же скоро будут приняты поправки к закону и рабовладение окончательно станет незаконным!

— Вот когда примут, так сразу же и отпущу, — упрямо заявила я, пропустив мимо ушей его мрачный прогноз о моем будущем. Настойчивость Эжена раздражала и укрепляла в уверенности оставить покупку себе.

Он хотел еще что-то сказать, но слов так и не нашел, только выматерился на неизвестном мне языке и, качая головой, заспешил в свой номер разбалтывать новость.

Я посмотрела ему вслед в древнерусской тоске. Сейчас он такого про меня наболтает, что и за год не разгребешь. Да и прав он, черт бы его побрал! Шила в мешке не утаишь, но перспектива общественного порицания и возможной потери работы была не настолько пугающей, чтобы последовать совету друга и сломя голову лететь продавать раба. Я оглянулась, парень сидел на полу, упершись подбородком в грудь и неловко подобрав под себя ноги. Руки, наверное, совсем затекли, он еле заметно поводил плечами, стараясь хоть как-то восстановить кровообращение. Есть небось хочет до тошноты и на полу сидеть холодно. Ну и как его продать, а? Как отступиться, если знаешь, что это для него верная смерть? Клятву Гиппократа давала? Помнишь? '…Помогать наравне как мужчине, так и женщине; как свободному, так и рабу…' Веришь? Отрабатывай, раз случай выпал! И нечего сомневаться, иначе грош тебе цена! Замок поддался, и кандалы с глухим стуком упали на пол, носком туфли откинула их подальше и распахнула дверь:

— Заходи! — сделала я приглашающий жест. Он не шевельнулся. Мне пришлось второй раз за утро устроиться в неудобной позе. На этот раз я не церемонясь повернула его к себе и, посмотрев в глаза, сообщила. — Слушай сюда, дружок, я тебе не надсмотрщик и рукоприкладством заниматься не буду, это противоречит моим принципам. Сегодняшний подзатыльник не в счет — ты нарывался. Кандалы на тебе расстегнуты, и я предлагаю тебе выбор: или ты заходишь в мой номер и остаешься со мной. Я гарантирую, что за отвратительное твое поведение тебе ничего не будет. Или ты перестаешь пугать добропорядочных граждан своим видом, и сваливаешь отсюда.

Я буду не в обиде и с удовольствием избавлюсь от строптивого раба. Я даже заявлять о тебе не стану. Но прежде чем уйти подумай, тебе нужна одежда, деньги, снять ошейник и многое другое. Без этого по твоему виду быстренько определят, что ты беглый. А насколько я знаю, вашего беглого брата не жалуют. Так что тебя пристрелят сразу возле отеля, и это в лучшем случае, потому как могут выловить вольные охотники, слышал о таких? — он угрюмо молчал. Про охотников был чистый блеф, я о них ничего не слышала, более того, я сама их изобрела только что. Но судя по его лицу, что-то подобное все же существовало, я, ухмыльнувшись, констатировала, — Конечно, слышал. А знаешь, что будет, если они тебя поймают? Нет? Так я расскажу — ты пойдешь по второму кругу. Выбор за тобой. На раздумья ровно минута, затем я закрываю дверь на замок, и можешь катиться куда хочешь, но когда поймают и приведут ко мне, я сделаю вид, что в первый раз тебя вижу.

Я медленно поднялась и вошла в номер, неплотно притворив за собой дверь, прошла в гостиную и тяжело опустилась в кресло. Если я в чем-то ошиблась со своими доводами, то обрекла парня на верную смерть. Хотя, никакого выбора у него нет. Это ж не выбор или остаешься, или тебя пришибут. И хотя инстинкт самосохранения самый сильный в этом мире, я немножко волновалась. Надо же, права была служащая — нажила себе головную боль. С другой стороны, не хочет оставаться со мной — его проблемы, в конце концов, что с ним делать ума не приложу, тем более, он сделал все что мог, чтобы меня от него отвернуло.

…Ему казалось — напугать его уже не сможет никто. Но этой девчонке, которую он при желании смог бы удушить одной рукой, это удалось. Хотя напугать сказано громко, а вот растревожить и смутить, это в самую точку. Еще более непонятно оказалось то, что когда к нему в коридоре подошел тот парень, очевидно, ее друг, она отправила его восвояси, вместо того, чтобы попросить помочь ей справиться с непокорным рабом.

Он потер затекшие от кандалов запястья, воровато оглянулся и, поднявшись, пробрался к черной лестнице. Он был уже готов рвануть на себя стеклянную дверь и скатиться вниз по лестнице. Вон она, долгожданная свобода, греет за окном теплыми лучами не успевшую еще запылиться нежно-салатную траву.

Положив руку на блестящую дверную ручку, он вдруг остановился, задумавшись. Зерно сомнения, заброшенное ею в мятущуюся душу, дало богатую поросль. Хорошо, он сейчас выскользнет отсюда, проберется до нижнего этажа, при определенной доле удачи, может быть, выскочит на улицу, а дальше-то что? Он оглянулся на зеркало, оттуда на него все так же смотрело грязное полуголое чучело. Она права, промелькнула в голове грустная мысль, схватят сразу же, не успеешь и двух шагов сделать. Да, ты получил сиюминутную свободу, а что ты с ней делать будешь? В таком виде и без денег далеко не набегаешься — словят через несколько часов, если не сразу при выходе. К побегу надо хорошо подготовиться, а сбежать можно и в другой раз, когда обстановка будет более подходящей. Когда не будешь в центре города, и на каждом шагу не будет шнырять патруль. Да и не будет она ничего с тобой делать, пока не доберетесь до ее дома. Не в номере же операциями заниматься! Похоже, придется вернуться к хозяйке, пока еще не поздно, переступить через себя, покориться и унизительно вымаливать прощение. Она же обещала прощение, правда, хозяевам верить нельзя, а нет, так ляжешь под плеть, не привыкать.

Он оглянулся на приоткрытую дверь хозяйского номера, на тяжелые браслеты кандалов, небрежно брошенные на пол, и едва не разрыдался от необходимости принимать такое ответственное решение — уйти или остаться, чего ему еще ни разу не доводилось делать. Свобода одновременно и манила и пугала, ввергая в первобытный ужас. К тому же раб прекрасно понимал, все сказанное хозяйкой относительно его будущего — правда. Без денег и одежды долго не протянуть, об этом же настойчиво на все лады повторял внутренний голос, которому раб привык доверять куда больше, чем органам чувств. Ему не пробраться мимо электронной стражи — ошейник тут же даст о себе знать оглушительным звоном, а снять его может только хозяин, приложив к замку палец.

Раб в бессильной ярости пнул босой пяткой стену и тут же жалобно охнул — ничем не защищенная нога отозвалась резкой болью. Осязаемая боль вернула к жестокой действительности, от которой его отвлекли мысли о возможной свободе. Необходимо вернуться к госпоже пришибленным и покоренным, надо продержаться до того момента, пока она не покинет это опасное для него место, а потом бежать без оглядки при первом же удобном случае. Он так долго ждал подобной возможности, что несколько лишних часов значения уже не имеют.

Приняв это решение, раб зло ухмыльнулся своему отражению и побрел в сторону хозяйской двери, понуро опустив плечи. Раб проскользнул в приоткрытую дверь, и все сомнения тут же куда-то улетучились, уступая место природной осторожности. Темнота, царившая в малюсеньком коридорчике, ослепила и он, потеряв ориентацию, остановился. Подобрался, и чуть пригнувшись, сделал пару осторожных шажков, в любой миг ожидая нападения, но… ничего не случилось. Глаза привыкли к полумраку, позволяя разглядеть узкий коридорчик. Засаду устроить невозможно.

Толкнув следующую дверь, он оказался в богато обставленной комнате. Такой роскоши видеть ему еще не приходилось, хотя некоторые дома, в которых ему довелось поработать до этого, считались достаточно богатыми. Он оторвал глаза от золотистых стен, увешанных странно поблескивающими картинами, и красиво увитых вьющимися лианами цветов, от мебели, обитой темно зеленым материалом, мягким и теплым на ощупь, чуть повернул голову и увидел ее — свою хозяйку и повелительницу, она сидела в кресле напротив двери, во взгляде темно синих глаз настороженное ожидание.

При его появлении из груди хозяйки вырвался едва слышный вздох облегчения. 'Ей нельзя верить, — напомнил себе раб, глядя в ее глаза, но мысли уже приняли другое направление, — черт, как все неправильно!' — с тоской думал он, отчего-то смущаясь под ее внимательным взглядом. Низко склонив голову, опустился на колени, упершись в пол раскрытыми ладонями выражая полную покорность…

 

Глава 5

Когда секундная стрелка почти закончила свой пятый круг, дверь номера тихо приоткрылась, и в образовавшуюся щель крадучись просочилось мое приобретение. Молодой человек опустился на колени и застыл с низко опущенной головой. Я с молчаливым интересом наблюдала за ним, лихорадочно соображая, как расположить его к себе и никак не могла придумать, что следует говорить в таких ситуациях, а ему, похоже, вообще говорить было непозволительно. 'Знал бы ты, — мысленно ухмыльнулась я, — что мне страшно не меньше, чем тебе!'. Мои глаза задержались на его шее. И, сама не знаю почему, я дико разозлилась — кто, спрашивается, дал людям, право, надевать на ближнего ошейник?

— Встань! — приказала я, удивляясь резкости, прозвучавшей в голосе.

Раб, повинуясь приказу, медленно поднялся.

— Подойди сюда!

Молодой человек не двинулся с места, покорность трещала по швам. Вот зараза, восхитилась я, интуитивно сознавая — мои приказы как единственной хозяйки должны беспрекословно выполняться и что за невыполнение этих самых приказов я вправе жестоко наказать раба. Уж если это осознавала я, то он и подавно! Чем там его наказывали в порту — кнутом? От одной мысли об этом меня передернуло. А раб продолжал неприязненно изучать меня из-под спутанных косм, только глаза блестели.

— Подойди, — повторила я мягче, — не бойся.

Неприязнь в его серых глазах сменилась презрением, тут же тщательно скрытым показным смирением. Парень сделал два шага ко мне и снова остановился на почтительном расстоянии.

— Ближе, — потребовала я.

Сжав зубы, до того, что выступили резко очерченные желваки, он подошел почти вплотную, и вытянулся во весь рост, гордо расправив плечи. Я поднялась ему навстречу, с некоторым раздражением, отметив, что мой нос маячит где-то в районе его груди. Да уж, парень высок, почти как мой отец, а тот бугай на все два метра потянет. Вне всякого сомнения, он так же достаточно силен, не смотря на болезненную худобу и внешнюю изможденность. О его силе ясно свидетельствовала мощная шея, туго обтянутая широкой полоской кожаного ошейника, давно уже ставшего тесным.

— Наклонись.

Он чуть подался корпусом вперед, а у меня закружилась голова то ли от удушающей вони, исходящей от него, то ли от неожиданной и безграничной власти над живым существом, сходным мне по разуму и повадкам. Я самым жестоким образом подавила в себе это незваное и пьянящее чувство, сходное разве что с азартом, испытываемым мной у игорного стола.

— Ниже, — уже попросила я, чувствуя, как краска заливает мое лицо.

Он переломился почти пополам, так что, я, не поднимая рук, могла дотянуться до его шеи. Я дотронулась до его щеки, заставляя склонить голову на бок, чтобы было удобнее добраться до ошейника. Осторожно, стараясь не ворочать это сомнительное украшение, дотянулась до замка, с силой прижала к нему большой палец. Хитроумный магнитный замок с тихим щелчком раскрылся и широкая полоска жесткой, потрескавшейся от времени кожи точно живая и еще теплая, нагретая теплом его тела, соскользнула в мою раскрытую ладонь. Почти чистая шея оказалась стертой до крови. Я прикусила губу, представляя, какую боль и неприятности это ему доставляло. Чуть сжав напряженные мужские плечи, подняла его и, показав ошейник, все еще свисающий с моей руки отшвырнула вещицу в сторону. Ошейник пролетел через всю комнату, с глухим стуком ударился о начищенный до блеска пол и змейкой скользнул под диван.

— Вот и все, — удовлетворенно заявила я, вытирая руки о штаны.

От звука моего голоса он вздрогнул и отступил на полшага назад. Его недоверчивый взгляд метнулся ко мне, затем заскользил по обстановке комнаты, на секунду остановился на передвижном столике с напитками. И он тут же отвел глаза, делая вид, что столик его нисколечко не интересует.

— Ты хочешь пить? — обрадовалась я возможности завести разговор, повернулась к столику с напитками.

Я налила воду в высокий стакан и протянула парню. Пить хочет до смерти, я же вижу, вон как кадык пляшет, ан нет — стоит как вкопанный! Ишь, какой недоверчивый, лучше сдохнуть от жажды, чем принять стакан из моих рук. Смешно, право! Я шагнула к нему, он попятился, и так до тех пор пока не наткнулся спиной на стену и бежать стало некуда. Я взяла его руку, не обращая внимания на грязь покрывающую ладонь, вложила в нее стакан и подтолкнула к губам. Он настороженно смотрел на меня над ободком стекла и сделал первый глоток. Все верно — главное начать. Жадно глотая выцедил все до последней капельки, вытер губы тыльной стороной ладони. В моей голове уже сформировалось какое-то подобие плана на ближайшее будущее: парня надо помыть, причем срочно, одеть, накормить, дать выспаться и… но это будет потом, а пока надо познакомиться.

— Давай что ли, знакомиться, — не очень уверено предложила я, принимая стакан из его рук и ставя его на место. — Меня Аня зовут, а тебя как?

Парень глянул исподлобья и попытался снова придать себе независимый и непримиримый вид.

— Раб сорок семь, девяносто четыре, госпожа, — с низким поклоном отрекомендовался он. Ух ты, а мы, оказывается, умеем связно разговаривать!

— Так не пойдет, — покачала я головой, — я не могу обращаться к тебе по номеру, к тому же у тебя должно быть имя.

— Нам имена не положены, госпожа, — с показным безразличием изрек он.

— Это ты прекращай, у всего есть имя, — убежденно заявила я. — Как, к примеру, тебя звали твои предыдущие хозяева?

— Ублюдок, скотина, — и, подумав, добавил кое-что еще, способное вогнать в краску и капрала спецназа, а уж они-то известные мастера словесности. — Дальше продолжать? — с долей ехидства осведомился он и, подумав, добавил, — госпожа.

— Не стоит, — покачала я головой, — оно, конечно, красочно, но мне не подходит. Хорошо, с хозяевами понятно, а ты сам как себя называешь? И не говори, что номером, не поверю ни за что!

На мой вопрос парень решил гордо отмолчаться, а я досчитала про себя до десяти. Если каждая наша беседа будет напоминать что-то подобное то, я либо прибью его, либо меня сдадут в психушку. Второе вероятнее.

— Хочешь молчать — твое право, — отступилась я, — но тебе все равно придется выбирать себе имя.

— Как прикажите, вы хозяйка, — едва заметно поморщившись, откликнулся он.

— Э нет, — покачала я головой, — не перекладывай с больной головы на здоровую. Это дело касается только тебя. Если ты будешь жить со мной, а ты будешь, раз остался, учись принимать решения самостоятельно. Как видишь, требования у меня не велики. Ну что, давай, начнем?

— Да, что вам вообще от меня надо? — он вскинул голову и впервые сам посмотрел мне в глаза, помолчал немного, я не мешала, прекрасно понимая, высказано далеко не все. — Разговариваете как с равным, а кто я такой? У меня нет прошлого, да и будущего тоже не будет. Все, что я имею, это только настоящее, да и то мрачное, как ночная шахта. Подчинить вы меня все равно не сможете, многие пытались, да не вышло, — горько усмехнулся он. — Сделать из меня вещь для постельных дел — радость не большая. Так что единственное, что вам остается, убить меня, потому как побои на меня уже давно не действуют. А убить меня очень просто, потому что меня вроде и нет вовсе, не мне об этом вам рассказывать, да и жизнь моя не стоит и речного камня, не то, что денег, за меня заплаченных. Вы требуете честного разговора, да я вам не ровня. Пытаетесь дать мне имя, словно я обычный, да вот помеха здесь небольшая — раб я, им рожден, им и сдохну. Так чего же тянуть? — и, не видя никакого отклика с моей стороны, он продолжал, — Как, однако, у вас, хозяев, все просто! Сейчас вы говорите — решай сам, даете некоторую свободу. А потом, когда я почувствую себя почти человеком, вам это не понравится, и я опять скачусь в разряд скота… — он только махнул рукой.

Это походило на истерику человека, балансирующего на самой грани и со всей ясностью понимающего, что дальше ничего уже не будет, а значит сейчас можно быть честным. Адреналин, помешанный на дыхании смерти. Именно эта гремучая смесь, подмешиваясь в кровь, заставляет человека совершать безумные поступки, зачастую перетаскивая из того мира в этот, наполняя душу висельным восторгом. А впрочем… Я пригляделась. Да, это была истерика, но не совсем. Нет, не так, это больше походило на направленный взрыв, будто за истеричными выкриками стоял холодный рассудок. Чего добивается? Пока не ясно. Это был тот редкий случай, когда я пожалела, что моя основная специальность хирургия. Психиатрия тут не помешала бы.

— Отношение к тебе, — серьезно сказала я, стараясь не выдавать охватившее меня напряжение, — зависит только от тебя самого. Я не собираюсь тебя продавать, если ты это имел в виду. Пороть тебя каждый день, да и вообще, тоже не входит в мои планы, у меня просто на это нет ни сил, ни времени. Что до одалиски, в нашем случае это будет одалиск, в отношении тебя даже близко нет таких желаний. Да и ты, признаться, в своем нынешнем состоянии мало кого можешь вдохновить на что-то подобное. Если же мне, как сейчас, так и в будущем понадобится подобная разрядка, я найду, где ее получить, не прибегая к твоим услугам. Все остальное, что касаемо нашего совместного существования, исключительно в твоих руках. Я не обещаю тебе легкой жизни — характер у меня не сахар, но так как нам придется прожить некоторое время бок обок, давай попробуем жить в ладу. Надеюсь, я доходчиво объяснила? — Дождавшись его кивка и невнятного бормотания, я продолжила, — а теперь кончай хамить и раздевайся, тебе жизненно необходимо помыться. От тебя такая вонь, что мухи и те передохли. Да и отдельная просьба — прекрати называть меня госпожой! — я развернулась и пошла в ванную комнату, прихватив дорожную сумку, стоявшую у дивана.

— Влад, — тихо пробормотал он.

— Что, прости? — обернулась я.

— Я называю себя Влад, — смущенно повторил он.

Теперь он уже не выглядел агрессивным и хамоватым, каким показался сначала. Передо мной стоял обычный юноша, немного напуганный и растерянный и… и больше ничего.

— Ну, здравствуй, Влад. Давай на 'ты', ладно? — он кивнул, а я напомнила, — Раздевайся, я сейчас налью ванну.

Я пустила в ванну горячую воду, наблюдая, как помещение заполняется мягкими клубами пара. Оглядев полочки с ровной батареей бутылочек и баночек с различными ароматическими веществами, выбрала самое пахучее из них и вылила почти весь флакон в наполняющуюся ванну, надеюсь, это хоть чуть-чуть перебьет невообразимую вонь, исходящую от парня.

К сожалению, дорогущая ароматическая пена не избавит его от паразитов, которые нашли прибежище на его голове и теле. Я открыла свою сумку и провела в ней изыскательные мероприятия.

В моей дорожной сумке можно разыскать все, что угодно, начиная со скудного сухпайка и заканчивая вечерним платьем, а уж банальное средство от вшей там должно быть обязательно. Никогда не знаешь, на какую из планет, и в какую обстановку тебя окунет очередная командировка, вот и приходится таскать за собой все это хозяйство. Вот помню, подняли меня как-то посреди ночи и отправили… На пороге ванной появился Влад, причем он так и не разделся. Стеснительный, что ли? Вроде, не похоже. Он остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Поди сюда, — позвала я, усаживаясь на бортик ванны.

Влад подошел, оставляя грязные следы на влажном полу, и остановился рядом, ожидая дальнейших распоряжений.

— Наклонись над раковиной, пожалуйста, — попросила я.

Влад растерянно посмотрел на меня. 'Черт, — посетила меня здравая мысль, — ну ты, Аня, попала. Он не знает, что такое раковина! Что же дальше будет?' Я указала ему на голубую чашу рядом с собой, над которой топорщился никелированный блестящий кран. Наконец до парня дошло, что от него хотят, и он почти уткнулся лицом в холодный кафель.

Я, без задней мысли, не предупреждая, пустила воду. Вода сильной струей обдала грязные космы, залилась в уши, попала в нос. Это вызвало непредвиденную реакцию с его стороны — он резко дернулся в сторону, чуть не выломав чудо сантехники из стены, поскользнулся на влажном полу и, со всего маху, звонко шлепнулся, на плиточный пол, и, в довершении всего, забился под раковину.

Я застыла в немом изумлении. Я ожидала чего угодно, но только не этого. И как только этот долговязый субъект поместился под раковиной? Парень вжался спиной в кафель стены и застыл, делая вид, что он деталь пейзажа, только босые грязные ступни с поджатыми пальцами торчат. Вот ведь, как странно получается — в коридоре, я голову могла прозакладывать, парень с мрачной решимостью собирался расстаться с жизнью, сам, но стоило заподозрить, что кто-то другой вознамерился отнять ее, как он, наплевав, на осторожность кинулся спасаться.

Я посидела несколько минут, ожидая, что он сам выползет из своего укрытия, поняв, что ничего плохого с ним не случилось, а заодно размышляя, какие доводы привести, что бы извлечь его оттуда. Что-то подсказывало, что силовые методы здесь не подойдут и кричать нельзя, только напугаю.

— Эй, ты там живой? — так ничего и, не дождавшись, позвала я, заглядывая под раковину, — Ты еще долго намерен там сидеть? Предупреждаю: пол холодный и ты можешь заболеть, а больного тебя со мной на станцию не пустят. Тебя отправят в карантин.

— Я не хочу в карантин, — забеспокоился он, затравленно косясь на меня.

— Тогда вылезай.

— Нет, — замотал он головой, еще теснее вжимаясь в стену, — госпожа мной не довольна и хочет меня убить.

— Ох, ты ж, мамочка моя! — всплеснула я руками, — Да я не собиралась тебя топить, а хотела лишь намочить голову. Вылазь, не заставляй меня оттуда тебя выковыривать, — попросила я.

— Вы точно не будите меня не топить? — осведомился он, все же выползая из своего укрытия.

— Не буду, честное слово, — успокоила его я, удивляясь, как это может такой взрослый человек вести себя настолько по идиотски, — вставай, и давай все-таки намочим волосы, потом я намажу твою голову гелем от вшей. Только не дергайся.

Вторая попытка удалась почти с успехом, в том смысле, что он больше под раковину не забивался и вел себя вполне прилично, только вздрагивал от каждого моего прикосновения и громко фыркал, когда вода заливалась в нос. И эта покладистость настораживала. Мало верилось, что это моя заслуга. Как же все сложно! Не было беды у бабы, купила баба порося! Вот я та самая дура баба и есть!

Я извела на его голову почти весь флакон средства от паразитов, но мне удалось вывести эту дрянь, не состригая волос. Остатки геля я, не задумываясь, вылила в ванну. Затем усадила его на низкую скамеечку, густо намылила его лицо пеной для бритья из запасов гостиницы и, умоляя парня не дергаться, приступила к сбриванию щетины.

— Кто тебя брил раньше? — поинтересовалась я, аккуратно орудуя опасной бритвой — единственной, найденной мною в шкафчиках ванной, что ж ты хочешь — сервис!

— Один из наших, ну, рабов, перед тем как хозяин продал меня торговцам, — хрипло пробормотал он, с опаской косясь на лезвие в моих руках, даже госпожой назвать поостерегся.

— Не трясись ты так, — усмехнулась я, проводя по его подбородку, — я не собираюсь резать тебе горло.

Закончив с бритьем, стерла влажным полотенцем остатки пены, удовлетворенно отметив, что теперь он стал более похож на человека его возраста. Убрала нервирующие его бритвенные принадлежности, только после этого он задышал свободно.

— Сам помыться сумеешь? — он закивал, подтверждая, да, сможет, — Только пообещай, что возьмешь вот это и это, — я показала мыло и мочалку, — воду можешь менять сколько понадобиться. Договорились? — я показала, как обращаться с задвижкой и краном.

— Да, госпожа, — пробормотал Влад, глядя куда-то в пол.

— Вот и хорошо, — порадовалась я, — И повторяю еще раз — не называй меня госпожа, у меня имя есть! Давай, залезай, — я легонько подтолкнула парня к наполненной ванне, — сперва одну ногу, вот так, теперь другую. Не горячо? — я заботливо поддержала его за руку, помогая забраться в воду. Усилием воли сдерживая усмешку, когда он с опаской переступал через высокий бортик. — Теперь садись.

Он, повинуясь моему приказу, осторожно опустился в воду. А ничего держится мужик, с уважением подумала я, спина битая, небось, ноет до слез от горячей воды. Может остаться и помочь помыться? Нет, не стоит. Пусть побудет один, обдумает перемены в жизни, к тому же у меня дел невпроворот.

— Ты только не засыпай, ладно? — проговорила я, обернувшись на пороге. — Если помощь нужна будет — зови. Я здесь, рядом.

…Раб бессмысленно пялился в высокий потолок, выложенный зеленой плиткой в причудливых разводах, ловя неожиданные минуты покоя. Хотелось отдохнуть. Забыть о том, кто он и ни о чем не думать, вытянувшись под горячим водяным покрывалом, ощущая, как тело теряет вес. Наверное, это и есть счастье, прокатилась в голове ленивая мысль. Целая (как там госпожа называла?…а ванна) ванна горячей воды и никого вокруг. Воды было так много, что могло хватить на всю плантацию, и она предназначалась ему одному! Как мылись хозяева, он не знал — раба никогда не пускали дальше прихожей хозяйского дома, а вот в те плошки, что им выдавали не чаще раза в месяц, чтобы помыться, едва помещались ступни. Даже когда был при борделе, такого богатства не видел. Рабов загоняли в душное помещение, воздух в котором дрожал от жары и пара, выдавали обмылок серого мыла и ковшик, которым следовало черпать чуть теплую воду из гулкого металлического бака. Но это было слишком давно, что почти истерлось из памяти. Да, наверное, это счастье, если бы еще не ныли, горя огнем, свежие ссадины, особенно на шее. Влад еле сдерживался, чтоб не начать поскуливать.

Поняв, что отдохнуть не получится, Влад постарался привести в порядок мысли и чувства, окончательно разболтавшиеся после разговора с новой хозяйкой. С предыдущими все было просто и понятно. Не надо было напрягаться, отыскивая им определения и настраивая себя на какое-то отношение к ним. Их всех можно было просто, по привычке, люто ненавидеть, отвечая этим на унижения и боль.

Влад немного сердился на себя — как могло произойти такое, что она за такое короткое время вывернула его наизнанку? Просила поверить ей. Поверишь тут, как же! А вдруг все сказанное ею, правда? Сколько не пытался убедить себя, что верить ей нельзя, а не смог. Поверить-то, как хотелось, не меньше чем жить. Хоть раз, взять и поверить, что все будет хорошо. Ведь она же сказала, что продавать не собирается и пороть не будет. В последнее, зная по опыту, верить особо и не поверишь, а с другой стороны, кабы хотела уже давно перепало. Особенно после того, как раз за разом не выполнял приказов, дерзил, смотрел в лицо и, сорвавшись, орал что-то несусветное. Пятьдесят ударов кнутом, никак не меньше. За каждый проступок. А она промолчала. Может, решила отложить…

Слушая тихое, убаюкивающее шуршание пены, он вспоминал ее глаза, когда бросал ей в лицо едкие презрительные слова, какие не осмелился сказать никому другому, и как кругом шла голова своей нечаянной смелости. А потом, опомнившись, едва сдерживал нервную дрожь в ожидании наказания. Похоже, усмехнулся Влад, выброшенный ошейник плохо влияет на его характер.

Она выслушала его внимательно, ни разу не остановила, что тоже удивительно и не понятно. Сначала показалось — его слова не тронули ее, но потом он заметил отблески грусти в глубине глаз. Она дала ему имя, как будто он действительно имел на это право. А он-то, едва она заговорила об имени, ждал, что снова прилепят обидную кличку, коих у безымянного раба перебывало множество, на них с первого же раза следовало откликаться. Иначе, наказание. 'Влад', - протянул он, вслушиваясь в звуки своего имени. Она назвала и свое… он резко сел в воде и почувствовал охватившую его легкую панику — он забыл, как ее зовут, ничего глупее и придумать невозможно! В досаде прикусив губу, обхватил голову руками. Как он мог это забыть!? И окончательно разозлился на себя — о чем он, спрашивается, думает?

'Как все неправильно!' — повторил он, перебирая в памяти их разговор в комнате, чувствуя, как твердая почва все больше уходит из-под ног и опереться не на что. Он-то рассчитывал, что после его выходки она кинется его продавать, или, что было бы лучше, прибьет на месте, а она наговорила такого… Может он, безымянный раб, хоть на минутку позволить себе представить, что это все правда и теперь все в его жизни будет хорошо? Нет! Тут же одернул он себя. Не может! Этой девчонке что-то от него надо, не может хозяйка просто так снять с раба ошейник и ничего не потребовать взамен. Но чего не хотела бы от него эта сумасшедшая, он ей этого не позволит, хватит! Надоело! Все надоело — подчиняться, постоянно испытывая страх, бороться против них всех, играя с судьбой и возможностями собственного тела, не отпускающего его на свободу. Их слишком много на него одного! Надо сбежать или умереть. По-другому быть не может. Но жить хотелось, как никогда раньше. Его буквально рвало на части от этих противоположностей, заставляя всерьез опасаться за собственный рассудок. К тому же пора бы и определиться, чего именно он от жизни хочет.

Бессонная ночь дала о себе знать, путая мысли, а расслабленное в теплой воде тело начало тяжелеть. Заснуть не давало какое-то смутное чувство: то ли тревога, то ли надежда. Влад потряс головой, отгоняя дрему. Вот хозяйка сказала — продавать не будет, и тут же оговорилась, что им придется прожить рядом всего некоторое время. Вывод напрашивался сам собой, но он был настолько невероятным и неправдоподобным, что Влад думать о нем боялся, не то, что произнести вслух, даже наедине с собой. Может ли это означать, что она даст вольную? Или не может? Влад отогнал абсурдную мысль. Нет, скорее всего, поиграет и свернет шею, как куренку. А вдруг…

Влад медленно поднялся, вытянул из раковины мочалку и твердый кусок кремового мыла, решив отложить решение глобальных вопросов на более спокойные времена, приступил к смыванию с себя многолетней грязи. Он ожесточенно тер мочалкой тело, шипя, когда мыло попадало в распаренные ссадины. Влад открывал задвижку и спускал воду раз шесть никак не меньше, пока кожа не начала поскрипывать под пальцами. Кто его знает, когда еще выпадет такое блаженство.

Выбравшись из теплого водяного плена, уставился на свое отражение в зеркале. С той стороны холодного стекла на него смотрело вполне симпатичное лицо, вот только шрам у виска, почти скрытый волосами, да багрово-фиолетовый синяк на левой скуле, почти во всю щеку, подарок вчерашнего надсмотрщика — кнутовищем по лицу огладил, скотина! Ну, ничего, синяк скоро сойдет! Влад осторожно потрогал припухшую скулу, провел ладонью по впалой щеке, насколько же приятно быть выбритым! Досадливо шмыгнул носом — для того, что бы сбежать, надо усыпить ее внимание. Значит, ему предстоит понравиться этой маленькой сумасшедшей. Если возле нее не будет крутиться тот тип из коридора, рабу быстро удастся это сделать. Пока он не заметил никого рядом, значит, в номере они были одни. Остается надеяться, что где-нибудь рядом не бродит ее муж или папаша. Улыбнулся себе, смерть на время откладывается, попробуем выбраться отсюда с малыми потерями. Оглянулся вокруг отыскивая, чем прикрыться, не найдя ничего подходящего, махнул рукой и, испытывая некоторую неловкость от своего вида, шагнул к выходу…

Я отыскала под диваном ошейник и, кривясь от брезгливости, упаковала в прозрачный пакет — не дай Бог попадется на глаза горничной, проблем не оберемся, туда же отправилась рвань, которую он использовал как одежду. Герметично заклеив пакет, сунула его в сумку. Покончив с этим, связалась с сервисной службой отеля и попросила приобрести одежду и обувь. Оператор долго уточняла размеры и уверяла меня, что все будет сделано в лучшем виде и доставлено в мой номер в течение получаса.

Я понимала, что протащить Влада на станцию так просто не получится, можно конечно обратиться к капитану, но тогда я завязну в оформлении всяческих никому не нужных бумаг. Влада же на это время запрут в карантин. В мои планы это не входит, между нами уже возникает некоторое подобие контакта. У меня остается один выход — звонить отцу, а этого делать крайне не хочется. Мы с отцом вот уже три месяца в ссоре. Меня вырастил папа, поскольку мама пропала где-то на просторах космоса. Как и почему это произошло, папа упорно умалчивал. Но это не главное. Главное, что папа никак не мог понять, что пока он слонялся по засадам и моргам, вел свои расследования и ловил преступников, дочь успела вырасти, и желает принимать решения самостоятельно. А он, получив пару лет назад генеральские погоны и немного больше свободного времени, начал трястись надо мной, словно наседка и опекать везде, куда только мог влезть. А влезть со своими связями он мог практически везде.

Его заботы порой доходили до абсурда. Подобная тотальная опека вполне приемлема для шестилетнего ребенка, но не для двадцатидвухлетней женщины. Что за блажь, являться ни свет, ни заря и разогревать мне завтрак? Я и сама могу! Моя подруга психолог успокаивает меня, что таким образом он пытается расплатиться за мое испорченное детство и ему это надо больше, чем мне. Интересно, с чего он взял, что детство мое было испорченным? Немного необычным, да, но мне нравилось. Несмотря на его чувство вины, эта забота вызывала живейший протест с моей стороны, а уж когда он практически спустил с трапа моего ухажера, я начала тихо сатанеть.

Последней каплей оказалось то, что папа был крайне против моего поступления в медицинскую академию и настоятельно просил меня туда не принимать. Это выяснилось случайно, я уже получила образование и работала, но это дело не меняло. Все скрутилось в тугой клубок, и разразился страшный скандал. Мы наговорили друг другу кучу гадких и обидных вещей. Я побросала вещи в сумку и ушла на вольные хлеба. При этом мы продолжали жить на одной станции, только на разных уровнях. Иногда сталкиваясь в госпитальном отсеке, делали вид, будто не знакомы друг с другом, хотя очень мучились от этого. Я, потому что не хотела подходить первой, а он, очевидно, что-то вспомнил про гордость. Раньше надо было!

Потомившись немного около видеофона, я так и не решила, как же следует начинать. Но как ни крути, а звонить надо. На кону человеческая жизнь. Я тяжко вздохнула и набрала знакомый номер.

— Генерал Романов, — недовольно рявкнул он только после пятого гудка, но, увидев меня на экране своего видеофона, тут же сменил тон на настороженный. — Ребенок? Что случилось? У тебя все в порядке?

— Здравствуй, папа… — нерешительно выдавила я, моментально почувствовав как настороженный папин голос, обволакивая, обещает защиту от всех бед на свете. Как же мне этого не хватало! Жалость к себе предательской змеей вползает в душу и выливается слезами из глаз.

— Анечка, ты плачешь? — еще больше насторожился он, — Да что случилось? Я сейчас приеду!

— Не надо, пап, — я смахнула слезу со щеки, — не волнуйся, у меня все в порядке, точнее почти в порядке, ехать не надо, меня никто не обидел! — выпалила я на одном дыхании, боясь, что он сейчас отключится и, подняв на уши всю базу, прилетит на первом попавшемся транспорте.

— Но ты плачешь! — усомнился он в моей честности. — Аня, ты, была в казино? Ты проигралась? У тебя неприятности? — продолжал он беспокоиться, ну, вот, пожалуйста — стоит только раз оступиться, как об этом будут помнить всю твою оставшуюся жизнь. Папино заявление о казино заставило меня взять себя в руки.

— Пап, мне нужна твоя помощь, пожалуйста, выслушай меня, — сказала я как можно спокойнее. И, собравшись с духом, честно выложила ему все, что со мной приключилось. И про стоянку вертолетов, и про казино, и про невольничий рынок, про того соседа на аукционе, и что случилось потом. Он слушал на удивление спокойно. — Понимаешь, бросить я его не могу, он просто пропадет. А привезти его на станцию без разрешения капитана мне не позволят… — я замялась, подбирая слова.

— Аня, Аня, — покачал головой папа, расслабленно откидываясь на спинку кресла, и внимательно изучая меня, на его губах играла легкая улыбка, — только с тобой могло случиться что-то подобное. Ты не думай, я ни в коей мере на тебя не сержусь и не осуждаю, просто я очень рад, что ты сразу обратилась ко мне. Ладно, это все потом, сейчас от меня нужно организовать ему пропуск, ведь так? — Я молча кивнула. — Это не сложно, минут через двадцать пропуск будет у пилотов. Меня интересует, где ты собираешься его разместить? Хотя я и так знаю, у себя.

— Естественно у себя! — с некоторым вызовом заявила я.

— Кто бы сомневался, — проворчал папа, нахмурившись, — но может, ты еще раз подумаешь? Может еще не поздно и можно попробовать пристроить его куда-нибудь. Нет, подожди на меня рычать. Просто это все как-то неожиданно. Ты хоть представляешь, какую взваливаешь на себя ответственность? За ним глаз да глаз нужен, а у тебя работа… Ну что ты хохочешь?

— Пап, у меня такое ощущение, что мне десять лет, и я прошу разрешения завести собаку, — пробормотала я, сдерживая прорывающийся смех. — Если ты забыл, мне давно не десять и даже не пятнадцать, а этот парень даже отдаленно не смахивает на собаку. И ответственность я примерно себе представляю, и что кормить его надо, тоже помню, и учить многому придется, и нервы он мне потреплет, мама моя как, куда от этого денешься? Но я не прошу у тебя разрешения, я прошу у тебя помощи, понимаешь разницу?

— Понимаю, — с беспомощной улыбкой протянул генерал, — значит, переубедить тебя не удастся…

— Значит… — развела я руками. — Да и не могу я его бросить. Все-таки он моя законно приобретенная собственность и переделывать это уже поздно.

— А может…

— Не может!

— Хорошо, — окончательно сдался он, — но если что не говори, что я не… — папа замолк посреди фразы и удивленно уставился куда-то за мою спину. Я проследила за его взглядом и, кажись, слабо охнула. В дверях ванной комнаты стоял обнаженный Влад, на пол струйками стекала вода.

— Влад, будь добр, пойди в комнату, там, на кровати лежит полотенце, вытрись, сделай милость, — как можно спокойнее проговорила я, указывая рукой нужное направление. Когда он скрылся, я повернулась к экрану с намерением продолжить разговор.

— Что это было? — негодующе спросил отец.

— Папа, — укорила я его, — все сначала? Я же тебе все объяснила, или ты уже забыл?

— Ничего я не забыл! — прорычал родитель, — Он ходит у тебя по номеру голый!

— Естественно, — пожала я плечами, так, словно появление в моей комнате голого мужчины было чем-то само собой разумеющимся и происходящим чуть ли не ежедневно. — Полотенце я не принесла, а другой одежды у него пока нет.

— Но он не должен ходить по номеру в таком виде! — не унимался отец.

— Я не понимаю причин твоего волнения, — хмыкнула я, — ты опять забыл, сколько мне лет и кем я работаю? Как говорил персонаж одного романа — я видел не только голых мужчин, но и без кожи… Так что одним больше, одним меньше — роли уже не играет.

— Он видел женщин, — со вздохом поправил он, смиряясь с моим выбором, и добавил слегка ворчливо, — но его не мешает одеть и накормить. В следующий раз, когда тебе взбредет в голову делать подобные покупки, лучше подбирай фактуру — у этого все кости наружу.

Я укоризненно посмотрела на отца, он рассмеялся и, махнув рукой на мою несговорчивость, в двух словах разъяснил, что говорить на таможне, чтобы не возникало лишних вопросов.

…Пытаясь не обращать внимания на потрясенные лица хозяев, он прошествовал в указанном направлении и начал дышать, только когда за ним закрылась дверь. Он слушал, стоя под дверью, как хозяйка успокаивала того мужика, с которым разговаривала. Она явно была шокирована видом раба, но старалась не подать виду. Ему впервые захотелось рассмеяться, как забавно расширились от удивления ее глаза. Однако надо подумать о будущем, если не удастся бежать сегодня, ему предстоит жить с ней и стоит как-нибудь выяснить, как, а главное с кем, она живет. Живи она одна, это будет просто великолепно, а вот если с этим мужиком, похоже, это ее отец, а значит его старший хозяин, то в жизни начнутся неприятные осложнения. Вона как глянул, через экран и то мороз по коже продрал, будто по кускам разбирать собирается. Захотелось скорчиться и заползти под диван, спасаясь от его пронзительного взгляда. А как выяснишь — опасный он или нет? Спросить ее, так разве ответит?

Влад почувствовал, что мороз по коже начинает пробирать не придуманный, а самый настоящий. Увлекшись размышлениями, совершенно забыл, что стоит посреди комнаты голый и еще мокрый после ванны. Оглянулся вокруг в поисках своих лохмотьев, надеясь вытереться и одеться, пока хозяйка занята разговорами. Одетый человек всегда чувствует себя увереннее. Беспомощно обшаривая глазами комнату, нигде не мог обнаружить ничего похожего на свою одежонку. На огромной кровати, правда, лежал кусок мохнатой мягкой ткани, но раб и подумать не мог, что это имеет к нему отношение. Он осторожно провел рукой по мягкому ворсу, она, наверное, теплая, подумал с завистью, быстро отдернул руку, заслышав звук открывающейся двери.

Резко повернувшись навстречу хозяйке, успел заметить, с каким ужасом и жалостью она его рассматривала. В другой раз, раб обязательно позлорадствовал бы, но мимолетный триумф оказался погребен под чувством унижения и стыда за себя такого. Ощущая себя виновным во всех возможных и невозможных грехах, опустил голову, что бы ни видеть отвращения на ее лице.

Она обошла его разглядывая, будто какое-то диковинное животное. Раб стоял, не шелохнувшись, позволяя хозяйке вдоволь налюбоваться ее имуществом. Да и с чего ему возражать? Вещи возражать не положено. К тому же госпожа должна знать, за что отвалила кучу денег! Но это был не обычный осмотр — она его жалела! Таким униженным и раздавленным он еще не ощущал себя ни разу. Даже попадая на аукцион. Хотя с чего спрашивается, должен же был давно привыкнуть! Откуда у простого раба эта непонятная скромность? Ведь ничего другого-то в жизни своей не видел!

Она легко коснулась теплыми пальцами его спины, провела, заставляя вздрагивать и стискивать зубы, закипая от ярости. Уж лучше пусть бьет, чем жалеет…

Я застала Влада в том же виде, в каком он появился из ванной. Все заготовленные слова застряли в горле. Я застыла, пораженная жалким зрелищем, представшим передо мной. Он был худой до невероятности, казалось, через живот можно спокойно посчитать позвонки. Я обошла Влада, рассматривая его тело с ужасом, который и не пыталась скрыть.

Смыв слой грязи в несколько сантиметров он обнажил многочисленные не успевшие толком побелеть полоски шрамов. Память о бывших хозяевах. Свежие рубцы на спине и боках расцвели всеми цветами радуги.

Только не жалей! Не смей жалеть, слышишь!? Жалость унижает! Даже убогих жалеть не рекомендуется, жалость унижает гораздо больше самой больной насмешки! А он вполне нормальный мужик, только слегка потрепанный! Но как быть, если слезы наворачиваются сами собой? И злость поднимается откуда-то из глубины. Скоты! Вот скоты! Чем же надо быть, чтобы сотворить такое!?

Осторожно протянув руку, дотронулась до одного из шрамов, провела пальцем по белой полосе. От прикосновения он напрягся, еще ниже опуская голову. Ничего не поделаешь, придется тебе еще немного потерпеть, — думала я, прикусив губу, — когда приедем домой, тебе предстоит пережить еще более унизительный осмотр. Как бы это тебе ненавязчиво объяснить, что в этом нет ничего страшного.

…Владу вдруг до глубины души осточертела роль, навязанная жизнью. Он не нуждался ни в чьем сочувствии, а уж тем более в жалости этой девчонки, которой в жизни, похоже, все доставалось слишком легко. Или сейчас, или никогда. Особо раззадоривать себя не пришло. Ее неожиданное сострадание раздражало, он не стал останавливать себя. Желание нагрубить ей, обидеть, выплюнув в это симпатичное личико всю горечь и злость копившуюся годами вот-вот готово было выплеснуться. Дождавшись, когда она отступит на шаг, он чуть подался вперед бедрами, выставляя безображенный шрамами живот и принадлежность к мужскому роду племени.

— Нравится? — с вызовом поинтересовался он, а в его глазах застыло презрение.

— Вполне приемлемо, — приподняв брови с видом знатока, оценила она, — но думаю, станет лучше, если попробовать тебя откормить.

— Значит не по душе, когда кости выпирают? — зло хохотнул он и добавил с деланным сожалением, — ничего не поделаешь, тогда придется немного подождать, прежде чем…

Опять?! Я склонила голову. Черт! Да что же ты делаешь? На истерика парень совсем не походил. Иначе не смог бы так долго выживать… Внезапная догадка поразила, заставив замереть, прилагая все усилия, чтобы удержать на месте, готовую отвиснуть челюсть. Вот придурок! Самоубийца недоделанный! Ты на что же это меня подталкиваешь, твою мать!?? Осторожно, Аня, не спеши! Это тебе не операцию на сердце делать, тут тоньше надо, филигранее!

…- Ты чего добиваешься? — прервала она усталым голосом и грустно улыбнулась так, будто перед ним стояла не молодая девушка, а старуха, на досуге разменявшая тысячелетие. — Решил все-таки проверить, на что я способна? Желаешь вывести из себя, — она понимающе покачала головой и усмехнулась, видя его растерянность, — по кнуту затосковал? Если так, придется тебя разочаровать — желаемого от меня не добьешься, а уж продажи или смерти и подавно! Так что прекрати паясничать, и прими нормальную позу, иначе тазобедренные суставы вывернешь — вправлять придется.

Раб смотрел на нее, пытаясь понять, кто она такая его новая госпожа. Она тоже продолжала заглядывать ему в глаза, открыто и немного насмешливо. К такому он явно не был готов и посему позорно проиграл их молчаливый поединок, отвел глаза, все больше смущаясь под этим пристальным взором. Хамить и провоцировать как-то сразу расхотелось. Недооценил, уж слишком быстро она его раскусила. Ему действительно хотелось узнать, на что она способна. Правда, получать побои не жизненно необходимо, но раб давно смирился с ними, как с неизбежным злом и воспринимал вполне спокойно.

Лицо залила предательская краска, откуда-то вылезло чувство вины и, не смотря на все упрямство, пришлось признать — все сказанное справедливо, а он со своим хамством ведет себя, как последняя скотина. Может, действительно к ней несправедлив, а все это какая-то непостижимая жизненная ошибка? Цепь случайностей, связавших вместе двух совершенно непохожих людей, находящихся по разные стороны границы жизни?..

— Ты собираешься вытираться? — немного помолчав, позволяя пережить ему поражение, поинтересовалась я. О том, что догадка оказалась верна, можно было судить по его смущенному лицу.

— Я не знаю чем, — буркнул он, все еще переживая нашу стычку.

— Я же тебе сказала… — я осеклась на полуслове, вспомнив с кем разговариваю, — Ты не знаешь что такое полотенце? — он отрицательно мотнул головой.

Ругая себя за этот досадный промах, накинула полотенце ему на плечи.

— Замерз? Ничего, сейчас согреешься! — пообещала я, толкая его на кровать, набросила сверху еще и одеяло, опустилась рядом и принялась машинально поглаживать по спине.

— Не надо, — тихо попросил он.

— Извини, — я убирала руку.

— Зачем? — спросил он, помолчав некоторое время.

— Что? — не поняла я.

— Зачем вы так со мной возитесь… — голос его сорвался.

— Как так? — не поняла я.

— Со мной еще ни разу так не разговаривали…

— Ну, во-первых, не 'вы', а 'ты', - поправила я его. — А во-вторых, как же еще? Извини, я знаю, я по-твоему спрашиваю несусветную глупость, но ты у меня первый раб.

— Хозяева обычно так не поступают, — смущенно пробормотал он.

— Ну, я же не они, — вполне резонно обиделась я.

Было любопытно, как поступают обычные хозяева, но спрашивать я поостереглась, уверенная, что это знание мне ни к чему. Древние всегда правы — в большом знании большая печаль. Я дочь полицейского и кое-что знаю о тех страшных вещах, какие может породить человеческий мозг, обличенный безграничной властью и обремененный сознанием полной безнаказанности.

— Судя по твоему состоянию, жизнь у тебя была веселенькая, — криво улыбнулась я, — таких развлечений я тебе не обеспечу, уж извини. И я не надеюсь, что ты сейчас примешь и поймешь сказанное мной. Я прошу просто поверить — для тебя та жизнь закончилась и больше никогда не вернется. Я тебе обещаю — больше тебя никто продавать не будет. Ты мне веришь?

— Не знаю, — честно ответил он.

— Но ведь это лучше чем нет, правда? — хмыкнула я поднимаясь.

Сходив в ванну, разыскала аптечку, их в последнее время держит в номерах любой уважающий себя отель. На мой профессиональный взгляд набор медикаментов поможет разве что постояльцам ближайшего морга. Но я чуть смягчилась, обнаружив на самом дне небольшую бутылочку с вполне приличным антисептиком и несколько тампонов упакованной стерильной ваты, а так же кусок бинта. Вооружившись всем этим, вернулась в комнату.

Первым делом я обработала Владу шею и запястья. Надо купить ему свитер с высоким воротником и длинными рукавами, чтобы скрыть повязки. Когда дело дошло до спины, пришлось даже прикрикнуть на него, заставляя лечь. Оказавшись лицом вниз, он инстинктивно сжался, похоже, подобное положение вещей его совсем не вдохновляло. Все пришлось делать медленно, то и дело успокаивая его и никуда не спеша. Я делала так, несколько лет назад приручая раненого волка, когда была на каникулах у своего дяди егеря, не сомневаясь — Влад сейчас не менее страшное и опасное животное, чем был когда-то Арк. Подействовало, он немного успокоился, и дал промокнуть антисептиком самые устрашающие ссадины.

…Лежать на мягкой кровати было непривычно, но очень приятно. От подушки, в которую он уткнулся носом, пахло чем-то очень вкусным. 'Так вот как, оказывается, спят хозяева', - ощущая зависть и раздражение, подумал он, вспоминая свое ложе — грязный мешок, набитый гнилой соломой. Меж тем хозяйка дотронулась до кожи чем-то мягким и мокрым, сильно защипало, затем острым ножом врезалась боль, и мышцы спины непроизвольно скрутило тугим узлом. Точно так же было, когда она смазывала шею какой-то вонючей водой. Влад стиснул зубы и с шумом втянул в себя воздух. Под одеялом было тепло, ее голос убаюкивал, Влад почувствовал, что смертельно устал и если сейчас не закроет глаза, хоть на минуточку — скончается на месте. Постоянно напоминая себе, что спать ни в коем случае нельзя, он еще немного поборолся с собой, но веки внезапно отяжелели и стали закрываться без его участия. Стоило только позволить глазам закрыться, как к сознанию подкралась дрема, накрыла своей теплой лапой и потащила куда-то…

— Ну, кажется, все, — вздохнула я, вытирая руки о полотенце.

Влад ничего не ответил, меня начало раздражать его постоянное хамство и я уже собиралась выговорить ему за это, но вовремя догадалась обойти кровать и заглянуть парню в лицо. Как ни странно, он спал. Я бы не в жизнь не заснула, если б со мной что-нибудь делали. Он же, вытянувшись во весь рост, тихо посапывал, положив руки под голову. Я вздохнула, натянула одеяло ему на плечи, присела рядом. Сон разгладил суровые складки на его лице и теперь он больше походил на шестнадцатилетнего мальчишку, а не на двадцатишестилетнего мужчину повидавшего столько, что чертям тошно станет.

Бледное, изможденное лицо, в обрамлении темно каштановых, кое-как постриженных волос. Черные брови, густые короткие ресницы. Резко выдающиеся, из-за худобы, скулы (надо срочно откармливать парня), красиво очерченные губы, пожалуй, чуть узковаты, но картины не портят, ее не портит даже беловатый еле заметный шрам на правом виске, теряющийся в волосах. Цвет глаз я не запомнила, но мне почему-то казалось, что они непременно должны быть либо серыми, либо голубыми.

'Ну, и что нам с тобой делать?' — пробормотала я, откинула непослушную прядь с его лба, погладила по впалой щеке. А ты красив, продолжала я размышлять, теребя край одеяла, интересно, кто ты такой? Не думаю, что все рабы наделены такими тонкими чертами лица. Да и глаза тебя здорово выдают, не может быть у раба такого твердого и упрямого взгляда. Рабы, уж тем более потомственные, они, как правило, народ дюже запуганный и линию свою гнуть никак не приученный. А такой вот волчий взгляд, он с породой из поколения в поколение приобретается. Когда даже стоя перед тобой на коленях, человек кажется намного выше тебя. И доставалось тебе, скорее всего, именно из-за этого, а все остальные прегрешения были ради отвода глаз выдуманы. Кто там знает? И не стоит здесь быть особо приближенным к той или иной грани жизни, достаточно лишь немного знаний в психологии и генетике. Да и людей я на своем коротком веку повидала достаточно и самых разных, так что некоторые выводы сделать вправе. Может ты какой-нибудь принц или граф? Внезапно пришедшая в голову мысль показалась забавной, но не очень уж невероятной, кажись, что-то подобное я читала в детстве в старых книжках. Надо будет попросить папу установить твою личность, если, конечно это возможно…

Мои размышления прервал стук в дверь, пришлось идти открывать. Это оказался посыльный, доставивший мой заказ, я поблагодарила его и дала щедрые чаевые. Я занесла сумку в спальню, и тихо распаковав, разложила на кресле одежду. На случай если мне придется отлучиться. Покончив с распаковкой, я задернула шторы. Пусть спокойно отсыпается, похоже, это первый раз за всю жизнь. Я покинула комнату, тихо прикрыв за собой дверь.

Я открыла створку окна. Помещение необходимо проветрить — не смотря на то, что я герметично упаковала лохмотья и отмыла Влада, в комнате по-прежнему стоял удушливый запах. Дикая смесь страха, горя, пота, крови и что-то еще еле уловимого, от чего хочется бежать как можно дальше. Так пахнет беда. Устроившись в кресле, я достала из столика-холодильника бутылку пива. Итак, подведем итоги — он враждебно настроенный, ожесточившийся, в чем винить его не может никто, немного нагловатый, скрывающий за своей наглостью самый обычный страх, вполне взрослый мужчина. Это сверху. А что внутри? Предстоит еще покопаться и, я не удивлюсь, обнаружив под всем этим маленького напуганного мальчишку, каким он был когда-то в детстве, конечно, если оно было. Психов подключать не хочется, думаю, сама справлюсь. Надо, всего лишь, не показывать своего недовольства, враждебности, а еще надо научить его смеяться. Боже, дай мне терпения!

В дверь настойчиво постучали. Вести разносятся быстро. Я отставила полупустую бутылку и не спеша пошла открывать.

— Аня! — на пороге номера стояли Алиса и Вика, обе не в лучшем расположении духа. Похоже, меня ожидает допрос с пристрастием

— Может, для начала пройдете? — меланхолично поинтересовалась я.

Они переглянулись и, не очень-то вежливо отодвинув меня в сторону, прошли в комнату. Лиса плюхнулась в мое кресло, а Вика, остановившись посреди комнаты, уперла руки в бока и подозрительно потянула носом. Ну конечно, вонь не успела выветриться.

— Значит, все, что наговорил мой взбалмошный супруг правда, — недовольно скривилась она.

— И что с того? — хмыкнула я и сразу же предупредила, — продавать его или еще что-то в этом роде я не собираюсь, так что даже не пытайтесь!

— Об этом Эж тоже что-то говорил, — подала голос Лиса. — Слушай, а он какой?

— Приставучий!

— Да я не про Эжа спрашиваю, а про этого твоего, — Лиса замялась, не зная, какое слово подобрать, — показала бы его, что ли…

— Алиса! — ахнули мы с Викой.

— Что? Интересно же, будто ты Вика шла сюда не за этим! Смешно просто. Если Анька чего решила, ее не свернуть и никакие доводы рассудка здесь не работают. А посмотреть очень даже любопытно.

— Он спит, — сопротивлялась я. Спящий человек беззащитен, и разглядывать его все равно, что подглядывать в бане — извращение! Но, похоже, подруги моего мнения не разделяли.

— Тем более, — пришла Викина очередь клянчить, — с него не убудет! Шила в мешке не утаишь!

— Вот-вот, — поддакнула Алиса.

Я могу беситься сколько угодно, но они не отстанут! А если посмотреть на это дело с другой стороны? Вика права насчет мешка и шила, мне придется предъявлять Влада и совсем скоро, так пусть уж посмотрят и успокоятся. Парню так спокойней будет — он и так слабо устойчив в смысле психики и ему совершенно не обязательно выслушивать замечания двух язв!

— Черт с вами, — решилась я, — но не дай бог, вы его разбудите…

— Мы тихонечко, — пообещала повеселевшая Алиса.

— Знаю я ваше тихонечко, — пробормотала я, распахивая дверь комнату, где спал Влад.

Приглушенный шторами свет уютно заливал комнату. Алиса с жадным любопытством вытягивала шею, стараясь разглядеть как можно больше. Ей мешало одеяло, укрывавшее парня, давая мне повод молча злорадствовать.

— А он сильный, — прокомментировала Вика, — мощная шея, широкая кость…

— И голый, — хмыкнула Алиса, беззастенчиво приподнимая одеяло, за что получила от меня по рукам.

— Только уж очень худой, — не обращая внимания на нашу возню продолжила Вика. — Кормить не пробовала?

— А что — помогает? — изобразила я изумление.

— А чего он такой ребристый? — поинтересовалась Алиса, намекая на шрамы.

— Неспокойный, наверное, — предположила Вика.

— Вы все увидели, что хотели? — со змеиной улыбкой осведомилась я. — По-моему, больше чем достаточно. Пошли вон отсюда!

Я вытолкала хихикающих подруг из комнаты.

 

Глава 6

…Проснулся оттого, что было жарко. Такого с ним еще не случалось. Обычно просыпался от утреннего холода, змеей заползающего под рваные лохмотья. Открыв глаза, обнаружил себя лежащим на кровати, почти с головой укрытым чем-то теплым и большим. Поднял голову с подушки, огляделся сонными глазами, приняв сперва все это за продолжение сна. Влад перекатился на спину и блаженно вытянулся, намереваясь еще немного поспать. Грех упускать такой сон. Ладонь скользнула под шею… что это!? Дрему как рукой сняло — вместо грубой растрескавшейся кожи ошейника под пальцами мягкая ткань. После сна голова была словно в тумане и решительно отказывалась работать. Влад уставился на запястья так же замотанные белой плотной тканью. Где это он? Влад потряс головой в надежде вытрясти хоть одну связную мысль. Голова отозвалась легкой болью, но мысль все-таки выдала.

Ах, да, вспомнил — его вчера купила одна ненормальная. За пятнадцать кредов. Так дешево его еще ни разу не продавали. Купила, отмыла и даже позволила называться именем!

Влад заволновался, представив, что могла сотворить с ним хозяйка, пока он спал. Он быстро сел откидывая одеяло. Вроде, все на месте. Он даже ощупал себя, убеждаясь, что зрение не обманывает. Или те, кто рассказывал по ночам в бараках страшные истории просто врали, или ему действительно попалась ненормальная хозяйка. В справедливости этого предположения его убеждал и тот разговор, воспоминания о котором заставили щеки залиться жгучей краской.

Теперь, выспавшись, он понимал, какую глупость сморозил и сам удивлялся, как это ему до сих пор удалось избежать наказания за неимоверно длинный язык. По всем правилам его тело уже должно было бы остывать в какой-нибудь мусорной яме. И откуда взялась вся эта спесь? Вроде как раньше за ним такого не наблюдалось. Да, он мог быть непокорным, да, он их всех ненавидел, но что б вот так развязался язык…

Интересно, она наденет ошейник, когда шея подживет? Он еще раз дотронулся до шеи, желая убедиться, что это действительно бинты. А что, если новая госпожа действительно ненормальная? Надо поскорее раздобыть одежду и сматываться отсюда, чего понапрасну судьбу-то испытывать?

Он оглянулся, отыскивая в комнате что-нибудь похожее на одежду, поразился еще больше, обнаружив искомое свободно лежащим на кресле.

Влад покопался в вещах, все они были его размера, правда, с некоторыми из них возникли трудности — к чему, спрашивается, непонятное приспособление с тремя дырками? В те, что поменьше руки не пролезают, а если и пролезают, получается непонятно что. В большую дырку, конечно, спокойно проходит голова, но тогда ничего не видно. В общем, чушь какая-то. Спросить было не у кого, и он просто откинул непонятную штуковину в сторону, решив, что она ему без надобности.

Натянул штаны. Но тут обнаружилась следующая проблема — они все время сползали! Вместо веревки на поясе спереди была прорезь, щетинившаяся десятком крючков. Догадавшись об их предназначении он стал застегивать их и не имея должной сноровки больно прищемил ту часть тела, которую несколько минут назад так боялся потерять. Дернул злополучный крючок в попытке расстегнуть его. От рывка стало так больно, что едва не взвыл. Стоя посреди комнаты и тихонько поскуливая от усиливающейся боли, Влад продолжал воевать с непокорным замком. В таком виде его и застала хозяйка. Она нерешительно застыла на пороге, удивленно разглядывая его скорчившуюся фигуру еще не подозревая, в каком отчаянном положении он оказался. Но стоило лишь поднять на нее полные боли и страдания глаза, она кинулась на помощь.

— Как же ты так? — покачала она головой, опускаясь на колени и рассматривая причину его бедственного положения, — Надо ж было подождать пока я приду. Кто ж брюки без нижнего белья надевает?

Все еще цокая языком, она просунула руку за пояс штанов, пытаясь высвободить его с той стороны. Она не дергала, как это делал Влад, а осторожно касалась. Совсем не больно. От ее легких прикосновений по низу живота пробегала приятная дрожь, совладать с которой он не мог, а зажатый орган, независимо от желания хозяина начал напрягаться.

— Ну-ка, успокойся, — прикрикнула она, укоризненно посмотрела снизу вверх, и не сильно шлепнула его пониже спины. Попала по свежему рубцу. Помогло — боль уняла возбуждение.

— Простите, госпожа, — пробормотал Влад, чувствуя, как лицо заливает краска.

— Ничего, бывает.

Она поднялась, оставив его на некоторое время. Достала маленькую коробочку из своей сумки, начала сосредоточено в ней копаться, что-то тихо насвистывая. Оставшись довольной поисками, вернулась к нему и снова опустилась на колени.

— Посмотри мне в глаза, — попросила она и он, отчего-то не посмев ослушаться, уставился в глубину этих фантастических глаз, которые, казалось, полностью поглотили его, вместе с его бедой, он на мгновенье совсем забыл о том, что должен ее бояться. — Ты мне веришь?

— Да, госпожа, — твердо ответил Влад, готовый поверить не только ей, но и самому черту.

— Хорошо, — улыбнувшись проворковала она, — тогда отвернись и ничего не бойся.

Сделал так, как она просила, покорно уставившись на соседнее здание за окном. Она возилась со штанами довольно долго, изредка делая очень больно. Он уже мысленно попрощался с зажатой частью тела. Любопытство одолевало. Влад, не стерпев, скосил глаза и непроизвольно вздрогнул, увидав, как она орудует маленькими острыми ножницами, полностью подтверждая его догадки.

— Я же сказала — отвернись, — не отрываясь от работы, тихо приказала она.

Он поспешно перевел взгляд на стену. На стене висела большая странная картина. В чем странность Влад определил не сразу. На картине белые деревья с черными разводами на стволах, под ними ручей, теряющийся в сочной траве. Красиво. Влад склонил голову, набок разглядывая картину стараясь разгадать ее странность. Понимание пришло не сразу, а когда пришло, едва сдержал смех — ручей тек, да-да, именно тек, густые травы покорными волнами клонились от ветра, а с ветки дерева вспорхнула птаха. Все это было настолько ярким и правдоподобным, что казалось, протяни руку и сможешь растянуться на мягком зеленом ковре.

— Ты там живой? — она похлопала его по бедру.

Влад с сожалением оторвался от картины и посмотрел на нее сверху вниз.

— Да, госпожа.

— Я закончила, — весело сообщила она, поднимаясь, — принимай работу.

Решив, что она издевается, молодой человек перевел глаза на, как уже казалось, отсутствующий орган и был приятно поражен второй раз за то время, что проснулся — все было на своих местах и никуда не собиралось перемещаться.

— Поболит немного, — извиняющимся тоном проговорила она, укладывая ножницы в чехол, — но это ничего, главное, все на месте.

Он стоял беспомощно хлопая ресницами, не зная, как выразить благодарность. Ему почему-то казалось, что ей не понравится, если он бухнется на колени, как того требовали другие, до нее. Видя его нерешительность, она снова пришла на помощь, сказав, что достаточно сказать 'спасибо'.

— Спасибо, — послушно пробормотал он.

— Не за что! — рассмеялась она.

Прежде чем он успел еще что-нибудь добавить, из сумки был извлечен еще один упакованный в приятно хрустящую обертку комплект. С хозяйкой одеваться оказалось гораздо проще, не смотря на неловкие пальцы и путаницу в непривычных вещах. Влад прилежно выполнял ее указания и скоро был одет не хуже любого другого свободного парня во вселенной, с той лишь разницей, что, раздевшись, вряд ли, смог бы повторить процедуру одевания самостоятельно. Новая одежда показалась тесноватой, неудобной и немного сковывала движения. Критически оглядев одетого раба, хозяйка поправила высокий воротник мягкого свитера, удовлетворенно кивнула.

— А теперь тебя надо покормить, — сообщила она. — Пошли.

Она взяла его за руку и потащила в соседнюю комнату, усадила за стол и сунула в руки чашку и кусок хлеба. В чашке оказалась мутноватая водица переливающаяся радугой жиринок. 'Такой дрянью даже на кораблях не кормили', - скривившись подумал он, с подозрением разглядывая содержимое чашки. Хозяйка, правильно истолковав его гримасу, нахмурила брови. Владу ничего не оставалось кроме как, преодолевая отвращение, сделать первый глоток. На вкус водица оказалась не такой противной, как на вид, и приятно согрела голодный желудок. Он выпил ее всю до последней капли зажевывая черствым хлебом. Голод не утолил, но на первое время и этого достаточно. Влад отставил от себя пустую чашку и преданно уставился на хозяйку. Теперь, когда он был одет и накормлен, а главное с него сняли ошейник, он чувствовал себя гораздо увереннее. Интересно, входная дверь закрыта на замок или нет?..

Я распиналась битых пятнадцать минут, разъясняя ему, как мы будем проходить таможню и как попадем на транспорт. Он не слушал. Продолжая разглядывать меня со всем возможным вниманием, думал о чем-то своем. Бежать собирается, как пить дать, бежать. Вот охламон! Это было обидно до крайности, тем более плохого я ему ничего не сделала! К тому же считала этот вопрос решенным, после того, как он добровольно вернулся в мой номер! Я прикусила губу, борясь с желанием залепить ему пощечину, сосчитала до десяти и обратно.

— Влад! — от резкого окрика он вздрогнул и испуганно покосился на меня.

— Если собрался сбежать — вперед! Дверь не заперта, — процедила я сквозь зубы.

В подтверждении своих слов я подошла к двери и распахнув ее, сделав приглашающий жест. Я была в бешенстве.

…Он начинал ее бояться. Она слишком внимательна. Ее следовало как можно скорее успокоить, иначе о побеге можно забыть — глаз не спустит. Давай, придумай что-нибудь, ты же умный! Ну, давай же! Влад поднялся со своего места и двинулся к двери. Нужно было сделать около десяти шагов. Всего десять шагов, превратившиеся в тяжелый переход.

Влад остановился напротив взбешенной хозяйки, тихо прикрыл входную дверь. Медленно опустился на колени, всем своим существом выказывая покорность.

— Госпожа ошибается, — проговорил он, голос звучал хрипло, — я не думал бежать.

Влад непроизвольно зажмурился, ожидая удара. Никому не позволено указывать хозяйке, тем более упрекать в ошибке. Ну чего она тянет-то!? На виске выступил пот, предательская капелька унизительной влаги скатилась по щеке… Хозяйка медлила…

Покусывая губу, я разглядывала взлохмаченный затылок, держа паузу. Ах, какие мы покорные, посмотри ж ты! И врал он, что ничего не боится, вон взмок весь. Пауза затягивалась, от напряжения Влад начал подрагивать. Могу себе представить, насколько раздавленным он себя чувствует. Бешенство постепенно улеглось. Конечно же, эта покорность спектакль. Достаточно хороший спектакль, надо признать. Но расправы он боится по-настоящему. Хорош над парнем издеваться, еще немного и у него разрыв сердца случится.

— Вставай и марш на свое место, — сквозь зубы процедила я.

Влад недоверчиво поднял голову, желая убедиться, что я не шучу. Я спокойно смотрела на него, решив в виде вознаграждения не заметить взмокшего виска.

— Итак, — проговорила я, дождавшись, когда он займет свое место, — отсюда мы поедем прямо в порт. Туда мы прибудем минут за пять до посадки. Я хочу, чтобы ты вел себя пристойно и ни на шаг от меня не отходил. Самое сложное — таможня. Если пройдем ее, считай мы дома. В твоих интересах выполнить все, что я от тебя требую, поскольку если что-то пойдет не так тебя снова закуют в кандалы, и ты полетишь в багажном отсеке, а на нашем транспорте багажу воздух не положен! Осознал? Теперь слушай и запоминай: ты мой дальний родственник, чудом выживший после авиакатастрофы, ясно? Я тебя спрашиваю, ясно?

— Да, госпожа, — потеряно проговорил он.

— Посмей еще раз меня так назвать или рухнуть на колени, тем более на людях… — задохнулась я от вновь нахлынувшего бешенства, но тут же взяла себя в руки. — Только попробуй еще раз провернуть что-то подобное — голову отверну!

— Да, г… — Влад вовремя сглотнул запрещенное слово, — Аня.

— Молодец, — похвалила я, — дальше. Разговаривать буду я. Рта не раскрывать, пока не спросят. А теперь запоминай — тебя зовут Владислав Дмитриевич Романов. После катастрофы у тебя потеря памяти и ты в моем сопровождении направляешься для дальнейшего лечения. Повтори!

— Меня зовут В… Владислав Дмитриевич Романов, — едва слышно повторил он, — у меня потеря памяти, и ты везешь меня лечиться.

— Хорошо. До вылета, — я глянула на наручные часы, — чуть больше часа. Иди в комнату и можешь немного подремать.

Влад, едва заметно прихрамывая, потащился в указанном направлении, вид у него был пришибленный, парня было жалко до слез. А ты хороша, язвительно похвалила я себя, ох, хороша! Он всего-навсего глупый мальчишка, хоть и корчит из себя камикадзе. Как ты могла так с ним? Зачем было давить? Мягче надо, мягче! Ага, мягче, как же! Он врет на каждом шагу и как тот волк, все время в лес смотрит! Ну, ничего, пережить еще три часа, а там будет легче. На станции много не набегаешься! Впрочем, до станции нужно сперва добраться, а порт действительно самое слабое звено в нашем путешествии. Я потянулась к внутреннему телефону.

— Эжен? Привет, это я, извини, что отрываю…

 

Глава 7

До порта добрались без особых сюрпризов. Влад вел себя вполне пристойно. Роль статуи, сидящей на заднем сиденье, ему удалась блестяще. На недоуменный взгляд водителя пришлось объяснять, что парень долго находился в больничной палате и к улице еще не привык. Прокатило! Будем надеяться, что таможенники будут столь же нелюбопытны, как таксист.

Порт жил своей жизнью. Гремели эскалаторы, из громкоговорителей лилась неразборчивая словесная каша, где-то вдалеке взвыла сирена, оповещающая взлет невидимого корабля и сразу вслед за ней рокот двигателя. Суетливая гомонящая толпа казалась единым, постоянно меняющимся организмом. Люди прилетали, ругались с неторопливыми служащими багажного терминала, лениво выплевывающего багаж, змеились длинными хвостами очередей у касс, счастливые обладатели билетов откалывались от очередей, чтобы тут же выстроить новую очередь у таможни.

Я расплатилась с таксистом, не забывая поглядывать на Влада, мало ли взбредут в голову лишние мысли. Как оказалось, беспокоилась напрасно. Судя по его потерянному виду, мысли у него отсутствовали напрочь. Он жался к моей сумке, единственной знакомой вещи и ни о каком побеге не помышлял. Все верно, таким как он положены отдельные входы и выходы, со стороны складов и доков чтобы не шокировать свободную публику. Беглец, мать его за ногу! Нет, я понимаю — мельтешение красок и звуков кого хочешь в ступор вгонит, а уж такого неподготовленного человека, как Влад… но дышать-то все равно надо. Хотя бы через раз!

— Влад, эй! — я потрясла его за плечо. — Дышать не забывай! Вдо-о-ох, вы-ы-ыдох, вот так, молодец. Давай еще разочек — вдох, выдох. Щеки порозовели, взгляд более осмысленный, очень хорошо, жить будешь! — констатировала я. — Сумку возьми. Ты чего так перепугался?

В ответ он лишь неопределенно дернул плечом, закидывая сумку за спину.

— Слишком шумно? — добродушно хмыкнула я, беря его под локоть и увлекая в здание порта, — Это порт, куда ж деваться. Придется потерпеть.

Таможенник подозрительно оглядел нас из-за высокой стойки. Я протянула ему свои документы, к ним естественно не было никаких нареканий. Когда дело дошло до Влада, возникла заминка. Таможенник никак не желал понимать, что документы молодого человека находятся в компьютере терминала. Пришлось со всей возможной правдивостью врать про катастрофу, лечение, реабилитацию. Влад молчал, испуганно озирался и выглядел совершенно беспомощно. Его неадекватное поведение вполне подтверждало мой рассказ. Таможеннику, не смотря на всю его подозрительность, пришлось поверить. Пока он рылся в компьютере, я старалась унять внутреннюю дрожь и дышать как можно тише. И чего спрашивается, волнуюсь? Документы не могут быть не в порядке, ведь их подделывал, ой, извините, справлял, не кто иной, как генерал полиции. Таможенник неторопливо перелистывал файлы, искоса поглядывая на меня. Интересно, чего он ждал? Что я забьюсь в истерике? Не дождется! И таможенник действительно ничего не дождавшись был вынужден отпустить нас в транзитную зону. Сердечно поблагодарив стража порядка, я буквально вытолкала Влада в коридор.

По ту сторону дверей ожидал небольшой открытый мобиль доставивший нас к стартовой площадке. Близость транспорта поблескивающего эмалью бортов рождало в душе радостное предчувствие возвращения домой. Трап уже опущен, но внутрь почему-то еще не пускали, а это странно — до вылета оставалось не более пяти минут. Я отыскала глазами Эжена и вопросительно подняла брови, он лишь пожал плечами. Я пробралась поближе к трапу, Влад понуро плелся на шаг позади.

Причина задержки выяснилась спустя минуту. Завывая клаксонами к трапу мчался огромный белоснежный автомобиль, щедро изукрашенный лентами, шарами и колокольчиками, чем почему-то напоминал взбесившийся айсберг. Айсберг, заложив крутой вираж, лихо затормозил у самого трапа, заставив удивленных пассажиров транспорта податься назад.

Я с интересом разглядывала неожиданных гостей. Кому-то взбрело жениться? Или выйти замуж? Да выходите же вы скорей, имейте совесть! Шофер, одетый в строгий черный костюм никуда не спешил, он чинно обошел автомобиль и услужливо распахнул заднюю дверцу. На площадке нарисовался совершенно незнакомый молодой человек. Бежевый костюм с белым цветком в петлице, белоснежная рубашка, начищенные до блеска туфли и искусно подобранный галстук говорили сами за себя. Значит, все-таки замуж. Незнакомец протянул руку даме. А кому же еще? В мужскую ладонь легла узкая женская ладошка, затянутая в кружево перчатки. Да что ж она медлит, я же сейчас от любопытства сдохну! Или сверну шею, стараясь заглянуть в салон машины. Наконец появилась невеста, окутанная невесомым облаком атласа и легчайшего шелка, нестерпимыми молниями отражая солнечный свет сверкнули грани драгоценных камней на венке фаты. Окружающий мир замер, даже стартовые сирены и те, казалось, замолкли перед этим великолепием. Легкий порыв ветра откинул фату и по толпе зрителей пронесся легкий вздох. Еще бы! Невесту знали все — Элизабет, дочь адмирала Дэмона, отца и бога нашей станции. Я, не сдержавшись, нервно хохотнула, могу спокойно прозакладывать душу дьяволу, отец ветреницы и не подозревает о решении дочери. Вот радости-то будет старому адмиралу, подумать страшно! Похоже, мой отец все же в лучшем положении — я везу на станцию всего лишь раба!

Взметнулись невесомые кружева широкой юбки — жених, явно рисуясь, подхватил суженую на руки вознамерившись вознести ее по трапу…

…Чего-то подобного Влад ждал последние полтора часа. Жених поднял невесту на руки и попер по трапу. Вот споткнись он сейчас и растянись на ступеньках, вообще будет замечательно, раба уж точно никто не заметит в переполохе, но и так сойдет. Пока они все рты раззявили, Влад сделал осторожный шажок в сторону, потом еще и еще. Никто не остановил и раб, осмелев, начал пробираться к краю толпы с каждым шагом увеличивая скорость. До свободы оставалось полшага, не больше, когда на плечо легла тяжелая рука. Влад пригнулся, втянул голову в плечи и медленно повернулся. Перед ним стоял тот самый Эжен и премерзко ухмылялся.

— Куда это ты, друг мой, собрался? — ласково спросил он, сверля Влада недобрым взглядом.

Пиджак невзначай распахнулся, и раб увидел тускло блеснувшую сталь пистолета торчащего из наплечной кобуры. Влад испуганно попятился и в следующий момент почувствовал холод оружейного ствола под ребрами.

— А ну, не двигаться, — пропел Эжен, улыбаясь, как родному, — иначе я тебя сейчас перед всем народом раком поставлю. Осознал?

— Да, господин, — едва слышно выдохнул Влад.

Первым желанием раба было бежать, а дальше будь, что будет. Но, заглянув в глаза парня, Влад понял, что тот так просто уйти ему не даст и убивать за красивые глаза не станет. Краем глаза раб заметил, как в их сторону направляется патруль — три человека, одетых в темно-синюю форму, широкие пояса на талии, а к ним пристегнуты электрические хлысты и тяжелые дубинки, мерно покачивающиеся при каждом шаге. Он живо представил себе, как они поставят его на колени посреди космопорта и превратят в кусок свежеразделанного мяса. Что-то переломилось, и сил сопротивляться больше не стало. Ощущая блаженное оцепенение, он впервые в жизни понял, насколько устал. Эжен тоже почувствовал, что человек, чью руку он сжимал и под чьи ребра заглядывал ствол незаряженного пистолета, сломался. Его мышцы расслабились под цепкой хваткой полицейского. Патруль изменил маршрут и теперь направлялся в их сторону. Не стоит подвергать глупого раба лишним мучениям, если вдруг эти олухи соберутся проверить документы. Эжен приветливо кивнул патрулю, развернул своего пленника на сто восемьдесят градусов, направляя к незадачливой хозяйке.

— Замечательно, — улыбнулся Эжен еще ласковее, подталкивая Влада к Аньке, — а теперь быстренько двигай ножками в сторону хозяйки. И если я, даже краем глаза увижу, что ты сделал, хоть одно лишнее движение, я тебе прострелю ногу. Убивать не стану, и не надейся. Прочувствовал? — раб быстро кивнул, чувствуя, как спина покрывается липким потом. — Да, вот еще, подойдешь сейчас к ней и скажешь на ушко, тихо так — Анна Дмитриевна, я, последняя скотина, и только что собирался сбежать. Ну-ка, повтори.

— Я сейчас подойду к хозяйке и скажу — Анна Дмитриевна, я, последняя скотина, и только что собирался сбежать, — прилежно и тупо повторил Влад, одарив мучителя хмурым взглядом.

— Ай, молодца, — похвалил Эж и отвесил рабу звонкую оплеуху. Для лучшей памяти.

Влад подошел к хозяйке, стоящей к нему спиной и не заметившей его отсутствия. Чувствовал он себя паршиво, не столько из-за неудавшегося побега, сколько из-за того, что подписывал себе, считай смертный приговор. Смерть от побоев замаячила на горизонте, обдав могильным холодом, будет долгой и мучительной. Какая бесславная кончина, покачал он головой, когда свобода была совсем рядом, только руку протяни. Но он проиграл и с этим приходится считаться, поэтому спокойно остановился за хозяйской спиной. Постоянно ощущая покалывание в затылке от недавнего удара и пристального взгляда Эжа, Влад осторожно тронул ее за локоть…

Взобравшись на трап Лизи повернулась спиной к собравшимся, сейчас букет кидать будет. От этого зрелища меня отвлек Влад, робко тронув меня за локоть, я повернулась в его сторону с намерением узнать, в чем дело. По моим пальцам ударило что-то жесткое, мозг еще не успел сообразить, а пальцы уже схватили это что-то, я удивленно посмотрела на свои руки — я держала свадебный букет. Этого мне только не хватает!

…Хозяйка переложила пойманный букет в правую руку, а левую просунула Владу под локоть и чуть подтолкнула его к трапу. У самых дверей транспорта их встретил человек в летной форме. Таких раб навидался в своих путешествиях, одежда их имела разный цвет, но всегда одни и те же форму и отличительные знаки на груди и плечах. Почти все они были опасны и непредсказуемы для рабского племени, хотя, поговаривали, что встречаются и хорошие, рисковые ребята, которые, за здорово живешь, могут приютить беглого и увести с собой в свободную жизнь.

Может и правда, а может врали просто, придумывая заманчивые сказки для дураков, пойди, разбери. Единственное, что раб знал доподлинно — это как один дурак и сорвиголова бросился однажды вот к такому летчику в надежде спастись. А летчик, недолго думая, сдал легковерного раба с потрохами. И как этого раба забили до смерти палками прямо на взлетной полосе на глазах у ошалевших, доведенных до крайности соседей по общей цепи. А главный в том перелете ходил вдоль шеренги и приговаривал, противно ухмыляясь, мол, что б другим неповадно было. Так что отношение к ним балансировало на грани ненависти и страха, подобные чувства только усилились, после того как хозяйка, передав летчику какие-то документы, услышала в ответ.

— Его в карантин надо.

Раба аж передернуло — в карантин! Да оттуда никто не возвращается! Сработал старый знакомый инстинкт самосохранения, и рабу отчаянно захотелось жить. Он бросил настороженный взгляд на хозяйку, от ее ответа сейчас зависит все. Госпожа помолчала, обдумывая ответ. Раб понял — на выручку никто не придет. Тело непроизвольно напряглось, тут же ее пальцы чуть сжались в успокаивающем жесте и он услышал ее приглушенный, казавшийся бархатным голос.

— Руджеро, ангел мой, — обратилась хозяйка к летчику, — ты бумажки сопроводительные читал? По-моему, генерал выдал соответствующие распоряжения.

— Мне Романов не указ! — отмахнулся летчик Руджеро. — У меня свое распоряжение — отправлять всех впервые летящих в карантин!

— Романов, говоришь, не указ? — еще слаще улыбаясь, проворковала хозяйка, Влада передернуло — мягко стелет, а спать не ляжешь, — а может быть тебе Грабов указ? Ты смотри, я ж могу к нему уже сегодня подойти и мило поинтересоваться, а не пора ли нашему доброму другу Руджеро Микелио посетить карантинные мероприятия?

— С чего бы это? — нахмурился пилот, но не сильно уверенно.

— С того, яхонтовый мой, что ты простоял в этом порту двое суток и, скорее всего, облазил все прилегающие к порту публичные дома, на два квартала вокруг и побывал на каждой мало-мальски привлекательной девке. Ты ничего нам в подарок не везешь?

Руджеро попытался изобразить на лице праведный гнев на этот поклеп, но поразмыслив, скорчил скорбную физиономию и покаянно кивнул.

— Умеешь, ты, Анька к стенке припереть! — со вздохом объявил он. — Ни лаской, так угрозами. Ладно, проходите, за пассажира головой отвечаешь.

— Приятно иметь дело с таким догадливым человеком, — она шутливо поклонилась и уже собиралась двигаться дальше, но ее остановил приглушенный почти до шепота голос пилота.

— Анька, ты меня не посмотришь? А то действительно, как-то он себя не важно… — Руджеро в досаде развел руками и смущенно скосил глаза вниз.

— Руджеро, Руджеро, — удрученно покачала она головой, — я предполагаю, что сохраню для базы больше средств и своего времени, если проведу одно незатейливое хирургическое вмешательство.

— Какое? — подозрительно поинтересовался Руджеро.

— Кастрирую тебя, любвеобильный ты мой! — Руджеро на ее угрозу не обратил никакого внимания, продолжая преданно заглядывать в глаза этой странной девушке, — Ладно, сегодня примешь те таблетки, которые я выписывала в прошлый раз, а завтра ко мне на осмотр, часам, так скажем, к трем. Сможешь?

— В лепешку расшибусь!

Влад злорадно хмыкнул про себя, невольно проникаясь уважением к новой госпоже — надо же, она так спокойно может угрожать такому большому человеку как пилот транспорта! Обещать его кастрировать! Хотя, так ему и надо, злорадно подумал молодой раб, ишь, чего удумал — здорового раба в карантин отправлять!

Она махнула рукой и пошла в салон, показывая своему спутнику дорогу. Не смотря на нервное напряжение захватило дух от удивления он забывшись застыл в проходе зачарованно оглядывая ряды темно-красных мягких кресел. Никакой тебе грязи, вони и хмурых надсмотрщиков. Мягкий ковер на полу глушащий шаги. Больше всего поразило отсутствие привычных колец, к которым пристегивали раба. Сожалеть о них глупо, но их отсутствие рождало в душе тревогу — а где же он полетит? В кресло его никто не посадит, а находиться во время взлета в проходе опасно для здоровья — можно кости переломать!

— Влад, — тихо позвала хозяйка, отвлекая его от мрачных мыслей, — иди сюда.

Она указала на два стоящих рядом кресла. Раб на подгибающихся ногах сделал несколько шагов по направлению к хозяйке.

— Садись у окошка, — распорядилась она, — мне все равно, а тебе будет интересно.

— Мне нельзя, — сдавленным шепотом выдавил он, показывая расширенными от ужаса глазами на пилота, — если он увидит, у вас будут неприятности, а с меня спустят шкуру.

— А кто-то недавно утверждал, что побои на него не действуют, — заметила она, и, подмигнув, добавила, — садись, я его уже и так запугала, но если пристанет, будем отбиваться ногами!

Влад нерешительно улыбнулся, протискиваясь на указанное место. Уселся, кресло оказалось еще удобнее, чем он себе представлял. Видел бы его кто-нибудь из старых знакомых! Как он, будто в облаке, утопает в мягких подушках, тут же принявших форму его тела, ни в жизнь бы не поверили! Чувство нереальности происходящего не отпускало. Этого не может быть, потому что этого быть не может! Все время казалось, что его сейчас разоблачат, вон хотя бы пилот… Но пилоту сейчас было не до раба, сидящего не на своем месте — он о чем-то оживленно спорил с рыжеволосой девушкой, держащей на руках какого-то странного зверя. Зверь плотно обхватил ее шею и спал, положив забавную приплюснутую мордочку на девичье плечо.

Из обрывков разговора, долетающих до Влада, он понял, что девица во что бы то ни стало желает лететь в обнимку с этой зверюгой, а пилоту это не разрешает какая-то Инструкция. 'Наверное, это начальник!' — решил про себя Влад. Интересно, что это самая Инструкция скажет, про него, раба? Он уже наклонялся к хозяйке, с намерение выяснить это, когда из-за плеча склочницы вынырнул его злейший враг — Эжен. Он отвел пилота в сторону и о чем-то тихо и быстро заговорил, косясь на Влада.

Пилот проследил за взглядом Эжена, и Влад инстинктивно вжался в кресло, стиснув подлокотники до боли в пальцах и почти сразу ощутил на онемевшей от напряжения кисти, маленькую теплую ладошку. Анины пальцы легонько сжались в ободряющем пожатии, а ухо защекотало теплое дыхание: 'Успокойся и привыкай. Я знаю, что с Эжем у тебя не заладилось, но его бояться нечего — он, как правило, безобидный'. Безобидный, как же, пронеслось в голове, а под ребром похолодало, словно в бок до сих пор упирается оружейный ствол. Аня послала Эжу неодобрительный взгляд, тот ответил ей кислой улыбкой, пилот расхохотался и, махнув рукой на девушку со зверюгой, принялся тщательно задраивать люк.

Влад тут же забыл про пилота, теперь все мысли были заняты маленькой ручкой, рассеяно поглаживающей его пальцы. Обычно хозяева дотрагивались до него только, когда хотели причинить боль. Если не считать похотливых хозяйских дочек и жен, изредка обращавших на смазливого раба свои аппетиты. Но их прикосновения вызывали только тошноту и отвращение. А тут ничего подобного. Влад украдкой бросил взгляд на соседку, занятую серьезным разговором с парнем, сидящим через проход. Она ничего от него хотела и не ждала, такие вещи Влад научился различать уже давно и безошибочно — от этого зависел обед, а порой и жизнь. Она просто держала его за руку. По-человечески!

Откуда-то из-под потолка бестелесный голос сообщил, что вылет будет произведен через две минуты. Аня прервала разговор и перегнулась к Владу через общий подлокотник, пошарила за его плечами и бедрами, вызывая невольную дрожь нечаянными прикосновениями.

— Успокойся, пожалуйста, и перестань трястись, — попросила она, — я не посягаю на твою невинность, это всего лишь ремни безопасности, мы же не хотим, что бы во время взлета тебя начало швырять по всему салону.

Аня неспешно отмерила нужную длину, подогнала по ней блестящую пряжку и с тихим щелчком пристегнула его к креслу. Влад с любопытством наблюдал за ней. Она еще раз проверила натяжение ремней и только после этого вытащила свои.

— Влад, отыщи на штуке под своей рукой синюю кнопку и нажми на нее, — он в точности выполнил приказ.

Кресло под ним ожило, начало тихонько трястись, Влад инстинктивно вцепился в подлокотники и попытался вскочить.

— Спокойно, спокойно, — тихо проговорила она, легонько прижимая его к креслу, — ты просто привел свое кресло в полулежащее положение.

И действительно, спинка начала плавно опускаться, увлекая за собой перетянутое ремнями тело. Аня тоже нажала на своем подлокотнике маленькую кнопочку. Взвыли двигатели, заглушая не только гул голосов, сидящих рядом людей, но и собственные мысли. Влад огляделся, все без исключения пассажиры лежали в своих креслах, кое-кто из них продолжал беседовать со своими соседями, пытаясь перекричать завывания двигателей. Влада охватила безотчетная паника, возникающая всякий раз перед взлетом или посадкой. Хоть он всеми силами и старался скрыть эту слабость, Аня, будто почувствовала это и, повернув к нему голову, громко проговорила перекрикивая нарастающий гул.

— Расслабься и дыши глубже, — посоветовала она, — мы взлетаем!

Пронзительно взвыла стартовая сирена, а гул двигателей превратился в невыносимый визг, но всего на несколько секунд. Расслабиться, какое там! Каждая клеточка его тела сжалась в ожидании дикой, сводящей с ума боли, сопутствующей всем взлетам и посадкам, испытанным до этих пор. Пол под ногами стал едва ощутимо подрагивать, Влад еще сильнее вжался в подушки и зажмурил глаза, но ожидаемых ощущений не последовало, так, придавило чуток, почти не чувствительно. Когда молодой человек осмелился открыть глаза, за затемненным стеклом иллюминатора не было видно ничего, кроме безбрежной черной пустоты, усыпанной светящимися точками звезд.

Всю дорогу Влад просидел тихо, как мышка. Он все время порывался сказать ей, что приказал Эжен еще в порту, но язык как-то не поворачивался, хоть слова и жгли глотку. Разумно рассудив, что ему не улыбается быть наказанным на глазах у стольких людей, Влад решил повременить с признанием до конца пути. Он украдкой поглядывал на Эжа, каждую секунду ожидая от него какой-нибудь гадости. Но тот, казалось, совсем забыл о существовании раба, спокойно дремал в своем кресле.

Оцепенение, охватившее Влада на планете, начало постепенно отступать, он вообще никогда не мог долго находиться в подавленном состоянии. Так что не прошло и двадцати минут, как непоседливая натура стала сказываться, и он начал с любопытством разглядывать окружающих пассажиров.

Все места в транспорте были заняты. Кто-то сидел с усталыми отрешенными лицами, кто-то попросту спал, компания из трех человек о чем-то тихо разговаривала и иногда приглушенно смеялась. Никто из них не проявил к сидящему рядом рабу никакого интереса. Влад с удивлением заключил, что они считают его себе равным, открытие это потрясло. Он настолько привык считать себя вещью, что было странно думать как-то по-другому.

Он покосился на хозяйку и лишь сейчас толком к ней присмотрелся. Глаза синие, длинные ресницы, легкий румянец, но кожа бледная, значит она постоянно в помещении. Копна смоляных, коротко стриженых волос. Аккуратная форма полноватых губ, чуть вздернутый носик, и еле заметная, упрямая ямочка на подбородке. С такой внешностью действительно не нужно покупать себе раба для определенных целей. От мужчин, наверное, и так отбоя нет. Зачем же он ей сдался? В который раз спрашивал себя раб. Впрочем, стоит ли забивать себе голову всякими глупостями. Она очень ничего и с такой хозяйкой можно прожить, хоть и не долго, мрачно добавил он про себя, все еще не оставляя надежды о побеге.

Он глянул в иллюминатор и насторожился — они подлетали не к планете, как он рассчитывал, а к стальной громадине, висящей посреди космоса. Возле основного шлюза прямо на обшивке была нарисована девушка с развевающимися золотыми волосами и хрупкой фигуркой, затянутой в голубую тунику. Вокруг картины написаны огромные буквы светоотражающей краской. Влад был немного знаком с грамотой и попытался прочитать написанное, напряженно, до боли в глазах, вглядываясь буквы надписи и шевеля губами: 'А… Л… К… И… О… Н… А…'. 'Алкиона', - пробормотал он. Ну, что ж, Алкиона, так Алкиона, здесь, впрочем, нет никакой разницы…

Услышав рядом тихий шепот, я удивленно оглянулась на своего спутника, он сидел уставившись в иллюминатор, и вряд ли замечал хоть что-то вокруг.

— Ты бывал у нас раньше? — поинтересовалась я, любопытство, как известно, один из самых больших пороков человечества.

— Нет, — вздрогнув от моего голоса, Влад энергично замотал головой.

— Тогда откуда тебе известно ее название? Ты умеешь читать?

— Нет, я слышал это от соседей, — соврал Влад, явно чего-то опасаясь. Ну, конечно, рабам не положено знать грамоту, догадалась я. За это, скорее всего можно неслабо получить по загривку.

— Влад, — с упреком проговорила я, — все вокруг нас либо спят, либо заняты своими делами, это во-первых, а во-вторых, мы никогда не называем станцию 'Алкиона'. - и, чтобы подсластить пилюлю мягко добавила, — Если опасаешься наказания, то совершенно напрасно.

— Я соврал, госпожа, — покаянно признался он, и низко склонив голову, придвинулся ко мне, насколько позволяли пристяжные ремни.

— Вшей, вроде, не видно, — констатировала я, пройдясь пальцами по его волосам, — а что, чешется?

— Госпожа издевается, да? — подняв глаза, недоверчиво посмотрел на меня.

— Нет, — хмыкнула я, — просто пытаюсь научить тебя говорить правду. Итак, ты умеешь читать?

— Да, — неохотно ответил он.

— Насколько хорошо и откуда?

— Читаю я плохо, хоть все буквы знаю, — поджав губы, проговорил он, — а откуда — не знаю. Иногда мне кажется, что кто-то учил меня, но кто припомнить не могу, да и когда это было тоже…

— Ты видел когда-нибудь, как швартуются к станции?

— Нет, — хлопнул Влад ресницами, удивленный резкой сменой темы.

— Тогда тебе лучше смотреть в иллюминатор, иначе все пропустишь.

Влад тут же отвернулся от меня и прилежно уставился в круглое окошко. Я откинулась на спинку сиденья, ловя последние спокойные минуты перед встречей с отцом.

 

Глава 8

Транспорт на малой скорости заплыл во чрево станции, и, чуть, вздрогнув, остановился. До выхода осталось не более двадцати секунд. Влад сжался от внутреннего напряжения, с опаской поглядывая через иллюминаторы транспорта на нашу станцию прикидывая насколько продлится его спокойная жизнь. В толпе встречающих мелькнули генеральские погоны, я усмехнулась — господин Романов изъявил желание лично встретить транспорт, наверное, перепугав до смерти весь обслуживающий персонал.

Все поднялись, я тронула Влада за плечо, приглашая следовать за мной.

— Пойдем, — позвала я, беря его за руку, — и ничего не бойся.

При выходе из транспорта уже образовалась толпа, окружившая молодоженов, мы смогли проскользнуть незамеченные, не опасаясь ненужных вопросов. Нужно поскорее выбираться из ангаров, пока весть о появлении Элизабет не донеслась до любящего родителя. Чуть в стороне стоял господин генерал, поджидая, когда мы к нему приблизимся.

— Здравствуй папа, — улыбнулась я, он обнял меня и чуть приподнял, — поставь меня! — запротестовала я, — народ смотрит!

— А что мне до него! — отмахнулся папа, — я тебя так долго не видел.

— Знакомься, — я осторожно освободилась из его объятий и повернулась к Владу, — это Влад, для него ты сегодня о пропуске хлопотал. Влад, это генерал Романов Дмитрий Петрович, по совместительству мой папа.

…Старший хозяин, ее отец, стоял чуть в стороне от общей толпы, встречающей корабль. Влад узнал его сразу, как только увидел эти зеленые глаза и тщательно причесанные темные волосы. Приближаться к этому великану ужасно не хотелось. Кто его знает, что у него на уме? Хорошо хоть он сразу не обратил на Влада внимания полностью занятый своей дочерью.

Похоже, у Ани имеется любящий ее без памяти папаша, а значит, он представляет для Влада самую большую угрозу. Этот голову свернет и не поморщится, если только заподозрит, что с его дочерью непочтительно обращаются. Вон, какие лапищи огромные, по хребту заедет, так и костей не соберешь!

Влад оторвал глаза от предполагаемого врага и украдкой огляделся. Они находились в огромном помещении, поразившем раба количеством самой разнообразной летательной техники, такой он раньше никогда не видел, хотя и успел побывать во многих портах. Все корабли были ярко подсвечены мощными прожекторами и искрились в их лучах разноцветными боками. В воздухе витал еле уловимый запах машинного масла и полироли. Почти под самым потолком виднелись огромные панорамные окна, за которыми копошилось большое количество народа, в окружении странной аппаратуры.

— Влад, — непривычный звук его имени, оторвал его от окружающей обстановки и заставил сосредоточиться на новых хозяевах, — это генерал Романов Дмитрий Петрович, по совместительству мой папа.

Влад, по привычке, стиснул зубы и поклонился старшему господину. Тот, кого Аня назвала Дмитрием Петровичем, в мрачном молчании разглядывал Влада, оценивая приобретение дочери. Владу снова показалось, что он не больше таракана, которого этот здоровяк с удовольствием прихлопнет одним щелчком. То ли Аня могла читать мысли, то ли еще что, но она так посмотрела на своего отца, что тот выдавил из себя приветливую улыбку более всего походившую на оскал и совсем не размахиваясь, хлопнул Влада поперек спины. Это была явная демонстрация силы, молодой раб был к ней почти готов, но когда тяжелая рука прошлась по свежим рубцам, покрывающим спину в глазах потемнело, а в мозгу ярким фейерверком разорвался приступ боли. Влад резко побледнел и почти до крови прикусил губу, в попытке сдержать невольный стон. Видя такое развитие событий, Аня сделала то, чего для раба еще никто не делал…

— Ну-ну, поаккуратнее, — я влезла между ними, загораживая собой парня, — ты же силы своей не рассчитываешь, так же и убить можно.

— Ань, я же легонько, — удивился отец.

— Знаю я твое легонько, — проворчала я, — Ладно, пойдем, устала я, да и есть хочу.

— Что у него с шеей, почему замотана? — полюбопытствовал папаня, кивая на Влада.

— Ничего страшного, — пожала я плечами, беря обоих мужчин под локти и заставляя двигаться в сторону лифтов, — натер ошейником, он был Владу тесен. А для страдающих жестокой амнезией, повторяю еще раз — его зовут Влад.

— Ты права, — нарочито серьезно согласился со мной папа, — завтра же закажу ему новый ошейник.

— Твои шутки не уместны, — пробормотала я, косясь на расстроенного Влада.

— Я так и не понял, что ты там про казино говорила? — заинтересовался генерал, видно решив, что уже достаточно поглумился над парнем, резко меняя тему разговора.

— То, что выиграла огромные деньги, — пожала я плечами, нажимая на кнопку вызова лифта. — Я помню, что мы с тобой договаривались, что я не подойду больше к игорному залу, ну так получилось. И к тому же, я не проигралась, я выиграла бешеные деньги. А еще, — похвасталась я, с некоторым усилием заволакивая Влада в тесное пространство кабинки. — Я делаю успехи, я смогла вовремя остановиться.

Отец от моих успехов был явно не в восторге, но памятуя о присутствии Влада, почел за благо промолчать. Лифт остановился на нужном нам уровне, и его двери бесшумно распахнулись. Владу лифт не понравился, очевидно, все дело в слишком маленьком пространстве и странном способе передвижения. Всю дорогу парень нервничал. Генерала забавлял несколько бледный вид молодого человека, но он отмолчался, предпочитая не нарываться на грубость.

…Небольшую комнату с синими стенами и зеркалом вместо двери едва заметно потряхивало, что вызывало беспокойство. Аня разговаривала с отцом, который, казалось, напрочь забыл про стоящего рядом Влада, будто его и не существовало на свете. Парень за такое отношение в обиде не был, получив временную передышку. Безжалостное стекло отражало его бледное лицо и страх, мелькавший в глазах, каждый раз, когда эта странная комната дергалась. Влад был рад, что Аня отвернувшись от него, сосредоточилась на отце и не видит этих искорок страха, которые могли дать ей в последствие еще одно оружие против него. Бояться и проявлять слабость нельзя никогда, это как парша, поедающая тебя изнутри, если ты заболеваешь этим, то рано или поздно ты проиграешь в жестокой игре под названием выживание.

Комнату в очередной раз тряхнуло, и она остановилась, будто под нее кто-то подложил надежные сваи, на таких сваях когда-то стоял один из бараков, где Владу довелось жить. Зеркало отъехало в сторону, открывая за собой длинный коридор с множеством дверей, расположенных друг напротив друга. Непонятно куда подевался зал, в котором они высадились из корабля. Эта маленькая комната, скорее всего, была каким-то транспортным устройством, решил Влад. Это вполне объясняет, что комнату постоянно дергало.

Войдя в коридор вслед за хозяйкой и ее отцом, у Влада снова возникло ощущение тошноты, как и в тот момент, когда его вытолкнули на твердь планеты, после нескольких недель полета. Правда, тогда не было времени обращать на это внимание, не оступиться бы и не скатиться по крутому трапу. Потом аукцион, где его продавали и физические ощущения отошли на второй план. Теперь же, когда в его жизни появился относительный островок спокойствия, чувство тошноты и ноющей боли неотступно следующие за ним на протяжении почти всей жизни нахлынули с удвоенной силой.

Старший хозяин уверенно подошел к одной из множества совершенно одинаковых, дверей и распахнул ее перед дочерью…

Только переступив порог родной каюты поняла, насколько вымоталась. Очень хотелось развалиться на диване и отдохнуть. Совсем немного. Ага, отдохнешь тут, как же! Я оглянулась на Влада, сиротливо стоящего у двери и комкающего в руках ремешок сумки.

— Располагайся, — предложила я, делая приглашающий жест.

Но Влад так и остался стоять на месте. Ну и черт с ним, хочет стоять пусть стоит. Для его размещения придется пожертвовать кабинетом. Необходимо разобрать комнату, мне некогда его уговаривать. На то, чтобы превратить кабинет в полноценную жилую комнату потребовалось около часа. Книги были удалены, ящики стола выпотрошены, стол задвинут в угол, а из стены извлечена встроенная кровать. Я оглядела плоды своих трудов и осталась вполне собой довольной. Остается застлать кровать чистым постельным бельем, и в комнате можно будет жить. На какой-то момент все происходящее показалось законченным бредом, хотелось щелкнуть пальцами, как это делает фокусник, и проснуться от щелчка, и что б жизнь снова стала размеренной и принадлежащей мне одной.

…Молодого раба не отпускало ощущение неправильности происходящего, казалось еще мгновение и наглого раба пинками выпроводят вон. Влад успел кое-что повидать в своей жизни, но ни один хозяйский дом, даже самый богатый, в окна которых он заглядывал, томясь от огромного детского любопытства, за что ему частенько попадало, не был таким красивым как эта комната. Стены приятного теплого оттенка, пушистый ковер на полу. Большой красно-коричневый диван посреди комнаты и такие же кресла по бокам, между креслами низкий столик в черно-белую клетку. Вся стена напротив занята высоким стеллажом с книгами, такого количества книг в одном доме Влад еще не видел. На этот же стеллаж хозяйка натаскала еще книг из комнаты, куда удалилась сразу же после их прихода. Теперь издания стояли так тесно, что взять какое-нибудь из них представлялось проблемой.

Влад наблюдал за суетой хозяйки с нескрываемым интересом. Он вполне мог помочь ей, но она не приказывала, так что он предпочел изображать из себя приличного раба без спроса не лезущего в хозяйские дела, продолжая с любопытством разглядывать обстановку комнаты. На стене у стеллажа висело странное зеркало, по мнению Влада совершенно бесполезное — отражало оно плохо, к тому же поверхность его была темная. Влад до отказа вытянул шею, пытаясь разглядеть, что стоит за диваном, но так и не понял, что это было, скорее всего, стеклянный стол, еще одна ненужная вещь. Почти напротив входной двери Влад увидел узкий коридор с тремя дверями по одной стороне и всего одной по другой.

Госпожа продолжала чем-то громыхать в комнате и объяснить Владу его место не спешила. Он прерывисто вздохнул, размышляя разрешено ли ему присесть на корточки. Из открытой двери в коридоре потянуло соблазнительным запахом жареного мяса, совсем как из хозяйских кухонь, где готовились к праздникам. Рот наполнился слюной, а изголодавшийся желудок громко заурчав, свернулся тугим узлом. Влад сглотнул и напомнил себе, что хоть к нему пока и относились достаточно сносно не стоит сильно надеяться на кусок хорошей еды с хозяйского стола…

Восхитительный запах из кухни, где орудовал отец, предательски пополз по каюте подгоняя закончить дела. Пришлось признать, что происходящее хоть и далеко от сна, но в некоторых случаях очень даже неплохо. Влад свой пост у двери так и не покинул, мне осталось лишь глубоко вздохнуть и приказать ему идти на кухню.

В кухне было чисто, стол застлан белой скатертью. Перед натиском генерала Романова отступает не только преступность, но и грязная посуда. Впрочем, далеко не всегда. На столе возвышались два огромных блюда, одно с жареной картошкой, другое с отбивными. Папа взял тарелку Влада и уже собирался наложить на нее кусочки ароматного мяса.

— Ему нельзя! — почти выкрикнула я.

— Это почему это? — вытаращил папа глаза, подозрительно оглядывая Влада.

— Ты посмотри на его живот, он же прирос к позвоночнику! — пояснила я.

— Вот и хорошо, кусок мяса ему не помешает!

— Ага, давай накормим его жирной свининой, чтоб он к ночи скончался от заворота кишок? — я повернулась к Владу, — Я тебе сейчас каши сварю…

— И ты к ночи скончаешься от голода, — в тон мне продолжил папа.

Я фыркнула и, повернувшись к плите, достала из шкафчика пакет с овсяными хлопьями. Быстро закончив с приготовлением, признаюсь жутко нелюбимой мною, но весьма полезной каши я выложила ее на тарелку Влада, и мы наконец-то устроились за столом и принялись за еду. Утолив первый голод, я заметила, что Влад к своей порции не притронулся. Он сидел перед тарелкой, рассматривая свои руки, даже не взяв ложку.

— Ты чего не ешь?

— Я не… мне не хочется, — я удивленно подняла глаза.

— Врешь, — со вздохом констатировала я.

— Я не вру! — испугался Влад.

— Так, понятно, — я вздохнула, хлопнув ладонями по столешнице, — папа, мы отлучимся ненадолго.

— Аня… — я покачала головой, призывая отца не вмешиваться.

— Пошли, — позвала я Влада, мотнув головой в сторону двери.

Сделав несколько шагов в глубину коридора, я остановилась, и резко повернулась к плетущемуся за мной парню.

— Говори, — тихо потребовала я.

— Я не хочу есть, — упрямо повторил он.

Я глубоко вздохнула, раздумывая, как поступить. Я могу сколь угодно долго спрашивать его, уговаривать ответить, он же будет, как заведенный повторять одно и то же, а проблема так и останется нерешенной. Может, сделать проще? Не вдаваясь в психологическую муть. А что, это мысль. Начать разговаривать с ним на том языке, к которому он привык.

— Кому ты вкручиваешь? — грубовато поинтересовалась я, упираясь ладонью в его грудь и стараясь не думать, как выгляжу со стороны, — Ты, когда ел в последний раз, если не считать чашки бульона влитой мною сегодня? Вчера? Позавчера?

— Позавчера, — вынужден был признаться он, отводя глаза. Похоже, пока давление дает, куда лучшие результаты, чем хваленая мягкость. Ничего, у меня будет время это изменить. А пока приходится признавать правоту деда, который учил меня разговаривать с людьми на том языке, к которому те привыкли.

— И после этого ты пытаешься меня убедить, что не голоден? — усмехнулась я.

Так и не дождавшись ответа, взяла его за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть мне в глаза.

— Ну, так что могло случиться, что бы ты отказался от еды? — мягко спросила я, в корне меняя тактику.

— Я не умею… я руками всегда ем… — с отчаянием пояснил Влад.

— Это не повод, отказываться от ужина, — убежденно заявила я, — пошли, я кое-что тебе покажу.

Взяв его за руку, втащила Влада на кухню. Папа наблюдал за мной с нескрываемым интересом. Я вложила ложку в руку Влада и показала, как с ней надо обращаться. Получилось сначала немного неуклюже, а потом, вроде и ничего.

— Вот видишь, — подбодрила я его, — ничего сложного, за пару дней освоишь.

В комнате застрекотал видеофон я выругалась и, извинившись, поспешила на его зов.

…Едва Аня пропала из поля зрения, как генерал поднялся со своего места и, обойдя стол, навис над Владом грозовой тучей. Раб медленно положил ложку и уперся ладонями в стол.

— Значит так, голуба моя, — ласково пророкотал Анин отец, от этого ласкового говора у Влада пробежали мурашки по спине, — что касаемо тебя я ничего против не имею, хочется моей дочке, что б все было так — пожалуйста. Но видишь вот этот ремень? — Генерал указал головой на широкую кожаную полоску, опоясывавшую его талию.

— Вижу, господин, — угрюмо подтвердил Влад, не придуриваться же, не слепой ведь!

— Очень хорошо, — кивнул генерал, — так вот, коли забалуешь, сразу же попробуешь, каков он на деле, хоть и в обход Аньке, но я тебе это обеспечу, понятно?

— Да, господин, — покорно вздохнул Влад. Что ж непонятного не дурак все-таки. Ну, вот началось — угрозы, а там и побои не за горами. Влад раскрыл рот желая уточнить, что грозный папаша подразумевает под словом 'забалуешь', но не успел — в коридоре послышались шаги, заставившие генерала вернуться на свое место…

Я оглядела своих мужиков, похоже, оба живы даже подраться не успели, но что-то произошло, даже к гадалке соваться нечего. Я подозрительно глянула на папаню, слишком мирно жующего кусок мяса и раскрыла рот, жаждая объяснений, но меня снова прервал звонок. Я начала машинально хлопать себя по карманам, отыскивая пейджер. Милое устройство, изобретенное некогда умными предками. Конечно, в пределах галактики оно бесполезно, но на станции очень удобно. Наконец, пейджер нашелся, но не у меня, а у папы. Его вызывали на службу. Папа попрощался, сказав, что завтра обязательно навестит меня и починит посудомоечную машину, стремительной походкой покинул каюту.

 

Глава 9

Закрыв за родителем дверь, я покопалась в сумке с немногими вещами, в спешке приобретенными для Влада. Разыскав халат, отнесла его в ванну, определив на крючок рядом со своим. Пока он принимает душ, у меня будет время кое-что почитать. Весьма свежая идея, доктор, самокритично подумала я, вот только читать надо было до, а не после! Зацепив пособие по психиатрии, вернулась на кухню. Влад все так же сидел за столом разглядывая пустую тарелку, при моем появлении он медленно поднялся, ожидая приказов.

— Иди в душ, дверь вторая от кухни и помойся.

Раб молча развернулся и потопал в указанном направлении.

— Да, когда из душа вылезешь, там, на крючке рядом с полотенцами висит халат, будь добр, его надеть.

Через некоторое время до меня долетел звук льющейся воды. Я откинулась на спинку стула, день показался неправдоподобно длинным. Так хотелось плюнуть на все и завалиться спать. Я открыла глаза и придвинула к себе умную книжку, попыталась найти в ней что-нибудь по интересующему меня случаю. Мысли скакали, как блохи на раскаленной сковородке, я никак не могла сосредоточиться на изысканиях коллег психиатров.

Как я буду жить в одной каюте с парнем, которого совсем не знаю и который, похоже, ненавидит меня, хоть и скрывает это достаточно умело. Что у него на уме? Может, прирежет ночью по тихой грусти. Хотя нет, для того что бы прирезать нужен нож, а вот подушкой придушить в самый раз — и ходить далеко не надо. Можно, конечно, на ночь запереть его дверь, но это не выход тем более это совсем не будет способствовать налаживанию отношений. Вот и что мне делать? Над головой раздалось тихое покашливание, подняв глаза, увидела перед собой Влада. Парень смущенно переступал с ноги на ногу и виновато смотрел на меня.

— Ты уже помылся? — рассеянно поинтересовалась я.

— Нет, — покачал он головой, — можно с вами поговорить, госпожа?

— С тобой и без госпожи, да, можно. Что случилось?

— Ан…на, — я подперла рукой щеку и изобразила на лице безмерное внимание, — я должен вам кое-что рассказать… — он замолчал.

— Что же ты хотел мне рассказать? — подтолкнула его я, когда пауза слишком затянулась и добавила то, что по-моему мнению ему сейчас больше всего хотелось услышать, — Влад, что бы ни произошло, я обещаю сдержать свое обещание и не наказывать тебя.

— Я хотел сбежать от вас в порту и если бы не Эжен, мне бы это удалось. Он поймал меня и заставил вернуться к вам, и приказал обо всем рассказать, — выпалил он на одном дыхании, глядя куда-то в сторону, — я хотел вам признаться еще там, но вы были заняты…

— Эж не ударил тебя? — прервала я объяснения.

— Нет, — твердо ответил Влад, и лицо его превратилось в непроницаемую маску — врет, опять врет, но оставила свое мнение при себе.

— Хорошо, — кивнула я, снова опуская глаза в книгу и не видя во всем этом ничего хорошего — этого дурака вполне мог пристрелить портовый патруль или он мог попасть в поле взлетающего корабля — насмерть не зашибет, а покалечит запросто… да и мало ли что еще! Но он, очевидно, ни о чем не догадывается, прибывая в блаженном неведении, что с взлетного поля можно вот так просто уйти. Будь оно так, стоянка кораблей превратилась бы в проходной двор!

— Это все? Я могу идти? — севшим от волнения голосом поинтересовался он, все еще не веря, что наш разговор не возымеет никаких последствий.

— Естественно, — вызверилась я, — или ты предпочитаешь, что бы с тебя шкуру за глупость ободрали?

— Нет, — испуганно моргнул он.

— Извини, — вздохнула я, — я не хотела, просто очень устала и поэтому говорю гадости. Иди и не задерживайся, мы оба вымотались сегодня, а еще предстоит тебя осмотреть, так что давай поскорей закончим со всем этим и пойдем спать. Иди.

Через полчаса Влад облаченный в халат, пересек порог смотровой. Я щелкнула пальцами, и лампы залили нас ярким бестеневым светом.

— Проходи, садись вот сюда, — я указала на стоящий рядом со мной высокий табурет. — Прежде чем начать я хотела бы тебя предупредить, что все происходящее в этой комнате будет неприятно, и я постараюсь поскорее закончить. Я не собираюсь скрывать — некоторые вещи могут показаться отвратительными, и заранее прошу у тебя прощения. Ты меня понимаешь?

— Что мне до того, — с вызовом откликнулся он, то ли по глупости, то ли по каким другим причинам продолжая проверять на крепость мое терпение, — я — раб, вы — хозяйка. Приказывайте.

— Да ты раб, — мягко возразила я, гася раздражение, — но ты так же и человек. У тебя точно такая же кровь, ноги и руки, что и у меня, мы с тобой ничем не отличаемся, если не считать, конечно, некоторых половых признаков. Просто тебе повезло много меньше, чем мне и то, что за тебя заплачено некоторое количество денег, не дает мне права издеваться над тобой. Я хочу, что бы ты знал — я не хотела бы проводить этот осмотр прямо сейчас, но время меня поджимает и если завтра не будет отчета о твоей скромной персоне, начальство отвернет мне голову, а ты пойдешь в карантин.

Я помолчала некоторое время, ожидая хоть какой-то реакции с его стороны, но Влад продолжал молча смотреть на меня, глазами полными усталости и покорности судьбе. Черт! Кажись, из-за своей невоздержанной реплики на кухне я потеряла все завоеванные высоты. Ну что ж, начнем сначала.

— Хорошо, — улыбнулась я, убирая руку и поднимаясь, — будем считать твое молчание знаком согласия. Давай начнем? Ответь на несколько вопросов…

Попытка собрать анамнез закончилась полным провалом. Он никак не желал рассказывать ни о своем состоянии, ни о травмах и болезнях, которые у него когда-то были. Очень скоро стало ясно — даже начни на куски резать, все равно ничего не добьюсь! Мои расспросы наталкивались на угрюмое молчание или откровенное вранье. По большому счету мне как хозяйке давно пора призвать зарвавшегося раба к ответу, но это не выход черт вас всех задери!

— Молчать глупо, — вздохнула я, в последний раз взывая к его благоразумию, — я и так все узнаю, когда начну тебя осматривать, только осмотр затянется…

Все тот же упрямый взгляд исподлобья.

— Хорошо. Сними халат.

Снова оказавшись передо мной без одежды Влад занервничал, но в следующий момент глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться и сдаться на волю победителя.

…Сперва ему показалось, что все как всегда. Раньше его тоже осматривали новые хозяева, правда, они занимались этим во время покупки, и все ограничивалось тем, что снимая одежду, смотрели насколько он крепок физически и обязательно заглядывали в рот, что б увидеть, здоровы ли зубы. Поэтому предстоящий осмотр никакого беспокойства не вызывал и ему даже стало смешно, когда она начала рассказывать о возможных унижениях и даже попросила у него прощение за это. Оказаться в еще большей выгребной яме, чем сейчас Влад просто не мог и поэтому пропустил ее слова мимо ушей.

Начался осмотр довольно глупо. Она стала спрашивать его о том, как он себя чувствует. Раб предпочел отмолчаться. И ребенку известно, что за жалобы на плохое здоровье можно поплатиться не то что спиной — головой. На его счастье терпение хозяйки было безгранично. Пока.

Она усадила его на странное кресло стоящее посередине этой комнаты, застланное белым мягким материалом, так что никаких неудобств пока не чувствовал. От кресла отходили в разные стороны какие-то трубки, заканчивающиеся небольшими утолщениями с металлическими шариками. Возле кресла стоял столик на колесиках, до поры до времени прикрытый куском ткани.

— Постарайся отнестись ко всему с юмором, — вполне дружелюбно попросила она, откидывая со столика ткань, под ней обнаружилось много странных металлических штук угрожающего вида и разного размера.

Влад и представить себе не мог, что осмотр превратится в настоящую пытку. Никто и никогда еще не осматривал его с таким тщанием, как это делала Аня. Он очень удивился, обнаружив, что у этой маленькой с виду хрупкой девушки оказались сильные пальцы, причиняющие иногда нестерпимую боль. Она, не гнушаясь ничем, ощупывала такие уголки его тела, в которые не осмеливался заглянуть самый придирчивый покупатель живого товара.

Она крутила молодого человека в разные стороны, брала кровь, сливая ее в узкие стекляшки, просвечивая их специальными приборами. Влада самым натуральным образом воротило оттого, что она с ним проделывала. Мало всего, так для ее удобства в ход шло многое из того, что лежало на столике. Холодные железки проникали в тело, оставляя неприятные, а подчас и болезненные ощущения.

Под конец ему стало казаться, что он не более чем кусок мяса, попавший на разделочный стол. Даже самые жестокие ее предшественники проявляли к его измученному телу, куда большее почтение. По крайней мере, придерживались некоторых рамок нынешней хозяйкой неведомых. Влад теперь не удивился бы, начни она резать его на куски. В какой-то момент ему стало совершенно безразлично, чем это все закончится, пусть она даже разберет его на составные части. Влад устал, и дела ему до этого нет никакого.

Проделывая все эти мерзкие штуки, она не переставала болтать, так, словно они сидели за столом в кухне. Не смотря ни на что, за это раб был ей благодарен. Болтовня позволяла хоть чуть-чуть отвлечься от происходящего.

Парень терпел долго, но и его терпение истощилось, когда она, повернув его на бок, приказала подтянуть колени к груди, а потом воткнула иголку чуть ниже поясницы. Сначала появилось ощущение давления, он перестал чувствовать ноги, а спустя мгновение адское пламя вихрем пронеслась по оголенным нервам, топя человека в океане боли. Показалось, будто в его теле взорвалась толовая шашка и его рвет на части. Влад вцепился в край стола, что есть силы, сдерживая рвущийся из горла крик. На лбу выступили крупные капли пота. Стиснутые зубы крошились в пыль. Мышцы казалось, вот-вот порвутся от неимоверного напряжения, а измученное сознание скатится в бездну безумия. От этого стало еще больнее, хотя он думал, что такого быть уже не может. Сквозь отупляющий океан боли прорвался ее рык.

— Кричи, идиот! Легче же будет. Кричи! Слышишь!?

И он заорал. Терпеть это было просто невозможно. Показалось или с криком немного схлынула боль?

— Вот так, Владушка, молодец! Только не двигайся, еще немножечко, — упрашивала она, — ты же у меня умница.

А потом все закончилось. Боль ушла, оставляя лишь ноющие отголоски. Через некоторое время Аня помогла ему сесть обняла и, притянув его голову на свое плечо, долго успокаивала, укачивая словно ребенка. От этого стало только хуже…

— Продолжай, со мной все нормально, — заявил Влад, отстраняясь напоследок шмыгнув носом.

— Может не стоит? — усомнилась я, — Давай отложим на завтра.

— И еще раз пройти через все это? — вздрогнул Влад, оглядывая брошенные в лоток инструменты. — Ну, уж нет.

— Ты прав — растягивать удовольствие не стоит, — все-таки согласилась я, — ничего, осталось совсем немного, я тебе обещаю, так больно уже не будет, просто я ввела тебе один хитрый препарат…

— Можешь не объяснять, — покачал он головой, — я все равно ничего не пойму.

Я кивнула соглашаясь. О таком пациенте можно только мечтать, с уважением думала я, возясь с аппаратурой — парень стоически переносил все, что бы я с ним не делала.

К концу осмотра я могла констатировать, что серьезных повреждений у него не наблюдается. Если не считать нескольких застарелых травм и легкой простуды. А что касаемо свежих следов кнута, то после его полного осмотра, их вообще за травмы не считала, так, легкие царапины.

— Да уж, мечта пластического хирурга, — констатировала я, еще раз внимательно оглядывая его спину, — Хорошего же мнения были о тебе твои прежние хозяева. Чем же ты им так насолил?

— Огрызался, врал, воровал, не работал, — пожал он плечами, — дальше продолжать?

— Я думаю, не стоит. Интересно, как же ты мог огрызаться, если и слова лишнего не вытянешь?

— Это только по началу, — хмыкнул Влад, — потом характер начинает портиться, а хозяевам вообще закон не писан.

— Сейчас обработаю спину и можно идти спать, — поспешила я уйти от неприятной ему темы.

Влад без приказа, улегся на кушетку, подставляя спину.

— Ничего, — задумчиво проговорила я, — когда все подживет, я отведу тебя к знакомому пластику, он сделает несколько операций и уберет все шрамы, будешь как новенький.

— Не надо меня жалеть, — попросил он, голос его звучал глухо и как-то странно прерывался.

— Извини, больше не буду, — пообещала я, — можешь положить руки под голову, так будет удобнее. Слушай, а что это за безобразные татуировки на бедре?

— Это не татуировки, — спокойно пояснил он, после прививки он относился ко мне более благосклонно, — это клеймо хозяина. А безобразные они потому, что ставят их каленым железом. Это хорошо если нормально сделают, а то, иной раз, недели три ходить невозможно.

— Повернись на бок, я хочу их рассмотреть.

Влад послушно повернулся. Я направила на его бедро пучок света. Последнее, совсем свежее клеймо нуждалось в срочной обработке сожженная кожа пузырилась мелкими волдырями, некоторые из них лопнули, а попавшая в незащищенные кожей места грязь вызвала воспаление грозившее перерасти в глубокую гнойную рану.

Осторожно, стараясь не задеть волдыри, я вычистила грязь и вскрыла нарыв. Несмотря на обезболивающий укол, парень слегка дернулся, и с шумом втянул в себя воздух.

— Тихо, тихо, — успокаивающе бормотала я, — потерпи. Можешь не геройствовать, как ты помнишь я вполне в состоянии вытерпеть твой крик, только не дергайся, — попросила я, но Влад на этот раз от моего предложения предпочел воздержаться.

— А ты молодец, — похвалила я, приклеивая пластырем мягкую салфетку.

— Спасибо, — сдавленно пробормотал Влад, — но та сволочь, что ставил это клеймо, был пьян, и ему не мешало повыдергивать ноги.

— Скорее голову, — внесла я встречное предложение, Влад хмыкнул, полностью со мной соглашаясь.

— По клейму можно установить хозяина? — поинтересовалась я.

— Всех, — откликнулся Влад, — от первого, до последнего. А ты когда свое ставить будешь?

— Не буду я ничего ставить, — возмутилась я подобному предположению, — поворачивайся на живот, придется еще немного пострадать. Не больно? — спросила я, звякая инструментами о лоток.

— Совсем нет, — отозвался он и глубоко вздохнул, отчего его спина пришла в движение.

— Ты когда вздыхать собираешься, предупреждай, пожалуйста, — попросила я, — я все-таки ножом орудую, отрежу чего лишнего, беда будет!

— А там резать нечего, — мрачно откликнулся Влад, — кожа да кости. Разве что шкуру на ремни попробовать…

— Прекрати сейчас же глупости говорить! — прикрикнула я.

— А я чего! Я же правду сказал! — поспешно заговорил он, — Там действительно кожа да кости.

— Не расстраивайся, я тебя быстро в норму приведу, — утешила я. — На внешней стороне бедра это уже понятно — клеймо, а что на внутренней? Там-то точно татуировка. Рисунок и буквы какие-то.

— Где? — удивился Влад и, приподняв голову, оглянулся на меня.

— Вот здесь, — я легонько провела пальцем по внутренней стороне бедра, он вздрогнул, а повернутую ко мне щеку покрыл густой румянец.

— Извини, — пробормотал он и уткнулся носом в сложенные руки.

— Ничего, — вздохнула я, надо бы поосторожнее, мужик все-таки, — так что это за татуировка?

— Я не знаю, я ее раньше никогда не видел, — буркнул он в стол и добавил с досадой, — да и как увидишь, если на тебе постоянно слой грязи! Я ведь сегодня впервые в жизни отмылся!

— Ну, не знаешь и не надо, — легкомысленно проговорила я, — ты только не нервничай. Я же должна о тебе хоть что-то узнать, а спросить кроме тебя не у кого, вот и пристаю.

Влад тихонько хмыкнул и покачал головой, не отнимая лицо от рук. В кабинете воцарилось недолгое молчание. Я поспешно заканчивала работу, очень не хотелось, что бы парень уснул как тогда в номере и провел первую ночь в моем доме на неудобной больничной кровати.

— Вот интересно, — продолжил он, чуть погодя, — я у тебя целый день, а ты на меня еще ни разу не ударила, со мной такое впервые.

— Ты мне скажи, тебе что — плохо? — Влад отрицательно покачал головой. — Вот мы с тобой сейчас нормально разговариваем, начни я тебя избивать, смогли бы мы вот так? Нет. И к тому же, ты забываешь про подзатыльник в коридоре.

— Это не считается, я сам, намерено, лез на рожон, — пожал он плечами.

— Не дергайся, я еще не закончила! — шикнула я, — А почему ты не стал мне говорить о том, как себя чувствуешь?

— Потому что нельзя, — неохотно признался он.

— Что нельзя?

— Хозяевам об этом говорить нельзя, за нытье к столбу приковать могут, а если решат, что повреждение нанесено намерено, ну, что б не работать, то высекут. Потому и нельзя.

— А мне расскажешь? Мне нужно больше знать о твоих травмах, что бы я могла тебе помочь.

— Про все? — ужаснулся он.

— Хотя бы про те, что вспомнишь.

— А можно не сейчас? — с надеждой попросил он.

— Можно. Все, поднимайся — я закончила. Плечами пошевели, нигде не давит? — он послушно шевельнул плечами и даже выгнул спину.

— Замечательно.

— Пошли, покажу тебе комнату, только оденься, — я подала ему пижаму. — А то сегодня из ванны голый выскочил, чуть папаню своими мощами до инфаркта не довел, — Влад недоверчиво нахмурился, а я хмыкнула, — ты не смотри, что он такой большой и грозный, он вообще-то очень тонкая натура… и жалостливая, — подумав, добавила я.

— Это как раз про него — жалостливый, — пробормотал Влад, не поверив ни единому слову.

— А в морду? — беззлобно поинтересовалась я.

— Не надо, — вполне натурально перепугался он.

Не успели мы переступить порог комнаты, как меня вызвали на работу. Похоже, сегодняшний день и не собирался заканчиваться. Я выругалась себе под нос, словив удивленный мужской взгляд.

— Обживайся, — вздохнула я. — Меня не жди — это надолго. Ложись спать, — я выключила верхний свет, оставляя взамен ночник, а сама поспешила на вечный зов.

…Комната, в которой его оставила Аня очень понравилась — здесь не было ничего лишнего, а на полу лежал мягкий ковер ничуть не хуже, чем в комнате с диваном. На нем будет приятно спать, порадовался он, не слишком расстраиваясь, что ему не досталось ничего, чем можно укрыться. В комнате тепло, а Влад привык спать и в менее приятных местах. Что ж, это не плохая награда за то, что с ним делали.

Пытаясь отвлечься, он прошелся по комнате, открывая внутренние двери, их было всего две. За одной скрывался туалет, а за другой душевая кабинка, удивившись, зачем в сравнительно небольшом доме два санузла Влад закрыл двери. Никаких указаний, где ложиться не было, и Влад устроился в уголке, который присмотрел, осматривая комнату. Влад заполз под стол, там было удобно. Он не лежал посреди комнаты, об него никто не будет спотыкаться, а стол, возвышающийся над ним, создавал иллюзию отдельного угла, оставалось только надеяться, что хозяйка не станет ругаться за самоуправство.

Свернувшись калачиком, он блаженно закрыл глаза, собираясь обдумать все, что с ним произошло за этот невероятный день, показавшийся длинною в жизнь, и чем все это может закончиться. Но этого сделать ему не удалось — парень так вымотался, что заснул, едва успев смежить веки…

Домой я вернулась спустя час. Один из пациентов впал в истерику из-за предстоящей операции и желал поговорить только со мной. На протяжении всего разговора я на разные лады повторяла ему, что беспокоиться не о чем, что такие операции проводятся уже добрых два века и отработанны до мелочей и все в том же духе. Выйдя из палаты, устало потерла лицо руками, подобные разговоры выматывают до предела.

Перед тем как отправиться спать я заглянула к Владу, посмотреть, как он устроился. Комната оказалась пустой — аккуратно расстеленная кровать, приглушенный свет ночника, создавал в комнате приятный полумрак и никого. Я заглянула в подсобные помещения — и там пусто. В недоумении я опустилась на кровать и только тогда заметила его. Влад проигнорировав кровать улегся на полу под столом, неудобно подобрав ноги. Я осторожно тронула его за плечо.

…Его разбудил легкий толчок в плечо. Кому-то понадобилось его место!? Еще пребывая в полусонном состоянии, молодой раб среагировал мгновенно. Пальцы сжались в кулак и он, не открывая глаз, нанес сокрушительный удар в ту сторону, где, по его мнению, находился нахал претендовавший на личную территорию и припрятанные крохи обеда. Но вместо морды обидчика кулак встретил лишь пустоту. Эт-то еще что за?.. Глаза удивленно распахнулись…

Реакция оказалась непредсказуемой, даже не зрением, а интуицией я почувствовала летящий кулак, нацеленный мне в лицо. Я плавно качнулась назад, уходя из-под удара, и мрачно хохотнула — шустрый, однако, парень. Но его необходимо разбудить, не хватало еще получить по мозгам от собственного раба!

— Эй, эй, только без нервов! — прикрикнула я, привязывая парня к реальности.

Влад, осознав кто перед ним, не на шутку перепугался. Пришлось успокаивать, тем более в его выходке я виновата сама — не привык он еще к человеческому отношению.

— Я, конечно, понимаю, — весело проговорила я, заглядывая под стол, и упорно не замечая его испуга, — у каждого свои привычки, но не мог бы ты выбрать для сна более подходящее место?

— Какое? — непонимающе моргнул он.

— Например, кровать, — я зазывно похлопала по подушке.

— А разве мне можно? — почему-то шепотом спросил он и опасливо огляделся.

— Ты попробуй, а там увидим, — таким же шепотом предложила я.

Влад переместился на кровать, вытянулся в полный рост под теплым мягким одеялом

— Устроился? А теперь спать.

Поставив чайник, устроилась на стуле, подобрав под себя ноги. Меня одолевали невеселые мысли, завтра предстоит нелегкий разговор с начальством. Необходимо полностью менять график. Это, когда я была одна, я могла позволить себе несколько дней не появляться дома. А теперь я вдвоем, и с этим придется считаться всем. С этими мыслями я отправилась спать, машинально поставив будильник. На кухне выключаясь щелкнул забытый чайник.

…Подвал… плохо оструганный столб перед глазами… руки пристегнутые кандалами к самому верху, так что ноют плечи… кнут, безжалостно врезающийся в беззащитную спину, равномерно, с оттяжкой и ухмыляющееся лицо молодого хозяина…

Влад проснулся от собственного крика. По ребрам и лицу стекали противные струи холодного пота, так что одежда липла к мокрой коже. В темной комнате едва угадывались очертания разных предметов и еще толком не успев отойти от кошмара, он не мог понять, где ему выпало оказаться. Это не невольничий корабль и не барак на плантации или у перекупщиков… бледная фигура, возникшая из темноты, склонилась над ним, прохладные ладони легли на лоб, стирая горько-соленую влагу и тихий шепот: 'Не бойся. Это всего лишь сон'.

Владу показалось, что это продолжение сна, виденного им в каменном мешке чулана. Он двинул рукой, ожидая почувствовать колючую солому, но ладонь скользнула по прохладной ткани. Вспыхнул приглушенный голубоватый свет ночника и Влад осознал, что это вовсе не сон, а фигура рядом с ним — его новая хозяйка.

— Не возражаешь, если я немного посижу? — Влад судорожно кивнул. С каких это пор хозяину нужно разрешение?

— Расскажешь, что приснилось?

Влад отрицательно мотнул головой, но опомнившись, забормотал что-то нечленораздельное. Она хмыкнула и приложила к его губам палец, заставляя замолчать.

— Расскажешь, когда будешь готов, только запомни — чем дольше держишь в себе, тем труднее будет избавиться от этого. Может, хочешь побыть один?

— Не уходи, — пробормотал он.

— Хорошо, — улыбнулась она, — тогда подвинься — у меня ноги мерзнут.

Влад, пряча поглубже удивление, отполз, вжавшись спиной в стену, освобождая ей место…

Поспать этой ночью удалось в общей сложности четыре часа. Через час, после того как я заснула, меня разбудил душераздирающий вопль. Я подскочила, спросонья еще толком не понимая, что случилось. Потом, вспомнив, что я теперь не одна, побежала в комнату Влада. К моему облегчению ничего страшного не случилось, просто ему приснился кошмар. Я просидела с ним довольно долго, позволив себе уйти, лишь убедившись, что он спит. Я забралась под свое одеяло и еще долго не могла заснуть.

…От чего проснулся на этот раз, сказать не мог. Просто глаза сами собой открылись, может это свет ночника? Мысль, что он может бояться темноты, рассмешила. Ночь была его временем. Тьма — верной любовницей, подругой, охранительницей и ласковой матерью, которой у раба никогда не было. Ночью трогали редко — надсмотрщикам тоже нужно спать. Тьма укрывала молодого раба черным пологом, надежно отгораживая от беспокойных соседей. Давала отдых, усмиряя боль в разбитом теле и израненной душе. Утирала слезы, когда был маленьким, и позволяла открыто ненавидеть, когда стал большим. А теперь ему оставили ночник. Влад тихо хмыкнул, покрутил головой, удивляясь глупости хозяйки — неужели она не понимает таких простых вещей. Дотянулся до лампы висящей почти у самого пола. Комната погрузилась в непроглядный мрак. Парень сразу почувствовал себя гораздо увереннее.

Сон не шел. Влад долго ворочался в темноте, обдумывая свое положение. На первый взгляд хозяйка попалась, каких поискать — не распускает руки, накормила хоть и не вкусной, но вполне приемлемой едой и спать уложила на кровать, не стала ругать когда разбудил ее криком. Вроде бы все хорошо, что еще надо? Зачем с ослиным упорством ощупывать границы дозволенного, раз за разом испытывая ее терпение? Не понаслышке зная о людской жестокости, Влад страшился, что утро может оказаться не таким уж безоблачным. Может это все показное, и она просто хочет, заставить его почувствовать себя в безопасности, расслабился, а потом нанести хитрый и жестокий удар? Влад усиленно гнал от себя эти мысли, но они возвращались с незавидным постоянством, а значит надо бежать. Бежать! Сейчас самое время. Все спят, ошейник больше не давит шею, и раздобыть одежду не составит труда. Она лежит в ванной, где Влад ее оставил, раздеваясь перед тем, как принять ванну. Если хозяйка ее не спрятала, впрочем, если и спрятала, это его не остановит. Неимение денег его волновало мало, главное сбежать, а там он что-нибудь придумает. Наймется куда-нибудь… О том, что у него нет никаких документов, раб старался не думать. Он подумает об этом позже, когда в том возникнет необходимость. Нужно прихватить немного еды, на первое время. Нет, он мог обойтись и без этого, дня четыре, но зачем пренебрегать тем, что предлагает сама судьба?

Влад откинулся на стену и, покусывая губу, еще раз продумал побег. Прежде всего, пробраться на кухню. Он успел приметить, где у хозяйки бутылки с водой и хлеб. Потом в ванну, забрать одежду. Одеваться нужно у входной двери, чтобы не разбудить хозяйку. Влад прикрыл глаза, вспоминая путь к той странной комнате, в которой они приехали сюда. Выходя из каюты повернуть налево пройти вперед, до следующего поворота еще раз повернуть, и уткнешься в двойные металлические двери, а там уж дело за малым — ткнуть на неприметную кнопку, потом на еще одну, уже в самой комнате. А когда окажется на стоянке кораблей останется незаметно прокрасться на один из них и значения не имеет, куда тот направляется. Рабу все дороги хороши, главное подальше отсюда. Ну, что? Пора? Влад медленно выдохнул, унимая поднимающееся волнение, и спустил ноги с кровати.

Тихо ступая в темноте, выскользнул в гостиную. Комната освещалась несколькими круглыми фонариками, расположенными на полу вдоль стен. Их света вполне хватало, что бы разглядеть комнату, что значительно облегчало задачу. Прокравшись на кухню, Влад оказался почти в полной темноте, но это ему не мешало. Привычка отмечать малейшие детали обстановки помогла. Прихватив краюху хлеба и всего одну бутылку воды, можно взять и больше, но Влад рассчитывал спрятать еду за пазуху, и если взять больше будет слишком заметно. Прижимая трофеи локтем к боку, раб направился в ванну. Вещи лежали на том самом месте, где он их оставил. Злорадно ухмыльнувшись наивности хозяйки, значительно облегчившей его положение, раб сгреб вещи.

В прихожей Влад сумел перевести дыхание. Кое-как одевшись и надежно уместив съестные припасы, потянул дверь, с ужасом думая, что она может не открыться. Если дверь заперта, то весь его побег провалится, вряд ли ему удастся тихо справиться с замком, а выбивать нельзя — слишком шумно. Дверь легко поддалась. Освещенный призрачным дежурным светом укрепил раба в уверенности, что на этот раз у него все получится. Коридор пуст, значит, некому встретить одиноко бредущего незнакомого человека и поднять тревогу. Еще пара шагов и он будет на свободе. И вот уже перед ним металлические двери лифта. Из последних сил сохраняя спокойствие, раб нажал на кнопку на стене, светящуюся красноватым светом…

Я открыла глаза, прислушиваясь к едва слышным шевелениям в каюте. Для своей комплекции он двигается достаточно тихо, глядя в темноту, думала я. И чего ему не спится? Ага, на кухню пошел, сейчас нажрется чего не попадя, потом желудок болеть будет. Встать что ли, уши надрать? Я уже приподнялась на локтях, когда легкие шаги прошелестели в сторону ванны, там Влад пробыл считанные секунды. Что он еще задумал?

Едва слышно стукнула дверь прихожей. Опять? Я весело хмыкнула, поднимаясь с кровати. Вы становитесь жутко предсказуемым, дорогой Влад. Натянув штаны и свитер, заглянула в ванну. Так и есть — одежда раба испарилась. Покачав головой, отправилась на кухню, поставила чайник и, включив небольшой телевизор, вышла в меню наблюдения. Камера над входной дверью как раз запечатлела затылок Влада осторожно выбирающегося в коридор. Вид он имел забавный. Кое-как застегнутая и заправленная за пояс штанов рубашка причудливо топорщилась в самых странных местах. Хорошо, хоть штаны без приключений застегнул, мрачно подумала я.

— Спорим, ты пойдешь налево? — спросила я у изображения, и Влад послушно повернул в указанную сторону, а я довольно хмыкнула.

Никаким даром предвидения я не обладала, просто логически рассуждая никуда в другую сторону, он пойти и не мог. Единственный известный ему путь бегства через лифт в ангар. Ох-хо-хонюшки! Опять моего раба подводит недостаток информации. Его ж охрана лицом по полу возить начнет, едва ему стоит показаться в ангарах. Я б на его месте сперва обжилась чуток, разузнала, что к чему, а уж после и на рывок, как говорят подопечные моего папаши, собиралась. Но парню, видно совсем уж невтерпеж! Хорошо хоть идет медленно и достаточно уверено, что бы ни привлекать к себе лишнего внимания.

Я переключилась на камеру над дверями лифта, рассуждая, воспользоваться ли своим пропуском и позволить ему спуститься в ангар или все-таки не стоит. Желание было почти непреодолимое. В конце концов, пора уже проучить наглеца. Но по здравому размышлению пришлось от этой идеи воздержаться. На часах полчетвертого утра, а в это время у людей с чувством юмора просто беда. Владу, конечно же, перепадет не слабо, но после и мне достанется, что выпустила его одного. А мне лишние проблемы сейчас ни к чему, одной выше крыши. От размышлений меня отвлекло появление Влада. Парень остановился у лифта и принялся задумчиво изучать кнопку, хотя, это, пожалуй, сказано громко, на деле он тупо на нее уставился. Мысленно сплюнув, я отправилась за своим имуществом.

…Кнопка послушно утонула в стене и… И ничего не произошло. Влад отпустил палец. Кнопка с тихим щелчком выскочила обратно. Может он чего не так сделал? Да нет, все правильно. Именно так отец хозяйки заставил открыться двери в том зале, куда они прилетели. Где-то внутри зародилось беспокойство, неужели опять ничего не выйдет? Раб медленно выдохнул и еще раз нажал на кнопку.

— Что — никак? — с участливым любопытством поинтересовались за спиной, заставив раба вздрогнуть от неожиданности, — А ты попробуй еще раз, — предложила хозяйка, раб тупо выполнил приказ, но осознав, что делает, отдернул руку от кнопки.

Влад медленно выпрямился, чувствуя, как все внутри обмирает от мимолетного страха. Раб усилием воли заставил себя повернуться к хозяйке. Да что же это такое!? Ну, почему, почему ему так не везет!? А впрочем… Влад исподлобья разглядывал хозяйку, просчитывая свои шансы. Она стояла, привалившись плечом к стене в нескольких, шагах от него. В достаточно больших шагах, надо сказать. Одетая в широкие штаны болотного цвета и в свитер размера на полтора больше, чем полагалось, она выглядела еще более хрупкой и беззащитной чем раньше. Тонкая, изящная шейка с бледной нежной кожей легко поддастся грубым мужским пальцам. Влад едва раздвинул губы в ухмылке, представляя тихий хруст, с каким поломаются шейные позвонки. Она одна, в коридоре никого, до ближайшего жилья достаточно далеко, обитатели станции спят, так что если все сделать быстро, то никто и не услышит возни короткой схватки. Правда, потом нужно где-то спрятать тело… Хотя, это тоже не беда — тело он спрячет в ее же комнате и до утра ее не хватятся, а у раба будет достаточно времени добраться до кораблей.

— Ты что это задумал, голуба моя? — подозрительно сощурилась она, отлепляясь от стены…

Нет, он точно идиот, с тоской думала я, понимая, что парень загнан в угол и так запросто свою свободу не отдаст. И совсем не его вина, что у него ничего не выйдет. Откуда ему знать, что он вытянул заведомо проигрышный билет? А все его поспешность виновата. Но при всем моем благодушии я не собиралась позволять ему причинить мне вред, а в том, что он задумал что-нибудь этакое, не было никаких сомнений, вон как глазами сверкает. Пауза затягивалась. Ну, давай же, решайся! Мысленно поторопила я незадачливого раба. Мне поспать надо, на работу же с утра! Занятая этими мыслями я едва не пропустила его. Влад бросился вперед, намереваясь повалить меня, подмяв под себя. Еще чуть-чуть и его пальцы вцепятся мне в глотку. Я качнулась влево, по плавной дуге уходя от атаки и пропуская тем самым парня вперед. Если бы не вакцина, вколотая мной несколько часов назад и не его изможденность, если бы он был в чуть лучшей форме, страшно подумать, чем это все могло закончилось. Я сделала небольшой шажок, обходя раба сзади, как раз когда он, не сумев остановиться, пролетал мимо, одновременно хватая его за запястье и делая подсечку. Не было необходимости применять много сил, за меня все сделали инерция и его вес. В следующую секунду Влад оказался на полу с сильно завернутой за спину рукой, мне даже показалось, что я уловила едва слышный треск, остается надеяться, что я со своей дури не вывихнула парню руку. Что бы окончательно выветрить из его головы ненужные мысли я уперлась коленом в мужскую поясницу.

…Влад так и не понял, что же произошло, и как он оказался на холодном металлическом полу с больно заломленной назад рукой, а в спину упирается острая девичья коленка. Бессильная ярость затопила сознание молодого мужчины, в беспокойном прошлом достаточно удачливого гладиатора. Растоптанные остатки гордости требовали мести. Было стыдно перед самим собой, что его сумела уложить мордой в пол какая-то девчонка, не получившая при этом никакого урона. Одна! Одна, м-мать ее!!! Ну, ничего, он сейчас поднимется. Для этого и надо-то всего-навсего выкрутиться так, что бы оказаться на одной линии с заломленной рукой, а там уж не составит труда стряхнуть с себя нахалку. Он разорвет ее в клочья, как только освободится.

Раб застонал, отвлекая внимание хозяйки и движением, которое он надеялся, выглядит неосознанным от боли, подтянул свободную руку к поясу, чуть повернул ее, упираясь ладонью в пол, одновременно напружинивая ноги, что бы в нужный момент опереться на колени. Полежал с секунду и, в последнем рывке собрав все силы, дернулся, стараясь вернуть неестественно вывернутую конечность в нормальное для нее положение, одновременно стряхнув с себя маленькую стерву. И был тут же наказан за свою прыть. Хозяйка навалилась на вывернутую руку, заламывая ее до самого последнего предела, вызвав очередную вспышку боли, а ее колено, скользнув вдоль позвоночника, уперлось между лопаток. Теперь уж точно все, отстраненно подумал раб, задыхаясь от бессильной злобы, прижимаясь горячей щекой к прохладному полу. Мышцы противно подрагивали, расслабляясь, напряжение постепенно отпускало. В довершении всего Влад почувствовал, что рубашка на животе и штаны, намокая, прилипли к телу, а под ним растекается подозрительная лужа. Он старался не думать, откуда она появилась…

Я ослабила давление, едва почувствовала, что последние крохи сопротивления сломлены. И его и себя было жалко до слез. О каком, скажите, пожалуйста, установлении дружеских отношений теперь может идти речь?

— Ну, что успокоился? — миролюбиво поинтересовалась я. Ответом было лишь сердитое сопение.

Я подождала несколько секунд, позволяя ему придти в себя, после чего повторила свой вопрос.

— Успокоился, — процедил он сквозь сжатые зубы.

— Ты мне не рычи, — прикрикнула я, — если успокоился, я тебя отпущу, только пообещай не дергаться. Обещаешь?

— Да, — выдохнул он уже спокойнее.

— Вот и молодец, — я похлопала его по щеке, надеясь, что он не воспримет это как пощечину.

Я убрала колено с его спины, отпустила руку, и отпрыгнула в сторону, опасаясь нового нападения. Но Влад и не думал нападать, он перевернулся на левый бок, стараясь не тревожить пострадавшую руку, и тяжело сел подтянув колени к груди. Вид у него был пришибленный.

— Вставай, пошли домой, — позвала я обиженного мужчину, протягивая ему руку, что бы помочь подняться.

Влад хмуро посмотрел на протянутую ладонь. Если бы он мог сломать ее, это доставило бы ему гораздо большее удовольствие, чем принимать помощь от обидчицы-хозяйки. Эти преступные мысли явно читались в его глазах. Но, слава богам, благоразумия парня вполне хватило не повторять попытки. Я фыркнула и убрала руку. И как мне теперь спать ложиться!? Если он сбежит, это полбеды, а вот если все же захочет закончить начатое, читай придушить меня?

Первой и самой логичной мыслью было приковать его наручниками к трубе в ванной (единственное место в каюте, где можно отыскать эту самую трубу!). Но от этой идеи пришлось отказаться по одной простой причине — отсутствия наручников. Нет, никто не спорит, можно обратиться к родителю, у него обязательно найдется лишняя пара браслетов, но, как бесплатное приложение к ним явится сам генерал, и уж тогда Владу придется лихо.

Вколоть ему, что ли снотворного, что б до утра спал, а еще лучше до вечера, пока я с работы не приду? Ага, вколи, вколи! Мерезенько так усмехнулся здравый смысл. Вколи и добей парня окончательно! Откуда ты знаешь, как его организм отреагирует на снотворное? К тому же организм подорванный твоей чудо-прививкой! И какой ты после этого врач? Так, фелшир-недоучка! Заткнись, а? Жалобно попросила я свой внутренний голос, тем не менее, полностью с ним соглашаясь.

Пока я разбиралась со своей совестью, Влад успел подняться. Разогнав остатки мрачных мыслей, я глянула на парня и мои брови помимо воли поползли вверх. Его рубашка на животе и штаны едва ли не до колен были насквозь мокрыми.

— Это еще что за..? — не сумев сдержать глупую ухмылку, поинтересовалась я.

— Ничего, — буркнул он, густо краснея и отводя взгляд куда-то в сторону.

— Не хами, — посоветовала я и, шагнув к нему, распахнула промокшую рубашку.

Все сразу стало ясно. Ничего постыдного не произошло. Из-за пояса штанов торчало горлышко покореженной пластиковой бутылки. Очевидно, падая, он раздавил эту самую бутылку. Влад, так же уставившийся на горлышко не сумел сдержать вздох облегчения.

— Ладно, пошли домой, — я подтолкнула его в сторону каюты.

Снова оказавшись в каюте, Влад заметно присмирел и теперь выглядел до смерти уставшим. Осмотрев его плечо, я выругалась про себя, до вывиха, конечно, не дошло, но повязку тугую накладывать пришлось. Закончив с бинтами, я подала ему пижаму, он с явным удовольствием переоделся в сухое.

— Так лучше? — улыбнувшись, спросила я. — Пошли чаем тебя напою.

Влад послушно поплелся на кухню. Я усадила его за стол и, подав чаю с хлебом и сыром разъяснила, всю нелепость его поступка, продемонстрировав по телевизору, что легко могла отследить его путь, не выходя из каюты, сделав при этом особый упор на охрану ангара. Влад внимательно следил за мной, не забывая при этом жевать.

— Понял теперь, как было глупо пытаться сбежать? — мягко спросила я, в ответ Влад лишь тяжко вздохнул. — Оставить твой поступок просто так я не могу, поэтому остаток ночи тебе придется провести под замком в кладовке. Там, конечно, тесновато, но мне так будет спокойнее. Мне нужно поспать хотя бы пару часов. Мне завтра на работу, людей потрошить, а я это делаю лучше, когда отдохну. Ты допил свой чай? Тогда вперед.

Влад не возражал, впрочем, он вообще не произнес ни звука с тех пор, как переступил порог каюты. Я открыла дверь кладовки, внутри зажегся неяркий свет, осветив крохотное квадратное помещение всего-то шаг в длину и ширину. И не кладовка даже, а ниша в стене закрытая дверью. Там еле помещался пылесос, впрочем, агрегату особый простор не требовался, а вот Владу придется помучиться. У него не то, что лечь, сесть не получится. Или стоя или на корточках, я прикинула рост парня, нет, похоже, только стоя. Я выставила пылесос и жестом указала Владу на кладовку. Влад с подозрительной покорностью зашел внутрь, я закрыла дверь и два раза повернула ручку замка. Вот теперь можно спокойно лечь спать.

…Едва закрылась дверь, Влад оказался в полной темноте. Он вздохнул, проведя руками по близким стенам. Как она сказала? Тесновато? Это было явным преувеличением. Стоять было тяжело, Влад слишком устал за этот длинный день. Очень хотелось лечь, свернувшись калачиком и немного поспать, но лечь здесь было невозможно. Влад привалился спиной к стене и устало закрыл глаза, толку от этого в смысле удобства было чуть, но все же хоть немного легче. Он бы с большим удовольствием устроился на корточках, тем более, что ему не запретили это сделать, но молодой человек предпочел воздержаться, опасаясь, что когда настанет утро и придет время выходить из этой клетки он просто не сможет этого сделать.

Время в темноте, да еще и в неудобной позе тянется ужасно медленно, раб переступил с ноги на ногу и мрачно усмехнулся, вспоминая обиженное выражение глаз хозяйки, когда она поняла, что он собирается напасть на нее. Что ж, по крайней мере, он заставил ее бояться, эта мысль не принесла никакого удовлетворения. Еще бы, не будь он настолько безрассуден в своем стремлении к свободе, не был бы сейчас наказан, расплачиваясь за собственную глупость. А впрочем, нечего прибедняться, его не избили, и, для большего удобства, не связали по рукам и ногам. Он представил, какие мучения добавили бы веревки, перетягивающие заведенные за спину запястья и невольно вздрогнул.

В полной тишине щелчок открываемого замка показался громом и по глазам больно резанул яркий свет, вызвав слезы…

Спокойно лечь спать не получилось, я ворочалась с боку на бок не в силах уснуть, а не в меру разошедшаяся совесть твердила на все лады, что я не права, что так поступать нельзя, что в его желании свободы нет ничего предосудительного. Он никому не верит. Он один, он всю жизнь один и ему страшно, а ты, вместо того, что бы пожалеть, заперла в тесной кладовке, куда не проникает даже лучик света. Да ты же доктор, в конце концов, и ты знаешь, что через полчаса он потеряет ориентацию, где верх, где низ, а еще через два часа попросту сойдет с ума.

Черт с тобой! Ты меня убедила. Выругавшись сквозь зубы, я вскочила с кровати и помчалась вызволять пленника. Влад подслеповато щурился на свет и никак не мог понять, что я от него хочу. Пришлось почти за шкирку выволакивать его из кладовки и за шкирку же тащить в свою комнату.

— Ложись, живо! — злясь на себя, я указала ему на свою кровать.

И впервые увидала в серых глазах отголоски самого настоящего страха, но через секунду страх сменился иронией. Влад оскалившись, разлегся на моей кровати и насмешливо уставился на меня, мол, и что дальше?

— А теперь отворачивайся носом к стене, и спать! — насмешку сменило неподдельное изумление. — Я кому сказала!? — рявкнула я. Влад тут же перекатился на правый бок, действительно ткнувшись носом в стену.

Я закатила глаза к потолку от подобного рвения, устроилась рядом, повозилась, укрывая нас двоих одеялом, погасила свет и продолжила, несильно ткнув его в бок локтем:

— Сплю я чутко, так что только попробуй дернуться, видит Бог, я оглушу тебя чем-нибудь тяжелым по голове, и отправлю в кладовку, и будешь там сидеть, но не до утра, а пока с работы не приду! Понял? Я не слышу!

— Понял, — буркнул он в стену.

— Вот и хорошо, спокойной ночи.

Я закрыла глаза, почти сразу провалившись в тяжелый сон.

…Влад лежал вытянувшись в струнку, ткнувшись носом в холодную стену. Лежать, не шевелясь, было невыносимо, но рабу ничего другого не оставалось. После всех сегодняшних злоключений у него не было никакого желания и дальше испытывать хозяйское терпение. Снова оказаться в кладовке не тянуло, а уж с проломленной головой и того более. В любом случае, лежать пусть и неудобно, гораздо приятнее, чем стоять!

Влад порывисто вздохнул, ощущая себя самым несчастным человеком на свете. Ее кровать, слишком узкая для двоих и сколько бы ни вжимался в стену, все равно чувствовал ее тепло через тонкую ткань пижамы, вдыхал ее запах. Легкий, почти неуловимый, он нашептывал о том коротком миге в году, когда все просыпается после долгой зимы и неимоверно хочется жить… Запах был бы приятным, если бы не был ЕЕ запахом.

Как же он ее ненавидел! За то, что не похожа на других (за все его сегодняшние подвиги любой другой уже нарезал бы ремней из его спины!), за свой страх перед ней, от непонимания, чего она хочет. За то, что ее прикосновения не были такими уж отталкивающими. И еще немного за то, что она его все-таки не захотела!

Он так и не понял, за какой надобностью оказался на этой узкой койке, да еще и под боком у хозяйки! Ведь все знают, что отменять или облегчать наказание нельзя, его можно только ужесточить. Это знают и рабы и их хозяева, поскольку накрепко связаны одними и теми же законами. И когда она вытащила его из кладовки и приволокла в свою кровать, раб заметно струхнул. Да что там! Он был в панике оттого, что хозяйка решила забыть об утреннем разговоре и потребует удовлетворить ее, как женщину. Черта с два он сегодня что-нибудь смог бы. Сегодня у раба ничего бы не шевельнулось, не говоря уж о том, что подняться, а это грозило большой бедой. И дело даже не в том, что хозяйка может разгневаться и избить раба, на это было ровным счетом плевать. Ее гнев волновал мужчину меньше всего. Просто и без того раздавленная гордость не перенесет еще и этого удара. Но хозяйка отвернулась спиной, напоследок пригрозив проломленной головой, если раб вздумает пошевелиться. Количество непонятностей возрастало с каждой минутой.

А с другой стороны, чего ты так бесишься, поинтересовался внутренний голос. Не захотела она тебя и ладно! Тебе же, дураку, проще. Как говаривал один знакомый садист, перед тем как приступить к очередной бесправной жертве — расслабься и получай удовольствие! Воспоминания о том, что проделывал с ним тот невысокий человечек со слащавой улыбкой на тонких губах и колючими глазами убийцы, заставили молодого раба передернуться, чувствуя, как спина предательски взмокла от холодного пота, а волосы на затылке встали дыбом.

Похоже, хозяйка не врала и действительно спала очень чутко. Почувствовав, что с ее беспокойным соседом твориться что-то неладное повернулась к нему и, обняв за плечо, отлепила от стены, в которую раб вжимался, грозя проломать тонкую перегородку.

— Тихо, тихо. Ну чего ты маешься? — сонный голос звучал хрипло, — Спи, давай.

Влад покосился на ее руку, ему были неприятны ее прикосновения, как впрочем, и любые другие. Жизнь научила его сторожиться чужих рук. Раб повел плечом, сбрасывая с себя женскую руку. Рука исчезла с плеча, чтобы тут же оказаться на талии.

— Спи, — повторила она легонько, почти неслышно поглаживая его по животу, прогоняя озноб и против воли заставляя успокоиться.

И действительно, чего он так дергается? В конце концов, все не так уж плохо. Пока. Мерное дыхание спящей девушки убаюкивало. Влад зевнул, напряжение понемногу отпускало, и глаза наконец-то начали закрываться…

Я проснулась за минуту до звонка будильника, протянув руку, нащупала в темноте часы, отключая бесполезный звонок. И уставившись в темноту, лениво подумала, что нужно больше отдыхать, во всех смыслах этого слова, а то уже всякая дрянь сниться начинает. Я с удивлением вспомнила мужчину из своего сна, за которым за каким-то чертом гналась по коридорам станции, а потом еще и руку ему выворачивала, когда он решил свернуть мне шею! Это ж надо было такому…

В темноте что-то слабо завозилось, шумно вздохнуло, стараясь устроиться поудобнее. Я приподнялась на локте, осторожно потрогала это что-то, все еще не веря себе, щелкнула пальцами, заставляя включиться свет на самую низкую мощность. Мужчина в моей постели действительно имел место быть. Твою мать! От души и молча, выругалась я, падая на подушку. Выходит это не сон. А если это не сон, то он мой… Еще раз — твою м-мать!

Я грубо тряхнула его за плечо, несостоявшийся сон тут же открыл глаза. 'Я на работу, — шепотом сообщила я, — заглянешь в холодильник, серый ящик на кухне, там найдешь себе что-нибудь на завтрак, только много не ешь. Одежду возьмешь на диване в гостиной. Я попробую освободиться пораньше, без меня из каюты ни ногой. Ясно? Все спи'. Он закрыл глаза и снова уснул.

Я плотнее укрыла его одеялом, мимолетно удивившись происходящему. Почти всю ночь со мной делил комнату мужчина, которого я знаю чуть меньше суток, а я воспринимаю это, как само собой разумеющееся заботливо накрывая его одеялом. Будет о чем поразмыслить на досуге.

Отыскав под кроватью скомканный халат, накинула на плечи и пошла в душ. Стоя под теплыми тугими струями с некоторым раздражением я раздумывала, что если каждая ночь превратиться в подобную корриду, то придется серьезно подумать, как ограничивать свободу парня на ночь. Выбравшись из душа, завернулась в огромное пушистое полотенце и пошлепала на кухню. Наскоро выпив кофе, побежала на работу, чуть не забыв прихватить с собой карточку Влада, которую сделала вчера.

 

Глава 10

Госпитальный отсек встретил обычной суетой, запахом лекарств и тихим шуршанием работающей аппаратуры. Я шла по коридору, сзади послышался грохот и протяжное: 'Посторонись!', я отскочила — мимо меня по коридору пронеслась каталка, я уцепилась за край и начала выяснять, в чем дело. В третьем ангаре случилась авария — разорвало дюзу транспорта. Покалечило четырех техников, этот самый тяжелый. Прибор, отмечающий работу сердца, протяжно запищал. Повязка, наложенная на рану, моментально промокла. Я чертыхнулась и, запрыгнув на каталку, ввела руку в открытую рану, наплевав на отсутствие перчаток. Нащупала источник кровотечения, заткнув его пальцем.

'В операционную, без анализов, быстро, — хрипло выкрикивала я, торопя санитаров. — Не успеваем, голубчики, быстрее, зажим с аорты соскочил, я пальцем держу, надолго меня не хватит!' На полной скорости влетели в опер блок. На встречу уже бежала моя подруга Наташка и медсестра Верочка.

— Что за шум, а драки нет? — громко осведомилась Наталья, — и почему госпожа Романова в не стерильной одежде восседает на пациенте?

— Она аорту пальцем зажимает, — отозвался один из санитаров.

— Почему 'Биоком' не заклеили? — возмущенно рыкнула Наташка.

— Да был 'Биок'! — не менее раздраженно ответила я, — Тебе же объяснили — зажим соскочил! Или ты уже языка человеческого не понимаешь!?

— Халат госпоже Романовой, — приказала Наташка ассистентам, не обращая внимания на мой гнев, — вызывайте анестезиологов! Будем работать. Анализы и все остальное в процессе. Мне нужна кровь!

Из операционной мы выползли спустя полтора часа. Случай оказался тяжелее, чем виделось поначалу. Я опустилась на корточки прямо около дверей операционной. Приятно было прижаться спиной к прохладной переборке. Мимо прогрохотали носилки, направляющиеся в реанимацию, я приоткрыла один глаз, провожая их.

— Ну и чего расселась? — услышала я над собой Наташкин голос. — Пошли хоть кофею хлебнем за счастливый исход.

Я поднялась и поплелась за подругой, стягивая с себя хирургический халат. Зайдя в комнату отдыха, глянула в зеркало, и могла констатировать, что моя новая белая блузка безнадежно испорчена. Я достала из шкафчика хирургическую пижаму и натянула на себя. В чистой одежде я почувствовала себя намного лучше.

— А ты акробат, — хмыкнула Наташа, — это ж надо, делать массаж и аорту держать, если мужик выживет — по гроб благодарен будет.

— Все, кто через меня прошел, грешат этим, — скромно ответила я. — Вот ведь, день еще только начался, а я уже как побитая собака!

— Пройдет, — успокоила меня Наташка, — ты мне лучше поведай, как отдохнули. Я слышала Лизи замуж вышла. Адмирал, говорят, рвет и мечет!

— Это присказка, не сказка, — усмехнулась я, — ты лучше послушай, что у меня было. Вот где закачаешься, — и я поведала ей обо всех моих злоключениях.

— То-то я думаю, что шеф носится с самого утра, будто ему клизму поставили, а в клозет не пустили, — хмыкнула она, — все кричал, что ты какую-то заразу на станцию притащила.

— И вовсе Влад не заразный, — обиделась я за парня, — я его вчера сама проверяла. У него даже вшей нет, точнее, уже нет, я их еще на Земле вывела, да и было их немного, а так ничего больше.

— Да не кипятись ты, — улыбнулась Наташа, — ты лучше расскажи, что ты с ним делать будешь?

— Еще пока не знаю, — призналась я, — учить буду, человека из него сделаю, не то он на звереныша похож, а там глядишь, и год положенный пройдет. Может родных получится отыскать. Понимаешь, не похож он на потомственного раба, слишком уж морда породистая. А если не найду… не знаю, дожить до этого надо, а там как Хаджа Насреддин говорил…

— Кто?

— Ну, был такой сказочный герой, так вот он говорил: 'А там или эмир помрет, или ишак заговорит'.

— Значит так, — подвела итог нашему разговору Наташка, — ношу, ты взвалила на свои плечи, возможно, неподъемную, правда это уже не имеет значения. Придется помогать расхлебывать все это по мере сил и возможностей. Но я тебя предупреждаю — не всегда можно спасти весь мир и одного человека в частности. Работать надо будет долго и тяжело и, в конце концов, не добиться нужного результата. — Она испытующе посмотрела на меня, ожидая возражений, но таковых не последовало. — Что ж, начнем, перекрестясь, — вздохнула она.

— А у нас есть выбор? — Уныло улыбнулась я.

Дверь с треском распахнулась, впуская в комнату отдыха Геннадия Васильевича, нашего любимого начальника. Он был всем мил, если не брать в расчет его скрупулезное отношение к соблюдению инструкций, которые, между прочим, он сам и создавал в необозримых количествах.

— Романова, — обратился он ко мне, забыв поздороваться, — почему вы притащили на станцию неизвестно кого к тому же без положенного двух недельного карантина?

— Здравствуйте, Геннадий Васильевич, — мило улыбнулась я, смущая шефа вежливостью, — я понимаю, что совершила непростительную ошибку, но рада сообщить, что сама проводила медицинское освидетельствование, и могу авторитетно заявить, что вышеназванный субъект не несет никакой опасности обитателям станции. Вот, пожалуйста, его медицинская карта, все нужные анализы уже внесены туда. — Я поднялась и, не снимая милой улыбки, подала светиле медицины подготовленную мной карту Влада.

Шеф, не ожидающий такой расторопности, хмуро взял из моих рук планшетку. По мере прочтения документа его лицо разглаживалось. Наконец он отложил ее и уже на полтона ниже продолжил:

— Да, Романова, в этом случае придраться не к чему. Но впредь настаиваю на соблюдении соответствующих инструкций по поводу карантина.

— Извините, Геннадий Васильевич, — потупила я глазки, — но я не стала беспокоить вас по окончанию рабочего дня и сама приняла решение обойтись без карантина. Вы бы со мной в этом согласились, поскольку пациент перенес тяжелую психологическую травму, а со мной у него наладился контакт. Если бы я отправила его в карантин, это было бы безвозвратно утеряно. — Я развела руками. — Да, кстати, Геннадий Васильевич, мне нужно изменить график работы, я хочу больше выходных и поменьше дежурств.

— Эко ты деточка замахнулась, — усмехнулся шеф, — а кто ж работать-то будет?

— То есть, как я поняла, вы не собираетесь идти мне на встречу? — улыбнулась я ему счастливой улыбкой.

— Анна Дмитриевна, — шеф аккуратно подбирал слова, — вы же поднимаете, какое тяжелое положение на станции — медицинского персонала не хватает.

— Вы отказываетесь поменять мой график, — печально уточнила я.

— К моему глубочайшему сожалению, я вынужден вам отказать.

— Замечательно! — воскликнула я, извлекла из ящика стола лист бумаги и протянула начальнику.

— Что это такое? — подозрительно спросил он.

— А, так, сущая безделица — требование всех неиспользованных выходных, отпускных, отгулов, а так же за работу по праздникам. Согласно контракту.

— Это невозможно! — воскликнул начальник зеленея.

— Отчего же, очень даже возможно. И если мы не решим это дело сегодня и миром, завтра эта бумага будет лежать на столе адмирала, я думаю, он удовлетворит мою просьбу.

— Анна Дмитриевна! — шеф решил не сдавать позиций, — вы злоупотребляете…

— Ничем я не злоупотребляю, — прервала я его довольно невежливо. — Я попросила вас упростить мне график, вы отказали, хотя и забываете, что я работаю практически на две с половиной ставки хирурга! Уж кто из нас злоупотребляет так это вы, поскольку у нас была договоренность: как только я сочту нужным, я тут же перехожу на обычный график работы. Если вы мне этого не даете, значит, я беру все, что мне причитается за три года.

Начальник в уме, видно прикинул, что отсутствовать я буду больше, чем долго и решил уступить. Решение его было основано на том, что лучше реже, чем никак. А для начала он предложил мне уйти на две недели в отпуск. Геннадий Васильевич удалился, что-то, сердито бормоча себе под нос.

— О, как! — хмыкнула Наташка, глядя на закрывшуюся дверь, — я бы так не смогла.

— Понимаешь, — пустилась в объяснения я, — если бы не взвалила себе на плечи заботу о ближнем, я бы тоже так не смогла. У меня, признаться, колени дрожат.

…Полудрема и тихие шаги. Решив, что ему просто показалось, Влад зарылся головой под подушку, сон опять накрыл его теплыми лапами. Дверь в комнату распахнулась от сильного удара, с треском влетев в стену, и на Влада, словно вихрь налетел злой, как черт, Дмитрий Петрович. Не церемонясь, содрал с Влада одеяло и рывком стащил его с кровати. Еще толком не проснувшийся Влад приземлился на полу, снова ударившись обожженным бедром, едва не взвыл от боли. 'Так клеймо никогда не заживет', - досадливо подумал он, глядя снизу вверх широко распахнутыми глазами на грозную фигуру генерала не делая попыток подняться.

— Встать! — проревел Дмитрий Петрович и шагнул к парню.

Не желая получать лишний пинок, Влад моментально вскочил на ноги, удивляясь про себя, от чего все хозяева так орут, если у него достаточно хороший слух. Дмитрий Петрович загородил своей спиной дверь в коридор. Взгляд затравленно метался по комнате ища пути к бегству — если эта туша навалится на него, рабу будет очень больно об этом вспоминать, если вообще вспоминать придется.

Раб обязан подчиняться любому свободному человеку — это закон. Но есть так же и другой закон — наказать раба имеет право только хозяин. Правда, второй закон не всегда соблюдается, так что разумнее будет сбежать, а потом уж пусть хозяйка решает, что делать с рабом. Глаза наткнулись на неприметную дверь, остается надеяться, что она не ведет в какой-нибудь чулан или шкаф, тогда ему конец.

— Слушай сюда, тварь! — рычал генерал, рывком вытягивая ремень. — Если я еще раз увижу тебя в Аниной кровати, я тебе ноги переломаю, а потом яйца вырву под самый корень и вместо сережек на уши повешу, удод ты тоскливый!

Влад не стал дослушивать его пламенную речь, не желая проверять на собственной шкуре, насколько выполнит Анин отец свои обещания, сделал еле уловимое движение, перенося тяжесть тела на другую ногу, что бы было сподручней добираться к облюбованной двери. Реакция у генерала была отменная — заметив движение раба, он выбросил руку, едва не схватив Влада за волосы. Но и своей реакцией, отточенной за долгие годы борьбы за жизнь, парень не похвастаться не мог — ловко вывернувшись, проскользнул в дверь, открыв ее ровно на столько, что б суметь протиснуться в щель. Захлопнул ее, отгородив себя от взбешенного папаши.

Чтобы оглядеться и сообразить где находится, потребовалось не более секунды. Поняв, что оказался в ванной, Владу оставалось только порадоваться тому, как удачно сконструировано Анино жилище, и мысленно поблагодарить неведомого человека, создавшего все это — возможно, он спас жизнь бедному рабу. Опрометью кинулся из ванны, выскользнул в гостиную и бегом в прихожую, второй раз за утро, едва не хлопнув разъяренного мужчину дверью по носу, и еще успел заблокировать ее стулом, по какой-то причине там оказавшимся. Секунда на размышление о строгом запрете покидать каюту. Стул, подпирающий дверь немного съехал, склонив чашу весов в пользу бегства. Влад распахнул дверь в общий коридор и опрометью понесся вперед, спасая свою шкуру за пределами Аниной каюты. Не оглядываясь и не запоминая дороги.

Сколько Влад бежал, захлебываясь от страха и усталости сказать не мог, так же не мог точно припомнить, в скольких местах он повернул. Погони уже давно не было, а он все продолжал бежать не в силах остановиться. Пересохшие легкие распирало от нехватки воздуха, а сердце обещало вот-вот выскочить из груди, а человек все не останавливался. Окончательно выбившись из сил, он отошел к стенке, уперся руками в колени и долго хватал ртом воздух. Хорошо хоть народ в коридорах попадался редко, иначе его уже давно бы сдали взбешенному папаше, тогда пиши, пропало. Самое обидное — он же действительно ничего плохого не сделал, просто спал рядом и все! Влад шмыгнул носом и, распрямившись, вытер пот, обильно струящийся по лицу.

Нужно вернуться в Анину каюту. Если хозяйка появится раньше него — по головке не погладит. Влад развернулся на сто восемьдесят градусов и поплелся в обратном направлении. Прежде чем заходить в длинные коридоры, встречающиеся на пути, долго осматривал их, и если они казались ему чуть знакомыми, Влад сворачивал.

Пока бродил по этим безликим и совершенно одинаковым лабиринтам Влад потерял чувство времени и как долго продолжается его путешествие представить себе не мог. За все это время Влад не встретил ни одного человека. Теперь он уже жалел об этом. Страх перед хозяйским гневом сменился другим. Страхом перед голодом и полным одиночеством. Ему казалось, что прошло уже несколько часов, как он покинул Анину каюту. Рабом начало овладевать отчаяние — даже если Аня, обнаружив его отсутствие, попытается его отыскать на это уйдет не один день. А если она, как и обещала в гостинице, не будет искать ненужного ей раба? Без еды он еще может протянуть некоторое время, а вот куда без воды деваться? Да и кто даст воды беглому рабу? Дмитрий Петрович уже не казался Владу таким страшным. Ну, чего спрашивается, побежал? Наказали бы, и все на этом! Может, и не сильно досталось — в первый раз все-таки. А сейчас точно от души ввалят, если… когда найдут.

От мрачных мыслей начала болеть голова. Влад брел по очередному коридору, еле переставляя ноги и низко опустив голову не заметив того сам чуть не столкнулся с седым крепко сбитым человеком. Бросив взгляд на его суровое лицо, Влад счел за благо побыстрее убраться с дороги — инстинктивно испытывая тревогу в обществе таких больших и сильных людей.

Мужчина с нескрываемым любопытством разглядывал незнакомого молодого человека в отчаянии бредущего по коридорам станции. Такого на своей станции Жан Дэмон еще не видел. Выглядел парень, как бы это сказать помягче, предосудительно — всклоченный, запыхавшийся, на грани отчаяния, босой и почему-то в пижаме! Это обстоятельство и заставило адмирала Дэмона остановиться. А еще больше заинтересовали бинты на шее и запястьях.

— Эй, парень, постой!

Резкий окрик заставил ноги прирасти к полу, а голову опуститься еще ниже. Голос мужчины выдавал в нем человека привыкшего повелевать и ожидающего, что его приказания будут выполняться беспрекословно.

— Ты откуда у нас такой пугливый? — вполне добродушно поинтересовался мужчина.

Влад предпочел отмолчаться — а что он в действительности мог сказать, если не знал, с какой стороны света он здесь появился? А свободные они такие: ответ не понравиться — пиши, пропало, а так молчишь и молчишь себе, хотя даже это они могут посчитать за наглость и хамство. К радости Влада этот седой человек с нестарым лицом оказался не из таких, и продолжал свои расспросы вполне дружелюбно.

— Ты немой, что ли?

— Нет, — пробормотал Влад, — я не немой, я потерялся.

— Вот незадача, — посочувствовал мужчина, — ты давно у нас?

— Вчера прилетел, — сказал чистую правду Влад, но не стал вдаваться в подробности — может еще обойдется и этот человек, думая, что Влад свободный не откажет в помощи и ему удастся отыскать Аню, все смягчающее обстоятельство!

— Меня Жан зовут, а тебя как? — мужчина протянул Владу крепкую ладонь.

— Влад, — выдавил раб в ответ, пожимая протянутую руку, копируя жест.

— Давай попробуем помочь твоей беде, Влад, — предложил Жан, — ты хоть помнишь, где остановился? Номер каюты?

— Нет, — сокрушенно покачал головой Влад, — я у Ани живу.

— Фамилия у твоей Ани есть? — нахмурился Жан.

— Я не помню, — в отчаянии проговорил Влад.

— Ты, парень, не паникуй, — прикрикнул на него Жан, — где эта Аня работает?

— Кажется она доктор, — не очень уверено сообщил Влад, вспомнив вчерашние издевательства.

— Это уже лучше, — проворчал Жан, — пошли, я тебя к госпитальному отсеку отведу. В приемной спросишь, где твою Аню искать.

— Спасибо, — вежливо, как учила хозяйка, поблагодарил Влад, хотя очень хотел упасть перед этим человеком на колени и целовать ему ноги, что не оставил его и не прошел мимо.

Они добрались до ближайшего лифта, и пока ехали до нужного места, Жан умудрился выведать у Влада подробности его появления на станции и из-за чего Влад заблудился. Как получилось у Жана так подробно разговорить Влада, парень объяснить не мог. Не смотря на то, что Жан узнал о молодом рабе, отношения своего не изменил, проводив до нужного места.

— Тебе сюда, — проговорил Жан, останавливая лифт, — иди, ищи свою Аню, а мне пора. Постарайся больше не теряться, договорились?

Влад еще раз поблагодарил неожиданного проводника, пожал протянутую на прощание руку и вывалился из лифта. На него тут же навалились множество незнакомых резких запахов и оглушили пронзительные звуки. Влад остановился, ошарашено оглядываясь — как он сможет разыскать хозяйку посреди этой толкотни и неразберихи? Повсюду царил самый настоящий хаос — множество каталок, которые толкали люди в разноцветной форме, двигались на первый взгляд беспорядочно и очень мешали друг другу. Его пару раз ощутимо толкнули в спину и грубо приказали убираться с дороги. Влад беспомощно оглянулся на лифт в надежде еще увидеть Жана и попросить помощи, но двери лифта уже закрылись, отсекая от единственного человека, согласившегося помочь.

Безжалостно подавив в себе проблески паники, снова начавшей одолевать молодого человека, двинулся вперед, внимательно вглядываясь в глаза над масками.

Он чуть не пропустил ее. Она была одной из многих, одетых в темно-синюю форму. Она катила перед собой каталку с тем, что совсем недавно могло считаться человеком, а сейчас напоминало кусок растерзанного мяса. От вида этого к горлу подкатила тошнота. Аня подняла свои восхитительные глаза, мельком прошлась по окружающим, задержала взгляд на нем. Влад бросился к ней, но она лишь нахмурилась и резко приказала:

— В сторону! — Аня сделала крутой вираж, закатывая каталку в смотровую. Влад вжался в стену, боясь помешать ей. — Какого черта ты здесь делаешь? Сгинь с глаз моих!

Она, натягивая какой-то балахон, продолжала смотреть на Влада, вжавшегося в стену, не знавшего куда деться. Но в следующий момент она уже забыла про раба, переключившись на больного. Влад как завороженный смотрел через небольшие окошки в дверях, как Аня и еще несколько человек уверенно орудовали какими-то приспособлениями. Влад шагнул поближе к окошку. Все его внимание было приковано к хозяйке. Раб не заметил, что загородил кому-то дорогу, за что тут же схлопотал чувствительный удар в бок тяжелой тележкой, нагруженной оборудованием и добрую порцию отборного мата от парня одетого в нежно розовую форму, катившего эту самую тележку. Не переставая ругаться, парень скрылся за двойными дверями, чтобы через миг появиться откуда-то с другой стороны. Медбрат схватил слабо сопротивляющегося Влада за локоть, сжав руку стальными пальцами, и продолжая рассказывать рабу, откуда тот вылупился и кто были его родственники, потащил через коридор, умело лавируя между каталками. Не успел Влад опомниться, как его втолкнули в тихую просторную комнату и оставили в полном одиночестве с напутствием оторвать голову, если посмеет нос за дверь высунуть. Захлопнувшаяся дверь отгородила его от суеты и шума, словно попал в другой мир…

Под потолком ожило радио, и через динамик послышался хриплый голос дежурного:

— Всему медицинскому персоналу занять свои места. Начальникам отделений прибыть в ангары. К нам поступает большое количество пострадавших из близлежащей колонии. Около трехсот человек, авария на горнодобывающей шахте. — Динамик отключился.

Мы с Наташкой вылетели в коридор. Среди персонала наметилась легкая паника. Никогда еще к нам за раз не поступало такое количество пострадавших, хотя, теоретически мы можем принять до пяти сотен.

— Спокойно! — рявкнула я, перекрывая гул голосов вовремя вспомнив, что я сегодня начальник дневной смены. — Больных сортируем следующим образом… — персонал выслушал меня. Наметив примерный план действий, мы кинулись готовиться к приему.

— Восемь бригад в операционные, двенадцать на прием, — дублируя мои приказы, неслось из динамика.

Все уже готово. Вот-вот поступят первые пострадавшие. Персонал застыл на своих местах, и показалось, что время остановилось. Лишь на один удар сердца. Из транспортного коридора послышался шум, надвигающийся подобно горной лавине. Еще один удар сердца и в отсек ворвались спасатели, толкающие неповоротливые каталки. И все пришло в движение. Никаких сбоев, быстро и слаженно. Осмотр, диагноз, первая помощь и дальше по цепочке в операционную. Мечась от пациента к пациенту, я чувствовала себя почти Богом. Здесь все зависит от меня, от моего умения и от моих знаний. Кидаясь за очередными носилками, я встретилась глазами с Верочкой.

— Какой счет? — крикнула я.

— Охренитительный! — отозвалась всегда вежливая до одури Верочка, — Идем на рекорд.

— Девочки соберитесь, — встрял медбрат Инго, — последний транспорт с минуты на минуту…

Я толкала пред собой каталку, когда боковым зрением заметила, что ко мне кинулся Влад.

— В сторону! — зло рявкнула я, сделав крутой вираж, закатывая каталку в операционную. Влад вжался в стену. — Какого черта ты здесь делаешь? Сгинь с глаз моих! — натягивая одноразовый халат, я увидела, что Влад все так же стоит, вжавшись в стену. Ну и черт с ним, я перевела все свое внимание на больного.

Закончилось все так же стремительно, как и началось. Передав пациента операционной бригаде, выскочила в коридор за очередным клиентом. Коридор опустел, и уже появились санитары со швабрами. Я стянула резиновые перчатки с усталых рук, мысли вертелись около кресла и чашки кофе.

— Анька, — я обернулась на зов, ко мне спешила Алиса, — Что тут у вас произошло? — она обвела недоумевающим взглядом разгром, царящий вокруг.

— Ничего, просто пациентов сегодня было много.

— Аня, — нерешительно начала Лиса, — тут понимаешь… такое дело… как бы это выразится…

— По-человечески, — устало попросила ее я.

— Ты понимаешь, в общем, — она собралась с духом и выпалила, — Влад пропал!

— С чего ты взяла? — удивилась я.

— Понимаешь, твой папа с ним поговорил, и раб тю-тю, — развела она руками.

— Твою мать! — рявкнула я.

— Ань, с тобой все в порядке? — захлопала глазами подруга.

Я же сделала вид, что не слышу ее, быстро шагая по коридору и заглядывая через окошки в смотровые комнаты. Я обегала все отделение, и не найдя парня ни на шутку встревожилась. Если он вышел отсюда, разыскать его будет сложно. Станция большая и дня не хватит все обойти. Я представила себе Влада, одиноко бредущего по длинным чужим коридорам, среди чужих людей и сердце мое тревожно сжалось. А если с ним что-нибудь случиться? Я себе никогда не прощу! Подожди, не паникуй! Народ у нас в большинстве хороший и обидеть не должны, а там кто его знает. Я мрачно усмехнулась — я беспокоюсь за взрослого мужчину, как за малого ребенка. Хотя, в сущности, здесь он и есть малый ребенок. Может, в своей среде он и считался самостоятельным, способным о себе позаботиться, но только не здесь. Свободный мир таит в себе множество опасностей, о которых он и не подозревает. Суровые вахтенные офицеры, которые, обнаружив в неположенном месте праздно шатающегося человека, могут запросто отправить его под арест 'до выяснения личности и целей'. Для подобного выяснения, если ты не имеешь при себе документов, обычно требуется около двух дней. В сущности, вахтенные правы, и обижаться на них смысла нет — нечего лазать, где не следует, вот только… Найду — убью. Вот честно — убью!

— Ань, ты чего мечешься? — заинтересовался моими хаотическими перемещениями Инго, когда я раз в четвертый пробегала мимо регистрационной стойки. — Потеряла чего?

— Ага, потеряла, — выдавила я, было ощущение, будто лицо свело судорогой.

— Уж не того ли босого недоумка в пижаме и с замотанной шеей, который под ногами болтался? — добродушно ухмыльнулся медбрат.

— Где он? — сквозь зубы процедила я.

— Да я его в комнату отдыха отвел, — для большего понимания парень махнул в сторону коридора, — Ань, ты чего?

Вид у меня, очевидно, был еще тот, Инго даже перевалился через стойку, провожая меня удивленным взглядом. Все верно, обычно я не позволяю себе гневаться на людях, но сегодня был случай особый. Успевший осточертеть за последние сутки до нервной почесухи.

— Анна, — окликнули меня уже у самой комнаты отдыха, — тебя адмирал вызывает. Я перевела звонок в твой кабинет.

Подавив вздох, я развернулась и поспешила в свой кабинет. Интересно, что от меня адмиралу понадобилось? С размаху шлепнувшись в свое кресло, я коротко выдохнула и нажала клавишу приема.

— Романова, госпитальный отсек, — отчеканила я.

— Что вы себе позволяете, Романова!? — в голосе адмирала послышались гулкие перекаты горного обвала, заставившие внутренне поежиться. — Вы соображаете, что ваше поведение недопустимо для служащего такой престижной станции!? Как вы посмели мало того, что купить раба, так еще и притащить его на станцию!? Вам что — работать здесь надоело? Вылететь хотите с треском? Я не слышу!?

— Нет, адмирал, — тихо проговорила я, преданно глядя на адмирала, — мне не надоело здесь работать.

— Надеюсь, вы понимаете, что я должен созвать собрание, где будет поднят вопрос о вашем недостойном поведении!?

— Да, адмирал, я все понимаю, — ровным голосом ответила я, а внутри все закипало нешуточной яростью от непонимания, что такого недостойного и порочащего честь служащего станции я совершила, не успела я об этом подумать, как вопрос сам собой слетел с языка. Вот это было лишнее. Утихающий тайфун адмиральского гнева взвился с новой силой, а мне оставалось лишь молча хлопать глазами, пережидая бурю, изо всех сил сдерживая гонор.

— А как же уголовный кодекс? — задала я осторожный вопрос, понимая, что от того насколько убедительной сейчас буду, зависит не только мое будущее, но и будущее моего непутевого раба. — Статья об оставлении человека в заведомо беспомощном и опасном для жизни положении?

— Он не человек — он раб и на него уголовный кодекс не распространяется, — вполне спокойно возразил адмирал, — ему не место в твоем мире, пойми ты, упрямица!

— Знаете, когда-то давно один человек учил, что я должна жить своим умом и по возможности защищать тех, кто слабее. И я намерена следовать его совету. Вы можете выгнать меня со станции, но не заставите отступиться! Или тот человек все же неправ?

— Не передергивай, — буркнул адмирал, — тогда речь шла о глупых детских шалостях. Ладно, черт с тобой — живи! Но если я еще раз увижу это недоразумение, разгуливающее по станции без штанов, вылетишь со станции без разговоров!

— Как… как без штанов?.. — опешила я, живо представив себе эту картину.

— Ну, не совсем без штанов, — хмыкнул Дэмон, — но в пижаме и босой! Все, Романова, делай что хочешь, но что бы его пребывание на станции было мотивировано железно и в том качестве, в котором он и есть, а есть он раб! Мне плевать, как ты это сделаешь, но ты обязана, раз уж посмела взять на себя такую ответственность, сделать все так, что б ни одна проверка… Слышишь!? Ни одна, изъяна отыскать не смогла! А что проверка будет, я не сомневаюсь, уже сегодня о твоем рабе будет знать вся станция и заметь — не от меня! Времени тебе даю на это до завтра, ясно? И хватит меня от дел отрывать! — не совсем логично рявкнул адмирал и отключился.

Я расплылась в довольной улыбке, с тихим вздохом откидываясь на спинку стула. Поддержка адмирала, пусть и высказанная в такой странной форме обнадеживала. Но почти сразу мое благостное настроение сменилось более подходящей случаю глухой яростью.

…Обстановка в комнате, куда зашвырнули Влада, была более чем странная — на многочисленных полках с книгами располагались макеты внутренних органов, настолько натуральные, что Влад не удержавшись подошел к полке и поскреб ногтем чью-то челюсть, надежно зажавшую между зубами берцовую кость, убеждаясь, что это все-таки подделка. Влада невольно передернуло, что за люди здесь работают? В углу стоял вместительный холодильник, рядом с рукомойником. Желудок тут же заявил о своем присутствии громким урчанием. Шагнул к холодильнику в надежде на еду, заглянул и сразу же отшатнулся, громко хлопнув дверью — на всех полках, строго подписанные, в больших банках с розоватой жидкостью плавали человеческие органы. Влад почувствовал головокружение и отступил с намерением бежать отсюда сломя голову, но был вынужден остановиться — в тишине комнаты раздался какой-то непонятный скрип. В следующий миг плечо больно сжала чья-то костлявая рука, а скрипучий голос поинтересовался:

— Воруешь мои органы?

— Н-нет, — чуть запинаясь, пробормотал Влад, скосив глаза на плечо, шумно сглотнул — рука, сжимавшая плечо оказалась набором костей, каким-то чудом не рассыпавшихся при движении.

— Как это нет? — не поверили ему. — Ну-ка, посмотри мне в глаза!

Влада бесцеремонно развернули и он, к своему стыду, едва не обмочился от страха — на него смотрели круглые, непонятным образом держащиеся в провалившихся глазницах, глаза самого настоящего скелета. Кое-где на костях его еще виднелись остатки мускулов и сосудов, а с черепа свисало несколько длинных рыжих волос.

— Будешь воровать, с тобой сделают то же, что и со мной! — предупредил скелет, страшно вращая глазами и щелкая челюстью, на которой не хватало трех передних зубов.

— Я не вор, — простонал Влад, дергая плечом в попытке высвободиться.

— А если не вор, так и нечего шастать! Сядь и сиди, где приказано! — рявкнул скелет, подтверждая свои слова кивком головы. Челюсти скелета противно щелкнули. И случилось самое отвратительное — у скелета вылетел глаз, попав Владу прямо за пазуху. Молодой человек вздрогнул и понял со всей ясностью — сейчас его вырвет.

— Верни глаз, зараза! — гневно прошипел скелет, протягивая к Владу свободную руку и маняще сгибая указательный палец.

Преодолевая ужас и отвращение сопровождающееся рвотными судорогами, Влад запустил руку под рубашку, нащупывая скользкий желеобразный шарик тут же выскользнувший из пальцев. Несколько долгих секунд ушло на то, что бы выловить глаз скелета. Влад осторожно, боясь раздавить, вынул глаз и передал его хозяину.

— Ну вот, наконец-то, — недовольно прокомментировал скелет, смыкая пальцы над органом зрения, — чего так долго? И лечиться у них я тебе не советую, — доверительно добавил он, перед тем как выпустить плечо Влада, — видишь, что они со мной сделали!

Влад отскочил от разговорчивого набора костей, как только почувствовал, что плечо свободно. Парень отвернулся, пытаясь унять взбунтовавшийся желудок и сосредоточиться на чем-нибудь более приятном, чем говорящие скелеты. Сзади неугомонный скелет напевал: 'Глазик, мой, глазик!' Послышался чавкающий звук и разочарованное ворчание: 'Что ты будешь делать? Опять раздавил!' Влад помимо воли оглянулся и увидел, как многострадальный глаз вытекает между суставами пальцев. Это было уже слишком для измученного желудка Влада, и он рванул к раковине. Парня долго и мучительно рвало, казалось — вывернуло уже все содержимое, а его продолжали сотрясать спазмы. Продолжалось это до тех пор, пока не хлопнула входная дверь комнаты. И сзади не раздался причитающий голос.

— Ах, ты ж бедолага! Говорила же этим заразам — уберите гадость! — женщина погрозила кулаком неизвестно кому, — Так нет же! Совсем плохо?

Заботливые женские руки легли на плечи и заставили подняться. Заглянув в зеркало над раковиной, он обнаружил там молодого человека с ошалевшими, ввалившимися глазами и зеленым цветом лица, рядом стояла невысокая девушка, озабоченно разглядывая раба.

— Пошли, присядешь, — проговорила она и повела к одному из диванов, — сейчас я тебе чайку заварю, попьешь горячего — оклемаешься. Меня Верочкой зовут ты, наверное, к Анне Дмитриевне пришел? Она скоро освободиться.

Влад позволил усадить себя на диван, механическим движением принимая чашку из рук женщины.

— Ну, вот, — удовлетворенно проговорила она, наблюдая, как Влад осторожно глотает обжигающий напиток, — ты посиди тут, хорошо? А я пойду — дела у меня…

Я рванула дверь комнаты отдыха, находясь после разговора с адмиралом в некоем пограничном состоянии — только тронь. Влад, на его счастье, никуда не испарился и даже успел разжиться чаем! От вида чашки в его руках улегшееся было раздражение, всколыхнулось с новой силой. Я его сейчас убью, со спокойной ясностью поняла я. Увидев меня, Влад отставил чашку и вскочил на ноги.

— Кто тебе позволил выйти из каюты? — обманчиво спокойным голосом задала я вопрос, надвигаясь на него. Заглянув мне в глаза и встретив там лишь не рассуждающую ярость, Влад непроизвольно попятился.

— Госпожа, я не виноват, — только и смог промямлить он.

Вот эта госпожа и добила меня окончательно. Истончившаяся за последние сутки пленка самообладания прорвалась, выпуская наружу вулканом клокотавшее бешенство, сминающее под собой благоразумие и невыполненные обещания, а примостившийся за левым плечом бес подтолкнул под руку. Я коротко размахнулась…

Проснувшийся разум подоспел вовремя, и рука остановилась в считанных миллиметрах от его лица, и безвольно упала, не коснувшись мужской щеки. Серые глаза смотрели растеряно и чуть испугано, а из носа пролилась тонкая струйка крови, пачкая одежду. Вот ведь черт — довела парня! Влад опустил голову, не пытаясь утереть нос. Ярость выдохлась, как забытое вино, оставляя горьковатый привкус.

— Ты, что — сдурела!? — рявкнула Наташка, влетая в комнату с треском захлопывая дверь перед чьим-то любопытным носом и проворачивая для надежности в замке ключ.

Я резко вскинулась на ее крик и мои плечи тут же оказались зажаты, словно в тисках руками подруги, не давая наделать новых глупостей.

— Пусти, — буркнула я, встряхивая плечами, было неимоверно стыдно за весь этот балаган.

— Бить его больше не будешь? — подозрительно спросила Наташка, убеждать ее, что я и пальцем Влада не тронула, было глупо — все равно не поверит. Пришлось со всей искренностью поклясться, что не буду, только после этого Наташка выпустила меня из своих цепких объятий.

— На, утрись! — достав из шкафчика свежее полотенце, кинула Владу. Он поймал полотенце и принялся размазывать кровь по лицу.

— Да что ты делаешь? — возмутилась я.

Я отобрала полотенце и, подтолкнув парня к раковине, сунула его лицо под струю холодной воды. Придерживая за загривок, принялась грубовато обмывать кровь. Влад особо не протестовал такому обращению, только громко фыркал, когда вода заливалась в нос.

— Оставь его в покое! — не выдержала Наташка, неодобрительно наблюдавшая за моими действиями. — Да что с тобой сегодня?

С этими словами Наташка разогнала нас по разным углам. Владу досталось кресло в углу комнаты и пузырь со льдом, а мне диван и чашка кофе. Удовлетворившись таким расположением, Наташка уселась рядом со мной. С одной, подозреваю, целью — блокировать мои непредсказуемые действия.

— Кто-нибудь прояснит мне, что здесь произошло? — холодно поинтересовалась она.

— Я ушел из каюты без разрешения, — невнятно объяснил Влад, мешал прижатый к лицу лед.

— Зачем? — вскинула брови подруга, начиная понимать причину моего бешенства.

— Потому что пришел Дмитрий Петрович, — начал сбивчиво рассказывать он, бросив благодарный взгляд на Наташку, — а я спал в Аниной комнате. Он вытащил меня из кровати, и сказал, что если еще хоть раз увидит меня там, то переломает ноги, а потом вырвет яйца. Вид у него был достаточно грозный, и я решил не искушать судьбу, выскочил из каюты. И я… я потерялся. Коридоров много, они все одинаковые. Потом вспомнил, что Аня работает врачом, и решил разыскать, где она работает. Дом я бы все равно не нашел, — печально закончил он.

— Ага, — с немалой долей ехидства подтвердила я его рассказ, — а так же имел глупость столкнуться с адмиралом!

Мои слова вызвали у подруги нервный смешок. Она в полной мере осознала справедливость моих действий.

— Анна Дмитриевна, — в дверь требовательно постучали, — вас вызывают в операционную.

— Сейчас буду, — прокричала я, с сожалением отставляя недопитый кофе.

— Я его в твой кабинет отведу, — задумчиво проговорила Наташка, — нечего здесь глаза мозолить.

Я рассеянно кивнула, воюя с замком, дверь никак не желала поддаваться. Было невыносимо стыдно перед Владом. Чтобы хоть как-то заткнуть распалившуюся совесть я обернулась на пороге и тихо проговорила:

— Влад, ты того… извини меня, ладно? Я была не права, ты действительно не виноват — с генералом порой тяжело сладить.

Ответом был глухой шлепок пакета со льдом выскользнувшего из мужских пальцев. Я хмыкнула и вышла в коридор.

…Влад придирчиво разглядывал свое отражение, прибывая в отвратительном настроении. Осторожно потрогав нос, скривил унылую рожу и отошел от зеркала, все еще недоумевая, отчего шла кровь, ведь хозяйка и не ударила вовсе.

Хозяйка совсем забыла о своем рабе и за несколько часов, что он сидел в ее запертом кабинете, не появилась ни разу. Есть хотелось ужасно. Влад старался не прислушиваться к громкому урчанию в животе, понимая, что после утренней выходки рассчитывать на еду не приходится. А вот порки ему сегодня не миновать. В этом он уверился после разговора с подругой госпожи. Наталья не жалея черных красок расписала несчастному рабу все последствия пробежки. Так что уповать на снисхождение госпожи глупо. Вот только интересно, чем воспитывать будут. Хорошо бы ремнем, не так больно как плеткой, к примеру, или кнутом. Да и не покалечит ремнем особенно, только синяков наставит. Влад поежился от невеселых мыслей. Нет, он не осуждал госпожу за предстоящее наказание и дело даже не в том, что раб не вправе на это. Просто Влад был согласен, что заслужил наказание. Ему было стыдно. Это ж надо было так подставиться! Вот только поджившую спину было жалко, но что поделаешь, придется перетерпеть.

Молодой раб тяжко вздохнул рассеянно оглядываясь. Ожидание хуже жестокой пытки. Занять себя было нечем, обстановку кабинета он уже успел изучить, как собственную ладонь. Впрочем, здесь и изучать нечего. Малюсенькая комнатушка, куда каким-то чудом вместились стол, стул, кушетка, укрытая за белой ширмой, раковина почти у самой двери да небольшой шкафчик, запертый на замок. В этом Влад убедился, когда от безделья попытался сунуть туда любопытный нос. Раб уселся на пол возле раковины. А может, она действительно про него забыла? Что тогда с ним будет? Здесь даже туалета нет. Хорошо, что он почти не пил сегодня и особых неудобств не испытывает, но это пока.

Впрочем, эта пробежка была не бесполезной. Влад узнал, что бежать отсюда не так уж просто, как представлялось. Без вдумчивой подготовки и дергаться нечего. Прежде чем бежать, надо знать куда бежать! Это тебе не планета, где у беглеца сто дорог на все восемь частей света, и там находили без особого труда, а тут и подавно… Значит нужно ждать. Чего? А черт его знает, признаться. Ему нужен отдых и чуть-чуть знаний, совсем немного…

Щелчок открываемого замка заставил вскочить на ноги. Хозяйка выглядела усталой. Лицо ее было настолько бледным, что кожа казалась почти прозрачной, на виске четко проступила синяя жилка, а под глазами залегли черные круги.

— Переоденься, — госпожа кинула Владу объемистый пакет, — мы идем домой.

Влад кивнул, торопливо скидывая одежду, стараясь глаз на госпожу не поднимать, как всякому приличному рабу и положено. Упаковка с треском разорвалась и в руках Влада оказалась более чем странная одежда — куртка и штаны сшитые вместе. Ох, уж эти свободные! Чего только не придумают, а ему теперь мучайся!

— Вообще-то, мужчина сперва отходит за ширму, а потом уж оголяет зад, — насмешливый голос хозяйки заставил замереть в нелепой позе — Влад, балансируя на одной ноге, согнулся в три погибели, вталкивая другую в непослушную штанину. — И не стыдно тебе так себя вести?

Уши, щеки и, кажется, даже шею залило жаркой краской, подтверждая, да ему действительно стыдно. Влад покачнулся и, окончательно запутавшись в штанинах и рукавах, не удержался, рухнул на колени. И как ей это удается!? Кривя губы от обиды, парень разглядывал свои растопыренные пальцы, упирающиеся в пол. Никто из ее предшественников так не мог. Им нужно было орать, звать орду надсмотрщиков, с полного замаха перетягивать беззащитную спину семихвостой плетью от души натертой жгучим перцем… А эта и с места не двинулась, так и стоит, подпирая косяк плечом. Насмешливо брошенная фраза и он уже валяется на полу, безнадежно запутавшись в непривычной одежде.

Она хмыкнула, покрутила головой и, отлепившись от косяка, моментально решила все его разногласия с одеждой. Снова и снова заставляя раба чувствовать себя законченным придурком.

Потом был молчаливый переход до Аниной каюты. Влад плелся за хозяйкой, неосознанно оттягивая миг, когда закроется дверь каюты. Но ничего не случилось, то есть абсолютно. Его накормили и отправили спать, предоставив в одиночестве терзаться непониманием…

На пороге прихожей нас встретил генерал. Я закатила глаза к потолку и едва не заскулила, за что мне такое счастье и все в один день? Генерал при виде Влада, топтавшегося за моей спиной, принялся старательно вращать глазами, вдохновенно изображая бешенство. Парень и без того старавшийся лишний раз не напоминать о себе совсем сник. Удовлетворившись его убитым видом, отец сообщил, что ужин готов.

Они уселись по разным концам стола, причем папаня с видом хозяина, а Влад нерешительно опустился на край стула, готовый в любой момент сорваться и сбежать. Генерал делал вид, что увлечен едой, но я видела, какими испепеляющими взглядами он награждает парня.

— Анечка, — наконец не выдержал генерал, — может, ты мне объяснишь, что он, — папа ткнул вилкой в сторону Влада, — делал у тебя в постели?

— Спал, — пожала я плечами.

— А тебе не кажется, что он должен спать в своей комнате, а еще лучше в прихожей на коврике?

— А тебе не кажется, что это должна решать я? — не повышая голоса, в тон ему ответила я.

— Нет, не кажется! — рявкнул родитель так, что бокалы на столе жалобно звякнули, а Влад втянул голову в плечи. Стоит генералу еще раз гаркнуть и парень точно под стол полезет, безразлично отметила я.

— Прекрати орать, пожалуйста, — попросила я, спокойно продолжая ужин, — ты меня пугаешь, и не забывай, что я твоя дочь и ты не на допросе.

— Я никогда не ору на допросе, — смутился он.

— Хорошо, — легко согласилась я, — тогда представь, что ты на допросе и дай спокойно поесть.

Папа мою просьбу выполнил, но все же изредка бросал недовольные взгляды в сторону раба, отчего последнему делалось совсем худо. Когда мы пили чай, я позволила себе заметить:

— Папа, может быть, ты перестанешь расточать пламенные взоры и направишь энергию в другое, более полезное русло?

— Чего еще ты хочешь? — насторожился отец.

— Например, посоветуй, как узаконить положение Влада на станции.

— Я не буду ничего узаконивать, пока он спит в твоей постели, — хмуро выставил условия генерал.

— Как вам двоим не стыдно, думать обо мне так плохо, — обиделась я, — сначала он, — я кивнула на Влада, — решил, что мне нужен мальчик для постельных развлечений, а теперь еще и ты! Неужели я настолько страшна и безголова, что мне надо покупать мужика!?

— Ничего такого я не думал, — попытался оправдаться генерал, заливаясь краской от подобной откровенности, а Влад виновато уставился в свою чашку.

— Нет, думал, — упрямо возразила я, шлепнув ладошкой по столу, — иначе не устроил бы сегодня утром балаган и не вынудил Влада бежать, куда глаза глядят, а он, между прочим, потерялся.

— Хорошо, ты приперла меня к стенке — я виноват, — пришлось позорно отступать грозному генералу, — а теперь объясни, чего именно ты от меня хочешь.

Я попросила составить список бумаг, которые понадобятся, что бы перевести Влада на легальное положение. Папа поскреб щеку и составил мне черновой набросок, пообещав, с утра более детально заняться этим делом, с тем и ушел.

— Он меня убьет при первом же удобном случае, — заметил Влад, глядя на закрытую дверь.

— Не говори глупости и иди спать, — устало попросила я.

Удивление, вызванное подобным приказом, не помешало Владу выполнить его в кратчайшие сроки. Убрав на кухне, я наскоро сполоснулась в душе и забралась под одеяло. День показался неимоверно длинным.

Сон, не смотря на усталость, решительно отказывался приходить. Из головы не шел приказ адмирала, который необходимо выполнить в кратчайшие сроки, в этом Дэмон прав. И даже когда отец выправит Владу документы, это ровным счетом ничего не решит. Вот принесет нелегкая проверку и тогда точно придется искать другое место работы, тут уж никто не поможет. Да и информация просочиться может, совершенно случайно и тогда, когда меньше всего ждешь.

Как назло ни одной связной мысли в голове. Промучившись в темноте не менее часа, я включила свет и уселась в кровати, затолкав под спину подушку стараясь ни о чем конкретно не думать. Мысли, сорвавшись с наезженной колеи, понеслись вперед без разбора и направления. Вспомнился сегодняшний ненормальный день, череда операций, парочка из которых была действительно интересная… Неплохо бы взять одну из них для написания исследования, время уж давно подошло написать его, родимого, а приличной темы все никак не подворачивалось. Хорошо еще никто об этом не напоминает…

Озарение, как это с ним, с озарением, как правило, происходит, пришло внезапно, до идиотизма очевидное. А кто сказал, что исследования должны быть непременно по хирургии? Никто ж не требует и темы конкретной не дает, к тому же разносторонность врача только приветствуется. Так почему же не влезть в психиатрию? И плевать, что специализация для меня несвойственная. Объектом исследования будет Влад, а грант на исследования я себе выделю, придумав достоверности ради какой-нибудь фонд, никто и интересоваться не станет, откуда взялись деньги, ежели использоваться они будут по назначению. Я облегченно вздохнула, проблема разрешилась на удивление легко. Осталось только обозвать все это безобразие чем-нибудь красивым и неимоверно длинным, чтобы не сразу и догадались о чем конкретно идет речь, а составлять отчеты дело привычное, так что с этим особых проблем не будет.

Появившаяся конкретная цель требовала немедленного воплощения, заставила слететь с кровати и засесть за компьютер. За час напряженной работы на счету госпитального отсека появилась немалая сумма, выделенная благотворительным фондом известного человеколюбца де Сада для исследований по адаптации и реабилитации, короче, возвращению в нормальный мир подобных Владу особей человеческой породы. Название исследований было длинным в три строчки и до жути красивым. Под руководителем исследования значилась естественно я. Полюбовавшись собственным произведением, ощущая при этом законную гордость — мало кто смог бы обставить все более изящно в столь короткий срок, отключила компьютер. Единственное, что немного настораживало, так это ощущение некоторой предопределенности. А как это еще назвать, когда события, начавшиеся с выпавшей из уставших пальцев вилки, приобретают нечто схожее с логической цепочкой, которыми так любит забавляться генерал, выстраивая очередную версию. Как упавшая костяшка домино тянет за собой все остальные, а взмах крыла бабочки вызывает ураган поражающий своей необузданной дикостью. Я мрачно хохотнула, прогоняя глупые мысли, а то выходит, что кто-то свел Влада и меня в одной точке пространства, предварительно подготовив почву позволив мне выиграть в казино баснословную сумму. Это, доктор, даже не сюрреализм, это уж, извините, шизофренией попахивает!

Сон пропал окончательно, я уселась на кровать, раздумывая, чем бы еще себя занять. Рассеянно оглядев комнату, увидела краешек дорожной сумки, сиротливо выглядывавший из-за стола. Сумку следовало перебрать еще вчера, но я поленилась, так почему не сделать это сейчас, раз все одно не уснуть? Вытащив сумку на середину комнаты, рывком расстегнула замки и вытряхнула содержимое на пол.

На сумку ушло полчаса. После сортировки и укладки на полу остался какой-то бумажный мусор, обертки от конфет и плотный пакет с ошейником и лохмотьями Влада. Ошейник, пожалуй, оставлю, как сувенир. Подарю его Владу вместе с вольной. А от вонючих тряпок нужно срочно избавиться.

Помяв пакет в руках, нащупала ошейник и, кривясь от брезгливости, запустила руку внутрь. Порылась, выуживая непослушный кусок кожи. Пальцы наткнулись на жесткую пластинку, заставив удивленно нахмуриться — в пакете не должно быть ничего подобного! И это не пряжка ошейника, ее я держу в руке. Любопытство штука страшная и никакая вонь не сумеет его остановить. Я достала лохмотья и с силой их тряхнула, грязная ткань с тихим треском расползлась под пальцами и к ногам выпала цепочка с пластинкой. Удивляясь все больше, отбросила тряпье и поднесла находку к глазам. Эт-то еще что за черт!? Если не ошибаюсь, такие штуки вешают детям на щиколотку, вместо паспорта. Я покрутила медальончик в руках, прочесть то, что было когда-то на нем выгравировано, оказалось почти невозможным — буквенная гравировка совсем стерлась, а из двенадцати положенных цифр осталось только пять — три в начале и две в конце. Может быть, это поможет найти родственников парня? Ведь у него где-то должны быть родные, не возник же он из воздуха и на пробирочного не похож. Значит, появился на свет самым древнейшим способом, а раз так, у него должны быть отец и мать.

Есть, конечно, вероятность, что я ошибаюсь, и медальон попал к нему случайно и он, как ворона, таскал блестяшку за собой. Но верить в это как-то не хотелось. Решив, что не усну, пока не узнаю, откуда у него эта вещица, пошла его будить.

Толкнув дверь в его комнату, я нерешительно остановилась на пороге. Свет из гостиной тусклым пятном высветил обстановку комнаты, разогнав по углам темноту. Влад спал, свернувшись калачиком поверх одеяла. Стоит ли мое любопытство его сна? Конечно, не стоит, все расспросы вполне могут подождать утра. Я уже собралась потихоньку убраться, как Влад шевельнулся и сел на кровати, будто и не спал вовсе.

— Привет, — тихо проговорила я, не придумав ничего лучшего, — мне нужно с тобой поговорить.

— Да, я понимаю, — спокойная обреченность в его голосе удивила. Я постоянно забывала, с кем имею дело.

Влад стянул с плеч пижамную куртку, опустил ее на пол, туда же отправились и штаны. Он вытянулся на кровати лицом вниз, сцепив ладони на затылке. Я тряхнула головой, не совсем понимая, что все это значит, а когда поняла, стало обидно. Я нащупала выключатель, заставив потолок слабо светиться. Присев на край кровати дотронулась до изуродованного плеча, вызвав волну дрожи.

— Ни черта ты не понимаешь, — вздохнула я, погладив Влада по спине, — я действительно пришла просто поговорить.

— И что, воспитывать не будешь? — недоверчиво буркнул он в подушку.

— А что — надо? — хмыкнула я, осторожно расцепляя мужские пальцы, Влад лишь неопределенно передернул плечами. — Ты меня боишься? — я заставила его повернуться и посмотреть на меня.

Влад кивнул, отводя глаза. Хоть не соврал и то ладно. Я помолчала, не зная, как убедить его в обратном. Нет, ни черта он сейчас не поймет, придется набраться терпения и ждать.

— Слушай, я вот чего пришла, — я выудила из кармана медальон, и, удерживая за цепочку, покачала у парня перед глазами, позволяя хорошенько рассмотреть, — откуда…

— Я не крал, — быстро прервал он меня.

— А я и не говорю, что ты крал, — обиделась я, — я просто хочу узнать, откуда он у тебя, только попробуй припомнить точно, для меня это очень важно.

— Я не знаю, — пожал плечами Влад, — он всегда был у меня, сколько себя помню…

— А сколько ты себя помнишь? — больше у себя, чем у него спросила я, не надеясь получить ответ. Парень вновь пожал плечами и ткнул в первое клеймо, сказал:

— Вот столько.

— Ты помнишь, как тебя продавали? — спросила я, внимательно рассматривая кружочек на его коже.

— В какой раз? — озадачился он.

— В самый первый.

Влад задумался, я молчала, боясь спугнуть удачу.

— Про самый первый раз я не помню, — сказал он, наконец, — зато я помню, как ставили первое клеймо, я был ребенком, и было очень больно, но тебе, наверное, не это интересно. Извини.

— Да причем тут ты, — вздохнула я, — глупо было надеяться, что все так просто получится…

— Что получится? — проявил он живой интерес.

— Я тебе потом как-нибудь объясню, — пробормотала я, — а сейчас залазь под одеяло и спать.

Выключив свет, поплелась к себе, оставив двери открытыми, на тот случай, если ему опять приснится кошмар и мне придется бежать будить парня. Ждать, что он сам придет ко мне, вместо того чтобы мучиться в темноте, дело зряшное. Он еще не настолько мне верит. Страх перед ним куда-то пропал, осталась лишь едва уловимая жалость. Я не знаю, как наша жизнь сложится дальше, но сейчас стало ясно одно — я за него любому глотку перегрызу!

 

Часть 2

 

Глава 1

Сидя в рабочем кабинете, я просматривала записи, что скопились у меня по Владу. Нужно хоть вид сделать, что я занимаюсь диссертацией.

То, что еще пару месяцев назад казалось увлекательным и интересным обернулось нудной рутиной, от которой сводило зубы и хотелось лезть на стену. На языке чиновников это называется красивым словом адаптация. А на деле — натаскивание взрослого мужчины основам поведения в нормальном обществе. С оговоркой, что общество, в котором я живу можно принять за норму.

Пользование столовыми приборами, одежда и основы этикета. Всего-навсего? Но порой казалось, что эта вершина непреодолима. В медицине есть диагноз имбицильность, больной способен произносить звуки, осваивать простейшие навыки, но при этом слабо обучаем. Диагноз подходил Владу, как влитой! Я злилась, я знала, что это не так и во всем винила себя. Временами проскальзывало ощущение, что он надо мной попросту издевается. Я гнала эти мысли прочь, поскольку они тащили за собой уж вовсе крамольные, что мои предшественники правы и физическое наказание имеет под собой веские основания. Размахивать плеткой я не буду, по крайней мере, не вижу пока к этому достаточных поводов, но надавать подзатыльников в самый раз! Но я сдерживалась, понимая — ни к чему хорошему это не приведет. Самое малое откинет на месяц, а то и на два назад, а мы и так двигались вперед с черепашьей скоростью.

Он напоминал мне клоуна на базарной площади, балансирующего на цилиндре — никогда не знаешь, куда его качнет в следующий миг. Мне никак не удавалось приспособиться к его поведению. То он был тихим и послушным, выполняя все мои требования, то выкидывал что-нибудь в духе первого дня знакомства, когда во что бы то ни стало, старался от меня улизнуть. Терпение, напоминала я себе, и только терпение! Но, Боже, как это тяжело!

Жизнь превратилась в сплошную череду 'не'. Не горбись, Не чавкай, Не расставляй на столе локти, Не обнимай тарелку — не отнимут! И все в том же духе. А еще — ложку держат в пальцах, а не в кулаке. Вилку в левой руке, нож в правой. Сперва предложи окружающим, а уж после возьми сам. Здравствуйте, до свидания, пожалуйста, спасибо (господи, я с ума сойду!!!). И бесконечное — Я не слышу! — если забыл сказать что-то из этого перечня. Вика посмеивалась над моими страданиями, говоря, что я скорее выработаю у Влада рефлекс к этому самому 'Я не слышу', чем сумею добиться осознанной вежливости. Я лишь уныло закатывала глаза.

Но все неудобства и трудности искупились самой первой улыбкой. Я ругала его за какой-то мелкий проступок, злилась, эмоционально всплескивала руками. Он сперва перепугался, потом успокоился, стал с интересом разглядывать, чем еще больше подхлестнул мой гнев, так, что я едва ли ногами не топала. А потом улыбнулся робкой, застенчивой улыбкой и… и я, задохнувшись, замерла, совсем забыв, что еще мгновение назад лютовала, боясь спугнуть чудо. Парень оттаивал.

Когда он осознал, что может невозбранно пользоваться библиотекой моя жизнь стала не в пример спокойнее. Как-то я заглянула в приоткрытую дверь его комнаты и увидела Влада, низко склонившегося над книгой. Он был настолько поглощен чтением, что на мой тихий стук не обратил внимания. Я сделала несколько шагов по направлению к нему, заинтересовавшись, что так могло увлечь молодого человека. Положив руки на его плечи, я заглянула в раскрытую книгу.

— Что ты читаешь? — тихо спросила я. Влад подпрыгнул от неожиданности и поднял на меня глаза.

— Историю, — коротко ответил он.

— И как, нравиться тебе наше прошлое? — попыталась пошутить я.

— Оно отвратительно, — скривился Влад, — равно как и настоящее.

— С чего ты взял? — полюбопытствовала я, присаживаясь на край стола.

— Пока будет существовать рабство, история человечества, равно как и само человечество, будет отвратительным, — резко пояснил он.

— Но, Влад, — растерялась я, ловя на себе угрюмый взгляд серых глаз, — а как же искусство? Человечество создало много прекрасного — музыка, литература, живопись, наконец!

— Живопись? — Хмуро переспросил он. — Тебе известно, что один из великих художников древности, писал большое полотно, на картине должно было быть сражение. Для усиления впечатления художник решил нарисовать сильного воина, умирающего от ран. Художник писал с натуры, но где найти в мирном уголке израненного воина? Художник приказал привести сильного раба и жестоко избить его, а пока несчастный умирал от боли и побоев, закончил картину. Полотно получилось большим и правдоподобным, им поражались и любовались спустя много веков, а несчастный раб умер страшной смертью. Вот она, твоя хваленая живопись!

— Влад, это было давно, — попыталась я урезонить парня, прекрасно помня эту отвратительную историю и панорамное полотно, но, к своему стыду, абсолютно не помня имени художника, — и не все для создания своих произведений были настолько жестокими.

— Да, это было давно, — глухо отозвался он, словно не слыша меня, — но с тех пор ничего не изменилось.

— Ты прав, — сдалась я, — человечество развивается по спирали и история повторяется с незавидным постоянством. Ничего не меняется, только декорации — человечество слезло с дерева, потом из неудобной арбы пересело в огромные космические корабли, а так все осталось прежним. Даже Иуда и тот до сих пор продает своего учителя за тридцать тетрадрахм.

— Кто такой Иуда? — тут же заинтересовался Влад.

— Иуда из Кариота, — неохотно пояснила я, боясь, что он втянет меня в мало знакомую область, — один из двенадцати апостолов, предавший своего учителя Иисуса Христа за тридцать серебряников. Христос считался сыном Бога, но, тем не менее, был приговорен прокуратором Иудеи Понтием Пилатом к страшной казни на кресте. Сын божий умер в тягостных мучениях, Иуду убили то ли ножом, то ли веревкой, точнее не скажу, чуть ли не по приказу прокуратора Иудеи, но тут мнения тоже расходятся, а сам Понтий Пилат всю оставшуюся жизнь мучился из-за того, что осудил невиновного.

— А что было дальше? — потребовал Влад, когда я замолчала.

— Возьми книгу и почитай, — возмутилась я, — я не очень разбираюсь в церковных темах. Меня сейчас интересуют проблемы более насущные. Например, как мог ты, дурья твоя башка, сожрать в одну харю почти двести грамм сырокопченой колбасы, напичканной доверху острыми приправами?

— Я нечаянно, — смущенно покаялся Влад.

— Ты, конечно, волен есть все, что душе заблагорассудиться, — заявила я, — но при этом я настоятельно прошу помнить о своем неподготовленном желудке, и о человеке, который обитает у тебя под боком и тоже любит лакомиться подобными вещами!

— Извини меня, — забормотал парень, виновато склонив голову, — такого больше не повториться.

— Ладно, ты прощен, — утешила я его, про себя раздраженно фыркнув: 'Детский сад!'

Успокаивало одно, Влад начинал приспосабливаться. Кошмары отступали, и парень почти перестал скулить по ночам. В особенно тяжелые ночи я укладывалась рядом, прижималась к беспокойно спящему мужчине, своим теплом прогоняя то черное и страшное, что не давало покоя. Помогало. А еще парень никак не мог отмыться и готов был принимать ванну по несколько раз в день. Психологический заворот. Я с таким уже встречалась, когда практику проходила у судебных психологов. Люди, прошедшие через физическое насилие жаловались, что никогда не смогут от этого отмыться и готовы были скоблить себя до крови, лишь бы смыть чужие руки. Это пройдет. Со временем, нужно лишь набраться терпения и ждать, не пытаясь лезть с уговорами.

Если отбросить раздражающую покорность, странно помешанную с упрямством и, как ни удивительно, хамством, а от этого постоянное ожидание наказания, Влад был обычным парнем, и жизнь, как не старалась, не сумела его сломать. Что с одной стороны значительно упрощало мою задачу, но с другой в той же, если не в большей, мере осложняло. Парень по каждому вопросу имел свое мнение, но настолько умело его скрывал, сказывалась многолетняя привычка, что порой казался сущим ребенком. А в остальном… Он любил облака и шоколад, завернутый в хрустящую фольгу, ощетинивался, когда на него давили, удивлялся разноцветным рыбам в аквариуме кафе, в которое я осмелилась его вывести, и огорчался, если не удавалось перед сном тайком стянуть что-нибудь из холодильника.

Впрочем, это сейчас хорошо говорить, а первую неделю нашей совместной жизни я вспоминаю с внутренним содроганием. Влад, как и все люди, почти всю жизнь прожившие впроголодь никак не мог наесться, и жевал в любую свободную минуту, мало всего, так он постоянно припрятывал что-то из съестных припасов. Я как-то пожаловалась на это Вике в одном из наших разговоров. На что моя подруга, ничуть не смутившись, заявила — это нормально, все животные зарывают припасы, просто некоторые делают это в листьях и ветках, другие под подушкой, а третьи в холодильниках.

Мне приходилось оттягивать его от холодильника буквально за уши, объясняя, что наестся впрок у него никак не получиться. И, хотя, он был несколько раз предупрежден о возможных, с точки зрения медицины, последствиях своего обжорства, справиться с собой никак не мог.

В одну из первых недель мне пришлось отлучиться из дому на продолжительное время, чтобы поговорить с капитаном и заручиться его поддержкой по поводу подачи документов парня в учебный центр. В конце концов, каждый должен заниматься своим делом, а у нас первоклассные преподаватели, я же, всего-навсего, доктор. Потом я оформляла кучу разных бумаг, бумажечек и бумажусичек, никогда не могла подумать, что за мной тоже тянется многокилометровый хвост из бумаги, а что бы вернуть человека в мир живых он стал еще длиннее. На оформление всех нужных документов у меня ушло не менее трех часов.

…Едва за Аней закрылась дверь, Влад сразу же направился к холодильнику и основательно прошелся по полкам, утолил вечно мучащий его голод. В теперешней жизни появились три вещи, которые Влад мог делать бесконечно — читать, есть, и валяться в ванной. Но так как он уже успел за утро сделать их все, он просто не знал чем себя занять. Бесцельно побродив по каюте, Влад снова вернулся к холодильнику. Покопавшись в нем, выложил на тарелку несколько больших кусков сырокопченой колбасы, от которой за километр разило чесноком и приправами, к ней он успел пристраститься за последнюю неделю; сыр, вареные креветки, несколько внушительных кусков подвяленного мяса, какую-то зелень, целого копченого цыпленка. Все это еле уместилось на тарелке. Оттащив еду в свою комнату, он принялся поглощать ее, жмурясь от удовольствия — ничего вкуснее есть не приходилось. И вообще его нынешнее существование резко отличалась оттого, к чему он привыкал всю жизнь — здесь не было место голоду, холоду, от которого немеет тело; грязи со вшами, от которых постоянно чешешься, и страху. Нет, конечно, страх присутствовал, но уже не такой удушающий, каким был раньше. Влад часто ловил себя на том, что задумываясь о своем положении, делит время на 'до' и 'теперь'.

Тарелка опустела с неприятной быстротой, и Влад решил сходить за добавкой — все равно никто ему и слова не скажет, Аня только головой покачает и снова повторит, что много есть ему вредно. Влад поднялся с кровати, но был вынужден со стоном опуститься обратно — в животе появилась резкая сильная боль, было ощущение, будто режут ножом изнутри. Влад поджал под себя ноги и попытался не шевелиться, надеясь, что боль вскоре пройдет, но проходили минуты, складывающиеся в часы, а боль только усиливалась, к ней прибавилась еще и тошнота.

Тихо постанывая и бессильно кусая подушку, вспоминал всех богов вселенной, клятвенно заверял их, что в жизни больше без спросу ничего не тронет из еды, но боги сегодня, видно, были не в настроении выслушивать жалобы какого-то раба и не даровали долгожданного облегчения. Оставалась одна надежда — Аня, уж она-то точно знает, что надо делать, что бы прогнать из живота эти ножи, нагло там поселившиеся и кромсающие на части его внутренности…

Вернувшись, я могла лицезреть скорчившегося от боли, бледного с явной прозеленью Влада. Даже не осматривая его, я констатировала приступ острого гастрита, поскольку перед этим с тоской оглядывала опустевшие, за время моего отсутствия, полки холодильника.

— Ну что, милый друг, худо? — посочувствовала я, он поднял на меня страдальческие глаза и отрицательно помотал головой. Вот дурак. Будто не видно!

— Да что ты! — насмешливо всплеснула я руками. — Герой, на мою голову! Ты б на свою зеленую рожу полюбовался, — и не удержалась от шпильки, — а я тебя предупреждала.

— Простите меня, пожалуйста… — у него перехватило дыхание от боли.

— Да ладно, — мигом сдала я назад, нечего надсмехаться, парню действительно худо. Значит, будем спасать, — после драки кулаками не машут, поднимайся, пошли, лечиться будем. Ты не волнуйся, у тебя ничего серьезного, просто твой желудок еще не может справиться с тем количеством пищи, которую ты поглощаешь, — так, не переставая болтать, я помогла Владу подняться, и повела его в кабинет.

Приткнув парня на смотровое кресло, я приступила к осмотру.

— Сними рубашку, — попросила я, грея руки над теплым воздухом, я пощупала его живот, вызвав у Влада слабый стон, — покажи язык, — он послушно высунул язык, как раз то, что я предполагала, язык обложен, серовато-белым налетом, — что еще тебя беспокоит? Давай-давай, рассказывай, нечего тут несокрушимого партизана изображать.

— Тошнит, голова кружится, и пить хочу, — нехотя признался он, облизав сухие губы.

— Сейчас все поправим, — пообещала я, подсаживаясь поближе и извлекая из кармана набор для забора крови. — Так, если мыслить логически, то кишечных инфекций у тебя быть не может, — я взяла его за руку, — значит, антибиотики колоть не будем, — Влад внимательно слушал меня, хотя и понимал каждое второе слово из сказанного, я воспользовалась этим, и сделала быстрый укол в палец.

— Ау! — Он выдернул руку, подозрительно осматривая безымянный палец с каплями крови, — ты что делаешь?

— Пытаюсь взять у тебя анализ крови, не смей тянуть руку в пасть! Если ты слижешь кровь, я не смогу сделать точный анализ и придется ковырять следующий палец, — я повернулась к компьютеру и ввела взятый материал.

— Так, теперь все ясно, — значительно закивала я, считывая данные компьютера, хотя и без анализов почти сразу поняла, в чем дело. Что ж, будем учить, — пошли, друг, в процедурную.

— Это еще зачем? — попробовал заартачиться он.

— А затем, милый мой Влад, что лечение острого гастрита начинается с полного очищения желудка и кишечника, помнишь, я рассказывала тебе об этом? Вставай, солнце мое, не нужно стесняться — я подтолкнула его к процедурной, — там очень удобная кушетка, а еще там есть унитаз и душ; а еще эксклюзив — специально для тебя: модернизированная кружка Эйсмарха, — Влад нахмурился, но покорно пошел. — Только очень тебя прошу, веди себя прилично.

— И что мне теперь делать? — осведомился он, уныло оглядывая полупустое помещение.

— Ничего сверхъестественного, — улыбнулась я, — снимай штаны и ложись на бочок лицом к стене вон на ту кушеточку, — я подбородком указала на низкий пластиковый топчан, обтянутый медицинской клеенкой. — Да не мнись ты, не собираюсь я тебя бить. Раздевайся, кому говорят! Это не изощренное наказание, а жизненная необходимость! Теперь, друг мой, расслабься и получай удовольствие, — посоветовала я, налаживая клизму, — сейчас ты почувствуешь в себе необыкновенную легкость и умиротворение. Бог мой, да что ж ты так краснеешь-то? Это совсем не стыдно и может с любым случиться. Особенно, когда не слушают мудрых советов и тянут в рот что не попадя.

— Слушай, а ты вообще быстро бегаешь? — осведомилась я, через некоторое время.

— До сих пор быстро, — сдавленно пробормотал он.

— Сейчас у нас будет случай в этом убедиться, туалет вон за той дверью, — без улыбки заявила я и ткнула пальцем в сторону полуоткрытой двери, — а теперь беги, — разрешила я, извлекая из него трубку, впрочем, в моем благословении он не нуждался. Бедняга сорвался с места, в два прыжка достигнув заветной двери, едва не сбив меня с ног.

— Ну, как живой? — поинтересовалась я, когда он вернулся, — теперь одевайся, и мы можем продолжить.

— Это еще не все? — с легкой паникой в голосе спросил он.

— Да не волнуйся ты так, — попыталась я его утешить, — самое страшное уже почти позади, осталось только желудок промыть, — я показала на шланг зонда, — и можно будет немножко отдохнуть, полежишь пару часов под капельницей и будешь как новенький. Готов? Садись сюда, — я похлопала на табуретку рядом с собой.

— Анна Дмитриевна, пожалуйста, не надо больше, — почти со слезами попросил он.

— Не упрямься, — принялась уговаривать я, — ничего страшного не произойдет, ты просто проглотишь вот эту трубочку. Давай, открывай рот.

Поняв, что снисхождения не будет, Влад безропотно выполнил все мои указания. Спустя несколько неприятных минут я, бережно поддерживая его, помогла добраться до постели и укрыла теплым одеялом. Через секунду оттуда выглядывала гибкая трубка капельницы.

— Вот все и закончилось, — я поправила капельницу, — теперь тебе будет лучше.

— Так надо мной еще никто не издевался, — с некоторой долей обиды откликнулся он.

— Я над тобой не издевалась, — мягко ответила я, присаживаясь на край кровати и беря его за руку, — просто некоторые процедуры не очень приятны, но без них не обойтись. Я надеюсь, что ты это поймешь, может быть не прямо сейчас, но, тем не менее… — я замолкла, увидев, что, измученный болью и неприятными процедурами, молодой человек не выдержав, заснул.

Я каждый день, молча, благодарила адмирала, что в те бешенные первые сутки он приказал извернуться, но что бы проявление Влада на станции не было чем-то из ряда вон выходящим. Дэмон оказался прав. Очень скоро, дня через три после появления у меня раба эту новость не пережевывал только ленивый, а мне оставалось молиться всем богам вселенной, чтобы народ поскорее привык к этой мысли и перестал обращать на нашу колоритную парочку столь пристальное внимание.

Я не оставляла надежды выяснить происхождение Влада. Для начала следовало определить границы поиска. Чтобы это сделать нужно не много — составить дактилоскопические карты крови РНК и ДНК. Сперва запустить через программу поиска карту РНК, это позволит определить предполагаемый район поиска, а после вложить в поиск по этому району карту ДНК. И если люди с подобной кровью существуют в этом районе, я их найду. По крайней мере, я на это надеюсь. Просто? Ага, это только звучит так. Открытых планет стало столько, что становилось неуютно, а плюс еще станции, подобные 'Алкеоне'. Это вам не иголку в стогу сена искать, это примерно, как искать в стогу молекулу этой самой иголки. Впору позавидовать далеким предкам, у них в распоряжении была всего одна планета и каких-то шесть миллиардов человек.

А еще нужно разговорить Влада, осторожно, ненавязчиво дойти до отправной точки. Хотя, почему я уверена, что это мне что-то даст, понять не могу. Ведь, если подумать логически, гипотетически и еще как-нибудь — ически, то его для продажи могли перевести в другое место. Но об этом думать нельзя, потому что руки опускаются. К тому же существуют еще архивы, а в них пылятся тонны бумаг. Это все потом, а пока я изучала жизнь среднестатистического раба по его скупым отрывочным рассказам. Волосы становились дыбом от этих рассказов, и возникали некоторые сомнения, а правду ли он говорит? Потому что выжить было невозможно. Один кнут чего стоит, я кое-что в них понимаю и знаю, что может наделать эта кожаная полутораметровая штука. Умелый пастух с одного удара хребет волку перешибает, а это вам не человек, да к тому же удобно привязанный — бей не хочу! Но верить приходилось. Как то с Наташкой мы, шутки ради, решили реконструировать по фотографии шрама рану в ее первоначальном виде. Компьютер думал долго, а после выдал кровавую картинку, от которой к горлу подкатила тошнота и подпись под ней — травма не совместима с жизнью. Я тогда еще на Влада оглянулась, что бы убедиться, что тот действительно живой. В памяти всплыла фраза, которую любил повторять мой дед: "Медицина самая изученная и при этом самая непредсказуемая наука, в ней, порой, возможно, то, что казалось возможным, быть не может!" Тогда я старику не очень-то поверила, похоже, пришло время пересматривать взгляды.

 

Глава 2

…Его не били, не морили голодом и не заставляли работать до одури, это было странно и непонятно. И относились к нему хорошо, а это было непонятно вдвойне — он всегда считался самым непокорным рабом, куда бы ни попадал. Так было всегда, даже когда он попал в 'дом терпимости', так гордо именовала хозяйка заведения свой бордель. Хотя, сказать по правде, жизнь там была достаточно сносной. Потом хозяйку притона убили в пьяной драке, заведение прекратило свое существование, а рабов распродали кого куда. Влад почти сразу попал на арену, слишком здоровым выглядел. Это было, пожалуй, самое трудное время — днем и ранним вечером проводились бои между гладиаторами. Хозяева арены редко воспитывали рабов, в этом не было необходимости — бойцы и так были полуживые после боев — за исключением редких случаев, когда хозяину не нравилось выступление раба, если раб, конечно, доживал до этого. Впрочем, даже там Влад умудрялся бунтовать. Ане не могли не сообщить всего этого, не могли не предупредить о возможной опасности. Это, как клеймо, передавалось каждому новому хозяину. Старые хозяева считали своим долгом упомянуть об этом при продаже, и каждый новый непременно первым делом избивал раба. Это делалось из двух простых соображений: что бы продавить возможный бунт в самом зачатке; и что бы лишний раз утвердиться в своем хозяйском положении.

А еще он убегал, от каждого хозяина. Его ловили — у них были какие-то хитрые приборы, а у него только ноги, притаскивали обратно, жестоко избивали, приковывали к ногам тяжелое ядро и отправляли на самые тяжелые работы. Но он убегал, снова и снова надеясь на удачу, на то, что на этот раз не поймают, не заметят, пройдут мимо.

Первое время он и здесь иногда взбрыкивал, повинуясь старой привычке, он ей не верил, раз, за разом проверяя на прочность хозяйские нервы, но ее, казалось, ничем пробить нельзя. Правда, бежать Влад больше не пытался, опасаясь снова затеряться в бесконечных коридорах…

В первые дни, проведенные в доме новой хозяйки, Влад постоянно злился, хотя и старался не показывать этого. Злился на нее за безграничное терпение, за то, что перетряхивала весь его привычный мир с ног на голову, наизнанку выворачивая его душу, не прилагая при этом никаких усилий. Злился на себя, что, несмотря на все свое сопротивление, позволял ей это делать. Хотя нет, не позволял — поделать с этим ничего не мог!

Неделя проходила за неделей, и ничего подобного тому ужасу, в котором он прожил всю жизнь, не происходило. И когда Ане надо было, чтобы он что-нибудь сделал, она никогда не приказывала, лишь спрашивала, сделает ли он то или это. Поначалу он недоумевал, зачем ей спрашивать, но потом поймал себя на том, что не в состоянии ей отказать. Сам! А не по приказу.

Никто ни разу не поднял на него руку, если не считать, конечно, Аниного отца, но это было в самом начале и не так серьезно, как показалось с первого взгляда. Сперва он находился в постоянном напряжении, все время, ожидая подвоха, но потом стал привыкать и постепенно успокоился. А после понял, что это и есть норма жизни, что так и следует жить всем людям. Спать в уютной постели, есть вкусную еду, а не те помои, которые наливали в грязные плошки, не дающие окончательно сгинуть с голоду и мыться, мыться горячей водой каждый день. Он уже почти не обращал внимания на еженедельные осмотры, которые устраивала Аня, хотя поначалу дрожал всякий раз, когда приходилось переступать порог ее домашнего кабинета.

Впрочем, чего бы ни требовала хозяйка, подчиняться ей было легко и где-то даже приятно, поскольку ни разу не приказала чего-то невозможного, совсем наоборот. И это 'наоборот' оказалось, пожалуй, самым удивительным в его нынешней жизни. Ему не разрешалось демонстрировать покорность, называть ее хозяйкой и делать что-то сверх того, что просят. Недели через три, после его покупки, когда парень достаточно осмелел, для передвижений по каюте куда-то кроме кухни и собственной комнаты он позволил себе вольность приготовить для хозяйки ванну, дожидаясь ее прихода с работы. Влад искренне считал, что хозяйка обрадуется и похвалит. Аня обрадовалась, похвалила, а потом настоятельно попросила не заниматься подобными вещами. Никогда. Без ее просьбы.

А однажды он проснулся очень рано, светящиеся часы на столе показывали часов пять утра. Влад проснулся сам, не от кошмара, а просто так и с удивлением понял, что у него ничего не болит. Он за свою жизнь настолько привык к боли иногда резкой, дурманящей, а чаще тупой, ноющей, но всегда постоянной, что не ощущать ее было удивительно, он даже недоверчиво нахмурился в темноту. И тела, как будто не было. Нет, точнее оно было, но только не разбитое неотвязным нытьем, а легкое, словно облака, которые он так любил рассматривать в короткие минуты самовольного отдыха, когда надсмотрщиков с их жалящими плетьми не было поблизости. Тогда он задирал голову и смотрел в небо, давая отдохнуть истерзанным тяжелыми кандалами и непосильным трудом рукам. А по небу плыли легкие, пушистые облака, принимающие причудливые формы. Небо могло быть разное: голубое, зеленое или красно-коричневое, все зависело от места, куда его в очередной раз продали, но облака всегда оставались такими же, как везде — легкими, большими и свободными. Когда-то, еще мальчишкой, он мечтал стать таким вот облаком и улететь далеко-далеко.

И вот теперь у него ничего не болело. Он даже улыбнулся глупой улыбкой подмигивающей на часах лампочке. Влад поворочался с боку на бок, осваиваясь с этими новыми и невиданными ощущениями, устраиваясь поудобнее.

Конечно, в нынешнем существовании были свои трудности. Учиться приходилось постоянно и всему. То, с чем легко справлялся здешний ребенок, порой ставило Влада в тупик и доводило до бешенства. Пылесос, неизменно желающий втягивать в себя все, кроме пыли. Посудомойка, почему-то поливающая пенной водой ноги. Холодильник, в котором жила мерзкая мышь, точнее, она там совершила самоубийство, но от этого легче не становилось. Зловредная плита, желающая, во что бы то ни стало обжечь неосторожного раба. Кондиционер, только и поджидающий момента, когда Влад начнет настраивать температуру, что бы обдать того ледяной струей и заморозить каюту. Телевизор, никак не желающий включаться на нужной программе. Утюг — проклятие человечества, на длинном гибком шнуре — тайно мечтающий прижечь руки, вещи и оставить на гладильной доске отвратительный черный след. Видеофон, компьютер и еще много чего доверху напичканное электроникой. Причем, у Ани все эти вещи послушно делали то, что им положено, доводя тем самым Влада до тихого помешательства. Хозяйка успокаивала его, обещая, что скоро он всему научится, но это помогало слабо.

К тому же свалилась новая напасть — Аня объявила, что ему придется готовить еду самому, ей нужно работать и времени на это совсем нет. На робкий протест, что он не умеет, она лишь хмыкнула и заявила: 'Вранье — жрать готовить умеют все, только вот как, это другой вопрос'. И действительно, совсем скоро Влад приноровился готовить вполне сносно. Аня не скупилась на похвалу, заставляя чувствовать себя, по меньшей мере, шеф-поваром.

Долго не отпускало ощущение, что он здесь лишний. Когда к Ане приходили друзья, Влад предпочитал отсиживаться в своей комнате, наблюдая за ними сквозь приоткрытую дверь. Пока это не надоело Эжену, и тот за шкирку не вытащил раба в комнату и заставил сесть вместе со всеми. К своему изумлению Влад понял, что все воспринимают его как нечто само собою разумеющееся. После этого Влад с удвоенным рвением принялся за книги, стараясь хоть чуть-чуть подтянуть себя к их уровню.

Самым мрачным впечатлением из нынешней жизни оказалось посещение Аниного приятеля. Низкорослый парень в смешной яркой шапочке, едва достающий Владу до плеча, долго рассматривал обнаженного раба, стоящего, как на выставке посреди его кабинета. Цокал языком, тыкал пальцем в особенно безобразные шрамы, отпуская при этом язвительные замечания в Анину сторону. Хозяйку это забавляло, сидя на письменном столе и качая ногой, она скалилась, отвечая не менее язвительно, а Влад все никак не мог решить, свернуть ли шею этому щуплому коротышке или пусть еще поживет.

Вдоволь налюбовавшись изуродованным телом раба, Анин знакомый приподнял шапочку, задумчиво почесал наголо бритую голову и сообщил, что Владу придется остаться в госпитальном отсеке недели на две. Влад вскинул на госпожу несчастные глаза, молча умоляя этого не делать. Влад не хотел здесь оставаться, он хотел домой и черт с ними со шрамами, пусть будут, он к ним привык, и они его ни сколько не стесняли. Но желания раба по прежнему никого не волновали, и Владу пришлось остаться. Две недели превратились в пытку.

День начинался в шесть утра, а заканчивался ближе к полуночи. Кожу скоблили, полировали вакуумными машинками и тугими струями кислорода, до противного зуда, а после намазывали какой-то вязкой дрянью, от которой шкура начинала нестерпимо гореть от макушки до пяток, так что хотелось залезть под ледяной душ, чего ему естественно не позволяли. Оставалось лишь скрипеть зубами и тихонько поскуливать, когда оставался в одиночестве. Один раз он даже попал на операционный стол, хоть Костя, самый главный мучитель, сперва был против, но у него что-то не получалось. Ближе к ночи Влада отводили в палату, облепляли прозрачными кусками пластыря и оставляли в покое, не забыв надежно приковать к кровати опасаясь, что лишними движениями испортит всю работу. А утром все начиналось сначала.

Аня заглядывала довольно часто, справлялась о его самочувствии. Влад очень хотел домой, но и не думал ей жаловаться, понимая, что это глупо и ничего не изменит.

В день выписки его подвели к большому, во весь рост зеркалу и Влад наконец-то смог увидеть то, ради чего терпел все пытки и издевательства. Он долго разглядывал себя, крутясь перед зеркалом, недоверчиво проводил пальцами по животу, где совсем недавно красовался особо уродливый шрам. На насмешливый вопрос Кости довольна ли его душенька, Влад смог только кивнуть. Единственное, что портило картину, это клейма по настоянию Ани, оставленные на своих местах. Это не то чтобы огорчало, но вызывало постоянное желание чем-нибудь их прикрыть, настолько они не вязались с его новым обликом.

А в выходные Аня в награду за терпение вывезла его на прогулку в ближайшую колонию. Он все ждал, когда на него наденут ошейник. Не дождался. Правда, перед самым выходом из каюты она нацепила ему на щиколотку узкий браслет со встроенным маячком. Влад, даже немного обиделся, ведь он совершенно не собирался убегать. Видя, что он расстроился, Аня пояснила, что это не от недоверия к нему, лишь из опасения, что он может потеряться… Стоп! Он не собирался убегать!? Мысль, молнией мелькнувшая в голове, заставила его застыть посреди комнаты. И уже себя не обмануть, что рано, что нужно больше знаний или чего-нибудь еще, тем более браслет имел простой замок, вскрыть его не составит труда. Но он действительно не собирался убегать и если быть до конца честным, уже давно. В этом не было никакого смысла. Впервые он мог остановиться и отдохнуть не думая, как дожить до утра. Да и хорошо ему было. Он перестал бояться, даже ночью, когда снились кошмары, и он просыпался, давясь криком и чувствуя, как струи холодного пота противно стекают по ребрам. Появлялось ощущение, что никого не осталось во всей вселенной, другие существа затерялись где-то среди парсеков, разделяющих звезды и жизни, а он вязнет в одиночестве и темноте собственной комнаты, словно в болоте. Тогда он поднимался и прокрадывался в Анину комнату, садился на край ее кровати, боясь потревожить, слушал легкое дыхание. Холод одиночества разбивался об это дыхание, звонкими льдинками осыпаясь к ногам. А Аня, сквозь сон чувствуя его присутствие, не раскрывая глаз, протягивала руку и валила на подушки, заботливо накрывала одеялом, прижималась к спине, отогревая замерзшего раба. Никогда еще она не прогнала его и не высказала на утро свое недовольство. А что еще хуже он к ней привязался, и ловил себя на том, что смотрел на нее так, как рабу, без четкого приказа, смотреть не положено! Владу пришлось загнать свои чувства и желания подальше и запретить себе бегать к ней под бок, понимая — ни к чему хорошему это не приведет, лишь усложнит и без того непростую жизнь.

Влад тяжело вздохнул и перевернулся на живот, обняв подушку. Черт, тоскливо думал он, как же все усложнилось. Кто б мог подумать, что все так перевернется? Хлопнула входная дверь, Аня вернулась с дежурства. Он подскочил, тут же забыв о своих невеселых мыслях и на ходу застегивая штаны, поспешил навстречу.

— Ты чего так рано вскрутился? — осведомилась Аня, не открывая глаз. Она успела усесться на диван и терла ногу об ногу пытаясь стянуть с себя обувь.

— Да так, — Влад пожал плечами, — не спится чего-то.

— Это потому, что дома вечно сидишь и никуда не выходишь, — назидательно проговорила она, продолжая свое бесполезное занятие. Ей никак не удавалось достаточно крепко зацепить правым носком туфли левую пятку.

Влад хмыкнул, и присев на корточки потянул непослушную туфлю.

— Перестань сейчас же! — слабо возмутилась она, стараясь выдернуть ногу из его рук.

— Как скажешь, — согласился он, стаскивая вторую, — завтракать будешь?

— Завтракать не буду, буду спать!

— Как скажешь, значит, сначала завтракать, а потом спать.

— Я взрастила тирана! — закатив глаза к потолку пожаловалась она, заставив его довольно ухмыльнуться…

 

Глава 3

Под потолком кабинета тихонько стрекотала лампочка, обещая перегореть в самое ближайшее время. Влад развалился на смотровом кресле, наблюдая за мной из-под опущенных ресниц терпеливо дожидаясь, когда будет позволено встать.

— Ну что ж, твое состояние вполне удовлетворительно, — констатировала я, бегло просматривая результаты обследования, — можешь подниматься.

Влад кивнул и, усевшись на кресле, принялся одеваться. Я мельком глянула на него через плечо, раздумывая, как начать разговор, который назревал уже давно. Дни летели быстро, сплетаясь в недели и месяца, я и оглянуться, не успела, как прошло целых три месяца. Я ходила на работу, а Владу досталось домашнее хозяйство. Но дела быстро заканчивались, а убираться два раза в день не имеет никакого смысла и парень, изнывая от безделья, слонялся по каюте, на мое счастье не распробовав такое достижение человечества как компьютерные игры за неимением таковых в моем доме.

Наблюдая за его мытарствами, я все больше склонялась к мысли, что его пора отправлять на учебу или пристраивать к какому-нибудь делу. Но никак не могла решиться на столь резкие перемены в его жизни, опасаясь, что он еще не готов к ним. Да, он уже давно не выглядел тем заморышем, который три месяца назад переступил порог моей каюты, научился справляться с бытовыми приборами и безбоязненно покидал каюту. На него даже почти перестали пялиться окружающие. Влад переносил косые взгляды жителей станции с философским спокойствием, а я впадала в бешенство, слыша за его спиной тихие перешептывания. Как будто у парня не клеймо на заднице, а две головы о четырех ногах! Я боялась отпускать его от себя, боялась, что его обидят неосторожным словом или слишком назойливым взглядом. Скорее всего, все мои опасения беспочвенны, он, конечно же, сможет за себя постоять, и добрую половину проблемы я придумала сама, но ничего не могла с собой поделать. Календарь же упрямо говорил, что времени осталось всего девять месяцев и оттягивать учебу больше нет никакой возможности. Еще неизвестно, как там все пойдет, а ему необходимо иметь хоть какое-то образование, когда придет время подписывать вольную. И я решилась.

— Можно сказать, что ты практически здоров, и даже набрал пару неучтенных килограммов, — я повернулась к Владу, — похоже, пришло время двигаться дальше.

— Куда дальше? — Влад замер наполовину просунув руку в рукав свитера, подозрительно уставившись на меня.

— Похоже, пришло время отдавать тебя в учебный центр, — улыбнулась я, стараясь тем самым показать, что все не так страшно.

— В учебный центр? — потерянно переспросил Влад.

— Да, ты чего так перепугался? — Влад оставил мою последнюю реплику без ответа, медленно натягивая свитер. Он явно тянул время.

— Ань, я, что плохо убираю каюту и готовлю еду? — забеспокоился Влад, стараясь отыскать причину моего решения.

— Влад, и убираешь ты хорошо и готовишь, — попробовала я успокоить его, протянув руку, погладила по щеке, — но это все не то. Пойми, тебе надо учиться, что бы потом занять свое место в жизни и самому зарабатывать себе на хлеб.

— Мое содержание обходиться тебе слишком дорого и поэтому ты сдашь меня в аренду? — переиначил он мои слова на свой лад.

— Нет, ты не так меня понял, — я прикусила губу, пытаясь найти правильные слова и объяснить ему, что все не так плохо, как ему кажется.

— А как тогда? — с некоторым раздражением спросил он, сползая с кресла.

— Все дело том, что ты скоро сойдешь с ума сидя один в четырех стенах пока я на работе, — нашла я более или менее доходчивое пояснение, — тебе надо появляться на людях.

— Но до сих пор ведь не сошел! — запротестовал он, — И из каюты я выхожу, я на прачку хожу и за продуктами, а еще к тебе на работу.

— Хорошо, — я попыталась подойти к проблеме с другой стороны, — давай смотреть правде в глаза: ты не можешь вечно хвататься за мою юбку — ты взрослый здоровый мужик и должен уметь сам о себе позаботиться. Ты должен стать самостоятельным, понимаешь? В жизни случается всякое и меня рядом может не оказаться, как ты будешь зарабатывать себе на жизнь, не имея образования? Воровать?

— Как это — тебя не будет рядом? — растеряно пробормотал он. — Я тебе надоел, да? Ты меня продашь?

— Прекрати психовать, тебя никто не продает, — твердо проговорила я.

— Тебе хорошо говорить — прекрати психовать! Ты не была в моей шкуре! — окончательно завелся он.

— Значит так, — видя, что договориться не получается, веско проговорила я, — хочешь ты этого или нет, но через две недели ты начинаешь ходить на учебу. В эти же две недели ты будешь через день посещать тренажерный зал — тебе надо придти в надлежащую физическую форму. Я так решила, ты можешь со мной соглашаться, можешь, нет, но так будет и обсуждению это не подлежит!

— Воля ваша — Вы хозяйка, — низко поклонился и, круто развернувшись, вышел из смотровой. Через несколько секунд хлопнула дверь его комнаты.

Я выматерилась себе под нос, закатив к потолку глаза. Боже, дай мне сил! Ему нужно дать немножко времени. Я переместилась в гостиную и устроилась на диване.

— Кстати, — крикнула я, обращаясь к закрытой двери и пытаясь игнорировать ощущение, что произвожу насилие над личностью, — завтра, в одиннадцать зайдет Никита, и вы пойдете в бассейн, все, что понадобится, я сложила в сумку, она стоит возле твоей двери.

— Конечно, вам все равно, что я не умею плавать, — донесся его голос, наполненный ехидством, — но это ничего, зато я превосходно умею тонуть!

— Не волнуйся, тебя Никита научит!

— Как прикажете, госпожа!

Я крепко зажмурилась и решила никак не реагировать на этот выпад.

…Влад прислонился спиной к двери и закрыл глаза. Он был страшно зол на себя. Ну, кто, спрашивается, дал ему право обсуждать ее решения. Не удивительно, что она так резко ответила. Как бы ни старалась Аня доказать, что они равны, Влад все равно ощущал глубокую пропасть, лежащую меж ними. Она, конечно же, права — во всем виноваты безделье и одиночество. В бараке, да и на руднике, хоть словом с кем было перекинуться, а тут он ощущал себя совсем брошенным и никому не нужным. Не смотря на то, что ел досыта, спал в мягкой постели и даже читал книги. Но она все чаще стала пропадать на работе, а ему просто не хватает живого общения, словно он некрасивая игрушка, купленная хозяйскому ребенку по ошибке и тут же забытая им где-нибудь на улице.

Да она же ясно дала ему понять, тогда в гостиничном коридоре, застеленном теплой ковровой дорожкой, что он действительно куплен был по ошибке…Я буду не в обиде и с удовольствием избавлюсь от строптивого раба. Я даже заявлять о тебе не стану… Так она ему сказала, очевидно, его покупка была просто пьяной выходкой избалованной особы, но почему, же тогда так больно и противно? Зачем ей все это? Если это была ошибка, то почему она не перепродала его сразу?

От вопросов разболелась голова. Он вспомнил, как было приятно, когда она проводила с ним много времени в первые дни. Наверное, он ей просто надоел, решил, наконец, Влад, и от этой мысли стало совсем худо. Конечно, надоел. Влад прошелся по комнате, пытаясь определить, что же он сделал не так, и отчего хозяйка не желает видеть его и отправляет на какую-то учебу. Зачем она ему? Он же из кожи вон лезет, стараясь ей угодить, и за всю последнюю неделю она ни разу не сделала ему замечания. Но, с другой стороны у нее важная работа, отнимающая много сил и времени и он не в праве что-то от нее требовать. Так и не найдя ответа на беспокоящий его вопрос Влад улегся на кровать, закинув руки за голову и принялся рассматривать потолок, изученный за последнее время до самой маленькой черточки…

Затворничества хватило ровно на полчаса, выйдя из своей комнаты, он уселся на пол у дивана и ткнулся носом в мои колени.

— И что это было? — строго поинтересовалась я у его затылка.

— Мне страшно, — честно признался он.

— Все будет хорошо, — уверено пообещала я, поглаживая коротко стриженые волосы, — вот увидишь.

На это Влад лишь пожал плечами.

В оставшееся до занятий время я постаралась хоть немного натаскать парня в двух основных предметах. Математика и язык. Неплохо бы еще физику, но за две недели ее основы не осилишь. Успехи обнадеживали. Он достаточно быстро схватывал общие понятия, немного практики и все будет в порядке. Может, из этого что-нибудь и получится.

 

Глава 4

Я провожала Влада в учебный центр, мучаясь оттого, что не вышло поменяться с дежурством, и не смогу быть рядом. Влад выглядел вполне спокойным, хотя по идее это у него, а не у меня должны дрожать поджилки. Мы спустились на несколько уровней, двери лифта разошлись, приглашая пройти в главный коридор центра. Широкий коридор, позволяющий по периметру обойти весь уровень станции, расходился множеством разноцветных коридоров поуже, выкрашенных так для лучшей ориентации. Нам нужен оливковый, а там еще предстояло разыскать 5437 кабинет. Не представляю, откуда они нагребли такие огромные номера. Придется искать. Я украдкой глянула на часы, до начала смены оставалось всего двадцать минут. Коридор и кабинет нашлись на удивление быстро. Отдав Владу документы, взяла с него обещание, что он непременно зайдет ко мне на работу после собеседования. Влад рассеянно кивнул и вошел в кабинет.

…Учебный центр Владу не понравился. Лабиринты коридоров, выкрашенные в какие-то немыслимые блеклые цвета, множество дверей с непонятными надписями на табличках. После короткого разговора с женщиной в кабинете с длинным номером, Влада отправили сдавать тесты. В провожатые выделили парня лет пятнадцати. Парень не представился и был явно не в восторге от того, что его отрядили в няньки. Он хмуро оглядел Влада и кивком пригласил следовать за собой.

Его привели в малюсенькую квадратную комнату, в которой помещался лишь небольшой стол и стул. Одна стена кабинета зеркальная, что вызывало раздражение. Ему выдали с десяток папок с тестами, и предупредили, что на их заполнение ему дается четыре часа, по истечении которых любая работа прекращается и тесты сдаются, если он не знает ответ на вопрос, вопрос можно пропустить.

Он уселся за неудобный стол, под которым никак не желали умещаться ноги, и принялся заполнять бланки. Уверенность в себе таяла с каждым пропущенным вопросом. Он старался припомнить все знания, которые успел получить за то время, что провел на станции. Но как можно вспомнить то, чего никогда не знал!? Влад поднял глаза от очередного теста и посмотрел на настенные часы. Он сидел уже три часа, ноги затекли так, что он их уже почти не чувствовал. А стопка тестов, за которые он еще не брался, насмешливо возвышалась у правого локтя и, казалось, не думала уменьшаться.

Оглушающе проревел звонок, заставив вздрогнуть всем телом. Отведенное время кончилось. Влад поставил закорючку в последнем бланке и поднялся, блаженно распрямляя затекшие ноги. Когда смущенно отдавал женщине почти чистые листы, чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Она пролистала сданные тесты, удивленно оглядела вполне взрослого мужчину, которому, по ее мнению, поздновато посещать учебный центр, почесала переносицу и несколько неуверенно приказала зайти через пару дней, когда его результаты будут обработаны и станет известно, в какую группу его определить и как проводить подготовку. Влад поблагодарил ее, попрощался, как учили, и побрел домой. Что он скажет Ане? Она так надеялась, что он поступит в чертов учебный центр, а он…

Я сняла визор, позволяющий разглядеть мельчайшие кровеносные сосуды, положила конструкцию на выдвижную полочку. Полочка закрылась, отправляя нежный прибор на обработку. Операция была долгой и сложной. Опухоль на спинном мозге сидела в крайне неудобном месте и никак не хотела удаляться, грозя пациенту параличом. Но теперь все позади и можно немного отдохнуть. Я вышла в предоперационную, где на стенах висели огромные раковины, и еще раз посмотрела через стекло во всю стену на пациента, которого медсестры осторожно отсоединяли от аппаратуры, собираясь перекладывать на каталку.

Мелодично запело переговорное устройство, отвлекая меня от происходящего за стеклом.

— Анна Дмитриевна, к вам пришли, — сообщило устройство голосом дежурной медсестры.

— Спасибо, — пробормотала я, отправляя в мусор маску и перчатки.

Стащив через голову операционный халат и бросив его в стерилизатор, вышла из операционной. Неизвестный посетитель лишал меня надежды на короткий отдых.

Проходя мимо огромной доски, исписанной черным фломастером, я ненадолго остановилась, сверяясь с расписанием операций. Сегодня мне предстояло еще три, так что, если ничего не случится, есть шанс освободиться часам к восьми вечера.

— Любуешься? — Наташкин голос заставил вздрогнуть.

— Не-а, — я мотнула головой, — отдыхаю.

— Как опухоль?

— Сдалась, в неравной борьбе.

— Значит, ходить будет.

— Будет, — кивнула я, — куда ж он денется.

— А мы скоро останемся без младшего медперсонала, — доверительно сообщила Наташка.

— Это еще почему? — я недоуменно подняла брови.

— Да твой приперся и торчит у регистратуры, — пожала плечами подруга, — а девицы слюнями захлебываются.

— Генерал пользуется таким успехом? — непритворно удивилась я.

— Да причем здесь генерал! — досадливо поморщилась Наташка на мое непонимание, — Влад! И если ты не уберешь его оттуда, нам грозит кадровый голод!

— Ладно, уговорила, — хмыкнула я, — пойду спасать нас от катастрофы.

Не доходя до регистрационной стойки, я остановилась, дополнить планшет пациента сведениями об операции и новыми назначениями. Я уже заканчивала писать, когда услышала разговор медсестер.

— Что это за парень, который к Романовой пришел? — я узнала голос новенькой. Девушка пришла к нам всего пару недель назад.

— А тебе-то что? — строго спросила Верочка.

— Да так, я слышала, что он не муж и не родственник, а… — со смешком пояснила она, красноречиво ухватив себя за шею, изображая ошейник, — но это мелочи — парень уж больно хорош, так что возможны варианты.

— Запомни, красавица, — предостерегающе проговорила Верочка, — кто он и что он, тебя не касается ни с какой стороны, это раз, и, во-вторых, никаких вариантов у тебя не может быть по определению. На чужой пирожок не разевай роток. Ты меня поняла, надеюсь?

— Да ладно тебе, — отмахнулась девица, — чего так завелась-то?

— Просто Романова, лучший хирург и ее личная жизнь, равно как и ее знакомые неприкосновенны, — назидательно проговорила Верочка, — не забывай свое место, ты здесь никто, не смотря на то, что тебя сюда впихнули.

— Не больно-то и хотелось, — фыркнула девица и, развернувшись, что бы уйти нос к носу столкнулась со мной.

— Проблемы? — скривив губы в ухмылке, поинтересовалась я, хотя внутри все содрогалось от желания свернуть красавице шею.

Это что это с вами, доктор? По всем признакам похоже на ревность! Ревность? Какая еще к черту ревность!? Просто… просто я волнуюсь за Влада. Я несу за него ответственность, к тому же, столько сил в него вложено, а эта молодая дурочка ему не пара. Она не захочет понять его и скорее всего он притягивает ее не как человек, а лишь как что-то не совсем обычное, не вписывающееся в привычную жизнь. Так девочек из хороших семей тянет к явным негодяям с самого дна помойки. Это считается романтичным, Владу подобная романтика ни к чему.

— Никаких проблем, — девица густо покраснела, явно гадая, как давно я здесь стою и много ли слышала.

— Это радует, — со всей возможной серьезностью проговорила я, — идите, работайте.

— Не подпускай ее к Владу, — серьезно посоветовала Верочка, глядя вслед улепетывающей коллеге, — а то поведется на симпатичную мордашку, беды не оберемся. Он вроде, парень с головой, но на моей памяти еще не один мужик не отказался от того, что предложено.

— Да, Вер, ты права, спасибо, — задумчиво проговорила я, разглядывая предмет нашего разговора через узкое окошко двойных дверей, — учту на будущее.

Влад стоял у стойки регистрации, опершись об нее локтем, и о чем-то разговаривал с Инго. И тут я поймала себя на том, что впервые увидела этого мужчину. Увидела таким, какой он есть. Высокого, сильного с широкими плечами и фигурой витязя из древних былин, которые так будоражат неокрепшие девичьи умы, куда там античным героям! Темные волосы, чью густоту не может скрыть и короткая стрижка, губы, на которых блуждает немного растерянная улыбка. Едва заметная морщинка между бровей, придающая серым глазам доверчивое и слегка смущенное выражение. Этим глазам нельзя не верить, а за улыбку можно продать душу! Черт бы тебя побрал, Романов, мысленно простонала я, чувствуя, как где-то в груди, там, где положено находиться сердцу уже готова поселиться тонкая острая иголка, избавиться от которой будет почти невозможно! Я тряхнула головой, прогоняя непрошеный морок. Что вы там себе напридумывали, доктор? Это всего-навсего мужчина, такой же, как и все остальные — две руки, две ноги, посередине хвостик! Мало того, что это мужчина, так он еще и раб, твой раб, прошу заметить! За которого ты несешь ответственность. Эти рациональные мысли вылившиеся холодным потоком вымыли из сознания остатки наваждения. Я выдохнула и толкнула створку двери.

— Пошли ко мне, — позвала я Влада.

— Я что-то не так сделал? — догнав меня, спросил Влад.

— Нет, с чего ты взял? — нахмурилась я, открывая дверь и пропуская его в кабинет.

— Ты сердишься, — пожал он плечами.

— Я не сержусь, — мотнула я головой, — тебе показалось. Есть хочешь?

— Да, — немного подумав, решил Влад.

Я открыла небольшой шкафчик под столом и извлекла оттуда бутерброды и термосы с супом и кофе.

— Эй, я это есть, не буду, — запротестовал он, — это же твое!

— Ну и что? — не слушая протестов, налила суп в чашку термоса и поставила перед Владом, — Здесь на двоих хватит, к тому же, если мне уж так захочется, есть, схожу в столовую. Бери ложку и ешь.

Влад накинулся на еду так, будто его несколько дней не кормили. Я налила себе кофе, с улыбкой наблюдая за ним.

— Как тесты? Тебя приняли? — Влад замер над чашкой, осторожно опустил ложку и медленно поднял на меня глаза.

— Я не знаю, но, кажется, нет.

— С чего ты взял? — я нахмурилась. Я была уверена, что его примут, и он завтра же приступит к занятиям, — Что тебе сказали?

— Ничего, — Влад безразлично дернул плечом, опять берясь за ложку, — сказали придти через пару дней. Они не знают, к какой учебной группе меня определить.

— Значит, ты прошел, — убежденно заявила я, — если бы нет, тебя бы сразу отправили куда подальше. Ладно, доедай свой суп, а мне надо работать.

— Тебя подождать?

— Не надо, — улыбнувшись, покачала я головой, — иди домой, я закончу часа через три.

Я думала о Владе, пока мылась в душе, готовясь к операции. Мне было страшно впервые с того момента, как он появился в моей жизни. Страшно, оттого, что пройдет совсем немного времени, парень окончательно освоится в своей новой жизни, станет совсем самостоятельным и надобность во мне, как в человеке, который поддерживал, вел как маленького за руку, отпадет. От осознания этого становилось тоскливо. Я вышла из душа и пока сушила волосы все еще грустно вздыхала про себя, но стоило надеть операционный халат, все ненужные мысли выветрились из головы оставляя только профессиональную холодность. Это одна из многих причин, по которым я люблю свою работу.

 

Глава 5

…Курс обучения, разработанный извергами-педагогами специально для Влада, оказался настолько тяжелым, что порой казалось, парень непременно лопнет от всех тех знаний, которыми пытаются его нашпиговать подобно праздничному поросенку.

За партой приходилось сидеть по сравнению с другими учениками не так уж много времени. Гораздо чаще укладывали в кресло, очень похожее на те, что стоят на транспортах, оплетали голову сетью электродов и, введя молодого человека в состояние близкое к трансу, впихивали целые пласты знаний в его бедную голову. После этого задавали кучу заданий, которые предстояло выполнить до следующего занятия. И так по несколько предметов в день. Нередко к вечеру от этого голова начинала болеть. Закапываясь в заданиях, молодой человек впадал в самое настоящее отчаяние от того, что ровным счетом ничего не понимает. Ведь знать не значит уметь!

Аня видела, что с ним твориться что-то неладное, но на все ее расспросы не привыкший жаловаться Влад, отвечал, что все нормально. Она пыталась ему верить, но он все чаще ловил на себе ее озабоченный взгляд. Он даже не заметил когда, и как получилось — Аня отстранила его от всех домашних дел. Но в последнее время Влад изменил свое мнение о работе. Лучше уж вылизывать каюту или вырубать огромные каменные глыбы, чем посещать учебный центр. После работ в каменоломне он хоть спал, не обращая внимания на холодную жесткость камней, заменяющих постель, на стертую в кровь браслетом щиколотку, прикованный тяжелой цепью к железному кольцу в полу и полупустой желудок. А тут сон куда-то пропал и Влад по несколько часов ворочался с боку на бок в тщетной попытке заставить себя заснуть.

Перенапряжение сказывалось, и в один из этих ужасных учебных дней Влад уснул над недописанным заданием и проснулся только утром. Он пошел на занятия отдохнувшим и неподготовленным, решив — будь что будет! И ничего страшного не случилось. Преподаватель всего лишь отчитал его, как мальчишку и отстранил от занятий в тот день. Сперва, Влад перепугался, что сообщат Ане и у него будут неприятности, но потом махнул на все рукой, посчитав, что больше одной шкуры все одно не спустят, и отправился в компьютерный центр. Страхи оказались напрасными, никто никому не сообщил и Влад увидел возможность немного облегчить себе жизнь.

Правда были и успехи — за полтора месяца, прошедшие с начала учебы он уже переместился на несколько классов вверх и теперь возраст его одноклассников уже приближался к шестнадцати годам, против шести. Впрочем, неизвестно, кто лучше. Младшие дети восприняли его появление с удивлением и интересом, старшие же насмешками и почти неприкрытым издевательством, тем более, его положение давало им свободу действий. Влад, за свою жизнь выслушивавший и не такие оскорбления не обращал внимания на едкие замечания подростков, что неимоверно злило юнцов. Из-за одного из них едва не рухнула вся его налаженная жизнь.

Приняв душ после физической подготовки, Влад наскоро вытерся и, обмотав бедра полотенцем, направился в раздевалку. Через десять минут начнется занятие по астронавигации, а ему еще нужно проверить некоторые расчеты в которых, он был уверен, допустил ошибку. Он был так занят собственными мыслями, что совсем не обратил внимания на пятерых подростков ошивавшихся в раздевалке. Влад прошел мимо них к своему шкафчику.

— Эй, раб! — окрик заставил Влада замереть, так и не открыв шкафчик, давненько его уже так не называли в глаза.

— Что угодно господину? — проговорил решивший подыграть Влад, медленно повернулся к подросткам, он не был уверен, кто его окликнул и поэтому смотрел сразу на всех.

— Ты как разговариваешь со свободным человеком, скот!? — прошипел низкорослый плотный парень.

Влад и ухом не повел, разглядывая приближающихся парней, они рассредоточились, окружая его с трех сторон. Вот этот, который обозвал Влада скотом не иначе как заводила. А вон тот, самый высокий и тот, что пониже, с бычьей шеей ударная сила.

— Он, очевидно, возомнил себя нам равным, — насмешливо произнес худощавый мальчишка, очевидно считающий себя мозговым центром, — пора поучить его хорошим манерам! На колени, раб!

На это Влад лишь закатил глаза. И как они, интересно, собираются справиться со здоровым мужиком, к тому же имеющим немалый опыт в драках? Неужели решили взять числом? Поначалу молодой мужчина хотел спокойно одеться и уйти, чтобы не доводить все это до абсурда, но потом стало даже забавно и очень захотелось узнать, чем это закончится. Астронавигация вполне может подождать, от нее не убудет.

— Слушай, Нил, а, правда, что им клеймо на заднице выжигают? — обратился один из них к худощавому товарищу.

— Не знаю, но мы это можем узнать прямо сейчас, — губы Нила искривила ухмылка. — Эй, раб, сними полотенце и покажи задницу.

Нет, у них точно с головой не в порядке — не дождавшись исполнения приказа, отдают второй. Рабовладельцы херовы!

— А что будет, если не покажу? — умело играя испуг, поинтересовался Влад.

— Я тебе ребра переломаю, — прогудел обладатель бычьей шеи.

— А-а, весомый аргумент, — согласился Влад, и предложил вполне миролюбиво, — не пошли бы вы отсюда, ребята, пока худо не сделалось.

— Я не понял, он что, нам угрожает? — недобро сощурился высокий парень до сих пор не вступавший в беседу. — Тебе, что было сказано? Полотенце сними!

Он шагнул к Владу и одним пальцем зацепил полотенце, намереваясь сдернуть его, больно оцарапав кожу раба ногтем. И тут же поплатился за свои действия. Простейшая комбинация — чуть повернуться на левое плечо, оставляя нападающего позади, и почти сразу локтем в солнечное сплетение, а потом, опуская руку, заехать между ног, в самое нежное мужское место. Обычно кулаком. Но Влад, жалея несмышленыша, шлепнул открытой ладонью. Удар был так себе, у самого Влада от такого и дыхание не сбилось, он не использовал и четверти своей силы, но мальчишке этого вполне хватило. Похоже, его еще ни разу не били. Он тут же выбыл из игры, упав на пол, свернулся калачиком и, засунув руки между ног, принялся мычать, качаясь по полу, баюкая уязвленную часть организма.

Его товарищи, вместо того, что бы ретироваться, на что Влад и рассчитывал, кинулись мстить заносчивому рабу за обиженного друга. На то, чтобы вразумить глупых детей у него ушло не более минуты и почти никаких усилий. Всего-то две увесистых плюхи, удар по голени, под коленку. Все это на скорость особо не влияет, но крайне чувствительно. Единственное, Влад немного переборщил с последним и самым настырным, тот натолкнулся носом на ладонь Влада, из носа тут же хлынула кровь.

Влад оглядел поверженных врагов и зло сплюнул под ноги, ругая себе за несдержанность. Идиоты! Достав чистое полотенце, стер с груди капли чужой крови. Теперь из-за их глупой выходки у него будут большие проблемы. Аньке, конечно же, сообщат о драке, она придет разбираться, и тогда всплывут все его пропуски, пусть их не так уж и много, но ей одного за глаза. О том, что будет с ним этим вечером, Влад старался не думать. Он быстро оделся и выскочил из раздевалки, громко хлопнув дверью…

Дежурство выдалось не из легких, пришлось провести несколько экстренных операций, и это не считая плановых. Я устала, как собака и не о чем мечтать не могла, как только доползти до своей каюты и рухнуть на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, можно даже на потолок прилепить возражать не буду.

С Владом нужно что-то решать. Похоже, я переоценила его силы, не справляется он с нагрузками. Учеба совсем вымотала парня. Он выглядит утомленным, под глазами круги черные, похудел на пять килограмм и хоть не признается, почти перестал спать. И подливать снотворное в чай совсем не выход, так долго продолжаться не может. Нужно зайти в учебный центр, не нравятся мне методы их работы. Вот посплю пару часов и обязательно схожу.

Я заглянула в свой кабинет переодеться. На столе поверх груды бумаг на меня призывно смотрел красный конверт. Я вскрыла его и прочла вложенную записку. Ничего кроме, как приказания не позднее двенадцати часов явиться в учебный центр, я из нее для себя не вынесла. Глянув на часы, было без четверти двенадцать, я порадовалась, у меня еще оставалось время на чашку кофе. Выпив очень крепкого кофе, уповая на то, что не усну в ближайшие полчаса, я отправилась на неприятную встречу, то, что она будет неприятной, я не сомневалась.

В коридоре учебного центра было как всегда многолюдно. Из класса в класс сновали дети разных возрастов. Они шумели, смеялись, перекрикивались, чуть ли не через весь длинный коридор. На какой-то миг я позавидовала им. У них нет никаких проблем, им не нужно принимать сложные решения, нести груз ответственности.

Дверь директорского кабинета венчала металлическая табличка, возвещавшая, что в данной комнате обитает Амаранта Виллар. Я коротко постучала и решительно вошла в кабинет. За огромным письменным столом восседала женщина лет сорока, я ее не знала, наш бывший начальник учебного центра ушел на пенсию. Нынешняя директриса недавно пришла, так что у меня еще не было случая познакомиться с ней лично, до этого я видела только ее медицинскую карту. Одета она была не в обычный форменный темно зеленый комбинезон станции, а в брючный костюм нежно персикового цвета, чем приятно меня поразила. Она подняла на меня немножко узковатые темные глаза, спрятанные под толстыми линзами очков.

— Вы — Романова Анна Дмитриевна? — Строго спросила она, поправляя прядку рыжих волос, выбившуюся из высокой прически.

— Да, это я, — подтвердила я, всем своим существом стремясь к креслу для посетителей около стола и надеясь, что она не будет затягивать с предложением присесть.

— Так я и думала! — неприязненно заявила она.

— Простите? — мои брови взлетели вверх.

— Только такая молодая и легкомысленная особа могла поставить престиж нашего учебного центра под угрозу!

— Вы знаете, госпожа Виллар, у меня были слишком длинные сутки и шесть экстренных операций, так что я не в настроении угадывать ваши аллегории. Извольте объясниться! — я без приглашения уселась в кресло для посетителей.

— Мы пошли вам навстречу, согласившись принять на обучение вашего… гм… протеже, — я смотрела на нее и думала, что если она пренебрежительно назовет Влада рабом, ей в скором времени придется встретиться с Костиком из пластической хирургии. — Но теперь я требую, что бы вы забрали его из нашего учебного заведения!

— Причина?

— Мало того, что он не успевает по программе, так он еще избил своих одноклассников!

— Одноклассников? — переспросила я, меня поразило больше не то, что Влад посмел кому-то надавать тумаков, об этом я с ним поговорю позже, а то, что слово было во множественном числе. — И сколько же их было?

— Он устроил драку в раздевалке, избив пятерых учеников! Между прочим, лучших учеников класса!

— Всех сразу или поодиночке?

— Простите? — мой вопрос явно застал ее врасплох. Она никак не могла понять, куда я клоню.

— Я спрашиваю, — терпеливо повторила я, — Влад отлавливал ваших лучших учеников по одному или бил их всех сразу?

— Какое это имеет значение? — крылья носа директрисы раздувались, как у норовистой лошади.

— Пока никакого, — пожала я плечами, — давайте вернемся к этому позже. А пока поговорим о том, что Влад не успевает по программе. Меня очень занимает один вопрос — каковы методы и интенсивность обучения?

— Самые обычные, — ее уверенность в себе немного поколебалась, едва уловимо, но мне этого вполне хватило, чтобы перейти в наступление.

Не прошло и пяти минут, как передо мной уже лежал план обучения, разработанный для парня. Внимательно изучив документ, почувствовала, что у меня отнимаются ноги, когда подсчитала, что беднягу за полтора месяца напихали знаниями, для получения которых в обычных условиях уходит около девяти лет. Куда я только смотрела!? Положилась на специалистов, черти бы их всех пожрали! Его бессонница показалась несущественной мелочью. Парень мог попросту сойти с ума от такого количества информации. Уж не знаю, какой бог, черт или ангел его охранял, но делал он свою работу качественно.

Я потерла лицо, стараясь унять бешенство, поднимающееся откуда-то из темных уголков души, боясь, что сверну директрисе шею, а после разгоню всю эту богадельню.

— Скажите, а вы ночью, как, нормально спите? — поинтересовалась я.

— В… в смысле? — нервно сглотнув, спросила госпожа Виллар.

— В смысле — совесть не мучит? Да как же вы посмели, бога в душу мать через обе ноги!?

— Попрошу не выражаться! — потребовала она срывающимся голосом, с неприкрытым ужасом наблюдая, как я медленно поднимаюсь из-за стола.

— Я выражаюсь? — ужаснулась я, оскалившись, и заставляя ее, попятится, — я еще пока не выражаюсь, я пока еще мирно беседую. Выражаться вы начнете, когда я заявлю в отдел расследований преступлений против человечности, о том, как вы издевались над своим учеником Романовым Владиславом Дмитриевичем, насилуя его сознание, заставляя изучать девятилетний курс обучения за полтора месяца!

— Он раб, на него законы не распространяются! — в последней попытке защититься пискнула она.

— Ка-ак? Вы взяли на обучение раба!? — изумилась я. — Не-ет, дражайшая госпожа директор, вы приняли к обучению Романова Владислава Дмитриевича. В его анкете, прошу заметить, нет ни слова, ни вздоха о том, что у вас обучается раб с номером сорок семь девяносто четыре! Вы понимаете, что едва не свели парня с ума? — устало спросила я, и совсем не сыгранная, а натуральная тоска, прозвучавшая в голосе, заставила ее вздрогнуть, как от удара, — Как же это у вас совести хватило-то, а? Он и так побывал там, где чертям тошно станет. И я молю бога, что бы ни вы, ни приведи бог, ваши дети не оказались на его месте. А ведь можете. Вы об этом не задумывались? История знает подобные примеры и не единожды. От сумы и от тюрьмы не зарекайся! А вы… — я с презрением махнула рукой.

— Он раб! — повторила она, будто это могло снять с нее всю ответственность.

— Да, — согласилась я, — но чем он отличается от вас? Мы не берем в расчет некоторые половые признаки и, уж простите, возраст. Не задумывались? У него две руки, две ноги по пять пальцев на каждой. Один нос и два уха. Прям как у вас! И кровь у него… Кстати, вы помните свою группу крови? Нет? АВ резус отрицательный. Не смотрите на меня так, я не готовилась к нашему разговору, просто группа редкая и каждый ее обладатель на счету. Так вот, у Влада она той же группы и резуса. И если надо будет, он, не задумываясь, отдаст ее вам. И не потому, что я прикажу, нет, а потому что по-другому не сможет.

Конечно, сказанное мною не совсем правда, при жизненной необходимости женщине будет перелита любая группа при условии отрицательного резуса, но одногруппная предпочтительнее. Но ей об этом знать не обязательно. Мои слова произвели на директора должное впечатление, и она чуть сдала позиции.

— Я понимаю ваши чувства, — примирительно проговорила она, — но поймите и меня — такой ученик лишняя головная боль и я всего лишь хотела ускорить его выпуск насколько это будет возможным! Мне неприятно исключать его, — вздохнула директриса.

— Так дайте парню доучиться и не таким варварским способом, — пожала я плечами, не видя в этом никакой особой проблемы.

— Я готова закрыть глаза на пропуски и неуспеваемость, но как быть с дракой?

— Ах, драка! Ну, да, конечно, драка… Лучшие ученики класса… Я помню. И где сейчас находятся пострадавшие?

— В медицинском кабинете.

— Судя по тому, что ни меня, ни моих коллег не вызывали, переломанных костей и ничего экстренного нет? Я правильно понимаю?

— Ну, да, — с некоторой растерянностью подтвердила педагог, — только у одного разбит нос.

— Разбит нос? — я хмыкнула и покрутила головой. — Вы вообще соображаете, что мог сделать Влад, если бы действительно захотел избить их? Он гладиатором на арене несколько месяцев скакал! Шеи голыми руками сворачивал и не только людям. И не за деньги, а за собственную жизнь!

— О, господи! А казался вполне уравновешенным человеком!

— А он и есть такой. Могу я поговорить с вашими лучшими учениками? Со всеми шестерыми. Я думаю, что смогу все уладить.

Мне не пришлось долго ждать появления участников драки. Я бросила на Влада осуждающий взгляд, натолкнувшись на который он едва заметно побледнел и отвел глаза. Остальные пятеро вели себя непринужденно и даже нагловато, явно не чувствуя за собой никакой вины. Ну, ладно, начали. Скальпель!

Я глазами указала Владу, встать слева от меня, тем самым оказавшись напротив лучших учеников своего класса. Влад выполнил мой молчаливый приказ, застыв в напряженной позе.

— А теперь я желаю, что бы мне доходчиво объяснили, что здесь произошло! — потребовала я у недорослей.

— Он напал на нас! — шмыгнув носом и нагнав на себя несчастный вид, заявил самый тощий и щуплый из них.

— Да, — вразнобой подтвердили остальные.

— Он мне нос разбил, — пожаловался коренастый, указывая на свой распухший нос.

— Что вот так, ни с того, ни с сего? Зашел в раздевалку и давай вас избивать?

— Ага, он как взбесился!

— Так все было? — я грозно посмотрела на Влада.

— Выходит, что так, — безразлично отозвался он, бросив на меня короткий взгляд, но тут же опустил глаза, принявшись разглядывать пол у себя под ногами. Черт! Он и не думал защищаться.

— Очень интересно, — протянула я, откидываясь на спинку стула, — а где это было?

— В раздевалке, — удивился один из подростков.

— Это я понимаю, но меня интересует, в какой именно части раздевалки — слева или справа от входа, если стоять в коридоре?

Лучшие ученики класса озадаченно переглядывались, не спеша отвечать на мой вопрос. А Влада я не спрашивала, зная наперед — ничего от него не добьюсь, кроме своих вытрепанных нервов. Упрямству молодого человека мог и осел позавидовать.

— Итак, — я строго посмотрела на подростков явно смущенных необходимостью отвечать на вопросы, — с какой все-таки стороны произошла драка?

— Вы не имеете права устраивать нам допрос! — буркнул один из них.

— А я и не допрашиваю вас, — возразила я, — на него, — я кивнула на Влада, — поступила жалоба, что он зверски избил своих одноклассников, а я лишь выясняю подробности.

— Справа, — ответил за всех тот, что с разбитым носом.

— Еще интереснее, — я покивала головой, и, повернувшись к Владу, заметила, — что ж ты, подлец, на детей нападаешь?

— Да я… — начал Влад, под мстительно насмешливыми взглядами подростков.

— А ваши шкафчики, значит, справа, — уточнила я, не дав Владу закончить свою мысль.

— Да нет, сле… — говоривший поперхнулся, поняв, что говорит что-то не то.

— Значит слева, — мягко подытожила я, — и получается, что у правых шкафчиков вам делать совершенно нечего, так? Тем более, если я ничего не путаю, выход из душевой находится в левой стороне раздевалки. Так, я спрашиваю!? — рявкнула я, сверля их взглядом.

— Да, — прошелестели они.

— Очень хорошо, — переходя опять на мягкий тон, проговорила я, — а теперь объясните мне быстро и доходчиво, что вы делали в правой части раздевалки?

— А почему мы вообще должны с вами разговаривать? — набравшись наглости, буркнул один из них.

— Я уже отвечала на этот вопрос, — заметила я, — но, для тех, кто не понял, повторю — вы можете не разговаривать, — я пожала плечами и потянулась к видеофону, — только я вызову сейчас следователя из полицейского отделения, и передам ему все разбирательства. Поскольку здесь произошло преступление, квалифицирующееся в законе, как нападение с нанесением телесных повреждений. А следователь, думаю, разберется куда быстрее, чем я, кто спровоцировал, а значит, был истинным виновником драки. Только делать он это будет не здесь, а на своем рабочем месте. Я думаю, ваши родители будут счастливы, забирая сыновей из полицейского управления. Ну, так что — я набираю?

— Не надо, — проворчал он, — мы были в той части раздевалки, потому что… потому что просто хотели посмотреть на его клеймо и попросили снять полотенце, а он отказался.

— И что? — я улыбнулась, подбадривая к продолжению.

— Тогда я хотел снять с него полотенце, а он начал драться! Мы не думали, что все так будет. Он же должен исполнять… Мы свободные, и он должен подчиняться!

За моей спиной из горла директора вырвался тихий стон.

— Лучшие ученики? — подняв бровь, я повернулась к директрисе. — Мухи не обидят, самые вежливые, ага?

На мою реплику директриса только медленно опустилась за свой стол.

— Так кто ж тебе дал право, мелкий ты пакостник, срывать с кого-то полотенце в душе? — растягивая губы в сладкой улыбке, нараспев проговорила я, — А вы знаете, дети индиго, что по этому поводу в уголовном кодексе есть строго определенная статья, которая весит лет эдак пять? За сексуальное домогательство с попыткой изнасилования. Была попытка? — я повернулась к Владу, тот затряс головой в знак согласия, уже почти прижимая подбородок к груди. Его била мелкая дрожь. От еле сдерживаемого смеха, я полагаю. Ну, подожди, вернемся домой, я тебе такое промывание мозгов устрою!

— Да не хотели мы его насиловать! — едва не плача от перспективы оказаться за решеткой простонал тот, что с разбитым носом. — Мы просто хотели посмотреть, а он не давал!

— Вот вы так хорошо в правах и обязанностях разбираетесь. А вы знаете, что хозяин несет ответственность за своего раба за все его действия? И любое оскорбление нанесенное рабу, является одновременно и оскорблением его хозяина? Хозяин в данном случае я! С меня никто не желает штаны снять? Нет? Странно! А я, знаете ли, желаю, вот прямо сейчас в организме появилось непреодолимое желание спустить с вас всех штаны и пустить голым задом по всему учебному центру!

Я усмехнулась про себя, видя, как вытянулись и побледнели их лица. Они ни на секунду не усомнились, что я выполню угрозу. Еще немного и дети, с которых моментом слетела спесь, будут в ногах валяться, умоляя не делать этого. Решив, что достаточно потрепала им нервы, и они надолго усвоили урок, я отпустила их с миром, пообещав, что не стану беспокоить их родителей и полицию, если пообещают в следующий раз крепко подумать, прежде чем совершать что-то подобное.

— Это было жестоко, — задумчиво проговорила директриса, глядя на закрытую дверь.

— Возможно, — не стала я спорить, — но действенно. Подобный щелчок по носу от чужого человека запоминается гораздо лучше, чем от родителей или учителей, которых подростки, как правило, воспринимают как нечто назойливое, но не заслуживающее особого внимания. Я думаю, мы все решили, и нет более препятствий оставить Влада в учебном центре?

— Да, пусть остается и я рада, что мы все выяснили, — кивнула директриса.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнула я, — осталось уладить всего одну небольшую вещь. Я думаю, Владу необходимо извиниться перед вами за причиненное беспокойство!

Понукаемый мною Влад забормотал извинения, госпожа Виллар приняла их, после чего я выпроводила Влада за дверь и договорилась с директрисой о незапланированной неделе каникул.

Я покинула кабинет директора с ощущением, что из меня выжали последние крохи энергии. Влад подпирал плечом стену, рассеянно теребя шлейку рюкзака. При моем появлении он выпрямился и виновато посмотрел на меня.

— Тебе было смешно, — обвинила я его и двинулась к лифтам.

— Было, — не стал он спорить, догоняя меня, — но только в самом конце. Устала?

— Да, и вместо того, чтобы спать разбиралась с какой-то глупой дракой, которую устроил ты! — я раздраженно нажала кнопку вызова лифта.

— Мне стыдно, — заверил он меня, — но я не…

Подошел лифт, и разговор пришлось отложить, в кабинке было слишком много лишних ушей. Я разглядывала свое отражение в никелированной табличке с кнопками и сердито думала, что спать лечь не удастся, пока не выясним отношения. Отчитывать Влада не хотелось, он прав и сделал то, что должен был сделать. Оказавшись в каюте, я, так и не проронив ни слова, направилась в кухню поставить чайник. Влад притащился за мной.

— Ань, — жалобно позвал он.

— Чего тебе? — буркнула я, доставая из шкафчика чашки и печенье.

— Не молчи, а? Ругай меня, что ли, ну, скажи, что я неблагодарная скотина.

— Ты неблагодарная скотина, — пожала я плечами, — сядь, пожалуйста, и оставь в покое рюкзак! Тебе чай или кофе?

— Кофе, — вздохнул он, усаживаясь за стол, — я не устраивал драку, они меня вынудили.

— Ну, конечно, — не удержалась я от сарказма, ссыпая зерна в кофемолку, — тебя вынудили! Влад, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы осознавать — если ты не захочешь, не выйдешь из себя, что бы с тобой не делали!

— Они первые начали драку, — устало проговорил он, — вот, посмотри!

Поднялся и, отвернув пояс брюк, показал свежую царапину.

— Влад, я все понимаю. Я знаю, что они тебя провоцировали, но и ты пойми — сегодня все закончилось хорошо, только потому, что за тебя вступилась не только я, но и директор!

— Не правда! — горячо возразил парень, принимая чашку. — Она ничего не сделала!

— Вот именно! Она не помешала мне и одним этим очень помогла! А ты, вместо того, что бы учиться намерено не готовишься к занятиям в надежде, что тебя отстранят, чтобы со спокойной душой идти играть в компьютерные игры! Ты должен получить аттестат, здесь тебе дают по возможности укороченный курс, иначе пришлось бы учиться несколько лет! Если ты получишь аттестат, я помогу найти тебе нормальную работу на станции, если же нет, пойдешь ко мне в отделение в послеоперационную палату и в психушку. Санитаром. День там, день там. И без напряга. Полы мыть от крови, судна выносить, и еще много чего интересного и приятного, непыльная работенка. Там особого ума не надо и примут тебя с радостью, людей у нас вечно не хватает. Я тебя не пугаю, я просто констатирую факт. Тебе нравиться такое будущее?

На протяжении этой речи я чувствовала себя крайне неудобно. Сюрреализм какой-то, честное слово! Меня все не покидала мысль, что Влад на добрых четыре года меня старше, так он еще выше и сильнее — махнет лапкой и не заметит, а от Ани только мокрое место и осталось, ни один патологоанатом не соберет!

— Уж лучше работать, чем ходить в учебный центр, где все на тебя смотрят, как на обезьяну, по недоразумению научившуюся ходить и бриться! — беззлобно огрызнулся Влад.

— Не вопрос! — оскалилась я и, повернувшись к видеофону, набрала номер госпиталя.

— Геннадий Васильевич, здравствуйте, — поздоровалась я с начальником.

— Виделись уже, Анна Дмитриевна, — нахмурился начальник, — и почему вы до сих пор не отдыхаете?

— Да вот тут нужно проблемку одну разрешить, — неопределенно ответила я, — вы же знаете, что Влад учится в нашем центре?

— Да, ты мне говорила, — Геннадий Васильевич никак не мог уловить, к чему я клоню.

— Так вот, не хочет Влад больше учиться!

— А чего ж он хочет? Жаниться? — он так и сказал, через 'а'.

— Нет, жениться он не хочет тоже, — я оглянулась на побледневшего Влада, — он хочет работать.

— Ах, работать! — протянул начальник, и, криво ухмыльнувшись, включился в мою игру, пусть и не совсем понимая, зачем мне это надо. — Работать это хорошо. Присылай, у нас пятерых санитаров не хватает. Особенно в гастроэнтерологии! Сегодня уже поздно, а вот завтра с самого утра!

— Спасибо большое!

— Ты все понял? — выключив связь, я повернулась к оторопевшему Владу. — Завтра приступаешь! Все, я спать.

Так и не предоставив ему возможности ответить, я ушла в свою комнату и блаженно вытянулась на кровати. Что ж, посмотрим, кто кого! Через неделю ты будешь счастлив, вернуться в учебный центр!

 

Глава 6

…Влад толкал перед собой тяжелую тележку доверху груженую грязным бельем и большими черными пакетами из перевязочных и операционных. Он уже успел не единожды пожалеть о своем длинном языке. Работа санитара, обещанная Аней, особого ума не требовала, но на этом преимущества закончились. Ему выдали светло зеленую форму, отчего-то сильно смахивающую на пижаму, щетку, набор тряпок и флаконы с дезраствором. Позже к этому набору прибавилась связка пластиковых ключей на длинной цепочке и черная коробочка пейджера, которая противно верещала и тряслась, когда Влада вызывали. Ему на грудь повесили карточку, удостоверяющую, что он Романов Владислав Дмитриевич, прочитали длинную лекцию об обязанностях и выпихнули в свободное плавание.

Аня ни на миллиметр не отошла от правды, расписывая все прелести этой работы. К концу своей первой смены Владу казалось, что он насквозь провонял чужой кровью и рвотой. Менять форму пришлось несколько раз. Нет, он ни в коей мере не мог сказать, что работает больше, чем другие санитары, просто людей не хватало. Не смотря на то, что работал с Аней в одну смену, ее Влад почти не видел. Хозяйка все время проводила в операционной, куда Влада, как простого санитара не допускали, а в те короткие минуты, когда она выходила оттуда, занималась консультациями и осмотрами. Впрочем, у него самого времени катастрофически не хватало, порой некогда было в туалет заскочить.

Выдерживать Анин темп оказалось не просто и это если учесть, что рабочая смена Влада была на несколько часов короче. Влад подавил зевок и помотал головой, прогоняя сон. Если бы еще месяца три назад ему сказали, что его хозяйка будет работать больше, чем он, ни за что не поверил.

Раньше, наблюдая за Аней, Влад, молча, удивлялся, откуда у нее столько работы, ведь на станции не так уж и много людей, всего-то тысяч десять, ну, пятнадцать, и медицина какой поискать. Ему всегда казалось, что больных на станции быть не должно. И лишь когда сам пришел работать в госпиталь, узнал, что большинство пациентов к станции не имели никакого отношения. Кого-то доставляли из близлежащих колоний, кого-то снимали с проходящих мимо лайнеров или грузовых судов, а кого-то привозили с планет, врачи на которых оказались бессильны.

Влад нашарил цепочку, потянул за нее, выуживая из-под форменной рубахи плоский пластиковый ключ, и не глядя, ткнул ключом в замок. Тихий щелчок и зеленый огонек над плоской ручкой возвестили, что Влад, наконец-таки научился пользоваться ключом без ошибок. Влад потянул на себя тяжелую дверь сортировочной и оказался в квадратной комнате, посреди которой возвышался металлический стол. Слева и справа от стола в стенах располагались четыре дверцы. Обработка справа, утилизатор слева. Работая в сортировочной, Влад всегда нервничал — а ну как перепутает и не туда пошлет?

Влад вытянул из тележки плотно набитый черный пакет и бухнул его на стол. Теперь предстоит вывалить содержимое и разобраться, что отправить в прачку и стерилизатор, а что сразу в утилизатор. При мысли о предстоящей работе Влада передернуло. Как-то совсем не тянуло копаться в промокших от крови и выделений тряпках.

Подавив тяжелый вздох, расставил на столе лотки и достал из кармана чистые перчатки, долго натягивал их, поправляя то один палец, то другой, стараясь по возможности оттянуть момент, когда предстоит приниматься за работу.

Влад заканчивал перебирать третий пакет, когда в кармане заворочался пейджер. Выругавшись вполголоса, он стянул перчатку и полез в карман. На экране красным высвечивалось одно лишь слово: 'Срочно!'. Это слово за последнюю неделю парень успел возненавидеть. Влад подошел к аппарату на стене и набрал код вызывавшего. На вызов откликнулся сердитый Инго.

— Романов! Где тебя черти носят!?

— Я в сортировочной, — пояснил Влад, скорчив унылую рожу радуясь отсутствию камеры, Инго не может видеть его лица.

— Мне индифферентно, где ты! — заявил Инго, — Бегом во вторую!

— Уже иду, — со всем возможным спокойствием ответил Влад, с тоской оглядываясь на почти полную тележку. Придется возвращаться и доделывать работу позже.

Распихал полупустые лотки по приемникам. Теперь бегом во вторую смотровую. Хотя нет, бегом нельзя. Бегом можно только реанимационной бригаде, это Влад усвоил еще в первый день, когда Наташка отчитывала его во весь голос и, не стесняясь в выражениях, а потом еще и от Аньки перепало крепко. Нет, его никто и пальцем не тронул, она даже не кричала, наоборот, говорила размерено и вполголоса, а ему хотелось оказаться где-нибудь на задворках галактиона. В какой-то момент Влад подумал, что проще вытерпеть порку, чем стоять посреди ее малюсенького кабинета и слушать вкрадчивый тихий голос, доверху наполненный иронией и ехидством. Это дома она прощала ему все — разбросанную одежду, забытые в гостиной чашки и даже скомканные сырые полотенца, которые Влад постоянно забывал развесить после использования (почему-то особенно полотенца приводили Аню в неконтролируемое бешенство). На работе Аня становилась совсем другой, и Владу здорово перепадало за малейшую оплошность. Впрочем, не только ему…

— Ты что, из другой галактики пешком добирался!? — вызверился Инго, стоило Владу войти в смотровую.

Влад уже хотел съязвить в ответ, но замолчал на полуслове. В смотровой остро пахло кровью, и было страшновато войти. Стены, пол и потолок комнаты забрызганы кровью. Матерь божья! Откуда ее столько?

— Что здесь произошло? — сглатывая подступившую тошноту, спросил Влад

— Ничего особенного — парень решил, что ему под кожу забрались паразиты и пытался их вырезать, когда его к нам привезли, он напоминал лохматый праздничный фонарик, — с охотой пояснил Инго, оттирая кровь с рук влажным полотенцем, — наши ему все дырки заклеили и в психушку свезли. Короче, у тебя есть полчаса, что бы здесь все прибрать. Вперед!

Влад натянул перчатки и, забравшись на высокий стол начал с потолка…

Инго зашел в комнату отдыха вполне довольный собой. Уселся в кресло и с удовольствием отхлебнул поданный Верочкой кофе.

— Ну, что там? — первой не выдержала Наташка.

— Ему гадко и противно, но он работает, — с уважением проговорил Инго, — он уже почти готов — еще немного и парня будет выворачивать от одного упоминания о госпитале!

— У нас нет этого немного! — откинувшись на спинку дивана, пробурчала я, — Уже завтра он должен быть на занятиях. Не думала, что он такой упрямый!

— Вот именно, — поддержала меня Верочка, — сколько ж можно над парнем издеваться!

— А над ним никто не издевается, — Наташка была непреклонна, — Влад изъявил желание работать, вот пусть и работает.

В кармане Инго запищал телефон. Извинившись, Инго приложил трубку к уху. По мере того, как он слушал, его лицо расплывалось в улыбке.

— К нам везут пациентку, — сообщил он, закончив разговор, — она на спор проглотила мозаику из трех тысяч частей, примерно два на три сантиметра каждый.

— Вот это сила воли! — похвалила Наташка неизвестную.

— Попробуем обойтись без операции, — задумчиво проговорила я, — консервативными методами.

— Пойду, подготовлю слабительное, — вздохнула Верочка, неизменно сочувствующая каждому пациенту.

— Если операция не понадобится, я знаю, кто будет собирать картинку! — ухмыльнулся Инго, радуясь, что это будет не он.

— Изверги! — фыркнула Верочка, выходя из комнаты.

…Влад терпеливо промывал содержимое судна под сильной струей воды, выуживая мелкие пластиковые квадратики и прямоугольники. Более отвратительной работы не придумаешь. Влад скинул промытые части мозаики в лоток и принялся пересчитывать их. Вполне неплохо, если так пойдет и дальше, еще с десяток лотков и его каторга закончится. Ага, закончится, как же! В сортировочной его еще с утра поджидает почти полная тележка. И ему стоит поскорее к ней вернуться, иначе можно и нагоняй получить. Помыв руки, Влад заглянул к пациентке, взбалмошной особе, успевшей возненавидеть Влада до глубины души. Ну конечно, девчонке было бы проще, приглядывай за ней женщина, а не молодой парень.

— Чего уставился? — прошипела она.

— Ничего, просто хотел спросить, как дела?

— Пошел вон! — посоветовала ему девица, подтянув повыше тонкое одеяло. — Когда будешь нужен, позову.

Влад пожал плечами и вышел в коридор. Стянув изрядно надоевшую маску, потер лицо, раздумывая, стоит ли пойти к Аньке на поклон и вернуться к учебе. Нет, он не против работы, но от перспективы всю оставшуюся жизнь отмывать стены от крови и выносить судна его уже начинало воротить. Он способен на большее и Влад это знал. Уже давно надо было поговорить об этом с Аней, но гонор не позволял признать свою ошибку, да и просить он не привык. Черт! Сам загнал себя в угол.

— Эй, ты! Иди сюда! — донесся из палаты требовательный голос. Влад натянул маску, свежие перчатки и покорно потопал в палату.

В сортировочную Влад смог вернуться только к концу смены. Тележка стояла в том же виде, в каком он ее оставил. В который раз за день сменил перчатки и принялся за работу.

Затолкав последний лоток в приемник, вздохнул с облегчением. Нажал на неприметную кнопку на стене, панель отъехала в сторону, открывая нишу, куда Влад закатил тележку. Теперь можно идти домой. Хотя нет, сперва заглянуть в душ, Влад с неудовольствием оглядел себя, вот ведь, вроде работал аккуратно, а все одно извозился, как поросенок, да и воняет от него соответственно.

Выглянув в пустынный коридор, испытал нечто похожее на счастье. Хорошо бы так дальше и продолжалось, и никто не узнал, что он здесь, а то еще какую-нибудь мерзопакостную работенку подкинут! Как Влад успел убедиться, хозяйка и ее коллеги не подозревают, что смена иногда заканчивается.

Никем не замеченным пробрался в душевую, скинул надоевшую форму, забрался в кабинку и включил воду.

— Романов! — прорезался сквозь шум льющейся воды чей-то рык, заставив Влада неосознанно сжаться. И дернул его черт принимать душ в отделении, мог бы это и дома сделать!

— Я здесь, — откликнулся Влад. Таиться смысла не было, его силуэт хорошо просматривался сквозь матовое стекло двери. И как они определили, что это я, едва не захныкал Влад, в спешке смывая пену.

— Вылезай, давай, — миролюбиво пророкотал с той стороны Дмитрий Петрович.

Узнав голос генерала, Влад вздохнул с облегчением. Выключив воду, толкнул дверь, с тихим шелестом откатившуюся в сторону и тут же выбросил руку вперед, подхватывая полотенце, брошенное генералом.

— Неплохая реакция, — похвалил Анин отец.

— Спасибо, — пробормотал Влад, наскоро вытираясь.

— Одевайся. Сходим, поедим чего-нибудь, голодный, небось, — позвал генерал, заставив Влада насторожиться. Несвойственно это для генерала, ох несвойственно, но от вопросов Влад предпочел воздержаться.

В кафе они выбрали боковой столик, наполовину скрытый рыбацкой сетью с крупными ячейками Влад опустился на краешек стула, ему было до дрожи любопытно, чем вызвано внимание генерала, который особого интереса к молодому человеку до этого не проявлял. Если не считать того случая, когда Владу пришлось спасаться бегством. Несмотря на все свое любопытство, Влад продолжал молчать, отчасти из осторожности, а отчасти повинуясь рабской привычке не заговаривать первым с хозяином, которую Ане никак не удавалось искоренить. Дмитрий Петрович не спешил, внимательно изучая меню.

— Тебе что заказать? — поинтересовался генерал, отвлекаясь от перечня блюд.

— Все равно, я не очень хочу есть.

— Что, загоняли тебя медики? — ухмыльнулся генерал.

— Да не особо, — осторожно откликнулся Влад.

— Убедительно врешь, — хохотнул Анин отец, — уж я-то их знаю, извергов в белых халатах. Санитар не самая приятная профессия.

— Неприятная, — согласился Влад, — но я не против. К тому же мне приходилось делать и более отвратительные вещи, чем выносить судна.

Перед Владом появилась тарелка с жареными овощами и большим куском мяса. Себе генерал заказал салат и рыбу.

— Осторожный, — второй раз за час похвалил генерал, — это хорошо. Я наблюдал за тобой все это время. Парень ты наблюдательный и с головой все в порядке.

— За что же бедный раб удостоился стольких похвал от благородного господина? — не удержался Влад от сарказма, не поверив ни единому слову генерала.

— Прекрати этот балаган! — вполголоса рявкнул генерал, заставив Влада вздрогнуть.

— Извините, — пробормотал Влад и, что бы скрыть смущение принялся отрезать от куска мяса маленькие кусочки, сдвигая их на край тарелки.

— Ты знаешь, — проговорил Дмитрий Петрович, понаблюдав за парнем некоторое время, — это мясо уже убили один раз и даже успели приготовить, так к чему же убивать его еще раз? Или ешь, или оставь кусок в покое.

Замечание генерала вызвало у Влада слабую улыбку.

— Так-то лучше. Так вот, как я уже говорил, ты мне нравишься и будет обидно, если твои способности будут похоронены в госпитале, где выше санитара тебе ни за что не подняться. Не хочешь поработать у меня?

— Что? — от неожиданности Влад едва не поперхнулся.

— Ничего, — передразнил его генерал, — работать, говорю, ко мне пойдешь? Не то что бы моя служба приятнее, чем Анькина, но уж интереснее, это точно. Ну, что — согласен?

Влад помолчал, ковыряя вилкой в тарелке, не столько обдумывая предложение генерала, сколько с целью потянуть время. Такие предложения с ходу не принимаются. С Анькой работать тяжело, он все время находился в напряжении боясь совершить ошибку. Но будет ли легче работать с ее отцом? Может и не легче, но уж интереснее, в этом генерал прав.

— Давай, решайся, — мягко поторопил его Дмитрий Петрович, — не каждый день тебе целый генерал предложения делает.

— Согласен, — вскинув глаза на Аниного отца, тихо ответил Влад.

— Вот и хорошо, — кивнул генерал, — но только у меня одно условие — ты должен закончить учебу.

— Это мне уже доходчиво объяснили, — невесело хохотнул Влад.

— Иначе всю жизнь будешь судна выносить и кровь со стен отмывать, — дурным голосом пропел генерал, умело копируя интонации дочери, заставив Влада зафыркать от смеха.

Дожидаясь Аниного возвращения с работы Влад заметно нервничал, прокручивая в уме предстоящий разговор и до того измучился выдумывая за двоих вопросы и ответы, что когда пришла Аня прямо с порога заявил о своем желании вернуться в центр.

— И откуда у нас такая тяга к знаниям? — левая бровь хозяйки насмешливо изогнулась.

— Да так… — замялся Влад, не зная, стоит ли говорить ей о разговоре с генералом.

— Что именно — так? — Аня сложила руки на груди, показывая тем самым, что не будет принимать никаких решений, пока Влад не объяснится.

Коротко выдохнув, Влад поведал Ане о предложении генерала, не забыв при этом упомянуть, что и своим умом дошел, что доучиваться надо.

— Хорошо, — просто кивнула Аня, когда Влад закончил, — завтра можешь приступать. Я сообщу в центр. Да, кстати, я жду извинений.

— Простите, госпожа, неразумного, — взвыл Влад, со всего маху рухнув на колени и молитвенно простирая к ней руки, быстро прополз разделявшее их расстояние, громко бухая по полу коленями. Бесенята, то и дело проскакивающие в его глазах начисто ломали всю игру в покаяние.

— Паяц, — покачала головой Аня и, ухватив его за шкирку, заставила подняться…

 

Глава 7

Все мои попытки выяснить происхождение Влада заканчивались откровенным провалом. Я посылала запросы в разные инстанции, долго ждала ответов, но, ни к чему мои розыски, не приводи ли. Как не старалась, все оказалось бесполезным — дактило карты крови и пальцев, клеймо и даже странная татуировка. Ничего!

Я была готова даже на преступление, попытавшись взломать базы данных всех невольничьих аукционов, но меня вовремя остановили. Люди, к которым я обратилась за помощью, объяснили, что торговцы живым товаром свято чтут тайну продажи и компьютером не особо пользуются даже сейчас, а в те времена общего бардака и подавно. Но одна лазейка все же есть — сделки проходят через нотариусов, и первое клеймо ставит тоже нотариальная контора. И вот тогда в игру вступят бесконечные 'может быть', 'если' и 'скорее всего'. Если я найду эту самую контору, одну единственную из миллиардов других и Может быть, она будет существовать, и Может быть я смогу ее архивы, вот тогда, Скорее всего, найдутся ниточки. Слишком много сослагательного наклонения. Да на то, что бы проверить хоть половину этих чертовых контор уйдет целая вечность! А у меня в запасе вечности нет! У меня есть чуть меньше года, что бы распутать этот клубок. Но я не сыщик, я доктор! Можно, конечно, обратиться в детективную контору, но тогда я рискую заполучить землетрясение, цунами, извержение вулкана и тайфун, и все эти удовольствия одновременно и в одном флаконе из Дмитрия Петровича Романова. А говоря проще, генерал мне голову свернет, что обратилась к постороннему. Похоже, у меня нет другого выхода, кроме как повесить на доблестного генерала почти неразрешимую задачку с явными признаками охоты за приведением. Да вот согласится ли, вопрос.

Я заглянула в комнату Влада, он сидел, склонившись над навигационной картой ближайшей галактики. Тяжело парню приходится, наука дается ему с трудом, но она входит в обязательные аттестационные экзамены. Мой взгляд упал на календарь, висевший у него над кроватью, и мне чуть не стало плохо — прошло уже больше четырех месяцев, после моей пьяной выходки, надо же, а за всеми делами я и не заметила! Влад поднял глаза, и устало улыбнулся, с тяжелым вздохом отодвигая звездную карту.

— Все, больше не могу, — пожаловался он, — моя бедная голова отказывается вместить в себя еще что-нибудь.

— Ничего, — постаралась я утешить его, — тебе нужно отдохнуть. Пошли, выпьем кофе.

— Пошли, — обрадовался он передышке.

Электрическая кофеварка, весело фыркнув, отключилась. Я разлила по чашкам ароматно пахнущий напиток.

— Когда у тебя экзамены? — поинтересовалась я.

— Говорят, через месяц. Кажется, я не сдам навигацию, — признался он.

— Это еще почему?

— Я в ней ничего не понимаю, — рявкнул он, злясь на всех и на себя в первую очередь.

— Для начала, я думаю, стоит успокоиться, — ровным голосом проговорила я, гася его раздражение, — а затем выделить алгоритмы и…

Прерывая меня на полуслове в кухню с воплем: 'Помираю!', - ворвалась Алиса.

— С чего ты помираешь? — заинтересовалась я, критически оглядывая вполне здоровую подругу.

— Меня тошнит, все время… — она не успела договорить и, зажав рукой рот, понеслась в туалет.

— Чего это она? — глядя ей в след, спросил Влад.

— А я что, доктор? — пожала я плечами.

— Это просто так говорят, — пояснила я, когда брови Влада от удивления поползли вверх.

В кухню вернулась бледная Лиса и плюхнулась на стул.

— Может, ты чего съела?

— Какое, к черту, съела, — она покривилась от одного упоминания о еде, — я еду не то, что есть, видеть не могу. Влад, пойди прочь — от тебя воняет!

— Ань, чего это она? — он удивленно покосился на Лису.

— Влад, пойди, допей кофе в своей комнате, — попросила я, — если кто придет, я — не принимаю. Пусть ждут в гостиной. Мы будем в кабинете.

— Ой, ой, ой! Какие нежности! — скривилась Алиса, и грубо оттолкнув Влада с дороги, снова понеслась в уборную.

На вопросительный взгляд Влада я лишь пожала плечами.

Зайдя в кабинет, Лиса тяжело опустилась в кресло и молча, принялась изучать пол под ногами. Я посмотрела на нее, ожидая, что она мне все сама расскажет, но она не решалась. Я вздохнула и подала ей больничную распашонку. Она все так, же молча, переоделась.

— Ну и долго ты еще молчать собираешься? — не выдержала я, — Если хочешь, что бы я тебе помогла, то рассказывай.

— А чего рассказывать? Воротит меня со всего, — она тяжко вздохнула.

— Хорошо, воротит, так воротит, — не стала я спорить, — а на Влада, зачем наорала? Чего тебе парень сделал?

— Так воняет от него, — пожаловалась Лиса, — облился какой-то мерзостью.

— Ты сама подарила ему эту туалетную воду на прошлой неделе, — напомнила я, — тебе нравился запах.

— Тогда нравился, а сейчас разонравился, — пробурчала Алиса.

— Ладненько, говоришь тошнота, рвота, а живот не болит?

— Ничего у меня не болит.

— Да ты не нервничай так, — попыталась я ее успокоить, — давай осмотримся.

Я нажала на кнопку на пульте, и кресло трансформировалось в кушетку. Я натянула перчатки и приступила к осмотру.

— Я могу тебя успокоить, — сказала я через некоторое время, — на хирургию это не похоже. Давай посмотрим гинекологию.

— Только если это недолго, — согласилась она, — меня опять блевать тянет.

Я не глядя, ткнула на кнопку, превращая кушетку в гинекологическое кресло.

— У, как все запущено, — протянула я, ощупывая ее живот.

— Что запущено? — запаниковала она, поднимаясь с кресла, — это лечится?

— Боюсь, что нет. Оно само пройдет месяцев, я так думаю, через семь.

— Как само пройдет? — заморгала Алиса, нервно одергивая рубашку.

— Ну, вот так и пройдет, — пожала я плечами, намыливая руки.

— И что ты хочешь сказать, что меня будет вот так выворачивать все семь месяцев? — ужаснулась она.

— Не думаю, скорее всего, только в первом триместре, ну, может еще кусочек второго, токсикоз немного поздноват.

— И ты хочешь мне сказать, что вы не можете вылечить эту болезнь, — возмутилась Алиса, — на черта вообще такая медицина нужна?

— Ну, милая моя, женщины болели этой болезнью со времен сотворения мира, — я тщательно вытерла руки и, зарыв кран, повернулась к подруге пытаясь скрыть улыбку, — и если бы врачи, не дай Бог, собрались эту болезнь лечить, то боюсь, человечество было бы обречено на вымирание.

— Ты что, хочешь сказать, что я… — она посмотрела на свой живот

— Похоже на то, — закивала я, широко улыбаясь, — надо сделать еще анализ крови, но это только для проформы, здесь невооруженным глазом видно, у тебя шесть-семь недель. Чего раньше-то не пришла?

Но Алиса уже меня не слышала, она вскочила с кресла и начала быстро натягивать на себя одежду, то и дело, не попадая в рукава и штанины. Когда мы выходили из кабинета Алиса, столкнувшись в коридоре с Владом, расцеловала его и понеслась к себе домой.

— Ненормальная, — проворчал он ей в след.

— Влад! — предупредила я.

— Ну, я Влад, так что теперь? — нахохлился он.

— Ничего, — покачала я головой, — иди, доделывай навигацию, поздно уже.

…Закусив губу, Влад вновь и вновь перечитывал задачу, пытаясь продраться сквозь дремучие заросли навигации — не тут-то было! Ну, идиот он клинический! Не понимает, как эти расчеты делать и все тут! Знаний полная голова, а толку от них без практики чуть! И на кой ему сдалась эта навигация, если не собирается управлять кораблем. Да и кто ему это доверит? Тем более, генерал обещал место в бригаде. Влад не питал иллюзий, что это будет за место, скорее всего, стажера. Но даже этого места ему еще предстоит добиться, а значит — из пункта А, в пункт Б, в условиях усиливающейся магнитной бури вышел флагманский крейсер…

— Люди! Есть в этом доме кто живой!? — резкий крик Вики заставил подскочить. Нет, это не каюта, это проходной двор какой-то, куда все заваливаются без стука и предупреждения. И почему Анька никогда не запирает дверь?

— Вика, иди сюда, я на кухне, — тут же откликнулась Аня.

Так, на чем он остановился? Из пункта А, в пункт Б в условиях усиливающейся магнитной бури… Анька говорила про алгоритм. А какой может быть алгоритм, если условия полета постоянно меняются? Скорость, притяжение близлежащих планет, не дай Бог, пояс астероидов! Стоит ли включать в расчеты все возможные переменные или пользоваться только первоначальными цифрами? Черт! Слишком много знаний, слишком мало толка!

Из пункта А в пункт Б… Входная дверь вновь оглушительно хлопнула, и по гостиной прогрохотали тяжелые шаги Дмитрия Петровича, сбивая Влада с мысли. Зарычав сквозь зубы, рывком откинул от себя карты и задачник, безбожно сминая тонкий пластик. Похоже, он никогда не решит эту чертову задачу и не сдаст аттестационный экзамен

— Влад, подойди, пожалуйста, — позвала Аня…

Я занималась откровеннейшей бессмыслицей пытаясь подготовиться к завтрашней операции. Я даже пациента еще не видела, его должны привести только завтра утром. Но это был единственный известный мне способ отвлечься от посторонних мыслей. Попытки играть в детектива потерпели полный и окончательный крах, я убедилась в этом пересматривая почту. Очередной запрос, на который я возлагала немалые надежды, оказался пустышкой, и куда двигаться теперь не представляла, мои скромные возможности были исчерпаны.

От тягостных мыслей меня отвлекла Вика, разорвавшая тишину каюты протяжным воплем:

— Люди! В этом доме есть кто живой!?

— Вика, иди сюда, я на кухне, — отозвалась я, захлопывая справочник.

— Это правда про Лису? — поинтересовалась Вика, появляясь на пороге.

— Правда, — подтвердила я.

— А кто у нее будет?

— Откуда мне знать, — пожала я плечами.

— Но ты, же доктор!

— Но, при этом не бог, — терпеливо разъяснила я, — на этом сроке пока рано говорить про пол.

— Да? — разочаровалась Вика.

— Чаю будешь? — свернула я разговор на другую тему.

— Буду, — подумав, решила подруга, — а у тебя что случилось?

— Ничего, — мотнула я головой, наполняя чайник.

— Наверное, поэтому у тебя такой растерянный вид, — покосилась на меня Вика, листая медицинскую энциклопедию.

Пришлось делиться с подругой своими неудачами, на что получила вполне резонный совет обратиться за помощью к генералу.

— Ты считаешь, что я об этом не думала? — хмыкнула я.

Вика не успела ответить — в коридоре раздались громкие шаги, которые могли принадлежать только высокому крупному мужчине. Генерал создает слишком много шума, а значит, он раздражен. В кухню ворвался папа и с недовольным лицом уселся на стул, забыв при этом поздороваться. Я несколько секунд рассматривала его.

— Привет, папа, — улыбнулась я, старательно не замечая его свирепый вид.

— Почему!? — рявкнул он

— Потому! — не осталась я в долгу, еще не совсем понимая, о чем идет речь.

— Вот и поговорили, — подвела итог Вика.

— Я был в командировке, — пожаловался генерал Вике, нетерпеливым движением взъерошив короткие волосы, — и вот я возвращаюсь и что узнаю? Что моя дочь подталкивает одного из моих подчиненных на должностное преступление!

— Клей — трепло, — прокомментировала я, — и это было не преступление, а использование служебных полномочий в личных целях…

— Всего-то? — язвительно развел руками отец.

— Которое, при дальнейшем рассмотрении, может оказаться вовсе не использованием, — спокойно продолжала я, — а всего лишь интересом к давно закрытому делу о похищении человека.

— Объяснись, — более уравновешенно потребовал отец, мимоходом подгребая мою чашку.

Тщательно подбирая слова, я выложила отцу те предположения, к которым пришла еще в день знакомства с Владом, а так же о том, что успела предпринять.

— Неплохая работа, — к моему удивлению похвалил отец, перелистывая те немногие материалы, собранные мной, — сделано немало, но предстоит еще больше. Почему сразу не пришла ко мне?

— Ну, наверное, потому, — протянула я, — что не желала наткнуться на нравоучения, язвительные замечания и жалобы на тотальную занятость.

— Ври больше, — вполне миролюбиво хмыкнул отец, — ладно, я возьмусь за это дело, но лишь затем, что бы у тебя больше не возникало желания взломать компьютерную сеть целого департамента! Что там у тебя еще есть, выкладывай!

— Глянь, что это за вещица, — я выудила из кармана медальончик.

— Как что? Будто ты сама не знаешь, это одевают детям при рождении, — пустился в объяснения папа.

— Да знаю я, куда их одевают, ты мне лучше расскажи, откуда это взялось.

— Я, конечно, понимаю, что ты специализируешься на сложных случаях, но не до такой, же степени! Здесь же из двенадцати цифр только пять, как, по-твоему, я буду узнавать, откуда это? Я что ясновидящий?

— Не прибедняйтесь, мой генерал, ежели вы пожелаете, то можете и черта лысого, без особых примет, отыскать, — пошла я на откровенную лесть.

— И зачем я с этим всем связываюсь? — глядя в потолок, пробормотал генерал. — И без того работы выше крыши, и в отпуске уже три года не был! Ладно, давай свой медальон, но предупреждаю, сиюминутных результатов не жди, может месяц, а может и больше.

— У меня есть кое-что, что сможет тебе немножко помочь.

— Что недостающие семь цифр? — съязвил он.

— Нет, немножко похуже, но все-таки, — я решила не обижаться на папу.

— Ладно, тащи, — со вздохом согласился он.

— Вот, смотри, — я выложила перед отцом ворох детальных фотографий клейм и странной татуировки.

Бегло перелистав фотографии клейм, генерал отодвинул их в сторону намереваясь вернуться к ним позже, а вот татуировку разглядывал долго, поворачивая фотографию, то одной, то другой стороной. От нечего делать Вика подтащила к себе снимки, которые генерал оставил на потом. Я с интересом наблюдала, как подруга, словно колоду карт тасует фотографии, безошибочно выстраивая их по хронологии выставления, пока не добралась до самого первого. С тем же тщанием, с которым генерал изучал тату, Вика разглядывала безобразный ожог, едва ли не носом тычась в глянцевую поверхность.

— Забавно, — хмыкнула наконец подруга, покачав головой.

— Что тебе забавно? — поинтересовался генерал, не отрываясь от изучения снимка.

— Клеймо выставлено забавно, — проворковала Вика, закидывая руки за голову и блаженно потягиваясь.

— Ммм?

— Оно поставлено неправильно, точнее не так, цифры на нем хаотические и поэтому клеймо не читается.

— С чего ты взяла? — заинтересовался отец, откладывая фотографию.

— Я биолог, и достаточно часто выставляю метки, хотя мы пытаемся ставить щадящие, типа прищепок, о клеймах и клеймении я знаю немало, — охотно пояснила Вика. — Клеймение животных и рабов мало чем отличается. На клейме животного выставляется место обитания, если животное дикое, или логотип хозяина, если домашнее, на рабах выжигают дату, номер, присвоенный рабу и код места продажи. Вот, смотрите, — Вика развернула к генералу фотографию последнего клейма, — хоть цифры и маленькие, но хорошо читаются. Это дата, — она ткнула ногтем в восемь цифр, — это номер Влада, сорок семь девяносто четыре, он повторяется на всех клеймах, а вот это общепринятый галактический код, означающий Землю. А вот первое клеймо не имеет ничего общего со всеми последующими. Кто-то приложил массу усилий, чтобы парня не нашли, к тому же цифры за давностью лет потеряли четкость, впрочем, расколоть его дело техники. По крайней мере, нам точно известны четыре из них, их нужно удалить сразу и нам останется всего ничего — правильно выстроить остальные.

— Сможешь это сделать? — внимательно выслушав лекцию, спросил отец.

— Смогу, — пожала плечами Вика, — только не с ходу, на это время нужно и еще посмотреть на первоисточник.

— То есть, ты хочешь, чтобы Влад показал его тебе? — подозрительно сощурилась я, Вика утвердительно кивнула. — Прямо здесь!?

— Можно и не здесь, можно и в его комнате, но там освещение плохое.

— Ну, знаешь ли! — возмутилась я, — Тебе что — фотографий мало?

— А ты много диагнозов по фотографиям ставила? — съязвила Вика.

Идея заставить Влада заголяться перед Викой у меня восторга не вызвала. Но с другой стороны Вика права — пока своими руками не пощупаешь, ничего толкового не выйдет, к тому, же Вику мало интересует Влад, а лишь его клеймо.

— Почему бы и нет? — поддержал Вику генерал, — Ты же хочешь установить происхождение парня, а клеймо может дать нам место продажи.

— Черт с вами, — пробормотала я, отступая, — Влад, подойди, пожалуйста!

— Что случилось? — поинтересовался Влад, поздоровавшись с гостями.

— Ничего особенного, — вздохнула я, — сними штаны.

— Чего!? — Влад растеряно хлопал глазами.

— Я хочу посмотреть твое клеймо, — пояснила за меня Вика.

— Глупость какая-то, но если вам так хочется — смотрите, мне не жалко, — пробормотал Влад, расстегивая брючный ремень.

Не обращая внимания на смущение парня, Вика присела на корточки, разглядывая его обнаженное бедро. Осмотр занял не менее десяти минут, после чего, удовлетворенно кивнув, Вика разрешила Владу одеться.

— Все не так уж и плохо, — прокомментировала она, обращаясь преимущественно к генералу, — но клеймо все-таки придется переснять. Анькины фотографии хороши, но мне нужно немножко другое.

— Хорошо, — согласился генерал, собирая разбросанные по столу материалы, — Влад, завтра подойдешь к нашим экспертам, я их предупрежу. Все, пойду я, мне еще в отдел заскочить надо.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — засобиралась Вика, — поздно уже.

Проводив гостей, я вернулась на кухню. Влад задумчиво наблюдал за работой электрической печи, гревшей наш ужин.

— Ань, и к чему все это? — полюбопытствовал он, не отрываясь от изумительного зрелища — румяной курицы, обложенной картофелем лениво проворачивающихся на блюде в печи.

— Ты про клеймо? — переспросила я, доставая тарелки и стараясь потянуть время, не успев придумать толковой отговорки. Рассказать правду я не могла, иначе придется рассказывать и про вольную. Черт! Похоже, я сама загнала себя в угол. Качественно. — Мы с отцом поспорили, насчет меток, а Вика обещала наш спор разрешить.

— Ага, — кивнул Влад, — и поэтому генерал рассматривал татуировку.

Вот ведь черт глазастый! Не зря его папа в отдел зовет.

— Я же тебе сказала — насчет меток, — беспечно проговорила я, — да не дергайся ты так, тебе это уж точно ничем не грозит. Ты решил задачу? Нет? Тащи ее сюда, попробуем вместе, — предложила я.

…Проснулся, часы не показывали и шести утра. И чего в выходной не спится? Поняв, что сон уже не вернуть, пришлось заставить себя подняться. Похозяйничав на кухне, быстро позавтракал и тихонько выбрался из каюты, боясь лишним шумом потревожить Анин сон, все же у нее выходной.

Влад брел по освещенному дежурным светом коридору. Зачем они все-таки смотрели клеймо? Анины объяснения откровенная ложь, рассчитанная на его доверчивость. Что она задумала? Не продажу, это точно, для продажи рассматривать метки незачем. Для продажи новое клеймо жечь надо. А раз не продажа, то можно пока особо не дергаться. Время покажет.

Народ в отделе по случаю раннего утра был полусонный и двигался с медлительностью весенних мух. В кабинете генерала собралась почти вся следственная бригада — они дорабатывали последние детали к предстоящей операции. Сам генерал Романов отсутствовал. Никита пытался что-то втолковать Эжену, тот не хотел соглашаться с товарищем, они стояли посреди кабинета и орали друг на друга. Влад подошел к спорщикам и поинтересовался в чем дело.

— Тебя это не касается! — огрызнулся в запале Эжен.

— Отчего же, — пробормотал Никита, — как раз таки он и сможет выдать нам толковую информацию.

— Я мало чего знаю… — пожал плечами Влад.

— Как ставят клеймо? — в лоб спросил Эжен.

— Как ставят? — переспросил Влад, почесав за ухом. — Ну, раньше бралась жаровня, такая, знаете, железная с углями, туда ложились железные прутья, на которых было что-то типа печатей. Прутья раскалялись докрасна, а потом прикладывались к телу. Больно было жуть.

— Что я тебе говорил? — с видом превосходства осведомился Эжен у Никиты.

— Так это было раньше, — поспешил прервать его Влад, — в последнее время работорговцы используют другой метод — прутья сейчас с электрическим подогревом, а в саму печать заливается какой-то сплав, и когда клеймо выставляют на кожу туда, считай, заваривается еще и этот металл — так легче отыскивать беглых. Обычное клеймо свести было просто — надо было просто обжечь еще раз кожу или просто срезать, а теперь получается, что следы впаянного металла остаются и в мышце, поэтому заживает новое клеймо, намного дольше.

— Черт, — выругался Эж, тем самым признавая правоту Никиты, — значит, сейчас так просто нарисовать на коже клеймо, мало?

— Да, — кивнул эксперт-самоучка, — а вам-то это зачем?

— Слушай, а ты бы не хотел с нами поработать? — вдруг спросил Никита.

— Как это поработать? — нахмурился Влад.

— Да очень просто, — пояснил Эж, — мы сейчас собираемся брать одну очень неприятную компанию, которая занимается похищением детей с последующей их продажей и нам нужен человек, ну, как сопровождающее лицо, что б втереться в доверие этой компании.

— Мы-то рассчитывали, что пойдем я и Эж, — вступил в разговор Никита, — продажа должна была состояться через неделю, но злодеи планы поменяли и встречаются уже сегодня, следующая встреча будет неизвестно когда и получается — два месяца разработки коту под хвост.

— Да я-то 'за', - пробормотал Влад, — Вот только есть одно небольшое препятствие — Анна Дмитриевна. Что она скажет?

— Аньку я возьму на себя, — бесстрашно проговорил Никита, после минутного раздумья, — только ты мне должен помочь. Она обязательно сопротивляться начнет, а ты скажи, что пойдешь в любом случае. Она не сможет навязывать тебе свое мнение, ты же знаешь, как ей хочется, что бы ты поскорее научился решать все сам за себя.

— Хорошо, — кивнул Влад, — давай попробуем.

— Прорвемся, — махнул рукой Никита, — нам не впервой.

Пришел Дмитрий Петрович, и утро покатилось по своему намеченному плану. Сперва сходили к экспертам. Парень с усталыми глазами по имени Клейтон переснял первое клеймо и обещал сообщить результаты не раньше чем через неделю.

Вернувшись домой Влад не находил себе места ожидая появления Никиты, они договорились на девять, а сейчас уже пять минут десятого. Наконец раздался тихий звонок в дверь и Влад чуть ли не бегом кинулся открывать…

В дверь комнаты кто-то настойчиво скребся, нет, это свинство, у меня выходной и сейчас только десять утра, а я предполагала проспать до полудня! Вот сейчас натяну на голову одеяло и не буду никому отвечать. Я натянула одеяло, но это не помогло, тем более что я уже проснулась. Если меня Влад разбудил из-за какой-нибудь ерунды, я точно спущу с него шкуру. Я откинула одеяло с головы и недовольно крикнула:

— Входи!

— Аня, тебя Никита спрашивает, говорит очень срочно, что ему передать?

— Передай ему, что бы катился ко всем чертям, — пробурчала я, натягивая на нос одеяло.

— Не понял?

— Сейчас приду. Свари кофе, ладно?

Влад кивнул и прикрыл дверь. Я откинулась на подушку и потерла глаза, если у Никиты ничего серьезного — голову ему отверну и Владу заодно, что разбудил. Я прислушалась к себе, оттягивая минуту, когда придется встать, на душе было муторно, будто должно случиться что-то неприятное. Да ладно, глупости это все, просто срочные утренние разговоры это что-то не совсем обычное. Старательно отгоняя неприятное предчувствие, натянула комбинезон и, заглянув в ванну, побрызгала лицо, холодной водой.

— Доброе утро, Анечка, — подозрительно замяукал Никита, стоило мне появиться в кухне.

— Утро не может быть добрым, — хмуро отрезала я, — тем более, если тебя в твой законный выходной подняли ни свет, ни заря.

— Полно-де, Анечка, — Никита заискивающе заглянул мне в глаза.

— Хорош паясничать! — рявкнула я, — или говори, или проваливай.

— Ань, дело серьезное, — сразу как-то сник Никита, — угости кофе или усну прямо здесь.

Тут только я заметила, что под глазами у Никиты залегли тени, глаза красные, на щеках проглядывает черная щетина, видно толком не спал пару суток. Да уж, выходит, от разговора мне не отвертеться. Разлив кофе по чашкам я уселась рядом с Никитой, с некоторым удивлением оглядываясь на Влада, стоящего у меня за спиной, опершись бедром о разделочный стол. Что это еще за заговор? Никита покрутил чашку в руках и пожаловался:

— Ох, Анька, устал я.

— Ты по делу давай, — перебила я, в надежде, что он сейчас выскажет свою просьбу и покинет меня, а я смогу еще немного поспать.

— А дело такое, — глухо проговорил Кит, смотря куда-то в сторону, — одолжи мне Влада на денек.

— Что!? — подскочила я, — А душу мою бессмертную не желаешь? Ты давай, не стесняйся, заказывай. Он тебе что рубашка или штаны, чтобы его одалживать?

— Ань, ты того, не злись, — хмыкнул Никита. — Мы дело расследуем о работорговцах. Они детей воруют, а потом в рабство продают. У них на Леоне что-то типа клуба, они там сделки заключают. Но пройти туда можно только с рабом, ну знаешь, что-то вроде визитной карточки, типа того, что все свои. Мы уже все подготовили, вот только подставного не успели, да и не успеем — встречу перенесли на сегодня.

— Подожди, — я помассировала пальцами виски, ощущая подступающую головную боль, — насколько я помню, месяца полтора издали закон, по которому работорговля признана преступлением, так что вы вполне можете накрыть всю эту лавочку, не прибегая к услугам Влада!

— Так да не так, — сокрушенно заявил Никита. — В законах произошла путаница. В первом законе разрешалось иметь, как они выразились, бесплатную, живую рабочую силу, то есть рабов, а второй принятый недавно, совершено противоположный, запрещающий это. Там даже оговариваются тюремные сроки. Но так как во всем этом крутятся астрономические суммы, первый закон отменить забыли, и теперь оба закона работают одновременно. И чтобы уравновесить правовой казус, выпустили небольшую поправку, как дополнение к обоим законам — что в рабство не имеют права продавать особей свободных, а родившихся рабами продавай, сколько твоей душеньке заблагорассудиться!

— Чушь какая-то, — пробормотала я, выслушав весь этот абсурд, — и как вы можете работать с подобными законами?

— Как-нибудь так! — развел Никита руками и ехидно поклонился.

— И что, ничего нельзя сделать? — потрясенно спросил Влад.

— Можно, — невесело усмехнулся Никита, — перестрелять парламент, отменить оба закона и создать один единственный, запрещающий торговать любыми разумными существами! Но нам до этого пока далеко, так что придется разбираться с тем, что под носом. Вот для этого мне и нужно, что бы Влад, как раб был привлечен к этой операции.

— Фигу на постном масле не желаешь? — невинно хлопнула я ресницами, и тут же посоветовала, — сделай из Эжа раба, он тоже неплохо сгодиться, а Владу там делать нечего.

— Сделать то не вещь, — загрустил Никита, бросив быстрый взгляд мне за спину, — да вот у Эжа клейма нет, а у Влада есть. Они в клеймо какой-то металл добавляют. На него детектор срабатывает.

— Не пущу! — отрезала я. — Ты понимаешь, что он только-только перестал орать по ночам и начал превращаться в нормального человека? А ты чего хочешь? Почти пять месяцев круглосуточной работы коту под хвост? Кто с ним потом ночами сидеть будет, не ты ли? — от моих нападок, Никита обречено уставился на кофейную гущу.

— Я пойду, — услышала я тихое за своей спиной.

— Что ты сказал? — опешила я, медленно поворачиваясь к Владу.

— Я пойду, — твердо повторил он, — я не очень разобрался во всем, что здесь наговорил Никита, но знаю, что идти я обязан.

— Я не позволю! — начала я свирепеть.

— А я сбегу, — не унимался Влад.

— Сбежишь? — зло переспросила я. — Хорошо, но я тебя найду, шкуру живьем сдеру и на стене вместо ковра повешу!

— Все равно сбегу, — упрямо повторил Влад, не обращая внимания на мою угрозу.

— В свою комнату, живо!

— Ты думаешь, меня это остановит?

— Ты еще здесь!? — ощерилась я, подаваясь вперед, заставляя Влада отпрянуть.

— Ухожу уже, — буркнул он.

Проследив, что бы Влад действительно ушел в свою комнату, а не потерялся где-то по дороге, заперла за ним дверь и, пошатываясь, добрела до дивана. Ну почему я сегодня не пошла на работу? Никита опустился рядом и, потомившись немного, заговорил:

— Ань, чего ты так взъелась? Ты же была не против, когда генерал звал его в отдел!

— Да, я согласилась, — уже спокойно проговорила я, — но я согласилась на стажера, а не сразу на подставного!

— Да ладно тебе, — продолжал канючить Никита, — там нет ничего опасного, просто зайти, осмотреться и выйти, — он замолк, не зная, что еще сказать.

— Ничего опасного? — переспросила я, зло, усмехнувшись, — Хорошо, тогда я сама с ним пойду.

— Ты чего сдурела? — вытаращился на меня Никита, — Да Петрович узнает, ты знаешь, что он со мной сделает? Если я умру сразу, это будет за счастье!

— Или так, или никак, — пожала я плечами, — ты же сам сказал, что ничего опасного — осмотреться и выйти, только и всего.

— Ненормальная! — покачал он головой, — Ну зачем тебе лезть в осиный улей? Я тебе обещаю — ничего с твоим Владом не случится, я сам с ним пойду.

— Я уже сказала свое слово, — твердо повторила я, — или со мной, или он сидит дома. Все и обсуждению это не подлежит.

— Вот черт! — начал злиться Никита, — Вот шалая баба! — он принялся бегать по гостиной, кусая губы.

Пробежав, наверное, круг двадцатый он остановился, видно приняв какое-то решение.

— Ладно, я согласен, но мне надо с мужиками переговорить, если они тоже согласятся с твоей бредовой идеей, то ты идешь с нами. Не пускать же коту под хвост из-за твоего упрямства операцию, которую мы готовим вот уже полгода!

— Иди, иди, советуйся, — махнула я рукой, — когда наговоритесь, тогда и приходи.

Никита еще раз полоснул по мне взглядом и выскочил из моей каюты. Я показала ему в след язык. Не особенно верилось, что хоть кто-то из его сослуживцев пойдет на такое. Но я ошибалась.

…Сидя под дверью, Влад, плотно прижав ухо к двери, прислушивался к разговору в соседней комнате, до него долетало каждое второе слово, но все же примерную картину Влад себе составил. Хлопнула входная дверь, парень тихо выругался, похоже, Никита не смог уговорить Аньку. Конечно, она хочет его защитить, забота хозяйки трогает, но он не мальчик и вполне может за себя постоять!

Влад без особой надежды подергал ручку двери. Заперто. Может, действительно попытаться сбежать. Хотя испытывать на себе Анин гнев не тянуло. Влада передернуло при воспоминании, каким темным огнем горели ее глаза, когда она оглянулась на него в кухне. Мужчина впервые за долгие месяцы увидел, что она может быть одной из тех, которых досыта навидался за долгие годы рабства — Госпожой. Жесткой и сильной, которой и возразить-то боязно, не говоря уж о том, что перечить. Будто нечаянно приоткрыл полог, скрывающий темные уголки, казалось бы, изученной женщины. Да ладно, два раза умереть все одно не получится.

Влад снова приложил ухо к двери — тишина. Может, она ушла куда-нибудь? У него есть набор инструментов, которые он так и не вернул на место после мелкого ремонта, а значит, можно попытаться открыть дверь. Порывшись в ящике стола, Влад отыскал черную пластмассовую коробку. Так, что у нас есть? Пара отверток, небольшая дрель и куча ключей самой причудливой формы. Что ж, неплохо. Жаль, что Анька закрыла дверь на механический замок, с электрическим он расправился бы в два счета — всего-то и надо закоротить два любых провода и система безопасности откроет дверь сама — а так придется поработать. Отверткой открутить ручку и сняв панель, добраться до сердцевины. Наплевав на внутренний голос, призывавший не делать глупостей, Влад взялся за работу. Он почти добился успеха, оставалось совсем немного, когда за дверью послышались голоса. Влад замер, прислушиваясь. Кто-то подошел к его комнате, Влад чертыхнулся, если сейчас откроют дверь, ему достанется за беспорядок. Стараясь особо не шуметь, Влад приладил на место панель замка и кое-как нахлобучил ручку. Запихав инструменты обратно в коробку, Влад засунул ее под подушку, а сам уселся на пол у кровати…

Где-то через полтора часа в моей каюте снова появился Никита вместе с Эжем, в руках тот держал небольшую спортивную сумку, выглядели они чрезвычайно деятельными. Эжен даже не пытался меня отговорить, что было само по себе удивительно, хотя изредка я ловила на себе его недовольный взгляд.

— Влад выходи, — позвала я, распахивая дверь в его комнату.

— Ага, сейчас, — пробурчал он в ответ, — я выйду, а ты опять орать начнешь, еще и побьешь чего доброго. Так что уж лучше я здесь, я даже согласен на хлеб и воду, зато в полном спокойствии.

— Влад, — возмутилась я, — я тебя хоть раз пальцем тронула? Как тебе не стыдно!

— А вот и не стыдно, — послышался недовольный ответ, — ты обещала из моей шкуры ковер сделать и в комнате заперла, так что…

— Ты зачем, поганец, дверь раскурочил? — поинтересовалась я, разглядывая разобранный замок.

— Вот-вот, я о том же, — насмешливо проговорил Влад, — я уже поганец!

— Охренеть можно! — рявкнул всегда спокойный Эж, нервы которого были напряжены до предела из-за предстоящей операции. — Что это за дурдом? Да вы только послушайте себя! Где это видано — хозяйка упрашивает своего раба покинуть комнату! Никита, пошли отсюда, они нам не подходят, точно придется себе клеймо на задницу лепить. Пошли, пока мы еще в здравом уме и твердой памяти.

— Если тебе клеймо на задницу прилепить, — послышался ехидный комментарий Влада, — ты будешь неделю раком ползать, а появляться в таком виде перед высоким собранием клуба, согласись, будет несколько забавно.

— Я тебе не Анька, — не остался в долгу Эж, — и если ты сейчас же не выйдешь, я твою задницу под Хохлому распишу!

— Подо что? — проявил живой интерес Влад, появляясь на пороге.

— Под Хохлому, историю учить надо, — усмехнулся Никита, — и не советую тебе узнавать, что это такое. Эжен в гневе крайне опасен.

— Кончай этот базар, — сердито прервал его Эж, — значит так, расклад вот какой: ты, — он ткнул пальцем во Влада, — и Аня проходите в клуб, Аня, пожалуйста, веди себя пожестче, иначе вы будите вызывать недоумение и подозрение, ты улавливаешь? — он воззрился на меня.

— Что ж я дура, по-твоему? — решила обидеться я.

— Продолжаем разговор. — Эж, казалось, не заметил моей реакции, — Значит, вы заходите и прикидываетесь покупателями, там уже все договорено, правда ждут двух мужиков, ну, да ладно, скажешь, что отец занят делами и прислал тебя вместо себя. Анька, я закреплю на тебе микрофон и камеру, твоя задача заключить сделку, осмотреть товар, а заодно узнать, где они хранят документы. Это может быть все, что угодно — приходная книга, бухгалтерия, короче, сама разберешься не маленькая. Не нужно геройства и самодеятельности: увидишь документы — хорошо. Нет — на 'нет' и суда нет. Ясно?

— Похоже на то.

— Едем дальше. Когда будет заключаться сделка, тебя отведут к компьютеру. Вполне возможно, база данных будет только в компьютере. Мне нужно только одно — знать его место расположения, если вдруг запомнишь коды, это за счастье, все больше ничего. Дальше покрутитесь там еще минут десять и сваливаете. Не бегом, но оперативно. Все поняли?

— Более или менее, — задумчиво изрек Влад, — а если они не захотят с Аней сделку заключать?

— Значит, сваливаете, — не задумываясь, сказал Никита, Эжен согласился с ним кивком головы.

— Хорошо, а по точнее какой у них профиль? — задал следующий вопрос Влад

— Много будешь знать — скоро состаришься, — проворчал себе под нос Эж.

— Нет, ребята, так не пойдет, — встала я на сторону Влада, — мне нужно знать, что я буду покупать, иначе как я буду заключать сделку?

— Хорошо, — со вздохом проговорил Никита, — они воруют детей, а потом продают их в рабство. Дети в основном маленькие от четырех, но не старше пятнадцати лет.

— Сволочи, — выдохнула я и почувствовала, как лицо заливает краска.

— Теперь ты понимаешь, насколько это важно, — сочувственно проговорил Эж, — если мы накроем эту лавочку, мы сможем вернуть детей их родителям. Конечно, это не решит вопроса в целом, но хотя бы одними сволочами, как ты выразилась, станет меньше.

— Хорошо, — теперь я чувствовала в себе холодную решимость, — а что носят нынешние рабовладельцы? Мы не должны вызывать подозрений даже в мелочах, — этот вопрос был задан скорее Владу, чем полицейским.

— Смотря, на какой планете, — задумчиво почесал за ухом Влад.

— Тогда остановимся на классике, — подумав, сообщила я, — подождите, я сейчас… — с этими словами я вылетела из комнаты.

Я понеслась к себе и, вытряхнув все из шкафа, начала лихорадочно рыться в вещах, подыскивая что-нибудь подходящее. Из самого дальнего уголка шкафа было извлечено черное платье, не видевшее света уже года три. Чуть расклешенная короткая юбка, открытый в разумных приделах верх, на ноги чулки телесного цвета и туфли на огромном каблуке. Из шкатулки появились бриллиантовые сережки, колье и тонкий браслет. Легкий макияж, чуть небрежно уложенные волосы и бесцветный лак на ногти. Чего-то не хватает. Ах, да, сумочка. Маленькая дамская сумочка на тонкой цепочке вместо ремешка, в ней едва поместится пачка сигарет, но за подкладку которой, удобно прятать флеш-карту. Я подошла к зеркалу. Превращение из серьезного хирурга в легкомысленную барышню заняло не более двадцати минут. Для завершения портрета чего-то не хватало, правда я никак не могла понять чего именно!

..Влад не мог поверить, что полицейские согласились на Анькино участие. У них там у всех мозги перекосило что ли!? Куда они ее тянут?

— Вы ведь это все не всерьез? — растеряно пробормотал он, стоило только Ане скрыться в комнате. — Я согласился идти с Никитой, это понятно! Но почему вы решили, что можно брать Аньку? Я отказываюсь, если пойдет она! Вы хоть понимаете, в куда мы лезем?

— Влад, мы это понимаем не хуже тебя, — попытался отмахнуться от него Эжен.

— Ни хрена вы не понимаете! — взвился Влад, срываясь со всех тормозов. — Ни один из вас не видел этот сорт ублюдков так близко как я, и никто из вас не может в этом со мной спорить! Мне не понаслышке известны методы их работы. Если нас поймают, мне грозит максимум отправиться со следующей партией. Убивать не убьют — молодой, сильный и достаточно смазливый мужик, очень хороший и дорогой товар. Могут, конечно, избить и то не сильно, иначе товарный вид потеряю. А вы хоть на секунду представили, что с Анькой будет? Если на нее наденут ошейник, считай, хорошо отделалась, а если ее сперва изуродуют, а потом убьют? Пристрелят — лишние свидетели ни к чему. Поймите вы — я там выживу, а она?

— Не разводи панику, — в голосе Никиты все же слышалась настороженность, — вы будете под постоянным контролем, на вас нацепят столько аппаратуры, сколько в нашем центре слежения нет. Мы не дурнее тебя и прекрасно понимаем, кого выводим, тем более что операцию курирует сам Дмитрий Петрович.

Ответ Никиты немного успокоил Влада, даже если он и был не согласен с такой постановкой вопроса, но коли за дело взялся Анин отец, значит, следует оставить все свои сомнения при себе и довериться его знаниям. Однако на Бога надейся, а сам не плошай. Придется приглядывать не только за публикой, но и за Анькой следить в оба глаза, только бы старый страх, сидящий глубоко внутри не дал о себе знать в самый неподходящий момент, ведь от него, Влада, теперь, вполне возможно, зависит — вернутся они домой или нет. Если с ней что-нибудь случится, он себе никогда не простит…

Все мысли позорно смешались при виде Ани вошедшей в комнату и Влад совершенно забыл, о чем думал до этого. Короткое черное платье, на которое едва ли пошел метр ткани, выгодно облегало изящную фигурку. Несмотря на небольшой рост, Аня оказалась идеально сложена. Красивые ноги все время прятавшиеся в бесформенных широких штанах, теперь бесстыдно выставляли себя напоказ, одетые в узкие туфли на высоком каблуке. Влад вдруг понял, что пропал. Раз и навсегда, безвозвратно. Внизу живота все свернулось в тугой узел, а в душе родились тоска и первые проблески мужской ревности, в которых он не признавался и самому себе, но его взбесила даже мысль, что на Аню сейчас кроме него смотрят еще две пары мужских глаз…

Я вышла к парням. При моем появлении они повели себя странно, но вполне предсказуемо. Никита, перед этим что-то втолковывающий Эжену поперхнулся на полуслове, а у Эжена отвисла челюсть так, что я за него испугалась, а вдруг вывих и рот потом не закроется? Влад, единственный из них старавшийся не выказывать излишнего изумления, все же потихоньку опустился на диван.

— Как я поняла по вашим лицам, я произвожу нужное впечатление.

— Аня, — первым отмер Никита, — почему ты раньше так не одевалась, если бы я знал, что ты такая красивая, то обязательно женился бы на тебе.

— Хорошо, что Лиса этого не слышит, — проворчала я, — и куда, по-твоему, я должна была так одеваться? Красоваться перед пациентами под наркозом?

— Теперь уж точно все контракты будут твоими, — улыбнулся Эжен.

— Анна Дмитриевна, — мрачно проговорил Влад, — вы не могли бы одеться, хм, поскромнее?

— Дурень, — фыркнула я, — это платье будет внушать больше доверия, чем балахон и паранджа. Под этим обтягивающим куском ткани навряд ли что-то можно спрятать. А так как мы с тобой являемся на подобное мероприятие в первый раз, то мы не должны внушать ничего кроме доверия.

— А в ее словах есть резон, — заметил Эжен, с усмешкой поглядывая на хмурящегося Влада, — правда, мне будет тяжеловато укрепить на этом микрофон и камеру, но это уже мои проблемы.

— Хорошо, с этим мы разобрались, — удовлетворенно кивнула я, — теперь у нас следующая проблема: во что одеть Влада. Я, знаете ли, никогда еще с ним, как с рабом в свет не выходила.

— Ну, с этим то, как раз проблем нет, на, — успокоил меня Эж, извлекая из своей сумки простенький костюмчик, отдаленно напоминающий кимоно, светло-серого цвета, — надевай, вроде твой размер. Должно подойти.

— Похоже, подошел, — он повел плечами, облачившись в предложенные вещи, — вот только куртка это лишнее, рабам положены только штаны и никакой обуви. Черт, я похож на мышь, — изрек Влад, критически рассматривая себя в зеркале.

— Ага, только на очень большую мышь, — подначил его Никита, — скорее всего на крысу.

— Куртка и обувь не лишние, — возразила я, — ты пока еще на станции, а полуголым и босиком у нас ходить как-то не принято, это раз. Во-вторых, я кто? Правильно — хозяйка и могу делать со своим рабом все, что заблагорассудится! Хочу на обед съем, хочу в куртку одену, и плевала я на всех.

— Так, вроде все в порядке, — Эж обвел нас взглядом, — ну что, двинули?

— А вот и не двинули, — отозвался Влад, — между прочим, ошейника я так и не увидел.

— Этот вопрос мы решим уже в транспорте. Пошли поживее, иначе везде опоздаем, нам еще до места два часа лететь, — поторопил Эж уже стоя на пороге.

Транспорт ждал только нас и едва опустился трап, как в ангаре взвыли стартовые сирены. Почти все места в транспорте были заняты. Народу набралось на удивление много, одной группы захвата человек сорок, обычно на такие дела вылетает от силы человек пятнадцать, чем вызвано такое усиление, гадать не хотелось, но как бы, то, ни было, иметь за спиной такую поддержку приятно. Коротко поздоровавшись с присутствующими, мы с Владом заняли места в хвосте салона, где обосновался со своими высокотехнологическими игрушками Клейтон. Эксперт хмуро посмотрел на меня, явно не одобряя благородного стремления помочь полиции, но от замечаний воздержался, лишь потребовал колье, к которому, долго ворча, приспосабливал камеру.

— Ты что предпочитаешь, — закончив с колье, повернулся он к Владу, — кожу или железо?

— Кожу, — немного подумав, сообщил Влад

— На, примерь, — Клей бросил Владу ошейник с имитацией драгоценных камней.

Влад долго возился с ошейником — у него никак не получалось застегнуть замок. Я помогла Владу справиться с ошейником.

Экипировка электроникой закончилась похожими на пылинки микрофонами и такими же малюсенькими наушниками.

— Значит так, — сказал Эжен серьезно, — никакой паники, все под контролем. Я постоянно вижу и слышу вас. Я все время рядом, помните об этом. Если что случиться непредвиденное не дергайтесь, мы уже через минуту будем у вас. А там, как говориться, Бог не выдаст — свинья не съест, — всю оставшуюся дорогу он продолжал нас инструктировать. Чем, признаться, меня порядком достал.

— Эжен, если ты хоть на минуту заткнешься, я непременно вспомню то, о чем забыла спросить, — заметила я, невежливо прерывая полицейского, — а забыла я самую малость — куда мы летим, мать твою!?

— А я что — сказал? — Эжен выглядел озадаченным. Я расплылась в широкой улыбке и медленно кивнула. — Черт! Мы летим на Леону, — буркнул Эжен, и, усевшись в кресло, демонстративно от меня отвернулся.

Леона, Леона, что мы знаем о Леоне? Я напрягла память, выуживая крохи энциклопедических знаний. Кислородный мир, это понятно, иначе делать нам там нечего. Два солнца, недостаток воды, жалкая местная растительность, плодородная земля, самые вкусные фрукты во всем галактионе и жара, как в электрической сауне, в самое жаркое время года до восьмидесяти градусов в тени! Если там, конечно, есть тень. И тут я поняла, чего именно не хватает к моему образу легкомысленной девицы. Зонтика от солнца, такого легкого, белого на длинной трости или веера, темно-бордового, с черными перекладинами. Да, мне нужен веер!

— Эжен, — позвала я, — еще я забыла спросить про деньги, а еще точнее, про маленькую пластиковую карту с неограниченным кредитом, на которую я буду покупать товар!

— Будет тебе карта, — проворчал Эж, не оборачиваясь.

— И потом, мне нужно что-то, чем занять руки.

— Ага, камчой или стеком, — не открывая глаз, подал голос, развалившийся в соседнем кресле Влад.

— Мне нужен веер, — я постучала по подголовнику кресла Эжа, — еще одно замечание с соседнего кресла, и я кое-кому без камчи по мозгам настучу!

— Если тебе нужен веер, сама его и доставай, навязалась на мою голову, — проворчал Эж, — и не дергай парня по пустякам.

 

Глава 8

Леона встретила нас иссушающей жарой, что и понятно, два солнца, с небольшим промежутком сменяющие друг друга почти не давали воздуху остывать. Я никогда не понимала, как люди могут жить на таких планетах. Выжженная бурая земля, непостижимым чудом поросшая невысокой жесткой травой, редкие деревья с узкими листьями-желобками, катастрофическая нехватка воды и возможность собирать урожаи едва ли не каждую неделю. Но лишь в том случае, если у вас есть терпение и достаточно финансов добывать воду из глубоких колодцев. Хотя, плодородие этой земли любое оборудование окупает за полгода.

От порта до города добирались в грузовичке. Мне досталось место в кабине, а Эжен, Никита, Влад и Клейтон заняли место в закрытом кузове. Ребятам из группы захвата повезло больше — им подали комфортабельный автобус. Водитель раздраженно тряхнул головой, накручивая ручку кондиционера.

— А у ребят в кузове тоже кондиционер? — поинтересовалась я, не отрывая глаз от однообразного пейзажа за окном.

— Да, — хмыкнул водитель, — только он не работает.

— И что мы получим на выходе? — проворчала я, представив, как сейчас медленно поджариваются в кузове четверо здоровых мужиков.

— Четыре полуготовых бифштекса, мокрых и озлобленных, двое из них вооружены, — меланхолично откликнулся водитель, чуть притормаживая на въезде в город.

— Смешно, — невесело фыркнула я, — остановитесь, пожалуйста, у любой галантерейной лавки, мне нужно кое-что купить.

Унылую равнину сменили городские улицы. Дома, не выше трех этажей, выкрашенные в светлые тона, широкие окна, плотно закрытые бамбуковыми жалюзи. Обычные кварталы, обычного города, вот только растительности почти нет. Памятуя о моей просьбе, грузовичок остановился у большого магазина.

— Я скоро, — пообещала я, выпрыгивая на раскаленную мостовую.

Отдел никчемных безделушек оказался несколько больше, чем я ожидала, около семи тысяч видов. Выловив консультанта, я все же приобрела то, что хотела. Правда, веер оказался немного не таким, как я представляла сантиметров сорок в длину, металлическая основа, красно-черный шелк на узких перекладинах. Главное не ошибиться с ценой, вещица не может быть дешевой. Мой счет уменьшился на восемьсот кредов. Месячная зарплата хирурга за кусок шелка на палочках! Я взвесила приобретение на ладони. Легкий и удобный. А главное, при случае можно кого-нибудь достаточно крепко прихватить по голове в целях самозащиты.

Мое возвращение было встречено неодобрительным ворчанием водителя, что мы выбиваемся из графика. Час блуждания по городу и мы оказались на противоположной его окраине. Извилистые улочки сменил широкий проспект, словно делящий город на две половины. С одной стороны все те же двух — трехэтажные многоквартирные дома, а с другой богатые виллы, отгороженные от остального города глухими заборами. Проехав некоторое время по проспекту, грузовичок вильнул в неприметный переулок.

— Приехали, — сообщил водитель, глуша двигатель.

— Наконец-то, — с искренним облегчением выдохнула я, открывая дверцу. В кабину ворвался раскаленный воздух, сведя на нет все усилия кондиционера.

Я выбралась на пышущую жаром мостовую. Хорошо еще, что на Леоне такое же притяжение, как и на станции, будь оно чуть больше, в туфлях на высоких каблуках мне несладко бы пришлось. Из кузова, ругаясь сквозь зубы, выпрыгивали взмыленные полицейские. Последним из грузовика выбрался Влад. Я с неудовольствием оглядела парня, мокрые, торчащие волосы, темные пятна пота на куртке. И как с таким появится в приличном обществе?

— Посмотри, на что ты похож! — брезгливо процедила я, стараясь заранее подобрать нужный тон.

— Простите, госпожа, — покаянно забормотал Влад, низко склонив голову.

— Вот, — одобрительно кивнул Эжен, — это уже на что-то похоже.

— Пошли, поднимемся в квартиру, — позвал Никита, направляясь в подъезд, — до встречи еще полчаса и Владу действительно не помешает привести себя в порядок.

Квартира, по закону подлости, находилась на третьем этаже и, конечно же, без лифта. Цокая набойками по каменным ступеням, я прокляла все на свете и прежде всего высоту собственных каблуков. Никита толкнул дверь, впуская нас в тесную прихожую.

Пока Влад приводил себя в порядок, я ознакомилась с местом будущего спектакля. К моему глубочайшему сожалению пришлось рассматривать снимки со спутника, поскольку установить камеры внутри периметра у ребят не было никакой возможности. Первое, что пришло в голову, когда я смотрела на снимки, что хозяин поместья имеет астрономический счет в банке. Поместье утопало в зелени, а растения, как известно, требуют обильного полива. Сверху поместье напоминало трапецию, четко очерченную полосой каменной ограды. Недалеко от въезда прямоугольное строение, скорее всего, сторожка, за сторожкой длинное здание с широким подъездом, похоже, гараж. Прямые лучи дорожек, сходящиеся у большого строения, с высоты спутника напоминающего нелепое нагромождение скатов и острых углов. Замок, что ли с башенками и флигелями!? У нормального дома не может быть такой крыши! Слева, ближе к забору хозяйственные постройки, их я насчитала не меньше десяти. Справа синее пятно неправильной формы. Пруд!? Ну, ничего ж себе! Туда ж воду нужно постоянно подкачивать, иначе пересохнет к чертовой матери! То, что пруд искусственный я не сомневалась. Нет на Леоне естественных водоемов! Точнее они есть, но не в этой части, а далеко на севере, где не так жарко.

— Впечатляет! — покачала я головой, имея в виду в основном пруд. — Это во сколько ж обходится такое великолепие!?

— Дорого, — пожал плечами Эжен, — кстати, о деньгах. Вот твоя карточка.

— Спасибо. А можно посмотреть на хозяина особняка? — поинтересовалась я, пряча карту в сумочку.

— Сколько угодно, — мне передали лист тонкого пластика с записью изображений.

Первый снимок сделан с приличного расстояния. Невысокий блондин, вполне респектабельного вида в дорогом костюме выходит из банка. Я провела рукой над экраном, вызывая другое изображение. Тот же блондин, но уже гораздо ближе. Короткие волосы, нос с едва заметной горбинкой, тонкие губы, голубые глаза. Хотя нет, голубые это очень громко сказано, скорее, какие-то выцветшие, почти белые с легкой придурью, за которой проглядывал самый натуральный садист. Такой будет убивать медленно и с изощренным изыском.

— И как же нас зовут? — сглатывая ком, спросила я.

— Артур Коражо, — представил Никита объект, — первосортный ублюдок.

— Я готов, — на пороге комнаты появился посвежевший Влад, — а кто ублюдок?

— Вот, — я протянула Владу снимки, — его ребята разрабатывали, а нам предстоит добить.

— Да, действительно, ублюдок, — кивнул Влад, возвращая снимки. Мне показалось, или парень едва заметно побледнел? — Ну, что, мы идем?

— Да, пора начинать, гости съезжаются, — оператор указал на один из экранов, показывающий ворота, в которые только что въехала машина.

Эжен проводил нас до стоянки, где меня ожидал сюрприз. Малюсенькая двухместная машинка с открытым верхом, больше напоминала игрушку, чем средство передвижения.

— Что это за инвалидное кресло!? — прикрывшись сложенным веером, ужаснулась я.

— Это самое модное сейчас средство передвижения у богатых жителей Леоны, — обиделся Эж за транспорт, — электрическая тяга, простое управление, с ним и ребенок справится. Кстати, оно развивает скорость до двухсот пятидесяти километров в час!

— А Влада мне, куда прикажешь девать? — хмыкнула я, — В багажник? Так он там не поместится! Разве только по частям!

— Не надо меня в багажник! — испуганно замотал головой Влад, глянув на малюсенькое багажное отделение. — Я рядом побегу.

— Эж, — нерешительно улыбнулась я, — мне кажется, что это глупая затея, может, проще было бы явиться туда с группой захвата… ну и сам понимаешь.

— Проще-то, оно может и проще, но не всегда лучше, — Эжен почесал за ухом, — есть опасения, что в случае опасности они уничтожат всю документацию. А без доказательств, сама понимаешь, все наши версии так и останутся теорией, и задержать мы никого не сможем.

— Да, я понимаю, — согласилась я, — просто волнуюсь немного.

— Не бойся, мы рядом, через дорогу, и только, ради Бога, не делай никаких глупостей, — Эж легонько щелкнул меня по носу, — Сейчас проедешь до конца квартала и выворачивай на главную дорогу, поняла? Влад, слушай сюда, отвечаешь за Аньку головой, если с ее головы, хоть волос упадет…

— Да я понимаю все, — отозвался Влад, открывая дверцу и помогая мне сесть в машину.

— Надеюсь, — пробормотал Эжен, цепляя к ошейнику раба тонкую цепочку поводка, — и ты, того, сам поаккуратней там.

Опасаясь, что Эжен опять начнет инструктировать, я отобрала у него поводок и повернула ключ зажигания. Остановив машину на перекрестке, повернулась к Владу, благоразумно прикрыв ладонями его и мой микрофоны, что вызвало взрыв недовольства в наушниках.

— Влад, — тихо позвала я, — мне с фотографией показалось, или я должна что-то знать?

— Ты о чем? — удивление вышло не очень убедительно.

— Я о хозяине вечеринки.

— Это не имеет значения, госпожа, что-то менять поздно, мы уже прошли точку невозврата, — покачал головой он.

— Он тебя не узнает?

— Не должен, — не слишком уверено проговорил Влад, — я тогда был в несколько другом виде.

— Хорошо. Как меня зовут?

— Диляра Нуреддин, госпожа, дочь мультимиллиардера, свободного торговца и флотовладельца.

— Ты прав, раб, — холодно произнесла я.

Машина выехала на широкую дорогу и неспешно покатила вдоль глухой серой стены поместья. Черт, не было печали, а если он Влада узнает? Чем это может грозить? Чем, чем — провалом! Теперь нужно продумывать, почему у Влада нет ни одного шрама и объяснить это раньше, чем спросят, по возможности между делом, не вызывая подозрений. Черт! Памятуя о босых ногах Влада, я старалась ехать не особо быстро, но парню все равно приходилось бежать.

У ворот нас встретил охранник, спросивший мое имя, удостоверившись, что я есть в списке приглашенных, указал направление, куда следует двигаться дальше.

— Как твои ноги? — тихо спросила я, скорее всего, это последняя возможность перекинуться с Владом парой слов.

— Нормально, — чуть задыхаясь от бега, ответил он.

Проехав метров двадцать по дорожке, я остановила машину на площадке, где стояло уже с десяток самых дорогих средств передвижения. Раб открыл дверцу и, опустившись на колени, подал руку, помогая выбраться из машины.

Не успела я толком оглядеться, а к нам уже привязались два слуги, один из них забрал Влада и повел его куда-то вглубь парка, на проверку, как мне объяснили, принося нижайшие извинения, а другой вызвался проводить меня к дому.

Я оказалась права. Это был самый настоящий замок. В небо, словно зубья диковинного чудища, щетинились остроконечные башни и флигели. К дому вела дорожка мощеная булыжником. Вероятно, хозяин дома очень любит старые книги, я не удивлюсь, если под стенами замка обнаружиться ров с протухшей зеленой водой.

Парк был не так мрачен, как замок. Мне даже подумалось, кабы убрать отсюда уродливую громадину, сложенную из темно-серого камня, картина окажется более привлекательной. Высаженные ровными рядами деревья создавали тенистую аллею, ряды ухоженных клумб сходились лучами у фонтана со скульптурой девушки держащей наклоненный кувшин, она была окружена тремя лебедями с раскрытыми крыльями. Мой провожатый болтал, стараясь развлечь гостью, рассказывая о замке, парке и даже немного о системе охраны. Я слушала его болтовню, лениво обмахиваясь веером, пришедшимся как нельзя кстати. Как же здесь все-таки жарко и где, черт возьми, Влад! Куда его увели, что делают?

…Охранник немилосердно дергал за поводок, и Владу приходилось почти бежать, чтобы не удушиться ошейником. Острые камни дорожки больно кололи босые ноги. Охранник зашел в помещение не потрудившись придержать тяжелую дверь, Влад едва успел увернуться и не получить по носу. Крутанул головой, давая полицейским увидеть, что замок просматривается по всему периметру камерами, выведенными на пульт охранника. За свое излишнее любопытство получил оплеуху, аж в ушах зазвенело.

Влада затолкнули в небольшую квадратную комнату, где заставили раздеться и встать под рамку металлоискателя, наподобие тех, что устанавливают в портах. Рамка мелодично звякнула, реагируя на металл, впаянный в клеймо. После чего позволили одеться, и повели дальше вглубь помещения. Влад почувствовал нешуточную тревогу — их с Аней разделили, это совсем не входило в их планы, но пришлось, молча следовать за охранником. Оставалось только надеяться, что Аня обеспокоенная его отсутствием закатит истерику…

Услышав за спиной торопливые шаги, я обернулась, ко мне спешил блондин, тот самый с фотографии, одет он был в легкий белый костюм, под широким пиджаком угадывались очертания пистолета в руках он вертел совершенно не нужную ему трость с начищенным до блеска металлическим набалдашником. Артур Коражо. Он оказался немного ниже, чем я себе представляла.

— Я рад приветствовать дорогую гостью, — начал он, галантно поцеловав мне руку, — простите, что не встретил вас раньше, оставив на попечение секретаря, мне нужно было отдать некоторые распоряжения, надеюсь, он не заморочил вам голову своей болтовней. Вы, благородная госпожа Диляра Нуреддин? Я сразу вас узнал, мы совсем недавно говорили с вашим отцом и братом, — ого, мысленно хмыкнула я, у меня уже и братья завелись! — мне очень жаль, что они не смогли приехать.

— Да, я Диляра Нуреддин, — нетерпеливо взмахнув веером, ответила я, — Где мой раб?

— Понимаете, милейшая Диляра, — пустился хозяин в объяснения. — Я содержу этот скромный клуб и хочу, чтобы мои гости не были ничем стеснены, вот, например, все приезжают с рабами, но таскать их все время за собой одна головная боль, поэтому мы отправляем их в специальное помещение, где они находятся под постоянным надзором.

— Я все понимаю, и вы, вероятно правы, — протянула я, — но я хочу, что бы мне вернули мое имущество!

— Как же можно отказать такой милой девушке, — расплылся Артур в милейшей улыбке, не тронувшей, однако, его глаз, и, взмахнув тростью, приказал секретарю, — Приведите сюда имущество госпожи!

Секретарь склонился в почтительном поклоне и заспешил вглубь парка.

— Пойдемте в дом, здесь слишком яркое солнце, оно может повредить вашу нежную кожу, — Артур с нежностью провел пальцем по моей руке и, хотя меня внутренне передернуло от его прикосновения, я заставила себя мило улыбнуться.

— Я предпочитаю здесь дождаться свою обезьянку. Считайте это моим маленьким капризом.

…Влада завели в длинное холодное помещение, разгороженное перегородками, такие же были на невольничьих кораблях. Одетый лишь в тонкие штаны Влад скоро продрог до костей, похоже, они находятся в глубоком подвале, даже не верится, что там, наверху стоит удушающая жара. Раба толкнули в свободное отделение и надежно пристегнули цепь поводка к кольцу в стене, намерено сделав ее настолько короткой, что сесть, не было никакой возможности, можно только опуститься на колени, да и то, если не боишься удушиться.

Влад потоптался на месте, стараясь согреть озябшие ноги, растер плечи и, почувствовав себя достаточно сносно, тихонько прошелся костяшками пальцев по перегородке. С той стороны сразу же послышался такой же тихий шелест.

— Ты кто? — шепотом поинтересовался Влад у своего невидимого соседа.

— Я 'домашний', - ответил ему хриплый мужской голос, — отсюда с Леоны. А ты кто?

— Я тоже вроде 'домашний'. Слышь, моя молодняка прикупить хочет, здесь говорят, еще не клейменные есть.

— Здесь только такие и есть, кроме нас, — заметил мрачный женский голос справа.

— А ну, молчать, скоты! — рявкнул охранник совсем рядом и крепко перетянул парня по плечам коротким хлыстом, заставив не в меру любопытного раба упасть на колени. Цепь натянулась, Влад захрипел придушенный ошейником, дернулся пару раз, веселя охранника. 'Влад, спокойно, — приказал далекий голос Никиты, предупреждая опрометчивые действия, — не трогай его, Анька тебя сейчас вытащит. Мы видели все, что надо'.

— То-то же, будешь знать, как тявкать.

Влад замер вытянув шею, едва шаги охранника затихли, уцепился за цепь поводка, поднимаясь с колен, раздумывая о том, как все-таки было бы приятно придушить охранника…

По боковой дорожке к нам спешил секретарь, таща за собой на поводке Влада. Они приблизились к нам, и охранник подал мне поводок, я поблагодарила его кивком головы.

— Где тебя носит!? — напустилась я на раба.

— Простите, госпожа, — жалобно забормотал Влад, смиренно опустив голову.

— Как ты посмел оставить меня одну в незнакомом месте? — процедила я, подцепив Влада за подбородок сложенным веером, потянула вверх, заставляя его поднять голову, — Тебя, зачем купили? Меня охранять! Я тебя спрашиваю, животное, как ты посмел оставить меня одну!? Молчишь, — я недобро ухмыльнулась, пошлепав парня веером по щеке, — правильно делаешь, что молчишь! Ладно, живи пока, но вернемся домой — будешь наказан! Будешь вести себя хорошо, сама накажу, нет — отдам отцовским опричникам!

'Анька, ты передергиваешь!' — послышалось в наушнике предупреждение Эжена. А не пошел бы ты к черту, родной! Не мешай фантазировать на заданную тему.

— Спасибо, госпожа, — с униженной радостью отозвался Влад.

Во время всей моей речи Артур одобрительно кивал.

— В чем ваш секрет? — поинтересовался хозяин поместья. — Впервые вижу, что бы раб так радовался наказанию.

— А никакого секрета тут нет, — легкомысленно тряхнув головой, проговорила я, — просто мое положение обязывает, и мой раб должен выглядеть соответственно. Чистая кожа, красивые формы. Когда я увидела его пару лет назад, он выглядел отвратительно, он тогда работал у нас на рудниках. Битый, завшивленный, еще пару недель и подох бы. Жалкое зрелище. Брат даже хотел его пристрелить, что бы кормежку зря не расходовать, но я уговорила этого не делать — я тогда увлеклась косметологией и поспорила с братом, что за три месяца приведу эту обезьянку в порядок. Теперь, как видите, он выглядит вполне прилично, — я заставила Влада повернуться, демонстрируя раба во всей его красе, — отец, потакая моему капризу, позволил оставить раба у себя, как телохранителя. Но раб знает, стоит хоть одному шраму появиться на его теле и раб сразу вернется на рудники, где и подохнет, так что он боится не наказания, а его последствий.

— Очень необычная история, — усмехнулся Артур, — а теперь вы чем увлекаетесь?

— Да всем понемногу, — я жеманно распустила веер. — Может, вы мне покажете свое хозяйство? Я предупреждаю, я приехала сюда не просто так, а с неограниченным кредитом и не собираюсь возвращаться с пустыми руками.

— Да-да, — встрепенулся хозяин поместья, вспомнив о своих обязанностях, повел меня в замок.

Как я и предполагала, замок был окружен рвом с водой, вот только вода была не зеленая и затхлая, поскольку ей не давали застаиваться. Как мне объяснил, Артур, видя мой заинтересованный взгляд, подо рвом стоят два мощных насоса, которые беспрестанно гоняют воду, создавая быстрое течение. Он говорил что-то еще про хищных животных и рыб в воде, но только я его не слушала, размышляя о том, что бы такое придумать дальше, что бы со мной захотели заключить сделку. Наживку я бросила и Артур, как гончая собака, почуял выгодного покупателя. Вот только как доходчиво и не вызывая подозрений объяснить ему к чему мне столько молодых неклейменых рабов, если я еще напущу тумана во мне могут начать сомневаться, ведь я человек незнакомый, а мне это вовсе ни к чему. Проверить мою личность труда не составит и тогда нам с Владом придется несладко. Хоть Эж и обещал прибыть сюда через минуту со своими ребятами, эту минуту еще надо будет продержаться. Мы прошли по подъемному мосту к огромной двери, обитой железными полосами, дверь бесшумно распахнулась при нашем появлении.

Зайдя внутрь, я была поражена обстановкой, минуя просторный холл, каменные стены которого были увешаны панорамными картинами, мы попали в огромный зал, где уже толклись с десяток человек гостей. Комната обставлена безвкусно, самым невероятным образом соединяя в себе несколько стилей. На полу расстелен ярко-красный ковер, по которому разбросаны шелковые подушки, у стен вполне современные диваны, обтянутые белой кожей, у правой стены огромный камин, в котором без труда мог стоять человек внушительной комплекции. Посреди комнаты длинный стол, покрытый белой скатертью заставленный всякими вкусностями, мой желудок тут же вспомнил, что с утра в нем побывала только чашка кофе. Огромная каменная лестница, застланная ковровой дорожкой, вела на второй этаж, по бокам лестницы стояли две огромных напольных вазы с пышными белыми цветами, испускающими дурманящий аромат. По стенам развешано оружие, которое перемежалось с головами диковинных животных, видимо охотничьих трофеев. Завершала эту картину многоярусная люстра, состоящая из хрустальных 'слез', которые сверкали и переливались в лучах электрических лампочек не хуже чем мои бриллианты. Я оглядела это варварское великолепие, изумляясь отсутствию вкуса. Артур, заметив мой критический взгляд, пояснил:

— Я понимаю, что выглядит все довольно дико, но мне приходится принимать у себя разных людей, вот, и пытаюсь угодить им всем. Дорогие мои гости, — возвысил он голос, — в нашем полку прибыло, прошу любить и жаловать — Дяляра Нуреддин.

— Диляра, — поправила я его.

— Ох, простите, — он немного смутился, — но ваше имя настолько сложное.

— Ничего, — милостиво откликнулась я, — имя это просто набор символов, главное, что скрывается под ним.

— Да вы философ! — восхитился невысокий худой мужчина, подходя к нам. Одет он был в темно-синий фрак, который при желании можно было обернуть вокруг владельца раза два не меньше, волосы у него были длинные и абсолютно седые, заплетенные в тугую косу, он был похож на древнего флибустьера только, что сошедшего с картинки к учебнику истории.

— Позвольте представить, — запел соловьем мой спутник, — герцог Ратри, давнишний член нашего клуба.

Мы с герцогом чинно раскланялись и, хотя он все время улыбался, глаза его оставались пустыми. Он остановил взгляд на Владе и парень невольно напрягся. Ратри повернулся ко мне, желая что-то сказать, но передумал и, подойдя к парню начал разглядывать его более внимательно. Он развернул Влада к свету, заставил открыть рот, и осмотрел его зубы, Влад отнесся к этим действиям спокойней, чем я, меня возмутило такое бесцеремонное поведение.

— Нравится? — поинтересовалась я, отвлекая внимание герцога на себя, и притягивая Влада поближе, безотчетно выступила вперед, заслоняя собой беззащитного молодого человека.

— Да, очень, — задумчиво проговорил герцог, — он кажется не испорченным. Не желаете продать?

— Боюсь, что нет, — мягко отказала я, — мне самой нравится моя обезьянка.

— Что ж, тогда простите мою навязчивость.

— Прощаю, — бросила я, чувствуя, как, несмотря на мою хваленую выдержку, которой я так гордилась, колени начинают подгибаться. Ратри взглянул на меня колючим взглядом и отошел в сторону, — господин Коражо, у меня не так уж много времени, мой корабль отправляется через два часа и я бы хотела обсудить цель моего визита. Вы же понимаете, что время деньги, и я не могу тратить его просто так.

— Золотые слова, — закивал головой Артур, подводя меня к столу и подавая бокал вина.

— Я бы хотела приобрести у вас партию товара, что и сколько вы можете мне предложить?

— Сейчас в моем распоряжении большой выбор, целых триста экземпляров, — похвастался он.

— Сколько? — деловито спросила я.

— Триста экземпляров, — повторил хозяин.

— Вы не поняли, — недовольно сказала я, — сколько вы просите за все.

— Как за все? — закашлялся Артур, расплескав вино из бокала, — а как же другие члены клуба они ведь тоже хотят…

— Я что не достаточно четко выражаюсь? — я проявила признаки нетерпения, — мне говорили у вас хороший клуб, а у вас здесь черте что! Я беру оптом, розница меня интересует мало, мой отец открывает отель, очень дорогой, в перечень услуг которого будет входить определенные формы отдыха. Я, надеюсь, вы понимаете, о чем я и потомственные рабы мне не подходят, — только бы он не потребовал от меня объяснений, с легкой паникой подумала я, потому что у меня их нет! — мне нужны работники обоего пола. Но, если вы не хотите, не надо, тогда я отправлюсь в другое место, — я развернулась на каблуках и сильно дернула за поводок.

'Ты играешь на грани фола, осторожней!' — послышался тихий шелест в наушнике. Поучите меня еще!

Я царственно поплыла к выходу из зала, в дверях меня поймал за руку Артур и, обойдя меня преданно, точно дворняжка, заглянул в глаза.

— Ну, зачем же искать кого-нибудь другого? — залебезил он, — У нас первосортный товар и элитарный клуб. В другом месте вам обязательно подсунут испорченный товар. Пойдемте в кабинет, там все и обсудим, тем более другие члены клуба могут приобрести товар в другое время, а вы, как я понимаю, проездом. — Галантно предложив мне руку Артур, повел меня вверх по лестнице.

Поднявшись на второй этаж, мы прошли почти в конец длинного ярко освещенного коридора. В коридоре, как и на лестнице, лежала ковровая дорожка, почти полностью заглушающая шаги. С одной стороны это было хорошо — меня никто не услышит, когда я пойду за базой данных, с другой стороны это очень плохо — я тоже никого не услышу и могу попасться, а это чревато последствиями. Артур толкнул предпоследнюю дверь, и мы оказались в большом кабинете. Извинившись, Артур быстро подошел к компьютеру и набрал код доступа. Девять цифр, которые я не успела запомнить. Черт! Я отвернулась, разглядывая обстановку. Здесь все было обставлено с некоторой долей вкуса. Посреди комнаты стоял массивный стол, на котором возвышался вожделенный компьютер, в углу бар, рядом с ним удобный диван. Другую стену занимала невиданная роскошь: стеллажи с книгами, которые терялись где-то под потолком. Я посочувствовала Артуру, наверное, что бы снять нужную книгу, окажись она на самом верху приходится долго карабкаться по приставной лестнице. Хотя, Артур не похож на человека читающего книги, скорее всего они, были приобретены только для интерьера. Я пробежала глазами по корешкам и с удивлением отметила ровный ряд книг по медицине и судмедэкспертизе.

— Это не мое, — извиняющимся тоном заявил Артур, — жена покойница собирала, причем все без разбору.

— А что с ней случилось? — для соблюдения приличий поинтересовалась я.

— Нелепая случайность, — спокойно начал рассказывать хозяин дома, — она утонула в фонтане, день был жарким, она присела на край фонтана и опрокинулась в него, и представьте — утонула.

— В каком фонтане? — спросила я чуть испуганно.

— В том, что во дворе, — пояснил с удовольствием Артур, видя какое впечатление на меня произвели его слова, — Да вы не волнуйтесь так, это было давно, полгода назад.

— А я и не волнуюсь, — парировала я и подумала: 'Да, дружочек, похоже, что ты сам помог своей дрожащей половине поплавать в фонтане, надо бы натолкнуть Никиту на эту мыслишку'. — Вернемся к нашим делам, вы говорили триста экземпляров, называйте вашу цену.

— Ну, я не знаю, — замялся Артур, боясь продешевить, — Триста тысяч кредов. — выдохнул он.

— По тысяче за голову? — с сомнением проговорила я, — Я своего раба так не оцениваю, хотя он легален, в отличной форме и кое-чему обучен, а вы требуете тысячу за возможно проигрышный вариант, их же еще натаскивать придется. Вы не боитесь потерять клиентку? Я даю вам по пятьсот за штуку и не полкреда больше! — сказала я уверено, — Тем более я уверена, на их приобретение вы не очень сильно потратились, так что сто пятьдесят тысяч я считаю хорошей ценой.

— Да, действительно, я не сильно потратился на приобретение этого товара, — не сдавался Артур, — но вы забываете о риске, на который я иду.

— Кстати о риске, — я склонила голову набок, — я и мой отец хотим быть уверены, что если случится непредвиденное, наши имена не всплывут. А под непредвиденным я подразумеваю, появление полиции или не приведи Бог безутешных родственников.

— Об этом можете не беспокоиться, — успокоил меня Артур, — стоит только кому-то чужому попасть в комнату и через сорок секунд вся база данных компьютера будет уничтожена, если не ввести правильный пароль, разумеется.

— Что ж, если ваша система защиты так хороша, то придется накинуть по двести кредов за штуку товара. Но об окончательной цене можно будет говорить не раньше, чем я осмотрю товар.

— О боже, — рассмеялся Артур, — да вы просто акула, моя очаровательная Диляра!

— Спасибо за комплемент, — я чуть склонила голову, — наверное, поэтому мой отец и послал меня сюда, отговорившись делами.

— Что ж, пойдемте, посмотрим товар.

Артур провел нас в конец коридора и открыл дверь на черную лестницу. Мы спустились на три этажа вниз и остановились у железной двери с кодовым замком. Еще пару таких спусков и подъемов и я останусь без ног! И дернул меня черт надеть эти туфли! Набирая код, Артур встал так, что я не могла его увидеть.

Я примерно представляла, что мне предстоит, но не думала, что придется так тяжело. Анфилада комнат, разделенных решетками, казалась бесконечной. Пятнадцать комнат. Тринадцать решеток и всего сто пятьдесят метров от стальной двери входа до глухой стены. Сто пятьдесят метров длиною в жизнь. Жизнь, готовую оборваться, не успев толком начаться. В каждой комнате содержалось не более двадцати человек. Дети. Как и предупреждал Эжен, возраст детей был самый разный. Маленькие, заплаканные и тихие, как мышки. Они смотрели на меня огромными от страха глазами и молчали. И это молчание пугало гораздо сильнее, чем крик. А их еще приходилось осматривать и обсуждать достоинства и недостатки с хозяином дома, сбивая цену. С осмотром выручил Влад. С безразличной холодностью он выполнял все положенные действия, о необходимости некоторых из них я и не подозревала. В покупке живого товара свои тонкости, как, впрочем, и в любом другом деле, постичь которые сходу нереально и если бы не присутствие Влада, вся моя игра не стоила бы и ломаного гроша. К концу осмотра мне казалось, что я сойду с ума, каково же приходится Владу?

— Мне понравился ваш товар, — заявила я, поднимаясь вверх по лестнице, — теперь, пожалуй, можно и подписать документы, скрепляющие нашу сделку, скажу больше, мне кажется, и я думаю, что мой отец со мной согласится, что ваша первоначальная цена вполне справедлива, и я готова ее заплатить.

Я лихорадочно соображала, как заставить Артура показать код доступа к компьютеру. В голову совершенно ничего не приходило, а мне нужен этот код, за которым прячутся сотни загубленных жизней и нераскрытых преступлений. Сорок секунд недостаточно, что бы взломать код, даже для профессионала. Ну, же, доктор, соображай!

— А что вы думаете о долгосрочном сотрудничестве? Если товар будет такого же качества, я согласна платить по полторы тысячи за штуку.

Правы были древние — деньги правят миром. Почуяв прибыль, на которую и несмел, рассчитывать, Артур расслабился настолько, что позволил мне считать код доступа. С формальностями покончили быстро, впрочем, в них не было ничего особенного. Я перевела на счет Артура деньги, а он написал мне гарантийную расписку, значения которой я так до конца и не поняла. Я все равно не смогу ее нигде предъявить.

— Приятно вести с вами дела, — Артур пожал мне руку, получив подтверждение из банка о том, что его счет пополнился, — а теперь я предлагаю присоединиться к остальным и отпраздновать начало нашего сотрудничества.

Мы спустились к гостям и едва взяли по бокалу вина, как к нам подплыла дама, царственного вида, затянутая в платье из лилового шелка.

— Артурчик, миленький, рассуди наш небольшой спор, — капризно завела она тонким голоском, — Мы поспорили с бароном о том, как лучше выбирать товар.

— Я не могу… — начал было отбрыкиваться мой спутник.

— Ничего, идите, — благосклонно разрешила я, — мне все равно нужно посетить дамскую комнату припудрить носик.

— Идите на второй этаж, третья дверь налево, — объяснил мне Артур, увлекаемый своей спутницей к кружку спорщиков.

Я медленно поставила бокал и направилась к лестнице. Указав Владу на первую ступеньку, приказала сидеть там и не двигаться с места, даже если люстра рухнет на головы собравшимся. Медленно поднявшись по лестнице, я вошла на второй этаж, и бегом припустилась по коридору, на ходу доставая из-под подкладки сумочки флеш-карту. На удивление ни Никита, ни Эжен не прореагировали на мои передвижения, ладно, потом разберусь.

Я влетела в кабинет и, заперев за собой дверь, бросилась к компьютеру, если кто-нибудь явится, придется что-то выдумывать. Я включила компьютер и набрала код, молясь всем богам, что бы ничего не перепутать второй попытки у меня не будет. Я зря нервничала, компьютер загрузился без особых проблем. Вставив флешку в компьютер, принялась копировать информацию со всех дисков, на это ушло больше времени, чем я ожидала. За это время никто не потревожил меня ни в наушниках, ни через дверь. Компьютер тихо щелкнул, подавая сигнал об окончании копирования. Стараясь не торопиться, извлекла флешку из компьютера, выключила машину и вышла из комнаты. Колени подгибались от напряжения и усталости. Нет, в таком виде нельзя идти обратно, нужно успокоиться. Я подошла к окну в конце коридора, недалеко от черной лестницы и выглянула на улицу.

Окно выходило на задний двор. Утоптанная площадка в окружении цветущих клумб, и два столба торчащих из земли. Совершенно лишняя деталь пейзажа. Я потерла лицо руками, собираясь с силами, колени перестали дрожать. Давай, доктор, соберись. Осталось совсем чуть-чуть — спуститься вниз, забрать Влада и бежать из этого отвратительного места, позволив ребятам выполнять свою работу. Я еще раз посмотрела на улицу. Внизу происходило что-то странное. Потребовалось несколько секунд, что бы осознать, что именно.

— Твою мать! Романов, ты идиот! — простонала я, выскакивая на черную лестницу, напрочь забывая о недавней усталости и высоких каблуках.

 

Глава 9

…Влад опустился на указанную ему ступеньку и приготовился защищать лестницу грудью, если это понадобится. Он сразу понял, что задумала Аня, но указать на сумасбродность ее идеи не мог — не в том сейчас положении. Еще удивило, что ни Никита, ни Эж не откликнулись на это. Влад глянул на большие часы. Так, что бы добраться до комнаты нужно не менее пяти минут, потом минута на загрузку и около десяти на перекачивание информации, берем по максимуму, еще пять минут на то, что б вернуться в зал, итого — двадцать минут. Много.

Стрелки часов показали половину высчитанного Владом времени. Влад почти поверил, что все пройдет гладко и позволил себе немного расслабиться, не забывая при этом отслеживать старинного недруга. Артур Коражо. Маньяк и садист, его вкрадчивый голос часто слышался сквозь пелену ужаса, бессилия и отчаяния, сопровождая добрую половину кошмаров, мучивших молодого раба. Влад никогда и никому не расскажет, что с ним и многими другими проделывал ради развлечения этот выродок. Никогда и никому. Потому, что об этом стыдно даже думать, не то, что говорить. Потому, что он взрослый, здоровый мужик не мог ничего сделать, что бы воспротивиться, а значит, позволял делать с собой такое! Потому, что даже Аня, со всем ее пониманием будет его презирать, узнай она обо всем. Как же Влад его ненавидел, до удушливой пелены, до черных точек в глазах! И, если бы мог, разорвал бывшего хозяина на части голыми руками!

Артур общался с гостями, переходя от одной группки гостей к другой, шутил, пил вино. Семь минут. Оставалось всего семь минут, как что-то изменилось. Артур замер, прижав палец к уху с наушником рации, выслушал доклад, его губы растянулись в тонкую ухмылку, слишком знакомую Владу, что бы заставить его замереть, лихорадочно соображая, чем это может грозить… Анне. А кому же еще, если хозяин дома, подхватив полный бокал вина с подноса, двинулся к лестнице, на которой сидел Влад. Его нужно задержать, чего бы это ни стоило, перетянуть внимание на себя. Черт бы побрал, Анину безрассудность! Эжен же просил… Если бы не ее глупая выходка они бы уже давно ушли отсюда. Остается только надеяться, что ребята подоспеют вовремя, точнее, что Влад будет еще жив, когда придут их спасать. Ох, как же не хочется-то! Времени не осталось. Совсем. Влад подобрался, вот, сейчас! Коражо поравнялся с ним. Вперед! Раб неуклюже завозился, путаясь в поводке, наступил пяткой на кожаную петлю, вскочил, подтолкнув хозяина дома под локоть. Вино выплеснулось из бокала, заливая пиджак и штаны белого хозяйского костюма. Влад с отстраненным интересом наблюдал, как по светлой ткани расплываются безобразные красные пятна. Унижено залепетал, прося прощения, преданно заглядывая в глаза свободному человеку. За каких-то пару секунд нарушая с десяток непреложных правил, расплата не заставила себя долго ждать. Коражо коротко размахнувшись, ударил раба тростью по губам, заставляя наглеца заткнуться. Раб затравленно заморгал, подыгрывая господину, не обращая особого внимания на боль в разбитых губах и солоноватый привкус крови во рту. Провел языком по зубам, проверяя все ли на месте, и ничуть не удивился бы, не досчитайся парочки.

— Что твоя хозяйка забыла в моем кабинете? — ласково поинтересовался Коражо, накручивая поводок на руку, заставляя Влада приблизиться.

— Я не знаю, господин, — прерывающимся голосом заскулил Влад, затыкая восставшую гордость, краем сознания восхищаясь собственной игрой, — я простой раб, я не могу знать, что делает моя госпожа…

— Врешь, паскуда, — в глазах Коражо зажегся ледяной огонь, и Влад явственно почувствовал, как по коже прошелся холодок уже не наигранного, а самого настоящего, страха.

— Я не вру, господин, — отбрасывая игру в страх и покаяние, спокойно проговорил Влад, становясь самим собой. Тем, кем был многие годы. Непокоренным зверем, которого боялись все и рабы, и надсмотрщики, и хозяева. Влад вскинул глаза на своего палача, и тот на мгновение, потеряв над собой контроль, чуть отпрянул, разглядев за серебристой пеленой давно знакомого зверя.

— А ведь я тебя узнал! — прошипел Коражо.

Влад равнодушно пожал плечами, глядя на бывшего хозяина сверху вниз, распаляя того все больше и больше. Он именно на это и рассчитывал. Теперь Артур и не вспомнит об Ане, полностью сосредоточившись на рабе.

— Твоя хозяйка подождет, — подтверждая мысли Влада, оскалился Артур, — ей все равно деваться отсюда некуда. За ворота ее никто не выпустит. А вот тобой я займусь прямо сейчас. Руки за голову!

Влад медленно завел ладони за голову, сцепив пальцы на затылке и, как того требовал порядок, расставил ноги на ширину плеч. Он сделал все, что нужно, теперь нет смысла и дальше лезть на рожон. Время проявить покорность.

— Помнится, раньше тебя было тяжело поставить на колени, — Артур поигрывал тяжелой тростью. — Посмотрим, как это удастся сейчас.

Трость крутанулась в умелых пальцах, нанеся удар в беззащитный живот, от которого Влад непроизвольно согнулся, хватая ртом воздух, и почти сразу последовал второй удар в самое уязвимое мужское место, заставив мужчину рухнуть на колени. По нервам пронесся огненный вихрь боли, перед глазами заплясали разноцветные круги, а к горлу подкатила тошнота. Только бы не вырвало, пытаясь отдышаться, думал раб, иначе живым ему отсюда не выйти. Сегодня его шансы на жизнь и так чуть выше нуля.

— Вот таким ты мне нравишься больше, — удовлетворенно заявил Артур, — а теперь поднимайся и пошли, нам предстоит очень интересный разговор.

Влад поднялся и спокойно позволил увести себя на задний двор, где Артур самолично приковал раба тяжелыми кандалами, растянув крестом между двух столбов. Судя по приготовлениям, разговор будет долгий. Ничего, надо продержаться совсем немного — ребята все видят и скоро будут здесь. Гости вышли за хозяином дома, полюбоваться на неожиданное развлечение. Как солнце-то печет, Влад, прищурившись, посмотрел на безразличное ко всему светило, не потерять бы сознание раньше времени, кто его знает, сколько это все продлиться. И почему ему всю жизнь достается больше всех, задался Влад совершенно глупым вопросом.

— Если ты надеешься, что твоя хозяйка тебя спасет — зря, — вполз в ухо вкрадчивый голос, — я приказал своим охранникам задержать ее, пока я с тобой не закончу! Так что расслабься и получай удовольствие!

Где, черт возьми, хваленая группа захвата, мысленно взвыл Влад. Над головой раздался оглушительный щелчок кнута, заставивший вздрогнуть. Пугает, собака! Артур всегда был склонен к театральным эффектам, тем более зрителей у него сегодня… Человек инстинктивно выгнулся, задохнувшись от боли, принимая первый удар.

Пот мешался со злыми слезами и кровью из прокушенной губы, тяжелыми бордовыми каплями падал на грудь. Влад насчитал около полутора десятков ударов, удивляясь про себя, отчего перед глазами все раскачивается, раньше ведь и по пяти десяткам выдерживал спокойно, а тут на тебе!.. Ох, черт, не заорать бы! Артур бил умело, с оттяжкой, стараясь оставить как можно больше ран, но при этом не позволял рабу потерять сознание или умереть от болевого шока. Недели три после такой порки отлеживаться придется, не меньше. А ведь побои еще не самое страшное. Влад хорошо знал своего мучителя, совсем скоро он доведет раба до того состояния, когда боль почти не будет ощущаться и что бы продолжить веселье из кухни принесут две миски. Одну с солью, которой щедро натрут все раны, а другую со сладкой водой, для привлечения мух и других насекомых и вот тогда начнется самое… А-ах, что б тебя! Интересно, насколько его сейчас хватит? Узнать ответ на этот вопрос, было не дано — сзади послышалась возня и он, сквозь красную пелену, накатившую на сознание, услышал взбешенный Анин голос:

— Что ж ты делаешь, собака бешенная!?..

Бежать по лестнице в туфлях на высоких каблуках та еще затея — шею свернуть раз плюнуть! А со свернутой шеей из меня спаситель аховый. Пришлось останавливаться на площадке между этажами, что бы снять туфли. В коридоре второго этажа послышался топот. Это еще что такое?

— Эжен, — тихо позвала я, в пылинку микрофона, — Эж! Что происходит?

Наушник молчал. Я приложила палец к наушнику, проверяя его крепление. Все в порядке, прибор никуда не делся. Я только сейчас поняла, что уже давно не слышу эфира. Аппаратура отказала? Или нас заглушили? Впервые с начала операции я почувствовала настоящий страх. То, что нас явятся спасать, это понятно, но вот когда это произойдет? И будет ли кого спасать, пессимистически добавил внутренний голос. Над головой хлопнула дверь, и тяжелые шаги раздались уже на лестнице. Я прижалась спиной к холодной стене, до боли в пальцах, сжимая снятые туфли. Глупо ждать, что кто-то поможет. Ну и к черту! Я втравила нас в эту историю, мне и вытаскивать! Единственный человек, кому я могла здесь доверять, сам нуждается в помощи и, причем срочно! Придется выбираться своими силами. А я смогу? Поздно сомневаться!

Сперва я увидела тяжелые тупоносые ботинки, затем форменные оливковые штаны. По лестнице спускался секретарь Артура Коражо, так и оставшийся для меня безымянным. Сейчас он больше напоминал завсегдатая полицейских сводок по розыску особо опасных. К моему удивлению мужчина был безоружен. А, впрочем, ничего удивительного — чем может напугать здорового мужика перепуганная девица, беззащитно сжавшаяся в комочек у стены.

— А, вот вы где, благородная госпожа, — растянув губы в дурашливой улыбке, проговорил мужчина, неторопливо приближаясь ко мне, — Диляра Нуреддин. Или Анна Дмитриевна Романова, дочь небезызвестного генерала? Удивлена, сучка? Своих героев положено знать в лицо и не только их, но и всех родственников, не исключая домашних животных. Вот будет сюрприз для Артура, когда он узнает, какая птичка к нам…

На его лице застыло удивленно-обиженное выражение, когда испуганная девица врезала ему со всей дури по ушам туфлями, с интересом наблюдая, как самоуверенный ублюдок оседает к ее ногам, теряя сознание. Я поразилась не меньше него, я и не думала, что получится, надеясь только оглушить и не более. Ему еще повезло, что я держалась в момент удара за каблуки, иначе к моим ногам оседал труп, а не потерявший сознание придурок, любящий вести задушевные беседы. Я всхлипнула, проведя ладонью по лицу, пальцы противно подрагивали.

— Я тебе покажу сучку! — ворчала я, натягивая туфли. — Скажи спасибо, что я не устроила тебе бесплатную трепанацию! Скотина!

Я перешагнула через лежащее у ног тело и, не удержавшись, лягнула поверженного врага, метя каблуком в ягодицу. Острая тонкая шпилька с металлической набойкой страшное оружие, если умеешь его правильно применять. Я обеспечу тебя хромотой на ближайшие несколько месяцев! Я покрутила пяткой, расширяя рану, с удовольствием представляя, сколько набилось под набойку микробов и злобных бактерий. Надеюсь, у тебя будет заражение крови, и тюремные врачи оттяпают тебе половину задницы! Вдоволь насладившись местью, я выдернула каблук из пробитой мышцы, теперь нужно спасать Влада.

Каблучки сердито зацокали по камню ступеней. Первая победа придала уверенности в собственных силах, а время неумолимо подгоняло вперед. Я и так задержалась благодаря секретарю. Страшно подумать, что за это время могли сделать с Владом. Едва не снеся дверь с петель, я выскочила на задний двор. Первое, что бросилось в глаза — толпа гостей, окруживших те самые два столба. Из-за своего невысокого роста я не могла видеть, что там происходит, но по комментариям вполне представляла. Найти бы хоть какое оружие, я, прикусив губу, завертела головой. В нескольких шагах от площадки обнаружилась вполне подходящая для этих целей, в смысле добывания оружия, сараюшка садовника — в окне просматривался инвентарь. Но, добраться до сарая незамеченной, не представлялось возможным. Не могла же я сказать, ребят, вы отвернитесь, а я пока вилы добуду или еще что в этом роде! Что-то вы, доктор, танцуете. Спокойнее. Нет оружия и не надо, еще сама себя забью ненароком, постараемся просто задурить ему голову. Такие люди как Артур крайне трусливы.

Стараясь двигаться медленно, не привлекая к себе особого внимания, я обошла стоящих полукругом зрителей. Открывшаяся мне картина заставила задохнуться. Хозяин поместья размеренно орудовал кнутом. После каждого удара на бледной коже Влада вздувалась багровая полоса. Свист, глухой удар и в стороны полетели рубиновые капли. Струйка темной крови из тонко рассеченной раны потекла по позвоночнику, смешиваясь с потом и пылью, отчего казалась еще темнее. Адреналин, помешанный на бешенстве вихрем пронесся по венам. Все умные мысли по поводу не спешить враз покинули дурную голову, оставив пустоту и звенящую ярость. Артур был так увлечен своим занятием, что не заметил моего появления, а его гости попросту не успели правильно среагировать — слишком все быстро произошло. А потом стало поздно.

Рискуя получить серьезный удар, я плавный шагнула в сторону, буквально в сантиметре от лица просвистела вымазанная в крови полоска кожи. Я выставила руку, подхватывая хвост кнута где-то посередине так, что бы он мягко обвил запястье и не саданул хлопушкой из конского волоса, хотя и после этого синяки останутся, об этих синяках я с Владом потом отдельно поговорю. Видел бы меня сейчас Саха, убил бы на месте за несоблюдение техники безопасности. Это ж надо удумать — под замах полезть! Где ваши мозги, доктор!?

Я дернула кнут на себя, вырывая его из руки Артура. Как жаль, что он просто держал орудие пытки в руке, не надевши на кисть предохранительную петлю, иначе я б ему ручонку-то вывернула… Подхватила кнутовище левой рукой, стряхнула с правой кожаные кольца. Артур обернувшись с изумлением наблюдал за моей возней, не чувствуя для себя никакой опасности.

— Что ж ты делаешь, собака бешенная? — прошипела я.

— Ого, а вот и хозяюшка твоя пожаловала! — заулыбался Артур, его змеиная улыбка не предвещала мне ничего хорошего.

— Сними его, — голос на удивление звучал спокойно. Я взвесила в руке кнут, ого, серьезная штука, тяжелый, килограмма полтора весом, плетеная шероховатая кожа, утяжелений на хвосте нет, но они и не требуются, хлопушка из конского волоса любого утяжеления стоит — при правильном попадании подрезает, что твой скальпель. Работать с таким одно удовольствие — бьет сам, главное правильно запустить. Я едва заметно повернулась на левое плечо, для лучшего замаха. Если он, конечно, потребуется, только бы вспомнить, как это делается, что б себя между делом не покалечить!

— Я еще не закончил, — процедил Артур, и, протянув руку, потребовал вернуть кнут. Я медленно покачала головой.

— Девочка, ты хоть управляться с такой большой штукой умеешь? — насмешку подхватили зрители.

— Куда ж нам, сирым и убогим, — откликнулась я, стараясь тянуть время, давая возможность полицейским выйти, наконец, на позиции и начать, чертов штурм.

Артур потянулся к наплечной кобуре. Достанет пистолет и мне конец. Сжав до боли зубы, и наплевав на долгое отсутствие практики, коротко размахнулась и с силой запустила тяжелую кожаную змею, метя по плечам, почти не корректируя полет. По замыслу должен получиться охват — кнут обовьет плечи мужчины, лишая его подвижности, а хлопушка ляжет поверх последнего тура, не причинив особого вреда. Даже если не попаду, удар будет чувствительный и на время выведет моего врага из строя. Только бы хребет красавцу не перешибить, иначе полицейские останутся без главного подозреваемого! Фортуна сегодня была явно на моей стороне. Второй раз за последние двадцать минут у меня все получилось, с той лишь поправкой, что кнут лег несколько выше, угодив по шее, а хлопушка смачно шлепнула Артура по щеке, оставляя кровавые полосы. Артур заметно побледнел и задышал как-то томно, с присвистом. 'Твою мать!' — рявкнул кто-то из зрителей, однако, не имея большого желания вмешаться, к тому же мое появление внесло некоторое разнообразие в привычный для них порядок.

Хорошо, что Влад стоит ко мне спиной и не видит всего этого представления, запоздало подумала я, не стоит демонстрировать ему некоторые мои таланты.

— Вот именно — твою мать! — подтвердила я. — А теперь, господин Коражо, очень осторожно достаете пистолет и так же осторожно кидаете мне под ноги. И не надо лишних движений, стоит только дернуть назад, и вы останетесь без головы.

Заполучив пистолет, я, как учил генерал, сняла оружие с предохранителя и направила ствол на Артура.

— Аккуратненько сними со своей шеи кнут. Вот, так, хорошо, — похвалила я, подтянув к себе кнут и удобнее перехватывая тяжелый пистолет, — а теперь выполни просьбу слабой девушки и отстегни его, сперва ноги, потом руки, — я мотнула головой на Влада, безвольно повисшего на руках. — И без глупостей, ладно? Я не снайпер, но с такого расстояния даже я не промахнусь и снесу тебе полчерепа. Я каждый день иду с ножом на живого человека, так что пристрелить такую мразь, как ты, мне ничего не стоит.

В глазах Артура заплескался неподдельный ужас, он как кролик на удава, уставился в дуло пистолета. Потом словно очнувшись, щелкнул замками на кандалах. Влад, не удержавшись на ногах, рухнул на землю.

— Теперь отойди к остальным, — приказала я каменным голосом, Коражо сделал шаг к остолбеневшей толпе гостей. — Владушка, — позвала я, не оборачиваясь, — ты как?

— Жив пока, — прохрипел он.

— Сейчас прибежит охрана, — вкрадчиво начал говорить Артур, — они тебя убьют, всех перестрелять ты не успеешь, отдай мне пистолет.

— Тебя успею, — зло пообещала я, — твоя голова как раз под лазером.

Он замолчал. Так мы стояли минуты две, пот заливал глаза, холодными струйками стекал по спине, вытянутую руку заломило от напряжения. Ну, и что дальше?

…В теплой пыли лежать было хорошо, можно даже сказать приятно, вот только беспокоило, что грязь может забиться в ссадины и тогда Аня замучает своими врачебно-садистскими наклонностями. Сознание окончательно прояснилось и Влад, чуть повернув голову, залюбовался своей хозяйкой, бесстрашно размахивающей огромным пистолетом перед мордой взбешенного Артура. Вот соберусь сейчас с силами, встану и сверну ему шею, как куренку, решил Влад. Но этот стратегический план пришлось отложить на время, похоже Аня не справится одна — пистолет оказался слишком тяжелым, а нервы напряженными. Набрав в легкие побольше воздуха, Влад уперся руками в землю, заставил свое избитое тело приподняться…

'Я так долго не выдержу', - панически пронеслось в голове. Сзади тяжело поднялся Влад и, пошатываясь, подошел ко мне, встал рядом и, оглядывая тяжелым взглядом присутствующих, осторожно забрал у меня пистолет. Я с благодарностью отдала ему тяжелую игрушку и чуть отступила. Был соблазн спрятаться за его спину, предоставив мужчине решать, но именно сейчас Влад вряд ли справится без посторонней помощи.

Артур, видя, в чьих руках оказалось оружие, цветом лица сравнялся со старой хвоей. Мне, признаться, тоже пришлось немного понервничать — на лице Влада появился хищный оскал. На какой-то миг показалось, что он вот-вот спустит курок, не обращая особого внимания на то, что Артур, нужен нашим друзьям живым. Но в следующий момент я напрочь забыла про Артура, из-за угла выбежал охранник и вскинул набегу пистолет. Сейчас он выстрелит, пронеслась в голове ленивая мысль, и поминай, кто была такая Анька Романова. Один удар сердца и охранник почему-то упал, нелепо всплеснув руками, будто запнувшись о невидимый порог, потом раздался взрыв. Кажись, штурм все-таки начался.

Я толкнула Влада на землю, упала на него, прикрывая собой от возможных осколков.

— Влад, — позвала я, наклонившись к его уху, — ты меня слышишь?

— Хуже, — отозвался он, — я тебя чувствую!

— Это хорошо, — хмыкнула я, — потерпи немного, сейчас первая волна пройдет, и мы с тобой пропутешествуем вон до того сарая, там немного безопаснее. Сможешь?

— Смогу. Если ты с меня слезешь.

Еще и шутит, зараза, облегченно подумала я, приподнимая голову в поисках оброненного Владом пистолета. С этой игрушкой я чувствую себя несколько спокойней. Пистолет обнаружился совсем рядом. Подтянув к себе оружие, я считала секунды до затишья. Вот, сейчас! Не выпуская из рук пистолета, скатилась с притихшего парня, встала на четвереньки и подхватив Влада подмышки заставила того двигаться, затащила его между стеной ближайшего строения и каким-то баком. Откуда только силы взялись? Я прислонилась спиной к стене и положила на колени пистолет. Попробует к нам кто-нибудь сунуться — пристрелю без предупреждения.

Сколько продолжалась перестрелка, может секунды, а может не один десяток минут, сказать не берусь, не знаю, я будто выпала из времени. Я не помню даже когда наступила полная тишина. Из оцепенения меня вывел голос Никиты:

— Романова! Анька! — орал он, — Ты где? Отзовись! — потом он озадаченно у кого-то спросил, — Ты ее не видел? Черт, куда же она подевалась, неужто пристрелили, — и опять во всю свою луженую глотку, — Анька, вылезай!

— Что ж ты, бедный, так орешь, — тихо поинтересовалась я, прижимая к себе пистолет и тупо рассматривая содранные колени в рваных колготках и поломанный каблук левой туфли. Жизненных сил не хватило даже что бы расстроиться.

…Влад лежал с закрытыми глазами и вслушивался в тишину, внезапно обрушившуюся после оглушающей перестрелки. Пить хотелось невыносимо. Сейчас он отдал бы целую галактику за стакан холодной воды, а чего мелочиться, как древние — полцарства?

Что бы хоть как-то отвлечься от неприятных ощущений Влад прокручивал в голове события последнего часа. Пролитое вино, тяжелые кандалы на руках, отупляющая боль и маленькая хрупкая девчонка, предпочитающая одежду на два размера больше и подставляющая в операционной под ноги тумбу, иначе до стола никак не достать, не побоявшаяся большого и сильного мужика, раза в полтора превосходящего ее по всем статьям, бросившаяся спасать его, раба. Влад в глубине души предполагал подобное развитие событий, но не верил себе. Не может хозяйка ТАК, защищать раба, сколько бы тот не стоил! Но поверить пришлось, особенно, когда услышал сухой щелчок снимаемого с предохранителя пистолета. Ну, и кто кого из вас спасал? Теперь еще и от Аньки влетит за невыполнение приказа. Влад горестно вздохнул. Спина почти не болела. Пока. Часа через четыре, он будет ползать на брюхе воя от боли. Только бы до дома успеть добраться, а там он закроется у себя в комнате, что бы никто, а в первую очередь Аня, не увидел его скотского состояния.

Где-то над головой заорал Никита, разыскивая Аню, она пробормотала что-то неодобрительное в ответ, из чего Влад сделал вывод, что она зла на всех и выбираться из своего укрытия не собирается. Впрочем, и ему самому было здесь вполне приемлемо. И если бы его не начал потряхивать озноб, то, наверное, провалялся бы здесь до самого отлета…

У ног завозился Влад, поднял голову, огляделся и попытался сесть, это удалось ему только со второго раза. Он шевельнул плечами и сморщился.

— Ты как?

— С утра было лучше, — криво ухмыльнулся он и подмигнул мне, — в толк никак не возьму, отчего чуть не отъехал, раньше времени.

— Новая кожа, — со вздохом пояснила я, злясь, что из-за меня этот дурачок влез, куда не следовало. — Костик содрал с тебя больше, чем следовало и кожа еще очень тонкая, вот поэтому так и получилось. Той-то было больше двадцати лет, а этой без году неделя.

— А, тогда понятно, — протянул Влад.

— И вообще, ты гадкий… — начала я ругаться, но слова на ум не шли, и мне пришлось замолчать.

— Знаю, — смиренно кивнул он, — давай ты меня дома воспитывать будешь, а?

— Ты когда слушаться меня начнешь? Тебя ж убить мало, — безнадежно заметила я.

— Хорошо, — опять согласился Влад, зубы которого начали отчетливо постукивать, — вот этим и займешься, но только дома. Давай выбираться отсюда.

— Пошел к черту, — от всего сердца пожелала ему я.

— Слышишь, — Влад проигнорировал мое замечание, — тебя зовут.

— Ну и пусть зовут, они опоздали на двенадцать минут, так что теперь облегчать им жизнь я не намерена, и буду сидеть здесь до второго пришествия.

— Как хочешь, а я, пожалуй, вылезу.

— Вперед, — разрешила я, Влад встал на четвереньки и пополз к выходу.

— О, Влад! Ну, и обработали тебя! — послышался обеспокоенный голос Никиты. — Ребята, дайте ему, чем прикрыться. Ты Аньку не видел?

— Видел, она сидит между стеной и баком, вооружена, очень опасна и крайне сердита.

— Поговори мне еще! — рявкнула я.

— И что ты сделаешь? — поинтересовался он.

— Пристрелю тебя, — устало заявила я, прижимаясь затылком к шершавому кирпичу стены.

— Ну, тогда мне ничего не грозит, — обрадовался Влад, — обратно я не полезу, а ты обещала просидеть там до второго пришествия.

— Для этого, я, пожалуй, вылезу.

— Договорились, — послышалось в ответ, я чертыхнулась и полезла из своего укрытия.

— Черт, откуда у нее пистолет? — взвизгнул Эжен наблюдавший за моим появлением на свет божий.

— Забрала у того придурка, который мне спину разукрасил, — пояснил Влад, кутаясь в серое одеяло, предусмотрительно отступая за спину Никиты.

— Анечка, — ласково заговорил со мной Никита, — отдай пушку.

— Не отдам, — огрызнулась я.

— Тогда я сам заберу.

— Рискни здоровьем, — развеселилась я, — только скажи сначала, у тебя запасная задница имеется? А то я тебе эту-то отстрелю. — Я помотала пистолетом, парни, пригнувшись, попятились, ища глазами естественные укрытия.

— Дурдом какой-то! — возмутился Эж. — Он, между прочим, стреляет.

— Как? — поинтересовалась я, нажимая на курок, громыхнул выстрел, и пуля взрыла маленький столбик пыли совсем рядом с носками туфель Эжа. Парни, не исключая Влада, как по команде, бросились на землю. — Вот так да? — проорала я, у меня заложило уши.

— У е… — изрек Эж, вжимаясь в землю, — брось пушку, идиотка! Зацепишь кого-нибудь.

— А не пойти ли вам, мосье д'Санси, в пеший тур с сексуальными извращениями? — нагло предложила я, размахивая пистолетом. — И убери своих! — Холодно приказала я, краем глаза отмечая несанкционированное шевеление в кустах. — Позашибаю, к той матери!

— Мужики, назад, — проорал Никита, — это дело частное. Сейчас она успокоится, перенервничала девочка.

— Я тебе башку оторву! — задыхаясь от ярости, прорычал Эжен.

— Ты для начала перестань валяться, как побитая собака и пузом пыль разгребать, встань, как нормальный мужик, — продолжала я издеваться, чувствуя себя на вершине блаженства, мстя, что бросили нас на произвол судьбы. Влада, было жалко, но он сам виноват, нечего было попадаться под горячую руку, — вот когда встанешь, тогда и поговорим!

— Это ты у меня сейчас в пыли, как побитая собака валяться будешь! — рявкнул Эж и действительно начал вставать, я, следя за его движениями, медленно подняла тяжелый пистолет.

Никита и Влад, видя, что события принимают нежелательный оборот, с двух сторон схватили Эжена за плечи, рывком возвращая взбешенного парня в исходное положение. Я не преминула этим воспользоваться.

— А ты попробуй, родной!

— Анька, — Никита приподнял голову, продолжая удерживать рвущегося ко мне Эжа, — не дури, брось оружие, слышь? Все, порычали друг на друга, и хватит, ладно? Ну, извини, так получилось, нас заглушили, и местные еще притащись. Но ты тоже хороша — тебя просили никуда не лезть!

— Нет, это не дурдом, это хуже, — зло, сверкнув глазами, процедил сквозь зубы Эж, его бесило, что он лежит в пыли, плотно прижатый с двух сторон сильными руками и подобраться ко мне нет никакой возможности, — это Шапито какое-то, где три дурака валяются на пузе в пыли, а четвертая, дефективная, размахивает пистолетом!

— Сам ты — дефективный! — обиделась я, — Вы мне что обещали? Что будете здесь через минуту, если запахнет жареным, а сами явились через пятнадцать! — я устало опустила пистолет, полицейские опасливо поднялись. Я швырнула пистолет Эжену под ноги, тут же исчезнувший в кармане его куртки. — Чего уставились!? Истерик что ли не видели?

— А ЭТО была истерика? — отряхиваясь от пыли, миролюбиво поинтересовался Эж.

— Ну, да, — я тряхнула головой.

— Странно, а мне показалось, что ты всерьез хотела нас убить.

Я ухмыльнулась, сняла туфли и протянула их Никите.

— Каблук поломался, — пожаловалась я, — сделай что-нибудь.

Никита повертел обувь в руках, бурча под нос, что он не сапожник, а потом сделал единственное, что было в его силах — отломал каблуки. Мне оставалось только горестно зажмуриться, вспомнив, сколько стоили эти туфли.

Я оглянулась, ища Влада, он стоял у дерева, привалившись плечом к стволу, и выглядел вполне сносно, если бы не темные пятна, проступившие на тонком одеяле. Парень стоял достаточно ровно, но это пока. Пока он на адреналине. Не пройдет и получаса, как адреналин схлынет и тогда ему придется туго. Я протянула руку к Эжену и, тот молча, снял с пояса свою аптечку. Вытащив из коробочки мягкий шприц-ампулу с противошоковым коктейлем, вернула аптечку полицейскому, он хотел что-то сказать, но в кармане затрещала рация, я махнула рукой и направилась к одиноко стоящему Владу.

— Ты как? — тихо спросила я, с тревогой вглядываясь в его бледное лицо.

— Ты уже спрашивала, — ухмыльнувшись, откликнулся он, отчего на губах выступили капельки крови.

— Я помню, ты ответил, что живой, — вздохнула я, вытаскивая из сумочки платок, — завязывал бы ты улыбаться.

Я осторожно промокнула его губы, а затем, не удержавшись, стала стирать бисеринки пота с его лба.

— Зачем тебе это? — спросил Влад, косясь на шприц, зажатый в моей руке.

— Хочу вколоть тебе противошоковое, — пожала я плечами, оттирая грязь с его щеки.

— Перестань, на нас смотрят, — Влад перехватил мою руку.

Я оглянулась, никому не было до нас дела, но убрала платок в сумочку, не желая лишний раз не нервировать парня.

— Дай руку.

— Зачем мне противошоковое? — слабо запротестовал он, пряча руку в одеяле, видя в моей заботе лишь то, что хотел видеть — жалость, которую по отношению к себе допустить не мог, — Я себя нормально чувствую.

— Конечно, нормально и не удивительно, ты держишься на адреналине, — мягко проговорила я, озвучивая свои недавние мысли, — он-то и не дает тебе почувствовать твое истинное состояние. Но, что будет через полчаса, когда уровень адреналина придет в норму?

Хмурый взгляд, брошенный исподлобья, свидетельствовал, что Владу лучше, чем кому другому известно, что будет тогда. Вздохнув, Влад протянул руку. Я сделала укол и, попросив подождать, вернулась к Эжену.

— Владу бы помыться, — тихо проговорила я, — и полежать, не помешает.

— Полежать это можно, а вот помыться пока не получится — в доме эксперты работают, а до квартиры, боюсь, не дойдет.

— Не дойдет, — согласился подошедший Никита, — парень вон на ногах стоит только из упрямства. Я провожу его до машины, а то свалится еще.

— Я сама, — запротестовала я, — мне его осмотреть надо.

— Не лезь, — удержал меня Эжен, — по крайней мере, не сейчас, дай парню отдышаться. За те полчаса, что эксперты осматривают дом, с ним ничего не случится. Все равно его отмыть сначала надо, а потом осматривать.

Я рассеянно кивнула, глядя, как Влад ковыляет вслед за Никитой в сторону полицейских машин. В кармане Эжа вновь закаркала рация, прерывая наш разговор. Выслушав сообщение, Эжен выругался и сплюнул под ноги. Я вопросительно посмотрела на друга.

— Вскрыли кабинет, компьютер разбит, — сообщил он, — ребята говорят, носители не восстановить.

— Ну и пусть, — пожала я плечами, вытягивая из-под подкладки сумочки флэшку, покачивая ею перед глазами Эжа.

— Незаконно добытые доказательства? — плотоядно ухмыльнулся Эж, подхватывая носитель и пряча в карман.

— А пусть докажут, — безразлично бросила я. — Компьютер есть? Есть. Носители битые? А кто сказал, что их нельзя восстановить?

— Тебе известно, что это подсудное дело?

— Бывает.

— Ты знаешь, — задумчиво проворчал Эж, — почему-то это твое 'бывает' очень напоминает 'плевать'!

— Анна Дмитриевна, если вы здесь закончили, вы нам нужны, — позвал меня Клейтон, — нам нужно начинать осмотр детей, а местные медики запаздывают.

— Хорошо, сейчас иду, — откликнулась я, — похоже, мы здесь застряли.

Теперь пришло время Эжена пожимать плечами. Я развернулась и пошла в замок. У черного входа меня дожидался Клейтон.

— Мне нужна отдельная комната с хорошим освещением, бланки и походный медицинский набор.

 

Глава 10

…Влад напоминал себе кусок мяса, которое сперва хорошенько отбили, а после отправили в духовку, на которую все больше походил нагретый салон машины. Несмотря на жару, Влада трясло от озноба. Боль накатывала тягучими волнами заставляя прикусывать край казенного одеяла, что б ни завыть в голос, не спасала даже дрянь вколотая Аней. Откат пришел гораздо раньше, чем он рассчитывал и теперь лежа на заднем сидении машины, боролся с подступающей тошнотой. Нужно срочно выбраться на улицу, пока он хоть что-то соображает. Полицейские вряд ли обрадуются, если он загадит салон, к тому же Влад уже давно выцедил последний глоток воды из бутылки, оставленной Никитой. Парень осторожно вытянул руку, толкнул дверцу и выбрался наружу. На свежем воздухе стало чуть легче. Привалился грудью к дверце, подставив лицо слабому ветерку, обещающему скорый вечер, когда планета сможет ненадолго отдохнуть от одуряющей жары, до восхода второго солнца. Влад хватал ртом горячий воздух, с усилием проталкивая его в легкие.

Прикрыл глаза, прислушиваясь к окружающему миру. Над головой шелестели листья, тихо журчала вода в узком рве, где-то, совсем близко переговаривались полицейские, осматривающие поместье, кто-то засмеялся. Почувствовав себя достаточно сносно, молодой человек огляделся, стараясь при этом не особо крутить башкой из опасения вызвать новую вспышку боли. Предстояло решить, где добыть воду. Не хлебать же, в самом деле, изо рва! О том, что можно кого-нибудь позвать и попросить принести еще и речи быть не могло. Попросить, означало признать свою беспомощность, а этого Влад не мог себе позволить.

Коротко выдохнул, решаясь, отлепился от машины и побрел в сторону замка. Всего-то тридцать метров, или чуть больше. Совсем немного.

— А ну, вернулся в машину! — окрик заставил остановиться.

Влад повернулся на голос. Слишком резко. Парня качнуло в сторону, неверные ноги подогнулись, и Влад рухнул на колени. От таких хаотических перемещений в пространстве измученный желудок совершил резкий скачок вверх…

— Ты что это собираешься…. Твою мать! — рявкнул приставучий полицейский, когда Влада вывернуло на его ботинки.

Влад ничуть не удивился, когда в скулу врезался кулак, опрокинув раба на спину. Хорошо хоть не ногой. Сознание поплыло, однако, не выключившись окончательно. Сквозь накатившую пелену слышал чей-то топот, крики, кажись, орали на того полицейского. Влад хотел объяснить, что парень не виноват, что он и сам съездил бы по морде, если бы на его ботинки выскочило содержимое чьего-то желудка. Но открыть глаза оказалось непосильным трудом, а голоса постепенно сливались в равномерный гул. Потом его перевернули на живот, подхватили под руки и куда-то поволокли. Камушки дорожки царапали босые ноги, тянущиеся по земле, а сознание, наконец, провалилось в черную бездну…

Клейтон проводил меня в комнату и, вручив походный медицинский чемоданчик, отправился за первой жертвой. Я с любопытством огляделась. Стены и мебель в светлых тонах, окно почти во всю стену, каменный пол, обеспечивающий прохладу, что крайне актуально в местном климате. Я поставила чемоданчик на широкий стол, раздумывая, насколько долго здесь застряну. Чтобы там не говорил Эжен, а Владу сейчас необходима моя помощь, тем более, кроме меня он все одно к себе никого не подпустит. Влад и меня-то в такие минуты терпит через раз, хотя и старается не выказывать этого.

Я обернулась на звук открывающейся двери. Первой пациенткой Клейтон выбрал девочку лет четырнадцати. Худенькую, с короткими светлыми волосами и карими глазами, одетую в серое короткое платье, больше напоминающее мешок. Она механически переступала босыми ногами, повинуясь мужчине, крепко держащему ее за руку. Клейтон подтолкнул ее к дивану. Девочка не устояла на ногах и, упав на мягкую подушку, сжалась в комочек, подтянув колени к груди, прикрывая голову руками.

— Клейтон!

— Что!? — эксперт был в ярости. — Она мне руку прокусила!

Он потряс у меня перед глазами ладонью со следами зубов. Из маленьких ранок сочилась кровь, собираясь в тяжелую рубиновую каплю. Я медленно выдохнула, воздерживаясь от объяснения Клейтону, кто он и откуда взялся. Вместо этого достала из чемоданчика антисептик и упаковку бинта. Поймав руку полицейского, щедро плеснула резко пахнущей жидкостью на рану. Ладонь Клейтона покрылась шапкой белой пены. Клейтон взвыл сквозь зубы, пытаясь вырвать у меня свою руку, что у него естественно не получилось. Я вскрыла зубами упаковку бинта и наложила тугую повязку на раненную конечность.

— Снимай штаны.

— Зачем это еще? — Клейтон подозрительно сощурился.

— Прививку от бешенства сделаю, — с ухмылкой пояснила я.

Клейтон покраснел, явно собираясь отправить меня по известному адресу, но в последний момент удержался от этого опрометчивого поступка и вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Я пожала плечами и, подойдя к дивану, присела рядом с дрожащим комочком.

— И зачем ты Клейтона укусила? — хмыкнула я, погладив девочку по голове.

От моего прикосновения девочка затихла. Я осторожно отняла ее руки от лица, объясняя, что все закончилось, и никто не причинит ей зла. На меня уставились испуганные глаза. Пару секунд она таращилась на меня, а потом заплакала, молча, почти беззвучно. Слезы величиной с горошину катились по впалым щекам, оставляя светлые дорожки на перепачканной рожице. Я притянула девочку к себе. Она доверчиво ткнулась носом в мое плечо. Я гладила вздрагивающую узкую спину, давая ей выплакаться, и думала, что Клейтону стоило дождаться местных медиков и уж тогда начинать осмотр, что я совсем не подхожу для этого, по крайней мере, не сегодня и что в это самое время я должна утешать совсем другого человека.

— Ну, что — успокоилась? — тихо спросила я, когда худенькие плечи почти перестали вздрагивать. Девочка кивнула и медленно отстранилась.

— Ты… ты кто? — прошелестел сорванный рыданиями голос.

— Я? Я, Анна Романова, — не видя смысла рассказывать ей свою долгую историю.

— Ты полицейская?

— Нет, я доктор.

— Ты нас покупала, — хмурясь, проговорила девочка, — ты кто?

— Я доктор, меня зовут Аня, — терпеливо повторила я, — а та покупка просто спектакль. Игра, понимаешь?

— У тебя был раб, — не слушая меня, продолжала она.

— Да, его зовут Влад, — подтвердила я.

— Его избили. Сильно, — сообщила она, — так полицейские говорили.

— Тебе? — удивилась я.

— Нет, — она мотнула головой, — они между собой… У тебя платье грязное и колготки порвались.

— Я знаю, — улыбнулась я, отряхивая тряпку, в которую превратилось мое платье, — когда вас освобождали, я упала.

— А-а-а…. Что с нами теперь будет?

— Я не знаю, — честно призналась я, — скорее всего, осмотрят и отправят по домам.

— А у кого нет дома? Что будет с ними?

Я прикусила губу. Что я могла ей ответить? Что ее отправят в приют? Не думаю, что именно это она хотела услышать.

— У меня нет дома, меня отец отдал Артуру, за долги. Что со мной будет? — видя, что я молчу, продолжала требовать она.

— Тебя как зовут?

— Ника.

— Ника, я думаю, что к отцу тебя не отправят это точно. Скорее всего, в приют…

— Я не хочу в приют, — поморщившись, ответила она, — и к отцу я не вернусь!

— Давай, ты поговоришь об этом с людьми из социальной службы. Они должны скоро подъехать. Я думаю, они подберут тебе что-нибудь подходящее. Я, к сожалению, здесь ничего не решаю. Я просто доктор, помогающий полиции. А теперь, давай я тебя осмотрю. Ты же хочешь, что бы Артура посадили в тюрьму? Вот. Ты поможешь мне его туда отправить?

Девочка медленно кивнула.

— Замечательно. Так зачем ты укусила Клейтона? Он сделал тебе больно?

— Нет, я просто хотела убежать, — пожала Ника плечами, — он вывел меня из комнаты, он держал меня за руку, как я могла по-другому освободиться от него?

Действительно — как? Только прокусив Клейтону руку, доведя беднягу до бешенства. Я потерла глаза рукой, сумасшедший дом какой-то.

Местная медицина прибыла только через час, я с облегчением передала им свои обязанности и отправилась на поиски Влада. Я взялась за ручку входной двери, раздумывая, откуда лучше начинать.

— Ань, ты не парня своего ищешь? — в холл выглянул Игорь, один из ребят следственной бригады.

— Да, а где он?

— Его ребята в квартиру потащили, откуда мы за поместьем наблюдали, это недалеко — через дорогу, — Игорь махнул рукой в нужном направлении, — Кажется, парень в отключке. Туда майор уже пошел.

— Спасибо. Игорь, аптечку дай, — я подхватила брошенную полицейским портативную аптечку, на ходу проверяя ее содержимое.

Я сейчас этому майору ноги повыдергиваю и в уши вставлю. Ничего не случится, пусть парень отдышится! Отдышался! Дальше мысли пошли и вовсе неприличные, в которых фигурировал Эжен в самых замысловатых позах.

Я влетела в темный подъезд и, спотыкаясь, побежала по лестнице. Оказавшись у знакомой двери, остановилась на секунду перевести дух. Впервые в жизни мне было страшно открыть дверь, так страшно не было, даже когда входила в палату, в которой лежал раненый отец. Впрочем, тогда страх не ощущался, потому что рядом был дед, седовласый старик с красными от постоянного мытья руками. Лучший хирург из всех кого я знала. Я выдохнула и толкнула скрипучую дверь. Под потолком горела единственная лампочка, освещая тесный коридор с обшарпанными стенами. Проводов на полу заметно убавилось. Ребята успели убрать большую часть оборудования. Я прислушалась к звукам квартиры. Где-то в глубине, дальше по коридору, за неплотно закрытой дверью слышалось невнятное бормотание. Я пошла на голос и вскоре уже могла различить отдельные не совсем приличные выражения, при помощи которых Эжен общался с подчиненными.

Я легонько толкнула дверь. Мне открылась небольшая квадратная комната, обстановку которой составляли лишь стол и кровать. На пыльном, затоптанном полу в окружении растерянных полицейских ничком лежал Влад. Растрепанные волосы, спина в кровавых разводах с налитыми черным рубцами. Даже ошейник никто не снял. Горло перехватило, а к глазам подступили злые слезы. Неужели Влад не заслужил чего-то большего, чем валяться на полу!?

…Стало не так жарко, а свет перестал раздражающе пробиваться сквозь сомкнутые веки. Влад медленно, словно нехотя выныривал из забытья. Его занесли в помещение и положили на прохладный пол. Над головой бормотал мужской голос, голос был в ярости, Влад мысленно поежился, приходить в себя тут же расхотелось. Но, кто-то явно был не согласен с этим его желанием и побрызгал в лицо водой, легонько пошлепал по щекам.

— Влад! — окрик Эжена с трудом пробивался в измученное сознание. — Влад, черт тебя дери, хорош придуриваться, открой глазки!

Черта с два, лениво мелькнуло в голове. Я очнусь, а вы начнете на меня орать, жизни учить. Нет, я уж лучше так, может, тогда вы оставите меня в покое.

— Да не откроет он, — отозвался запыхавшийся голос, — Уф, тяжелый черт, чуть доволокли. Он отключился крепко. Гена его по лицу приложил, за то, что ботинки ему облевал.

— Сукины вы дети, — тоскливо пробормотал Эжен, — ничего вам доверить нельзя. Я же просто просил вас последить… Кто теперь с Романовой объясняться будет? Кто, я вас спрашиваю!?

Влад мысленно поморщился, да уж с Анькой объясняться дело не из легких. Хорошо, что ему не придется этого делать.

— И о чем со мной нужно объясняться? — голос, звенящий от плохо скрываемого бешенства, заставил Влада удержаться на самой кромке бездны, в которую снова был готов провалиться.

— Ань, тут понимаешь, такое дело…

— Теперь я вас точно поубиваю, — пообещала Аня, — Переложите его на кровать, да аккуратнее же вы, олухи!

Его опять подняли, теперь уже гораздо осторожнее, и опустили на что-то менее жесткое, больно завернув руку. Почти сразу в нос ударила резкая вонь, окончательно прогоняя застилающую сознание муть и заставляя Влада отдернуть голову от источника жуткого запаха, но ему не дали этого сделать…

Я поддерживала голову Влада, не давая удариться затылком о стену, не переставая водить ваткой щедро смоченной нашатырным спиртом у его носа. Он забавно поморщился, открыл глаза и попытался отодвинуть мою руку.

— Ш-ш-ш, тихо, тихо.

— Ань, убери это, — прохрипел Влад, с трудом шевеля разбитыми губами.

— Привет, — я склонилась к его лицу, с беспокойством заглядывая в глаза, мутные с расширенными от боли зрачками, так что серого остался только ободок.

— Меня вырвало полицейскому на ботинки, — зачем-то сообщил он.

— Наплюй! Не облезет! Нашел, о чем переживать, — откликнулась я, обнимая его и поглаживая растрепанные волосы, стараясь успокоить, неужели он думает, что меня интересуют чьи-то ботинки.

Выпроводив любопытных, вскрыла аптечку, рассеянно изучая ее содержимое, отыскивая обезболивающее и снотворное. Парню жизненно необходимо отдохнуть, а сам он в нынешнем состоянии ни за что не уснет.

— Аня, — позвал Влад, — а мы скоро домой?

— Скоро, — пообещала я, выуживая нужный шприц, и вкалывая обезболивающее в подставленную руку, — сейчас легче станет. Сильно устал?

— Да, очень, — признался он.

— Ты потерпи еще немного, ладно? Ребята скоро закончат и полетим. А пока давай снимем оборудование, а потом я твою спину посмотрю.

Влад прикрыл глаза, соглашаясь, и повернул голову, подставляя замок ошейника. Сняв ошейник, я небрежно бросила его на стол, туда же отправилось, мое колье и два наушника.

— Владушка, ты полежи, я сейчас приду.

Выйдя из комнаты, я натолкнулась на Эжена. Что ж, весьма кстати.

— Ань, ну, что там?

— Мне нужна горячая вода, полотенца и лед. И еще, будь добр обеспечить Владу медицинскую перевозку. Мне плевать, как ты это сделаешь, — отметая возможные возражения, отрезала я, — можешь угнать машину, можешь подкупить местных, но что бы перевозка была!

— Я понимаю, что у тебя есть все основания злиться, но это перебор, — попытался возмутиться Эжен.

— Перебор!? — вполголоса прорычала я, смерив полицейского свирепым взглядом. — Это у меня перебор? А откуда, скажи мне, пожалуйста, у Влада свежий синяк на скуле? Даже не вздумай отмолчаться!

— Его Гена ударил, когда Влада вырвало на его ботинки, — неохотно ответил Эж.

— Ну, вы и молодцы, господа полицейские, — брезгливо кривясь, прокомментировала я, — мало того, что нас из-за вашей ошибки чуть не убили, так один девчонку пугает, другой избитого до полусмерти раба по лицу хлещет! Так у кого из нас перебор?

— Аня, прекрати! — возмутился майор. — Такое ощущение, что все врачи эталоны добродетели.

— Может мы и не эталоны, — огрызнулась я, — но, по крайней мере, такого себе не позволяем! Ты принесешь то, что я просила или мне самой сходить?

— Принесу, конечно, — предпочитая не вступать в дальнейшие споры, вздохнул Эжен.

— И еще воды для Влада, желательно бутылочку с соломинкой.

Я вернулась в комнату, тихонько притворив за собой дверь.

— Ань, ты поругалась с Эженом?

— Да, поругалась, — не стала отрицать я, раскладывая на столе все, что может понадобиться.

— Зачем?

— Потому что мне не нравится, когда тебя бьют по лицу, а он начальник, значит, отвечает за своих людей, — пожала я плечами, вскрывая пакет с тонкими марлевыми салфетками.

— Но Эжен, ни в чем не виноват, — попытался заступиться за него Влад, — его и рядом-то не было! Мне не нравится, что вы поссорились из-за меня.

— Не переживай, как поссорились, так и помиримся, правда, Аня? — в комнату ввалился Эжен груженый ведром с водой, полотенцами и большой махровой простыней.

— Правда Эж, — исключительно ради Влада согласилась я, окатив друга ледяным взглядом, — ты все принес?

— Все, кроме льда, — кивнул Эж, передавая мне полотенца. — Я тебе еще нужен? Нет? Тогда я пойду, у меня еще дела есть.

Я кивнула, и Эжен направился к выходу.

— Эж, — остановил его Влад на пороге, — вам сильно достанется от генерала?

Я улыбнулась, вытряхивая из полотенец бутылочку воды, похоже, лекарство начало действовать и парню лучше, раз он уже в состоянии задавать глупые вопросы.

— Не больше, чем досталось тебе, — хохотнул Эжен, берясь за ручку двери, — не дергайся из-за этого, ты лучше отдыхай. Да, Ань, там генерал передал вам кое-что из одежды. Сумка у входной двери стоит.

— Эж, подожди! — опять остановил его Влад.

Брови Эжа удивленно взлетели вверх, впрочем, как и мои, отчего-то подозрительно смахивающего на отчаяние, прозвучавшего в голосе Влада. Эжен захлопнул уже открытую дверь, быстро пересек комнату и опустился на корточки рядом с Владом.

— Эй, парень, ты чего? — в тоне Эжена сквозила настороженность. — Я понимаю, тебе сегодня здорово досталось, но…

— Эж, если у тебя есть время, проводи меня в туалет, — смущаясь, еле слышно попросил Влад, — пожалуйста.

— Да что за вопрос! — удивленно нахмурился Эжен.

Я ошиблась Владу совсем не лучше, если он, переступив через себя, просит помощи. Я с беспокойством следила, как Эж помогает Владу подняться и выводит из комнаты, удерживая себя, чтоб не вмешаться. По моему разумению совсем не обязательно куда-то идти, вполне можно изобрести нечто похожее на больничную утку…. Хотя, Влад ни за что не согласится на такое, даже выйди я из комнаты. Я устало потерла глаза и вернулась к аптечке.

Эжен втащил едва переставляющего ноги Влада в комнату и помог ему лечь. Раны на спине Влада опять открылись и сильно кровоточили.

— Я достану перевозку, — вплотную подойдя ко мне, тихо проговорил Эж и вышел из комнаты.

Наплевав на слабые протесты, я стянула с парня штаны и, смочив в теплой воде полотенце, начала смывать пыль и кровь, стараясь не задевать открытых ран, что было, не так уж и просто, до боли прикусывая губу, борясь с подступающими слезами. Этого мне уж точно не простят.

— Очень меня? — спросил Влад, косясь на меня через плечо.

— Достаточно, что бы Костик из меня душу вытряс, — невесело ухмыльнулась я, промокая ссадины антисептиком, — придется несколько дней вылежаться.

— Я не могу, — запаниковал Влад, — у меня экзамены скоро.

— Подождут твои экзамены, — успокоила его я, прикрывая мужскую спину тонкой марлевой салфеткой, — тебе много двигаться сейчас нельзя, иначе раны будут открываться и долго не заживут.

— Ань, может, не стоит закрывать? Присохнет же, с мясом потом отдирать…

— За это не волнуйся, как только на станцию прилетим, аккуратно сниму, — пообещала я, — ты и не почувствуешь. Мы ж на планете, а здесь насекомых полно.

— Ну, давай, начинай, — после недолгого молчания, неуверенно пробормотал Влад.

— Что? — не поняла я, укрывая его простыней.

— Воспитывать, — безнадежно пояснил он, — все равно мне от этого не отвертеться, так чего тянуть до дома?

— Какой же ты у меня глупый, — вздохнула я, вставая на колени, рядом с его кроватью, — Как я могу тебя воспитывать? Я тебе сказала, ты меня не послушал… Ты взрослый мужчина, ты принял решение, тебе и так за это порядком досталось. Тебя не за что ругать — ты все правильно сделал. Слышишь? Ты молодец! Ты сильный и смелый, ты меня прикрыл.

— Что ты мне вколола? — сонным голосом пробормотал заметно успокоившийся Влад.

— Ничего такого страшного. На, попей, — я поднесла соломинку к его губам. Влад подхватил тонкий пластик зубами и жадно потянул воду.

— Тихо, тихо — не спеши, — ласково проговорила я, погладив его колючую щеку.

Влад выпустил трубочку из губ и пробормотал что-то неразборчивое. Снотворное, наконец, начало действовать, погружая его в сон. Я поправила простыню, плотно завесила шторы и тихо выскользнула из комнаты. По моим расчетам до вылета не меньше двух часов, так что у меня куча времени, что б привести себя в порядок. Проинспектировав сумку, присланную отцом я, с удовольствием обнаружила в ней брюки, белье, рубашку, носки и легкие матерчатые туфли, взамен моим пришедшим в совершеннейшую негодность. Все новое, даже магазинные бирки не сорваны. Для Влада то же была куплена новая одежда. Забота вещь приятная, но это совсем не извиняет того, что они опоздали.

Собрав вещи, я отправилась на поиски ванны. Теперь, когда все неотложные дела сделаны, можно позаботиться и о себе. А для себя очень хотелось горячую ванну, можно даже без пены, чтобы смыть всю мерзость этого дня. Я брела по темному коридору, мечтая, как гулко будут петь трубы, наполняя глубокую ванну, аж глаза закрывались от предвкушения блаженства.

Ага, блаженство, как же! Толкнув очередную дверь, я обнаружила микроскопическое помещение с кое-где отвалившейся плиткой, которое при наличии немалой фантазии можно было назвать ванной комнатой. Правда, ванны в ней не наблюдалось, места едва хватило на тесную душевую кабину, крохотный рукомойник и три крючка, на которых болтались на удивление чистые полотенца. Я склонила голову на бок, чувствуя себя обманутой. Это оказалось последней каплей для моих и без того расшатанных нервов.

Шагнув на холодный кафельный пол, я плотно прикрыла дверь, накинув на петлю доисторический крючок. Прижавшись спиной к шершавой, кое-как выкрашенной двери медленно сползла на пол, бросив рядом сверток с одеждой, предалась самой бессмысленной вещи, которую только можно себе вообразить. Я зарыдала, оплакивая этот длинный день, совершённые ошибки и все последствия, к которым они привели, беспрепятственно жалея избитого Влада. Слезы крупными, горячими горошинами текли по щекам, падая на грудь, а из глотки рвался тихий вой. Предчувствуя близкую головную боль, я заставила себя успокоиться, уселась на бортик душевой, набрала в ладошки горячей воды и принялась отмачивать присохшие к ободранным коленкам колготки. Скинув одежду, забралась в кабинку и, закрыв стеклянную дверцу, открыла воду. Трубы мерно гудели, успокаивая, а горячие струи приятно массировали напряженную спину, прогоняя усталость.

Я уперлась ладонями в стену, раздумывая о том, что многое бы отдала сейчас, что б поменяться с Владом местами. Так было бы гораздо легче. А еще думала о том, что все это странно. Вводить в выверенную и подготовленную операцию девицу пусть и не совсем с улицы и совсем неопытного парня, который завис где-то посередине — вроде уже не раб, но уж точно еще не свободный, это несколько, хм, непрофессионально, но… Но разрешение было получено! И хуже того, все пошло не так, как должно было пойти. Стоп! А кто вам сказал, доктор, что пошло не так? С чего вы это взяли? Вы же, доктор, лучше, чем кто знаете, что генерал, ваш папенька, великий путаник и любитель многоходовок. Сложите два и два и поглядите, что получится, а получится, как вы уже полагаете — четыре. Я тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли, а заниматься столь поганой арифметикой сразу расхотелось. Генерал, конечно не светоч добродетели (а другим при его профессии ему быть и нельзя), но не до такой, же степени! Или до такой? Да нет, глупости…

Приняв душ, досуха растерлась мохнатым полотенцем и с удовольствием надела чистые вещи. Теперь неплохо выпить кофе, но прежде нужно проверить Влада.

В полутемной комнате было душно. Я приоткрыла форточку, впуская посвежевший к вечеру воздух. Влад судорожно вздохнул, завозившись во сне. Я склонилась над парнем, с беспокойством пощупала его лоб. Лоб был прохладным и влажным от испарины. Взяв полотенце, промокнула лицо и шею Влада. Осторожно потрогала пальцами припухшую мужскую щеку, чувствуя, как утихшая ярость, поднимается с новой силой, похоже, пришло время задать кое-кому парочку неприятных вопросов. Стараясь не шуметь, подцепив все еще лежащую на столе аппаратуру, вышла из комнаты, плотно притворив дверь. Прислонившись лбом к двери, постояла несколько секунд, заставляя себя успокоиться, иначе я сейчас точно кого-нибудь порешу.

В комнате, куда тянулись несобранные провода, слышалась возня и тихий смех, техники заканчивают паковать аппаратуру. Это хорошо, это значит — скоро домой. Я прошла по коридору и заглянула в комнату.

— Ребят, это куда?

Послышался глухой стук и стол, стоящий у окна заметно подпрыгнул, оттуда послышалось раздраженное шипение и приглушенные ругательства. Двое других техников картинно схватились за сердце, демонстрируя силу своего испуга.

— Аня Дмитриевна! — с укоризной послышалось из-под стола. — Ты бы хоть стучалась, что ли! Сидим, никого не трогаем, провода крутим и тут твой загробный голос! Так и инфаркт схлопотать недолго!

Эван пятясь, выбирался на свет божий. Я с любопытством разглядывала крупного мужчину, облаченного в черный форменный комбинезон с капитанскими погонами, удивляясь, как Эван мог уместиться под достаточно небольшим столом.

— Инфаркт ты не схватишь, — успокоила я его, — поскольку у тебя начисто отсутствует нервная система.

— Ага, отсутствует, — недовольно проворчал Эван, потирая ушибленный затылок.

— Так куда это? — я протянула Эвану ошейник и колье.

— Марко, прикрой рот и забери у девушки технику, — названный Марко вздрогнул, залился румянцем и торопливо забрал у меня имущество отдела.

Я с удивлением наблюдала за нервными движениями парня, даже забыв возмутиться, когда колье, стоимостью в двенадцать моих зарплат небрежно запихивали в какую-то коробку.

— Подпиши коробку, — приказал Эван, — если ты потеряешь колье, Анна Дмитриевна отвернет тебе голову.

— Не делай из меня чудовище! — я с укоризной посмотрела на капитана. — Тем более что колье никуда со склада не денется. Эван, вы долго здесь еще будете?

— Пока не улетим. Там, — он махнул рукой на окно, за которым виднелась серая стена забора, подсвеченная разноцветными сигнальными огнями, — нам делать нечего, так что, будем торчать в квартире.

— А что это у нас там за дискотека творится? — заинтересовалась я, выглядывая в окно.

Я с любопытством разглядывала журналистов, перегородивших проспект разноцветными фургонами и плотную толпу зевак. Полицейский кордон даже не пытался разогнать столпотворение, выбрав высшим смыслом своей жизни не пускать проныр на огороженную черно-желтой лентой площадку у ворот поместья.

— У нас там творятся не дискотека, а журналюги, — с нескрываемой злобой откликнулся Эван.

— Набежало мух на хм… мед, — поморщилась я, — Присмотрите за Владом? Он сейчас спит, но мало ли чего.

— Хорошо, — пожал плечами Эван, — а ты куда?

— Генерала поищу, очень мне интересно, когда закончится этот день, и мы полетим домой.

— Судя по всему часа через три, — закатил глаза Эван, — генерал там крепко застрял с долбанными аристократами.

— Что — лютуют? — развеселилась я, сочувствуя, однако отцу, ему сейчас приходится несладко.

— Ага, права требуют, прессы и адвокатов.

— Может, есть смысл корабль до станции зафрахтовать? — я задумчиво почесала нос.

— Может быть, и стоит, — откликнулся Эван, накручивая очередной кабель на руку, — об этом действительно лучше с генералом поговорить. Я с Эжем несколько минут назад связывался, он сказал, что соцзащита детей только что по приютам развезла.

— Вот и хорошо, — кивнула я, вспомнив переполненные тоской карие глаза.

Воспоминание кольнуло почти осязаемой болью, и я постаралась поскорее отогнать его, убеждая себя, что все равно ничего не могла сделать. 'Ты не можешь спасти весь мир, — успокаивал дедушка, хирург с пятидесятилетним стажем, рыдающую над первой смертью молодую внучку, только-только получившую врачебную степень, — можешь лишь то, что в твоих силах. Ну, в твоем случае, несколько больше…' И вот теперь мне не хватило смелости на это 'несколько больше'.

— Ань, — я обернулась на оклик Эвана, — ты ж все равно вниз, помоги коробки занести.

Я рассеянно кивнула, принимая у Марко несколько коробок. Эван без видимых усилий взвалил на плечо тяжелый ящик и ногой распахнул дверь квартиры. Выйдя следом за ним на лестницу, не спеша потащилась вниз, слепо нащупывая ногами ступеньки. Не хватало еще на Эвана рухнуть.

— Что-то я этого Марко раньше не видела, он новенький? — поинтересовалась я, только чтоб не молчать.

— Новенький, — недовольно буркнул капитан, бросив на меня взгляд через плечо, — это была его первая и последняя боевая операция. Представляешь, он забыл поставить дублирующий канал связи, и когда нам основной заглушили, мы даже ничего пикнуть не успели, что б предупредить тебя или Влада, что вы зависли без поддержки!

— Не вали все на Марко, — спокойно возразила я, — наказать — накажи, но от работы не отстраняй.

— Вот поражаюсь я тебе Анька, — Эван придержал подъездную дверь, — тебя чуть не прибили, а ты какого-то олуха защищаешь!

— Я его не защищаю, — задумчиво проговорила я, мостя коробки в открытый багажник, — просто я не хуже тебя знаю инструкции при внештатках и то, что вы сработали, мягко говоря, через задницу никак нельзя переложить на плечи новичка.

Эван скрутил унылую рожу и захлопнул дверцу.

— Держи, — Эван вручил мне пропуск, на длинной цепочке, — а то на территорию не пустят.

Распрощавшись с капитаном, надела на шею пропуск и, закинув его за ворот рубашки, побрела к выходу со двора. Солнце нехотя катилось к закату, погружая город в легкие сумерки. Температура упала на несколько градусов, и город постепенно оживал, наполняясь звуками и жителями до этого спасавшимися у кондиционеров. Во дворе появились старушки, важно рассевшиеся на лавочках у подъездов орлиным взором следящие за орущим молодняком, копошащимся на детской площадке. Меня провожали подозрительными взглядами, бубнящим шепотом обсуждая незнакомую девицу, нахалку с голым пузом. И куда только мир катится!? Я покосилась на рубашку, так и есть — три нижних пуговицы расстегнуты. Старательно пряча улыбку, я устранила беспорядок в одежде, получив в спину очередную порцию нотаций. И куда только полиция смотрит? Вон по дню, я сама через окно видела! она вся расфуфыренная, мужика за поводок дергала, а чего б его не дергать — раб же! И откуда, только деньги? Наверное, что-то с девицей не так, раз мужика себе купила и на поводке, как собачонку… Вот из-за таких, как она…

Где ж вы были, бдительные старушенции, когда ваших же детей воровали и продавали? Куда ж ваши глазоньки назойливые смотрели, когда девочку отец за долги продавал какому-то проходимцу? Я прибавила шагу, спеша проскочить брюзгливый дозор.

Выскочив на улицу, я на мгновение застыла, пораженная количеством народа — сверху все выглядело не так печально. Кое-как продралась сквозь плотную толпу, добралась до ограждения и, сунув пропуск под нос ближайшему полицейскому, проскользнула под ограждение.

— Группа генерала Романова, — отчеканила я, что б уж вовсе не оставалось никаких сомнений в моем законном здесь пребывании.

Полицейский кинул короткий взгляд на мой пропуск, кивнул и пробормотал что-то в рацию, висящую на груди, тут же приоткрылась калитка. Я поблагодарила его кивком и просочилась на территорию поместья, сопровождаемая яркими вспышками фотокамер. По эту сторону забора было тихо, как будто в другой мир попала. Сгущающиеся сумерки превратили парк во что-то таинственное и почти сказочное, где за каждым стволом дерева тебя поджидают лешие, кикиморы и прочие лесные ауки.

По кромкам дорожек прокатилась волна света. Включились маленькие лампочки, мягким светом очерчивая тропинки и не давая сбиться с пути заблудившись в парке. Наземное освещение дополнили белые шары фонарей, испускающие неяркое свечение. Шары словно парили в воздухе, среди высоких крон деревьев, отбрасывая причудливые тени. Не знай, я о световых датчиках, решила бы, что действительно попала в сказочный лес. Тишина, напоенная терпким запахом ночных цветов, нарушалась едва уловимым шепотом листьев. 'А ведь есть вкус у подлеца', - усмехнулась я. Мысль о белобрысом хозяине поместья, враз прогнала ощущение сказки. Я раздраженно цыкнула зубом и заспешила в сторону замка.

Еще только подходя к замку, я услышала папашин рев, раздававшийся из приоткрытого окна первого этажа. Я приподнялась на цыпочки и, вытягивая шею, постаралась увидеть, на кого гневается генерал. В окне появился Эжен, загородив собой весь обзор. Майор скорчил страшную рожу и глазами приказал мне убраться подальше.

— Я смотрю, майору совсем не интересно, то, что я говорю! — близкий рык генерала заставил Эжена вздрогнуть и резко отвернуться от окна, а меня инстинктивно отступить глубже в тень.

Я тряхнула головой и, пренебрегая молчаливым советом друга, направилась к входу в замок. С этим пора кончать. Мне жутко надоел этот день. Я хочу, есть и спать. У меня на руках избитый до потери сознания мужчина, за которого я несу ответственность и еще завтра на дежурство! Я посмотрела на часы, нет, на дежурство уже почти сегодня. И я не хочу, что б мои друзья получали незаслуженный нагоняй. Ну, или почти незаслуженный. Я рывком распахнула тяжелую дверь и влетела в холл. Полицейские из папиной бригады, проводили меня удивленными взглядами, когда я фурией пронеслась мимо, разыскивая комнату, где генерал прочищал мозги замам.

— Мне нужно с тобой поговорить! — с порога заявила я, прерывая отца на полуслове. Никита и Эжена взирали на меня полными ужаса глазами. Никто не смел, прерывать Романова.

— Анна, закрой дверь с той стороны! — меня окатили свирепым взглядом, на который я не обратила особого внимания.

— Нет, — спокойно возразила я. — И я думаю, что ни майор, ни капитан не обидятся, если я попрошу их подождать за дверью.

— Анна!

— Я сказала — нет! — четко проговорила я. — И если я прерываю твою важную беседу — мне жаль, но мне нужно с тобой поговорить. Прямо сейчас!

У генерала дернулось левое веко, но он пересилил себя, и резко мотнул головой, приказывая подчиненным удалиться. Парни выскочили за дверь, как ошпаренные.

— О чем ты хотела со мной поговорить? — процедил отец.

— О том, что ты орешь на подчиненных, срывая на них свое плохое настроение из-за неудачного дня, — сложив руки на груди, заявила я.

— Да как ты… — наливаясь краской, зарычал генерал.

— Смею? — подсказала я. — Очень просто. Ты, именно ты, сработал не так, как следовало, и нечего перекладывать ответственность на других. Это ты должен был разбираться с местными, которые мешали работать твоей бригаде!

— Ты не понимаешь, — уже более спокойно проговорил отец.

— Ты знаешь — да, я не понимаю, — и тут в мозгах словно щелкнуло, складывая разрозненные кусочки мозаики по своим местам. Два сложилось к двум и получилось четыре. Твою в бога душу мать! — Я не понимаю, как кучка явно прикормленных полицейских начальников какого-то заштатного городишки на задворках вселенной мешают работать генералу Романову, ставя под угрозу безопасность его людей. А после всего этого ты вынужден ругаться с адвокатами кучки аристократов, подкупивших тех самых полицейских!

— И что ты еще можешь сказать? — внезапно приходя в хорошее расположение духа, поинтересовался отец.

— То, что тебя вынудили ввести в операцию балласт, в виде нескольких местных бойцов, и что ты, конечно, посопротивлялся для виду, и позволил этому самому балласту одному из первых попасть в комнату с главным компьютером, последствия всем известны. Естественно, ты так же знал, что нужной информации ничего не грозит. Зная свою дочь, как облупленную ты понимал — если она появилась на улице, то уже успела скачать информацию. Вот интересно, что было бы с твоим планом, если бы я полезла спасать Влада до того, как закончила перекачку информации? Что с лицом, господин генерал? Такое развитие не просчитал? И местные в твоей бригаде были нужны лишь для того, что бы убедить восторженных окружающих, что информация потеряна безвозвратно. Что Эжен, что Никита — они выговор получили незаслуженно, а ты, по-моему, тупо тянешь время!

— Я горжусь тем, что ты моя дочь, — расплывшись в улыбке, признался генерал, не предприняв и попытки отпереться, — и мне очень жаль, что ты работаешь не у меня. Ты классный аналитик. Я жду ребят из собственной безопасности. Как только они прилетят, я передам им дело, и мы полетим домой.

— Ах ты… ты… — задохнулась я, не в состоянии подобрать сравнение, когда до меня в полной мере дошло, в какой многоходовой комбинации мне сегодня не посчастливилось участвовать, — вы форменная скотина, господин генерал! Как вы посмели… Ладно я, черт со мной, я фартовая, но… но Влад! Его-то за что!?

— Анька, ты чего? — нахмурился генерал несколько смущенный моей реакцией, — Да ты в него влюбилась! — ухмыльнувшись, возвестил отец, ничуть не обидевшись за скотину.

— Да пошел ты! — презрительно скривив губы, огрызнулась я.

В кармане генерала телефон запел похоронный марш. Отец, жестом попросив меня подождать, ответил на звонок. Подавив желание кинуть в отца ближайшей статуэткой, вышла в коридор, тихо притворив за собой дверь.

Я никак не могла решить чего мне хочется больше — поубивать всех вокруг или самой повеситься. Я устало потерла глаза и побрела к выходу. Похоже, доктор, вы на грани нервного срыва.

— Ань, — остановил меня тихий окрик Эжена, — ну, что там?

— Ничего. Ваш начальник — сука, — спокойно разъяснила я.

— В тебе говорит злость, — принялся увещевать меня Никита, — когда ты успокоишься, то поймешь, что Дмитрий Петрович был прав. К тому же возможность накрыть всех и сразу подвернулась совершенно внезапно…

— Никита, еще одно слово и получишь по морде, — подпустив угрозы в голос, предупредила я.

— Да уж, сегодня все Романовы не в духе, — возведя очи к потолку прокомментировал Эжен.

— Слушай, майор, ответь мне честно — когда в ваших светлых головах возникла эта комбинация?

— Честно? Это вопрос не ко мне, а к генералу, — покачал головой Эж, — ты прекрасно знаешь, что Петрович никого в свои планы не посвящает.

Я пожала плечами и, развернувшись, побрела по коридору. Вопрос был глупый, ясно же — Эжен даже если и знал все изначально, не ответит, сколько не спрашивай. Меньше знаешь, крепче спишь. Здесь слишком много всего намешено. И привычная боязнь утечки, не по злобе душевной, а так, по недосмотру. И фактор неожиданности. Для меня. Чтоб игра была натуральной — знай, мы все, не дергались бы и не сработали так убедительно, не столько я, сколько Влад. Меня отец знает, а вот Влада впервые вводит… И, по большому счету, обижаться на них нет смысла — сделано все правильно. Ни отец, ни Эжен с Никитой не стали от этого не хуже и ни лучше. Они остались такими же какими и были. Но, отчего же, так пусто и пакостно на душе?

 

Глава 11

Холл опустел, полицейские разбрелись по своим делам. Притихший дом казался холодным и осиротевшим. Я потянула тяжелую дверь спеша выбраться наружу. Определенно парк мне нравился гораздо больше. Я остановилась на мосту, слушая живую планету, глубоко вдохнула вечерний воздух, и медленно выдохнула, смакуя и запоминая оттенки запахов. Остывающий песок, ароматы незнакомых мне цветов и травы, прохладу плещущейся под мостом воды. Минута тишины. Я подняла глаза к небу, любуясь далекими звездами, вспоминая сегодняшний день, события которого уже казались далекими и зыбкими, похожими на бредовый сон. Где-то, совсем рядом, слышались мужские голоса, изредка прерываемые смехом. Хозяев голосов я видеть не могла из-за густых кустов. Все правильно. Полицейские до этого толпившиеся в холле замка выбрались на улицу, как всякий житель космических станций, ловя короткие минуты пребывания под открытым небом. Я грустно улыбнулась, только сейчас подумав, как нелегко приходится Владу, привыкшему к жизни на планетах, а сейчас вынужденному находиться взаперти на космической станции, накрепко привязанному к нерадивой хозяйке. Я хоть знаю, почему там нахожусь и это мой выбор. А он жертва обстоятельств. Обстоятельств непреодолимой силы. Очень удобная формулировка, изобретенная изворотливыми юристами.

Хлопнула дверь, едва слышно скрипнули камушки под чьими-то ботинками. Я стояла, не шелохнувшись, продолжая разглядывать небо. Кто бы это ни был пусть идет своей дорогой.

— А, вот ты где! — в голосе Никиты слышалось облегчение.

— Сейчас ты должен сказать, что искал меня, — подсказала я.

— Да, искал, мне надо…

Парень замялся, не сумев с ходу выдумать, что ему такого от меня надо.

— Штатного клоуна прислали? — понимающе усмехнулась я.

— Ну, что-то в этом роде, — покаялся Никита, — генерал боится, что ты можешь наделать глупостей.

— Дурак, — пожала я плечами.

— Дурак гораздо лучше, чем сука, — задумчиво пробормотал Никита, таким нехитрым способом оценивая накал моих страстей, заставив меня слабо улыбнуться.

— Ты куда сейчас? — поинтересовался Никита.

— К Владу.

— Пошли, провожу, — предложил Никита, — там репортеров куча.

— Я видела, — безразлично откликнулась я.

Мы спустились с мостика, и пошли по широкой аллее, ведущей к воротам поместья. Пройдя живую изгородь, миновали группу бездельничающих полицейских, тех самых, чьи голоса я слышала стоя на мосту. При появлении начальства парни подтянулись, но, видя, что Никита не обращает на них внимания, заметно расслабились. Мы уже отошли от компании на несколько метров, когда до меня долетел обрывок разговора, заставивший меня остановиться.

— Не понимаю, чего с этим рабом так носятся! Давить таких надо. Он испортил мои ботинки, совсем новые! Ну, и я ему по роже! Он аж на задницу сел…

Я резко развернулась, отыскивая глазами говорившего. Среднего роста, лет двадцати восьми, и совершенно мне незнакомый. Вот он, тот, кого я искала полдня, на него можно излить радужное настроение, не заботясь, как это будет выглядеть. Подарок судьбы!

— Аня… — Никита дернулся схватить меня за руку.

— Только попробуй… — сквозь зубы прорычала я, заставляя Никиту отпрянуть, и не спеша двинулась к полицейским.

— Ботинки теперь только выбросить… — в голосе полицейского слышалась неподдельная тоска. Из-за каких-то чертовых ботинок!

Накал бешенства достиг критической массы. Стоящие рядом с говорившим ребята, благоразумно отодвинулись при моем приближении. Не размениваясь на никчемные разговоры и предупреждения, я провела простейший, но от этого не менее действенный блок. Пяткой по ступне, яркой вспышкой боли на короткий миг, обезоруживая противника, остро жалея об отсутствии каблуков, под колено и с особым наслаждением коленом со всей дури в пах, так что б искры из глаз посыпались. Не ожидавший нападения мужчина не успел и пискнуть, не то, что ответить. Я смотрела на его скорчившуюся фигуру, чувствуя, как губы против воли кривятся оскалом, подумав секунду, добавила локтем меж лопаток, заставляя обидчика Влада рухнуть на колени. Как жаль, что по роже нельзя — следы останутся. Стоп! А кто сказал, что нельзя? И плевать на то, что нельзя, раз очень уж хочется. И пусть потом в суд подаст! Ухмыльнувшись собственным мыслям, я сжала кулак…

— Аня! Пальцы! — за какую-то секунду до удара взвыл появившийся из-за кустов Эжен, понимая, что остановить меня каким-то другим способом просто не успевает.

Действительно — пальцы жаль, холодно пронеслось в голове, а колено не очень. Уже не особо усердствуя заехала коленом по лицу врага стоящего на четвереньках, заставив того повалиться в колючие кусты.

Безнадежно опоздавший Эж сгреб меня в охапку, оттаскивая подальше, на безопасное для поверженного врага расстояние, справедливо опасаясь, что я не до конца выполнила программу минимум.

— Вы что, не могли ее оттащить!? — напустился Эжен на подчиненных, крепко удерживая меня за плечи.

— Оттащить кого? — невинно изумился один из свидетелей.

— А что здесь что-то было? — подхватил второй.

— Майор, да если бы здесь… то мы бы уж… — скроил зверскую рожу третий, всем своим видом выражая готовность предотвращать и искоренять.

— Ну, да… — подтвердил Никита.

— Хуже коросты, — проворчал Эж, и добавил мечтательно, — вот вернемся на базу, уж я вас там…

Слушая этот нестройный хор, я захрюкала от еле сдерживаемого смеха. Ушибленное колено тихонько ныло, но я, ни о чем не жалела.

— Ты чего, Анечка? — враз меняя тон, залепетал Эжен, не распознав в невразумительных звуках смех. — Тихо, тихо, девочка… — майор погладил меня по плечам. — Все хорошо. Никита, глянь, он там живой хоть.

— Живой, — подтвердил Никита, с любопытством заглядывая в кусты, — вон, шевелится даже.

— Помогите ему вылезти, что ли, — брезгливо поморщился Эж.

— Вот еще, как залез, так пускай и вылезает, — буркнул кто-то.

— Рразговорчики! — нахмурился Эжен, мигом восстанавливая порядок и субординацию, — Ланс, достань его, Вадим, помоги. А ты, — майор выразительно посмотрел на меня, — пошли со мной. Никита, ты тоже.

— Совсем с ума сошла? — строго спросил Эжен, когда мы оказались на значительном удалении от места происшествия. — Ты чем думала? Бросаешься на окружающих, что цепной пес! Ты соображаешь, что было бы, если бы повредила пальцы?

— Ничего бы не было! — буркнула я, стряхивая с плеча руку майора. — На больничный бы пошла.

— На больничный бы она пошла! — передразнил меня Эж, зло сплюнув. — А о людях ты подумала? А ты куда смотрел!? — без перехода напустился он на шагающего рядом Никиту.

— Да кто ж знал, что она в драку полезет? — попытался оправдаться Никита. — К тому же, Аньку не так уж просто остановить!

Я улыбнулась, слушая их перепалку, прощая им все. Да и не могла я на них долго злиться, слишком многое нас связывает в этой жизни и не так уж просто перечеркнуть это из-за одного неудачного дня.

— А ничего, что я рядом иду? — невинно поинтересовалась я, прерывая спорщиков.

Парни посмотрели друг на друга, потом на меня и внезапно расхохотались. Глядя на веселящихся полицейских, я подумала, что возвращаться в душную квартиру мне совсем не хочется, да и Владу я сейчас без надобности, он спит, а компания в таких делах штука лишняя. Кое-как отделавшись от назойливого конвоя, торжественно пообещав не устраивать больше драк, побрела вглубь парка, без особой цели и направления. Хотелось немного тишины и одиночества, которого уже давно не было, когда принадлежишь только себе и никому больше.

Откуда-то сбоку потянуло свежестью, говорившей о близкой воде. Повинуясь сиюминутному порыву, свернула с тропинки, ступив на отяжелевшую от вечерней росы траву. Ноги тут же насквозь промокли, но это меня беспокоило мало. Я продиралась через кусты с упорством, достойным лучшего применения, может к пруду была другая дорога, более удобная, но у меня не было желания ее искать. И дался мне, этот чертов пруд! Я раздвинула ветки, задохнувшись от детского восторга, глядя на темную поверхность воды, маслянисто поблескивающую в свете фонарей. Пруд был меньше, чем мне думалось, когда рассматривала его на снимке. Почти у самой воды стояла витая скамья с высокой спинкой. Идеальное место для отдыха и раздумий, скрытое от сторонних глаз. К тому же вода относится к тем немногим вещам, на которые человек может смотреть вечно, такова наша психология, не делающая различий между хорошим человеком и самой распоследней скотиной.

Выбравшись на песчаный берег, подошла к воде и, присев на корточки, опустила ладони в теплую воду, пахнущую тиной и лягушками. Жаль, искупаться нельзя. Отойдя от воды, я присела на скамейку, блаженно откинувшись на изогнутую спинку. Не было мыслей, не было чувств, они словно растворилось в ночной тишине, останавливая время.

Мое уединение прервал отец, появившись почти бесшумно, он остановился у меня за спиной, не решаясь окликнуть и напугать меня. Похвальная осторожность, тем более в свете сегодняшнего дня.

— И что ты там стоишь, бедный родственник? — поинтересовалась я, не поворачивая головы.

— Да так… — отец усмехнулся и, обойдя скамейку сел рядом, — Еще сердишься?

— Уже нет, — покачала я головой, — как ты меня нашел?

— Ты всегда любила воду, — пожал папа плечами, — а вода здесь всего в двух местах. У фонтана тебя нет, значит остается пруд.

— Да, действительно, все просто.

— Мне очень жаль, что с Владом так получилось.

— Знаю.

— Я вообще не хотел вас вводить.

— А чего ж не остановил? — я удивленно подняла брови.

— Ну, с Владом было без вариантов. Без него и соваться нечего было. А вот с тобой… — генерал усмехнулся и покачал головой, — Ты пробовала когда-нибудь остановить крейсер голыми руками? Нет? Вот и я решил, что дело это зряшное, тебя ж не переспоришь…

— Это да, — подтвердила я, — я упертая. Есть в кого…

— Значит мир?

— Мир, — согласилась я, пристраивая голову на отцовском плече.

— А вот по поводу нашего разговора, что было бы с моим планом, если бы ты полезла спасать Влада до того, как закончила информацию скачивать, не полезла бы. Задний двор виден лишь из окна коридора, а из кабинета его не видать, окна на другую сторону выходят. Но этого даже я просчитать не мог. Как Влада транспортировать будем? После такой трепки он вряд ли поднимется.

— Не поднимется, — подтвердила я, — Эж перевозку обещал. А что уже собираться надо?

— Да, Эж заканчивает дела передавать. Еще полчаса и поедем.

— Хорошо, — я выпрямилась и с хрустом потянулась, — папа…

Отец остановил меня жестом, призывая молчать. Я замолчала на полуслове, прислушиваясь к окружающему миру, но ничего особенного услышать, не смогла. Так же тихонько пели лягушки и шелестели листья и больше ничего подозрительного. Отец сделал знак говорить дальше, но вот беда, я уже забыла, что хотела спросить и поэтому стала говорить первое, что пришло в голову.

— Откуда ты взял этого Гену? Скотина редкостная, доложу я тебе. Он не подходит для работы в отделе, уж слишком много апломба и самомнения, оно бы ничего, но он слабак с таким в команде выходить нельзя, не говоря уж о паре.

Я продолжала нести еще какую-то чепуху, с удивлением наблюдая, как генерал мягко ступая, обогнул лавку и бесшумно растворился в кустах. Давно я не видела, как отец работает, всегда удивляясь, как такой внушительный мужчина может бесплотным призраком скользить в темноте, так, что не шелохнется ни единая травиночка.

Я настороженно замолчала, расслышав придушенный писк где-то слева. Генерал настиг свою жертву и, судя по звукам, тащит ее сюда. Я поднялась, с интересом вглядываясь в темноту, где происходила нешуточная возня. Треск ломаемых веток приближался и совсем скоро на утоптанную площадку у лавочки вывалился генерал, крепко удерживающий извивающегося в полном молчании пленника. Я прищурилась, стараясь разглядеть, добычу. По сравнению с генералом пленник казался ребенком, невысокого роста, по-мальчишески худенький и какой-то нескладный, он был готов дорого заплатить за свободу. Каким-то невероятным образом извернувшись в генеральских лапах, паренек лягнул генерала под коленку и вцепился зубами в папанину ладонь. Папа охнул от неожиданности и на секунду разжал руки, но подростку хватило и этого, что бы угрем выскользнуть из медвежьих объятий и бросится прочь. Генерал тихонько выругался и в два прыжка настиг беглеца, ухватив его за рубашку.

— Ах, ты ж… — зарычал грозный полицейский, разворачивая пойманного лицом к себе, ухватил за грудки, и уже был готов от всей души встряхнуть его, но в последний момент остановился, изумленно выдохнув, — Девка!?

Я растерянно моргнула, не совсем понимая, что происходит. Какая девка? Откуда здесь… А впрочем… Я быстро пересекла разделявшее нас расстояние и, оттеснив отца, повернула пленника к свету. Так и есть…

— Ника? Что ты здесь делаешь? — строго сведя брови, поинтересовалась я.

Девчонка хмуро посмотрела на меня из-под спутанных волос и предпочла отмолчаться.

— Ты ее знаешь? — удивился отец, не забывая крепко удерживать девчонку за шкирку.

— Да, знаю, — вздохнула я, — Ника, почему ты здесь? Тебя же должны были забрать…

— Я же тебе сказала — в приют я не поеду! — нахохлилась она, — И домой я не вернусь! Он меня опять продаст!

— Аня, кто это?

— Это, дражайший генерал, очередной косяк вашей службы, — убирая светлые пряди волос со лба девочки, уведомила я.

— Я не косяк! — тут же ощетинилась Ника.

— Конечно, ты не косяк, — согласился генерал, — но, похоже, ты еще та головная боль.

— Да кто ты такой!? — закричала Ника на генерала, делая тщетные попытки вырваться.

— Тихо! — приказал генерал, и Ника тут же заткнулась.

Передоверив девчонку мне, генерал отошел от нас и, выудив из кармана телефон, раздраженно потыкал кнопки и принялся выяснять, кто был ответственным за отправку детей, и почему получилось так, что одна из них отбилась от группы и сейчас шастает по кустам.

— Это надолго, — кивнув на шипящего генерала, — пошли, сядем на лавочку, и ты мне все подробно расскажешь.

— Что расскажу? — уныло спросила она, усаживаясь рядом.

— Как тебе удалось бежать? Опять кого-то покусала?

— Я не кусала, — Ника шмыгнула носом, и совсем по-детски утерла глаза кулачком, — нас посчитали, а когда усаживали в машину, я отстала и нырнула под днище… Я же тебе говорила — я не вернусь!

— Вот дуреха, — я с силой помассировала виски, — а если бы тебя раздавили?

— Но не раздавили же! — с законной долей гордости проговорила она. — Я ловкая.

— И что мне сейчас с тобой делать, ловкая? — Уныло поинтересовался подсевший к нам генерал, доставая из нагрудного кармана шоколадку. — Есть-то хочешь? Вот, держи.

Ника подозрительно посмотрела на шоколад, обернутый в хрустящую фольгу, будто генерал предлагал не сладость, а рыбу фугу собственного приготовления. Девчонка судорожно сглотнула, и гордо отвернулась.

— Бери-бери, — отец вскрыл упаковку и буквально всунул плитку в узкую ладошку. Нике не оставалось ничего другого, как принять еду.

— Что там? — я кивнула на телефон, торчавший из отцовского кармана.

— Они не могут ее забрать, — отец почесал за ухом, Ника нарочито громко шуршала фольгой, усердно делая вид, что ее не касается наш разговор, — у них, видите ли, мест больше нет! Но я ж не могу дите здесь оставить! И полицейским местным отдать не могу!

— Не можешь, — согласилась я.

— Они ее в обезьянник запрут или еще что в этом роде! — не слушая меня, все более раздражаясь, продолжал отец.

В его кармане припадочно затрясся телефон. Отец встал и отошел в сторону. Ника настороженно уставилась в широкую мужскую спину, даже про шоколадку свою забыла. Я особо не волновалась, зная истинную причину раздражения генерала. Он уже все решил и теперь бесился от этого.

— Все, собирайтесь — мы едем, — отрывисто бросил генерал, заталкивая телефон в карман.

— Перевозку нашли? — забеспокоилась я, с ужасом понимая, что не проконтролировала этот момент.

— Да, Эжен сказал, минут через десять подгонят.

— Куда? — пискнула Ника.

— Ты едешь с нами, — милостиво проинформировал ее генерал.

— Я никуда не еду с вами! — уперлась Ника, вскочила и была уже готова бежать.

— Ты едешь с нами, — с нажимом проговорил генерал, обнимая ее за плечи и направляя к тропинке, — мне некогда тебя уговаривать, а значит, ты едешь, даже если мне придется тебя под мышкой тащить! Ты поживешь у меня, пока я не подберу тебе более подходящее место.

Я улыбнулась в темноту, черта с два, генерал, вы будете заниматься этим самым подбором, и черта с четыре любое другое место покажется вам более или менее подходящим! Вы будете откладывать это дело все дальше и дальше, уговаривая, что вот завтра вы обязательно… Потому, что нет ничего более постоянного, чем временное. И я это знаю, и ты это знаешь, вот поэтому и бесишься. Я прикусила губу, пряча глупую улыбку. И врет умная наука, утверждая, что для появления сестер нужны две клетки и девять месяцев. Похоже, только что Романовых стало больше на одну физическую единицу.

У главной аллеи наши дороги разошлись. Генерал со слабо упирающейся Никой отправились к замку, а я к воротам. Стоило показаться за воротами и меня ослепили яркие вспышки камер. Журналистов прибавилось, и они наглухо перегородили улицу. Интересно, как генерал будет выбираться, через этот кордон?

— Анька, давай за мной! — откуда-то сбоку вынырнул Никита и напролом двинулся через толпу.

Со всех сторон к нам потянулись микрофоны на гибких шнурах, на все вопросы журналистов Никита огрызался емким 'Без комментариев!'. Я уцепилась за его рубашку, боясь отстать. Мы достаточно быстро пробились сквозь плотную толпу, и лишь нырнув в спасительный переулок, смогли свободно вздохнуть. Кто-то из журналистов попытался пробраться следом, но Никита посмотрел на него с таким безграничным дружелюбием, что парень сразу испарился.

— Никита, а как перевозка проедет? — забеспокоилась я.

— Проедет, не волнуйся, — Никита оттер лоб рукавом, — я только что с местными ребятами говорил, они коридор обещали. Как только машина подойдет, так сразу и вычистят.

— Как там Лиса?

— Беснуется, — Никита широко зевнул и встряхнулся по-собачьи, — если я переживу ее беременность, мне уже ничего не страшно будет. Который час?

— Да час ночи уж как, по нашему времени, — зевая вслед за Никитой, пробормотала я.

— Хоть домой не лети, — уныло пробормотал Никита, — Алиса мне башку отвертит, я обещал быть дома до десяти вечера.

— Да не, не должна, — не ощущая, впрочем, особой уверенности проговорила я, — ты ж на работе и она это знает. Хочешь, я с ней поговорю, вот как прилетим, так сразу и поговорю. Скажу, что мы вместе были и…

— А вот этого не надо! — перепугался Никита. — Если ты не хочешь, что бы и тебе голову отвернули. Я ж говорю, Алиса в последнее время не в адеквате, ревнивая стала страшно. Слушай, а после родов она такая же бешенная будет?

— Нет, не будет, — успокаивающе улыбнулась я, однако сделав себе пометку поговорить с Алисой, где ж это видано, что б мужик домой идти не хотел, — может только в первые недели три, пока гормоны устаканятся. Потерпи, совсем немного осталось, месяцев шесть — семь.

— Вот уж успокоила! — фыркнул Никита.

— Я наверх, ты со мной?

— Нет, я здесь подожду, и носилки потом наверх подниму.

Я коротко кивнула и нырнула в темноту подъезда. В квартире стояла сонная тишина, прерываемая только тихим бормотанием техников, оккупировавшим зал. Я заглянула в комнату. Эван дремал, сидя за столом, положив голову на сложенные руки. Трое других предавались старинному занятию бездельничающих особ мужского пола — играли в карты.

— Ну, как тут у вас? — шепотом спросила я.

— Нормально все, Ань, — так же шепотом ответил Гирт, раскрывая карты, заставляя остальных игроков, раздосадовано шипеть, — твой спит, Марко к нему недавно заходил. Слушай, а правда, что ты Гене морду набила?

— Правда, — склонив голову, повинилась я. — уже доложили?

— Ага, — расплывшись в улыбке, кивнул Гирт, — жаль мы все пропустили…

— Да ничего там интересного не было…

— Естественно, чего может быть интересного, когда наша Анька мужика здорового отделала! Это ж обычное дело, — проворчал Эван, выпрямляясь и с хрустом потягиваясь.

— Анька, можно тебя попросить? — с плаксивой интонацией вокзального сироты заныл Гирт.

— Можно, если только быстро, я собираюсь к Владу, — я приостановилась на пороге.

— Анька, а ты не повторишь на бис, а? Ну, ради несчастных обделенных техников?

На меня смотрели восемь молящих глаз. Стоило бы разозлиться, ребята явно подначивали, но сил хватило лишь на то, чтобы фыркнуть и закатить глаза к потолку и выйти из комнаты молча строя планы мести. А чего их строить? Я развернулась и снова заглянула в комнату.

— Кстати, я забыла спросить, — расплываясь в улыбке, проворковала я, — чего вы сидите? Генерал полчаса назад дал команду на крыло и все уже уехали, кроме меня. Я жду перевозку для Влада.

Глядя, как вытянулись лица техников и три руки одновременно потянулись за телефонами, я поняла, что отомщена.

Я на цыпочках вошла в комнату, где спал Влад. Он дышал тихо, почти беззвучно. Присев на корточки у кровати я потрогала его лоб. Лоб был теплый, что заставило меня обеспокоенно нахмуриться. Вполне возможно это ничего не значит и в комнате просто жарко. Неплохо бы посмотреть его спину, но для этого придется включить свет. Пусть поспит еще немного, совсем немного. Скоро придет Никита и Владу придется проснуться. До этого еще есть время. Минута тишины…

Я погладила его руку, осторожно распрямила мужские пальцы, сжатые в кулак. Какая у него все-таки большая рука. Не удержавшись, я потерлась щекой о тыльную сторону его ладони. Может, отец не так уж далек от истины, утверждая, что я влюбилась во Влада? Нет, конечно же, нет! Это просто чувство ответственности и гормоны. Совсем как у Лисы, с той лишь разницей, что я не беременна и уже довольно давно не имела, хм… романтических отношений с мужчинами. Эти самые 'романтические отношения' развеселили меня, что позволило легко выбросить из головы мысли на запрещенную тему.

В коридоре послышался топот и на пороге возник Никита, тащивший носилки. Время вышло.

— Как он?

— Спит, — с некоторым сожалением, что сейчас придется будить Влада, ответила я.

 

Глава 12

Вопреки моим опасениям Влад не проснулся, когда его укладывали на носилки и спускали вниз. Визгливо взвыли над головой сирены, и перевозка помчалась в сторону порта. Не проснулся Влад и когда его перекладывали на каталку нашего транспорта в порту. Слишком крепкий сон моего подопечного начинал меня беспокоить. В индивидуальной аптечке не могло быть препаратов такой силы, а это рождает неприятные мысли на тему комы, хотя я знаю, что все эти мысли бред чистейшей воды. Или нет? Я даже толком осмотреть его не могу, только после взлета… Чушь! Травм серьезных нет, я же знаю. Я сама осматривала и не могла ничего пропустить. Да, побои сильные, да, кое-где содрана кожа, но не настолько же! Максимум, чем это может грозить — неделя вылежки мордой в подушку и подкормка обезболивающими. Я подняла высокие борта и закатила тяжелую каталку по трапу открытой специально для меня рампы транспорта. В салоне кто-то из парней сунулся помочь укрепить колеса в предусмотренные для этого пазы, но ему хватило лишь одного моего взгляда, что бы убраться куда подальше. Я должна знать, что замки креплений закрыты, как положено, а значит, должна сделать сама.

Закончив с крепежом, покопалась в шкафчиках хвостового отсека, где разжилась немудреным медицинским оборудованием. Зрачки реагируют на свет, все приборы показывают норму. Тогда почему…

— Сядь и пристегнись! — резкий окрик генерала вырвал меня из задумчивости. — У меня нет желания отскребать тебя от переборок!

Я одарила отца тяжелым взглядом, но в кресло все же уселась и раздраженно дернула ремни. Нужно успокоиться и все толком обдумать, причин для паники нет. Пока нет. Где я ошиблась? Что не учла? Тяжесть перегрузки вдавила в мягкие подушки кресла. Если датчики подтверждают мою правоту, то единственное, что могло вызвать такое состояние это лекарства. Чьими аптечками я пользовалась? Сразу после захвата я брала аптечку у Эжена, потом Никита отвел Влада в машину. Потом я долго осматривала детей, а потом мне сказали, что Влада отнесли в квартиру. Кто это был? С кем я разговаривала в полутемном коридоре того проклятого замка? От усталости путались мысли, и голова упорно отказывалась работать, но я заставила себя встряхнуться, как заставляла уже многие годы. Игорь. Да, точно он. Я огляделась, отыскивая парня. Вон он, всего в трех рядах от меня. Я едва дождалась окончания перегрузки. Как только давление ослабло, я рванула пряжку пристяжных ремней.

— Игорь, солнце мое, — тихо, что б больше нас никто не услышал, проговорила я, усаживаясь рядом, — расскажи-ка ты мне, что у тебя в аптечке?

— А что такое? — его брови удивленно взлетели.

— Ничего, я просто попользовалась твоей аптечкой и мой пациент, — я кивнула в сторону каталки, — уснул. Крепко.

— После моей аптечки? — Игорь выглядел озадаченным. — Странно. С ней все было в порядке. Хотя… О, черт!

— Что? Что в ней было? Отрава? Наркотики? Что?

— Ань, я забыл, честно… — на лице Игоря было написано искреннее отчаяние.

— Игорь!

— Да нет, это ничего страшного, — поспешил успокоить Игорек, — это 'слезы богов', транквилизатор такой… Ничего страшного, поспит пару часиков, потом правда, голова раскалываться будет, и пить будет очень… хотеть…

— Спасибо, что разъяснил, — съязвила я, расслаблено откидываясь на спинку кресла, все в порядке, — а то я тут все думаю — кто ж из нас доктор! Где ж ты его, родной, взял? Если честно не ответишь, генералу наябедничаю…

— А… мне его один товарищ подогнал, из армейских… Я после ранения очень плохо сплю, ну и вот…

— Ладно, сделаем вид, что поверили на слово, но что бы завтра с утра был у наших психов.

— Со мной все в порядке, — угрюмо буркнул Игорь.

— Я знаю, но что бы завтра был у психов, тебе подберут что-нибудь, более подходящее. Я проверю. И завязывал бы ты со 'слезами', а то лет через пять будешь сидеть на тихом дворике санатория для душевно здоровых гугукать и слюни пускать от счастья. Чего так смотришь? Тебя что, твой армейский друг не предупредил о последствиях? Еще раз словлю за самолечением, сама тебя в этот санаторий и отправлю. Усек?

— Усек, — уныло откликнулся он.

— Вот и хорошо.

Я перебралась на свое место, откинула спинку кресла, повозилась, устраиваясь поудобнее. Теперь можно и отдохнуть. Соседнее кресло скрипнуло, и в ухо вполз тихий голос Эжа.

— Слушай, Анька, я тут все думал о генетике.

— Чем тебе помешала эта безвредная наука? — не открывая глаз, пробормотала я.

— У вас вся семейка такая ненормальная, подбираете всех сирых и убогих?

— Нет, не всех. Тебя ж не подобрали. А его, — я не глядя, ткнула в сторону Влада, — я не подобрала, а купила всего за пятнадцать кредов.

— Черт! Ань, я не хотел тебя обидеть…

— Ты и не обидел, а теперь пошел к той матери, дай поспать.

Эжен раздосадовано хмыкнул и поднялся. Вот и правильно, лети, голубь, отсюда, да подальше! Но голубь не улетел, над головой щелкнули замки багажного ящика, зашуршала ткань, и меня укрыли тонким пледом, заботливо подоткнув края.

…Дышать было тяжело и жарко. Лицо будто пленкой облепило какой-то влажной тканью. Он долго не мог понять, что нужно сделать, что бы глотнуть свежего воздуха. Оказалось, ничего героического предпринимать не надо. А надо всего лишь повернуть голову. Влад повернул, сморщившись от боли, вызванной этим простым движением. Но зато теперь он мог свободно дышать. А до этого не мог, потому что дышать лицом в подушку затруднительно. В подушку. Губы против воли расплылись в идиотской улыбке. Все хорошо. Ну и что, что ноет все тело, что адски хочется пить, что опять треснула разбитая губа. Все хорошо. Потому что будь плохо, вместо подушки он утыкался бы носом в набитый вонючей соломой тюфяк. Его не бросили, его забрали с собой, а он так боялся засыпать в той душной комнате, но у него не было выбора… Где-то над головой слышалось бормотание, кто-то разговаривал. Влад осторожно ощупал себя и беззвучно выругался — из одежды марлевая салфетка на спине, да простынка. И как он пойдет домой? Домой. Как приятно и тепло знать, что у тебя есть дом.

— Проснулся? Вот и молодец, — его похвалили, будто он сделал что-то из ряда вон выходящее, погладили по волосам, в губы ткнулось что-то мокрое. Капелька с этого самого мокрого потекла по губе, Влад осторожно слизнул ее языком. Вода. Ничего вкуснее в жизни не пробовал. Подхватил губами это мокрое и вытянул оттуда всю воду. — Эй, губку отпусти! Не будет ничего хорошего, если ты наглотаешься ишерского мха.

Влад послушно отпустил губку и разлепил тяжелые веки. Все плыло перед глазами, и было почему-то голубым. Моргнул, усилием воли заставляя глаза сфокусироваться. Над ним склонилась Аня, а то голубое ее джинсовая рубашка.

— Где мы? — прохрипел Влад.

— Уже почти дома, минут через пятнадцать будем, — она приложила к его лбу какую-то полоску, заглянула под укрывающую его простыню и обеспокоено нахмурилась.

— Что?

— Ничего сверхъестественного, учитывая твое состояние. Температура небольшая и повязка промокла, поменять надо. До дома потерпишь?

— Потерплю.

Влад пошевелился, раздумывая, как бы это половчее сесть.

— Ты что это делаешь? — подозрительно поинтересовалась Аня.

— Сажусь.

— Зачем? — подозрительности в голосе хозяйки прибавилось.

— Мы же подлетаем, так? — чувствуя легкое раздражение, принялся разъяснять Влад, осторожно приподнимая себя. — А раз мы подлетаем, нужно одеться, я же голый. Я не могу голым до каюты идти… Если только ты не прикажешь.

— А ты и не пойдешь, — спокойно возразила Аня, однако подхватила его за бока, удерживая в вертикальном положении, когда начал заваливаться. Ее прохладные пальцы приятно касались горящей кожи, — я тебя на каталке отвезу.

— Я не безногий и вполне в состоянии дойти сам, — уперся Влад, еще не хватало позориться, что б его везли на каталке через всю станцию, как какого-то тяжелобольного!

Они спорили долго и, в конце концов, Аня к его удивлению уступила и даже помогла одеться, ворча при этом, что если он упадет посреди дороги она и пальцем не шевельнет, что бы оттащить его в каюту. Потом она принесла воды и какую-то серую кашу в герметичной тарелке. От вида каши желудок протестующе заныл, к горлу подступила тошнота. Влад прикрыл тарелку и отодвинул подальше. Он лучше водички. Есть, похоже, он еще долго не сможет. По крайней мере, до утра. Но на этот раз Аня была неумолима, и ему пришлось проглотить пару ложек серого месива. От пытки кашей спасли сирены станции, приветствующие возвращение транспорта. Влад сполз с высокой каталки и под неодобрительным взглядом хозяйки побрел к трапу.

В ангаре огнедышащим драконом металась Алиса, не преминувшая устроить мужу взбучку. За несчастного Никиту тут же вступился генерал, пытаясь утихомирить набирающий обороты скандал. Дракон резво развернулся и, оставив на некоторое время главную жертву, испепелил генерала, откровенно наплевав на погоны и звания. Аня пробормотала под нос какое-то ругательство, попросила Влада постоять в сторонке и бросилась спасать ситуацию. Аня взяла Алису под руку и, отведя в сторону, принялась ей что-то втолковывать. Что Аня говорила, он не слышал, у него была более важная задача — заставить себя стоять прямо, к тому же очень мешал ровный гул в ушах, глушивший все звуки. Влад пошарил рукой, отыскивая перила трапа, у которого стоял. Вот, так гораздо лучше. Интересно, что за девчонка рядом с генералом. Вроде, Влад ее уже где-то видел. В замке, а где же еще. Что она здесь делает? Впрочем, это не его проблемы. Его дело маленькое, стоять в сторонке и ждать хозяйку. Незаметно для себя Влад начинал думать так же, как думал несколько месяцев назад, когда Аня только-только привезла его на станцию. Он вновь чувствовал себя рабом — ничтожным, бессильным, лишенным воли и имени. От этого ощущения мужчина пришел в раздражение.

— Владушка! Влад! — голос заставил его вздрогнуть и посмотреть на хозяйку. — Пошли домой. Сможешь?

— Конечно, смогу! — сквозь зубы процедил Влад, он никому не позволит узнать, насколько слаб, особенно ей! Действие лекарств заканчивалось, пробуждая боль, пока еще тихую, едва слышную, но уже готовую лавиной прорвать истончившуюся пленку.

— Влад, тебя сильно избили, и нет ничего зазорного в том, что тебя отвезут домой, вместо того, что бы мучить себя, — она говорила спокойно, словно не замечая гнева мужчины.

— Я дойду, — скорее из принципа, чем из уверенности упорствовал Влад.

— Аня, вы идете? — генерал придерживал двери лифта, не давая им закрыться. — Хватит секретничать, ночь на дворе!

— Точно дойдешь? Может тебя…

— Обойдусь, — огрызнулся он.

Влад отпустил перила, за которые держался все это время и пошел к лифтам, строго контролируя каждое свое движение. По спине текло что-то обжигающе горячее, но Влад не обращал на это внимания. Он сказал, что дойдет и он дойдет! Для себя и что бы доказать…

Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула, глядя, как на рубашке Влада проступают темные полосы. Зря я уступила, ох, зря. Казалось бы, чего проще выкатить каталку, приказать и никуда он не денется — покорно ляжет, позволив отвести себя домой. Но я промолчала, удержалась, пересилила себя не став останавливать, не стала хватать под руку, поддерживать и помогать, признавая за мужчиной право. Право на самостоятельность. Право совершать ошибки. Право взрослеть. Сейчас он не примет от меня помощи, хуже, он мне ее не простит. Закусив губу, я следила за его неровными движениями в любой момент готовая кинуться на помощь подставить плечо, взвалив на себя его тяжесть.

…Влад привалился плечом к стенке кабинки, молча ругая себя за опрометчивый поступок и за некстати разыгравшуюся гордость. Сил стоять почти не осталось, не говоря уж о том, что б идти. А до каюты еще предстояло добраться. Метров сто по коридору. Вырвавшаяся на волю боль, затопила все его существо, мешая трезво мыслить. Хотелось заползти в самый дальний угол, который только удастся найти.

— Эй, эй парень, стой прямо! — голос генерала с трудом пробивался сквозь пелену застилающую сознание. — Твою мать!

Генерал шагнул к заваливающемуся Владу, ухватил за плечи, удерживая, но это помогало слабо. Тихо выругавшись, генерал развернул парня к себе и, подхватив, рывком забросил на плечо. Генеральское плечо больно давило на живот, дышать было трудно, да и поза — задницей кверху — сама по себе унизительна и оптимизма в жизни не прибавляла.

— Папа! Аккуратней! — взмолилась Аня.

— Аккуратней! — передразнил дочь Дмитрий Петрович. — Какого черта ты вообще позволила ему идти?

Аня ничего не ответила, лишь пожала плечами. Влад покосился на девчонку, все это время тихо стоявшую за спиной генерала. Девчонка поглядывала на Влада, кривя губы от еле сдерживаемой улыбки. Ну, конечно, чего ж ей не смеяться. Положение смешнее не придумаешь! Да сколько же можно над ним издеваться!? Влад завозился, пытаясь соскользнуть с генеральского плеча и придать себе более… достойное положение.

— А ну, виси спокойно и не дергайся! — прикрикнул генерал, наградив свою ношу увесистым шлепком.

Лицо и шею обдало жаркой волной, и Влад, смирившись, безвольно повис. Еще бы не смириться, когда внушение пришлось по свежему рубцу. Аня пригрозила отцу кулаком, но тот ничего не заметил — двери лифта разъехались и генерал двинулся в сторону каюты.

Генерал затащил Влада в комнату и осторожно сгрузил на кровать.

— Ну и тяжел же ты, брат, — отдуваясь, посетовал генерал, потирая плечо, — Ань, может еще, чем помочь?

— Помочь? — усмехнулась Аня, ее голос отдалился, где-то близко полилась вода. — А чем ты мне поможешь? Еще раз отшлепаешь его? А у него, между прочим, вся задница в рубцах!

— Черт… — генерал смущенно поскреб затылок.

— Вот тебе и черт, — вздохнула она, появляясь в комнате, — Извини, что накричала, устала я что-то.

— Я понимаю. Ладно, пойдем мы. Мне еще девчонку на ночлег устраивать.

— Ее зовут Ника.

— Я помню, — в голосе генерала сквозила улыбка.

Влад слышал, как хлопнула входная дверь и как Аня ходит по каюте. Он зажмурился и потерся щекой о подушку. Голове было неудобно — под подушкой лежало что-то твердое. Запустив руку под подушку, вытащил мешавшую вещь, с удивлением уставившись на плоскую коробочку с инструментами.

— Ага, значит, вот, чем ты расковырял дверь! — заметила Аня, появляясь на пороге комнаты. — Ну, что — позволишь себя раздеть или продолжишь геройствовать?

Влад засопел и отвернулся к стене, понимая, что обижаться не на что. Но обижался. На нее, на себя, на весь мир, черт бы его побрал! За то, что больно, за то, что Аня смотрит на него, прикусывая губу, за то, что тащили до каюты, как куль, а он сделать ничего не мог и еще за то, что та девчонка в лифте криво ухмылялась.

— Вот и хорошо, — спокойно заметила Аня, шумно подтаскивая к кровати стул, будто и не замечая его обиды, — я постараюсь справиться побыстрее.

Звякнули инструменты, и Влад поразился, насколько этот звук стал привычным. Но потом вспомнил, что обижается и недовольно закрыл глаза. За спиной, возилась Аня, хрустела разрываемая упаковка, тихо хлопали вскрываемые крышки. Что она там делает, интересно!? Спина почти успокоилась, и теперь его неудержимо клонило в сон. Влад вздрогнул всем телом, когда обнаженного бока коснулся холодный металл. Аня решила проблему раздевания самым радикальным образом — срезала рубашку. Влад понимал, это делается, чтоб лишний раз его не тревожить, но все равно остро жалел рубашку. Одел-то всего раз!

Аня не соврала — он совсем не почувствовал, когда она снимала марлевую салфетку, зато когда всерьез взялась за раны парень ни раз покрылся липкой испариной прихватывая зубами подушку, прочувствовав каждую ссадину. Закончилась эта экзекуция, как у Ани водится, уколом. Вот не может человек обойтись без колющих предметов!

— Вот и все, — вздохнула она, прилаживая свежую салфетку на его спину, — осталось только тебя покормить…

— Меня не надо кормить! — оскалился Влад через плечо, напоминая себе сварливую дворнягу, — Я же сказал — я не буду есть!

— Так! Романов Владислав Дмитриевич, мне откровенно наплевать, чего вы хотите, а чего нет! — вызверилась она, заставляя Влада втянуть голову в плечи. Когда на тебя орут это само по себе неприятно, а уж в его положении и того больше. — Я устала как собака и мне некогда тебя уговаривать. Имей совесть! Мне поспать надо, у меня дежурство через пять с половиной часов. Я сказала, ты будешь есть и ты будешь! Слышишь меня!?

— Слышу, — прошелестел Влад, изрядно напугавшись ее взрывом.

— Давай, помогу тебе сесть, — вполне спокойно предложила она.

Пришлось стиснуть зубы и заставить себя привстать, опереться на Анино плечо и усесться на услужливо подсунутую подушку…

Я опустилась на свою кровать и застыла, тупо пялясь в темноту, и долго не могла заставить себя раздеться и лечь. Часы показывали без четверти четыре. Собрав последние силы, я стряхнула оцепенение и, стянув одежду, забралась под одеяло, блаженно вытягивая гудящие ноги. Веки моментально отяжелели и меня начало затягивать в тяжелую дрему.

Меня разбудил Влад, шлепая босыми ногами, он приблизился к моей двери. Постоял немного и отправился обратно. Через некоторое время все повторилось. Я лежала, таращась в темноту ожидая, когда же он найдет свое место под солнцем, ходил он довольно долго, наконец, мне надоело, и я крикнула:

— Ты долго еще будешь шакалить по коридору?

…Всегда удобная кровать показалась доверху набитой иголками. Простыня почему-то постоянно сворачивалась складками, неприятно врезающимися в обнаженное тело. Влад ворочался, пытаясь найти на своей кровати достаточно удобный уголок, в который можно забиться и заснуть. А потом стало холодно. Очень. Он уже и забыл, что бывает так холодно. Влад укутался в одеяло с головой, но холод очень быстро пробрался и туда мешая уснуть. А еще было стыдно за себя. Его словно откинуло на несколько месяцев назад и он, по какому-то даже ему самому непонятному выверту, снова пробовал на крепость нервы хозяйки. Какой, к черту, хозяйки? Аня уже давно перестала быть хозяйкой в привычном смысле этого слова. Перед хозяевами никогда не было стыдно и уж того более, никогда не мучился оттого, что потрепал им нервы. Хотелось ее одобрения и понимания. И, если уж быть честным, восхищения. Поэтому и потащился до каюты пешком, хотя и сомневался, что дойдет. И опять опозорился! Еще и девчонка эта не понятно кто и что, а все туда же — посмеялась…

Влад сел на кровати, подобрав под себя ноги, потер ледяные ступни. Надеясь прогнать пронизывающий холод, поднялся и накрутил терморегулятор до тридцати градусов. Холод не отступал. Холод был везде, от него противно дрожало внутри и сводило пальцы. Уходя, она сказала, что б разбудил ее, если почувствует себя плохо. Он не пойдет ее будить, он дождется утра и вот тогда… С холодом и болью еще можно примириться, перетерпеть, а как быть с совестью, пожирающей изнутри раз за разом напоминающей, что вел себя, как последняя скотина! Он довольно долго просидел в полной темноте, черта с два он будет ждать утра. А что если он уснет и проспит Анин уход на дежурство? И что тогда — еще сутки мучиться совестью? Решившись, он завернулся в одеяло и побрел к ее комнате, справедливо опасаясь, что его вполне могут прогнать. И поделом…

— Я тебя разбудил? — расстроился он, появляясь на пороге с накинутым на плечи одеялом.

— Почти, но не совсем, — я приподнялась на локте и зажгла ночник, — что опять кошмары снятся? Говорила же — не надо туда ехать.

— Нет, все нормально. Я того… я мириться пришел.

— Мириться? — протянула я, — Врешь ты все и живешь ты в тумбочке, но все равно, хорошо, что пришел. Так что там с кошмарами?

— Нет никаких кошмаров, — Влад упрямо тряхнул головой.

— Конечно, нет, — согласилась я, — ты уснуть не можешь, так?

— Так, — понурившись, согласился он, — мне почему-то холодно, аж колотит всего.

— Ясное дело — колотит, тебе попортили шкурку, — проворчала я, — и потом, ты шастаешь уже двадцать минут босиком по холодному полу! Иди-ка ты сюда, родной, я тебя в лобик поцелую, как покойничка!

Влад хмыкнул и приблизился, волоча за собой одеяловый хвост. Целовать его я не стала, ограничившись тыльной стороной ладони приложенной к мужскому лбу, после этого только и оставалось, что выругаться сквозь зубы — не ниже тридцати восьми с половиной. Пришлось подниматься и вытягивать кровать из стены, делая ложе шире, отправить человека в его состоянии обратно у меня не хватило духу, потом я долго рылась в ящиках кабинета, никак не могла спросонья разыскать жаропонижающее. Я уже приготовилась к очередной стычке с Владом, но тот покорно выпил лекарство.

— Эй! Стой! Куда это ты направился?

— Я? К себе, тебе спать надо, а я тебя разбудил.

— Запоздалое раскаяние, — заметила я, — Но, в любом случае, никуда ты не пойдешь. Давай, залазь к стенке. Только не крутись, я поспать хочу, у меня еще два с половиной часа.

Влад благодарно улыбнулся и заполз под мое одеяло. Я выключила свет и улеглась рядом. Влад честно пытался устроиться так, чтобы не мешать, но кровать, даже раздвинутая до предела, не предполагала, что на ней будут спать двое. Я стоически терпела его возню, когда-то же он должен успокоиться!

— Аня, — тихонько позвал он.

— Что? — я держалась из последних сил, чтобы не начать орать.

— Ань, я действительно хотел попросить прощение за то, что не послушался тебя ни тогда на Леоне, ни здесь, когда прилетели. Ань ты прости меня, ладно? Просто я уже привык, что на меня как на человека смотрят, а тут снова мордой ткнули… И еще девчонка эта!

— Какая девчонка? — вздохнула я, прерывая поток его извинений.

— Ну, та, что в лифте была.

— И что с ней?

— Она надо мной смеялась! — неожиданно пожаловался Влад.

— Владушка, тебе показалось, — как можно убедительней проговорила я, поворачиваясь на другой бок, — над тобой никто не смеялся!

— Я что — дурак, по-твоему? — обиженно протянул он, приподнимаясь на локтях.

— Да, ты — дурак! Она над тобой не смеялась, она испугалась вот и все. И если сейчас же не замолчишь, ты из просто дурака превратишься в дурака безголового!

— Извини, — пробормотал Влад.

— Иди ко мне, — я уложила его голову на свое плечо, погладила по волосам и, не удержавшись, все же поцеловала в лоб.

— Эй, ты, что это делаешь? — моментально напрягся он.

— Жалею, тебя, глупый, — прошептала я, поглаживая его по волосам. Влад тут же попытался вскочить, я мягко удержала его за шею, заставляя лечь обратно, — дурачок и есть! Все, теперь спать.

Влад еще немного повозился, я сердито засопела в ответ, и он затих, ткнувшись носом в мою шею, я закрыла глаза и начала проваливаться в сон.

Меня кто-то немилосердно тряс за плечо. 'Влад, отвали!' — пробурчала я сквозь сон и, перевернувшись на другой бок, уткнулась в плечо Влада. 'Так, — начали медленно просыпаться мои мозги, — если он спит с правой стороны, то никак не может трясти меня слева'. Я открыла один глаз и увидела встревоженное папино лицо. Влад тоже проснулся, узрел генерала и тут же натянул на голову одеяло, прикинувшись ветошью, кстати, совершенно напрасно — папа даже не обратил на него внимания, а может уже привык?

— Ты чего? — пытаясь раскрыть глаза, спросила я.

— Аня, вставай, — он еще раз тряхнул меня, видя, что я снова собираюсь заснуть, — мне помощь твоя нужна! Ника заперлась в ванной и не выходит.

— В чем дело? — резко села я на кровати.

— Ни в чем! Она сидит на полу в ванной и плачет.

Я сползла с кровати и нащупала халат, смиряясь с тем, что поспать в эту ночь мне не удастся. А может… может, если получится быстро вытащить девчонку из ванны я еще смогу…

— Слушай, пап, — поинтересовалась я, заходя за ним в лифт, — интересно, а почему ты сам не можешь вывести ее из ванны?

— Потому что дверь заперта, — разъяснил отец простую истину.

— Хм, становится еще интересней, — пробормотала я, — а как ты узнал, что она сидит на полу и плачет, если дверь заперта?

— Ну-у-у…

— Ты подглядывал за девочкой в душе? — притворно поразилась я, — Ах, ты, старый извращенец!

— Аня! Прекрати! Да, я включил камеру в ванной только потому, что волновался. Она долго не выходила! И вообще, ты будешь молчать, что я смотрел за Никой, а я промолчу о том, кто опять спит в твоей постели.

— Влада трогать не смей! — ощерилась я.

Отец фыркнул от смеха, открывая передо мной дверь своей каюты.

Я приложила ухо к двери ванны. Там не было ничего слышно, кроме звука льющейся воды. Я постучала.

— Ника, — позвала я, — Ника, это я — Аня, открой, пожалуйста.

Я подождала, прислушиваясь — ничего.

— Пап, дай ключ, — тихо попросила я, понимая, что могу стучаться в дверь весь остаток ночи.

Отец передал мне ключ, а сам ушел в кухню. Я вошла в ванну, Ника сидела на полу, подтянув колени к подбородку, ее плечи мелко вздрагивали.

— Эй, ты что это? — я опустилась на колени рядом с девочкой и осторожно погладила ее по голове. — Тихо, тихо, не надо плакать. Уже все закончилось. Теперь все будет в порядке.

— За-зачем я ему? — всхлипывая и заикаясь, прошептала она.

— Кому? — не поняла я.

— Твоему отцу. Что он будет со мной делать? Зачем я ему?

— Зачем? — переспросила я, начав понимать, чего именно боится девочка. — Да без зачем! Просто потому, что ты осталась одна, а он бросить тебя не мог, понимаешь?

— Нет! — замотала она головой и икнула. — Не бывает 'без зачем'! В том замке было так страшно, я не знала, что будет дальше, а потом появляешься ты с тем рабом и он ощупывал меня так… так мерзко… А потом те люди в масках… страшно… и… и вот теперь я здесь! Зачем?

— Затем, что ты осталась одна, затем, что тебе страшно, и еще затем, что твой родной отец первосортнейший ублюдок и если бы ты осталась на Леоне, то он мог найти способ вернуть тебя и заново продать. Поверь мне, генералу совращать малолетних ни к чему. Он у нас мужчина видный и любая девица за ним и так пойдет. Да и некогда ему этим заниматься, в смысле совращением — он постоянно на работе. Так что хорош носом хлюпать, поднимайся, давай умоемся и пойдем чай пить, а потом спать.

Я подняла Нику и помогла умыться.

— Вот, так гораздо лучше, — улыбнулась я, промокая лицо девочки пушистым полотенцем, — а если так сильно боишься папаню, то можешь дверь в комнату запереть, когда спать соберешься.

— Он большой, дверь на раз вынесет, — засомневалась Ника.

— Он чего — совсем без мозгов, по-твоему? — хохотнула я, — Что он дурак любимым организмом железную дверь выносить? Так и убиться можно!

Губы девочки растянулись в несмелой улыбке.

— Да, кстати, ты зачем над Владом в лифте смеялась?

— Я не смеялась, — замотала она головой, — я испугалась сильно, а когда я пугаюсь, то губы сами собой кривятся в идиотской улыбке. Если бы ты знала, сколько раз я за это получала по лицу!

— Я так и подумала, — вздохнула я.

Я вернулась в свою каюту как раз вовремя, что бы успеть выключить будильник и не разбудить Влада. Парню нужен длительный отдых. Надеюсь, у него хватит ума не геройствовать, на что парень мастак, и не подниматься лишний раз, иначе придется привязать к кровати и воткнуть во все возможные места катетеры. Неприятно, зато практично.

Я разглядывала свое отражение в зеркале — лицо бледное в синеву, под глазами черные круги. И как я теперь на дежурство пойду? Больные все разбегутся, даром, что под наркозом! Я приняла прохладный душ, это позволило мне немного взбодриться. Теперь осталось влить в себя литр кофе и можно заступать на дежурство. Сейчас приду на работу, подышу кислородом, прокапаю глюкозу и буду в норме. Как всегда.

 

Глава 13

Дни сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Влад быстро оправился, напоминанием о его первой полицейской операции служили лишь с десяток побелевших ниточек-шрамов, и уже спустя неделю он смог вернуться к занятиям. До экзаменов оставалось чуть меньше месяца, что Влад сдаст их успешно, я не сомневалась. С одной стороны его поджидало место санитара, а с другой место в бригаде генерала. Правда и отец и Влад от меня это скрывали, очевидно, опасаясь, что я буду против. Я, молча, посмеивалась над их скрытностью, и ничем не обнаруживала свою осведомленность, не желая обламывать мужикам удовольствие.

Отец всерьез занялся поиском места, куда можно пристроить Нику, что, правда, не мешало ему безжалостно забраковывать все предлагаемые варианты. Я все гадала, насколько же его хватит, оказалось — на две недели, по прошествии которых, папа забросил поиски под предлогом свалившейся неожиданно работы. Ну, конечно, работа она такая, она всегда сваливается неожиданно… А еще через неделю у Ники появились новые документы, а у меня пятьдесят кредов, которые проспорила Наташка.

Ника быстро осваивалась в новых условиях и оказалась веселой девчонкой с живым, в меру вредным характером. Теперь она совсем не походила на ту дикарку, которую мы забирали из замка. Конечно, все было не так гладко, конечно, девочку мучили кошмары, что очень беспокоило генерала. Я успокаивала отца, объясняя, что скоро кошмары отступят, и все, что мы можем сейчас сделать, это обеспечить девочке спокойную обстановку. А это означало терпение, много терпения. И никаких криков в ее присутствии, даже если эти крики к ней не относятся. Отец все это знал и без меня, но одно дело ЭТО знать и совсем другое в ЭТОМ жить. Особенно с папиным взрывным характером. И еще я настоятельно посоветовала устроить Нику в учебный центр, ей нужно общение со сверстниками. Из-за этого у нас с отцом даже вышел бурный спор, отец мне доказывал, что еще рано, а я настаивала, что в самый раз. Медицина победила, и отец подал документы Ники в учебный центр.

Единственный, с кем у девчонки возникали проблемы, это Влад. Она никак не могла простить того осмотра в подвале замка, когда Влад старательно играя раба владелицы борделя придирчиво и унизительно ощупывал девочку, высоко задирая мешковатое платье. Я объясняла, что Влад не мог по другому, что иначе никто не поверил бы, а это означало провал. Ника, молча, выслушивала меня, кивала, стараясь принять мои доводы, но стоило ей увидеть Влада, как вся вредность девичьего характера обрушивалась на парня с новой силой, превращая его существование в ад, тем более что Влад не мог ей достойно ответить, осознавая, через что прошла девочка. Вот и сегодня день еще толком не начался, а Ника уже успела поругаться с Владом, зайдя к нам за какой-то литературой, которую тот взял из фонотеки генерала. Я насторожено вслушивалась в их спор, готовая вмешаться в любой момент. Влад у нас парень терпеливый, но и его терпение не безгранично.

…Влад зло швырял в рюкзак учебные пособия, собираясь на очередной зачет. За неимением никого лучшего, пытался на учебниках выместить дурное настроение, сам не понимая, как удалось этой заносчивой девчонке настолько его достать! Он всегда считал себя уравновешенным и гордился умением сдерживаться, но с того момента как она появилась спокойствию пришел конец. Ника делала все возможное, чтобы отравить ему жизнь. Горчица и перец, высыпанные в кофе, самое безобидное из списка. Влад знал, на что именно обижена девочка и не мог с этим ничего поделать, все его мольбы о прощении и Анины объяснения пропадали даром. Девчонка и не думала зарывать топор войны. О том, что бы попросить кого-то повлиять на безобразницу не могло быть и речи, понимая, насколько мелко и глупо будут звучать его жалобы. Оставалось только стиснуть зубы и терпеть, и выжидать. Чего? А бог его знает — чего! Может, того, что Нике, в конце концов, просто надоест измываться над бедным рабом или, что она найдет более интересную для себя цель. Аня видела, что происходит, сочувствовала и старалась оградить его от нападок, заставляя Влада чувствовать себя еще более неудобно. Он так и не смог привыкнуть, что его защищают.

Самое обидное — проучить Нику Владу не удалось ни разу. Девчонка будто кожей чувствовала подвох и никогда не попадалась. Когда их противостояние началось, Влад попробовал использовать полюбившийся прием — казаться клиническим идиотом, в надежде, что она оставит его в покое. Но мерзкая девчонка быстро его раскусила и принялась издеваться, относясь к нему — взрослому мужчине! — как к несмышленышу, которому едва год от роду. Ника, обращаясь к Владу, противно сюсюкала, и объясняла простые вещи по несколько раз. Будто он не может понять с первого раза ни единого ее слова. Особенно если дело касалось самых простейших математических подсчетов — она с невероятным упорством совала парню под нос растопыренные пальцы, поясняя, к примеру, яиц надо принести три, а не два и не одно!

Он нигде не мог чувствовать себя в безопасности, даже дома. Ника постоянно находила поводы для ссор, иногда Влад относился к этому спокойно, а иногда был готов удавить ее, особенно, когда чувствовал себя не очень хорошо. После одной из стычек с Никой Влад имел неосторожность заснуть на диване в гостиной. Его разбудил звон будильника, напоминавшего о встрече с генералом. Влад сел на диване и потянулся до хруста, с удовольствием отмечая, что его мучительница ушла. До встречи оставалось целых пятнадцать минут. Влад поскреб щеку, раздумывая, стоит ли побриться или и так сойдет. Он нехотя поднялся и побрел в ванную, сутки выдались не из приятных — полночи Влад промучился без сна, ныла старая рана. Боль отступила только к обеду, может, поэтому и уснул так неожиданно и крепко.

Бриться оно может и не стоит, а вот умыть заспанную рожу необходимо. Влад включил воду и бросил короткий взгляд в зеркало… крепко зажмуриться и для верности помотал головой, прогоняя морок. Чего только не привидится спросонья! Влад открыл глаза, наваждение не исчезло. Да и какое к чертям собачьим наваждение, если его лицо… на его лице… Твою мать! Тонкая черная полоска по контуру глаз, густо накрашенные тушью ресницы, серо-зеленые тени на веках, кирпичного цвета румяна и алая помада на губах. Это нужно срочно смыть, если он хочет выйти из каюты. Как именно следует смывать косметику, Влад не знал. Аня на его памяти красилась лишь раз, когда они летали на Леону. Стараясь не паниковать, Влад засунул голову под струю воды. Но косметика была качественная и вода нисколечко не помогла, даже тушь не размазалась. Влад надавил на кнопку мыльницы, в ладонь полилась вязкая пахнущая какими-то цветами жидкость. Низко наклонившись над раковиной, принялся ожесточенно тереть лицо. Мыло тут же попало в глаза и под веками противно защипало. Смыв пену снова посмотрел в зеркало, едва не взвыв от отчаяния — стало только хуже. Тушь поплыла, заливая лицо черными разводами, смешалась с блестками румян и алыми полосами размазанной помады. Но он забыл про косметику, стоило только увидеть ногти, выкрашенные лаком, того же цвета, что и помада.

Лицо заливало жаркой краской, когда вспоминал, как метался по каюте, разыскивая что-нибудь, чем можно стереть лак. В Аниной ванной, в шкафчике, где хранилась косметика, обязательно должно быть хоть что-то. Но ничего не нашел, как не нашел ничего и в Аниной комнате, Влад догадывался, что Ника позаботилась об этом, но все равно продолжал искать. На встречу с генералом он, конечно же, не попал. И остаток дня прятался у себя в комнате, сгорая от стыда и бешенства, не смея показаться окружающим на глаза, отговариваясь плохим самочувствием — на лице все равно остались следы туши и помады.

Аня, узнав о причине его плохого самочувствия, моментально разрешила его беду, как делала уже много месяцев. Женские пальцы легко и нежно касались мужских глаз, щек, лба, снимая остатки боевой раскраски. И там, где они касались кожа, будто истончалась, натягивалась почти болезненно, и становилось жарко и маетно, а внизу живота проснулись тысячи иголочек, разнеслись с кровью по жилам и пальцы вроде как онемели, а меж лопаток взмокло. Это всего лишь адреналин. Да, да, это чертов гормон! Так думать было проще, гораздо проще и безопаснее, чем сознавать, что ему хочется, что б она его трогала. Касалась едва слышно ставшей слишком тонкой кожи, тайком гладила посветлевший шрам у виска, где гладить было совсем необязательно, там никакой косметики не было и видеть, как порозовели ее щеки, когда поняла, что он это заметил. И еще видеть свои огромные, неказистые руки в ее изящных пальчиках. Он никогда и ни про кого так не думал и никого и никогда так не… Стоп! Стоп. Дальше думать нельзя, нельзя, потому что с ним может случиться непоправимое и оно, это самое непоправимое его точно убьет. Тихо. Тииихо. Дыши, нужно дышать. Влад зажмурился и длинно вздохнул, прогоняя наваждение. Наваждение прошло, а память осталась.

Аня собиралась устроить Нике взбучку, кричала, что поведение девчонки переходит уже все границы, но Влад ее остановил, упросив не вмешиваться, и Аня неожиданно уступила, хотя и ворчала потом. Это всего лишь детская шалость, по крайней мере, Влад очень старался себя в этом убедить. А вот от генерала крепко досталось, за то, что не пришел. Анин отец орал долго, а Влад стоял вытянувшись в струнку посреди гостиной, низко опустив голову, краснел виновато и мямлил что-то о том, что проспал. И молча, молился, чтоб Аня не полезла его защищать и не раскрыла истинной причины, по которой он не пришел, и все гадал — ударят, не ударят, настолько Дмитрий Петрович был зол. Обошлось.

Несмотря на все неудобства, девочку он жалел, понимая, через что той пришлось пройти и какие шрамы остались в ее душе. Шутка ли, быть проданной собственным отцом, попасть на самое дно, став игрушкой в жестоких руках, и в итоге оказаться у чужих людей, принявших ее, как свою. Только эти умные мысли сдерживали его от желания зажать эту обнаглевшую молодую особу меж коленок и хорошенько отшлепать.

Но сегодняшняя ее выходка, переполнила чашу терпения. Он вышел из душа голый, как раз в тот момент, когда она влетела в комнату, и Влад едва успел прикрыться полотенцем. Первым, что подвернулось под руку. Слишком узким и коротким полотенцем, которого не хватило, чтоб обернуть вокруг бедер. Девчонка, прекрасно понимала, в каком положении он оказался по ее милости. Но и не подумала уйти, совсем наоборот она привалилась спиной к двери, сложив на груди руки, наслаждалась его мучениями и нагло требовала вернуть ей книгу, которую он и в глаза-то не видел. А Влад растерялся и не знал, что делать. Надо бы разозлиться, наорать, бросить клятое полотенце ей в лицо. Или, в крайнем случае, вытереться нарочито медленно, а потом, отвернувшись к шкафу долго искать чистые трусы, так что бы девчонка заткнулась на полуслове, покраснела до слез. Это было бы просто, будь это Аня или Наташа, Вика, Алиса да кто угодно, а вместо этого стоял, растеряно глядя на разоряющуюся Нику, и не мог связать двух слов и выставить ее не мог — иначе пришлось бы отпустить полотенце. А коварное полотенце, не смотря на то, что он его поддерживал, все время норовило соскользнуть с мокрых бедер. Окончательно насладившись его растерянностью, Ника презрительно фыркнула, обозвала дебилом и вылетела вон. А Влад в сердцах швырнул скомканное полотенчико в закрывшуюся за ней дверь. Откуда-то из глубины поднялась черная волна бешенства и, не совсем соображая, что делает, натянул штаны на голое тело, выскочил из комнаты. Залетел в кухню, где девчонка, как ни в чем не бывало пила чай, подогнув под себя ногу. Ника подняла на него шоколадные глаза, посмотрела независимо и гадко так ухмыльнулась.

Только присутствие дома Ани удержало его от того, на что уже давно руки чесались, но больше он не будет обращать, ни на кого внимания, и непременно отшлепает нахалку, если та позволит себе еще что-нибудь в его адрес и пусть его самого после высекут, как собаку, ему уже все равно! Да хоть на виду у всей станции — плевать! Ради минутного удовольствия можно пойти на подобную жертву и потерпеть несколько дней неудобств. А в том, что Дмитрий Петрович обязательно и щедро предоставит эти дни в распоряжение Влада, посмей тот проявить подобную самодеятельность, парень нисколько не сомневался.

С этими коварными мыслями Влад и отправился сдавать зачет, который с успехом провалил из-за неуравновешенного душевного состояния. Настроение в конец испортилось, едва стоило представить, какой нагоняй устроит ему Аня, узнав об этом — терпения у хозяйки, конечно, море, но и оно имеет свои пределы. Санитарное будущее замаячило совсем рядом. На удивление, преподаватель, которого Влад всегда считал своим злейшим врагом, не задавая лишних вопросов, разрешил пересдать тему завтра, когда Влад будет чувствовать себя лучше, и пообещал ничего не ставить в контрольный табель. Парень смущенно поблагодарил грозного учителя и покинул класс в приподнятом настроении — кажется, жизнь начинает налаживаться. Полы и судна откладывались.

Проходя мимо закоулка ведущего в спортзал, Влад услышал задиристый, звенящий от нервного напряжения голос Ники и еще, как минимум, три, принадлежащих подросткам мужского пола. Влад остановился и прислушался. То, что он услышал, ему совсем не понравилось — подростки издевались над девчонкой, проходясь по ее прошлому и угрожали воспользоваться ею как женщиной, а если она с ними не пойдет, обещали избить. Ника же в ответ предлагала им сделать круиз по мужским гениталиям и очень сетовала на то, что шестнадцать лет назад их родители забыли употребить средства контрацепции. Влад покачал головой, удивляясь, откуда у четырнадцатилетней девочки такой запас матерных слов. Конечно, можно пройти мимо и сделать вид, будто ничего не слышал и не знаешь, но как потом на свою рожу в зеркале смотреть? Одно дело самому мечтать ее отшлепать, и совсем другое позволить это сделать кому-то еще, тем более что Влад не сомневался — в сложившейся ситуации она не виновата.

Почувствовав, что за углом атмосфера накалилась до предела и чем все закончится, если он не вмешается неизвестно. Влад завернул за угол, перед ним открылся весьма удобный для нехороших дел тупичок с вечно закрытым запасным выходом из спортзала. Влад медленно преодолел разделявшее их расстояние и, не обращая внимания на веселую компанию достаточно рослых подростков, в количестве шести штук, протиснулся к Нике. Девчонка, увидев его, окончательно сникла — ничего хорошего от появления Влада она не ожидала.

— А что это у нас такое? — весело поинтересовался Влад, нужно из кожи вон вывернуться, но уйти тихо и мирно. За драку Аня по голове не погладит, разве что кривым и тяжелым.

Увидев взрослого мужчину, парни заметно сникли, оттого что их веселье так грубо прервали и, похоже, продолжить его в ближайшее время не представится возможным. Влад крепко взял Нику за руку и повел прочь, пользуясь короткой заминкой. Один из подростков высокий, с Влада ростом преградил им дорогу.

— Да чего вы перепугались-то, — насмешливо бросил он друзьям, — это шавка Романовская, он же раб, что он может? Я брату скажу, и тот его вмиг разложит!

Влад бросил короткий взгляд на говорившего, хмыкнул, осторожно, почти нежно отодвигая того плечом с дороги, потянул Нику к выходу из тупика. Они почти ушли, еще несколько шагов и они окажутся в общем коридоре и можно будет вздохнуть свободно. Нельзя спешить, нельзя провоцировать. Много гонору, много гормонов и от этого слишком мало мозгов, а это значит немотивированную агрессию и непредсказуемые проблемы. Одним словом — дети. Сбившиеся в стаю, и весьма опасные.

— Стоять, раб! — рявкнули в спину, Влад не остановился и не замедлил шаг.

— А ну, стоять! — его схватили за плечо и рывком развернули. Влад оказался лицом к лицу с тем самым подростком, что преграждал им путь. Влад мягко отправил Нику себе за спину.

— Ты что? Плохо слышишь, а раб? — губы подростка искривились в глумливой ухмылке.

Ника, разозлилась по-настоящему — никто не смеет обзывать Влада рабом и издеваться над ним никто не имеет права! Ну, может, кроме нее самой. Сверкая глазами, девчонка высунулась из-за широкой и такой замечательно безопасной спины, теперь она чувствовала себя самой смелой, никто не посмеет сделать ей плохо, пока есть эта спина, затянутая в белую рубашку, пока можно уцепиться за брючный ремень и доверчиво ткнуться носом в это большое, белое, теплое. Никто и никогда не защищал ее. И зря она его злила и издевалась зря, он хороший, он не бросил, а было так страшно.

— Давайте не будем лезть на рожон, — миролюбиво предложил Влад, закрывая Никину мордашку плечом и заставляя ее пятиться к выходу из закоулка, — мы сейчас тихо и мирно уйдем, вы перед этим пообещаете мне, что такого больше не повторится, а я пообещаю, что не буду вспоминать, что здесь произошло…

— Заткнись, скотина! Ишь, приперся подстилку генеральскую защищать! С нее не убудет, если ее еще разок раком поставят! А будешь лезть, так мы и тебя, — подросток красноречиво подвигал тазом.

Что он там думал о том, чтоб не допускать драки? Ему было наплевать на раба и на скотину, в жизни называли и пообидней, он уже давно привык считать себя даже не вещью, а чем-то более незначительным. Он привыкал к этому всю жизнь, боролся за себя, терпел поражение, а теперь выяснилось — на все плевать, он привык, но Ника… Никто, а уж тем более эти холеные, не знавшие в жизни больших неприятностей, чем выговор за плохие оценки, юнцы, не имели права называть Нику подстилкой, более того генеральской. Влад чувствовал ее горячее дыхание на своей спине, девчонка напугана. Откуда-то из самой глубины поднялась черная душная пелена ярости, сметая тонкую пленку цивилизованности, навязанную Аней.

— Пшел вон, раб, — выплюнул расхрабрившийся подросток.

— А если не пойду, что будет? — поинтересовался Влад, если ребята сами лезут на его кулаки, кто ж им мешать будет?

— Я и Генке говорить не буду, сам с тебя шкуру спущу, раб, — предупредили Влада.

— Может, начнешь прямо сейчас? — вкрадчиво предложил Влад, отодвигая от себя Нику и чувствуя, как в кровь бешеными толчками выплескивается адреналин, давно он такого не ощущал — один, против шестерых! Силы немного не равны, но терпимо — бывало намного хуже.

— Владка, может не надо? — еле слышно прошептала Ника, испугавшись за него.

— Не боись, прорвемся, — выдохнул Влад, широко улыбнувшись слегка опешившим парням.

Первого выпада долго ждать не пришлось, но дрались парни так себе, и победа над ними почти не принесла удовлетворения, которое еще больше омрачилось, когда Ника, от большого желания помочь, начала путаться под ногами. Влад грубовато оттолкнул помощницу, шикнув на нее, что бы сидела и не двигалась. Не прошло и трех минут, как на ногах остался самый молчаливый из них — одного роста с Владом и примерно одинакового сложения. Вот с ним пришлось повозиться — он умело уходил от ударов и так же умело нападал. Из повреждений у Влада были, разве что, стесанные о нахальные морды кулаки, он позволил себе немного расслабиться и провозился с противником не менее пяти минут, играя с ним, как кошка с мышкой. Под самый конец, окончательно расслабившись, досадно пропустил один из ударов — огромный, похожий на молот, кулак с глухим стуком врезался прямо в губы, послышался легкий треск и рот наполнился солоноватой кровью, Влад зло выплюнул на пол два верхних резца. Все, игры кончились — одним ударом отправил оппонента в нокаут. Дал себе пару секунд, что б отдышаться и только после этого повернулся к Нике. Девчонка сидела в углу, обхватив руками голову. Обеспокоенный Влад присел перед своим всегдашним врагом и мягко отстранил ее руки.

— Покаши, — попросил он, приподнимая голову девочки и заглядывая ей в лицо, к своему огромному ужасу обнаруживая внушительный синяк у ее глаза, — как ше ты фак?

— Глаз ничего не видит, — пожаловалась Ника, дотрагиваясь до подбитой, стремительно опухающей скулы, — как, как — полезла помогать и кулак поймала.

— К доктафу надо, — забеспокоился Влад, вытирая рукавом кровь, струящуюся по подбородку, он боялся, что удар мог повредить девочке зрение, — пошли, я тефя к Ане отвешу.

— Владушка, — воскликнула Ника дрожащим голосом, тут же забывая про свою беду, уставившись на подбородок парня в вишневых разводах крови, — тебе что, губы разбили?

— Угу, — кивнул он, проведя языком по открытой ране на десне, где еще пять минут, назад красовались его зубы, и сморщился от резкой боли.

— Пошли, кровь смоешь, — Ника схватила его за рукав и потащила в ближайший туалет. Какая кому разница, что туалет женский?

Обидно-то как, думал Влад, сунув лицо под струю ледяной воды, целых восемь месяцев был гладиатором и вышел оттуда чуть ли не вперед ногами, но зубы-то целы были! И как он теперь в таком виде Ане покажется?

Пока он умывался, Ника сидела возле раковины, по настоянию Влада прижимая к подбитому глазу смоченный в холодной воде носовой платок. Кровь была смыта и Ника подала ему бумажное полотенце. Влад осторожно промокнул губы и подбородок. Ника подошла поближе и, задрав голову, внимательно осмотрела его.

— Губы не разбиты, — с некоторой долей беспокойства констатировала она, — откуда же было столько крови? Открой-ка рот, может там что, — требовательно произнесла она.

Влад с тяжким вздохом закатил глаза, но подчинился, послушно приподняв верхнюю губу, без особой охоты, демонстрируя отсутствие двух зубов.

— Божечки ты мои! — простонала Ника, закрыв рот рукой, к удивлению Влада на ее глаза навернулись слезы. — Бедный ты мой! Что же теперь скажет папа?

— Не снаю, — прошепелявил Влад, задумчиво рассматривая опухающие костяшки пальцев, до глубины души тронутый ее состраданием, — а вот сто скасет Аня!

Ника размышляла над этим несколько минут, в течение которых кто-то несколько раз дергал двери уборной, предусмотрительно запертой девочкой. Наконец на что-то решившись, она, ухватив Влада за руку, потянула к выходу.

— Пошли.

— Куда? — нахмурился Влад — беги, не беги, а с хозяйкой-то все равно придется встречаться.

— К Ане, — твердо проговорила Ника, — если мы сами придем к ней, это может быть расценено, как явка с повинной и может быть влетит не слишком сильно — поорет немного и успокоится. Прятаться не лучший выход, тем более, как ни крути, а домой к вечеру вернуться надо будет.

До госпитального отсека добрались без приключений. Когда лифт остановился на нужном уровне Влад, уже удостоверившись, что у девчонки просто синяк под глазом, попытался уговорить ее отправиться домой — зачем делить Анин гнев на двоих?

— Нет, — энергично замотала головой Ника, хорошее настроение успело к ней вернуться, — ты пострадал из-за меня, значит, и расхлебывать будем вместе. Я же спряталась за твоей широкой спиной, а теперь твоя очередь, — она расправила худенькие плечики, пытаясь казаться более внушительной, но ничего из этого не вышло, — правда, для этого тебе придется сложиться раза в четыре!

Двери лифта раскрылись, и они рука об руку шагнули в госпитальный отсек. Встретившаяся в коридоре Верочка, бегло глянув на их более чем странный вид — у Ники лиловым цветом разливался синяк, а белая рубашка Влада спереди была в ржавых разводах засохшей крови — схватилась за голову и затолкнула их в ближайшую процедурную. В дверях процедурной образовался хмурый Инго, загородив собой выход. Верочка о чем-то тихо пошепталась с медбратом и быстро покинула помещение. Хватило одного взгляда на зверскую физиономию Инго, что бы понять — будь его воля, и Владу отсюда живым не выйти. Похоже, Инго приписал авторство красующегося на лице Ники произведения искусства Владу, а что будет, если так же и Аня решит?

Ника, не замечая ничего вокруг, а в особенности, их мрачного охранника с возгласом ликования устроилась в смотровом кресле и принялась мучить машину поездками вверх вниз. Влад тяжело опустился на кушетку и, обхватив голову руками, уставился на пол между ногами. Ей хорошо, с досадой думал парень, имея в виду Нику, как с гуся вода, ее-то никто ругать не будет! Однако, не смотря ни на что, он был очень доволен собой, что смог переступить через свою неприязнь к девчонке и их вражду, встать на ее защиту. Может этот случай поможет им наладить отношения? В сущности, Ника не такая уж плохая, какой иной раз хочет казаться…

Я закончила осмотр и с ужасом думала, что теперь придется надолго засесть в кабинете, оформляя карты.

— Анна Дмитриевна, — мне на встречу спешила Верочка, — там Ника и Влад пришли. У Ники синяк огромный под глазом, а у Влада вашего, — она понизила голос, — костяшки пальцев сбиты.

— Где они?

— В шестой процедурной, с ними Инго.

— Спасибо, Верочка, — я ускорила шаг.

Приглушенный свет в процедурной не давал толком ничего разглядеть, около двери, привалившись спиной к стене, возвышался Инго. Ника развлекалась, катаясь на смотровом кресле вверх и вниз. Влад сидел на кушетке, обхватив голову руками.

— Так, — я включила верхний свет, да уж, синяк у Ники выглядел малопривлекательно.

— Моя помощь нужна? — Инго отлепился от стены.

— Нет, — я покачала головой, — спасибо, что постерег, дальше мы разберемся сами, по-семейному.

— Ну, тогда я пошел, — Инго распахнул дверь, и, не по-доброму взглянув на Влада, добавил, — но я здесь, рядом.

— Ну что, дружок, — обратилась я к Владу, — твоя работа? — он отрицательно покачал головой, не отрываясь от созерцания пола.

— Анька, — весело заорала Ника, — помни о мельнике!

— Про какого мельника? — забавно прошепелявил Влад.

— Ты чего историю криминалистики не изучал? — удивилась Ника, и уже набрала воздуху, собираясь рассказать старую байку.

— Подожди ты со своими сказками, — я оборвала ее, подходя к Владу и садясь перед ним на корточки, — ну-ка, несчастье мое, покажи зубки.

— Не покажу. — Заартачился он, — не на аукционе!

— Не паясничай! — прикрикнула я, — Ты сейчас не в том положении, что бы характер демонстрировать! Ника выйди, нам поговорить надо.

— Не пойду я никуда, — возмутилась она, моментально почувствовав угрозу в моем голосе.

— Хочешь смотреть, на, смотри, а пугать меня не к чему, — Влад нехотя поднял голову и раскрыл рот.

— Опаньки, — я пододвинулась ближе, внимательно рассматривая его передние зубы, точнее их отсутствие, — а это что?

— Что, что? — обиделся он. — Кулак поймал, не видно будто бы.

— Чей? — я в недоумении уставилась на Никины маленькие кулачки.

— Ты чего — ошалела? — удивилась Ника и даже расхохоталась, поднимаясь вверх на кресле — Не мой, конечно. Ко мне старшеклассники пристали, издеваться начали, побить хотели. А тут Влад, ну и понабивал он им морды.

— Ника! — возмутились мы с Владом в один голос.

— А чего Ника, — пожала она плечами, — я как есть рассказываю. А Влад он хороший, я его с утра дебилом назвала, а он меня защищать кинулся, ежили бы меня, кто дебилом назвал, я бы мимо прошла, а он прямо герой, правда сейчас беззубый, — хихикнула она.

— Ладно, герой, — я поднялась, — иди к стоматологу он тебе новые резцы поставит, а вечером мы с тобой поговорим, наедине.

— Наедине не получится, — Ника поехала в кресле вниз, — папа в командировку уезжает, мне у тебя переночевать велел.

— Я никуда не пойду, — прошамкал Влад, — они меня вообще без зубов оставят.

— Кто тебе это сказал? — нахмурилась я.

— Никита, когда у него зубы болели. — Спокойно поведал мне Влад.

— Глупости! — Возмутилась я. — Никита твой, даром, что капитан, а врачей боится, как пятилетний, так что поднимай свой зад и отправляйся к стоматологам.

— Не пойду!

— Как вы мне надоели! — взвыла я, — Инго!

— Звали, Анна Дмитриевна? — Инго всунул голову в кабинет.

— Отведи этого защитника униженных и оскорбленных к стоматологу, если скандалить начнет, можешь смирительную рубашку на него надеть. Ника, прекрати терроризировать кресло!

…Влад полулежал в кресле, он скосил глаза на круглые часы на стене, уже больше пяти часов. Прав был Никита, ох, прав — стоматологи еще большие изверги, чем хирурги, те хоть общий наркоз дают. Руки и ноги затекли от фиксаторов, не позволяющих двигаться, лоб чесался от обруча, удерживающего голову в одном положении, слезы текли от яркого света, бившего в глаза, но стоило лишь закрыть их, как медсестра, приставленная к нему, прикрикивала:

— Открой глаза, сейчас же! А то помрешь, а я и знать не буду.

И Влад покорно открывал. Мало всего этого, в рот было вставлено металлическое кольцо, от которого ныли губы и десны, и постоянно текла слюна. Он напоминал себе распятую бешеную собаку. Но, что хуже всего Владу очень хотелось в туалет. А аппарат, призванный заново вырастить Владу зубы все так же бодро гудел, и останавливаться не собирался.

Интересно, отчего, те подростки решили поиздеваться над Никой? Она совсем недавно пришла в центр и насколько Влад знал, отвратительно вела себя только с ним, а с остальными была достаточно мила и приветлива. Стараясь спастись от яркого света, мужчина разглядывал потолок, на потолке ничего интересного не нашлось. Так почему же они цеплялись к девчонке? И кто такой брат Генка, который считает себя вправе 'разложить', как выразился тот малец, бедного раба и шкуру с него спустить? Генка, Гена, Геннадий. Кто ж ты такой? Каких Ген Влад знает? Один, Анин начальник, и насколько помнил Влад, никакого брата на станции у него не было. Другой Гена был Водопьянов, тот самый, что засветил Владу по лицу. Никита потом со смехом рассказывал, как Анька отделала Водопьянова в парке. Этому верилось слабо и больше походило на байку. Нет, Аня, конечно, способна на многое, но устраивать драку несколько не в ее духе. Или в ее? А, чего гадать, занятие глупое. А у Ники все же стоит спросить фамилию разговорчивого подростка.

Влад так крепко задумался, что не услышал прихода врача.

— Ну что? Как наш пациент?

— Все в порядке, — отрапортовала медсестра.

— Хорошо, сейчас посмотрим. Так, что тут у нас? — расплылся елейной улыбкой врач, как же его зовут? Владу говорили, но он забыл.

Стоматолог выключил аппарат и отодвинул в сторону, ощупал десны и выращенные зубы, надавил пальцами, попробовал пошатать резцы, удовлетворенно поцокал языком. Из всего этого Влад сделал вывод, что операция прошла успешно.

— Ну, что ж, вполне неплохо, — доктор широко улыбнулся медсестре, — можете освобождать его. А ты парень, постарайся больше не подставляться и в ближайшие две недели ешь мягкую полужидкую пищу. Понял меня?

Влад измученно прикрыл глаза, показывая, что да, понял. Медсестра быстро сняла с него путы, Влад с удовольствием потер запястья. Вытащила ненавистное кольцо, и тут возникли проблемы — закрыть рот оказалось не так уж и просто. Мышцы свело и медсестре пришлось массировать Владу лицо.

Преувеличено вежливо поблагодарив медсестру, Влад сполз с кресла и заковылял к выходу. Затекшие от долгого сидения ноги противно покалывало, мочевой пузырь обещал лопнуть в самое ближайшее время, а вечером еще предстоял 'серьезный' разговор. Не то что бы Влад боялся этого разговора, просто не хотел. Он не чувствовал себя хоть сколько-нибудь виноватым, он-то знал, что сделал все возможное, что б избежать драки. Но Ане этого не объяснишь! Ее бесит сам факт. 'Ты же взрослый человек! — скажет она и посмотрит с укоризной, — как вообще можно было позволить спровоцировать себя!?' А Влад будет горестно вздыхать, показывая насколько ему стыдно. 'Зачем было лезть в драку? — продолжит недоумевать Аня, — если можно было взять Нику за руку и увести оттуда! Ты же взрослый человек, Влад! А они всего лишь глупые подростки! Неужели ты не понимаешь, какие у тебя могут быть из-за этого неприятности? Я могу многое, но мои возможности не безграничны…' — подпустив в голос усталости и обиды, скажет она. И именно от этой усталости и обиды Владу станет по-настоящему стыдно, что не оправдал ее доверия. Эх, грехи его тяжкие…

Влад читал в какой-то умной книге, что душа человека живет где-то в сердце. А вот и вранье! Душа живет где-то под мочевым пузырем. Влад это знал совершенно точно. Выходя из туалета, мужчина чувствовал себя почти счастливым и предстоящий трудный разговор уже не так страшил его. Вот если бы еще съесть чего-нибудь и солнышка, хоть чуть-чуть, и он вмиг станет самым счастливым. Но солнышка не было, а была Ника, мыкающаяся у лифтов. Она поминутно оглядывалась по сторонам, явно кого-то поджидая. Влад едва не взвыл от досады, встречаться с девчонкой желание отсутствовало. Кто его знает, что у нее на уме и как долго продлится перемирие. Надеясь, что она его еще не заметила, развернулся и сделал шаг в сторону запасного трапа.

— Влад! — он остановился, выругавшись про себя — Ника его все-таки заметила.

— Влад! Ты куда? — он посмотрел на Нику и выдавил улыбку.

— Мне показалось, что я кое-что забыл, — не желая признаваться в своем малодушии, соврал он.

— Врешь ты все! — девчонка критически оглядывала недавнего врага и защитника. — Ничего ты не забыл!

— Забыл! — уперся Влад, раздумывая, что он мог такого забыть, — Точнее я думал, что забыл! Вот! — Влад выудил из кармана пейджер. — Я думал, что забыл его у врача.

— Да? — протянула девчонка, разглядывая черную коробочку, казавшуюся крохотной в мужской ладони, однако, не особо веря ему.

— Да, — твердо проговорил он. Будь это Аня, вдруг подумал он, она бы моментально вывела его на чистую воду. — А ты кого здесь ждешь?

— Тебя, — она несмело улыбнулась, — я волновалась, честно.

Влад кивнул, так же как и она, секунду назад и ни на йоту не поверив. Влад надавил на кнопку лифта.

— Влад, как твои зубы? — двери лифта разошлись, и он шагнул в кабину, одной рукой придержал двери, не очень-то хотелось видеть Нику раздавленной.

— Нормально, — буркнул парень, решая какую кнопку нажать. — Ты к себе?

— Нет, к вам, — Ника отодвинула его палец, зависший над клавиатурой, и сама нажала на кнопку. — Влад, я хотела с тобой поговорить.

— Ника! — взмолился он, не хватает ему Аниных разговоров.

— Подожди! — раздраженно перебила девочка и на ее лице появилась та странная улыбка, которую Влад видел, свисая с плеча генерала. Аня опять оказалась права. — Ты меня сбиваешь! Так вот, я хотела с тобой поговорить, точнее не так. Я хотела попросить у тебя прощения за все те гадости, что я тебе делала.

Влад разглядывал девчонку сверху вниз, удивленно изогнув бровь. Он ожидал чего угодно, только не извинений.

— Я была очень обижена тем осмотром, — игнорируя его удивление, продолжала Ника, — ты мне юбку задирал на шею и щупал, и пальцы у тебя были холодные и твердые, а мне было больно. Но ты прости меня, ладно? Я не хотела… Да что ты на меня так смотришь!?

— Я не смотрю, я удивляюсь.

— Так прекращай удивляться и скажи, наконец — ты меня прощаешь?

— А зачем ты мне ногти накрасила? — вдруг спросил он.

— Что бы ты из дома не вышел и с папой не встретился, — растерялась Ника и тут же прикусила губу и ярко покраснела, оттого что сболтнула.

— А мне влетело сильно от генерала, — заметил Влад, старательно не замечая ее оговорки.

— Он что — побил тебя? — брови Ники сложились домиком, делая девчонку уж вовсе несчастной. Очень хотелось сказать — да, и заставить девчонку мучится совестью, но вспомнив давешних подростков, передумал, ей и так сегодня досталось. Он еще найдет способ поквитаться.

— Нет, до этого не дошло, но только потому, что в каюте присутствовала Аня, — пояснил он.

— А… — протянула заметно успокоившаяся Ника, — ну, так что — мир?

— Я, между прочим, и не воевал, — мягко заметил Влад, вздохнул и протянул ей руку, — мир.

Ника несмело вложила свою ладошку в протянутую руку. Пальцы маленькие, хрупкие и совсем ледяные. В который уже раз за эту поездку в лифте у Влада удивленно дернулась бровь, он поймал другую Никину руку и зажал ее ладони в своих, отогревая. Да что это с ним!? Он должен беситься и измышлять планы мести, так она его достала, а вместо этого греет ее озябшие руки! Это все Анино влияние, иначе с чего бы это ему так разжалобиться. Он озлобленный, ожесточившийся раб, мужчина, с отбитыми в конец мозгами! А тут…

— Влад, эй! Пошли, — голос Ники заставил его вздрогнуть, — пошли, лифт уже минут пять стоит на нашем уровне.

Только переступив порог каюты, Влад осознал, насколько вымотан. Добравшись до дивана, тяжело сел блаженно вытянув ноги. Все. Отсюда он никуда не сдвинется. Ника глупо суетилась, доставая то одним, то другим. Подушку притащила, и зачем-то плед, а еще чаю с сухарями. Владу стоило титанических усилий не послать девчонку по известному адресу и не съязвить, мол, ты мне еще орехов дай нечищеных! Но он сдержался. Влад опасливо понюхал предложенную чашку, попробовал, чай оказался свежий, крепкий и очень сладкий, а сухари, что — их можно в чаю размочить.

— Влад, — позвала Ника, дождавшись, пока тот отставит чашку, — я хотела у тебя спросить.

— Что? — после горячего чая клонило в сон.

— Вот ты — большой и сильный, гораздо сильнее Аньки, — Влад кивнул, не совсем понимая, куда клонит Ника, — а почему ты тогда ей подчиняешься?

— Потому что я — раб, — пожал плечами Влад, — хотя Аня делает вид, что не помнит об этом, но я-то знаю. Понимаешь?

— Не очень, — честно призналась Ника, — я же могла сопротивляться.

— Могла, — кивнул Влад, он не стал разъяснять девочке, что ей и остальным детям крупно повезло, что полиция взялась за разработку Артура и компании, и никто ею серьезно не занимался и не ставил перед собой целью сломать окончательно, так, запугать и только. Их сохраняли для постоянных хозяев, которым предстояло обуздать и покорить. В этом было определенное развлечение для покупателя.

— Влад, а вот интересно, если я прикажу — ты выполнишь? — в глазах девчонки горел неподдельный исследовательский интерес.

— Смотря, что прикажешь. Убивать, избивать, воровать не буду, а остальное… выполню, — безразлично откликнулся Влад, и ухмыльнулся про себя, кажется, у него наклевывается возможность отплатить девчонке за все издевательства, поставив ее в крайне неудобное положение. Ничего особо изощренного она сходу придумать не сумеет, а что может доставить большее удовольствие, чем поставить на колени того, кто гораздо сильнее и больше.

— А если… если я тебе, — девчонка задохнулась от предстоящего развлечение, ну, конечно, для нее это все, лишь игра, — а если я тебе прикажу на колени встать? Встанешь?

— Попробуй, — Влад неопределенно дернул плечом. Банальность. Ну, что ж, на колени, так на колени, мы не гордые.

— Так можно? — все-таки уточнила она.

— Ну, тогда… — девчонка набрала воздуху, решаясь, и приказала, смешно зажмурившись, исследовательница… дальше Влад добавил про себя нечто длинное и непечатное. Сполз с дивана, в один шаг оказался на середине комнаты, медленно встал на колени, упершись открытыми ладонями в пол, низко опустил голову, застыв в этой крайне неудобной позе.

— Здорово, — восхитилась девчонка, обходя его по кругу, — а ты долго можешь так простоять?

Посмеиваясь про себя, Влад молчал, если ей хочется поиграть — пусть. Но только играть нужно по правилам, которые ей по небрежности или по каким другим соображениям не объяснили. А правила таковы — он не смеет открыть рот, пока ему этого не позволят и не может подняться по той же причине.

Через десять минут Нике стало совсем не здорово. У девчонки началась самая настоящая паника, она никак не могла заставить его подняться, парень посмеивался над ее попытками. Когда ноги окончательно затекли, он решил прекратить затянувшееся представление, посчитав, что достаточно попортил Нике нервы.

— Ну, почему ты не встаешь!? — в который раз взвыла Ника.

— Потому что госпожа не приказала мне встать, — медленно подняв голову, со всей возможной серьезностью пояснил Влад, глядя на нее снизу вверх. Щеки Ники вспыхнули тяжелым пунцовым румянцем.

— Так ты все это время надо мной… — схватившись за горящие щеки, пробормотала она, — ты надо мной издевался!? Вставай сейчас же! Ну, ты и скотина!

— Я не издевался, — спокойно возразил Влад, поднимаясь и отряхивая колени от несуществующей пыли, — я выполнял приказ.

— Вот по роже бы тебе после этого… — мечтательно проскулила Ника.

— Хочешь попробовать? — вопросительно изогнув бровь, предложил Влад, чуть подавшись вперед, что б девчонке было легче дотянуться, подставил щеку.

— Да пошел ты! — вздохнула она, краснея еще больше, — Будем считать, что ты мне отомстил. Чаю будешь?

— Нет, я лучше полежу — зубы болеть начинают. Наркоз, наверное, отходит, — отказался Влад, падая на диван и кутаясь в плед.

— Полежи, а я тебе принесу, хорошо? — Ника поправила подушку и, не слушая возражений, подхватила чашки, унеслась в кухню.

Влад закрыл глаза и потер ноющую челюсть. Анин разговор бы еще пережить…

Вечером у нас состоялся неприятный разговор, точнее разговаривала преимущественно я, Влад сидел хмурый, его почти до вечера продержали стоматологи. Зубы ему нарастили, но наркоз успел отойти, и парень чувствовал себя крайне неудобно. Влад мне клятвенно пообещал больше не ввязываться в драки, ни под каким предлогом. Я предполагаю, что сказал он это с одной единственной целью — что бы я от него отстала.

Отношение Ники к Владу кардинально изменилось и теперь, когда у нее возникали проблемы местного значения, она приходила к нему жаловаться. В семье, наконец, установился мир и покой, я смогла вздохнуть свободно и сделать вид, что занимаюсь исследованием.

 

Глава 14

Влад доучился без особых проблем и вполне успешно сдал экзамены. У меня осталось стойкое подозрение, что большую часть успеха составляли не столько блестящие знания моего подопечного, сколько авторитет генерала и острое желание директрисы поскорее избавиться от проблемного ученика.

Папа хотел, что бы Влад тут же вышел на работу, но я настояла на недельном отдыхе. Парень его заслужил. Идея об отпуске возникла у меня почти сразу по возвращении с Леоны, и я сделала все возможное и невозможное, что бы составить Владу компанию. Для этого пришлось почти неделю не вылезать из госпиталя и предъявить несколько глав диссертации Геннадию Васильевичу. Мой труд оценили, одобрительно покивали и согласились на четыре выходных подряд, я поторговалась и мы сошлись на пяти. Боже, целых пять дней! Долгие пять дней отдыха. Мы полетим куда-нибудь на планету, где есть солнце и море. Куда именно? Да какая разница! Владу отчаянно хочется солнца, хотя он в этом и под пытками не признается. К поездке парень отнесся с предсказуемой настороженностью. Он по-прежнему опасался любых перемен в своей жизни.

…Влад хмуро провел рукой по подбородку, проверяя, хорошо ли выбрит. Аня зачем-то придумала ему неделю отдыха и еще поездку какую-то изобрела и тянула его за собой. Влад не хотел никакой поездки, но смолчал, не видя смысла в возражениях. Вечером Аня заглянула к нему в комнату и сказала — собирайся, мы едем отдыхать! И вот тут Влад выяснил несколько неприятных для себя вещей: он не знает, что означает отдыхать и как нужно для этого собираться! Влад вытащил из шкафа все свои вещи, разложил их стопками на кровати и уныло опустился на стул. Что с собой брать? Куда они едут? Выпотрошенный шкаф сиротливо поблескивал пустыми полками. И еще стало страшно, что стоит только вылететь со станции, и он сюда больше не вернется.

— Ты еще не собрался? — удивилась Аня, заглядывая в комнату и отвлекая его от тяжелых раздумий. — И чего смурной такой? Мы же отдыхать едем, глупый! Море, солнце и полное безделье!

Она сладко потянулась, закинув руки за голову. Короткая рубашка задралась и в ее разошедшихся полах открылась полоска светлой кожи. Мужской взгляд приклеился к изящному изгибу ее тела, во рту мигом пересохло и внизу живота вновь возникло уже знакомое ощущение иголочек. Да что же это с ним такое!? Впору завыть в голос. Анины руки опустились, рубашка вернулась на место, а Влад поспешно отвел глаза, надеясь, что она ничего не заметила.

— Целых пять дней безделья, — Аня подошла к нему легонько постучала пальчиком по лбу, — Ну, чего ты хмуришься? Что ты себе опять придумал?

— Ничего, все в порядке, — буркнул он. Поднялся и принялся перекладывать вещи с места на место. Вот его любимый свитер, светло-кремового цвета, мягкий и даже по виду очень теплый. А в этом, темном с высоким горлом он приехал сюда, и воротник удачно прятал повязку на шее.

— Влад, ты зачем все вещи из шкафа достал? — мягко поинтересовалась Аня, забирая у него свитер, — Тебе все не понадобится. Мы едем всего на пять дней. Что тебе может понадобиться на пять дней?

— Ну, не знаю, — пожал плечами Влад, засунув руки в карманы.

— А ты подумай, — предложила она, раскрывая рюкзак, — тебе еще ни один раз в жизни придется вещи собирать, так что учись.

— Смена белья, наверное, — неуверенно предположил Влад, вопросительно посмотрев на нее, Аня кивнула и сделала жест рукой, призывая продолжать, — пара брюк, рубашки и свитер.

— Вот, а говоришь, что не знаешь!

Невостребованные вещи вернулись в шкаф, пузатый рюкзак улегся под дверью, дожидаться утра, а Влад отправился под холодный душ. Потом еще и Дмитрий Петрович позвонил, позвал Влада к экрану, долго спрашивал какую-то чушь, а мужчина никак не мог сообразить, чего от него хотят, но прилежно отвечал на вопросы. Цель звонка выяснилась только когда Аня вышла из комнаты. Генерал, бросив пристальный взгляд за плечо Влада, убеждаясь, что дочь действительно вышла быстро проговорил:

— Значит так, парень, отвечаешь за нее головой, понял меня? Чтоб ни на шаг от нее не отходил, а то Анька как магнит неприятности притягивает. Не дай бог с ней что-нибудь случится… ну, ты сам понимаешь.

Влад сказал, да, он понял, тоскливо раздумывая, как выполнить приказ генерала, что это именно приказ Влад нисколечко не сомневался. Значит, придется изворачиваться, что б и приказ выполнить и с Аней отношения не испортить.

Это было вчера, и вот теперь он поднялся рано и приводил себя в порядок.

— Влад! — в дверь душевой поскреблись, — Давай, вылезай живо, завтрак на столе, нам вылетать скоро.

Влад привычно поморщился, Аня опять его опередила. По его разумению завтрак должен готовить все-таки он, а она, как хозяйка, нежиться в постели. Раздосадовано вздохнув, Влад побрызгал лицо одеколоном и отправился в кухню.

Быстро покончив с завтраком, убрал со стола и вопросительно посмотрел на Аню.

— Готов? Пошли.

Влад, молча, подхватил сумки, и вышел за хозяйкой из каюты. Лифт опустил их на нижний уровень. Выйдя из лифта вслед за Аней, удивленно оглядел ангарный отсек, с расчерченным белыми, желтыми и синими линиями, полом, отыскивая глазами готовый к вылету транспорт. Вдоль стен стояли разнокалиберные гражданские космические корабли и спасательные шлюпы, для военных и полицейских кораблей было отведено отдельное хорошо охраняемое место. Гулкий зал стартовой площадки ярко освещен десятью мощными прожекторами. И никакого транспорта. Мужчина уныло вздохнул, готовясь к тому, что сейчас его начнут ругать, что собирался слишком долго и транспорт улетел без них.

— Ну, чего ты остановился? Пошли, — Аня подцепила Влада пальцем за брючный ремень и потащила за собой.

Почти у самих шлюзов стоял маленький кораблик, на котором с усилием могли разместиться не более пяти человек. Влад вопросительно поднял брови.

— Это 'Беркут', - ответила Аня на невысказанный вопрос, почти любовно похлопав по покатому серебристому боку, — папа купил его очень давно на одном из полицейских аукционов. Кораблик был когда-то одним из вещдоков по делу об убийстве, предыдущий его хозяин, какой-то художник, был инвалидом и не мог ходить, он сконструировал 'Беркута' по своему разумению. Представляешь, системы 'Беркута' умеют почти все — готовить, убирать, стирать и даже чесать спину. У папы есть свой транспорт он попросторнее и поновее, и папа уже давно уговаривает меня купить что-то подобное, но я против, 'Беркут' настолько мал и мобилен, что может сесть и взлететь, не имея подготовленной площадки в полевых условиях.

Влад слушал ее с изумлением, его не столько интересовали возможности корабля, сколько его наличие. Он прожил у Ани уже почти полгода и ни разу не слышал, что у нее есть личный транспорт!

— Ты никогда мне не говорила… — покачал головой Влад.

— А, так повода не было, — пожала она плечами.

Интересно, сколько еще у Ани секретов. Она дотронулась до гладкого бока кораблика и попросила: 'Люк, пожалуйста' Дверь люка бесшумно скользнула в сторону, позволяя зайти. Влад шел следом по узкому коридорчику в рубку управления, с его ростом здесь было неудобно и идти пришлось чуть пригнувшись.

— Закинь сумки в шкаф, — Аня указала на узкую дверь, за которой оказалась крохотная, чуть больше душевой Влада, каюта, — и иди вперед по коридору, я буду в рубке.

Железный откидной столик, закрывающаяся предохранительной шторой кровать, ничего лишнего. Что бы осмотреть обстановку хватило одного взгляда. Узкий встроенный шкаф отыскался за дверью и Влад не без труда впихнул туда поклажу. Выйдя из каюты, пошел в указанном Аней направлении.

Влад с любопытством оглядывал тесное помещение рубки, большую часть которого занимала панель управления, мигнувшая разноцветными лампочками приветствуя хозяйку. В кабине имелось два кресла пилотов и одно для штурмана, и хотя Аня вполне могла управляться с корабликом одна, это, насколько помнил Влад, было неотъемлемым условием для различия между кораблем и шлюпом.

— Садись, — Аня указала ему на место штурмана и привычным движением упала в кресло первого пилота, надела наушники и проговорила в микрофон, обращаясь к диспетчеру, — Борт полсотни семь 'Беркут' просит разрешение на вылет.

Перелет занял около трех часов и прошел вполне комфортно. Влад исподтишка наблюдавший за Аней завидовал той легкости, с какой она обращалась с кораблем. Ему никогда так не суметь!

Аня посадила кораблик на указанную диспетчером площадку, выключила двигатели, блаженно потянулась и, сняв наушники, небрежно бросила на пульт управления вышла куда-то. Влад настороженно ожидал, что будет дальше, а дальше должно быть неприятно. На него должны надеть ошейник или следящий браслет, как в прошлый раз. Ошейника страшно не хотелось, потому что если ошейник, то придется проходить массу неприятных и унизительных формальностей на таможне. А ведь придется — таможенные терминалы обязательно среагируют на клеймо.

— Эй, ты чего сидишь? — в рубку заглянула Аня.

— Я жду, — пожал плечами Влад.

— Отдельного приглашения, что ли? — не удержавшись, съязвила девушка.

— Нет, — покачал головой Влад, удивляясь ее непонятливости, — я жду, когда ты наденешь на меня ошейник.

— Влад, ну что ты опять придумываешь! — Аня устало потерла глаза.

— Я не придумываю, — начиная раздражаться, возразил Влад, — я вещь, когда ты это поймешь!? И я живу по определенным правилам, даже если стараешься их не замечать, правила эти никуда не делись! А по этим правилам на движимом имуществе должен быть надет ошейник, определяющий для окружающих мой статус! Статус раба! Иначе меня не пропустят на таможне, их металлоискатели обязательно среагируют на мое клеймо. А если на мне не будет ошейника, я сразу же становлюсь беглым! И то, что ты, вывозя меня с Земли, каким-то чудом обошла таможенную проверку не значит, что это же получится и сейчас!

Влад и не заметил, как распалился до того, что начал кричать. Аня в три шага пересекла рубку и прижала ладонь к его губам, заставляя замолчать.

— И чего ты так разошелся? Неужели считаешь, что я способна так тебя подставить? Мы не пойдем через общий выход и через таможню не пойдем. Так что давай не будем портить предстоящий отдых глупыми препирательствами и пошли, нас машина ждет, что б до порта довезти.

Моментально сошедшее на нет раздражение, оставило за собой ощущение пустоты и неловкости. Влад опустил голову, ну, что же он за скотина такая?

— Влад, — мягко позвала Аня, прерывая его душевный мазохизм, — да наплюй ты, глупости все это. Пошли, нас машина ждет.

Вытащив себя из кресла, поплелся за хозяйкой. После полутемной рубки полуденное солнце вломилось в глаза, заставило зажмуриться и на секунду замереть. Оказывается, он уже и забыл, как это бывает и теперь нужно заново привыкать. На Леоне у него просто не было времени остановиться, а потом не выпало возможности… Влад задрал голову, прищурившись на высокое лазоревое небо в белых перьях облаков.

— Я бы не советовала это делать, — сказала Аня совсем близко.

— А? — но Влада уже придавило этой высотой, что раскинулась над ним. Мужчину покачнуло, угрожая сбросить с пологого трапа на твердый бетон.

— Вот и я о том же, — усмехнулась Аня, естественным жестом просовывая ладонь ему под локоть, не позволяя упасть, — к небу привыкать надо. Не спеши, у меня что-то голова закружилась, давай постоим немного.

Когда дурнота прошла, Влад благодарно посмотрел на девушку, стоящую рядом и только головой покачал.

— Тебе лучше? — заботливо поинтересовался Влад, подхватывая ее игру, затеянную специально для него. Аня совсем не походила на человека, у которого кружилась голова.

Она улыбнулась и вопросительно подняла брови, указывая на стоящую неподалеку машину. Влад закинул сумки на плечо, двинулся к машине.

Машина остановилась у стеклянного строения, немного в стороне от основного здания порта. Выбравшись на тротуар, Влад предупредительно придержал перед Аней дверцу.

Двойные стеклянные двери с тихим шорохом разошлись, на пороге появилась стройная девушка, одетая в бардовую форму, выгодно подчеркивающую фигуру.

— Веди себя естественно, — шепнула Аня, бросив быстрый взгляд на спешащую к ним работницу порта.

— Порт Альвардана приветствует вас, — девушка растянула губы в приветственной улыбке, скользнув заинтересованным взглядом по мужчине. Влад постарался улыбнуться не менее приветливо.

Девушка сделала приглашающий жест в сторону распахнутых дверей. В просторном зале стояла приятная прохлада. Поблескивающая полировкой стойка регистрации ютилась в дальнем углу зала, а всей остальной площади царила мягкая мебель. Кожаные диваны, кресла, низенькие столики, расставленные так, что бы посетители чувствовали себя уютно и не стесняли друг друга. Служащая, заверив, что формальности не займут много времени, забрала их документы и, попросив подождать, удалилась за стойку, из-за которой выглядывал краешек монитора. Аня указала глазами на низенькие диванчики, стоящие посреди зала, Влад кивнул, двинулся в указанном направлении.

Формальности и действительно не заняли много времени, уже спустя десять минут они получили обратно свои документы, изукрашенные разноцветными штампами, так что таможню проходить не пришлось. Девушка проводила их до выхода и, пожелав приятного отдыха, вернулась за стойку.

— Спасибо, — едва слышно проговорил Влад.

— Да не за что, — Аня безразлично дернула плечом, будто и не сделала ничего особенного. Владу, уже кое-что знавшему о ценах, страшно было представить, во сколько обошлась Ане эта легкость.

Стоило выйти за двери привилегированного зала, как на них обрушился шквал цвета, звука и запаха, не всегда приятного. Словно в другой мир попали. Портовая площадь походила на единый организм, забитая народом она шевелилась, гомонила, кричала, спешила, стояла, маялась, смеялась и говорила на всевозможных языках и наречиях. Первый шок быстро прошел и Влад с интересом крутил головой, выхватывая из общего гула отдельные фразы, автоматически переводя их на понятный для себя язык, он уже отвык от такого скопления народа, на станции такого не было. На станции все было спокойно и неспешно. Похоже, придется признавать свою неправоту — ему понравится отдых. Влад бросил взгляд на Аню, собираясь сказать ей об этом, и озабочено нахмурился. С девушкой творилось что-то неладное. Она остановилась, растерянно оглядываясь по сторонам, сейчас более напоминающая потерявшегося ребенка, чем уверенную в себе женщину, к которой Влад успел привыкнуть. Аня будто сжалась в комочек, став еще ниже ростом. Лицо бледнее обычного, закушенная губа и огромные испуганные глаза, делали ее такой беззащитной, что мужчине захотелось обнять ее, спрятав на груди от всего мира.

— Ань, — теперь пришла очередь Влада брать ее под руку, бережно поддерживать и обеспокоенно заглядывать в глаза, — Анечка? Ты как?

— Терпимо, — выдохнула она, стараясь улыбнуться бескровными губами, — только не отпускай меня, ладно?

— Конечно, — немного удивился Влад, будто он мог! и дело тут не совсем в рабской зависимости, совсем не в ней!

— Хочешь, пойдем, сядем? — заботливо предложил мужчина, кивая на ряд скамеек неподалеку, устраивая ее ладонь на своем локте.

— Нет, не надо, я сейчас…

— Как скажешь, — мягко улыбнулся Влад, хотя очень хотелось обнять.

Терпеливо дожидаясь, когда Аня придет в себя, Влад рассеянно оглядывался по сторонам. Вдруг в окружающей обстановке что-то изменилось. Влад, даже толком не мог понять что именно, но многолетний опыт заставил настороженно подобраться. Откуда-то справа, там, где стояла Аня, потянуло опасностью. Еще не успев понять, откуда именно исходит это чувство и чем оно может грозить, мужчина повел плечом, плавно сбрасывая поклажу на землю, освобождая руки, если придется драться, одновременно медленно повернул голову и опустил руку так, что б при необходимости забросив Аню за спину, прикрыть собой.

— Здравствуйте, дражайшая Анна Дмитриевна, — поздоровался тихий приятный голос.

Влад бросил косой взгляд на обладателя этого голоса. Невысокий, жилистый мужчина, лет около сорока, приятная внешность, строгий серый костюм, аккуратная стрижка, гладко выбритое лицо, темные глаза. Но Влад без излишней к тому необходимости не стал бы переходить такому дорогу.

И, что самое неприятное, мужчина был не один. Влад заметил, по крайней мере, пятерых, вроде бы ничем не примечательных парней, расположившихся вокруг в строгом беспорядке. Если мужчина не ошибался, за спиной должны быть еще как минимум двое, но он не мог подтвердить свою догадку — для этого нужно оглянуться, а излишнее любопытство, могло стать вредным для здоровья.

— И вам не хворать, Алексей Михайлович, — не глядя на подошедшего, с холодной вежливостью откликнулась Анна Дмитриевна. Именно так, с полным именем и отчеством, и шепотом и с придыханием, куда только растерянная девчонка подевалась?

— Как здоровье благословенного генерала?

— Не вашими молитвами, спасибо, — Аня чуть улыбнулась и склонила голову.

— Ну, что ж вы так, Анна Дмитриевна, — с наигранным укором отозвался мужчина, и добавил без перехода с легкой усмешкой, — уймите своего спутника, а то он так сторожит меня глазами, что мне становится страшно, я не собираюсь делать ничего предосудительного.

— Бог с вами, господин Кречет, — удивленно подняла Аня бровь, однако несильно пожимая локоть Влада, призывая не вмешиваться, — как же я могу? Мой спутник мне, увы, не подчиняется…

— А у меня совсем другие сведения, — широко разулыбался Кречет, — поговаривают, что генерал, папенька ваш, стал взятки брать, откуда же у любимой дочуры взялся столь внушительный счет, что даже мне становится неуютно, а еще поговаривают, что генерал дочурке обезьянку для развлечения придарил, не она ли на меня сейчас так глазоньками стрижет?

— Мне грустно, господин Кречет, очень грустно, — сокрушенно вздохнула Аня, по-кошачьи мигнув глазами.

— От чего же грустит, такая красивая девушка? — качнув головой, с преувеличенной заботой поинтересовался Кречет.

Влад с всевозрастающим интересом прислушивался к диалогу. Он не знал, кто такой Кречет и почему Аня с ним так любезничает, хотя вполне могла послать мужика куда подальше. Владу нравилось наблюдать за этими двумя, напоминавшими двух огромных гибких и смертельно опасных кошек, угрожающе урчащих и осторожно ступающих на мягких лапах и одним им ведомым способом сохраняющим равновесие.

— А красивая девушка грустит оттого, что такой серьезный человек, как Кречет, пользуется не информацией, а сплетнями. А еще оттого, что перестали Кречета уважать, раз нагло подсовывают подобную дезу…

— Н-да, серьезный повод для грусти, — Кречет опечалился вполне натурально, — действительно придется наводить порядок…

— Не переусердствуйте, господин Кречет, — мягко предупредила Аня, — как бы беды не случилось, а то ж только вышли…

— А кто вам сказал, что я вышел? — обретя прежнюю веселость, откликнулся Кречет, и прежде чем Аня успела ответить, продолжил. — А теперь, прошу меня извинить, Анна Дмитриевна, мой корабль ждет, нужно отдохнуть, после того курорта, что устроил мне ваш отец…

— Счастливого полета… — с улыбкой пожелала Аня, провожая мужчину глазами.

— Кто это был? — одними губами спросил Влад.

— Тот, кого лучше не знать, — с усталым напряжением отозвалась Аня, — телефон подай, он во внешнем кармане сумки.

— Он был не один, — проинформировал Влад, присаживаясь на корточки и доставая телефон.

— Скольких ты срисовал? — с интересом спросила Аня, подхватывая протянутый телефон и одним движением пальца набирая нужный номер.

— Пятерых, а что?

— Молодец, — рассеянно похвалила она, и чуть отвернувшись, проговорила в телефон, — Алло, папа. Кречет ушел. Да я откуда знаю, куда!? Он не докладывался, подошел в порту, поздороваться, шалун, мать его! Нет… я сказала, нет! Нам ничего не угрожает, он на Альвардане был проездом. Испугалась? Конечно, я испугалась, а ты бы нет? Дмитрий Петрович, не заставляйте меня разговаривать матом! Я сказала тебе, мы не будем возвращаться! Все! Все, пока!

Аня захлопнула крышку телефона и затолкала аппарат в карман, с силой потерла глаза рукой и улыбнулась Владу:

— Ну, что, пошли искать такси?…

Встреча с Кречетом Влада здорово насторожила, что он, на время, позабыв о своих рабских привычках, не стал плестись позади, как обычно, а пошел вперед. Нужно сказать, парень двигался сквозь толпу довольно уверенно, изредка бросая косые взгляды то на указатели, то на меня, проверяя, не потерялась ли. А потом ему надоело вертеться, и он крепко взял меня за руку. Сразу стало гораздо спокойнее. Я немного солгала отцу, сказав, что испугалась этой неожиданной встречи с Кречетом. Я не просто испугалась, а до колик и не будь со мной Влада еще неизвестно, что вышло бы из этой теплой встречи. Скорее всего, я уже была бы на другом конце галактиона, презрев все уверения ученых, что перемещения в космосе без надлежащей экипировки в виде корабля невозможно! Да я бы пешком ушла, и плевать на безвоздушное пространство. Не будь со мной Влада… А так пришлось держать марку, и благим матом я не заорала, услышав вкрадчивый Кречетовский голос не из знаменитого Романовского гонора, а потому что просто не имела права ударить в грязь лицом перед своим, хм… Да, что вы маетесь, доктор!? Да перед рабом. Рабом, извольте называть вещи своими именами! Я тяжко вздохнула и, очевидно не в первый раз, поскольку шедший впереди мужчина резко остановился. Я со всего маху ткнулась носом в его затянутую синей джинсой спину. Влад развернулся и, взяв меня за плечи, легонько встряхнул.

— Да, что с тобой такое!? Ань!? Тебя, что серьезно тот придурок напугал?

Я посмотрела в обеспокоенные серые глаза и неопределенно пожала плечами. Не могла же я ему рассказать, что последняя встреча с тем милым господином всего-навсего прибавила седых волос на моей голове, а у генерала пару рубцов на сердце. Подозреваю, раскрой я рот, Влад настоит на возвращении, окончательно позабыв, что спорить со мной ему по штату не положено. А парню жизненно необходим отдых…

— Не волнуйся, — я выдавила улыбку, надеюсь, достаточно убедительную, — все в порядке. Ничего серьезного, просто воспоминания немного неприятные…

— А почему тогда Дмитрий Петрович требовал, что бы мы срочно возвращались? Если ничего серьезного? — подозрительно нахмурился Влад.

— Потому что генерал вечно перестраховывается.

— Ой, ли, на этот раз? — не успокаивался Влад.

— Владка, может, мы все-таки пойдем? А то стоим посреди площади, как два дурня и мешаем людям пройти, — меланхолично заметила я. Ему не оставалось ничего другого, как неодобрительно фыркнуть и продолжить движение.

На стоянке такси вышла еще одна небольшая заминка. Водитель такси хотел взять наши вещи, что б положить в багажник, а Влад не отдавал. Они тягали несчастные сумки несколько секунд. Я наблюдала за ними, удивленно подняв брови, а потом, широко улыбнувшись своему незадачливому спутнику, процедила, не разжимая зубов: 'Отпусти!'. Влад с сожалением выпустил ручку сумки, цепким взглядом следя за водителем, укладывающим багаж, чем крайне нервировал последнего. Водитель захлопнул багажник и предупредительно распахнул перед нами дверцу машины. Надеюсь, на этом наши злоключения закончились и дальше все будет, как и положено отпуску — легко, весело и непринужденно.

До отеля, располагавшегося за городом, на самом берегу моря, нужно было ехать минут сорок. У меня будет время спокойно подумать. Я откинулась на удобный диван сиденья, уверенная, что Влад не станет мне мешать, заинтересовавшись проносящимися мимо пейзажами. Могу спокойно прозакладывать свою единственную голову — никогда ранее парень не видел ничего подобного. Мне нужно подумать, поведение криминального авторитета Кречета выглядело как минимум странным, не сказать граничащим с маразмом. Ну, какого черта, человек, находящийся в бегах и знающий, что его ищут, подходит поздороваться? Меня лишний раз попугать? Не похож Кречет на идиота. Пошалить захотелось? Но цена шалости могла оказаться слишком высокой. Или знал, что не кинусь в полицейский участок докладывать?..

— Ань, ты так и не ответила — кто такой Кречет? — я вздрогнула от неожиданности.

— Влад, давай не сейчас, — попросила я, красноречиво покосившись на водителя.

— Нет, именно сейчас, — уперся он, всем видом показывая, что не отстанет, пока не услышит вразумительные объяснения.

— Кречет Алексей Михайлович, весьма влиятельный уголовный авторитет, широко известный в узких кругах под кличкой Тихарь, поскольку предпочитает действовать исподтишка, а если убивает, то только ножом, что б тихо было. Три года назад Кречет был пойман и обвинен в массовых убийствах, уходе от налогов и еще там было что-то по мелочи, я не помню сейчас. Судебное следствие год длилось. Приговор два дня зачитывали. Кречета осудили на двадцать пять лет каторги. Как видишь, отсидел всего два. Генеральская звезда как раз за Кречета папеньке на погоны присела. Все остальное в досье есть, хочешь узнать подробности попроси у генерала, думаю, не откажет.

— Ань, я это все понимаю, и про приговор, и даже немного про следствие. Это все понятно, — мрачно мотнул головой Влад, — но почему т ы его так боишься?

— Влад, да мелочи это все, не обращай внимания, — досадливо поморщилась я, — и вообще…

— Что вообще? — начал злиться Влад. — Я хочу знать отчего…

— Послушай, Влад, — осторожно начала я, да какого черта я должна ему что-то объяснять, если говорить об этом не хочу!? Я взяла его за подбородок и отвернула к окну, — ты смотри лучше в окошко, а? Я уверена — ты такого никогда не видел.

Слава богам, парень спорить не стал и, прилежно выполняя хозяйскую волю, уставился на проносящиеся за окном улицы, однако, не забыв обижено проскрипеть что-то невразумительное.

Я запрокинула голову на спинку сиденья, и устало прикрыла глаза, размышляя о том, что на вопросы Влада все равно придется отвечать. Не сейчас, так позже. А отвечать не хотелось. События трехлетней давности только-только начали истираться в памяти. Нет, ничего особо страшного три года назад не произошло, не считая того, что в тот выезд со станции меня попросту огрели по голове и затолкали в машину, стоило лишь переступить порог порта. На голову нахлобучили какой-то пыльный сырой мешок, от которого воняло залежалой тряпкой, руки, стянули за спиной чьим-то ремнем. Везли долго час или около того, весь путь я проделала лежа ничком на полу, на особо лихих поворотах меня швыряло из стороны в сторону, и я с незавидным постоянством тыкалась лицом в чьи-то твердые ботинки. Запах крема для обуви настолько въелся в память, что меня до сих пор тошнит, если я его слышу. Я молчала всю дорогу, чем вызвала некоторую панику у похитителей и они долго рассуждали, не сильно ли приложили меня. Я кривилась под мешком и закатывала глаза. Ну, какого, позвольте орать? Разозлить похитителей своими криками и получить к шишке на голове синяк под ребрами? Глупо, очень глупо! Подобное поведение хорошо для детективных фильмов, когда нежную и хрупкую героиню хватают брутальные злыдни. В жизни такое не проходит. В жизни нужно молчать, слушать и думать. Вот я и слушала, думать пока было не над чем. А с другой стороны, чего еще хотеть от дочери полковника Романова, всю недолгую жизнь, проведшую в обществе полицейских?

А потом машина резко остановилась и я напоследок еще раз ткнулась скулой в мужской, судя по размеру, ботинок. Меня за шкирку выволокли из машины и, подбадривая легкими пинками, завели в дом. Лестница в четыре ступеньки, да высокий порог. Пол плиткой выложен, помыли недавно. Скользко. Нога поехала, и я повисла в лапах похитителей, больно вывернув руки. Меня вернули в вертикальное положение и чувствительно приложили по щеке, ладно, хорошо хоть не под дых, рявкнули на гортанном языке Красты, отдаленной планеты, находящейся у самого предела пограничья. Редкостная дыра, доложу я вам. Прибежище отщепенцев и висельников. Несчастная по сути планета, раздерганная недальновидными правителями, с труднодоступными ресурсами, слабой армией, еще более слабой полицией, у которой едва хватает сил защищать себя саму, не говоря уж о добропорядочных гражданах. А у официальной власти галактиона все руки никак не доходят, порядок навести.

Меня еще раз встряхнули и поименовали гибридом кого-то с кем-то, должно быть обидно. Так подмывало ответить в том же духе, но я благоразумно промолчала, сделав очередной вывод. Звуки гулко разносятся по помещению, а значит оно довольно просторно и потолок высокий. Жаль я не могу почувствовать запах — все перебивал гребанный мешок! Что же это? Цех? Зал? Бассейн? На дом походит мало. Слишком дорого снимать дом с такими потолками. А ребята совсем не походят на тех, у кого есть на это средства, судя по ухваткам парни, скорее всего, сняли бы квартиру, а то и комнату, но уж никак не дом. А значит, ребятки простые исполнители. А раз есть исполнители, значит, есть и заказчик. Конкретно меня заказывать некому, не успела я еще в жизни никому настолько насолить, а это значит, что заказали вовсе не меня, а полковника. Кому-то срочно понадобилось ограничить вашего папеньку в средствах и времени. Кто? В памяти всплыло с полтора десятка фамилий и каждая последующая приятней предыдущей. И кто же из этих господ, пылающих горячей любовью к вашему папеньке, сподобился на такое? У кого окончательно сорвало крышу? Самое безобидное, на что может рассчитывать смельчак, посягнувший на единственное дитятко, так это принудительная кастрация. Без анестезии естественно, в антисанитарных условиях и собственноручно полковником. Кто же ты, кто? Слушай, Аня, слушай! По моим подсчетам кроме пятерых похитителей, которых я сумела сосчитать весьма приблизительно, должен быть кто-то шестой, тот, кто заправляет спектаклем. Глупо было думать, что мои похитители сами воплотили в жизнь эту грандиозную дурь.

Двое, что держали меня за руки, третий, тот самый варвар с Красты, один водитель, и еще один, молчаливый, но, вполне возможно насчет пятого я ошиблась, поскольку его почти не слышно. Больше полезной информации о количестве и национальной принадлежности выудить не удалось, меня поволокли куда-то.

Я прилежно считала все подъемы, спуски и повороты, нет, это все-таки отдельный дом. Во-первых, для всего остального он слишком мал, а во-вторых, какими бы ни были идиотами похитители они не стали бы таскать меня по общественным зданиям посреди бела дня. Слишком велика вероятность попасться на чьи-то посторонние глаза. А идиотами мои похитители были лишь условно. Но я могу и ошибаться, и дело происходит в гораздо меньшем помещении, а меня, как в детской игре, просто водят кругами. Хотя, нет, на подобный маневр мозгов не хватит.

Очередной спуск в пятнадцать ступеней, поворот налево и еще пять ступеней вниз, метра четыре прямо и остановка. Звякнули ключи, ого, а мы в каменном веке, однако, все давно уж пользуются электронными замками. Пару раз щелкнул отпираемый засов замка. Кажись, конечная остановка.

— Погодите, — остановил моих конвоиров, уже готовых зашвырнуть меня в комнату, хрипловатый голос. Ага, все-таки пятеро. — Ее сперва обыскать надо. Все ж таки Романовское отродье, мало ли…

Все-таки из-за отца… Зря вы это, господа, ох зря! Обыскивали вполне профессионально, не отказав себе в удовольствии огладить уж и вовсе в неположенных местах. Узнаю кто — руки повыдергиваю и в задницу вставлю! Ну, конечно, иронично мелькнуло в голове, раз дочь полковника, так арсенал на себе таскать должна, что ли!? Придурки… Судя по вздохам, обыск похитителей разочаровал. Зато господа заполучили массу всякого мусора, что обычно скапливается в карманах и никаких секретных хитрушек и документов. Разжившись кучей чеков, парой затасканных и, кажись, постиранных карамелек, кое-какой денежной мелочью, телефоном, со сдохшей батареей и за каким-то чертом наручными часами меня впихнули в комнату, предварительно сдернув с головы порядком надоевший мешок, но забыв развязать руки.

Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь избавиться от тряпичной вони, основательно засевшей в носу. Продышавшись, я с интересом оглядела помещение, впрочем, интерес быстро угас. Ничего увлекательного в комнате не обнаружилось. Стены в серой, отвратного качества штукатурке, кое-где отвалившейся, бетонный пол, лампа на шнуре под высоким потолком, бетонное же нечто, то ли бордюр, то ли лежак, неизвестного мне назначения, да стальная дверь за спиной. Если господа похитители собирались надавить на мою неокрепшую психику, определив в каменный мешок без окон, то здорово просчитались. На станции нет окон, и только искусственный свет. Я к этому привыкла. Вот только несколько раздражал сам свет, он казался тусклым из-за того, что одной лампочки на такую комнату явно не хватало. И что мне теперь полагается делать? Забиться в истерике или разбить голову о стену? Хрена вам, а не истерика! Я зло сплюнула под ноги и прошлась по комнате. Дойдя до стены, осторожно опустилась на пол, скрестив ноги.

Надеюсь, полковник не будет долго раскачиваться меня, разыскивая, потому что часов через несколько встанет несколько животрепещущих проблем — сортир, попить, пожрать, да и на холодном полу можно последние почки оставить. Если со второй и третьей можно как-то перетерпеть, а с четвертой договориться, то с первой будет край, а мочиться под себя, я как-то не приучена. Впрочем, на крайний случай можно оправиться и у двери, что б входящим было особенно приятно. Но пока этой проблемы, слава богам, не стоит, пока есть другая беда — руки мне так и не развязали, сволочи, пальцы начинают неметь. Так и до некроза недалеко.

Ну, же, решайтесь, доктор, хуже не будет! Не будет? Ага, а ну как застряну!? То-то господа преступники повеселятся, глядя на бедное полковничье дитятко, скрученное в неподобающую позу!

Но ничего другого, похоже, не остается. Я переменила позу и теперь стояла на коленях. Божечки ты мои, вспомнить бы, как это делается. Зло, выругавшись, я, приподнялась, проталкивая под задницу связанные руки. С трудом, надо сказать — путы навязаны слишком высоко. Нагнуться к самому полу, уткнуться носом в сомкнутые колени… Ага, хорошо, а теперь еще немного вперед и лечь щекой на пыльный пол. Бля, кама сутра отдыхает! Какая на фиг кама сутра! Реально — садо-мазо! И атрибутика соответствует… Мрачный подвал, тусклая лампочка и связанное полковничье дитятко, отчаянно матерящееся сквозь зубы! Подбадривая себя таким образом, я протолкнула связанные руки почти под коленки. Фух! Теперь можно пару секунд передохнуть и поменять позу этого номера на какой-то. Сколько там их всего? Шестьдесят четыре? Или больше?

Перекатилась на бок, села, опершись спиной о стену. Дальше ничего особо сложного, сперва одну ногу, затем другую. Ну, вот теперь можно осмотреть связанные руки и попытаться освободить их. На то, что б понять, каким именно узлом связан ремень и предпринять какие-то толковые действия, ушло около часа, за который я безжалостно подавила две истерики, всплакнула и разозлилась окончательно. Еще с час ушло на расшатывание узла, чтоб можно было попробовать вытащить из пут, хоть одну руку. И минут двадцать понадобилось на окончательное освобождение. Закончив этот титанический труд, я откинулась на холодную стену и закрыла глаза.

Сколько времени прошло с момента похищения? Часа четыре? Пять? Отцу уже должны были сообщить, что Анна Дмитриевна не явилась на назначенную встречу. А если еще учесть, что подруга, с которой я собиралась встретиться жуткая паникерша, то полковника поставили на уши примерно по истечении минуты от назначенного времени. А полковник, со свойственным ему энтузиазмом точно так же поставил, но только раком, всех, кого смог, начиная от ленивой портовой полиции и заканчивая преступным элементом этой богоспасаемой планеты. Видение полковника, роющего носом землю, реанимировало агонизирующий оптимизм. Он меня найдет. Обязательно найдет. Нужно только сидеть и спокойно ждать. И ничего не предпринимать. Так всегда учил отец, на случай подобной ситуации, умоляя не геройствовать. А где тут погеройствуешь? Что я могу предпринять, сидя в каменном мешке с глухой, абсолютно гладкой дверью. Вон руки освободила, и что? А ничего! Хорош сопли распускать!

Я открыла глаза и придирчиво осмотрела освобожденные запястья. Ничего, синяки, разве что будут, но это не страшно. Я потерла затекшие руки, помассировала плечи, восстанавливая кровообращение. Подула на горящую кожу и принялась размышлять, что делать дальше. Советы советами, но никто ж не настаивает на их неукоснительном исполнении. А значит, как говорит один отцовский знакомый, возможны варианты и можно поразмыслить, как отсюда выбраться. Подумать это ж совсем не значит применить на практике. Правда? Да и время быстрее пройдет

Итак, что я имею? Как уже отмечалось и не раз — глухую комнату и никаких тебе трещин, замаскированных потайных лазов, как в приключенческих романах, даже вентиляционного отверстия толкового нет. Вон только под потолком небольшая дырка, в которую и рука не пролезет, не говоря уж об остальной Анне Дмитриевне. О том, что б вынести дверь и мысли не возникало, для этой дурости нужно быть, по меньшей мере, самим полковником Романовым, любителем проделывать подобные фокусы собственной сто двадцати килограммовой тушей, моя тушка в сорок с небольшим даже не рассматривается. Я уныло вздохнула, остается только повеситься на ремне, одолженном мне господами бандитами. Я посмотрела на означенный предмет, валяющийся у ног. Стоп! А кто сказал, что вешаться на нем должна именно я?

План, моментально созревший в воспаленном мозгу, был невероятно наглым и глупым, и оттого вполне выполнимым. Я кровожадно ухмыльнулась и принялась обследовать метровую узкую кожаную полоску. Прикрыла глаза, сосредотачиваясь и вспоминая нужный мне узел, он должен быть не особо сложным, но достаточно надежным. Ох, кому-то сегодня будет очень весело, злорадно думала я, проверяя на прочность скользящую петлю странного гибрида силка и аркана. Я перебралась поближе к двери, недоумевая, какой идиот помещает заложников в помещение с дверью, открывающейся вовнутрь! Ну и черт с ними — мне же легче! А теперь остается только ждать.

Пару глубоких вдохов заставляя себя успокоиться. Излишний адреналин нам ни к чему. Нужно подумать о чем-то нейтральном, к примеру, о Сахе. Взбалмошном дяде, в свое время натаскавшем тебя в некоторых совсем не женских вещах. Вот арканы с силками вязать и кнутом махать не просто так, а со смыслом. Тетка, конечно же, ворчала, наблюдая за этим непотребством, особенно, когда петля аркана или плетеный кожаный хвост по недосмотру зацеплялись и отлетали в сторону незадачливой ученицы, пребольно щелкая ее по организму. 'Ну, что ты делаешь, лешак!? Девке-то это на что?' — раздосадовано, восклицала Васена, накладывая вонючую мазь на очередной синяк. 'Ничего, ничего, — добродушно ухмылялся в усы означенный лешак, — не поступит в медицинский, не пропадет! В цирк пойдет. В шапито, фокасы показывать' Саха так и говорил 'фокасы', а Васька озлясь кидала в мужа баночкой с мазью, которую тот неизменно ловил и ставил на полочку…

За дверью послышался чей-то раздраженный бубнеж, я вздрогнула и подобралась. Голоса приближались, и стало возможно разобрать отдельные фразы, тем более, сидела у самой двери.

— Вы, что охренели здесь все, что ли!? — рычал мужской голос, зло так рычал, что даже мне хотелось втянуть голову в плечи и заползти куда подальше. — Я вас что просил!? Подходы к Романову искать, а вы у него дочь умыкнули, мать вашу! Чья это идея была? Твоя? Ты понимаешь, плод любви обезьяны с мулом, что Романов сейчас делает? А я тебе расскажу — вас, недоумки, ищет и меня заодно! И он нас найдет, ему это как два пальца, потом разберет здесь все методично по камушкам, а потом всех раком поставит, и будет иметь в извращенной форме, долго вдумчиво и со вкусом! А я как-то не приемлю гомосексуальных связей, особенно, когда они касаются моей, персональной, горячо любимой задницы! Мало того, что дочь Романовскую спер, со мной не посоветовавшись, так еще и притащил в совершенно неподготовленное место! Чего ты на меня так вылупился!? Снял он этот дом недавно! Тьфу, на тебя! Вот точно мне говорили, что братец у меня умственно отсталый! Ты лучше думай, как мы девку возвращать будем! А что ты думал? Какая на хрен заложница!? Слушай, я тебя сам убью и полковнику твои уши вместе с дочерью пришлю, завернутые в подарочную упаковку! Дал бог родственничка! Да с нее пылинки сдувать надо и не дай бог с ней что-то успели сделать, не дай бог хоть один синяк… Ты, паскуда, не ной, а иди, думай, как положение исправлять! А что я буду делать!? Я пойду девочку успокаивать, в истерике, небось, бьется! Что?! Что с ней сделать!?

А дальше человек, изъяснявшийся до этого вполне прилично, заговорил так, что я замерла, впитывая новые комбинации слов, не подозревая, что матерный язык настолько цветист и обширен. Говорил он много и долго, и сказать это без сомнения было нужно, поскольку писать категорически противопоказано.

Потом стало тихо. Так тихо, что аж в ушах зазвенело. Я, закусив губу, прислушивалась к невразумительной возне за дверью. Дерутся они там что ли? В замке с лязгом провернулся ключ. Я подобралась, расправляя петлю, ну, на кого бог пошлет!

— Анн… Твою мать! Девка где?

Где, где — за дверью! Ну, родной, сделай еще шажок, тебя ж из-за двери не видать, девочке же неудобно! И он сделал… на свою голову. Кожаная петля мгновенно преодолела короткое расстояние и легла ровненько на шею злодея, рывок на себя и пойманный мужчина задергался, стараясь скинуть повисшего на нем клеща, напрочь забывая, что с меня пылинки сдувать полагается. Я взвыла, когда мною приложили по стене, но отлипать и не подумала, сильнее затягивая петлю. Если я его сейчас отпущу — живой отсюда не выйду.

— Удушишься, придурок, — прохрипела я.

— Пошла ты на…

Я фыркнула и не придумала ничего лучшего, чем вцепиться зубами бандиту в плечо. А что еще делать — руки-то заняты. Мужчина взревел, сквозь стиснутые зубы и разошелся уже не на шутку. Мною еще раз отметили стену и попытались перекинуть через плечо. Где там! Я обвила его талию ногами, еще прочнее закрепляясь на занятой высоте, не забывая затягивать удавку. Бандит, хрипя, старался избавиться от сидящей на спине фурии.

— Убью! — рычал он. А ведь и точно убьет!

Сил держаться уже не хватало, еще немного и мне придется дорого заплатить за попытку к бегству. Когда я считала схватку уже почти проигранной, бандит вдруг как-то странно всхлипнул и осел на колени.

— Аня, ну-ка, выплюнь, — откуда-то сверху посоветовали мне голосом полковника, — взрослая же девочка, а тянешь в рот всякую гадость!

Я послушно разжала зубы, выпуская прокушенное в кровь мужское плечо. В комнату как-то сразу набилось много народу. Меня кое-как отцепили от зашедшегося кашлем мужчины и передали на руки полковнику. Отец, с легкостью удерживая меня на одной руке, придирчиво оглядел и, достав из кармана платок, вытер с моих губ и подбородка чужую кровь. И задал самый идиотский вопрос:

— Ну, ты как?

— Как? — заорала я, вырываясь. — Как!? Нормально! Где ты шлялся так долго!?

— Тебя искал, — совершенно спокойно заявил отец. — Истерика будет?

— Не будет вам никакой истерики! — буркнула я, все еще тяжело дыша. — Где здесь сортир?

Мой вопрос вызвал взрыв хохота. Один из отцовских коллег вызвался проводить и поискать вместе. Я согласилась. А что еще делать? Мужики, когда меня искали, дом успели обшарить, а значит, расположение получше меня знают.

— Ну, здравствуй, Леша Кречет… — услышала я, выходя из комнаты.

Ни фига себе — погуляли! И вот тут мне стало по-настоящему страшно, да так, что аж зубы застучали, и я поняла, что истерика все-таки будет. Но не здесь и не сейчас, а минут через десять, за закрытой дверью. Выть от страха при полицейских гордость не позволяет, тем более, когда на тебя так смотрят — удивленно и с уважением.

А потом, навывшись всласть под льющуюся из свинченного крана воду, я нашла в себе силы осмотреть разорванное плечо Кречета.

— Прививку от столбняка давно делали? — деловито поинтересовалась я, заканчивая перевязку.

Алексей Михайлович хмуро оглянулся на меня и предпочел отмолчаться.

— Ты слышал, что тебя девушка спрашивает? — ласково спросил один из полицейских. — Или добавки хочется?

Добавки Кречету не хотелось, и посему он буркнул, что не помнит. Я пожала плечами и оповестила его, что раз так — придется делать, поскольку такого человека, как Кречет нужно обязательно сохранить для суда, а посему, спускайте, дорогой Алексей Михайлович, штаны… Я усмехнулась, вспоминая, как вытянулось лицо Кречета…

— Ань, Аня! — голос Влада заставил вздрогнуть и потрясти головой, выныривая из воспоминаний. — Что с тобой?

— Ничего, — недовольно буркнула я, — задремала я. А тебе чего?

— Ничего, приехали просто.

…Задремала она, как же! Так он и поверил! Ворчал про себя Влад, косясь на Аню, заполнявшую гостевые карточки. Будто он не знает, какое у нее лицо, когда она действительно дремлет. Оно тогда спокойное и немного беззащитное, на этот раз все было по-другому. В этот раз оно было напряженным с болезненно заломленными бровями. Влад огорченно передернулся и подвигал ногой, поближе подтаскивая сумки. А чего ж не огорчаться? Оказывается, что он ни черта о ней не знает, хотя и живет с этой девушкой уже несколько месяцев. Она же знает о нем почти все, даже то, чего знать не положено и что Влад в здравом уме ей никогда не расскажет. Впрочем, ей и рассказывать-то особо не надо — она врач и осматривала его неоднократно и без его страшных историй все видит, только молчит благоразумно, не высказывая вслух меру его унижения.

И что с того, что он знает, как она спит, как двигается, как дышит и как взъерошивает волосы, когда чего-то не понимает. Как бьется едва приметная голубенькая жилка на ее шее и то, что Аня до ужаса боится тяжелых решений и ответственности, но принимает их и молча, несет на себе весь груз. И толку со всего этого, если не знает о ней ровным счетом ничего? Не знает о ее прошлом, и как-то так получилось, что и мысли не допускал, что это самое прошлое у нее есть. Пока оно не вырисовалось исподтишка в виде старого знакомого под названием Кречет. Интересно, это фамилия или кличка? Нужно будет обязательно перезвонить генералу и спросить. Вот как только они поднимутся в номер, и Аня уйдет в ванну, он сразу же перезвонит и все генералу расскажет. Конечно же, Аня узнает об этом звонке и всыплет за самодеятельность и может даже обзовет стукачом, ну и пусть! Он согласен побыть стукачом, да, кем угодно, лишь бы знать, что она в безопасности.

Приняв это решение, Влад встряхнулся и с интересом оглядел просторный холл отеля, освещенный не смотря на день, множеством мелких лампочек, звездами рассыпанных по потолку, отражающихся от темной плитки пола. Раскидистые листья растений в кадках и яркие цветы в вазах, распространяющие ненавязчивый аромат. В чем-то Анька права — такого Влад еще ни разу в жизни не видел. Ни опрятных улочек с изумрудными газонами и разноцветными клумбами, ни фонтанов и странных статуй, проносящихся за окном автомобиля, спросить бы, что за статуи и зачем они, да язык не поворачивается дернуть хозяйку. И не предполагал о существовании величественных, прохладных холлов отелей, отделенных от уличной жары ненадежной преградой стекла и работающими кондиционерами. И уж точно не думал, что кому-то может придти в голову фантазия впихнуть в помещение фонтан, высотой в полтора Владовых роста изливающий искусно подсвеченные тихо журчащие струи воды. Ни раздражающих служащих, облаченных в ливреи и все время старающихся стянуть их сумки, будто Влад сам не мог донести их куда надо! Аня только хмыкнула на его молчаливую борьбу со служащими и кивком головы отпустила ливрейного мальчика. Эх, учиться Владу еще и учиться.

Аня отложила карточки и о чем-то разговаривала с девушкой за конторкой. Влад опустил глаза на карточки, заполненные четким ровным, совсем не докторским подчерком, пробежался мельком и чуть не поперхнулся, увидев цифру в конце, сдержавшись только благодаря многолетней привычке. Если верить карточкам, номеров было два и тот, что записан на его, Влада, имя стоил столько, что цифра просто не умещалась в измученном сознании, а уж если еще в пересчете на собственную стоимость…

— Аня, — тихо позвал он, Аня отвлеклась от беседы и вопросительно посмотрела на мужчину, — Ань, давай отойдем на пару слов, а?

— А чуть позже нельзя?

— Нет, если тебе не трудно, — так же тихо проговорил Влад и, подумав секунду, добавил, — пожалуйста.

— Ну, если, пожалуйста, — пожала Аня плечами и, извинившись перед служащей, пошла вслед за своим спутником.

Влад отошел как можно дальше от стойки регистрации и толпившихся у нее постояльцев отеля. Остановился под каким-то раскидистым растением, в круглой кадке, надежно скрывшим их от любопытных глаз, от расстройства даже выпустив из виду драгоценные сумки, так и оставшиеся лежать у стойки.

— Что ты мне хотел сказать? — поторопила она, глядя, что Влад никак не может собраться с силами.

— Ань, зачем ты сняла два номера?

— Что? — ее брови удивленно взлетели. — Ты это о чем?

— Это я о том, что два номера снимать совсем необязательно, — помявшись, пробормотал Влад.

— Влад, ты меня, конечно, прости, но я хочу отдохнуть, — со вздохом проговорила она, — и тебе не помешает…

— Да, я понимаю, — вздохнул он, — но…

— Влад, ну, что опять за 'но'!? — едва ли не заскулила она, — что ты себе опять придумал?

— Это очень дорого снимать два номера, — пояснил он.

— Влад, это совсем не дорого, — возразила она, взъерошив волосы, еще чуть-чуть и глаза начнет тереть, как всегда, когда устает.

— Дорого, — категорично возразил он, — я видел счет! И для меня отдельный номер совсем не нужен… я ведь могу и так…

— Стоп! — прервала она. — Что значит — ты можешь и так? А где ты, интересно мне, спать собираешься?

— Ну… там же, наверное, есть диван, как в том номере на Земле, помнишь? — чем дальше, тем больше Влад чувствовал неловкость и, судя по тому, как изменилось ее лицо, его сейчас мордой по стене начнут возить, но отступать он не собирался, решив настоять на своем.

— А если дивана не будет, ты, стало быть, и на полу перекантуешься? — как-то слишком ласково поинтересовалась Аня, полностью подтверждая его подозрения насчет стены.

— Ну, да… Я привычный.

— Так, а чего тогда огород городить? — расплылась она в ироничной улыбке. — Давай уж сразу у двери на коврике. Раз тебе так уж все равно. Да, Владушка, еда здесь тоже дорого стоит, так давай ты еще и есть не будешь, а? Ну, что б уж совсем сэкономить… Хотя, нет, ты пять дней на голодном пайке не протянешь, кормить все равно придется… хоть изредка. О, придумала, ты будешь с моей тарелки остатки подбирать. А в довершении всего, мы с тобой в ближайший зоомагазин сходим, я тебе там ошейник с поводком куплю, ага? Ты ж ведь этого добивался, еще, когда в порту были. Вот только на пляж я тебя с собой брать не смогу, уж извини, будешь в номере на привязи сидеть…. хочешь?

Влад моргнул удивленно, так Аня с ним еще ни разу не разговаривала. И вдруг оказалось, что он немного смущен, слегка раздосадован и очень сильно взбешен. Ровно столько, что бы рявкнуть на все Анины предложения:

— Да плевать! — а потом черт дернул его за язык тихо добавить, — госпожа.

За что сразу же и поплатился. Женская ладонь с такой силой впечаталась в щеку, что голова, дернувшись, вполне могла отвалиться, перед глазами поплыли разноцветные круги, а звон, казалось, пошел по всему холлу, на них даже удивленно обернулась какая-то пара в ярких несуразных одеждах, оказавшаяся поблизости. Ох, и тяжела же рука у хозяйки! Поняв, что воспитательный процесс видела масса народу, Влад почувствовал себя крайне неудобно, Аня же ни на кого не обращала внимания, устремив разгневанный взор на не в меру разговорчивого спутника.

— Значит так, солнце мое, — холодно процедила она, потирая о бедро ушибленную руку, — если ты не хочешь еще больших неприятностей, чем уже есть, то сейчас молча, возьмешь наши сумки, и мы пойдем в мой номер, где и продолжим содержательную беседу.

— Как прикажешь, — не удержался от сарказма Влад и едва заметно поклонился.

— Вот только попробуй! — шепотом прорычала она.

— Как прикажешь, — повторил молодой человек, раздраженно сверкнув глазами и круто развернувшись, пошел в сторону стойки регистрации, строго контролируя каждое движение.

Очень хотелось прижаться пылающей щекой к чему-нибудь холодному или хотя бы прикрыть ладонью, что б окружающие не пялились. Подхватив сумки, Влад отошел в сторону, терпеливо дожидаясь, когда хозяйка возьмет ключ.

Вместо того, что бы просто забрать ключ Аня неспешно закончила прерванный разговор со служащей отеля, заполнила еще какие-то документы, доводя своей неторопливостью и без того рассерженного мужчину и заставляя его нервничать все больше. Но с другой стороны, оно, может, и хорошо — может немного успокоится, а то как-то даже боязно, хотя трусом никогда себя не считал. А с третьей стороны, пусть уж делает, что хочет, только бы поскорее. А еще Влад клятвенно пообещал себе, если… когда вернется на станцию посмотреть в толковом словаре значение слова отдых. Потому что если ЭТО отдых, то уж лучше он будет вкалывать всю оставшуюся жизнь без перерыва.

Наконец Аня забрала ключ и отлепилась от полюбившейся ей стойки. Возле нее тут же возник парень, одетый в ливрею, цветов отеля, что-то сказал, Аня отрицательно мотнула головой, и явно огорченный клоун убрался восвояси. Проходя мимо Влада, она чуть качнула головой. Парень поправил ремень сумки и поплелся следом. Миновав двойные двери темного стекла, попали в длинный коридор с множеством дверей, совсем одинаковых, если бы не таблички с номерами. Из-за столика поднялась девушка и с милой улыбкой вызвалась проводить. Тут Аня отказывать не стала.

Шорох шагов, отражаясь от стен, тревожным эхом метался под потолком и здорово действовал на нервы. Их провели почти в самый конец коридора. Остановившись у одной из дверей, Аня поблагодарила служащую и, передав ей что-то, вставила магнитный ключ в прорезь замка. В замке мягко щелкнуло, и на панели засветилась зеленая лампочка.

За дверью обнаружился еще один короткий коридор, ведущий в просторную уютную комнату. Окно во всю стену и светло-лимонные стены делали помещение еще больше. На стене огромный плазменный экран и странного вида светильники. Цветы в напольной вазе, посреди комнаты удобный диван, пара странных кресел, больше похожих на лохматые бесформенные облака. На полу ковровое покрытие в тон стенам, справа от окна небольшая барная стойка, слева приоткрытая дверь, скорее всего ведущая в спальню, ну, да, вон и край широкой, застеленной кремовым покрывалом, кровати виден.

— Поставь сумки. А теперь я жду объяснений, — строго потребовала Аня.

— Какие тебе еще нужны объяснения? — буркнул Влад, исподлобья изучая стоящую у дивана девушку в единый миг из привычной Ани превратившуюся во врага.

— Твоему странному поведению, — вполне миролюбиво заметила она.

— Я уже госпоже все объяснил еще там, — Влад мотнул головой в сторону входной двери, — а потом госпожа мне объяснила кто я и где мое место!

— Влад прекрати, — она предостерегающе покачала головой, — пока еще можно, прекрати и извинись.

В ответ на это он только хмыкнул, тлеющие угли бешенства занялись с новой силой. Он еще и извиняться должен!

— Так, я сейчас пойду, переоденусь, а ты немного успокоишься, и мы поговорим, — бросила она последний спасательный круг в надежде, что он поймает его и выплывет, но Влад из-за восставшей гордости и упрямства предпочел не замечать попытки к примирению. Он не чувствует себя виноватым и уж тем более не собирается извиняться.

— Я не буду извиняться, — с холодной яростью сообщил он.

Аня приостановилась на пороге спальни, мотнула головой и скрылась за дверью, оставив его наедине с его раздражением, но очень быстро вернулась.

— Ты ведешь себя отвратительно и очень меня огорчаешь, — тихо проговорила она и снова скрылась в спальне.

— Ну, так в чем проблема!? — рявкнул он, появляясь за ней в спальне.

Влад рывком расстегнул ремень и вытянул его из штанов, вручил хозяйке, удовлетворенно оскалившись от недоумения, появившегося на ее лице. Одним движением сорвав с себя рубашку, повернулся спиной к хозяйке встал на колени, упершись кулаками в пол.

— Как же ты мне надоел! — процедила она сквозь зубы.

Влад зажмурился, ожидая удара…

Яростно закусив губу, я наблюдала за его идиотскими действиями даже не стараясь отыскать причину его странного поведения. Ну, ладно, хочешь поиграть — давай поиграем! Всего-то пара коротких движений и шею Влада обвила надежно скрученная петля. Я толкнула парня кулаком в спину, заставляя прижаться щекой к короткому ворсу ковра. Свободный конец ремня пропустила за ножку кровати, закрепив так, что б он при всем своем желании не смог освободиться.

— Ну, что, родной, руки тебе вязать или так постоишь? — промокнув лоб рукавом, поинтересовалась я.

Ответом мне было невнятное бормотание, явно матерного характера. Нет, ну, он совсем идиот!? Что он делает? Будь на моем месте кто другой, на этом придурке живого места уже бы не осталось!

— Вот и молодец, — похвалила я и, наклонившись, потрепала его по загривку, — а теперь руки за спину, вот умница, постой и подумай. Вернусь — поговорим.

Выслушав еще одну матерную тираду, я ухмыльнулась его бессильной ярости. Не хочешь по-хорошему, будем вот так общаться. Подхватив сумочку, я выскочила из номера, не забыв повесить на дверь табличку 'не беспокоить'. Еще не хватало, что бы горничные увидели скульптурную композицию в спальне. Тогда придется менять отель, а мне и этот нравится — до моря совсем близко.

Выйдя из отеля, я рассеянно огляделась, решая, куда пойти. Если честно, идти хотелось обратно, отвязать охламона и пинками прогнать в его номер и там пусть он, хоть по стенам пешком ходит. А самой завалиться на кровать и смотреть в потолок, наблюдая, как ползут по нему, удлиняясь, вечерние тени, как самым естественным образом меняется освещение, а предметы постепенно теряют очертания, кутаясь в мягкие сумерки, как в пуховый платок…. И чтоб никого. Вот совсем никого, будто одна в целом свете осталась. Боже, какое это счастье — день полного одиночества!.. Нет уж! Нужно выдержать характер, а то парень уже на голову садится. И каков наглец! Мало того, что устроил скандал, в очередной раз, выставив меня на посмешище, так еще ума хватило предложить физическую расправу, хорошо хоть до комнаты дотерпел, а мог весь балаган и в холле провернуть, с него станется! Я раздраженно фыркнула, представив себе эту сцену во всех красках и пошла по широкой аллее, ведущей неизвестно куда. Да мне признаться, было все равно, раз цели все равно нет. Аллея привела к небольшому кафе, невысокий помост, плетеные кресла и ажурные столики под легкими кружевными зонтами, создающими приятную тень. Есть после таких нервных перегрузок не хотелось, но нужно занять время, что бы мое возвращение не показалось нахалу слишком быстрым, я не меньше его умею играть на нервах окружающих. Усевшись за дальний столик, заказала мороженное и кофе.

Это ж надо было глупость такую придумать — на диване он спать будет! Продолжала мысленно возмущаться я, лениво ковыряя ложкой в вазочке с мороженым. Экономист хренов! Да не предназначены те диваны, что б на них спать! Особенно с его ломаной спиной, уж лучше на полу. Ага, с его отбитыми почками… Неужели Влад не понимает одной простой вещи — узнай кто-нибудь, кто он на самом деле, меня обяжут напялить на упрямца ошейник и тут уж никакие деньги не помогут — отелю, тем более такому дорогому, репутация важнее одного клиента, будь он трижды кредитоспособен! А если я откажусь, нас настоятельно попросят освободить номера, и будут совершенно правы — клиентов много, а репутация, как известно, одна! А менять отель я не хочу.

Вздохнув, с силой потерла глаза, расплатилась и, сойдя с помоста, двинулась по мощеной дорожке, ориентируясь на шепот близкого прибоя. Миновав живую изгородь, сплетенную из кремовых роз, распространяющих упоительный аромат, я спустилась по пологой лестнице, последние ступени которой терялись в белом нагретом песке пляжа. Я скинула обувь, нарочно не поднимая глаз, с благоговением вслушиваясь, как совсем рядом ворочается и вздыхает вечное море. Пройдя несколько метров я, не выдержав, подняла голову, захлебнувшись привычным восторгом. Море было огромным, море было необъятным, море было живым. Оно вздыхало, двигалось, жило своей, недоступной человеческому пониманию, жизнью.

Я приложила козырьком ладонь ко лбу, вглядываясь в колышущуюся даль, стараясь определить ту зыбкую грань, где заканчивается море и начинается небо. Нужно обязательно показать это Владу… Настроение попытавшееся наладится, вмиг испортилось, стоило лишь вспомнить, в каком виде оставила глупого!

Нет, он, конечно, не прав, но и я тоже хороша! Позволила зайти ссоре так далеко! Отвлеклась, понимаешь ли, на свои переживания. Ну, встретила ты Кречета и что с того? Побеседовали мило и разбежались. Кречет не такой дурак, чтоб второй раз наступать на мои грабли. И чего такого особо оскорбительного Влад сказал, что б его по лицу бить? Объяснять нужно было. Словами объяснять! Как вы могли, доктор, мало того что по лицу парню съездить, так еще и привязать, как скотину какую!? Как, как? Руками!

Но то, что еще два часа назад казалось верным и оправданным сейчас не вызывало ничего, кроме глухого раздражения и недовольства собой. А ведь у него, небось, ноги совсем затекли, а если еще и выбраться из петли попытался…. А он ведь может, очень даже может. Вон как матерился, когда привязывала… Ох, только бы он не пытался выбраться — удушится ни за грош! Я круто развернулась и поторопилась обратно, движимая вполне оправданными страхами.

…Влад и не думал выбираться из петли и дело не в его внезапно проснувшейся покорности или сознательности, совсем нет. Причина того, что мужчина так и оставался в достаточно унизительной, если разобраться, позе, была крайне прозаична и обидна до слез — у него заклинило спину. Да, да, именно заклинило, когда Аня слишком резко нагнула его, явственно слышал, как в спине, где-то над задницей что-то щелкнуло. Проснувшаяся боль голодной змеей метнулась вдоль позвоночника, сминая по пути хрупкие кости, добралась до головы, жадно впилась в беззащитный мозг, а змеиный хвост хлестнул по ногам, до самых пяток заставив мужчину крепко выругаться сквозь стиснутые зубы. А потом еще пришлось по приказу руки за спину закладывать, что вызвало еще один приступ боли. Анне естественно ничего об этом не сказал, еще чего! Нет, она бы осталась и решила его проблему на раз, но как быть с гордостью? А так, может, само собой наладится…

После того, как Аня ушла, от души хлопнув дверью, Влад вздохнул свободнее. Надо бы лечь и дать спине отдохнуть. Как будет возвращаться в прежнюю позу, когда Аня вернется, старался не думать. Жмурясь от боли со всей возможной осторожностью расцепил руки и уперся локтями в пол. Боль на удивление начала стихать. Боже, как хорошо! Передохнув несколько минут и тихо радуясь, что боль ушла окончательно, Влад насколько смог перенес вес тела на руки и попытался выпрямить ноги, за что тут же был наказан. Змею сменили несколько огненных смерчей, что весело пронеслись по позвоночнику, доламывая то, что не успела искорежить давешняя змея. Влад протяжно взвыл и поспешил снова опереться о колени. На этот раз боль не уходила долго, менять позу Влад больше не рискнул, но как оказалась, и в этой можно было существовать достаточно сносно, вот только чуть вытянуть шею и прилечь щекой на ковер, только не левой, как положила Аня, а правой.

Из приоткрытого окна тянуло свежестью, слабый ветерок чуть колыхал легкие занавески, предвечернее солнце золотистыми полосками ложилось на стены. Влад длинно вздохнул и прикрыл глаза. От долгого стояния колени и локти начинали побаливать, голая спина заметно подмерзла, и очень хотелось прикрыться. Ссора, из-за которой он оказался в таком плачевном положении, казалась далекой и глупой. Что ему стоило уступить или на крайний случай промолчать? Даже если не согласен. Еще полгода назад он бы так и сделал. Полгода назад он был стопроцентным рабом, редко идущим на прямой конфликт, знавшим, во что этот конфликт может вылиться и если и делавшем что-то противозаконное, то делавшем это молча, что б хозяева не узнали о каверзе, ну, или не узнали о ней раньше времени. А сейчас… сейчас он не знал, кто он. Он уже не раб, но и не свободный. По закону с ним по-прежнему можно сделать все, что угодно, по закону он так и остался вещью, а вот по сознанию… С сознанием выходила накладка, он уже чувствовал достаточно сил спорить с хозяйкой и отстаивать свое мнение, но не чувствовал достаточно решимости для этого. Срабатывали многолетние запреты, надежно вбитые в сознание прежними хозяевами. Впрочем, эти же запреты ничуть не мешали устраивать спектакли наподобие сегодняшнего, а ведь знал, как Аня на 'госпожу' среагирует. Знал и все равно устроил. Или просто испугался? Испугался отеля, номера и той легкости, с которой Аня решала все, казалось бы, неразрешимые проблемы, вон хоть с таможней, и опять возникла необходимость доказывать себе, что ее расположение блеф и проверять границу дозволенного? Потому что если блеф, то проще и привычнее и можно опять чувствовать себя пронырой, все еще способным перехитрить мир. Ну, что — проверил, идиот!? Девушку расстроил, сам оказался в положении лучше не придумаешь.

Щелчок открываемой двери громом пронесся по пустому номеру, заставив мужчину длинно вздрогнуть и болезненно поморщиться. Быстрые шаги прошелестели по ковру и замерли у открытой двери в комнату. Легкий вздох… облегчения? Или показалось? А на что она, интересно рассчитывала, что он, наконец, сбежал? Аня прикрыла дверь, так и не зайдя в комнату, набрала какой-то номер, телефон, на тумбочке у кровати мелодично позвякивал. Влад насторожено прислушивался к движению в соседней комнате, уговаривая всех богов, что бы Аня задержалась, разговаривая по телефону или еще по каким делам, тогда у него будет несколько лишних минут покоя.

Мечты о том, что все наладится само собой, таяли с каждой минутой, за любое движение Влад расплачивался тянущей болью. Аня может вот-вот вернуться, и что делать, мужчина не представлял, по-прежнему не собираясь жаловаться и ставить ее в известность о том, что приключилось. Она его обязательно отвяжет и ему придется вставать, а со вставать сегодня, да и, похоже, навсегда, проблематично, потому что у него вряд ли когда-нибудь появится возможность ходить. Влад, конечно, не доктор, но почему-то казалось, что в его спине что-то окончательно сломалось.

— Ну, что — угомонился? — поинтересовался сверху Анин голос, заставив Влада в очередной раз вздрогнуть и прочувствовать весь букет ощущений, к которым еще добавилась тоска по утраченному одиночеству. И как ей это удается так тихо подкрадываться? Он мог поклясться чем угодно, что не слышал ее шагов. Влад недовольно засопел, приготовившись геройствовать.

— А ты мне не сопи, — хмыкнула она, обходя его и присаживаясь на кровать так, что он не мог ее видеть, для этого пришлось бы совершить почти невозможное — повернуть голову. — Мы уже можем поговорить или будешь продолжать маяться дурью?

Влад предпочел отмолчаться, в надежде, что она разозлиться и уйдет. Как всегда ошибся уходить она и не собиралась.

Благодетельная госпожа, мысленно взмолился Влад, только не надо проявлять благотворительности к своему рабу! Не надо его отвязывать и позволять подняться… Аня наклонилась, и Влад почувствовал, как дернулся ремень.

— Значит, будешь продолжать, — спокойно констатировала она, снимая привязь с его шеи, — ну, что ж, твое право. Только делай это не в моей спальне. А теперь поднимайся, и освободи комнату от своей кривой рожи. Давай, давай, вставай! Я понимаю, у тебя ноги затекли, но это не причина стоять здесь и действовать мне на нервы.

Да, конечно, это совсем не причина, тоскливо подумал Влад, и глубоко вздохнув, медленно поднялся, стараясь не обращать внимания на крохотные ядерные взрывы, произошедшие в его теле от этого простого движения, на лбу выступили предательские бисеринки пота, а окружающий мир затянуло странной дымкой. Нужно держаться прямо, напомнил себе Влад, и идти не спеша, уговаривая переломанную спину чуть-чуть потерпеть. Главное выйти из комнаты, что б она не видела, а там он уж как-нибудь…. А то еще, чего доброго, решит, что на жалость собрался давить!

Проходя мимо большого зеркала, висящего на стене, не удержался и скосил глаза, что б убедиться, что его маленькое представление удалось. Аня смотрела на него, удивленно заломив бровь. Неужели не сумел? Не убедил? Хотя, нет, заподозри она что, уже б остановила. Она едва заметно пожала плечами и скрылась за дверью ванной комнаты. Влад тихонько застонал и ухватился за косяк, вытащил себя в гостиную и осторожно сполз по стене. И куда теперь? Что-то подсказывало, что Аня не захочет видеть его и в гостиной. Черт, на станции он знал, куда можно заползти, на станции у него есть своя отдельная комната, где можно страдать сколько душе угодно, а тут…. А тут оставался только коридор, откуда Влада не будет видно, и откуда он не будет нервировать хозяйку. Мужчина приоткрыл глаза и, прикинув расстояние, досадливо поморщился — до вожделенного коридора метров шесть, никак не меньше и расстояние казалось непреодолимым. Но как бы, то, ни было нужно поторапливаться, пока Аня занята и не увидит его способа передвижения. Издеваться над собой лишний раз и подниматься на ноги смысла не видел, посему встал на четвереньки и пополз в сторону спасительного коридора стараясь производить как можно меньше подозрительного шума.

Он почти дополз. Глупо было надеяться, что у него все получится. С его-то счастьем!

— А ну, стоять! — Влад тихо выругался и тяжело осел на пятки. — Ты что это делаешь?

— Как что? Ты же попросила меня удалиться, что б я не нервировал тебя своим видом. Вот я и удаляюсь! — проговорил Влад светским тоном, вполне довольный тем, что нашел этот тон.

— То, что ты удаляешься, это я вижу, — хохотнула она, — но почему ты удаляешься таким странным способом?

— Уж как, получается, — любезно отозвался Влад, приподнимаясь и собираясь продолжить свой путь.

— Стоять, я кому сказала! — возмутилась она, цепляя пальцем пояс его штанов. — Я тебя спрашиваю, почему ты ползешь?

— Если я скажу, что мне так нравится, ты же не поверишь? — уныло заметил Влад.

— Ты как никогда прав, — подтвердила она, укладывая ладошку между его лопаток. — Стой спокойно!

Влад коротко выдохнул, смиряясь. Теплые пальцы деловито пробежались вдоль позвоночника, остановились где-то ниже талии, осторожно, почти не больно ощупывая поясницу, замерли на секунду, а потом резко нажали, заставив Влада взвыть от неожиданности.

— Твою мать! — рыкнула она, — И давно?

— Да с самого начала! — огрызнулся он, — Ты все выяснила, так может, я пойду? Сколько ты надо мной издеваться будешь?

— Это я над тобой издеваюсь!? — задохнулась от возмущения Аня. — Ах, ты засранец! Я над ним издеваюсь! Да ты на себя посмотри! Ты, что сразу не мог сказать, что у тебя со спиной беда!?

— Когда я тебе должен был это сказать? — ехидно поинтересовался он, — Когда ты меня мордой в ковер тыкала?

— Да хоть и тогда! А что — слабо!?

— Да не слабо, — устало мотнул головой Влад, — просто я как-то привык мужиком быть, а не нытиком каким. Можно я пойду, а?

— Пойдешь, куда ж ты денешься. Давай, разворачивайся и марш в ванну.

— А в ванну зачем? — подозрительно нахмурился Влад.

— Топить буду, — состроив мрачную рожицу, заявила Аня.

— Ну, хоть спина болеть перестанет, — философски заметил он разворачиваясь.

Ванная комната показалась огромной, с теплым деревянным полом и глянцевой плиткой на стенах. Белая ванна, почему-то вмонтированная в пол, свободно могла уместить человек пять, и это Влад мерил на свою комплекцию. Душевая кабина, похожая на стеклянный шкаф, с множеством кнопок и рычажков, управление которой могло соперничать с космическим кораблем. Пара кресел, сплетенных из лозы, низкий столик со стеклянной столешницей и низкий топчан со стопочкой махровых простыней аккуратно сложенных на уголке.

Аня взяла одну из простыней, а остальные переложила на кресло. Застелив топчан, сделала приглашающий жест.

— Ложись на спину.

— Аня, я не могу на спину, — попробовал Влад воззвать к ее благоразумию.

— Я не поняла, это мне говорит тот мужчина, который два с половиной часа терпел боль, а потом еще пытался убедить меня, что в состоянии ходить прямо? — насмешливо поинтересовалась она, — И теперь, когда осталось потерпеть совсем немного, ты сдаешься?

— Я не сдаюсь и не ною, — яростно процедил Влад, подползая к топчану.

— Все ты можешь, — Аня, казалось, осталась довольна его яростью, — уж поверь мне. Даже если тебе сейчас кажется, что лечь на спину смерти подобно, ты вполне в состоянии это сделать, так что хорош капризничать.

Аня опять оказалась права. Все оказалось не так уж и страшно, главное закинуть свое измученное тело на топчан, правда, спине не очень понравилось подобное обращение, о чем она не преминула сообщить очередным ядерным взрывом.

— Вот так, умница, — уже без всяких насмешек похвалила Аня, — сдвинься немножко вниз, вот так, хорошо. Теперь, возьмись руками за изголовье кушетки, так что б я тебя не стянула.

— Что ты собираешься делать? — нахмурился Влад, закидывая руки за голову и берясь за край, как было велено.

— Растягивать пока, а там посмотрим, нам мышцы нужно расслабить, — пожала она плечами, крепко обхватывая его щиколотки, — ты главное не волнуйся, больше чем есть, уже не поломаю.

— Да я и не волнуюсь, — почему-то смутился Влад, — только я тяжелый…

— Я аккуратно, теперь расслабься, держись и не помогай мне, только мешать будешь. Ну, готов? Поехали.

Аня расставила ноги на ширину плеч, для пущей устойчивости уперлась носками в топчан, и, приподняв его ноги сантиметров на двадцать, плавно потянула назад, отклоняясь всем корпусом, застывая на несколько секунд, а потом так же плавно возвращаясь назад. Влад до этого относившийся к Аниным действиям достаточно скептически с удивлением отметил, что боль действительно уходит.

— Ты как?

— Лучше, — улыбнулся Влад, — руки можно опускать?

— Можно, и на живот поворачивайся.

— Это еще не все? — ужаснулся Влад, чувствуя себя неловко, при мысли о том, как ей тяжело.

— А ты что думал? Чуть подрастянули тебя, боль ушла и уже скакать можешь? Нет, не все так просто.

— Да, я, в общем-то, никак не думаю, — доверительно признался Влад, — врач у нас ты.

— Вот и молодец, что хоть это понимаешь.

Влад осторожно перевернулся на живот и вопросительно оглянулся.

— Руки можно под голову положить?

— Нет, пока нельзя, потерпи немного. Удобно? Вот и хорошо. Только не дергайся.

Мужчина пожал плечами, нельзя так нельзя, послушно вытягиваясь на кушетке.

— Владушка, у тебя позвонок один сместился, я его сейчас немного раскачаю, потом толкну, а там посмотрим. Ты дыши глубоко и ровно, я под тебя подстроюсь.

— Я понял.

Аня положила обе руки на его поясницу, Влад почувствовал на себе почти весь ее вес. Вдох, давление почти исчезает, выдох и давление усиливается. Раз, два, три… девять, десять и резкий толчок, впечатавший мужчину в жесткие доски кушетки. В позвоночнике что-то оглушительно хрустнуло.

— Встал, — удивленно прокомментировал Влад.

— Да, я слышала, — чуть задыхаясь, откликнулась девушка, — эй, ты, куда это собрался? Лежи, шальной! — рассмеялась она, мягко толкая его обратно. — Сейчас массаж сделаю, и можно будет поесть. Есть-то, хочешь, горе мое?

— Угу, — промычал Влад, блаженно растекаясь под ее руками, поглаживающими его несчастную спину и изо всех сил стараясь не уснуть…

 

Глава 15

…Влад проснулся от света, настойчиво пробивающегося сквозь сомкнутые веки. Свет отличался от того холодного искусственного сияния, что лилось с потолка в их каюте на станции и к которому он привыкал особенно тяжело. Этот же жаркий, заставляющий мужчину помимо воли глупо ухмыляться, ловя кожей горячее касание. Солнце. Как же он соскучился по солнцу! Открыл глаза, что бы тут же зажмуриться. Слишком ярко. Он чуть приподнялся на подушках, уходя от прямого луча, и все же открыл глаза. Комната в точности повторяла спальню в Анином номере, только в зеркальном отражении, и цвет стен не салатный, а нежно голубой, в остальном, такая же широкая кровать с удобным матрасом и деревянной спинкой, у изголовья тумбочка с лампой и часами. Влад выпростал из-под простыни руку и повернул часы так, что б циферблат не отсвечивал. Пять часов утра. Рано что бы вставать, но и спать не хотелось.

Длинно, до хруста потянулся, разминая спину и осторожно перекатившись на бок сел на кровати, спустив на пол ноги, наслаждаясь ощущением теплоты половиц под босыми ступнями, и неприязненно покосился на кресло с беспорядочно сваленной одеждой. Зажившие клейма по каким-то своим соображениям периодически воспалялись, превращая любую одежду в изощренную пытку. Но сознание того, что через несколько дней воспаление спадет и все станет на свои места, помогало смиряться с неудобствами. Главное, что б Аня ничего не заподозрила, иначе замучает своими медицинскими штучками, а лечить здесь нечего, не в первый раз уже.

Встав с постели, прошелся по комнате, поворачиваясь к утреннему солнцу то одним, то другим боком, стараясь не думать, насколько забавно выглядит, разгуливая голым по комнате. Влад потер обезображенную клеймами горячую зудящую кожу и решил, что одеваться ни к чему, по крайней мере, пока, все равно никто не побеспокоит. Аня в такое время еще спит, а для обслуги с вечера на дверную ручку со стороны коридора вывешена красная карточка, говорящая, что постояльца беспокоить категорически запрещено.

И чего он вчера так упирался против отдельного номера? Испугался, что на него тратят слишком много денег, а он не тот… человек, на которого необходимо так тратиться или от того, что в какой-то момент придумал себя балластом? Захваченный с собой лишь потому, что оставлять дома одного нельзя. Да дурак потому что, вот и возражал, нагло предположил внутренний голос, нафантазировал себе всякой чепухи! Влад фыркнул и мотнул головой, отмахиваясь от назойливого приставалы. И какая, в сущности, разница, чем тебя с собой взяли, раз можно посмотреть на солнце! И что б ты делал, кабы настоял на своем и остался в Анином номере? Там голым не походишь, вопросы начнутся — что да почему…

Подойдя к окну, распахнул створку. В комнату ворвался прохладный ветерок, пахнущий цветами и рассветом, коснулся обнаженной кожи, вызвав слабую дрожь, вздул парусом легкую занавеску, закутав молодого человека в ажурную паутину. Влад тихо засмеялся, выпутываясь. Справившись с занавеской, подошел к высокому, во весь рост зеркалу и критически оглядел себя, провел ладонью по потемневшей от вылезшей щетины щеке, взъерошил волосы, размышляя, что же с ним не так. Мысли об этом самом НЕ ТАК появились уже давно и толпились где-то на грани подсознания, не решаясь обрести определенную форму.

Влад всегда нравился женщинам, даже когда был не в самом лучшем виде, все равно пользовался их расположением, хотя до конца не понимал почему. Что можно было найти привлекательного в тощем, не совсем чистом и покрытом полосками шрамов пугале, лишь отдаленно напоминающим того мужчину, которым стал сейчас? Чистая во всех отношениях кожа. Широкие плечи, чуть выступающие ключицы, плоский живот, узкие бедра, плавные очертания мышц, все это по идее должно приводить женщин в еще больший восторг, чем то, что было до… Впрочем, оно и приводило всех — медсестер, диспетчера порта и даже девицу за стойкой регистрации, исподтишка разглядывавшую его с определенным интересом, явно читающимся в женских глазах. Всех. Кроме той, которую хотелось восхищать и поражать… Той, что спит за закрытой дверью смежного номера и не обращает на него, как на мужчину, ровным счетом никакого внимания. А значит, что-то с ним не так. Крутанулся, до отказа вывернув голову, стараясь рассмотреть спину. Спина нравилась гораздо меньше из-за десятка тонких розоватых полосок, перекрещивающихся на бледной коже, которыми его наградили на Леоне. Шмыгнув носом, потер занывшую шею, прекрасно понимая, что шрамы вовсе не причина ее холодности.

Да все ты сам знаешь, одернул себя Влад. Что, тяжело признавать, что причина всех мучений ты сам? Да, да — ты, необдуманно сорвавший обещание. Да кто ж знал, уныло оправдывался перед собой Влад, вновь и вновь вспоминая тот первый разговор в коридоре, недоумевая, зачем сказал то, что сказал и, почему она ответила то, что ответила. Кто ж знал, что она пообещает не прикасаться к нему ни при каких обстоятельствах, да мало того, еще и сдержит слово! Хозяева никогда не держали слова. И единственное, что можно сказать в свою защиту, что в тот момент ее обещание казалось важным и необходимым. Как он мог тогда предполагать, что все так запутается. А теперь что делать не знал. С одной стороны неплохо бы найти девицу посговорчивее, таких везде хватает, но с другой у Ани позволение спросить надо, а как это сделать, черт его знает. Да и нечестно это по отношению к…

Влада словно током прошибло, когда еще раз глянул в зеркало и все мысли о девицах мигом выветрились из головы. Шрамы. Все, что были. Все, которые несколько месяцев назад с таким тщанием убирал Костя, проступали на коже, высвеченные безжалостным солнечным светом. Да как же это… Да что же… Влад застыл на несколько мгновений, оторопело рассматривая свое многострадальное тело, покрываясь липким потом и ощущая что-то очень похожее на панику. Зажмурился, помотал головой. Такого просто не может быть! Это же просто… нечестно! Открыл глаза, вновь вглядываясь в отражение, и медленно выдохнул — все в порядке, нет никаких шрамов. Фух, мужчина глубоко вдохнул, стараясь унять дрожь, так и умом тронуться не долго!

Есть несколько способов вернуть себе хорошее настроение — еда, книга и ванна. Первые два не доступны, а вот третий, сколько угодно. Влад решительно отвернулся от зеркала и пошлепал в ванную комнату, продолжая убеждать себя, что идет именно за настроением, а не смывать позорный пот до сих пор покрывающий тело невидимой пленкой.

Прозрачная, голубоватая вода с приятным шелестом наполняла маленький бассейн по недоразумению считающийся здесь ванной. Памятуя о воспаленных клеймах, мужчина поостерегся добавлять в воду пену или соль, пузатые бутылки с которыми ровным рядком выстроились на полке у стены. Перекрыв кран, Влад соскользнул в наполненную до краев ванну, блаженно вытягиваясь во весь рост, наблюдая, как над водой поднимается серебристый пар, мимолетно жалея, что дома ванна не такая большая, совсем не подходящая Владу по росту.

Горячая вода приятно обволакивала, делая тело почти невесомым и успокаивая пошатнувшиеся нервы. Мужчина поудобней устроил голову на бортике и прикрыл глаза, наслаждаясь покоем и тишиной. Как же так вышло, что шрамы никуда не исчезли? Может, это из-за света? Надо будет спросить Аню. Да, он обязательно спросит ее, как только девушка проснется.

Кажется, Влад задремал и проснулся от того, что основательно замерз в остывшей воде и тут же устыдился своей небрежности, вспомнив о больной спине. Наскоро вымывшись, выбрался из ванны и, набросив на плечи мохнатое полотенце, отправился потрошить сумку, в кармане, как он помнил, должна лежать шоколадка — в животе урчало от голода. Нет, он, конечно же, предпочел бы кусок мяса или бутерброд с колбасой, но где ж сейчас их достанешь, так что шоколадка вполне сойдет.

Шоколадка отыскалась там, где он и думал, темная, твердая, сладко пахнущая с пузатыми буграми орехов. Влад сглотнул слюну, моментально заполнившую рот, и нетерпеливо принялся разрывать обертку, не обращая внимания на блестящие кусочки фольги, летящие на ковер. Впился зубами в сладкую плитку, откусив едва ли не половину. Жмурясь от удовольствия, жевал шоколадку, раздумывая о том, что сладости это хорошо и очень даже вкусно, но после них зверски хочется пить. Впрочем, пить хочется уже сейчас.

Облизав перепачканные шоколадом пальцы, отправился обшаривать гостиную и спальню, из которых состоял номер в поисках небольшого шкафчика, где хранятся напитки. В Анином номере такой шкафчик был, а значит и в его будет. Но спустя минут десять бесплодных поисков Влад уже не был так уверен в этом. А еще через пять, решил, что овчинка не стоит выделки и напился в ванной, прямо из-под крана, подставляя под струю воды сложенные ковшиком ладони. Увидь его сейчас Аня — отхватил бы подзатыльников на раз, усмехнулся Влад, стряхивая с рук воду и давя на корню бесшабашное желание воспользоваться шторой вместо полотенца, да уж, не стать ему никогда цивилизованным человеком. И все-таки, как же получилось, что он увидел, эти чертовы шрамы?

Часы на столике показывали без десяти девять, и Влад решил, что уже можно заявиться в соседний номер, без особого риска для жизни при этом. Кое-как натянув штаны, морщась от соприкосновения ткани с воспаленной кожей, толкнул дверь, соединяющую номера.

Аня спала, уютно свернувшись калачиком. Влад в нерешительности потоптался рядом, повздыхал шумно, этим нехитрым способом надеясь разбудить девушку. Не вышло. Надо бы уйти и дожидаться ее пробуждения в своем номере. Так, по крайней мере, подсказывали правила приличия. Черта с два! Раз он уже решил, что не быть ему цивилизованным человеком, то пусть госпожа хозяйка терпит. Это его маленькая месть за вчерашнее двухчасовое стояние на коленях.

Влад привычно разлегся поперек кровати у Ани в ногах и, подперев кулаком щеку, принялся изобретать, как половчее разбудить хозяйку, чтоб утро действительно не закончилось подзатыльниками. Аня легко вздохнула и перевернулась на спину, распрямляя ноги. Мужчина нащупал большой палец, упирающийся в его живот, и осторожно подергал, будя девушку.

— Влад? — не открывая глаз, осведомилась она.

— Я! — охотно отозвался он.

— Отвали, — вполне миролюбиво посоветовали ему.

— Аня, — он снова подергал ее палец, не давая уснуть, — Ань! Я видел шрамы!

— Которые на спине? — не открывая глаз, сонно удивилась она. — Это как? Ты случайно отвернул себе голову, а потом прилепил ее обратно?

— Аня! Ну, что за глупости ты говоришь! — раздосадовано нахмурился Влад, дернув ее палец.

— Еще раз дернешь, получишь по почкам. Ногами, — блаженно потягиваясь, предупредила она.

— Да ладно тебе, — рассеянно отмахнулся он от этой угрозы, — я смотрел на себя в зеркало и увидел шрамы, старые шрамы, понимаешь? Те, которые Костя убирал.

— И ты считаешь, это достаточный повод будить меня среди ночи? — с напускным раздражением нахмурилась она, ладонями приглаживая растрепанные со сна волосы.

— Какая ночь? Ты чего? Уже почти день!

— Я сплю, а значит — ночь! — спокойно разъяснила она.

— Хорошо, пусть была ночь, — не стал спорить Влад, — но ты проснулась, а значит утро. Так что там с моими шрамами?

— Да ничего! Отстань. Твои горячо любимые шрамы никуда не делись, их загладили и отшлифовали, но они так и остались на месте. Что б убрать полностью, тебе нужно было бы пересадить почти девяносто процентов кожи, а это мы с Костиком посчитали неоправданным риском, так что Костя нашел другой, более приемлемый выход. Обычно шрамы не видны, только при определенном освещении, так что можешь не волноваться. Со временем слой кожи будет утолщаться и этот эффект исчезнет. Тебе просто нужно избегать утреннего солнца и все. Ничего страшного. Ты все выяснил? Теперь отвали, я сплю!

— Ничего ты не спишь, — мотнул головой Влад, — ты со мной разговариваешь.

— Владушка, ты знаешь, что ты форменная сволочь? — приподнимаясь на локтях, возмутилась она. — Ты притащился ко мне рано утром, разбудил и пристаешь с какими-то глупыми вопросами! Тебя совесть не мучает?

— Нисколько, — широко ухмыльнулся мужчина, явно наслаждаясь ее возмущением.

— Ну, ты и зараза! — Аня состроила зверскую рожу и, вырвав ногу из его лапы, несильно ткнула ему в живот. Влад взвыл и, перекатившись на брюхо, подтянул под себя колени.

— Влад? — забеспокоилась она, — Что? Больно? Где?

Девушка резко села, дотронувшись до его плеча, моментально забывая о недавнем возмущении. Повернула его на бок, щекотно ощупывая живот. А когда ее пальцы перешли с живота на бока, все же не выдержал — захохотал, извиваясь ужом.

— Мне нигде не больно, — простонал он сквозь смех, веселясь от ее озадаченного вида, — и не было.

— Ах, ты гаденыш! Не было, говоришь!? — она свела брови на переносице и мрачно пообещала. — Сейчас будет!

— Ань, я же пошутил! — смеясь, воззвал Влад к ее благоразумию, уворачиваясь от достаточно увесистых шлепков, отвешиваемых щедрой рукой, но все равно пару раз прилетело и очень чувствительно.

— Шутник, твою мать! — тяжело дыша, проворчала она, заканчивая воспитательный процесс весьма условной оплеухой, и откинулась на подушки.

— Ну, ты знаешь, — скорчил серьезную рожу Влад, снова перекатываясь на живот, уложив голову на скрещенные руки и посверкивая на нее лукавым глазом, — я где-то читал, что при встрече с медведем нужно прикинуться мертвым, тогда тебя не тронут. А при встрече с врачом, нужно соответственно прикинуться больным… — Влад преувеличено громко охнул, когда его пнули в бок.

— Так тебе и надо! — Аня погрозила ему кулаком. — Убирай свое лохматое пузо с моей кровати! Я вставать собираюсь.

— У меня пузо не лохматое, — сделав обиженный вид, проворчал Влад, перекатываясь на бок, демонстрируя голый живот с аккуратной дорожкой темных волос, начинающейся от пупка и теряющейся за поясом штанов.

Женские глаза скользнули по этой дорожке, остановились на поясе и, судя по тому, как порозовели ее скулы, Аня моментально дорисовала себе то, что скрывала ткань. Влад, наблюдая за ее реакцией, широко ухмыльнулся про себя — не одному же ему страдать неудовлетворенностью.

— Хорошо, пусть оно не лохматое, но волосатое и не спорь! — недовольно откликнулась она, — Встал и вышел из комнаты, живо! И закажи завтрак, слышишь?

— Слышу, — кивнул он, гибко извернувшись, намерено растравляя женское воображение, поднялся с кровати и нарочито медленно прошествовал к двери, позволяя полюбоваться своей спиной.

— И рубашку надень, — у самого порога нагнало ее ворчание, — соблазнитель хренов!

Влад остановился в проеме двери и, полуобернувшись, церемонно поклонился, прекрасно осознавая, насколько привлекательно выглядит — полуобнаженный в мягком утреннем свете, рассеянном неплотными шторами, ничуть не расстроившись, что его коварный план раскрыт. И почти сразу скрылся за дверью, спасаясь от подушки, запущенной в него Аней…

Подушка мягко шлепнулась на пол, ударившись о дверной косяк, где мгновение назад кривлялся Влад.

— Верни подушку, оболтус! — потребовала я у закрытой двери.

— А кидаться больше не будешь? — подозрительно спросили из-за двери.

— Не буду, — вздохнув, пообещала я, поправляя тонкую бретельку ночной сорочки, упавшую с плеча.

Подушка медленно поехала в сторону, когда Влад осторожно приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель просунулась рука и слепо пошарила вокруг, нащупывая мягкий метательный снаряд.

— Ты долго еще паясничать будешь? — поинтересовалась я, наблюдая за его тщетными попытками отыскать подушку.

— Я не паясничаю, — со всей возможной серьезностью ответил Влад из-за прикрытия. — Я справедливо опасаюсь. Кто его знает, что тебе кроме подушки под руку подвернется, а разгневанная женщина очень коварна и опасна. Вдруг ты в меня тапкой запустишь или еще чем неприятным, голову мне ушибешь…

— Да она у тебя и так, по-моему… — пробормотала я себе под нос, удивленно подняв брови выслушивая бред, что нес Влад.

А он, меж тем, все больше углублялся в комнату, вон уже и плечо видно, от подушки, однако отклоняясь. Еще немного и он потеряет равновесие, с отстраненным исследовательским интересом прикинула я, надо бы предупредить… но из вредности промолчала. Влад продвинулся еще на пару сантиметров, наваливаясь на дверь всем весом. Дверные петли, как им и положено, провернулись и Влад влетел в комнату, совсем не шуточно распластавшись на полу. Судя по грохоту, приложился качественно.

— Живой? — полюбопытствовала я спустя пару секунд, позволяя мужчине перевести дух.

— Живой, — хмыкнул Влад, нащупывая подушку и перекидывая ее мне.

— Баловство никогда ни до чего хорошего не доводит, — назидательно проговорила я, подхватывая брошенную постельную принадлежность, закинула ее под голову, и, решив проявить сочувствие, поинтересовалась, — сильно ушибся?

— Нет, — героически соврал Влад, отлепляя себя от пола.

— Ну, конечно, — ничуть не усомнилась я в его честности, — особенно ты не ушиб колени, левое плечо и нос, который начинает распухать и синеть.

— Как синеть? — жалобно пробормотал Влад, хватаясь за нос, мигом растеряв всю свою дурашливость.

— А вот так, — пожала я плечами, — за тобой зеркало — убедись!

Мужчина поспешно повернулся к означенному предмету и придирчиво вгляделся в свое отражение.

— И ничего нос не посинел! — с некоторой обидой заявил Влад, отворачиваясь от зеркала и обличительно тыкая в меня пальцем.

— Конечно, не посинел, — удовлетворенно кивнула я, — я пошутила!

— Ну и шуточки у тебя! — возмутился обманутый мужчина.

— Я способная ученица, — широко улыбаясь, поведала я. — Ты завтрак заказал?

— Еще нет. А если бы я еще знал, как это делается — цены бы мне не было!

— Влад! — хмуро предупредила я, — Утомил!

— А что ты хочешь на завтрак? — принялся занудничать он, никак не желая уходить.

— Много хорошей еды! — почти прорычала я.

— Угу, — покивал Влад, — значит, сейчас пойду к телефону, подниму трубку и закажу много хорошей еды!

— Вот только посмей! — угрожающе зашипела я, представив, что подумает служащая отеля, получив подобный заказ. Посещение местного дурдома нам гарантировано. А ведь с Влада станется передать заказ дословно!

— Да ладно тебе, — успокоительно протянул он и вышел из комнаты, бормоча себе под нос, — и чего так нервничать…

Избавившись от докучливого присутствия, я потянулась, закинула руки за голову и уставилась в потолок, размышляя, насколько все-таки тяжело парню приходится. У многих манера поведения Влада порой вызывает легкое недоумение, и они принимают ее за подростковую дурь, я же вижу совсем другое. Да, ему немного не хватает умения жить навязанной мною жизнью и Влад молча, бесится от любой допущенной ошибки, что не мешает ему дурачиться, льстя моему самолюбию, позволяя чувствовать себя умудренной жизнью, хотя его опыта с лихвой хватит на нас двоих. Эта дурашливость помогает ему справиться с непривычными условиями жизни, он порой настолько сживается с выбранной им ролью растерянного клоуна и просто забывает, что он взрослый, мрачный и до одури серьезный мужик.

Надо не забыть записать эти психологические хм… бредни, и обязательно вставить их в начатое исследование, что б оно выглядело покрасивше. Я поискала глазами на чем записать и не найдя лениво махнула на все рукой. В конце концов, я отдыхать сюда ехала, а не глупостями заниматься. В соседней комнате послышались голоса, звякнула посуда, очевидно, привезли заказ и если я хочу позавтракать, следует поторопиться, зная способность Влада съедать все, что видит. Соскользнув с кровати, я расправила одеяло и поспешила в душ.

Выйдя из душа, наскоро вытерла волосы и, завернувшись в пушистый банный халат, направилась в комнату, где хозяйничал Влад. В гостиной никого не оказалось, только пустой столик, на которых обычно доставляют заказы в номера. Я рассеянно огляделась в поисках неугомонного спутника. Нет, то, что Влад с чистой совестью может проглотить весь заказанный завтрак, это я еще допускаю, но то, что парень употребит завтрак вместе с приборами несколько сомнительно.

Тихонько звякнула оконная рама, заставив резко обернуться и лицезреть Влада, шагающего через низкий подоконник, слегка путаясь в длинных гардинах.

— О, ты уже? — обрадовался он, — А то я собирался идти тебя звать.

Я постаралась оставить без внимания, что я вообще-то принимала душ, и не стала интересоваться, хватило бы у него совести явиться за мной прямо туда. Судя по плутоватой роже — совесть у данного индивида сегодня отсутствует напрочь.

— Что ты там делал? — подпустив строгости в голос, спросила я, кивая на окно, — и где мой завтрак?

— А, ну так я стол накрывал, — немного стушевался он под моим изобличающим взором, и едва заметно повел плечами, словно стряхивая непрошенное смущение. Я прямо видела, как он напомнил себе, что прав, и пугаться нечего и не могла не радоваться этому, — там, — небрежно махнул он рукой на приоткрытое окно, — столик и стулья. Я подумал, что будет приятно позавтракать на улице, а не в душной комнате.

Мне осталось только пожать плечами, признавая его правоту. Влад, настороженно ждавший моей реакции, расплылся в улыбке и, отодвинув штору, перешагнул подоконник, протягивая ладонь и приглашая следовать за ним. Я оперлась на мужскую руку и шагнула на улицу.

— Ну, как?

— Замечательно! — широко улыбнулась я.

— Да врешь ты все, — мрачно сощурился он, — ты даже не посмотрела!

— Ничего я не вру, — пожала я плечами, украдкой осматриваясь.

А посмотреть было на что. Открытая веранда с квадратными плитками пола, чуть возвышающегося над изумрудным газоном. От остального мира ее отделяли невысокий бортик ажурной ковки и садовые решетки по сторонам, увитые плющом, темно-зеленые резные листья надежно скрывали обитателей от сторонних глаз. Круглый столик, покрытый кремовой скатертью до пола, с тремя лохматыми ромашками в узкой вазочке, накрыт на двоих. Влад чуть отодвинул стул, приглашая сесть.

…Раннее пробуждение сказывалось и после плотного завтрака хотелось поспать или хотя бы поваляться, но у Ани оказалось совсем другое мнение и Влада почти насильно стащили с дивана.

— Ань, ты просто изверг! — заявил Влад, покосившись на полотняную сумку и плетеную корзинку в ее руках, — Зачем тебе сумка? А что в корзинке?

— Мы пойдем гулять, — и на его вопросительный взгляд, — надолго, а в корзинке еда. Ты же не хочешь умереть с голоду?

— Переодеться-то можно? — Влад бросил прощальный взгляд на диван и поплелся в ванну.

Перед выходом Аня, критически оглядев Влада — брюки, майка и сандалии на босу ногу — посоветовала сменить обувь на что-нибудь более закрытое. Влад, конечно же, не согласился. У него на этот счет было свое мнение. Аня пожала плечами, не став настаивать. И теперь приходилось останавливаться едва ли не через каждые пять шагов и вытряхивать из обуви это мнение, настойчиво забивающееся песком между пальцев, костеря, на чем свет стоит свое упрямство. Конечно, можно скинуть сандалии и нести их в руках, но песок, успевший порядком нагреться, не позволял этого сделать.

Влад переложил поклажу в другую руку, раздраженно оттер локтем пот со лба. И куда они идут? Кругом горы песка, причесанные ветром, высокое голубое небо со слепящим диском солнца. И никого вокруг, только ветер, тихонько поющий гуляя меж дюнами и неясный рокот вдали. Влад вытряхнул из сандалий очередную порцию песка, удивляясь, как Аня находит дорогу.

— Ты бывала здесь раньше? — все-таки не удержался он, стараясь не пялиться на идущую впереди девушку и не думать, как соблазнительно обтягивает ее фигуру полупрозрачная ткань легкого платья.

— Нет, никогда, — Аня бросила взгляд через плечо, — с чего ты взял?

— Ты очень уверено идешь.

— А, ты про это, — в ее голосе звучала улыбка, — ничего сверхъестественного.

Она обернулась, показывая руку, с прикрепленной к запястью прозрачной лентой навигатора. Действительно — что может быть проще, досадливо подумал Влад. Всего-навсего полоска с нано чипами и хоть на край света без карты и штурмана. При условии, конечно, наличия исправного искусственного спутника над головой. Наверное, он никогда не привыкнет к этим штукам, помогающим отыскать дорогу.

— Почти пришли. Сейчас перейдем эти дюны, и мы на месте.

— И что мы будем делать за дюнами?

— Расстелем покрывало, выложим на него еду из корзинки и пообедаем.

— Ань, ты знаешь… Конечно, не в моем положении тебя критиковать, но, по-моему это глупо полчаса топать по песку в такую жару, только для того что бы поесть. Это можно сделать и в номере с куда большим комфортом.

— О, как! А я-то думала, что тебя больше интересует что поесть, чем где!

— Может это покажется смешным, но я так часто ел с самых отвратительных местах, что теперь предпочитаю это делать за чистым столом и с тарелки.

— Тарелку я тебе обеспечу, а вот со столом все же проблемы.

Она махнула рукой и принялась взбираться на дюну, оставляя за собой, осыпающиеся змейки песка. Владу ничего не оставалось кроме как карабкаться следом.

Взбираться на дюну то еще развлечение, зарываясь по щиколотку в обжигающий песок, сползавший под весом Влада целыми пластами. А Аня уже стояла на гребне следующей дюны, пританцовывая от нетерпения ожидая медлительного спутника.

Влад заполз на вершину, чертыхаясь, обливаясь потом, полный до краев праведного негодования, которое уже готов был излить на причину всех своих мучений. Аня наблюдала за ним с плохо скрываемой улыбкой, и стоило мужчине открыть рот, как ткнула пальцем куда-то в сторону и потребовала:

— Смотри!

Влад захлопнул рот, так и не успев произнести ни звука, послушно проследил, куда указывал палец девушки, мигом позабыв все те обидные глупости, что хотел сказать. Вода! Как же много здесь воды! Насколько хватало глаза, везде была вода, обрамленная белой полосой песка. Лазоревая вода, голубая, темно-синяя у самого горизонта, где глаз едва замечал цвет и белая, взбитая в легкую пену у самого берега. Цвета перетекали оттенками из одного в другой, блестели на солнце яркими искрами, захватывали, манили опустить руки, попробовать на ощупь. Волны набегали на берег, вылизывая белый песок, меняя его цвет на темную охру. И рокот. Несмолкающий ни на мгновенье, словно море, добродушно ворчало на нежданных пришельцев. Двух человечков, посмевших потревожить величественный покой. Порыв ветра обдал свежестью, пахнувшей водой, солнцем и немного солью.

— Эй, ты дышать не забывай, — в ее голосе слышалась обычная усмешка.

Влад заставил себя отвернуться от моря и посмотрел на девушку. Налетающий порывами ветер перебирал ее волосы, отбрасывая их за спину. Владу припомнился шумный порт, когда впервые услышал совет дышать. Слова те же и девушка та же, но теперь все гораздо сложнее и… опаснее.

От чего зависит степень свободы? Где ее грань? Как оказалось, эта самая грань не очерчивается ошейником на шее и клеймом на бедре и та бледная копия, дрожащая от любого громкого звука, еще помнящая тяжесть кандалов была куда свободнее. Теперь же не ограниченный практически ничем, давно забывший, как сдавливает шею тесный ошейник, накрепко повязан с этой женщиной. Страшно и думать, что будет, стань он ей неинтересен или она от него устанет. А впрочем, черт с ней, с этой свободой! Да что там свобода, за один благосклонный взгляд Влад, пожалуй, готов и душу заложить. Если кому-нибудь придет в голову запросить подобную цену.

— Влад!

— А?

— Я тебя спросила — спускаемся? Или отсюда любоваться будем?

Ответить не успел — бок дюны, казавшийся достаточно прочным поехал из-под ног, Влад и охнуть не успел, как очутился у ее подножья, рядом с немного обалдевшим видом сидела Аня, перепачканная песком и, кажется, абсолютно счастливая.

— Вопрос решился сам собой, — философски заметил Влад, снимая с себя корзинку с припасами, которую нежно прижимал к груди во время падения.

Аня хмыкнула, посмотрела на него и, не выдержав, хохоча, повалилась на спину.

— И чего ты смеешься? — сощурился Влад, горстью смахивая с волос набившийся песок и, потянув за ручки, вытащил из-под задницы сумку.

— Ты смешной, — промокнув слезинку, пояснила она, — у тебя обиженное лицо и ты весь в песке, но еду спас!

— И это не смешно, — постаравшись изобразить оскорбление, пробормотал Влад.

Ничего не вышло. Аня зашлась новым приступом смеха. Влад старался держаться, прикусил губу, но она смеялась так заразительно, что хрюкнул, а потом упал рядом, загребая пригоршнями мягкий песок. Влад и забыл, когда он так смеялся, впрочем, он никогда так не смеялся. Легко и без повода.

— Ты похож на старую свинушку, — задыхаясь от смеха, заявила Аня.

— Это почему? — поднял брови Влад, блаженно улыбаясь в высокое небо.

— Ты грязный и с тебя песок сыпется. Тебя нужно в воду.

— Я не пойду в воду, — наотрез отказался Влад, — она холодная и мокрая. И… и мы собирались поесть! И вообще!

Влад набрал полные ладони песка и высыпал на девушку.

— Теперь нас две старые свинушки! — удовлетворенно кивнул он, любуясь на дело своих рук.

— Ах, так! — шутливо нахмурилась Аня и на Влада высыпалась небольшая лавина песка.

— Я ж тебя сейчас закопаю, — приподнявшись на локтях, пригрозил Влад, по-собачьи помотав головой.

— Не сможешь, — фыркнула она.

Аня проворно вскочила и побежала в белую пену прибоя. У Влада с резвостью были проблемы, после вчерашнего злоключения и когда он поднялся, она уже стояла по колено в воде. Набежавшая волна намочила подол платья, но Аня и не думала выходить, дразня мужчину нерешительно топтавшегося на берегу. Владу не хотелось лезть в воду. Штаны непременно намокнут, и будет противно.

— Аня, выходи, — попросил он, — ты сейчас совсем промокнешь и заболеешь, а я обещал твоему отцу за тобой присматривать!

— И что? — Аня насмешливо скрестила руки на груди.

— Если с тобой что-то случится, Дмитрий Петрович с меня шкуру спустит, — пожаловался Влад, — выходи, а?

— Тебе надо ты меня и доставай, — Аня отступила еще на несколько шагов, теперь вода доходила ей до бедер.

— Ань, ну хватит, выходи, — Влад по щиколотку зашел в воду.

Она показала язык и, продемонстрировав известную комбинацию из трех пальцев, спиной вперед упала в набежавшую волну. Черта с два он полезет ее вытаскивать! Сама вынырнет. Влад досчитал до десяти. Аня не выныривала, когда счет пошел на двадцать мужчина заволновался не на шутку, и, разгребая ногами воду, поспешил к месту, где исчезла девушка. Нырнул, отыскивая ее под водой — ничего. Только светлая песочная муть, поднятая прибоем и им, Владом. Мужчина вынырнул, отфыркиваясь и стараясь проморгаться, но и это не удалось — что-то ухватило его за ноги и утащило под воду. Влад извернулся, слепо нашаривая ту, что так мерзко подшутила, уцепился, рывком притянул к себе и, прижав покрепче, с громким плеском вынырнул на поверхность. Аня смеялась, фыркала и старалась вывернуться, чего Влад, конечно же, не позволил. Держа девушку на руках, шагал к берегу, подталкиваемый в спину прибоем. Такая Аня ему нравилась гораздо больше, чем та, к которой он привык — серьезной и рассудительной. Влад отошел подальше от воды и сурово вопросил:

— Ты зачем меня топила?

— Я тебя не топила, я тебя купала, — Аня тряхнула головой, обдав мужчину дождем соленых брызг.

— Так я тебе и поверил!

— Можешь мне не верить, только отпусти, — притворно захныкала Аня.

— А ты больше в воду не полезешь?

— Пока нет, нужно немного обсохнуть. Да ладно тебе, скажи еще, что не понравилось! Вода просто замечательная.

— Понравилось, — вынужден был согласиться Влад, осторожно опуская Аню на землю.

— А купаться еще пойдешь?

— Пойду, — смиренно согласился он, — эй! Что это ты делаешь!?

Аня стянула с себя платье, оставшись лишь в лифчике и трусиках, и принялась выжимать его.

— Собираюсь сушить платье, — ухмыльнувшись, объяснила Аня, встряхивая отжатое платье, — и нечего так смущаться и отворачиваться.

— Но, ты же… ты не одета! — возразил Влад, косясь на нее через плечо, тоскливо раздумывая о том, что тех секунд, когда видел, как она снимает платье вполне достаточно, что бы заполучить неудобство в штанах, тягучую боль в паху и как следствие долгую бессонную ночь.

— Влад, это всего лишь купальник. Их все девушки носят на пляже.

— Я не знаю, что носят все девушки, — Влад усилием воли заставлял себя говорить спокойно, — но я вижу то, что вижу. А вижу я лифчик и трусики…

— Может и их снять, если они тебя так нервируют? — со слабо уловимой иронией осведомилась Аня.

— Ну, знаешь ли!.. — взвился Влад и, развернувшись на пятках, направился в воду. Освежиться.

— Эй, ты куда?

— В море! — уже откровенно прорычал он.

— У-ти, какая злобная, — развеселилась девушка и только что 'козу' не сделала, — Штаны-то сними, чудушко, в них неудобно.

Влад уже собирался огрызнуться, наорать, что сам все знает и штаны у него и без того мокрые, так что никакого неудобства он уже не испытывает. Но в последний момент поймал себя за язык, осознав, что со стороны походит на капризного подростка, с которым разговаривают до предела терпеливо, стараясь не задеть тонкие душевные струны. Думать про себя и тонкую душевную организацию было несколько странно и… неловко.

Влад досадливо поморщился, гася остатки гнева, и поплелся обратно, расстегивая на ходу брючный ремень, раздумывая, как половчее стащить с себя мокрую тряпку, да так, чтобы Аня не заметила некоторых проблем. А проблем встало целых две и если на воспалившиеся клейма можно натянуть трусы, то вторую проблему, стоящую с основательной твердостью, трусами особо не прикроешь.

— Трусы тоже снимай, — скомандовала Аня, доставая из бокового кармана сумки его плавки, которым Влад обрадовался как родным.

Проблема с клеймами отпадала сама собой, купленные еще для занятий в бассейне шорты надежно прикроют воспаленную кожу. Вот только как переодеться? Интересно, а если…

— Ань, а ты не могла бы отвернуться? — с некоторой обреченностью попросил Влад, ожидая неизбежных вопросов по поводу его стихийно возникшей стеснительности.

— Да, конечно.

Влад несколько секунд ошарашено таращился в спину хозяйки, никак не мог привыкнуть, что его просьбы тоже выполняются.

С переодеванием возился долго, хотя и спешил. Мокрая одежда никак не желала отлипать от тела, а потом еще с собой договаривался, стараясь уместиться в ставших тесными плавках. Вроде получилось. В приличном обществе, конечно, в таком виде не появишься, но гораздо лучше, чем было.

— Все, я переоделся, — сообщил Влад.

— Есть хочешь? — Аня старательно не замечала, его попыток не поворачиваться к ней лицом.

— Нет. А можно я еще искупаюсь?

— Иди. Далеко не заплывай, хорошо? А то мне как-то лениво твой труп вылавливать.

Влад только закатил глаза, решив не развивать тему про утопленников, хотя и мог бы, при других, менее тесных, обстоятельствах. Аня расстегнула сумку и вывалила на песок содержимое. Пару огромных полотенец, тюбик какого-то крема, книгу и темные очки. Мужчина не спешил уходить, ожидая возможных распоряжений.

— И чего ты тут топчешься? — Аня посмотрела на него снизу вверх, Влад неопределенно пожал плечами, — Если ты по своей дурной привычке ждешь, что я… Знаешь, Влад, иди-ка ты… в море! Расстелить пару полотенец я и сама пока в состоянии. Так что давай, давай — проваливай!

Влад хмыкнул и, покрутив головой, заковылял к морю. И когда он к ней привыкнет? Волна приятно окатила ноги, Влад зашел в воду и, сложив руки, нырнул с головой. Вода охладила разгоряченное тело, снимая возбуждение. Вынырнул, мотнул головой, стряхивая с лица воду и сильно загребая, поплыл наперерез прибою…

Солнце медленно ползло к закату, расплескивая у горизонта расплавленное золото. От моря тянуло прохладой, но над остывающим песком еще дрожало марево. Я приподнялась на локтях, отыскивая взглядом своего подопечного. Влад отплыл достаточно далеко и, перевернувшись на спину, покачивался на волнах, отдыхая. Вытаскивать парня из моря оказалось не менее тяжело, чем в первый раз загнать туда, почти весь день пробултыхался в воде, выбираясь лишь после моих настоятельных требований, что бы чуть обсохнуть и перехватить пару бутербродов.

Отчасти это моя вина. Его слишком смущал и будоражил мой купальник. Но с другой стороны, у меня тоже есть какие-то желания, и я не могу сидеть на пляже, завернувшись в паранджу, чтобы лишний раз не потревожить его нежную душу. Н-да, доктор, похоже, у вас не осталось ничего, кроме как иронизировать над идиотской ситуацией.

Парню жизненно необходима разрядка и я ума не приложу, как к нему подойти с этим. Можно, конечно, все сделать самой, да и чего греха таить, будь Влад любым другим парнем, сделала не задумываясь. Я сотворена далеко не из железа и сама нуждаюсь в подобной разрядке. Но Влад это Влад, и я просто не имею права так его подставлять. Я не имею права настолько привязывать его к себе.

Надо что-нибудь придумать, только вот что? Боюсь, на посещение борделя он не согласится. Можно, конечно, вызвать девушку прямо в номер. Как вызвать и как договориться с ней я еще себе кое-как представляла, но вот как предложить ее мужчине? И согласится ли он воспользоваться услугами этой девушки вопрос не меньший, а уж когда поймет, что услуги проплачены… Я словно наяву увидела серые глаза, затуманенные разочарованием, вперемешку с осуждением. Меня аж передернуло, даже думать не хочется. Я ж потом в эти глаза смотреть не смогу. О, боги, боги, за что же мне это наказание!? Ладно, черт с ним, как-нибудь.

Я поднялась с полотенца и помахала Владу, призывая выбираться из воды, он махнул в ответ и поплыл к берегу. Я подхватила его полотенце, встряхнула от песка и пошла встречать.

Влад, пошатываясь, выбрался из воды и, отойдя на несколько шагов от кромки прибоя, тяжело осел на песок, положив локти на согнутые колени. Я накинула на его плечи еще теплое полотенце и опустилась рядом. У ног шумело море, накатывало на берег белой пеной, шелестело песком. Вдоль берега смешно семеня острыми ножками, спешил по своим делам краб, неся высоко клешни, кажущиеся совсем не опасными.

Солнце дарило уходящему дню остатки тепла, плавящимся красным шаром подкатываясь к горизонту, небо из розового становилось сиреневым, плавно перетекая в темно-синий и черный. Мы молчали, мы слушали шепот моря, а к нам скользя по волнам, с востока подкрадывалась ночь. На небе показались первые звезды, пока еще далекие и слабо различимые.

Влад зябко поежился, поглубже закутался в полотенце и, откинувшись на спину, уставился в темнеющее небо.

— Ань, я тут думал…

— И о чем ты думал? — я покосилась на него, стараясь предугадать, какую глупость у меня спросят на этот раз.

— Мы сюда шли, я видел солнце, песок, кое-какую растительность и ни одного человека кроме нас, а в отеле гостей много, вот я и думаю, почему мы на пляже одни? Это случаем не из-за меня?

— С чего ты это взял?

— Ну… ты скрываешь кто я такой на самом деле. Мы не пошли через таможню и в отеле я зарегистрирован, как свободный, еще с вечера на моей двери висит табличка 'не беспокоить', что бы служащие отеля случайно не увидели ничего лишнего, а точнее меня выходящего голым из ванны. А теперь еще и пустынный пляж, до которого добираться черте сколько времени. Я тебе мешаю? Ты меня стесняешься?

— Так, слушай меня внимательно, больше я повторять не буду. Я тебя не стесняюсь. При регистрации я тебя представила, как свободного, потому что иначе для тебя отдых превратится в кошмар. А на этом пляже мы именно потому, что здесь никого нет. Я за последнее время так наобщалась, что хочу тишины и одиночества. Если тебе здесь плохо, то, пожалуйста, можешь ходить на общий пляж, а для меня там уж очень много народу толчется.

— Да нет, здесь хорошо и лишний народ мне тоже не особо нужен.

— Я рада, что мы все выяснили, — кивнула я, мысленно переводя дух. Я была в полушаге от провала, настолько точными оказались его выводы. В одном он ошибся, я его действительно не стеснялась, а не хотела, чтобы ему в спину тыкали пальцами.

Я поднялась и отправилась собирать вещи, становилось прохладно и пора возвращаться в отель. Подошел Влад, помог вытряхнуть песок из полотенец и собрать сумку.

— Ань, стало совсем темно, — заметил он, — как мы возвращаться будем? Я в том смысле не заблудиться бы, хоть и с навигатором. Я помню, как-то убегал из оазиса посреди пустыни, дней пять бежал, почти не останавливался…

— И что? — подбодрила я, доставая навигатор. Истории про пустыню я еще не слышала.

— Да ничего, — мрачно усмехнулся он, — я пережил песчаную бурю, чуть не сдох от жажды, основательно обгорел на солнце и, в конце концов, вышел к тому же оазису, только с другой стороны, хотя до сих пор могу поклясться, никуда по дороге не сворачивал. Мне потом один из наших рассказывал, что мне еще очень повезло, что я обратно вышел, а то мог и до смерти по пустыни ходить. Вот насчет повезло, я ему тогда не очень верил. С меня шкуру почти до костей ободрали. И знаешь, что самое обидное — меня даже никто не искал, хотя у пустынников, тогдашних моих хозяев, было много всяких хитрушек.

— Не волнуйся, на этот раз блуждать не придется. Держи фонарик, услышишь гудок — включай.

— Какой гудок?

— Самый обычный. С катера, который за нами придет, что бы отвести в отель, пока ты рассказывал увлекательную историю очередного побега, я его вызвала.

— Погоди, — в его голосе появились подозрительные нотки, — если катер может увезти нас отсюда, значит и привести сюда мог?

— Мог, — пожала я плечами.

— Так зачем мы тогда… Ах, ты вредина, — беззлобно протянул он.

— Ага, — расплылась я в счастливой улыбке.

…Не прошло и десяти минут, как в ночной тишине заворчал, приближаясь, мотор. Влад зажег фонарь, разрывая темноту ярким лучом, выхватив острый нос небольшого катера. Катер сбавлял ход, подойдя к берегу почти вплотную, но все равно между берегом и светлым бортом оставалась колышущаяся полоска черной воды. Влад подхватил Аню на руки, несмотря на ее возмущение и требование поставить на ноги, вошел в воду. Бережно опустив девушку на палубу, перевалился через невысокий борт, стараясь не раскачать суденышко. Капитан посмотрел на все еще ворчавшую Аню и понимающе улыбнулся мужчине, очевидно, приняв их за бранящихся влюбленных. Влад вернул капитану улыбку, не подтверждая и не опровергая его выводы.

— Господин, не желаете ли до возвращения в отель совершить с вашей дамой небольшую морскую прогулку? — предложил капитан, обращаясь почему-то к Владу. — У нас как раз сезон светящегося моря начинается, а побывать на Альвардане и не увидеть это чудо, это пропустить полжизни.

Владу стоило громадных усилий сохранить невозмутимое спокойствие. И что теперь делать? Как ответить? К нему никогда еще так не обращались и уж тем более не спрашивали, что делать дальше. И Аня, как назло молчала не спеша придти на выручку. Капитан вопросительно смотрел на мужчину.

— Ты очень устала? — обернулся Влад к девушке, стараясь, что бы голос звучал непринужденно, — Может, прокатимся?

— Давай, — пожала плечами Аня и ободряюще улыбнулась.

— Да, мы с удовольствием прогуляемся, — кивнул Влад капитану.

Взревел мотор, и катер, описав плавную дугу, окунулся в темноту. Влад опустился на низенькую скамеечку, загородив Аню от брызг и ветра. Вокруг стояла непроглядная темнота, разрываемая лишь узким лучом прожектора на носу катера, в котором плясали, отливая серебром черные волны. Капитан уверено вел катер, изредка сверяясь с навигатором. Становилось прохладно, Влад покосился на Аню, ее открытое платье никак не предполагало ночных путешествий.

— С ума сошел? — в ее голосе прозвучало приятное удивление, когда он накинул на девичьи плечи рубашку. — Замерзнешь, дурак!

— Ничего со мной не случится, я привычный, — небрежно отмахнулся Влад.

— Спину пожалей! — Аня повела плечами, скидывая мужскую рубашку.

Влад поднял ее и упрямо вернул на Анины плечи.

— И не спорь со мной! — веско проговорил он, в точности копируя генеральские интонации, заставив девушку весело фыркать.

Темнота полоснула по глазам, ослепила, Влад подобрался, чуть повернулся на левое плечо, закрывая Аню собой, готовый броситься, и только спустя мгновение понял, что ничего страшного не случилось, капитан всего лишь выключил прожектор.

Темноту за бортом прорезали молочно жемчужные всполохи, поначалу едва заметные, они набирали силу с каждой секундой, маня и заставляя свешиваться над колышущейся водой. Жемчуг сменил изумруд, в него влился сапфир, рубин, опал и вот уже вся поверхность искрится и вспыхивает завораживающим неоновым живым светом. Огни моря танцевали и переплетались, складываясь в замысловатые узоры. Ленты свивались в круги, круги осколками разлетались, наталкиваясь на невидимые препятствия, осколки сливались в ленты, и возникало знание, что маленький катерок на троих на одну маленькую жизнь стал центром мироздания. Искры человеческих жизней посреди бесконечности разноцветных всполохов, сливались с биением вечной жизни, таящейся на глубине и выплывающей на поверхность в короткий сезон светящегося моря.

Порыв ледяного ветра бросил в лицо соленые брызги, заставив задрожать. Влад обернулся, Аня зябко куталась в его рубашку. Пора возвращаться. Капитан перехватил его обеспокоенный взгляд и чуть наклонил голову в знак того, что все понял. Тихонько заурчал мотор и капитан, развернул катер, правя к пристани.

Влад слушал шум ветра и наблюдал, как на горизонте появляется цепочка огней, оповещая, что конец путешествия близок. Аня дремала, доверчиво ткнувшись носом в его плечо. Влад пошевелился, и позволил себе вольность приобнять девушку, устраивая ее поудобнее. Без рубашки было холодно, но мужчина терпел, стараясь не клацать зубами. Впрочем, он согласен ехать так вечно, лишь бы чувствовать ее, отогревая собственным телом ощущать щекотное дыхание на своей шее. Унявшееся было возбуждение, накатывало колкими волнами, но и на это было плевать. Ну, помучается ночку, так оно не впервой.

Катер мягко стукнулся бортом о доски причала. Аня вздрогнула и распрямилась, сонно потирая глаза, боку сразу стало холодно. Влад с неохотой убрал руку, которой придерживал девушку. Перед тем, как выбраться на причал Аня протянула ему рубашку, Влад хотел отказаться, но она лишь покачала головой.

— Мы сейчас идем в отель, — напомнила она, — мало того, что полуголым ходить неприлично, так еще демонстрировать дизайн на твоей спине лишнее.

Пришлось согласиться и натянуть еще теплую рубашку. Влад первым выбрался на поблескивающие солью доски причала и, подав руку, помог подняться Ане. Поблагодарив капитана за прогулку, неторопливо пошли в сторону отеля.

— Ну, что? Сперва в душ, а потом в ресторан ужинать?

— Как скажешь, — пожал плечами Влад, ему было действительно все равно. Впрочем, нет — не все равно. Он только сейчас понял, насколько хочется в душ — кристаллики засохшей соли противно скребли кожу, заставляя ее гореть.

Прозрачная душевая кабина наполнилась молочными клубами пара, из отверстий в потолке упругими струями била горячая вода, смывая морскую соль и усталость долгого дня. Надо сделать воду попрохладнее, что бы привести себя в менее разгоряченное состояние, но сама мысль о том, что придется мерзнуть, вызывала отвращение. Он еще успеет. У него на это будет целая ночь. В животе заурчало, напоминая, что время ужина давно прошло. Влад тронул ладонью сенсор, выключая душ. Стеклянная дверь мягко отъехала в сторону, и пар вырвался наружу, капельками воды оседая на стенах. Влад потоптался на коврике у кабинки и, подхватив с круглого держателя полотенце, вышел в комнату, вытираясь на ходу, и уже спустя пять минут, полностью одетый, стучался в дверь смежного номера.

Аня вышла из спальни в халате, вид у нее был усталый, но она пообещала, что будет готова через минуту.

— Ань, да к черту этот ресторан, — помаявшись немного, предложил Влад. Возможность оспаривать решения и предлагать свои по-прежнему кружила голову, — давай в номер закажем и поедим спокойно, тебе и одеваться не придется.

— Ты думаешь? — с некоторым сомнением спросила она.

— Ну, конечно, — кивнул он, направляясь к телефону, — ты же знаешь, я общества боюсь, а ты устала, к чему над собой издеваться? Ты садись, а я все сделаю.

Почти насильно усадил ее в кресло, притащил из спальни плед и укрыл ноги девушки. Подтащил столик поближе к креслу, чтобы Ане не пришлось вставать.

— Владка, там у меня кошелек в сумке, достань кредов пять, — попросила она, наблюдая за приготовлениями.

— Зачем? — он недоуменно оглянулся на нее.

— Официанту дашь на чай, когда он нам ужин принесет. Так всегда делают.

— А вот чего официант с утра ждал, — мрачно хохотнул Влад, — а я все думал, почему не уходит.

В дверь постучали, и Влад посторонился, пропуская официанта катившего тележку с едой. Отдав положенные чаевые, Влад подивился, той ловкости, с которой денежка растворилась в затянутой в белую перчатку ладони.

Ужин вышел тихий, почти не разговаривали. Влад собрал грязную посуду на тележку и выкатил ее в коридор. Вернувшись в комнату, с жалостью посмотрел на девушку. Аня явно клевала носом.

— Я пойду к себе? — Влад указал подбородком на дверь своего номера, будто она не знала, куда он пойдет.

— Да, конечно, — Аня кивнула, поднимаясь с кресла, — ты извини, что с ужином так вышло, я сегодня плохой собеседник.

— Ничего страшного, спокойной ночи.

Влад уже открыл дверь, когда Аня окликнула его. Он повернулся и с недоумением уставился на банкноту в тридцать кредов, которую протягивала Аня.

— Это зачем?

— На тот случай, если тебе захочется пройтись, еще ведь совсем рано.

— Ань, ну куда мне захочется пройтись одному? — возразил Влад не спеша брать деньги.

— Да хоть прогуляться перед сном. Рядом с отелем есть несколько кафе, работающих допоздна, и я не хочу, что бы ты, проходя мимо, не мог туда зайти, потому что у тебя нет денег.

— Хорошо, — сдался Влад, беря протянутую купюру, хотя был совершенно уверен, что никуда не пойдет, а ляжет спать.

— Да, вот еще, — Аня достала из кармана карточку гостя, служащую так же ключом от номера.

— У меня такое ощущение, что ты собираешься от меня избавиться, — покачал головой Влад, вкладывая карточку в купюру.

— Не говори глупостей, — тряхнула головой девушка, — я не хочу, что бы ты чувствовал себя стесненным, только и всего, а теперь проваливай, я спать хочу.

— Спокойной ночи, — коротко кивнул Влад, входя в свой номер.

Закрыв дверь ногой, задумчиво повертел в руках, ставшую жесткой от карточки, купюру, и небрежно бросил ее на столик. Карточка вылетела из денежки и, проехав по полировке стола, скользнула на пол. Влад безразлично проводил ее взглядом, лезть за карточкой было лениво, да и никуда она не денется, будет смирно лежать на ковре.

Наверное, по Аниным размышлениям, получив деньги и карточку, он должен почувствовать себя увереннее. Но Влад не чувствовал ровным счетом никакой уверенности, да и откуда ей взяться, если сама мысль о том, что б в одиночку шататься по ночным улицам вызывала справедливые опасения. Незнакомое место, чужие люди и треклятая рабская трусость перед свободными, а значит, более сильными, которую Влад выдавливал из себя всю сознательную жизнь, но так и не сумел до конца. Это в бараках он был уверенным в себе и его отвага, зачастую граничащая с глупостью, нагоняла на окружающих страх. Искорки страха, мелькавшие в глазах соседей, вызывали презрение, и они же в глазах хозяев льстили самолюбию. Но все это нужно было лишь для того, что б заглушить в себе, то унизительное и мелко дрожащее, что разъедало душу, делая его одним из них, серых и безликих скотов, безропотно выполняющих свой кусок работы, жующих свой кусок жесткого хлеба и получающих свой кусок плетей. Влад ненавидел их и ненавидел себя за это, но состояние постоянного страха надламывает и меняет людей, даже таких непокорных как он.

Полную меру своей ущербности он осознал, лишь оказавшись у Ани, и старался изо всех сил соответствовать ее окружению. Но даже эти старания не подразумевали одиноких ночных прогулок. А если потеряется? Прецеденты были. Он же не сможет обратиться в полицию, потому что там очень быстро распознают, кто он такой. Если уж на станции, где по определению некого опасаться, при входе в полицейский отдел стоят металлоискатели, то у наземных служб эти штуки будут и подавно. Да и простая проверка документов ночным патрулем может закончиться все тем же посещением местного участка, что в любом случае грозит Ане неприятностями.

В глубине номера под сквозняком хлопнуло приоткрытое окно, заставив вздрогнуть, отвлекая от мрачных размышлений. Мужчина мотнул головой, окончательно прогоняя неприятные мысли, и с силой потер глаза, бессознательно копируя Аню. Никуда он не пойдет, точнее, пойдет — спать! Широко зевнув, Влад стянул рубашку через голову и, волоча ее за собой, поплелся в спальню…

 

Глава 16

…Влад проснулся от собственного судорожного вздоха. Как же он ненавидел эти ночные пробуждения! Нет, кошмары на этот раз не донимали, он вообще не помнил, что бы хоть что-то снилось. Рухнув на подушки, он словно в черную дыру провалился, что случалось в последнее время крайне редко.

Покосившись на часы, досадливо поморщился, четверть двенадцатого. Проспал всего-то пару часов, но их вполне хватит, что бы испортить предстоящую ночь. Ну, вот — начинается! Захотелось пить. Черта с два он встанет, потом непременно еще чего захочется и он так и будет бесцельно шататься по номеру до самого рассвета. Он сердито перевернулся на другой бок, заставляя себя заснуть. Где там! Минут через десять лежания с плотно сомкнутыми веками показалось, что в комнате жарко. Влад выставил ногу из-под простыни, надеясь, что станет чуть прохладнее. Не стало, только нога запуталась в простыне. Пить хотелось все больше. Еще какое-то время, покрутившись на кровати, и безнадежно сбив постель, мужчина раздраженно откинул простыню и поднялся, ругая себя на всех известных ему языках, что совсем забыл прихватить из Аниного номера что-нибудь попить, так что пришлось опять довольствоваться водой из-под крана. Вытерев губы тыльной стороной ладони, вернулся в комнату. Настежь распахнул окно, проигнорировав наличие в номере кондиционера. Ему до смерти осточертел искусственный воздух. В открытое окно сладко пахнуло ночью. Влад поглубже вдохнул, смакуя смесь живых запахов травы, остывающего песка и ночных цветов, издающих чуть дурманящие ароматы.

Влад еще немного постоял у открытого окна, прислушиваясь к ночным звукам. Ветер тихонечко шелестел листьями высоких деревьев, еле слышно играла музыка, поскрипывали качели, и все это дополнял далекий рокот моря, днем почти не слышный за обычной людской суетой, теперь хорошо различимый в тишине.

Едва уловимое движение в темноте заставило настороженно замереть и сделать плавный шаг в сторону, под прикрытие стены. Постояв несколько секунд неподвижно, Влад позволил себе осторожно выглянуть. Живая изгородь веранды, заменяющая балкон, здорово мешала обзору. Мужчина застыл, чуть подавшись вперед, и затаив дыхание до рези в глазах всматривался в темноту, чуть разбавленную призрачным светом. Владу все не давала покоя встреча с Кречетом и каждое непонятное шевеление, каждый шорох казались подозрительным. Но через секунду коротко выдохнул, обругав себя за излишнюю мнительность — на дорожку вышла парочка. Мужчина по-хозяйски обнимал спутницу за талию, впрочем, девушка не возражала подобному обращению, доверчиво склонив голову не его плечо. Лунный свет патокой стекал с неба, окутывая их серебристой вуалью. Владу оставалось лишь позавидовать, тоскливо вздыхая о своей незавидной участи. Парочка, словно дразня, остановилась напротив окна и принялась самозабвенно целоваться, не подозревая о нечаянном наблюдателе. Подавив тяжелый вздох и отпрянув от окна, вернулся в постель. Подглядывать нехорошо!

Раздраженно подергал простыню, поправляя постель. Все, что он мог это сердиться на себя и свое положение. Вроде бы ему дали разрешение на ночную прогулку, но с другой стороны, Влад сомневался, что в него входит позволение на свидание. К тому же ему была необходима не любая девушка, а именно та, что спала сейчас за стеной. Но как бы, то, ни было, он уже решил, что никуда не пойдет, так что остается лишь недовольно поморщиться и, ткнувшись лицом в подушку, строго приказать себе спать, а не мечтать о несбыточном.

Влад перевернулся на спину и открыл глаза. Полная луна c беззастенчивым любопытством заглядывала в окно, затапливая комнату серебристой чуть искрящейся дымкой. Надо бы занавесить окно, чтобы приставучий свет не мешал. Влад уже собирался подняться, когда в темном углу, куда не доставал лунный свет что-то шевельнулось. Брови мужчины удивленно взлетели при виде девушки, шагнувшей из тени. Складки длинного платья, похожего на тунику мягко струились, вычерчивая соблазнительную фигуру, в темных волосах посверкивал гребень. Спросить бы кто она и что здесь делает, да язык не поворачивается, и ее лицо показалось смутно знакомым. При каждом шаге незнакомки что-то мелодично позвякивало.

Девушка неспешно пересекла комнату, Влад, словно зачарованный следил за плавными движениями гостьи, чувствуя, как все внутри сладко замирает от пробуждающегося желания, а воображение дорисовывало то, что скрывает от глаз ткань платья. Совершенные ноги, изящный изгиб талии, плоский живот с аккуратным маленьким пупком и высокую упругую грудь с темными, чуть выступающими ореолами сосков, как раз такую, что так восхитительно ложится в мужскую ладонь.

Уголки женских губ еле заметно приподнялись в полуулыбке. Влад немного подвинулся, освобождая место, хотя из-за величины кровати в этом не было особой необходимости. Гостья чуть повела плечами, и платье плавно соскользнуло на пол. Теперь она была одета только в лунный свет, да пару браслетов на запястье и лодыжке, они-то и позвякивали серебряными колокольчиками. Потуги воображения, не шли ни в какое сравнение с оригиналом. Девушка подняла руки и гибко выгнулась, поправляя волосы. Ее грудь приподнялась, соблазнительно покачнувшись, Влад облизнул враз пересохшие губы, ощущая острое, почти болезненное возбуждение. Девушка вытащила из волос гребень, позволяя им тяжелыми волнами лечь на плечи.

Отбросив гребень, гостья скользнула на кровать, вытянувшись рядом с мужчиной, провела кончиками пальцев по его лицу, очерчивая скулу, линию губ, подбородок. Влад поймал ее руку, поцеловал женскую ладонь, стараясь держать себя в руках и не напугать девушку силой желания. Погладил ее шею, запустив пальцы в гриву волос, заставляя откинуть голову, поцеловал полные чуть приоткрытые губы. От нее пахло кофе, сандалом и немного мускусом, этот запах сводил с ума. Кровь превратилась в лаву и вены едва удерживали нестерпимый жар.

Руки незнакомки нежно гладили его шею, ключицы, грудь. Женская ладонь скользнула ниже, погладила бархатистую кожу живота, вызвав сладкую судорогу. Но этого ей было мало, озорница обхватила подрагивающую от желания мужскую плоть. Еще немного и он действительно сойдет с ума, да и сил терпеть уже не осталось. Тихонько зарычав, опрокинул соблазнительницу на спину, накрыв своим телом. Ноги девушки обвили талию, а сама она выгнулась под мужчиной, обещая блаженство. Влад на мгновение остановился, переводя дыхание, и уже был готов войти в сладкую влажную глубину…

Дверь комнаты распахнулась под мощным ударом. Мужчина невольно оглянулся, застыв в несколько нелепой позе. На пороге комнаты стоял Эжен. Майор с интересом оглядел причудливое сплетение тел, и фыркнул в своей обычной ироничной манере.

— Слышь, Влад, хорош дурью маяться, пошли пивка выпьем, — предложил совсем уж незваный гость и, привалившись плечом к косяку, позвенел бутылками, которые держал в руках.

Влад крепко зажмурился, поднимаясь на сжатых кулаках, каким-то чудом удерживая себя от смертоубийства…

А когда открыл глаза, то вокруг была темная комната ни луны, ни прекрасной проказницы под боком, ни треклятого Эжена в проеме двери! Как же он в этот момент ненавидел приставучего полицейского, своим появлением испоганившего близкое счастье. Попадись Эжен под руку, убил бы не думая. А потом, когда понял, что это всего лишь сон и не было никакой незнакомки и того, что почти произошло между ними, тоже не было, скрежетнул зубами, осознав, как выглядит со стороны. Мокрый, с пылающими щеками, дрожащий от неудовлетворенности, бесконечно несчастный и в довершении всего заполучивший настолько сильное возбуждение от приснившегося, что впору полотенца развешивать на известный орган.

Влад несколько минут лежал неподвижно, тупо глядя в темноту, стараясь восстановить дыхание. Влажные от пота простыни противно липли к телу, отступающее возбуждение отозвалось тягучей болью внизу живота. Давненько ему не снились такие поражающие реальностью сны. Уж лучше б привычный кошмар. Не так обидно.

Морщась, потер ноющий живот, кряхтя, сполз с кровати и неуклюже переваливаясь, поплелся в душ — болел не только живот, но и все, что у мужчин пристроено ниже.

И за что ему все это? Что он кому плохого сделал? Впору выть в голос, благо вода, тугим напором бьющая по плечам глушила остальные звуки.

Выбравшись из-под душа, пошел в комнату, благополучно позабыв о полотенце и оставляя на полу мокрые следы. Ночная прохлада коснулась мокрой кожи, вызвав легкую дрожь. Ну и хорошо — скорее остынет. С тоской покосившись на разгромленную постель о том, что б ложиться досыпать и речи не шло. Влад, конечно, всегда считал себя до одури смелым, но самоубийцей точно не был. Еще один такой сон за не очень долгую ночь можно и не пережить.

Дождавшись, пока немного обсохнет, натянул на себя свежую одежду, вышел в гостиную. Включив телевизор, пристроился на диване, собираясь так провести остаток ночи. Его хватило минут на пятнадцать. Все, что показывали телеканалы, неимоверно раздражало и мужчина тихонько бесился, не находя себе места. Неудачно зацепив пульт, лежавший на краю столика, свалил на пол и пульт, конечно же, ускользнул под стол. Тихонько ругаясь, Влад полез за ним и наткнулся на упавшие деньги и карточку гостя. Поднял банкноту и прямоугольник тонкого пластика, тут же позабыл о пульте. Может, Аня права? И ему следует подышать свежим воздухом? Конечно, он не пойдет ни в какое кафе, а просто пройдется по берегу моря. Может, и искупается нагишом. Все ж лучше, чем метаться загнанным зверем по номеру и просматривать викторины по телевизору, рассчитанные на клинических идиотов. Ну, решайся! Ты же взрослый мужик, с чего ты взял, что вообще можешь потеряться? Тот случай на станции не в счет, тогда не было времени запоминать дорогу. Подбадривая себя таким образом, бережно опустил деньги и карточку в нагрудный карман, накинул легкую куртку и вышел из номера.

В пустынном холле скучала за высокой стойкой девушка-регистратор. Влад хорошо видел ее темно-зеленую пилотку, склонившуюся к монитору невидимого компьютера. Девушка подняла голову, улыбкой приветствуя припозднившегося гостя, Влад непроизвольно ответил ей тем же и, кивнув, пересек холл, залитый ярким светом, ломкими лучами отражавшимся от многочисленных полированных поверхностей. Миновал журчащий фонтан и вышел в темноту.

Яркий голубоватый свет фонарей разгонял тьму, рождая причудливые тени. Влад спустился с широких ступеней пологой лестницы и пошел по освещенной аллее, которая, как помнил, вела к причалу. Песок поскрипывал под подошвами, в траве стрекотали цикады, где-то певуче заливалась ночная птица.

Свернул на боковую дорожку, шум моря стал ближе, указывая дорогу. На причале не было ни души, лишь смотритель в высокой стеклянной будке, светящейся изнутри, присматривающий за лениво покачивающимися у дощатых настилов лодками. Охранник высунулся из окошка, с предсказуемой подозрительностью разглядывая одиноко бредущего мужчину. Приветственно помахав ему рукой, пошел в противоположную от лодок сторону — к чему раздражать человека?

Ночь нежно обняла старого знакомца, надежно укутав темным бархатом, ласково потрепала теплым ветерком по щеке. Влад закинул голову, любуясь крупными жемчужинами звезд, в беспорядке рассыпанных по небу и сливочной краюхой луны, выглядывающей из-за редких облаков.

Скинув обувь, повыше закатал брючины, зашлепал босыми ногами по кромке прибоя, покачивая в такт туфлями, зажатыми в руке. Влад углублялся все дальше в темноту, ловя редкие минуты спокойствия, когда можно делать все, что заблагорассудится, перестать притворяться и на короткие мгновения стать тем, кто ты есть. Ночь мягкой лапой провела по спине, расправляя привычно ссутуленные плечи, снимая запреты и истирая различия, разрешая почувствовать себя свободным. И не стало никого, лишь он и его свобода. Свобода звала, манила, заставляя бежать, разбрызгивая мокрый песок и пену волны. Порывы ветерка, налетающего с моря, рождали в душе глупую, необъяснимую радость. Выбившись из сил, рухнул на песок, широко раскинув руки посреди темноты, рокота и звездного неба. Ночь смотрела на мужчину и улыбалась, подмигивая разноцветными искрами звезд.

Раздевшись догола, вошел в воду, нырнул глубоко, пока легкие не обожгло. Море подхватило, вытолкнуло на поверхность, к воздуху. Перевернувшись на спину, закрыл глаза, позволив прибою вынести его на берег. Лопатки царапнули по песку, перевернувшись на живот, положил руки под голову, раздумывая, что это, наверное, и есть счастье. Волны накатывали, баюкая, нашептывая на ухо что-то нежное. Почувствовав, что задремывает, Влад встряхнулся, и с сожалением поднялся на ноги. Не хватало еще заснуть на берегу, что б с утра его, голого, обнаружили праздношатающиеся отдыхающие.

Смыв налипший песок, выбрался на берег и отправился на поиски одежды. По его прикидкам не должен был слишком отклониться от места, где оставил вещи. Бродил кругами довольно долго, сперва посмеиваясь над собой, что по глупости попал в такую ситуацию. Мало того, что забрел далеко от освещенного пляжа, так еще угораздило вырядиться в светлую одежду, которую сейчас черта с два сыщешь на песке!

От воды потянуло прохладой заставившей поеживаться и задаваться вопросом — как же можно быть таким идиотом!? О возвращении в отель и речи не шло, без карточки гостя еще как-то можно попасть в номер, Аню разбудить, в крайнем случае, а вот без штанов это сделать затруднительно, тем более, перед уходом окно закрыл. Твою мать! Влад со злостью пнул песок, шелестящим веером разлетевшийся в стороны и плюхнулся на землю, смирившись, что придется дожидаться рассвета сидя на пляже. Ночь, словно сжалившись, подула ветерком, прогоняя облако, скрывшее луну. Луна потерлась желтым брюхом о край облака, посеребрила воду и мягким светом залила пляж. Влад уныло оглянулся, уже ни на что, не надеясь, а одежда вот она! Лежит сиротливой кучкой совсем рядышком, только руку протяни. Радость от находки окатила жарким приливом и Влад, вскочив, принялся спешно натягивать вещи. Одевшись, ощупал карманы — деньги и карточка на месте. После короткого раздумья все же не стал надевать туфли — идти-то по песку, а этого счастья в обуви ему еще днем с лихвой хватило.

Влад огляделся, определяя направление, и двинулся вперед, ориентируясь на цепочку далеких огней пристани.

Выбравшись на аллею, приостановился, решая, куда дальше. Странное дело, но в отель возвращаться отчего-то расхотелось, и сонная теплота комнаты уже не казалась такой заманчивой, как когда голым сидел на берегу, зябко вздрагивая от самого слабого ветерка.

Влад не спеша брел по пустынной аллее. Мимо уютных ниш, отгороженных от дороги невысокой живой изгородью, за которой прятались удобные скамьи с изогнутыми на старинный манер спинками. Мимо широких чаш фонтанов, мелодично журчащих серебристыми струями, мимо деревьев с раскидистыми кронами, ощущая нечто похожее на самое настоящее счастье. И можно было не оглядываться, не спешить и не думать, вот если бы еще рядом шла та, к которой тянуло непреодолимо, то счастье было бы полным и окончательным. Но с другой стороны, нужно радоваться тому, что есть, а есть, если разобраться, не мало. Так что нечего носом крутить и привередничать, желая большего.

Аллея внезапно оборвалась, упершись в невысокую, всего-то до середины бедра, ограду, сложенную из дикого камня, за которой располагались круглые столики под шатром легкого навеса летнего кафе. Влад остановился, разглядывая чудную обстановку. Особенно понравились 'колонны', свитые из нитей гирлянд, свешивающихся с деревянных оснований купола, переливаясь разными цветами. Кораблики, свернутые из накрахмаленных салфеток, украшавшие лакированные столешницы, плыли мимо пунцовых роз в тонкостенных вазах и натертых до блеска пузатых бокалов. Тихая музыка и приглушенный свет так и манили зайти и отдохнуть. Из-за позднего времени в кафе почти не было посетителей, столика три всего занято. Налюбовавшись вдоволь, уже собирался обогнуть кафе и пройтись по едва заметной тропинке, ведущей вглубь парка, когда перед самым носом, как чертик из табакерки, появилась девушка, заставив мужчину чуть вздрогнуть от неожиданности и инстинктивно отпрянуть. И как назло под тонкую подошву туфли подвернулся острый камешек. Оступился. Нога болезненно подвернулась и, стараясь сохранить равновесие, нелепо взмахнул руками. Со стороны должно быть забавно. К щекам прилила жаркая волна.

— Ой! — жалобно ойкнула девушка, которой вовсе не было забавно, — Я вас напугала, да? Я совсем не хотела. С вами все в порядке?

— В порядке! — буркнул Влад, все еще злясь на себя и осторожно пробуя ноющую ногу. Терпимо.

— О, это хорошо! — расцвела девушка в улыбке, — Вы когда-нибудь пробовали граниту с дыней и имбирем?

Влад лишь пожал плечами, собираясь отказаться от столь заманчивого предложения. Он не то, что граниту с дыней и имбирем не пробовал, вообще не имел представления, что это такое, с недавних пор зарекшись употреблять незнакомые блюда. С тех самых, когда Ника решила осваивать кулинарию и главной своей жертвой выбрала естественно Влада, поскольку тот всегда был под рукой. Иногда, правда, в ее когти попадался генерал, но с точки зрения молодого человека предосудительно редко.

— Заходите, не пожалеете, — прервала его тягостные раздумья девушка, — если не хотите граниты, то наш повар готовит первоклассное терамису по старинным рецептам. А еще у нас есть кофе. Настоящий, вареный из зерен! Не какая-нибудь труха из пакетика.

Воображение тут же нарисовало черную чуть маслянистую жидкость в обрамлении белизны хрупкого фарфора.

— Кофе? От кофе я, пожалуй, не откажусь, — отбросив прежние сомнения, кивнул Влад.

Обогнув ограду, поднялся по ступенькам. Девушка ждала у входа. Проводив его к cтолику, подала меню и, предоставив гостю выбирать, упорхнула к другому клиенту. Глядя ей вслед над раскрытой папкой, по достоинству оценил ладную фигурку и стройные ножки, не святой все-таки.

— Что будете заказывать?

Влад закрыл так и не просмотренное меню, раздражаясь от собственной рассеянности — задумавшись, он не слышал, как она подошла.

— Кофе и давайте вон ту штуку те… — Влад пощелкал пальцами, вспоминая заковыристое название.

— Терамису? — подсказала девушка.

— Да, его.

Девушка сосредоточено черкнула в блокноте, и удалилась, чтобы почти сразу вернуться с подносом. Влад едва удержал себя на месте, никак не мог привыкнуть, что ему могут прислуживать. В этом была какая-то неправильность, заставляющая чувствовать себя неуютно.

Официантка наклонилась над столиком, выставляя пузатый кофейник, крохотную чашечку и стеклянный плоский бокал, содержимое которого щедро посыпано шоколадной крошкой. Помимо воли мужской взгляд скользнул в приоткрывшийся вырез блузки, откуда кокетливо выглянул краешек кружевного белья. Немалым усилием воли заставил себя оторваться от соблазнительного зрелища. Будто и не видел в жизни ничего подобного!

Девушка, прилежно не замечала, того, что творит с бедным мужчиной, сервировала стол, не забывая лучезарно улыбаться и щебетать о достоинствах кухни этого кафе, и словно нарочно наклонялась так, что перед его глазами вновь и вновь оказывались соблазнительные округлости. Влад кивал, и старался улыбаться в ответ, хотя улыбка получалась почти вымученной, а перед мысленным взором то и дело возникали яркие образы и малой толики которых вполне хватит, что бы вызвать небольшой ядерный взрыв в отдельно взятом мужском организме. Он почти физически ощущал пальцами шелковистую теплоту ее кожи, даже пришлось украдкой вытереть ладони о штаны, отчаянно надеясь, что в слабом освещении не видно, как жарким румянцем вспыхнули скулы.

Девушка прижала к себе пустой поднос, поинтересовавшись, не нужно ли ему еще что-нибудь. Влад нашел в себе силы только отрицательно покачать головой, не доверяя голосу. Официантка бодро кивнула, прядь волос выбилась из-под кокетливого чепчика, расплавленным золотом стекла по шее, девушка нетерпеливо заправила ее за ухо, а Влад едва не зашипел на нее, что б убиралась отсюда и поскорее, а то он за себя не отвечает совершенно. Распоясавшееся воображение тут же показало ему во всей яркости, как именно он будет за себя не отвечать.

Невольная соблазнительница, наконец, удалилась, позволив мужчине выдохнуть. Влад схватил чашечку, сделал изрядный глоток, едва не закашлялся, обжегши нёбо. Кофе и вправду оказался превосходным — крепким, ароматным, обжигающим и невероятно горьким. То, что надо! Влад покачал головой, придвигая креманку, молча посмеиваясь над собой и своей реакцией на первую попавшуюся девушку. Хотя, нет ничего смешного в том, что взрослый мужчина ведет себя, словно похотливый юнец, подошедший к той неприятной грани, когда очень хочется и уже вроде бы можно, но еще нельзя, а точнее, не с кем. Вот и остается пускать слюни на любую мало-мальски симпатичную девочку. Впрочем, правды ради, стоит отметить, что девушка далеко выходит за пределы 'мало-мальски', а очень даже. Но не про него. С его-то недостатком он не то, что смотреть, думать о ней не имеет права.

Почувствовав себя бесконечно несчастным Влад, ткнул вилкой в содержимое креманки. Как там Анька говорила, растерянно разглядывая разоренный холодильник? Еда лучший антидепрессант? Вот сейчас и проверим. Не особенно-то разглядывая, что оказалось на вилке и, не ожидая ничего необычного, отправил в рот первый кусочек и тут же застыл в самом натуральном изумлении. Как всякий сладкоежка, коим стал при Анином попустительстве, он, казалось, успел перепробовать все и удивить его попросту невозможно. Ошибался. Впрочем, терамису стоит того, что б потерять голову. Сливочно-нежное, в меру сладкое, уравновешенное резковатым кофейно-шоколадным. И что-то там было еще, чего никак не мог определить, что-то знакомое, но… Влад с искренним огорчением уставился в опустевшую плошку, мучительно прикидывая, хватит ли его финансов на еще одну. Пока думал, у столика нарисовалась давешняя официантка и с ослепительной улыбкой поинтересовалась, не повторить ли заказ. Наконец решив, что денег хватит, согласился. Провожая девушку взглядом, парень пытался решить еще одну интересную задачу — действительно ли девушка с ним кокетничала или ему так показалось, а если кокетничала, то только ли с ним или у нее манера поведения такая.

Вторую порцию Влад растягивал, не столько смакуя лакомство, сколько наблюдая за официанткой. Она порхала по залу, изредка исчезая за двойными дверями у барной стойки. Девушка вела себя приветливо, но никому более не заглядывала в глаза, не поправляла прическу и не делала тех едва уловимых жестов, которые любой мало-мальски опытный мужчина ловит бессознательно и совершенно точно определяет, сознавая, что понравился и что с ним кокетничают. Может, набраться наглости и пригласить прогуляться по пляжу? Нет, ничего такого, просто пройтись, без каких бы то ни было продолжений и вольностей? 'А что ты, горе-приглашатель будешь делать, если девушка сама захочет вольностей и продолжений? — тут же встряла совесть, имевшая отчего-то ехидный Наташкин голос. — Скажешь, что не можешь? А как объяснишь? Стихийной импотенцией?' 'Да пошла ты! — предложил совести Влад, раздражаясь от подобного предположения, — Какая к черту импотенция!?' 'Самая натуральная, — тут же нашлась совесть, — уж не собираешься ли ты, поганец, как последний скот разложить доверчивую девушку, прямо на песке? Она не такая как ты, ей условия нужны!' 'Ну, почему же сразу на песке?' — немного стушевался будущий соблазнитель. 'А потому, морда ты свинячья, что больше тебе попросту негде, — назидательно напомнила совесть, — или ты ее в свой номер потащишь, зная, что за стенкой Аня спит!?' Окончательно озлившись, преимущественно оттого, что возразить нечего, Влад отправил совесть аккурат в те места, куда обычно гинекологи с проктологами заглядывают. 'Ишь, какой образованный стал!' — фыркнула совесть, прежде чем обиженно заткнуться. Конечно же, ненадолго, конечно же, в самый неподходящий момент припомнит все и отравит ему жизнь. Но сейчас умолкла, и то радует.

Влад поднял руку, подзывая официантку, собираясь просить счет. Ни о каких предложениях прогулок уже и речи не шло. Что не помешало, однако, расстроиться, когда к столику подошла совсем другая девушка и с немного отрешенной профессиональной улыбкой протянула чек. Куда подевалась та, что обслуживала до нее, спросить не осмелился, молча, расплатился и вышел из кафе, намереваясь отправиться в номер. Испорченное настроение болталось где-то в районе нулевой отметки. Но так и не дошел до отеля, остановившись под ближайшим фонарем, принялся хлопать по карманам, отыскивая карточку, и разгневано вопрошая у гордо молчавшей совести довольна ли она. Совесть молчала, не желая общаться с наглецом, и карточка куда-то запропала. Неужели потерял? Да что за ночь сегодня такая гадская!? Где, ну где можно было карточку потерять, олух!? Мысленно наградив себя еще парочкой нелестных сравнений, в изнеможении опустился на скамейку. Если подумать спокойно, то на пляже не мог — когда возвращался с пляжа, карточка точно была. И в кафе она была, он хорошо помнил, перед тем, как сесть за столик переложил деньги и карточку из кармана брюк в карман рубашки. Вроде и не наклонялся нигде, что б выронить…

— Вы что-то потеряли?

Мужчина поднял глаза, напротив, застенчиво улыбаясь, стояла та самая официантка, что обслуживала его столик и вертела в пальцах его ключ. Девушка успела переодеться в короткую пышную юбку, легкую кофточку и светлый топ, открывающий широкую полоску голого живота.

— Да, потерял. Верните ключ, пожалуйста, — с безукоризненной вежливостью попросил он. И вдруг вспомнил. Вот девушка наклоняется над столом, наполнить его чашку, ставит кофейник и, выпрямляясь, едва слышно касается мужской груди. Тогда Влад не придал этому значения, решив, что она потеряла равновесие, что немудрено, когда на ногах надеты туфельки на тех устрашающих каблуках, — Зачем вы его вытащили?

— Я… вы только не подумайте плохого…

Влад смотрел выжидающе, куда уж хуже! и помогать девушке объясняться, не спешил.

— Вы мне понравились, — собравшись с духом, выпалила она, — и я хотела с вами познакомиться, а как это сделать, не знала, ну и вот…

— Меня зовут Влад, — сердито представился он. — Познакомились? Теперь, верните ключ, пожалуйста.

— Да, конечно, — девушка опустила глаза и протянула ему карточку, — извините.

И ни слова больше не сказав, побрела прочь, волоча за собой рюкзачок. Влад смотрел ей вслед, на низко опущенные от обиды плечи и чувствовал себя тем самым скотом, о котором недавно толковала совесть. Ну, да, провели тебя, как мальчишку! Вытащили карточку, а ты этого не заметил, так что теперь? Девчонку обижать из-за собственной невнимательности?

— Эй! Подождите! — Влад вскочил с лавки и быстрым шагом припустился вдогонку.

Он нагнал девушку, и зашагал рядом, не осмеливаясь остановить более решительным способом. Та и не подумала остановиться, только прибавила шагу и, если Влад, хоть что-то понимал в женщинах, измышляла едкий ответ, одновременно загоняя обратно навернувшиеся от обиды слезы. Играть с ней в догонялки в планы мужчины не входило. Эдак всю ночь можно по парку пробегать.

— Да подождите же вы! — Влад взял девушку чуть выше локтя, стараясь, что б это не выглядело грубо, принудил остановиться, — Я хотел извиниться за…

— Что, благородный господин решил все-таки снизойти до прислуги? — не замедлил явиться тот самый ехидный ответ, она смерила мужчину долгим презрительным взглядом, особо остановившись на его руке, которую Влад поспешил убрать с ее локтя.

Все извинения застряли в глотке, Влад растерянно нахмурился, не зная, что и ответить. То ли рассмеяться, то ли обидеться на подобное обращение.

— Извините меня, ладно? — все-таки проговорил он, — Я не хотел на вас набрасываться…

— Но набросились! — не преминули указать ему на очевидное.

— Да, я негодяй! — развел Влад руками, разыгрывая покорность судьбе, и улыбнулся одной из тех обезоруживающих улыбок, от которых все женщины с ума сходят. Хорошо, почти все, — Ну, делайте со мной, что хотите!

— Что-то мне подсказывает, что это будет, не так уж и просто, — рассмеялась девушка и, не таясь, оттерла со щеки ненужные слезы.

— Что именно не просто? — Влад, откровенно заигрывая, положил ее ладошку на свой согнутый локоть. На этот раз не отстранилась и руку не вырвала и даже взглядом не испепелила.

— Сделать с вами, все, что хочется, — хмыкнула она.

— Ну, это смотря, что хочется, — Влад загадочно подвигал бровями.

— Минуту назад хотелось побить, — доверительно сообщила она, поудобнее устраивая ладошку на мужском локте, — а вот сейчас прямо не знаю!

— И почему я у всех вызываю такие извращенные желания?

— Наверное, потому, что негодяй! — предположила девушка, игриво посмотрев снизу вверх.

— Может, начнем заново? — предложил он, — Меня зовут Влад.

— Меня Эллая, но это длинно, — она забавно сморщила носик, будто была недовольна собственным именем, — знакомые зовут меня Элла.

— Очень приятно, — вежливо откликнулся Влад, — А можно поинтересоваться, зачем такая милая девушка хотела познакомиться с таким негодяем, как я?

— Вы мне понравились, еще, когда я вас на пирсе увидела, — с подкупающей откровенностью пожала она плечами, — вы с хозяйкой своей шли.

— А с чего вы взяли, что с хозяйкой? — осторожно спросил он, пытаясь скрыть смятение и панику, что его рассекретили. Кто знает, кто эта девочка на самом деле, опытный хозяин завсегда выделит раба из толпы и какими неприятностями могут грозить ее наблюдения ему, а заодно и Ане.

— Потому что когда она вернула вам рубашку, вы ее забрали, хотя и видно было, что не хотели, если бы вы на нее не работали, а были ее парнем, то настояли на своем, — принялась разъяснять наблюдательная Элла огрехи в его маскировке, — и ни за что не взяли рубашку. Хотите, угадаю, кем вы работаете?

— Давайте, — разрешил Влад, заметно успокаиваясь, ему и в голову не приходило такое простое объяснение неоднозначного для него слова, а послушать, что скажут, было любопытно.

— Вы не сопровождающий, потому что у молодой девушки не может быть сопровождающего мужчины, если только он не любовник, а любовнику второй номер не заказывают. — Принялась охотно делиться впечатлениями Элла, — И не телохранитель, как подумали некоторые, когда вы вселялись в отель, и хозяйка съездила вам по лицу, за то, что возражали против второго номера, смежного, к слову сказать. Мне девчонки из регистрации рассказывали. Для телохранителя вы слишком рассеяны, раз позволили стянуть у себя ключ. Да и не оставил бы телохранитель объект в одиночестве, что бы прогуляться по ночному пляжу. Непрофессионально. А раз номера смежные, то вы тот, кто должен быть постоянно под рукой. Значит, что остается из доступных мужчине профессий, которые можно применить под конкретный случай? Немного, а точнее всего одна — секретарь. Ну, как вам мои выводы?

— Впечатляют, — честно признался Влад, не опровергая, но и не подтверждая, с ужасом думая, что эта девочка могла бы сказать, если чуть-чуть подкорректировать вводные, и поспешил увести разговор на более безопасную тему, — а почему вы решили, что я ходил на пляж?

— Так это же просто! На ваши брюки прилип мелкий песок, а такой здесь только на пляже!

— И откуда ж вы на голову мою взялись, такая наблюдательная? — усмехнулся Влад.

— Из математического института, факультет высшей математики и анализа, — пожала она плечами.

— Ого! — уважительно протянул Влад, бывший с данным предметом не совсем в ладах, несмотря на сданный экзамен — Только не говорите, что хоть что-то понимаете в высшей математике.

— Я открою вам страшную тайну, — девушка перешла на шепот, — я в ней понимаю все! А наблюдения эти мое увлечение, я всегда хотела стать криминалистом, но родители возражали. И потом… вы ведь никому не скажете?

— Нет, — пожал он плечами. Что он здесь и кому мог сказать?

— Мы с девчонками поспорили, кем вы работаете, — понизив голос до шепота, поведала она, — на десять килограмм мороженого!

— И как? — хмыкнул Влад.

— Я выиграла! — похвасталась она, с таким видом, будто отхватила не мороженое, а высшую премию по математике.

Влад, не сдержавшись, расхохотался от ее важного вида.

— А что ж вы делать будете с такой уймой? — отсмеявшись, поинтересовался он.

— Как что? Съем!

— Одна? — ужаснулся он.

— Ага! Ни с кем не поделюсь, потому что жадная!

Влад живо представил себе девушку сосредоточено расправляющейся с этой глыбой и фыркнул. У Эллы тоже не осталось сил сохранять серьезность и спустя миг они оба хохотали.

Элла ему нравилась все больше. Обычно под такими шикарными волосами скрывается совершенно пустая головка, а тут… Смелости ей не занимать, это ж надо такой способ знакомиться удумать! И потом, люди, понимающие маразм высшей математики вызывали у Влада невольное восхищение.

— Пройдемся по пляжу? — отсмеявшись, поинтересовался предмет восхищения.

— Пройдемся, — согласился он, поддерживая Эллу, помог спуститься по крутым ступенькам, — а почему официанткой работаете?

— Не работаю, а подрабатываю, — поправила она, — у меня каникулы, не сидеть же у родителей на шее! Они и так за мою учебу платят, так хоть на жизнь заработать надо. Вон у вас тоже работа еще та. И хозяйка неуравновешенная.

— Почему неуравновешенная? — Влад чувствовал настоятельную потребность заступиться за Аню, — Она очень уравновешенная.

— Ага, и по лицу съездила, — напомнила Элла. Далась ей эта пощечина, честное слово! Будто и поговорить больше не о чем!

— Ну, мы уже выяснили, что я негодяй, и вполне возможно заслужил подобное обращение, вы об этом не думали? Тем более, мы с хозяйкой уже все решили.

— Ой, извините, — смутилась девушка, виновато сдвинув брови, — иногда меня заносит, я циклюсь на одном и все. Это хорошо для математика, но плохо, для человека.

Ее смущение было таким милым и обезоруживающим, что начавший раздражаться Влад мигом успокоился, простив девушке излишнее любопытство.

— Ничего страшного, — тряхнул он головой, — а давайте перейдем на "ты"?

— Ой, давай! — обрадовалась она.

Они шли по пляжу и болтали о всякой чепухе, совершенно позабыв о времени и было удивительно, что знакомство началось с такими трудностями, и было немного страшно, что могло вообще не состояться из-за глупого недоразумения.

В рюкзаке завозился и мелодично запел телефон, прерывая очередной забавный рассказ девушки.

— Извини, я сейчас, — она забрала у него рюкзак и, дернув шнуровку, принялась за розыски, забавно ругаясь на провалившийся куда-то телефон, недостаток света и того, кто посмел звонить.

Аппарат, наконец, нашелся и Влад с любопытством посмотрел на мигающую всеми цветами трубку, Элла на что-то нажала, из корпуса выдвинулся слабосветящийся наборник. Нажав пару кнопок, отключила видео, поднесла аппарат к уху. Влад прошел чуть вперед, не желая подслушивать.

Влад задрал голову к небу, полюбовался на звезды и широко зевнул. Хорошая все же получилась ночь, несмотря на неудачное начало. А время-то уже, наверное, к двум приближается и пора все же возвращаться, хотя нет никакого желания. Да и Элле тоже пора. Влад оглянулся на отвернувшуюся девушку, разговор неприятный, определил он, разглядывая напряженно выпрямленную девичью спину. Элла с силой захлопнула трубку и с возмущением швырнула ее в рюкзак и рывком забросила рюкзак за плечо.

— Что — пора возвращаться? — ровно спросил Влад, старательно пряча огорчение, — Я провожу.

— Спасибо, не надо, — резковато откликнулась она, не остыв после разговора, — В том-то и дело, что не пора! И желательно, что б до утра не пора было!

Влад, молча, ждал продолжения, разглядывая ее с умеренным любопытством. Не будет он ничего спрашивать, а то нарвется на грубость, не доставшуюся звонившему. Элла вздохнула, поправляя лямку рюкзака, и объяснила:

— Звонила подруга, мы с ней домик на двоих снимаем. Она привела кавалера и очень просила не появляться до утра. Так что домой мне, как видишь, не пора!

— А где же ты ночевать будешь? — ужаснулся Влад, просчитывая, будет ли ураган Аня смертельным, если пригласить девушку к себе или есть шанс пережить. Не ночевать же Элле на улице! А и черт с ним со всем, и не такое переживал!

— Спасибо, конечно, только это лишнее! — покачала она головой, выслушав приглашение Влада. — К тебе я в любом случае не пойду, так что не заморачивайся. Я не хочу, что б у тебя были неприятности, да и у меня хоть контракт закончился, а все равно считаюсь служащей, и очень не хочется терять это место, когда меня увидят входящей в номер постояльца, ведь будут еще каникулы и нужно где-то подрабатывать. И потом, от ночи осталось всего несколько часов. И, ты знаешь, в этом есть свои положительные стороны.

— Какие? — Влад, признаться, не видел в ситуации никаких сторон, кроме отрицательных.

— Ну, то, что я не легла спать и меня не разбудили и не выставили на улицу.

— И такое, может быть? — нет, сколько бы ни узнал о свободных, они не перестают его изумлять.

— А почему нет? Если подруга пришла с парнем, и они хотят уединиться, то отчего не уважить людей? В следующий раз я могу попросить подругу о такой же услуге. И к тому же, я все равно хотела еще раз сходить в мерцающие пещеры… Ты там уже был?

— Нет еще, я ж только вчера приехал.

— Как у тебя со временем? Ты не спешишь?

— До утра время есть, я думаю.

— А хозяйка точно не заругает?

— Ночью она спит, — пожал плечами Влад, надеясь, что Аня спокойно проспит до утра и не станет его искать, — так что я совершенно свободен, а что?

— Пойдешь со мной в пещеры? Там так красиво!

— Пойду.

На самом деле Владу совсем не хотелось идти в пещеры, пусть они хоть сто раз мерцающие, сверкающие и еще какие-нибудь. К пещерам у него было стойкое отвращение, с тех пор, как пришлось несколько месяцев работать на рудниках драгоценных камней. Низкие своды не позволяющие выпрямиться в полный рост, влага, сочащаяся со стен, постоянно замерзшие ноги, спертый, застоявшийся воздух, дышать которым можно лишь условно и въедливая каменная пыль, взвесью висящая в воздухе, заставляющая надрывно кашлять. Стертая в кровь щиколотка, к которой пристегнуто тяжелое ядро на короткой цепи, надорванные руки и белесые черви, выковырянные из-под скользких камней, в дополнение к скудному рациону, что б с голоду не сдохнуть.

— Эй, что с тобой? — Элла подергала его за рукав, — Ты меня пугаешь!

— А, что? — Влад постарался улыбнуться, правда улыбка вышла кривоватой. — Все нормально.

— Ну, если то зверское выражение лица это нормально… — поежилась Эллая.

— Извини, больше не буду, — мягко проговорил мужчина.

— Неприятные воспоминания? Ты не хочешь в пещеры? Если не хочешь, то не пойдем!

— Да нет, все в порядке. Показывай, куда идти…

Над ухом звенело настойчиво и громко. Я оторвала голову от подушки и посмотрела на ненавистный мобильник, переливающийся разноцветными огоньками и упрямо ползущий по тумбочке. Не буду поднимать, я на отдыхе! Еще немного и свалится. Ну и пусть, будут знать, как будить меня среди ночи! Телефон подполз к краю тумбочки. Даже если разобьется, завтра Влад соберет. Влад! Я поймала телефон у самого пола.

А, нет, вызов со станции. Коротко выдохнув, прогоняя мимолетный страх, нажала кнопку ответа.

— Аня? — на экране появилась встревоженная рожа генерала, — Почему так долго не подходишь? Эй, я тебя не вижу! Что случилось? Ты где?

— Ничего не случилось, — буркнула я, включая лампочку, — чего орешь? Ночь у нас и я сплю! Так лучше?

— Я тебя разбудил? — проявил чудеса догадливости заботливый родитель.

— Представь себе, — ехидно откликнулась я, — ты чего звонишь-то?

— А… ничего, — все-таки смутился бравый представитель правопорядка, кося глаза и стараясь заглянуть за мою спину. Очень интересно, кого он там увидеть хотел. Влада что ли? — Ты не звонила, хотя я просил, я подумал, что-то случилось, вот и позвонил.

— Ага! И забыл о разнице во времени?

— Действительно, забыл, — пожал плечами отец. — Так чего вчера не перезвонили?

— Пап, да я забыла, честно, — повинилась я, — как-то все закрутилось…

— Что закрутилось? — нахмурился отец. — Если Влад опять куда-то влез, он у меня месяц ни на один стул не посмотрит!

— Да никуда он не влезал! — возмутилась я на подобные подозрения, — Пока вселились, пока вещи разложили, на пляж сходили… Да что за глупости! Почему я отчитываться должна!?

— Ага, значит, все-таки влез, — проницательно прищурился отец.

— Конечно, влез! — разозлилась я, на ходу придумывая во что, — В толпу медуз на пляже!

— И… и что? — у генерала живописно округлились глаза от ужаса. Он еще не забыл, как Никита месяц провалялся в госпитале после лихого прыжка в косяк медуз.

— Да ничего, — я махнула рукой, — обжегся немного, сейчас спит в соседнем номере. Если не сбежал, конечно. С него станется. Или ты надеялся застать нас за пикантным занятием? Поэтому и крутишься, будто тебя голой задницей на раскаленную сковороду посадили?

— Ничего я не надеялся, — конечно, видеть покрасневшую от смущения морду грозного генерала очень приятно, но никак не компенсирует ночной побудки. — А сбежать он не сбежит! Куда ж он от тебя денется, — хохотнул мстительный отец, — он же к тебе почище, чем веревкой привязан.

— Мне странны ваши намеки, господин начальник, — покачала я головой, пристраивая телефон на тумбочку и кутаясь в одеяло. — Ты чего звонишь-то? Случилось чего?

— Нет, я действительно волновался, Кречета так и не нашли, вот я и решил проверить, а про время, честно, забыл.

— Да ладно, — миролюбиво махнула я рукой и широко зевнула, — Как дома дела?

Закончив разговор с отцом, я сладко потянулась и рухнула на подушки, взмахом руки погасив свет, намереваясь спать дальше.

Черт бы побрал генерала и его заботу! Зарычав, перевернулась на другой бок и натянула на голову одеяло. Нет, ну это форменное свинство! Разбудить среди ночи, задать несколько глупых вопросов, потом отвлечься на какой-то другой звонок и бросив, что перезвонит, отключиться, чем окончательно перебить сон! Впрочем, нет, философски подумала я, это не форменное свинство, а свинюшка в форме. Перед глазами тут же нарисовался широкомордый хряк с жесткой сероватой щетиной на розовой харе. Хряк моргнул наглыми голубоватыми глазенками, нервно пошевелил влажным пятаком, словно принюхиваясь, недовольно повел острыми лопухами ушей, придавленных фуражкой, покосился на вышитые золотом погоны генеральского кителя, и, раскрыв рот, издал громогласное 'Хрюк!'. Умилившись портретной схожести кое с кем, не буду показывать на генерала Романова пальцем, моргнула, прогоняя красочное видение, потянулась к лампе. Комнату залил желтоватый свет, я уселась на кровати, затолкав под спину подушку, уже не так остро негодуя на несвоевременный звонок, размышляя, чем поконструктивнее можно заняться. Можно почитать книжку, а можно посмотреть телевизор.

О телевизоре подумалось с отвращением, значит, отпадает, тем более, в это время крутят идиотские викторины, не менее умственно отсталые шоу или розовые сопли, от которых в восторге старушки и неокрепшие умом девицы. 'О, сын мой! Лежа на смертном одре я должен тебе признаться!' 'Да, отец?' 'Ты вовсе не мой сын!' 'Боже, отец! Неужели я твоя дочь!?' 'Хуже, ты мой дед, которого мы потеряли в дальней экспедиции!' Боже, какой бред, мысленно простонала я, чего только не придумается с недосыпу. Впрочем, предложи я подобную глупость телевизионщикам, схватятся руками и ногами. А что — сюжетец свежий, неизбитый!

Мысли сами собой переключились на Влада. Есть несколько профессий, жить рядом с которыми уже профессия. Полицейские, спасатели, военные. Их никогда нет дома, они редко бывают рядом. Закрывая за ними дверь утром, никогда не знаешь, где и когда закончится их день. А близким остается сидеть и терпеливо ждать, замирая от мимолетного страха. С тревогой постепенно свыкаешься и почти перестаешь поглядывать на часы, но вот что-то нет уверенности, хватит ли меня бояться за двоих.

Я никак не могла отделаться от ощущения, что допускаю ошибку, позволяя Владу работать в отцовском отделе, зная лучше, чем кто, что это за работа и насколько она опасна. Если до сих пор трясусь за отца, который сейчас все больше бумажки перебирает, то, как же буду сходить с ума за Влада? И меня совсем не впечатляет, что за парнем будет присматривать генерал, совсем наоборот, зная стиль работы отца. Генерал ни за что не позволит молодому стажеру отсиживаться на станции и будет натаскивать, как кутенка, которого обучают плавать, тем более обучать придется с самого ноля. Нет, страховать тоже будет, куда ж денется, и за каждую ошибку три шкуры драть… но порой случаются такие ошибки, за которые хоть десять шкур сдери, не поможет, потому что драть их будет уже не с кого. От этого 'уже' неприятно похолодело внутри, и зябко поежившись, я натянула одеяло, будто это могло помочь.

Но препятствовать я тоже не могу, равно, как не могу зацепить парня булавкой за свою юбку, чтоб постоянно под присмотром был. И к себе взять не получится. Нет, чисто технически очень даже получится, но прав отец — выше санитара Влад все одно не поднимется, а у парня неплохие мозги и жаль растрачивать их на мытье полов.

Я поднялась с постели, накинула халат и вышла из спальни.

И чего ты так нервничаешь, одернула себя, еще ничего не случилось он даже не начал работать, а ты уже не знаешь куда приткнуться! Да и вряд ли случится, ведь помимо отца рядом будут Эжен, Никита и четыре десятка вполне нормальных, адекватных и, что главное опытных мужиков. Где надо придержат, где надо осадят. Неужели весь отдел не сможет уследить за одним глупым стажером? Да и сам Влад далеко не дурак, раз сумел дожить до своего возраста, так что несколько месяцев на службе вполне сможет продержаться, а большего не требуется. До вольной остается чуть больше полугода, а после… После он получит документы и пойдет своей дорогой. Он своей, а я своей, так, как хотелось, и надобность переживать отпадет. Только вот почему маетно на душе и сердце тоскливо заныло, будто нет у меня уже никакого времени… Да нет, чушь это! Спать чаще надо, тогда и сердце болеть не будет! Черта с два не будет.

Занятая спором с собой я слишком поздно поняла, что заявилась в соседний номер. Не за надобностью, а по привычке. Раз проснулась ночью, то обязательно нужно сходить посмотреть, как он там, не нужно ли чего, только теперь подумав, что вламываться в комнату мужчины посреди ночи, даже если этот мужчина твой по праву, не совсем удобно и может быть превратно истолковано. Превратно истолковано? Доктор! Что за бред вы несете? Кем истолковано? Владом? На вас плохо действует перемена места, раз вы вспомнили о неудобном. На станции вас не особо останавливали подобные мысли, когда вы вскакивали посредь ночи проверить парня, и они не останавливали, когда забравшись под его одеяло, обнимали, успокаивая перепуганного кошмарами мальчишку. И уж того более не заботили вас досужие мнения, когда он сам приползал измученный теми же кошмарами.

Ну что, так и будешь мяться в коридоре или все же проверишь его, раз притащилась и пойдешь спокойно спать, иронично вопросила я собственную нерешительность.

В гостиной тихонько лопотал телевизор, забытый Владом. Вот ведь охламон, мог и на таймер поставить, если так уж необходим эффект присутствия. Может, он был прав, настаивая на одном номере? Все же бедняге пока тяжело оставаться с собой один на один. Еще повезло, что у него психика крепкая, а то свет в спальне мог стать его постоянным спутником на долгие годы.

Я провела ладонью по выключателю, пуская над полом дорожки света, поостерегшись включать верхний свет — слишком ярко, а этого как раз хватит заглянуть в темную спальню, не разбудив хозяина. Зря старалась. В спальне никого, только разворошенная измятая постель. Потрогала простыни — холодные. Он ушел как минимум двадцать минут назад, а как максимум… время не ограничено. Для очистки совести заглянула в ванную, уже зная, что никого не обнаружу, кроме… правильно, кроме брошенного на пол мокрого полотенца. Нет, пора все-таки Влада бить за эти полотенца, сколько можно говорить об одном и том же? Я вздохнула и, подобрав с пола сырую тряпку, развесила на бортике ванны.

Вернувшись в спальню, включила свет, рассеянно оглядываясь и не зная, начинать беспокоиться или повременить. Конечно, мои предположения, высказанные отцу преимущественно из вредности, о возможном побеге не выдерживали никакой критики. Как уже было отмечено, Влад далеко не дурак и решись на подобное, непременно прихватил бы свои вещи. И не из черной неблагодарности вкупе с криминальными наклонностями, а по более прозаическим и хозяйственным соображениям. А вещи вон они, с непривычной для Влада безалаберностью вываливаются из шкафа. Что бы понять, что подвигло парня на незапланированную прогулку не надо иметь квалификацию сыщика, а небольшое количество мозгов.

Судя по состоянию постели, ему опять приснился кошмар, привычный, почти родной и Влад, помня, что он мужчина, а не нытик какой не стал беспокоить меня по столь незначительному поводу, надеясь справиться с растрепанными нервами испытанным способом. Но, видимо, душ ожидаемого эффекта не принес, и Влад все же решился на променад, тем более ограничения в свободе отпали вместе с полученным ключом. Только бы ему не предложили ничего спиртного в местном баре. Воздействие на Влада алкоголя оставалось для меня тайной, случая исследовать его в данном состоянии не выпадало, а намерено спаивать парня только для того, что бы посмотреть, что из этого выйдет, по меньшей мере, безнравственно. И где теперь бродит мое перепуганное имущество остается только гадать. Хоть бы он по своей излюбленной манере, в какие неприятности не вляпался. Нет, беспокоиться все же надо. Первым порывом было вскочить и бежать искать, но вот куда!? Пробежаться по всем пляжам и кафе побережья с вопросом, не видал ли кто высокого красивого брюнета с серыми глазами и скудной наличностью в тридцать кредов? Ага, давай-давай! Особенно твоя перекошенная рожица будет уместна, если он спокойно сидит в ближайшем кафе. Вперед, опозорь парня, что б он зарекся делать что-то самостоятельно, осадила я себя. А если так уж на месте не сидится и душа требует свершений, стоит для начала наведаться к портье и поинтересоваться, когда именно он ушел и тогда уже решать просто паниковать или поднимать в ружье полицию, спецназ и береговую охрану с военно-воздушными силами. Но это все чуть позже, для начала нужно одеться, не шастать же по отелю в халате. Я погасила свет и вернулась к себе.

…Песчаный пляж давно закончился, и под ногами тихо шуршала галька. Влад бережно поддерживал спутницу под локоток, рассеянно слушая ее веселый щебет, и вглядывался в темноту, недоумевая, откуда здесь взяться горам, если никаких гор он не видел. Задавать мучивший его вопрос мужчина не стал, не желая показаться невеждой, если те самые горы все же есть, рассудив, что Элла пробыла на этом курорте гораздо дольше, и, соответственно, знает лучше. А потом в голову пришла забавная мысль, и Влад едва удержался, чтобы не фыркнуть. А мысль действительно была смешная, что его похищают с целью… ну, не посуду помыть это уж точно. Впрочем, мужчина был не против подобного похищения.

А ну успокоился, прикрикнул он на себя, тоже мне, юнец сексуально озабоченный! У девушки, небось, и в мыслях ничего подобного нету, она просто гуляет с понравившимся парнем, а ты слюни распустил от несбыточных мечтаний. Как там Ника говорит о подобных клинических случаях? 'У каво чаво болит, тот о том и говорит'? И вовсе оно не болит, попытался гордо откреститься Влад от очевидного, впрочем, самому себе не особенно веря.

— Мы пришли! — весело возвестила Элла, вклиниваясь в его мрачные размышления. Влад едва удержался от закономерного вопроса — куда, если ожидаемых гор так и не видно. — Дай мне рюкзак.

Девушка сунула руку в поданный рюкзак, слепо шаря в бездонных недрах.

— Ага, вот он! — обрадовано возвестила Элла, вытаскивая продолговатый предмет и разъясняя, — Без фонарика никак, там ступеньки крутые.

Влад порадовался, что удержался от вопросов, иначе было бы очень стыдно, а он действительно забыл, что пещеры бывают не только горные, но и подземные. Наши мозги до отказа забиты стереотипами, припомнились Анины рассуждения, и стоит лишь забрать у них любимую игрушку, как мы мигом оказываемся в глухом тупике. Вот и у Влада пещеры ассоциировались только с горами, где располагались те самые рудники, до сих пор являвшиеся в многочисленных кошмарах. Воспоминания о рудниках снова испортили настроение, а мощный луч фонаря, выхвативший из темноты истертые каменные ступени, вырубленные прямо в земле и теряющиеся во мраке, чуть не заставил Влада малодушно развернуться и бежать отсюда со всей возможной скоростью. Пришлось напоминать себе, что он мужчина, а не какая истеричная девица и не приличествует мужчине являть трусость, особенно в присутствии девушки. Да и чего ты так разнервничался, это не горы, это под землей и это совсем другие пещеры! Может все и обойдется? Очень уж не хочется позориться перед этой смешной девчушкой беспричинным страхом.

— Ну, что — идем? — Элла с любопытством рассматривала помрачневшего спутника. Ничего похожего на недавнюю зверскую маску на его лице не появлялось, но он все равно напоминал натянутую струну. Интересно, отчего. Вот бы расспросить, да разве ж ответит? Отшутится, скорее всего, и ничегошеньки она не узнает. Такие люди не откровенничают с первым встречным. Оп, струна ослабла, и мужчина снова стал таким, каким она увидала его в кафе. Какая завлекательная загадка, разобраться бы…

— Идем, конечно, — кивнула завлекательная загадка, нагло отбирая фонарик и укладывая девичью ладошку на свой локоть, смело шагнула вперед, светя под ноги.

Вопреки ожиданиям воздух в пещерах был сухим и теплым, кое-где даже чувствовался сквозняк, что говорило о близких отдушинах, выходящих на поверхность. Шорох шагов теснил тишину, взмывал к изломам каменных сводов, метался по стенам, рождая первобытный страх перед неизведанным. Даже Элла, по ее словам бывавшая здесь не раз, и то пугливо жалась к мужскому плечу. Это придавало значимости и рождало безрассудную смелость защитника, заставляя напрочь позабыть о собственных надуманных страхах. Влад смешил девушку анекдотами, слышанными от друзей полицейских, тщательно выуживая пристойные, что было не так уж просто. Последняя ступенька лестницы оказалась выше предыдущих, и Влад едва не клюнул носом, сбившись с привычного шага, чудом удержав равновесие.

— Вот так с ней всегда, — пожаловалась Элла, имея в виду лестницу, — все время забываю об этой чертовой ступеньке! И как здесь еще никто ноги не переломал!

— А может, это специально сделано, что б стрясти с отдыхающих лишние деньги за медицинские услуги? — предположил Влад.

— Не знаю, как медицинские услуги, а вот судебный иск они когда-нибудь точно стрясут, — вполне серьезно ответила она.

— И где хваленые пещеры? — поинтересовался мужчина, водя фонарикам по близкой серости стен.

— А сейчас немного пройдем по коридору, свернем направо и увидишь, — пообещала Элла. — С фонариком ходить непривычно. Днем, когда народу много, то свет включают, так что смотрим внимательно, а то промахнемся, будем всю ночь бродить.

До поворота оказалось действительно недалеко, с десяток метров. Влад прилежно светил на правую стену, чтобы не пропустить обещанный поворот. Напрасно боялся, они не пропустили бы его даже иди без фонаря. Неяркий желтый всполох, словно от далекой грозы осветил проем и Влад щелкнул кнопкой, гася ненужный фонарь.

Огромный каменный зал завораживал величием и природной красотой. Мелодичными колокольчиками перекликались капельки воды, сбегая по крутым бокам сталактитов. Эхо подхватывало звон, разнося и множа, и казалось, сам воздух состоит из серебристого перезвона. Под их музыку по стенам и потолку, сплошь усеянных неизвестными Владу кристаллами пробегала световая рябь, волнами меняя цвета. От вполне привычного глазу спектра, до невероятных, едва уловимых оттенков, причудливым узором отражаясь на блестящих известковых сосульках.

— Сколько хожу сюда, столько и удивляюсь, — восторженно выдохнула Элла.

— Ага, — только и смог выдохнуть Влад, наблюдая за переливами. Не удержавшись, потрогал бок ближайшего сталактита. Бок оказался прохладным, гладким и влажным.

Захваченный исследовательским интересом подставил ковшик ладони, под острие каменной сосульки, ловя капельку. Ладонь чуть слышно пахла йодом, а на вкус оказалась соленой.

— Мы под морем, — с удовольствием объяснила Элла, наблюдая его удивление, — вот она и соленая.

— А сколько здесь залов? — поинтересовался Влад, памятуя, что пещеры упоминались во множественном числе.

— Около пятидесяти, и это только те, что исследованы и не затоплены, — с видом заправского гида просветила Элла, — а еще здесь есть подземное озеро. Хочешь посмотреть?

Не дожидаясь согласия, девушка схватила его за руку и уверено потащила через анфиладу залов. Какие-то были совсем крошечные, а некоторые по длине и размаху вполне соперничали с первой пещерой. Они нырнули в неровный пролом и оказались в кромешной темноте. Выпрямляясь, Влад едва не выматерился вслух со всего маху встретившись затылком с потолком, аж круги перед глазами заплясали. Вскинув руку, ощупал затылок на предмет крови. Нет, не рассек, а вот шишка будет. И приличная. Пришлось срочно пригнуться, нашаривая фонарик. Некоторое время они пробирались по узкому проходу, где идти можно только друг за дружкой, все больше пригибаясь из-за понижающегося свода. Последние метры Влад преодолевал почти на четвереньках. Одно радовало — сбиться с пути они не могли при всем желании, от туннеля не отходило ни одного рукава. За очередным поворотом, кажется, пятым по счету коридор кончился, и они выскочили зал, Влад с удовольствием выпрямился в полный рост. Кристаллы присутствовали и в этой пещере, но в отличие от больших залов огоньки, вспыхивающие на стенах, едва теплились затухающими углями костра.

— Ты фонарь не выключай, — посоветовала Элла, — здесь почти никто не бывает, поэтому пол не приводили в порядок и он неровный.

Пройдя вперед, свернули, повинуясь плавному изгибу стен и, Влад в который раз за последние полчаса задохнулся детским восторгом, совсем не подходящим такому мрачному типу, как он. Это стоило ушибленного затылка и пробежки на карачках. Это стоило многого.

В обрамлении мрачного камня, слабо подсвеченного настенными кристаллами, правильным овалом разлилось подземное озеро с идеально ровной гладью, искрящейся мягким голубоватым сиянием, пробивающимся со дна.

— Представляешь, она всегда теплая, — кивая на воду, поведала Элла, — градусов двадцать.

— И пресная? — уточнил Влад. Кожа тут же напомнила неприятным зудом, что с нее так и не смыли морскую соль после последнего купания.

— Ага. Искупаемся? — предложила Элла.

И, подавая пример, быстро скинула с себя одежду, оставшись почти в таком же микроскопическом купальнике, уже вгонявшем Влада в краску несколькими часами ранее. Элла не стала дожидаться замешкавшегося кавалера, вошла в озеро, сразу же погрузившись с головой. Влад стоял на берегу, наблюдая за плавно скользящим у самого дна девичьим силуэтом, размышляя, стоит или нет, а потом, махнув на здравый смысл, возможный недостаток выдержки и еще кучу разных глупостей торопливо разделся и, кинув одежду поверх девичьей, нырнул следом.

Влад всплыл на поверхность и, перевернувшись на спину, раскинул руки, размышляя о странностях длинного дня и не менее удивительной ночи. Голова, начавшая болеть после удара, успокоилась, позволяя насладиться тишиной. Рядом бесшумно вынырнула Элла и, повторив его позу, уставилась в потолок, думая о чем-то своем. За время купания они едва перекинулись парой слов, за что мужчина был ей крайне благодарен. Меньше всего сейчас хотелось разговаривать и отвечать на вопросы.

— Наверное, пора выбираться, — задумчиво подал голос Влад, не отрываясь от созерцания узоров потолка.

— Да, пора, — согласилась Элла, и не думая двигаться.

— У нас скоро ласты вырастут, — предположил Влад.

— И жабры, — подхватила девушка, — и мы останемся здесь жить на веки вечные.

— А что мы будем есть? Здесь хоть рыба водится?

— По-моему — нет, — разочаровали его ответом.

— Тогда мы очень быстро помрем с голоду, — вынес он вердикт.

— Н-да, это неприятно.

— Значит, выбираемся, — подвел итог Влад, и, перевернувшись, взял девушку на буксир, поплыл к берегу. После теплой воды воздух показался обжигающе холодным.

— Там в рюкзаке полотенце, достань, пожалуйста, — клацая зубами от холода, попросила Элла.

Влад только кивнул, опасаясь раскрывать рот, чтобы она не услышала, что его зубы выбивают не менее звонкую дробь. Вытряс из рюкзака полотенце, больше походившее на махровые простыни, как в ванной его номера. Встряхнул, расправляя, и накинул на Эллу, укутав девушку с головы до ног, даже нос наружу не выглядывал. Отойдя подальше, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь расслабиться, в данной ситуации единственный способ как-то согреться. Чем больше напрягаешься, тем больше дрожишь. Еще не хватало, чтоб девушка делилась с ним полотенцем. Одним на двоих.

Конечно, знай она точно, кто он на самом деле этот вопрос и не встал бы даже, а так… черт его знает, что ей в голову взбредет.

Короткими движениями потер озябшие плечи. Согреться не согрелся, но хоть видимость создал, тихо радуясь, что в пещере достаточно темно и Элла не заметит пресловутого дизайна на его спине. Все-таки права Аня, что не потянула его на общий пляж. При всей своей гордости, приходится признавать — хозяйка опять сделала все, как должно. И если отбросить эгоистичные подозрения, что сделано это непременно из жалости к нему, становится понятно, только для ее собственного хозяйского спокойствия. Влад взъерошил мокрые волосы, раздумывая, вытереться собственной рубашкой или все же потерпеть еще чуть-чуть, пока обсохнет, но одеться в сухое.

— Эй, Влад! — парень оглянулся через плечо, разглядывая махровый столбик.

Столбик пошевелился и из складок высунулся насмешливый нос.

— Я, конечно, ценю твою деликатность, — важно заявили из махровых складок, — но полотенце большое и его вполне хватит на двоих! Поди сюда, а то если ты замерзнешь вусмерть, я себе этого не прощу!

— Спасибо, мне не холодно, — отказался Влад, понимая, что приближаться к девушке, а уж более того лезть к ней под полотенце лишнее, поскольку от выдержки осталось… да в общем-то ни черта от нее не осталось!

— А зубы у тебя от 'не холодно' стучат? — проявила она любопытство.

Влад не стал спорить, что зубы у него совсем не стучат, мучительно думая, что нужно поскорее убираться отсюда, почти физически ощущая напряжение, наполнившее пещеру. Напряжение висело в воздухе, потрескивая грозовыми разрядами, только тронь и сметет лесным пожаром. И останется ли кто после этого еще вопрос. Собрать вещи и убираться, напомнил он себе, одеться и на улице можно. Это сейчас девушка рассматривает то, к чему они так аккуратно подходят и что обязательно случится, если Влад не уйдет, как захватывающее приключение, но не думает, что будет утром. Ему-то что, а вот она вполне может почувствовать себя обманутой.

— Ну, не хочешь, я сама подойду, — пригрозили ему.

Влад обернулся, собираясь высказать все надуманное вслух, не успел. Девушка шагнула с плоского камушка, на котором стояла и, конечно же, запуталась в складках полотенца. Отбросив свои мудрые мысли, мужчина прыгнул вперед, едва успев подхватить. Она, уцепилась за его плечи, ткнувшись носом в грудь.

— Ой!

— Да что ж ты делаешь, — внезапно охрипшим голосом проворчал он, — а если бы ногу подвернула?

— Ты бы меня вынес на руках, — с улыбкой в голосе проговорила она, щекоча кожу горячим дыханием.

— Вот еще! Делать больше нечего!

— Ах, да, я забыла! Ты же негодяй и не будешь опускаться до спасения глупых девиц, — усмехнулась она и легонько потерлась щекой о его грудь.

— Да, я такой, — со всей возможной серьезностью согласился он, вдыхая ее пьянящий запах и чувствуя, как тягучие жаркие волны, растекаются по телу от каждого ее прикосновения. Нужно срочно что-то делать, иначе будет поздно. Точнее, уже почти поздно.

— Элла…

— Что? — она вскинула голову, заглядывая в глаза с обезоруживающей прямотой, не оставляющей сомнений.

— Ничего, — прошептал он, проводя кончиками пальцев по ее щеке, посоветовав здравому смыслу заткнуться и не рыпаться.

— Совсем ничего?

Влад усмехнулся и, наклонившись, не стал отвечать, да и не смог бы при всем желании, занятый гораздо более приятным делом, чем разговоры, с упоением целуя мягкие податливые губы.

Хриплое, прерывистое дыхание, нетерпеливые руки, скользящие по телу, горячечный шепот, едва касаясь губами маленького ушка, украшенного затейливыми сережками и мимолетный страх забыться и сделать больно. Завязки мокрого купальника, никак не желающие развязываться, который Влад, отчаявшись, чуть не разорвал, потом лишь догадавшись, что вовсе не обязательно сражаться с завязками, а просто стянуть мешающие тряпочки.

Остатки здравого смысла заставляли не спешить. С женщиной спешить нельзя, ее нужно ласкать, терпеливо раздувая пожар, осторожно касаться губами шеи, спускаясь ниже поводить языком по напряженным соскам, заставляя блаженно выгибаться, целовать живот и гладить восхитительно нежную кожу бедра, чувствовать, как сжимаются на плечах ее пальцы, царапая спину ноготками.

Прочертив быструю дорожку поцелуев, вернулся к губам и тут же почувствовал ее ноги на своей талии. Она торопила, постанывая и легонько прихватывая зубами его плечо. Влад вошел в нее с нежной осторожностью. И еще раз испугался, что ей тяжело, оперся на руки, едва не зарычав от впившегося в локоть острого камушка. Черт! Не отпуская свою разгоряченную добычу, перекатился на спину, застыл на мгновение, в восторге любуясь открывшимся видом. А потом все посторонние мысли вылетели из головы, оставляя лишь всепоглощающую страсть, водоворотом затягивающую двоих на самое дно. Движения стали резки, порывисты и глубоко плевать, что камни царапают обнаженную кожу, что ее ногти впиваются в плечи и, скорее всего, останутся следы, которые после придется объяснять. Не существовало никакого 'после', только здесь и сейчас!

Долгий протяжный стон разорвал тишину, заблудившись в лабиринтах каменных переходов, и девушка, гибко выгнувшись, откинулась на его согнутые колени.

Отдышавшись и немного придя в себя, вспомнил о больной спине. Очень уж не хочется, что бы приятное приключение закончилось очередным приступом. Так что пришлось собирать себя, отлеплять от камней и перебираться на кое-как расстеленное полотенце. Элла, свернувшись калачиком, уютно устроилась под боком, уложив голову на его плече.

— Ты знаешь, — задумчиво проговорила она, Влад встрепенулся, оказывается, успел задремать, — я, кажется, начинаю в тебя влюбляться.

— Не стоит, — покачал головой мужчина. Только этого ему и не хватало!

— Я знаю, — вздохнула она, — глупо влюбляться в человека, которого видишь впервые в жизни и, скорее всего, больше не увидишь никогда.

— Глупо, — подтвердил Влад, поцеловав пушистую макушку и лукаво усмехнувшись, продолжил, приподнимаясь на локте и двумя пальцами шагая по ее руке, — зато я знаю, что не глупо.

— О, так ты не только негодяй, ты еще и маньяк! — обрадовано протянула она. — Страшшшный, ненасытный маньяк!

— Признавайся быстро — ты меня боишься? — замогильным голосом вопросил он.

— Хм… — Элла закатила глаза, делая вид, что раздумывает, — нет! Ай, щекотно же!..

Разговор с девушкой у стойки регистрации не принес никакого успокоения. 'Господин Романов ушел чуть позже полуночи. Насколько позже? Ну, не знаю… минут в пятнадцать первого, но в любом случае не позже половины. Когда закрываются кафе? К сожалению, кафе уже закрыты, они закрываются в три часа, но если госпожа желает, может пройти в наш бар, он работает круглосуточно'. Поблагодарив отзывчивую служащую, госпожа Романова ни в какой бар не пошла, а вернулась в свой номер, где рухнула в кресло, изо всех сил уговаривая себя не паниковать и отложить поиски до утра.

Ну и что, что его нет уже три часа. Гуляет парень. Ты же так хотела, чтобы он отдохнул, а как можно отдохнуть, когда постоянно находишься под наблюдением. Не бесись! Дай ему почувствовать себя человеком. Вернется он. Нагуляется и к утру вернется.

И почему, почему я до сих пор не снабдила Влада мобильным телефоном?! Так все было бы просто — набрала номер и узнала где он и не трепала себе нервы! Черт! Надо было хоть следящий маячок на парня прилепить, махонький такой, не больше пылинки, Влад бы и не заметил, что его можно отследить, а мне спокойнее.

Давай, давай! Гуманистка хренова, ты еще ядро ему пудовое на щиколотку подвесь, чтоб дальше сортира уйти не мог. За то, как удобно, скорость качественно понижается, на глазах постоянно и спокойствие изо всех щелей так и прет!

А если с ним что-то случилось? Не дай боже полезет ночью в море купаться. В одиночку и днем-то не рекомендуется плавать, а в темноте и вовсе что угодно может приключиться — потерял ориентиры, запаниковал, заплыл за линию прибоя или банально свело ногу. Может, ему помощь нужна, а я сижу здесь и…

И грызешь ногти, как последняя паникерша! Не тот это человек, что б вот так из-за глупости погибнуть. Его выдержки на десятерых хватит. Из пустыни пять дней выходил без еды и воды, и песчаной бури не испугался. И вышел, правда, немного не туда, но вышел же. К тому же он уже месяца три как поменял стиль плаванья а-ля топор на что-то более приемлемое, так что при случае сумеет продержаться. А раньше утра в море все равно соваться дело зряшное.

А если на него напали? То, что это элитный курорт совсем не гарантирует отсутствия любителей легкой наживы. Никто же не знает, что при парне сущие гроши. Подкрались сзади, ударили по голове…

Да-а-а, к такому подкрадешься! Такого ударишь! Одно можно гарантировать с уверенностью, это будут самые дорогие гроши, которые выпадут на долю незадачливых бандитов. Смотри, что б потом не пришлось в спешном порядке решать, один увлекательный вопрос — закопать в дюнах или утопить в море. Бесхозные трупы.

…Они вскочили почти одновременно, стряхивая с себя остатки дремоты. Элла, смешно насупленная и потирающая глаза, копалась в рюкзаке. Влад с интересом поглядывал на девушку, разделяя перепутанные вещи.

— Твою мать! — подытожила Элла свои поиски, глядя на засветившийся монитор телефона.

— Что случилось? — Влад подобрал ее вещи и подал их девушке.

— Ничего страшного, — она пожала плечиками, забрасывая мобильник обратно, и принялась одеваться, — уже полпятого, у меня билет на восемь, а я еще не начинала собираться.

— Успеешь?

— Конечно, — легкомысленно отмахнулась Элла, запихивая сложенное полотенце в рюкзак.

Они вышли в туманный серый рассвет, зевая и поеживаясь от утренней прохлады. Не хотелось даже думать, не то, что разговаривать, почти физически ощущая, как рвется хрупкая ненадежная связь.

Отметая все возражения, Влад все же проводил девушку до калитки, за которой виднелся небольшой уютный домик, окруженный цветущими кустами. Элла приостановилась и, повернувшись, положила руки на мужские плечи, приподнялась на цыпочки, одарила легким поцелуем. Никаких лишних слов и прощаний. Они друг друга поняли правильно. Улыбнувшись напоследок, вошла в скрипнувшую калитку. Влад постоял немного, наблюдая, как она бежит по дорожке. И только когда за ней закрылась дверь, мужчина оттолкнулся от заборчика, на который опирался и побрел по дорожке очень скоро выведшей на главную аллею. Спустя десять минут он входил в холл отеля.

Незамеченным проскользнув мимо портье, без приключений добрался до номера. Приостановился у двери в смежный номер, прислушиваясь и не решаясь заглянуть. Тихо. Ни малейшего шевеления. Выдохнул, успокаиваясь, похоже, опасения напрасны, и хозяйка спокойно спала, не ведая, что имущество пропадало где-то ночь напролет. Оно и к лучшему, иначе пришлось бы объясняться, а он для этого слишком устал. Подремать за ночь удалось от силы полчаса.

Широко зевая, поплелся в спальню, на ходу стягивая куртку и не замечая, как уронил ее на пороге. Добравшись до кровати, рухнул, не раздеваясь, сквозь накатывающий сон, думая, что туфли надо было все же снять…

Да где же ты делся? Где можно бродить столько времени? Вот только приди! Я… я не знаю, что с тобой сделаю! Только приди! Приди живой и здоровый. Черт с ним, можно и не здоровый, мы все поправим, ты главное приди. Только бы ничего не случилось. Да что ж эта ночь никак не закончится!

Я подошла к окну и, распахнув створки, выглянула на улицу. Ночная темнота отступала, истаивая, с каждой минутой превращаясь в предрассветные сумерки. Я подожду еще полчаса, и если Влад не вернется… Боже, как тянется время. Прижав ладони к воспаленным от бессонной ночи глазам, отошла от окна и сделала то, чего не делала уже года три, порывшись в баре, нашла запечатанную пачку сигарет. Нервными пальцами вскрыла упаковку и не сразу выудила сигарету. От первой затяжки немного закружилась голова, но это быстро прошло. Я курила, наблюдая, как светлеет небо, уже серьезно обдумывая с чего начать поиски.

Щелчок замка в соседнем номере лавиной прокатился по звенящей тишине, заставив вздрогнуть и спешно раздавить в пепельнице очередную сигарету. Явился! Вот я тебе сейчас!.. Я подскочила и, пылая праведным гневом, рванулась к двери, но остановилась, уже держась за ручку. Конечно, я в своем праве ворваться к нему и устроить маленький тайфун с незначительными разрушениями… а смысл?

Выждав немного и заставив себя успокоиться, осторожно приоткрыла дверь. Стараясь не шуметь, пересекла гостиную и сунула нос в спальню, с намерением все же устроить разнос попутно разъяснив, что нехорошо исчезать на всю ночь не оставив даже записки. И замерла на полувздохе, мигом забыв, о чем сердилась. Полностью одетый Влад лежал поперек кровати и уютно посапывал, подмяв под себя подушку. Умаялся, заразина. Я хмыкнула, покрутила головой и, стащив с его ног туфли, укрыла бедолагу длинным концом одеяла.

 

Глава 17

Пробуждение было долгим и тяжелым, будто из черного омута выныривала. Голова, еще не поднятая с подушки, неприятно гудела, во рту ощущался противный привкус выкуренных сигарет. Это сколько же я их за ночь приговорила? Судя по ощущениям не меньше пачки. Пару таких ночей и меня можно смело сдавать в психушку.

Усилием воли разлепила непослушные веки и покосилась на часы. Полдень. Что-то я сегодня… Интересно, Влад уже поднялся или продолжает дрыхнуть после бурной ночи? Ох, и получит он у меня за такие прогулочки! Я до хруста потянулась, намереваясь немедленно отправиться проедать плешь непутевому подопечному, за то, что у меня несчастной полбашки поседело, пока его дождалась. Я рывком села в кровати, чтобы тут же со стоном повалиться обратно. Разобиженная подобными скачками голова возмутилась тупой болью.

Рассматривая узоры потолка, набиралась мужества для второй попытки подняться, попутно выстраивая коварные планы мести, а потом проснулись здравомыслие на пару с совестью и настоятельно напомнили, что все случившееся следствие моей собственной ошибки. Точнее нескольких. Так что нечего свою вину на других перекладывать! Давно пора купить ему мобильник, и это первое, что должно было сделать в порту, а не строить глазки Кречету и придаваться мрачным воспоминаниям. А еще объяснить парню простейшие правила самостоятельных прогулок. Задерживаешься — сообщи насколько и где. Меня вечно сбивает с толку его возраст, я забываю, любая ситуация выходящая за рамки привычной требует дополнительных разъяснений и инструкций.

Конечно, следует его отругать, что зная номер моего телефона, не позаботился прислать хоть коротенькое сообщение, что все в порядке. Даже ребенок знает, для этого можно воспользоваться терминалом любого кафе… Черт! Опять о том же! Любой ребенок ТВОЕГО мира знает. Когда ты себе это в башку вдолбишь? Твой мир и его мир, это не просто разные планеты, времена разные! Любой ребенок сызмальства знает, что такое раковина и как ею пользоваться, а Влад впервые увидел полгода назад! Так что не за что парня ругать и недовольство свое высказывать, он и без твоего вмешательства себя достаточно качественно изведет, когда проснется, выдумав с десяток кровавых наказаний, которые незамедлительно будут на нем испробованы. Он бы уже вчера начал, если б так не устал. Небось, сам перепугался, когда осознал, насколько затянулась прогулка…

Я все-таки поднялась, стараясь удерживать голову прямо, кое-как расправила постель и поплелась в душ. Как себя вести? Ругать нельзя, в этом я уже себя убедила, а вот дальше что — непонятно. Я рассеянно перебирала варианты, забраковывая один за другим пока мылась, одевалась, пила таблетку от головы и дожидалась заказанный кофе. В гостиной все еще стоял запах табачного дыма, я настежь распахнула окно, с удовольствием вдыхая утренние запахи.

Горьковатый напиток прогнал из головы досаждающую муть, и решение пришло само собой. Все свести к шутке и успокоить, а уж потом объяснять, что волновалась и как правильно поступать, если задерживается. Да, пожалуй, так будет правильно. Только не квохтать перепуганной курицей под дверью, дождаться, пока сам решится придти, а то еще, не приведи боги, решит, что я это из жалости. Он же гордый и скорее удавится, чем жалеть себя позволит.

Вернувшись к телефону, вновь набрала службу доставки и заказала легкий завтрак и ноутбук с джи-модемом. Сейчас свяжусь с Никой и попрошу, чтоб она мой, стационарный, к сети подключила. Не бездельничать же, дожидаясь, когда мое чудо проснется…

…Влад ненавидел утро, особенно, когда его будил голод. Не спеша открывать глаза перевернулся на спину, чуть поморщившись, от соприкосновения подушки с ушибленным затылком. Впрочем, ночь того стоила, блаженно потянувшись и ощутив приятную тяжесть рассудил он.

Как все же хорошо, что, несмотря на бессонную ночь, проснулся раньше Ани! Так, сейчас встать, быстро принять душ и заказать завтрак.

Ощущение надвигающейся катастрофы накрыло жаркой волной, стоило открыть глаза и посмотреть на часы. Половина второго! Теперь понятно, отчего так есть хочется. Впрочем, уже не хочется. Ох, сомнительно, что Аня еще спит! И в то, что к нему не заходила, так же верится слабо. И почему он вчера не подумал, когда красовался перед Эллой, что Аня не одобрит его похождений!? А то, что не одобрит, почему-то сомнений не было. Мало того, что прошлялся где-то всю ночь, с девушкой связался без позволения, так еще и продрых полдня! Ну чего стоило попросить у Ани разрешение провести ночь с девушкой? Хозяйка не отказала бы в такой малости! Нужно обязательно попросить, хотя вряд ли еще раз решится на подобную прогулку, но все равно попросить. О том, что его просьба для Ани прозвучит, мягко говоря, абсурдно Влад, занятый паническими мыслями, не задумывался.

А может еще есть шанс все скрыть? Не пойман же — не вор! Надо ей сказать, что приснился кошмар, а потом не смог заснуть и не стал ее будить, ведь она так устала, и пошел гулять, а потом… а потом он заблудился! Да, заблудился! В это Аня должна поверить. С ним вечно что-то случается, и заблудиться вполне в его духе.

Успокоенный этими мыслями, принялся заправлять кровать, попутно размышляя над своей странной паникой. Он уже давно никого и ничего не боялся. Он заставил себя разучиться бояться еще в сопливом детстве, когда до него дошло, что в компании со страхом не выжить. Научился слушать инстинкт самосохранения, опасаться, просчитывать последствия, но не бояться! Даже боли не боялся, не любил, выкручивался, стараясь избежать, но если не выходило, с терпеливым спокойствием принимал наказание. И Аню постоянно смущал вопросами о возможных карах не из страха, а чтобы знать, к чему готовиться. А сегодня вот испугался. И не того, что будут ругать или еще чего похуже. Да нет, про 'похуже' он, конечно, загнул. Ни разу за время знакомства она не позволила себе ничего более смешного подзатыльника и сейчас вряд ли отступит, но как посмотрит и что подумает, это волновало. Он до дрожи боялся, заглянув в ее глаза натолкнуться на неодобрение, отчуждение и холодность, боялся потерять единственного человека, которой почти научился доверять.

Примостив последнюю подушку, разгладил несуществующую складку на покрывале, поплелся в ванную. Что лучше душ или ванна? Душ оно приятно, но ванна дольше и это хороший повод потянуть время. Минут на двадцать. Не смотреть в глаза, не отвечать на вопросы.

Влад оперся ладонями о каменную полку у раковины, разглядывая свое отражение в большом зеркале. Бледная помятая физиономия с вылезшей за ночь темной щетиной, взъерошенные волосы, красные глаза… черт, в таком виде только в огороде стоять ворон отпугивая. Покачав головой, поскреб щеку, с этим справится проще всего — пена, бритва и все дела. А вот с глазами будет посложнее. Ванна или душ? Может, все еще не так безнадежно? Расстегнув рубашку, стянул ее с плеч, застыв в изумлении, а когда смог дышать длинно от всей души выругался, не заметив, как рубашка выскользнула из ослабевших пальцев. Плечи и, Влад чуть обернулся, и спину покрывали длинные царапины, чуть ниже шеи след от зубов, а на груди подозрительный синяк! Досадливо поморщившись, Влад потер пальцем царапину, будто ее можно стереть таким незамысловатым способом. Царапина никуда не делась. Такое не спрячешь. Последние надежды оправдаться растаяли. Выбора между ванной и душем больше не вставало. Толку оттягивать неизбежное в угоду собственной трусости.

Встав под душ, выдавил немного геля на ладонь и осторожно намылил пострадавшие плечи. Нет, конечно, можно рассказать ту грустную историю, где от бессонницы бродил по парку, можно даже придумать, как оступился и завалился в колючие кусты, расцарапал спину и плечи, заполучив синяк. История удобная и даже шишку на затылке объяснит, но как к ней прилепить укус, его-то не с чем не спутаешь? Что, завалившись в кусты, наткнулся на бешенного отдыхающего, коим и был незамедлительно покусан? Бред? Не сказать больше! Запрокинув голову, подставил лицо под теплые струи. Вода приятно шелестела, убаюкивая растревоженные нервы. Действительно, чего так переполошился!? Будто впервой правила нарушать! И совсем ни к чему ей все рассказывать, просто промолчать, а если Аня ночью к нему заходила, то сама все расскажет, где он был, сколько, кто он такой есть и откуда взялся, ему только и останется, что стоять и раскаяние демонстрировать. Оно, безусловно, неприятно, но деваться-то все одно некуда. Вот только царапины эти и укус… Ну и что — царапины! Подумаешь! Их одеждой прикрыть, главное, чтоб на пляж не потащила. Хотя, после его выходки о пляже, равно как и о других прогулках можно спокойно забыть. Обидно, но сам виноват!

Почувствовав, что успокоился достаточно, чтоб предстать пред грозные Анины очи, перекрыл воду и пробежался пальцами по кнопкам, в поисках функции фена, которую заприметил еще вчера. Отыскав нужное не скупясь, выставил температуру, что б волосы поскорее просохли, и чудом удержал рвущийся из глотки вой, когда его со всех сторон обдало волнами обжигающе горячего воздуха. Черт, черт, черт! Почему никогда на этих долбанных приспособах не пишут, как оно работает! Будто все обязаны знать, что оно со всех сторон, а не только голову! Так же и поджариться недолго! Ругаясь сквозь стиснутые зубы, кое-как установил температуру возможную для жизни. Зато обсох и не надо никакого полотенца, которое почему-то забывает развесить для просушки. Полотенце потом отвратительно воняет залежалой тряпкой, а Аня ругается, на чем свет стоит.

Влад придирчиво и долго перебирал вещи, решая, что надеть. Как оказалась ни одна рубашка не прикрывала гадский укус, так и норовящий показаться из-за наглухо застегнутого ворота. Еще есть белая майка, его скрывающая, но оставляющая на обозрение плечи, мало того, сквозь белизну ткани просвечивал синяк. Выбор остановился на черной майке с высоким горлом, голубой джинсовой рубашке с длинными рукавами. Смотрелось хорошо, скрывало все, что необходимо, единственный недостаток — жарко. Но это как-нибудь потерпит. Завершив наряд темными брюками, Влад еще раз оглядел себя и остался доволен. Пригладил пятерней волосы и коротко выдохнул. Все, можно идти сдаваться.

Соседний номер встретил тишиной, только слабый сквозняк лениво шевелил легкую занавеску. Влад крадучись пересек гостиную и заглянул в приоткрытую дверь спальни. Пусто. Наверное, ушла на пляж или еще куда, отдыхать же приехала, а не за ним, Владом, бегать. И что теперь делать? Страх и панику сменила странная обида, будто его обманули в лучших чувствах. Остановившись посреди комнаты, еще раз огляделся, будто Аня могла прятаться за креслом. Комната, как комната. В узком лучике, проникающем меж задернутых штор, плясали пылинки, потянув носом, мужчина слегка нахмурился. В воздухе чуялся отголосок запаха, которого здесь быть не должно. Запах почему-то показался мужским и тревожным. Не одеколон, нет. Что-то другое. Вот когда пожалеешь, что ты всего лишь человек и природа обделила тебя собачьим нюхом. Только бы ничего не случилось! Боже, никогда в тебя не верил, полагаясь на себя, но, боже — пронеси! Невнятное движение за окном заставило подобраться. Влад замер, прислушиваясь, сразу вспомнился Кречет. Чутье, всегда предупреждающее об опасности, молчало. Что, однако, не позволяло пренебречь осторожностью. Если там кто-то чужой, он отсюда не уйдет и Влад приложит к этому все возможные усилия. Никакого героизма, как любит выражаться Аня, и никакого страха, только жизненная необходимость.

Бесшумно приблизившись к окну, подцепил занавеску кончиком пальца, осторожно отодвинул, выглядывая в щелку… Ну, конечно, откуда здесь быть опасности — вытянувшись на жестком ложе шезлонга, лежала Аня с полушлемом компьютера на голове. Сдвинутый визор прикрывал один глаз, а воздухе висела проекция клавиатуры. Съехавший подол длинного платья открывал изящные скрещенные щиколотки. Тонкие пальцы левой руки касались несуществующих клавиш, а другой она что-то передвигала в невидимом Владу виртуальном пространстве.

Вся смелость враз куда-то подевалась. Влад нахмурился, покусывая губу не решаясь ни переступить порог, ни тихонько уйти.

— Отоспался, гуляка? — не отрываясь от своего занятия, вполне дружелюбно поинтересовалась Аня.

— А… я… д-да… — только и смог выдавить Влад.

— Ты проходи, проходи, — ее тон показался подозрительно ласковым, аж мурашки по спине побежали.

— Я лучше пойду, — набравшись нахальства, проговорил он, — не хочу мешать.

— Нет уж, будь добр — погоди минуту. Я уже заканчиваю.

Болезненно скривившись, что попытка улизнуть провалилась, перетащил себя через подоконник, чувствуя, как все холодеет внутри. Она все знает и во сколько пришел и когда спать лег, поэтому и не будила. И как теперь быть? Вон, даже не повернулась, когда пришел. Сердится. Точно наказывать будут.

Аня взмахнула рукой, убирая проекцию, сдернула шлем, встряхнула головой, расправляя волосы.

— Ну, и где ты гулял? — мягко спросила она, садясь и поворачиваясь к нему, небрежно бросив шлем на пол.

— Я? А я в парке… — Влад даже рукой махнул для убедительности, показывая, где парк, мимолетно стрельнув глазами — поверила ли. Слушает внимательно, даже подбородок кулаком подперла, черт его знает, но все же решил продолжать, — Мне… мне кошмар приснился, и я заснуть не мог. Я гулял, а потом заблудился… там темно было…

Черт! Неправильно начал, ох, неправильно! Кто ж сразу оправдывается, еще и заикается, через слово!

— Влад, ну-ка, посмотри на меня.

Он поднял голову, изобразив всю честность вселенной, посмотрел ей в глаза. Придется доигрывать, раз уж начал.

— И чего ты так вырядился? — развеселилась она, глядя на его попытки извернуться.

— А что — плохо?

— Да нет, хорошо, — чуть улыбнулась Аня, — только не по погоде.

— Разве?

— Уж представь себе! Ты ж сваришься на такой жаре. Что случилось?

— Ничего, мне так нравится, — Влад независимо дернул плечом.

— Сколько я тебе говорила, что врать нехорошо? — строго поинтересовалась она.

— Много, — вздохнул изобличенный мужчина, — Ань, к чему все это? Если решила наказать, так наказывай уже, что ли…

— Да бог мой! С чего ты взял!? За что?

— Как — за что? — устало, хмыкнул он. — Ты отпустила пройтись, а меня не было всю ночь. Ты всю ночь не спала, я же вижу. У тебя тени под глазами и…

— Ну, спасибо! — возмутилась она, всплеснув руками. — Ты проявляешь не дюжий такт и обходительность, говоря девушке, как плохо она выглядит! Не стыдно?

— Стыдно, — не стал спорить Влад.

— Это радует. Да, я волновалась, что тебя не было всю ночь, спорить не буду. Я даже думала поднять на уши полицию и спасателей, если ты до утра не вернешься. И я тебя очень прошу, нет, я требую, что б подобные отлучки были в последний раз! — каждое ее слово тяжелым камнем падало на растравленные нервы. — Я за тебя волнуюсь, я за тебя отвечаю, и еще одна такая ночь приведет меня прямиком в дурдом! Слышишь меня? Если ты уходишь так надолго, озаботься, пожалуйста, оставить записку или сообщать, где ты, если задерживаешься! В любом общественном месте — кафе, библиотеке, школе, даже сортире — для этого предусмотрены бесплатные терминалы, с которых можно послать текстовое сообщение на мой телефонный номер! Понял?

Влад кивнул, показывая, что понял, не решаясь открыть рот. Он и так уже наломал столько дров, сколько смог. А еще эта чертова жара, взмок, как мыша. Исцарапанные плечи неприятно саднили, так что все время хотелось почесать, но Влад не решался, боясь выдать себя.

— Вот и хорошо, что понял, надеюсь, больше мы к этому возвращаться не будем. И сними ты эту рубашку, жарко же.

— Мне не жарко, — возразил он.

— Вла-а-ад! Что ты там прячешь?

— Ничего я не прячу! — упрямился он. — Я оступился в темноте, упал в кусты и немного поцарапался. Ты же знаешь, какой я неуклюжий!

Аня, молча, подняла бровь, требовательно глядя на него. Влад поморщился, понимая, что не отстанет и все объяснения впечатления не произвели. Ну и что теперь делать? Хозяйка откинулась на спинку шезлонга, сложив руки на груди. Черт! Придется снимать, пока она сама не стянула с него эту клятую рубашку…

Интересно, чего он так нервничает? То, что история про кусты сплошное вранье, тут и думать нечего. Куда ж ты влез, горюшко мое? Если опять подрался, я с тебя точно шкуру спущу! Не хватало еще, что б сюда полиция заявилась, разыскивая шалопая. Да снимай ты, мать ее, рубашку, не заставляй меня это делать!

Влад исподлобья покосился на меня и медленно стянул рубашку, явив взору действительно исцарапанные плечи. Значит, полиция отменяется, слава богу! Я поднялась, с интересом разглядывая свежие царапины. Ага, так вот в чем дело!

— В кусты, говоришь, свалился? — стараясь скрыть усмешку, поинтересовалась я.

— Угу, — с готовностью подтвердил он.

— И как звали эти кусты? — небрежно полюбопытствовала я, с удовольствием наблюдая, как вытягивается его лицо.

Влад густо покраснел и отвернулся. Мне тоже была необходима передышка в разговоре, что б разобраться, что это так неприятно кольнуло где-то под сердцем. Что, доктор, жаба давит? Завидуете какой-то незнакомой девице, запросто отхватившей на ночь мужика, от которого и вы бы не отказались? Я!? Завидую!? Да не в жизнь! Тогда дело и вовсе труба — вы, доктор, ревнуете! Не ревную я, ну нисколечко! Значит, все-таки жаба. В любом случае, завидовать некрасиво и черт тебя дери, если не ты сама этого хотела и едва не в шею подталкивала парня к подобному приключению, а теперь, значит, придумала завидовать! И не забывай, ты имеешь прав на этого мужчину не больше, чем любая другая, даже меньше и ты это знаешь, так что имей совесть и завязывай ерничать ему и без тебя неуютно, вон бедняга совсем сник… Черт! Промелькнувшее подозрение заставило замереть. Это только расхожее заблуждение, что мужчина эдакий сексуально-озабоченный подвид хомо сапиенс, готовый к любовным подвигам в любом месте и состоянии. На деле зачастую выходит совсем наоборот, мужской организм в этом отношении штука хрупкая. Резкий звук, запах, неосторожно брошенное слово, могут привести к весьма плачевным последствиям. Если эта неопытная девица, не знающая, что оставлять свои метки на мужчине дурной тон, ляпнула ему что-то, я ей башку отверну, где бы она ни была! Мне еще этих проблем недоставало!

— Эй, что с тобой? — я осторожно дотронулась до его плеча, — Или у тебя что-то… не вышло?

— А? — парень вскинулся и удивленно оглянулся. — Нет, все в порядке.

— А если в порядке, то чего так дергаешься?

— Потому что ты не разрешала мне… — он запнулся на мгновение, — трахаться с девушками.

— Я, прости, не разрешала — что?! — несколько опешив, выдохнула я, борясь с желанием огреть его чем-нибудь по голове.

— Спать с девушками, — смягчив определение, буркнул он.

— Да ты знаешь, глухотой я как-то не страдаю и даже поняла тебя с первого раза, — тщательно подбирая слова, проговорила я, — но объясни мне, ради всех богов, какого хрена я должна тебе это разрешать и как, твою мать вперехлест через обе ноги, ты себе это представляешь?!

— Но ты же хозяйка, — терпеливо объяснил он, — и я…

— Та-а-ак, погоди секунду, — я подняла руки, останавливая его, не желая слушать очередные бредовые правила взаимоотношений рабов и хозяев. Да и пауза нужна, осмыслить эту чушь, — Влад, золото мое, давай кое о чем договоримся. Несмотря на то, что я твоя хозяйка, я не собираюсь диктовать тебе, когда и с кем заводить интимные отношения. Это только твое личное дело, но не забывай ставить меня в известность, если задерживаешься, что б я не волновалась. И еще. Если ты вздумаешь по возвращению перебрать все женское население станции, я тебе ноги повыдергиваю.

— Ань, это не требуется, честно. Это больше не повторится.

— Ты что, на узел завязал?

— Нет, — не сдержал смешок Влад. — Ты не сердишься?

— Не сержусь.

— Ты меня простишь? — все же уточнил он, недоверчиво вздернув брови.

— Прощу, конечно, — заверила я.

— Точно? — он впервые за утро улыбнулся.

А я про себя мрачно усмехнулась. Даже если б и не думала прощать, пришлось бы, за одну эту робкую подкупающую улыбку.

— Точно, — я легонько щелкнула его по носу, — есть хочешь?

— Очень хочу, — признался Влад.

— Иди, переоденься, а я пока заказ сделаю.

Когда парень вернулся, я как раз расплачивалась с официанткой за доставленный заказ. Девушка со скрываемым любопытством глянула на мое слегка ободранное сокровище, а я ощутила все тот же недостойный жабий укол. Но Владу было не до заинтересованных женских глаз, его взгляд был прикован к сервировочному столику, что значительно улучшило мое настроение.

Налив себе кофе я уселась в кресло, подобрав под себя ноги, наблюдая, как голодный мужчина с жадностью поглощает завтрак, попутно размышляя, что мне тоже не помешает легкий курортный роман. Но для этого необходимо ненавязчиво нейтрализовать моего спутника. Не хватит у меня безрассудства крутить романы у него на глазах и потом, как он среагирует, тоже вопрос. Да и генерала со счетов сбрасывать не стоит. Я, конечно, манией преследования не страдаю, но испытываю справедливые опасения, что 'старший брат' постарается следить за мой. И, подозреваю, через Влада.

— Знаешь, Влад, я тут подумала, — начала я предварять свою задумку в жизнь, — я, конечно, тебя прощу, но, в связи с тем, что из-за кое-кого, я не буду на тебя показывать пальцем, я не попаду сегодня на пляж, я считаю, что тебя все же необходимо проучить.

— Да? — рука с наколотым на вилку кусочком мяса застыла в воздухе.

— Да. Так что я вечером отправляюсь на танцы, а ты остаешься в номере.

— Но, Аня, это невозможно, — скроив несчастную физиономию, пробормотал он, откладывая вилку.

— Это еще почему? — насмешливо подняла я брови. А генерал все-таки собака знатная! Без его наставлений Влад и не подумал бы возражать!

— Ну как… там же много чужих всяких… А если тебя обидят?

— Влад, не говори глупостей. Никто меня не обидит, ты же знаешь, я сама кого хочешь, обидеть могу или ты забыл ночь нашего знакомства?

— Ничего я не забыл, — буркнул он, лихорадочно придумывая повод увязаться за мной.

— Вот и хорошо. Так что я иду развлекаться, а ты остаешься здесь. Воспринимай это, как заслуженное наказание. Да чего ты так скис? Посидишь вечерок в одиночестве, о жизни подумаешь, о своем поведении.

Больше он спорить не пытался, ограничившись лишь осуждающим взглядом. Вот и хорошо, а подумать этому шалопаю действительно не помешает.

…Влад сердито покосился на сервировочный столик с остывающим ужином. Добрая хозяйка позаботилась, чтоб несчастный наказанный раб не помер с голоду за время ее отсутствия. Хотя, про наказание Аня, конечно, маханула. Вот возьми она его на эти танцы, это было бы наказанием, поскольку он туда не хотел, а так… К тому же, Влад уже научился различать, когда Аня действительно злиться и воспитывает нерадивого подопечного, а когда, вот как сегодня, просто хочет от него отвязаться под благовидным предлогом. Влад был с этим категорически не согласен. Как с самим предлогом, так и со способом, но спорить поостерегся, чувствуя за собой вину и опасаясь заполучить уже серьезное наказание и кучу запретов в придачу. И теперь бесился на свою нерешительность, надо было настоять. По крайней мере, попробовать, что ли. А так выходит — не выполнил приказ генерала, и если Дмитрий Петрович узнает… и еще что-то подсказывало, что генерала совсем не впечатлит, что у Влада нет никакой возможности навязаться или удержать. Успокаивало одно — неоткуда генералу узнать о просчете будущего подчиненного. Аня ему не расскажет, а Влад и подавно! Только бы хозяйка по предсказанию отца никуда не вляпалась. Если с ней что-то случится, Влад себе не простит, и без какого-либо постороннего вмешательства.

Трель звонка, нарушившая тишину, заставила подскочить и недоуменно уставиться на видеофон в углу комнаты, экран вспыхивал зеленым, призывая ответить на звонок. Влад опасливо приблизился к аппарату, ему некому звонить. Это, наверное, Аня, проверить решила. Мужчина нажал на кнопку ответа, о чем тут же пожалел, и руки зачесались дать отбой. Он как-то читал, что все наши мысли материальны, но что бы вот так!

— Что с глазами? — поинтересовались с той стороны экрана. — Призрака увидел?

— Н-нет, просто удивился, — успев справиться с собой, ответил Влад, — как вы узнали мой номер?

— Влад, прекрати нести чепуху и подумай логически, а то я уже сомневаюсь, стоит ли тебя брать!

— Вы на регистрацию позвонили?

— Да, я позвонил на регистрацию и попросил соединить с твоим номером. Ты мне лучше ответь, где моя дочь и почему она не отвечает?

— А… она… — Влад уже хотел сказать, что Аня в душе, но в последнюю секунду передумал и сказал правду.

— И ты отпустил ее одну? — в голосе собеседника прорезался металл.

— Я не отпускал, — попытался возражать Влад, — мне приказали, я не мог ослушаться…

— Обычно тебя не останавливают ни запреты, ни приказы! — резко оборвал его генерал. — Я тебя, как человека просил — не отпускать ее одну! У тебя есть десять минут, что бы разыскать Аню, иначе я…

— Знаю. Спустите с меня шкуру, — поморщившись, закончил Влад за генерала. Хозяева никогда не отличались особой фантазией. — Но как я ее найду?

— А вот это уже твои проблемы, раз сумел отпустить одну, значит, сумеешь и найти! У тебя десять минут, понял?

— Понял, — пробормотал Влад в погасший экран, — но боюсь, шкуру с меня спустят гораздо раньше, как только я разыщу Аню.

Матерясь сквозь зубы, поплелся переодеваться, ничуть не сомневаясь — генерал угрозу выполнит, а если глупый раб не будет поворачиваться, то, не дожидаясь возвращения на станцию. Главное не забыть открыть окно, ключа ведь нет, напомнил себе Влад, спешно натягивая рубашку.

Поиски начались со стойки регистрации. Влад окольными путями расспросил вежливую девушку, и выяснил, что мест, куда могла направиться госпожа Романова в округе несколько, что добавило плохого настроения. Как он успеет за… восемь минут обойти их все, Влад не представлял. И дернул его черт мало того, что ответить на звонок, так еще и правду сказать!

Влад быстро шел по аллее, молча жалуясь самому себе на жестоких хозяев не ведающих, что творят. Будь он самым совершенным роботом, неизбежно сломался бы, получив одновременно два противоречащих приказа, не выполнить которые не может. Да, робот бы сломался, а он, несовершенный человечишка должен выполнять.

Влад взбежал по невысокой лестнице, ведущую на дощатую веранду с маленькими круглыми столиками и неизменными гирляндами бесцветной паутинкой свисающими с потолка. Еще слишком светло для них. Музыка здесь качественно отличалась от предыдущих дискотек. В глубине танцевального зала на небольшом возвышении расположился ансамбль из четырех человек, наигрывающий что-то веселое, против воли заставляющее двигаться в такт музыке.

Влад тоскливо огляделся, отыскать Аню среди танцующей толпы казалось невыполнимым. Напрасно боялся. Он узнал ее сразу, несмотря на то, что девушка сидела спиной. Влад на секунду приостановился любуясь. Бирюзовое платье облегающее, словно вторая кожа, соблазнительно обтягивало ее фигуру, а глубокий вырез открывал узкую спину с острыми лопатками и наивной точечкой родинки. Хороша хозяйка, ох хороша, с завистливой досадой подумал Влад, лавируя между танцующими. Вот только юбка у этого платья на его взгляд непозволительно короткая, да еще и на сторону съехала из-за слишком высокого стула. И что за извращенец придумал их такими высокими?

Стоп! А это еще что за хлыщ? Чего это ему надо? Подсел на соседний стул, улыбается во всю челюсть, павлин недощипанный, напитком угощает! Да чего ж Аня не отошьет этого прилипалу, ведь видно же зачем ему это надо! Неизвестно откуда появилось чувство собственничества.

Меж тем приставала взял ЕГО Аню за руку и чуть заметно пожал. Да что он себе позволяет!? Влад бесцеремонно протолкался к бару, встав за правым плечом хозяйки, так, чтобы та его не видела. Новый Анин знакомый, успевший распушить хвост, изо всех сил соблазняя девушку, осекся на полуслове, встретившись с холодом серых глаз, на дне которых ртутью переливалась спокойная угроза уверенного в себе хищника. Когда надо Влад умел наводить ужас. Оппонент все понял правильно и поспешил исчезнуть, промямлив какие-то извинения. Анины плечи недоуменно поднялись, наблюдая за его бегством, а потом она резко обернулась. Влад едва успел погасить холодное пламя, полыхающее во взгляде, он совсем не хотел ее пугать.

— Какого черта ты здесь делаешь!? — рассерженной кошкой зашипела она. Захотелось втянуть голову в плечи и спрятаться под стол…

— Аня, я…

— Нет, Аня — это я! — я и не подумала скрывать вспыхнувшее раздражение, отлично понимая, что пугаю его. — А ты тот засранец, которому было приказано оставаться в номере! А, ну, иди за мной!

Ухватив его за рукав, потащила за собой, решив все же не радовать публику кровавыми разборками. Долго искать уединенное местечко не пришлось, открыв Владом дверь, вошла следом.

— Ты будешь топить меня в унитазе? — нерешительно пошутил он, наблюдая, как я проверяю кабинки на предмет лишних ушей.

— Если ты сейчас же не заткнешься и внятно не объяснишь, какого хрена здесь делаешь — утоплю, — мрачно пообещала я, тренируя выдержку и удерживаясь от желания съездить по наглой роже. Надо быть стойкой, надо уметь терпеть. Два раза меньше чем за три дня, это перебор. Вот скотина, всю малину испоганил!

— Ань, я так не могу! — взмолился он.

— Чего ты не можешь? — зарычала я, наступая и для пущей убедительности, ткнула пальцем ему в солнечное сплетение. — Оставить меня в покое? Хоть раз послушаться и посидеть, где сказано? Дать мне спокойно развлечься? Снять мужика, в конце концов? Что из этого ты не можешь!?

— Я не могу одновременно заткнуться и отвечать на вопросы, — испуганно сморгнув, пояснил возмутитель моего спокойствия, осторожно отодвигаясь от грозного перста, — это технически невозможно. Понимаешь?

— Я понимаю только одно — ты хамишь, глядя в глаза. И если ты сейчас же не перестанешь…

— Так ударь меня, может, легче станет, — любезно предложил он.

— Стоп! — я подняла руки, понимая, еще пара фраз в таком духе и мы точно подеремся. — Давай на этом закончим, хорошо? Я не хочу с тобой ругаться. Возвращайся в номер.

— Я не могу, — опять завел он свою пластинку, — у меня нет ключа. Ань, я не хотел сюда идти…

— А кто виноват? Еще скажи, что тебя заставили, — устало скривилась я.

Сумочка, прижатая к боку, затряслась и загудела. Чертыхнувшись, я извлекла мобильный. Отец. Только его мне не хватало для полного счастья! Раздраженно потыкав кнопки, отключила видео звонок, приложив телефон к уху.

— Что?

— Наконец-то я до тебя дозвонился! — не опускаясь до приветствий, проворчал отец. — Влад с тобой? Зачем ты отключила видео?

— Потому что я в сортире, — ответила я чистую правду, указывая Владу на дверь и махая, что бы убирался. Парень закатил глаза и вышел.

— Аня? Ты где?

— В унитазе! Кончаю жизнь самоубийством, — буркнула я в трубку, глядя на закрывшуюся дверь, — генерал, какого черта?

— Юпитер, ты злишься, а значит, ты не прав, — я и без видео представила, как он довольно ухмыляется, раскачиваясь на стуле. Идиотская привычка!

— Ты когда-нибудь заработаешь сотрясение мозга, — мстительно предрекла я. — Или сам со стула грохнешься или я тебя, чем тяжелым приложу!

— Хулиганские действия с преднамеренным нанесением телесных повреждений средней тяжести караются тремя годами колонии строгого режима, — менторским тоном прогундосила трубка.

— Ты когда-нибудь соображаешь, что делаешь? В какое положение ты Влада поставил?

— А в какое? — донесся до меня заинтересовано наивный вопрос.

— В тяжелое! Я ему только что чуть лицо не разбила.

— За что? — искренно изумился генерал, заставив меня мысленно застонать.

— Перестань прикидываться глупее, чем ты есть! Я приказала Владу сидеть в номере, а ты что?

— А я что? — с готовностью переспросил генерал.

— Ты вынудил его нарушить мой приказ, — терпеливо разъяснила я, ловя себя на стойком ощущении, что надо мной попросту издеваются.

— Значит, он сделал правильный выбор, — как ни в чем не бывало, заявил отец, — тем более что мой приказ присматривать за тобой был первым! Так что не надо!

— Нет! Черта с два! — решительно заявила я.

— Что?

— Я передумала топиться! Я лучше утоплю тебя, когда вернусь, чтобы ты прекратил портить мне нервы! — я сладко зажмурилась, представляя, процесс утопления генерала в унитазе.

— Ой, Аня, мне идти пора. Я потом еще раз перезвоню, когда ты будешь, не так агрессивно настроена, — протараторил любящий папаша и поспешил отключиться. В нашем давнишнем споре — кто кому портит нервы — генерал неизменно проигрывал, поскольку я злопамятно перечисляла все его прегрешения.

— Засранец, — проворчала я, зашвырнув мобильник в сумочку.

А перед Владом нужно извиниться, он действительно не мог по-другому. Я подкрасила губы, полюбовалась на себя в зеркало и пошла спасать остаток вечера. И, бог с ним, пусть Влад остается, только попросить держаться подальше.

Об этом решении я очень скоро пожалела. Стоило возле меня нарисоваться хоть одному захудалому кавалеру, как поблизости возникала зверская рожа Влада, неизменно отпугивающая всех представителей мужского пола на три метра вокруг. Я бесилась, но парень, ни разу не дал повода себя упрекнуть. Он не подходил, не становился за плечом и ни слова не говорил потенциальным ухажерам, только смотрел и многозначительно улыбался. Я всего на мгновение уловила эту улыбку в зеркале над стойкой бара и мысленно поежилась — улыбнись, кто-нибудь мне с такой акульей лаской и бравая Анна Дмитриевна будет улепетывать в трех разных направлениях одновременно.

Слабая надежда, что он заинтересуется какой-нибудь из красавиц, в достатке бросающих на симпатичного мужчину зазывные взгляды, растаяла быстро и бесследно. Гаденыш ни на кого не смотрел, а желающих познакомиться отшивал легко и непринужденно. Когда только научился!

Я мрачно ухмыльнулась, глядя вслед очередному претенденту в кавалеры. Неужто ж у нас перевелись смелые мужчины? Оглянувшись, отыскала глазами одного очень смелого проходимца. Влад стоял у бара, в вальяжно ленивой позе, опираясь локтем о натертую до блеска стойку, потягивал сок из высокого бокала, вполне освоившись в новой роли хранителя моего драгоценного тела и по совместительству чести. Он так же, как и я провожал глазами очередного соискателя, и ухмылка на роже присутствовала. Только не мрачная, как у меня, а вполне довольная. У-у-у, шельма! Словно услышав обращенные к нему мысли, перевел взгляд на меня. Не удержавшись, грозно сдвинула брови и показала ему кулак. Влад мигом поскучнел, изобразив раскаяние, беспомощно развел руками, мол, не виноват я, не виноват!

Душа возмущенно восстала, затребовав страшной мести. Но как изобрести достойный способ, обойдясь при этом без проломанного черепа?

Музыканты, отвлекавшиеся на перерыв, вернулись и продолжили программу, объявив белый танец. Вот он, перст судьбы, довольно ухмыльнулась я. Теперь вы, господин Романов, поплатитесь за испорченный мне вечер! Влад не то, что не умел танцевать, но не очень любил. Он так боялся сбиться с ритма или наступить партнерше на ногу, что неизменно проделывал все это.

— Позвольте, пригласить вас на танец, — я присела перед Владом в шутливом реверансе.

— Я не танцую, — вполне натурально запаниковал он.

— Уже танцуешь, — злорадно заметила я, вынимая из пальцев Влада стакан и ставя на стойку. — И только попробуй наступить мне на ногу — сломаю!

— Я постараюсь, — уныло пообещал Влад, — только веди ты, хорошо? Я… из меня танцор не очень.

— Яйца мешают? — невинно хлопнула я ресницами.

— Что!? — его озадаченный вид и покрасневшая рожа, бальзамом пролились на душу.

Все оказалось не так плохо, как я думала. И чего, спрашивается, дергается? На ногу мне он все же наступил и весь оставшийся танец с трогательной преданностью заглядывал в глаза, безбожно сбиваясь с ритма. Неужели поверил, что действительно сломаю!? Когда только научится не воспринимать все, что говорится за чистую монету?

— А у тебя хорошо получается, — похвалила я своего нервного партнера, когда музыка закончилась, — ты мне почти ничего не отдавил.

— И ты не будешь ломать мне ноги? — обеспокоенно переспросил он.

— Не буду, — вздохнула я, указывая на свободное местечко в дальнем углу зала, — пошли, сядем за вон тот столик и я тебе кое-что объясню.

— Пошли, — покорно согласился он, предчувствуя долгую лекцию. А вот и фигушки! Не настроена я тебе нотации читать!

Влад отодвинул для меня стул и, обходя столик к своему месту, мимоходом переставил два лишних за соседний.

— Что-нибудь будешь?

— Да, если можно, — робко улыбнулся он.

— Можно, чего ж нельзя, — хмыкнула я, подтягивая к себе пластиковую книжечку меню, прикрепленную к столешнице стилизованной цепочкой.

— Это для чего? — полюбопытствовал Влад. С таким способом сохранения имущества ранее не сталкивался, и тут же сам ответил на свой вопрос, — чтоб не стянули?

— Да, — кивнула я, не отрываясь от изучения меню.

Что заказать? После веселой ночки откровенно хочется напиться, внутри до сих пор все трясется от пережитого страха. Но раз заказывать себе, то заказывать и ему. Что-то не хочется парня спаивать, впрочем, с одного коктейля ничего ему не будет. Только выбрать что-нибудь послабее. 'Сават' или 'Смэша медового', а я себе возьму старый добрый 'Зеленый ангел', правда после него ходить будет тяжеловато… А и черт с ним, у меня вон какой транспорт в наличии — дотянет как-нибудь! Увидев, что я выбрала, Влад поднял руку, подзывая официантку.

— Что ты мне хотела сказать? — немного помявшись, спросил Влад, когда официантка удалилась.

— А! Я тебе хотела объяснить, что не все нужно воспринимать так буквально. Вот ты мне скажи, ты действительно думал, что я ноги тебе буду ломать?

— Когда как, — парень неопределенно дернул плечом. Вот и понимай его, как знаешь, — иногда не верю, но ты порой говоришь с таким серьезным лицом, что не поверить сложно.

— Да уж, злобная Анна Дмитриевна, — хмыкнула я.

— Я этого не говорил!

Вернулась официантка и выставила на столик напитки, естественно все перепутав. Бокал с зеленоватой жидкостью, рюмки и спички достались Владу, а мне высокий стакан с веселеньким оранжевым. Я поблагодарила ее кивком и, дождавшись, когда девушка отойдет, принялась производить перестановку.

— Это мне, — пояснила я на удивленный мужской взгляд, пододвигая поближе основной бокал и поджигая спичку, — только не мешай.

Легкое касание зеленоватой поверхности и в широком бокале заплясали голубые язычки низкого пламени. Я бросила соломинку в горящий бокал.

— Ты же не собираешься это пить!?

— Очень даже собираюсь! — ухмыльнулась я, ловя губами соломинку и делая большой глоток, едва ли не половину, одновременно доливая в бокал из рюмок.

Горящий напиток скользнул внутрь, наполнив теплотой. Я прикрыла глаза от удовольствия, нет, все-таки после спирта это самый замечательный рецепт от плохого настроения. Горечь абсента, мягкость текилы, резкость джина, сладость куантро, кислинка сауэра и сухость рома. Изумительный баланс противоположностей.

— Рот прикрой, — посоветовала я изумленному спутнику, — что, никогда не видел, как люди пьют?

— Отчего же, видел, — тряхнул головой Влад, делая небольшой глоток, — я не видел, как пьешь ты.

— О, бог мой, так же, как и все остальные! — фыркнула я, откидываясь на спинку стула. — Ртом!

— Надеюсь, ты не будешь повторять? — нахмурился он, с легким неодобрением наблюдая, как я вытягиваю остатки коктейля.

— Не знаю, может, буду, а может, и нет, — легкомысленно откликнулась я.

После коктейля Влад успокоился, расслабился и начал вести себя естественно. Незнакомцев, даже с невинными приглашениями танцевать он ко мне по-прежнему не подпускал, впрочем, в этом больше не было необходимости соответствующее настроение прошло, и окружающие мужчины уже не казались настолько привлекательными, что б заводить с ними даже легкий флирт, не говоря о романе.

Я смотрела на своего спутника сквозь легкую завесу сигаретного дыма, и в который раз изумлялась. Так вот он какой, оказывается, Романов Владислав Дмитриевич, когда он забывает о своем статусе и когда его не воспитывают, не учат жизни и не оказывают любого другого давления. Легкий, милый, галантный и с чувством юмора все в порядке! Сразу становилось понятным, почему на него пытаются повеситься все знакомые мне незамужние дамы! Ох, и повезет той, кто сумеет его заполучить и понять. Напомнив себе, что завидовать нехорошо, заказала еще пару коктейлей. И вдруг оказалось, вечер совсем не испорчен, что проводить время в его компании очень весело. Пить коктейли, танцевать и слушать его рассказы. Он умел рассказать так, что даже случаи из его жизни звучали смешно и совсем не страшно. Слушайте, доктор, смотрите, делайте выводы, в глубине души вновь и вновь сожалея о невозможном.

Мы вышли из бара, когда огни уже начали гаснуть, а музыканты потихоньку собирать инструменты. Ночь заканчивалась, а возвращаться в отель не хотелось. Влад предложил прогуляться на пляж, рассказал о пещерах, где провел ночь и обещал обязательно туда сводить. По его словам это было что-то волшебное. Пещеры это хорошо, но сперва нужно окунуться в прохладное море, а то что-то у меня с ногами стало. Зеленый ангел, что б ему!

…- Руки убрал, я кому сказала!

— Больно…

— Больно ему. Конечно, больно! И должно быть больно. Сколько раз тебе говорили — за каждым проступком следует наказание? Так что терпи!

— Я терплю, но мне больно! Очень!

— Знаю. Да убери ты руки! Иначе будет дольше и больнее. Или ты думаешь, если будешь прикрываться, я не стану продолжать?

— Станешь, — уныло вздохнул лежащий лицом вниз мужчина, убирая руки.

— Вот так. Еще три осталось.

— Три было четыре назад! — сдавлено ужаснулся он, пережидая болевую волну, от которой хотелось материться или заорать в голос.

— Влад, еще раз увижу твои руки на заднице, свяжу к хренам собачьим! — угрожающе донеслось из-за спины, — Ты мне мешаешь!

— Извини…

— Перед ежом извиняйся, — проворчала она, и, судя по ощущениям, взялась за очередную иголку и принялась осторожно вытягивать. Боль накрыла с головой, все-таки заставив выругаться, глуша стон.

Влад чуть повернул голову, покосившись на глубокую тарелку, куда Аня скидывала вытащенную иголку морского животного, на которого Влада угораздило усесться. Ну, конечно, кто бы сомневался, что отдых закончится чем-то подобным? С его-то счастьем! Влад пересчитал извлеченные из него иголки. С десяток тонких острых палочек с едва заметными зазубринами по краям, они-то и осложняли извлечение. Ай… твою мать! Как же больно!

— Не напрягайся!

— Слушай, может, ты мне по башке врежешь, что б я сознание потерял?

— Я тебе сейчас по другому месту врежу, что б ты заткнулся! Я же не виновата, что ты решил напугать ежа!

— Там было темно! Я его не увидел, — в который раз попытался оправдаться Влад.

— А я тебе говорила, не садиться в воде, а только на берегу!

Спор шел уже давно, с того самого момента, когда Влад нашел под водой зловредную животину. Точнее, не совсем с того, а когда у него начала отниматься нога и пришлось признаться, что ночную программу придется прервать. Влад выслушал о себе много всякого, пока Аня помогала ему одеться, и трогательно обняв за талию, вела в отель. А потом он услышал еще больше, но уже не о себе, а о медицинском обеспечении курорта, где невозможно в четыре часа утра купить нужное обезболивающее, поскольку свое закончилось. Однако, эта небольшая недостача, равно как и не совсем трезвое состояние не могли заставить Аню отказаться от предстоящей операции. На все его слабые возражения пренебрежительно фыркнули — руки не трясутся, в глазах не двоится, а все остальное мелочи. Впрочем, когда онемение поднялось много выше пострадавшего места, все сомнения мигом отвалились. И черт с ним с обезболивающим! Доставай скорее эту гадость, а уж он как-нибудь перетерпит и очень постарается лежать неподвижно. Иголки, оказывается, с какой-то дрянью, пусть медленно, но все одно парализующей! Аня предложила отвезти его на 'Беркут', где в спокойной обстановке сделает все быстро и почти безболезненно, Влад отказался, понимая, обратно они вряд ли вернуться, а так… может и обойдется? Нехорошо воровать у девушки целых два дня отдыха.

Подготовка прошла молниеносно, как и все, что делала Аня. Владу дали хлебнуть что-то обжигающе спиртное, отчего он моментально задохнулся и долго кашлял, хватая ртом воздух, а когда продышался, уложили на диван, мордой в подушку… Экзекуция продолжалась уже больше часа, подобие анестезии давно выветрилось, и теперь Аня дергала на живую.

— Все, последняя, — объявила она, промокая пострадавшее место салфеткой, смоченной в чем-то пекучем. — Ты там живой?

— Живой, — отозвался он, отпуская прикушенную подушку, — а что?

— Что-что? Все ныл, а тут замолчал. Как себя чувствуешь?

— Нормально, спасибо. Ань, можно тебя попросить?

— Да. Лежи ты спокойно! — мокрая салфетка убралась, и ее место тут же заняла другая, не менее неприятная обжигающе горячая.

— Можно я к себе не пойду, а здесь, на диванчике?

— К себе ты точно не пойдешь, — усмехнулась она, вытирая руки и собирая со стола, — но и с диванчика придется убраться.

— Куда? На пол? Ай! — она все-таки шлепнула его за длинный язык.

— Не говори глупостей! Поднимайся, только потихонечку и перебирайся в спальню. Сорвешь салфетку — ампутирую голову!

— А ты где спать будешь?

— Где надо! Марш спать. Если что — зови!

Влад, подтягивая ногу, доплелся до Аниной кровати и осторожно улегся, приваливаясь на правый бок. Это ж надо было так… Вот точно Аня сказала — бедоносец! Ох, как болит! Только бы все обошлось. Влад шмыгнул носом, натягивая на плечи одеяло, пытаясь согреться. Его начало заметно потряхивать, анестезия отходит, что ли?

А утром разбудила Аня закономерным вопросом о его самочувствии. Влад добросовестно прислушался к себе и, нагло глядя ей в глаза, соврал:

— Замечательно.

Она ничего не ответила, лишь удивленно подняла бровь и дотронулась до его лба приятно прохладной рукой, затем заглянула под одеяло.

— И насколько? Просто плохо или вовсе нестерпимо? Ты мне не сопи обиженно, что я твоих стеклянных глаз не вижу, юноша бледный, со взором горящим? Температура, поди, не меньше тридцати восьми с половиной!

— Я сейчас поднимусь, схожу в душ, а потом на пляж пойдем, — пообещал он, осторожно садясь.

— Да лежи ты! — Аня легонько толкнула его обратно. — Ты задницу свою видел, герой, мать твою, злобным ежом ужаленный? На пляж он пойдет!

— Нет. Извини, у меня башка так не сворачивается. А что там?

— Ничего хорошего, воспаление началось. Я сейчас вещи наши соберу, позавтракаем и возвращаемся.

— Куда? — вполне натурально перепугался он.

— Домой. Лежи, кому сказала!

— Из-за меня? Аня не надо! У тебя же еще два дня!

— Полтора, — спокойно поправила она, — и позволь мне самой решать, что надо, а что нет!

— Ань, ну зачем? Ты отдыхай, не обращай на меня внимания. Ну, температура и температура, что со мной сделается? Полежу тихонечко в номере. Не помру же я за сутки, в самом-то деле!

— Романов, у тебя явный бред! Ты сам-то хоть веришь, в то, что говоришь? Помнится, вчера ты тоже тихонько в номере посидел! Боюсь, еще одного насыщенного вечера ты просто не переживешь!

Уела. И ответить нечего. Пришлось заткнуться.

Спустя два часа они поднимались на борт 'Беркута', Влад изо всех сил старался не хромать, а Аня замечать его тщетных попыток. Мужчина мысленно поскуливал, представляя, как в душе она потешается над его способностью влипать в неприятности, и как будут потешаться Эжен и Никита. Но парни ладно, а ведь есть еще две язвы — Ника и Наташка! Вот уж кто своего не упустит, а если еще и на пару споются, то проще прямо сейчас открыть люк и шагнуть вон на полном ходу. Чтоб не мучиться!

Закончив с расчетом курса и автопилотом, Аня позвала менять повязку. Влад с содроганием переступил порог малюсенького кабинета. Все внутри сжималось и корчилось в ожидании повторения утренних пыток. Но на этот раз неудобства были разве что моральные. Несколько минут стояния полусогнутым со спущенными штанами, опираясь локтями об узкий металлический столик. Черт! И на кой ему понадобились подвиги!? А ведь мудрая хозяйка еще ночью предлагала ехать на 'Беркут'! Нет же! На геройство потянуло, стойкость свою показывать, жесты широкие изображать! От, какой я герой, полюбуйся и восхитись! И на… нужны такие жертвы? Не иначе, как из-за выпитого в баре. Влад еще тогда заметил, как приятно поменялся мир после пары коктейлей, отпустило привычное напряжение, в котором он прибывал уже несколько месяцев, боясь что-то сказать, или сделать не так.

— Все, одевайся, — разрешила девушка, и принялась собирать в лоток инструменты, — помнишь, где каюта, в которой ты вещи оставлял? Иди, приляг, до станции лететь часов пять, так что и подремать можешь.

— Ага, спасибо, — Влад не торопился уходить, привалившись плечом к переборке, — я тут подумал, может не стоит мне идти к твоему отцу… Может, мне действительно к тебе? Полы мыть. Ты сама говорила, что для этого особого ума не надо.

— Это еще что за новости? — Аня даже лоток отложила и недоуменно уставилась на собеседника, — что случилось?

— Ты понимаешь, там же постоянно со станции улетать надо… — замялся Влад.

— И?

— Да вот… я уже третий раз лечу на станцию и постоянно с какими-то увечьями! Ладно, первый раз можно и не считать, но во второй и третий я вылетал совершенно здоровым. Хорошо хоть сейчас возвращаюсь не как в прошлый раз, а на своих ногах! Это уже, знаешь ли, на закономерность смахивает!

— Это смахивает не на закономерность, — с облегчением рассмеялась она, — а на фобию. Это всего лишь случайности, которые могут приключиться с любым, особенно этот чертов еж! И кстати, если мужики будут донимать тебя своими плоскими шутками, то напомни, как Никита, в прошлом отпуске красуясь перед Алисой, сиганул ласточкой прямо в стадо медуз. А Эжен за пару лет до этого ходил с Викой на природу и, выйдя за естественными надобностями, забыл прихватить кусок бумаги, подтерся шикарным ядовитым лопухом!

— И что? — Влад заворожено внимал ее рассказу, не представляя, что такие серьезные люди тоже попадают в идиотские ситуации.

— Чо-чо! Чуть не повырезали кой-чо! Прекрати ржать, извращенец!..

 

Глава 18

Влад лежал на диване, затолкав под локоть подушку, лениво щелкая пультом от телевизора, сидеть он по-прежнему не мог. В каюте стояла непривычная тишина. Тишина опутывала невидимой прочной сетью напряжения, которую не мог прорвать даже лопочущий телевизор.

Полторы недели, прошедшие со времени возвращения на станцию были шумными. Наполненными жаркими спорами, порой переходящими в самые натуральные скандалы. А все из-за того злополучного ежа, так не вовремя подвернувшегося Владу под задницу и отодвинувшего выход парня на работу по причине полученной травмы. Влад с пеной у рта доказывал, что раз температура упала, то он вполне здоров и способен работать, и плевать, что сидеть не может, — эка невидаль! Впервой что ли!? — что лекарства нужно принимать по часам и повязку по три раза на дню менять! Я, естественно, доказывала обратное, давя на те же пункты, на которые Влад собирался плевать, прибавляя к ним парочку своих, приправленных неизменно мрачными прогнозами, вплоть до того, что 'поотваливается все'! Влад нахохливался, наклонял голову, зыркал исподлобья, и все начиналось сначала. Нет, что Влад мастерски умеет трепать нервы, я знала и раньше, но что вот до такой степени!

Наташка и Ника, когда вместе, когда по отдельности систематически подливали масла в огонь наших ссор, прохаживаясь по поводу боевого ранения Влада, а тот не в силах понять, что его попросту поддразнивают, взвивался до небес. Наташка искренно недоумевала, почему я терплю его выходки. Я вздыхала, закатывала глаза и пожимала плечами, даже не пробуя объяснить подруге, что такова цена будущей свободы. Для того, чтобы заткнуть парня достаточно всего пары фраз, сказанных резким тоном, но… оно того не стоит!

А потом Нике пришел вызов в суд для дачи свидетельских показаний, перепугавший девчонку до заикания. Споры мигом стихли, Влад, забывший все обиды, кинулся ее успокаивать, наобещал, что полетит вместе с ней, за что тут же получил от генерала нагоняй — прежде чем давать обещания, потрудись удостовериться, можешь ли их выполнить. Влад пристыжено замолчал, Ника, доверчиво жавшаяся к руке утешителя, была на гране истерики. Пришлось вмешаться, морально попинав родителя за излишнюю резкость. Я тоже считала, что Влада вполне можно взять с собой, если Нике так будет спокойней. На этот раз отец оказался непреклонен и даже снизошел до объяснения причин. Первое, он не хочет светить перед репортерами своего сотрудника, коим уже считается Влад, второе, в суде везде натыканы металлоискатели, что тоже создаст массу проблем и потом, это же ненадолго, так что нечего лететь всем табором. День, максимум полтора.

Показания растянулись на три дня. С момента вылета Ники в каюте и поселилась эта гнетущая тишина. Вроде как, радоваться надо, что скандалы, наконец, прекратились, но… уж лучше бы они продолжались!

Внимание Влада полностью переключилось на телевизор, единственный источник информации — все сношения с внешним миром для свидетелей во время дачи показаний запрещены. И теперь парень насиловал несчастную технику, перескакивая с канала на канал, выуживая крупицы информации о процессе. Телевизор мог поведать немногое — свидетелей содержат в надежно охраняемом доме, покидать который можно только для появления в суде. Нику мы увидели единственный раз и то мельком, бледную, напряженную с плотно сжатыми губами, механически шагающую под охраной трех дюжих полицейских сопровождавших ее к машине. Отца рядом, как я не старалась углядеть не сумела. Скорее всего, их разделили, генерал так же выступает свидетелем, отдуваясь за всю свою бригаду. Такова участь начальника не только командовать, но при надобности принимать весь огонь на себя. Светить своих людей, как уже говорилось, генерал позволял лишь в самых крайних случаях.

— Кушать будешь? — позвала я, выглядывая из кухни.

— Нет, спасибо, — отозвался диван. Парня из-за спинки я видеть не могла.

— Влад, — я подошла и, опершись локтями о спинку, почесала недовольного мужчину между лопаток, — ты не виноват, что не смог поехать. Не надо так расстраиваться, с Никой все будет в порядке.

— Я видел, в каком она порядке! — досадливо бросил он. — Аня, она же там совсем одна!

— Она не одна, — терпеливо проговорила я, — за ней присматривают, ее охраняют.

— Аня, ты не понимаешь, — зарычал Влад, выплескивая накопившееся за последние дни напряжение, — насколько ей страшно!

— Да, ты прав, — спокойно согласилась я, — я не в силах понять насколько ей страшно, потому что никогда не бывала в ее ситуации, но я совершенно точно знаю — изводя себя, ты не улучшишь ее положение. И еще я знаю, что она не должна видеть ни тебя, ни меня с такими похоронными рожами, — я видела, как парень буквально наливается раздражением и уже готов сказать мне кое-что, о чем после непременно будет жалеть. Я не стала доводить его до такого состояния, приняв радикальное решение взять на слабо, — Так что прекрати истерику и пойдем, поедим.

— Нет у меня никакой истерики! — послушно взвился заподозренный в малодушии Влад.

— Конечно, нету, — тут же сдала я назад, — это у тебя от голода. Ты ж сегодня завтрак решил отдать врагу. Вставай, кому говорю, я ужин приготовила.

Я шутливо спихнула его на пол. Влад поднялся, сердито запахнул полы длинной кофты и едва слышно бурча, поплелся в кухню. Я прикусила губу стараясь скрыть улыбку, слушая его ворчание. Вот, так лучше. Пусть лучше сердится, чем тянет себе нервы.

Влад кое-как приткнул себя в кресло, специально для него перебазированное в кухню. Сколько нервов стоило убедить упрямца, что для его гордости, чести и достоинства не будет никакого урона, если на время выздоровления он станет пользоваться мягким сиденьем. Пришлось даже персонально для Ники и Наташки прочитать лекцию, чтоб не вздумали тыкать парня этим креслом.

Я поставила на стол тарелки, Влад потянул носом и непроизвольно сглотнул. Я неодобрительно покачала головой и наградила его щелбаном.

— За что? — обиженно протянул он, потирая лоб.

— За лень, — любезно просветила я, берясь за вилку, — за весь день не мог себе еды раздобыть? В полном холодильнике?

— Я не хотел!

— Ври больше! — фыркнула я, отправляя в рот кусок мяса. — Тебе было просто в лом подняться с дивана и приготовить пожрать.

— Если бы хотел — приготовил, — задумчиво отозвался Влад, уткнувшись носом в тарелку, занятый потрошением куриной ножки и раскладыванием кусочков мяса по краю тарелки.

Н-да, испортила я парня. Помнится, еще совсем недавно он втягивал со скоростью пылесоса любую еду, оказавшуюся в зоне его досягаемости, не говоря уж о том, что не забывал пообедать. Ага, а еще он тебе не хамил, смотрел в пол и шугался всякий раз, когда ты поднимала руку!

Я убрала пустые тарелки в посудомойку, и только успела налить чай, когда в комнате раздалась трель вызова. Мы с Владом настороженно переглянулись и дружно бросились к видеофону. Я успела первая и уже включала вопящий переговорщик, а Влад только показался из кухни.

— Анька, твои на подлете, будут через двадцать минут, — без излишних церемоний отчеканила Алиса и отключилась.

Я кивнула потухшему экрану, и не думая обижаться на подругу. Ей сейчас не до меня, ей нужно принять и подвести подлетающий транспорт, вообще удивительно, что нашла время сообщить о прибытии. Интересно другое, почему мне не сообщил об этом сам отец. Хотя, причин может быть масса, начиная с банальной забывчивости генерала и заканчивая магнитной активностью или метеоритным штормом, нередкими в этом квадрате галактики.

— Что она сказала?

— Пошли встречать. Транспорт будет минут через двадцать. И сними ты этот балахон, — я кивнула кофту, — ты похож на старую бабку.

— Зато тепло! — заспорил Влад, вцепившись в отвороты полюбившейся кофты, будто я собралась с него силком стягивать.

— Черт с тобой, — махнула я рукой, — у меня сейчас нет времени спорить. Но если над тобой будут смеяться, потом, чур, не жаловаться!

— И не подумаю, — бросил он через плечо, ковыляя к выходу, — да никто и не обратит на меня внимания. Такое ощущение, что людям на станции больше делать нечего, как только смотреть, что на мне надето!

— На тебя-то им, может, и плевать, — не успокаивалась я из вредности, — а вот мне лишний раз косточки перемыть очень даже!

Влад подозрительно засопел, останавливаясь у лифта, нерешительно оглянулся на меня, а потом передернул плечами.

— Да? — нахмурился он, нажимая кнопку. — Но в любом случае, возвращаться поздно.

— Поздно, — согласилась я, входя за ним в лифт.

Счетчик лифта мерно отсчитывал уровни, опуская нас на самый нижний, нервозность, в каюте смирно сидевшая где-то глубоко начала прорываться на поверхность, заставляя, молча подгонять медлительный лифт.

На табло высветилась надпись 'Ангар', кабина остановилась, но двери и не подумали раздвигаться.

— Черт! Опоздали! — недовольно поморщился Влад.

— Да, что-то они быстро, — я изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Одного нервничающего вполне достаточно. Впрочем, Владу очень даже полезно понервничать за кого-то другого. Пусть учится. Беспокоиться тоже надо уметь.

— И надолго мы здесь застряли?

— А бес его знает, — я пожала плечами, — от пяти до пятнадцати минут, смотря, как транспорт будет шлюзы проходить. Главное, чтоб никому не взбрело воспользоваться этим лифтом, а то полночи будем по всей станции кататься.

Нам повезло. Все десять минут ожидания лифт смирно простоял на месте. Опершись спиной о прохладную стену кабинки, с интересом наблюдала за Владом. Парень отвернулся от меня, упершись руками в широкие перила, ткнулся лбом в стену.

Из-за закрытых дверей донесся протяжный вой сирены, предупреждающий об открытии внешнего шлюза. Я замерла, считая секунды. Если все в порядке, через полторы минуты сирена умолкнет, когда тяжелая переборка герметично задраит хрупкое человеческое жилище. Восемьдесят восемь, и, восемьдесят девять, и… Сирена послушно захлебнулась.

— Ну, давай уже! — буркнула я на дверь, едва сдерживаясь, чтоб не пнуть медлительные створки.

— Быстрей, чем откроются, не откроются, — рассудительно заметил Влад, отлепляясь от перил и поворачиваясь ко мне.

Парень выглядел совершенно спокойным, о сумасшествии последних трех суток напоминали лишь тревожные искорки, изредка проскакивающие в глубине серых глаз. Похоже, мое полуиздевательское замечание не прошло даром.

Надо бы похвалить его, что сумел взять себя в руки, но хвалить совсем не хотелось. Из вредности. Впрочем, Влад этого, похоже, не ждал. Я покосилась на него и недовольно сопнула носом, прихватывая язвительное замечание. В наступившей тишине было слышно, как щелкнул магнитный замок, тяжелая створка сдвинулась, выпуская нас на свободу и не дав вволю поскандалить.

Я огляделась, отыскивая Лису за стеклянной перегородкой диспетчерской галереи. Алиса помахала рукой, я вопросительно подняла брови. Подруга махнула в сторону и показала три пальца.

— Нам на третий причал, — сообщила я Владу, разворачиваясь в нужном направлении.

— Я понял, — подчеркнуто любезно отозвался он и тут же был заподозрен в преступлении.

— Не хами!

— Извини, — любезности в голосе прибавилось.

— А в морду?

— Вот и поговорили! — тяжко вздохнул Влад, и не преминул поныть, мастерски доводя меня до бешенства, — тяжела ты рабская доля, чуть что, так в морду дать норовят.

— Еще одно слово… — прорычала я, уже понимая, что меня поймали так же, как и я его совсем недавно в комнате, но продолжая по инерции.

— И ты мне дашь в морду, — оболтус расплылся в ухмылке, выражая полное довольство жизнью.

— Вы сволочь, Романов! — с чувством припечатала я, попытавшись впихнуть в одну фразу все, что о нем думала.

— Пришли, однако, — посерьезнел Влад, враз забывая о нашей перепалке.

Полицейский транспорт уже стоял на причале, и вокруг суетились техники, в ярко-оранжевых комбинезонах заканчивая швартовку и опуская трап. Пассажиров было немного, но я все равно едва дождалась, когда появятся отец и Ника. Генерал вел девчонку, обнимая ее за плечи, и выглядел бесконечно уставшим и слегка встревоженным. Ника смотрела строго перед собой, не обращая внимания на окружающую ее суету и так же, как тогда в репортаже, механически переставляла ноги.

Рядом длинно выругался Влад и со всей возможной скоростью заковылял им навстречу.

Девчонку срочно нужно напоить успокоительным, помыть в ванной и уложить в постель, предварительно уколов снотворное, а когда выспится, будем решать, что делать дальше. А хотя…

Влад перехватил их на середине трапа, опустился перед Никой на колени, став с ней почти одного роста, взял ее руки в свои, стараясь поймать взгляд девчонки. Отец нахмурился, глядя на парня и, кажется, собрался отчитать того, я положила ладонь на отцовский локоть и чуть покачала головой, приказывая, чтоб не смел. Я отвела отца в сторону.

— Не мешай, — попросила я.

Влад нашептывал Нике что-то успокоительное, все отыскивая ее взгляд. Ника длинно вздрогнула, вырвала руки из мужских пальцев и крепко обняла Влада за шею. Он погладил узкую девичью спину с выступающими лопатками и осторожно подхватив, поднялся на ноги, укутывая Нику в длинные полы своей кофты, отгораживая ее от мира и прихрамывая, заковылял в сторону лифтов. Мы с отцом переглянулись и двинули следом.

— Тяжко было?

— Да, — согласился отец.

— Тебе поесть надо и выспаться, — заметила я.

— Я за Нику волнуюсь.

— Я тоже, но пусть Влад… он лучше знает.

— Что он лучше знает? — в голосе генерала сквозило раздражение.

— Как успокоить, — пожала я плечами.

— А ты…

— А я не знаю! — отрезала я. — Не тяни мне нервы, а? Пусть идет, как идет. Не получится у него, буду пробовать я.

— Хорошо, — тряхнул головой отец. — Я на работу зайду.

— На какую к черту работу! Сейчас ко мне, я тебя накормлю, а потом полстакана водки и спать!

— Почему водки? — хмыкнул отец, вызывая лифт.

— Потому что на успокоительное ты все одно не согласишься, а водку, как всякий железный мужик, не опускающийся до растрепанных чувств, вылакаешь, и, может даже не полстакана. Такого слона, поди, ували с полстакана!

— Язва, — отец обнял меня за плечи и чмокнул в макушку, — но от водки… вот возьму и не откажусь!

— Что и требовалось доказать! — рассмеялась я.

Накормив отца и влив в него положенное количество антистресса для настоящих мужчин, проводила до дверей, взяв клятвенное обещание сейчас же отправиться в постель и не думать ни о какой работе. В конце концов, мир же не рухнул, оттого, что генерал три дня отсутствовал в родном отделе. Пусть преступность еще одну ночку поспит спокойно.

Отделавшись от генерала, осторожно заглянула в комнату Влада. Парень сидел на кровати, все так же держа Нику на руках, вполголоса что-то рассказывал притихшей девчонке. Увидав меня, скроил предостерегающую рожу и взглядом приказал убираться. Я пожала плечами и тихонько прикрыла дверь.

Влад появился в кухне только полтора часа спустя, когда я уже выбрала все лимиты на ожидание. Хромая больше обычного он протиснулся к своему креслу и с облегчением приткнул себя на мягкое сиденье, откинулся на спинку, прикрыв глаза.

Парень был бледен, под глазами проступила отчетливая синева. Да уж, успокаивать человека, находящегося на грани помешательства это вам, Владислав Дмитриевич, не палку сырокопченой колбасы в одно лицо всосать, оно, знаете ли, остатки нервов запросто вытянет. Что, похоже, с Владом и произошло. Ох-хо-хонюшки… Валерьянки ему, что ли накапать или лучше спирту плеснуть? Водку-то папаня всю выдул.

— Как Ника? — после недолгого молчания спросила я, давая парню немного передохнуть.

— Вроде успокоилась, — не открывая глаз, бесцветно проговорил он, — молчала долго, потом плакала, потом я ее в душ отвел, — Влад поставил локти на стол, зажав голову ладонями, — сейчас, вроде, уснула.

— Вот и хорошо, что уснула, — я почесала бровь, курить хотелось жутко, но я пересилила себя. Раз бросила, значит, бросила! Та ночь не в счет. Ведь не в счет, правда, же?

— Сволочи! Боже, какие же сволочи! — в сердцах рявкнул Влад, отвечая каким-то своим мыслям, я даже подскочила от неожиданности. — Ань, ну как же так!? Ладно, я, взрослый здоровый мужик, я многое могу, а ей-то это за что!?

— Так бывает, — вздохнула я.

— Ань, как так!? — вызверился он. — Мало девчонке в жизни досталось, так ей еще и эти судьи с адвокатами всю душу вымотали! Они ж ее повторно во все то дерьмо с головой окунули! — он поднял на меня больные непонимающие глаза, ожидая, что я как всегда растолкую то, что он не в силах понять.

Как я могу объяснить то, чего сама понять не в состоянии! Я искренно не понимаю, почему свидетеля в суде можно вывалять в грязи и почему свидетель, а тем паче потерпевший, должен доказывать свою правоту. Может, для каких других дел оно и правильно, но уж вовсе не для дел подобного порядка.

А вот глаза мне ваши, Владислав Дмитриевич, совсем не нравятся. Нет, валерьянка отменяется. Тут нужно что-то более действенное. Ой, занимаюсь я сегодня какими-то непотребствами!

Поднявшись, покопалась в кухонном шкафчике, искомое, как ему и положено, обнаружилось в самом дальнем углу. Металлическая плоская фляжечка полнехонькая самым лучшим расслабляющим средством девяносто шестого оборота. Вытащив из того же шкафчика рюмку с сомнением покрутила в пальцах и отставив в сторону достала небольшой стакан, плеснула прозрачной жидкости почти до краев, отрезала хлеба и достала из холодильника нарезанного вяленого мяса. Влад наблюдал за моими действиями с интересом.

— Значит так, Романов, слушай внимательно, — я выставила все на стол и пододвинула ему стакан, — вдыхаешь, выпиваешь залпом, глотаешь и медленно выдыхаешь носом. Понял?

— Какие сложности, — покрутил головой Влад, подозрительно поглядывая на стакан.

— Советую им следовать, — хохотнула я, — давай, давай, не тяни на тебя смотреть страшно.

— Вот спасибо, — скривился Влад и глубоко вдохнув, опрокинул в рот стакан.

— Глотай! Быстро! — прикрикнула я, видя, как лицо парня наливается краской, а на глазах выступают слезы. — Вот так. Теперь выыыыдох. Не смей ртом хапать! Через нос. Молодец. Молчи! Через нос вдоооох, выыыдох.

— Что… что это было? — продышавшись, прохрипел Влад, оттирая ладонями глаза.

— Спирт, — пожала я плечами, подталкивая к нему тарелку, — ты закусывай, закусывай. Отпустило?

Парень кивнул, сосредоточено жуя бутерброд. После стакана спиртного Влад выглядел уже не столь удручающе.

— Хорошо, но если учую, что ты без разрешения таким макаром нервы подлечиваешь — руки отобью! Понял?

— Как скажешь, — покладисто согласился Влад, — пойду, посмотрю, как там Ника.

— Не надо. Разбудишь еще, пусть поспит. Если проснется, мы и так узнаем. Кофе хочешь?

— А может еще спирту?

— Влад!

— Молчу! — он поднял руки защищаясь.

— Так тебе кофе сварить? — пряча улыбку, переспросила я, глядя, как глаза парня приобретают несколько бессмысленное выражение, спирт делал свое черное дело. С дозой я, кажись, промахнулась.

— Не-е-е, я сам, — строго контролируя язык и от этого смешно растягивая слова, ответил он и принялся подниматься.

У него получилось. С третьей попытки. Определенно, я промахнулась с дозой и существенно. Парень удивленно нахмурился, разглядывая свои руки. Да, дражайший, вы совершенно правильно поняли — не слушаются, побочный эффект, что поделаешь. Ну, ничего, это спирт, это не водка, он выветривается быстро.

Влад меж тем воевал с кофейными зернами, никак не желающими попадать в кофемолку.

— Давай помогу, — все же предложила я.

— Я сам!

— Сам, так сам, — покладисто отступилась я, — чего кричать-то?

— Я не кричу. Я… — дальнейшие слова потонули в грохоте кофемолки, которую ему, наконец, удалось победить.

Надо заставить его что-нибудь съесть, а то вон как развозит. Ругаясь сквозь зубы, Влад отмеривал в турку положенное количество порошка, рассыпая половину по столу. Я терпеливо наблюдала за этим безобразием, попутно просчитывая, хватит ли у меня силенок дотащить стокилограммовую тушу до дивана, если у парня закончатся батарейки или придется звать эвакуационную команду в лице Никиты.

Всегда спокойная чайная ложка в пальцах Влада повела себя неестественно, выскользнула и резво проскакала по рабочему столу. Мужчина постарался выловить вертлявый прибор, но только придал ему скорости, ложка со звоном упала на пол, проехалась немного и скрылась под ближайшей тумбочкой. Влад, возмущенно зарычав, опустился на четвереньки, полез следом, вознамерившись, во что бы то ни стало вернуть ложку на место.

— Оставь, — не сдержавшись, фыркнула я, — потом достанем.

— Нет, сейчас! — запротестовал он, запуская руку под шкафчик.

Вот ведь, упрямая зараза, покачала я головой, а Владу все не удавалось добраться до ложки. И не удастся, злорадно отметила я, если опираться на локти. Словно подслушав мои мысли мое недоразумение прилегло на плечо, сунувшись лицом под тумбочку, стараясь обнаружить неуловимый столовый прибор. Цирк уехал, а Владушка остался! Я уже собиралась прикрикнуть, чтоб прекратить балаган, когда парень особенно глубоко засунул руку в пыльную темноту, длинная кофта задралась, открывая темно-бордовое пятно, расплывшееся по светлой ткани брюк, заставившее меня болезненно поморщиться. Успокаивая Нику Влад, конечно же, забыл о собственном состоянии. Теперь понятно, почему так сильно хромал. Одно непонятно — как он заставил себя сесть! Боль должна быть адская.

— Владушка, — осторожно позвала я, — вылезай, черт с ней с ложкой. Пошли повязку поменяем, пока Ника спит.

— Зачем? — голос из-под тумбочки звучал глухо, с напряжением.

— Затем, что это положено делать четыре раза в день, — терпеливо пояснила я, не спеша открывать истинную причину, чтоб еще больше не расстраивать. Ему разговора с Никой за глаза.

— Что-то вы темните, благородная госпожа, — протянул он, разглядывая меня из-под мышки.

— Ничего я не темню! — возмутилась я, оставляя 'госпожу' без внимания, отнеся ее на не совсем вменяемое состояние мужчины.

— Что — все так плохо? — насторожился Влад, мигом вываливаясь из-под тумбочки.

— Да чего же плохо-то?! — уже всерьез рассердилась я.

— Ты ни слова не сказала за 'госпожу', - мотнул головой Влад, — и замена повязки на сегодня будет… пятая.

— У тебя повязка промокла, сменить надо, — тихо проговорила я.

— Сильно?

— Насквозь. Давай-давай, живенько!

Влад тяжело поднялся и, пошатываясь, побрел из кухни.

Хмурый и почти протрезвевший Влад стоял посреди кабинета, держа руки на поясе брюк, ожидая, когда я помою руки и подготовлю перевязку.

— Да не расстраивайся ты так, — я ободряюще похлопала его по плечу, — может все не так страшно.

— Это я во всем виноват, нужно было аккуратнее.

— Угу, аккуратнее, — хмыкнула я, — и ты бы не стал усаживать Нику к себе на колени и укачивать. Я готова. Может, ляжешь? Процедура возможно затянется.

— Нет, я лучше так или тебе неудобно?

— Да все равно. Заголяйся и не оглядывайся так на дверь, я закрыла.

Влад что-то недовольно проворчал, привычно упираясь локтями в стол. Я сняла промокшую повязку, в который раз за вечер, болезненно поморщившись, кровь не собиралась останавливаться, она сочилась из ранок, медленно набухала, собираясь в тяжелые капли. Две недели лечения псу под хвост. Придется все начинать сначала. Я медленно выдохнула и принялась промывать ранки.

Влад молчал, опустив голову на сомкнутые в замок руки и мне вдруг подумалось, что ему крайне неловко стоять вот так — полусогнутым с нелепо задранной рубашкой и штанами, соскользнувшими до колен. А еще я подумала, что моя профессия на человека неподготовленного может производить весьма странное впечатление что-то среднее между извращенцем и садистом.

— И надолго? — поинтересовался Влад, оглядываясь через плечо, вопреки моим мыслям парень смущенным не выглядел. Впрочем, он умеет врать ничуть не хуже, чем играть на нервах.

— Влад, я не знаю! — бросив на него быстрый взгляд, честно ответила я. — Если ты будешь в точности выполнять все мои предписания, как то — поменьше двигаться, принимать лекарства и не канючить, недели должно хватить!

— Да что же это такое!? — прорычал мужчина и от избытка чувств проделал две совершенно бессмысленные, но чисто мужские вещи — длинно и заковыристо выругался, мешая с пяток языков, и саданул со всей дури кулаком по столу.

— В следующий раз так же, только головой и об стену, — посоветовала я, снимая кровоостанавливающую пленку и накладывая компресс, — и желательно с разбегу.

— Извини, — буркнул Влад.

— Ничего. Просто не надо нервничать.

— Я не нервничаю, — мрачно заявил он, — я бешусь!

— Что тоже лишнее, — наставительно произнесла я, — стой спокойно!

— Стою. А долго еще?

— Минут двадцать. Потерпи.

— Терплю, — вздохнул Влад и, помолчав недолго, продолжил меня доставать, — Ань, ну почему так!? На мне же всегда, как на собаке! Почему оно не заживает?

— Такова особенность почти всех морских животных, типа вот этого ежа — ранки вроде крохотные, а заживают долго и болезненно. А с Альварданскими ежами так и вовсе сплошное мучение. Первые поселенцы их вообще годами лечили, пока не научились, а до этого шли по наименьшему…

В коридоре послышалось шевеление, и встревоженный голос Ники позвал:

— Влад, Аня, где вы?

— Ника, мы здесь, в кабинете. Подожди в кухне, мы скоро закончим.

Ручку двери подергали и, убедившись, что дверь заперта тихо поскреблись.

— Что вы там делаете? Где Влад?

— Повязку меняем, — ответила я за двоих, — Влад здесь, где ж ему еще быть?

— Влад?

— Я здесь, — отозвался Влад.

— А почему дверь заперта?

Я даже брови подняла от удивления, не ожидая от Ники настолько глупых вопросов.

— Наверное, потому, — предположила я, — что посреди кабинета стоит мужик со спущенными штанами и это ужасающее зрелище не для нежных девичьих глаз.

Влад фыркнул и покрутил головой.

— А ты не фыркай, нашел тоже мне повод для смеху! — шикнула я на него, подготавливая следующий компресс, и предупредила, — Сейчас будет больно.

Влад вздрогнул, запрокинул голову и сдавленно взвыл, матерясь сквозь зубы.

— Влад? — тут же откликнулась на этот вой Ника, принявшись с удвоенной силой колотить в дверь. — Аня, открой! Что ты с ним делаешь?! Влад?

— Да ничего я с ним не делаю! Повязку меняю! Ника, угомонись и прекрати ломать дверь! — огрызнулась я и тихо добавила, — А ты прекрати этот вой, выпендрежник! Не так уж там больно, что б скулить, у девчонки и без тебя нервы на пределе.

— Но ты же сказала — будет больно! — пожал плечами Влад, прислушиваясь к шуму в коридоре.

— Аня, впусти меня! — бесновалась Ника, пиная дверь ногами. — Сейчас же! Открой дверь, слышишь!?

— Похоже, тебе придется ее впустить, — задумчиво заметил он, — Она не успокоится и никуда не уйдет, пока не увидит своими глазами.

— Это я уже поняла, — проворчала я, вот уж навязались на мою голову! — Тебе придется лечь.

— Это тоже понятно, — ухмыльнулся он.

— Ника, перестань ломиться, я сейчас открою! Влад! Что ты делаешь, поганец! Стой! Стой, кому говорят, я сама сниму!

Парень замер, перестав дергать здоровой ногой, пытаясь самостоятельно освободиться от брюк.

— Если сорвутся ранки, видит Бог, высеку, как мальчишку не смотря на твои боевые ранения! — ворчала я, помогая ему раздеться и опуская стол, чтоб ему удобнее было забираться.

— Если сорвутся ранки, я сам себя высеку, — угрюмо пообещал Влад, укладываясь.

— Молчи уже, тоже мне, флагеллант нашелся, — хмыкнула я, доставая из шкафа плотный пакет.

— Кто-кто?

— В словаре посмотри, — мстительно посоветовала я.

Разорвав упаковку, встряхнула плотную широкую салфетку, одну из тех, что используют на операциях для выделения операционного поля. Стерильной салфетки было жалко, но эти шалопаи не оставили другого выхода. Прикрыв парню все предосудительные части тела, оставив снаружи пострадавший участок, закрепила края липкой лентой, чтоб не съезжала и нажала на разблокировку двери. Замок еще не успел полностью открыться, как дверь рывком распахнулась и на пороге возникла перепуганная, но донельзя решительная девчонка.

— Влад, у тебя все в порядке? — осведомилась она, независимо поддернув мужскую рубашку, сползшую с плеча. Впрочем, на Нике рубашка Влада больше походила на платье.

— Да что с ним может сделаться? — устало вздохнула я.

На мои слова не обратили никакого внимания и только после заверений Влада, что все с ним более чем в порядке, девчонка выглянула в коридор и подобрала с пола плед, накинув его на плечи, на манер мантии. Ника прошлепала босыми ногами и, подтащив стул, уселась у изголовья стола, уцепившись за мужскую руку.

— Ты как? — вполголоса спросил Влад, глядя на нее снизу вверх. — Лучше?

— Да, ты был прав — нужно было поспать. А чего ты кричал? Было так больно?

— Нет, — рассмеялся Влад и добавил заговорческим шепотом, — я баловался. Ты только Ане не говори, а то ругаться будет.

— Я тебя слышала, — фыркнула я, прерывая их шпионские игры, — Паяц!

— А почему тебе так долго повязку меняют?

— Потому что кое-кто ранки сорвал, — проинформировала я, смывая остатки компресса.

— Это из-за меня? Да? Из-за меня!? — заволновалась Ника.

— Нет, — поспешила я успокоить девчонку, — Влад просто слишком резко сел на жесткий табурет.

— Ну, как же ты так? — она сочувственно погладила парня по руке. — Ты же знаешь, что можно только на мягкое!

— Ник, я забыл. Оно уже почти не болело, и я подумал, что уже зажило все.

— Ань, а теперь что будет?

— Да нормально все будет, если только Влад полежит дня три спокойно, то мы выйдем на тот уровень, на котором были до этого.

— Он полежит, я прослежу, — горячо заверила Ника, — я никуда больше не уеду, я стану с ним сидеть и не позволю двигаться!

Я опустила голову, старательно пряча улыбку. Как, интересно, она себе это представляет? Уж если мне не удалось заставить этого упрямца лежать, то уж ей…

— Эй, а может, я как-нибудь сам? Без сиделок обойдусь? — возмутился означенный упрямец.

— Лежи уже! Сам! — фыркнула Ника и наградила его легким щелчком. — Сам ты до второго пришествия выздоравливать будешь, мы уже видели, как ты сам! Анька только за порог, так ты шастать начинаешь.

— Ябедничать нехорошо! — укорил ее Влад.

— Я не ябедничаю, я правду говорю!

— Вы подеритесь еще, — предложила я, сводя на нет их ленивую перебранку. — Тем более я и сама знаю, как кое-кто себя ведет, когда его не видят.

— Аня, а можно посмотреть? — встрепенулась Ника, убоявшись, что я начну ругать Влада по-настоящему.

— Можно, только здесь ничего интересного нет.

— Аня! — попытался возмутиться мужчина, но Ника уже слезла со своего стула и, обойдя стол, с интересом заглянула через мое плечо.

— Да ладно тебе, — протянула она, — жалко, что ли?

— Ему не жалко, ему неудобно, — пояснила я, — что ты пялишься не туда, куда следует. Подержи лампу, ага, вот так, сейчас укреплю.

— А вот эти черные точечки и есть ранки?

— Да.

— Такие маленькие! — удивилась она.

— Может, хватит уже, а? — от неловкости Влад начал злиться.

— А что тут у нас происходит? Коллективный просмотр жесткого порно? — прозвучал с порога развеселый голос Эжена. Влад тихонько застонал и приткнул на голову небольшой валик подушки. Спрятался.

Ника при звуке чужого голоса заметно напряглась, медленно повернула голову, пару секунд испуганно глядя на майора, а потом коротко выдохнула и расплылась в широкой улыбке, узнавая.

Уж не знаю, что Влад говорил ей за закрытыми дверями своей комнаты, но у парня определенно следовало поучиться, что девчонка оттаяла так скоро. Вряд ли психолог справился лучше.

— Да какое ж это порно! — хмыкнула девчонка, кивая на невразумительный квадрат обнаженной кожи, в свете ультрафиолетовой лампы казавшийся синюшным.

— Жесткое! — припечатал Эж, пристраиваясь за другим моим плечом. — Мало того, так это еще и растление малолетних.

— Какое еще растление!? — провыл Влад из-под подушки.

— Эжен имеет в виду, что созерцание твоей голой задницы может расстроить мою и без того хрупкую психику, — любезно пояснила Ника.

— Так! Я даю вам пять секунд, чтоб убраться отсюда, — подпустив в голос строгости, отчеканила я, — иначе вашу психику расстрою я!

— Влад, она всегда такая грозная? — полюбопытствовал Эжен.

— Нет, только когда в мой кабинет вламываются без спроса, — ласково промурлыкала я. Эжен благоразумно отступил.

— Так Ань… того… открыто ж было!

— Воон!!!

Но Эжен не был бы Эженом, уберись он молча.

— Мы подождем вас в кухне, — великосветским тоном объявил он, галантно предлагая Нике руку, — мадмуазель…

Девчонка с полутона подхватила его игру. Плечи распрямились, пальчики невесомо легли в мужскую ладонь, легкий кивок кавалеру и Ника в сопровождении Эжа грациозно покинула кабинет, свободной рукой подхватив волочащийся хвост пледа, мигом превратив клетчатое покрывало в подол вечернего платья.

— Боже, боже! И за что мне такое наказание? — проворчала я в закрывшуюся дверь.

— Какое? — полюбопытствовал Влад, стаскивая с головы подушку и пристраивая ее под щеку.

— Я живу в дурдоме!

— В смысле? — Влад приподнялся на локтях, оглядываясь.

— Меня окружают клоуны.

— А! Так без нас тебе жить будет скучно!

— Угу.

Да уж, скучно, с раздражением подумала я, убирая лампу, зато как спокойно! Как-то за столько лет со скуки не померла.

— Я опущу стол, и ты аккуратно поднимешься. Слышишь? Аккуратно!

Едва слышно вздохнула гидравлика, выбирая высоту, и стол пополз вниз. Не доверяя Владу, помогла сползти со стола, вызвав молчаливую волну недовольства, мало меня, впрочем, тронувшую. Ничего, перетерпит. Наложив тугую повязку и приказав стоять смирно, принесла халат. Парень посмотрел на меня несчастными глазами, но безропотно просунул руки в рукава. Ну, конечно! Мы же герои! Дай нам волю, так мы штаны на себя напрем и плевать, что через полчаса спать укладываться, а значит, снова раздеваться. Мы же не ищем легких путей! Как можно? Нам бы пострадать, преодолевая ненужные трудности, а то вдруг кто заподозрит нас, в чем предосудительном. Слабости, например. Тьфу, черт! Какие стервозности в голову лезут. Вот сейчас как пойду, как завалюсь спать! Я зевнула, не разжимая челюстей, и тряхнула головой. Только сперва гостя выпровожу.

Тот, кто завсегда хуже татарина, вовсю хозяйничал на кухне, доваривая брошенный Владом кофе, попутно изобретая горячие бутерброды и изо всех сил веселя Нику.

— О, Анька! — обрадовался Эжен, будто не видел меня полгода. — Чего-нибудь хочешь?

— Кофе и… — буркнула я и уже хотела добавить 'сигарету', но вовремя тормознула.

— И? — подбодрил майор.

— И кофе! Ты чего пришел-то, на ночь глядя? — поинтересовалась я, прихлебывая из чашки.

— Подчиненного своего проведать. Он уже две недели у меня числится, а я его еще ни разу на рабочем месте не видел. Кстати, где он?

— Здесь я, — недовольно буркнул Влад, — я не виноват, что не могу выйти на работу, меня Аня не пускает.

— Начинается! — взвыла я, — Эжен, шел бы ты домой, а?

— Сейчас пойду, — усмехнувшись, пообещал Эж, и, повернувшись к Владу, — а ты перестань доктору по нервам ездить. Больного к работе не допущу, но и бездельничать больше не дам.

— В смысле?

— В самом прямом, — хмыкнул Эж и ненадолго вышел из кухни, а когда вернулся, в руках у него был небольшой рюкзак, который бросил Владу.

— Что здесь?

— Диктофоны и ноутбук. Ты должен прослушать записи, рассортировать их, оформить протоколы и сформировать дела. Короче, провести подготовку дел для передачи в суд.

— Но я не могу… — растерянно пробормотал Влад.

— Не канючь! — резко оборвал его Эж. — Все ты можешь. Протоколы набираются, насколько я помню, руками, а не задницей. В ноутбуке есть пример протоколов и дела, а ты парень неглупый и сумеешь разобраться самостоятельно. Тем более все равно нужно учиться, ты из-за своей безалаберности и так потерял целых две недели.

— Но я не… — попытался защититься Влад.

— Молчать! Потрудись не разевать рта, когда начальство изволит устраивать тебе выволочку. Не терплю!

Две пары глаз уставились на Эжена с удивленной настороженностью, впервые сталкиваясь с майором в начальственной ипостаси. А посмотреть было на что — Эж грозно сверкал глазами и на человека неподготовленного производил устрашающее впечатление. Я едва удержалась от глупого хихиканья, слушая красноречивые паузы в речи полицейского — непривычно бедняге гневаясь подбирать приличные слова. Никак о нас с Никой печется, будь он с Владом наедине, слова были бы несколько другими. Эжен бросил на меня предостерегающий взгляд.

— Да, майор, — смиренно отозвался Влад, всем видом демонстрируя угрызения совести.

— А за подобный цирк и по роже отоварить могу, — предупредил Эжен, немного смягчаясь. — Ты должен отвечать четко и ровно. Понял? Вот и хорошо. Можешь приступать к выполнению. Времени тебе даю трое суток. Ясно?

— Да, майор! — вполголоса рявкнул Влад.

— Вот так-то лучше. А то — не могу, не могу! — и уже обращаясь ко мне с Никой. — Ладно, девушки, пойду я, не то Вика меня из дому выгонит.

…Влад выключил диктофон и, захлопнув крышку ноутбука, ткнулся лицом в подушку, наслаждаясь минутами одиночества. За последние дни их можно пересчитать по пальцам. Ника не шутила, обещая, что станет с ним сидеть. Маленькая поганка не отходила ни на шаг, рыкая всякий раз, когда Влад пытался двигаться. По первости за каждый поход по нужде приходилось сражаться. А тут еще Эжен со своим заданием. Нет, конечно, майор прав, утверждая, что протоколы набираются не задницей, но лежа на животе это делать все же затруднительно. Влад встряхнул руки, пару раз сжал и разжал пальцы. Повозился, пристраивая под грудь подушку, и открыл опостылевший ноутбук. Отдых закончился. Хорошо еще, начальство укатило в командировку и не требует немедленно предъявить выполненную работу. Итак, дело номер… протокол осмотра места происшествия…

— Влад! Влад, черт бы тебя побрал! Вынь бананы из ушей! — От неожиданности мужчина дернулся, и наушники выпали на подушку. Он ошалело оглянулся на девчонку.

— Чего тебе? — буркнул Влад, дергая за проводок застрявший наушник.

— Эжен, говорю, приехал, тебя требует.

— Черт, черт, черт! — он заспешил, безбожно путаясь в пальцах, добирая остаток текста. — Ника, займи его чем-нибудь, а?

— Чем? Сказку рассказать?

— Кофе ему свари, что ли… Я почти закончил. Ника, ну придумай что-нибудь! Пятнадцать минут.

— Хорошо, — задумчиво протянула она, — пятнадцать минут я его придержу, но ты мне будешь должен.

— Как скажешь, — поморщился Влад, заранее представляя, размер счета.

Ника погрозила ему пальцем и вышла из комнаты, почти сразу послышался ее щебет, Эжен что-то протестующе бубнил в ответ. Но от Ники так просто не отделаешься. Влад послушал удаляющиеся голоса, удовлетворенно кивнул и вернулся к прерванной работе.

Он только поставил последнюю точку, как дверь широко распахнулась, даже голову в плечи втянул, ожидая увидеть разгневанного Эжена. Но все оказалось гораздо хуже — в комнату влетела Аня в сопровождении коллеги хирурга.

— Пашка, посмотри, чего тебе стоит? Мне консилиум нужен.

— Да ничего не стоит! Вот уж где банный лист! Привет, Влад, чего лежишь?

— Привет, Паш, — мужчина приподнялся и пожал протянутую ладонь. — Да вот — вставать не дают.

— Бывает. Давай, показывай, что там у тебя, — и, не дожидаясь, сам задрал халат. — Ну, парень, тебя и затянули! Ань, разве ж можно так?

— Можно! — огрызнулась девушка, подавая ножницы. — Когда две недели ни черта не заживает, то только так и можно. Я б его и к кровати еще привязала!

— Что это вы больной доктора не слушаетесь? — попенял Пашка Владу, споро срезая повязку. — Так, что тут у нас?

Паша с присущей всем хирургам безжалостностью помял так оберегаемую часть тела. Влад настороженно затих, прислушиваясь к ощущениям. К его великой радости боли почти не было — так, в пределах нормы.

— И? — поторопила его Аня.

— Я считаю, что пациент практически здоров, — пожал широченными плечами Паша, одергивая задранный халат.

— Не вскроется?

— Не должно. Ранки затянулись хорошо, так что вполне можно выписывать. Нет, если ты сомневаешься, можешь подождать еще дня два, но, на мой взгляд, все в норме. Где там документы — давай подпишу.

Влад, косясь через плечо, переводил взгляд с одного на другую, с беспокойством прислушиваясь к их разговору. Значит, он свободен и может выходить на работу? Как — уже?! Сразу всколыхнулись все прошлые сомнения — а сможет ли? а справится? — и захотелось поболеть еще несколько дней.

— Эй, а мне что делать? — остановил Влад направившуюся к выходу парочку и уже обсуждающую какого-то другого пациента.

— А? — Аня обернулась, недовольно нахмурившись.

— Первое — отучиться перебивать, — наставительно проговорил Паша, — а второе — прекращать симулировать, вставать и одеваться!

— Когда он сможет выйти на работу? — на пороге возник Эжен. Будто стоял под дверью и подслушивал!

— Да хоть сегодня. Но лучше завтра.

— Завтра к восьми утра, что б был в участке, — Эжен ткнул пальцем во Влада, будто тот пытался возражать.

— Эжен, а дела? — Влад, успевший усесться на кровати, протягивал начальнику ноутбук.

— Завтра! Я слишком долго ждал твоей аудиенции, — желчно заметил майор.

Оставшись в одиночестве, Влад задумчиво почесал бровь, да уж, с Эженом неловко вышло. Пойти, что ль повеситься для разнообразия? Но вместо этого сполз с кровати и, вытянув из шкафа чистое полотенце, поплелся в душ…

 

Глава 19

Я выключила душ, смахнула лишнюю воду с волос и, выйдя из кабинки, встала под фен. На работе придется задержаться, но страшного в этом ничего нет — Влад заступил на дежурство, и сутки будет безвылазно сидеть в отделе, так что на сегодня я освобождена от приготовления ужина.

Я блаженно потянулась, подставляя другой бок под ласковые воздушные струи. Эжен подчиненным доволен, отец к Владу так же не имел претензий, а раз довольны они, то и мне грех жаловаться. В бригаде к Владу отнеслись с пониманием, особенно те, кто участвовал в операции на Леоне.

Единственный, кто вызывал глухое раздражение это Водопьянов. Не нравилось ему, что приходится работать с рабом! Да и испорченные ботинки он Владу никак забыть не мог, а скорее не столько ботинки, сколько мою трепку. И теперь Гена искал малейший повод, чтоб задеть Влада, я же никак не могла повлиять на ситуацию и немного дергалась от этого. А еще беспокоило, что Влад стал невольной причиной раскола в бригаде. С Геной и раньше-то не очень общались из-за его излишней заносчивости, а как появился Влад, так и вовсе сторониться стали. От понимания, что проигрывает рабу Гена, бесился все больше, и от придирок перешел к прямым оскорблениям, правда, сказанным исподтишка и в спину. Влад приученный сносить и не такое на конфликт не шел. А менее терпеливый Никита, услышавший оброненное Геной замечание о наших с Владом отношениях, попытался поговорить, но разговор как-то быстро переместился из коридора в уборную, где капитан прижал Водопьянова в углу и от всей души разъяснил товарищу, о чем не следует говорить.

За тот разговор Никита получил от Эжена выговор, Гена строгое предупреждение 'фильтровать базар', а я, узнавшая обо всем от Ники, и прилетевшая к майору за советом, не менее категоричный совет не совать свой нос в чисто мужские дела! 'Ты хочешь, чтоб Влад мужиком остался и стал самостоятельным или тряпку из него сотворить? — жестко поинтересовался у меня Эжен. — Молчишь? Вот и не лезь, куда не просят. Мужики сами разберутся!' Так что пришлось отступиться и наблюдать со стороны и молча мучиться от невозможности не то, что помочь, просто подстраховать.

— Анна Дмитриевна, подойдите в реанимацию, — из-под потолка голосом Инго попросил динамик, обрывая мои безрадостные мысли.

— Уже бегу, — отозвалась я, выключая фен и на ходу натягивая свежую форму.

…Работа, в которую окунулся Влад, придя в бригаду, на удивление оказалась не такой уж кровавой, как он себе представлял. Скорей уж рутина, омутом втянувшая в себя глупого человечишку. Работать в основном приходилось головой и ногами. Почти с первого дня Эжен поставил стажера на вылет за пределы станции.

Уже сидя в транспорте с группой из трех человек, Влад как-то вяло подивился, что никаких маячков на него не нацепили. Откинувшись на высокую спинку кресла, мужчина ненадолго задумался, осмысливая происходящее, и едва не свалился, бессознательно подавшись вперед от пришедшей догадки. Никита, сидящий справа, понимающе усмехнулся и, толкнув Влада на подушки, посоветовал пристегнуться.

Выходило, дело совсем не в том, что вокруг были полицейские, от которых не сбежишь. Владу доверяли. И это уже не его собственная хозяйка, чьи поступки порой граничили с безумством и ставили несчастного раба в непроходимые тупики. Это нечто другое, отчего приятно теплеет в груди и голову кружит неуместное в его возрасте счастье. На него надеются. В нем уверены. Он свой! Неотличимый от ребят в соседних креслах, ни о каком втором сорте и речи не идет и становится кристально, доподлинно и совершенно твердо понятно, что за этих людей Влад порвет любого. Вытащит на горбу из передряги, а возникни в том необходимость, то прикроет собой. За одно лишь это чувство причастности!

И Влад делал все возможное, чтоб люди, принявшие его в свой круг, ни на секунду об этом не пожалели. Надо — осматривал трупы разной степени давности, надо — копался в помойках в поисках улик, забираясь в такие уголки, куда не каждый полезет. Рабская жизнь быстро отучает от брезгливости, так что прошлый опыт здорово выручал. Хорошо хоть с трупами, встречались редко, в самом начале расследования. В основном же он имел дело с уликами и свидетелями. Впрочем, к последним стажера не очень-то подпускали, позволяя наблюдать работу следователей издалека. Из-за стекла Гизела, зеркального со стороны, допросной и прозрачного у наблюдателей.

Владу нравилось приходить в участок одним из первых и брести по длинному полутемному залу, беспорядочно заставленному столами с темными, выключенными экранами компьютеров, за которыми обычно сидели его теперешние коллеги. Влад приветливо кивал дежурным, а после усаживался за свой стол и принимался по мере сил и возможностей помогать своей группе.

Единственным минусом, но весьма жирным, в теперешнем существовании был Гена. Водопьянов представлялся Владу жирной навозной мухой, назойливо жужжащей под ухом без возможности от нее отмахнуться. Гена не упускал возможности задеть, всячески напоминая, что Влад никакой не человек, а вещь, по недоразумению забывшая свое место и как не старался держаться подальше, пакостник все равно оказывался рядом. Влад встречал все выпады со вселенским спокойствием, уговаривая себя, что рано или поздно Водопьянову попросту надоест цепляться, и он отстанет. Единственный раз Влад взбесился по-настоящему. Когда придя на работу позже обычного, обнаружил на своем столе ошейник с металлической цепочкой. Это почему-то сильно задело и внутри все перевернулось, всколыхнув то, что забывалось с таким трудом. Личность, с такими усилиями вытащенная Аней из глубин, взбунтовалась, ударив в голову горячей волной ненависти, руки сами с собой сжались в кулаки, но Влад усилием воли заставил себя успокоиться и, до ломоты, сжав зубы, спрятал ошейник в стол — конфликты ему сейчас совсем не к чему, а уж драка тем более. Затолкнув поглубже бешенство, мужчина попытался заняться текущей работой. Проходивший мимо Эжен, низко наклонившись к Владу, тихо посоветовал: 'Набил бы ты ему морду, сразу отстанет'. Влад попытался пропустить этот совет друга мимо ушей, памятуя об отношении Ани к дракам. Но чем дальше, тем все труднее было держать себя в руках.

Гена же, решив, что над Владом можно издеваться бесконечно и не получать при этом должного отпора в наглую нарывался на кулак. Не соображал блаженный, насколько близок Влад к тому, чтоб начистить обидчику морду. Усевшись на стол Влада, Водопьянов сдвинул бумаги, в которых пытался разобраться стажер, смешав их при этом.

— Гена, слезь с моего стола, пожалуйста, — с вежливым металлом в голосе попросил Влад, умело скрывая раздражение.

— Ага, сейчас, только ответь мне на один вопрос, — нацепив гадкую ухмылку на лицо, проговорил Водопьянов.

— Хорошо, задавай свой вопрос, — смирился Влад с неизбежным.

Он откинулся на спинку стула и, закинув руки за голову, для пущей безопасности собеседника, приготовился смиренно выслушать очередную гадость, надеясь поскорее отделаться от неприятного человека. Но то, что он услышал, превзошло все допустимые границы.

— Ты мне ответь, — допытывался Гена, — когда тебя хозяйка имеет, накладной член использует или у нее свой собственный имеется?

Ну, все! Точка невозврата. Влад медленно опустил руки, примериваясь половчее зацепить придурка за шею и со всем прилежанием познакомить со столешницей. Да так, чтоб хрустнули, сминаясь, нежные хрящики переносицы.

В отделе воцарилась гнетущая тишина, и все повернулись к ним, с неприкрытой враждебностью глядя на Водопьянова. Влад подался вперед, вцепившись в край стола с такой силой, что пальцы побелели. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы ни голос Ники, громом разорвавший тишину.

— Сидеть на столе неприлично, — упрекнула Гену девочка.

— Что ты сказала? — то ли не понял, то ли не расслышал он.

— Убери жопу со стола, говорю, — ласково проворковала она, — гиена ты тифозная, документы важные загадишь!

— Как ты меня назвала? — пораженный Гена повернулся к Нике, недоверчиво уставившись на девочку.

— Гиена тифозная! — громко сообщила она, сияя широкой улыбкой, по комнате прошелестел выдох облегчения и смешки.

— Да я тебя… — задохнулся Гена от злобы, осознав, что все смеются над ним, но не до конца понимая, что Ника только что не много ни мало жизнь ему спасла.

— Что ты меня? — склонив голову на бок, поинтересовалась Ника, извлекая из кармана большой пистолет, картинно сняла с предохранителя и направила Водопьянову прямо в грудь. Твою мать и всех богов вселенной!!! Откуда у девчонки пистолет, про себя возопил Влад. Те же мысли, судя по вытянувшимся лицам и округлившимся глазам, занимали и окружающих полицейских. Ребята подобрались, стараясь не делать лишних движений, чтоб не спугнуть вооруженного подростка.

— Влад, можно я его пристрелю? — капризно попросила Ника, будто клянчила десятую порцию мороженного.

— Ника, не надо, — облизнув вмиг пересохшие губы, попросил Влад, лихорадочно соображая, как без потерь отобрать у нее пистолет.

— Надо, надо! — настаивала на своем Ника. — Он придурок и мне надоел!

— Ника, девочка, послушай… — Влад начал медленно подниматься из-за стола.

— Эй! Вы мне все испортите! — вскричала бандитка и дернула курок.

Из ствола, вылетела темно красная струя и попав на рубашку обидчика, превратилась в жуткое пятно. Водопьянов расширенными глазами уставился на свою грудь, удивляясь, отчего совершенно не чувствует боли, ведь его пристрелили? Тут же по комнате разнеслась отвратительная вонь, чем-то напоминающая сероводород и навевающая определенные мысли по поводу выделений организма.

— Фу, — Ника скривилась, и картинно зажав нос, прогнусавила, — ты ж мужик, а так обделался! Это же всего лишь шутка дебильного ребенка! А вы чего так смотрите? Он же водяной!

— Ника, я тебя убью! — пробормотал Влад, без сил падая обратно на стул.

— Я первый! — рявкнул из-за соседнего стола Игорь.

— Да лааадно вам! — легкомысленно отмахнулась Ника от жаждущих ее крови мужиков. — Это ж шутка была. Плоская, правда.

— И вонючая к тому же, — из-за дальнего стола флегматично заметил Ланс.

По залу пронеслись одиночные смешки, а Водопьянов, наливаясь густой краской, бросился в сторону уборных, сопровождаемый уже общим хохотом. Ника проводила его презрительным взглядом, и хитро подмигнув Владу, принялась отлеплять его пальцы от стола.

— Пошли обедать, это теперь надолго, — девчонка потянула его за руку, заставляя подняться, — Лешка такой классный составчик сварганил — этот придурок теперь неделю не отмоется, — и, мечтательно закатив глаза, протянула, — вонять будет!..

Во время обеда хмурый Влад ковырял вилкой в салате. Решив следовать совету Эжена и не показывать своей осведомленности о проблемах моего подопечного, все же не удержавшись, спросила:

— У тебя все в порядке?

— Трудное дело, — попытался улыбнуться он.

— Может, я могу чем-нибудь помочь? — осторожно спросила я.

— Сам разберусь! — невпопад буркнул он и, так и не попробовав салат, поспешно ушел на работу.

— Ну и как с ним разговаривать? — спросила я у Ники, — Думает, я не вижу, что происходит, конспиратор хренов.

— Он просто не хочет тебя расстраивать, — ответила она, убирая со стола посуду, — он же видит, что у тебя неприятности с твоим исследованием, вот и не желает прибавлять тебе еще и свои проблемы.

Ника была права, Геннадий Васильевич уже неоднократно намекал, что пора бы сдать нетленку, но засесть за труд как-то не получалось. Пациенты точно взбесились — шли нескончаемым потоком. У Ники наклевывались экзамены. Отцу спихнули дело маньяка, и за генералом надо следить, чтоб он ел, хотя бы раз в сутки. Когда он ведет такого рода дела, то становится рассеян, ко всему, что напрямую не касается работы. А теперь еще и у Влада неприятности из-за какого-то недоделка. Ну и как в таких условиях ваять бессмертный труд? И кого вы пытаетесь убедить, доктор? Да лениво вам и все тут! А за Владом все же стоит приглядывать, не ровен час сорвется парень.

…Разъяренный Влад стоял посреди главного зала отделения. Все, присутствующие полицейские покинули свои места и с интересом подтянулись к месту разгорающейся ссоры. Прав был Эжен — не понимает Гена слов, и намеков прямых не понимает! Что окончательно допекло Влада, точно припомнить не мог, но прозвучавшая фраза касалась теперь уже не только Ани, но и Ники.

Водопьянов, не ожидавший от своей, обычно спокойной, жертвы такой бурной реакции немного опешил, но рот прикрыть даже не подумал. Лицо Влада окаменело и он, почти не размахиваясь, нанес короткий удар обидчику в солнечное сплетение. Гена согнулся пополам, с усилием проталкивая в легкие воздух.

— Ах, ты сука! — прохрипел не желающий успокаиваться Водопьянов и головой вперед кинулся на ненавистного раба, собираясь сбить того с ног. Влад сделал плавный шаг в сторону и пинком придал свободному ускорение. Не совладав с инерцией, Гена со всего маху врезался брюхом в пол. Считая, что на этом можно заканчивать Влад нагнулся поднять опрокинутый во время потасовки стул и на секунду выпустил противника из виду.

Тень, замеченная краем глаза, заставила Влада отклониться, и только это спасло от серьезных увечий, носок тяжелого ботинка, метивший в глаз, прошел по касательной, вызвав резкую вспышку боли в скуле. Зарычав, Влад отбросил стул, разворачиваясь к противнику. Шутки кончились. Пришедший к тому же выводу Гена с кривым оскалом выхватил пистолет. Будь свободный чуть быстрее и выстрели сразу, Владу пришлось бы худо, но противник замешкался, а когда понял, что противник не собирается застывать в ужасе, было поздно. Влад пригнулся и стремительно перетек вперед, оказавшись как раз под локтем руки, державшей пистолет. Простенький захват на скрещенные руки, рывок, сухой треск ломаемых костей и сдавленный вой, лишь подхлестнули сорвавшееся с цепи бешенство. Несколько коротких ударов локтем в лицо, придерживая за увечную конечность, подсечка, а теперь размазать скотину по полу. Влад вкладывал в драку всю душу и умение, успевшее накопиться за нелегкую жизнь раба, и вскоре драка переросла в самое вульгарное избиение.

На плечи будто кинули по мешку с песком, а руки словно сжали чьи-то медвежьи объятья, рывок и Влад уже стоит на ногах. Выплюнув что-то матерное, мужчина попытался извернуться, где-то на грани сознания кляня себя, что позволил ярости взять верх и перестал контролировать окружающих. Ну, ничего! Он сейчас… Влад резко дернулся вперед, чтобы тут же с силой откинуться назад, нанося сокрушительный удар головой. По лицу не попал. Затылок наткнулся на что-то твердое, почти каменное, в глазах вспыхнул самый натуральный фейерверк.

— Отставить! — рявкнули над ухом, мигом приводя распаленного раба в чувство.

— Ну, все, все! Побаловался и хватит, успокойся, — добродушно пророкотал генерал, для надежности перехватывая ошеломленного подчиненного поперек груди и придерживая в таком положении пару секунд. — Успокоился? Пойди лицо умой, в мозгах сразу прояснится, а ребята здесь пока приберут. Я тебя отпускаю?

Влад невразумительно замычал и почти сразу тиски исчезли, заставив пошатнуться без поддержки.

— Марш умываться, я кому сказал!

Мужчина только мотнул головой, говорить пока сил не хватало, и, пошатываясь, побрел в сторону уборной. Сперва помыл руки со сбитыми в кровь костяшками, а потом, пустив холодную воду, сунул голову под тугую струю. В мозгах действительно прояснилось и до Влада только сейчас в полной мере дошло, что он сотворил. Он только что, при попустительстве окружающих и начальства избил человека, мало того, так еще и генерала боднул. Звучало это более чем отвратительно, не смотря на благие намерения, коими Влад руководствовался.

Выключив воду, потряс головой, стряхивая с волос излишки влаги. Болезненно морщась, сполз по стене, раздумывая, что делать дальше. Выходить не хотелось, ребятам в глаза смотреть стыдно, а генералу так и вовсе боязно. И сколько не пытался убедить себя, что всего лишь защищал честь хозяйки и Ники, которые совсем не заслужили, чтобы чей-то поганый язык трепал их имена, ничего из этого не выходило. Все звучало неубедительно, а от этого становилось только хуже.

Влад длинно выматерился и от избытка чувств стукнулся головой о переборку. Ушибленный генеральским плечом затылок протестующее заныл. Что он скажет Ане? Как объяснит? Она не поймет подобного способа решать спор и никаких оправданий слушать не станет. Накажет и вся недолга! Ведь предупреждала несколько раз, как относится к подобным вещам, тем более в его авторстве и эта выходка ему уж точно с рук не сойдет. Как же быть? Не то, чтобы Влад боялся наказания, да ни черта он не боялся и готов вытерпеть любое, страшно лишь по собственной глупости разрушить тот хрупкий мир, который только восстановился после его последнего проступка.

Ему приглянулась коллекция камушков в небольшой лавке сувениров на одной из планет, куда летал в командировку. Камушки были особенные ровного изумрудного цвета с золотистыми искорками. Если их долго и медленно нагревать, а потом резко охладить, то минерал становился прозрачным, а золотистые искорки начинали испускать мягкое теплое свечение. Влад знал об этом, потому что сам добывал подобные камушки в каменных лабиринтах рудника. И не дай боги, испортить камушек или расколоть! За это не то, что шкуру, голову сдернут. Заполучить коллекцию хотелось, аж зубы сводило, но она стоила дорого — целых двести кредов, когда как за него самого заплатили всего пятнадцать. У Влада таких денег, естественно не было, впрочем, у него никаких не было, Аня не считала нужным снабжать его наличными (да и к чему они рабу, что живет на всем готовом!?). Но у него была ее пластиковая карта, которой расплачивался на станции за продукты. И денег на ней было более чем достаточно, но потратить их без спросу означало не много, ни мало — своровать. Все два дня, что он был на планете Влад ходил вокруг коллекции, как кот у крынки со сметаною — и хочется и взять нельзя. А потом, перед самым вылетом решился и купил. И весь перелет домой уговаривал себя, что Аня вполне возможно и не заметит его покупки. Он ни разу не видел, что б она просматривала детализацию счета. Влад не учел одного — отчет о покупках вне станции тут же поступают владельцу карточки. Как потом разъяснил честивший его на все лады Никита, это делалось, чтоб свести к минимуму кражи с электронных счетов.

Аня, конечно же, в тот же день все узнала и после ужина велела придти к ней в комнату. Влад, прекрасно зная, зачем его зовут, пошел на негнущихся ногах, чувствуя, как предательский, унизительный пот выступает на виске. Каким-то шестым чувством он понимал, бить его не станут, но от этого было не менее страшно. Прожив с Аней под одной крышей достаточно долго, по крайней мере, дольше, чем с кем другим, Влад твердо усвоил — можно жестоко наказать, не прибегая при этом к плетке.

В ее комнате все было как всегда — приглушенный свет, легкий беспорядок на столе. Сама она сидела за компьютером, и что-то быстро печатала. Влад тихонько постучался в открытую дверь.

— Заходи и закрой дверь, — не отрываясь от своего занятия, спокойно приказала она. Влад тихо прикрыл дверь и нерешительно топтался на пороге, ожидая справедливого хозяйского гнева, — садись.

Все больше недоумевающий Влад осторожно опустился на краешек стоящего рядом стула, он-то ожидал крика или еще чего-нибудь в этом роде. Анино спокойствие пугало больше, чем все возможные военные действия. Внутри все противно дрожало, готовое вот-вот разорваться. Она допечатала, резко поднялась, шагнула к нему и протянула руку, так, что Влад даже отшатнулся от этой руки. В протянутой к нему ладони была всего лишь кредитная карта, Влад удивленно посмотрел на нее снизу вверх.

— Возьми, и больше не воруй, — усталым голосом тихо попросила Аня, вкладывая в его ладонь прохладный пластиковый прямоугольник, — это не хорошо и мне это не нравится. Каждый месяц твой счет будет пополняться до определенной суммы, это только твои деньги и ты волен делать с ними, что посчитаешь нужным, отчета в этом я спрашивать не буду. Кстати, воровать было не обязательно, достаточно было просто попросить. Ты все понял?

Влад, молча, кивнул, стискивая в кулаке ставшую скользкой от пота карточку, чувствуя, как уши и шея покрываются огненно-красным румянцем. Стыдно было невыносимо, а еще хотелось, чтобы она закричала или ударила его, он это заслужил, но только не так, почти молча. Аня удостоверилась, что ее слова дошли до него в полной мере, и продолжила все тем же ровным и каким-то тусклым голосом:

— А теперь уйди отсюда, видеть тебя не могу, — это было все, что она сказала, Аня вернулась за свой компьютер и продолжила работать.

Влад выскочил из ее комнаты, чувствуя, что еще немного и из глаз его польются самые настоящие слезы. Аня не разговаривала тогда с ним неделю или больше, сейчас он этого точно сказать не мог. Нет, она не просто с ним не разговаривала, она его не видела, так, будто никакого Влада и не существовало в природе. Парень впервые за свою жизнь почувствовал, что такое, когда тебя нет! Ты не вещь, которую можно переставить с места на место или обойти при надобности, ты пустота! Тебя не существует. А он ходил за ней тенью, не зная, как можно помириться, если она его не видит. Он не мог есть, не мог спать и, вконец измучившись, предложил ей выпороть его, вот так подошел и прямо предложил, не сумев придумать ничего лучшего, чтобы прекратить эту пытку. Она посмотрела на него, впервые за неделю, покачала головой и ушла в свою комнату, но потом все же стала постепенно с ним разговаривать. И вот теперь эта драка. Что же делать? А если дать Ане пару дней, ну, что б успокоилась? Спасет ли это положение? Надо поговорить об этом с генералом, пусть запрет в камере, а Ане скажет, что Влад арестован за потасовку. А что? Вполне может выгореть! Получится, что Влад уже наказан, а два раза за одну вину не наказывают. Вон даже в законах прописано! От ворчания это, конечно же, не убережет, но это мелочи.

— Таак! Вот ты где! — щелкнул кнутом рык Эжена. — Встать!

Влад мигом взмыл на ноги, вытягиваясь по струнке, и как-то сразу стало наплевать, что уборная это не то место, где воспитывают проштрафившихся подчиненных и что майор утром сам посоветовал набить морду Водопьянову. Эжен прошелся от стены к стене, со всех сторон рассматривая застывшего Влада.

— Орел! Да что там — богатырь! Драка в общественном месте, порча имущества, — майор менторским голосом перечислял преступления подчиненного, — нанесение старшему по званию телесных средней тяжести, покушение на генерала и в довершении всего самому рожу разбили! И как это понимать!? Месяца не прошло, как ты пришел в отдел и уже такие художества!

Влад внимал начальству с благоговейным молчанием, внутри корчась от стыда. Эжен еще долго распекал стажера, со всем мастерством опытного командира, подводя проступки под расстрельную статью. К концу Влад, от осознания вины, был готов сам застрелиться, не дожидаясь суда и следствия.

— Бить будешь? — бросив на майора смурной взгляд, уточнил он.

— Совсем идиот!? — обиженно поперхнулся Эжен. — Я никогда подчиненных не бью, хотя тебя и следовало бы! Но, думаю, тут и без меня охотников найдется. Ладно, будем считать, что воспитательную беседу я с тобой провел, и ты все осознал.

— Осознал, — вздохнул Влад, задумчиво рассматривая сбитые костяшки.

— Хорошо, и надеюсь, подобное не повторится. А если все же соберешься еще раз делай это где-нибудь в уединенном месте, да вот тут хотя бы, а то устроил балаган на глазах у всего отдела! Приспичило ему, видите ли!

— Не будут так цеплять, не повторится, — пообещал он, с благодарностью покосившись на майора.

— Дай рожу посмотрю. Не дай бог, скулу своротили, Анька меня порвет. Кстати, как думаешь с ней объясняться?

— Не знаю. Домой идти боязно, — честно признался Влад и рассказал, о чем надумал сидя на полу под раковиной.

— А черт его… — Эжен поскреб затылок. — С этим лучше к генералу, он тебя все равно ждет. Все, иди отсюда!

Влад накинул на шею короткое полотенце и поплелся к генералу, внутренне готовясь к очередной взбучке. Остановившись у дверей, осторожно поскребся и, дождавшись разрешения, вошел. Генерал сидел в кресле, отвернувшись от посетителей, о чем-то ругался по селектору с экспертами. Китель и рубашка небрежно свешивались с дивана. Расположившаяся на том же диване Ника оторвалась от книжки и сочувственно посмотрела на Влада. Дмитрий Петрович закончил разговор раздраженным щелчком и развернулся в кресле, явив Владу обнаженный торс с перекинутым через плечо полотенцем.

— Ну и здоров же ты, зараза! — с уважением заметил генерал, приподняв полотенце, продемонстрировал синяк, разлившийся по плечу.

Влад аж голову в плечи втянул, ожидая, что его сейчас со стеной начнут знакомить. И поделом! Но генерал ругаться не стал, только посоветовал башкой поменьше размахивать, пообещав в следующий раз, непременно оторвать означенную часть тела и задал тот же вопрос об Ане. Влад повторил уже сказанное Эжену. Дмитрий Петрович выслушал его с не меньшим вниманием и обещал подумать. Ника, сидящая на подлокотнике кресла, в котором устроился Влад, сочувственно прижимала к его разбитой скуле мешочек со льдом…

Что на деле означает фраза Влада: 'Сам разберусь' я поняла ближе к окончанию дежурства. В приемное отделение, поступил парень, в котором получалось опознать старшего лейтенанта Водопьянова, лишь напрягши всю свою фантазию. Больше он напоминал человека сдуру решившего поменяться местами с боксерской грушей. Превратившееся в гротескную маску лицо, по цвету могло смело потягаться с перезрелой сливой, к этому еще прилагались сломанная рука и несколько ребер. Я спросила пострадавшего имя, и тот с усилием разлепил распухшие губы, пробормотав:

— Геннадий Водопьянов.

— Кто же это тебя так, милок? — осведомилась я, заранее зная ответ.

— Да есть у нас один придурок в бригаде, — речь у него стала более внятной после укола обезболивающего, — представляете себе — я окончил лучший юридический институт в галактике и вынужден работать с грязным рабом, который даже ложку держать не умеет, не говоря о том, что бы думать. А знаете, почему его взяли в бригаду?

— Нет, — я поправила маску, про себя считая до десяти и обратно.

— Потому что трахает дочку генерала или она его. Кто их там знает, этих ненормальных! Она, наверное, жуткая уродина, раз мужика надо покупать, видно ни один нормальный не согласился.

— Похоже на то, — и еще раз до десяти, я набрала в грудь побольше воздуха, борясь с желанием докончить то, что начал Влад. В человеческом теле примерно двести шестьдесят костей, а Влад сломал всего четыре, так что у меня остается обширное поле деятельности.

Верочка тронула меня за локоть и прошептала на ухо:

— Анна Дмитриевна, давайте я позову Наталью Станиславовну, вам лучше прогуляться в сторону дома. Вы не думайте, я в вас как в докторе не сомневаюсь, просто надо посмотреть как там дела.

— Нет, Верочка, — покачала я головой, — это мой пациент, я его принимала, мне его и вести.

Быстро закончив с неприятным пациентом, я выскочила из смотровой. Ощущение было, будто в грязи выкачалась. Если мне так, то, каково же Владу!? Я стояла в коридоре, пытаясь справиться с бешенством. Дверь в смотровую комнату осталась приоткрытой, так что разговор между Верочкой и Водопьяновым я слышала отчетливо.

— Хорошая доктор, — заметил он.

— Самая лучшая, — откликнулась Верочка.

— Она свободна? Может можно с ней встретиться после работы? — продолжал выспрашивать он.

— Не думаю, что она захочет, — голос Верочки дрогнул, из деликатности она не стала напоминать пациенту, что с такой рожей к девушкам вообще не стоит приближаться. Если только не имеешь цели сделать из прелестницы заику.

— Конечно, захочет, — он усмехнулся, и продолжил властно, — желание мужчины — закон. Как ее зовут?

— Анна Дмитриевна Романова.

— Так это… — он поперхнулся.

— Слушай сюда, — перебила его всегда вежливая и кроткая Верочка, — лежи, где лежишь. Пока я, по ошибке, не завезла тебя в морг, а то ведь всяко бывает — ошибка, недослышала, медсестры, они ведь тупые, почти как рабы. А патологоанатомы, те сильно не разбираются: доктор сказал в морг, значит в морг. И еще, — она обернулась на пороге, — послушай моего совета: сваливай отсюда поскорее, а то ведь много несчастных случаев происходит, — и после секундной паузы повторила, — всяко бывает.

— Да ты что, дура безмозглая, мне угрожаешь? Да ты знаешь кто я такой?

— Козел! — не задумываясь, отозвалась медсестра и, выглянув в коридор, рявкнула: Инго!

Из комнаты отдыха высунулся изумленный Инго, мало кто слышал сестричку в ярости.

— Чего? — озабоченно вздернув брови, поинтересовался он.

— Да тут один псих буянит, — всплеснула руками Верочка.

— Ща, сестричка, разберемся, — пообещал Инго, расплываясь в кровожадной ухмылке.

Не прошло и пяти минут, как по коридору в сторону психиатрии прогрохотали носилки, на них жестко зафиксированный дергался и орал Гена Водопьянов.

— Да я полицейский! — грозно возвещал он.

— Ага, я ж не спорю, — добродушно соглашался Инго.

— Да я старший лейтенант!

— Вот и замечательно! — Инго продемонстрировал самый натуральный восторг, — А мы тебя сделаем капитаном! Хочешь быть капитаном? У нас в палатах все капитаны, вот честное слово!

— Э… это как? — опешил Гена.

— Да у каждого есть свое судно! — со всей возможной серьезностью выдал Инго.

Оказавшийся поблизости персонал тихо сатанел от сдерживаемого смеха, а Гена отчего-то ругался матом. Громко.

— Да, ла-адно тебе, — протянул Инго, — не хочешь быть капитаном — пожалуйста. Я ж не настаиваю и судно тебе не дам. И будешь ты у нас несравненной Ундиной. А как ты думал? Император галактиона Охиненус первый у нас уже есть, а повторяться нехорошо. Не качественно это — повторяться! О, слушай, у нас есть даже глава безопасности галактиона, я тебя с ним обязательно сведу, и ты ему и обо всех пожалуешься!

Что ответил Гена на столь щедрое предложение, я не узнала, двери психиатрии закрылись, глуша пронзительные вопли.

— Спасибо, — пробормотала я, когда Верочка и Инго зашли в комнату отдыха.

— Анна Дмитриевна, какие вопросы, обращайтесь, ежили чего, — со счастливой улыбкой пророкотал Инго.

Пока сдавала дежурство, вектор моей ярости сместился и теперь был направлен на Влада, казалось, попадись сейчас парень под руку, в порошок сотру! Я столько сил положила, чтобы этого поганца ввести в нормальную жизнь, а он одним своим необдуманным поступком все усилия мог свести на нет! Кто его знает этого Водопьянова, какие у него покровители! Черт! Черт! Черт! Что же делать!? А потом душной волной накатило беспокойство — если Водопьянов в таком состоянии, то в каком состоянии Влад? Вдруг ему еще хуже, а он, боясь гнева, ко мне не пошел, и лежит сейчас в своей комнате и молча терпит. Он всегда молча терпит, только над верхней губой выступают крупные бисеринки пота, а когда совсем худо, то почти беззвучно стонет. Злость куда-то улетучилась, оставив только тихий, пронизывающий до костей страх. Не став дожидаться лифта я полетела по лестнице, перескакивая через две ступеньки.

— Влад! — я быстрым шагом ворвалась в каюту.

— Нет его, на работе, — Ника выглянула из кухни, — и не ори так, перепугала!

— Извини, — пробормотала я, страх чуть отступил — если на работе, значит все не так уж плохо, — только тут такое произошло…

— Знаю, — хмыкнула девочка, — он набрался смелости и набил ублюдку морду!

— Ника! Прекрати, девочки так не говорят! — возмутилась я.

— Ага, вот только я говорю то, что есть, — бросила она, скрываясь в кухне, и уже оттуда продолжила, — я кофе недавно сварила, будешь?

— Угу, налей, пожалуйста, — попросила я, вслед за ней входя в кухню и устраиваясь в кресле. — А откуда ты знаешь, что была драка?

— Так я заходила к папе на работу, — ответила девочка, возясь с кофеваркой.

— А ты Влада видела? — продолжала я расспросы, боясь голосом показать, насколько волнуюсь.

— Видела, он с папой разговаривал, просил, что бы папа его в камеру посадил, папа сперва согласился, а потом передумал, сказал, что прятаться это не выход, а Влад сказал, что домой идти боится, потому, что ты ругаться будешь, — бесхитростно вещал ребенок.

— А с ним все в порядке?

— С кем? С Владом? — Ника задумалась, — Ну если не принимать во внимание огромный синяк под глазом, ссадину на скуле, сбитые руки и то, что глаз не открывается — то все в порядке.

— Слава Богу, — выдохнула я, страх, терзавший меня, отпустил и на его место вновь вернулись злость и возмущение. В конце концов, он далеко не наивный мальчик и имея за плечами гладиаторскую школу, прекрасно понимал, что намного превосходит противника.

— Ты за него волновалась? — обрадовалась она, — Это хорошо, значит, ему можно возвращаться домой и не сидеть в камере.

— Тут все немножко сложнее, чем ты думаешь…

— Ты его все равно накажешь? — печально спросила она, поднимая на меня умоляющие глаза.

— Наверное, но скорее 'да', чем 'нет'.

— Так вот ты какая! — вспылила Ника, — Он же за тебя дрался, так не по-честному, ему лицо разбили, а ты… — она захлебнулась от негодования.

— Послушай меня, пожалуйста, — я схватила ее за руки, — ты еще много не знаешь. Такие люди, как Водопьянов способны основательно подгадить жизнь окружающим, особенно Владу.

— Да, — согласилась она со мной, — дрянь еще та.

— Ну, вот видишь, ты сама все понимаешь. Водопьянов — дрянь, но и Влад показал себя не с лучшей стороны, когда начал кулаками размахивать.

— Ань, он домой идти боится, он думает, что ты его убьешь. Ты ведь не будешь его убивать?

— Ну, убить, пожалуй, не убью, — мрачно пообещала я и, видя ее просящий взгляд, возмутилась, — не смотри на меня так! Прощать просто так я его не намерена, даже не проси! Я не попка-дурак повторять одно и то же по несколько раз! Лучше пойди к Владу и скажи, чтоб шел домой.

— Не пойду! — заартачилась она, — он придет, а ты его отлупишь.

— Что мне с ним делать я, пожалуй, решу сама, — начала я злиться, — вот только если я за ним пойду сама, будет только хуже.

— Ладно, — недовольно согласилась Ника, — я скажу, что бы они пришли.

Ника напоследок окатила меня еще одним неодобрительным взглядом и удалилась. Я забегала по комнате, ругать Влада совсем не хотелось, тем более, как правильно заметила Ника, он заступился за мою честь. И, что самое обидное, даже посоветоваться не с кем. Любой намек на воспитательные действия вызовет у окружающих такую бурю, что и думать не хочется. Еще неплохо бы Влада осмотреть, то, что Ника увидела синяк под глазом, еще не означает, что только он и есть. Да вот как это сделать, чтоб не выпадать из образа карающей длани? И что делать с Водопьяновым? Ну, с неделю мы его продержим, а дальше что? Нужно время, совсем немного времени, а где его взять? Как выиграть хотя бы еще неделю, да так, чтоб два потерявших всякую привязку к мозгам дятла не встретились и вусмерть не задолбили друг дружку? Вдоволь набегавшись, но так ничего не решив, опустилась на диван.

…Влад остановился на пороге прихожей, с тоской поглядывая на дверь, ведущую в саму каюту. Ноги будто приросли к полу, и пересечь небольшой коридор, всего в каких-то три шага, оказалось выше сил. Еще в лифте он начал остро сожалеть, что поддался уговорам генерала и отправился домой. Ника, позвонившая отцу, дала недвусмысленно понять, что Аня сильно злиться и встречаться с ней сейчас смерти подобно. Да Влад и сам это понимал и сбежал бы при первой же возможности, не будь в провожатых генерала.

— Я не пойду, — нерешительно сказал Влад, пытаясь подольше оттянуть встречу с Аней, — она меня повесит.

— Успокойся, мы ей объясним, что ты не виноват, — тихим голосом ответил ему генерал, и продолжил ободряюще, — не трусь, я с ней поговорю. Ну, не будет же она тебя бить, в конце концов! — как-то неуверенно закончил он.

— Ох, не знаю я, не знаю, — протянул Влад, все больше чувствующий потребность бежать отсюда сломя голову, — ведь когда-то же закончится ее терпение. А как вы думаете, она уже слышала, что мы пришли? Может мне не стоит под горячую руку-то? Может перекантоваться где-нибудь пару дней, пока все не уляжется?

— Сбежать, конечно, можно, но тогда она уж точно тебя пришибет, — в который раз повторил генерал, и потянул Влада за рукав. — Давай, я первый, ты главное держись сзади и молчи, пока не спросят. Ну, с Богом!..

Дверь в комнату открылась, и в проеме показался папа, намерено становясь так, что бы я ни видела ничего за ним. Я сидела на диване, заложив ногу за ногу, усиленно хмурясь и заставляя себя не вытягивать шею, в попытке заглянуть за спину родителя.

— Привел нашего героя?

— Ань, подожди ругаться — заискивающе начал он, пропуская мимо ушей мой вопрос, — Послушай, своего старого отца, парень не виноват, ну, если только чуть-чуть! Вспылил, с кем не бывает. Не ругай…

— Вспылил, говоришь? — грозно прервала я его, — С кем не бывает? Да уж, не каждому выпадет влезть в драку, разукрасить оппоненту физиономию, свернуть нос, сломать два ребра и правую руку, при этом отделаться только синяком на морде. Это уж, знаешь, слишком, за это, между прочим, срок дают.

— А он все это сделал? — с плохо скрываемым удовлетворением спросил отец.

— К его сожалению — да, и теперь пустыми нотациями не отделается.

— Наказать скорее надо того, кто спровоцировал драку своими придирками и намеками. Он Влада, которую неделю терроризировал. Пока дело касалось только его, парень терпел, но когда Водопьянов заговорил о тебе, он не выдержал, и случилось… то, что случилось, — произнес папа проникновенную речь.

— На то, что касается меня, есть ты. Надо было пойти к тебе за помощью и решить все это мирно, без драк. И вообще, защитник ты наш, что ж допустил такое? Где ж твои глаза-то были, а еще генерал!

— Каюсь, виноват, — папа повесил свою буйную головушку, — но ребята должны были решить все сами, без моего участия. Хотя, допускать до такого не стоило.

— А где же наш герой? — прервала я папины раскаяния, — Выдь, покажись, дай на тебя поближе посмотреть.

Папа сделал шаг в сторону, пропуская Влада в комнату, тот сделал несколько нерешительных шагов и остановился, виновато опустив голову, боясь поднять на меня глаза.

— Ну что ты мне расскажешь, агрессивный ты мой? — с акульей лаской в голосе осведомилась я.

— Извини меня, пожалуйста, — тихо попросил он, — я больше так не буду.

— Это все, что ты можешь мне поведать? — задохнулась я от восторга. — И двух месяцев не прошло, как ты на этом же месте клялся не лезть в драки, и вот опять стоишь передо мной и мямлишь, прося прощения. Сколько я еще должна закрывать глаза на твои выходки? Значит так, — немного помолчав, продолжила я, — мне очень этого не хочется, но придется тебя наказать. — Влад еще ниже опустил голову.

— Аня, — начал было отец.

— Папа, — повысила я голос на полтона, — это мое решение, и обсуждать здесь нечего. Все, аудиенция закончена. Тебя маньяк ждет.

Папа с тяжким вздохом повернулся к двери и, взглянув на Влада, только развел руками: мол, извини, брат — сделал все что мог. Проводив отца, я вернулась в комнату, обошла статую, в которую превратилось мое горюшко, лихорадочно соображая, что делать дальше. Влад стоял не шелохнувшись. Раскаяние, которое он демонстрировал минуту назад, куда-то улетучилось, и теперь парень имел вид независимый, но при этом готовый понести любое назначенное мною наказание. Да твою же мать, гаер! Невозмутимый странник, не убоявшийся ада! Гордый полководец разбитой армии! Плененный, но не покорившийся, в упор не видящий стражу. С таким договариваться себе дороже, а как было бы проще и мне и ему. Ну и черт с тобой, упрямец! Наказывать, так наказывать, в конце концов, я хозяйка или пописать вышла!? Решение пришло мгновенно.

— Раздевайся, — почти мирно приказала я.

Несколько секунд понаблюдав мужской стриптиз, удалилась в его комнату и за каких-то пять минут произвела перестановку мебели. Точнее убрала все к чертям собачьим в стены, не забыв заблокировать замки. После моей разрушительной деятельности из мебели остался лишь матрас, укрытый простынкой, а из удобств — дверь в уборную. Арестантам душ не полагается! Оглядев плоды своих трудов, осталась довольна.

— Иди сюда, — позвала я.

Влад переступил порог комнаты с гордо поднятой головой, держа руки строго по швам (вот зараза!), на невозмутимой роже аршинными буквами написано, что такая малость, как отсутствие одежды его ничуть не трогает. Правда, разглядев заметно поредевшую обстановку парень немного стушевался и образ полководца как-то поблек. Я мазнула по нему коротким взглядом, с облегчением отмечая, что никаких незапланированных синяков на парне не проявилось. И это хорошо, а то вместо воспитания пришлось бы заниматься его пошатнувшимся здоровьем.

— Домашний арест, пятнадцать суток, — сообщила я приговор, стараясь не смотреть на свое растерянное недоразумение, — еда два раза в сутки. Запрещается: выходить из комнаты и разговаривать, если что-нибудь нарушишь, срок прибавляется на сутки. Все.

Я вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, запирать на замок посчитала лишним, зная, что Влад и так никуда не выйдет, даже будь он одет. Правила игры парень соблюдает неукоснительно. Возможно, отбирать одежду перебор, но что сделано, то сделано, и мне спокойней — лишняя гарантия никогда не повредит. По крайней мере, это единственная возможность удержать упрямца дома, пока папаня будет разгребать ситуацию. Генерал что-нибудь придумает, что б убрать со станции эту заносчивую ошибку природы. Расскажи я это Владу, он бы со мной не согласился и принялся скандалить, объясняя, что никого не боится. А так сидит и сидит себе, заодно успокоится немного и в мозгах просветление настанет.

…Дверь закрылась, и Влад остался в полном одиночестве. Оглядел себя и с тяжелым вздохом потянулся за простыней, завернулся в нее наподобие плаща. Хозяйка как всегда неподражаема! Только Аня могла придумать раздеть догола и запереть в комнате, да еще и разговаривать запретила. Ой, кто бы ныл, одернул себя Влад. Давно такой переборчивый стал? Радуйся, что сидеть можешь, другой бы не просто без одежды, но и без шкуры оставил, да еще и в кандалы заковал! И был бы прав. Свободного побил, хозяйку подвел, еще и генералу синяк поставил. А все равно обидно. Да, вот именно обидно! И наказали незаслуженно. Он же не за себя, за нее…

Побродив по пустой комнате, подтащил матрас на то место, где раньше стояла кровать, и уселся на него, скрестив ноги. От непривычной позы ноги быстро затекли, вынуждая вытянуться на матрасе, пошевелив ступнями, Влад сердито скрестил руки на груди и уставился в потолок. Сколько прошло времени, точно сказать не мог, но бока и спина начали противно ныть от долгого лежания, Влад перевернулся на живот, но и это не принесло облегчения.

Вдоволь намаявшись, встал и сделал около десяти приседаний, чувствуя, как кровь побежала быстрее, потом лег на пол, упершись руками, несколько раз отжался. Закончив с гимнастикой, потянулся, до хруста в суставах и едва успел усесться обратно на матрас и накинуть простыню, когда легкий стук в дверь предупредил о посетителях. Аня проскользнула в комнату призрачной тенью, поставила на пол поднос с едой и так же молча, вышла. Запах еды закружил голову, а рот наполнился слюной. Желудок, свернувшийся в тугой узел, напомнил, что в нем ничего не было с самого утра. Влад, волоча за собой простыню, подошел к подносу и уставился на него с удивлением — из посуды на нем стояла деревянная миска, наполненная картофельным пюре, наполовину закрывавшим котлету, нормальный столовый прибор заменяла растрескавшаяся ложка, то же из дерева. Кружка, наполненная, теплым чаем, правда, была железной. Вот так, значит! Крылья носа возмущенно дрогнули. Нет, конечно, она в своем праве, но унижать подобным образом совершенно необязательно. С такой посуды разве что свиней кормить, а он все же человек и с обеда рыла не отрастил. Пусть он по ее мнению виноват, пусть его даже заперли, но издеваться он над собой не позволит. Да он вообще к еде не притронется, чем станет есть из такой тарелки! А еще хорошо бы поскандалить. Не сейчас, так в будущем. Аниного упорства хватит дня на три, а дальше она начнет выяснять отношения. Вот тогда-то он ей все и выскажет. Влад вернулся на свой матрас, сердито завернувшись в простыню с головой — так меньше долетал запах еды.

Прошло около получаса, прежде чем в комнате опять появилась Аня, предварив свое появление тем же тихим стуком. Чертова деликатность! Влад чуть приподнял простыню, как раз, чтобы одним глазом проследить за хозяйкой. Она остановилась возле нетронутого подноса с едой, мельком посмотрела на белую гору, очертанием слабо напоминающую мужскую фигуру, и взяв поднос, вышла из комнаты, оставив Влада неудовлетворенным и голодным. Через несколько минут после ее ухода свет погас, и комната погрузилась в кромешную темноту, заявляя, что наступила ночь. Интересно, сколько сейчас времени?

Влад откинул простыню и на ощупь пробрался к двери и буквально прилип к ней ухом, похоже, к ним зашли друзья, значит сейчас около десяти часов вечера. Ну, хорошо хоть узнал примерное время отбоя.

С тяжелым вздохом вернулся к своему ложу, и был крайне удивлен, не обнаружив его на месте. Пошарив в темноте руками, понял, что просто немного промахнулся. Улегся, пытаясь устроиться поудобнее, матрац вдруг показался жестким и страшно неудобным. 'Радуйся, что голым пузом по полу не возишь', - одернул он себя и, перевернувшись на живот, положил руки под голову, даже не надеясь уснуть из-за голода. Но тут уж Аню упрекать не в чем — сам дурак! Несмотря на голод, непривычное ложе и неудобство позы, в которой лежал Влад через некоторое время понял, что начал засыпать.

Ночь была отвратительной и тянулась неправдоподобно долго. Желудок, не советуясь с остальным организмом, завел свои протяжные песни, чем крайне раздражал, а к утру почему-то стало холоднее, или это только показалось?..

Вечером заявилась миротворческая миссия. Эжен с Викой и Никита с Алисой, которой стало немного полегче, шел второй триместр, и состояние стабилизировалось, но она все равно радовала окружающих своим мерзким характером. Мы очень мило посидели, о дневном инциденте почти не вспоминали, хотя, после красноречивых переглядываний все же было высказано пожелание быть чуть помягче, к некоторым представителям человечества.

 

Глава 20

Без еды человек может прожить около тридцати суток, так написано во всех учебниках по выживанию. Но там ни черта не сказано, что за это время человек гарантировано приобретет устойчивые проблемы с желудком. Наше противостояние все больше походило на абсурд. Я приносила ему еду, а он заворачивался в простыню и демонстративно тыкался носом в стенку. Я уже всерьез подумывала, что придется спеленать строптивца и, вставив трубку в глотку накормить насильно. Единственное, что удерживало от этого поступка — упрямство, не меньшее, чем у Влада. Так тренируя выдержку друг друга, мы протянули десять дней.

В том, что мое беспокойное хозяйство сидит под арестом была еще одна положительная сторона — я могла спокойно заниматься переработкой материалов исследования, не отвлекаясь на то, чтоб вытаскивать Влада из всяческих неприятностей, куда он стремился с упорством осла. Я подумала, грешным делом, если его запереть в комнате на оставшееся срок до подачи документов, то смогу без проблем закончить научный труд. О, мечты, мечты…

Я покосилась на часы и отставила чашку с недопитым кофе, пора разогревать ужин и кормить арестанта. Достав из холодильника, сунула в печку деревянную плошку с овсяной кашей. Чайник, весело зафыркав, выпустил клуб серебристого пара, сообщая, что закипел. Заварив чай, выставила на поднос железную кружку и плошку с кашей. Так, пусть постоит пару минут, поостынет, и можно будет нести.

— А что ты делаешь? — раздался с порога развеселый голос Ники, что после ареста Влада с ней случалось редко. — Привет, Ань!

— Привет, ничего не делаю.

— Анька, а папа сказал, чтобы ты прекратила маяться дурью и выпустила Влада!

— Это не папиного ума дело! — огрызнулась я.

— Его, его! Геночка сегодня собрал вещички, братца и отчалил со станции!

— Куда? — не поняла я.

— В славный город Зажопинск без права восстановления! — фыркнула Ника. — Там ему самое место, будет местную гопоту фуфайкой гонять. Знаю! Девочки так не говорят! Так что можешь выпускать Влада.

— Ну, уж нет! Если сказано — пятнадцать суток, значит пятнадцать суток и не днем меньше. И не смотри на меня так!

— Какая же ты вредная, — скривилась Ника, — ой, а это что? Ужин? Владу, да?

— Да, ужин. Да, Владу.

— А почему ты даешь ему такую гадость? — сморщила девчонка нос, переливая ложкой жидкую кашу. — Он же это не ест!

— Он и другое не ест, так что нечего продукты зазря переводить. Но если все же соберется поесть, каша в самый раз будет.

— Что, вообще не ест? Уже десять дней!? — забеспокоилась она, мигом бросив ложку. — Аня! Так же нельзя! Ну, так прикажи ему, в конце концов! Вы что с ним — с ума окончательно посходили? Кто кого пересидит!?

— Ника, он именно этого и добивается, — терпеливо пояснила я, — вытянуть меня на разговор. В крайнем случае, на ссору.

— И что ты собираешься делать? Ждать пятнадцатого дня?

— Нет, я ж не изверг какой. Если он сегодня не поест, придется кормить.

— Это как? С ложки что ли, как маленького? — зафыркала она, очевидно представив себе процесс.

Отрицательно мотнув головой, я с удовольствием посвятила девчонку в секреты подобной процедуры, Ника неодобрительно хмурилась. Закончив красочное повествование, я взялась за поднос, но была вынуждена поставить его на место, заслышав звонок внутренней связи.

— Давай я отнесу, — предложила Ника, — ты пока разговаривать будешь, остынет все.

— Отнеси, — пожала я плечами, выходя из кухни, — только постучать не забудь, мужик все же в непотребном виде.

Ника кивнула и, подхватив поднос, едва не сбила меня с ног.

…Время, казалось, остановилось. Никогда еще у Влада не было столько свободного времени, которое оказалось совершенно нечем занять. Уставая лежать, он вставал и проделывал серию нехитрых упражнений, но выполнять их было все сложнее. Из-за голодовки парень ослаб, а пустой желудок жгло огнем, но он продолжал отказываться от еды, понимая, что если уступит, то потеряет последние крохи уважения к себе.

Аня поняв, что начинать есть, он не собирается, возражать не стала, но вместо привычной еды стала приносить мерзкую овсянку. К вечеру пятого дня голодный Влад уже почти решился отказаться от глупой идеи протеста, поняв, что по собственной воле загоняет себя в угол. Но заглянув в принесенную Аней миску, заполненную на две трети полужидкой сваренной на воде кашей, брезгливо отвернулся, утвердившись в намерении продолжать.

К седьмому дню Влад почувствовал небывалую легкость, и показалось, что краски стали ярче, а стены даже начали испускать легкий приятный свет. Вот и до голодных галлюцинаций дожил, мрачно подумал он и тяжело поднявшись, поплелся к умывальнику напиться. Посмотрев тогда на себя в зеркало, только поморщился. На него смотрел всклоченный голый мужик с осунувшимся лицом, заросшим черной щетиной, под глазом пожелтевший синяк окружающий запекшуюся ниточку ссадины и воспаленными, лихорадочно блестящими от голода глазами. Свят, свят! Таким только детей на ночь стращать!

Ночь. Ночи он ожидал, как приговора, долгую, лениво ползущую и доводящую до исступления. Днем хоть хозяйка заходила, какое ни какое, а развлечение. Ночью голод донимал особенно остро и мужчина, тихонько мыча, качался по матрасу, баюкая ноющий живот. Но, не смотря на все трудности, Влад сдаваться, не желал, решив, во что бы то ни стало, настоять на своем!

Легкий стук и почти сразу по полу прошелся сквозняк от открываемой двери. Влад привычно натянул на голову простыню, не желая видеть хозяйку. Звякнул поставленный на пол поднос. Мужчина напрягся, ожидая, когда хлопнет дверь, и можно будет выползти из-под простыни. Но посетитель уходить не спешил. Легкие шаги и вот уже простыня отлетела в сторону. Влад удивленно заморгал, глядя на Нику снизу вверх, судорожно прикрываясь смятой тканью.

— Ты что это делаешь!? Совсем сдурел!? — зашипела девчонка, воровато оглядываясь на дверь. — Мало тебе неприятностей, так ты еще нарываешься?

Памятуя о том, что говорить запрещено, Влад лишь пожал плечами и собирался отвернуться. Но ему не дали. Ника цепко ухватила его за уши и слегка встряхнула.

— Желудок хочешь испортить? Мало тебе болячек? Слушай сюда, олух, если ты сейчас же не возьмешь ложку и не поешь, Анька тебя через трубку накормит! А она это сделает, уж поверь!

Влад дернул головой, стряхивая ее руки, еще одна воспитательница выискалась!

— Ах, ты так! — шепотом рявкнула девчонка, больно придавив острой коленкой мужское плечо, не позволяя отвернуться.

Сбросить с себя нахалку ничего не стоило, но парень был несколько ошеломлен подобным напором, что замешкался. Нике этого хватило. Не вставая, она перегнулась и, подтянув плошку, зачерпнула полную ложку, с силой ткнув Владу в губы.

— Рот открой, иначе зубы повыбиваю! Ну, живо! Как вы мне надоели, упрямцы, мать вашу!

Дальше Ника выдала матерную тираду, в которой поминала Влада, Аню, генерала и весь полицейский отдел до кучи, сложность их взаимоотношений, как каждого по отдельности, так и всех скопом. Употребленные словарные изыски вызывали уважение, а кое-где и легкую зависть. Одновременно с этим девчонка ловко перехватила Влада за щеки, надавила, оставляя ногтями глубокие ямки, но своего добилась. В приоткрытый рот полилась вязкая каша, попытки сопротивления привели лишь к тому, что ее часть размазалась по щекам и груди. Но цели своей девчонка все же достигла. Владу пришлось проглотить ненавистную еду. Возмущенный подобным насилием мужчина оттолкнул вконец обнаглевшую пиявку и резко сев отодвинулся на дальний конец матраса, принялся, сердито сопя, отряхивать с себя остатки каши. Взбунтовавшийся желудок настоятельно требовал еще.

— Проглотил? — ничуть не обидевшись, ухмыльнулась она. — Вот и хорошо. Можешь заканчивать дурить. Теперь в твоем упрямстве нет никакого смысла, раз ты уже ложку съел, так что на — доедай! — Ника всунула ему в руки плошку. — Давай, давай, жри, а то опять кормить стану! Потерпи немного, генерал Водопьянова со станции вышвырнул, так что…

— Ника! Что ты там делаешь? — в голосе Ани звучало раздражение.

— Ничего я не делаю! Чай я развернула, пол вытираю! — крикнула озорница, вскакивая на ноги, и уже шепотом добавила, — Ты уж извини, но чай тоже придется выпить. Анька через пару дней на дежурство идет, я постараюсь еще заглянуть, в картишки перекинемся.

Подмигнув напоследок вконец ошарашенному парню, выскользнула за дверь.

— И что ты там делала, позволь тебя спросить? — в Анином голосе позвякивал металл.

— Чай развернула, — словно не замечая надвигающейся бури, ответила девчонка, — пока пол вытирала, новости рассказывала, а что?

— Ника! Я же просила!

— А чего? Пфф! Тоже мне — секрет полишинеля! Тем более, даже осужденным на смерть не возбраняется узнавать новости!

— Ну ты и зараза… — только и смогла ответить Аня, очевидно, не найдя больше что возразить.

Влад ухмыльнулся, потер саднящие щеки и взялся за ложку. Все-таки Ника права и ничего он не добьется своими протестами, а есть хочется, аж скулы сводит! Изголодавшийся мужчина быстро расправился с содержимым тарелки и, не удержавшись, вылизал начисто. А что — все равно никто не видит!

В ту ночь Влад впервые спал крепко и спокойно. На сытый желудок заключение уже не казалось таким мучительным. Скучновато, но это вполне можно пережить.

Перекатившись на другой бок, поднялся со своего матраца, привычно накинув на плечи простыню, подобрался к двери. Аня точно собиралась на дежурство и Ника уже пришла. Об этом свидетельствовал ее веселый голосок, доносящийся из-за плохо прикрытой двери. Это хорошо. Надо ведь отыграть у противного ребенка ту самую коллекцию камешков, из-за которых потрачено столько нервов! За пару дней до того, как Влад впал в немилость, Ника уговорила его сыграть в покер. Они раскинули три партии, а потом девчонка сказала, что на интерес играть скучно и самым подлым образом, при помощи слов о его трусости, заставила поставить камушки на кон и выиграла почти все!

Кто-то мазнул костяшками пальцев по двери, и Влад поспешно вернулся на свой матрац, успевший надоесть за это время до тихого бешенства. Дверь приоткрылась и в щель просунулась Никина рожица. Увидев на лице Влада сосредоточенно серьезное выражение, не удержавшись, расхохоталась.

— Ага, испугался! — смеялась она над его мрачным видом. — Анька ушла на всю ночь, и ты можешь прервать свой обет молчания.

— Между прочим, это не моя идея! — заметил Влад, голос звучал с какой-то странной хрипотцой.

— Да не шепчи ты, — махнула она рукой, — Анька не вернется до утра.

Ника просочилась в комнату, оставив дверь полностью открытой и извлекая из кармана распечатанную колоду.

— Сыграем? — весело предложила она, тасуя карты с легкостью заправского шулера.

— Этими картами я играть не буду! — твердо заявил Влад. — Они крапленые.

— Обижаете, начальник, — притворно нахмурилась Ника.

— Я требую замены колоды на новую! — выдвинул Влад свои требования.

— Хорошо, хорошо! — Ника подняла руки, защищаясь, девчонке явно не хотелось злить его и тем самым отказаться от игры, она прекрасно видела в прошлый раз, у него осталось не менее десяти камней.

Она притащила нераспечатанную колоду и, удобно усевшись на его ложе, чем заставила парня переместиться на пол, раздала карты. Влад сначала отыграл двадцать камней из тридцати. Но капризная фортуна оставила его на самой середине игры, и он позорно проиграл их все, включая и ту десятку, которая еще у него оставалась. Ника с ликующим видом сгребла в карман свой выигрыш, взяв с Влада честное слово, что он обязательно отдаст остаток, когда его арест закончится, ему не оставалось ничего другого, как согласиться. Влад, не теряя надежды, все-таки просил разрешения отыграться, но девочка была непреклонна в своем решении — зачем играть, если у него все равно больше ничего нет для нее интересного? Влад немного помолчал, давая ей понять, насколько обижен ее отказом, на что она, лукаво сверкнув глазами, предложила:

— Послушай, у тебя осталась последняя вещь, которую бы ты мог поставить на кон.

— Какая вещь? — насторожился Влад, перебирая в уме все свои немногочисленные богатства, на которые мог бы упасть взор этой алчной личности.

— Твоя простыня! — с ликующим видом провозгласила Ника, прекрасно зная, что на это условие он ни в жизнь не согласится.

— Какая моя простыня? — в замешательстве проговорил Влад, отказываясь верить, в ее коварство и посягательство на единственную вещь, оставшуюся у него.

— Вот эта! — Ника дернула за ткань, обернутую вокруг бедер.

— Ах ты, алчная гарпия, с террористическими наклонностями! — в негодовании прошипел Влад, отбрыкиваясь от нее и плотнее придерживая норовящую соскользнуть простыню. — Да я никогда не соглашусь на это! Развратное ты существо!

— Не хочешь, как хочешь, — пожала плечами Ника, отпуская его и позвякивая в кармане камешками.

Влад мрачно уставился на партнершу по игре. Камешки вернуть хотелось до жути. Соблазн отыграться был настолько велик, что Влад, скрипнув зубами, все-таки согласился на такую большую ставку. Правда, с Анькой придется как-то объясняться, но он на первое время разыграет из себя дурачка — она же сама запретила ему разговаривать, а потом будет проще.

— Ты чего — ошалел? — растерянно пробормотала Ника, никак не рассчитывавшая на подобное бредовое решение с его стороны.

— Отчего же, — хмыкнул Влад, решив поиздеваться над ней за подобную идею, принялся медленно разворачивать простыню, — давай разыграем.

— Влад, прекрати сейчас же! — запаниковала Ника. — Или я сейчас уйду отсюда и оставлю тебя без ужина!

— Тоже мне, напугала! — на лице Влада появилась кривая улыбка.

— Черт с тобой! — в отчаянии выкрикнула Ника. — Выйдешь и отыграешься!

— Так-то лучше, — Влад, с самодовольной ухмылкой, заворачиваясь в простыню.

— Дурак! — в голосе девочки послышалась самая настоящая обида и она, размахнувшись, звонко шлепнула его по голому плечу, отчего ее ладошка отпечаталась красным пятном на коже.

— Ника, прости, я же шутил, — испугано хлопнув ресницами, тихо попросил Влад, пододвигаясь поближе и поняв, что их шутка зашла слишком далеко.

— Отвали! — грубо выкрикнула она, оттолкнув его, выскочила из комнаты.

Влад с несчастным видом проводил ее взглядом до двери, а затем со стоном сильно стукнулся головой о стену. Ну почему он сначала делает, а только потом думает? Вот и Нику обидел из-за своей дури, нет, что бы подыграть ей, ну хотела девчонка эти камешки и пусть бы они у нее оставались. Зачем было устраивать подобное представление? Жил же он без них до сих пор и еще бы прожил! Влад улегся на свое ложе, уткнувшись носом в холодную стену…

Сегодня мне выпало дежурить на пару с Натой. Мы обошли больных, их было на удивление немного. Дежурство обещало быть спокойным. Закончив с обходом, устроились в комнате отдыха, ожидая, когда заварится кофе. Ната вытащила из холодильника торт-мороженое и старательно кромсала его на кусочки.

— Слышь, мать, — она отложила свой нож, — ужо почти восемь месяцев прошло.

— Чего? — не поняла я.

— Почти восемь месяцев, говорю, прошло, как ты себе товарища завела, — она усмехнулась, извлекая из шкафа фляжку коньяка, — а ты еще ни разу не отступила от своих принципов, надо бы отметить, не пьянства ради, здоровья для.

— Что ж, — я лениво развалилась в кресле, — по ложке в кофе, пожалуй, можно.

— А родственник твой ничего не говорил, как там расследование продвигается, накопал он чего-нибудь?

— Говорит, вроде что-то есть, — я разлила кофе по чашкам, — но история очень темная, он не хочет распространяться раньше времени. Намекнул только, что там какие-то большие титулы замешаны.

— Ух, ты, — развеселилась подруга, — да наш мальчик, видать, королевских кровей.

— Не знаю, каких он там кровей, а ведет себя как самое обычное хулиганье, — проворчала я.

— Это ты брось, нормально он себя ведет. Можно подумать, что другие знакомые тебе мужики ведут себя как-то по-другому.

После недолгого раздумья пришлось признать, что большинство моих знакомых совершают не меньшие глупости.

— Вон я недавно пересматривала у аналитиков сведения по травмам, так представляешь, на патрульном корабле два курсанта поспорили, так один другому яички всмятку расколотил!

— Сильно! — покачала я головой, — А спор-то хоть того стоил?

— Будешь смеяться — они кусок хлеба в столовой не поделили! Кусок был последний и каждый считал, что это его и другому уступать не пожелал.

— Долбоклюи! — протянула я, хватаясь за голову. Причина столь серьезной травмы не укладывалась в голове.

— Вот тебе и долбоклюи! Да ну их, этих мужиков. Ну, за… — Наташка на секунду задумалась, подняв кружку, — за нас хороших, остальные пусть удавятся, — она сделала большой глоток, я последовала ее примеру и закашлялась, когда обжигающая смесь полилась в горло. Наташка влила явно больше одной ложки.

— Эх, хорошо, — зажмурилась я, ломая мерзлые кусочки торта.

Дальше дежурство потекло своим чередом. Я еще раз обошла больных, проверяя показания приборов и выполнение назначений. В приемной скучал Инго, развлекаясь игрой в компьютер. Я согнала его с теплого места и, усевшись перед огромным монитором, заполнила текущий лист о состоянии дежурства на этот час. Потом пошла в свой кабинет и взялась за проверку карт, уже давно пора было разобрать их и половину отправить в архив, да руки все никак не доходили.

…Влад с удивившим его трудом перевернулся на спину и уставился в потолок, изученный за это время, не хуже собственной ладони. В комнате почему-то стало ужасно душно, а кожу покрыли мелкие бисеринки пота. Ощущения напомнили ему те дни, когда был измотан до крайности как, физически, так и морально, но толком не понимал этого, пока не попал к Ане. Но сейчас-то он сильный и организм в порядке, не такой, каким был тогда. К чувству духоты добавились головная боль и жажда. Надо подняться и сходить напиться. Приняв это решение, Влад поднялся и, пошатываясь, направился через комнату.

Упершись руками в умывальник, Влад включил воду и стал жадно пить ледяную воду. Голова кружилась, вызывая тошноту, и Влад был вынужден опуститься на унитаз. Кое-как утолив жажду, он отправился в обратный путь. Несколько шагов, разделявших его от ложа, показались тяжелым переходом. От непонимания, что с ним происходит, появился страх. Опираясь рукой о стену, рухнул на колени и сполз на матрас. Он накрылся, чтобы тут же сорвать с себя тонкую ткань — стало невыносимо жарко, так будто стены, пол и потолок комнаты вмиг раскалились, подогреваемые адским пламенем.

Жарко… Боже, как же жарко… Проведя языком по потрескавшимся от жара губам, Влад почувствовал солоноватый привкус крови. Надо еще раз подняться и попить воды. Сейчас… сейчас он немного полежит и обязательно сходит в уборную, но с этим пришлось повременить — чувствуя кожей раскаленный воздух Влада начал бить озноб холода, поднимающегося откуда-то изнутри. Потянув на себя простыню, он, насколько возможно, закрутился в нее, пытаясь согреться.

Жарко… Опять жарко… Надо встать! Приказать себе можно, да вот как выполнить? Собравшись с силами, перевернул свое налившееся тяжестью тело и, упершись руками в пол, попытался подняться. Комната заплясала перед глазами, пришлось отказаться от передвижения на ногах, предпочтя этому ненадежному способу четвереньки. Изо всех сил пытаясь удержать равновесие, начал двигаться вперед, волоча за собой простыню, ставшую вдруг непосильной ношей.

Добравшись до уборной, устроился на полу, прислонившись спиной к приятному холоду стены. С трудом подняв руку, включил кран и, подставив руки под струю воды с наслаждением почувствовал ручейки воды, стекающие по разгоряченным бокам. Подняться, что бы утолить мучившую жажду, сил не хватило, и Влад тихонько заскулил от своей беспомощности, слизывая языком капли воды с мокрых плеч. Кое-как затолкал в маленькую раковину простыню посидел немного, отдыхая и дожидаясь, когда она промокнет. Надо завернуться в нее и сразу станет легче.

Потянув на себя мокрую ткань, ставшую от этого тяжелее, кажется на несколько килограмм, решил сперва никуда из уборной не двигаться, но разместиться в малюсеньком помещении было негде, и поэтому пришлось преодолевать несколько метров в обратную сторону. Накинув на спину холодную простыню, Влад со стоном свалился на бок, еле добравшись до своей цели.

Стало легче, но простыня быстро высохла, и жар накинулся с новой силой. На еще одно путешествие к воде у Влада просто не хватило сил. Уставившись слезящимися от ставшего нестерпимо ярким света, глазами на противоположную стену Влад не знал, что ему делать. 'Надо позвать на помощь', - подумал он, но сил на это не оказалось. Влад продолжал, молча лежать и смотреть широко раскрытыми глазами в пространство, в котором уже ничего не было — стены комнаты раздвинулись и их начала поглощать темнота, выползающая из углов. То, что осталось, и что он по-прежнему мог видеть, стало заполняться удушливым туманом, грозящим поглотить его. Туман заползал в ноздри, мокрой ватой не давая дышать. Влад сморгнул тягучую слезу, повисшую на реснице, и вдруг увидел тени, неумолимо приближающиеся к нему. Раскрыв рот, попытался позвать на помощь, но из пересохшего горла вырвался только невнятный хрип. Поняв, что никто не придет, что бы спасти его от этих страшных теней, Влад зажмурился, мечтая потерять сознание и не видеть этого ужаса.

И… наступила темнота. Он ощутил, что нет твердого пола под ним, а сам он с головокружительной быстротой падает вниз, в эту самую темноту. Влад попытался рвануться вверх, вырваться из этого омута.

Прохладная ночь, овевающая разгоряченное тело ласковым ветром. Кто-то зовет его по имени, издалека и очень тихо. Девичий голос, прерывающийся рыданиями, умоляет открыть глаза. Влад честно постарался выполнить просьбу девушки, не понимая чем, мог ее так расстроить, но веки, будто налитые свинцом, отказались повиноваться. От усилий, которые он затрачивал на это, мучительно разболелась голова, и нестерпимый жар опять начал преследовать его. Потом почувствовал, что его оставили в покое, и понял, что снова падает, но это падение уже не было встречено страхом, оно было встречено с тупым безразличием — никто не придет и не поможет…

Наташка заглянула в кабинет, окинула строгим взглядом кучи карточек, заявила, что работа не волк и бесцеремонно выключила свет, заставляя покинуть рабочее место и отправиться в комнату отдыха, за очередной чашкой кофе.

— Анна Дмитриевна, — к нам заглянул Инго, — там вас Ника ищет. Не пойми что бормочет. Перепуганная какая-то.

— Может, Влад чего опять натворил? — задумчиво предположила я.

— Может. Все может. От него всего можно ожидать. Иди, красавица, — махнула рукой Наташка, — ежели что, я тебе позвоню, — она подмигнула Инго, — вот так-то, брат, долги надо платить.

Сколько раз я, вот так же, махала рукой, разрешая Наташке удаляться по ее личным делам во время дежурства. Я с благодарностью посмотрела на подругу.

У первой смотровой ожидала встревоженная Ника. Увидав меня, она бросилась навстречу. Вид у нее действительно был перепуганный. И глаза заплаканные.

— Ника, — я обняла девочку и погладила, успокаивая, — что случилось, милая?

— Я… еду… Владу принесла, — прерывающимся голосом начала она, — а он… он даже голову не поднял, я его звала, он не отзывается. Ань, он горячий весь.

— Ти-хо! — ровным голосом приказала я, беря Нику за локоть, повела к лифтам. — Не реви! Сейчас разберемся.

Зайдя в каюту, я обнаружила, что дверь в комнату Влада распахнута настежь. Парень лежал ничком на своем матрасе, простыня с него наполовину сползла. Он дышал тяжело и прерывисто. Опустившись на колени, наскоро осмотрела бедолагу, чертыхаясь про себя, похоже на вирусную лихорадку. И когда только успел? Температура не ниже сорока. Нужно срочно сбить, иначе у него мозги сварятся.

— Аня, Анечка, — лепетала за мной Ника, — что с ним? Я не виновата, я ничего не сделала, я просто ужин принесла.

— Успокойся, — прикрикнула я, — ты все сделала, как надо, ты позвала меня. Сейчас слушай, что я тебе скажу: Влад заболел, простудился, но это не страшно. Ты должна мне помочь. Сможешь? — Ника судорожно закивала, прикусывая губы, чтоб не разреветься, — Вот и хорошо. Сходи в мой кабинет, там, у левой стены сложенная каталка. Нажмешь ногой на правую педаль, она разложится, прикатишь ее сюда, ты меня поняла? — она торопливо кивнула и кинулась из комнаты.

Кое-как загрузив на каталку безвольное тело Влада, мы покатили в кабинет. Страх и волнение отступили куда-то за грань. У меня еще будет время поволноваться и распять себя за глупость и невнимательность. Это все потом, а пока есть пациент, и есть работа и оттого насколько быстро все будет сделано, зависит жизнь. Переложить парня на стол, взять анализы, установить точный диагноз и выработать план лечения. На все это ушло не более пятнадцати минут. Я подключила Влада к датчикам и установила капельницу. Работа еще не закончена, теперь связаться с аналитиками и предупредить. Но аналитиков ни о чем предупреждать не надо было. Дежурный сообщил, что в колонии, где Влад был в последней командировке эпидемия красной лихорадки. Поблагодарив дежурного, связалась с Наташкой.

— Натка, как там?

— Нормально. У тебя что?

— Влад подцепил красную лихорадку.

— Понятно. Справишься? — Наташка посерьезнела.

— Обижаешь. Да, собери сведения по всем, кто там был за последние двадцать дней, надо всех проверить. Только эпидемии нам не хватало!

— Хорошо, — кивнула она. — Ты сюда не спеши, дождись, пока стабилизируется, я сама справлюсь.

Температура держалась уже четвертый час, заставляя меня здорово нервничать. Я приняла решения ждать еще час, если не упадет, придется переводить в реанимацию. Все это время парень метался в бреду, лишь изредка замирая. На кушетке не раздеваясь, дремала Ника, вскакивая всякий раз, когда его молчаливая возня стихала. Ой, как вовремя парень под раздачу попал, прикусывая губу, думала я, обтирая его влажной салфеткой. Страшно подумать, что было бы, тягайся он по станции. И как я пропустила эту прививку!? Все сделала, а эту пропустила!

Я сидела у стола, на котором лежал бледный и дрожащий Влад, кляня себя, на чем свет стоит, поминутно поглядывая на датчик термометра, горящий ровным оранжевым цветом, мысленно умоляя загореться зеленым, или уж на крайний случай синим. Если температура продержится еще несколько часов, за последствия не возьмется отвечать сам господь, не то, что бездарный лекарь. А потом температура упала, как-то сразу слетев почти до нормы, парень задышал ровнее. Теперь в моем присутствии особой надобности не было и можно возвращаться на работу, но я все не решалась оставить его одного.

…Глаза открылись и уставились в потолок. В помещении почему-то стоял туман, да такой, что пришлось долго напрягать глаза, прежде чем сумел хоть что-то рассмотреть. Опять, наверное, плотно не закрыли дырки, служащие окнами и с реки натянуло сырости. Интересно, откуда на потолке взялись эти непонятные ромбы? До того как Влад уснул, их точно не было. Да и ощущения были какие-то не понятные — все тело ломило и болело, как после тяжелой работы, а в голове муть. Влад поднял голову, но тут же с тихим стоном уронил ее обратно — комната самым невероятным образом заплясала перед глазами, судорожно сглотнул тягучую горькую слюну. Еще не хватает, чтоб его вывернуло, беды потом не оберешься. Горло сильно саднило, и глотать было больно. Похоже этот непонятный туман не в комнате, а в его несчастной голове. Не диво, что сны такие яркие снились, будто его, раба, купила странная девушка и относилась к нему как к равному. Воспоминания об этом вызвали горькую усмешку. Остается только надеяться, что он не разговаривал во сне, иначе донесут и головы можно не досчитаться за такие-то сны!

Полежав немного с закрытыми глазами и почувствовав, что взбунтовавшийся организм успокаивается, раб осторожно поднес отяжелевшую руку к закрытым глазам и устало потер веки. Что он вчера такого делал, что руку поднять проблема, не то, что самому встать? 'Видно тот последний гладиатор оказался слишком проворным и от души прошелся моей головой по стенке арены', - решил он, растирая виски пальцами. Или это был не гладиатор, а один из новых хозяев? Что-то припомнить не получается. Осторожно приоткрыв один глаз, огляделся из-под ладони. Комната чистая, в сине-белых тонах, освещена плохо, только ночник, что-то примерзко пищит над ухом. Это не клетка для гладиаторов и уж точно не барак. Неужели это все не сон, а он и есть Владислав Дмитриевич Романов? Чтобы в этом убедиться, достаточно дотронуться до шеи — если ошейника нет, значит, все это правда, а если есть… Что ж поделаешь? Несколько секунд собирался с силами, прежде чем почувствовал себя достаточно уверенным и потянулся к шее… Пусто! И это правда, а он идиот!

Почувствовав небывалое облегчение от этого простого факта, Влад тихо рассмеялся над своими страхами. Перекатившись на бок, ухватился за край и с усилием приподнялся, заставляя себя сесть. Это простое действие снова вызвало головокружение и тошноту. Надо свесить ноги и дотронуться ими до пола, тогда будет легче. Ощутив ступнями приятную прохладу, Влад действительно почувствовал себя намного лучше, вместе с этим пришли на память события последних двух недель, что настроения никак не прибавило — он подрался, его наказали и, если он ничего не путает, сидеть взаперти ему осталось еще три дня. Тогда что он здесь делает? Вот черт! Похоже, с ним случилось что-то непонятное. Сперва с Никой играли в карты, потом, вроде, немного повздорили, дальше в комнате стало душно, а дальше провал. Может Ника распылила какой-нибудь газ через вентиляцию? Такие шутки вполне в ее духе. Если это проделки девчонки, то точно придется ее отшлепать! Но сейчас не об этом думать надо — не дай Бог, Аня узнает, что он ослушался приказа и вышел из комнаты, ему точно несдобровать — придется сидеть еще несколько суток.

Расстроено поджав губы, Влад сосредоточенно срывал с себя какие-то трубки, торопясь поскорее вернуться к себе в комнату. Датчики, надежно приклеенные к телу, никак не хотели отлепляться, и пришлось с силой их дергать, причиняя боль, а на клейкой поверхности остался добрый клок шерсти. Но хуже всего стало, когда он оторвал от себя последний датчик — сигнализация жизнеобеспечения взревела через три секунды, заставив Влада замереть от неожиданности…

Сигнал тревоги заставил подскочить, тараща сонные глаза, оказывается, я задремала. Еще не совсем здоровый, но уже вполне дееспособный Влад сидел на краю стола, втянув голову в плечи и ошалело таращился на аппарат жизнеобеспечения. Датчики он отсоединил, этим и объяснялся сигнал тревоги. Я протянула руку и выключила, теперь уже ненужную, аппаратуру.

— Привет, ты как? — он подскочил от неожиданности и испугано оглянулся на меня.

— Я? Ты у меня спрашиваешь?

— А что здесь есть еще кто-то? — оглянулась я кругом, — Ну и напугал же ты нас!

— Что случилось? — осторожно спросил он, поминутно сглатывая.

— Ничего страшного, ты подхватил вирус красной лихорадки. Температура долго держалась, но, похоже, кризис прошел, и ты выздоравливаешь. Ника вовремя к тебе заглянула. Опоздай она хоть на полчаса, неизвестно что было бы. С этой болячкой шутки плохи — если сразу заметить, можно обойтись одним уколом, а если запустить на пять — шесть часов, то ни одна реанимация не поможет. Тебя не знобит?

— Нет, — покачал он головой, — только слабость, ощущение такое, что на шею ядро железное привязали и мышцы все болят.

— Это как раз нормально, вирус все-таки. Ложись, я тебя посмотрю, а потом позавтракаем, — я поднялась и обошла стол, — горло сильно болит?

Влад лежал с отсутствующим выражением на похудевшем лице, слегка прикрыв глаза. Найдя его состояние достаточно удовлетворительным, я заметно расслабилась, конечно, придется его немного поколоть, но это уже ничего страшного. Потерпит.

— Все, можешь подниматься, — разрешила я, подавая ему халат.

Парень с сомнением посмотрел на меня, потом на халат в моей руке и, слегка пожав плечами, накинул его на себя. Пока он одевался я, посмотрев на часы, набрала в шприц лекарство, прикрыла иглу колпаком и кинула в карман формы. У нас еще есть время позавтракать до следующего укола.

Выйдя в коридор, он тут же направился в свою комнату.

— Эй, — остановила я его, — подожди, давай позавтракаем вместе.

— А мне разве не туда? — он удивленно мотнул головой в сторону двери, — Еще три дня осталось, — напомнил Влад.

— Нет, — улыбнулась я, доставая из шкафа чистую одежду и бросая ему, — ты прощен. Так что иди, приведи себя в порядок и будем есть. Только ты в душе сильно не задерживайся, мне уже на работу пора возвращаться — я на дежурстве. Да, кстати, в следующий раз, не снимай сам датчики, дождись доктора.

Пока Влад болтался в душе, я привела его комнату в ее обычное состояние со столом, кроватью и всеми остальными деталями уюта.

Когда мы заканчивали завтрак, на кухню выползла заспанная Ника. Она оглядела нас недовольным взглядом.

— Сами кофей хлебают, а меня никто не позвал, — обижено изрекла она.

— А меня Анька выпустила, — похвастался Влад.

— Ура! Ты же мне поможешь по физике, правда? — Ника и бросилась ему на шею, толкнула Влада под руку, и остывший кофе пролился на чистую рубашку.

— Ну, что ты делаешь! — недовольно пробурчал он.

— Так! Замолчите на минуту, мне уже идти надо. Ника, — напустив в голос строгости, сказала я, поднимаясь и включая воду, — предупреждаю, он еще не совсем здоров, так что и не думай загружать его. Влад, ты уже закончил завтракать?

— Да.

— Тогда пошли.

— Куда? — тут же напрягся он.

— Туда, — я махнула рукой в неопределенном направлении.

Влад, коротко вздохнув, поплелся за мной.

…Влад медленно повернулся к хозяйке, никак выдумала новый способ помучить раба. Так и знал, что что-то подобное будет, ведь не досидел свои положенные три дня. Его не успокоило даже, что комната приобрела привычный вид. Исподлобья глянул на Аню, ожидая указаний.

— Снимай штаны и ложись, — приказала она, что-то доставая из кармана.

— Но почему?..

— Потому что лечиться надо, — Аня красноречиво глянула на часы, — давай скорее, мне уже на работу пора.

Внезапно на него нахлынуло что-то черное и страшное, среди которого выделялся только страх перед болью, огромный, всепоглощающий, заставивший взрослого сильного мужчину позорно задрожать. По спине побежала струйка холодного пота, как совсем недавно в кошмаре. За что? Он же не виноват, это просто случайность, что заболел… Страх, притянувший за собой панику, заставили его попятиться, ища пути спасения.

— Влад, ну что опять такое? У меня времени в обрез! Не хочешь ложиться — не надо, так сделаю!

Она быстро пересекла комнату, рванула застежки на его брюках и резко развернула к себе спиной. Влад и не подумал воспротивиться, покорно опустив голову.

— Рубашку-то поддержи! Это хоть можешь? — сердито поинтересовалась она, слегка кивнув, прижал локтями задранную рубашку.

Секунду ничего не происходило, потом он почувствовал прикосновение чего-то мокрого к коже и почти сразу едва ощутимый укол и вполне терпимая боль, заставившая, однако непроизвольно напрячься в ожидании чего-то большего.

— Тише ты, шальной, — с нажимом забормотала она, — иглу сломаешь, резать придется! Все, можешь быть свободен, — проговорила она, возвращая наместо его штаны.

Словно сквозь вату услышал, как тихо хлопнула дверь душевой и полилась вода, Аня мыла руки. А он все продолжал стоять, крепко прижимая локтями к бокам нелепо задранную рубашку, чувствуя, как щеки начинают нестерпимо гореть от стыда. Он взрослый мужик, а перепугался, как мальчишка! Вода в ванной выключилась, и сзади послышался ровный Анин голос:

— Тебе показалось, что я сержусь и кричу на тебя? — Влад нерешительно кивнул. — Я не сердилась совсем, ты же знаешь, я никогда не кричу на пациентов, а тем более на тебя.

Влад еще ниже опустил голову. Как он мог такое услышать? Видел же, как Аня работает, она никогда не позволяет себе повышать голос, оставаясь всегда ровной и доброжелательной.

— Владушка, не переживай ты так. Тебе нечего стыдиться, это болезнь такая, вирус на психику действует. Ничего страшного не случилось. Это тебе не сифилис, чтоб эротические картинки показывать! Ты еще хорошо держался, вот что значит многолетняя закалка. Другие в этом состоянии такие концерты закатывают, загляденье просто!

Она подошла, сзади отняла от боков сведенные локти, расправила рубашку и, обняв за талию, погладила по животу. Влад не двинулся с места, все еще глубоко переживая свой позор. Она чуть развернула его, и подтолкнула к кровати, мужчина послушно дал уложить себя…

Я присела рядом и погладила по волосам, удовлетворенно ощущая, как уходит напряжение, вызванное болезненным наваждением. Бедный, ты мой бедный, что ж тебе привиделось и услышалось, что ты так перепугался? И ведь не расскажешь же, постесняешься. Вовремя успела лекарство вколоть, а то неизвестно, куда бы этот морок завел. Вирус, вгрызаясь в сознание, вытягивает наружу самые сильные страхи. Бывали случаи, когда человек из окна выбрасывался, спасаясь от придуманных демонов.

— Я пойду сейчас на работу и не появлюсь до полудня, пообещай мне, что не будет никаких лишних нагрузок, а еще лучше, если ты немного поспишь, ладно?

— Но я не хочу спать, — слабо запротестовал он в подушку.

— Романов! Если ты не будешь слушаться, к вечеру опять поднимется температура и придется положить тебя в госпиталь!

Ответом мне было отрицательное мотание головой и клятвенные заверения, что все мои пожелания будут выполнены.

 

Глава 21

В операционной тихо гудела вентиляция, бодро попискивала, перемаргиваясь разноцветными лампами аппаратура. Люди, облаченные в длинные операционные халаты с повязанными поверх защитными фартуками, знали свое дело, им не нужно было ничего говорить, стоило лишь протянуть руку и в ладонь вкладывали нужный инструмент. Нет ничего лучше хорошо сработавшейся бригады. Я покрутила головой, разминая шею, и принялась накладывать аккуратные стежки швов. Операция, не смотря на сложность, прошла успешно, и уже спустя три дня пациента можно будет переводить в реабилитационный центр.

У входа в оперблок мыкалась взволнованная женщина, она нервно вышагивала от стены к стене, взъерошивала и без того растрепанные волосы. Жена. Черт! Я же просила занять ее чем-нибудь. Теперь придется отвечать на вопросы, на которые еще рано отвечать. И не от каких-то глупых суеверий, а потому что в первые сутки нельзя давать никаких прогнозов! Никогда нельзя давать преждевременных надежд. Особенно близким. Даже после самых удачных операций. Или уж, в крайнем случае, пока пациент не выйдет из наркоза и не станет окончательно ясно, что он стабилен. Так учил старый хирург, и внучка свято чтила эту заповедь. Я постаралась проскользнуть мимо, но меня заметили.

— Анна Дмитриевна!

— А, здравствуйте, — пришлось срочно придавать себе безмерно занятой и одновременно рассеянный вид.

— Как прошла операция? — женщина комкала платочек и просительно заглядывала в лицо. Я понимаю, что вы устали, говорили ее отчаявшиеся глаза, я знаю, что вам не до меня… но доктор! два слова, всего два! Что позволят вдохнуть и жить дальше!

— Операция прошла успешно, — тяжело вздыхая про себя и прося у хирурга прощения, ответила я, — вашего мужа перевели в реанимацию. Нет, пока к нему нельзя. Можно будет через час, когда он выйдет из наркоза. Об этом лучше поговорить с реаниматологами, но я думаю, никаких проблем с посещением не будет.

— Спасибо, доктор, — выдохнула она, губы дрогнули и глаза налились слезами. Мне даже показалось, что она хотела схватить меня за руки, но в последний момент не решилась и прижала стиснутые кулачки к груди.

— Не за что, — мягко улыбнулась я, — Вы знаете, как пройти в реанимацию? Вернетесь в приемную, а оттуда по правому коридору до конца. Там будет стеклянная дверь с надписью. Если что вам подскажут. Удачи вам.

Сославшись на неотложные дела, я поспешила попрощаться, пока ошалевшая от облегчения женщина не наговорила лишнего, начав рассказывать про чудо и золотые руки и что от бога, что они совершенно не знали, как быть, что уже поставили крест, что кроме никто не брался. В такие моменты я почему-то чувствовала себя крайне неуютно, все казалось, что человек ошибся и это совсем не про меня и обман вот-вот вскроется. И хотелось, не дожидаясь, разуверить, рассказав, что руки совершенно обычные, и богу вовсе не до меня, а крест поставили мои излишне боязливые коллеги, да и чуда никакого не было, всего лишь толика знаний и умений!

Притормозив у стойки приемной, я справилась, не искал ли меня кто. Инго оторвавшись на секунду от очередного уровня игры, сверился с записями и отрицательно покачал головой. Поблагодарив его, я побрела в свой кабинет, раздумывая, что долгожданное спокойствие, когда каждый занимается своими делами, очень действует на нервы. Привыкнув за последние месяцы к постоянному напряжению, я все искала подвох. Ждала, когда же посыплются неприятности, а они все никак не сыпались, пора бы успокоиться, а я все никак! Да еще отец как улетел в командировку, так и застрял, а прошло уже две недели, он давно уже не улетал так надолго. Не случилось бы чего.

— Анька, подожди!

Я вздрогнула, выныривая из невеселых дум, и оглянулась на спешащую ко мне Наташку.

— Слушай, у меня тут спорный случай, не глянешь? — запыхавшаяся подруга подхватила меня за локоть и развернула в сторону нужного коридора. В моем ответе она не сомневалась.

— По поводу спорный?

— Сейчас придем, и все увидишь. Что-то ты странная какая-то, Анна Дмитриевна, — задумчиво покосилась на меня Наташка, — случилось чего?

— Да ничего не случилось! — раздосадовано отмахнулась я. — Вот именно, что ничего не случилось! Да еще отец, как уехал, так и пропал! Не случилось бы чего.

— Ну, это ты брось! Случись что, тебе бы уже сообщили, ты же знаешь — плохие новости долго не блуждают. И вообще, чего ты мучаешься — позвони сама!

— Я это и собиралась сделать, — соврала я, — когда ты меня позвала.

— Да? Ну, позже наберешь, случай действительно интересный. Нам сюда.

Случай интересный, но уж никак не спорный. Как может быть спорной рыбка-паразит, пробравшаяся беспечному пациенту в мочеточник? Распятый на кресле парень, бледный до зелени и жестоко страдающий оттого, что его осматривают две молодые девушки, все порывался вскочить, что б посмотреть, что же там с ним делают. Когда его транспортировали в операционную, он все умолял не отрезать у него ничего жизненно важного с профессионализмом портового попрошайки, заглядывая в глаза.

Извлеченное белесое существо было еще живо. Находящиеся в операционной мужики дружно зааплодировали, заставив усмехнуться. Цеховая солидарность! А Наташка потребовала колбу с водой, вознамерившись подарить рыбку парню, когда тот очнется.

— А что? Неплохой питомец, — приговаривала подруга, стряхивая рыбку с пинцета в поданную емкость, — тем более, они уже так близко знакомы!

— Я одного не пойму, — возясь с косметическими швами, пробормотала я, — какого черта его аж к нам приперли? С этим мог справиться любой заштатный хирург планеты!

— Гордыня, Анна Дмитриевна, это не хорошо! Грех это! — погрозила пинцетом Наташка. — От простых людей отрываетесь! Мелочевка вас уже не устраивает, вам посложнее подавай!

Я хмыкнула, накладывая последний шов. Тут Наташка здорово приуменьшила. Случай отнюдь не рядовой и в какой-то мере достаточно сложный, тем более что рыбка провела в теле жертвы почти трое суток. Но Наташка известная любительница поерничать и на нее давно уже никто не обижался.

— А если серьезно — папенька у мальчика фигура богатая до неприличия и влиятельная, вот и обеспечил сынку одних из лучших эскулапов.

— Ну что ж, парню повезло. Все, пошла я мыться. Всем спасибо, было приятно работать, — эта формула вот уже который год ставила точку во всех операциях и я даже слышала краем уха возникшее из ниоткуда поверие, что если не скажу этого, пациент обязательно умрет. Посмеиваясь над младшим персоналом, я не забывала повторять фразу, потому как — кто его знает!

А потом я кое-как дозвонилась до отца. Генерал был хмур и необычайно собран.

— Я возвращаюсь, буду через три часа. У меня к тебе серьезный разговор.

Вот так, и больше ничего! Хоть бы намекнул, о чем, так нет же — защита информации. А мне сиди — мучайся. Будет он через три часа, как же — держи карман пошире! Через три часа он только на станцию прилетит, и сразу в отдел пойдет, пока там дела разгребет, пока подчиненным нагоняй устроит, ко мне, слава богу, если часов через пять притопает. Кстати, о подчиненных. Я набрала номер Эжена.

— А тебе чего? — с ходу поинтересовался замученный майор.

— Это не мне, это тебе чего — генерал возвращается.

— Твою мать! — рявкнул Эжен отключаясь. Ох, и шороху сейчас будет, ухмыльнулась я.

Домой идти расхотелось. Что я там делать буду? Практиковать гадание на кофейной гуще, пытаясь разгадать причину серьезного разговора? Да я ж изведусь вся! Тем более все равно нужно заглянуть в реанимацию, и карты проверить не мешает, и еще переделать массу того, на что обычно не доходят руки.

Глянув на часы, я с удивлением поняла, что прошло уже четыре часа, и засобиралась домой. Влад вот-вот должен смениться с дежурства, нужно приготовить какой-то еды. Небось, все сутки на кофе просидел. Эта особенность меня всегда изумляла, не смотря на то, что на станции не было такой спешки, как на планетах, мужики все равно не успевали поесть.

С Владом я столкнулась в лифте, парень дремал, привалившись плечом к стенке, и даже не открыл глаза, когда я вошла. Я нажала кнопку нужного уровня и отошла в другой угол, заинтересовавшись, что будет, когда кабина остановится на нашем уровне. Проспит или нет? Не проспал! Стоило лифту остановиться, парень открыл глаза и, встряхнувшись, широко зевнул.

— О, Аня! — удивился он, выходя вслед за мной. — А когда ты вошла?

— Когда ты спал, — откликнулась я, — больше так не делай! В смысле не надо спать в лифте, а то будет, как с тем парнем.

— С каким? — нахмурился Влад.

— Да был у нас один. Станцию тогда только запустили, парень управление обслуживал. Ну как положено — ночные вахты и все такое. Пристрастился он вот так, как ты в лифте дремать, пока до каюты едет. И вот как-то, — я понизила голос, — заснул он в кабине и…

— Что — и? — поторопил меня любопытный Влад.

— И — все! Больше его никто не видел!

— А куда же он делся?

— Да кто ж его знает, — безмятежно отозвалась я, изо всех сил стараясь не расхохотаться, глядя на его озадаченное лицо, — но я думаю, великий дух лифта к себе прибрал, и будет парень ездить в лифте до скончания веков, пока не найдет себе замену!

— Да врешь ты все! — недовольно передернул плечами Влад, открывая передо мной дверь каюты. — Глупости какие-то придумала!

— Может, глупости, а может, и нет, — загробным голосом протянула я, и уже нормальным добавила, — ты сегодня ел?

— Неа, некогда было, — покаянно признался он и тут же заработал воспитательный подзатыльник, — Ай! За что?

— Вот когда дырка в животе появится, тогда и поймешь — за что! Да будет поздно!

— Ну, какая еще дырка?

— Самая обычная. Язва желудка называется, — наставительно произнесла я, направляясь на кухню, — оперировать не возьму, так и знай!

Влад притащился следом, умело изображая раскаявшегося грешника, путался под ногами.

— Да сядь ты! — прикрикнула я. — Мешаешься только!

Парень тут же забился на свое место, старательно затолкав под стул ноги, чтоб я не спотыкалась и о чем-то крепко задумался.

— Как на работе дела? — когда молчание показалось невыносимым, спросила я.

— Нормально, — невнятно протянул Влад, воруя из-под ножа кусок колбасы.

— А вот по рукам!

Влад протянул руки ладонями вниз, давая ударить. И никакой дурашливости. Все всерьез, совсем как в первый месяц, когда под любую неосторожно высказанную мною угрозу покорно подставлялась требуемая часть тела.

— Эй, ты чего это? — заволновалась я, откладывая нож и перехватывая протянутые руки, — Я ж шутя.

— П-прости…

— Да не за что тебя прощать! Иди сюда, — я потянула парня на себя, он ткнулся лицом в мой живот и затих, позволив себя пожалеть, что вовсе из рук вон. Я перебирала его волосы, не зная, как еще можно помочь, тем более, если не представляю, в чем именно.

— Странно как-то все, — глухо проговорил он и потерся щекой о мою ладонь, — Вроде и в порядке, а муторно.

— У меня тоже такое бывает. Особенно на голодный желудок. Это не страшно. Давай поедим и увидишь, что все не так плохо.

— Давай, — кивнул он отстраняясь.

Я только успела поставить на стол тарелки, когда в проеме двери нарисовался Никита. Я выматерилась про себя, в который раз мысленно поклявшись запирать двери.

— Кто приходит во время еды? — недовольно косясь на капитана, проворчала я, и сама себе ответила, — Незваные гости!

— Влад, собирайся — срочный вылет. Мы получили результаты экспертов.

Парень подскочил, готовый бежать, куда скажут. Хандру как рукой сняло.

— Никита! Имей совесть, человек только с дежурства!

— В транспорте поспит! Сидя на станции много опыту не наберешь.

— Дай хоть поесть мужику! — возмутилась я.

— Некогда! — отмахнулся он. — Транспорт ждет!

— Подождет ваш транспорт, и ты тоже садись. Пять минут ничего не решат. Садись, садись, нечего фыркать! А то я не знаю, как вы работаете! Небось, с утра на одном кофе сидишь.

— Почему же на одном? Еще на двух яйцах.

— Пошляк! — я замахнулась на друга полотенцем.

— А вот тут следует разобраться, кто из нас пошляк, — хмыкнул Никита, принимая тарелку, — я два яйца, заметь, куриных, на завтрак пожарил!

— Вы надолго-то улетаете?

— К утру должны вернуться, — пробормотал Никита, набивая рот и быстро жуя. Влад от капитана не отставал. — Ничего серьезного. Там дамочку одну проверить надо. Влад, на крыло!

Вот так всегда. Прилетели, похватали, не жуя, и поскакали дальше, вздыхала я, сгружая грязную посуду в посудомойку, едва удерживаясь от брюзгливого ворчания. Звонок в дверь, которую я во исполнение клятвы, заперла, прервал мой содержательный монолог, подпрыгнув от громкого непривычного звука, я выругалась и пошла открывать, решив больше двери не запирать. Если вспомнить, что у меня вечно проходной двор, так можно стать заикой с натренированными ногами. Чур, меня!

На пороге с ноги на ногу переминался генерал. Отец держал в руках плотную папку и был хмур, собран и даже, кажется, зол. Я отступила, пропуская родителя в каюту загодя жалея, что спокойствие продлилось так недолго. На ум сразу пришло последнее происшествие. Никак Водопьянов решил подключить покровителей и теперь у генерала неприятности?

— Чего заперлась? — поинтересовался отец вместо приветствия.

— А так, ходют тут всякие, — пожала я плечами, устраиваясь в кресле.

— Кто?

— Да никто, просто надоело, что в каюту все заходят, как к себе домой.

— Давно пора, — оценил он мое стремление превратить дом в крепость.

— Есть хочешь?

— Нет, я домой заходил. Где Влад?

— С Никитой улетел, до утра не будет.

— Хорошо, — у меня создалось впечатление, что генерал тянет время.

— Папа, что случилось? — подхлестнула я его решимость. — У парня неприятности?

— У Влада? — переспросил он. — С чего ты взяла? Впрочем, они у него довольно давно. Лет двадцать.

Сказав это, отец положил на столик папку и подтолкнул ко мне. Папка проехала по полировке стола и остановилась в каком-то миллиметре от края.

— Что здесь? — не спеша дотрагиваться до нее, спросила я, голос прозвучал хрипло и немного испуганно. Кажется, я уже догадалась о содержимом.

— Материалы предварительного расследования. Они напрямую касаются тебя, — я удивленно вскинула на него взгляд. — И я пойму, если ты не станешь смотреть.

— Почему же не буду. Буду обязательно, а… а причем здесь я?

_Моложавый, подтянутый генерал враз как-то осунулся, ссутулился и, кажется, даже постарел на несколько лет. И стало видно, что человек бесконечно устал, а темные волосы щедро побиты сединой. Отец молчал и смотрел больными глазами, а во взгляде тоска, попытка защитить и беспомощность. Этот взгляд говорил о беде и заставлял сердце болезненно сжиматься.

— Да что такое-то!? — почти закричала я, не в силах выдерживать этот взгляд и дальше. — Да говори ж ты, черти бы тебя побрали! Я уже достаточно большая девочка!

— Да, ты права, моя дочь уже взрослая, — он тяжело вздохнул, отводя глаза, и помолчав, заговорил, тщательно подбирая слова. — Ты уже, наверное, не помнишь женщину, давшую тебе жизнь. Ее звали Карина, она сбежала от меня, бросив полуторагодовалую дочь, совершенно не заботясь о том, что будет с девочкой.

Не спрашивай, отчего я женился на ней, я уже и сам не могу понять. У нее были такие же глаза, как и у тебя, наверное, из-за них, не знаю. Твоя мать сперва была милой девушкой, и мы прожили достаточно сносно два года. Потом, когда она поняла, что больших денег от полицейского лейтенанта не добиться я увидел настоящую Кару, расчетливую дрянь, которая удавится за полкреда. Как-то утром меня вызвали с дежурства соседи, они пожаловались, что у меня в квартире уже три часа не переставая, плачет ребенок. Когда я взломал дверь, то я увидел тебя, ты сидела на полу и… — голос папы сорвался, но он быстро взял себя в руки, — В общем, она забрала все, как только обои со стен не посрывала.

— Пап, я все это знаю, — осторожно проговорила я. — Зачем…

— Ты лучше читай, — отец кивнул на папку, — я подожду. Если будут какие-то вопросы — отвечу.

— Нет, пап, я потом… почитаю. Ты лучше расскажи.

Отец понимающе кивнул. Все верно — когда вместе, не так уж и страшно. Прочистив горло, он продолжил прерванный рассказ.

— Карина меняет имя на Сабрину и едет искать счастье. Она долго колесит по галактике, перебиваясь случайными заработками, но так как она, отродясь, ничего делать не умела, то можно представить себе характер этих заработков. Однажды судьба заносит ее в один из мегаполисов Таурина — огромный город, блистающий мириадами огней. Она заходит в один из баров в поисках клиента. Сама понимаешь, в дорогой бар или ресторан ей путь заказан, но в бар средней руки она еще вхожа. Там за стойкой она встречает пьяного молодого человека, явно богатого. У нашей Сабрины аж слюнки потекли, а когда кавалер сообщил ей, что он ни кто-нибудь, а герцог Куприн, она, бедняга, небось, чуть не захлебнулась.

Она начала встречаться с ним, напуская на себя тумана, рассказывая грустную историю о богатом покойном отце и злом отчиме, что выгнал бедняжку из дому без гроша в кармане. Молодые балбесы любят подобные сказки, в которых они видятся себе спасителями бедных девиц. Молодой герцог понимает, что вытащил счастливый билет. А как же — девушка с хорошими манерами и из добропорядочной семьи, пусть и с небольшими проблемами, ну, так это ничего! Он тут же делает прелестнице предложение и получает утвердительный ответ, свадьбу справляют почти тайно и в тот же день, ведь он мечтает о деньгах, тем более что даже титула толком не имеет. Все имеет его старший брат Серафим и наследство, и титул, все! Мало всего этого, братец имеет наглость не только жениться, так еще и сына родить, а это навсегда лишает младшего брата мечты о наследстве. Каким горьким оказалось похмелье обоих молодоженов, когда они поняли, что счастливый билет оказался пустышкой. Сабрина узнав о подлинном положении вещей, сначала закатывает истерику своему молодому мужу, кричит, что он ее обманул, швыряет в него разнообразные предметы. Эту ссору соседи помнят до сих пор. Такая грандиозная была. Но потом, успокоившись, решает не лишать себя лакомого кусочка, тем более вот он, прямо под носом. Задача проста — нет старшего брата с его семьей, то и наследство делить не с кем. Теперь, когда она определила, чего хочет, дело остается за малым. Всего делов-то — убрать деверя вместе со всей семьей.

Сперва их пытаются отравить, но ничего не выходит, то ли яд был подобран слабый, то ли с дозой намудрили, точнее сказать не могу. В периодике многое написано о том покушении. Как ты понимаешь, виновных не нашли. Когда шумиха немного улеглась, Сабрина уже совместно с мужем разрабатывает другой план. Старший брат очень любит пешие прогулки по лесу в окружении своей семьи и не выносит на этих прогулках никакой охраны. Сабрина с мужем увязываются на одну из таких прогулок, где и прирезает стилетом деверя и его жену, убить пятилетнего мальца должен был его дядя. Но, я думаю, он в последний момент запаниковал и не смог. Не у всякого выдержки на такое хватит. Сабрине, которой тоже не с руки возиться с мальчишкой, приходит гениальная идея, продать его, надеясь, что ребенок в скором времени погибнет, не вынеся рабства…

— Влад?

Отец только кивнул, и уже собрался продолжать, когда я его остановила. Мне нужно пару минут. Всего пару минут.

— Папа, подожди, — выдавила я, чувствуя, как к глазам подкатываются слезы.

— Анечка, тебе плохо? — засуетился генерал.

— Как думаешь, тебе бы было хорошо, узнай ты, что твоя мать мало того, что шлюха, так еще и убийца? — горько усмехнулась я, зябко обнимая себя за плечи. А потом кивнула, чтоб продолжал. Нужно выслушать все до конца, а потом попытаться жить дальше

— Они разыграли нападение в лесу, про мальчишку сказали, что его похитили при нападении. В свете предыдущего покушения это выглядело очень даже. Сабрина для натуральности даже руки себе изрезала. В этом направлении расследование почти не проводилось. Вот так и вышло, что ничего никто не нашел. А ребенка искали. Для его поиска были подключены силы не только местной, но и галактической полиции. Почему это не дало никаких результатов стало понятно только сейчас. Никто же не подумал, что нужно трясти местных работорговцев, да и пострадавшую родственницу герцога, пристрастно никто не допрашивал. Тут уж вины ребят нет. Все ждали, что вот-вот придет требование о выкупе. Но ничего подобного, как ты сама понимаешь, не поступало. Ребятам тогда хорошо нервы потрепали, требовали найти иголку в стогу сена, а полных возможностей для этого не дали. Ты ж сама знаешь, как это бывает. Следователю быстро и четко дали понять, что не стоит слишком трогать герцогскую семью, понесшую невосполнимые потери и находящуюся в глубоком трауре. Нечего людям нервы зазря трепать, а вы крутитесь, как хотите, вам же были даны четкие приметы ребенка вот и ройте носом землю. Вперед и с песней! Но дети-то имеют особенность вырастать. Единственной сохранившейся с той поры приметой может считаться татуировка, которая передается у них в семье как бы по наследству. Небольшая забавная татуировка на внутренней стороне бедра… Да, да! Та самая. Но примета эта — зацепка слабая. Просто физически невозможно залезть в штаны всем детям заселенных миров, даже нужного возраста, на это и жизни не хватит. По работорговым притонам работали, но время было упущено, так что разработка ничего не дала.

Спустя несколько лет безуспешных поисков, о мальчике забывают. Отец-герцог умирает и оставляет младшему, а теперь единственному сыну все, что имел — компанию по производству компьютерных технологий, приносящей, может и не очень большой, но стабильный доход, завод по производству судостроительного оборудования, плантацию каких-то редких цветов и большой отель в неплохом состоянии. Ничего не скажешь, разносторонний был старичок. Престарелая мать после смерти мужа уезжает и поселяется в уединенном месте, где и проводит большую часть времени, за исключением одного раза в год, на день рождения внука, он родился как раз в день, когда на Таурине начинается карнавал, если я не ошибаюсь десятого числа пятого месяца. Хотя, по всем свидетельствам, старушка не так уж безобидна и до сих пор держит руку на пульсе семейного дела. Все зажили тихо и счастливо, Сабрина получила, наконец, то чего добивалась — титул и деньги.

Теперь о том, что я смог узнать касательно мальчика. Делом это было не простым, но я смог таки проследить его жизненный путь, только в обратном направлении. Поправь, если я где-то ошибусь. Ребенок получился крепкий и крайне несговорчивый. Его били, морили голодом, всячески издевались, но он выживал. Хозяева менялись как окраска у хамелеона. Он много попутешествовал в трюмах торговых судов, одно время даже был гладиатором, одним из лучших, между прочим, и нигде не задерживался больше полугода. На чем выжил — ума не приложу! В итоге его выкупила какая-то полупьяная особа на невольничьем рынке Земли, совершенно случайно, как она сама утверждает, за пятнадцать кредов. Кстати, он и имя выбрал себе правильное, того пятилетнего мальчика звали Владислав Куприн.

Отчего-то стало трудно дышать, я рванула ворот рубашки. Боже, как же тяжело! Я наклонилась, почти ткнувшись носом в колени, впервые чувствуя, что у меня есть сердце. Нет, оно было и раньше, но никогда не ворочалось с такой болью и не жгло за грудиной. Папа принес воды и почти насильно заставил глотнуть.

— Тихо, тихо, девочка, — отец прижал меня к своему плечу, укачивая, как маленькую. Я шмыгала носом, уткнувшись в такое привычное и надежное плечо, пахнущее одеколоном, табачным дымом и оружейной смазкой. — Ань, ну все же не так плохо! А мать… никакая она тебе не мать! Так, инкубатор.

— Пап, что дальше-то будет?

— А что будет? Все хорошо будет, — он поглаживал меня по голове, утешая, — мы дело на доследование отправим. Провозятся с ним, правда, пару месяцев, а потом суд будет. А когда все закончится, мы в отпуск поедем. Все вместе. К Сахе. Ты со своим волком возиться будешь и в озере купаться. Хочешь к Сахе? Вот и хорошо. Вот и решено. Ты только Владу пока ничего не говори и документы если соберешься читать, подальше прячь, а то он у нас парень умный, быстро все увяжет.

— Естественно, я же не самоубийца, — закивала я головой, окончательно успокаиваясь, — мне еще с ним жить, а он не сможет жить со мной, если узнает то, что ты рассказал.

Думая, что и я не смогу в глаза ему смотреть, отчего-то чувствуя вину, что у меня всю жизнь было все хорошо, а он вон как.

— Вот и хорошо, — с облегчением вздохнул папа, отстранив меня и внимательно заглядывая в глаза. — Давай, я тебя спать уложу и посижу немного, пока не заснешь.

— Нет, пап, не надо. Уже все в порядке. Ты иди. Тебя Ника ждет, да и выспаться тебе надо. Вон ты, какой усталый.

— Да, я помню, моя дочь уже совсем взрослая женщина, — печально улыбнулся он.

После его ухода я еще долго сидела в кресле, зябко кутаясь в наброшенный на плечи плед, смотрела на лежащую передо мной папку и никак не могла решиться раскрыть ее. И понимала, что не смогу. Может, потом, но не сегодня. Нервы у вас что-то, доктор, ни к черту! А потом глаза начали слипаться. Медленно поднявшись, я подхватила папку и на негнущихся ногах поплелась в свою комнату. Надо спать. По крайней мере, попробовать. Зарыв папку в шкафу, куда Влад точно не полезет, я разделась и легла, стараясь не думать о пятилетнем малыше, которому было одиноко и страшно. Который должен был умереть и выжил.

…Все с самого начала пошло наперекосяк. Сперва им никак не хотели давать разрешение на вылет, а когда все-таки выпустили, двигатель шлюпа заглох в самый неподходящий момент и их чуть не прихлопнули тяжелой дверью шлюзовой камеры. Влад так и не понял причины спешки, и почему они не могли нормально поесть, а спрашивать у раздраженного Никиты поостерегся. Потом Никита, управляющий шлюпом, едва не впечатал их во взлетную полосу планеты. Проблемы, возникшие на карантине, после всего этого, можно было вообще не принимать во внимание. Местная полиция, в которую Никита обратился с просьбой выделить наземный транспорт, долго не могла понять чего собственно от них хотят два идиота в гражданской одежде, размахивая удостоверениями инспекторов в два часа ночи по местному времени. После долгих объяснений и разговора с начальством транспорт им выделили. Средством передвижения оказалась машина, работающая на нефтяном топливе, до того древняя, что ее законное место, если не на свалке, так в каком-нибудь музее древней истории. Влад с осторожно опустился на сиденье, справедливо опасаясь оказаться на земле минуя салон допотопного монстра.

Кое-как добрались до места. Во время езды приходилось придерживать двери руками, иначе они норовили открыться и избавить 'старушку' от ее пассажиров прямо на всем ходу. Правда, и ход был не особо быстрым — километров пятнадцать в час, если Никита пытался прибавить газу, машина начинала конвульсивно сотрясаться и издавать звуки, которые кроме как предсмертными хрипами не назовешь.

Стоило же остановиться у красивого маленького домика, где жила подозреваемая, двери внезапно заклинило, и что бы покинуть приветливое средство передвижения их пришлось вышибать ногами. Почувствовав твердую почву под ногами, несказанно порадовались, что первый этап путешествия закончился без особых потерь. Взобравшись на высокое крыльцо, Влад принялся барабанить в дверь кулаком, поскольку кнопку звонка обнаружить не удалось. Но и тут их постигло разочарование — дом, неприветливо взирающий на них темными провалами окон, оказался пуст. Потоптавшись немного на крыльце, Никита направился к орудию пыток, именуемому машиной.

— Ждем здесь, — объявил он, устраиваясь на сиденье, — на еще одну поездку туда-сюда у меня просто не хватит ни нервов, ни сил.

— Нас-то может и хватит, — философски заметил Влад, критически оглядывая транспорт, — а вот машина этого просто может не пережить.

Никита согласился кивком головы и откинулся на спинку сиденья, приготовившись ждать. Влад устроился на соседнем сиденье. От нечего делать стал расспрашивать Никиту о женщине, которую они ожидали. Мнение друга по поводу дамы сводилось к двум пренебрежительным словам: 'богатая стерва' и чтобы отвязаться от стажера сунул тому в руки наладонник ПДА. Влад углубился в чтение, не забывая поглядывать на свою сторону дороги. Их объект звали Мари Ален, тридцатипятилетняя женщина, а на вид, Влад покосился на фото, больше двадцати пяти и не дашь. Дама из разряда хозяев жизни, а на поверку всего пшик — пустое место! Чья-то любовница. Стажера передернуло, когда он, основываясь на своем опыте, дорисовал то, что в досье не попало. Капризность, своенравность и жестокость, к тому, кто ниже по социальной лестнице. Но тут же себя одернул, напомнив, что один раз уже ошибся. Ненависть не лучший советчик. Спустя полтора часа Никита пошевелился и, потирая затекшую шею, заявил:

— Возвращаемся, нечего здесь отсиживаться. Придем завтра утром, никуда она от нас не денется.

— Подожди, — остановил его Влад, заметив свет фар, мелькающий между деревьев.

Никита нехотя убрал руку с ключа зажигания и уставился в направлении, указанном стажером. Машина быстро и почти бесшумно приближалась и скоро остановилась у нужного им дома, плавно развернулась и замерла напротив мощеной белыми плитками дорожки. Хлопнула водительская дверца. Влад подался вперед, стараясь разглядеть визитера.

— Не дергайся, — посоветовал Никита, — сейчас свет зажжется, и все увидишь.

И действительно, стоило посетителю сделать пару шагов, как по кромке дорожки вспыхнули яркие фонарики, осветив высокую, насколько Влад мог судить, молодую женщину, одетую в ярко красные обтягивающие брюки подчеркивали стройность ног, того же цвета блуза, свободно свисавшая с плеч, заправлена за широкий ремень с серебряной бляшкой. Мари Ален, вспомнил Влад отчет Никиты. Полицейские, не сговариваясь, покинули машину и направились наперерез женщине, попирая тяжелыми ботинками идеальный газон. Дама остановилась, приглядываясь к незваным гостям. Узнав Никиту, брезгливо поджала губы.

— Кто позволил вам околачиваться в этом районе в столь поздний час? — Неприветливо поинтересовалась она, обращаясь к Никите и совсем не замечая присутствия второго мужчины. — Это частный район и въезд в него посторонним запрещен.

— На нас это не распространяется, — Никита был сама любезность. Видно дамочка его порядком достала.

Влад бросил на друга короткий вопрошающий взгляд. Капитан едва заметно кивнул.

— Благородная госпожа Ален, прежде всего я приношу нижайшие извинения за столь поздний визит, но дело не терпит отлагательств, — Влад чуть поклонился, с легкостью, переходя на подхалимский тон. У стоящего рядом Никиты брови взлетели высоко вверх, выражая крайнюю степень изумления и не обещая младшему коллеге ничего хорошего, — мы прилетели сюда в связи с убийством губернатора Одри…

— Я не была с ней знакома и ваши расспросы меня не касаются! — высокомерно прервали Влада.

— Все так, благородная госпожа, — не дав сбить себя с толку, мягко продолжил стажер, — но у вас есть некий знакомый, благородный господин Пьере и он был знаком с губернатором. Нам бы хотелось побеседовать с вами о нем, это обычная рутина. Наша беседа не отнимет у вас много времени, мы все хорошо знаем, насколько дорого время благородной госпожи, но мы прождали вас очень долго…

— Ладно, заходите, — надменно прервала она его, и Влад перевел дух, едва удерживаясь, чтоб не сплюнуть.

Ален пошла вперед, по дороге отыскивая ключи в сумочке, Влад отметил про себя, что она очень нервничает и руки у нее сильно дрожат. Никита многозначительно посмотрел на своего напарника и критически покачал головой, давая понять, что подобный подход к делам не желателен и обещая младшему коллеге массу приятных минут, как только останутся наедине. У Влада аж скула заныла от предвкушения.

Кое-как справившись с дверью женщина, не оглядываясь, прошла в дом, даже не потрудившись придержать дверь, едва не хлопнув ею по носу идущих следом полицейских. Никита дал другу знак быть внимательнее, но Влад и без этого понял, что с этой истеричкой надо быть настороже. По шее и дальше вниз по позвоночнику пробежала противная дрожь, захотелось поднять руку и помассировать мышцы, Влад усилием воли заставил себя не делать лишних движений. Но все же словно между делом просунул руку под куртку и расстегнул наплечную кобуру, он не собирался применять оружие, но так спокойнее.

В яркоосвещенном холе было тепло и даже уютно, хозяйка дома пригласила их в зал и неожиданно предложила выпить. Ощущение опасности стало почти нестерпимым, но Влад постарался сохранять невозмутимость. Не дожидаясь их ответа, Мари повернулась к бару и зазвенела бокалами.

— О чем бы вы хотели со мной поговорить, — поторопила она их, продолжая возиться у бара.

— Ваш знакомый Пьере, вы же были в последнее время в прохладных отношениях, не так ли? — Осторожно начал Влад, пытаясь найти нужное русло разговора.

— Да! Но потом, когда он понял, какая потаскушка эта Одри, он вернулся ко мне! — Неожиданно громко рассмеялась она. Похоже, у женщины сдали нервы. — И никто — ни вы, ни она не сможете уже отнять его у меня! Вы слышите?

Мари повернулась с перекошенным от истерического припадка лицом, в ее руке блестел старинный дамский пистолет, нацеленный Никите в грудь. Сейчас эта красивая женщина напомнила Владу крысу, загнанную в угол. Влад видел, как на лице Никиты появилась мрачная улыбка, а в глазах заблестел азарт гончей.

— Никто не будет его у вас отнимать, — спокойно проговорил он.

Краем глаза Влад видел, как руки Никиты, заведенные за спину, оказались на поясной кобуре и потянули табельное оружие.

— Держите руки так, что бы я их видела! — взвизгнула Мари, сосредоточив все внимание на Никите, который послушно отпустил рукоятку оружия и скрестил руки на груди.

Три человеческие фигуры застыли в немом ожидании. Влад чувствовал, как по хребту пробежал знакомый холодок смертельной опасности. Надо что-то делать. Он, не отрываясь, смотрел на женщину, она на напарника, упуская Влада из виду, он со своей подхалимской речью показался ей таким неопасным, из таких мужиков можно лепить все что угодно. Никита начал нести какую-то чушь, пытаясь успокоить истеричку.

'Она меня не видит, — промелькнула быстрая мысль, — она слишком взвинчена и не может держать нас двоих'. Рука все еще под курткой, это хорошо. Пальцы быстро нащупали рукоять пистолета, пробежали вверх — предохранитель снят.

— Прикажи второму вытащить руки, ну живо! — пистолет дрожал в руках женщины, а в глазах посверкивало безумие. Еще немного и выстрелит.

— Влад, покажи девушке руки, — с певучей плавностью попросил Никита, — мы же не хотим ее расстраивать?

Выругавшись про себя, вытащил руку и показал пустую ладонь. Влад лихорадочно искал выход и не находил. Никита пытался заговорить ее, но получалось слабо. Влад видел, как ухоженный палец дрогнул на курке и начал жать на него. Медлить больше нельзя! Никита стал заваливаться назад, уходя из-под выстрела, но все равно не успевал.

Жизнь раба, даже такая сытая как сейчас, слез не стоит, и оплакивать ее никто не станет, а у красивой девушки Алисы скоро родиться ребенок. Маленькому человечку нужен отец. Только Аню жалко…

Легко оттолкнувшись, послал тело вперед, уже в полете извернувшись, выхватил пистолет. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Последнее, что почувствовал Влад резкий толчок в грудь, отбросивший его на Никиту, будто кто-то сильно заехал локтем под вздох, вышибая воздух из легких…

Уснуть не получалось, но я ворочалась в душной темноте комнаты, путаясь в простыне и попадая ногами в дырку пододеяльника. Поняв, что ничего у меня не выйдет, решительно поднялась и потащилась в душ. Я вышла из ванны, закрутившись в полотенце, и принялась бесцельно бродить по каюте. Было горько и обидно. За себя, что так ждала, надеялась, фантазировала, что мать не может ко мне придти, потому что с ней что-то случилось. В детстве особенно тяжело ждать, а потом, взрослея, научилась жить, не вспоминая. Но все равно в глубине души все-таки ждала ее, иногда, засыпая, я мечтала, как однажды мы встретимся, тогда готова была простить все. И ее предательство, и бегство. И вот я знаю кто она и где. Никакой радости только ощущение, что со всего размаху макнули в выгребную яму. Хотелось выть. Боже, неужели я ее дочь? Лучше бы я этого не знала. Стало страшно, так страшно и больно, что захотелось забиться в дальний угол. Я сделала то, что не делала никогда в жизни, я позвонила Наташке.

— Наташа, зайди ко мне, пожалуйста, — тихо попросила я.

— Анька, ты что ли? — послышался сонный Наткин голос, — Случилось чего?

— Случилось, — пробормотала я, борясь с подступающими слезами.

— Не двигайся, — рявкнула она.

Ната ураганом ворвалась в каюту и первым делом повключала везде свет. Глянув на меня, она покачала головой, открыла бар, в котором ровной батареей стояли пузатые бутылки, подвигала их, отыскивая нужную. Найдя, с ловкостью заправского бармена подхватила бокал. Глухо булькнуло.

— Пей! — приказала она, впихивая мне в руку бокал до краев наполненный жидкостью цвета темного янтаря.

— Ната, ты же знаешь, я не пью, — попробовала сопротивляться я, с ужасом глядя на коньяк.

— Пей! — не поддалась она.

Я сделала большой глоток, обжигающая жидкость полилась мне в горло, я с трудом проглотила ее, зайдясь в кашле. Ната подождала, пока я прокашляюсь.

— Теперь говори, — так же властно приказала она.

— Ната, у меня беда, — всхлипнула я и рассказала ей, что узнала от отца, подруга слушала внимательно, иногда кивая головой.

— Ну и где беда? — спросила Наташка, когда я замолчала.

— Как я ему в глаза смотреть буду? Я же все знаю! На душе-то как погано! Как отмыться-то, Нат? К тому же наследственность… — слезы покатились из моих глаз крупным горохом.

— Бред! — как можно спокойнее проговорила Наташка, — Все, что ты сказала сейчас — бред. Давай начнем с того, что твой драгоценный Влад жив. Ну, как ты можешь отвечать за дела своей матери? Про наследственность ты мне, пожалуйста, не говори, все это сказки для самых маленьких, не будь дурой, если бы что-то было оно бы, уже вылезло это, во-первых. А во-вторых, наследственность отвечает только за тридцать процентов характера, все остальное зависит от среды и воспитания.

— Ты, правда, так считаешь? — всхлипнула я.

— Конечно, и прекрати забивать себе голову ерундой.

— Но ведь Карина моя мать, и она продала ребенка, — возразила я.

— Ну, хорошо, — Наташка закатила глаза, — тогда я скажу тебе вот что, считай, что это проведение, перст Божий, и тем, что ты освободишь Влада, ты замолишь материны грехи перед будущими поколениями. Теперь все в порядке?

— Натка, ты действительно так думаешь? — не унималась я, раз, за разом требуя подтверждения.

— Да, я так считаю. А теперь я, как доктор, прописываю тебе покой. Все пошли, спать, — она подталкивала меня к дверям моей комнаты.

— А ты останешься? — я ухватилась за ее руку, как утопающий хватается за соломинку.

— Если ты обещаешь уснуть, то, так и быть, я останусь у тебя.

Она, наконец, запихнула меня в комнату, помогла раздвинуть кровать. Наташка затолкала меня к стенке, а сама устроилась с краю и выключила свет. То ли разговор с ней на меня так благотворно подействовал, то ли сказался выпитый коньяк, не знаю, но уснула я сразу, как только голова упала на подушку.

…Дышать почти невозможно, каждый вдох отзывается в теле резкой болью, а во рту густой металлический привкус. Кровь. Холодно. Кто-то постоянно колотит по щекам.

— Влад, Влад, очнись, черт бы тебя побрал! Не смей сдыхать у меня на руках!

Веки дрогнули, приоткрываясь, и из тумана выплыло перекошенное страхом лицо Никиты. Захотелось рассмеяться и успокоить друга, сказать, что он жив и с ним все в порядке, но едва стоило вдохнуть поглубже, как все внутри разорвалось, по оголенным нервам пронесся вихрь адской боли. Владу стоило больших усилий сохранить сознание.

— Влад, ты не умирай, слышишь? — канючил Никита. — Я врачей вызвал, они сейчас приедут, отвезут тебя в больницу, и все будет хорошо. Я видел людей и в куда худшем состоянии, ты выкарабкаешься.

— Не подпускай никого ко мне, — собравшись с силами, прохрипел Влад, совершенно не узнавая своего голоса, — отвези меня домой…

— Ты не выдержишь перелета, тебя надо в больницу, — попытался протестовать Никита.

— Я… раб… никто… не… посмотрит…

— Черт! — Взвыл Никита. — Хорошо, я сейчас, ты только не умирай, ладно?

Влад моргнул, соглашаясь, ни на что больше сил не хватало. Где-то послышался протяжный вой сирен. Покачиваясь на волнах полузабытья, он слышал топот множества ног и гул далеких голосов. Открыть глаза, осмотреться сил не было. Становилось все холоднее, будто в зиму вышвырнули голым на снег. Грубо схватили за руку и, развернув ее, воткнули иглу. Больно. Потом несли куда-то, каждый шаг невидимых ног отзывался резкой болью, в груди что-то отвратительно булькало, не давая вдохнуть. Где-то заработал мотор. Домой! Он едет домой к Ане! Он опять вляпался, она расстроиться и станет его ругать… Домой!..

В сон вклинился настойчивый звонок. Я резко села на кровати, ненавижу звонки, особенно под утро, ничего хорошего от них ждать не приходится. Я осторожно подняла трубку, как будто она могла в любой момент превратиться в ядовитую змею.

— Романова, — осторожно проговорила я.

— Аня, — донесся до меня далекий голос Никиты, — Аня, слушай меня внимательно, очень плохая связь, — его голос еще больше отдалился, перекрываемый помехами.

— Никита! — заорала я в трубку, чувствуя, как внутри все сжимается от страха, — Кит, я тебя не слышу!

— …Влад попал в перестрелку…жив…кровотечение… пуля попала… — и связь оборвалась, я смотрела широко открытыми глазами в темноту, пытаясь собраться с мыслями, но они расползались как тараканы.

— Аня, что случилось? — Наташка сонно завозилась, откидывая одеяло.

— Я не поняла, слышно было плохо, Влад попал в перестрелку и, кажись, словил пулю, — онемевшими губами проговорила я, потом, словно очнувшись, начала поспешно одеваться.

— Черт! — запрыгала Ната, натягивая комбинезон.

Диспетчера в ангаре встретили нас встревоженными взглядами, они знали не больше нашего, связь подводила, в эфире не было ничего кроме треска. Я связалась с госпитальным отсеком и потребовала две каталки к посадочной площадке. Не прошло и пяти минут, как в коридоре показался хмурый Инго, толкающий перед собой каталки. Потекли долгие минуты ожидания, к нам присоединился Эжен, он нервно вышагивал по площадке, десять шагов туда, десять обратно.

— Прекрати! — рявкнула я на него, Эж послушно остановился, чтобы тут же начать заново.

Взвыла сирена, предупреждая о том, что внешний шлюз открылся, все заметно подобрались. Никто даже не пытался удалить посторонних. Двери внутреннего шлюза тяжело разъехались, впуская полицейский транспорт. Двигатели еще не успели выключиться, как люк распахнулся. Не дожидаясь пока полностью опустится трап, я запрыгнула в транспорт. В ярко освещенном салоне на полу сидел Ник, придерживая на коленях голову Влада. Капитан прижимал марлевый тампон к его груди, тампон намок от крови, всюду были разбросаны такие же. Влад был без сознания и дышал с трудом, от каждого вздоха из горла его вырывался хрип. Мальчик мой, как же ты…

— Инго, щит, быстро! Свяжись с нашими, нужна операционная срочно! Вызывайте Геннадия Васильевича!

Защитный воротник, осторожно уложить на щит. Зрачки реагируют. Простучать грудь. Звук, как по пустой коробке. Какого черта никто не закрыл рану!? Убью! Всех убью! Герметичную повязку на рану. Быстрее! Игла, нет, это не подойдет, тонкая, ага, вот она!

— Аня, что у тебя? — Наташка возилась с обезболиванием и капельницей.

— Клапанный пневматорокс!

Второе межреберье, прокол. Тихое шипение выходящего воздуха. Давай, родной, дыши. Вот так! Умница ты моя! Лицо порозовело, и парень задышал более ровно.

— Все, увозим!

Инго и Эжен вынесли Влада, Никита даже не шевельнулся, он сидел, закрыв глаза опершись спиной о переборку. Я встряхнула его, посветила фонариком в глаза, капитан недовольно дернулся.

— Ты ранен?

— Нет. Нормально. Я посижу немного…

— Ань, иди, я останусь, — Эжен подтолкнул меня к выходу.

В отделении нас уже ждали. Пациента принимал сам зав отделением. Я рванулась мыться, но меня вытолкали взашей. Геннадий Васильевич и близко не желал подпускать меня к операционной, не говоря о том, чтоб участвовать.

— Но, я же… — растерялась я.

— Анна Дмитриевна, вам сюда нельзя, — твердо сказал главный хирург.

— Но как же… — попыталась я сопротивляться.

— Нет.

— Разрешите, пожалуйста! Я подержу…

— Никаких подержу! Чтоб я этой ереси даже не слышал. Инго, выведи ее, — приказал он.

Инго мягко взял меня под локоть и повел из оперблока.

— Пойдемте, Анна Дмитриевна, — уговаривал он, — он в хороших руках, там Наташа, Гена, все будет хорошо, вам сразу же сообщат, как только закончат.

Я оглянулась и увидела, как Влада, накрытого простыней, ввозят в операционную и дверь оперблока с лязгом захлопнулась. Инго передал меня из рук в руки подоспевшему генералу. Папа всунул мне в руки чашку с кофе и усадил на стул около двойных дверей. Ко мне подошел Никита.

— Аня, прости — не уберег, я…

— Почему вы были без бронежилетов? — накинулась я на него.

— Ну, кто же знал, что у нее будет пистолет?

— Ты должен был знать! — рявкнула я, — Ладно он, молодой дурак, но ты то, ты не первый день работаешь!

— Ань, он меня собой закрыл, — пробормотал Никита, — если бы не он, я не знаю.

У Никиты был совершенно несчастный вид, похоже, ему не лучше чем мне, а если учесть, что он недавно пережил, то гораздо хуже.

— Извини, что накричала, — я ободряюще положила руку на его плечо, устыдившись своей резкости, — Просто я сейчас должна быть в операционной, а не в коридоре сидеть. — Я потерла лицо руками, — Ты-то сам как, не задело?

— Нет, у меня все в порядке, это я должен был быть на его месте, — сокрушался Ник.

— Никто не должен был оказаться на его месте, — резко оборвал его генерал, подходя к нам, — завтра положишь рапорт о случившемся мне на стол и возьмешь пару дней выходных, тебе нужно придти в себя. В таком состоянии я тебя к работе не допущу!

— Слушаюсь, — со вздохом проговорил Никита, прекрасно зная, что спорить с начальством бесполезно.

— Вот и хорошо, — пробурчал папаня, — мне не нужны сотрудники с пошатнувшейся психикой. А сейчас домой прими душ, вылакай стакан водки и выспись хорошенько.

— Нет, — Никита мотнул головой, — я здесь побуду.

— Черт с тобой, — согласился папа, понимая, что Никиту сейчас отсюда никакими силами не выгонишь.

— Расскажи, как все было, — попросила я, когда папа пошел терзать наш медперсонал расспросами.

Время тянулось медленно, словно огромная ленивая улитка, ползущая по стеклу, складываясь в минуты, а затем в часы. Из операционной никто не выходил. Мне удалось уговорить Никиту отправиться домой, толку от совместного сидения под операционной не было, но он согласился уйти, только когда я пообещала сообщить, как только будет хоть что-то известно. Я металась перед дверью как загнанный зверь, теперь я понимаю, что чувствуют родственники, оставаясь за закрытой дверью. Господи! Ну почему же так долго!? Я приникла к узкому окошку, всматриваясь в пустой коридор по ту сторону двери. Боже, пусть он выживет, я прошу тебя! Я не так часто у тебя что-то прошу, но пусть он выживет! Я посажу его на цепь! Я больше его не выпущу из комнаты, и пусть он обижается. Обиженный, но живой, мать его, живой! Боже…

— Аня, — ко мне спешил Инго, — они закончили, Наташа просила передать, что его сейчас отправят в реанимацию.

— Спасибо, — я закрыла глаза и тяжело опустилась на стул, ноги почему-то стали ватными.

— Вам плохо? — заволновался он, — Может позвать кого?

— Не надо, Инго, — слабо улыбнулась я, — мне уже хорошо, я сейчас посижу минутку и пойду.

Наташка встретила меня у дверей в реанимацию. Она стянула с головы колпачок и взъерошила волосы.

— Всегда не любила эти колпаки, после них голова болит, — пожаловалась она, и добавила без перехода, — его сейчас привезут. Ну и подкинул он нам работки.

— Что там было?

— Пошли, покажу, — мы прошли с ней в полутемную комнату, она включила компьютер, пощелкала кнопки, вызывая нужный файл.

— Вот смотри, пуля прошла вот здесь, — доктор ткнула пальцем в монитор, на котором высвечивался схематический скелет, — ударилась о ребра, пробила легкое и застряла в позвоночнике.

— Парню крупно повезло, — пробормотала я, внимательно разглядывая схему со всех сторон, — не зацепись за ребра, а пройди с начальной скоростью, то собирать было бы уже нечего. Что с позвоночником?

— Собрали, — отчиталась Ната и никаких прогнозов. Все правильно. — Была массовая кровопотеря, восполнили.

— Остановка?

— Да, но запустился почти сразу. Как же с вами врачами тяжело, — посетовала подруга, — все-то вы знаете! Вопросы задаете. Пошли, его уже, наверное, привезли.

Небольшая одноместная палата, напичканная точнейшей аппаратурой, приглушенный свет, едва слышный шорох аппарата искусственного дыхания, противный и такой желанный писк водителя ритма, вычерчивающий кривую диаграмму работы сердца. На высокой больничной кровати лежал обнаженный Влад, опутанный проводами и шлангами. Видно его только что привезли, операционный балахон сняли, а накрыть его хотя бы простынкой никто не потрудился. Горло перехватило, а глаза налились тяжелыми каплями. Ну, и где ваш профессиональный цинизм, а, доктор? А нет никакого цинизма! Я с силой оттерла глаза и, открыв стенной шкаф, занялась его содержимым. Вытащив простынку, укрыла парня, оставив снаружи только лицо. Сейчас он начнет выходить из наркоза и ему будет холодно.

— Когда он должен выйти из наркоза? — почти шепотом спросила я.

— Да вот с минуты на минуту, — так же тихо ответила подруга.

Шло время, а Влад все так же неподвижно лежал, находясь под воздействием наркотического сна. Наташка начала немного нервничать, поминутно глядя то на часы, то на приборы.

— Наташа, какой у него был наркоз? — задумчиво спросила я.

— Средней тяжести, но массовая кровопотеря…

— Давай рассуждать здраво, — я покусала губу, — если наркоз был средним, значит, он должен был выйти еще полчаса назад.

Вытащив из Наташкиного кармана фонарик, посветила Владу в глаза. Зрачки сужены и почти не реагируют. Уговаривая себя не волноваться, взялась за иглу. Кожные рефлексы… реакция на боль… Черт!

— Наташ, кажись, у нас двойка по Глазго.

— Бог с тобой, — замахала она руками, — никаких показаний на "кому" у него нет.

Наташка оттеснила меня от кровати и принялась проделывать те же действия, что и я.

— Похоже, ты права, — согласилась она, в ее голосе звучала обида.

— Здравствуйте, девушки, — в палату быстрым шагом вошел Геннадий Васильевич, — ну как чувствует себя наш пациент?

— Замечательно — кома у нас, — хмуро ответила я.

— Ну, не стоит бросаться в крайности, — профессор похлопал меня по руке. — Если больной не пришел в себя, когда ему назначено доктором, оно еще ни о чем не говорит. Операция была тяжелая, наркоз тоже испытание для организма не из легких. Давайте понаблюдаем сутки, а уж тогда и будем выводы делать.

— А может, его попробовать вывести?

— Рано еще, Наталья Станиславовна. Он балансирует между двойкой и единицей. Если через сутки статус не изменится, вот тогда и будем решать. Меня больше волнует, что ноги не отвечают. Аня, вы хотели что-то спросить?

— Да, я хотела бы попросить, можно ли мне его перевести к себе?

— Можно, — после недолгих раздумий, согласился главный, — отчего ж нельзя. Но пусть стабилизируется. И если завтра не будет температуры, то можете его забрать. Я думаю, нет принципиальной разницы, где ему лежать, ведь у вас в вашем кабинете имеется нужная аппаратура. Да и дома, как говорится, стены помогают.

Забрать Влада я смогла только спустя три дня. У парня поднялась температура. Эти трое суток я не отходила от его кровати. Меня сняли с дежурств и почти со всех операций. А когда стало можно, мы с папой перевезли Влада домой.

Швы заживали хорошо, и кома стала тянуть на единицу, уверенно приближаясь к сопору, более походившему на глубокий сон, и я приняла решение снять парня с искусственного дыхания. Оставалось ждать.

Все предыдущие переживания из-за истории с матерью отошли на задний план и теперь казались чем-то мелким и незначительным. Да какая разница, что он обо мне подумает, когда все узнает!? Главное, чтоб подумал! Жизнь сузилась до размеров кабинета, где на столе лежало беспомощное тело человека враз ставшего самым главным. Вершиной и центром вселенной. Все, что есть — время, внимание, жизнь — принадлежало только ему и никому больше.

Не подпуская никого, я была и врачом, и сиделкой. Два раза в сутки обтереть влажными салфетками, сменить простыни, протереть спиртом катетеры, покормить и разговаривать. Постоянно разговаривать, свято веря, что слышит и рано или поздно откроет глаза.

Геннадий Васильевич прислал своего ученика — Мишеля Карта, который специализировался на невропатологии, Мишель приходил каждый день, проверяя, насколько изменяется картина с позвоночником. Прогноз он давал утешительный, очевидно забывая, что я сама врач. Я же вижу, что чувствительность ног не восстанавливается, зачем врать?

Состояние улучшалось медленно, но видя стабильный прогресс, я расслабилась и перебралась спать в свою комнату. И смогла оставлять парня на Нику, когда нужно было отлучаться.

На шестой день случился криз. У Влада опять подскочила температура, а перевезти его в госпиталь не было никакой возможности, слишком опасно. Теперь я сидела с ним безотрывно. Температура держалась почти четверо суток. Ко мне на помощь пришла Наташка, но, даже зная, что он в хороших руках я все равно оставалась рядом. Я ругала себя за сумасбродство, ну почему меня никто не отговорил, когда взбрела в голову мысль перевезти парня домой? Я злилась на медицину, шагнувшую в заоблачные выси, но оставшуюся едва ли не на первобытном уровне. Врачи всех времен и народов любят повторять, пока что мы не Боги! И на черта такая медицина?

Я сидела возле Влада и, держа его руку, прижималась к ней щекой, не обращая внимания на слезы, ползущие по щекам.

— Ань, ну чего ты раскисла, сидишь как на похоронах, смотри, он живой и дышит сам, — в кабинет бесшумно вошла Наташка — Успокойся сейчас же! Ты же профессионал и должна понимать, слезами здесь не поможешь.

— Нат, это же я во всем виновата, — всхлипнула я.

— Так, — протянула подруга, — теперь мы еще занимаемся душевным садомазохизмом! Если ты сейчас же не прекратишь, я тебе вколю успокоительное, и ты проспишь как минимум сутки.

— Ты чего, — захлопала я глазами, — а кто же за ним смотреть будет?

— Я посмотрю, — проворчал вошедший папа.

— Ну, конечно! — саркастически отозвалась я, мигом успокаиваясь. — Какая из вас сиделка, мой генерал!? Вы же не знаете, что через час парня нужно обтереть, вколоть жаропонижающее, поменять белье, сменить капельницы и проверить катетеры, обработать их… Вы сумеете поменять белье, генерал, ничего при этом не нарушив?

— Издеваешься, да? — смущенно хмыкнул он, более в сиделки не набиваясь, но все же заметил, — Аня, тебе надо отдохнуть, ты давно смотрела в зеркало? У тебя на лице только глаза остались. И вообще, девушки, что у вас с аппаратурой, лампочка какая-то синяя горит, ее раньше не было.

— Синий цвет лампочки на этом детекторе говорит о том, что температура упала почти до нормы, когда будет норма, он загорится зеленым, — машинально проговорила я, — Постой, лампочка, говоришь синяя? — я подскочила и заглянула на монитор.

— Вот и ладненько, — обрадовалась Наташка, — у него упала температура, надеюсь, криз прошел. Вот видишь, до чего доводят растрепанные нервы? Ты становишься невнимательной!

— Вот, елки-палки, — выругался папа, извлекая из кармана противно пищащий пейджер, — девушки, придется вас покинуть, срочно вызывают на работу.

— Я вас провожу, — сказала Наташка поднимаясь.

Вернувшаяся в кабинет, подруга обняла меня за плечи, проговорила:

— Дмитрий Петрович ушел, просил присмотреть за тобой, беспокоится очень, говорит, что никогда тебя такой не видел.

— А со мной раньше никогда такого не было, — резонно заметила я. — Просто он всегда мог управлять ситуацией, а сейчас сделать ничего не в состоянии, поэтому и чувствует себя не в своей тарелке.

— Ладно, кончай рассуждать, — усмехнулась Ната, — пошли лучше чаю попьем, да поедим чего-нибудь. Я же знаю, ты ничего не ела с позавчерашнего дня.

— А как же Влад?

— А чего ему сделается? — удивилась подруга, — Убежать он, все равно, не убежит. Давай смотреть правде в глаза — ему абсолютно все равно как лежать, одному или в компании.

— Фу, Наташка, какая ты циничная, — возмутилась я.

— Я не циник, а реалист, — поправила она, рывком ставя меня на ноги и подталкивая к выходу, — а это, согласись, большая разница. Пошли, пошли, с ним за десять минут ничего не сделается, криз уже прошел, так что успокойся.

Наташка заварила чай и приготовила бутерброды. Я хотела помочь, но подруга решительно указала мне на стул, заявив, что единственное, что у меня хорошо получается, так это потрошить людей, а в готовке я ничего не смыслю.

— Хорошо, что у меня хоть что-то получается, — я посмотрела на нее с вызовом, — в отличие от некоторых.

— Во, — обрадовалась подруга, — узнаю прежнюю Аньку, злюку и ехидину.

— И вовсе я не злюка, — обиделась я, — я хорошая. Просто я не в форме, устала я чего-то.

— Сколько ты не спишь? — спросила она, подкладывая на мою тарелку еще бутербродов.

— Не знаю, — пожала я плечами, — наверное, пятые сутки, я не помню.

— Да ты понимаешь, вообще, что ты делаешь? — набросилась на меня Наташка, — Ты понимаешь, что ты загонишь себя и в один прекрасный момент просто рухнешь и уснешь или еще хуже — свихнешься. А все это твое чертово чувство ответственности. Знаешь, как древние говорили: 'Кто будет сторожить сторожей?'

— Ты слышишь, что-то пищит? — прервала я ее.

— Это как раз то о чем я только что говорила, у тебя уже слуховые галлюцинации, реактивный психоз, — она покрутила пальцем у виска. — Подожди еще чуть-чуть и белых коней вместе с зелеными человечками увидишь.

— Да нет же, — замотала я головой, — нет у меня никакого психоза.

— Хорошо, тогда что это может, по-твоему, пищать? Мы одни в каюте, все выключено или у тебя собственный каютный завелся?

— Кто, кто? — фыркнула я.

— Каютный, — дернула плечом подруга, — если бы мы жили в доме, у нас был бы домовой, а так как мы живем в каюте, значит он каютный.

— Глупая, домовой он везде домовой, в независимости от того, где ты живешь, — я поднялась и потянулась, — а там все равно что-то пищит… — в этот момент завыла сигнализация на системе жизнеобеспечения.

— Ох, ты ж, матерь Божья, — выдохнула Наташка, — неужто остановка!?

Ворвавшись в кабинет, я была готова увидеть все что угодно, но только не то, что увидела. Кровать, на которой должен лежать Влад, пуста, простыни смяты, подушка завалилась набок, скомканное одеяло валяется на полу.

— Владушка! — севшим до хрипа голосом позвала я.

— Ну, вот, а ты все — ноги не отвечают, ходить не будет! — со странным смешком выдохнула Наташка, отключая систему жизнеобеспечения. — Ты посмотри, чего этот вандал наделал! — подруга возмущенно потрясла грубо вырванными трубками капельниц.

Я отмахнулась от нее, направляясь к единственной двери, за которой мог спрятаться Влад. Наташка, меня опередила и, пылая праведным гневом, толкнула дверь душевой, застыла на пороге, я выглянула из-за ее плеча. Парень стоял, привалившись плечом к стене, и разглядывал в зеркало шов на груди.

— Аполлон, — Наташка уперла руки в бока.

— Ага, — я прикусила губу, что бы ни рассмеяться. Теперь это можно — смеяться. Теперь все в порядке. На глаза навернулись глупые слезы. Напугал гаденыш только! Ишь, тоже мне — от аппаратов отключился, доктор мой недоделанный! Я тихо шмыгнула носом. Но злиться на эту выходку парня сил нет, ведь все будет хорошо! Вон он даже встал сам, глупый.

Влад резко обернулся, на его лице отразилась вся гамма чувств от изумления до растерянности. Он попытался руками прикрыть наготу, это у него получилось неважно.

— Вот только почему я хочу надрать его голую задницу? — Наташка отлепилась от стены и угрожающе двинулась на Влада, я сложила руки на груди и наблюдала за развитием событий с безопасного расстояния.

— За что? — залепетал он, отодвигаясь.

— Кто тебе позволил подняться с кровати? — грозно вопросила она, наступая на беззащитного Влада, которому и деваться-то, было некуда. Он отступил на шаг и наткнулся голой спиной на холодную стену, вздрогнул и замер, затравленно наблюдая за нависающей над ним Наташкой.

— Я в туалет хотел, а рядом никого не было, вот я и… — принялся оправдываться он, еще больше вжимаясь в стену.

— Вот он и! — взвилась Наташка, вытаскивая слабо сопротивляющегося парня из душа, — Ты слышала, вот он и!

Она повернулась ко мне за поддержкой, искренно недоумевая, как он вообще сумел заставить себя подняться. Обычно послеоперационных приходится едва ли не пинками сгонять с ложа, заставляя ходить. Подруга упорно не желала помнить, о необычности пациента. Она бушевала.

— А тебя не смутило, что ты весь облеплен датчиками, капельницами и что башка почти не соображает!? В туалет он захотел! А катетер тебе на что? Нет, зачем же! Ты его выдрал! Вот когда у тебя вставать не будет, я на тебя посмотрю!

— Что вставать не будет? — пролепетал покачнувшийся Влад, выглянув из-за плеча, которым прикрывал лицо, справедливо полагая, что его сейчас будут бить.

— Член! — со злой усмешкой просветила Наташка, — Ты, что не знаешь, что самостоятельно нельзя снимать капельницы и уж тем более определенные катетеры? Я тебя собирала по кускам для того, чтобы ты пустил всю мою работу коту под хвост из-за своей дури!?

От переизбытка чувств она все-таки звонко шлепнула парня пониже спины. Перепугалась не меньше моего, вот и лютует.

— Ну, зачем? — обиделся Влад, потирая ушибленное место. — Больно же!

— У Аньки чуть инфаркт не случился, — проревела Наташка, — думала, совсем коньки откинул!

От ее крика Влад вжал голову в плечи, наливаясь густой краской. Он стоял перед нами голый и растерянный, неловко переступая босыми ногами.

— Все, хватит! Покричала и будет с тебя, он все понял, — оборвала я Наташкин гнев, укутала парня в простыню, подхватила под локоть.

— Давай, Владушка, обопрись на меня, да не бойся ты, не сломаюсь. Голова кружится? Ну, ничего, мы сейчас осторожненько ножками до кровати. Тихо, не спеши. Я тебя держу. Держу…

Мы кое-как доплелись до кровати и как раз вовремя. Парень резко побледнел, ноги подломились, и он стал заваливаться. Я бережно опустила его на кровать.

— Парень только на адреналине и держался, — снизошла я до объяснения небывалой подвижности пациента, не забывая хлопотать, всячески того устраивая — накрывала одеялом, поправляла подушки, — а ты разгон устроить решила. Наташ, разве ж так можно? У него ж это навроде рефлекса, — в каком бы ни был состоянии непременно нужно на ноги подняться. Иначе могут наказать, а то и вовсе убить.

— Тебе повезло, что Аня такая отходчивая, — фыркнула подруга, неодобрительно наблюдая за моими действиями. По ее мнению излишне самостоятельного пациента еще и побить не мешало, не только разгон устраивать.

— Влад, вытащи руки наверх, я катетеры сниму, пока ты всю кровать кровью не залил. Как ты себя чувствуешь?

— Голова кружится и тошнит, — делая над собой видимое усилие, признался он.

— Не диво! Она и должна кружиться, ты почти две недели в отключке пролежал, — сердито объяснила Ната.

— Сколько? — вытаращил глаза Влад и сделал попытку вскочить, — Аня, а ее взяли? Как Никита?

— Не все сразу, — я мягко толкнула его на подушку, — Да ее взяли, с Никитой все в порядке. Ты главное не волнуйся тебе вредно. Давай уколемся, и ты поспишь немного, — я поднялась и начала набирать шприц.

— Я не хочу спать, — запротестовал он.

— А кто б тебя спрашивал? Давай поворачивайся.

 

Часть 3

 

Глава 1

Обожаю смотреть на чужую работу. Особенно, когда сама гоняю балду, а кто-то работает. Вот и сейчас я с увлечением наблюдала за тем, как Верочка готовит материал для завтрашней смены. Вечер тек тихо и незаметно, я глянула на часы и потянулась. Почти полночь. Над дверью замигала лампочка, но звонка не последовало, значит, ничего экстренного.

— Анна Дмитриевна, подойдите в приемную, — попросил динамик, — к вам пришли.

В приемной ждал Влад. Он сидел на лавочке у стены, неестественно выпрямив спину. После ранения она у него часто болела. Я обеспокоенно оглядела парня.

— Что, опять болит? — я уселась рядом. — Может, побыл бы еще недельку дома, мне кажется, ты рано вышел.

— Нормально, — сквозь стиснутые зубы процедил он, — сейчас отпустит. Ань, генерал приказал, чтоб я к тебе зашел. Случилось что?

— Нет. Генерал тебя за помощью отправил. И нечего глаза закатывать! Тебе помощь нужна. Само оно не отпустит. Давай-ка поднимайся, осторожно, обопрись на меня. Вот так, — я поднырнула ему под руку, — потихонечку. Пошли в палату, я тебе обезболивающее и снотворное уколю. Поспишь ночку здесь, а завтра Мишеля вызову.

— Хорошо, — одними губами ответил Влад, еле переставляя ноги, если бы он не опирался на мое плечо и шага бы не сделал.

— Эко тебя проняло, — покачала я головой, — на все согласен, а еще пару дней назад кричал, что тебе не нужен никакой коновал.

— Дурак был, вот и кричал, — горько усмехнулся он.

Через полчаса я заглянула к нему. Влад уснул после лошадиной дозы снотворного. Да, худо парню пришлось в этот раз. Я поправила одеяло и выключила ночник.

Утром первым делом я позвонила Мишелю и договорилась о встрече. Посмотреть Влада он пообещал вечером, сославшись на занятость. Ну, конечно, Мишель у нас светило! Кроме медицинской практики еще и научными исследованиями занимается и не то, что я — липовыми, а самыми что ни на есть настоящими. Ну, что ж — вечером, так вечером, согласилась я, глядя на мирно сопящего Влада, заодно и поужинаем вместе.

Проснувшийся Влад пребывал в отвратительном настроении и сожалел, что вечером согласился на лечение. Позавтракав и немного со мной поскандалив, строптивец отправился на работу. Зацепившая самый конец ссоры Наташка, посулила парню большие неприятности, если он сейчас же не заткнется и не уйдет. Влад бросил на нее взбешенный взгляд, но рот все же закрыл и вышел, демонстративно хлопнув дверью. Мне пришлось выслушать не менее горячую отповедь о моем излишнем гуманизме и нежелании вправлять мозги невоспитанным молодым людям. Кое-как отделавшись от бушевавшей подруги, я отправилась к своим горячо любимым больным. Какие они милые: лежат тихонько под наркозом, в ИВЛ посапывают, красота!

Сдав дежурство, отправилась домой, радуясь в душе, что время раннее и все еще на работе. Какая же это красота — придти домой и никого там не обнаружить! Тишина, спокойствие и столько дел можно переделать. Вот только полежу немного. Я блаженно вытянулась на диване. Совсем чуть-чуть, вот честно.

Разбудил меня хлопок двери. 'Да что же это такое?' — пробормотала я, скатываясь с дивана и сонно моргая, в тщетной попытке понять, что происходит. Мимо меня, возмущенно фыркая, протопал Влад и скрылся в своей комнате. Чертыхаясь про себя, отправилась выяснить причины бурного психоза.

— Влад, ну что опять? — позевывая, поинтересовалась я, без спроса вторгаясь в его жилище.

— Да ничего! — рявкнул он. — У вас это что — семейное?! Я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы решать, что делать, а чего нет! А что ты, что генерал нянькаетесь, будто я дитятя несмышленая!

— О, да! Ты не дитятя, — хмыкнула я, — с дитятей как раз таких проблем и не было бы. А теперь успокойся и объясни толком.

— А чего тут объяснять!? Ты с утра все уши прожужжала этим Мишелем, так еще и генерал к себе вызвал и мордой по столу возил! Сказал, чтоб я на глаза ему не попадался, пока к доктору этому не схожу. Это ты ему пожаловалась!?

— А в морду? — заискивающе поинтересовалась я, и Влад как по команде успокоился, а я продолжила, — Я не вижу причин, так нервничать. То, что тебе кажется посягательством на твою жизнь называется заботой. И я, и генерал переживаем за тебя и пытаемся помочь.

— Да не надо мне помогать! Жил я без этих докторов и еще проживу!

— Так, я иду заниматься ужином, а ты пожалуйста, посиди в комнате и постарайся успокоиться, а то мы с тобой очень сильно поссоримся.

Доктор пришел, когда я заканчивала готовить ужин, и сразу позвал Влада в кабинет. Мне пришлось остаться на кухне, сама не люблю, когда кто-то под руку смотрит. Осмотр, судя по всему, затягивался, заставляя немного нервничать. Что там можно осматривать, если оно уже пересмотрено ни одну сотню раз!? На мое счастье Наташка пришла мириться и не дала мне скончаться от беспокойства. Мы с подругой, конечно же, помирились, обсудили генерала, лезущего не в свои дела и решили, что она останется на ужин.

Мужчины появились в кухне полчаса спустя. Мишель прямо-таки лучился счастьем и с удовольствием принял приглашение остаться. Влад же наоборот, был взъерошен, молчалив и мрачен. Не удивлюсь, если на нем профессор пару-тройку статеек наклепает, основываясь на прошлых и нынешних травмах, а что? Владу полезно. Пусть сравнит и оценит, что такое, когда тобой занимается тот, кто рассматривает тебя, как подопытную мышу. А то не нравится парню, что носятся с ним излишне!

Но совсем скоро я пожалела, что пригласила Мишеля. Ужин был испорчен. Очень тяжело получать удовольствие от еды, когда у тебя под боком расположился высокомерный тип способный говорить только о своем исследовании, подопытных крысах и пациентах и любое твое слово рассматривающий, как лепет несмышленого младенца ровным счетом ничего не смыслящего не только в медицине, но и в жизни. Влад не выдержал первым и сославшись на незаконченные дела сбежал из каюты. Хорошо ему, завистливо думала я, провожая парня взглядом, туману напустил и ноги. Никаких дел у него нет. Поскакал небось к Эжену в шахматы резаться, а нам с Наташкой отдувайся! Наконец, Мишель посмотрел на часы и, прервав сам себя, сообщил, что ему пора бежать. Мы с Наташкой облегченно переглянулись. Подруга вызвалась проводить доктора.

— Ты его там не убила случаем? — поинтересовалась я, когда она вернулась.

— Нет, — задумчиво протянула подруга, извлекая из кармана сигареты и зажигалку, — только дверь заперла, чтоб не вернулся.

— А что с лицом? — удивилась я, прибирая со стола.

— Не нравится мне этот хлыщ, — Наташка подцепила пальцами сигарету и с удовольствием затянулась, я, глядя на нее, то же потянулась к пачке, — Ты же не куришь!

— Уже курю, — мрачно заявила я, раскуривая сигарету, и призналась, — Еще один такой ужин, так я еще и пить начну.

— Я тебе о том же, не нравится он мне, ты видела, как он смотрел на нас всех будто мы и не люди вовсе, а его лабораторные крысы.

— Ты просто устала после дежурства, вот и мерещатся белые кони. Он профи высокого класса, вот и все.

— Хорошо, — подруга подняла руки, защищаясь, — дай Бог, чтобы это были мои белые кони, но все-таки будь повнимательней, как бы беды не было, все же ты ему доверяешь свою собственность.

— Он не моя собственность, — возмутилась я, — он человек.

— Да, да, не кипятись, я все помню, но ты не забывай что этот, как ты выражаешься человек, два часа как поднялся с четверенек. Я бы на твоем месте побольше узнала об этом Гиппократе. Молчи, я старше тебя и кое-что соображаю.

— Уговорила, — кивнула я, — не будем же мы с тобой ссориться из-за плохо проведенного вечера, мы просто очень устали.

— Хорошо, я спать.

Наташка затушила сигарету в чашке, из которой пил Мишель, и легко поднявшись, будто не было полутора суток дежурства, упругой походкой направилась к выходу.

Приходилось признать, что мы с подругой негласно сошлись во мнениях, мне Мишель тоже показался гнилым, как труп двухнедельной давности, но в кругах медицины он слыл классным специалистом, а против этого не попрешь.

На первых порах я, памятуя обещанное Наташке, присматривалась к Мишелю. Но прогнозы подруги не оправдывались: у Влада наметился явный прогресс. А после неожиданно навалилось много работы, что совсем стало не до того, и я благополучно позабыла о сборе информации. Работа и только она, родимая. Рук в отделении отчаянно не хватало. Еще и Наташка уехала на конференцию, плюс курсы повышения квалификации, так что пришлось делить ее дежурства. В результате вышло, что, живя в одной каюте, мы с Владом могли не видеться по два-три дня, а то и неделю не встречаться.

…Влад вышел от доктора Карта, ощущая привычный подъем, какой чувствовал после каждого укола. Хотя сам процесс лечения вызывал беспокойство. Сдвигов в лучшую сторону, как он мог судить, не происходило, иначе зачем держать его на уколах столь долгое время? Точнее они происходили, но только сразу же после укола. Ему казалось, что он почти летит, а потом, через несколько часов, перед следующей инъекцией начиналось что-то непонятное. Его начинало знобить, и весь мир как-то сам собой окрашивался в мрачные неприветливые краски, сворачиваясь до острия одной иглы. В такие минуты Влада посещало странное ощущение, что со всем этим лечением не все гладко.

Если вдуматься его должны лечить не только уколами, не зря же он столько месяцев прожил рядом с доктором, тоже кое-что понимает! Помимо инъекций должны быть массаж, прогревания, ванны или что там еще полагается. Но все эти мысли улетучивались, стоило получить очередную дозу. Дозу!? Да, похоже на то. Черт! Во что это… Как это… Надо срочно Ане обо всем рассказать, может не поздно еще… Но двигаться становилось все труднее и спина начинала болеть нестерпимо, а ноги норовили подвернуться и Владу не оставалось ничего другого, как отправляться к доброму доктору с его иглами и шприцами.

А выходя из больничного кабинета, Влад уже забывал все свои мрачные мысли. Они вроде бы отодвигались далеко-далеко. До следующего раза. Да и Ане сказать что-то становилось страшновато. Как отреагирует? Нет, он ей, конечно, все расскажет, но только немножко попозже. Закончит дело и сразу же пойдет сдаваться. Она обязательно придумает, что с этим всем делать. А пока ему нужна легкая голова, какой она становиться только после посещения доктора.

Вот только Ника, кажется, начала о чем-то догадываться. Главное, что б она не побежала к хозяйке и не рассказала, что с ним происходит. Он сам должен ей все рассказать, без всяких там девчонок. Анька сама сейчас не заметит, она слишком занята. А уж потом, потом Влад придумает, как все это преподнести с меньшими для себя потерями. Надо только Нику отловить и взять с нее слово, что будет молчать, а нет, так и припугнуть можно. Не страшно. Чуть-чуть только…

Библиотека давно опустела, в читальном зале осталась только я, безнадежно заблудившись между лепрой, бубонной чумой и черной оспой. Прав был Геннадий Васильевич, сотню раз прав! Нечего лезть в такие дебри, надо было остановиться на СПИДе или уж, в крайнем случае, на сифилисе. Нет, нам же надо ошеломить и поразить медицинскую общественность необычностью темы. Вытащить в статье такие болезни, о которых и думать-то позабыли! Так вот и расхлебывай, дура! В голову ничего не лезет, впору садиться в позу Лотоса и, тараща глаза в астрал, благим матом орать 'Ом Мане Падме Хум!', дабы очистить мозги и начать работу с чистого листа. Нет, все хватит! Я хочу домой, есть и спать, и пусть госпожа лепра сгинет в пучине веков в купе с бубонной чумой и черной оспой!

Я с треском захлопнула крышку компьютера, с облегчением сняла проекционные очки. Лампа на столе испускала мягкий свет, давая отдых уставшим глазам. Из темноты донесся едва слышный шорох. Я резко выпрямилась, прислушиваясь. Нет, тишина. Посмеиваясь над своими страхами, потянулась закрыть коробку с дисками, и тут услышала чей-то хриплый загробный голос, заставивший меня подскочить: 'Аня! — протяжно взывал глас, — Аня ты где?' Клянусь всем, что у меня есть, волосы шевельнулись, вставая дыбом. На всех частях тела. Я уже была готова заорать благим матом, как из-за ближайшего стеллажа показалась Ника.

— Ника! — набросилась я на девочку, — Ты меня до психушки решила довести? И что у тебя с голосом?

— Ничего, — пожала она плечами и проскрипела жалуясь, — говорила мне Вика, нечего жрать седьмую порцию мороженного.

— Есть, — машинально поправила я.

— Это, когда одна, тогда едят, — парировала Ника, — а когда семь, тогда жрут. Но я к тебе по другому поводу, давай в игру поиграем, я тебе называю состояние, а ты болезнь диагностируешь. Сумеешь?

— Отстань, — попросила я, — мне не до детских забав, у меня статья горит.

— Ну, Ань, ну всего пять минут, — заканючила Ника, я отрицательно покачала головой, — ага, значит боишься.

— Чего? — подозрительно спросила я.

— Расписаться в своем невежестве, — заявил гадкий ребенок, изначально зная, что наступает на больное место.

— Черт с ней со статьей, — разозлилась я, — задавай свои вопросы.

— Что такое, когда человек был нормальным, а потом ни с того, ни с сего начинает резко меняться. То веселый и разговорчивый, а потом вдруг становится угрюмым и злым. А иной раз сидит и смотрит, просто смотрит перед собой, и хоть стриптиз перед ним устраивай, ему все равно. Полное отсутствие аппетита, а через пятнадцать минут съедает все, что находит. Плюс к этому изменяется температурный режим, то ему холодно, то жарко. Что это?

— Так просто ответить не получится. Давай подытожим все сказанное: резкая смена настроения, аппетита и реакции на окружающую температуру. И, как я поняла, надо принять за аксиому, что объект перед этим был в здравом уме, твердой памяти и здоровом теле. Для полного установления диагноза нужны анализы. Это могут быть самые обычные, прости, гельминты, да и еще куча вирусных заболеваний, но если отмести все что я только что сказала, то это явные признаки наркомании. Ну, как я правильно ответила?

— Не знаю, — Ника с растерянным видом опустилась на стул, — Аня, я ведь ябедничать пришла.

— На кого? — не поняла я.

— Ты Влада, когда видела в последний раз? — вдруг спросила она, — Я имею в виду нормально, а не те две секунды, когда сталкиваешься с ним в коридоре или на кухне глотаешь по быстрому чашку кофе?

— А Бог его знает, не задавай мне таких сложных вопросов, — отмахнулась я.

— Нет, ты мне ответь, — настаивала она.

— Ну, хорошо, дай мне две минуты, — я задумалась. А действительно, когда? Основательно покопавшись в памяти, я нерешительно выдала, — кажется, это было, когда у нас Мишель ужинал, помнишь? А это было недели две-три назад, точнее не скажу. Ну, ты же знаешь, у нас графики не совпадают, я прихожу — он уходит и наоборот. А что такое?

— Это я у тебя хотела спросить.

— Подожди, — пробормотала я, — ты хочешь сказать, что только что рассказывала про Влада?

— Похоже, что так, — она смотрела на меня несчастными глазами.

— Этого не может быть! — убежденно заявила я, — И к тому же, подумай сама, где бы он взял наркотик? Дома я не храню, а если и храню, так это легкое снотворное. У меня все на месте, я вчера ревизию делала. В госпитале тоже никак, там Верочка с аптекой возится, выходит — больше негде. На работе с ним ребята постоянно, да и папа.

— Так да не так, — всхлипнула Ника, — я, поэтому и не хотела тебе говорить, ждала, когда сама заметишь, но ты сейчас постоянно занята. Он начал меняться, когда к этому Мишелю стал ходить. Я прямо спросила, в чем дело, он отшучиваться начал, не волнуйся, устал просто. А сейчас вообще меня сторонится не подойти, на любой вопрос огрызается: 'Я занят!' Сегодня вообще наорал ни за что. Ты же знаешь, он на меня давно не орет! Ему показалось, что я за ним шпионю, а я только за учебником зашла.

Я слушала девчонку и ужасалась, если все это правда, и она не ошибается, у меня серьезные проблемы. Только без паники, это может быть просто реакция на лечение и ничего больше.

— Ань, что делать-то? — совсем не по-детски всхлипнула Ника.

— Прежде всего, успокоиться, я с этим разберусь, обещаю.

Статье и медицинской общественности придется подождать. Всем придется подождать, пока я не разберусь, что происходит. Я решительно задвинула ящик с дисками в приемник архива и направилась домой.

Дома меня встретила тишина и записка на холодильнике, нацарапанная впопыхах: 'Буду поздно. Ника, извини, не хотел. Не рассказывай ничего Ане. Спасибо. Влад'. Я сорвала листочек с двери и, сложив, сунула в карман. Заверещал пейджер, принимая сообщение. Я глянула на дисплей: 'Ты готова умереть?' вопрошал меня пейджер. Это с курсов вернулась Наташка и сегодня вечером мы будем употреблять горячительные напитки в неограниченном количестве. После этого я обязательно скончаюсь под утро, проведя ночь в обнимку с унитазом. Я позвонила вернувшейся подруге и попросила зайти незамедлительно, но она сказала, что никуда не двинется, пока не примет душ, поскольку от нее воняет псиной.

Наташка явилась два часа спустя, свежая и чистая, словно майская роза. Все это время я металась по каюте, но так и не смогла принять никакого решения. Наташке я обрадовалась, как подарку и поспешила поделиться своим несчастьем. Благоуханная роза скисла и завяла, как только выслушала меня.

— Мила моя, — Ната забралась с ногами на диван, — а с чего ты сделала этот вывод? Ведь если это Мишель снабжал Влада дурью, это знаешь ли, подсудное дело. За это не только практики, но и головы могут лишить.

— Ничего его не лишат, — возразила я, — этот козел все правильно рассчитал: Влад — раб и ему никто не поверит, а если поверят, то его слов к делу не пришьешь! Мишель же просто скажет, что да, вколол пару раз обезболивающее, это подтвердит лист назначения. Потом пронырливый раб, пристрастившись к наркоте, начал воровать, а он, бедный доктор, ну ничего сделать не мог. Так что получится, что Мишель чист аки агнец, а Влад по уши в дерьме.

— Спокойствие, — подруга подняла руки, останавливая меня, — откуда ты взяла, что он наркоман? Из того, что тебе Ника рассказала? А тот анализ крови ты сделала? Комнату его ты обыскала? Или ты делаешь вывод на пустом месте?

— Я хотела сначала поговорить…

— Поговорить, — передразнила меня подруга, — так он тебе и сказал! Будет выкручиваться до последнего.

Наташка поднялась и решительно направилась в комнату Влада. Следующие полтора часа мы увлеченно переворачивали вверх дном комнату парня. За этим неблаговидным занятием нас и застал Влад. Выглядел он не лучшим образом — взъерошенный, небритый, с темными кругами под глазами.

— Интересно, что вы забыли в моих вещах? — резко спросил он.

— Мне тоже интересно, — кивнула Наташка, — вот твоя хозяйка утверждает, что у тебя появилась очень интересная привычка.

— Какая еще привычка? — он прошел в свое жилище, раздраженно расталкивая ногами вещи, валяющиеся на полу, и уселся прямо на подушку, — Вы случаем в контрразведке не служите? Обыск по всем правилам устроили, даже компьютер и тот вскрыли, бардак-то какой, кто это, интересно убирать будет? Что вы тут искали?

— Наркотики, — без тени улыбки сказала Ната.

— Что!? — опешил Влад, — У меня? Это шутка такая? — но по нашему виду он понял, что сегодня у нас чувством юмора напряженка и поэтому зло выкрикнул, — Да у вас крыша совсем поехала, детективов начитались!? Ань, ты что? — продолжал он злиться, хотя тон сбавил, — Это тебе Ника наговорила, да?

— Кто и что наговорил сейчас неважно, — каменным голосом произнесла Наташка, — закатай рукава и покажи руки.

— Ань, — он жалобно посмотрел на меня, — скажи ей.

— Делай, что тебе говорят.

Поняв, что с двумя фуриями спорить бесполезно, парень спокойно закатал рукава, выставив на обозрение руки. Свежих следов инъекций не было. Все примерно недельной давности.

— Ну что убедились? — оскалился он, — Мишель, к которому, кстати, ты сама меня и направила, брал несколько дней назад кровь на анализ.

— Хорошо, — чуть подняла брови Наташка, — пошли тогда в кабинет, сделаем анализ.

— Ну, чего вам еще надо? — простонал он, — На руках ничего не нашли, так чего цепляетесь? Аня, от тебя я такого не ожидал.

— Влад, — я попыталась его успокоить, — если у тебя ничего нет, так чего злиться. Если все в порядке я перед тобой извинюсь.

— А пока опустишь ниже пола? — поинтересовался он, срываясь на крик.

— Так, — Наташке уже начал надоедать этот спектакль, поэтому упрашивать она больше не стала, а скомандовала, — пошел вперед и без разговоров, — и вытолкнула его из комнаты.

— Наташа! — возмутилась я такому повороту событий.

Но ее было уже не остановить, она не слишком вежливо схватила его за шиворот (росту Наташка почти с Влада, это мне чтобы такое проделать, надо подпрыгивать) и поволокла в кабинет. Я поспешила за ними. Наташка толкнула парня на стул и достала из шкафчика набор для забора крови.

— Держи руку, — приказала она мне, но Влад уже сник и перестал сопротивляться.

Наташка прыснула с миллилитр крови в пробирку, добавила экспресс-индикатор и энергично встряхнула. Бордовый раствор поменял цвет став ярко голубым. Она сунула пробирку Владу под нос.

— Ну и как ты это объяснишь, обидчивый ты наш? Или тебе более точный нужен с раскладкой по часам?

— А что тут объяснять? — отрешенно спросил он, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза.

— Наташа, давай отойдем в сторонку, — попросила я, — поговорить надо.

Мы отошли к дверям, я поглядывала на Влада, но он сидел неподвижно, будто спал.

— Его надо в больницу, — с нажимом заговорила подруга.

— В больницу нельзя, — отрицательно покачала я головой, — если папаня узнает, Влад из бригады с треском вылетит. Папа у себя наркотов не потерпит, даже ради меня и даже прошедших курс лечения.

— Каким образом ты собираешься в мешке шило утаить? — поинтересовалась она.

— Вывозить его надо.

Наташка не стала возражать, просто стояла и ждала, что я скажу дальше.

— К Сахе поеду, — подумав, продолжила я, — там спокойнее, на Боре всего один город, да и тот в пятнадцати километрах от Сахиной делянки.

— В принципе правильно, — согласилась со мной Наташка, — кто лечить будет?

— Саха.

— Не слишком ли много надежд на простого егеря? — я отрицательно мотнула головой — в самый раз. — Когда вылетаешь?

— Как только соберусь. Отпуск нужен. На месяц.

— Хорошо, — одобрила она, — я на работу схожу, а ты пока собирайся, так быстрее будет. Все, разбежались.

Она вихрем вылетела из моего кабинета. Я повернулась к Владу, хотелось наподдать хорошенько, но сейчас не время. Может быть позже, когда станет более ли менее спокойно. Черт! Из-за этого балласта я работу потеряю!

— Влад, собирайся, мы уезжаем, — он поднялся и, как сомнамбула, пошел вон.

Я раскрыла потрепанный рюкзак и принялась укладывать вещи. В порту делать нечего, если я не хочу, чтоб генерал нас обнаружил раньше времени. Значит, садиться придется в лесу. Там есть заброшенная взлетная площадка, да и не площадка даже, а так, расчищенный от деревьев клочок земли. От места посадки до озера, где живет Саха топать километров тридцать по лесу. Я посмотрела на свои ноги, обутые в мягкие ботиночки на тонкой подошве, в таких по корчам долго не поскачешь. Перетряхнув шкаф, отыскала старые ботинки на толстой подошве. Покрутив их в руках, закинула к собранным вещам. Остается надеяться, что они не развалятся после первого километра пути. Рывком затянув веревку мешка, закрыла клапан, застегнула ремни. Остановилась на секунду, перебирая в уме, все ли собрала. Кажется все. Теперь пнуть Влада и можно лететь.

Парень сидел на своей кровати и тупо обозревал разгром в комнате, он даже не начинал собираться.

— Ждешь с моря погоды? — поинтересовалась я.

— Нет, просто не знаю, что мне собирать, — безразлично ответил он.

— Вещи, — посоветовала я и, подобрав с пола рюкзак, кинула ему, — и побыстрее, иначе поедешь в том, что на тебе.

Влад без особой охоты покидал первую попавшуюся одежду в рюкзак. Я вывела его из комнаты и, указав на диван в гостиной, приказала сесть и не двигаться. Вернулась Наташка и принесла командировочные бумаги, в них значилось, что я улетаю в командировку на неограниченное время и могу взять с собой любого служащего станции в независимости от его профессии и согласия начальства. По сути, документ был полным бредом, и как Наташке удалось получить его оставалось загадкой. Я попробовала у нее это выведать, но она лишь отмахнулась, сказав, что мне сейчас не об этом надо думать. Я набрала папин рабочий номер. Генерал ответил сразу, будто сидел и ждал моего звонка.

— Папа, — быстро заговорила я, — меня послали в командировку, вылет через пятнадцать минут.

— Хорошо, — кивнул родитель, — я присмотрю за Владом.

— Нет, папа, я забираю его с собой, он мне нужен. Мы летим в Сигоркнез, Влад уже бывал там рабом на плантации, так что он знаком с местными обычаями и климатом, мне без него не обойтись.

— Ладно, — папа был явно сбит с толку, — я приду проводить вас.

— В этом нет необходимости, — покачала я головой, — у меня совсем нет времени. Встретимся после возвращения.

Я отключилась, не дав ему возразить. Связавшись с ангарами, попросила подготовить 'Беркут', мне ответили, что он будет готов через полчаса. Теперь, когда все было сделано, оставалось сидеть и ждать звонка из ангаров.

— На чем полетишь? — почему-то тихо спросила Ната.

— Ты же слышала — на 'Беркуте'. Если все пойдет нормально, и кораблик не будет фордыбачить, то уже завтра ближе к полудню мы будем на месте.

— Хорошо, — задумчиво ответила Наташка и, повернувшись к Владу, спросила, — что тебе кололи и когда должна быть следующая доза?

— Какая разница? — отозвался он.

— Отвечай, когда спрашивают, — начала она злиться.

— Следующий укол должен быть через сорок минут, а кололи 'Дровалл', - отрешенно ответил Влад.

Мне захотелось выть. Где мои глаза были? Почему не заметила? 'Дровалл' сильный синтетический психотропный препарат. Опий и героин по сравнению с ним безобидные витамины. Привыкание идет с первого же приема, работает препарат не так грубо как вышеназванные наркотики, почти никаких галлюцинаций и остального бреда 'Дровалл' не вызывает, только необычайную легкость и дьявольскую работоспособность. Человеку совершенно не нужно питаться, он может жить только за счет внутренних резервов и инъекций. Человек может даже не спать несколько суток, правда количества препарата должно быть большим.

Скорее всего, чудо-доктор колол Владу миллиграммы, растворенные в физрастворе, иначе изменения произошли уже в первые пять дней, и скрыть их было бы невозможно. Сейчас я этого не узнаю, можно, конечно, пойти к Мишелю, устроить там истерику, пригрозить, но кому от этого станет легче? Владу? Нет. Сейчас надо спасать парня. Остается только надеяться, что препарат слишком сильно не повлиял на психику, что затянуло не так глубоко, и на Саху с его зверскими методами, который сможет помочь.

Я виновата перед Владом, что не уберегла, виновата своим невниманием и безоговорочным доверием к парню, забывшим под моим чутким руководством, что свободные это подонки, пользующиеся своим положением и знаниями совсем не так, как должны. Но я не буду об этом сейчас думать. Я подумаю об этом потом, когда Саха закончит свою работу, когда мы будем возвращаться домой. Я подумаю и буду злиться на себя, награждая не очень приличными эпитетами, и терзаться чувством вины буду только тогда, когда все будет позади. Я не ангел, но и Влад тоже хорош! Почему он не понял, что с этим лечением что-то не так? Не мог не понять, иначе ему грош цена, как полицейскому, пусть пока и стажеру. А если понял, почему не сказал? Скажи он раньше, к Сахе лететь не пришлось, я бы справилась со всем сама, но сейчас уже поздно об этом думать.

Позвонили из ангаров. Борт полсотни семь 'Беркут' выведен на стартовую площадку.

— Нам пора, — позвала я Влада.

Он вздрогнул, как от удара, поднялся, всем своим видом выражая покорность судьбе. Наташка отправилась нас проводить.

 

Глава 2

Гулкий зал стартовой площадки ярко освещен десятью мощными прожекторами. Возле самих шлюзов сверкает металлическими боками мой 'Беркут'. Папа давно хотел приобрести что-нибудь попросторнее и поновее, я же была против. 'Беркут' настолько мал и мобилен, что может сесть и взлететь, не имея подготовленной площадки в полевых условиях, да и люблю я его, а этого достаточно.

Я набрала код доступа, дверь люка бесшумно скользнула в сторону. Мы прошли по узкому коридорчику в рубку управления. Владу и Наташке, с их ростом, пришлось идти согнувшись. Вот оно преимущество низкого роста — на борту 'Беркута' я чувствовала себя нормально и даже комфортно. Я первая зашла в тесное помещение рубки. Панель управления, мигнувшая разноцветными лампочками приветствуя хозяйку на борту. В кабине имелось два кресла пилотов и одно для штурмана, и хотя я одна управляла корабликом, это было неотъемлемым условием для различия между кораблем и шлюпом. Наташка придирчиво оглядела крохотное помещение и осталась довольна. Влад стоял у стены, в его присутствии рубка казалась еще меньше, чем была.

— Так, — вздохнула Ната, — теперь последний штрих. Лицом к стене и руки за спину, — приказала она, когда парень сделал, что от него требовали, Наташка извлекла из кармана наручники и ловко щелкнула браслетами на его запястьях.

— Зачем ты так? — ошарашено пробормотала я.

— Затем, что он наркоман и у него заканчивается действие дозы и скоро начнется ломка. И наш домашний кобелек вполне может превратиться в злобную дворовую шавку, у которой есть зубы. Правда, дружок? — она запустила длинные пальцы в мужские волосы, пальцы сжались и она дернула назад его голову. Больно. Скулы Влада побелели, от еле сдерживаемой ярости. Стерпел.

— Прекрати и отпусти его, — попросила я, Наташка покачала головой, но Влада отпустила, — Влад, в кресло штурмана. Наташ, тебе не кажется, что наручники это лишнее, тем более за спиной и при старте. Ему руки выломать может.

— Может, выломает, а может — и нет, — дернула она плечом, — это меня беспокоит мало. А вот то, что ты можешь остаться без головы, это уже серьезней. Ты просто не представляешь, как он беситься сейчас начнет. Ты не забывай — он здоровый мужик и ты против него мелочь пузатая. Знаешь, с твоим метром с документами и бараньим весом не сильно-то попрешь на его метр восемьдесят пять плюс центнер живого веса.

— Ладно, будь, по-твоему, — спорить не хотелось, я застегнула на парне ремни безопасности. Как-то не хочется, чтобы во время старта его начало швырять по всей рубке, — Наташа, я тебя попрошу еще об одной вещи — никому не говори где мы, договорились?

— Я что, по-твоему, дурнее обезьяны? — немного обиделась Наташка, — Все будет в ажуре, я свяжусь сегодня с Сигоркнезом, там кузен мой работает, и попрошу его всем жаждущим сообщать, что ты занята и поэтому подойти никак не можешь.

Взвыли сирены, оповещая о разрешении на вылет, Наташка пожелала хорошего полета и побежала на выход.

Я устроилась в кресле первого пилота, нацепила наушники и принялась проверять готовность. В наушниках послышался треск, потом хрипловатый искаженный рацией голос:

— Борт полсотни семь, 'Беркут', вылет разрешен.

— Начинаю прокачку главного двигателя, — ответила я, затем переговоры диспетчеров и команда:

— Открыть внутренний шлюз, — высокая дверь поползла вверх, я щелкнула тумблером и 'Беркут', вздрогнув, проплыл в шлюзовую камеру.

— Борт полсотни семь, закрываем внутренний.

— Закрывайте, — разрешила я, сдвигая чуть влево штурвал, щиток двери с лязгом захлопнулся, и послышалось тихое шипение — из камеры откачивали воздух.

— Открыть внешний шлюз, — двойная дверь внешнего шлюза плавно поползла в сторону, открывая черную бесконечность космоса, пронизанную мелкими бриллиантами звезд. Я положила одну руку на штурвал, а другую на ручку контроля тяги двигателей, хоть я и пролетела бесконечное количество космических миль этот момент все равно остался самым волнительным, ладони вспотели и сердце забилось, ускоряя ритм в предчувствии полета.

— Борт полсотни семь, вылет разрешаю, вы выходите из-под нашей юрисдикции. Свободной траектории.

— Спасибо, до встречи. — Я толкнула рычаг и 'Беркут' взвыв всеми тремя двигателями, рванулся вперед, мягко оторвавшись от палубы.

Я повернула ручку штурвала вправо, обходя по эллиптической орбите станцию и ложась на нужный курс. Корабль беспрекословно слушался малейшего поворота штурвала, это позволяло надеяться, что наше путешествие пройдет без осложнений. По монитору поползли строчки данных, я читала их, попутно корректируя курс. Я закончив копаться с автопилотом, опустила защитные экраны и включила гипердвигатель.

Тишина. Несколько секунд я сидела напряженно вслушиваясь. Наконец в недрах машинного отделения послышался нарастающий гул, началась вибрация, кораблик дернулся, включилась дополнительная тяга и меня вжало в кресло с силой семи же. Хорошо, что это продолжалось недолго, пока мы полностью не перешли в гиперпространство. Ненавижу это состояние, мне всегда кажется, что каждая клеточка моего организма расплющивается и становится похожей на раздавленную лягушку. Теперь в голове билась только одна мысль: 'Только бы адаптер не подвел'. В такие минуты я понимаю, как повезло мне и как не повезло первым космонавтам, которые только начинали осваивать гиперпространство. Их допотопные корабли не были оборудованы системами защиты и моим предшественникам приходилось иной раз несколько недель проводить в таком состоянии, погруженными в противоперегрузочные ванны. Как там Влад с застегнутыми руками, бедняга? Сила тяжести выровнялась, я посидела пару минут отдыхая и заново привыкая к своему телу.

Когда перед глазами перестали плавать разноцветные круги я щелкнула пряжкой, отстегиваясь, и заставила себя подняться. Голова слегка кружилась, желудок скрутился в тугой клубок и к горлу подкатила тошнота, я судорожно сглотнула, заставляя желудок занять свое законное место. Владу пришлось хуже, чем мне. Парень был бледен, глаза закрыты, голова откинута на спинку кресла. Порывшись в ящичке у кресла пилота, я вытащила флакончик нашатыря. Расстегнув ремни Влада, сунула ему под нос флакончик. Парень открыл глаза и попытался сконцентрировать на мне взгляд и постарался сесть прямо. Его организм немедленно отреагировал на это — Влад побелел еще больше, затем позеленел. Я едва успела наклонить его вперед, как парня стошнило. Он поднял на меня несчастные глаза и виновато прошептал:

— Я не хотел, извини, я все уберу.

— Ничего, — ответила я, нажимая соответствующую кнопку.

В углу рубки, у самого пола, открылась небольшая ниша, из нее выкатился крошечный моющий пылесос, и весело гудя, принялся прибирать помещение.

— Ты как себя чувствуешь? — участливо спросила я.

— Такое ощущение, что по мне проехался каток, — попытался шутить он, — руки болят, Ань, можно снять наручники?

— Нет, — покачала я головой, помня Наташкино предупреждение насчет его веса и моей оторванной головы.

— Анечка, пожалуйста, хоть впереди тогда застегни, плечи выламывает, — заканючил он.

— Потерпишь, — огрызнулась я, злясь на его нытье и ситуацию в целом.

Убедившись, что умирать Влад не собирается, вернулась в свое кресло и принялась корректировать курс. Не очень хочется, что б нас занесло слишком далеко от Боры. Парень начал тихонько постанывать, пытаясь сыграть на моей жалости.

— Не скули! — приказала я, — Язык же у тебя не выламывало, когда тебя Мишель на иглу посадил, следователь хренов. Ты должен был понять, что с процедурами что-то не так.

— А я и понял, — тихо сказал он.

— Так чего ко мне тогда не пришел и не рассказал? — набросилась я на него.

— Я хотел, честно, хотел, — повинился он, — но после укола так хорошо становилось, спина совсем не болела, и работал как вол — ни есть, ни спать не хотелось. Вот, думал, дело закончу и сразу все расскажу. А когда опомнился, поздно уже было, без этой дряни жить не мог.

— Вот так бы и влепила тебе! — я замахнулась, он втянул голову в плечи и зажмурился. Я вздохнула и опустила руку. Он нерешительно приоткрыл глаза и посмотрел на меня.

— Продавать везешь, — зло засмеялся он, — шкурку попортить боишься — вид не товарный будет.

— Заткнись, пожалуйста, — попросила я, — а то, знаешь, у меня тоже нервы не железные и уже на пределе. Я ведь и мордой по стенам тебя повозить могу. Признаться, у меня уже руки чешутся.

— Так повози, — великодушно разрешил он, — а я тебя научу, как это правильно делается, что б больнее было и синяков побольше осталось, что б подольше болело.

— Спасибо, — с ухмылкой отказалась я, — уж в этом деле как-нибудь без советчиков обойдусь. Я хирург, и так тебя отвозить смогу, что за тебя даже Костик не возьмется.

— Ничего ты не сделаешь, — презрительно выплюнул он, — силенок у тебя не хватит, только грозить горазда, хозяюшка.

Я молча подошла к нему и рывком поставила на ноги, продела руку между его сцепленных рук, заставив согнуться пополам и потащила его по узкому коридору. Влад сопротивляться и не пытался — я вполне могла вывернуть или сломать ему руку.

Втолкнув Влада в ванну, резко крутанула свободной рукой кран, включая холодную воду. Воткнув его голову под струю воды, подержала в таком положении. Когда я отпустила его, Влад забился в угол, отплевываясь и отфыркиваясь. Он был весь мокрый, а так как вода была ледяной, скоро начал дрожать. Я стояла, согнувшись, упершись ладонями в колени тяжело дыша.

— Ань, прости, пожалуйста, — пробормотал он. — Я не хотел тебя обидеть, я не знаю, как так вышло, будто кто за язык тянул.

— Вставай, с тебя вода течет, надо переодеться, — устало проговорила я, — еще не хватало, чтобы ты простудился. Ты мне завтра здоровый нужен.

Влад заскользил ногами по мокрому полу, но все же сумел подняться без моей помощи. Мы прошли в каюту. Я достала из шкафа полотенце, рюкзак с вещами Влада и кинула все это на койку.

— Давай, — сделала я приглашающий жест.

— Аня, руки, — напомнил он, поворачиваясь и поднимая скованные конечности.

— Хорошо, — я звякнула ключами в кармане, — я тебя освобожу, пока. А после, как переоденешься, наручники вернутся на место. И не делай резких движений, иначе мигом отправишься в открытый космос, Икар ты мой, и полетишь аки горлинка, — Влад покорно кивнул, и я расстегнула наручники.

Он потер затекшие запястья и поводил плечами, восстанавливая кровообращение, я молча ткнула пальцем на койку, не позволяя расслабиться. Он быстро вытерся, переоделся в сухое, и со вздохом повернулся спиной, выставляя руки. Клацнули наручники, сковывая запястья.

Мы вернулись в рубку, и расселись по своим местам. Я сидела, отвернувшись, бессмысленно перебирая карты. Идти спать еще рано и себя надо чем-то занимать, на Влада смотреть не хотелось, не то, что вести с ним светскую беседу. Как же он меня достал! Сначала влез в дерьмо и меня за собой потащил, то, что я сейчас улетаю от станции, зовется не чем иным как должностным преступлением, а еще этот треп насчет продажи. Нет, дружок, теперь тебе так просто от меня не отделаться, мы пойдем в одной связке до конца.

В животе глухо заурчало. Желудок напоминал, что за сегодня в нем побывала только утренняя чашка кофе. Я поднялась и направилась на камбуз. Помещение камбуза напоминало больше мышеловку, чем кухню. Нормальной плиты здесь не было, на эту малюсенькую площадь уместились только кофеварка, микроволновая печь да миниатюрный холодильник. Я открыла тумбочку под микроволновкой и обнаружила там только походный рацион космонавта, состоящий из пятидесяти пакетиков, на которых были нарисованы различные блюда. Ну, ничего, завтра к вечеру я уже буду есть нормальную еду, приготовленную заботливыми руками Васены.

Я перебрала несколько пакетиков из фольги, в которые были упакован порошок полуфабриката, и остановилась на пакетике с этикеткой: 'Гусь, запеченный с яблоками и картофелем. 3 порции'. Никогда не могла представить себе, как они это производят.

Процесс приготовления полуфабрикатов очень прост. Содержимое пакетика высыпается в посуду для печи, заливается водой, размешивается и в микроволновку. А когда открываешь, с блюда на тебя смотрит жирный откормленный гусь с золотистой поджаристой корочкой, из зашитого пуза выглядывают запеченные яблоки, все это обложено аппетитными кружочками картофеля, полито майонезом и посыпано сверху зеленью. От одного вида начинаешь захлебываться слюной. На деле же все обстоит намного вульгарней — насколько готовое блюдо выглядит привлекательным и аппетитным, настолько же оно и безвкусно.

И, объясните мне Христа ради, как появляется на тарелке целый гусь, если я до этого безжалостно перемешиваю ингредиенты? Нет, я все же предпочитаю натуральные продукты всем этим новомодным штучкам. Что может быть вкуснее курочки, с хрустящей поджаренной на живом огне корочкой, золотисто-коричневой, с белым сочным мясом под ней истекающее горячим соком. Или борща, от которого исходит резковатый чесночный запах, а в тарелке плавает нарезанная соломкой свекла и картошка, через которую проглядывают кусочки мяса на мозговой кости, а посреди белой звездой на тебя смотрит густая сметана. Да я согласна, что бы приготовить все эти блюда требуется время, место и некоторая сноровка, но это можно есть!

Звонок микроволновки оповестил меня, что блюдо готово. Я открыла печку и извлекла гуся, поделила на две порции и, достав тарелки, крикнула: 'Эй, ты есть будешь? — ответа не последовало, — Влад, не выпендривайся!'. Тишина. Я выругалась и пошла в рубку.

Причина его молчания стала понятна, едва я увидела скорченную фигуру на полу. Дождались, у мальчика ломка. Он зажал в зубах воротник рубашки, чтобы ни заорать. Я с тоской подумала о безвкусном гусе лежащем на столе в камбузе. Но оставлять парня в такой момент было нечестно, ведь я тоже в этом виновата, хоть и косвенно. И как бы я не сердилась, надо присмотреть, так что с ужин откладывался.

— Совсем худо? — посочувствовала я.

— Холодно, — пожаловался он, отбивая дробь зубами, — болит все, ни рук, ни ног не чувствую… Тошнит.

— Ну, брат, — протянула я, — что ж ты еще хотел — за удовольствие надо платить.

— Аня, у тебя есть что-нибудь от этого? — с надеждой спросил он.

— От этого есть только доза, а ее у меня нет. Ты же видел — я с собой никаких лекарств не брала.

— Анечка, — нервно пробормотал он, — ты же доктор, сделай что-нибудь, на корабле должна быть аптечка.

— У меня ничего нет и сделать я ничего не могу. Тебе теперь остается только терпеть. Можешь кричать, если тебе так будет легче. Если ты обещаешь вести себя хорошо, я сниму наручники.

— А хорошо это как? Может мне сдохнуть, что бы доставить тебе радость? — вызверился он, прижимая колени к животу, сотрясаемый мелкой дрожью, глядя на меня снизу вверх горящими от ненависти глазами. Даже голова на миг закружилась от страха. Спасибо Господи, что у него ломка и он встать не может, иначе убил бы. — Пользуешься своим положением? Нравится смотреть, как кто-то мучается? Тебе не на врача надо было учиться, а палачом стать. Ты кого хочешь…

— Еще одно слово, — холодно прервала я, загоняя страх как можно глубже. У меня пока все преимущества — я прекрасно себя чувствую и твердо стою на ногах, эта мысль придала мне храбрости, — и я запру тебя в туалете, чтобы ты мне все здесь не загадил и пойду спать, и будешь ты тогда валяться один и жаловаться унитазу. А одному всегда тяжелее.

— Уж лучше одному, чем с тобой, — парировал он.

— Хорошо, договорились, ты сам этого хотел. Вставай. — Глотая обиду, как можно спокойнее проговорила я.

Влад поднялся и кое-как добрел до санузла, я его не торопила, у нас целая ночь впереди. Он завалился в узкое тесное помещение, в котором еле-еле соседствовали унитаз и душ, места на полу было ровно столько, что бы можно было стоять, поэтому пришлось ему разместиться в душевой кабинке. Пристегнув его руки к стойке душа, я вышла и притворила дверь.

…Перехватив руками наручники, подтянулся, усаживаясь удобнее и закрыв глаза прижался затылком к холодному металлу, стараясь ни о чем не думать. Надо передохнуть, пока есть время. Если думать, голова развалится на части, а этого нельзя. Он сызнова вживался в поистершуюся шкуру скота, физически чувствуя, как на шею ложится неподъемное ярмо, давит беззащитные плечи, клонит к земле.

Приступ пришел неожиданно, скрутил болью, заставив выгибаться порывисто дыша сквозь стиснутые зубы. Не будь наручников упал бы давно. Боль. Сплошная, непрекращающаяся боль, дробящая кости, перемалывая вырванные мышцы, не дающая и секундной передышки. Боль стекалась к мозгу раскаленными потоками, собираясь в огненный океан. Океан отрезал сознание от действительности, заставляя метаться в панике, биться в животном ужасе о невидимые границы очерченные болью, рассыпаться мириадами безумия подминающего под себя остатки воли и гася рассудок.

Тусклая желтая лампа под потолком больным глазом освещала металлические стены тюрьмы. Человек, изредка выныривающий из болевого бреда цеплялся за этот болезненный свет. Он ненавидел эту лампочку, ненавидел впившиеся в запястья браслеты, тело, само ставшее тюрьмой, ненавидел хозяйку. Ненависть стала якорем, за который зацепился истерзанный рассудок и остатки воли. Ненависть разгоняла туман и позволяла не скатиться в безумие. А потом снова наступала боль и сил терпеть уже не было. Человек завыл…

Гусь безнадежно остыл и никуда не годился. Теперь я, кажется, знаю какой вкус у старой кожаной подметки. Я без удовольствия жевала кусок синтетического мяса, пытаясь убедить свой желудок, что это если и не вкусно, то хотя бы полезно. Кое-как справившись с половиной порции, я отодвинула от себя тарелку и пошарила на полках, отыскивая что-нибудь более удобоваримое — под руки попадалась только большая пачка чая. Ладно, если я не могу поесть, так хоть наполню желудок жидкостью.

По кораблю разнесся душераздирающий вой, заставивший меня подскочить и выругаться — немного кипятка из чайника попало на руку. Я заварила крепкий чай. Напиток получился ароматным и вкусным, но удовольствия не принес, оказывается, нельзя нормально существовать, когда у тебя под боком кто-то душераздирающе орет. Взяв чашку, переместилась в кабину, надеясь, что там чуть потише. Интересно, сколько смогу просуществовать в кабине, задалась я вопросом, лениво перелистывая странички журнала, который нашелся под моим сиденьем, и прислушиваясь к отдаленным крикам, прорывающимся сквозь закрытую дверь.

Шум создаваемый Владом стал тише. Скорее всего парень выдохся или просто охрип. Угомонился, наконец, с облегчением подумала я. Выпила еще чашку чая и уже решила идти спать, как продолжительное молчание Влада меня насторожило. Надо пойти посмотреть, как бы не окочурился ненароком.

В неровном свете тусклой лампочки, которую уже давно пора заменить, помещение душевой казалось еще меньше, чем на самом деле. Влад обессилено повис на руках, уронив голову на грудь и вытянув в проход длинные ноги. Я подняла его голову и заглянула в лицо, в желтоватом свете лампочки и не поймешь сразу — то ли он просто бледный, то ли уже посинел. От подобной перспективы у меня начали мелко дрожать пальцы.

Я дотронулась до его шеи и почувствовала под пальцами немного замедленный, но довольно уверенный пульс. Влад не нашел ничего лучшего как потерять сознание, было от чего на него разозлиться, теперь придется тащить его в каюту. Хотя, в его теперешнем положении потеря сознания неплохой способ избавиться от боли. Но мне-то от этого не легче.

Я расстегнула наручники и Влад тряпичной куклой завалился набок, но в себя не пришел, ни брызги холодной воды в лицо, ни шлепки по щекам ни к чему не привели. Черт, придется ставить капельницу, почистить кровь. Иначе привести его в чувство будет затруднительно. Я ему, естественно, соврала, что не взяла с собой лекарств. Все, что могло понадобиться лежало в рюкзаке, но он был в каюте, а туда еще нужно добраться. Конечно, можно сделать все и здесь, но старый профессор вдолбил в мою глупую голову, что санузел не лучшее из мест для медицинских манипуляций, за исключением двух, трех в которых это помещение принимает непосредственное участие.

Я попыталась тащить Влада за руки, но это оказалось невозможным, он все время упирался в пол головой. Изрядно намучившись, я решила наплевать на все медицинские и этические каноны и, схватив за ноги, потащила, как покойника, вперед ногами.

Кое-как затолкав парня в каюту, я остановилась передохнуть. Осталось самое сложное — взвалить его на койку. Собравшись с остатками сил, я подхватила парня под мышки и, приподняв тяжелое тело, рывком закинула на койку, хорошо еще кровати на 'Беркуте' низкие.

Я хотела его раздеть, но настолько устала от перетаскивания тяжести по пересеченной местности, что ограничилась расстегнутыми штанами и рубашкой. Разложив на столе нужные медикаменты, решала с чего начать. Влад слабо шевельнулся и посмотрел на меня мутным взором.

— Аня, — позвал он охрипшим голосом.

— Я здесь, — откликнулась я, наклоняясь к нему, — все хорошо, лежи спокойно.

— Аня, что со мной?

— Ничего страшного, — я постаралась его успокоить, — все, так как должно быть. Это абстинентный синдром, а попросту — ломка. Это проходит каждый наркоман, не получивший во время дозу. Некоторые выходят из этого состояния неделями. Я сейчас поставлю капельницу, немножко почищу кровь и ты сможешь поспать. Вытяни руку, мне надо установить систему.

После почти трех часового пребывания в тесной душевой кабинке в полном одиночестве Влад вел себя тихо и послушно.

— Сапожники, — проворчала я, наблюдая как лекарство пошло по системе, — докололись — все вены ушли. Сейчас откапаемся и лучше будет, завтра у нас будет долгий и нудный день.

— Ты меня все-таки продаешь, — с каким-то мазохистским наслаждением заявил он, откидываясь на подушки, и добавил с грустью, — я же все понимаю, сильно хлопотный получился.

— Не мели чепухи, — почти простонала я, — на Боре и городов-то толковых нет. К тому же ты мне слишком дорого дался, что бы вот так с тобой просто расстаться. Я еще успею тебе нервы попортить. Ты меня, кстати, очень обидел, но об этом позже. Я везу тебя на Бору лечиться. В наркологию тебе нельзя, если Дмитрий Петрович об этом узнает, он тебя просто выпрет и все. Еще повезло, что тебя Ника подстраховала — первая заметила и ко мне пошла.

— А я обидел ее, не за что! — в ужасе спохватился он.

— Вот именно, — подтвердила я, — уж не знаю, простит ли она, шибко обижалась.

— Простит, обязательно простит, — с жаром проговорил он, прикрывая глаза ладонью, — она хорошая. На пузе буду ползать грехи замаливая. Ань, а как же перед тобой-то? — он снова приподнялся на локте и заглянул мне в глаза.

— А никак, — пожала я плечами, укладывая его обратно, — за меня ты ответишь, перед тем к кому мы летим. Уж он-то из тебя душонку вытрясет и наизнанку вывернет.

— А к кому мы летим? — почти шепотом спросил успокоившийся Влад.

— Много будешь знать — скоро состаришься, — ухмыльнулась я.

Я сняла пустую капельницу и пошла немного отдохнуть, оставляя парня наедине с его мыслями и чувством вины — пусть помучается, ему полезно.

…После капельницы поставленной Аней уже не было так больно, как в начале, так что он уже мог справляться с тошнотой и терпеть боль, накатывающую долгими тягучими волнами. Промучившись несколько часов, Влад забылся беспокойным сном. Проснувшись, почувствовал себя настолько сносно, что смог самостоятельно подняться. Все происходившее вечером казалось кошмаром, закончившимся на удивление без особых последствий, только мышцы немного побаливали. Сходив в душ и сменив пропахшую потом одежду Влад заглянул на камбуз, есть не хотелось, а впрочем, и съедобного там ничего не было. Пошарив по полкам, Влад отыскал жестянку с кофе.

Вчера он вел себя отвратительно и теперь придется долго налаживать с девушкой нормальные отношения, а самое лучшее для этого начало сварить кофе, без которого Аня с утра пребывает в отвратительном настроении. Успокоенный ее словами, что она не собирается его продавать, Влад стал смотреть в будущее более оптимистично. Залив в кофейник воду, осторожно, руки все еще дрожали, насыпал в фильтр кофе.

На Аню он не сердился, признавая ее правоту, несмотря на несколько часов проведенных наедине с невыносимой болью и страхом. Еще не известно чтобы сделал он, окажись на ее месте. Влад коротко вздохнул и потер лицо руками, прогоняя туман, временами застилающий глаза. Кофейник выдохнул облако серебристого ароматного пара и щелкнул отключаясь. Достав с полки кружки, Влад налил кофе. Посмотрев на свои дрожащие руки, нести кружку не решился и пошел будить хозяйку…

Я проснулась от ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит. Полежала немного с закрытыми глазами, надеясь, что Владу надоест стоять надо мной, и он уйдет, а я смогу перевернуться на другой бок и спать дальше. Но он не думал уходить, и мне пришлось открыть глаза. Влад стоял на коленях перед кроватью и насторожено вглядывался в мое лицо. Я отметила, что сегодня он выглядел намного лучше, капельница и сон пошли ему на пользу. Вон, даже побрился.

— Который час? — спросила я, потягиваясь и садясь на кровати, придерживая одеяло.

— Что-то около десяти, — его голос был еще хриплым, — в рубку я не ходил, а свои часы забыл дома.

— Ты поел? — я встала с постели и открыла шкаф.

— Нет еще, — глаза Влада сначала полезли на лоб, потом его лицо залила краска, и он быстро отвернулся к стене. Я с удивлением наблюдала метаморфозы на его лице. Смущение Влада стало понятно, когда я оглядела себя. Из одежды лишь крохотные трусики. Черт! Совсем забыла. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться, но он сам виноват, нечего прокрадываться в комнату без спроса. Я натянула комбинезон.

— Можешь поворачиваться, я уже оделась, — разрешила я.

— Я там кофе сварил, — все еще смущаясь, промямлил он.

— Замечательно, — обрадовалась я.

Я разогрела остатки кулинарного кошмара. Влад посмотрел в свою тарелку и отодвинул, сказав, что есть совсем не хочет. Пришлось на него прикрикнуть, парень втянул голову в плечи и взялся за вилку. Выругавшись про себя, я принялась за еду, напряженно думая, что это — откат назад или следствие пережитых боли и страха продажи. Завтрак прошел в молчании. Влад остался на камбузе мыть посуду, а я пошла в рубку, посмотреть насколько мы продвинулись в нашем путешествии.

Автопилот 'Беркута' вывел корабль из гиперпространства, и теперь мы спокойно дрейфовали в системе Энгбор. Я подняла защитный экран и из иллюминатора на меня посмотрела огромная, почти в пол-экрана, изумрудно-зеленая планета, по орбите которой неспешно полз, зеленовато-белый спутник. Я поздравила себя с правильно высчитанной траекторией.

— Что это за планета? — спросил вошедший в рубку Влад.

— Это Бора со своим спутником Креком. — ответила я.

— Бора относится к кислородным мирам, ее атмосфера вполне пригодна для жизни. Почти вся поверхность планеты покрыта непроходимыми смешанными лесами. Пять непродолжительных и не очень высоких горных хребтов. Соленых морей только четыре, они сравнительно небольшие по площади, остальные водоемы пресные, преимущественно большие озера и реки, а так же болота. Флора и фауна в большинстве случаев не агрессивна и не ядовита. На Боре один сердненаселенный город Прикон. Планета считается слабо развивающейся, потому как она является заповедной, поэтому на ней нельзя бурно развивать ни промышленность, ни сельское хозяйство. Спутник Боры Крек не заселен, в его атмосфере преобладают летучие серные соединения, — извлек Влад из своей памяти энциклопедические знания, вдолбленные нашими преподавателями.

— Молодец, — похвалила я, — садись в кресло и пристегнись, мы сейчас начинаем заходить на посадку.

Сделав пару витков по орбите, выбирая экономичную траекторию посадки. Выловив нужный момент, рванула кораблик вниз. 'Беркут' клюнул носом, врубаясь в верхние слои атмосферы, минута свободного падения и включились тормозные двигатели, замедляя ход. С десяток минут напряженного маневрирования и 'Беркут' вздрогнув, остановился.

Я выключила двигатели мы посидели еще какое-то время, слушая, как стихает их урчание. Влад отправился за нашими рюкзаками, я выключила электронику и заперла рубку. Влад уже топтался у люка ожидая меня.

 

Глава 3

Утро на Боре было в самом разгаре, поднявшееся солнце успело высушить росу на траве. Лес играл оттенками зеленого от нежно-салатного до темного малахита. Где-то пел ключик, затерявшийся в густой траве, захотелось скинуть башмаки и пройтись по ней босыми ногами. Высоко, между деревьями сновали маленькие птички, разгоняя утреннюю тишину своими громкими голосами. В траве зашуршало, мы обернулись — усевшись столбиком в высокой траве, на нас смотрел заяц, крутя длинноухой головой и пытаясь разгадать, что эти непонятные животные делают на его территории.

— Ой, заяц, — удивленно прошептал Влад, видевший до сих пор это животное только за стальными прутьями клетки в зоопарке.

— Пошли, — потянула я его за рукав, — некогда по сторонам смотреть. До нужного нам места идти очень далеко, если не поторопимся, придется заночевать в лесу.

— Как в лесу? — не понял Влад, нехотя отрываясь от созерцания зайца и следуя за мной.

— А вот так, — хмыкнула я, — прямо на земле, главное костер не забыть развести, а то ведь зверье сожрет.

— Какое зверье? — Влад обогнал меня и теперь оглядывался через плечо.

— Да самое обыкновенное, — буднично заявила я, углубляясь в лес, — медведи, волки. Я точно не помню, но здесь, кажись, и тигры водятся.

— Ань, ты это специально, да? Что бы меня напугать, да? Ты ведь просто шутишь?

— Какие уж тут шутки, — мрачно выдала я, — зайца видел? Видел. А раз есть травоядные, есть и хищники. Так что давай за спину, держись ко мне поближе и ступай след в след. Если заблудишься, искать я тебя не пойду, и лес пополнится еще одним обитателем.

— А у тебя, что оружие есть? — помрачнев, спросил он.

— Ты рехнулся? — возмутилась я, — Какое оружие, здесь же заповедник.

— Тогда почему ты говоришь, что бы я к тебе поближе держался? Если оружия нет, то держись не держись — все равно сожрут.

— Слушай, дружок, ты что-нибудь о лесе знаешь, кроме как из учебников? Ты по лесу когда-нибудь в одиночку ходил? — поинтересовалась я, останавливаясь и внимательно его рассматривая. Влад отрицательно покачал головой, — То-то же, а я в этом лесу в свое время все каникулы проводила, так что ориентируюсь здесь без карты и немного знаю о его жителях. Все, хорош трепаться, пошли.

Дальше мы шли молча, Влад еле поспевал и мне пришлось тащиться медленнее черепахи. Сказывалась неприятная ночь. Уж не знаю, о чем думал он, а я просто наслаждалась пешей прогулкой и ласковым солнцем, которого так не хватает жителям космических станций. Был виден каждый лучик солнца, пробивающийся сквозь зеленый потолок, создавая причудливые узоры на стройных стволах сосен. Теплый воздух напоен терпким запахом леса, в котором перемешивались смолистый хвойный аромат, запах лесных цветов, ягод и сырость мха, предвещающая скорое появление грибов.

До первого привала мы прошли примерно полпути, я об этом я могла судить потому, что среди стройных хвойных деревьев начал появляться густеющий подлесок и уже кое-где проглядывали белые стволы молодых березок. Я немножко отклонилась от намеченного пути, заслышав поблизости журчание ручейка, на его берегу мы и устроили короткий привал.

Идти до затерянного в лесу большого озера на берегу, которого расположился домик Сахи еще далеко. День на Боре длится около десяти часов, и если будем долго отдыхать, то до темноты не успеем. А ночевать в лесу даже мне не хотелось.

День уже давно перевалил за полдень, приятную прохладу сменила удушающая лесная жара. Мошкара, привлеченная запахом пота, лезла в глаза и безжалостно кусала открытую кожу. Влад уже изрядно устал и чуть передвигал ноги, я сначала пыталась его торопить, но потом поняла, что от моих окриков он быстрее идти не будет, и нам пришлось сделать очередной привал.

Парень привалился спиной к шершавому стволу и закрыл глаза. Я подала ему фляжку с водой, он не открывая глаз, принял у меня воду и, сделав глоток, скривился — не слишком приятно пить теплю воду, отдающую запахом железа. Он уселся поудобнее, обхватив колени руками.

— Можно спросить? — Влад вырвал травинку и принялся крутить ее между пальцами.

— Спрашивай, — разрешила я, перевернувшись на живот и, подперев щеку рукой, приготовилась внимательно слушать.

— А насколько часто теперь будет эта… — он пощелкал пальцами, — как ее там…

— Ломка? — подсказала я, он кивнул, — это зависит от наркотика и от степени привыкания организма. Приступы абстинентного синдрома повторяются иногда в течение трех недель, могут больше, могут меньше. А к чему ты спрашиваешь? Что уже?

— Да, потиху начинается, если мне будет так же худо, как и ночью, я никуда идти не смогу, — предупредил он.

— Сможешь, — пообещала я, подтаскивая к себе свою сумку, — я тебе сейчас кое-что уколю, ты у меня не только пойдешь, ты у меня побежишь. — Я порылась рюкзаке, выискивая нужные ампулы, — Хотя, честно говоря, тебе не витамины колоть надо, а скипидаром зад намазать, тогда ты как живой побежишь.

— Какая ты не чуткая, — упрекнул он меня, настороженно наблюдая, как я выгоняю пузырьки воздуха из шприца, — и шприц взяла как на слона.

— И чуткая я, и ласковая, — отмахнулась я, прикрывая иглу колпачком, — только вести себя надо соответственно. И чего ты спрашивается, сидишь? Давай, заголяйся, времени нет, — Влад расстегнул ремень, но потом остановился.

— Ты руки не помыла, — он попытался оттянуть приятный момент, — вдруг заразу какую занесешь.

— Поучи еще, — буркнула я, толкая его на траву, — расслабься и получай удовольствие.

— Ох, мама моя, — захныкал он, натягивая штаны и массируя место укола, — со зла уколола, нога аж отнялась.

— Ничего, — авторитетно заявила я, — больно — не смертельно, от этого еще никто не умирал.

Я посмотрела на часы, мы сидели уже двадцать минут, надо вставать и идти дальше.

— Подъем! — Я шлепнула его по мягкому месту. — Надо идти, нечего разлеживаться. — Влад тяжело поднялся и поплелся за мной.

Подлесок становился все гуще, цеплялся за ноги, не давая и шагу ступить. Приходилось прикрывать лицо локтем, пробираясь сквозь особо высокие кусты, так и норовящие ветками вынуть глаза зазевавшимся туристам. По моим подсчетам мы должны были пройти не менее двадцати километров от места посадки, значит, вот-вот появятся первые зарубки, оповещающие о границах земель Сахи. Я внимательно осматривала ствол каждого дерева. Ничего.

Подняв голову, посмотрела на небо в редких просветах раскидистых крон, оно уже выцвело и потеряло яркие краски в преддверии вечера. Влад спотыкался на каждом шагу, я оглянулась на молчаливого спутника и только вздохнула. Парень вымотался и передвигает ноги на одной силе воли, идти еще километров десять. Еще пару километров и дальше он идти не сможет, придется заночевать в лесу. Свет еще есть, так что ночевку устроить успеем.

Вот если бы сейчас найти хоть одну маленькую зарубочку. Неужели мы заблудились, испуганно подумала я, чутко прислушиваясь к голосам вечернего леса. Без паники, доктор, только без паники! Да какая к черту, паника! Место для ночлега искать надо и обустраиваться. Черт, а так хотела дойти…

— Все, привал! — скомандовала я. Влад как подкошенный рухнул на траву.

Я позавидовала ему, мне тоже хотелось упасть и не о чем не думать, но я переборола себя и сделала небольшой круг, осматривая стволы деревьев в поисках отметин. Не найду, придется навигатор включать, а это нежелательно. Мой навигатор по давнему договору был завязан на генерала. Чтоб отец мог найти непутевую дочь, где бы она ни была.

Отдыхая, прислонилась к шероховатому, нагретому за день, стволу, когда заметила белую полоску зарубки, почти скрытую в смолянистых оплывах. Я обрадовалась ей как ребенок неожиданному подарку, и почти вприпрыжку вернулась к Владу.

— Эй, вставай, — тронула я его за плечо, — пошли, совсем чуть-чуть осталось.

— Я больше не могу, — пробормотал он, не открывая глаз, — я никуда не пойду.

— Вставай, кому сказано! — Ледяным тоном приказала я, — Или ты собрался здесь ночевать? Я бы не советовала.

— Можешь орать, можешь бить, — он облизал пересохшие губы, — по мне хоть убей, но я никуда не пойду.

— Твое дело — подыхай, на себе не потащу! — Я подхватила свой рюкзак и пошла вперед.

— Аня, — послышалось сзади, — подожди, я с тобой, — я притормозила, Влад нагнал меня и мы пошли прежним порядком.

— Давай, шевели ногами, нам топать еще не меньше пяти километров, — поторапливала я парня, то и дело поглядывая на небо, окрасившееся в сиренево-розовые закатные тона.

Сбоку послышался легкий хруст сухих веток и возня в кустах малинника, я остановилась и сделала Владу знак замереть и молчать. Хруст и возня повторились, слева появилась огромная медвежья морда.

— Стой спокойно, — одними губами предупредила я, еле заметным движением беря его за руку, — как только отвернется, падай, только тихо и прикинься трупом, если побежишь, прикидываться уже не придется.

Медведь особого внимания на нас не обратил, занятый добыванием сладких ягод. Нам еще крупно повезло, что оказались с наветренной стороны. Я прислушалась, черт, их двое. Вот сейчас будет весело. Один сзади, другой впереди — круто! Я спиной почувствовала чье-то присутствие и напряглась, уговаривая себя не побежать, стоять не шевелясь. На мое плечо что-то тяжело опустилась 'Лапа!' — пронеслось у меня в голове. Я осторожно скосила глаза: рука, человеческая рука! Только большая. Я медленно повернулась, передо мной стоял здоровенный, бородатый мужик с длинными до плеч волосами, одетый в кожаные рубаху и штаны, обшитые бахромой. Приходилось здорово напрягать глаза, чтоб в сгустившихся сумерках разглядеть его лицо. Тщетно. Пару секунд мы пялились друг на друга. О чем думал гигант, сказать не берусь, я же стояла перед дилеммой: упасть мне в обморок сейчас или немного с этим подождать. Пока я решала этот вопрос, создание раскрыло рот и ласково пророкотало:

— О, Аська!

— Саха! — выдохнула я и бросилась на шею, уже не обращая никакого внимания на присутствие медведя.

— Ох, какая ты большая выросла! — Рассмеялся Саха, подхватывая меня и поднимая на вытянутые руки, он прекрасно знает, что я этого терпеть не могу.

— Саха!!! — завопила я, — Поставь меня, немедленно! Что за дурная привычка!

— Трусиха! — еще громче засмеялся Саха, вспугивая своим хохотом птиц, успевших устроиться на ночлег.

За радостью встречи совсем забыла про Влада, но он сам напомнил нам о себе глухим стуком падающего тела. Мы с дядей обернулись и увидели парня лежащего без сознания, а над ним огромного бурого медведя. Все, у парня нервы сдали, слишком длинные сутки.

— Топтыгин! — начал распекать Саха лесного жителя, — Как не стыдно, любопытник, к тебе человек в гости пожаловал, а ты напужал. Смотри, какой слабак, как девка, сразу в обморок.

Медведь закачал огромной головой и тихонько заревел. Саха присел на корточки около Влада и, перевернув его на спину, легонько пошлепал по щекам. Парень слабо дернулся и открыл глаза, но, узрев над собой склоненного Саху, а рядом любопытствующего Топтыгина, усевшегося на задние лапы и покачивающегося из стороны в сторону, со слабым стоном закрыл глаза и снова провалился в беспамятство. Представляю, как этот сюрреализм со стороны смотрелся.

— Так, значит, ножками мы не пойдем, — подытожил дядя и, повернувшись к медведю, проговорил, — придется тебе Михайло Иваныч перевозчиком поработать, уж извиняй, ты его первым напужал, тебе и тащить.

Медведь выразил свое несогласие глухим ворчанием, но все же опустился на четыре лапы. Саха с легкостью поднял Влада, и закинул его поперек лохматой медвежьей спины.

— Пошли, Аська, — пробасил Саха, — в лесу стало не безопасно — браконьеры повадились, да и Васька ужо, небось, к ужину заждалась.

Настроение сразу улучшилось, и я уже почти не чувствовала усталости. Путешествовать по лесу в Сахиной компании было совсем не страшно. Он здесь хозяин и ни одна живая тварь, перемещающаяся на четырех лапах, не посмеет тронуть. Саха — хранитель леса на этой части планеты. Он следит за зверьем и деревьями, не позволяя браконьерам опустошать леса. За многие годы работы он научился понимать лесных обитателей. Некоторые люди называют его говоруном, или шаманом.

Насчет общения с духами не скажу, не знаю, а вот лекарь из него хороший. Лечиться к нему едут со всех уголков ближайшей галактики, он никому никогда не отказывает и не делает различий между своими пациентами. Как-то к нему привезли одновременно какого-то богатого молодого балбеса из хорошей, высокопоставленной семьи, упавшего с лошади и серьезно повредившего ногу, и военного, сильно пострадавшего в бою. Так Саха, недолго думая, разместил их в одной комнате. А когда юный повеса возмутился такому положению вещей, давя на свое положение, дядя просто посоветовал ему не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Хочешь лечиться, пожалуйста, но приказывать не смей. В итоге, два молодых человека подружились и уехали вместе.

— Бежишь от кого али просто экскурсию другу устроила? — поинтересовался Саха, — что-то ты в этот раз не как все нормальные люди — окольными путями, не через город.

— Ты прав, — покаялась я, — вот только я не бегу, а прячусь, от братца вашего. Мне совсем не хочется, чтобы он прознал о нашем месте расположения, а через порт сам знаешь как. В порту регистрироваться надо, а так сел кораблик посреди леса и отчитываться не надо. Кстати, вы получили мою посылочку?

— Да, спасибо, все получили. А как братец мой, здоров ли?

— Спасибо, все здоровы, у нас все нормально. Папа все собирается взять отпуск и приехать к тебе порыбачить, да служба не пускает. И я не приезжала давно, тоже работы много. Да и к тебе ни позвонить, ни написать, а в город ты ходишь редко.

— Ну, это да, — согласился дядя.

Некоторое время мы шагали молча, я уцепилась за бахрому на Сахином рукаве. Когда-то давно маленькая Аня спросила у егеря, зачем ему такие висюльки, ведь с ними неудобно — за кусты цепляются. Дядька рассмеялся и, щелкнув любопытную по носу, объяснил, что неудобные висюльки помогают скрываться в лесу. Это уже позже я узнала, что егерь не шутил и бахрома дробит силуэт охотника.

— Саха, мне твоя помощь нужна. Точнее даже не мне, а ему, — я кивнула на Влада, — понимаешь, он в очень неприятную ситуацию попал. Сначала ему пулей позвоночник перешибло, но ничего, вроде собрали. Я к нему специалиста хорошего вызвала, а специалист дерьмом оказался — на иглу парня посадил, так, ради эксперимента. Я об этом только вчера узнала.

— Так ежели он на игле, его не ко мне, его в больницу надо, а специалиста в камеру, — убежденно высказался дядя.

— Здесь все немного сложнее, чем ты думаешь, — замялась я.

— Он твой жених? — догадался Саха.

— Хуже — он мой раб, — Саха аж присвистнул от такого заявления.

— Да, красавица, — протянул он, — от тебя я такого не ожидал. Ты, значит, тоже поддалась влиянию моды и завела себе двуногую игрушку-зверушку?

— С каких это пор ты делаешь выводы на пустом месте? — обиделась я.

И потершись носом о его рукав, пересказала Сахе предысторию нашего с Владом здесь появления, не забыв поделиться сведениями, раздобытыми генералом, изредка бросая косые взгляды в сторону парня, все еще висевшего поперек спины медведя. Боялась, как бы Влад не услышал то, что слышать не положено.

— Теперь-то ты понимаешь, почему нельзя в больницу?

— Да уж, ситуация, — Саха поскреб бороду огромной лапищей, — ты, Аньк, того, не серчай на меня. Помогу я тебе, это не вопрос. Просто у меня в последнее время голова кругом идет.

— А что случилось?

— Да, вот, сынок мой старшенький, Арсений, проблем подкинул. Жениться удумал.

— Так в чем беда? — не поняла я.

— Да-х… — Хранитель махнул рукой, — вырастил сына-урода, где просмотрел, понять не могу, — пожаловался он.

— Да объясни ты нормально, — взмолилась я, — я же только одиннадцать часов как с корабля слезла и ничего еще не знаю.

— Ну, в общем, дело такое, — начал Саха, легко перепрыгивая ствол поваленного дерева и помогая мне перебраться, — жил-был Сенька-дурак и влюбился он в девку Варьку и порешили они пожениться. А отцу Варькиному Сенька не по вкусу пришелся и что б, значит, свадьбе помешать и с дочерью не поссориться папаша потребовал от Сеньки сто тысяч кредов, Варьке на приданое. Знал, шельмец, что у мальчишки таких денег отродясь не было и, наверное, никогда не будет. Да и к чему нам деньги эти, в лесу же живем. Вон Топтыгину, — он кивнул на лениво переваливающегося рядом медведя, — плати не плати, а меду за деньги не допросишься. Правда, есть у меня на счету кое-какие сбережения, но я сказал сынку: 'Хочешь жениться, сам и собирай такие деньжищи'. Думал, отступится. А он — нет, упертый получился.

— Это наследственное, — прокомментировала я, — беда семьи Романовых — все мужики с головой не дружат.

— Такие уж уродились, — довольно ухмыльнулся Саха. — Так вот, говорит, не дашь денег, я их сам добуду. Я только рассмеялся, где, говорю, добудешь, коли ты и образования-то толком не имеешь? Да и пока ты их заработаешь, твоя невеста скончается в девках. Сенька психанул, и ушел на два дня в лес, на третий появился, веселый такой. Говорит, я-де на Вареньке все равно женюсь, и в город ушел. Мне это подозрительным показалось, и я за ним подался. Оказывается, этот гаденыш, белфа изловил, и продавать повез…

— Белф это такой бурундук с изумрудным мехом, которого разговаривать научить можно? — Уточнила я.

— Он самый, — подтвердил Саха и продолжил, — Сенька в город пришел и белфа этого за сотню и сбыл. Ну, я его выследил, Сеньку-то, в подворотню затащил и пару раз по морде дал и пока этот оболтус сопли утирал, я пошел к покупателю и забрал животину, а деньги вернул. Потом мы домой пошли, только разными дорогами. Сенька напрямик рванул под материну юбку прятаться, а мне подумать надо было, вот я и пошел в окружную. Дома мы появились с разницей в два часа, дело вечером было, когда я домой пришел Васька-хитрюга, сынка ужо спать отправила, что б я его не тронул. Утро вечера мудренее. Но у меня настроение было не то, и я его из кровати вытащил.

Спустились вниз, поговорить надо было. Спокойного разговора не вышло, мы с Сенькой повздорили, он гадостей мне наговорил, ну ты же знаешь, я на сынов вспыльчивый, схватил ружьишко и погонял сынка по дому, ежели бы ни Васька пристрелил, наверное, уж сильно злой был. Она чадушко свое двух метровое грудью закрыла, на ружьишко легла. А Сенька в окошко выскочил и тикать. Как был в одних портках, босой и без рубахи, — Саха усмехнулся и покачал головой.

— И где он сейчас? — глухо спросил Влад, оказывается, он уже очнулся и успел устроиться поудобнее, и ехал теперь сидя на медведе.

— А бес, его знает, — Саха бросил быстрый взгляд на Влада, — где-то по лесу шастает. В городе он точно не появлялся, я бы знал, у меня там начальник полиции знакомый.

— А что ты с ним сделаешь, когда найдешь? — осторожно спросила я.

— Не знаю, — признался егерь, — может, пристрелю, а может, просто шкуру спущу, не решил еще.

— Ну, тогда он точно домой сам не явится, кому ж хочется головы лишиться, — сделал Влад разумный вывод.

— Ладно, — вздохнула я, — это все позже. Давайте я вас лучше познакомлю, вот это, — я ткнула пальцем в Саху, — Саха, егерь, лекарь и по совместительству мой дядя. Шутить с ним не советую, рука у него больно тяжелая. А это Влад, мой друг, — Влад с Сахой пожали друг другу руки.

— Я не друг, — возразил мне Влад, и, обращаясь к Сахе, добавил, — я ее раб, абсолютно бесправное существо.

— Слышь, бесправное существо, слазь тогда с медведя и топай ножками, — приказала я, у него прямо-таки талант обижать меня.

— Да ладно тебе, Аська, пущай едет. Темень, хоть глаз коли, споткнется еще за корягу ноги и руки переломает.

В лес действительно пришла непроглядная ночь, а я и не заметила, настолько легко шагалось в обнимку с Сахой. В просветах плотного потолка из веток и листьев проглядывали звезды. Мне пришлось согласиться с доводами дяди. У Влада нет никаких навыков в хождении по дневному лесу, а уж по ночному и подавно.

Неожиданно лес кончился, и мы оказались на пригорке, с которого, как на ладони, была видна вся долина, раскинувшаяся под ногами, на ее дне огромным черным зеркалом лежало озеро, переливающееся в ровном свете Крека. Легкий ветерок обдал прохладой и принес с собой запах воды, нагретого песка и ночных цветов. Почти у самой кромки озера стоял огромный бревенчатый дом, во всех окнах которого горел приветливый уютный свет, обещающий усталому путнику горячий ужин и ночной приют.

— Ну, вот мы и дома, — проговорил Саха, — вы потиху спускайтесь, а я чуть подзадержусь, надо травички кой-какой набрать, сейчас баньку истопим.

Саха скользнул в сторону, растворившись в темноте, словно его и не было, ни одна веточка не шелохнулась. Мы почти спустились по склону, когда во тьме послышалось какое-то движение, и черная тень метнулась к Владу, сбив его с медвежьей спины. До меня долетали только звуки возни и приглушенные ругательства. Я кинулась на звук, на ходу скидывая рюкзак и пытаясь отыскать в боковом кармане небольшой фонарик. Нашла. Желтоватый лучик света выхватил из темноты две мужские фигуры, катающиеся по земле. Влад, оказавшийся прижатым к земле, извернулся и с силой ткнул нападавшего в лицо. Незнакомец хрюкнул и отключился. Влад скинул его с себя и быстро поднялся на ноги.

— Что здесь за дурдом творится? — недовольно поинтересовался он, сердито стряхивая с себя песок и сухую траву, — сначала ненормальный дядя с медведем, напугавший до смерти, потом вообще какой-то парень психованный! Полудурок! — Влад зло сплюнул в сторону и вытер рукавом разбитую губу, — а если бы у меня пистолет был? Пристрелил бы, ни задумываясь. Кретин! Кто это такой, мать его за ногу?

— А это мы сейчас узнаем, — пообещала я. Я перевернула поверженного врага на спину и посветила ему в лицо фонариком. — Опаньки, — усмехнулась я, — Олег Александрович, собственной персоной, прошу любить и жаловать. Этот, как ты выразился, полудурок, младший сын Сахи. Утверждать пока не берусь, но ты, кажись, ему нос сломал, глянь, как кровища хлещет.

— Я не хотел, — заволновался Влад, — он первый на меня напал.

— Я бы ему вообще морду раскроил по новой, — критически заметил Саха, появляясь около нас и разглядывая сына. Саха отстегнул от пояса фляжку и побрызгал в лицо Олежке водой. Парень замотал головой и сел, затравлено оглядывая стоящих над ним людей.

— Ну, здравствуй, Олег Александрович, — беззлобно ухмыльнулась я, — значит так теперь принято на Боре гостей встречать? — Я уперла руки в бока и начала наступать на подростка, — кто это вас, милейший, такому обучал, неужто ж матушка ваша, Василиса Андреевна, или отец Александр Петрович?

— Я-то учил, да видать плохо. Сейчас домой придем, и у него будет много времени, чтобы припомнить все правила хорошего тона, под замком в своей комнате, целая неделя, вспоминай не хочу, — мрачно пообещал Саха, грубо поднимая Олежку за шиворот и ставя на ноги.

— Но, батя, — залепетал Олежка басом, — это же мой медведь…

— Две недели, — поправился Саха, — а будешь еще возражать, я тебя и ремешком благословлю, — и спокойно пошел к дому, уже не обращая внимания на несчастного Олега.

— Саха! Подожди, — я бросилась вслед за ним, — ну зачем портить вечер. Олежка и так уже наказан, по носу он все-таки получил, в следующий раз подумает, прежде чем кидаться.

— Ладно, — после некоторого раздумья неохотно согласился Саха, — будь сегодня по-твоему. Слышь, Олег Александрович, кланяйся Анне Дмитриевне в ножки, она меня уговорила. И нос утри, рубаху всю залил.

Мы уже подходили к дому, когда под ноги Владу бросился ощетинившийся серый шар.

— Это волк? — с паникой в голосе спросил Влад, вытягиваясь по стойке смирно.

— Да, волк, — подтвердил Саха, и потрепал серого по холке, — его зовут Арк, он уже старый и подслеповат малек, но дразнить не советую, у него еще осталось достаточно сил и проворности, что бы откусить задницу сильно любопытным представителям человечества.

Арк подскочил ко мне, поставил лапы на мои плечи став враз со мною ростом и принялся нализывать лицо.

— Арк, Аркуша, — я почесала грозному зверю шею, мягко отстраняясь от его шершавого языка, — отстань, баловник, залижешь же до смерти.

Я толкнула добротную дверь, и мы оказались в сенях, там было тепло, пахло медом и яблоками, к этому запаху примешивалось что-то еще, еле уловимое, от чего становится тихо и спокойно, наверное, так пахнет детство.

Разувшись, мы прошли в просторную, уютную комнату, служащую гостиной. Весело потрескивал живой огонь в камине, сложенном из неотесанных камней. Посередине комнаты массивный стол, застеленный белой скатертью. На самой середине стола возвышался древний самовар, поблескивая начищенными желтыми боками. На открытых окнах чуть покачивались похожие на легкую паутинку занавески, связанные умелыми руками Васены.

Сама хозяйка дома хлопотала на кухне у печи, готовя в чугунке что-то необыкновенно вкусное. Высокая и статная с толстой русой косой и рыжими глазами рыси, Василиса, из тех женщин, о которых писал древний поэт, что-то о том, что они коня запросто останавливали и по горящим избам шлялись, точнее не скажу, не помню. Нраву Васена сурового, и ежели, не дай-то Бог, всерьез осерчает, от нее даже Саха уходит в лес, предпочитая там пережидать бурю на семейном горизонте. В гневе Васька невоздержанна на язык и распускает руки. Так что ей ничего не стоит пройтись по спинам своих мужиков оглоблей или чем-нибудь еще попавшимся под руку. А какой же ей еще иметь нрав ежели у нее в доме три мужика разного возраста? Муж, да два сына и за всеми надо смотреть. Но при всем, она моментально становится на защиту своих великовозрастных оболтусов. Васена ловко подхватила ухватом чугунок, сунула его в печь и только после этого обратила на нас внимание.

— Васька! — во всю глотку рявкнул Саха, — выдь, подивись, каку я неведому зверушку в лесу поймал. Не в жисть не догадаешься кого.

— А я и гадать не стану, — проворчала Васька, повернулась к нам и с удивлением уставилась на меня, — Здравствуй, Аннушка, душа моя заблудшая, — улыбнулась Васька, обнимая крепкими руками, — как живешь-то дитятко?

— Да, вроде, как и ничего. Все спокойно, — отрапортовала я.

— Так я тебе и поверила, — засомневалась Васька, — вы же с Митькой жить не можете без приключений. А это кто? — Она оценивающе осмотрела Влада, — познакомь с другом.

— Это Влад, — представила я парня, — а это Васена, тетка моя.

— Ну-ка, милок, подсоби, сходи на двор и набери воды в колодце, самовар согреть надо. Саха, поди, баню растопи, чего стоишь, рот разинувши, — в ответ Саха только хмыкнул, покрутил головой и вышел из дома. Васька сунула в руки Владу два ведра. Дождавшись когда он, громыхая ведрами, исчезнет за дверью, Васька повернула ко мне горящие от любопытства глаза, — ну колись, племяшка, женишок твой?

— Я же тебе сказала, что у нас все спокойно, как болото в лесу, кроме… — я вывалила на Ваську все новости, которые накопились у меня за те два года, что мы не виделись.

— Вот подтверждение тому, что я всегда права, — довольно высказалась тетка, — я же знаю, что вы б приключений жить не можете.

— На себя посмотри, — усмехнулась я, — Сенька с дома сбег, у Олежки крыша едет, на всех кидается, у вас, что здесь у всех бурное помешательство случилось?

— Ой, и не говори, — Васена нахмурилась, — повырастали мои мальчишки. Ну, Арсений, там понятно — жениться приспичило. А вот чего Олежка бесится, разобрать не могу.

— А может тоже влюбился? — подначила ее я.

— Какое там влюбился, мал пока, усы еще не растут. Просто у друзей и то новое, и это. И в городе живут, и работать им по дому не надо. Говорит, над ним все в школе смеются, говорят, что он в своей одежде как вахлак выглядит.

— Что за дурь? — Удивилась я, — ладно, попробую поговорить с Олегом, может он меня послушает, все нормально будет.

— Эй, Аська, — на окне качнулась занавеска и появилась растрепанная голова Сахи, — я баньку-то растопил, поди, первая помойся, только всю воду не выплескивай, а то ж мы, мужики, поболе тебя будем.

— Уговорил, — я села на подоконник и свесила на улицу ноги, — ты Влада не видал? Васька его за водой послала, не утопился бы в колодце.

— А вон они, — Саха махнул рукой в сторону озера, — с Олегом на озеро пошли, разговаривают.

— Вот зараза, — проворчала я, спрыгнув на улицу, и крикнула в темноту, — Влад! — Через минуту возле меня возник запыхавшийся Влад.

— Звали, хозяйка? — Влад позволил себе немного подурачиться.

— Да, — кивнула я, — тебя за водой посылали, а ты шляешься незнамо где.

— Извините, хозяйка, — он склонил голову в почтенном поклоне.

— Если ты еще раз назовешь меня хозяйкой, я тебя пристрелю, — процедила я сквозь зубы.

— Да, хозяйка, — хрюкнул Влад, пытаясь не рассмеяться.

— Влад, — серьезно попросила я, — не афишируй, пожалуйста, кем ты мне приходишься, здесь тебе не база, и не все это поймут.

— Ты думаешь, твой дядя не возьмется за меня? — улыбка сползла с его лица.

— Саха не в счет, он-то все поймет, — я застегнула пуговку на его рубашке, — но у Сахи бывают разные люди и некоторым может это не понравиться.

— Я все понял, — шмыгнул он носом, — значит, мне придется носить ошейник.

— До этого, я думаю, не дойдет, ты просто помалкивай об этом и все. А теперь, пойди и принеси Васене воды, и не забудь вытереть ноги, прежде чем зайдешь в дом, если не хочешь получить веником, — я проводила взглядом его поникшую фигуру и, тяжело вздохнув, пошла в баню.

Возле бани на скамейке сидел Саха, около него аккуратно сложенной стопочкой лежали два полотенца, на них мыло, сваренное Васеной. Саха держал во рту трубку, задумчиво наблюдая, как в небо уплывают клубы дыма, теряясь в ночной мгле.

— Посиди со мной, — дядя хлопнул ладонью по лавочке. Я присела рядом и уставилась на звезды.

— Страшно ему, — после недолгого молчания то ли спросил, то ли просто сказал Саха.

— Есть немного, — кивнула я головой. — Саха, можно тебя попросить?

— Попробуй.

— Отнесись к нему снисходительно.

— Это почему? — Безмерно удивился он.

— Понимаешь, — я принялась ковырять землю носком ботинка, — парню и так досталось в этой жизни. Того, что он прошел на троих хватит. Да и мне было очень трудно привести его в нормальное состояние…

— Сколько ты на него потратила?

— Черт его… — Я пожала плечами, — кажется, уже восемь месяцев.

— А другие на него потратили не менее двадцати лет, — заметил Саха, — и ты должна понимать, что за сутки человек не меняется. Знаешь в чем твоя ошибка? — Он испытывающе посмотрел на меня и тут же сам ответил на свой вопрос, — в том, что ты дала ему слишком много свободы. Сразу. У тебя будут еще не такие проблемы. Его большую половину жизни содержали как скота, наказывали, причем, я больше чем уверен, очень жестоко, за каждый лишний поворот головы. Ты же, естественно, захотела сделать из него нормального свободного человека, и все к чему он привык, и с чем освоился, в одночасье изменилось. Сломать оно завсегда проще, чем построить. И ты не подготовив ни черта, выдернула привычное, а другого взамен не дала.

Парню сейчас куда тяжелее, чем раньше. Раньше все понятно было, а сейчас что? Новые правила, объяснить которые некому. Ты ж не объяснишь! Для тебя-то это все понятно, а парня за руку вести надо.

Для него это не более чем игра в свободу, занимательная, увлекательная, но все же игра. И передышка. Парень привык подстраиваться в той или иной мере к изменениям внешней среды. Он разрешил навязать себе эти правила, потому как они ему нравятся, но ни на минуту не забывает, кто он таков на самом деле и тебе не дает об этом забыть. Одного ты, конечно же, добилась, твой Влад попробовал свободы, хоть и не полной, но попробовал, а это как первая кровь и подчиняется тебе еще, но уже больше по инерции, до конца не понимая, что именно ты от него хочешь. А ты захотела изменить его сущность, нутро. Понимаешь, за столь короткое время это не получится. На это нужны многие годы, а, иногда, и целой жизни мало. Вот у парня и получается раздрай и нервы он тебе треплет неслабо. Но и это не главная твоя ошибка. А главная твоя ошибка состоит в том, что к свободе его надо было приучать постепенно. Ты можешь соглашаться со мной, можешь — нет, но ему нужна хорошая сильная рука, и держать его надо в ежовых рукавицах и когда никогда, как бы тебе не было противно, браться за ремень, ты этого, естественно, не делала и Димке не давала.

— Саха!!! — Возмутилась я.

— А зря, — Саха выбил погасшую трубку о подошву мокасина, — пару раз перетянула бы его ремешком хорошенечко, так и сюда лететь бы не надо было, потому, как мальчик знал бы свое место. Пока он тебе подчиняется, потому что ему это, как бы это сказать, приятно, что ли. А потом его рабское нутро все равно вылезет, это неизбежно, и он начнет против тебя протестовать. К чему это может привести, мне и подумать страшно. Как бы ты не хорохорилась, а девочка ты у нас ранимая. — Я открыла рот в желании возразить, но Саха меня остановил, — я знаю, что ты мне сейчас скажешь. Все протестуют, у всех развит детский негативизм. Парню надо пройти за год, то на что его сверстники потратили по двадцать лет жизни. Это, конечно, правильно, но я хочу, что бы ты поняла одно — нельзя в корне изменить человека за короткое время. Я хочу, что бы ты это осознала и не сильно расстраивалась, когда подобранный тобой в лесу волчонок, подрастет и искусает протянутую руку.

— И что мне делать? — Я грустно посмотрела на Саху, прекрасно понимая, что он, прав, как бы в подтверждение этого вспомнились все гадости, которые Влад успел мне наговорить, пока был уверен, что я его обязательно продам и ненависть, горевшая в серых глазах, такая лютая, что живот сводило. И Наташка права была с наручниками, не будь Влад тогда закован, свернул бы мне шею и глазом не моргнул.

— Жить дальше, — вклинился в сознание голос Сахи, я посмотрела на дядю, он ухмыльнулся и пожал плечами, — и быть готовой к тому, о чем я тебе только что рассказал. Потому что изменить ты уже ничего не сможешь. Когда конь сбежал, поздно браться за вожжи. Если ты сейчас попытаешься применить к нему силу, он вообще запутается, и ничего хорошего из этого не выйдет.

— Саха, а насколько могут быть верны твои прогнозы?

— Пятьдесят на пятьдесят, — вздохнул Саха поднимаясь. — Ты же понимаешь, это лотерея. А в ответ на твое пожелание отнестись к нему снисходительнее, могу обещать только одно. Я к нему буду относиться так же, как и ко всем другим своим пациентам, не больше и не меньше — надо будет, поглажу, а если посчитаю нужным, то и за кнутом дело не станет, — пообещал он и пошел в сторону дома.

…В бане было невыносимо жарко. Сухой воздух раскаленным потоком врываясь в ноздри противно щекотал горло. Саха держал Влада на самой верхней полке вот уже полчаса, не позволяя даже руку свесить. Владу уже начало казаться, что за это время из него вышла через поры вся влага, содержащаяся в теле, и он стал похож на одну из древних мумий. Саха помариновал его еще немного и все же позволил спуститься на нижнюю полку, это показалось спасением, поскольку Влад чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но это, оказывается, было только начало.

Дальше все больше походило на средневековую пытку и Саха заместо инквизитора. Он взялся за Влада обстоятельно и целеустремленно, доводил парня до сумасшествия, охаживая распаренным веником, не то что бы больно, но кожа горела нестерпимо, и погасить этот стихийно возникший пожар не было никакой возможности. А инквизитор все поддавал пару и весело покряхтывал, глядя на распростертое перед ним беспомощное тело.

Наконец Влада отпустили, предварительно натерев, и без того горящую, кожу жесткой мочалкой, намыленной приятно пахнущим мылом, окатили с головы до ног водой из ведерка, смывая пену, завернули во влажную простыню и определили на невысокий табурет у самого входа, сунув в руку огромную кружку с душистым квасом. Где Влад и сидел, ошалело озираясь и удивляясь на столь варварский метод смывать с себя грязь…

Поход в баню у мужиков занял два часа, за это время я успела отдохнуть и чувствовала себя достаточно сносно. Влад же, которого Саха, весело посмеиваясь, втолкнул в комнату, выглядел ошарашенным, растрепанным и немного испуганным. На его щеках пунцовел румянец, какой бывает только после хорошей бани. Похоже, Саха уже взял парня в оборот и хорошенько намял бока веником, заставляя всю гадость выливаться вместе с потом.

За стол уселись достаточно поздно, мы с Васькой из кожи вон лезли, что бы ужин прошел в теплой, почти мирной обстановке. Все испортил Олег. Когда дело дошло до десерта, Олежка, которому не сиделось на месте, наклонился ко мне и, указывая на Влада глазами, спросил заговорческим шепотом

— Анька, а что у него на бедре такое?

— Клеймо, — ответил за меня Влад, он сидел рядом и слышал некорректный вопрос.

— Как клеймо? — не понял мальчишка. — Клеймо же только на рабах ставят.

— А я кто? — спокойно спросил Влад. Что он интересно делает, пронеслось у меня в голове, ведь я же просила.

— Тогда где твой ошейник? — нахмурился Олег, — и почему ты с нами за столом сидишь? Твое место…

— Угомонись! — шикнула на него Васена.

— Но маманя, — недовольно протянул он.

— Поди, из-за стола, — попросила Васька.

— Что же это получается, я должен уйти, а этот, — Олег презрительно смерил взглядом Влада, — останется? К тому же я еще чай не допил.

— Ты слышал, что мать сказала? — грозно спросил Саха, сверля сына взглядом. — Не нарывайся!

— Лучше я пойду, — встрял в семейную разборку Влад, смиренно поднимаясь из-за стола, — ваш сын прав, мое место в сарае.

— Сядь, — ласково попросила Васька, не глядя на него. В воздухе запахло грозой, если тетка становится не к месту ласковой, значит вот-вот разразится буря, но глупый Олег не почувствовал перемены в голосе матери.

— Брек! — сочла нужным вмешаться я, — Влад сядь, пожалуйста, и прекрати проверять нервы окружающих, — когда он опустился на свое место, я продолжила в полголоса, — а тебе, Олег Александрович, лучше уйти, если ты собираешься дожить до утра. Я защитила тебя сегодня от твоего отца, но ведь я могу и поменять свое мнение и тогда тебе ни отец, ни мать не помогут. И, я обещаю, ты проведешь следующий месяц в реанимационной палате, это говорю тебе я, дипломированный хирург.

О том, что злить меня не стоит, Олег знал еще с раннего детства. Раскачиваюсь я долго, но, разозлившись, становлюсь неуправляема, хотя потом очень сожалею об этом. Олег, видя, что до точки кипения осталось совсем чуть-чуть, предпочел сдаться и вылетел из дома, громко хлопнув дверью. Васька еле удержала Саху, который собирался догнать сына и надрать тому уши.

Одна из хороших черт Сахи, это отходчивость. Поэтому он уже скоро успокоился и, лениво развалившись в мягком кресле, закурил трубку, изредка бросая на Влада оценивающие взгляды из-под косматых бровей, от каждого такого взгляда Влад ежился как от холода. Мы с Васькой быстро прибрали со стола и помыли посуду. Я надеялась, что дядя пожалеет нас и отложит все дела связанные с Владом назавтра. К моему сожалению Саха решил по-другому, не успела я поудобней устроиться в кресле у камина, как дядя отложил свою трубку в сторону и хрустнув пальцами сказал, обращаясь к нам двоим сразу:

— Ну что, пожалуй, начнем. Но сначала вот мои условия: от тебя, Аська, я потребую только одно — не влазь ни во что, какой бы моей блажью тебе это не показалось. Забудь о том, какое ты имеешь к нему отношение и кто он. От тебя, — он испывающе посмотрел на Влада, — я требую подчинения, полного и безоговорочного, мне показалось, ты это умеешь. Отныне, и на все время, что ты здесь — я твой последний суд, а так же и царь, и Бог, и воинский начальник. Ты согласен?

— А у меня разве есть выбор? — Изумился Влад, в первый раз за вечер дерзко и прямо заглянул Сахе в глаза, и переходя на хамский тон, которым пользовался всегда, когда его загоняли в угол, но дядиного взгляда не выдержал и отвернулся.

— Выбор есть у всех и всегда, — пожал плечами Саха, — но не всегда можно выбрать то, что хочется, ты понимаешь меня, парень?

— Мне, по-моему, деваться некуда. — Усмехнулся Влад, и добавил, — да, я согласен.

— Хорошо. — Саха удовлетворенно качнул головой, — идем дальше. Расскажи-ка, почему тебя сюда привезли?

— На игле, потому что сижу, — с явной неохотой ответил он.

— Замечательно, — продолжил кивать головой Саха. Что он находил в этом замечательного, осталось загадкой. — Теперь, поведай мне грустную историю о том, привез ли ты сюда наркотики?

— Нет, я ничего сюда не привозил, — Влад во второй раз посмотрел Сахе в глаза, так, что никаких сомнений в искренности не осталось.

— Замечательно, — повторил дядя, — поверю тебе на слово, но предупреждаю сразу, если вдруг обнаружу что-то подобное, сам понимаешь, приму меры и очень жестокие. Значит, вот все, что я жду от вас. Со своей же стороны обещаю вам результат в течение, — он уставился в потолок, что-то прикидывая, — в течение месяца, пожалуй. А так же я обещаю, что относиться я буду к тебе, так же как и ко всем остальным. Теперь, когда мы во всем разобрались, пожалуйте, милейший, за мной наверх, посмотрим с какого края к тебе подступиться.

— Как прямо сейчас? Уже? — Запаниковал Влад. Он, видно, тоже рассчитывал, что его мучения начнутся только завтра.

— А в чем дело? — удивился Саха, останавливаясь на середине лестницы, — если трусишь, то Аська пойдет с нами. Но только на первый раз, не люблю соболезнующих под рукой.

— Ничего я не боюсь, — уязвлено пробормотал Влад, направляясь вслед за Сахой.

Чердак дома дядя оборудовал под медицинские цели. В огромной пустой комнате только высокий черный стол, вытесанный из цельного куска дерева, я к своему стыду не помню его названия, но дерево это обладает жутко лечебными свойствами. С его краев свисало множество скобочек, цепочек, если не ошибаюсь, там была пара широких железных кандалов, служащих, скорее всего фиксаторами, над столом висела яркая лампа. Вдоль стен — пара широких лавок. В стены вбиты разнокалиберные кольца, а с потолка свисает крюк, крепящийся к массивной цепи. В дальнем углу комнаты узкая дверь, прикрытая, наполовину сползшим, лоскутом мешковины. Из открытого окна в комнату ворвался ветерок и покачнул цепи, они тихонько звякнули.

— Добро пожаловать, в логово маркиза де Сада, — чуть дрогнувшим голосом прокомментировал Влад обстановку, на что Саха засмеялся и подтолкнув Влада к одной из лавок, ответил:

— Я не маркиз де Сад, а ты не непорочная дева, — дядя скинул с себя куртку, обнажив торс с тугими буграми мышц, заметив мой любопытствующий взгляд, похвастался, — не даю себе расслабляться, тренируюсь ежедневно.

— Ага, — кивнула я, — и теперь можешь зарабатывать немалые деньги, подрабатывая наглядным пособием по анатомии, демонстрируя бедным студентам, где и какая мышца крепится и как работает.

— Какая же ты, Анька, все-таки язва, — скривился Саха, — а язык что змеиное жало.

— Саха, а что за той дверью? — я махнула рукой в сторону сползшей мешковины, пропуская мимо ушей едкое замечание дяди.

— Там кладовка, где хранится всякий хлам, — пояснил он, — который скидывал туда твой дед.

— А можно посмотреть? — как можно спокойнее спросила я, на самом деле мне не терпелось кинуться к двери и полазить в каморке.

— Можно, — разрешил Саха, — но позже. А сейчас надо разобраться с этим господином, — он кивнул на Влада, усевшегося на одну из лавок, настороженно поглядывая на Саху — а то время позднее.

Саха приказал Владу раздеться по пояс и стать, упершись ладонями в стену. Такое положение восторга у парня не вызвало, тем более что повернутый носом к стенке, он не мог видеть, что собирается делать новоявленный эскулап.

Саха подошел к нему и, положив широкую ладонь Владу на шею, повел руку вниз по позвоночнику, что-то бормоча себе под нос. Я же все это время пялилась на запертую дверь, она притягивала, как магнит, интересно, что мог складировать старый ворчун?

В детстве я могла часами просиживать в дедовском кабинете, спрятавшись за занавеску на окне и слушать, как он ясным сильным голосом проговаривает этапы операций. Сначала дедуля пытался с этим бороться, справедливо считая, что маленькой девочке нечего интересоваться особенностями анатомии и если меня обнаруживали, то с позором изгоняли из кабинета. А потом примирился, поняв, что бороться с моим медицинским образованием не представляется возможным и подарил мой первый хирургический набор, а после даже разрешил присутствовать на некоторых не очень серьезных операциях. Он часто говорил, что оставит мне кое-что в наследство, но что именно я так и не узнала, потому что умер дедушка внезапно, а я даже не смогла подержать его за руку, я работала в то время в карантине, выехать оттуда не было никакой возможности…

— Ну что скажет мне официальная медицина? — вернул меня в действительность Саха.

— Что? — не поняла я, неохотно отрываясь от интересующего меня предмета. — А, да! Неправильное положение шестого позвонка, — это я могла сказать ему даже без осмотра, потому как точно помнила дефект, отображенный на снимке, — вообще-то ему надо сделать операцию и все установить на место, но у меня нет еще разрешения на такие операции, а другим нейрохирургам я, с некоторых пор, не доверяю. Так что и привезла его к тебе.

— Правильно, — протянул он, — нечего лишний раз мальчишку наркозом грузить, если все можно и так сделать. Сейчас я его вправлю, потом будет видно, что делать дальше. Смотри и учись.

Саха положил свою левую руку Владу на грудь, правую же отвел назад и резко, без предупреждения, ударил пальцами, вправляя позвонок. Ладони Влада, лежащие на стене, сжались в кулаки, он чуть покачнулся, с шумом втянув в себя воздух, но удержался от крика. Я такого раньше никогда не видела и не рискну сама повторить — силенок не хватит. Я бы поступила проще — загрузила его наркозом и исправила все оперативным путем.

— Крепкий мальчик, — похвалил его Саха, — до тебя мало кто такое молча выдерживал, орали все как резанные. Иди, ложись на стол.

Саха приоткрыл дверь и громко позвал:

— Василиса Андреевна, клиент полностью ваш.

На лестнице послышались легкие шаги, в комнату вошла Васена, вид у нее был очень серьезный и деятельный. Она скользнула взглядом по лежащему на столе Владу и неодобрительно покачала головой, глядя на мужа. Васькино недовольство вызвала ярко-красная отметина, оставленная Сахой на спине Влада. Васька поставила на лавку, принесенную плетеную корзину, прикрытую крышкой, потерла ладонью о ладонь и положила руки на плечи Влада. Медленно скользнула вниз, к талии, осторожно касаясь кожи, отчего по телу Влада пробежала легкая дрожь, а кожа покрылась мурашками. Он открыл глаза и удивленно оглянулся на Васену.

— Ты гляди, — хохотнул Саха, ни к кому не обращаясь, — а мальчонке это по нраву!

— Уж конечно больше, чем твои методы, садист, — беззлобно проворчала Васька, извлекая из корзинки длинные золотые иглы, и пузырьки с ароматическими маслами и похлопав Влада по плечу, попросила раздеться.

— А вы, — она повернулась к нам, — пошли вон отсюда, нечего его смущать.

Нам с Сахой не оставалось ничего, кроме как убраться. Не спорить же с Васькой!

— Все, они ушли, можешь расслабиться, больше нам никто не помешает, — закрывая дверь, услышала я теткино воркование, — давай я тебе помогу. Да не косись ты так на иголки, больно уже не будет. Давай, ложись…

— Вечно она со всеми сюсюкает, — пробурчал на это Саха и сердито грохоча ботинками, направился вниз, оставив мне сомнительное удовольствие дожидаться окончания сеанса в гордом одиночестве.

…Василиса выполнила свое обещание — уколов он почти не почувствовал. Закончив с иголками, Влад видел, как она сложила их на салфетку, она полила его спину чем-то теплым и растерла легкими приятными движениями, оказавшись полной противоположностью мужу, Василиса действовала на Влада успокаивающе. От всего этого, а еще от дурманящего аромата масла, втираемого в кожу, легких, почти неслышных прикосновений становилось тепло и сонно.

Открыв глаза и оглядев комнату, Влад обнаружил, что остался в одиночестве. Анина тетка окончив сеанс ушла, накрыв его большим теплым полотенцем. Влад повернулся на спину и уставился в дощатый потолок, он с удивлением обнаружил, что не ощущает ни усталости, ни разбитости, которые просто обязаны присутствовать, после такого тяжелого дня. Видно Василиса действительно знала свое дело, вот только вымазанное маслом тело на ощупь было скользким и противным.

Влад для удобства закинул руки за голову и с интересом оглядел полупустую комнату с распахнутым окном, в который врывался теплый ласковый ветерок и отдельным очагом, сложенным из неотесанных речных камней, над которым возвышался прокопченный треног, в присутствии Сахи рассматривать комнату было невозможно. Теперь эта комната, пропахшая невиданными ароматами, уже не вызывала того ужаса, как с первого взгляда. На лавке у левой стены аккуратной стопочкой лежала его одежда, поверх нее часы Василисы.

Влад напряг зрение, стараясь различить крохотные черные цифры и даже сел от удивления — стрелки подобрались к часу. Значит, он продрых здесь больше трех часов!

За окном гулко заухал филин, заставив Влада вздрогнуть от неожиданности, полотенце свалилось на пол. Влад оглянулся и недовольно уставился на большую серую птицу, сидящую на ветвях сосны растущей у самого дома. Филин склонил голову, равнодушно разглядывая сидящего на столе, огромными желтыми глазами. Владу стало неудобно, что он сидит нагишом под этим внимательным взглядом.

— Чего подглядываешь? — сердито буркнул он, подхватывая с пола полотенце и оборачивая его вокруг талии.

Он успел это сделать как раз во время, в следующую секунду с тихим скрипом отварилась дверь и в комнату заглянула Василиса.

— Отдохнул? — приветливо улыбаясь, поинтересовалась она.

— Да, — Влад немного сконфузился, чувствуя, как щеки вспыхивают огнем, — только нехорошо, как-то вышло…

— Ничего, — еще шире улыбнулась она, протягивая ему банный халат, — накинь, а то вещи испачкаешь, жалко.

Влад не глядя просунул руки в рукава.

— Иди к Аньке, она покажет тебе, где душ. Сам отмыться от жира сможешь, или помочь?

— Нет, спасибо, — пробормотал Влад, завязывая пояс, как не пытался найти в ее последних словах иронию, не смог…

На ночь нас разместили в небольшой комнате на втором этаже. Обстановка в комнатке аскетическая — две кровати, застеленные пестрыми одеялами, маленькая тумбочка с зеркалом, одна табуретка, да двустворчатый шкаф. Пространство между кроватями застелено шкурой животного, правда, определить, что это было когда бегало мне так и не удалось. Влада ожидал неприятный сюрприз — на его кровати отсутствовали матрац и подушка, а доски застелены тонкой простыней. Влад оглядел свое ложе и недовольно скривился.

— Ань, дай хоть подушку, — начал выклянчивать он, — вон у тебя, их целых две.

— Ты уже мои подушки успел посчитать, — удивилась я, — быстрый ты, однако. Но подушку я тебе все равно не дам, Саха сказал, что тебе вредно.

— Много он понимает, — проворчал Влад.

— Достаточно, — отрезала я, — а будешь возмущаться, я тебя в амбар спать отправлю, к Топтыгину.

Он обиженно засопел, укладываясь на жесткие доски и отворачиваясь к стене. Я неторопливо переоделась в пижаму и, усевшись перед зеркалом, принялась расчесывать волосы. За моей спиной шумно заворочался Влад, пытаясь устроиться поудобней.

— Анечка, — подхалимно начал он, без надежды на успех, — а рюкзак под голову положить можно?

— Ладно, — сдалась я, — рюкзак не подушка, бери.

Он быстро схватил рюкзак и сунул себе под голову, боясь, что я передумаю. Я выключила свет и тоже улеглась. Еще пять минут назад мне казалось, что я устала настолько, что, добравшись до кровати, усну без задних ног. Но видно, слишком переутомилась, и уснуть никак не получалось. Я легла на спину и принялась изучать трещинки в досках потолка. Мне мешало все: ночные звуки леса, в моей каюте по ночам стоит непроницаемая тишина; голубоватый свет Крека, настойчиво пробивающийся через плотные шторы; да еще и Влад под боком возится. Если он еще хоть раз перевернется, я его удушу подушкой, а труп утоплю в озере.

— Аня, — шепотом позвал он, — ты спишь?

— Нет, — недовольно откликнулась я, — ты не даешь. Хорош вертеться!

— У меня спина до сих пор болит, — счел нужным поделиться он, — чем он меня ударил, я думал, все сейчас проткнет. Что у него в руках было?

— Ничего не было, пальцами он ударил, спи, давай.

— Аня, — не пожелал отстать Влад, — а почему он Саха, если у Олега отчество Александрович?

— Потому что я в детстве букву 'ш' не выговаривала, любопытный ты мой, вот и получилось, что он из Саши стал Сахой, это к нему до того прилипло, что некоторые люди принимают эту его кличку за настоящее имя. Еще вопросы есть?

— Да, — немного помедлил Влад, — когда мы домой полетим?

— Как только, так сразу. Ты мне надоел. Или спи, или проваливай.

— Тебе хорошо говорить, а я этого твоего Саху боюсь. Взгляд у него… как посмотрит, так аж до костей продирает, ощущение такое, что прямо в душу заглядывает, да так, что и дышать при нем страшно.

— На то он и Саха, что бы его боялись, — хохотнула я, — да ты не робей, он суровый, но справедливый. Зазря никогда не обидит, а уж ежели ты, что не так сделал, то и отвечать придется по всей строгости. Все, давай спать, он тебя завтра не свет ни заря подымет, уж я его знаю.

Я закрыла глаза и попыталась считать. Цифры, как назло, получались яркие и объемные, что вовсе не способствовало засыпанию, я бросила это занятие примерно на третьем десятке и сосредоточилась на подсчете голов мелкого рогатого скота.

Десятое животное в моем воображении получилось особенно удачным: откормленное, с мягким шелковым руном молочного цвета. Ни с того, ни с сего она начала менять окраску с белой на изумрудно-зеленую. Затем овца повернула ко мне голову белфа, на его маленькой остренькой мордочке проглядывались черты Влада. Владо-белф раскрыл рот и пробасил голосом Сахи: 'Я все равно буду колоться!' После этого заявления мерзкая тварь противно захихикала и начала медленно таять, превращаясь в легкое облачко.

…Влад долго ворочался на неудобной кровати и никак не мог заставить себя погрузиться в дрему. В теплой темноте слышалось ровное сопение спящей Ани, Влад вслушивался в эти мирные звуки, жутко ей завидуя. Вот кто спал сном праведника, хотя, если разобраться, она им и была и упрекать ее за сон, когда он и глаз сомкнуть не может, Влад не имел никакого права. Спина, по своему обыкновению, начала ныть, не давая найти удобного положения. Он поворочался еще немного, затем, махнув на сон рукой, поднялся с кровати, натянул на себя одежду, подхватил рюкзак и вышел из комнаты.

На улице стояла полнейшая тишина, прерываемая изредка звуками ночного леса и тихими всплесками воды в озере. Влад никому не сказал, что в рюкзаке, под подкладкой, зашиты несколько ампул того чудодейственного лекарства, которое прописал ему доктор Карт. Впрочем, он и не соврал Сахе, когда говорил, что ничего не привозил с собой. Рюкзак с тайником выбирал не он, а Аня, не представляющая о его начинке. Так что и не лгал вроде, а просто не сказал всей правды.

Влад воровато оглянулся на спящий дом с темными провалами окон, заспешил к озеру. Надо сделать себе укол, боль отступит, и он сможет уснуть. Всего один раз. Больше он колоться не будет, иначе Анин дядя ему шею свернет, а так и не узнает никто. Влад услышал тихий шорох в нескольких шагах от себя. Он резко обернулся и до рези в глазах уставился в почти непроглядную темноту. На освещенную слабым светом Крека дорожку вынырнул из ближайших кустов старый волк.

— Чего увязался? — недовольно буркнул парень, когда приступ страха сменился узнаванием серого.

Арк застыл, глядя на человека сверкающими оранжевыми огоньками глаз.

— Ну и черт с тобой, — зло заявил Влад, сердясь на волка за пережитый страх, — хочешь подглядывать — пожалуйста! Мне на тебя плевать!

Влад развернулся и заспешил по выбранной ранее еле заметно тропинке, петляющей почти у самого берега. Волк молчаливой тенью следовал за человеком, не отставая, но и не приближаясь больше, чем на два шага. Стараясь не обращать внимания на серого конвоира, Влад выбрал небольшую полянку, скрытую от любопытных глаз густыми кустами. Сел прямо на землю, зарядил походный шприц и закатал повыше штанину. Приложив к внутренней стороне щиколотки прохладный металл, нажал на маленькую кнопочку. Промахнуться или сделать что-то не так не боялся — умная машинка сделает все за него, здесь и медиком-то особо быть не надо, хотя страх все же нахлынул, когда припомнились Анины слова о спрятавшихся венах. Но, скорее всего, благотворно подействовала Сахина баня, так что все прошло без сучка и задоринки. Теплая волна от места укола поднялась через все тело к голове и рассыпалась разрывными пулями блаженства. Влад с тихим стоном повалился на мокрую от росы траву, не чувствуя ни прохладного ветерка, потянувшего с озера, ни намокающей от травы рубашки. Не заметил даже, как Арк, тихо зарычав и грозно щелкнув зубами, исчез, растворившись в темноте леса…

Я резко села на кровати и потерла лицо руками. Черт, это ж надо было такому привидеться! Сама же говорю своим пациентам, страдающим бессонницей, что бы ни в коем случае не подсчитывали баранов. Я, видно, все-таки уснула за этим занятием и вот что получилось!

Встав с кровати, я прошлась по комнате, распахнула окно, впустив в комнату ночную прохладу. Легкий ветерок шевелит занавеску, в воздухе запах ночных цветов, а в окно беззастенчиво заглядывает голубоватый глаз Крека. Все как всегда и на своем месте. Я уселась на подоконник и свесила ноги на улицу. Захотелось курить. Не слазя с подоконника, я протянула руку, извлекла из кармана рюкзака, бело-синюю пачку, и со вкусом затянулась горьковатым дымом. Мне вспомнилось мое студенческое время, когда спирт, ром и все остальные горючие соединения, исключая только нефть и синтетическое ракетное топливо, лились рекой, пачки сигарет едва хватало на полночи, а в комнате висел огромный плакат: 'Студент-медик, помни: курить — вредно, пить — опасно, а умирать здоровым жалко!'

Воспоминания потянулись одно за другим, как ленточки из шляпы старого фокусника. Вспомнился любимый друг и сокурсник Макс Шальнов, с вечно растрепанными волосами и насмешливым взглядом на жизнь. Вот кого мне не хватает больше всех, с ним можно было поговорить обо всем, единственным недостатком, а может и достоинством, Максюши было то, что он полностью не интересовался слабым полом, Макс — гей, вот такие пироги. Память услужливо подсунула мне лицо Макса, с милой улыбкой, вздернутым носом и серо-голубыми, почти как у Влада глазами. Только у Влада глаза, пожалуй, покрасивее будут, да и вообще, в такого и влюбиться не грех, вот если бы он не был моим рабом… Стоп! Оборвала я сама себя и, затушив, выкинула окурок, эко тебя, красавица, занесло. Какая только дурь по ночам в голову лезет! 'Это ты во всем виноват!' — проворчала я и пригрозила кулаком Креку.

Но мое внимание было отвлечено от Крека более интересным зрелищем — темной фигурой, пробирающейся по двору, держась в тени зданий и ведущей в поводу одного из Сахиных коней. Эт-то еще что такое? Конокрады, что ли завелись на подведомственной Сахе территории? Фигура скрылась в тени очередного сарая, я чутко прислушалась, стараясь уловить тихий стук копыт, но не услышала ровным счетом ничего, очевидно человек замотал копыта коня тряпками. Поднять что ли тревогу? Нет, сперва нужно разобраться кто это тут балует, а то как бы конфуз не вышел — может у Сахи появилась дурная привычка выезжать по ночам. О том, что у дяди мог появиться на старости лет интерес женского пола думать очень не хотелось. Или может это Сенька решил под покровом ночи посетить родной дом, вот это была бы удача, не нужно будет его по лесам выискивать. Из моей груди вырвался одновременно вздох облегчения и разочарования, когда темная фигура на мгновение попала в полосу света, это был всего-навсего Олег. Ну, вот, одна загадка решена, и я оказалась права — любовь у мальчишки, иначе к чему таскаться тайком ночью незнамо куда? Что ж, учтем.

Сзади тихо скрипнула дверь, и послышались осторожные шаги. Я резко обернулась, рискуя свалиться почти с четырех метровой высоты. Влад остановился посреди комнаты, удивленно глядя на меня, потом повел носом, принюхиваясь к еще не выветрившемуся запаху табака.

— Аня, ты курила? — удивился он.

— Ты, где шлялся? — шепотом рявкнула я, переходя в нападение и старательно скрывая то, что его отсутствие в комнате я не заметила, — я уже двадцать минут тебя жду!

— Я прогуляться ходил, ты же сама сказала, что бы я проваливал, — начал оправдываться он, нервно теребя рюкзак.

— И далеко ты гулял с рюкзаком? — подозрительно спросила я, слезая с подоконника и, включая свет, — А ну, покажи руки!

Влад раздраженно швырнул поклажу на свою кровать и закатал рукава, подставляя мне под нос руки.

— Где еще смотреть будешь? Ноги? Между пальцев? Или сразу анализ крови на токсины сдать? — обидевшись на мое недоверие, хмуро поинтересовался он.

— Давай спать, — миролюбиво предложила я.

— Тебе хорошо говорить, попробовала бы сама на досках, — он бухнулся на кровать и укрылся с головой одеялом.

— Чего ты психуешь? — я присела к нему на край кровати, и попыталась восстановить мир, устыдившись своего поступка. — Ну хочешь, ложись со мной, — предложила я.

— Ничего я не хочу, — голос его из-под одеяла звучал глухо, — раз купила себе игрушку, так развлекайся.

— Да пошел ты… — пришла моя очередь обижаться.

 

Глава 4

Солнечный лучик, пробравшись сквозь узкую щелочку между шторами, нагло устроился на щеке. Я отодвинулась поближе к стенке, в надежде согнать нахала. Сладко потянулась — как приятно просыпаться самой, без настойчивого дребезжания будильника. Я прислушалась — в доме тишина. Неужели исполнилась моя давнишняя мечта: все свалили и оставили меня в полном одиночестве?

Я сползла с кровати и раздвинула шторы. В комнату ворвался поток солнечного света. Это ж, сколько сейчас времени, забеспокоилась я, пошарив глазами по комнате, отыскивая часы, они, конечно же, куда-то задевались. Но судя по положению солнца сейчас не меньше полудня.

Распахнув окно, села на подоконник, болтая босыми ногами. Озеро поблескивает лазурью в лучах полуденного солнца, на дворе копошатся куры, затевая время от времени шумную возню. Старый волк Арк, развалившись во весь свой огромный рост, делает вид, что дремлет, одним глазом задумчиво поглядывая на курицу, подошедшую совсем близко к его треугольной морде в поисках червячка. Я прикрикнула на волка, он поднял на меня глаза и с философским выражением на морде отошел под навес в тенек, совершенно не огорчаясь, что его план по поимке курицы провалился. Арк подождет, Арк умеет ждать. Топтыгин с шумом плещется в озере в надежде поймать рыбешку. На дворе не видно Сахиных лошадок, значит, хозяин леса отправился на обход своих владений, прихватив с собой Влада.

Я оделась и спустилась вниз, угли в печи уже успели подернуться седым пеплом, в чугунке вареная картошка и несколько ребрышек, рядом записка, написанная ровным подчерком Васены: 'Привет, лежебока. Доброго обеда. Еда в чугунке, если остыла — виновата сама. Я пошла в лес за медом. Мужики ушли на обход, вернемся не раньше двух пополудни. Если Олежка придет с занятий раньше нас, пусть сам соображает себе еду, не смей ничего ему готовить. Он хочет самостоятельности. Отъедайся, отдыхай. Скоро будем. Васена.' Я кинула записку в печь.

Растапливать печь я не стала, выудив из чугунка холодную картофелину, пошла наверх, у меня есть еще полтора часа, пока домашние не вернуться, так что я в полном спокойствии могу порыться на чердаке, разбирая дедушкин хлам.

На чердаке царил полумрак, на столе Сахи восседал огромный филин, видно, решил, что чердак относительно неплохое дупло и теперь, сидел в полудреме, отсыпаясь перед ночной охотой. Птица даже не повернула голову, когда я, громко топая, прошествовала к двери в кладовку. Сорвать мешковину не составило труда, с засовом пришлось куда хуже. Засов давно не открывали, и он успел покрыться ржавчиной, мне пришлось спускаться на кухню и взять у Васены немного масла для смазки. Хорошенько полив засов маслом я навалилась на него всем весом и принялась дергать, смазанный засов поддался неохотно, дверца тихо скрипнула и открылась. Из темных недр кладовки на меня пахнуло сыростью и пылью, смешанных с привычным запахом медикаментов.

Я пошарила рукой по стене, отыскивая выключатель, рука влезла в паутину, запутавшись в ней как в вате, я невольно вздрогнула, наконец, маленький рычажок нашелся, и под потолком вспыхнула подслеповатая лампочка, покрытая толстым слоем пыли. Вдоль стен кладовки стояло старое медицинское оборудование. Вот стоит накрытая куском тряпки допотопная стойка лапароскопии, а вот выглядывает из-под клеенки аппарат искусственной вентиляции легких. Дальше еще какие-то аппараты, о предназначении которых можно только догадываться, их описание, наверное, еще можно найти в книгах по истории медицины.

Я подошла к аппарату искусственных легких и стерла с него пыль. 'Интересно, — пробурчала я, — это еще работает?' Я притащила удлинитель с розеткой и всунула в нее вилку от аппарата. Машина весело гуднула, с шумом сделала одну прокачку, потом затряслась и, с предсмертным хрипом, обдала меня облаком густого черного дыма, замолчала навеки, вместе с ней вырубилась и лампочка под потолком. Тихонечко сквернословя, я выдернула вилку аппарата и, спустившись вниз, пошарила в Сахином сарае. Выудив из ящика с инструментами мощный фонарь, я вернулась к своим изысканиям. За машинами стоял железный шкаф со стеклянными дверцами, в таких раньше содержалась аптека.

Луч фонаря высветил крутобокие бутылки темного стекла, с едва заметными остатками надписей, но прочитать их не представлялось возможным. Я аккуратно, боясь выдавить стекло, потянула на себя дверцу шкафа, он открылся на удивление легко. Я поднесла фонарь совсем близко к бутылкам, пытаясь разобраться в их содержимом. Вроде какая-то жидкость. На одной из них надпись сохранилась лучше всего, на ней значилось: 'Э…р'. Что это за зверь такой? Я потянула на себя тяжелую крышку и почти сунула нос в горлышко, хорошо еще, что почти, а не совсем — в бутылке оказался эфир. Я быстро вернула крышку на место и, засунув бутылку в шкаф, решила больше не рисковать и не обнюхивать содержимое. Неизвестно что еще глубокоуважаемый дедуля залил в емкости, так и без носа остаться можно.

В дальнем углу приютился старинный комод, принадлежавшей еще моей прабабке. Подтащив к нему какой-то ящик, я устроилась со всеми возможными удобствами. Подняв крышку комода, я установила на столе фонарь и принялась изучать пожелтевшие хрупкие листы бумаги. В большинстве своем это была уже никому ненужная бухгалтерия. Листки исписаны не очень понятным подчерком старого доктора. Вот журнал приемов, записи о больных, еще что-то неразборчивое, нет, это уже не так интересно, я кинула журнал во чрево комода, тетрадка ударилась о дальнюю стенку, послышался щелчок, панелька отвалилась, открывая маленькая ниша. Пошарив в ней рукой, нащупала толстый прямоугольник бумаги. Я извлекла его на свет, это оказался запечатанный конверт, на котором стояло мое имя. Меня обдало жаром, наверное, именно так чувствуют себя кладоискатель, внезапно обнаруживший клад. Дрожащими от волнения руками я надорвала краешек. Из конверта выпал листок бумаги, исписанный мелким торопливым подчерком.

'Здравствуй, внучка. Если ты читаешь эти строки, значит меня уже нет. Я знаю, что я умираю, знаю об этом уже давно, но никому ничего не говорил, не хотел расстраивать. Мой доктор говорит мне, что сможет меня вылечить, но я-то знаю, что он ничего не смыслит в медицине, и не принимаю его слова в расчет. Ты не успеешь приехать на мои похороны, жить мне осталось несколько дней. Если ты винишь себя в этом, то знай — я тебя прощаю и очень тебя люблю. Главное, чтобы ты просто помнила старого доктора, большего я не прошу, да и не хочу. Я припрятал кое-что для тебя. Небольшая железная коробка лежит под третьим камнем слева от скобы в дымоходе рядом с дверью для чистки дымохода. Это предназначается только тебе, я надеюсь, ты обрадуешься.

Любящий Анечку дед Петр'.

Последние строчки поплыли перед глазами, слезы мешали читать. Я вытерла их рукавом и, шмыгнув носом, поднялась и вышла из кладовки, тихо притворив за собой дверь. Глаза натолкнулись на сложенную из камня стенку дымохода. Я знала, где находится та дверца, о которой писал дед. Проведя рукой по камням дымохода, нашла спрятанное между ними кольцо. Упершись ногой в стену, потянула на себя. Тяжелая дверь отделилась от общей кладки, открывая за собой покрытое сажей жерло дымохода. Я оглядела стены, где же это чертово кольцо? Став на край трубы, я одной рукой ухватилась за косяк, а другой принялась шарить по саже. Кольцо я нашла довольно быстро, отсчитала от него три камня. Третьим кирпичом в дымоходе служил срезанный камень, надежно прикрепленный к железной дверце, за которой располагалась узкая ниша уходящая в глубину кладки. Я просунула руку в нишу. Пальцы почти сразу наткнулись на обещанную коробочку, но она лежала слишком глубоко, так что я просто царапала по ней ногтями, а достать никак не могла. Надо поменять руки, правой опереться о стену дымохода, а левой попробовать добраться до клада. Не подумав о возможных последствиях, я нависла над дымоходом. Так дотянуться до коробочки оказалось проще. Я вытащила ее наружу и уже хотела обратным порядком вернуться на чердак, как восседавший на столе филин неожиданно ухнул, перепугав меня. Ноги, стоящие на самом краю на миг дрогнули и я, потеряв равновесие, полетела вниз, прижимая к себе вожделенную коробочку.

Я пыталась затормозить падение, но добилась только того, что меня начало швырять по трубе и я в кровь сбила колени и локти. 'Как же хреново Санта Клаусу! И куда подевался Оле Лукое?' — одна за другой пришли в голову идиотские мысли. И, набрав приличную скорость, я со всего размаху ухнулась на золу, взметнув вокруг густое черное облако сажи и пепла. У меня захватило дух, потом я вспомнила, что дышать все же надо, и заставила себя сделать глубокий вдох. Он получился не такой глубокий, как я хотела, и смешался с протяжным всхлипом, исходящим за пределами камина. Я приподняла голову и увидела в дверях гостиной бледного Олега, смотрящего огромными глазами в мою сторону. Я хотела ему сказать, что это я, Анька, а не выходец из преисподней, но еще не до конца успела отойти от шока. Из горла, вместо слов, вырвался непонятный хрип. Олежка, услышав это воззвание, почему-то присел, развернулся на полусогнутых ногах и, с по-детски тонким, всхлипом 'Маманя!' вылетел из дома. 'Вот дурак!' — подумала я, осторожно пошевелив пальцами сначала на руках, а потом на ногах. Вроде, все работает. Это дает надежду, что мне не удалось сегодня свернуть себе шею. Я осторожно согнула ноги в коленях, заставляя себя перевернуться на спину и, пыталась придать своему телу более удобное положение. Сейчас немного отдохну и надо будет выбираться, от этого малолетнего идиота помощи ждать не приходится.

…Утро и первая половина дня показались невыносимо долгими, и заканчиваться никак не собирались. Как и предупреждала Аня, Саха поднял его, еще до рассвета, всунул в руки кружку с какой-то горькой гадостью и приказал выпить. С удовлетворением понаблюдал, как Влад давится густым отваром, а потом прогонял полдня по лесу без завтрака и привалов.

Влад тащился за егерем по душному лесу и, судя по горящим мышцам, отмахал за сегодня не менее сорока километров, ноги совершенно отказывались передвигаться. А этому извергу, Влад почти с ненавистью покосился на широкую спину, маячившую перед носом, хоть бы хны, вон как шагает. И ничего его не берет — ни духота, липким покрывалом обволакивающая тело, ни противная мошкара, забивающаяся в глаза и ноздри, и спидометра, похоже, в нем не предусмотрено, ноги передвигает как заведенный. Если это только начало, то уж лучше удавиться прямо сейчас.

С той стороны, куда они направлялись, и где в просветах между деревьями уже виднелось озеро, послышался оглушительный треск. Саха подобрался и пихнул Влада за ближайшее дерево, так, что тот еле на ногах удержался. Это ж какая у мужика силища? Через мгновение на поляну выскочил Олег с совершенно безумными глазами. Увидев отца, бросился к нему, как бросается маленький ребенок. Саха сына обнял, Влад с завистью смотрел, как Анин дядя провел широкой ладонью по темным волосам Олега, успокаивая парня. Потом Саха сына от себя отодвинул и взяв за плечи встряхнул слегка, что б в чувство привести.

— Говори! — потребовал отец, глядя сыну в глаза.

— Батя, там… в доме… там…

— Что там в доме? — не проявляя ни капли нетерпения переспросил Саха.

— Там что-то непонятное, — забормотал Олег, какую-то чепуху, — наверное, это домовой или еще что, оно в камин упало, черное совсем и воет…

— Олежка, ты не перегрелся часом? — Саха дотронулся до лба сына, пробуя на температуру.

— Я не перегрелся, — заныл Олег, стряхивая с себя отцовскую руку, — оно действительно там, иди, сам увидишь.

— Хорошо, пойду, но предупреждаю тебя сразу — если это твоя очередная шутка и в камине никого не окажется, я тебе такой воспитательный процесс устрою, неделю на задницу не сядешь.

— Батя!.. — уши Олега вспыхнули огнем, и он покосился на стоящего рядом Влада.

Но Влад слушал их разговор в пол уха. В доме должна была остаться только Аня. Значит… Сердце противно сжалось и ухнуло куда-то вниз, где темно и холодно. Влад сорвался с места и очертя голову побежал туда, где виднелся дом, скатанный из огромных стволов деревьев, усталости как не бывало. Только бы эта дурочка жива осталась! И что ее в трубу понесло?.. Ладно, это все потом, только бы жива… и сердце бьется через раз, а руки стали ледяные. Влад не слышал, как за его спиной, ломая сухие ветки, бежал Саха…

Усилием воли я все же заставила двигаться ноющие конечности и начала выползать из камина, оставляя вокруг себя черные следы на чистом полу. Васька башку отвернет, с досадой думала я, уже почти выбравшись, когда в сенях послышался топот и громкий голос Сахи, вещавший что-то по поводу 'белой горячки', которая внезапно посетила Олега.

Первым в комнату влетел Влад, увидев мое бедственное положение, выдал, сквозь зубы, что-то очень неприличное и, не заботясь о белой рубахе, подхватил меня на руки, потащил к раковине в кухне. За ним в помещение протиснулся Саха, они вдвоем принялись отмывать меня от копоти, беспощадно орудуя мылом и мочалками. Мыло пекло, попадая в свежие ссадины, и я с шумом втягивала в себя воздух. Жаловаться было бессмысленно и мне не осталось ничего другого как терпеть, хотя очень хотелось зареветь, добиваясь сочувствия. Смыв большую часть сажи они потащили меня на чердак. Дальше я мало что помню, Саха влил мне в рот ложку какой-то мерзости и я, кажется, уснула.

Когда я пришла в себя в комнату уже закрадывались мягкие сумерки. Я лежала в нашей с Владом комнате, на табуретке возле моей кровати кто-то сидел. Я немного приоткрыла глаза и напрягла зрение, сначала контуры фигуры поплыли, но потом стали намного четче, и я, скорее почувствовала, чем поняла, что это Влад. Я продолжала лежать, не шевелясь, не желая обнаруживать, что уже проснулась

Влад взял мою перебинтованную руку в свои, и прижал ее к щеке, украдкой поцеловал ладонь. Я чувствовала его тепло через ткань бинта.

— Влад, — послышался из коридора голос Васены, — иди ужинать, она все равно продрыхнет до утра, ты ей сейчас нужен как собаке пятая нога!

Парень аккуратно положил мою руку на одеяло, и откинул с моего лица прядь волос. Его пальцы задержались, и он робко погладил меня по щеке, от его прикосновения, по телу пробежала горячая волна. И как это, спрашивается понимать? Он поднялся и бесшумно выскользнул из комнаты.

Едва за ним закрылась дверь я села, чуть не взвыв от резкой боли в правом боку. Осторожно ощупала себя, так, что мы имеем? Тугая повязка на ребрах и ноющая боль при каждом вдохе, это как минимум трещина. Позвоночник на месте, руки, ноги, кажись, тоже, это радует. Теперь главное добраться до рюкзака и нажраться таблеток, ускоряющих регенерацию. Я конечно, сторонник естественного процесса заживления, но подстегнуть его никогда не мешает.

Туго перебинтованные пальцы никак не желали слушаться и расстегивать узкие ремешки клапана. Справившись, отыскала нужный мне контейнер с ярко желтыми капсулами, высыпав на ладонь штук шесть шариков, одним махом проглотила их все. Кое-как добралась до кровати, взвалила на нее свое ноющее тело и моментально уснула.

В постели пришлось проваляться несколько дней, зализывая раны. Было немного скучновато. Хотя я и не спорила, все-таки приятно, иногда оказаться слабой и поиграть на нервах у окружающих. Влад, бедняга, рвался на части между мной и Сахой. От меня не отмахнешься, со мной еще жить, и с Сахой не поспоришь, это чревато последствиями. А дядя, справедливо считая, что добрая половина бед человечества от переизбытка свободного времени, построил распорядок дня Влада так, что у парня времени думать не было, не то что присесть.

…Реальность оказалась куда хуже, чем он представлял, после первой прогулки с егерем по лесу. Аня лежала на втором этаже, завернутая в бинты, как ребенок в пеленки. Единственное куда ей позволяли ходить это в туалет, а еду и все остальное приносили прямо в комнату. Падая, она сильно повредила пальцы. Саха ворча под нос, намазывал ее руки какой-то вонючей дрянью, туго забинтовывал, так что ложку она сама держать не могла. Приходилось кормить. Всякий раз Влада с тарелкой встречало ворчание, но деваться ей было некуда. Во избежание капризов Саха в грубоватой форме объяснил, что пальцы для девушки самое главное и чем меньше она ими двигает, тем лучше заживают. Так что Аня на несколько дней полностью выбыла из строя. Оказавшись без ее поддержки, Влад почувствовал себя более чем неудобно, будто его голым выпихнули на площадь, забитую до отказа народом.

Саха ежедневно гонял Влада на пробежки, одну короткую, в три километра, поутру, когда Бора еще только-только просыпалась обласканная своим солнцем. После пробежки обязательная кружка тошнотворного отвара. Завтрак и работа по дому. Воды натаскать, дров наколоть или еще чего. До обеда еще одна пробежка длиной в десяток километров. А после в лес, по делам.

В первый раз за долгое время взявшись за топор, Влад проклял все на свете и прежде всего свою теперешнюю жизнь. Твердые шишки мозолей, что раньше покрывали ладони, без физического труда сошли, и парень стер руки в кровь. Пришедший собрать наколотые дрова Саха осмотрел его ладони, раздраженно цыкнул зубом и отвесил оглушительный подзатыльник, ласково поинтересовавшись, на кой черт возле топора лежат перчатки, и есть ли у Влада мозги. Ответить было нечего. Егерь фыркнул и сам промыл ему руки, наложил на раны мазь и забинтовал.

Насколько у смотрителя леса тяжелая рука Владу пришлось узнать совсем скоро. Парню надлежало обкосить загородку на выгоне, где паслись хозяйские кони. Егерь выдал перчатки, косу и показал, как ею пользоваться. Оставшись один на один со странным инструментом, Влад покрутил косу в руках, потрогал лезвие пальцем. Косить не сложно. Взять левой рукой за косовище, а правой за ручку. Правая нога впереди, левая сзади, слегка повернуться на левое плечо и круговым движением справа налево. Справа налево. Спра… коса звонко лязгнула, наткнулась на что-то твердое и застряла. Влад резко дернул, и едва не завалился назад, когда коса выскочила на волю. Парень с ужасом уставился на расколотый надвое обушок. Втянул голову в плечи, боясь представить, что с ним за это сделают. Пока решал, что лучше — спрятать поломанную косу или сбежать, появился Саха. Егерь осмотрел инструмент и поманил парня за собой. Пристроив косу к ограде, уныло потащился следом, по дороге стягивая рубашку. Ясно же зачем зовут.

Завернув за угол конюшни, Влад увидел, как Саха придирчиво выбирает длинные шесты. Два. Парень внутренне сжался, представляя, как его сейчас наградят этими палками. Живым бы остаться. Егерь с усмешкой глянул на полуголого подопечного и бросил ему один шест. Влад еле успел поймать.

— Выходи, чего стоишь? — Саха повел своим шестом, указывая на широкую свободную площадку у ворот конюшни.

— За-зачем это? — не спеша двигаться с места спросил он.

— А затем, что я тебя наказывать буду, но у тебя будет шанс остаться не битым и даже попытаться достать меня. Но, все что прилетит, все твое.

Внезапно озлившийся Влад исподлобья посмотрел на ухмыляющегося Саху, уже забывая, что виноват. Ах, так даже! Семейка извращенцев! Ну, сейчас посмотрим, кто кого. Парень поудобней перехватил шест и скользнул на середину площадки, выставив оружие перед собой. Первым он нападать не будет, нужно изучить противника. Влад поднял шест, держа горизонтально земле. И вовремя. Саха сделал выпад, метя в живот. Бывший гладиатор недаром считался одним из лучших. Он не только успел отразить удар, но сумел отбросить противника. Егерь хмыкнул и взялся за парня всерьез.

Влад едва успевал уворачиваться, отражая молниеносные атаки. Действительность сплелась в глухой стук шестов, хриплое дыхание и яркие вспышки боли от пропущенных ударов. Прыжок вверх, блок защиты, отскок, уходя из-под следующего удара. Блок. Уход. Попытка атаки. Влад замешкался, и Саха тут же воспользовался заминкой, скользнул в сторону, одновременно нанося удар. Парень едва не заорал, когда палка крепко прошлась по заднице. Егерь зацепил его за щиколотку, подсек и Влад со всего маху опробовал землю на твердость.

Подрастерял квалификацию, с тоской думал Влад, пытаясь вдохнуть. Как ни старался, а достать Саху так и не сумел. Ни разу. А сам огреб по полной программе.

— Неплохо. Совсем неплохо, — прокомментировал Саха, — поднимайся, хорош симулировать, я ж вижу, что ты живой.

Влад тяжело перевернулся на спину, уцепился за протянутую руку, осторожно поднялся и принялся отряхиваться, сплевывая песок.

— Иди, обмойся в озере, ты весь в песке.

Парень молча кивнул и заковылял к воде, потирая избитые места. Ошибаться сразу расхотелось.

Прихрамывая, обошел кусты так, чтобы его не видели из дома, принялся стаскивать штаны. Мимоходом осматривая себя. Отметины, оставленные Сахой, еще не проявились, но они будут. Обязательно будут. Что он теперь Ане скажет, когда та увидит, что весь в синяках? И если тот, что на заднице еще можно скрыть, то со спиной и плечами, куда в основном приходились удары, спрятать будет проблематично. Влад, осторожно ступая, вошел в озеро. Далеко заходить не стал, плыть не хотелось. Хотелось полежать.

Прохладная вода приятно омывала разгоряченное тело, смиряя боль и отгоняя усталость. Даже думать не хотелось, что придется вставать и куда-то идти. А Саха его удивил и сильно. Наказывать, говорит, буду, и вместо того, чтобы избить, драться заставил. На равных. И будь Влад половчее, егерю тоже пришлось бы несладко. А ведь мог и выпороть безо всяких затей, за сломанную-то косу!

— Влад! Где ты? — его уединение прервал зычный голос Васены. — Куда ты задевался, дрянной мальчишка?

Кусты раздвинулись, на берег вышла Анина тетка, держащая в руках огромное полотенце. Парень быстро сел, подтянув колени к груди.

— А, вот ты где спрятался! Вылезай, обормот, замерз небось, как собачонка, — женщина растянула в руках полотенце.

Влад поднялся и вышел из воды. Василиса приняла его, как ребенка укутывая в мягкую ткань.

— Сильно болит? Ох, ты горюшко мое, — его обняли, ласково погладили по мокрым волосам, совсем не обидно жалея, — Как же это ты так исхитрился косу-то сломать? Давай-ка в дом, чаем тебя напою.

Васена повела его в дом, сокрушаясь по дороге, что ему так сильно досталось. Встреченный Саха был обозван старым, безмозглым чертом, на что грозный егерь расхохотался и поцеловал жену в щеку, похлопал Влада по плечу, посоветовав впредь быть половчее, чем окончательно запутал.

Скрыть синяки от Ани оказалось даже проще, чем ожидал. И всего-то нужно было, являться после того, как в комнате выключался свет, и уходить, пока девушка еще спала.

Где-то через пару дней добавилась еще одна пытка. Саха посадил его на лошадь, забыв поинтересоваться, умеет ли Влад ездить верхом. Влад не умел. Но егеря это нисколько не волновало, он легко вскочил в седло и, бросив, что едут на дальний кордон, послал коня в галоп. Пришлось не отставать. Об этом впоследствии было очень больно вспоминать. Проведя день в непривычном седле, Влад немилосердно натер задницу и возвращался домой уже стоя в стременах — сидеть, не было никаких сил и терпения.

Парень с тоской смотрел на жесткий деревянный стул у накрытого стола в гостиной, внутренне содрогаясь при мысли, что придется на него садиться. Положение спасла Василиса, строго приказав Владу отправляться ужинать на кухню. Попытавшийся было возражать Саха, словил на себе хмурый взгляд жены, и тут же уткнулся носом в тарелку. Так что последующие пару дней Влад, стараниями Василисы Андреевны, питался исключительно на кухне и только за закрытой дверью, что позволило сохранить остатки собственного достоинства. Вечером того же дня делая массаж, Василиса уделила особое внимание пострадавшей от седла части тела и Влад, не таясь, смаргивал слезы, когда женские пальцы растирали отбитые мышцы.

Еще приходилось многому учиться, Саха натаскивал его как гончую, заставляя различать зверье по следу; плести веревки из лоз и травы, обращаться с арканом, и многое другое. А так как Саха учитель строгим, отлынивать не было ни какой возможности.

Как-то Влад решил попрактиковаться с непокорной веревочной петлей и заарканить Арка. Арк никому не позволял с собой фамильярного отношения, восприняв эту попытку как личное оскорбление. В следующую секунду Влад оказался на земле, прижатый огромной волчьей тушей. Арк изорвал в клочья одежду, напугав парня до смерти. Сделал это волк больше для острастки не оставив на коже ни царапины, мол, не балуй, молодь.

Саха, выйдя на крыльцо, наблюдал показательную казнь, но волка не отогнал. Дождался, пока Арк закончит начатое, потрепал по холке, а поднятый с земли Влад, получил вместо сочувствия очередной бой на палках и потом почти до ночи чистил конюшню и хлев.

Едва солнце Боры опускалось за горизонт, Саха загонял Влада в жарко натопленную баню на самую верхнюю полку, а после растирал так, что кожа до слез горела. Самым приятным во всем этом были массажи Василисы. От ее рук становилось тепло и спокойно. Ближе к полуночи, доползая до кровати, он падал, мгновенно засыпая, уже не обращая внимания на жесткие доски.

Ночью, ни о каких уколах и речи не шло, днем же ничего получиться не могло. Он постоянно находился на глазах. Саха, умудрявшийся держать Влада в поле зрения, едва замечал его тоскливые взгляды, направленные в сторону какого-нибудь укромного уголка, сразу же нагружал еще большим количеством работы. В итоге, Влад вообще перестал крутить головой, выполняя положенную работу не отвлекаясь. Несмотря на все драконовские порядки, установленные специально для него, бояться Саху перестал, видя, что ничего страшного и сверхъестественного тот не требует. Через неделю подобного террора Влад обнаружил, что его не тянет подходить к рюкзаку, и залазить за подкладку.

Отправляясь в город, Саха брал Влада с собой. Самым неприятным в этих походах был ошейник. Впрочем, Влад сам настоял, объяснив, упирающемуся егерю, что так проблем будет меньше, все равно все знают кто он. Олег проболтался, то ли по дури, то ли из глупой подростковой мести…

Видя, что Влад находится под постоянным и неусыпным надзором я переключила свои мысли на Арсения. От братца не было никаких известий, меня это начало здорово беспокоить, хотя Васена и утверждает, что три недели это не срок. За дни вынужденного бездействия я вспоминала все известные мне места, куда мог податься Сенька. Перебрав в памяти около сорока, возможных лежек, я остановилась на гроте, надежно укрытом водопадом, примерно в дне пути отсюда. Мы набрели на него случайно. Осматривая находку, Арсений расхваливал грот, обмолвился, что это идеальное убежище и если ему придется когда-нибудь прятаться, то лучшего места не найти.

Чувствовала я себя достаточно сносно и уже не могла дождаться, когда Саха позволит снять бинты. Душа требовала свершений, но лекарь не спешил. Я лежала и строила планы, как поеду уговаривать Сеньку вернуться. Самое сложное в этом — заставить Саху вести себя спокойно, но этим, я думаю, займется Васена.

Строить планы, и не воплощать их в жизнь быстро наскучило. Я, подтянувшись, села, стянула с рук бинты. Пальцы почти зажили, так что повязки начали мешать. Пошевелив освобожденными конечностями, я извлекла из-под подушки жестяную коробочку, которую так и не успела осмотреть.

Крышка с тихим лязгом отскочила, открыв под собой в несколько раз сложенную хирургическую салфетку. Я откинула голубую ткань, скрывающую набор инструментов. Я с осторожностью подцепила скальпель и поднесла его к глазам. И ничего ж себе! Платина! Бережно уложив скальпель в гнездо, продолжила исследовать коробку. С внутренней стороны крышки выгравирована надпись: 'Разделяй и властвуй!' А дедуля шутник. Я с восхищением перебирала бледно мерцающие скальпели, зажимы и пинцеты. Такой набор стоит бешеных денег, да что там, какие-то деньги! Он бесценен и его место в музее, такого вида и инструментов-то уже не производят.

Захотелось похвастаться перед кем-нибудь своим богатством. Я слезла с кровати и подошла к окну. На дворе царило оживление, какие-то мужики что-то обсуждали с Сахой, иногда к этому присоединялся высокий голос Васьки. Говорили они все разом и очень громко, так что слов не разобрать. Почти под домом на деревянной чурке сидел Влад, настороженно прислушиваясь к разговору.

— Влад, — позвала я, забывая о кладе, — что случилось?

— Аня, ты зачем встала? — Влад задрал голову и, прикрыл глаза ладонью, спасаясь от вечернего солнца, — тебе лежать надо.

— Иди сюда, — попросила я, — голова кружится, вывалюсь еще.

Влад поднялся и поспешил в дом. Зайдя в комнату, первым делом определил меня в кровать, плотно укрыл одеялом и устроился рядышком.

— Так что случилось-то? — повторила я вопрос, вертясь на подушках.

— Пришли крестьяне из деревни за лесом и небылицы про чудище рассказывают, оно де, повадилось поля разорять и пакостить всячески. Саха на охоту идет, а меня с собой брать не хочет — мал еще, говорит, — жаловался Влад, переходя на Сахину манеру говорить. — Ага, как дрова колоть, крышу крыть, да хлев чистить, так не мал, а как на охоту идти — не дорос, видишь ли!

— Хорошо, — кивнула я, пытаясь скрыть улыбку, — подай мне одежду, я сама с ним поговорю.

— Ну что ты вытворяешь? Тебе вставать нельзя! — Влад покосился на дверь. — Если сейчас Саха зайдет, знаешь, как мне влетит? Не хочу я уже не на какую охоту!

— Влад, кто из нас врач я или Саха?

— Вас сам черт не разберет, кто из вас кто! — пробормотал Влад доставая из шкафа мою одежду.

Под его осуждающим взглядом я сняла повязку с ребер, дышать сразу стало легче, и принялась одеваться, Влад предупредительно уставился на стену.

— Пошли, поговорим с твоим обидчиком, — усмехнулась я.

— Вот только при нем не надо так говорить, — раздраженно заметил Влад, — потом проходу от насмешек не будет!

Осторожно ступая, выбралась на лестницу, с каждым движением идти было все легче. Когда добралась до последней ступеньки, голова почти перестала кружиться. Влад трогательно поддерживал меня под локоть, не иначе боялся, что Саха ему голову открутит, если я грациозно проедусь по ступенькам на заднице. Выйдя на улицу, я огляделась, отыскивая высоченную фигуру смотрителя. Он вывернул из-за ближайшего сарая и быстрым шагом направился к нам. При виде Сахи Влад заметно напрягся и отступил на шаг.

— Ну, наконец-то, — беззлобно заворчал на меня егерь, в глазах которого плясали веселые искорки. — А я все думал, насколько тебя хватит паиньку разыгрывать! И кто же подтолкнул тебя покинуть свое пристанище? Неужто этот шалопай непутевый? — Саха кивнул на Влада. — Наябедничал небось, что с собой не беру.

— Примерно так, — не стала я спорить, а Влад обиженно засопел.

— Ладно, — покрутил Саха головой, — пошли, но только потом без соплей, ежели что.

— Не будет никаких соплей, — проворчал Влад, но видно было, остался доволен.

…На сборы ушло не более десяти минут и, прихватив с собой мощные фонари, быстрым шагом направились к темнеющей кромке леса. Шли молча. Лес постепенно оживал от дневной жары, готовясь к ночной охоте. Потянуло сыростью, овражки до краев заполнились предвечерними сумерками, обещающими в скором времени расползтись и укрыть чащу ночным покрывалом. Саха двигался вразвалочку, почти бесшумно не глядя под ноги. Влад, приноравливаясь к его шагу, попробовал подражать, но ничего не выходило. Нечаянно наступил на сухую ветку. Ветка оглушительно треснула, распугав птиц. Саха одарил неуклюжего спутника чувствительной затрещиной.

Между редеющими стволами деревьев показались огни деревни, откуда с жалобой приходили крестьяне. В саму деревню входить не стали. Двинулись по кромке леса вокруг, туда, где за деревней виднелось засеянное поле с налитыми колосьями желтой пшеницы, склоняющимися под собственным весом почти до земли. Поле врезалось в лес, заканчиваясь почти у первых деревьев.

— Ну что за люди, — посетовал шепотом Саха, глядя на это безобразие, — говорил же им, не сейте у леса, там тропа звериная проходит, так нет — не послушались, теперь бегают, жалуются! Им только дай волю, так они все деревья повырубят да жраньем позасаживают!

Подойдя ближе к краю поля, они увидели предмет жалоб крестьян. Крайние полоски были напрочь вытоптаны, и заново отвоеваны зверьем. Саха присел на корточки принялся внимательно осматривать звериную тропу. Влад с умным видом заглядывал ему через плечо.

— Ну, мелочь, чья ножка следочки оставила?

— Мне кажется, это кабан, — не слишком уверенно проговорил Влад — следы были странные: вроде кабаньи, а вроде и нет.

— Бездельничаешь-лентяйничаешь? Накажу! — Саха хмуро оглянулся через плечо.

Парню ничего не оставалось, как опуститься на колени рядом с Сахой и почти носом уткнуться в пахнущую вечерней сыростью землю. Уж очень не хотелось, что бы суровый егерь выполнил угрозу. На подробное изучение следов ушло около десятка минут, и только после этого Влад мог с уверенностью сказать, что это был барракан.

— Правильно, — одобрительно покачал головой егерь, уже успевший встать и теперь смотревший на своего ученика сверху вниз, — это барракан, совершенно мирное животное и максимум, что оно могло сделать, так это посевы пожрать, а уж никак не телков резать.

— Так может, стоит взглянуть на тех телков? — предложил Влад.

— Правильно мыслишь, мелочь, — кивнул Саха, — так и сделаем.

Убиенных животных сельчане уже успели закопать, благо, что не съели. Скорее всего, побоялись какой болячки. Кабы сожрали, истины и не доискаться. Владу, естественно, досталась сомнительная честь выкапывать животину, а Саха стоял на краю ямы, скрестив руки, и добродушно подначивал. На выкапывание ямы ушло не менее получаса, Влад весь взмок и перепачкался землей. Егерь помог извлечь трупы животных, а после выдернул и самого Влада. Пока они копались, стало совсем темно, так что пришлось включить захваченные фонари. Вокруг собралась целая толпа любопытных сельчан, к этому времени успевших закончить свои дневные труды. Они, недовольно галдя, обступили Саху и принялись предъявлять ему какие-то претензии. Саха смотрел на них, как смотрит Топтыгин на Олежку, когда тот пытается приставать к медведю.

Влад приступил к осмотру животных, не обращая внимания на озлобленных граждан — не мешают и ладно. Даже после поверхностного осмотра телков Влад установил, что никакой не зверь их грыз. Животина была самым вульгарным образом зарезана, правда порезы пытались неумело маскировать, что еще больше бросалось в глаза. Сделал все это непотребство, скорее всего, не в меру завистливый сосед, если не сам хозяин, а теперь они хотят свалить это безобразие на Сахиных подопечных и добиться отмены положения о заповеднике.

Влад усмехнулся, покачал головой и, отозвав Саху в сторонку, доложил о положении дел. Егерь хмыкнул, потрепал Влада по плечу, а после спустил на жителей деревни таких собак, что Влад удивился, как это они не обделались со страху и не разбежались по своим хаткам. Этого не случилось, скорее всего, потому, что они просто остолбенели от Сахиного рыка.

Погрохотав над деревней оглушительным громом минут двадцать никак не меньше, за это время вся деревня успела узнать кто с какими родственниками, домашней и прочей живностью вступал в половую связь. Закончив углубленное рассмотрение генеалогии села, Саха спокойным размеренным шагом, направился в сторону дома. Владу не оставалось ничего другого, как подхватить их нехитрый скарб и поспешить за егерем.

Домой добрались не в пример быстрее, чем к деревне, за каких-то полчаса. Саха ломился через лес как лось во время гона, не заботясь ни о тишине, ни о корнях деревьев, выпирающих из земли, о которые то и дело спотыкался Влад, едва поспевая за егерем. Парень смог спокойно вздохнуть только, когда деревья расступились, открывая сверкающую гладь озера и приветливый огонек дома. Из ближайших кустов вывернул Арк, и серой тенью затрусил рядом с Сахой.

Переступив порог дома, Влад сразу же отправился в душ смывать с себя сантиметровый слой грязи и пота. Сквозь шум льющейся воды до него доносился рык хозяина дома, видимо тот рассказывал остальным о визите в деревню. Потянуло сквозняком, а затем тихий хлопок двери.

— Ну, что, охотник, как настроение? — донесся до него насмешливый Анин голос.

— Отвратительно, — честно признался Влад, выглядывая из-за занавески, — я-то думал, что там зверь какой страшный, а оказалось, тьфу, даже говорить противно…

— Ага, — весело подтвердила она, — Сахе вон тоже противно, однако ж, ревет на весь дом, как белуга.

— Ань, подай полотенце, — Влад выключил воду и протянул руку.

Одевшись в свежую одежду и, сбрив успевшую вырасти за день щетину Влад, наконец, почувствовал себя человеком. После ужина оказалось, что заниматься им сегодня никто не собирается — Саха был слишком зол, а Василиса Андреевна решила дать парню передышку. Радуясь своей неожиданной удаче, Влад сразу же отправился спать…

 

Глава 5

Мне пришлось встать рано, что бы выловить Олега перед школой. Надо было узнать у него адрес Сенькиной невесты. Олег долго не хотел колоться, так что пришлось идти на шантаж и пригрозить, что я расскажу Васене о ночных прогулках. Мальчишка, закатив глаза к потолку и, тяжело вздохнув, раскрыл страшную тайну.

После завтрака я собралась в город. Дел особых не было, но надо позвонить домой, и в банк зайти, снять немного денег. Нехорошо на чужой шее сидеть, да еще в двойном размере. Неплохо еще взглянуть на невесту Сеньки. Да буде врать-то, дохтур! Только за тем и идешь! На невесту глянуть и не нужна она тебе вовсе, чтоб вернуть Арсения, а любопытно тебе. Ну да, за тем, да, любопытно и что?! А ничего!

Я выглянула из окна, отыскивая Влада глазами, он был занят уборкой двора и имел крайне несчастный вид. Похоже, парню до зубовного скрежета осточертело скрести граблями по земле. Конечно, тащить его с собой нет особой необходимости, но и пожалеть стоит. Все время находиться под Сахиным присмотром это не всякий выдержит. Владу по всем статьям положен заслуженный перерыв. Окликнув Влада, попросила оседлать коней, сообщив, что отправляемся в город. Влад с удовольствием кинул грабли и пошел на выгон, где паслись кони. Не прошло и десяти минут, а мы уже выезжали со двора. Наловчился, смотри ты! На опушке остановил Саха, смерил парня недовольным взглядом, но сказал только, чтобы сильно не задерживались, после обеда надо в лес сходить.

До города доехали быстро. У самой кромки леса Влад попросил подождать. Он спешился, привязал коня к дереву. Снял рубашку, подставив нещадному солнцу Боры голые плечи, разулся и нацепил на шею узкую полоску ошейника. Аккуратно сложил рубашку и удобные мокасины в седельную сумку, повернулся ко мне. Действия были привычны и отработаны, а я только и могла, что хапать воздух от возмущения.

— Я готов, — весело сообщил он.

— Что за умопомрачение? Тебе солнышком голову напекло? — раздражаясь, поинтересовалась я, разглядывая его полуголую фигуру.

— Просто у Олега слишком длинный язык, — пожал плечами Влад, всем своим видом показывая, что ему совершенно наплевать на свой внешний облик, — да и с Сахой я уже в город в таком виде ходил. Городок-то малюсенький, все, небось, уже видели, а теперь представь, если я сейчас с тобой, да бок о бок. Сбежал, скажут, и в полицию донесут. Зачем тебе это?

Мне это было совершенно не зачем. А в голове уже вызревали планы на вечер, а было их много! Олегу оторвать башку, Сахе ввалить, как коню. Я же просила! Всех и каждого просила не сметь! А сейчас попробуй с Владом поспорь, тем более, если прав, но я все-таки попросила:

— Одень, хотя бы обувь — ноги поранишь. Жара сегодня, дорога, небось, как угли.

— Ничего, — рассмеялся он, — я целую неделю хожу за Сахой в таком виде и успел привыкнуть. А за тобой — хоть по раскаленным углям, хоть по битому стеклу — мне все равно.

— Вот, шальной! — Покачала головой я, — ну, тогда пошли. Только не смей хватать меня за ноги, цепляясь за стремя, возьми, лучше, под уздцы.

— Как скажешь, — с некоторой ноткой огорчения отозвался он, берясь за повод.

До города оставалось не больше километра. Идти предстояло по песчаной дороге, усыпанной острыми, как бритва, блестящими камушками. Влад хотел перейти с шага на рысь, но я запретила, беспокоясь о его босых ногах. Я сидела в седле, чуть покачиваясь в такт лошадиному шагу, от нечего делать, разглядывала Влада. За полторы недели он здорово загорел. Легкая ткань штанов выгодно подчеркивает сильные ноги. Волосы отросли и посветлели, выгорев на солнце. Движения стали плавными и легкими, а походка осторожной, теперь повадками он походил на большую кошку, хищную и опасную. Любуясь его смуглой полуголой фигурой, я словила себя на том, что мне хочется подойти к нему сзади, обнять, прижавшись к, лоснящейся на солнце, спине. Чувствуя его тепло, целовать, солоноватую кожу, провести, еле касаясь пальцами, по ложбинке позвоночника и услышать под пальцами дрожь, пробежавшую по его телу.

Представляя себе эту картину, почувствовала горячую волну, которая, родясь где-то в глубине, захлестнула меня всю. Я поняла, что еще чуть-чуть, и это все сделаю. А потом включился разум, окатив холодным душем, заставил взять себя в руки. Я прикрыла глаза, пытаясь убедить себя, что это не то, еле уловимое чувство, сознание о котором всколыхнулось где-то на самом донышке души. Это не я, это все солнце, Бора и надпочечники виноваты. Да это они, маленькие мерзкие придатки, которые в самый неподходящий момент окатывают мощной волной адреналина, заставляя предательски дрожать пальцы и биться сердце в бешеном ритме.

— Аня! — услышала я, голос вернул меня в реальность, я настолько замечталась, что не заметила, как мы вошли в город, — Аня, — повторил Влад, переступая с ноги на ногу, пытаясь уберечь ступни от пышущей жаром мостовой, — куда мы идем сначала?

— В обувной магазин, — голосом, не терпящим возражения, заявила я.

Прикон, как и все молодые города вселенной, был похож на другие как две капли, хотя и разросся в последнее время. Прямая, как стерла, главная улица заканчивалась зданием городского управления, в котором мирно соседствовали губернатор, со всею свитой, местная полиция, нотариус, суд, банк и контора ритуальных услуг. Сзади к этому зданию притулилось кособокое здание местной тюрьмы. На целых четыре камеры, которые, впрочем, большую часть времени пустовали. Через два дома от городского управления высилось трехэтажное здание городской больницы. Где-то там, в глубине, затерялась школа и гордость города — библиотека.

По обеим сторонам главной улицы тянулись торговые ряды, состоящие из четырех магазинов, двух лавок, парикмахерской и ресторана с летним кафе на террасе. А когда на город падала ночная мгла, ресторан, без всяких видимых усилий превращался в ночной клуб со стриптиз баром и хорошо оборудованным домом свиданий. На эти превращения местная власть и полиция смотрели сквозь пальцы, получая положенную мзду, именующуюся не иначе как 'благотворительная помощь городу' Но что делать — все мы деньги ищем.

Завернув в первый же магазин, я купила Владу достаточно неплохие туфли, конечно, они не такие удобные, как мокасины, сшитые Сахой и оставленные в сумке под седлом, но, не имея ничего лучшего, сойдут и эти. Дальше наш путь лежал в банк, где я, заполнив все нужные бумаги, открыла временный счет и попросила перевести на него из моего банка сто пятьдесят тысяч кредов, что вызвало у банкиров небольшой шок. Я их немного успокоила, сказав, что деньги мне прямо сейчас не нужны, но могут понадобиться через два, три дня. Так что, пусть держат вышеозначенную сумму наготове.

Потом мы пошли на телеграф. Влад, после некоторых колебаний, все же протиснулся со мной в кабинку, но встал так, что бы быть как можно незаметнее. Экран бледно замерцал, и на нем появилась веселая раскрасневшаяся рожица Ники, завернутая в кусок тряпки, подозрительно напоминающей мою скатерть из гостиной.

— Привет, Анька, — Ника расплылась в улыбке, — как там у вас дела?

— Идут на поправку, правда? — я ткнула Влада локтем под ребра.

— Ага, — отозвался тот.

— А его ты зачем приперла? — Недовольно насупилась Ника, — я с тобой хотела поговорить, но при нем говорить не буду, я на него обижена!

— Говори, — буркнул Влад, ввязываясь в перепалку с Никой, совершенно забыв свое обещание 'ползать на пузе, грехи замаливая', - я уже ухожу, мне тоже не сильно приятно видеть твое прыщавое лицо.

— У меня лицо не прыщавое! — взвизгнула Ника, — на себя посмотри — рожа грязная, наверное, как свинья землю носом рыл. Весь потный, хорошо хоть связь не передает запах, иначе я бы задохнулась от вони.

— Это ты на себя посмотри, — огрызнулся Влад на прощание, — кикимора прыщавая, — и выскочил из кабинки, громко хлопнув дверью.

— Рада? — покачала я головой.

— Ты знаешь — да, — гордо ответила она.

— И зачем ты его завела, не понимаю.

— Это моя маленькая мстя, — криво улыбнулась Ника, — я ему еще не такое устрою, когда домой вернетесь. Я всю его жизнь в кошмар превращу. Мало того, что он меня обидел, так еще и не извинился. Мог бы хоть записку оставить.

— Никуша, была записка, — я всплеснула руками, вспомнив записку на холодильнике лежащую сейчас в кармане моего комбинезона на 'Беркуте', - он оставил записку и извинился. Это я виновата — я домой тогда пришла, его записка на холодильнике висела, я ее прочитала и в карман сунула, а потом мы улетели.

— Ври поубедительнее, — недоверчиво буркнула Ника, но было видно, что зерно сомнения попало в ее душу, — а вы когда домой собираетесь?

— Как отпустят, я надеюсь, что недельки через полторы, две. А у вас там как?

— Ой! — Ника закрыла лицо руками, — Ань, ты только не переживай, но, кажись, вам с Владом кирдык. Папа узнал правду про вашу командировку.

— Мама моя! Не было печали, — зажмурилась я, представив, как бесновался бравый генерал.

— Но ты не думай, — быстро заговорила Ника, — я ему ничего не говорила, честно-честно. Это все эта гадина, змея подколодная — Ляка. Помнишь, как мы смеялись, когда нам Верочка рассказала о том, что она влюбилась во Влада как кошка. Было бы в кого!

Я слушала Нику в пол-уха, да действительно, этот курьезный инцидент имел место. Пришлось объяснить этой приставучей припадочной лаборантке, что ей ничего не светит, а если и светит, то, сойдясь с ним, она автоматически станет моей рабыней, это немного охладило ее пыл. Владу, естественно, никто ничего про это не сказал.

— Она как-то узнала, куда влип Влад, — меж тем продолжала Ника, — и, дождавшись нужного момента, сунула под нос Дмитрию Петровичу карту его подчиненного, как я предполагаю, украденную из невралгии. Я была тогда у тебя, и папа пришел к тебе в каюту. Он был бешенный, как крыса, которой наступили на хвост. Вещами кидался, особенно твоими любимыми бокалами, ни одного не оставил.

Странно, еще час назад я бы убила за раритетные бокалы из голубого светящегося хрусталя, с далекой планеты с красивым названием Эгра. А сейчас ничего, даже сердце не екнуло.

— Потом у меня начал допытываться, где вы и что вы. А я что, ничего я не знаю. Тогда он пошел к Наталье Станиславовне, а она назвала ему точный адрес человеческого организма, куда ему следует обратиться со своими допросами. — Ай, Ната, ай молодца! — Ну, потом он вернулся, поворочал еще пару тяжелых предметов, и, вроде, успокоился. Выпил залпом пол стакана водки и сказал, что убьет какого-то Саху, за то, что про тебя ничего не сообщил, потому что, как он сказал, деваться тебе больше некуда.

— Он бесчинствовал только в гостиной? Или еще где?

— Только в гостиной, а что?

— Ну, тогда я думаю, до братоубийства не дойдет, — задумчиво проговорила я, — а когда папаня собрался вылететь на Бору?

— Он сказал, как только закончит дело, так что у тебя еще как минимум неделя.

— И на том спасибо, — воспряла я духом, уж очень не хочется прямо сегодня разбираться с разгневанным генералом, — а ты сама-то как?

— Нормально, что со мной станется? — вроде бы жизнерадостно хмыкнула она, но потом ее глаза заволокло печалью, — Вот только без вас с Владом скучно, даже поругаться не с кем. И мысли всякие ненужные в голову лезут.

— Потерпи еще две недельки, — попросила я, — и мы приедем.

— Ладно, — вздохнула она, подозрительно шмыгнув носом, — ой, пока, кажется, папа идет, — она нажала на кнопку и быстро отключилась.

Я сунула нужную сумму в прорезь у наборного устройства, машина щелкнула, выдав мне сдачу. Машинально сунув в карман горсть монет, вышла на улицу. Солнце жарило как взбесившийся обогреватель. Воздух совсем не двигается, так что моя кофта, состоящая преимущественно из дырок, тут же намокла от пота, скорей бы добраться до леса, там хоть тень есть.

— Аня, что случилось? — ко мне подскочил встревоженный Влад, — у тебя такой растерянный вид.

— Пошли в кафе, — потянула я его за руку, — у меня от этой жары в горле пересохло.

— Пошли, — пожал он плечами, — только меня туда не пустят в таком виде.

Над террасой открытого кафе зеленым пологом разросся орантик. Свисающие тяжелыми плетьми ветки, образовывали занавес, скрывающий посетителей от любопытных глаз. Влад волновался зря, нас приняли с распростертыми объятьями, предупредительно закрыв глаза на правило не пускать рабов в общественные места. Из-за жары мы были единственными посетителями.

Я устроилась за столиком в самом тенистом углу. Влад задумчиво посмотрел на стоящий рядом стул, махнул рукой и устроился на полу у моих ног. Я подозвала официанта. К столику подбежала девушка, одетая в легкое полупрозрачное платьице с белым передничком, что было большой редкостью, в последнее время хозяева ресторанов и кафе предпочитают машины. Официантка покосилась на Влада, но промолчала. Я заказала два коктейля, которые стояли передо мной спустя несколько секунд. Подав Владу бокал, с приятно позвякивающими кусочками льда, машинально предупредила, чтобы пил медленно, на такой жаре недолго и ангину подхватить, за что получила неодобрительный мужской взгляд и тихое фырканье.

— Значит так, — вертя свой бокал в руках, начала я делиться бедой, которая обещает свалиться на нас к концу недели, — у меня две новости. Одна плохая, другая еще хуже.

— В чем дело? — напрягся Влад.

— Дмитрий Петрович все узнал и устроил разгром в нашей каюте.

— И… и что теперь будет? — спросил Влад, выглядывая из-под стола.

— Тебе придется все убирать, когда вернемся.

— Почему мне?

— Потому что у тебя мозгов хватило посадить себя на иглу, — раздраженно ответила я. — И вообще вылезь из-под стола, сядь, как человек и прекрати меня перебивать!

— Я не могу, как человек, — возразил Влад, показывая на шею, напоминая об ошейнике.

— Да сними ты эту гадость, сейчас не об этом думать надо, — Влад потянулся к ошейнику, подергал туда-сюда — ничего.

— Аня, — он судорожно сглотнул, — он не расстегивается, наверное, замок заело.

Я присмотрелась и чертыхнулась про себя — дергая, Влад добился только того, что затянул ошейник еще туже. Я попыталась открыть замок, но его окончательно заело. И дело обстояло намного серьезней, чем могло показаться с первого взгляда. Затянутая полоска кожи, размякшая от пота, начала высыхать и если мы ничего не предпримем через час-полтора Влад просто удушиться.

— Что никак? — в голосе Влада послышалась легкая паника.

— Официант! — я щелкнула пальцами, возле меня опять образовалась приветливая девушка.

— Чего желаете?

— Нож, самый острый и с тонким лезвием.

— Сию секунду, — чуть дрогнувшим голосом ответила она, покосившись на Влада, стоящего передо мной на коленях.

Влад вопросительно посмотрел на меня, но не успел задать не одного вопроса, вернулась официантка в сопровождении метрдотеля. Она поставила поднос с ножом на стол и красноречиво посмотрела на меня.

— Девушка, — вкрадчиво начал метрдотель, косо поглядывая то на лезвие ножа, то на Влада, — у нас уважаемое заведение, и если вы собрались убрать своего… — он помялся, подыскивая подходящее слово, боясь обидеться единственную клиентку, — …своего спутника! — Обрадовался он, найдя нужное, — то, пожалуйста, не здесь, можно выйти на задний двор…

— Помолчите, пожалуйста, — перебила его я, берясь за нож и поворачиваясь к Владу, — ты мне веришь?

— Да, — ответил он, как в омут головой ухнулся.

— Тогда, — как можно спокойнее проговорила я, прикладывая холодный метал к ошейнику, — смотри мне в глаза. Вдох и не дышать, — Влад послушно втянул в себя воздух, я сделала резкое движение, прорезая кожаную полоску. Ошейник упал на пол, на шее Влада не осталось и царапины, — вот и все, дыши, — улыбнулась я, возвращая нож бледной ошарашенной официантке.

— Спасибо, — пролепетала она и бросилась в служебные помещения, метрдотель, на негнущихся ногах, проследовал за ней.

— Кто из нас шальной — еще вопрос, — хмыкнул Влад, опускаясь на стул и потирая шею.

— Продолжаем разговор. Так вот, Дмитрий Петрович все узнал, устроил разгром и где-то через неделю будет здесь.

— Лучше бы я удушился ошейником, — уныло заметил Влад.

— В том, что он устроил разгром, есть и свои положительные стороны, — принялась рассуждать я, — папаня перебил все мои бокалы, но Сахины фигурки, стоящие на полке в моей комнате не тронул.

— И что из этого следует?

— А из этого, дорогой мой Владислав Серафимович, следует то, что папаня не совсем рехнулся со злости и нас с тобой ожидает не слишком мучительная смерть. К тому же, у него целая неделя, что бы успокоиться. Так что живем дальше.

— Почему Серафимович? — нахмурился Влад.

— Что? — я сделала вид, что не расслышала, мысленно ругая себя за нечаянную оговорку.

— Ты назвала меня Владислав Серафимович, почему?

— Потому что, — начала вдохновенно врать я, — был в религии такой то ли ангел, то ли архангел, не помню точно. В общем, звали его Серафим, по приданию он был шестикрылым, к тому же вечный скиталец. А скитался он потому, что не фига не видел куда прет, так как у него была дурная привычка закрывать глаза верхней парой крыльев.

— Ты издеваешься? — скривившись осведомился он.

— А что — так заметно? Допивай коктейль, мне еще в один дом зайти надо, а ты домой пойдешь.

— Я тебя одну не пущу, — забеспокоился Влад, — не дай бог случись что…

— Не нагоняй тоску, ничего страшного не случиться, — я достала горсть монет и не считая бросила на стол, прекрасно зная, что там куда больше означенной в счете суммы.

Влад одним глотком допил остатки коктейля и тоже встал из-за стола. Мы расстались на площади, Влад заспешил в сторону леса, а я продолжила свое путешествие по сонному городку.

Дом Сенькиной невесты я нашла быстро, спасибо Олегу хорошо растолковавшему дорогу. Здание тонуло в окружении цветущих фруктовых деревьев, и было заметено издалека. Я прошла по мощеной дорожке, ведущей к крыльцу. Нажала на кнопку звонка, прислушалась — где-то в глубине дома звонко отозвался колокольчик и послышались легкие шаги. Дверь отворила невысокая девушка, одетая в легкое зеленое платье простого покроя. Из-под копны темно-русых волос, заколотых заколкой, на меня смотрели настороженные карие глаза.

— Вам кого? — спросила она, разглядывая меня.

— Меня интересует Варвара Шульга, — доверительно сообщила я, с интересом разглядывая ее.

— Зачем она вам? — нахмурилась девушка, — вы не знакомы.

— Откуда это вам известно? — удивилась я.

— Я Варвара, — она тряхнула головой, заколка соскочила, и волосы дождем рассыпались по плечам, Варя почему-то от этого смутилась, и ее щеки залил румянец.

— Меня зову Аня Романова, — представилась я, — Я прихожусь двоюродной сестрой одному парню, фамилия которого тоже Романов.

— Я не знаю никого Арсения Романова, — она принялась теребить платок, который держала в руках и щеки ее еще больше покраснели.

— А я и не говорила, что моего брата Сенькой зовут. Может вы все-таки пригласите меня в дом или мы так и будем топтаться на пороге?

— Я не знаю вас, — девушка даже не сдвинулась со своего места, — и не знаю никакого Сеньку. И знать его не хочу. Он меня бросил. А папа говорит, что так мне и надо, дуре набитой.

— Вот точно — дура набитая, — проворчала я, отбрасывая церемонии, — своей головой надо думать, — я оттеснила ее от двери, ввинчиваясь в полутемную гостиную.

— Значит так, слушай меня очень внимательно: я не знаю кто и что тебе наговорили, я знаю только одно — Сенька сейчас отсиживается где-то посреди леса, из-за тебя, между прочим. Твой мудрый папа потребовал с него за тебя калыму всего в сотню тысяч кредов, тебе в приданое.

— И вы считаете, что я поверю в этот бред? — с вызовом спросила она, — этого не может быть, мой папа не мог так поступить.

— Конечно, не мог, — закивала я, — тогда мне остается только вообразить, что Сеньку посетил приступ клептомании и он, ради интереса, выкрал из владений своего отца белфа и продал за вышеозначенную сумму. Будет не лишним сообщить, что если бы ему удалась его затея, то вы уже как три недели сыграли бы свадьбу. Вот только об этом Саха узнал и погонял сынка ружьишком по окрестностям, а патроны у Сахи никогда не бывают холостыми…

— Сеня не ранен? — встревожено перебила меня Варя.

— Насколько я знаю — нет, его Василиса Андреевна прикрыла.

— И что теперь будет? — ошарашено спросила девушка.

— Ничего, — пожала я плечами.

— Тогда зачем вы пришли сюда? — девушка совсем была сбита с толку.

— Посмотреть, из-за кого у Арсения сорвало крышу и стоит ли браться за воссоединение влюбленных.

— А вы сможете? — Варя схватилась за мою руку, как за последнюю надежду.

— Не знаю, — честно призналась я, — но есть у меня одна мыслишка и я попытаюсь сделать все, что в моих силах. Сейчас главное вернуть психа домой, желательно без потерь в живых единицах.

— И вы будете его искать?

— Буду, потому как если его папаня займется этим всерьез — Сеньке не сносить буйной головушки.

— Не откажите мне в маленьком одолжении, — быстро заговорила Варя, будто, боясь, что я откажу даже не дослушав, — когда вы найдете его, передайте ему вот это.

Она сунула мне в руку небольшую плоскую коробочку с голосовым письмом. Я, ни слова не говоря, спрятала коробочку в нагрудном кармане, попрощалась с девушкой и заспешила домой, больше здесь делать нечего — надо готовиться к предстоящему походу.

…Саха не ругался, что Влад опоздал на целый час только сердито зыркнул глазищами, пригрозил кулаком и, не дав Владу пообедать, потащил в лес. На этот раз ходить долго не пришлось. Саха, по своему обыкновению, приведением скользил меж деревьев. Влад, не отставая от егеря, молча улыбался, что у него уже получается передвигаться по лесу почти так же тихо. Единственное, что омрачало его радость, это липкая духота, колышущаяся, чуть подрагивающим маревом. Влад облизал пересохшие губы, мечтая о прохладных струях какого-нибудь завалящегося родничка, или уж, на крайний случай, теплом, отдающим железом, глотке воды из фляги, болтавшейся на поясе Сахи. Жажда занимала все мысли, и Влад едва не налетел на спину егеря, обтянутую белой рубахой, не заметив, что тот остановился. 'Видно и его жара доняла', - с каким-то мстительным злорадством решил Влад, глядя на кожаную куртку, обвязанную егерем вокруг талии. Но в следующий момент Влад забыл думать о своем злорадстве — он выглянул из-за плеча егеря, не проронившего ни звука и увидел печальное зрелище, создание рук человеческих.

На зеленом ковре небольшой полянки кучей бурого меха лежала медведица. Егерь с помощником приметили ее какую-то неделю назад. Со своего места Владу хорошо были видны серебряные подпалины ее шкуры, он не мог ни с каким другим медведем спутать свою старую знакомую. Влад ее прозвал Ревушкой. Медведицу можно было услышать за добрый десяток метров, казалось, она ворчала все время. И вот теперь Ревушка лежит на траве горой уже ненужных мышц и серебристо-бурого меха, и уже никогда не огласит ни этого, ни какого другого леса своим ворчливым голосом. А у правового бока на зелень натекла большая, ставшая уже черной, лужа. Возле Ревушки топтался ее маленький медвежонок, месяца три-четыре от роду. Он тыкал мамашу в некогда теплый бок и тихонько плакал, пытаясь заставить ее подняться.

В носу противно защипало, а в глаза, будто песка кто сыпанул, Влад отвернулся, почти до крови прикусил губу, удивляясь противной занозе засевшей где-то в груди. Саха выругался сквозь зубы, бессильно грохнул кулаком по стволу ближайшего дерева, отпустил ветку, и она тотчас же закрыла собой поляну.

— Что делать будем? — хмуро спросил Влад, глядя куда-то в сторону, уже более ли менее взяв себя в руки.

— У нас два выхода, — жестоко проговорил Саха, — или мы оставляем его здесь на произвол судьбы. Тогда, он издохнет от голода. Или ловим, забираем с собой и пытаемся выкормить несмышленыша. Но тогда он не сможет вернуться в лес, станет моральным уродом, со звериной точки зрения.

— Лучше быть живым моральным уродом, чем нормальным и мертвым, — глядя Сахе прямо в глаза, проговорил Влад.

— Вот и ладненько, — вдруг заулыбался Саха и хлопнул Влада по плечу, — может я был не прав, и из тебя что-нибудь да получиться. Хочешь попробовать его поймать?

— Что я должен делать? — встрепенулся он, совершенно забывая о мучавшей жажде…

Вернувшись, я первым делом расседлала лошадку и, выпустив ее в загон, поплелась к дому. В доме обнаружилась одна Васька, но развлекать тетку разговорами я не решилась — она шаманила. Варила мыло с добавлением масел и трав. За этим мылом к Ваське прилетают с трех ближайших планет, молодящиеся особы.

Потолкавшись по дому и не найдя себе другого применения натянула купальник и отправилась на озеро. Надо было посидеть в тишине и обдумать, как безболезненно объявить Сахе, что в скором времени его приедут убивать, а у Васены на кухне появится молодая невестка. Немного поплескавшись в теплой воде, я устроилась в тенечке на полотенце и принялась исправно думать. Мысли ворочались медленно, как впадающая в спячку черепаха и я не заметила, как провалилась в сон.

Разбудили меня гневные вопли Васены и ответное бурчание Сахи, явно пытавшегося отбиться от нападок. Я подняла голову и посмотрела в сторону дома. Саха на пару с Владом притащили из лесу объемистый мешок, подвешенный к двум длинным шестам. Мешок вел себя неспокойно, внутри что-то основательно копошилось. Мужики с явным облегчением опустили мешок. Я подперла щеку, наблюдая за развитием событий. Саха наклонился над мешком и принялся развязывать горловину, за что получил от Васьки звонкий шлепок по заду. Саха поднялся во весь свой огромный рост с намерением дать жене должный отпор. Интересно, вяло подумала я, когда Саха успел переодеться в красную рубашку, если они только пришли?

Саха чуть сдвинулся, и я поняла, что рубашка его совсем не красная, а очень даже белая. На спине. Я подскочила и побежала в их сторону, как была в купальнике, в их сторону.

— В чем дело? — спросила я запыхавшись.

— Твой дядя припер в дом очередного медведя, — рыкнула Васька, — я еще одну зверюгу не потяну.

— Да подожди ты со своим медведем. Васька, посмотри у Сахи весь бок в крови, — я обошла дядю, рассматривая его в разных проекциях, — мне кто-нибудь объяснит что случилось?

— Ничего особенного, — проворчал Саха, все-таки прижимая руку к правому боку, — подрал нас немного маленький Топтыжка, но его можно понять он остался без мамки и напуган до смерти…

— Васька, — прервала я защитные речи Сахи, — мне нужна горячая вода, чистые тряпки и лед. Быстро!

— Ничего с ним не случится на нем как на собаке, — проворчала Васена, разворачиваясь на каблуках и направляясь на кухню за горячей водой.

Я запинала двух Романовых в дом. Масштабы бедствия поражали: медвежонок зацепил Саху всего-то пару раз, оставив на его груди и боку семь глубоких ран. Владу повезло больше — зверь задел только плечо. Четыре не очень глубокие царапины. Васька, все еще ворча, застелила обеденный стол чистой простыней, принесла несколько ламп и даже разложила все, что нашла медицинского в моем рюкзаке.

— Ты зашивать сможешь? — спросила я тетку, вкалывая Сахе анестезию.

— Нет! — замотала она головой.

— Васька, — принялась я увещевать ее, — это та же акупунктура, только с нитками.

— Нет уж, уволь. Постоять постою, но шить даже не проси.

— Как хочешь, — отступилась я, — Саха, начнем с тебя. Я наложу швы, потом нельзя будет три часа двигаться. И не смей со мною спорить! Влад, приложи пока к плечу лед, если пойдет опухоль, зашить не получится. Васька, направляй свет.

— Ишь, раскомандывалась, — развеселился Саха, — чистый Дмитрий Петрович, только маленький и в юбке.

— Ты мне объясни, — обратилась я к Сахе, пропуская его замечание мимо ушей — вот ты такой опытный егерь, как же ты допустил, что б тебя медвежонок подрал?

— Потому что опытный, вот и подрал. Расслабился я, не ожидал, что такой кроха в драку полезет. Его пока Влад вылавливал, получил пару царапин, тут бы мне насторожиться, ан, нет, я ж, гордец, подумал, что парню сноровки маловато. Потом взял у него медведёнка, а тот возьми да хватани меня лапами. Маленький, то маленький, а на лапах все равно когти.

— Ясно, — я сосредоточено вязала узлы, — Саха, как ты думаешь, ты с братом своим справишься?

— Смотря, на каких условиях, — пожал Саха левым плечом.

— Здесь у тебя.

— Ну, здесь, я, пожалуй, его уложу, а к чему эти вопросы? — подозрительно сощурился он.

— Только не дергайся, — попросила я, — папа приедет где-то в конце недели, он обещал тебя убить.

— Димка не медведь, — философски заметил Саха и расслабленно откинулся, — одолею как-нибудь. Я уж думал серьезное что.

Дальше я работала молча. С егерем я провозилась не менее сорока минут. Какой бы медвежонок не был маленький, а продрал до кости. Закончив зашивать, я взяла приготовленный заранее шприц и спрятала в карман. Так просто Саха уколоть себя не даст. Тем более снотворное. Больному нужен покой, а зная Саху, ни о каком покое речи не пойдет. Я помогла мужчине сесть, замазала швы заживляющей мазью и принялась туго бинтовать. Конечно, можно прикрыть салфеткой, закрепив по краям пластырем. Но Саха убьет меня, когда придет время снимать повязку, а вместе с ней выдирать добрый клок шерсти с его исполинской груди.

— Ты закончила? — поинтересовался он, видя, что я надежно закрепила повязку, и собрался сползать со стола, уже прихватив свежую рубашку.

— Подожди минутку, остался последний штрих, — попросила я.

— Что еще? — недовольно буркнул он.

— А вот что, — я сделала быстрый укол в его плечо.

Обманывать нехорошо, а что делать? Заставить Саху повернуться на бок, да еще при мне заголиться и несколько секунд полежать спокойно, это утопия.

— Это еще что такое? — заревел егерь на всю округу, гневным взглядом сверля шприц в моих руках.

— Ничего, — пожала я плечами, — всего-навсего снотворное.

Саха с минуту буравил меня свирепым взглядом, а потом изрек заплетающимся языком:

— Я тебе ноги повыдергиваю, пигалица.

— Обязательно, — не стала я спорить, — а теперь поднимайся и шагай в свою комнату, пока идти можешь.

— Я его провожу, — вызвалась Васена, всеми силами старающаяся сдержать улыбку.

Убедившись, что они благополучно достигли второго этажа я вернулась к Владу, все это время сидевшему на подоконнике и со скучающим видом и качающего ногой.

— Ну что, молодой человек, теперь вы, — я указала ему на кресло.

Влад переместился на указанное место, с тревогой глядя на две оставшиеся упаковки с нитками.

— Ань, а тебе ниток хватит? — высказал он вслух свои опасения.

— Не волнуйся на тебя достаточно, — я повернула лампу, — здесь всего четыре аккуратные царапинки.

Я старалась шить как можно аккуратнее, чтобы не осталось потом сильно заметных шрамов. Да еще и Влад мешал, как мог.

— Аня, — взмолился, наконец, он, — может, можно побыстрее, а? Я не обедал, есть охота.

— Еще минутку, — пробормотала я, накладывая последний шов и призывая себя к терпению.

— Все. Можешь идти кормиться, — разрешила я, заклеивая швы пластырем, — Как поешь, сразу наверх в постель и отдыхать до завтра. Если увижу хоть какую-то активность, вкачу снотворное, как и Сахе.

— Как скажешь.

…Влад, так долго мечтавший об отдыхе и неожиданно получивший его, едва не свихнулся от безделья. По словам Ани, ему можно только есть, и спать, ну, еще выходить на улицу и как старому деду сидеть у дома на лавочке. От нечего делать Влад все чаще присматривался к своему рюкзаку. Его не тянуло, нет. Просто, как и любому другому не в меру любопытному человеку было интересно — уколись он сейчас, что будет? Ведь это всего один раз. За раз-то привыкнуть не успеет.

Повинуясь желанию и, совершенно не думая о последствиях, Влад, воровато оглядываясь, порылся в своем рюкзаке и извлек из него пару ампул и шприц. Завернув все это в большое полотенце, отправился в ванную комнату.

Хорошенько запер дверь, пустил воду, чтобы никто не мог подслушать, чем он занимается. Закатал штанину, решив, как и в прошлый раз колоться в щиколотку. Остроты ощущениям прибавляло еще и осознание, что все находятся дома. Совсем рядом, за тонкой перегородкой двери. Сделав укол, сразу спрятал шприц-пистолет и ампулы в карман. Не дай Бог забыть здесь что-то из этого. Посидел с минуту, не шевелясь и ожидая, когда накатит. И накатило… но совершенно не то, что ожидалось. Никакой легкости и в помине не было.

Сознание заволакивал липкой паутиной страх. Черный, непролазный, как лес ночной порой. Все внутри похолодело и, кажется, оборвалось, падая неизвестно куда, будто и границ тела Влада не существовало больше. Комната, противореча всем законам физики, полетела в тартарары вслед за внутренностями. Он попытался ухватиться за что-нибудь рукой, но руки у него уже не было. Не было ничего, только черная пустота вокруг. Пустота начала сжиматься, обещая раздавить малюсенькую песчинку, именуемую Владиславом Романовым, не понятно как затесавшуюся в этот строго ограниченный вакуум. Влад зажмурился, стараясь не заорать благим матом.

Открыл глаза. Все было на своих местах, и падать никуда не собиралось. Парень вжался спиной в стену, хрипло, прерывисто дыша. Приступ страха прошел так же внезапно, как и начался, оставляя неприятное ощущение, будто кто-то темный и страшный продолжает стоять за левым плечом, поминутно стараясь заглянуть в лицо.

В сопровождении неотвязного незваного гостя, упорно маячившего за плечом, Влад добрел до своей комнаты. Повалился на кровать, зажав меж коленями дрожащие руки, зарекаясь больше никогда и близко не подходить к наркотикам. Когда дрожь немного унялась, стянул с себя одежду, сбросив ее, как попало на пол, забрался под одеяло, укрывшись с головой…

Болеющие мужчины это стихийное бедствие. И если Влад, тяготившийся излишним вниманием, проблем почти не доставлял, то Саха вдохновенно изображая умирающего, мастерски изводил окружающих капризами.

Медвежонка Васька хоть и грозилась прогнать, но оставила и принялась выкармливать из соски. Зверь быстро освоился, определив Ваську в мамки, везде таскался за ее юбкой. Единственное чем досаждал так это своими проказами, чуть зазеваешься, оставив неплотно закрытой дверь в комнате, и… все пропало. Мелочь просачивалась в щель и устраивала кавардак.

От нечего делать я еще раз провела ревизию в чулане на чердаке и обнаружила там старинный медицинский справочник с рисованными вручную картинками, я примерно прикинула, что стоимость этого куска бумаги обтянутого первоклассной кожей с инкрустацией, на межгалактическом аукционе исчисляется цифрой с пятью, а то и с шестью нулями. Я показала свою находку Сахе. Но он был не в духе из-за вынужденного бездействия и находку не оценил, предложив отправить на растопку камина.

Я пролеживала дни напролет, в гамаке на веранде и разглядывала полуистершиеся от времени иллюстрации. Читала текст, написанный странными витыми буквами, смеясь над ним, как над сборником анекдотов, поражаясь наивности далеких предков. С каждым днем книга забавляла меня все меньше. Сидеть на месте хорошо, но надо дела делать. Нужно за Сенькой идти, а как это сделать, что бы ни Саха, ни Влад не увязались? У Влада уже рука поджила, я вчера сняла швы, и он мается от безделья, слоняясь, то по дому, то по двору.

Саха из-за швов сидит дома и в лес не ходит. Засядет возле окна с неподвижностью древнего Сфинкса и зыркает по сторонам глазищами, как филин из дупла. Соберешься куда, так вопросы сразу ненужные возникают куда, да зачем. Черт бородатый, никуда от него не скроешься, надоел пуще редьки пареной! Назойливо посещала мысль, что его надо чем-то отвлечь, а как это сделать, ума не приложу.

На дворе послышались звонкие удары топора, меня как ветром снесло с кровати, для Олега время еще раннее, значит это Саха, или Влад и кому-то из них я сейчас отверну голову.

Я высунулась из окна. Ну, конечно! Влад как раз замахнулся топором над очередным поленом, повязка на руке съехала до локтя и едва зажившие рубцы ничего не держало. Вот зараза, я же сказала никаких физических нагрузок! Я дождалась, пока топор опустится на поленце, и оно развалиться на две ровные части.

— А ну, положь топор, — рявкнула я, — и иди сюда, живо!

— Что такое? — Влад быстро поправил повязку и удивленно уставился на меня.

— Бить тебя буду!

Он растерянно воткнул топор в чурку, через минуту уже нарисовался в комнате.

— Что я опять не так сделал? — поинтересовался он.

— И ты у меня еще спрашиваешь? — зашлась я в праведном негодовании, — Я тебя что просила?

— Руку сильно не поднимать, на озеро не ходить, на деревья за орехами не лазить, к медвежонку не подходить, Арка не злить, — заунывно принялся перечислять он, — я ничего не забыл?

— А ты что сейчас делал, окаянный?

— Дров решил наколоть, — пожал плечами он, — ты же вчера швы сняла.

— Снимай бинт и если, не дай бог, разошелся хоть один шов, — погрозила я пальцем, — живым ты отсюда не выйдешь.

— Анька, да у меня от безделья скоро крыша поедет. А у тебя органическое неприятие физического насилия, — напомнил он.

— Для тебя я сделаю исключение, — пообещала я, наступая на него, Влад проскочил мимо меня и кинулся к окну.

— Помогите! Убивают! Карау-ул! — Противно запищал он, чем, естественно, вызвал у меня взрыв смеха. Он повернул ко мне серьезное лицо и придушенно прошептал, — не убивай меня, я тебе еще пригожусь.

— И что ты орешь как потерпевший? — все еще смеясь, осведомилась я.

— А ты когда смеешься не опасная, — удовлетворенно хмыкнул он, усаживаясь на подоконник.

— Ладно, живи, — смилостивилась я, — только окажи мне небольшую услугу.

— Предлагаешь выкуп за спокойствие? — он лукаво глянул на меня из-под длинных ресниц.

— Примерно, — согласилась я, — так вот, мне нужно кое-куда отлучиться, суток на двое. Дело у меня образовалось небольшое и мне надо, чтобы мое отсутствие, оказалось, по возможности незаметным. Ты меня прикроешь и Саху временно отвлечешь. Мне главное, что б он не потащился за мной следом. Если будет спрашивать, куда я делась, скажешь, к примеру, что я к старцу пошла, к отшельнику, Никанором его зовут. Запомнил?

— Ладно, — он почесал нос, — попробую. Ты, когда уходить собираешься?

— Завтра с рассветом.

— Осталось только решить один вопрос, — он свел брови у переносицы, изображая крайнюю сосредоточенность, — ты от меня отстанешь авансом или только после того как завтра утром уйдешь?

— Авансом, авансом, — пообещала я.

Уходя с Олегом в город Влад, по своей расхлябанности, неплотно закрыл дверь, и медвежонок, забравшись в нашу комнату, перевернул все верх дном, разорвал мой рюкзак, а рюкзак Влада утянул. Когда я поднялась наверх и увидела разгром, то единственным желанием было все-таки пристрелить парня. Но, помня свое обещание оставить его в покое, не стала донимать нотациями.

Вечером, когда мы пили чай в ожидании ужина, в дом ввалился злой Саха. Не сняв ботинки, что было опасно для жизни, подошел к столу и кинул на самую середину то, что осталось от рюкзака Влада.

— Твой? — грозно спросил дядя, хмуро наблюдая за парнем.

— Мой, — подтвердил Влад и почему-то напрягся.

— Значит и это твое? — в голосе Сахи послышались металлические нотки, он извлек из рюкзака упаковку с ампулами, в ней не хватало несколько ампул, и три электронных походных шприца.

— А… — замялся Влад.

— Дровалл, — прочитала я на упаковке, меня обдало горячей волной, — Влад, что это? Откуда?

— Ты колол? — с деланным спокойствием поинтересовался егерь. Я едва удержалась, чтоб не втянуть голову в плечи. — Я тебя спрашиваю, ты колол!?

— Да, — тихо прошелестел Влад.

— Ты идиот!!! — все спокойствие Сахи мигом слетело, выпуская на волю леденящую ярость. — Ты понимаешь, что подохнуть мог?!

— Я не…

— Ты помнишь, о чем мы говорили в первый день? — не давая Владу оправдаться или объяснить, егерь схватил его за волосы и резко дернул, что позволило заглянуть парню в лицо, — я тебя спрашиваю: ты помнишь?

— Да, — прохрипел Влад, жмурясь от боли, — я все помню.

— Хорошо, — Саха так же резко отпустил парня, и он, не удержавшись, ткнулся лицом в стол.

— Аня, я не… — забормотал Влад, вытирая рукавом кровь, текущую из разбитого носа.

Саха не дал ему договорить, схватил Влада за шиворот, вытащил из-за стола и толкнул к двери. Я дернулась, пытаясь подняться, но на мои плечи легли Васькины руки и удержали на месте. Я вопросительно подняла на нее глаза, она лишь молча покачала головой. Конечно, я понимаю, что она права, но… Как разорвавшийся снаряд хлопнула входная дверь, а я бессильно откинулась на спинку стула.

— Саха его запорет, — я закрыла лицо руками, — почему ты меня остановила?

— Саха хоть и дурак, но не до такой степени. К тому же, за все надо платить, — пожала плечами Васена, — Влад прекрасно знал, на что идет, храня у себя эту дрянь. Тем более, твой дядя не преувеличивал, говоря, что парень мог попросту умереть. Саха его травами все это время выпаивал.

— Наверное, ты права, — неуверенно ответила я, хотя и считала слова тетки достаточно жестокими.

— Так, значит ужинать, как я понимаю, никто не будет, — Васька собрала со стола недавно выставленные тарелки.

Я оставила ее реплику без ответа, и потянулась к нагрудному карману, нащупывая там полупустую пачку сигарет.

…Егерская лапа крепко держала Влада чуть выше локтя. Захотел бы — не вырвался. Саха волок провинившегося молодого человека на конюшню. Ни о каких смешных боях уже и речи не шло. Влад покосился на Аниного дядю, и внутренне содрогнулся от холодной ярости плещущейся у того в глазах. И хотя Влад понимал, что то, что должно произойти справедливо, был готов наизнанку вывернуться, лишь бы отдалить неизбежное. Если егерь возьмется за него в таком состоянии — живым Владу из конюшни никак не выйти. Он прекрасно помнил, что случается, когда тот, кто имеет право, берется за подобное дело с этим блеском в глазах.

Саха затолкнул его в один из пустых денников, где хранили сено. Влад, не устояв на ногах, ткнулся лицом в не успевшую еще толком высохнуть траву. Дальше все произошло настолько буднично, что парень не успел ни испугаться, ни опомниться, оказавшись плотно прижатым к полу, посыпанному желтым песком, с задранной на голову рубахой, да так умело, что и руками не пошевелить, а пояс брюк опустился гораздо ниже положенного. 'Стыдобища-то какая!' — безразлично промелькнуло в голове. На него обрушился первый удар, от которого перехватило дыхание и из глаз помимо воли брызнули слезы, вытесняя из головы все мысли и заставляя сосредоточиться на том, чтобы не заорать и малодушно не запросить пощады у этого гиганта, со всей своей медвежьей силой охаживавшего Влада хлыстом.

Спустя несколько минут все было кончено, Саха отшвырнул хлыст, с некоторым сожалением оглядывая творение своих рук. По мере того, как уходила злость, ее место занимало сочувствие, граничащее с жалостью. Мальчишка оказался крепче, чем того можно было предполагать, и не проронил ни звука, чем вызвал еще большее уважение. Влад лежал неподвижно и о том, что ему действительно больно можно было догадаться только по иногда вздрагивающим плечам и сдавленным, еле слышным, всхлипам. Саха досадливо покрутил головой, злясь на себя за несдержанность — можно ведь было и не так сильно. Но что сделано, то сделано и назад не воротишь. Егерь присел на корточки и, приподняв голову парня, заставил посмотреть на себя.

— Эй, малец, — тихо позвал Саха, — ты, там как, живой?

— Не знаю, — шмыгнув носом, выдавил Влад, меньше всего ему сейчас хотелось вести светские беседы, — скорее всего — да.

Он смотрел на Саху мутными глазами и вздохнул с облегчением, когда его отпустили. Егерь ненадолго ушел, а когда вернулся, на Влада обрушился поток ледяной воды, безнадежно промочив одежду. Влад, не ожидавший ничего подобного и просто лежавший с закрытыми глазами, выгнулся и завыл, как иной ночью воет Арк, уставившись на зеленоватый шар Крека. Саха сдернул с рук парня ненужную рубашку, оттащил Влада из образовавшейся лужи на сено и вышел, тихо притворив дверь денника.

Оставшись в одиночестве Влад первым делом вернул на место штаны и поглубже зарылся в мягкую траву, надеясь, что никто не увидит его в таком жалком состоянии. Но очень хотелось, что бы пришла Аня, хотелось спрятать лицо на ее коленях, рассказать, как ему жаль, что все так получилось. Раздираемый этими противоречивыми чувствами Влад прислушался к звукам снаружи, надеясь услышать ее легкие шаги, но до него долетели лишь обрывки разговора.

— Олег, ты меня слышал? — грозно спрашивал Саха, — Я тебе сказал, не смей туда ходить!

— Но, батя, — возражал ему Олег, — ты же сам сказал починить седло.

— Попозже починишь.

— Попозже стемнеет, — не сдавался Олег, очевидно сильно желая попасть на конюшню.

— Значит завтра сделаешь, — рявкнул Саха и добавил сбавляя тон, — я понимаю почему ты хочешь туда попасть, но Владу сейчас меньше всего хочется видеть кого-то сочувствующего возле себя. Дай ему придти в себя. Не забывай, он только что пережил несколько не сильно приятных минут в обществе твоего отца.

— Ты хотел сказать — паршивых минут, — поправил его Олег. — Зная твою тяжелую руку, я просто хочу убедиться, что он в порядке и по-прежнему жив.

— Про порядок не скажу, — хмыкнул Саха, — а что жив, так за это ручаюсь.

— Ох, и влетит же тебе от Аньки, — заметил Олег, — она сидит, на огонь таращится и курит уже, наверное, третью сигарету.

— От нее я как-нибудь отобьюсь, — устало ответил Саха, — пошли в дом, мне надо что-нибудь выпить.

Голоса стали удаляться, послышался приглушенный смех Олега. Влад немного расслабился, мысленно поблагодарив Саху, что тот избавил его от визитеров…

Вытряхнув из пачки очередную сигарету, я прикурила ее от предыдущей, кинув тлеющий окурок в камин. Васька зорко следила, что бы я на время экзекуции не выскользнула из дома. Это, пожалуй, было излишним. На меня навалилось оцепенение и сил хватило только на то, что бы сидеть и пялиться на огонь, слушая, как потрескивают угли. Тишину разорвал протяжный вой, как бритвой полоснувший по натянутым нервам. Мне показалось, что прошло несколько часов, пока хлопнула дверь, и на пороге показался хмурый Саха.

— Где Влад? — Спросила я, вскакивая со своего места, получилось почему-то испуганно.

— На конюшне, — дядя прошел к шкафчику заменяющему бар и плеснул себе рома в высокий бокал, — не смей туда ходить, — предупредил он, видя, как я двинулась к двери, — дай парню очухаться, ему и так досталось, дай ему побыть одному.

— Печешься о его душевном спокойствии? — Почти выкрикнула я, — ты, который только что… — задохнулась я от негодования.

— Да я, — спокойно прервал Саха, готовую начаться истерику, — ты считаешь, я был не прав? Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? — он испытующе оглядел меня.

— Сань, можно было обойтись и без этого, — встала на мою сторону Васька.

— Я тебя, Аня, что-то не пойму, чего ты хочешь? — Дядя прищурившись уставился на меня, — Ты хочешь, что бы он никогда больше не прикасался к дури?

— Да, — всхлипнула я.

— Значит, не мешай мне, хорошо? Ты прекрасно знала, когда везла его сюда, что у меня свой взгляд на вещи и некоторые методы не отличаются гуманностью, ведь так? — спросил он, я кивнула соглашаясь. Конечно, я все знала, но надеялась, что до этого не дойдет. — Ну, вот и договорились, — удовлетворенно проговорил дядя, — вы как хотите, а я пойду спать. — Саха тяжелой поступью поднялся наверх.

…Влад приподнялся на локтях и, превознемогая боль, оглянулся на спину, до предела выворачивая шею. Открывшееся зрелище впечатляло, а может просто отвык видеть на себе подобные украшения. Приходилось признать, избили его жестоко, но не так уж и сильно, как это могло быть. По здравому разумению, если уж быть до конца с собой честным — окажись Влад на месте Сахи, поступил так же, если не хуже. Так что злиться или обижаться, смысла нет. Обидной оказалась не сама порка, а воспоминание, как унизительно и обидно ткнули носом сначала в стол, (на Аниных глазах!), а потом в песок на полу. Можно было и без этого обойтись.

Влад напрягся, услышав тихое шуршание песка за спиной, обернулся, наткнувшись на большую треугольную голову Арка.

— Чего тебе? — проворчал недовольно, — Напугал, зараза!

Волк лег на пузо и подполз к лежащему парню, склонил голову набок, рассматривая его, а потом, забавно и жалобно вздохнув, ткнулся холодным мокрым носом в человеческое плечо. Влад протянул руку и обнял Арка за шею, зарылся лицом в пыльную, жесткую шерсть, пахнущую солнцем и лесом. Арк шевельнулся, высвобождаясь из-под его руки и, заглянув в глаза, поднялся, принявшись вылизывать Владу спину. Парень вздрагивал каждый раз, когда ссадин касался прохладный волчий язык, но даже не думал прогонять.

Когда же волк принялся вылизывать Владу лицо, тот шутливо оттолкнул серую морду. Волк уходить не пожелал и попытался затеять возню. Владу его идея пришлась не совсем по душе — в его теперешнем состоянии не сильно поиграешь. Внезапно Арк насторожился, оставив Влада в покое, пригнул уши и ворчливо зарычал на дверь. Почти сразу в поле зрения Влада появился виновник случившейся беды — медвежонок шел боком, забавно переваливаясь с ноги на ногу.

— Чего пришел? — неприветливо проговорил парень, наблюдая, как медведь приблизился к нему вплотную и уселся на задние лапы, — Видишь, что со мной из-за тебя сделали? Сильно тебе мой рюкзак нужен был, а?

Топтыжка на эту гневную тираду жалобно заревел и принялся тереть лапами нос.

— Так ты жаловаться мне пришел, негодник? — хмыкнул Влад, догадавшись о причине его появления, и добавил со вздохом, — Где у тебя совесть? — медвежонок захныкал и пододвинулся еще ближе. Влад понял — злиться на проказника нет никакой возможности и протянув руку обвалил того на бок, — Что и тебе досталось? Получил от Василисы Андреевны веником, да?

Топтыгин, почувствовав перемену в голосе человека, подкатился к нему пушистым шаром и затих, прижавшись к боку. Влад, морщась от боли, почесал медвежонка между ушей. Полежал еще немного, собираясь с духом, прежде чем показаться кому-то на глаза. Но лежи, не лежи, а идти-то все равно надо, тем более, что опустившийся на Бору вечер уже дышал прохладой. Влад встал на колени, на ощупь, отыскивая в темном деннике свою мокрую рубаху. Найдя, кое-как натянул на себя, застегивать не стал — что толку, до дома только дойти.

Встречаться с Аней очень не хотелось. Зная девушку, мог сказать точно — она тоже устроит ему нагоняй, а ее гнев перенести сложнее, чем Сахину порку.

Каждое движение причиняло почти нестерпимую боль и голова начала противно кружиться. Влад схватился рукой за перегородку, постоял немного, ожидая, когда в голове чуть прояснится, а потом, пошатываясь, побрел к дому.

Уже берясь за ручку двери, понял — сегодня выслушивать Анино ворчание никаких сил нет, да и в глаза смотреть стыдно. Так что ему остается только одно — как можно незаметнее проскользнуть в комнату и когда она поднимется сказаться спящим, авось будить не станет. А с утра она должна куда-то уйти на несколько дней…

Я опять опустилась на кресло у камина и уставилась на огонь. Через некоторое время меня кто-то нерешительно тронул за плечо. Я подняла глаза, возле меня стоял Олег.

— Чего тебе? — немного неучтиво спросила я.

— Ань, хочешь, я на конюшню схожу, посмотрю как он там?

— Не знаю, — честно призналась я.

Скрипнула входная дверь и в дом проскользнул Влад и, ни на кого не глядя, проковылял к лестнице. Я посидела еще некоторое время, борясь с желанием кинуться следом, и поднялась наверх.

Влад лежал на кровати поверх одеяла, уткнувшись лицом в сложенные под головой руки. Я, не включая свет, прошла к окну и распахнула его, впуская в комнату ночную прохладу, постояла немного, глядя на озеро, с ровной полоской голубоватого света.

— Владка, — тихо позвала я, подсаживаясь к парню, он не шевельнулся и ничего не ответил. — Влад, — повторила я и осторожно положила руку на его плечо, — тебе очень больно? — я осеклась оттого, что спросила очевидную глупость, но и молчать сил не было.

— Нечего меня жалеть, — он дернул плечом, сбрасывая мою руку, — я сам виноват и сам ответил. Все, и хватит об этом.

— А я и не собиралась тебя жалеть, — фыркнула я, и, отворачиваясь нечаянно задела его бок.

— Поаккуратней нельзя? — раздраженно процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Нельзя, — ехидно ответила я, — ты же сам приказал тебя не жалеть.

Я встала и отошла снова к окну. Пора ложиться спать, завтра предстоит тяжелый день, надо встать до зари. Все! И пусть Влад с его проблемами катиться ко всем чертям, которых только смогли выдумать многочисленные религии.

…Влад повернул голову и уставился на ее хрупкий силуэт у окна, сотканный из темноты и бледного света. И чего, спрашивается, взбесился? Ему бы прощение просить, а он наорал! Вот и как понимать этих женщин? Ей сейчас положено злиться и ругать его, что он, подлец, подвел ее, доверия не оправдал и вляпался в очередную неприятность, а она ж нет! Жалеет, сочувствует! Очень ли больно, спрашивает! Вопрос-то какой идиотский, и как на него ответить? Нет, Аня, мне очень приятно. Так что ли? А с другой стороны — радуйся дурак, хоть кому-то нужен. И задела она тебя рукой, так потерпи, она ж не специально, случайно вышло. А ты…

Влад лежал, не зная, как поправить недавнюю грубость, чувствуя себя последней сволочью. Интересно, а если попросить принести воды не откажет? Тем более, что пить действительно очень хочется. Влад слабо шевельнулся, видя, что она собирается отойти от окна…

Вставать завтра рано, в очередной раз напомнила я себе, но почему же тогда я продолжаю стоять у окошка, наблюдая, как ветер раскачивает верхушки деревьев, слушаю, как вздыхает озеро и жду, что Влад позовет, ища сочувствия, и пожалуется? Неужели я все-таки влюбилась в этого глупого непутевого мальчишку? Или это синдром привыкания? Когда врач настолько сживается со своим пациентом… даже думать не хочется! Отогнав эти ненужные и опасные мысли, я переоделась и уже собиралась ложиться, как услышала из темноты:

— Если тебе не трудно, принеси, пожалуйста, воды, — чуть слышно попросил он.

— Хорошо, — с готовностью откликнулась я, — может еще чего-нибудь? Ты, наверное, есть хочешь? — и тут же одернула себя, ну кто после такого вечера захочет есть?

— Нет, спасибо, только воды.

Я сходила вниз, налила в кувшин воды и уже собралась нести, но передумала. Вернулась на кухню, сварила грог, сделала несколько бутербродов с колбасой, солониной и сыром, сложила все в маленькую корзинку, и потащила добычу наверх.

— Вместо воды я грога сварила, ничего? — спросила я, выставляя содержимое корзинки на табуретку возле его кровати.

— Ничего, — эхом отозвался Влад, поворачиваясь и приподнимаясь на локте.

— Держи, — я подала ему чашку, — только аккуратно, горячий.

Он поблагодарил меня кивком головы и, сделав несколько осторожных глотков, отставил ее.

— Здесь еще бутерброды, будешь? — неизвестно чему радуясь, быстро проговорила я, снимая с тарелки салфетку.

— Давай, — согласился Влад.

Я пододвинула к нему тарелку, а сама устроилась на своей кровати, чтобы не мешать. Комнату заливал свет Крека, его едва хватало, различать предметы вокруг, но мне было достаточно. Я словила себя на том, что улыбаюсь, наблюдая как Влад, почти не жуя, глотает еду, запивая обжигающим грогом.

— Как же это тебя угораздило? — поинтересовалась я через некоторое время.

— Ругать будешь? — вместо ответа спросил он, запихивая в рот последний кусок.

— Нет, — покачала я головой, — не буду, — я пересела к нему, — Владушка… — он тихо засмеялся, — что я смешного сказала? — смутилась я.

— Ты меня так ласково называешь, каждый раз, как со мной какие-нибудь гадости случаются.

— Ты находишь это смешным? — еще больше смущаясь пролепетала я, даже не подозревая, что он это запоминает.

— Нет. Просто я вот о чем подумал, может почаще влипать в серьезные неприятности? Что бы ты мурлыкала 'Владушка'. Ты знаешь, я готов даже побои ради этого терпеть.

— Что за разговорчики, глупый мальчишка, — нахмурилась я, — давай лучше посмотрю, что там Саха наворотил.

— Переводишь стрелки? — Опять засмеялся Влад, — и чего ты так со мной возишься, понять не могу. Я и не из таких передряг живым выходил. Помнишь тот шрам от ноги через весь живот?

— Это тот, который по ребрам уходил на спину? — из вежливости уточнила я, хотя это было излишним, я его помнила.

— Так вот, — Влад отодвинул тарелку и улегся, — было это на арене. Мне достался тогда очень сильный противник, может и не сильный вовсе, но я провел к тому времени около девяти боев, так что на меня хватило. Если бы я выиграл и в тот раз, мне бы дали свободу. В общем, я его уже почти уходил, но тут он выхватил маленький ножик, на нем кожаные доспехи, а на мне, смех сказать — набедренная повязка. Ну, выхватил он нож и чиркнул мне по животу и разрезал все не хуже твоего скальпеля. Надсмотрщики решили, что я сдох и выкинули в яму для мусора. Значит, лежу я там, кишки наружу…

— Без подробностей, пожалуйста, — прервала его я, зная их все наизусть и не желая выслушивать это еще раз на ночь глядя, — я ночью спать хочу.

— А как же ты на работе? — подначил меня он.

— На работе, это на работе. У меня после нее кошмаров не бывает, не то что от твоих рассказов, а под бок мне бежать не к кому.

— Так ко мне беги, — расхрабрившись, великодушно разрешил он, — этому мы завсегда рады.

— Ну и зараза же вы, Владислав Дмитриевич, — прошипела я, — вот так бы и дала бы вам по заднице.

— Не, по заднице сегодня нельзя, — заныл он, — она у меня многострадальная.

— Вот-вот, я о том же, давай я тебя осмотрю. У меня где-то мазь должна быть, синяки за пару дней сгонит и рубцы подживит. Скоро папаня приедет и мне надо, что бы ты имел товарный вид, — я включила ночник и принялась расковыривать свой саквояж, отыскивая нужный тюбик.

— Ничего твоя мазь не сгонит, — заворчал Влад, стаскивая с себя одежду, — насколько я помню, Саха твой меня хлыстом отходил, а эти отметины иной раз по месяцу держатся. Уж поверь мне, я знаю.

— Это мы еще посмотрим, знаток, — усмехнулась я, поднимая над ним лампу, — ишь как тебя Александр Петрович оприходовали, как не родного, места живого нет. — Присвистнула я, рассматривая его спину покрытую багровыми полосками и ржавчиной размазанной запекшейся крови. К глазам против воли подступили слезы. Я почувствовала острое желание придушить Саху.

— То, что места живого нет — сам дурак, — безразлично высказался Влад, будто это не его егерь ткнул носом в стол, а после шкуру попортил.

Влад положил руки под голову и закрыл глаза, предоставляя мне делать все что, заблагорассудится. Я сходила в ванну, притащила таз с теплой водой, пару мягких полотенец и принялась обмывать его.

— Надо было еще в первый вечер ему все отдать. — Продолжил рассуждать он, — А так огреб за все и сразу и за вранье, и за хранение, и за употребление.

— Ну, Саха, ну зверюга! Руки пообрубать по самые уши! — Ворчала я, осторожно втирая крем.

— Никакой он не зверь, — тут же возразил Влад, — нормальный мужик. Просто надо играть по его правилам. Он со мной уже почти месяц нянчится, а я его работу чуть на ветер не пустил, есть от чего взбеситься. Да и не так сильно он меня побил, как оно смотрится, раз я почти сразу поднялся и на своих ногах в дом пришел. А то, что пару ссадин оставил, так оно ничего — заживет. Главное завтрашний день пережить.

— Владка, Владка, Владушка, — пробормотала я, качая головой и подсчитывая полоски, грозившие превратиться в шрамы.

— Что там еще? — Сонным голосом осведомилось мое горюшко.

— Как так можно? — Задалась я абсолютно никчемным вопросом, — не прошло и полгода, как Костик тебе новую шкуру справил, а она вся в шрамах опять будет, ты их что — коллекционируешь?

— Больше полугода прошло, — лениво уточнил Влад.

— Милый мой, — взвыла я, — да на мне за всю жизнь столько не набралось!

— Ты — это ты, а я — это я, — резонно заметил он, — у тебя голова маленькая, но ты ей думаешь. У меня же голова хоть и большая, а думать никак не хочет, — самокритично закончил Влад.

— Тренироваться надо, — посоветовала я, любуясь своей работой. Потом подумала немного и сделала ему обезболивающий укол. Это оказалось не так-то просто — пришлось долго выискивать наименее пострадавшее место для укола. Завтра ему, конечно же, станет хуже, но эту ночь, по крайней мере, поспит спокойно.

— Все, я закончила, — сообщила я, укрывая его одеялом, — так лучше?

— Ты знаешь, да, — вынужден был согласиться он, — и болеть почти перестало, вот только колотит чуток, но ничего — терпимо.

— Ничего, сейчас лекарство начнет действовать, и ты уснешь. Я ухожу с рассветом, — напомнила я, вытирая руки и гася свет, — постарайся, чтобы Саха не убил тебя за время моего отсутствия. Я попробую вернуться как можно скорее. Оставляю тебе мазь на столе, накладывай ее утром и вечером, если у самого не получится, попроси Васену, она не откажет. Да, скажешь ей, пусть у Сахи швы снимет. И вот еще что, если будешь в состоянии, сходи в город и получи все деньги с моего счета. Я документы на столе оставлю. Сотню отложи и запакуй отдельно. Лады?

— Хорошо, — глухо отозвался Влад, — если ты уже закончила инструктаж, не возражаешь я отключусь, устал.

— Спи, — разрешила я и, немного подумав, добавила, — Владушка, — из темноты донеслось довольное сопение.

 

Глава 6

Утро выдалось серым и прохладным, траву покрывал белый пушок инея, предрекая скорый приход осени. Белый морок тумана молоком обволок все озеро, змейками подползая к дому. Я вышла на крыльцо и огляделась вокруг, поежившись в предрассветных сумерках, решая, как лучше будет добраться до водопада посуху или по воде. И первое, и второе затруднялось хлопьями тумана. Подумав немного, я все же решила отправиться по озеру, для этого мне пришлось идти в сарай, чтобы позаимствовать Сахину легкую пирогу. Лодчонка лежала забросанная всяким хламом, и я потратила целых пятнадцать минут, разгребая мусор. Действовать надо очень тихо, если я хочу избежать лишних вопросов. Наконец лодка была освобождена и я начала осторожно вытаскивать ее из сарая. Мне это почти удалось, но в последний момент корма лодки задела за стоящие в стороне оглобли и они с шумом посыпались на меня. Я мысленно поблагодарила туман, который хоть как-то заглушит звук. Я замерла на некоторое время, чутко прислушиваясь, не стукнет ли рядом дверь — все тихо. Я благополучно выбралась из-под завала и вытащила лодку. Входная дверь хлопнула, и сквозь туман послышался приглушенный недовольный голос Васены.

— А ну, стой! Кто это там балует? Олег, ты что ль? Али ты, Владушка? Слышь, малец, возвернись, не доводи до греха, — черт, я зло сплюнула, если она будет продолжать так орать, то перебудит всех кто еще не встал.

— Не голоси, это я, — тихо сказала я, выныривая из тумана около Васьки. Тетка зябко поежилась от утренней прохлады с удивлением посмотрела на меня и поплотнее запахнула накинутую на плечи шаль.

— Куда собралась, душа моя? — Васька подозрительно оглядывала мой походный наряд, позаимствованный у Олега, и поэтому подвернутый во всех местах насколько это представлялось возможным.

— Только не ори, — предупредила я, — на охоту пойду, на зверя страшного, Сенькой называется.

— Ха, на этого зверя Саха ужо недель пять охотится, все выследить не может.

— Твой Саха не знает где этот зверь кормиться, а я догадываюсь. К тому же у меня манок есть особый, специально на Сенек деланный, — я похлопала себя по нагрудному карману, где было спрятано голосовое письмо от Вари.

— Кто ж тебя знает, — Васька помогла дотащить пирогу до воды, — а ну, как и точно выловишь.

— Попробую, — я не стала давать твердых обещаний, — об одном попрошу, попридержи Саху, если я Сеньку приведу, — я бросила в лодку рюкзак с припасами, набранными в Васькиной кладовке еще вчера днем, и забралась в утлое суденышко.

— Ну, с Богом, — Васька с силой толкнула лодку, и она быстро заскользила по воде, поднимая небольшие фонтаны брызг, — я за мальцом твоим пригляжу, — донеслось до меня из тумана.

— И на том спасибо, — пробормотала я, берясь за весло, сильными гребками подгоняя лодочку.

…Влад проснулся с чувством, что если сейчас не встанет, непременно лопнет — природа нагло заявляла о себе. Яркий солнечный свет проникал сквозь плотно сомкнутые веки заставляя окончательно проснуться. Влад покосился на часы — без двадцати двенадцать. У него чуть челюсть не отвисла, благо подушка не дала, — ничего себе! Проспал почти полдня и никто не потревожил.

Влад шевельнулся с намерением встать, но тут же был вынужден с тихим стоном рухнуть обратно — избитое тело отозвалось ноющей болью. Полежал, собираясь с мыслями, но хочешь, не хочешь, вставать надо. Пришлось покрепче стиснуть зубы и откинуть с себя одеяло, дальше сложнее — предстояло заставить себя двигаться: сперва подняться на четвереньки, а после сползти с кровати. На это ушла целая минута — каждое движение отзывалось противным нытьем во всем теле, а кому себя не жалко? Фффух! Самое сложное сделано. Теперь осталось расходиться и все будет хорошо.

Достав из шкафа банный халат, осторожно просунул руки в рукава, одеваться пока никакого желания не возникало. Шлепая босыми ногами по теплым половицам, направился в уборную, сделав остановку у стола. На столешнице, покрытой светлым лаком, белел листок бумаги с небрежно брошенной на него упаковкой таблеток, рядом стоял стакан с водой. 'Выпей, не будет больно. Не больше четырех таблеток в день', приказывала записка, накарябанная быстрым и мало разборчивым, как у всех врачей, почерком. Влад усмехнулся и заглотал одним махом две таблетки, что б наверняка подействовало.

Кое-как приведя себя в порядок Влад решил вернуться в комнату с намерением еще поваляться. А что еще делать раз его никто не трогает? Правда, начал просыпаться голод, но спускаться вниз совсем не хотелось. Обитатели дома знают, что с ним произошло, и смотреть им в глаза было неловко. Да и кто знает, как они теперь к нему относятся. Проходя мимо лестницы, прислушался, в доме стояла тишина и только на кухне тихонько позвякивала утварь. Василиса готовила обед, а значит невозможно даже спуститься на кухню попить молока. Он тяжко вздохнул и побрел к своей двери.

В комнате на столе обнаружился поднос, накрытый белой салфеткой, а в воздухе витали такие запахи, едва слюной не подавился. А на подносе целый клад — яичница из пяти яиц, ломтики поджаренного мяса, еще горячие пирожки, кружка парного молока и небольшой кофейник. Между стаканом молока и тарелкой вставлена записка. Влад выдернул листок и, развернув, прочитал: 'С добрым утром, Владушка', перевел глаза на еду, приготовленную заботливой Василисой, и даже всхлипнул от благодарности.

Влад подтащил поднос поближе к окну и, опершись бедром о подоконник, с аппетитом занялся едой. Поев, почувствовал себя настолько сносно, что лежать расхотелось. Оделся и понес пустой поднос на кухню.

— Выспался? — с приветливой улыбкой поинтересовалась Анина тетка и ласково потрепала его по волосам.

— Да, — Влад выдавил из себя ответную улыбку, — спасибо за завтрак.

— Не за что, может еще чего хочешь?

— Нет, не надо. Василиса Андреевна, вы простите меня, что так вышло… — Влад запнулся и почувствовал, что краснеет, ничего глупее не придумаешь!

— Ты до сих пор переживаешь? Уже ведь и не сердится никто. Ну, было и прошло. В жизни всякое бывает. Ты куда собрался-то?

— Не знаю, — пожал плечами Влад, — пойду, пройдусь, толку бока отлеживать.

— Может не стоит, — заволновалась она, с беспокойством оглядывая парня, — отлежался бы!

— Нет, спасибо. Да и не болит почти.

— Только долго не броди — обед скоро, — предупредила она и, сунув в его нагрудный карман шоколадку, выпроводила из кухни.

Выйдя из дома Влад прислушался — от дровяного сарая слышались звонкие удары топора, видно Саха доделывает вчерашнюю Владову работу. Встречаться с егерем не было никакого желания, Влад обогнул дом с другой стороны и пошел по самой кромке озера. Идти в жару возле воды, от которой веяло прохладой, слушая неугомонных птиц, носящихся где-то высоко было приятно, а еще приятнее было ни о чем не думать. Владу казалось, что идет он совсем не долго, а оглянувшись, понял, что отошел от дома на добрый десяток километров. Вон и самого дома не видно за изгибом берега, поросшего высокими кустами с которых свисали небольшие, но очень вкусные, плоды тегу, по вкусу чем-то напоминающие груши.

Солнце припекало, Влад безнадежно опоздал к обеду, да и устал так, что зеленая трава на полянке у озера показалась не хуже любой кровати. Решив, что лучше отдохнуть перед обратной дорогой, Влад сбросил с себя одежду и окунулся в прогретую за день прозрачную воду озера. Выбравшись на берег, отряхнулся, как это делает Арк. Немного обсохнув, натянул на себя штаны — негоже все-таки щеголять голым задом, хоть и посреди леса. Из еды располагал только шоколадкой и плодами тегу, чему, впрочем, не сильно огорчился. Поев, растянулся на траве, в слабом тенечке кустов, подсунув под брюхо рубашку, а то стащит еще какая-нибудь не в меру любопытная животина…

Часа два я плыла в плотном белом облаке, надеясь, что смогу удержаться на середине озера. Из-за пелены тумана не было видно ни одного, ни другого берега, и мне казалось, что я плыву не по воде, а по небу. Я глотала сырой воздух, на несколько мгновений почудилось, что все исчезло, а я запуталась в паутине тумана и никогда уже из нее не выберусь. В душу предательски закралась паника, заставляя теснее жаться к единственному осязаемому предмету — бортам лодки. От этого стало так страшно, что захотелось кричать, а еще больше захотелось причалить к берегу, со всего размаху ткнув нос лодки в мягкий песок. Почувствовать под ногами твердую землю и повалиться на мокрую от утренней росы траву. Я одернула себя, ну кто тебе сказал, дура ты эдакая, что там будет песок, а вдруг ты наткнешься на корягу или еще на что-нибудь? Только сознание возможной катастрофы удержало меня на середине озера. Теперь я, кажется, понимаю людей больных клаустрофобией.

Над Борой неумолимо занимался рассвет, подул теплый ветер, он разогнал туман, а солнце согрело озябших жителей планеты и все сразу стало на свои места. Мне стало смешно и немножко стыдно за недавние страхи.

Я оглянулась, домика Сахи почти не видно, он еще скрывался за занавесью тумана. Надо поспешить, когда туман сойдет, меня будет видно, как на ладони.

Я принялась озираться по сторонам, отыскивая знакомые ориентиры и моля бога, чтобы я не проскочила из-за тумана мимо нужного мне места. Иначе придется делать круг и плыть против, хоть и небольшого, но все-таки течения.

Ага, вот сосна, с раздвоенной черной верхушкой, года четыре назад в нее ударила молния, но дождь быстро погасил, разгорающиеся пламя и сосна осталась стоять, найдя в себе силы, насколько возможно, залечить свои раны. Чуть дальше в почтенном поклоне застыла березка, полоща в воде тонкие прутики веток. Значит надо проплыть еще не менее пяти километров. Мне нужно попасть в устье реки, почти скрытое от глаз зарослями ивняка, главное не проскочить.

Я вглядывалась до боли в глазах в изломы берега, пытаясь отыскать вход в реку. Берег до того зарос молодняком ивы, что превратился в сплошную зеленую полоску. Легкую лодочку чуть качнуло и повело в сторону, я сделала взмах веслом, круто развернула лодку и, прилагая немало усилий, зашла в реку.

У входа в озеро река была до того узкая, что росшие по ее берегам деревья спокойно соприкасались верхними ветвями, образуя плотный зеленый потолок. Я ослепла на несколько секунд, зайдя из яркого солнечного света в этот полутемный, душный тоннель, на меня тут же накинулась вечно голодная лесная мошкара, заставив снова влезть в куртку. Успокаивало только одно, тоннель этот тянется не более двух километров и если мне подналечь на весла, то я проскочу его не более чем за полчаса. Я поудобнее перехватила перекладину весла и сильными гребками погнала пирогу вперед.

Тоннель показался бесконечным, я и не думала, что два километра могут растянуться почти в вечность. Пот заливал глаза, не давая толком смотреть вперед, из-за этого я чуть не натолкнулась на проплывающую рядом корягу. Мошкара противно звенела над ухом и забивалась в волосы. Руки ломило от усилий и на ладонях появились мозоли, доставляя дополнительные неудобства. Но все имеет свой конец и впереди забрезжил свет. Один взмах и еще, скоро я отсюда выберусь, я принялась грести с удвоенной силой. Взмах и еще. Наконец-то я выбралась из этого кошмара. Мошкара отступилась, прячась в спасительной тени. Я проплыла еще несколько метров и решила сделать привал, во-первых, надо поесть, а во-вторых, если я сейчас не отдохну, то умру прямо здесь.

Я выбрала пологий участок берега и направила на него свое утлое суденышко. Выбравшись на твердую землю, я вытянула лодку, а то еще снесет течением, и без сил рухнула на траву, лениво отметив про себя, что трава вытоптана и не такая мягкая, как бы хотелось, блаженно закрыла глаза. Пролежав без движения, как мне показалось не меньше часа, я заставила себя сесть и впихнуть в рот кусок пирога с медом.

Постепенно я возвращалась к жизни, усталость отступила, надо двигаться дальше. Но я уговорила себя посидеть еще немножко. В кустах за моей спиной что-то зашевелилось, я настороженно оглянулась, тут только до меня дошло, почему вытоптана трава. Я умудрилась устроить привал на кабаньем водопое, в подтверждении моей догадки из кустов на меня выглянули сначала маленькие красные глазки, а потом высунулся мокрый пятачок в обрамлении двух загнутых кверху клыков. Я застыла, потом в моем уставшем мозгу как бомба разорвалась: 'Беги, идиотка, если жить хочешь!' Такой прыти от себя, если честно, я не ожидала. На то, чтобы собрать пожитки, стащить в воду лодку и оказаться аккурат посреди реки у меня ушло не более пяти секунд. Я оглянулась, как раз на том месте, где я только что сидела, стояла здоровенная кабаниха и разъяренно рыла копытами землю, под ее брюхом копошились пять щетинистых комочков.

Я судорожно сглотнула, представив, во что бы я превратилась после встречи с этой благочестивой мамашей. Нечего и говорить, что после этой встречи я предпочитаю видеть свинью только на своей тарелке исключительно в жареном виде. Я снова взялась за весло и скоро кабанья семья скрылась за излучиной реки, о чем я, признаться, не пожалела. Больше я на своем пути привалов не делала, что позволило добраться до нужного места раньше, чем предполагала.

Было около пяти часов вечера, когда я услышала приближающийся гомон водопада. Я принялась лавировать между небольшими речными порогами, еще чуть-чуть и я окажусь в более ли менее спокойном озерце, как раз под водопадом.

Я выплыла из-за поворота и передо мной открылась картина, от которой у меня еще в прошлый раз захватило дух и, я подозреваю, будет захватывать всякий раз, как я ее увижу. Высокий горный утес, заросший яркой зеленью, которую уже позолотило предвечернее солнце. Подпрыгивая на камнях и заливаясь в трещинки, с него с шумом низвергается вода, сплетаясь в легкое блестящее кружево воды и солнца, и образуя шапку белой пены на почти черной воде озерца.

Приглядев песчаную полоску берега, направила к ней свою пирогу. Если Сенька здесь, он меня должен был уже заметить, я надеялась, что брат сейчас вынырнет из кустов и поможет вытянуть лодку, но вокруг было тихо, только птицы пели вечерние песни. Нос лодки мягко ткнулся в желтый песок, никто не пришел на помощь, и мне пришлось самой затаскивать лодку на берег. Я выкинула на траву свой скарб, состоящий из небольшого кожаного рюкзака, позаимствованного у Олега, и затянула лодку под ближайший куст орешника, перевернув ее днищем вверх, я закидала свое транспортное средство ветками и сухой травой. Взвалив на плечи рюкзак, вернулась на берег и уставилась на вершину водопада, отыскивая глазами наиболее подходящий подъем.

Устроив поудобнее лямки рюкзака на плечах я начала карабкаться вверх. Водопад только с виду казался неприступным, а на самом деле слева от него была достаточно удобная тропа. Не прошло и десяти минут, как я, немного промокнув, завалилась в просторную светлую пещеру. Стены и свод пещеры, уходящий далеко вверх, имели почти белую окраску, от этого грот казался еще больше. Вдоль стен сушились растянутые на грубых рамках, шкуры, это подтвердило мое предположение о месте пребывания Сеньки. Пол в пещере посыпан желтым песком, возле входа, стоит туго связанный осиновый веник. В дальнем углу, образуя ширму, висит занавесь, сплетенная из травы. Заглянув за нее, увидела кучу неприкрытого соснового лапника, заменяющего беглецу кровать. Сенька развернул бурную деятельность и, насколько я могла судить, по висевшим везде трофеям, охотился парень весьма успешно и с голоду не помирал. Я пощупала шкуры, почти готовы. Еще немного и у парня будет одеяло, да и одежку при определенных стараниях пошить можно.

Посреди пещеры из больших камней был сложен очаг, я дотронулась до них, камни были еще теплыми, значит, хозяин должен быть где-то неподалеку. Я более внимательно пошарилась по углам и нашла три туеска, сплетенных из коры, один полный свежесобранных ягод, два другие были под крышками, в одном хранилась свежая рыба, во втором подвяленное на солнце мясо. 'Вот ирод, — проворчала я, — кто же рыбу хранит рядом с ягодами'.

Ждать брата в пещере не было никаких сил. Хотелось помыться, больше чем бороться за жизнь. Я спустилась к озерцу и, раздевшись догола, нырнула в прохладную темную воду. Поплавав немного и окончательно замерзнув, я вылезла на бережок. Попрыгав, чтобы обсохнуть, натянула на себя чистые вещи из рюкзака, и устроилась, как ящерица на нагретом за день валуне, понежиться в последних лучах уже склоняющегося к закату солнца.

Я просидела на валуне не меньше часа, ожидая прихода хозяина пещеры. В кустах послышался тихий шорох.

— Только попробуй в меня чем-нибудь кинуть — башку отверну, — щурясь на Крек, ласково предупредила я.

— Анька!?

— Похоже на то, — резонно заметила я.

— Откуда ты взялась? — более идиотского вопроса я в жизни не слышала.

— Оттуда же откуда и ты. Ты разве анатомию в школе не проходил? — на дурацкий вопрос, получают такой же ответ.

Сенька выбрался из кустов и устроился рядом.

— Значит, маманя вызвала тяжелую артиллерию? — спустя некоторое время осведомился он.

— Так да не так, — неопределенно ответила я.

— Все-таки маманя, — утвердился в своем предположении Сенька.

— Ты меня обидел, — надулась я.

— Чем же? — не понял он.

— Я, по-твоему, тяжелая? Да я за последние полгода потеряла не менее пяти килограмм, — чуть ли ни пуская слезу, прохныкала я.

— Как ты меня нашла? — посуровел Сеня.

— Да очень просто, — скромно потупилась я, вычерчивая ногой на песке круги, — дело в том, Арсений Александрович, что я знаю вас как облупленного. Я приехала, Саха рассказал мне о том, из-за чего вы сошли с дома и я, путем несложных умозаключений установила ваше место нахождения.

— И какой же ветер тебя занес в наши края?

— Наркомания, — честно призналась я, у Сеньки глаза полезли из орбит и он чуть не грохнулся с камня в воду, — да не у меня, — нашла нужным успокоить его я.

— А у кого же?

— У моего раба.

— Опаньки, — то ли прошипел, то ли выдохнул Сеня, и закончил Сахиным словами, — значит и до тебя докатилась мода?

— До меня кроме собственной дури ничего не докатывалось, — повинилась я, — кстати, о дури. У меня для тебя кое-что есть, от некой особы, именующей себя Варенькой Шульгой.

— Что есть? — насторожился братец.

— Интересно? — ухмыльнулась я, — Но отдам я тебе это только в обмен на обещание вернуться домой.

— Я отсюда никуда не пойду, — Сенькино лицо посуровело, и он отвернулся.

— Значит, ничего не получишь, — усмехнулась я.

— А ты не боишься, что я тебя сейчас немного пристукну, и ты мне все сама отдашь? — зло спросил он.

— Ты хоть думаешь, что говоришь? — я испытывающе посмотрела на него, — Ты кому грозить вздумал? Совсем крыша поехала от одиночества? Знаете что, Арсений Александрович, — я поднялась и перекинула через плечо рюкзак, — а не пошли бы вы ко всем чертям со своей несчастной любовью, вместе с идиоткой Варенькой, которая палец о палец не ударила, чтобы узнать, где ты и что с тобой. Ты мне надоел, оставайся здесь и сиди как придурок, боясь нос из-за водопада высунуть, потому что Саха вокруг рыскает, тебя разыскивая. Сиди и рыдай над своей несчастной судьбой, не предпринимая попыток хоть что-то поправить. Да, кстати, — я достала голосовое письмо и бросила брату в лицо, — забирай, мне чужого не надо.

Я выволокла лодку, столкнула в озеро, запрыгнула в нее и взялась за весло. Злость придала силы, и лодка в два счета оказалась в рукаве реки, по которой еще совсем недавно я с таким трудом поднялась. Сенька понял, что действительно уплываю только, когда лодка скрылась за поворотом. Он вскочил и, не разбирая дороги, понесся мне наперерез, я могла об этом судить по шуму, который он создавал, продираясь сквозь заросли.

— Аня, — Сенька бежал по берегу наравне со мной, — Анечка, вернись, ну, пожалуйста. Прости дурака, Аня!

Я поднажала на весла, и лодка понеслась быстрее подгоняемая мной и течением. Сенька, поняв, что, бегая по бережку, он меня не вернет, не раздеваясь, прыгнул в воду и быстро поплыл за мной. Пловец из Сеньки хороший, а вот гребец из меня, после целого дня мотания по реке, никудышный, братец догнал в два счета. Он зацепился за борт лодки и плыл, рядом уговаривая меня вернуться и тормозя движение.

— Отцепись, балласт! — рявкнула я, замахиваясь веслом.

— Хочешь ударить — бей, — позволил Сенька, — только не бросай меня.

— Ты прекрасно знаешь, что не ударю, как бы мне этого не хотелось, — я бросила весло на дно лодки и расстроено опустилась рядом, позволяя Сеньке выволочь меня вместе с лодкой к берегу.

Мы завалились в пещеру, и Сенька трясущимися от холода руками принялся разводить костер. Я уселась на услужливо подставленную чурку и наблюдала за его бесплодными попытками. Если так дело пойдет, и дальше мы ни в жисть не обогреемся.

— Дай я, — теряя терпение, оттолкнула я Сеньку от очага.

Достала из рюкзака зажигалку и щелкнула над тонкими веточками, проложенными сухим мхом. Огонек от зажигалки моментально перекинулся на мох и заплясал по нему веселыми язычками, облизывая хворостинки. Я осторожно подула, раздувая костерок, подбросила в него более серьезное топливо.

— Что стоишь, трясешься? — Поинтересовалась я у топтавшегося рядом Сеньки, — раздевайся, а то заболеешь.

Парень помялся немного и принялся стаскивать с себя мокрую одежу. Сначала на пол упали башмаки, потом рубашка, я наблюдала за медленным Сенькиным разоблачением и дивилась, насколько же он похож на Саху — те же брови, волосы, даже прищур глаз и тот отцовский, только лет на двадцать моложе. Олег тот не такой, он больше на Ваську похож, хотя ростом и сложением тоже в Саху пошел. Когда дело дошло до штанов, Сенька недовольно буркнул.

— Отвернись, может, я же все-таки портки скидать собираюсь.

— А ты что как-то иначе устроен, чем другие? — проявила я живой интерес, но все же отвернулась, уставившись на белую с золотыми разводами стену.

Сенька довольно долго возился, пытаясь освободиться от прилипающих к телу мокрых штанин.

— Вот черт, — услышала я его тихое ворчание, — прикрыться-то чем? — от волнения он, видно, позабывал, что и где у него лежит.

— Иди к огню, — приказала я, поднимаясь и поворачиваясь. Сенька, увидав, что я смотрю на него, покраснел до корней волос и быстро прикрыл руками причинное место.

— Не боись, не покраду, — хмыкнула я, молча потешаясь над его стыдливостью.

Я сняла с рамки шкуру и накинула брату на плечи.

— Могла бы и не смотреть, — обиженно проговорил он, зябко кутаясь в волчий мех.

— Сеня, — авторитетно заявила я, — а там и смотреть-то не на что.

— Как это не на что? — взвился парень, еще пуще краснея.

— Эвона, как заело, — рассмеялась я.

— Ничего не заело, — начал было оправдываться он, и громко чихнул.

— О-о, — протянула я, — это нам совсем не годисса. Ты мне завтра нужен здоровый, а то, как же мы с тобой домой доберемся.

— Кто тебе сказал, что я поеду с тобой завтра? — скривил рожу Сенька, и еще раз чихнул.

— Я думала, что это дело решенное, — удивилась я.

— Я еще жить хочу, — пояснил свою позицию братец, — а домой приеду, батяня мне таких выпишет… — он только рукой махнул.

— Ишь, какие мы нежные, — принялась кривляться я, — как животину контрабандой продавать, так мы могем, а как ответить за это, так задницу в кусты прячем, так что ль выходит?

— Тебе хорошо, — протянул Сенька, — тебя, небось ни твой, ни мой батяня не разу ничем не окрестили.

— Да, мне хорошо, — зло ответила я, — матери своей никогда не знала, батя появлялся за счастье если раз в неделю, когда я еще не спала, а то и по месяцу не виделись. Мне просто замечательно, всю жизнь по полицейским участкам мотаться, кто из мужиков накормит, кто уроки сделать поможет. Ты, когда в первый раз свою шмотку выстирал, а?

— В этом году, — промямлил Сенька пристыжено.

— А я с шести лет и стираю, и убираю, и жрать готовлю. На папаню генеральские погоны-то не сразу упали. Так что сиди и молчи по поводу кому хорошо, а кому плохо. Не моя в том вина, что ты от юбки рехнулся, и дел наворотил. Знаешь, как мой Влад по этому поводу говорит? Сам виноват, сам и ответил. Вот уж кому намного хуже, чем тебе, однако ж, он ни разу еще не прятался. А что меня касаемо, да, меня ни разу никто пальцем не тронул, так у меня слава богам и голова имеется, и я не только в нее кушаю. — Я закончила свою гневную тираду и выбежала из пещеры. Жаль, двери под рукой не оказалось, а то бы стукнула так, что косяк вывалился.

Обидно было, аж слезы из глаз брызнули. Мне хорошо! Да что ты обо мне знаешь, мальчишка! Я спустилась на берег и уселась на тот валун, на котором сидела днем. Захотелось завыть в голос, заголосить по-бабьи, пожаловаться всем на жизнь непутевую, да кто ж поймет? Кто пожалеет? Да и не надо мне вашей жалости, нормально я живу и другого мне не надо, хоть и накатывает иной раз такая тоска, что волком вой.

Нормальная я, осадила я подкатывающую истерику, не инвалид, не юродивая, вот кого надо жалеть и жизнь у меня нормальная. Вот елки-палки, раздраконил старую, уже казалось зажившую, душевную рану. Хотя, какая это рана? Так, царапинка махонькая. Не то что у Влада, вот кому горя хлебнуть довелось, а сколько еще будет, когда узнает кто я на самом деле, он же меня возненавидит. Даже думать об этом страшно. Помимо воли из глаз потекли крупные слезы, не из жалости к себе, как бывало раньше, нет, а от злости. Я сидела на остывающем камне, подставив лицо ветру, пялилась на черную воду с прилипшими к ней такими же черными листьями, слушала, как ветер завывает в верхушках исполинских деревьев, и глотала соленые слезы. В первый раз в жизни, оплакивая не свою, чужую судьбу. Сзади тихо хрустнула ветка, и теплая Сенькина ладонь легла на мое плечо.

— Аньк… ты это… того… не серчай, а? — выдавил он, наконец.

— Оставь меня в покое, уйди, пожалуйста, — тихо попросила я, быстро вытирая слезы.

— Анечка, ма-атушка, — совсем как раньше, в детских играх, протянул Сенька и потерся щекой о мои волосы, — пойду я с тобой, куда скажешь, пойду.

— О, уже матушка, — саркастически откликнулась я, — нечего мне одолжение делать. Ты думаешь мне надо разгребать твои дела? Да вы хоть забейтесь с Сахой, Ваську жалко. Ты здесь месяц сидишь, как крот в норе, а о матери ты подумал, каково ей? Ни весточки от тебя, ничего. Только о своей заднице и заботишься. Даже девке своей и то знать о себе не даешь. А ведь она считает, что ты ее бросил.

— Ань, страшно мне, — признался Сенька, молчаливо признавая правоту моих упреков, — я бы уже давно вернулся. Да страшно и стыдно, как батяне с маманей в глаза смотреть? Помоги мне, пожалуйста, батя при тебе сильно серчать не будет, может и не тронет вовсе. А то как-то стыдно в двадцать с лишним лет, чтоб батя ремнем лупил, как мальчишку несмышленого.

— А ты и есть мальчишка несмышленый, — ласково попеняла его я.

— А ты Вареньку видела?

— Видела. Красивая она у тебя, даст бог, оженишься скоро. Вот только надо учиться закончить.

— Не видать мне Вареньки, как своих ушей, — печально проговорил Сеня, — за нее отец знаешь, сколько калыму требует, целых сто тысяч! Если бы я с батей не поссорился, может он бы и помог мне чем-нибудь, а так дела мои не к черту, — Сенька чихнул и вытер нос рукой.

— Пошли, бедолага, посмотрим, что у тебя в хозяйстве имеется, может натереть тебя чем можно. Да и поесть не мешало.

В хозяйстве у Арсения обнаружилась смола дерева лакса, по своим свойствам сходная с вытяжкой из сосновой смолы, именующейся скипидаром, только сильней раза в три. Сенька перетащил свою кровать поближе к огню и разлегся прямо посередине грота. Я безжалостно натерла его этой смолой, и теперь он хныкал, завернувшись в шкуру, что с него слазит кожа, что я хуже средневекового инквизитора, чем очень мешал мне, и я не могла сосредоточиться на приготовлении ужина. Потом Сенька прослушал голосовое письмо. Я на это время деликатно отлучилась, не желая забивать себе голову чужими любовными бреднями. Когда я вернулась, Сенька вместо того что бы лежать под теплым мехом, метался в одних штанах по пещере, судорожно собирая свои пожитки.

— Тебе что под хвост перцу насыпали? — полюбопытствовала я.

— Аня, — Сеня выглядел совсем несчастным, — вот теперь у меня настоящая беда — отец отсылает Вареньку к дальней родне и хочет там выдать ее замуж. Она улетает шестнадцатого.

— И поэтому ты носишься как ошпаренный, замест того, что должен лежать?

— Ты не понимаешь, она улетает завтра, я должен ее увидеть, нам надо срочно возвращаться!

— Ты собрался бежать к ней вот так, в одних портках? — мои брови взлетели вверх, он остановился посреди пещеры с одним сапогом в руках и моляще посмотрел на меня, — я думаю, что в этом нет особой необходимости.

— Как так? — теперь Сенькины брови взлетели вверх.

— А вот так, сегодня только тринадцатое, ты числа перепутал, у нас с тобой целых три дня, так что залазь в шкуру и давай поужинаем. К тому же я не думаю, что твоей суженной понравится сопливый жених.

Я помешала в котелке, проверяя стушилось ли мясо с корешками и грибами. Не найдя ничего похожего на тарелки я подхватила дымящийся котелок и подтащила его поближе к горюющему Сеньке. Парень потянул носом, сглотнул слюну и даже взял ложку, но есть почему-то не стал.

— Что на этот раз, влюбленный? — со стоном вопросила я.

— Ума не приложу, что делать, — пожаловался он, — вот я даже Вареньку увижу, а дальше что? Денег, которые у меня требует ее отец, все равно нет.

— Вот зараза, — выругалась я, бросая ложку, — как ты меня достал! Есть, есть у тебя эти деньги, не тяни душу, Христа ради, бери ложку и ешь! — Сеня было, открыл рот для следующего вопроса, но я оборвала его, — Все, заткнись и никаких вопросов или ложкой в лоб получишь, надоел, пуще листа банного!

…Влад открыл глаза и сперва даже не понял, где оказался, вокруг стояла почти непроглядная темнота, где-то рядом тихо шуршала вода, мягкими волнами накатывая на берег. Почему он спит под открытым небом? Влад чувствовал, что основательно продрог из-за выпавшей росы и прохладного ветерка. Потряс головой, прогоняя назойливую сонливость и только окончательно проснувшись, припомнил, как днем пошел пройтись вдоль озера, и забрел невесть куда. Так выходит, он проспал на свежем воздухе около восьми часов!? Влад резко сел, матерясь на взывшую болью спину, надо поскорее выбираться отсюда. Его, наверное, уже давно ищут. Ох, и влетит же, когда вернется.

Подавив тяжелый вздох, Влад натянул на себя влажную от росы рубашку и уже собирался двинуться в обратный путь, как внимание привлек тихий шорох за кустами тегу, заставивший Влада снова припасть к земле и превративший нервы и тело в туго натянутые струны, готовые в любой момент оборваться. На полянку скользнула гибкая черная тень, едва выделявшаяся из ночного мрака. Крек, вынырнув из-за облаков, на несколько мгновений слабым светом залил поляну, позволяя Владу разглядеть противника, и тут же скрылся в плотной вате облака. Увиденное, Влада совсем не вдохновило — черный барс, свирепый зверь с мощными лапами и лезвиями когтей, тропу, которого лучше обходить стороной и как можно дальше.

По рассказам Сахи он помнил, барс этот может убить любого чужака, оказавшегося на его пути, без особой на то причины. Влад об этом слышал. Но егерь ни разу не обмолвился, что эта зверюга бродит где-то поблизости. Впрочем, барс мог зайти сюда недавно и Саха пока не видел его, но это-то дела для Влада не меняет.

Вжавшись в траву, парень, уговаривал себя замереть и не двигаться, авось пройдет мимо и не заметит. В душу предвечерним туманом вползал вполне объяснимый страх перед диким и непредсказуемым противником, леденя душу и заставляя сердце биться где-то на кончиках пальцев, и забыть о боли и усталости. Зверь вышел на середину поляны, потянулся, заставляя Влада залюбоваться медлительной грацией и плавностью линий черного кошачьего тела. Барс повернул голову в сторону Влада, затем в другую, там, где мрачной, непролазной стеной росли кусты красного волчаника, тряхнул головой и медленно зашагал в их сторону. Влад даже не успел выдохнуть с облегчением, когда почувствовал, что предательский ветер изменился и его, Влада, запах понесло прямо на зверя. Удача сегодня, явно, не на его стороне.

Барс дернулся, почувствовав добычу, круто развернулся в сторону Влада. Все. Теперь таись, не таись, а тебя уже почуял кошачий нос, реагирующий на куда более слабые запахи. Влад подобрался, заранее зная — схватка проиграна, но так просто жизнь свою решил не отдавать. На стороне, сверкающего яркими оранжевыми огоньками глаз, зверя было все — сила, ловкость и смертельное оружие зубов и когтей. На стороне Влада — только внезапность, да и той почти не осталось. 'Будь, что будет!' — решил Влад, сжимаясь пружиной, и первым бросился на зверя. 'Лучшая защита, это нападение!' — мелькнула в голове древняя мудрость, пока он летел почти над самой землей на сверкнувшие, в призрачном свете спутника, ярко белые, ощерившиеся клыки. Удар тяжелой лапы, вооруженной четырьмя лезвиями отбросил человека назад, заставив несколько раз перевернуться через голову. Влад тут же вскочил и, очертя голову, кинулся на превосходящего его противника, метя запрыгнуть на спину. Капризная Фортуна решила все-таки обратить свой сияющий лик на беспомощного, безоружного человека.

После короткой схватки, во время которой Влад получил несколько сильных ударов, заставивших его задыхаться от боли, он все-таки оказался наверху, оседлав сплетенное из сплошных мускулов тело зверя. Еще один рывок, почти на грани сил и возможностей, и он обхватил короткую шею барса, до отказа, до боли в суставе сжимая ее согнутой в локте рукой. Сквозь шум стучащей в ушах крови услышал тихий треск переломанных костей, не осознавая сперва, чьи кости ломаются. Барс под ним вздрогнул в последнем усилии и затих, а Влад еще долго не мог разжать руку, со стоном вгоняя в легкие воздух, толком не понимая, кто победил.

В затуманенный схваткой и животной яростью мозг человека пришла уверенность, что это он, а не зверь, победил в неравной схватке. Разжав плохо слушавшиеся дрожащие руки, откатился в сторону в мокрую траву, умываясь росой и слезами.

Повезло, Боги! как же повезло, что зверюга вместо того чтобы убить наглого человечешку, решил поиграть с добычей. Видать, сытый был. Тошнит. Убийство никогда и никого еще не красило, даже убийство в честном поединке. Прошло еще несколько минут, прежде чем Влад вновь ощутил себя живым человеком, чувствующим холодящий ночной воздух, проникающий под влажную ткань рубашки. Вместе с чувством холода вернулся и страх. Страх оттого, что барс вполне мог быть не один, Влад никак не мог припомнить, как охотятся эти твари поодиночке или… Второй вариант его совершенно не устраивал. Поднявшись на ноги, он оглядел поле битвы с мертвым барсом посередине. Мысли снова вернулись ко второму варианту и оставлять следы происшедшего никак нельзя. Да и противником барс был отменным, и бросать это гордое и кровожадное, хоть и мертвое, животное, словно кучу мусора на растерзание мелким хищным тварям показалось Владу не совсем честным. Взвалив тяжелую тушу на плечи, покачиваясь, побрел в сторону дома егеря…

После ужина я хотела сразу лечь спать, но Сенька начал приставать с вопросами о том, как я живу, кто такой Влад, и как вообще такое могло случиться. Потом он принялся рассказывать мне про себя, про Вареньку. Говорили долго, далеко за полночь. Поленья в догорающем костре уже давно превратились в красные мерцающие огоньки, которые иногда вспыхивали на сквозняке, а потом затихали, будто удостоверившись, что у нас все в порядке. Водопад, занавеской заслоняющий вход пел свою неугомонную журчащую песню. А, наговорившись вдоволь, провалились в легкий, как перышко, спокойный сон, растянувшись рядышком на мягком ложе из соснового лапника. В это время над Борой уже затевался рассвет, окрасивший небо в сиреневые тона и ласкающий алыми языками восходящего солнца теряющийся за горизонтом океан леса.

…Путь до Сахиной делянки показался Владу почти бесконечным. Его пошатывало, тяжелая ноша давила на избитые плечи, ноги по щиколотку утопали в береговой грязи, стоило сбиться хоть на шаг в сторону. Но вот, почти перед самыми глазами, замелькали яркие огоньки, пробивающиеся сквозь ветви кустов. Еще несколько шагов и он дома. Выйдя на расчищенный задний двор, Влад с удовольствием скинул свою ношу с плеч под тень навеса у самой стены дома. Постоял немного, пытаясь отдышаться, на него вдруг навалилась слабость, что ноги начали предательски подгибаться. Влад, боясь упасть, прислонился к теплым бревнам стены и закрыл глаза.

— Ты где шлялся? — вопрос заданный резким голосом заставил вздрогнуть и открыть глаза, перед ним подбоченясь стоял Олег.

— Да так… — неопределенно пожал Влад плечами, по правому боку прокатилась волна боли и рубашка стала еще более мокрой, это ощущение очень удивило.

— Сейчас тебе маманя с батяней устроят и так и эдак, — посулил Олег, — маманя, еще светло было, тебя искать пошла, небось, весь лес уже прочесала на несколько километров вокруг.

— А как Саха? — безразлично поинтересовался Влад, чувствуя безмерную усталость.

— Обещал тебе ноги из задницы повыдергать и в уши вставить, чтоб далеко не уходил, — продолжал веселиться Олег.

Отлепившись от стены, Влад побрел в дом. Олег не отставал от него ни на шаг, словно боялся, что тот снова может куда-то испариться. В сенях было тепло и пахло травами, захотелось присесть на стоящую здесь бочку и, привалившись спиной к стене закрыть глаза, а потом… Потом будь, что будет. Только бы отдохнуть минутку.

Глупый Олег не дал ему этой минуты, заорав на весь дом, что Влад нашелся и, широко распахнув дверь, втолкнул парня в яркоосвещенную комнату. Внутри все сжалось, когда увидел хмурого Саху, сидящего в кресле.

Егерь поднялся и быстро подошел, Влад втянул голову в плечи, ожидая, что его сейчас опять потащат на конюшню. Но Саха повел себя совсем не так, как должен был бы. Он остановился перед Владом, схватил за плечи, несильно встряхнул, пробормотав: 'Живой! Слава Богам!' Парень удивленно уставился на грозного егеря, и опустил глаза, отметив про себя, что сапоги Сахи перепачканы грязью, на штанах прилипли колючки, а над самым голенищем сапога левая штанина порвана.

Входная дверь хлопнула, и в комнату прорвался взволнованный голос Василисы: 'Саня, его нигде нет!..' Ее слова резанули по натянутым нервам. Женщина задохнулась, увидав рядом с мужем причину всех сегодняшних волнений. Она вырвала Влада из рук Сахи, резко повернула к себе, сжала сперва щеки, потом плечи, запястья, словно убеждаясь, что вот он, живой и все у него на месте. Влада обняли, нос уткнулся в Васькино плечо.

— Как же ты нас напугал, глупый! — с мягким упреком пробормотала она ласково поглаживая его взъерошенные волосы. Уж лучше бы наподдала хорошенько, горестно вздыхая, думал Влад.

— Батя, там того — барс! — в окне появилось удивленное и немного озадаченное лицо Олега. — Тот самый, следы которого ты видел сегодня за домом, у него подушечка передней лапы с дефектом.

— Где? — В один голос спросили Саха и Василиса.

— Он дохлый, — продолжал вещать Олег, словно и не слышал родительского вопроса.

— Только не сердитесь, — забормотал Влад в Васькино плечо, — я его убил, удушил, совершенно случайно, он…

Его бормотание было прервано взрывом Сахиного хохота. Егерь смеялся долго, на глазах аж слезы выступили, ему вторила Василиса, даже Олег и тот посмеивался, повиснув на подоконнике. Владу стало обидно — ну, что он, интересно, сказал такого веселого?

— Он его… случайно… придушил!.. — пробормотал Саха, между взрывами хохота. — Слышишь, мать… Случайно! А ты знаешь, дурья твоя башка, что не всякий вооруженный человек выходит победителем из драки с этим зверем? А он его, видите ли, случайно придушил!

— Все, хватит, — оборвала мужа Василиса, — иди, посмотри, что там нашел Олег. Влад сними рубашку, у тебя весь бок в крови. Олег, слезь с подоконника, шторы оборвешь.

Олег тут же исчез с той стороны. Саха было двинулся к двери, но, увидав, что жена смотрит в другую сторону, ловко перемахнул через подоконник вслед за Олегом. 'Романов!' — понесся ему вдогонку возмущенный возглас Василисы.

С Влада стянули рубашку и Анина тетка, усадив его на табурет, принялась обрабатывать многочисленные царапины. Влад с шумом втягивал воздух, когда намоченная в чистом спирте салфетка касалась раны. 'Терпи! — приговаривала она. — Как барса душить голыми руками так мы можем, а как потерпеть несколько минут…' и так далее в том же духе. Потом она туго забинтовала царапины, выдала чистую рубаху и, легонько шлепнув пониже спины, подтолкнула в кухню, где на столе остывал его ужин…

 

Глава 7

Поднялись поздно, солнце уже почти подползло к зениту. Быстро позавтракав остатками ужина, уложили вещи и тронулись в обратный путь. Сенька сидел хмурый и правил лодкой с таким видом, будто на эшафот едет. На обратную дорогу ушло не больше четырех часов. Это и понятно — Сенька гребец-то умелый, да и течение помогало, так что на Сахину делянку мы добрались засветло. Я слегка волновалась, за Влада. Зная его привычку влипать в неприятности, на душе было как-то неспокойно.

Причалили, покидали вещи на землю и вытащили лодку. Сенька распрямился подбоченившись:

— Интересно, — нахмурился он оглядывая окрестности, — а где ж все?

— А ты что ж хотел, что б тебя с оркестром встречали? — съязвила я, скрывая за ехидством собственное беспокойство, пошла в сторону дома.

Я дернула дверь, дом оказался закрыт. Поднявшись на цыпочки, попыталась дотянуться до притолоки, где всегда лежал запасной ключ. Родственники могли уйти по своим делам, но где делся Влад? По моему разумению парень должен отлеживаться несколько дней оправляясь после Сахиной трепки. Черт! Вот тетеха-то! И где мозги, спрашивается?! Ты же сама сказала ему в банк сходить. Ой, и дятел же вы, Анна Дмитриевна! Ну и что, что ты рассчитывала задержаться на пару дней, головой же думать надо, прежде чем избитого парня в город посылать. Да етишкин ты кот! А своих мозгов у человека нет? Сам должен соображать, когда идти, а когда не следует! Ладно, чего уж теперь нервы рвать.

— Анька, — позвал братец, выглядывая из кухни, — к нам гости!

— Кто? — я перегнулась через перила второго этажа.

— Да черт его, — Сенька пожал плечами, — мужик какой-то волочется. Я его не знаю. Пойду, гляну. Побудь в доме.

Я сбежала по лестнице, не думая слушать Арсения выскочила на улицу. По дорожке, опираясь на палку, ковылял Влад.

— Да что с тобой, — прошептала я и припустила навстречу.

Увидев меня, парень остановился, тяжело опираясь на импровизированный посох.

— Владка, где ты был? — задыхаясь от бега, я остановилась перед ним, с беспокойством оглядывая бледного мужчину.

— Ань, я в город хотел, ты же просила, а потом понял, что не дойду. Пришлось возвращаться. Извини.

— Да черт с ним, с банком. Я сама схожу. Как же ты вообще додумался куда-то идти? Мало ли, что я просила, ты же чувствовал, что не можешь! Я когда увидела, что тебя нет, думала, с ума сойду! Ну, чего ты молчишь?

— Потому что ты не даешь мне и слова сказать, — улыбнулся парень, разглядывая меня с высоты своего роста. Представляю, как забавно я выглядела.

— И чего ты улыбаешься? — я взяла его за руку повыше локтя. Влад едва заметно поморщился. — Что? Больно?

— Немного. Ань, пообещай, что не будешь ругаться.

— Во что ты опять влип? — насторожилась я. Влад только пожал плечами, — я не стану тебе ничего обещать, пока не узнаю, что случилось!

— Анька, ты чего разошлась? Привет, меня Сеней зовут, — с крыльца спустился непутевый братец, — а ты, стало быть, Влад?

Парни обменялись рукопожатием, усиленно делая вид, что меня не замечают.

— А за что она должна ругаться?

— Да так… ничего серьезного.

— Ничего серьезного, говоришь? — нахмурилась я, заглядывая под его рубашку. Сенька зафыркал, а Влад сконфуженно улыбнувшись, одернул одежду.

— Она иногда такая беспокойная, — пояснил он братцу, тот с умным видом закивал, мол, да, знаю!

Мужская солидарность, чтоб их! Я покрутила головой и загнала балаболов в дом, и там, уже не обращая внимания на ворчание Влада, стянула с него рубашку. У Сеньки аж глаза на лоб повылазили, когда разглядывал нового знакомого.

— Это кто ж тебя? — присвистнул Сенька.

— Да, так… — безразлично пожал плечами Влад.

Ко всем прошлым украшениям добавились бинты, под которыми скрывалось несколько глубоких, воспалившихся царапин. Влад совершенно прав, я буду ругаться. Приказав оболтусу не двигаться, а Арсению присмотреть, сбегала наверх за рюкзаком. Разложив на столе в большой комнате заметно поредевшие за последние дни запасы медикаментов, выбрала то, что может понадобиться.

— Садись, — приказала я, подталкивая стул.

— Ты чего — ошалела!? — возмутился брат, — Куда садись? Он же битый весь!

— Вот такая у меня злая хозяйка, — печально вздохнул парень, усаживаясь верхом на стул.

— Еще одно слово и хозяйка будет жестокой, — пригрозила я, заново вскрывая царапины.

— Вот эти, я вижу, батя оставил, а вон те чьи? — поинтересовался Сенька, заглядывая мне через плечо. — Ты с каким зверюгой сцепился?

— Влад? — подтолкнула я, замявшегося молодого человека, прикрывая раны пропитанной мазью салфеткой.

— С барсом, — буркнул он.

— С барсом? — сглотнула я. — С каким барсом? Где ты взял барса!?

Постоянно косясь на меня, Влад рассказал, как пошел гулять, как уснул и как на него выскочил барс, и выхода не оставалось, кроме как убить кошку. Сенька восхищался, а я едва удерживалась, чтоб не начать буйствовать. Ну, что за человек!? На сутки одного нельзя оставить, обязательно во что-нибудь влипнет! Одно слово — бедоносец!

— Влад, я тебя к кровати за ногу прикую, — простонала я, массируя виски.

— Ань, но я ж нечаянно…

— Иди наверх, а? — потерла я нос, чувствуя, что еще немного и я расплачусь. — Ложись, отдыхай и чтоб до вечера я тебя не видела.

Влад пожал плечами, но возражать не стал и поплелся наверх. Я провожала его глазами, думая, что парня проще убить, чем перевоспитать.

— Эй, ты есть-то, хочешь? — окликнула я Влада. Парень приостановился и кивнул. — Я тебе принесу.

Наблюдавший за этой сценой Сенька широко ухмылялся.

— Какие-то странные у вас отношения, — заметил он, дождавшись, когда за Владом хлопнет дверь, — противоестественные, я бы даже так сказал. Что-то не пойму — кто у кого в услужении. Анька, не надо в меня тыкать ножичком! А вообще, он парень интересный.

— Вот и отнесешь еду интересному парню, а я пока ужин приготовлю. И неплохо бы, чтобы ты посидел у нас в комнате, и по дому лишний раз не шастал. И в окна поглядывай. Родственников пропустишь — беда будет.

Пришедший из школы Олег был отправлен в лес, за ягодой. Я собиралась испечь пирог, а заодно заслать мальчишку как можно дальше от дома.

Когда солнце совсем покраснело и катилось к закату, вернулись Саха и Васька с полными коробами меда.

Сенька, завидев приближение грозного родственника, предпочел последовать моему совету и укрыться в чулане на кухне, не стоит раньше времени дразнить гусей.

Саха уселся в свое любимое кресло, потребовал чаю и закурил трубку, задумчиво разглядывая колечки дыма, медленно уплывающие в камин.

Моего появления, а, равно как и отсутствия, он как бы и не заметил. Я поманила тетку на кухню и, плотно прикрыв дверь, и указала на чулан. Тетка распахнула низкую дверь и могла лицезреть свое чадушко великовозрастное, живое и вполне здоровое.

— Сенечка, сыночек, — прошептала Васена, обнимая оболтуса, — похудел-то как! Ребра вон торчат, — она поцеловала дитятко в макушку.

— Не надо, мама, — дрогнувшим голосом попросил он, отстраняясь, — мама, я виноват…

— Ничего-ничего, — Васька опять прижала его к себе, — все прошло. Ты дома, все будет хорошо, все перемелется, мука будет.

— Мам, а как там батя?

— Батя? Серчает немного, ничего, мы его уломаем, правда, Анька?

— Правда, — подтвердила я.

— Я пойду к отцу, а вы подойдите минуток через пять, — приказала Васька, — и Сенька, — она погрозила ему пальцем, — чтоб с отцом не препирался! Пока не спросят, стой и молчи, виновато потупив глазки. Серчать будет, в ноги кинься, — Сенька скривился, — ты рожу-то не криви, — цыкнула на него мать, — делай, как велено, в ноги кинься и прощения проси, авось и простит. Ну, с Богом, — Васька распахнула дверь и шагнула в комнату.

Я выждала оговоренные пять минут и подтолкнула Сеньку к двери. Он постоял, немного собираясь с духом, и шагнул в комнату. Саха все так же сидел в кресле и курил трубку, за его спиной с серьезным видом маячила Васена.

— Вернулся, значит, — Саха хмуро сдвинул брови, Сенька последовал указанию матери и, виновато опустив голову, принялся рассматривать пол под ногами, — и что ты мне расскажешь?

Далее все происходящее превратилось в обычный балаган семейной ссоры, когда противники уже успели остыть и простить друг друга, но продолжали четко играть свои роли. Саха делал вид что гневался, а Сенька, правда, на полном серьезе, просил простить, впрочем, совершенно не собираясь следовать материнскому совету и кидаться отцу в ноги.

Полюбовавшись минут пятнадцать на доморощенный театр, я настоятельно попросила их поскорее заканчивать представление — все устали, а я, признаться, не отказалась бы от ужина. Саха моим мольбам внял и, обняв сына, торжественно объявил, что прощает его, но если вдруг, не дай Бог, что еще…

Семейный ужин превратился в пиршество с шумным обсуждением Сенькиных приключений. Он рассказал, как к нему в пещеру забрался медведь и чуть не сожрал вместе со всеми припасами. Сенька убил его ударом ножа, изловчившись метнуть прямо в глаз. Васька только охала и качала головой. Олег смотрел на брата горящими от восхищения и гордости глазами. Саха указал сыну на некоторые ошибки допущенных при выделке шкуры. Влад подкармливал пробравшегося тайком под стол медвежонка и делал вид, что внимательно слушает Сенькины байки.

Мне стало скучно и захотелось курить. Поздравляю вас доктор, вы опять приобрели эту гадкую привычку. Я встала из-за стола, никто не обратил на меня внимания. Они не то, что не спросили, куда это я, на ночь глядя, так даже голов не повернули. Это почему-то обидело.

Вот видишь, полезла в голову всякая глупость, ты никому опять не нужна, они уже получили от тебя, что хотели и даже не заметили, что тебя нет. Глаза противно защипало, снова поднял голову старый знакомый — комплекс ненужности. У каждого человека есть свои маленькие враги, сидящие до поры до времени где-то глубоко, на самом дне души, пряча длинный хвост в темных закоулках подсознания. Это именно эти гады, вылезающие на свет где-то между сном и реальностью, когда ворочаетесь в жаркой постели не в силах заснуть после рабочего дня. Они прекрасно знают, что нужны сейчас меньше всего, но настырно лезут, нашептывают, тянут, тормошат, выталкивая слезы из глаз, заставляя жалеть и ненавидеть себя и всех вокруг. Не дай бог, вылезти им, когда душа растревожена и расшатаны нервы, это именно они доводят до сумасшествия добрую половину человечества. Но большинство из нас спокойно уживаются со своими демонами. Некоторые психологи даже убеждают, что эти твари вполне полезны заставляя нас действовать и сопереживать. Я в корне с профессорами не согласна и даже склонна думать, что они придумали эту теорию намерено, дабы не остаться без работы.

Я посоветовала своей твари замолчать и заползти обратно, иначе я просто уничтожу ее. Тварь послушалась, и жить стало легче. Если бы здесь была Наташка, она бы сообщила мне, что у меня стихийно возникшая 'из ничего' депрессия и потащила бы в город по магазинам, а потом устроила праздник. Она считает праздники самым лучшим лекарством от хандры. Может, действительно, когда вернемся устроить праздник? Мои мысли потекли в другом направлении. Какой там у нас поблизости? До нового года далеко, а осенью никаких праздников не предвидеться. А может устроить просто праздник? Или у Ники какое завалящее день рождения найдется. Я украшу каюту гирляндами и остальной чепухой. Наташка заставит выставить на стол все содержимое моего бара, я наготовлю кучу еды, которую мы потом будем пожирать еще неделю. Да, пожалуй, так и сделаю.

Я посмотрела на небо, черное полотно его все усеяно звездами, Крек еще висит над планетой, через несколько дней он исчезнет и его не будет видно целый месяц. Сегодня одна из последних ночей, когда можно понаблюдать, как цветет никтокрек. Этот ночной цветок, который весь день прячется на илистом дне озера и только ближе к полуночи выныривает из воды, расстилая на водной глади свои нежно-розовые лепестки, почти с ладонь каждый. Цветок красив и в самую темную ночь. Но если он появляется в тихую безветренную погоду, и если над озером висит огромный шар Крека, цветок начинает фосфорицировать всеми оттенками красного. От темно-бордового, почти черного, до нежно алого цвета. То приподнимаясь, то, почти скрываясь под водой.

Я проскользнула в заросли колючих кустов риборина с россыпью беленьких малюсеньких цветков, кусты были высажены Васеной в четыре полукруга то, подступая к самой воде, то, углубляясь в берег, образовывая, таким образом, четыре абсолютно изолированные беседки, в каждой из которых поставлены скамейки. Сидеть в беседках можно только после того как отцветет риборин, иначе из всех удовольствий рискуешь заполучить только головную боль. Цветки у кустов сильно пахучие, запах, правда приятный, но не в таких количествах. Риборин уже почти отцвел, но вокруг него все же вился удушливый аромат. Я разместилась на скамейке в крайней беседке и закурила в надежде, что табачный дым хоть сколько-нибудь перебьет эту вонь.

Хорошо, тишина, спокойствие, вода тихо плещется, накатывая волнами на берег. Всплеск и над водной гладью блеснул серебряный бок рыбы, охотящейся за комарами. Ага, тишина и спокойствие, дождесси!!! Я скурила всего лишь полсигареты, когда сзади послышались топот ног и возбужденные голоса.

Я чуть раздвинула ветки, все пропало, прямо к моей беседке направлялись Сенька, Влад и Олег. Зло сплюнув под ноги я выбросила в воду сигарету и пошла по направлению к дому, похоже, мне не остается ничего другого, как лечь спать.

…- Ты не видел, как цветет никтокрек? — Сенька был поражен.

— Где ж ему видеть, — ехидно ответил за Влада Олег, — батя цельный месяц к ряду лютует, из-за тебя, между прочим.

— Молчи, мелочная ехидина, — властно приказал Сенька.

— Сам мелочь ехидниная, — отозвался Олег, — пошли в крайнюю беседку, там лучше всего видно.

— Нет, мы пойдем в середину, а ты можешь идти в крайнюю, но только не забудь, — Сенька заговорил глухо и таинственно, — что там русалки. Они вытягивают свои костлявые, обросшие мхом и илом пальцы и за задницу щипают. А сами знай себе плачут и смеются, смеются и плачут. Пощиплют, пощиплют и зад тебе откусят.

— Нету там никаких русалок, — обиженно пробормотал Олег, и ускорил шаг, пытаясь не отставать от брата ни на шаг.

Сенька уселся на скамейку, Олег взгромоздился на спинку за ним и теперь нависал над Сенькой. Влад же, разлегся на траве и, заложив руки за голову, уставился в небо. Сперва все сидели тихо и пялились на черную маслянистую воду. Первым прервал молчание Сенька, полез к Владу с расспросами.

— Ну, как она тебе? — поинтересовался он срывая травинку и засовывая ее между зубами.

— Кто? — не понял Влад приподнимаясь и глядя на Сеньку.

— Да Анька, как она в роли хозяйки.

— А, нормально, — лениво откликнулся Влад снова укладываясь.

— Как вы с ней живете? — принялся выпытывать Олег, желая получить кровавые подробности.

— Что именно тебя интересует? — Влад перекатился на живот и подпер рукой подбородок, его глаза смеялись, — тебя интересует, наказывает ли она меня, а если да, то как?

— В общем-то да, — немного смутился Олег оттого, что Влад так легко разгадал его интерес.

— Заткнись! — буркнул Сенька неодобрительно косясь на Олега, — это не твое дело!

— Да ладно тебе, — с ленивой улыбкой остановил его Влад, — пусть спрашивает, если ему так интересно.

— Она тебя бьет? — уже напрямую спросил Олег.

— Нет, — покачал головой Влад, немного удивившись подобному вопросу, — ей не обязательно этого делать. Она умеет посмотреть так, что надобность шлепнуть по рукам просто отпадает. За все время, что я у нее, на мою долю перепало подзатыльника два не больше. Понимаешь, Олег, для того что бы поставить мозги не обязательно прибегать к силе, есть много других способов.

— Например? — с вызовом в голосе осведомился Олег.

— Например… — Влад задумался, — например, когда я подрался один раз, она просто объяснила, что так делать не следует, а когда это случилось во второй, посадила меня под домашний арест на пятнадцать дней, запретив при этом разговаривать.

— И ты молчал пятнадцать дней? — не поверил Олег.

— Ну да, — усмехнулся он, — потому как был предупрежден, что за каждый разговор будут прибавляться сутки. Отсидел я, правда, только двенадцать, потому что подхватил какую-то заразу.

— Ну и зануда же она! — выпалил Олег.

— Никогда не замечал за ней подобной жестокости, — с осуждением в Анин адрес поддакнул ему Сеня, а Влад покачал головой — какая у людей короткая память.

— И вовсе нет, — встал Влад на ее защиту, — она не жестока. Жестокость, Арсений, это когда тебя приковывают к столбу в одной набедренной повязке и оставляют так на три — четыре дня под палящим солнцем без воды, а про еду и вспоминать не приходится. А когда наступает вечер, спадает жара, и ты радуешься тому, что пережил этот день и тебе кажется, что можно отдышаться, то приходит надсмотрщик и избивает тебя хлыстом до полусмерти. И все это за то, что ты посмотрел не в ту сторону, в которую позволено.

— И что с тобой так делали? — прошептал потрясенный Олег.

— Да, — улыбка Влада стала печальной, а глаза заволокло туманом от нахлынувших неприятных воспоминаний, но он быстро справился с собой, — и не только это. Но об остальном вам лучше не знать, иначе ночью спать не будете.

— Ну, расскажи, расскажи, — заныл Олег, который из-за сравнительно небольшого количества прожитых лет еще не понимал, что некоторых вещей лучше не касаться. Сенька уже собирался одернуть брата, но Влад жестом остановил его, решив попугать глупого мальчишку.

— Все зависит от хозяина, к которому попадешь, — пожав плечами, безразлично начал Влад, — вообще, по моей теории, хозяева бывают трех видов — просто сволочи, особенные сволочи и вконец отмороженные.

— А Анька, к какому виду относится? — с некоторой долей насмешки поинтересовался Сенька.

— Анька? Таких хозяев в природе не существует, — хмыкнул Влад, — она особь, случайно затесавшаяся в их сплоченные ряды. Если ты попадаешь к первому виду, то твоя жизнь достаточно сносна — кормят, не то что бы до отвала, но вполне хватает; крыша над головой ночью имеется, хоть худая, но крыша; зазря не бьют и не издеваются, только по делу — сломал чего или еще что учудил. У второго вида все намного сложнее — живешь впроголодь, спишь, где попало, чаще на голой земле да под открытым небом и вечно в синяках ходишь. И не дай-то Бог попасть к третьему виду, уж он-то отыграется на твоей шкуре за всех предыдущих — от его кормежки от ветра качаешься, а он еще и требует, что б вкалывал за троих. У такого хозяина, что бы оказаться под плеткой и причины особой не надо. Может построить вряд плантацию и заставить выпороть каждого третьего, просто так, для острастки, а если ему еще взбредет в голову устроить показательное выступление, да еще и с тобой в главной роли — пиши, пропало, можешь живым и не выбраться.

— Как это показательное выступление? — сглотнув, поинтересовался заметно побледневший Олег.

— Очень просто — привязывают к столбу и обрабатывают от души кнутом, да так, что б до потери сознания, иной раз так отделают, что когда глаза потом открываешь, не можешь понять есть у тебя спина или нет — одно сплошное месиво. Кто посильнее, тот выживает, а слабый прямо там коньки и отбрасывает, иной раз и снять не успевают. Но после такой обработки ты уже не работник, а значит на продажу. Если какой торговый корабль купит за бесценок — хорошо, нет — значит, пристрелят прямо в порту. Торговцы порченый товар не особо жалуют — деньги вложил и волнуйся потом — выживет, не выживет. Мне везло, меня всегда выкупали.

Конечно, многое и от надсмотрщиков зависит, — продолжал рассуждать Влад, не обращая никакого внимания, на Олега, которого явно подташнивало. — Бывают не совсем плохие, эти хозяйское добро берегут и не сильно портят, плохо работу сделал всыпят плеткой пяток раз, да и то не сильно. Синяков только наставят, что б работать потом мог, а чаще ткнут кулаком между лопаток и переделывать заставят. Самое страшное, это когда засыпаешь и просыпаешься с одной мыслью: 'Меня опять сегодня будут бить'. Это очень плохо, когда подобная дрянь привяжется, преследует, тогда как парша и изнутри разъедает. Тут главное понять — жизнь твоя и ломаного грошика не стоит, а свободу можно получить только через того, что на небе сидит. Надо осознать, что выхода нет, а если и есть, то только после смерти.

— А как же вольная? — пробормотал потрясенный этим откровением Сенька.

— Это сказки, такого не бывает, — спокойно отрезал Влад, — иногда докатываются слухи, что кого-то где-то освободили, но на моих глазах освобождались только, когда остывали. Понимаешь, Сеня, в том мире, в котором я жил, если ты хочешь выжить, страха быть не должно. Конечно, в какой-то момент становиться страшно, больно и жутко, но этого показывать не стоит. А иногда плакать хочется от бессилия, можно позволить себе подобную расслабуху, но только с одним условием — тебя никто не должен, ни видеть, ни слышать…

Влад замолчал, решив, что с них, а главное с него, на сегодня хватит, он и так рассказал слишком много этим домашним мальчикам. Влад некоторое время смотрел на озеро и свет Крека многократно отраженный на покрытой рябью водной глади вспыхивал и блестел в его глазах. А сами глаза стали на некоторое время безжизненными холодными и злыми. Братья молчали, боясь нарушить тревожную тишину, и каждый думал о своем.

— Но Аня, она другая, — вновь подал голос Влад, взгляд его потеплел, а глаза начали оживать. — Сперва, в самый первый день я убежать хотел, а потом стало просто интересно. Да и странно было — не орет, не дерется, работать сильно не заставляет. А потом, ничего — привык. И уже кажется, что по-другому быть не может. Она не умеет быть до конца жестокой, — задумчиво проговорил он так, словно говорил сам с собой, — даже когда она меня под домашний арест посадила, у меня были простыня и матрац, а в комнате всегда было тепло. Только у нее я забыл, что такое голод. Да, конечно, я могу задержаться на работе и чуть притащить домой ноги от голода и усталости, но это уже не тот голод, который был раньше, потому, как я всегда знаю, что меня дома ждет еда и постель.

— Всем хороша, — улыбнулся Влад, рисуя перед мысленным взором Анино смеющееся лицо, — вот только на каждый шаг по сто указаний. А то сделаешь что не так, она замолкнет дня на три, и не знаешь с какой стороны к ней подойти. Или начнет морали читать, кажется, уж лучше б выпорола разок, и все бы на свои места стало: сама бы успокоилась, и я бы знал как себя вести. Так нет же, ходит как сыч.

— Я же говорю, — протянул Олежка, с радостью переключаясь на обсуждение сестры, лишь бы Влад дальше не стал рассказывать, — занудства нашей Аньке не занимать.

— Молчи, мелкий, — цыкнул на Олега Сенька, — а по поводу рукоприкладства, это ты, Влад, сильно загнул, Анька у нас спокойная как танк, ее так просто не свернешь. Ты знаешь, как ее надо вывести, что б она в драку полезла? На это, ой, как много времени и сил уйдет. Вот только я тебе не советую этого делать, потом костей можно не унести. Вон Олег знает.

— А что я, что я? — заныл Олег, поежившись, — это было-то всего один раз.

— Один раз, — подтвердил Сенька, — но тебе, по-моему, хватило.

— А тебе бы не хватило, если бы тебя оглоблей по горбам? А потом еще в озеро загнала и не выпускала, пока маманя не пришла.

— Да, ты только забыл уточнить, что загнала она тебя еще до обеда, а маманя пришла, когда стемнело совсем, — подцепил Сенька брата.

— Можно узнать, что ж ты такого сделал? — Влад аж сел от любопытства.

— В принципе, ничего, — неохотно пояснил Олег, — ей лет пятнадцать было, мне около восьми, может чуть меньше. Она влюбилась в пацана, он у нас в городе жил, так вот, он ей письма писал и с голубями присылал, а я голубей раньше ее отлавливал и письма эти забирал, потом подразнил ее немного, а она взяла и взбесилась. Кто ж думал, что она так… — Олег махнул рукой.

— Хотя, может, Олег и прав, — все-таки высказался Влад, — некоторая доля занудства в ней присутствует.

— Пошли, может, домой, — вдруг предложил Сенька, видимо разговор подпортил ему настроение, — черт с ним, с этим никтокреком. Не последний день живем, успеем еще насмотреться. Сыро что-то сегодня, простуду запросто подцепить можно.

— Пошли, — равнодушно пожал плечами Влад, поднимаясь с травы…

Влад молча вошел в комнату и сразу направился к шкафу. Я удивленно подняла глаза от книги и уставилась на его голую спину, покрытую синими полосками. Порывшись на полке, Влад извлек свежую рубашку и, накинув на себя, повалился на кровать, отвернувшись к стене.

— Тебе не кажется, что менять рубашки уже поздно? — поинтересовалась я, разглядывая его затылок, подобное поведение Влада не то чтобы особо пугало, но настораживало сильно.

— Отстань от меня, пожалуйста, — глухо попросил, Влад не поворачиваясь.

— Что-то ты мне, ангел мой, не нравишься, — протянула я и, отложив книгу в сторону, перебралась на его ложе, — случилось что?

— Ничего не случилось, — вдруг отчего-то вызверился Влад, — просто у меня отвратительное настроение, может у человека быть отвратительное настроение или нет?

— Оно-то, конечно, может, — протянула я, еще больше настораживаясь, — но…

— Вот и отстань от меня, — огрызнулся Влад, принимая прежнюю позу.

— А вот хамить мне совершенно не к чему, — предупредила я его, чувствуя, что и мое хорошее настроение приказывает долго жить и от обиды пихнула его локтем пониже ребер, не очень сильно, но достаточно ощутимо, он даже охнул, кажется.

Я вернулась на свою кровать и снова углубилась в чтение уже не обращая на Влада никакого внимания. Внизу что-то прогрохотало, потом послышались взволнованные голоса.

— Да что там за шум внизу? Ночь на дворе, все ни как не улягутся, — раздраженно проворчала я.

— Я посмотрю, — откликнулся Влад.

Парень вышел на лестницу, я видела, что он не стал спускаться, а всего лишь перегнулся через перила и посмотрел вниз. После этого повел себя более чем странно — влетел в комнату и постарался, как можно бесшумнее закрыть за собой дверь. И, не говоря ни слова, рывком сдвинул занавески и, распахнув окно, полез вон, окончательно введя меня в состояние изумления. Наверное, события последнего месяца не прошли для него бесследно, и парень окончательно тронулся. Я переместилась на подоконник, схватила его за шиворот и ласково поинтересовалась:

— Владка, как ты себя чувствуешь?

— Нечего со мной разговаривать как с психом, нормально я себя чувствую.

— Ты меня, конечно, прости, — осторожно продолжила я, вытягивая его в комнату, — но ты ведешь себя соответственно.

— Никак я себя не веду, просто мне еще жить охота. Твой папенька пожаловали.

— И?..

— Что — и… — он попытался вырваться и скользнуть вниз, — жить я хочу, что совсем не понятно?

— Вылезай, — попросила я, — ничего он с тобой не сделает, я не дам.

— Знаешь что, хозяюшка, тебе, конечно, все равно, а я второй раз за неделю воспитательного процесса не переживу. Я после Сахиных вливаний до сих пор сидеть нормально не могу — синяки с задницы не сошли. А ты меня опять под кнут? Сжалься!

— Не блажи, ничего с тобой не случится, я же сказала, не позволю.

— Много ты Сахе не позволила, — покрутил он головой, но в комнату все же забрался и уселся на жесткие доски своей кровати. Смиренный и покорный судьбе.

— Не путай божий дар с яичницей! Саха — это Саха, а Дмитрий Петрович совсем другое дело.

— Все равно. Не любишь ты меня совсем, хозяйка, не жалеешь, — не преминул подначить Влад, на секунду выпадая из роли.

Я погрозила ему кулаком и вышла из комнаты.

В ярко освещенной гостиной собралось все благородное семейство. Два брата, Саха и Дима, сидели за столом друг напротив друга и мирно беседовали. Саха как раз рассказывал брату, как Влад нечаянно придушил черного барса, я слышала эту историю за сегодня уже добрый десяток раз. Олег с Сенькой примостились по углам, а Васька развалилась в любимом Сахином кресле. Я тихо спустилась и прошла к столу.

— Привет, Анька, — весело встретил меня отец, — а где Влад?

— Он уже собрался спать, но сейчас оденется и спустится, — честно глядя ему в глаза, соврала я.

— Что ж вы мне ничего не рассказали, а уехали, — пожурил меня папа, — я бы вам помог. Я уж невесть что подумал. Вот Саха мне сейчас все объяснил.

— Ты же понимаешь, обстоятельства… — начала мямлить я.

— Да ты сам посуди, Димка, — пришел мне на помощь Саха, — он тебе дело раскрутил, этот доктор понял, что парень все знает и пригрозил его убить, что им еще оставалось делать? Правильно они все сделали в таких ситуациях только ноги и надо делать, жить-то всем хочется. А расскажи они все тебе, ты бы налетел, как ворон и ничего бы не вышло, а так докторишка успокоился и ты его спокойно взял. Тем более что он чуть не сделал из парня инвалида. Знаешь, сколько я сил потратил, чтоб все на место поставить? — я чуть удержалась, чтоб не раскрыть рот от удивления, слушая гладкую речь Сахи, ни слова о наркотиках, ни слова о недавнем инциденте на конюшне.

— Вот именно, — поддакнула я.

— Только вот что интересно, — папа испытывающе посмотрел на меня, — мне, когда карточка Влада на глаза попалась, там о наркотиках говорилось, а вы меня все убеждаете, что ничего и не было.

— Так и не было ничего, — вступила в разговор Васена, не дав мне и рта раскрыть. — Все прекрасно знают, как ты к этому относишься. И если бы именитый доктор тебе об этом заявил, ты бы ему поверил, и разбираться бы не стал, а просто вытолкал парня взашей. Тем более, что с наркомана возьмешь — его показания на суде не годятся.

— Что, верно, то верно, — согласился папа, — но почему вы скрыли куда летите? Я, когда к твоей Наталье Станиславовне пришел, спросил, где вы, так она меня чуть сковородкой не огрела!

— Наташка тебя сковородкой? — рассмеялась я, — На нее это не похоже!

— Еще как, похоже, — с довольной улыбкой не согласился папа, — но вообще-то она ничего.

— Что значит ничего? — насторожилась я.

— Нормально, говорю. Где там Влад, сколько можно одеваться?

— Сейчас потороплю, — пообещала я и кинулась вверх по лестнице.

Влад все так же сидел на кровати, изображая из себя каменного истукана.

— Что там? — поинтересовался он.

— Ничего, папа в хорошем настроении. Пошли.

— Это потому что Саха ему еще ничего не рассказал, — высказал свое мнение Влад.

— Ничего подобного, — возразила я, — Саха ему уже все рассказал.

— В таком случае, у тебя очень извращенный юмор, и стоит мне показаться, как он меня убьет.

— Из-за чего, интересно я тебя убью? — услышала я над своим ухом, и заорала от испуга, вскакивая с кровати.

— Папа, разве так можно? — Накинулась я, на него хватаясь за сердце, — Стучаться не пробовал?!

Генерал отмахнулся от меня и уселся на стул напротив вставшего Влада, я переместилась на подоконник. В комнате повисло напряженное молчание, папа сурово оглядывал нас. Я всем своим видом демонстрировала скуку, а Влад — глубокое осознание вины. Никто из нас троих не решался нарушить шаткое перемирие.

— Итак, — первым не выдержал папа, — я жду объяснений. Особенно от тебя, — напуская еще большей суровости в голос, генерал посмотрел на парня.

— А что именно ты хочешь услышать? — На всякий случай поинтересовалась я.

— Саха, конечно, человек хороший и честный, но я вас предупреждаю — я не поверил ни единому его слову, — просветил нас папа.

Влад бросил быстрый взгляд на меня, я в ответ только пожала плечами, мол, делай, что хочешь. Папаня, конечно, хороводы с нами водит, мною его тактика уже давно изучена — даже если и ничего не знаешь, сделай вид, что осведомлен намного лучше свидетелей и виновного вместе взятых. Касайся дело только меня, я бы сделала большие обиженные глаза и вид полного непонимания происходящего, но Влад уже выдал нас с головой, вот пусть сам все начальству и объясняет. Меж тем парень собрался с духом и начал каяться.

Надо отдать ему должное, делал он это мастерски — даже меня чуть на слезу не пробило. К чести Влада, следует отметить, что рассказал он все, как было, опустив только момент о выволочке, которую ему устроил Саха, а в остальном его речь была правдива и изобиловала подробностями. Меня он выгораживал, как только мог, хотя я в этом и не нуждалась.

Влад взял всю вину за произошедшее на себя. Папа молча слушал откровения, ни вопроса, ни комментария, это меня насторожило и я уже начала в уме просчитывать ходы, что бы выйти из создавшейся ситуации с малой кровью. Влад замолчал и, затаив дыхание, уставился на генерала, ожидая его решения. Папа помолчал еще немного, задумчиво глядя, как в глазах Влада возрастает напряжение, когда оно достигло своей кульминации, генерал чуть шевельнулся, меняя позу.

— Это все? — спросил папа, строго глядя на поникшего Влада, тот кивнул.

Папа еще помолчал, я вся подобралась, готовая в любой момент придти на помощь.

— Ладно, — генерал звонко шлепнул ладонью по столу, — на этот раз я тебя прощаю, и выгонять из бригады не стану. Но на свой счет ты не обольщайся, делаю я это только благодаря Сахе, потому что он поручился за тебя и сказал, что ты абсолютно здоров.

— Спасибо, — только теперь смог выдохнуть Влад.

— Пошли чай пить, там Васька что-то про пироги говорила.

Мы спустились вниз, сидящие за столом внимательно наблюдали за нами и заметно расслабились, заметив, что наш разговор закончился без жертв. Васька поставила на стол огромное блюдо заполненное пирожками. Папаня широко улыбаясь подсел к столу и пододвинул к себе большую чашку чая.

— Дядя Дима, — подергал Сенька генерала за рукав, заставляя обратить на себя внимание, — а ты форму с собой привез?

— Какую форму? — Не понял папа, перебирая пироги, лежащие на блюде и пытаясь отыскать самый красивый из них, задача почти невыполнимая.

— Твою, генеральскую, — пояснил Сенька.

— Конечно, привез, я без нее никуда не езжу.

— Это хорошо, — обрадовался Сенька.

— Что в этом хорошего? — насторожилась я.

— Как что? — возмутился Сенька, как будто все читают его мысли, — Дядя Дима оденет завтра свою форму, и мы с ним пойдем к Вареньке…

— Это что, ты хочешь, что бы я стал сватом? — ужаснулся папа.

— Да, — обрадовано закивал головой Сенька.

— Ни за что! — испуганно воскликнул генерал.

— Дядя Дима, а что тут такого? — Принялся выклянчивать племянник, — ведь были же когда-то свадебные генералы…

— Эка невидаль, — вступил в разговор Саха, не упускавший случая поддеть брата, тут же привел парочку исторических примеров, походя обвинив генерала в гордыни.

Папа принялся энергично возражать против этого. Влад крутил головой, увлеченно следя за их спором. Я ждала, когда же вступит в спор Васька, последнее слово будет за ней, как она скажет, так и будет. Но Васька не спешила, забавляясь полемикой, в которую влезли братья. Даже Сенька замолчал и сидел с раскрытым ртом. Меж тем благородные отцы семейств добрались только до середины нашей истории, до того времени, когда наши предки жили на одной планете и только начали летать в космос, я поняла, что дело это долгое и до конца спора мне никак не досидеть. Я послушала их еще немного, но потом махнула на это рукой и погнала Влада спать — стрелки часов уже подкрадывались к часу ночи. Перед тем как улечься, я отдала отцу подписанный на предъявителя чек, чтоб они могли выкупить право на женитьбу.

 

Глава 8

Утро началось как обычно — с тишины. Все разбрелись, оставив меня в одиночестве. Я сползла с кровати и, как была, в пижаме, прошлась по дому, заглядывая во все углы в надежде обнаружить записку. Так ничего и не найдя, я отправилась на кухню. На душе отчего-то было муторно. Сходив за сигаретами, накинула на плечи Васькину шаль, плеснула в чашку кофе, устроилась на ступеньках крыльца. День выдался пасмурным и душным. Я уставилась в серое низкое небо, гадая, будет ли дождь или облака просто походят и растают.

Кофе остыл и казался мерзким. В пачке осталось всего четыре сигареты, это настроения не прибавило. Я, с тяжелым вздохом, вылила остатки кофе под крыльцо. Покопалась в душе, пытаясь установить причину столь отвратного состояния, но и здесь потерпела неудачу. В итоге, я попробовала убедить себя, что это просто предчувствие завтрашнего вылета на базу и то, что я пристрастилась к паразитическому образу жизни. Следовало встряхнуться и заставить себя работать. В таких условиях это можно сделать двумя способами: убрать дом или приготовить на обед что-нибудь эдакое, что сожрет время. Но уборку затевать нет смысла. Васька заставила вчера Олега вылизать все два этажа, в наказание, что он притащился с озера и, не разуваясь, поднялся наверх, загадив тем самым все половики. Значит, остается только обед. Я переоделась и уединилась на кухне.

Проверив все шкафчики и отобрав нужные продукты, я занялась приготовлением жаркого из птицы с картофельными биточками, все это запекается в горшочках, накрытых дрожжевым тестом. Всего получилось пятнадцать горшочков, которые ровными рядками отправились в печь. Я с некоторым сомнением оглядела творение своих рук. А ну как не хватит накормить всю ораву? Четыре мужика в доме это вам не шутки! и, оставшись довольной, закрыла печку. Надо подождать двадцать минут и можно будет подавать обед.

Я уютно устроилась в Сахином кресле с сигаретой и кофе. В сенях раздались голоса. Почему мне всегда так везет? Уныло подумала я, бросая еще толком не раскуренную сигарету в камин. Первым в дом завалился Олег.

— Привет, Олежка, как дела?

Но он меня, кажется, даже и не слышал, проскочил мимо, шумно затопал по лестнице и с силой грохнул дверью своей комнаты. Удивленно проследовав за ним взглядом, повернулась к вошедшему Владу, он выглядел не лучшим образом — всклоченный, с красными глазами. Я начала порядком беспокоиться, парень почти не спал ночью, беспокойно ворочаясь и не давая спать мне.

— Какая муха Олега укусила?

— Мы немножко с ним повздорили, — повинился Влад.

— Конкретнее, — мягко потребовала я.

— Мы приехали в город, Арсений встретил какого-то знакомого и тот сообщил, что видел малого с какой-то Чарой. Сенька сказал, что брата срочно нужно забирать и отвести домой. У девицы такая репутация, какой позавидует любой из полицейской картотеки. Генерал сказал, что они пойдут к невесте, а меня за Олегом отправил. Когда я пришел к школе мальчишка разговаривал со своей девицей. Увидев меня, приказал убираться. Я объяснил, что мне велено забрать его и отвести домой, остальное меня не касается. Этот дурень начал орать, что это не мое дело. Я ему ответил, что только выполняю приказ и все. А он как с цепи сорвался, и меня ударил. Если бы на этом все, так ему мало показалось, он еще раз замахнулся, — пожаловался Влад и добавил с обидой, — он думает, что раз я твоя собственность, так меня можно лупить почем зря!

— Ну, я, это… — он шмыгнул носом, — я его руку перехватил и слегка вывернул, чтоб не задавался. Он взвыл, пригрозил, что расскажет отцу и тот с меня шкуру спустит. Ну, я потянул его руку еще немного вверх, он заткнулся. — Влад посмотрел на меня исподлобья, крайне напоминая обиженного ребенка.

— Все нормально, ты все правильно сделал, — улыбнулась я. Влад кивнул и позволил себе улыбнуться. — Олег в последнее время сильно зарвался. А где остальные?

— Я их не ждал, Олег сильно бесновался. Мы сразу домой поехали. Я в аптеку зашел и купил тебе шовный материал и иглы, они в сенях, у тебя же мало осталось, сейчас принесу. Да, Ань, вот, — он достал из кармана запечатанную пачку сигарет и подал мне, — у тебя же заканчивается.

— Ты откуда знаешь? — удивилась я принимая пачку.

— Мне не спалось сегодня ночью, я на озеро ходил, а когда вернулся в комнату свет не включал, — извиняющимся тоном пояснил Влад, — и запнулся о стул, где твоя одежда лежала. Стул упал, одежда рассыпалась и из кармана пачка выскочила. Ну я одежду подобрал, пачку долго искал, она под кровать улетела, а когда нашел, не пойму зачем, заглянул в нее, а потом на место положил.

— Спасибо.

— А это обедом так пахнет? — Влад потянул носом.

Обедали в гордом одиночестве, родственники из города не вернулись, а Олег категорически отказался от еды. После трапезы решили сходить на озеро, предварительно заперев комнату Олега снаружи. Чтоб неповадно было.

Вечер начался с появления Дмитрия Петровича, Сеньки и Вареньки. Девушка выглядела напуганной и жалась к жениху, стараясь оказаться у того за спиной.

— Влад! — Рявкнул Дмитрий Петрович, заваливаясь в дом, — живо баню растопи.

— Я уже все сделал, — с набитым ртом отчитался Влад, выглядывая из кухни, где пасся в очередном горшочке с едой.

— Что ты там жрешь? — подозрительно поинтересовался генерал.

— Еду, — ответил Влад скрываясь за дверью кухни.

— Оставь мне! — Потребовал папаня, направляясь следом.

— Если вы сейчас съедите все, то будете готовить сами, — предупредила я.

— Ну и приготовим, — ответствовал грозный полицейский, появляясь на пороге зажав в одной руке еще теплый горшочек, а в другой куриную ножку.

Согнал меня с кресла. Я погрозила папеньке кулаком и переместилась на лавку у стола. Папа удобно развалился в кресле, вытянув длинные ноги, и принялся с удвоенным рвением поглощать добычу. Сенька со своей невестой продолжали топтаться у порога и о чем-то спорить шепотом. Варенька то и дело пугливо косилась то на меня, то на генерала.

— Сенька, чего девушку в дверях держишь? Посади к столу, — я подмигнула братцу, — сейчас Влад чайку организует.

— Почему все время Влад? — Возмутился парень появляясь на пороге, — я конечно понимаю, что я абсолютно бесправное существо, но, тем не менее, нельзя ли оставить меня в покое? А то и баню растопи, и чаю подай, а я, между прочим, только отдохнуть присел.

— Влад, прекрати. Я попросила — накрой стол к чаю, я самовар не подниму!

Он фыркнул, но все-таки притащил самовар с заварочным чайником, чашки, сладости и, взяв глиняный бочонок, полез в погреб за медом. Сенька усадил Вареньку рядом со мной, а сам понес наверх чемодан. Я принялась рассматривать девушку. Варенька казалась растерянной и немного испуганной. Она сидела на краешке стула, скромно сложив руки на коленях, и напоминала ребенка, грубо оторванного от игр и приведенного в школу посреди учебного года. Я поставила перед ней чашку и принялась наливать чай. Девушка кивнула, молча благодаря, но к чашке не притронулась.

— Не бойся, — посоветовала я.

— Не могу, — прошептала она.

— Здесь никто не кусается, — хохотнул папаня, бросая обглоданную кость в пустой горшочек.

Девушка бросила на него быстрый взгляд, губы ее задрожали, а на глаза начали накатываться слезы.

— Где Сеня? — пролепетала она.

— Сейчас придет, — улыбнувшись пообещала я и повернувшись к папане прошипела, — Дмитрий Петрович, кое-кто собирался сходить помыться.

— Я собирался, — подтвердил он.

— Так иди, — я сделала страшные глаза, — баня выстынет.

— Ухожу, ухожу, — папаня поднял руки вверх, защищаясь.

Он действительно поднялся, отнес посуду на кухню, потом сходил в комнату для гостей и вернулся с полотенцем на шее и чистой одеждой подмышкой.

— Да, Анька, это, кажись, твое, — он небрежно кинул чек на стол. — Я не стал платить калым, он нам дал разрешение на свадьбу абсолютно бесплатно, — гордо заявил генерал, и, видя мой вопрошающий взгляд охотно пояснил, — я просто объяснил, что так, как он обращается с дочерью, не обращаются даже с бродячей собакой. Он там что-то попытался возмущаться, а я просто сообщил ему, что статьи за насилие в семье никто не отменял, можно и срок огрести, так эдак, от пяти до семи лет принудительных работ на рудниках. Он проникся и дал отцовское благословение на брак.

— Ведь можешь, когда хочешь, — похвалила я его, — сват ты мой.

— Я что-то не понял, ты меня похвалила или поругала?

— Иди уже, — махнула я рукой.

Выпроводив папаню я повернулась к Вареньке. Надо ее как-то расшевелить, а то сидит с восковым лицом, как кукла на ярмарке и все время норовит заплакать.

— Расслабься, — посоветовала я, — откинься на спинку, сядь поудобнее. Ты же отдыхаешь.

— Не могу, — всхлипнула она и призналась, — мне страшно.

— Чего тебе страшно? — искренне удивилась я.

— Понимаете…

— Понимаешь, — поправила я.

— Понимаешь, — эхом отозвалась девушка, — здесь все так необычно и диковинно. У нас дома никто не посмел бы перечить отцу, а уж тем более, просить его уйти. И вот парень этот, который стол накрывал, он голос повышает.

— Не обращай внимания, обычно он смирный, просто сегодня что-то не в себе.

— А он, что, по-настоящему раб? — поинтересовалась Варя и тут же быстро добавила, — об этом весь город говорит. Вас же здесь все знают и деда вашего помнят.

— Влад? Самый натуральный раб. Если хочешь, могу его позвать и попросить показать клеймо, правда, оно почти на заднице.

— Не надо, — испуганно прошептала Варя.

— Не буду я ничего никому показывать, — встрял в наш разговор хмурый Влад, входя в комнату, и неся в руках бочонок полный меду, — еще мне не хватало перед каждым любопытным штаны снимать.

— А тебя никто и не просит, — хмыкнула я.

— Там в самом углу погреба кто-то грибочки выращивает, наркотические, — будничным голосом сообщил Влад, наливая себе чай. — Их надо бы прибрать, а то если Саха найдет, мне опять битым быть.

— Это, наверное, Олег, — предположила я, — Сенька, небось уже перерос.

— Мне все равно кто это, — рявкнул Влад вскакивая и опрокидывая чашку, — если их найдут, достанется, в первую очередь, мне.

— Что-то на тебе, голуба моя, шкура сегодня горит, — покачала я головой, наблюдая, как на столе разливается коричневое пятно, — ступай наверх.

— Ань, я…

— Я сказала, ступай наверх, — я указала рукой на лестницу.

Плечи Влада поникли, и он зашагал по лестнице. На верхней площадке он столкнулся с Сенькой. Брат проводил его удивленным взглядом и скатился на перилах вниз.

— Извините, девушки, подзадержался чуток, пока все вещи разложил, — весело сообщил он.

— Арсений, ты мне объясни, кто из вашей веселой семейки выращивает в погребе торчки? — Призвала я его к ответу.

— А что, они проросли? — несказанно удивился он.

— Да, и если верить Владу, еще и процветают. Меня не интересует, кто из вас занимается этим, но я настоятельно прошу убрать эту гадость. Ваш папенька, а уж тем паче маменька не будут смотреть ни на возраст, ни на семейное положение и по лбу нащелкают, уж поверьте мне.

Сенька согласился с моим предположением головы и, не желая предсказанных мною последствий, понесся в погреб.

Варя проводила суженого тревожным взглядом. Я поднялась и сдернула со стола скатерть.

— Надо замочить, — пояснила я, аккуратно складывая расшитую ткань, — иначе Васька ругаться будет.

— А Васька это кто?

— Маманя Сенькина…

— Ой-й-й, — одними губами прошептала она, глядя куда-то мне за спину.

Я повернула голову в том направлении — в окне торчала голова медвежонка. Зверь тянул носом, причмокивал губами и просительно ныл.

— Не проси, меду не дам! Вон пошел, — прикрикнула я на попрошайку, — пока занавеску не сорвал.

Топтыжка обиженно захныкал и поковылял в сторону бани. Я прикрыла окно и вернулась за стол.

— Успокойся, — попросила я дрожащую девушку, — это был всего-навсего домашний питомец, а лучше всего начинай привыкать. Наша семейка, конечно, немного ненормальная, но за то с нами весело.

— Я так боюсь, что Сенечкины родители меня не примут, — уныло призналась Варя.

— Зря, — с ходу отмела я ее опасения, — уж если они приняли такого охламона как Влад, то уж тебя и подавно примут. Саха и Васька очень милые люди. Вот Олег, он может нахамить, но он еще маленький. Саха, правда, тоже поорать горазд, но ты его не бойся. От него, как правило, больше шума, чем дела. Вот с Васькой надо срочно налаживать отношения, — наставляла я ее, — она тут всех в руках держит, ее даже Саха боится. Но я, думаю, Васька тебя под крылышко возьмет и в обиду никому не даст.

— Хорошо бы, — все еще неуверенно проговорила она.

Наша милая беседа была прервана громоподобным ревом генерала.

— Стой! Вор! — Разорялся папаня. — Мародер! Верни вещи, подлец!

Мы с Варенькой подскочили к окну и увидели уж очень неприличную картину, от которой Варя залилась краской и поспешно отвернулась от окна. По двору, вдогонку медвежонку, держащему в пасти какие-то тряпки, скакал бравый генерал. Красавец! Из одежды два банных веника, коими он, как набедренной повязкой, прикрывал срам. Папаня, как и любой другой мужик, обладал извращенной логикой. Вместо того что бы зайти в дом, одеться, а уж потом догонять медведя, бегает по двору в чем мать родила, демонстрируя не приличествующую его чину приверженность к нудизму. Я прикусила губу, сдерживая смех, понаблюдала за ним немного, но потом все-таки решила, что родителя надо выручать. Повернувшись к Вареньке, попросила:

— Сходи в кухню, там дверь в погреб, и позови Сеньку. Пущай усмирит животину.

— Да, да, конечно, — быстро проговорила Варя и побежала в сторону кухни.

Я высунулась из окна, продолжая наблюдать за погоней. Топтыжке понравилась подобная игра. Поэтому он кружил по двору, то замедляя бег и позволяя человеку приблизиться, то быстро перебирая лапами, что вызывало ярый протест со стороны догоняющего, сопровождающийся отборным матом.

— Пап, я, конечно, не хочу мешать тебе, принимать воздушные ванны, но ты, может, зайдешь в дом и оденешься, вид у тебя не совсем приличный, а в доме все-таки новый человек.

Генерал остановился, оглядел себя и, признав справедливость моего замечания, двинулся в сторону дома. Медвежонок, видя, что его партнер по догонялкам собирается улизнуть, в два прыжка преодолел расстояние между папой и дверью в дом, и, встав на задние лапы, грозно зарычал, преграждая любые пути к отступлению. Папа застыл в нерешительности, ему, явно не хотелось попадаться в лапы, хоть и маленького, но зверя. Правильно оценив сложившуюся ситуацию, генерал начал осторожно отступать. Поняв, что он собирается делать, я кинулась в Сахину мастерскую, пристроенную к дому, и широко распахнула дверь на улицу. Как папа пробрался в дом, я уже не видела, меня отвлекла Варя. Она осторожно тронула меня за локоть, привлекая мое внимание.

— Аня, там что-то странное происходит, — она махнула рукой за спину.

— Где Сенька? — Нетерпеливо спросила я.

— Он в погребе, — принялась сбивчиво объяснять девушка, — там, какой-то туман, а Сеня сидит на полу и… — Она на миг замялась, — и смеется.

— Споры!!! — Заорала я, хватаясь за голову, и побежала в кухню.

Открыв люк в полу, я натянула на нос кофту, и сунула голову в лаз. Появление моей головы, свисающей с потолка погреба, вызвало у братца очередной приступ веселья.

— Если видишь в небе люк — не пугайся, это глюк! — Прокомментировал он, заливаясь от смеха, и покатился по полу.

Я громко выругалась и побежала наверх за Владом. Одной мне этого любителя торчков не вытащить. На помощь Вари рассчитывать не приходится, она такая хрупкая, что запросто переломиться под тяжестью женишка. Я залетела в комнату и первым делом выхватила из шкафа полотенца. Нужно накинуть на лицо что-нибудь, а то можно и рядышком с Сенькой прилечь. Влад, сидящий на кровати и обнимающий подушку, даже не поднял головы при моем появлении.

— Влад, просыпайся, — заорала я, хватая его за руку и стаскивая с кровати, — мне нужна помощь.

Я потащила его за собой, по дороге объясняя, что случилось. Нацепив на лица мокрые полотенца, осторожно спустились по узкой подвальной лестнице. Увидав нас, Сенька захрюкал, видно, смеяться у него уже сил не было. Влад попытался поставить его на ноги, но Сенька перевернулся на живот и ужом пополз проч. После непродолжительной погони нам удалось выловить беглеца. Влад, с профессиональной холодностью, скрутил Сеньку, подтащил к дыре в потолке, вытолкнул наверх, помог вылезти мне и выбрался сам. У Сеньки продолжались приступы безудержного веселья, и он, не останавливаясь, катался по полу. Варя расширенными от ужаса глазами наблюдала за будущим мужем. Пока я решала, как поступить, Влад успел со всем разобраться. Подошел к другу, перевернул на спину и, схватив за грудки, сильно тряхнул. Понаблюдал за эффектом и отвесил пару тяжелых пощечин. Зрачки Сеньки сузились почти до нормальных размеров, и он затих.

К нам подошел папа, успевший привести себя в порядок. Он присел возле племянника, отодвинул Влада и бегло осмотрел Сенькину одежду и глаза.

— Торчки? — Поднял на меня глаза папа.

— Они самые, — подтвердила я, усаживаясь рядом с ним на корточки, — что делать будем? Саха увидит — прибьет.

— Здесь не столько Сахи надо бояться, сколько Васьки, — задумчиво проговорил родитель, — Что же нам с тобой делать? — генерал поскреб гладко выбритую щеку, — а черт его… Наверх отнесем, пущай проспится.

— Я, наверное, еще вытоплю немного смолы из лаксы. Почадим немного в комнате. За полчаса отойдет.

Папа с Владом подняли притихшего парня и потащили наверх, Варя побежала вперед, открывая дверь. Я взяла нож, сходила во двор и срезала две гибких и длинных ветки лаксы, ободрала листья. Осталось срезать кору и собрать подтеки свежей смолы.

Поднявшись в комнату, бросила ветки на ближайшую кровать, и с тоской посмотрела на нож. Лучше бы скальпелем, но в наличии только дедушкин, а его жаль. Смола плохо отчищается. В комнату зашел Влад и растеряно остановился у порога.

— За что? — уныло спросил он.

— Что 'за что'? — не поняла я, но проследив за его взглядом, только вздохнула. — Тебя это не касается, успокойся.

Собрав с его кровати ветки, принялась за дело. 'Сегодня они мне все порядком надоели, — принялась я мысленно жаловаться неизвестно кому, — Саха с Васькой куда-то запропастились. Папенька бегает по двору с голым задом. Сенька до сих пор ржет как ненормальный. Варенька тоже ни рыба, ни мясо. Олег корчит из себя обиженного и оскорбленного. Влад со своим застарелым маразмом. А мне что прикажете делать? Может, поддаться общей истерии и пойти повесится, для разнообразия?' Но, честно признаться, чувствовать себя единственным нормальным человеком в семье было приятно и поэтому вешаться тут же расхотелось. Я даже начала находить некоторые радости жизни.

Соскребла с ножа последнюю каплю и поднялась, намереваясь занести Сеньке лекарство. Влад уткнулся носом в стенку и, кажись, задремал. Проверять так ли это я не стала, только накинула на него одеяло.

Из Сенькиной комнаты по-прежнему доносились взрывы хохота, я покачала головой и приостановилась у двери Олега. Прислушалась — все тихо, как будто нет никого. Но я точно знала, что мальчишка там. Покинь он комнату, я непременно увидела или услышала. Занесла Варе лекарство, разъяснив, как пользоваться, девушка кивнула и скрылась за дверью. На обратном пути еще раз остановилась у комнаты подростка. Потопталась немного перед закрытой дверью и нерешительно поскреблась, никто не ответил.

— Олег, — громко позвала я, — прекрати психовать. Ладно, не хочешь выходить сиди там, но хоть подай знак, что живой.

— Отвали! — услышала я недовольный голос Олега.

— Я тоже тебя люблю, — отозвалась я, — если что надо, подходи, не стесняйся.

Олег ничего не ответил, я пожала плечами и отправилась в свою комнату пытать Влада, что-то он мне совсем не нравится. Он валялся на спине разглядывая потолок, будто нашел там что-то из ряда вон выходящее.

— Давай, рассказывай, — строго потребовала я.

— Чего рассказывать? — испугался Влад, приподнимаясь на локтях.

— Я думаю, у тебя есть что, — уверенно заявила я, усаживаясь на подоконник. — Ты весь день ведешь себя странно, я хочу знать причину.

— Наверное, просто устал — не стал он отпираться, зная, что не отстану и глядя куда-то в сторону, признался, — тревожно мне, будто что-то нехорошее должно произойти, и так уже четвертый день. Кошмары снова снятся.

— Так, понятно, — я поднялась и завесила окно, — раздевайся и ложись.

— Зачем? — вяло поинтересовался он, сползая с кровати и расстегивая рубашку.

— Спать будешь, — я стянула покрывало со своей кровати и откинула одеяло, — сюда ложись.

— Так рано же еще, — попытался сопротивляться он, — и к тому же, ты, что, предлагаешь мне нарушить Сахин запрет на мягкую постель?

— А ты прикинь, где я, а где Саха и кого сейчас надо слушаться.

— Да уж, вас, сильных мира сего, не поймешь, — покачал головой Влад удобно устраиваясь на моей кровати, — то можно, то нельзя. Остается только надеяться, что когда придет Саха, меня не стащат с кровати и не огреют чем-нибудь по горбу.

— Влад, человечество давно изобрело дверные замки, — сообщила я, поправляя подушку.

— Ага, я усну, ты меня запрешь, — прищурился он, я кивнула, — потом по своей рассеянности ключ потеряешь, а мне, что прикажешь — из окна выпрыгивать? Я ж не железный все-таки — до ветру сходить и все такое…

— Владислав Дмитриевич! — возмутилась я этим глупостям.

— Сейчас, меня, кажется, будут убивать! — трагическим шепотом заявил он и натянул на голову одеяло.

— А ну, вылазь! — я стянула с него одеяло.

— Лежачего не бьют! — дурным голосом пропел он и несильно огрел меня подушкой.

— Такого лежачего как ты, бьют и очень сильно, — ответила я выхватила у него подушку и нанесла ответный удар.

— Сдаюсь! — давясь от смеха, притворно прохныкал он, поднимая лапки к верху.

Я вернула подушку, строго предупредив, что если посмеет ею воспользоваться не по назначению, выброшу его со второго этажа. Влад сунул подушку под голову, закрыл глаза и демонстративно захрапел. Я поднялась с намерением покинуть комнату.

— Аня, не уходи, — сразу бросив дурачиться, тихо попросил он, — посиди со мной немного.

Я вернулась на свое прежнее место, он тут же этим воспользовался устроив голову на моих коленях. Влад крайне редко позволяет себе подобные вольности, похоже, действительно худо. Я принялась перебирать между пальцами прядки его волос. Парень засопел, я посидела еще немного, дожидаясь пока он окончательно не уснет, и лишь удостоверившись в этом, позволила себе осторожно покинуть комнату.

Папаня держа обещание готовил ужин. Решив не мешать, я вышла на улицу и устроилась в гамаке на веранде. Вскоре вернулись Саха с Васькой, вытряхнули меня из гамака, позвав ужинать. Я накрыла стол, на запах еды подтянулись Сенька и Варенька. Сенька виновато поглядывал на меня и генерала. Эти взгляды не ускользнули от Сахи. Егерь, естественно, пожелал узнать, в чем дело. Пришлось импровизировать выдумывая правдоподобную глупость, участвовать в семейной ссоре настроения не было.

Сонный Влад спустившийся под конец ужина хмуро смотрел на жизнь и от еды наотрез отказался. Вызвав еще большую волну беспокойства — где это видано, чтобы парень отказывался от еды? За все время нашего знакомства такого просто не случалось! Кроме как по дурости.

После ужина семья разбрелась, занявшись своими делами и вроде бы все как всегда, да что-то не на месте. Сильно настораживало отсутствие Олега, но так как он находился у себя в комнате, никто особого беспокойства не проявлял.

Поболтавшись в гостиной мы с Владом поднялись в нашу комнату и принялись нехотя паковать вещи. Папа сказал, что завтра надо вылететь пораньше. Парень паковал вещи, в новый рюкзак, сшитый Васеной, проявляя даже меньшее рвение, чем я — по всему выходило, улетать ему отсюда не хочется, я, впрочем, чувства его разделяла, всегда с сожалением покидая Бору.

Влад сходил к Олегу, проверить все ли в порядке, вопреки своим заявлениям все же чувствовал себя виноватым. Вернулся спустя десять минут и растерянно сообщил, что мальца в комнате нет. Дверь закрыта изнутри, а Олега нет. Оказалось, Влад слазил в его комнату через окно. Пришлось звать Саху и ставить его в известность. На что Саха, немного подумав, попросил паники раньше времени не поднимать. Возможно, парень просто решил проветриться и отправился в лес, если к утру не вернется, вот тогда и будем начинать поиски.

Спать улеглись позже обычного, и еще долго ворочались в темноте, каждый в своем углу не давая друг другу уснуть. В комнате было нестерпимо душно, несмотря на распахнутое окно. Скорее всего, ночью будет дождь. Влад не выдержал — оделся и направился к выходу. На мой вопрос, куда его несет, ответил шепотом: 'Пойду на дворе посижу, душно что-то'.

Останавливать его я не стала, выспится и во время полета. Я слышала, как Влад, осторожно ступая, спускается по ступенькам, как за ним тихо хлопнула входная дверь. Меня обволокла теплая тишина и я, не сопротивляясь, провалилась в сон.

…Было душно, и уснуть не получалось. Влажная духота, начавшаяся еще утром, не отступала и, казалось, повисла в недвижимом воздухе туманным маревом. Влад опустился на ступеньки крыльца, к нему бесшумно подошел Арк, улегся у ног, положив голову на босые ноги человека. Влад наклонился и потрепал серого за ушами. Потерся почти зажившей Аниными стараниями спиной о деревянный столб, поддерживающий крышу крыльца, закрыл глаза. Если бы не этот пар, висящий в воздухе, обещавший скорую грозу, вечер можно было бы назвать приятным.

Вздрогнул и открыл глаза, когда первая тяжелая капля упала на металлическую крышу над головой, а небо прорезала кривая линия молнии. Сразу же подул тугой прохладный ветер, загоняющий капли прямо на Влада. Парень поежился и плотнее запахнул не застегнутую рубаху. Раздался оглушающий раскат грома, да такой, что, кажется, земля под ним содрогнулась. Воздух сразу же наполнился свежестью. Влад поднялся, потягиваясь и разминая затекшую спину. Он уже собирался зайти в дом, никакого восхищения грозой не испытывая, к своему стыду, пугаясь до колик небесного рыка, аж внутри все переворачивалось.

Черноту прорезала еще одна яркая вспышка и на противоположном берегу вспыхнула стоящая вдали от других деревьев лакса, гроза бушевала все сильнее, заставляя человека скрываться под надежной крышей. Влад поежился и отступил дальше к двери, в небе не прекращался сияющий фейерверк.

Под ногами встрепенулся Арк, до этого не обращавший на светопреставление никакого внимания, и ворчливо рыкнул. Владу даже показалось, что за шумом дождя послышался стук лошадиных копыт. Но откуда в грозу взяться лошади? Егерские, Влад сам проверял перед тем, как отправиться спать, стоят в теплых стойлах под прочной, не протекающей крышей. А вдруг, одна из них сорвалась?

Превознемогая суеверный ужас, все больше разгоравшийся в душе из-за грозы, Влад двинулся прямо в холодную пелену дождя, где мгновение назад скрылся Арк. Скользя по раскисшей грязи, подальше отталкивал от себя желание бегом подняться по ступенькам, оказаться на втором этаже в их с Аней комнате. Пару раз поскользнувшись на мокрой траве, и унизительно шлепнувшись на мягкое место, Влад все-таки добрался до колодца, стоящего метрах в ста от дома.

Одежда безнадежно промокла и противно прилипала к телу, а зубы начали отбивать дробь. Влад обошел вокруг колодец и уже развернулся идти обратно, как его нога наступила на что-то мягкое. Отдернув ногу, опустился на колени и стал шарить руками вокруг, ничего не видя из-за дождя и темноты. Наконец руки нащупали что-то теплое. Приглядевшись хорошенько, Влад понял — перед ним лежит человек. На ощупь, вслепую, по некоторым деталям одежды опознал Олега. Внутри все перевернулось не хуже чем от грома, но страх тут же отступил — надо что-то делать. Найдя на шее пульс и убедившись, что Олег жив, понесся в дом, будить Аню…

Разбудил меня дождь, настойчиво барабанящий по крыше, машинально глянув на часы, с неудовольствием отметила — пятнадцать минут третьего. Я перевернулась на другой бок с намерением спать дальше, но тут на лестнице раздался топот босых ног, дверь в комнату с шумом распахнулась, и вбежал взмыленный и мокрый от дождя Влад, хлопнул рукой по выключателю и помещение залил яркий свет. Я села на кровати и прищурилась, намереваясь выдать сокрушительную отповедь, за подобное вероломство, но слова застряли в горле. Влад выглядел испуганным, он схватил меня холодной мокрой рукой.

— Аня, скорее, — почти закричал он, — там Олег…

— Где? — только и спросила я и, как была в пижаме, выбежала из комнаты.

— Возле колодца, — еле поспевая за мной, перескакивая через две ступеньки, ответил Влад.

— Не беги за мной, буди Саху и папу, — приказала я, хотя в этом не было необходимости — я покидала дом под дружные хлопки дверей.

Я выскочила под холодные струи дождя, не успев сделать и трех шагов, промокла до нитки. Оскальзываясь на траве, побежала в сторону колодца. В ярких сполохах молний озаряющих окрестности я могла видеть блестящий от дождя сруб колодца, а возле него лежащего ничком Олега. Подбежав, упала на колени около неподвижного тела, кажущегося сейчас большой черной куклой, которую нерадивые дети забыли под дождем.

— Олеженька, Олежка, — позвала я, Олег молчал, я принялась искать на скользкой от дождя шее пульс.

В какой-то момент меня бросило в жар оттого, что я не могла найти бьющуюся венку, но потом почувствовала под пальцами слабый толчок. Олег был без сознания, но жив. Размазывая по лицу слезы, пополам с дождем я начала быстро ощупывать мальчишку, пытаясь определить повреждения. Правая рука была сломана и из раны лилась кровь, оторвав от пижамы рукав, скрутила жгут и быстро наложила выше раны, останавливая кровотечение, потом обернулась и увидела бегущих ко мне мужиков.

— Несите щит! — пытаясь перекричать гром, заорала я, — на руках его переносить нельзя! Олеженька, сейчас, потерпи, миленький.

Через минуту рядом упал щит и папа, отстранив меня, помог Сахе положить мальчишку на кусок фанеры. Потревоженный Олег слабо застонал.

— Осторожно, неизвестно, что у него. Папа, надо связаться с местным госпиталем, мне нужно оборудование, боюсь, что Олег не транспортабелен. Еще мне нужна кровь, плазма, портативная ИВЛ, кардиограф, аппарат УЗИ…

— Давай сделаем так, — перебил он меня, — я свяжусь с госпиталем, а ты все закажешь, я боюсь перепутать.

Они осторожно понесли Олега. Я бежала следом. Дверь в дом была широко распахнута, в освещенном проеме нас ждала Васька.

— Поднимайте на чердак, — начала командовать я, принимая у Влада полотенце и накидывая на плечи, уже не обращая внимания на мокрую пижаму, — Варя, мне нужна горячая вода, много. Васька, чистые тряпки. Влад, на чердак весь свет, который есть в доме. Сеня, принеси наверх лед, а потом растопи там камин.

Выпалив все это на одном дыхании, я побежала к пациенту. Ворвавшись на чердак, увидела, что Олега успели переложить на стол и Саха уже начал срезать с него одежду.

— Саха, оставь, я сама, — оттеснила я его от стола, — позови Влада.

Вернулся папа, протянул наушник с микрофоном, сообщив, что номер госпиталя набран, но никто не отвечает. Влад с Сенькой принесли несколько ламп, горячую воду, ворох тряпок, аптечку из моего рюкзака и кое-что из егерских запасов. Генерал вывел вон упирающихся родственников.

Я посмотрела на избитое тело Олега. Мальчишка все еще был без сознания, дышал прерывисто и быстро, судорожно хватая ртом воздух. Осторожно ощупала голову Олега, на затылке обнаружилась здоровенная шишка, под глазами устрашающие синяки, что и не удивительно, раз нос свернут. Я протянула руку, и Влад вложил в нее тонкий фонарик. Я приподняла мальчишке веки и посветила. Зрачки расширены, на свет реагируют. Проверила уши, боясь обнаружить кровь. Чисто. Значит, кости черепа выдержали и у Олега только сотрясение мозга, этим можно объяснить то, что он до сих пор не пришел в себя.

Я встала за головой Олега, положила пальцы на лицо и сильно надавила, вправляя свернутый нос. Ощупала живот мальчишки. Твердый. Ребро сломано, я чувствовала, как его отломки свободно гуляют под пальцами. Простучала грудь. Хорошо. Осторожно повернув Олега на правый бок, осмотрела спину. Ссадины, гематомы. Черт! Могут быть внутренние разрывы. Давление девяносто на шестьдесят, пульс сто двадцать. Средняя кровопотеря, около полутора литров. Если прямо сейчас не начну хоть что-то делать, то может случиться непоправимое. Я себе потом за всю жизнь этого не прощу.

Саха, просочившийся в комнату, заглядывал в глаза и постоянно спрашивал: 'Ань, ну как он?' Что я могла ответить отцу Олега? Кто-то хорошо поработал над мальчишкой — спина и бока были в синяках и ссадинах. Это дало мне возможность предполагать ушибы селезенки, печени и, уж точно, почек. Насколько все серьезно можно ответить только после ультразвукового исследования. Хорошо хоть портативный анализатор есть. Сейчас от егеря отделаюсь, и начнем работать.

Я закрыла глаза и медленно выдохнула. Если Олег ухудшится, мне придется идти на ревизию. А чем? Пальцами? Или дедушкиным набором инструментов, что, в принципе одно и то же? Я закусила губу, от этих мыслей хотелось забиться в истерике, заорать: 'Позовите доктора!' Но доктор здесь я. И Саха смотрит, как на бога, а внизу моего решения ждет Васена. Пришлось взять себя в руки — время идет и неизвестно, сколько его осталось, может часы, а может секунды.

— Саха, марш отсюда. Тебе пока здесь нечего делать, — приказала я, надевая наушник и вслушиваясь в долгие гудки. Взяв тряпку, намочила в горячей воде и начала аккуратно смывать с Олега грязь.

— Выложи на лавку все что есть, — обратилась я к Владу, не отрываясь от своего занятия, — будем смотреть, чем располагаем. Когда это сделаешь, сходи в комнату и принеси инструменты, они в столе, да, и захвати у папы диктофон.

Влад не удержался и, подойдя к Олегу, откинул простыню, прикрывавшую тело подростка.

— Кто же тебя так? — пробормотал Влад, разглядывая сине-красные полосы и уже обращаясь ко мне, — Хорошо его отходили, ничего не скажешь. Цепями избивали.

— Похоже на то.

— Вот, гляди, как отпечаталось, даже рисунок остался, — он указал мне на правый бок Олега, — хорошо, если это не профессионалы, тогда может, и удастся что-нибудь сделать. Если профи, то внутри у него настоящая каша и проживет он не более часа.

— Откуда знаешь?

— Видел! — коротко ответил Влад, возвращаясь к своей работе.

В наушнике щелкнуло, и недовольный голос произнес:

— Госпиталь, дежурный слушает.

— Я Романова Анна Дмитриевна, хирург с инспекторской станции Алкиона, — представилась я, — нахожусь на Большом Озере, в доме егеря. Требую помощи! Необходимо оборудование и медикаменты, для предотвращения шокового состояния. Портативные ИВЛ, УЗИ, кардиограф и возможно дифибрилиатор. Кровь, плазма, физраствор.

— Девочка, ты что — охренела? — Поинтересовались из наушника, дежурный, очевидно, решил, что это попросту чья-то совсем не смешная шутка, — Может тебе всю операционную туда перевезти?

— Слушай сюда, я ясно сказала — я требую помощи! Если все перечисленное не будет у меня самое большее через час, мальчишка, Олег Романов, он умрет.

— Так это, что не шутка? — осторожно спросил дежурный.

— Какие уж тут шутки, — вызверилась я, — передо мной лежит подросток шестнадцати лет, избитый до полусмерти, с открытым переломом правой руки, возможными внутренними повреждениями и кровотечением, он не транспортабелен. Так что времени у меня в обрез, и если вы не доставите сюда все…

— Но я не могу выслать вам требуемое, — заволновался дежурный, — для этого надо вызвать начальника госпиталя, потом найти транспорт…

— Вызывай хоть черта лысого, — отчеканила я, теряя терпение, — только доставьте мне то, что я прошу.

— Но на это потребуется не менее двух часов. Может, лучше вы перевезете его к нам?

— Да вы соображаете, что говорите? — возмутилась я тупости дежурного. — Его можно перевозить только на специально оборудованной машине, а не на вездеходе! Но даже будь у меня машина, я не пойду на такой риск. Он может не выдержать переезда, а получить остывающий труп у дверей госпиталя — увольте.

— А если мы вышлем машину к вам? — Тут же внес предложение дежурный.

— Сколько это займет времени? — Нахмурилась я.

— Что бы добраться до вас по такой погоде — час или чуть больше.

— Давайте считать, — вздохнула я, заранее зная, что ничего хорошего мы не высчитаем. — Даже если вы вышлете машину еще до того как я положу трубку, на дорогу понадобится час, допустим, загрузим мы его минут за пятнадцать, потом час обратно. Итого не менее двух с половиной часов и еще минут двадцать пока он попадет на стол. И учтите еще неровности на дороге и разбитую из-за дождя колею. В общем, по времени, оно то, на то и выходит. С той лишь разницей, что пока он лежит на моем столе, я сделаю все возможное, чтобы он не ухудшился, а перевозка всегда риск.

— Понял, — ответили мне уже другим голосом, — тогда я вызываю начальника. Погода ни к черту, вертолет выслать не можем, придется по дороге. — И уже с надеждой в голосе добавил, — продержишься?

— Мне деваться некуда, конец связи, — в ухо понеслись короткие гудки, — сними наушник, — попросила я вернувшегося с инструментами Влада, укладывая на живот Олега куски льда, завернутые в клеенку.

— Они приедут? — тихо спросил парень, выполняя мою просьбу.

— Да, но не скоро. Подай анестезию, она в красной коробке. Так, теперь, включай диктофон и фотоаппарат, я наговариваю, ты снимаешь. Бери крупным планом, чтоб детали почетче, хорошо?

Надо снять побои и зафиксировать состояние, как бы ни обернулось дело, а суд будет в любом случае. Так положено.

Где-то на середине осмотра к нам поднялся Саха. Он долго мялся, порываясь что-то спросить.

— У тебя на языке вертится вопрос, — заметила я, поглядывая на взволнованного отца, — проще задать его и уйти, чем путаться у меня под ногами и мешать.

— Ань, давай отойдем в сторонку, — егерь многозначительно покосился на Влада.

— Не стоит, — покачала я головой, — у меня нет секретов, и он работает с папой в одной команде, так что можно говорить спокойно.

— Как скажешь, — смирился Саха и, собравшись с духом, задал мучавший его вопрос, — Ань, скажи мне честно, они Олега не того?..

— Что, прости? — переспросила я, совсем не хотелось разбираться еще и с намеками.

— Аня, ответь мне, как отцу, — стараясь сохранять спокойствие, повторил Саха, — они не тронули моего мальчика?

— Боже мой, Саха, — выдохнула я, вмиг поняв его состояние и все заминки, — нет, его никто не насиловал, слава Богу!

— Ты точно уверена? — испытывающе посмотрел на меня егерь.

— Конечно, — заверила я, ничуть не обидевшись на подобное замечание, — это же сразу видно. Неужели ты думаешь, что я стану скрывать от тебя такое? Да если бы я обнаружила что-то похожее, сразу же тебе рассказала, а не стала ждать, пока ты поднимешься.

— Спасибо… — пробормотал егерь, все еще не веря до конца, что страхи оказались напрасными.

— Саха, — спокойно проговорил Влад, становясь рядом со мной и глядя ему прямо в глаза, — я тебя уверяю, как полицейский и человек, не раз в жизни сталкивавшийся с подобными вещами — Олега никто не тронул!

— Слава Богу! — совсем, как я несколько секунд назад, выдохнул он, наконец, поверив мне и Владу.

— Вот и хорошо, — кивнул Влад, — а теперь иди вниз, Ане надо еще многое сделать.

— Передай там, как только буду посвободней, спущусь и все толком расскажу.

— Аня, Влад, только о нашем разговоре там не слова, хорошо?

— Естественно! — ответил Влад за нас двоих.

Взяв анализатор, выдавила на экран несколько капель крови, считала информацию — радоваться было нечему. Но, по крайней мере, он не ухудшился!

Начать решила с перелома, сейчас он был самым опасным из-за кровотечения и открытой раны. Влад подал мне вскрытую ампулу, и я осторожно обработала руку мальчишки, промыла рану и, раскрыв ее зажимами. Еще повезло, что рука просто сломана, а не раздроблена, без маленьких осколков. Я зафиксировала кость и принялась сшивать ткани.

Наложив тугую повязку, я повторила анализ крови. Анализатор беспристрастно показал снижение гемоглобина на два пункта. С операцией придется смириться, думала я, опуская закрытый лоток с инструментами в кипящую в кастрюле воду. Убедившись, что таз не свалится с тренога на очаге, я повернулась к Владу.

— Прикрой его, мне надо сходить вниз и поговорить со всеми.

— Что — совсем плохо? — нахмурился Влад.

— Не знаю, — потерев глаза, ответила я, прихватив компьютер и набор для забора крови, вышла из комнаты.

Все были в гостиной, выглядели растерянными, даже вечно спокойный папа не знал, куда себя деть. Бледная и осунувшаяся Васька сидела в кресле, уставившись в пространство и, казалось, не реагировала на окружающих, она была на грани истерики. Саха устроился на подлокотнике и поглаживал руку жены. Сенька с Варей сидели на диване, прижавшись друг к другу, как испуганные дети. Как только я вошла, Васька встрепенулась и бросилась ко мне с расспросами. Я обрисовала им, положение не утаив, что дела Олега не ах, что у него открылось внутреннее кровотечение и надо делать операцию.

— Операцию? — Переспросила Васька и жалобно посмотрела на Саху, потом будто очнувшись, закричала, — никакой операции! Ты не посмеешь! У тебя же ничего нет!

— Мама, успокойся, — со слезами в голосе попросил Сенька, — у нее есть знания, и есть руки, и после дедушки осталось море хлама и оборудования. Ведь его можно использовать? — Он с надеждой посмотрел на меня.

— К сожалению, нельзя, — разочаровала я его, — но если я сейчас не начну хоть что-то делать Олег не доживет даже до приезда врачей с оборудованием.

— А разве вы не повезете Олежку в больницу? — Удивилась Варя.

— Нет, — покачала я головой, и повторила уже сказанное дежурному.

— Ты сразу знала, что будешь делать все здесь! — заорала она, — Ты хочешь убить моего сына, моего Олежку.

— Василиса, успокойся, — попросил ее папа, — из двух зол выбирают меньшее.

— Это не твой ребенок! — рявкнула она.

— Васена, успокойся, время идет, а его у нас уже нет, — подал голос, молчавший до этого времени Саха, и повернулся ко мне, — что тебе нужно для…

— Мне нужна кровь, я сейчас возьму у вас пробы на совместимость и группу крови, потом те, чья кровь подойдет, сдадут по четыреста единиц. Я надеюсь, что нужных доноров наберется хотя бы два, это даст мне возможность продержаться до приезда бригады из госпиталя, а Олегу лишний шанс выжить.

Саха кивнул, соглашаясь, и первым задрал рукав рубашки, подставляя руку. Я взяла пробы у всех, включая Влада.

Доноров набралось трое — Саха, папа и Влад. Я перепроверила все еще раз и отложила три пробирки в сторону. Нашла в чулане несколько герметически закрывающихся бутылок, простерилизовала их и приступила к забору крови. Придется лить почти напрямую, без обработки. Хуже бы не сделать, но выхода нет.

Оставалось надеяться, что крови хватит. Я сложила бутылки в кастрюлю со льдом и направилась наверх. Я была уже на лестнице, когда меня окликнула Васька, она подошла вплотную.

— Ань, ты меня извини, — попросила тетка.

— Ничего, все нормально, — отмахнулась я и пообещала, — я сделаю все возможное.

Хоть Влад и сдал кровь, все равно навязался помогать. Спорить, не было времени, и я согласилась. Оказавшись на чердаке, проверила состояние Олега. Ухудшился. Я чертыхнулась, уговаривая парня еще немного потерпеть, и радуясь, что он без сознания. Он не чувствует боли.

Я достала инструменты и завернув их в салфетку положила немного остыть. Отыскав в чулане штатив для капельницы, установила бутылку с кровью и подсоединила Олега к системе. Разложила еще теплые инструменты, достала дедушкину бутыль с эфиром и объяснила Владу, что от него требуется. Посмотрела на часы, надеясь, что прошло уже достаточно времени и помощь на подходе, часы разочаровали, показывая, два сорок. С того времени как мы нашли Олега прошло двадцать пять минут. Пока я занималась приготовлениями, в голову лезли всякие ненужные мысли, одна из них и самая неприятная была о моей несостоятельности.

Я накрыла Олега простынями, оставив только квадрат живота. Операционное поле. Вымыла руки, сполоснула их спиртом и надела единственную пару перчаток. Обильно смазала живот подростка йодом. Влад запрокинул его голову, наложил на лицо марлю и по моей команде начал капать эфир.

— Ну, что, — вздохнула я ни к кому не обращаясь, — начнем перекрестясь, засекай время.

Я взяла еще теплый скальпель. Инструмент лег в руку, так, будто я всегда работала только им, сделала первый надрез. Влад отвернулся, а для меня сразу все перестало существовать. Я уже не слышала грома за окном и не обращала внимания на то где я и чем приходится работать.

Удалить сломанное ребро не заняло много времени. У меня нет фиксаторов, чтобы его укрепить. Легче на станции вырастить и имплантировать новое. Управившись, взялась за печень. Выравнивала края разрывов, сшивая сосуд за сосудом. Долго. Работала почти вслепую — все поле было залито кровью, а отсоса нет. Глаза болели от напряжения и нехватки света. Влад установил на штатив последнюю бутылку с кровью. Когда разрыв был почти ушит, дверь в комнату с треском распахнулась, и за спиной послышался насмешливый, до боли знакомый голос:

— Мне сказали, здесь воскрешают из мертвых. Позволите поучаствовать?

Я на миг оторвалась от косого стежка, который накладывала и взглянула на вошедших.

— Шальнов, ты что ли? — ахнула я, оглядывая старого друга уже одетого в операционную форму.

— Собственной персоной, — откликнулся он, внимательно оглядывая обстановку.

С приходом Макса все завертелось в бешеном ритме. Влада выставили вон. Два медбрата притащили аппаратуру. Макс подключил Олега к ИВЛ. Бутылку с кровью заменил пластиковый пакет с привезенными заменителями. В другую вену начали подавать поддерживающие лекарства. У меня в руках появились более привычные вещи — электрокоагулятор, автоматический сшиватель и виброскальпель. Над головой в тысячи свечей загорелись передвижные бестеневые лампы, работать стало веселей и приятней. Установив все оборудование, Макс заглянул мне через плечо и немного огорченно заметил:

— Пожалуйста, попал к шапочному разбору, мне и делать-то ничего не придется.

— Не обольщайся, — разочаровала я его, — надо проверить голову и убрать гематомы с почек, посмотреть селезенку… Но прежде всего — высушить! Откуда-то подтекает, я не вижу! Так что работы еще не початый край.

— Работать это мы запросто, это мы с радостью, — он занял место с другой стороны стола и повел светскую беседу, не забывая работать руками, — как живешь, ангел мой? Я когда услышал, кто меня вызывает, не поверил своим ушам. А потом подумал, что в галактике не может быть двух Анн Романовых, которые могут вместо начальника госпиталя попросить вызвать лысого черта и со всех ног поспешил сюда, не веря своему счастью. И вот я здесь и ты здесь. А ты видно не в настроении, раз молчишь как рыба.

— Максюша, если ты заткнешься на секунду, — вежливо прервала я этот поток красноречия, — то я, возможно, смогу вставить слово.

— Молчу, молчу, — зачастил он, — так что ты, как ты?

Я рассказала, про те два года, что нас разделяли, он выслушал очень внимательно, особо заинтересовавшись последним годом моей жизни. Я с удовольствием поведала ему все в мельчайших подробностях. Он только посмеивался и качал головой.

— Вот как люди живут, — с некоторой долей зависти заявил он, — не то, что я, прозябаю в этом захолустье. Хотя, можно подать документы в медицину катастроф, но там надо много работать, а я как ты знаешь, ленив до ужаса, — это было наглое вранье, он был лучшим студентом потока и хирургом от бога.

— Ты это серьезно про медицину катастроф? — поинтересовалась я.

— Угу, — кивнул он, — вот только закончу здесь стажироваться и сразу туда махну. Там начальница, говорят, душка, доктор Шанталь, кажись, зовут. Может, пойдешь, отдохнешь, рассвет уже, — без перехода предложил он, — на тебе лица нет, а я закончу.

— Нет, — я отрицательно покачала головой, — надо все доводить до конца.

— Смотри сама, все, я зашиваюсь.

Спустя двадцать минут я прикрыла шов стерильной салфеткой и приклеила ее пластырем. Макс копался с приборами, что-то настраивая, потом проверил капельницы.

— Антибиотик поставь, — напомнила я.

— Без тебя бы не догадался, — скроил обиженную физиономию милый друг, — я же не дурнее питекантропа.

Я показала ему язык и направилась к выходу. Предстоял разговор с родственниками, Макс с удовольствием взял бы на себя эту обязанность, но просить его еще о чем-то было бы верхом наглости, он и так сегодня сделал больше чем положено.

Я заглянула в свою комнату за сигаретами. Курить хотелось безбожно. Если так пойдет и дальше, я никогда не смогу вернуться к здоровому образу жизни.

Гроза закончилась, за окном занимался серый рассвет, освещая комнату тусклым светом. Захотелось бухнуться на кровать и проспать минимум сутки, но это придется отложить на попозже. Я потрясла свою одежду, отыскивая пачку. Взяв сигареты, направилась вниз, столкнувшись на лестнице с Максом, он, пряча виноватую улыбку, сообщил, что есть хочет больше, чем бороться за жизнь. Боже! Спасибо тебе, что в этой жизни есть неизменные вещи. Вот Шальнов, к примеру, вечно голодный после ночных операций.

В гостиной ничего не изменилось с тех пор, как я покинула ее ночью. Все сидели на своих местах, только Варя задремала, положив голову на Сенькино плечо, и Влад слонялся из угла в угол, не зная чем себя занять. При нашем появлении все встрепенулись. Макс кивнул всем присутствующим и без зазрения совести скрылся на кухне, которую находил каким-то внутренним чутьем, даже не зная расположения в доме. Я опустилась в кресло напротив Васены и долго раскуривала сигарету.

— Аня, что — все? — хриплым голосом спросила Васена, в ее глазах стояли слезы.

— Все, — кивнула я, имея в виду операцию и не задумываясь над смыслом, который вложила Васька в эту фразу.

Васена побледнела и начала заваливаться набок. Саха даже не сдвинулся с места, казалось, его ноги приросли к полу, остальные застыли с выражением ужаса и растерянности на лицах. Я непонимающе оглядывала окружающих. Положение спас Шальнов, появившийся в дверях кухни с бутербродом в руке.

— Что ты несешь, ну что ты несешь! — Укорил он меня.

И кинув бутерброд на полочку подскочил к Васене, поддержал ее, похлопал по щекам и дождавшись когда она откроет глаза улыбнулся.

— Все в порядке, мамочка, — засюсюкал он, — не надо так нервничать и волноваться. Вы не поняли друг друга, Олег жив и уже через недельку сможет встать на ноги.

— Так операция прошла нормально? — Все еще не веря, спросил Саха.

— А как еще по-твоему должно быть? Конечно, пришлось удалить одно ребро и зашить еще кое-что, но в основном все в порядке, — огрызнулась я, — я по-твоему способна угробить Олежку? Что бы потом, соответствуя своей мерзкой натуре, он приходил ко мне по ночам? Не дождетесь!

— А что мы еще должны были подумать? — Принялся отбиваться от моих нападок егерь, — ты сползла по лестнице вся в крови, мрачная и взмыленная, молча закурила. Что еще нам оставалось думать?

— Хорош ругаться, — попросил всех папа, — я предлагаю всем отправиться спать, ночь была не из легких и все очень устали.

— А как же Олег? — Встрепенулась Васька.

— Не беспокойтесь, мамочка, — подмигнул ей Макс, — я с ним побуду, вот только машину отправлю и сообщу, что меня на работе сегодня не будет.

— Не дури, отправляйся в город, — я выпустила клубы дыма в его сторону, — к тому же тебе надо составить отчет о проделанной работе и написать объяснительную начальству… — Макс расхохотался, и я замолкла на полуслове, мне стало обидно, — что такого веселого я сказала?

— И как ты себе это представляешь? — Все еще смеясь, спросил он, — каким макаром я буду стучать Шальнову на Шальнова? Ты себе представь только, как будет звучать моя объяснительная записка, это будет что-то в этом роде, — Макс нахмурился, а потом заговорил, — начальнику госпиталя Шальнову, от начальника госпиталя Шальнова. Прошу принять меры в связи с моим непотребным поведением и с тем, что я самовольно…

— Макс, — прервала я его, — перестань паясничать, я же не знала, что ты и есть начальник госпиталя.

— Прости, мой ангел, я просто немного устал, — сразу посерьезнел Макс.

Влад, до этого спокойно наблюдавший за нами, при словах 'ангел мой' вдруг вскочил и, громко хлопнув дверью, вышел из дома.

— Что это было? — Не понял Макс.

— Шиза, — махнула я рукой, — вы как хотите, а я спать.

— Ань, а можно я к Олегу схожу? — Умоляюще посмотрела на меня Васька.

— Нет, — покачала я головой, — там все равно сейчас делать нечего, он под наркозом, не забывай, он перенес тяжелую операцию и он в 'аварийной' стадии, она продлится первые сутки. Вот когда оклемается чуток, тогда может быть, а сейчас иди спать.

— Хотя бы на минуточку, — она обратилась за помощью к Максу.

— Конечно, мамочка, — не задумываясь, разрешил он, — сколько угодно.

— Макс… — начала было я, но он меня прервал.

— Какая разница? Уж если мальчишке провели операцию в таких условиях и он до сих пор жив, то ничего с ним не сделается.

— Делайте что хотите, — отступилась я и пошла наверх.

Зайдя в комнату я, как была в одежде, рухнула на расстеленную кровать и тут же уснула.

…Влад стоял, подставив лицо утихающему дождю. Происходящее ему определенно не нравилось, так, будто этот Макс забрел на его территорию, и пытается самым наглым образом обокрасть, а он, Влад, ничегошеньки и поделать с этим не может. Как Аня может позволять этому Максу называть ее 'ангел мой'? Ведь он совсем Ане не подходит, такой весь лощеный, чистенький, одним словом — маменькин сынок. Ане нужен совсем не такой мужчина. Ей нужен кто-то сильный, кто смог бы защитить ее и кто бы любил ее так же… Так же как кто? Как он, Влад? От этой мысли даже застонал, изначально зная, что никаких прав любить не имеет, а уж ревновать тем более. Но хотелось-то как! Да и отдавать Аню какому-то там Максу было выше сил. Пусть Влад раб, пусть ему нельзя и близко подойти к Ане со своими чувствами, но все же, ему можно тихо любоваться ею издалека. Просыпаясь посреди ночи заходить к ней в комнату, садиться рядом и смотреть, просто смотреть, и представлять, какой у них могла бы быть жизнь. А тут появляется этот Макс, и все летит неизвестно куда!

Влад вытер лицо и побрел в дом — ревность ревностью, а оставлять Аню одну в доме с этим маменькиным сынком тоже не стоит, в этот момент он как-то не задумывался, что дом доверху набит Аниными родственниками и есть, кому оградить ее от чьих бы то ни было притязаний.

Влад вихрем взлетел по лестнице и успел как раз во время — Макс нагло заходил в комнату, где спала Аня. Схватив незваного гостя за плечо, выволок в коридор, придавил к стене, упершись ему в плечи обеими руками и тихо, боясь разбудить весь дом, прошипел:

— Не смей соваться туда! Все зубья повышибаю!

— Ух, какие мы грозные, — фыркнул Макс, расплываясь в улыбке, — а тебя, позволь спросить, туда кто-нибудь звал?

— Я там живу, — оторопел Влад от подобной наглости.

— Слушай сюда, крутой мальчик, — чеканя каждое слово, проговорил Макс, — Аня только что закончила крайне сложную операцию и устала, как собака. Ей сейчас совершенно не нужна та сцена, которую ты здесь собираешься устроить, так что постарайся держать себя в руках. К тому же, зная твою хозяйку настолько хорошо, как тебе не узнать никогда, я больше чем уверен, она завалилась спать, в чем была. А на ней, я тебе напомню, сырая пижама, так что девушку нужно срочно переодеть. Такому, как ты, я этого позволить не могу. Не дорос ты еще до этого. Так что оставайся с этой стороны двери и не смей поднимать шум. Там, — Макс указал на ближайшую дверь, — спит ее дядя, а там, — он кивнул головой вниз, — спит ее отец. А теперь представь, что они с тобой сделают, если услышат, хоть малейший шум? Мне и рук к тебе прикладывать не придется. Так что стой, где стоишь и отпусти меня.

Лицо стянуло злобой поражения, но Макс из-за недостатка света этого заметить не мог. Влад отпустил руки, прекрасно осознавая — этот заносчивый ублюдок прав, и шум сейчас вовсе ни к чему, и не из-за того, что сюда явятся Анины родственники мужского рода, а потому, что Ане действительно нужен покой. Парень отступил на шаг, позволяя Максу пройти в комнату, да и что мог еще сделать? Он ведь всего-навсего Анина собственность и не более.

Макс появился в коридоре, пробыв в комнате ровно столько, чтобы успеть раздеть Аню и накрыть одеялом. Макс тихо прикрыл за собой дверь и, проходя мимо Влада, как ни в чем не бывало, сунул в руки сверток влажной ткани, бросил походя: 'Постирай!', направился вверх на чердак. Влад был зол и обижен, на кого, правда, точно сказать не мог — то ли на себя, то ли на Макса. Спустился вниз, положил пижаму в ржавых пятнах крови, в холодную воду, добавил туда моющего средства, вышел из дома.

На востоке робко занималась заря, окрасив край неба в серовато-сиреневую полоску. Ветер разогнал тучи, оставив лишь быстро тающие в предрассветной мгле звезды. Влад обошел дом и направился прямиком в сарай, где хранилось сено. Зарывшись поглубже в сухую траву, и пытаясь не обращать внимания на то, как сено царапает и колет кожу, закрыл глаза, заставляя себя уснуть…

 

Глава 9

Пробуждение было даже хуже чем с похмела: голова гудела пчелиным улем. Кое-как собрав ее с подушки, огляделась. Я была в комнате одна. В окошко заглядывало солнышко. Нащупав часы, лежащие под кроватью и прищурив один глаз, воззрилась на табло. Ух, ты! Целых четыре часа спокойного сна. Спасибо, Макс!

Приподняв одеяло, в крайнем изумлении оглядела себя. Почему я голая? Ведь помню — ложилась спать в пижаме. Решила не забивать себе этим голову. Сейчас спущусь вниз, и кто-нибудь объяснит это. Сползла с кровати и подошла к зеркалу. Увидев свое отражение, скривилась. Волосы растрепаны, под глазами залегли зеленоватые тени, по роже разлилась аристократическая вампирская бледность. Сделать фотку и на буфет, детей от варенья отпугивать! Широко зевая, обкрутилась полотенцем и, прихватив комбинезон, побрела в ванную. Под струями душа долго стояла с закрытыми глазами, недоумевая, почему все здесь живущие предпочитают баню. Одевшись, поднялась на чердак, проведать пациента.

Аппарат ИВЛ отключен, задвинут в угол и уже накрыт пакетом. На лавочке возле стола, сидя спала Васька. Я сходила в свою комнату и принесла подушку и два пледа. Осторожно, чтобы не разбудить Ваську, уложила ее на лавку, сунула под голову подушку и накрыла пледом. Повернулась к Олегу, он лежал с повернутой набок головой, на лице салфетка, пропитанная лечебным раствором. Я приподняла марлевый край, внимательно посмотрела в его лицо. Опухоль вокруг глаз и носа спала. Макс времени даром не терял, сделал Олегу маску. Лицо мальчишки бледное до синевы, черты заострились, а на щеках проглядывала щетина. Я погладила его по щеке, как-то до этого времени не думала, что мальчишка вырос, и ему пора бриться. Он повернул голову и не открывая глаз прошептал: 'Пить'.

— Сейчас, — откликнулась я.

Взяла стакан, стоящий возле стола и, намочив в губку, протерла потрескавшиеся и пересохшие губы. Он вздрогнул и потянулся к губке жадно ловя ртом каждую капельку.

— Все, хватит, — ласково, но твердо сказала я, — тебе больше нельзя.

Он с трудом разлепил веки и посмотрел на меня невидящими глазами, через минуту взгляд его стал более осмысленным.

— Ань, холодно, — прошептал он, узнав меня.

— Значит, сейчас накроемся, — улыбнулась я, взяв второй плед, накрыла мальчишку.

— Ань, за что? — Одними губами спросил он, глядя на меня широко открытыми глазами.

— Тише, — я погладила Олега по щеке, — все в порядке. Не разговаривай, тебе надо просто отдохнуть, а через пару дней ты встанешь на ноги, и тогда мы с тобой поедем к нам в гости. Хорошо? — Олег слабо кивнул, на его глаза накатились слезы.

— А сейчас закрывай глазки, — мальчишка послушно сомкнул веки. Я смахнула с его щеки слезинку. — Поспи, тебе надо много спать, чем больше ты спишь, тем скорее выздоровеешь, — я потянулась к лотку со шприцами, нашла успокоительное.

Подождав пока подействует лекарство, и Олег уснет, пошла вниз. По первому этажу разливался запах кофе и еще чего-то вкусного. В кухне обнаружился Макс, уже успевший обосноваться настолько, что готовил завтрак, что-то весело насвистывая.

— Где все? — поинтересовалась я.

— Дима и Саха в город поехали вместе с моими ребятами. Сенька со своей девушкой спят, Василиса с Олегом. А Влад твой болтается где-то рядом. Давай завтракать, я оладушков спек.

— Макс, ты чудо, — пропела я, наливая кофе, он довольно усмехнулся и поставил передо мной тарелку с пышными оладушками. — Вот только объясни, почему если мужчина хороший и по всем статьям мне подходит, то он обязательно мной не интересуется?

— Ну, мой ангел, — протянул Макс, — тебя должно успокаивать сознание того, что я не интересуюсь женщинами в принципе, а не только тобой в частности. И потом, я тебе обещаю, — он прижал руку к сердцу, — нет, я клянусь, если вдруг решу сменить ориентацию, ты будешь первой в моем списке предполагаемых жен.

— Премного благодарна, — чуть поклонившись, рассмеялась я.

Я встала, обняла милого друга за шею и звонко расцеловала. В этот момент в кухню зашел Влад. Парень окинул нас мрачным взглядом. Потом, не сказав ни слова, круто развернулся и стремительно вышел, раздраженно хлопнув дверью.

— Твой друг крайне невоспитан, — заметил Макс, глядя на закрытую дверь.

— Обычно он не такой, — я вернулась на свое место и принялась поглощать вкусные оладушки.

— Уж не знаю, какой он обычно, — пожал плечами Макс, — но нормальные люди во время дождя по сараям не спят, как спал он сегодня.

— Это можно списать на усталость, — подумав, неуверенно подала голос я.

Друг лишь махнул рукой, пристроился рядом и мы немного поболтали о пустяках, намерено избегая разговора о ночной операции. С Максом было легко и спокойно, уже давно не получала такого удовольствия от простой болтовни. Последнее время я находилась в непрекращающемся напряжении, чувствуя постоянное присутствие Влада. Приходилось контролировать каждое слово, и даже тон отслеживать, чтоб не сболтнуть чего лишнего. Как же я устала… Бесконечно.

Макса можно спокойно осыпать, какими хочешь угрозами, обещать, при случае, отвернуть ему голову или еще чего, а тот лишь посмеивался в ответ. Потом дорогой друг поднялся и, выглянув в окно, позвал Влада завтракать.

— Не хочу, отстаньте от меня, — рявкнул тот с улицы.

— Знаешь, ангел мой, — повернулся ко мне Макс, — я, конечно, люблю мальчиков, особенно таких красивых, как твой друг. Но я тебя предупреждаю — третьего хамства с его стороны за эти сутки я не потерплю. И клятвенно обещаю — набью ему его симпатичную мордаху.

— А когда было первое? — мрачно поинтересовалась я.

— Ты уснула прямо в одежде, — охотно пояснил Макс. — Я зашел к тебе, увидел твое плачевное положение — пижама же была сырая. Ангел мой, успокойся, — воскликнул он, видя панику в моих глазах, — это я тебя раздевал…

— Слава богу, — вырвалось у меня, — подожди, а он где был?

— Скулил под дверью и очень на меня сердился, когда я передал твои вещи и попросил простирнуть, — наябедничал Макс.

— Насчет набитой рожи, ты не меня предупреждай, а его, — заметно успокоившись, откликнулась я.

— Я просто не желаю, что бы между нами были какие-то недомолвки и мелкие обиды, — серьезно сказал Макс. — Мне очень не хочется тебя потерять. — И улыбнувшись мечтательной ленивой улыбкой, добавил, — а с молодым человеком разговор будет совсем другим.

— Макс, — ахнула я, — уж не собираешься ли ты…

— Ни, боже мой, — замотал головой сердешный друг. — Я повторюсь, мальчик мне очень нравится, но я знаю свое место под солнцем и не собираюсь у тебя никого отбивать.

— Скажешь тоже — отбивать!

— А вот Саха твой очень даже ничего, да и Дима тоже, — томно пропел Макс и мечтательно закатил глаза, — как ты думаешь…

— Макс!!! — Заорала я в панике.

— Мамочка, вы очень нервная, — смеясь, покачал головой Макс, — я же шучу. Ладно, пойду к больному, а ты все-таки накорми этого недовольного.

— Я Олегу успокоительное вколола, — сообщила я.

— Он в себя приходил? — улыбка тут же сползла с лица хирурга, оставив только профессиональную заинтересованность.

— Да, но говорить ему сейчас ни с кем нельзя. Мальчишка напуган и растерян. Он плакал.

— Не диво, — Макс взъерошил свои и без того растрепанные волосы, — если бы меня так отделали, я бы тоже плакал.

— Мужчины же не плачут, — поддразнила я его.

— Плачут и еще как, — с серьезным видом, будто открывал страшную тайну, заверил меня Макс, — вне зависимости от ориентации. Нам точно так же больно и страшно, просто мы не любим это выставлять напоказ.

— Я боюсь, как бы он не сломался, — высказала я свои опасения.

— Не должен, — задумчиво сказал Макс, — мальчишка молодой, так что должен выдержать, а там как карта ляжет.

Макс щелкнул меня по носу и вышел из кухни. Оставшись одна я еще немного посидела за столом пялясь в пустоту, и ни о чем не думая. Потом заглянула в холодильник. Надо что-то придумать на обед, скоро должны вернуться папа и Саха, а Васька сейчас не в состоянии. Я забросила кости на суп в кастрюлю. Макс прав, и надо заставить Влада поесть, чего доброго еще грохнется в обморок, все-таки он ночью кровь сдавал, а поел ли после этого еще вопрос. Я выглянула из окна и кликнула парня, не прошло и минуты, как он нарисовался в дверях, но в кухню не зашел.

— Чего? — недовольно буркнул Влад, потянул носом и сглотнул слюну.

— Ничего, — в тон ему ответила я, он пожал плечами и развернулся, чтобы уйти, — завтракать садись.

— Кто готовил? — подозрительно спросил он, усаживаясь на стул.

— Макс готовил. Влад, не смей кривить рожу и отворачиваться, — возмутилась я, — и завязывай ему хамить. Он хороший парень и ничего плохого тебе пока не сделал. Так что садись и ешь, если не хочешь, что бы я впихнула в тебя завтрак силой. Мне еще не хватает, чтобы ты свалился.

— Ладно, — согласился Влад, сделав при этом такой вид, будто я заставляю его есть, по меньшей мере, из свиного корыта.

— Влад, если я еще раз увижу у тебя такое выражение лица — надаю по шеям, — пообещала я.

— А как же твое…

— Забудь о нем, — отрезала я.

Парень обречено кивнул, положил на тарелку оладушки, налил себе кофе. Как бы он не хотел показать свое недоброе отношение к Максу (не пойму только откуда взялось?), но кулинарные способности последнего оценил, съев три порции. Когда он заканчивал завтракать, на кухню подтянулись Варя и Сенька.

— Как Олег? — первым делом спросил братец, доставая чашки для кофе.

— Пока нормально, — пожала я плечами, — а дальше, как бог карту положит. Я сделала все, что могла.

— Каковы шансы?

— Выше среднего, я думаю, — не стала приукрашивать я.

— Маманя с ним?

— Васька спит на чердаке, а сиделкой у нас пока Макс работает, я сейчас здесь закончу и туда пойду.

— Я не понимаю, чего он здесь сидит, — подал Влад недовольный голос, — как там в классике говорится: 'Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!'

— Так, знаток классической литературы, мы с тобой, по-моему, только что об этом говорили! Но до тебя, вижу, не доходит, значит, будем разговаривать по-другому, — я повернулась от плиты и строго посмотрела на него. Под моим взглядом парень мигом растерял весь задор.

— Я иду работать, а ты готовишь обед. Когда закончишь, ровненько отправляешься в подвал и будешь сидеть там, пока я не позволю тебе выйти, ты меня понял?

— Да, Анна Дмитриевна, — ответил он тихо.

— Я рада за тебя, — удовлетворенно кивнула я.

Макс уехал, едва я освободилась, пообещав к вечеру вернуться проверить, как у нас дела. Весь день я провела на чердаке, не отходя от мальчишки. Ваську пришлось силой выпроваживать, объясняя, что пока Олег спит, ей тоже надо отдыхать. Через пару дней я разрешу ему бодрствовать, и вот тогда надо будет сидеть безотрывно.

Влад, как и было велено, весь день тихо просидел в подвале, чем значительно облегчил мне жизнь. Мне не надо было дергаться, отслеживая. Вернувшийся генерал заявил, что никуда не полетит, пока сам не разберется в случившемся. Я выдохнула и согласно покивала, генерал не зная того сам, снял необходимость говорить, что нам придется задержаться. Олег должен достаточно окрепнуть, чтобы выдержать перелет.

Папа не одобрил мое решение запереть Влада, заявив, что сейчас ему жизненно необходим помощник. Я попыталась поспорить с родителем, напирая на безобразное поведение Влада и на то, что он намерено, нарывается на ссору, и, скорее всего, драку с Максом. А мне разбираться сейчас со всем этим времени нет. Папа с ходу отмел все доводы, сказав, что когда мы вернемся домой, я могу парня хоть на уши поставить, но на данный момент он должен быть в полном генеральском распоряжении. Я сдалась, с тем условием, что есть Влад, будет в кухне, тут уж поднялась Васька, мои протесты оказались погребены под их дружным напором. Влад был восстановлен во всех правах и свободах и водворен на свое законное место.

День сидения в темном подвале благотворно сказался на его характере. Он был со всеми подчеркнуто вежлив, особенно с Максом, что раздражало последнего до зубного скрежета и к концу вечера я уже перестала что-либо понимать в их отношениях.

После ужина Макс изъявил желание остаться на ночь, на случай, если понадобится помощь.

— Конечно, оставайся, я постелю в Олежкиной комнате, — радушно откликнулась Васена. Входная дверь стукнула, впуская Влада.

— Спать можешь в нашей комнате, — глянув на него, с нарочитой громкостью заявила я, обращаясь к Максу, — на моей кровати, раз уж я все равно буду всю ночь с Олегом сидеть, — сделала я это по большей части, чтобы позлить Влада.

— А твой друг не возражает? — Поинтересовался Макс, с ироничной усмешкой глядя на парня. Лицо бедняги вытянулось и приняло совсем несчастное выражение.

— А мы у него сейчас спросим, — пряча улыбку, ответила я, — Влад, ты не возражаешь против такого соседа?

— Что? Я? — Переспросил он, сжав кулаки в карманах, и ответил обречено, но достаточно вежливо, — конечно не возражаю.

Он развернулся и потопал наверх, Макс проводил его насмешливым взглядом и подмигнул мне. Спустя минуту, на лестнице вновь объявился Влад, держа под мышкой свернутые валиком одеяло и подушку. Обнимая свои пожитки, парень гордо прошествовал в сторону кухни.

— Ты куда это? — поинтересовалась я.

— Пойду спать в подвал, — высокомерно заявил он, намереваясь продолжить шествие.

Этот акт протеста Макса позабавил. Дорогой друг расхохотался во всю глотку, чем Влада изрядно смутил.

— Иди обратно, — все еще смеясь, сказал Макс, — мне и даром не нужна твоя комната и Анькина кровать, я пойду спать в комнату Олега. Тем более, Василиса Андреевна была настолько любезна и приготовила мне там постель.

— Поиздевались, да? — Уныло скривился Влад и, сердито сопя, потопал обратно.

— Я, кажется, знаю его причину нелюбви ко мне, — заговорчески прошептал Макс, когда убедился, что Влад скрылся в своей комнате.

— Так открой мне эту тайну, — потребовала я.

— Ты знаешь, Аннушка, мне кажется, точнее я даже уверен — он тебя ревнует, — убежденно высказался Макс.

— К кому? — не поняла я.

— Ко мне, ангел мой, ко мне. Я же не выставляю всем на показ свои особенности.

— Он меня не ревнует, — отмахнулась я, — тебе показалось.

— Как скажешь, — не стал спорить Макс, — я на озеро, не составишь мне компанию?

— Не хочется, — покачала я головой, — да и вода уже холодная.

Сердечный друг пожал плечами, мол, как знаешь и тихо посмеиваясь, отправился искупаться перед сном.

Я поднималась на чердак, бормоча под нос ругательства. Нет, когда генерал выдавал подобные сюрреалистические идеи это одно. Но от Макса я подобного не ожидала. Это ж надо придумать — ревнует!

Но стоило лишь закрыть дверь чердака, как все лишние мысли вылетели из головы. Осмотрев пациента, устроилась в кресле, накинула на ноги плед и открыла книгу. Лампу с одной стороны затенила, чтобы не мешать Олегу, если тот проснется. Мальчишка проспал спокойно всю ночь. Проснулся только под утро, открыл глаза и долго смотрел в потолок. Я даже не сразу поняла, что он не спит. Выбравшись из кресла, подошла к нему, проверила капельницу и показания приборов.

— Олеженька, может тебе что-нибудь нужно? — Ласково спросила я, погладив его по волосам.

Олег перевел глаза с потолка на меня. Я невольно поежилась под этим взглядом — в глазах шестнадцатилетнего мальчишки была пугающая тягучая пустота. Олег смотрел на меня некоторое время, потом устало закрыл глаза.

Я расстроено нахмурилась и пошла будить Макса. Нужен срочный совет. Друг долго молчал, хмуро уставясь в предрассветные сумерки, и барабаня пальцами по подоконнику.

— Если все это так, доктор, — наконец открыл он рот, от его обычной веселости не осталось и следа, — то дела у нас, с позволения сказать — через мужские гениталии. Если это не пройдет самое большее, чем через месяц, придется парнишку психам показывать.

— Прикуси язык, — мрачно посоветовала я.

— А тут уж кусай не кусай один черт. Пошли, посмотрим, что там.

Мы поднялись на чердак, Олег опять пялился в потолок, будто именно там, на растрескавшихся коричневых досках, сосредоточился для него весь смысл жизни. Макс попытался разговорить его, но Олег просто закрыл глаза отгородившись, таким образом от окружающего мира. Я вколола Олегу очередную дозу снотворного. Макс понаблюдав, как капает лекарство в капельнице, поскреб затылок и вынес предложение пока отстать от мальчишки. Не давить на него, дать свыкнуться с тем, что произошло и найти в себе силы жить дальше. Макс отправил меня спать, сказав, что все равно теперь не уснет.

Я приволоклась в нашу комнату. Влад не спал, полностью одетый он брился перед зеркалом.

— Как там? — Он показал глазами на потолок, не отрываясь от своего занятия.

— Не очень, — зевая, призналась я, — а ты чего вскрутился ни свет, ни заря?

— Начальство приказало, — он вытер полотенцем щеки и повернулся ко мне, — с Олегом можно поговорить?

— Нет. Он молчит, так что придется вам самим разгребать.

— Это осложняет дело, — опечалился он, — ну да ладно, как-нибудь…

— Ты скоро соберешься? — Заглянул в комнату папа, увидел меня и кивнул.

— Уже иду, — Влад поднялся и накинул куртку.

— Вы завтракали? — Проявила я интерес.

— В городе поедим, — откликнулся генерал, — может быть, и ночевать не придем, так что не беспокойтесь. Да, скажешь Ваське, что Саха и Сенька с нами идут.

— Ни пуха, — пожелала я, закручиваясь в одеяло и устраиваясь поудобнее на подушке.

— К черту.

Макс уехал в тот же день только чуть позже. Без мужской половины в доме стало тревожно.

Все время их отсутствия Васька и Варя провели на чердаке возле Олега, уходя оттуда только ночью, когда на пост заступала я. За эти три дня свекровь с невесткой успели подружиться. Василиса рассказала по секрету, что о такой невестке можно только мечтать. Варя, пребывая в не меньшем восторге от свекрови, сообщила по тому же самому секрету, что даже ее собственная мать в подметки Васене не годиться. Я тихо усмехалась и крутила головой — сошлись два одиночества!

Я же все эти дни слонялась по дому, не зная, куда себя деть и изнывая от беспокойства. Олег казался идеальным пациентом и особых проблем не доставлял. Ел то что положено, но без особого аппетита. Послушно закрывал глаза, когда ему говорили, что надо спать. Лежал спокойно на ежедневном осмотре, когда я возилась с перевязкой, терпеливо ожидая, когда закончу и оставлю его в покое. Но больше всего беспокоило то, что он не пытается подняться и не разговаривает, полностью замкнувшись в себе.

…Ничего нового, ничего интересного, только рутина — расспросы, разговоры, где еще предстояло отделить правду ото лжи, по крупицам собирая эту самую правду, и бесконечная слежка. Обосновались в полицейском участке, благо жизненного пространства там хоть отбавляй. Городишко вроде маленький, паршивенький, но и в таком затеряться пару пустяков, если знаешь, куда можно залезть и затаиться. Школа, друзья Олега, полицейский участок и все сначала. Так, будто белка в колесе, не останавливаясь ни на секунду. И хмурое лицо Сахи, и злой взгляд генерала, когда время утекает, словно песок меж пальцев, а результата нет. И вот медленно, собранная информация стала складываться сначала в куски, а затем всплыла и вся неприглядная картина.

К утру третьего дня все части мозаики совпали, идеально подходя друг к другу, демонстрируя до пошлости обыкновенную картину подростковой жестокости. Олежка влюбился. Самой первой, глупой и слепой любовью. Звали избранницу Орис — красивая, жестокая и совершенно пустая. Стерва. На подобном экземпляре даже Влад, со своим далеко не монашеским жизненным опытом, поостерегся бы ставить пробу. Таких в бараках загоняли в дальний угол. Их никто особо не жаловал. Эти подстилки без особого душевного трепета ложились подо всех. И рабов, и хозяев. Сегодня она ляжет под тебя, а завтра сдаст с потрохами. Подобных женщин Влад презирал, как подневольных, так и свободных. Хотя, если разобраться, жизнь у них тоже не сахар, но и жалеть этих пустых и жестоких сучек не получается.

Для своей возлюбленной мальчишка был готов на многое, но для подобной любви мало цветочков, шоколадок. Этой любви деньги подавай, развлечения, а еще лучше украшения и, конечно же, настоящие. Мальчишка старался, как мог, на те скудные карманные деньги, что получал от родителей. Но любовь захотела действительно дорогую игрушку — колечко, хоть и с небольшим, но все же бриллиантом. А на что не пойдешь ради любви? Честным путем денег не достать, но их можно выиграть в карты у ребят постарше, да и сумма, вроде бы, не очень уж астрономическая — сорок кредов. Выиграл Олежек эти деньги, сразу к ювелиру побежал, приносит в зубах колечко, а любовь губки надула, заявила, что уж сильно дешевенькая безделушка. Олег только руками развел, мол, что смог, то и купил. От любви не совсем мозги отшибло — играть "по крупному" мальчишка все-таки опасался. И тогда любовь предложила ему замечательный выход — в городке есть банда малолеток и не сегодня-завтра они собрались ограбить того самого ювелира. Никто, между прочим, грабить не собирался, над Олегом решили просто зло подшутить. Но мальчишке, естественно ничего об этом не сказали, а раз он так любит свою Орис, просто обязан согласиться на это. А потом, они заберут свою долю добычи и отправятся в далекий космос, где их не достанет ни один полицейский. Глупо? Но что поделаешь!

Дата назначена. Олега вводят в так называемую банду. Все вроде хорошо. Но тут является дядя Дима, слава о котором докатывается в новостях и до этого сонного городишки и парнишке становиться страшно. Он-то хорошо знает — родственник распутает дело, едва взявшись, и улететь никуда не успеешь. Он пытается объяснить это своей любви, а она ничего не пожелала слушать, заявив, что бросит мальчишку, раз тот такой хлюпик. А тут еще и Влад в самый неподходящий момент заявился, и, скрутив Олега в бараний рог, окончательно порушил репутацию горе влюбленного. Сидя дома Олег, решил все-таки объясниться со своей девицей и сбежал через окно.

Добраться до города, хоть и пешим ходом, ему ничего не стоило. Он находит девушку в ее компании и честно рассказывает, что им может грозить. Они лишь смеются мальчишке в лицо и называют его трусом. Молодая кровь и фамильная глупость Романовых взыграла, и Олег очертя голову кидается в драку. Противник из него достойный и победить его голыми руками оказывается не под силу даже пятерке подростков. Никто так и не понял, откуда появились цепи. Избивали мальчишку методично, скопом с обычной подростковой жестокостью. Когда опомнились, перепугались страшно — думали, что забили до смерти. Решили отвезти его ближе к дому, надеясь, что сойдет за нападение дикого зверя. Вот только никто из них не подумал, что какого бы зверья в лесу не водилось, нет у животных подобного оружия. Когти, зубы — да, а вот цепей никак быть не может. Корче, история получилась — глупее не придумаешь.

Утром поднялись рано, полицейский участок спал еще. Саху с Сенькой оставили на связи, а сами пошли на задержание. Не составило большого труда выловить всех действующих лиц. По наивности подростки и не пытались прятаться. Придурки. Все было чинно и благородно, подростков вылавливали по одному, тихо скручивали и отправляли прямиком в участок. Там несостоявшиеся убийцы под чутким присмотром генерала дали показания, в которых, не моргнув глазом, сдали главаря, некоего Роуна. Отряд бравых полицейских провел облаву с задержанием по всем правилам высокого полицейского искусства, так что генералу и Владу даже вмешиваться не пришлось. Да и не хотелось особо, если признаться. Местные все-таки на своей территории.

После начались вполне объяснимые вещи. Дмитрий Петрович посовещавшись с начальником полиции, добился разрешения на мимолетную встречу Роуна с отцом пострадавшей стороны. То бишь, с Сахой. Начальник полиции, помявшись для виду, разрешил. Генерал напомнил Сахе о лимите времени в пять минут, после чего гостеприимно распахнул перед братом бронированную дверь камеры. Одного взгляда на Сахин оскал Владу хватило, чтобы заскучать и даже мимоходом пожалеть сидельца. Но жалость прошла, едва вспомнил, как Аня ночь напролет копалась у мальчишки в брюхе, вымаливая у смерти каждую лишнюю секунду.

Возвращались ближе к вечеру, и лес казался притихшим. Влад, да и Дмитрий Петрович, еле передвигали ноги после трех бессонных ночей. Сенька тоже едва тащился, зато Саха казался молодцом — шагал широкими твердыми шагами, как человек, выполнивший на данном этапе свое высшее предназначение…

Стоя по ночам у большого чердачного окна ловила себя на том, что в разбегающихся, тревожных мыслях все чаще папино место занимает Влад. Может, Макс… прав? Ну, же! Доктор, признайтесь хотя бы самой себе! Не в чем мне признаваться! Ни себе, ни кому другому. Я гнала от себя становящуюся все более очевидной любовь, не желая в нее верить и убеждая себя, что это может повредить в будущем. И мне, и Владу. Я снова и снова повторяла себе, что ему придется уехать и вернуться в свою семью. И тут уже наваливалась тоска, а как он будет там, без меня? Кто вытащит его из очередных неприятностей, в которые он постоянно попадает? Но прекрасно понимала, чтобы себе не придумывала, никогда не позволю ему подойти слишком близко. Я понимала и принимала это как данное, прячась за удобное объяснение, что Влад занимает все мое время, что я все надумала, попавшись на старую, как мир, уловку психики. Если долго живешь с человеком бок обок, то остаются всего два выхода: или полюбишь, или возненавидишь лютой ненавистью. От этих мыслей начинала болеть голова, и сон уходил сам собой.

Макс вернулся первым. Он приехал через два дня, как всегда гладко выбритый, свежий, немного неряшливо одетый и растрепанный. Когда я увидела через окно дорогого друга, первым порывом было броситься ему на шею. Но меня опередили. Макс взбежал по ступенькам, подхватил меня на руки и, смеясь, сообщил, что наконец-то прислали замену. Он сможет воплотить свою мечту о службе в медицине катастроф.

— Ангел мой, — Макс внимательно всматривался в мое лицо, — что у тебя случилось? С Олегом проблемы?

— Нет, с ним все в порядке, — затрясла я головой и, всхлипнув, рассказала все, что надумала за эти две ночи.

— Ты совсем запуталась, бедная моя девочка, — грустно покачал головой Макс, прижимая меня к себе.

Он не сказал больше ни слова. Оправдывает, осуждает ли — ничего. Да и не надо было. Только стоять и молчать. Люди все время стремятся что-то говорить друг другу, советовать, не умея просто молчать вместе.

Прижимаясь к груди Макса, вдыхая горьковатый запах его одеколона, я поняла, что, в сущности, счастлива. Даже если в итоге останусь одна, у меня есть Макс. И наплевать, что я не могу претендовать на него как на мужчину, но зато он есть. Он меня понимает и по-своему любит. А может и хорошо, что между нами ничего изначально быть не может.

Макс поднялся к больному, внимательно осмотрел его живот с заживающими швами, проверил показания приборов и анализы. За все это время Олег оторвался от созерцания потолка единственный раз, когда Макс попросил повернуться на бок. Я порадовала Олега, что если все пойдет так и дальше, завтра можно будет встать. Мальчишка никак не отреагировал на мои слова и снова уставился в потолок. Когда мы вышли Макс вздохнул и пожал плечами, мол, надо ждать.

 

Глава 10

К вечеру следующего дня из города явились дорогие родственники. Я стояла на крыльце и смотрела на четверых самых любимых моих мужиков и тихо радовалась, что они вернулись. Усталые, издерганные, но живые и здоровые. Все тревожные мысли так и остались ночными страхами. Отвечая на невысказанный вопрос, рассказала, что у нас все в порядке и Олег уверенно идет на поправку. Благоразумно умолчав о его моральном состоянии. Выслушав мой отчет, они разбрелись отдыхать.

Благоразумно выждав пару часов, я поднялась наверх. Нужно отдохнуть перед ночным дежурством. Тихонько, боясь разбудить Влада, проскользнула в комнату. Все предосторожности оказались напрасными, парень не спал. Он сидел на кровати и рассматривал закатное небо сквозь открытое окно.

— Выспался? — Поинтересовалась я, располагаясь на своей кровати. Влад пожал плечами

— Не хочешь мне рассказать как, там прошло? — С деланным безразличием поинтересовалась я.

— Нормально все прошло, — тряхнул он головой, — обычная рутина. Поискали, выследили, взяли. Вот так и прошло. Генерал к ним в камеру на несколько минут Саху запустил, но это было с согласия местного начальства.

— Значит, занимались судом Линча? — мрачно усмехнулась я.

— А ты чем здесь занималась? — вдруг перебил меня Влад и едко добавил, — я смотрю, твой Макс как сидел здесь, так и сидит, — и не дождавшись ответа спросил, зло сверкнув глазами. — Чего он сюда таскается?

— Уж не ревнуешь ли ты? — Рассмеялась я, высказав вслух предположение Макса.

— Я? Ревную? — Влад смутился до того, что вскочил со своей кровати и подошел к окну. Повернулся ко мне спиной, и принялся с преувеличенным интересом разглядывать пейзаж. — Я не ревную!

Его излишняя импульсивность убедила меня в правильности предположений Макса. Но вместо радости я испытала прилив ужаса, не представляя даже, как буду вылезать из сложившейся ситуации.

— Просто Макс не тот мужчина, который тебе нужен, — продолжил меж тем Влад обосновывать свою неприязнь.

— А кто же мне нужен, позволь тебя спросить, не ты ли? — раздражение накопившееся за несколько дней стычек Влада с Максом все-таки вырвалось наружу в ехидном вопросе. Да, в конце концов, сколько еще Влада можно держать под колпаком? Я ведь то же живой человек!

Вместо ответа Влад как-то странно посмотрел на меня, будто только что вынырнул из глубокого омута. Взгляд его был переполнен тягучей печалью и безысходностью. Он не сказал больше ни слова, резко развернулся и почти выбежал прочь из комнаты. Я подошла к окну и положила руки на подоконник. Хотелось выть. И на что мне все это?! Угораздило же так запутаться. Впервые влюбиться и не в того!

Переведя взгляд от верхушек деревьев на двор, увидела Влада, бегущего в сторону озера. Он, не раздеваясь, с разбега врезался в воду, подняв бриллианты брызг, и поплыл, перебрасывая сильными гребками тело. Я отошла от окна, на душе было паскудно.

…Прохладная вода не смогла остудить клокотавшую ярость. Он загребал тяжело, зло отталкиваясь, пытался сбежать от самого себя. Аня посмеялась, просто посмеялась. Обидно и гадко. А он, дурак, летел, как на крыльях не смотря на усталость. Хотел только одного — увидеть ее, лишь на пути домой, когда не надо было никуда спешить, поняв, насколько соскучился. И вот, приехал… И сразу же наткнулся на нахально ухмыляющегося Макса, расхаживающего хозяином по Сахиному дому.

Одежда отяжелена намокнув, но Влад словно не чувствовал этого, нырнул и поплыл под водой, рассекая руками зеленовато-прозрачную толщу, до боли напрягая глаза. Ответить, что его больше всего взбесило, было невозможно. Анино ли пренебрежение, она ведь даже не поднялась спросить, как он, или ее насмешливый вопрос, кто же ей нужен, в котором явно читался ответ — далеко не он, Влад. Легкие обожгло нехваткой воздуха и мужчина, повинуясь старинному инстинкту, рванул наверх к воздуху, к свету, к жизни.

Вода вытолкнула почти невесомое тело, и парень принялся судорожно хватать ртом воздух. Перевернулся на спину, закрыл глаза и широко раскинул руки, все еще тяжело дыша, но уже успокаиваясь. А какой, собственно, реакции он мог от нее ожидать? Ей и без этого тяжело — на нее давят со всех сторон. Васька, Дима, Саха, тяжелое состояние Олега, Сенька тоже не забывает внести свой вклад в общее дело, а теперь еще и Влад. По здравому разумению, ничего не хочет и не ждет от Ани только этот самый Макс, который своими шутками заставляет ее улыбаться. Влад тяжело вздохнул, перевернулся и, ощущая себя последней скотиной, поплыл к берегу.

— Ну, что, остудился? — насмешливо поинтересовался Сенька. В обнимку с Варенькой стоящий на берегу и наблюдающий, как Влад тяжело переступая, выбирается на берег.

— Сеня, лучше не суйся со своими шуточками, — мрачно предупредил Влад, опускаясь на землю и выливая воду из ботинок.

— Да ладно тебе злиться-то, — хмыкнул Сенька, — пошли лучше с нами прогуляемся.

— В таком виде? — засомневался Влад, хорошенько выкручивая снятую рубашку. Молча досадуя, что из-за присутствия Вари не может этого же сделать со штанами.

— Ничего, скоро обсохнешь, — успокоил его Анин брат, — тепло еще.

На это Влад лишь пожал плечами, поднялся с прибрежного песочка, попытался отряхнуть от налипших песчинок штаны. Не получилось. Махнул на это рукой, и зашагал за Сенькой, неся в руках рубашку и ботинки, подставив спину теплым лучам заходящего солнца. Они шли на выгон, и Сенька обещал девушке показать шикарный трюк, которому когда-то научил его отец. Трюк Владу понравился, и он упросил Сеньку научить и его…

Семья собралась только вечером за ужином. Генерал отчитался в проделанной работе. Опустив лишь ту подробность, что прежде чем передать преступников правосудию, он, с разрешения местного начальника полиции передал их в руки Сахи.

— Папа, — выслушав все это начала я, — нам придется задержаться еще на несколько дней, Олегу нужно немного времени.

— Он что, еще не транспортабелен? — Нахмурился отец, которого почему-то непреодолимо тянуло домой. Раньше я за ним такого не замечала.

— Дима, — осуждающе ответила за меня Васька, — попридержи коней. Олежка еще ни разу не поднялся, как он, по-твоему, полетит?

— Полетит он под моим присмотром, — вступил в разговор Макс, — мне все равно в ту сторону, но в любом случае, пока рано.

— Какого черта он за нами увязывается? — еле слышно пробурчал себе под нос Влад.

— Ты опять? — Шикнула я на него, пихнув локтем в бок.

— Спасибо большое, было очень вкусно, — Влад поднялся и ушел из-за стола. Макс проводил его насмешливым взглядом.

…Самое сложное, было научиться держать равновесие, стоя на подпрыгивающей спине коня. Он, конечно же, научился. Но перед этим набил десятка два шишек, никак не меньше. И теперь ворочаясь на жестких досках кровати, чувствовал каждую из них. Они не давали найти удобное положение, напоминая, что падать со спины коня хоть и не высоко, но не очень приятно. А та, ради которой были все эти страдания, мирно спала на соседней кровати и даже не подозревала о его мытарствах.

Влад закрыл глаза и улыбнулся, представляя, что скажет Аня, когда увидит, какой сюрприз он приготовил. Только бы все получилось. Только бы не сорвалось…

Следующие два дня были заняты тем, что мы с Максом заставляли Олега ходить. Папа освободил мальчишке комнату для гостей, а Саха перенес туда сына. Но энтузиазма со стороны пациента предполагаемая свобода не вызвала. Он под наши с Максом одобрительные возгласы, послушно поднимался, делал несколько шагов на трясущихся ногах, а потом ноги подламывались и Олежка валился на подставленные руки. О том, чтобы выйти из комнаты и речи не шло. Едва стоило Олегу оказаться в кровати, он принимался разглядывать потолок.

После обеда мы с Максом отправились на выгон, он хотел покататься верхом, но в последний момент передумал и мы устроились возле ограды. Я села на жердочку, а парень облокотился рядом. Он щурился на послеполуденное солнце, взахлеб рассказывая, как будет работать на новых местах. Печалило друга только одно — доктором катастроф по закону нельзя работать более полугода, потом, говорят, крыша едет. А отработав положенные полгода, на второй срок можно вернуться не менее чем через год.

— Аня! Смотри! — Услышала я, обернулась на зов.

Галопом, едва касаясь земли копытами, летел высокий черный конь не оседланный и не взнузданный. Верхом сидел Влад босиком и без рубахи. Я застыла в изумлении, постепенно переходящем в ужас. Я узнала в коне Сахиного Грома, который и хозяина-то иной раз подпускает с неохотой. Внутри все заледенело, когда представила, что может сделать своенравное, гордое животное с безмозглым мальчишкой.

Убедившись, что я смотрю, Влад уперся руками о холку, подтянул ноги и поставил их на спину коня. Да за каким чертом?! Что он делает?! Несколько секунд он скакал вот так сидя на корточках, а потом начал подниматься, удар сердца и выпрямился, раскинув в стороны руки. Залюбовавшись на короткий миг этим безумцем, я поняла, что потом, спустя много дней, когда он уедет, я буду вспоминать его именно таким. Свободным и счастливым, с ветром, запутавшимся в выгоревших темных волосах. Влад летел так несколько секунд, но в память врезалась каждая деталь до мельчайших подробностей.

Гром, решивший показать свой норов, резко встал… Влад потерял равновесие и кубарем покатился коню под ноги… время остановилось, я закрыла рот руками боясь закричать… Макс выпрямился… Гром мотнул башкой, переступил с ноги на ногу и взвился на дыбы. Еще чуть-чуть и животное опустит острые копыта на оглушенного падением человека… Надо бежать, но ноги стали ватными и я не могу сдвинуться с места… Откуда-то слева появился Саха, с длинным кнутом в руках, оглушительный щелчок, конь отвернул в сторону и умчался в сторону леса.

Остановившееся было сердце, болезненно ворохнулось. И время пошло. Я сорвалась со своего места, побежала, почти ничего не видя из-за слез катящихся из глаз. Влад так и остался лежать на земле. Я упала рядом на колени, перевернула парня на спину, принялась судорожно ощупывать руки, ноги, шею отыскивая переломы. Позвала дрожащим голосом, холодея и давясь слезами, готовая завыть в голос, 'Владка, Владушка!'. Прошло несколько тягостных мгновений, пока он открыл глаза и улыбнулся.

— Ты видела? Видела!? — Радостно осведомился он и подмигнул.

Я тяжело дышала, не в силах и слово вымолвить, бешенство горячей волной поднялось откуда-то снизу, оттуда, где недавно побывало сердце. Я его сейчас убью! С холодной ясностью поняла я, отстранилась, позволяя подняться.

— Ань, ты чего? — Удивился он, вглядываясь в мое окаменевшее лицо.

Я повернулась и наткнулась на подошедшего Саху. Взгляд упал на кнут, который тот все еще держал в руках, я, молча вырвала его из дядиных рук. Не ожидавший подобной прыти егерь не успел задержать меня. Перехватив удобней кнут, я повернулась к глупо улыбающемуся Владу. Он встретился со мной глазами, и улыбка сползла с лица.

— Аня, ты чего? — жалобно повторил он, пятясь от меня. — Ай! — он еле успел отскочить от свистящей полоски кожи, едва не задевшей бок.

— У-убью! — Пообещала я, замахиваясь.

— О, черт! — На этот раз он не успел увернуться, и вокруг талии появилась красная полоса. — Вот влип! — я рванула кнутовище на себя, Влада круто развернуло.

— А ведь и точно — убьет, — выдохнул Саха.

— Беги, придурок! — рявкнул Макс, стараясь ухватить меня за плечи.

Влад не стал терять свой шанс к спасению и сорвался в сторону дома. Но он не знал, да и откуда… Я встряхнула кнут, и широко размахнувшись с силой, запустила вперед, целя по ногам. Кожаная полоска обвила лодыжку беглеца, заставив того поумерить прыть. Влад нелепо взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие. Не удалось. Парень приземлился на четвереньки, ткнувшись носом в жесткую траву.

— Встал и подошел сюда, — холодно приказала я, не сдерживая клокотавшую ярость.

Может, я потом об этом и пожалею и скорее всего, пожалею, но сейчас нужно объяснить кое-что непонятливому. И объяснить так, что б впредь неповадно было подобные фортеля выкидывать. И втолковывать придется на единственно понятном для него языке — через задние ворота. Прав был Саха, ох, прав. Я мысленно поморщилась, но он не оставил другого выхода.

Влад медленно поднялся и приблизился, едва уловимо припадая на битую ногу. Я смерила тяжелым взглядом подошедшего мужчину.

— А теперь ступай на конюшню, я подойду через минуту.

— Да, Аня, — тихо откликнулся он, и двинулся в указанном направлении.

Саха проводил его хмурым взглядом, и уставился на меня.

— Ты что это собираешься? — егерь подозрительно нахмурился.

— Я собираюсь последовать твоему совету, — раздраженно дернула я плечом.

— Аня, не надо, — Макс просительно уставился на меня, — парень, конечно, дурак…

— Значит, будем учить, что б дураком не был! — перебила я друга. Перед глазами все еще стоял вздернувшийся на дыбы Гром. Семьсот с лишком килограмм живых мышц, вооруженных острыми копытами.

— Ань, не надо, — тихо попросил за Влада Саха, заставив мои брови изумленно взлететь.

— Чего не надо? На этот раз надо, — отрезала я, — на этот раз он перешел все границы! И только не говори мне, что он не знал, что твой Гром… Не влазь Саха, вот сейчас не влазь!

— Да ничего я не влезаю, — вздохнул егерь, — я опасаюсь только одного — ты сейчас психуешь, а в таком состоянии наказывать нельзя. Да, я вижу, что ты уже все решила и не отступишься. Но я прошу об одном — только не кнутом, слышишь? Вон хворостину, какую возьми или ремень…

— Да пошел ты!

— Эй, вы чего очумели? — Макс переводил растерянный взгляд с меня на Саху, — Вы чего это всерьез?

— Всерьез, всерьез, — покачал головой егерь — Пошли, парень, задерживать нет смысла. А в положении Влада ждать хуже некуда…

Влад сидел на корточках, опираясь спиной на распахнутые ворота конюшни. При моем приближении парень вскочил и принялся расстегивать штаны.

— Не здесь.

— Куда мне? — уныло спросил он, оставляя в покое застежки и опасливо косясь на кнут в моих руках.

— Туда, — я указала подбородком на темноту конюшни.

— Ань… можно мне сказать?

— Нельзя! — рявкнула я.

— Да нет, — Влад мотнул головой, — я не про то… я ж все понимаю… но там кнутом места мало — зацепишься, себя ударишь…

— Пошел! — я указала кнутовищем на распахнутые ворота. — Заботливый выискался! Раньше заботиться надо было.

В конюшне было светло, пахло сеном, кожей и немного лошадиным потом. Я приостановилась у кладовки со сбруей, свернутый кнут повесила на отведенный для этого крюк. Саха прав — кнутом я вполне могу серьезно покалечить парня, опыта работы по живому нет. А калечить Влада в мои планы не входило, только наказать. Но и ремень с хворостиной не подойдут, если я хочу, чтоб крепко запомнил урок. Мой выбор остановился на короткой треххвостой веревочной плети. С тяжелым вздохом сняла плеть со стены и вышла из кладовой. Возможности оттягивать дальше исчерпаны.

Заметив меня, парень коротко кивнул и резким движением, стянув штаны вместе с трусами, неловко потоптался, вылезая из одежды, и вопросительно посмотрел на меня.

Ну и что дальше, доктор? Что ты с ним теперь делать будешь? Рабовладелица хренова!

— Мне ложиться, — вполне спокойно спросил Влад, кивая на длинную лавку, на которую обычно сваливали сбрую, перед тем как убрать, — или на колени встать?

— А есть разница?

— Есть, — пояснил он, отводя глаза, — есть разница в твоем удобстве. И… и желании меня помучить.

— Я так понимаю, если тебя просто поставить на колени, — задумчиво протянула я, покачивая плетью, — да еще и руки за голову приказать, тебе будет не в пример больнее, ведь придется еще и себя удерживать?

Судя по тому, как Влад напрягся, я оказалась права. Я держала паузу, заставляя нервничать парня все больше. Он старался сохранять невозмутимое спокойствие, но зная его слишком хорошо, видела, что он на грани. Ох, как я потом об этом пожалею.

— Ложись, — разрешила я.

— Спасибо, — едва слышно выдохнул он, вытягиваясь на лавке.

Твою мать! Он меня еще и благодарит! Я смотрела на распластанного передо мною мужчину. Вот черт! Ну и как его наказывать? Особо когда в голову ну, совсем другие мысли лезут!

— Ань, — Влад посмотрел через плечо, чуть приподняв голову от сложенных ладоней, — я ударов тридцать так вытерплю, но если собираешься больше, лучше привяжи…

— Заткнись! Советчик… — рыкнула я озлясь и размахнулась… Тридцать ударов… мммать его!

Мужчина вздрогнул, принимая первый тяжелый удар.

— Заткнулся… — выдохнул Влад, переждав пару секунд.

На спине вздулись три длинные вишневые полосы, из рассеченной кожи выступила кровь. Меня хватило еще на десяток. Влад молчал, не позволяя себе даже поскуливать, хотя боль должна быть адская. Спину и ягодицы украшали неровные перекрещивающиеся полосы, стремительно наливающие чернотой. Я с отвращением рассматривала дело своих рук. Теперь понятно, почему этого упрямца избивали до полусмерти, неинтересно его было бить — не орал он и не ерзал, вот и старались… И я туда же! Блядь! Я шевельнулась, тихо звякнуло кольцо, на котором крепились веревочные хвосты. Влад сжался в ожидании удара.

— Вставай! — бросила я.

— Что уже все? — прохрипел он. Мне показалось или я слышала усмешку? — Спасибо.

— А тебе, что — мало!? Так я сейчас добавлю!

— Не надо добавлять. Мне хватит, — Влад тяжело сел.

— А за что интересно, спасибо? — подозрительно сощурилась я, доставая из скомканных мужских штанов трусы.

— Как за что? За науку, — уже в открытую ухмыльнулся Влад. — Ты столько сил положила, чтоб мне урок преподать. А за это принято благодарить.

— Ах, ты!.. — задохнулась я, и перетянула парня его же трусами.

— И за это спасибо, — еще раз поблагодарил Влад, насмешливо сверкнув глазами и не подумав уклониться.

— Влад, ты чего добиваешься? — зарычала я.

— Да ничего я не добиваюсь, — устало покачал он головой.

Я тяжело вздохнула и присела перед ним на корточки, подцепила пальцем за подбородок, заставляя поднять голову. Бледное лицо, блестящее от испарины, губы в крови, Влад дернул головой, вырываясь, и задвинул за спину руку. Вздернув бровь, я выловила его руку. Да уж, вот она цена молчанию — прокушенное почти до кости запястье.

— Одевайся, пошли домой, — я протянула Владу одежду. У меня хватило благоразумия не помогать.

— Я не пойду домой, — нагибаясь, что б натянуть штаны, тихо проговорил Влад.

— Что значит — не пойду? А куда ты пойдешь?

— В амбар, — поставили меня в известность, — и ночевать буду в амбаре.

— Влад, что опять за фантазии!?

— Это не фантазии, — мотнул он головой, слегка поморщившись, — я не могу идти домой в таком виде! Как ты не понимаешь!? Как я на глаза Василисе покажусь? Да и отцу твоему тоже. Стыдно мне!

— Ну и черт с тобой! — прорычала я, понимая, что переубедить его не удастся, — Можешь хоть переселиться в амбар, твои проблемы! Но перед тем как уползешь задницу поротую зализывать, плеть от крови, чтоб отчистил, и на место повесил! Понял!?

— Понял, — буркнул Влад, потирая руку с глубокими следами зубов.

Я швырнула плеть ему на колени, и круто развернувшись, быстро вышла из конюшни. Пусть делает все, что хочет! Сколько можно надо мной издеваться!? Я, всхлипнув, потерла кулаком мокрые глаза.

Из-за кустов показался Арк, он направлялся в сторону леса, низко опустив треугольную голову, будто вынюхивая чего-то. Почуяв меня, волк вздернул морду, сделал несколько шагов в мою сторону, потянул носом и… оскалился. Глянул, вроде как даже укоризненно и, развернувшись, потрусил в другую сторону.

— Ну, и пожалуйста! — рявкнула я на животное, усилием удержавшись, чтоб не кинуть чем-нибудь вслед.

На верхней ступеньке сидел Макс, перекатывая во рту зубочистку, задумчиво пялился в пространство. При моем появлении он поднялся, и окинул меня цепким взглядом.

— На тебе кровь, — неприязненно заметил Макс.

Я оглядела себя, и точно, на светлой майке несколько крохотных пятнышек, очевидно, когда замахивалась…

— Действительно, — я дернула плечом и поскребла одно из пятнышек, — кровь. А что с лицом, Максюшенька? Крови что ль не видел? — я растянула губы в тонкой ухмылке, и уставилась в глаза дорогому другу. Очень скоро Макс отвел взгляд, защитничек, бля!

Ну, конечно, жалко нам бедного несчастного раба, которому хозяйка, сволочь разэтакая, всыпала пару-тройку плетей.

— Ты не имела права! — раздраженно бросил Макс.

Ух, ты! Да мы еще о правах заговорили! Да уж конечно, откуда у меня такие права, и даже если отбросить, то, что Влад по всем мыслимым и немыслимым законам моя собственность… Злость на Макса тут же улеглась, осталось только тупое раздражение.

Что может знать этот мальчишка о моих правах. Наверное, это он возился с Владом месяцами, вытирал сопли, тетешкал, когда парень орал ночи напролет, вытягивал из всех неприятностей и… В голове мелькнула достаточно соблазнительная мысль, даже не продать, а подарить Влада Максу и пусть этот чистоплюй сам возится с рабом! Первое, что придется Максу делать, это объясняться со всеми своими мальчиками о том, кто это такое и откуда это самое ЭТО взялось! И страдать от неудовлетворенности, потому что завести мужика просто невозможно, под боком уже есть один, и девать его совершенно некуда! И пусть решает эту моральную дилемму. Еще неизвестно, чем это закончится для Влада… Пусть общается с Владом на животрепещущие темы — ты меня продашь, выпорешь, охально изобидишь и вообще замучаешь всеми доступными способами! Особенно приятно, когда подобные дискуссии возникают на людях. И пусть краснеет, готовый провалиться сквозь землю, от каждой Владовой глупости и прикрывает его задницу, если сможет, конечно. И вот после этого мы поговорим о правах… Я нетерпеливо отогнала эту мысль, уж слишком сладкой она показалась в этот момент.

— Да, ты знаешь, я была неправа, — повинилась я, Макс не услышал в моем голосе затаенной усмешки, — Я Владу только плеть отчистить приказала, надо еще и майку дать постирать…

Лицо Макса вытянулось, показалось, еще секунда и он плюнет мне под ноги. Но Макс плевать не стал, а попросту развернулся и ушел в дом. Месть была мелконькая, так себе месть, но даже она оказалась приятной.

Я помедлила, решаясь зайти в дом. Сколько там еще сторонников униженного и оскорбленного неизвестно. По самым скромным прикидкам штук пять. Олег не в счет, ему сейчас не до наших танцев. Да и плевать! Пусть думают, что хотят! Я сделала то, что должна была сделать и точка! В конце концов, сколько можно мне нервы мотать!? Зло сплюнув под ноги, я рванула дверь.

Влетела в гостиную, ага, вся мужская половина семейки в сборе. Ой, а рожи-то, рожи! Я обвела собравшихся долгим взглядом.

— Значит так, господа, чтоб не было лишних вопросов, я ставлю всех в известность — я только что выпорола своего раба, до крови, — на меня взирали с явным осуждением, я покривила губы в усмешке. — Кое-кто здесь считает совершенное Владом, детской шалостью, за которую нельзя наказывать так жестоко. Молчать! Пока я здесь говорю. Я не считаю попытку свернуть себе шею детской шалостью, ну, проблемы у меня с чувством юмора! И смею вам напомнить, что никто из вас не возьмется вывозить из-под него дерьмо и менять под лежачим больным простыни. Влад сейчас зализывает раны в амбаре, предвосхищая ваши возражения, скажу, я его туда не отправляла. Ему, видите ли, стыдно идти в дом, потому что все увидят его поротую задницу! И нечего на меня так смотреть! Если кому что не нравится — пишите заявление!

Высказав все это, я круто развернулась и взбежала по лестнице, пролетела коридор и от всей души хлопнула дверью. Рухнула на кровать, зарывшись головой в подушку. Господи, как же я устала… Тихо всхлипывая, потерлась щекой о подушку, смаргивая набегающие слезы. И чего они все так, а? Да, я понимаю, я далеко не идеальна, но могли бы хоть понимание проявить! И Влад тоже хорош! Сначала гадости устраивает, а потом в гордость играет. Стыдно ему видите ли! А меня доводить до обморока не стыдно!?

И родственнички тоже хороши! Стоит сделать хоть шаг в сторону и задавить готовы, своим неодобрением. А стоит им об этом сказать, станут таращить удивленные глаза и мямлить, мол, мы ж против тебя и слова не сказали! Как будто об этом говорить надо, как будто их постных рож недостаточно!

В комнату на мягких лапах пробрались сумерки, стирая очертания предметов и окрашивая окружающий мир в желтовато-серые тона. Успев успокоиться, теперь остро сожалела о содеянном, и старалась убедить себя, что сделала все правильно. Получалось не очень. Да нет, не так — совсем не получалось. Я не должна была так поступать, он же глупый, он не знал, какой опасности себя подвергает.

В дверь тихонько поскреблись. Я настороженно приподнялась на локтях, глядя на закрытую дверь, а потом, решив, что видеть никого не хочу, отвернулась к стенке. Если дорогие родственники все-таки решат заглянуть без разрешения, пусть думают, что я сплю. В этом случае остается вероятность, что меня оставят в покое. Ну, не готова я в данный момент разговоры с ними разговаривать и смотреть на них не готова…

Тихонько прошуршала, приоткрываясь, дверь, я закрыла глаза, чтоб не выпадать из образа. Скрипнули половицы.

— Ань, — позвал Макс. Я молчала, мысленно посылая дорогого друга по известному адресу. Парень помялся, не зная, что делать дальше.

— А-а-аньк! Я же знаю, что ты не спишь.

Вот и молодец, что знаешь, а теперь пошел вон! К моему великому сожалению, Макс читать мысли не умел. Он переминался с ноги на ногу, сопел и шумно вздыхал. Парламентера прислали, мать их за ногу! Папаня не пошел, побоявшись вполне справедливо нарваться, Саха тоже с его советами не сунется…

— Ань, ты, конечно, можешь на меня злиться, но скоро ночь, а твой хм… подопечный до сих пор из амбара нос не показывал.

Я закатила глаза под закрытыми веками, ну не показывал, и что!? Я ж изверг, чего ко мне ходить? Матрас тихо скрипнул, прогибаясь под мужским весом, когда Макс уселся рядом.

— Ань, я понимаю, мы сегодня повздорили, но все же, сходила бы ты, посмотрела, как он там и в дом привела, ночи-то уже холодные.

— Слушай сюда, яхонтовый мой, — не выдержала я, резко садясь на кровати и заставляя Макса от неожиданности отпрянуть и пересесть со всего маху на пол, — я не собираюсь подтирать сопли этому строптивцу, в очередной раз, прошу заметить. Он уже достаточно большой, что бы решать самому и отвечать соответственно за свои решения. А если вам всем так уж невтерпеж, и жалко безвинного страдальца — идите, и сами его оттуда выковыривайте! Можете его облизать с ног до головы и даже на ужин сварить — мне все равно… Слушай, Макс, — не удержавшись, протянула я, — если тебе так жалко Влада, забирай его себе, вот прямо сейчас! На халяву, то бишь даром! Давай, а? Я даже за нотариусом сгоняю и все счета проплачу. Хочешь? Ой, а что это с тобой? Тебе нехорошо? Водички?

Макс ошарашено смотрел на меня снизу вверх и бессильно хватал ртом воздух, у него даже сил не хватало, что б отказаться от такого… хм… слишком заманчивого предложения. Очевидно, дорогой друг представил, на какую каторгу я собираюсь его обречь.

— Не юродствуй, — чуть продышавшись и опять обретя возможность говорить, прохрипел Макс, — ты чего это надумала? Куда я его дену!? У меня же практика и… и Ланс у меня, пусть мы с ним сейчас в ссоре, но как я ему объясню!? Он же мне глаза выцарапает!..

— А вот как хочешь, — расплывшись в улыбке, промурлыкала я, — так я вызываю нотариуса? Я уверена, что ты будешь лучшим хозяином Владу, чем я. Более терпимым и ласковым…

— Аня! Прекрати! — в панике заорал Макс.

Я фыркнула и опять улеглась носом к стене, показывая, что разговор окончен. Макс, охая, поднялся, я чуть повернула голову и, приоткрыв глаз, могла видеть, как мужчина страдальчески морщась, потирает ушибленный зад. Хорошо, но мало!

— Ань, я понял, я дурак. Но Влада все равно нужно в дом… мы уже пытались, — тихо проговорил Макс. — Он ни с кем не разговаривает, только лежит, калачиком свернувшись, даже головы не поднимает. А генерал сказал, что бесполезно, что кроме тебя никого не послушает…

Я обеспокоенно прикусила губу, если Влад уперся, то да, пожалуй, кроме меня его никто не свернет, а ночи действительно уже холодные. Хотя в амбаре и не так холодно, как на улице… А если заболеет? Кто будет возиться с лечением, и думать нечего, и так все понятно. Обида обидой, но и ответственности никто пока не снимал. Я поднялась, и молча вышла из комнаты. Опять этот стервец, пусть и невольно, заставляет всех скакать вокруг себя любимого!

В сенях я столкнулась с Васькой, она поймала меня за руку, притянула к себе и чмокнула в макушку.

— Ты молодец, — похвалила меня тетка, — все правильно сделала. Жаль, меня дома не было, а то б я ему еще и сверху добавила! Ишь, чего удумал, шельмец! И мужики тоже хороши! — Васька только махнула рукой, — Ладно, иди его из амбара выгоняй — околеет к утру.

— Вась, пусть Саха баню растопит…

— Не волнуйся, я уж час назад, как пришла, их с Митей топить отправила.

В амбаре было прохладно и темно. Посидеть здесь с пару часов и вполне можно замерзнуть до зубовной дроби. Я похлопала по стене, нащупывая выключатель. Где-то высоко под потолком вспыхнули несколько тусклых ламп, осветив просторное помещение, разгороженное на закрома, доверху забитые заготовленными к зиме овощами и зерном. На стеллажах, свободной от закромов стены ровными рядами выстроились пузатые банки под жестяными крышками, под потолком, тихо позвякивая от слабого сквозняка, висели косы, цепи и еще что-то, безусловно, нужное в хозяйстве.

Влад обнаружился за буртом с картошкой, он действительно лежал, свернувшись калачиком прямо на голых досках пола. Я мельком осмотрела спину парня и болезненно поморщилась — рубцы сильно опухли и почернели. Долгонько мне еще с этим возиться… Била, как неродного…

— И долго ты будешь свой характер демонстрировать? — поинтересовалась я, сложив руки на груди. — И нервы всем трепать? А ну, вылазь!

— Ничего я не демонстрирую, — с какой-то странной, натянутой интонацией процедил Влад, покладисто выползая в проход.

И эта интонация заставила насторожиться гораздо больше, чем, начни Влад хамить по своему обыкновению. Нахмурившись, дотронулась до мужского плеча. Ну, конечно! Еще б не цедил слова! Раскрой он рот и я непременно услышу, какую звучную дробь отбивают его зубы.

— Бог мой! Да ты ж ледяной весь! Где твои мозги?

— Мне не холодно, — упрямо возразил Влад, — если ты не против…

Парень попятился, намереваясь просочиться обратно в свой закуток и продолжить измываться над собой.

— Я — против! А ну, марш, в баню! Греться! — рявкнула я так, что Влад аж подскочил и все возражения попросту застряли у него в глотке. — Когда отогреешься чтоб домой шел. О твоих выходках мы с тобой наедине поговорим после ужина. Ясно?

— Да, Ань, как скажешь, — пробормотал Влад бочком пробираясь к выходу из амбара.

…Влад лежал ничком на нагретом широком пологе, рассматривая золотистое дерево стен. В каменке едва слышно потрескивали отполированные булыжники, распространяя сухой жар. Сладко пахло травами, нагретым деревом и березовым веником, связки которого отмачивались в деревянном ведерке в углу у двери в парилку. Основательно замерзшее тело медленно отогревалось. Холод и озноб неохотно отступали перед банным жаром. Тихо жаловалась обласканная плетью спина. Влад старался не шевелиться, чтоб не растревожить, и страшно было думать, что придется вставать. Сейчас или позже, но придется в любом случае. Думать вообще не хотелось, хотелось, чтоб пришла Аня, погладила по пылающей щеке прохладными пальцами, взъерошила волосы, пожалела. Но она не придет, уж слишком он ее разозлил, раз взялась плеткой вразумлять. На душе было тоскливо, что он все испортил, что ничего уже не вернешь, и тех легких отношений больше не будет.

Тихо скрипнула дальняя дверь и по помывочной протопали тяжелые шаги. Саха. За долгий месяц Влад научился слышать егеря. Ругать пришел, отстраненно подумал Влад, прикрывая глаза.

— Ну, что, горемыка, отогрелся? — широкая ладонь легла на лоб, пробуя температуру.

— Да, спасибо за баню, — голос скрипучий, совсем не свой. Влад открыл глаза и посмотрел на егеря. Полуголый и босой Саха с перекинутой через плечо кожаной сумкой, попервости нагонявший на Влада страх, сейчас напоминал добродушного медведя. Медведь копался лапой в сумке, в которой что-то стеклянно позвякивало.

— Не за что, — ухмыльнулся Саха, вытащил из сумки темную склянку, отвернул крышку, понюхал содержимое, недовольно подергав носом, снова прикрыл. — Митька, ты там застрял?

— Да иду я, — отозвался тот, боком протискиваясь в дверь. Вид у генерала был не менее живописный, чем у Сахи. Дмитрий Петрович осторожно нес перед собой таз с водой, прижимая локтем к боку стопку полотенец.

— А ты чего глазами хлопаешь? Вишь, какие у тебя няньки нынче — целый генерал и егерь, гроза округи. Поворачивайся.

Влад только хмыкнул, осторожно укладывая себя на живот. Да уж, многое было у него за последние месяцы, но что б братья Романовы собственноручно спину обмывали, да дрянью всякой ссадины мазали, это уж как любит выражаться Наташа — сюрреализм какой-то. Ой-йой! А мазь-то, какая… пекучая! Аж слезы на глаза наворачиваются! По спине текла лава, заливая обжигающие потоки в трещины на коже и нет никакого способа остудить огонь.

— Митька, руки мне слей, да воды-то не жадничай, а то я тебя этими руками за нос потаскаю!

— И что будет? — поддел брата генерал, старательно поливая тому руки из ковшика.

— Да ничего, — Саха плечом оттер пот со лба, — глаза только вылезут и все.

— Да иди ты! — Дмитрий Петрович повесил егерю на шею свежее полотенце, собрал все грязное и, покидав в таз с водой, вышел прочь.

— Квасу захвати, — крикнул Саха вслед.

— Да иди ты! — донеслось из-за двери.

— Давай, поднимайся. Сейчас Митька квасу принесет. Ты сидеть-то можешь?

— С трудом, — Влад, кряхтя, уселся на пологе, стиснув зубы, чтоб не завыть нечаянно.

— Вот и будет тебе наука, что б головой думал, а не другим каким местом, — назидательно пророкотал Саха, опускаясь рядом и прикрывая подрагивающего парня простыней. — Как ты думаешь, за что тебя Анна Дмитриевна так приголубила?

— За ее страх и за мою глупость, — неохотно отозвался Влад.

— Так, да не так. Если б ты Аньку просто напугал, отделался подзатыльником. А так чуть башку свою шальную не свернул, вот за это и наказали, чтоб охоту отбить, этакими забавами заниматься. Понял, парень?

— Понял, — буркнул Влад, низко опуская голову, стараясь не смотреть на Аниного дядю.

— Болит сильно?

— Терпимо.

— Поплакать хочешь?

— Нет, — хохотнув, мотнул головой Влад, удивляясь подобному предложению.

— А то давай, пока начальство не видит. Митька за квасом в дом пошел, так что минут пять у тебя есть. Жилетку не обещаю, а вот свое широкое плечо подставить очень даже…

— Да не собираюсь я плакать! — возмущенно фыркнул Влад. — Вот еще! В жизни и посильнее били!

— Сильнее может быть, но обиднее вряд ли, — Саха легонько щелкнул по носу, чтоб взъерошенный воробей, которого очень напоминал Влад, особо его не задирал. — Руку покажи.

Саха бесцеремонно ухватил молодого упрямца за прокушенную конечность, почти насильно поворачивая к свету. Покачал головой, поцокал языком и, подтянув поближе сумку, принялся шарить в ней свободной рукой. Вытянув из кожаного нутра пузырек, вытащил зубами пробку. Вытряхнул на ладонь несколько белых шариков.

— Подержи!

Саха, не глядя, сунул ему бутылочку. Пальцами, растерев шарики в порошок, егерь осторожно высыпал белое крошево на открытую рану. Сперва показалось, что на запястье капнули расплавленного железа. Через секунду комок принялся жарко пульсировать, разрастаться и потек вверх по руке, пару ударов сердца и уже не только рука, но и плечо превратились в сосредоточие боли, так что спина показалась сущей мелочью.

— Терпи, шалопай, — ворчал егерь, ловко бинтуя раненное запястье, — сейчас легче станет. Грязь в лапу занес, вот и болит.

Вернувшийся генерал сунул Владу глиняный кувшин с квасом и посоветовал не засиживаться. Не задерживаться, так не задерживаться, парень с сожалением передал Сахе нетронутый кувшин и принялся натягивать одежду на влажное от пота тело…

Храбрая рабовладелица малодушно отсиживалась в кухне, пока Васька встречала вернувшихся из бани мужиков и кормила их ужином. Я отчаянно боялась, что своими необдуманными действиями поломала парня. Страшилась увидеть в его глазах того загнанного зверя, что смотрел на меня несколько месяцев назад, его и еще и усталую ненависть. Если это так, я себя в жизни не прощу! Он ведь больше никому никогда не поверит. Да что ж я вокруг себя все рушу-то постоянно?! Я уперлась лбом в холодное стекло окна. Хотелось выть.

— Эй, ты чего это? — В кухню вошла Васена, я видела ее встревоженное лицо в отражении темного стекла. — Ты что, плачешь что ли?

Сердито прошуршала юбка, и теткины руки обняли за плечи.

— Что ты там себе напридумывала? Успокойся!

— Вась, я ж его обманула… — всхлипнула я, — я ему обещала… я не должна была его трогать… я…

— Я — последняя буква в алфавите! — Жестко отрезала тетка. — Что ты себе попусту нервы мотаешь?!

— Он же глупый… Он же теперь меня бояться станет… С ним же всю жизнь хозяева так делали… а он только мне верить начал и я его вот так!

— Ой, ой! Не поверит он ей, бояться станет, — передразнила меня мать двоих сыновей, повернула к себе и фартуком грубовато обтерла слезы. Спасибо хоть нос сморкать не заставила, как пятилетнюю! — Это ты себе нервы тянешь, а он твою трепку нормально воспринял. Наказали, так наказали. Перетерпел и ладно! Да, больно, да, стыдно и не более. Пойми ты, он к этому легче относится и никакими лишними переживаниями голову не забивает. Тем более перепало не просто так, а за дело. И Влад твой это хорошо понимает. Вот только волнуется, что ты теперь в его сторону смотреть не будешь.

— Почему не буду? — шмыгнула я носом.

— Потому что он все испортил, потому что он не человек, а сплошная проблема. Как-то так, — усмехнулась Васена. — Короче, маетесь вы дурью, молодые люди. Одна тут стоит, рыдает, другой там, — она ткнула пальцем в потолок, — места себе не находит. Он-то ладно, ему пострадать полезно, раз виноват, а ты завязывай! Выпорола, и правильно сделала! Риск дело хорошее, и для мужика даже полезное, но головой иногда полезно и думать, а не только совать туда, где оттяпать могут! И оболтусов всяких слушать не всегда стоит. Пусть знает, что твои нервы проверять, тоже опасно для здоровья, что ты живой человек, а не робот бездушный! Успокоилась? А теперь марш наверх и скажи, что простила охламона.

Понукаемая Васькой я, умылась холодной водой, и потопала наверх. Тетка права, это я сама себе проблем навыдумывала, а Влад действительно ко всему проще относится и никакого душевного надлома из-за этой порки не испытывает. Ну, доктор, и кто кого наказал?! Я хмыкнула и покачала головой, радуясь, что возвращается обычный для меня сарказм.

Дверь в нашу комнату была приоткрыта, я тронула ее кончиками пальцев, собираясь открыть, но в последний момент остановилась. В комнате слышалось невнятное шевеление.

— Что я тебе говорил, — тоном прорицателя спросил Арсений, — нечего перед ней выпендриваться, вон чего вышло!

Ой, доооктор, подслушивать нехорошо! Нехорошо, нехорошо, а хочется!

— Ага, — согласился Влад, — думал, убьет.

— Вот- вот, — кивнул Сеня, — и от мамани тумаков отхватил. Кстати, зря ты все это затеял.

— Мне хотелось, что бы она на меня посмотрела, — признался Влад, — а то все со своим Максом носится. Максюшенька то, Максюшенька это, — начал кривляться он, подражая мне.

— Подожди, — остановил его пораженный Сенька, — ты что ж, действительно Аньку к Максу ревнуешь?

— Не ревную я никого, — обозлился Влад до того, что почти выкрикнул последние слова, но потом захлопнул рот, и продолжил почти шепотом, — просто мне не нравится, когда этот хлыщ вертится вокруг нее.

— Если он крутиться вокруг нее, это ничего, а вот если он закрутится вокруг тебя, вот это будет беда, — хохотнул Сеня.

— Что ты этим хочешь сказать? — не понял Влад.

— Макс, как бы тебе это сказать, ну… он не любит женщин.

— А кого же он любит? — совсем зашел в тупик Влад.

— Он любит мужчин, — разъяснил Сенька с таким видом, будто это было всем известно и только у Влада хватало тупости не понять.

— Так он что…

— Ага, — обрадовался Сенька, что до нового друга все-таки дошло.

— А с виду нормальный мужик, — вроде бы разочаровался Влад в Максе.

— А он и есть нормальный, — вступила я в разговор, распахивая дверь и заставляя сплетников подпрыгнуть, — в отличие от некоторых, — я красноречиво глянула на Влада.

— Кажется, мне пора убираться отсюда, — Сенька легко спрыгнул со стола, — а тебя, кажется, ожидает еще одна разборка.

— Иди уже, балабол, — буркнула я на Сеньку.

Сенька выскользнул из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стоило нам остаться наедине, как с Влада тут же слетела вся уверенность, плечи поникли, а руки вытянулись по швам. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, разглядывая колышущуюся под легким ветерком штору и ожидая нового начала пыток.

Я молчала, не спеша раскрывать рта. Со стороны это могло показаться форменным издевательством, но я впервые не знала, что следует говорить. Что же мне делать?! Нельзя сказать слишком много, но он должен понять… Ну, доктор, что он должен понять!? Что стал важнее всего? Что перепугалась за него до обморока? Черт, да ему досталось много больше тебя! Мне стало стыдно за свое бешенство. И чего так разошлась? Живой — и хорошо! Радуйся, дура! Я медленно выдохнула. Но, раз уж взялась играть в хозяйку, доигрывай до конца. Чтобы до кое-кого дошло окончательно нужно не только хворостиной помахать.

— Так, так, так, — я обошла парня кругом, он стоял, не шелохнувшись, не решаясь поднять на меня глаза. — Мне бы очень хотелось знать, ради чего ты сегодня пытался свернуть себе шею? Нет, я понимаю, своей жизнью ты не дорожишь, считая ее чем-то не заслуживающим внимания, я понимаю, что на меня тебе наплевать тоже…

— Нет, — перепугавшись, вскинулся он.

— Что — нет?! Что нет, я тебя спрашиваю?! Нет, мне наплевать на свою жизнь? Нет, мне наплевать на тебя?

— Мне на тебя не наплевать, — судорожно сглотнув, выдавил он.

— Наплевать, — упорствовала я, — потому что если бы тебе было не наплевать, ты не позволил бы себе так глупо рисковать собой! Если бы было не наплевать, ты не стал бы вести себя, как сопливый мальчишка! Ты бы вспомнил, что совсем недавно я сутками сидела у твоей кровати, боясь в сортир отойти! Но нет! Зачем!?

— Я ожидала от тебя многого, — тихо и безмерно устало продолжила я, — но я не думала, что ты способен на такое…

…Каждое слово, сказанное ею в странно напряженной тишине комнаты, впивалось острыми шипами в незащищенный костями мозг. Так, что виски сдавило тяжелой болью. Выходит, Саха прав, и она не злилась? Выходит, она перепугалась настолько сильно, что забыла обо всем, даже об обещании не поднимать на него, Влада, руку? В это верилось с трудом. Ну не может, не должна хозяйка так испугаться за раба!

А так же хозяйка не может сидеть сутками у кровати больного, не может закрывать собой, не может рисковать тем, что ей дороже всего, своей обожаемой работой, чтобы вывезти раба подальше в попытке защитить! Ну, чего еще хозяйка не может? Насмешливый вопрос заданный самому себе, заставил щеки залиться мучительным румянцем и еще ниже опустить голову. Боги, как же стыдно!

Любые слова, любые мольбы о прощении, показались глупыми и недостаточными. Не было таких слов. Но он должен их найти, должен вспомнить, потому что эта девушка она больше, чем… Он сделал единственное, что мог, медленно опустился на колени.

— Прости, — выдохнул мужчина, сквозь непослушные губы, чувствуя, как глотку сжимает болезненная судорога, а глаза начинает странно жечь…

Ну, что — доигралась?! Да что же это ты делаешь, черти бы тебя побрали?!

— Владушка… — позвала я, парень молчал, только плечи едва заметно подрагивали.

Я подошла к нему осторожно, почти невесомо, потрогала по волосам.

— Владка, как же ты меня напугал! Я же думала, с ума сойду, когда увидела, как ты упал, а Гром чуть не растоптал тебя. Я же чуть не умерла на этом чертовом выгоне… — я обняла его, притянула к себе, успокаивающе гладя короткий ежик волос над самой шеей. — Не надо так больше делать. Слышишь меня? Никогда. Чтобы ни случилось оно тебя не стоит, не стоит твоей жизни.

— Ты… ты меня простишь? — он медленно поднял голову, глядя на меня снизу вверх, и его глаза подозрительно блеснули.

— Конечно, глупый, — я сморгнула непрошеные слезы, горячая капля скатилась по щеке и упала ему на лоб. Сильный мой, смелый, безрассудный. И такой…

На сосне за окном гулко ухал филин. Я смотрела в темноту, слушая мерное дыхание спящего мужчины. Надо спать. Завтра будет трудный день. А сон все не шел. Стоило закрыть глаза, я видела Влада, распластанного на жесткой, изрытой копытами траве. Тихий стон с соседней кровати заставил подскочить.

— Тшшш, — я присела рядом, положив руку на горячее плечо.

— Ань? — полусонно спросила темнота.

— Я здесь.

— Не уходи…

— Не уйду, спи.

Я забралась под его одеяло, обняла, привычно погладив по животу. И наконец-то смогла уснуть.

 

Глава 11

Вылетали, когда на Бору опустилась ночь. 'Беркут', перегнанный из леса и уже готовый к старту, поблескивал обшивкой в лучах мощных прожекторов. Генерал с Максом улетели еще вчера, увозя с собой равнодушного ко всему Олега.

Растерянно прощальным взглядом обвела комнату, тщетно вспоминая, не забыла ли чего. На душе было пакостно, впрочем, как и всегда, когда приходилось улетать. Может оттого, что Сахина семья хоть как-то походит на нормальную, в отличие от нашей, но скорее оттого, что это единственный дом, который знала. Я присела на кровать и с силой прижала ладони к глазам, стараясь унять подступившие слезы.

— Ань, нам пора, — в комнату заглянул Влад.

— Да, сейчас иду, — кивнула я, не отнимая ладоней от глаз.

— Эй, ты чего? — забеспокоился он и, подойдя, присел передо мной на корточки, осторожно отнял мои руки от лица. — Ты плачешь, что ли?

— Нет, совсем нет, — я выдавила слабое подобие улыбки.

— Конечно, нет, — мягко согласился он, стирая пальцем предательскую влагу с моей щеки.

То, чего я боялась, так и не случилось. Все четыре дня, что прошли с того злополучного вечера, я с тревогой заглядывала в глаза Влада, до влажных ладоней опасаясь увидеть отголоски прошлого страха или отчуждения. Ничего. Мудрая тетка оказалась права. Парень перестал вспоминать об учиненной над ним расправе, едва смог ходить прямо и не морщиться, вставая, восприняв все происшествие с философским спокойствием. Еще и утешать пытался, когда мои душевные терзания заходили слишком далеко, искренно недоумевая, из-за чего я так переживаю. А я, как ни старалась, не сумела объяснить непонятливому, что не имела права так поступать. На что Влад неизменно фыркал — имела, не имела, какая разница, если все уже прошло и даже почти не болит. Толку изводить себя из-за прошедшей грозы!?

— Ань, пора, — напомнил Влад, вырывая меня из тяжелых мыслей, и потянул за руку, вынуждая подняться.

Провожать вышли только Саха с Васеной. Сенька, неловко попрощался у порога, сказав, что не силен в кривлянии у задраенного люка.

— Ты, парень, держись, — напутствовал Влада Саха, хлопая того по поджившей спине и заставляя едва заметно морщиться, — и попытайся не влипать в неприятности и Аську не дергай. Если я узнаю, что ты ее обидел, то приеду и голову тебе отверну. А я свои слова на ветер не бросаю.

— Я помню, — хмыкнул Влад, поведя плечами.

— Вот и хорошо, — рассмеялся дядя, сильно сжимая большими ладонями его плечи.

— Только, — Влад лукаво глянул на Саху, — вам придется вставать в очередь за Дмитрием Петровичем, да и поторопиться придется шкура-то у меня одна, а охотников за ней тогда будет много.

— Ты посмотри, — весело кивнул Саха жене, — он уже шутить пытается. Иди сюда, — Саха притянул его к себе, крепко обнял.

— Поди прочь, лешак! — оттеснила Васька егеря, погладила Влада по волосам, — Ты обещаешь приехать к нам еще раз?

— Да, — шмыгнув носом, несмело улыбнулся, непривыкший к столь бурным проявлениям чувств, Влад.

— И только попробуй не сдержать обещания, — шутливо пригрозила тетка и повернулась ко мне, — А ты Анька, держись. И помни, ты моя самая любимая девочка. Слышишь? Все, пошли вон противные дети, иначе я вас не отпущу.

Я кивнула и взбежала по трапу, где уже ждал Влад.

— Ань! — окликнула меня Васена. Я обернулась. — Ты за Олежкой там пригляди, хорошо? Я что-то волнуюсь.

— Конечно, пригляжу, Вась, все будет в порядке, — я тряхнула головой и, напоследок помахав рукой, задраила люк.

Я устроилась в кресле пилота, а Влад привычно занял место штурмана. Пристегнувшись, щелкнула тумблером и несколько минут слушала, как прогреваются двигатели, плавно потянула на себя штурвал. 'Беркут' чуть вздрогнул, повинуясь моей команде и начал медленно подниматься вверх. Я сделала прощальный круг над домом Сахи, Влад не удержался и прилип к иллюминатору, чтобы в последний раз глянуть на две фигурки, освещенные яркими лучами прожекторов.

— Прекрати скакать и пристегнись, — нетерпеливо велела я, — идем на взлет, и будет перегрузка, иначе нам не хватит топлива до станции.

Влад нехотя уселся обратно и, пристегнувшись, отвернулся от меня. 'Беркут' взвыл всеми двигателями и, круто задрав нос, помчался навстречу звездам. Кратковременная перегрузка с силой вдавила в подушки кресла.

Девять минут, корабль выскочил из атмосферы, а Бора стала похожа на огромный изумрудный детский мяч. Выйдя на внешнюю орбиту, отключила двигатели, позволяя 'Беркуту' свободно дрейфовать. Настроившись на маяк станции, уточнила координаты и принялась за навигационные расчеты. Хмурый Влад заерзал в кресле, собираясь вставать.

— Вернись на место, — остановила его я, не отрываясь от приборной доски, — сейчас включим ускорители и полетим домой.

Едва вышли на заданную траекторию парень отстегнул ремни и молча покинул рубку. Я проводила его сочувствующим взглядом, всегда тяжело покидать место, где, несмотря на все трудности, успел прижиться.

Связавшись с диспетчером станции, сообщила предположительное время нашего прилета. Диспетчер зафиксировал данные и ответил, что нас будут ждать на двенадцатой площадке. Заканчивая переговоры, попросила переключить меня на Наташку. На экране появилось недовольное Наташкино лицо, и она уже открыла рот, что бы отчитать позднего визитера, но увидав меня, подруга расцвела искренней радостью.

— Привет! — пропела она, сдувая непослушную прядку со щеки.

— Мы уже вылетели, — обрадовала ее я.

— Как у вас там?

— Все замечательно, — хмыкнула я и рассказала ей, что случилось за последний месяц и почему мы так задержались. Когда речь зашла о том, что папаня сам затеял расследование и пропадал где-то три дня, с удивлением отметила, что Наташкины глаза беспокойно блеснули. Но она быстро придала себе излишне равнодушный вид. Такое поведение подруги меня немного смутило.

— Как Дим-м…митрий Петрович? — поспешно и как-то испуганно поправилась она.

— Нормально все, — медленно проговорила я, более внимательно наблюдая за ней, — что с ним станется. Он прилетит немножко позже нас.

— Да? — раздосадовано подняла она одну бровь.

— У него на корабле больной подросток, — напомнила я, — им нельзя идти слишком быстро.

— Хорошо, я вас встречу, — вздохнула подруга.

Я откинулась на спинку кресла, задумчиво постукивая по губам, умолкшим наушником. Наташка ведет себя в высшей степени странно. Ее никогда не волновал генерал, более того, подруга не упускала возможность побольнее поддеть бравого полицейского. А если вспомнить, как бравый генерал рвался домой и сопоставить эти два явления… Или я дурак, или между ними что-то произошло за время моего отсутствия. Только вот интересно что? Может, она его тогда сковородкой все-таки хватила, и у папани мозги повернулись? Что он там сказал — 'вообще-то она ничего' — так, кажись. Да что же это… да как же!? Я слегка растерялась от озарившей догадки, чувствуя, как ворохнулась потревоженная детская ревность. Как они могли? Мой папа и моя лучшая подруга? Что это вы так всполошились, доктор? Даже если между ними что-то и есть, то вам, собственно, какая разница? В конце концов, ваш папенька и без того потратил свою жизнь на ваше воспитание и теперь имеет право на личное счастье. Имеет, пришлось соглашаться мне со своим сарказмом, здраво рассудив, чтобы ни случилось меж ними, следует воспринимать, как данное. В конце концов, Наташка, как мачеха предпочтительнее, чем какая-нибудь мадама со стороны.

Грохот откуда-то из глубины корабля, заставил позабыть обо всем и подхватиться с кресла, не раздумывая броситься на выручку. Зная Влада вполне можно полагать, что парня завалило встроенной в стены мебелью. Залетев в каюту, я тихо выдохнула, вполне живой и раздраженный Влад запихивал в шкаф обвалившуюся полочку. Я тихонько постучала в открытую дверь, разглядывая наведенный им кавардак и разбросанные по полу вещи.

— Влад, — позвала я, — можно войти?

— Входи, — рассеянно разрешил он, отказавшись от борьбы, прислонил полочку к стене.

— Ты что-то ищешь? — нахмурилась я, оглядываясь.

— Себя.

— Случай тяжелый, — констатировала я, — но могу сказать тебе совершенно точно — в шкафу тебя нет.

— Да, наверное, — мрачно согласился он, ногой пытаясь задвинуть с глаз долой злополучную полку.

Панель такого обращения не потерпела и с грохотом обвалилась на пол, заставив Влада чертыхаться и ловить.

— Ты ужинать будешь, тяжелый случай? — переждав его возню, спросила я.

— Нет, — покачал он головой.

— Тогда давай спать, — внесла я дельное предложение.

Он только кивнул. Я отлепилась от косяка и поплелась в свою каюту. Разговаривать не хотелось, хотелось заползти куда поглубже, и в одиночестве пережить беду. Кое-как расстелив койку, улеглась и, как в детстве натянула на голову одеяло — под этим прикрытием мне не страшны никакие монстры, даже те, что прячутся в темных углах каюты и сидят в шкафу. Я закрыла глаза, насильно заставляя себя уснуть.

Разбудила меня бурная деятельность, которую развил Влад — он сопел, топтался и громко вздыхал, всеми доступными средствами пытаясь обратить мое внимание на себя. Я открыла глаза и недовольно уставилась на парня.

— Аня, ты уже проснулась? — с невинным видом осведомился он.

— Если ничего серьезного… — ласково заговорила я.

— Знаю, ты мне голову оторвешь, — расплылся он в улыбке. — Но у нас проблемы с противопожарной системой, — трагическим шепотом сообщил он.

— Чушь! На 'Беркуте' никогда не было проблем с противопожарной системой! — безапелляционно заявила я, садясь на кровати.

— Все когда-то случается в первый раз, — с мрачностью пророка изрек он.

— Хорошо, — с тяжким вздохом согласилась я, оглядываясь по сторонам в поисках одежды, — сейчас пойду, посмотрю.

— Я жду тебя в рубке, — поспешно проговорил Влад, видя, что я собираюсь подниматься, и, не желая снова оказаться в неловком положении, пулей вылетел в коридор. Тихонько ругаясь, я поднялась, вытаскивая из-под койки упавший комбинезон.

Влад расположился в кресле штурмана, которое уже, скорее всего, считал родным. Подойдя к панели управления, уставилась на радугу огней. Ничего нового я не увидела — все было как всегда.

— Ну и что?

— Смотри! — с видом победителя Влад протянул руку и указал на красный огонек в самом углу панели, — Здесь должен быть зеленый.

— Ах, вот ты о чем! — с облегчением протянула я, глядя в указанном направлении. — Так это нормально, просто на последнем капитальном ремонте техник провода перепутал. Но оно на скорость не влияет, так что…

— Но это же неисправность! — возмутился Влад, — Все должно гореть так, как должно!

— И в кого ты у меня такой умный? — уныло скривилась я. — Ладно, если тебе это так мешает, то я торжественно обещаю — как только вернемся на станцию, я сразу же попрошу техников все исправить.

— Зачем так долго ждать, если я сейчас все могу сделать сам, мне все равно нечего делать, — проворчал он.

— Вот только этого не надо! — умоляюще воскликнула я.

— Хорошо, — быстро и слишком покладисто согласился он. Мне бы насторожиться — ан нет.

— Ты завтракал? — поинтересовалась я. Парень отрицательно мотнул головой. — Вот и займись этим, а если уж так руки чешутся — можешь разобрать кладовку за кухней, там полно всякого хлама. И ты занят, и я спокойна. — Я потянулась до хруста и широко зевнув, добавила, — пойду еще немного посплю, мне такой сон красивый снился, а ты меня разбудил.

— Какой? — поинтересовался он.

— Неприличный, — хмыкнула я, — и не про твою душонку.

Я развернулась на пятках, и покинула рубку, уповая на то, что пока я буду досыпать, он не разберет корабль на части, и мы сможем спокойно долететь до пункта назначения. Нырнув под еще теплое одеяло, я блаженно закрыла глаза и тут же уснула.

Пробуждение было стихийным и малоприятным — мне на лоб упала тяжелая капля. Я открыла глаза, еще не до конца сообразив, что произошло, вскочила с кровати, пребольно ударившись лбом о полку над койкой. Сон пропал окончательно, и досадливо потирая ушибленную голову, выругалась. Чего только со сна не привидится, даже дождь с потолка. Тишину разорвала пожарная сирена, я подпрыгнула от неожиданности и на меня попала вторая, самая взаправдашняя капля. Черт! Вот только мне пожара посреди ускорения не хватало!

После нескольких нестройных капель с потолка обрушился настоящий ливень, да какой там ливень — муссон, мать его за ногу! Он привел меня в чувство, я сорвалась и с низкого старта понеслась в рубку управления.

— Где горит? — заорала я, влетая в помещение.

Влад, колдовавший что-то над открытым сектором панели управления противопожарной системой, вздрогнул от неожиданности, воровато оглянулся на меня и тут же отскочил в сторону.

— Я не виноват, — заверил он меня, испуганно моргая, — оно само! Я только проверить хотел.

— Панель контроля 'само' раскрылась? — рявкнула я, наблюдая, как вода беспрепятственно заливается в раскуроченное нутро.

Если закоротит блок управления противопожарной системой, то отключить его будет возможно только в условиях ремонтного дока. Я кинулась вперед, надеясь, что еще можно все поправить. Влад, проследивший за моим взглядом, рванулся туда же, в похвальном желании оказаться у эпицентра первым.

Мы столкнулись на середине дистанции и смогли понаблюдать, как вода попала на провода без изоляции. Из панели вырвался сноп искр, осыпав фейерверком, сирена захлебнулась, дождь с потолка усилился, отвратно завоняло горящей проводкой. Я оттолкнула Влада подальше от начинающегося пожара, сорвала со стены огнетушитель, не задумываясь о том, что стою почти по колено в воде, принялась заливать пеной остатки обгоревших проводов.

Огнетушитель издал предсмертный хрип, я отбросила в сторону уже не нужную железяку. Убедившись, что пожар нам больше не угрожает, поскольку в открытом секторе за несколько секунд выгорело все, что только смогло, я потянулась к бортовому компьютеру, в естественном желании узнать, до каких пределов простерлась катастрофа.

Умная машина попросила подождать, для проведения тестов нужно время. Я никуда уже не спешила, времени у меня теперь вагон, если не больше. Как я буду стыковаться со станцией, если не удастся отключить противопожарную систему, я себе не представляла. Скорее всего, придется включать сигнал 'SOS'. Вслепую может заходить только самоубийца — замки на главных и единственных иллюминаторах автоматически заклинены, чтобы от перепада температуры не лопнуло толстое стекло, и они не откроются, пока работает противопожарная система. Все больше углубляясь в невеселые мысли, я приходила к выводу, что Влада я, как минимум, пристрелю, если все окажется так, как я думаю. А что оказаться по-другому не может я, почему-то, не сомневалась.

Бортовой компьютер призывно замигал, сообщая, что тестирование окончено. Никаких утешительных известий выкладки не принесли. Впрочем, почему? Уже хорошо, что движки тушить не начало. А то… меня аж передернуло, при мысли, что могли застрять посреди космоса, с невозможностью элементарно определить координаты и пищать помощь, без особой надежды, что кто-то откликнется. Я тряхнула головой, отгоняя ненужную панику, углубляясь в обозрение катастрофы.

Отключить противопожарную систему не представляется возможным, залив жилых и подсобных помещений будет продолжаться, более серьезных повреждений нет. Кроме блокировки ручного управления. Все верно, взбесившаяся противопожарная система придумала пожар пятой категории, а трупам управление совсем ни к чему.

Я вознесла благодарность богам, за инженеров, сооружавших этот корабль. Сделав по требованию прежнего владельца, панически боявшегося какой-либо химии, водной противопожарную систему в жилых помещениях, догадались полностью изолировать электронное сердце корабля. Это вселяет слабую надежду — если мы не разобьемся без корректировки курса о борт станции, то сможем благополучно завершить наш, ставший экзотическим, круиз.

Ледяной дождь с потолка рождал тоскливые мечты о сухой одежде и теплом приюте. Ладно, нечего раскисать, приказала я себе, уж если я не могу остановить воду, так надо попытаться, хотя бы подогреть ее, чтобы положение наше не было таким уж невыносимым.

Повысив нагрев в системе отопления, повернулась к Владу, собираясь выказать свое беспредельное восхищение его смелым поступком, который, возможно, поставил нас не то, чтобы раком, но весьма близко к этому. Но посмотрев на его настороженную рожу, прикусила язык. Больше я тебе такого удовольствия видеть меня в истерике не доставлю!

— Романов, ты — паскуда! — ровным голосом констатировала я. — Тебя вообще что-нибудь пронять может!?

— И что ты теперь со мной делать будешь? — скроив на роже готовую ко всему покорность, поинтересовался Влад, смахивая со лба струи воды. Правда, из-под покорности, вовсю торчала ирония.

Очень хотелось вновь воспользоваться своим правом, прямо невыносимо хотелось разложить его прямо на панели управления, ставшей теперь бесполезным железом, и, вооружившись чем-нибудь гибким и тонким, планомерно спустить с него шкуру. Но прежний опыт показал, что это не дает ровным счетом ничего, кроме десятка синяков и моих растрепанных нервов.

— Не поверишь, — оскалилась я, — ничего. Ровным счетом ни-че-го!

— Что, совсем ничего? — немного смутился парень, комкая в руках рубашку, которую уже успел снять. — Ни ругать, ни наказывать?

— Ага, — подтвердила я, с затаенным наслаждением наблюдая его смятение, — а чего ты хотел? Ты думал, тебя высекут, потом, конечно же, простят и все? А что — очень удобно, получить по заднице и жалеть себя несчастного, пока кто-то разгребает то, что ты наворотил! А наворотил ты на этот раз всего-навсего техногенную катастрофу, поставив под угрозу не только свою, но и мою жизнь, потому как корректировать курс, я не могу, все заблокировано и единственное, что сейчас возможно это послать сигнал 'SOS''. Но и его послать нельзя, поскольку мы находимся в режиме предельного ускорения, и высчитать наши координаты, чтоб придти на помощь теоретически возможно, а практически невыполнимо. Так что у нас есть все шансы, выходя из ускорения быть размазанными по обшивке родной станции.

— Что, так плохо? — не удержавшись, поинтересовался он.

— Можно было бы и хуже, — безразлично пожала я плечами, — да вот только хуже-то некуда. Романов, ответь мне на один вопрос — за какие такие грехи ты мне послан, а?! Ты же диверсант, ты вредитель, ты засланный казачок! Но на этот раз ты от ответственности не отвертишься. Не-ет, дорогой мой Влад, пора вырастать! Пора начинать мыслить дальше своей поротой задницы.

В тот момент мне действительно было наплевать на все — мне было мокро, холодно и я прилагала все оставшиеся у меня силы на то, чтобы не начать отбивать дробь зубами. Влад почти проплыл по рубке к креслу штурмана, но заглянув в него, от идеи сесть отказался — в углублении кресла была замечательная глубокая лужа, вода в которую все прибывала. Мимо меня проплыла тарелка с недоеденным завтраком, я проводила ее тоскливым взглядом и почувствовала, как зубы против моей воли все же принялись выстукивать затейливый мотив.

— Но должно же это к-когда-то законч-читься! — пробормотал Влад, чуть заикаясь от холода, — Баки же у него не безразмерные!

— Ты хоть знаком с этой системой, идиот? — взвыла я, хватаясь за плечи руками и яростно растирая их, в надежде хоть немного согреться.

— Н-нет, — поежился Влад.

— Она же цикличная, придурок! — взвыла я.

Подтверждая мои слова, заработали насосы, и вода стала уходить в небольшие отверстия в полу. Дождь немного приутих, Влад задрал голову к потолку, пытаясь разглядеть, откуда льется вода, но через секунду вынужден был опустить лицо, вода полилась с удвоенной силой. Влад еле слышно и затейливо выругался, покосившись на меня.

— Согласен, — кивнул он.

— С чем ты согласен? — у меня отвалилась челюсть, и появилось стойкое ощущение, что надо мной издеваются.

— С тем, что я придурок! Я готов быть, кем угодно, можешь называть, как пожелаешь, — в порыве самобичевания возвестил он, — только скажи, что делать дальше? Я все-все сделаю, только скажи! — Влад заглянул мне в глаза беспомощно и преданно.

— Нет, дорогой мой, это ты мне должен сказать, что нам делать! Ты втянул нас в это, будь добр и расхлебывать самостоятельно!

— Но, что я могу сделать? — запаниковал он.

— А вот это уже не мои проблемы.

— Ты, наверное, права, — уныло ответил он на мое выступление.

— Я не, наверное, права, я права по всем статьям! — четко выговаривая каждое слово, выдала я, — и пока ты разрабатываешь грандиозный план нашего спасения, я пойду в душ!

— Ань, — осторожно протянул он, испуганно вглядываясь в мое лицо, — тебе, что воды мало?

— Мне-то воды более чем достаточно, — огрызнулась я, — вот только в душе она горячая.

— Так ты греться пойдешь? — проявил он чудеса сообразительности.

— Именно, — победоносно улыбнулась я и, развернувшись, пошлепала к выходу.

— Ань, — жалобно позвал он, — а как же я?

— Тебе полезно побыть на холоде, — хмыкнула я, — от этого, говорят, мозги лучше работают! Как только придумаешь что-нибудь дельное — пожалуйста, я приму тебя и рассмотрю твое предложение, — я гордо вскинула голову и покинула помещение рубки.

Встав под теплыми струями, я непроизвольно заулыбалась. Отогревающееся тело и отозвалось тихой болью. Спустя несколько минут почувствовав себя достаточно сносно, была вынуждена выключить душ — глупо расходовать теплую воду понапрасну. Я села на пол, сжавшись в комок, пытаясь сохранить как можно больше тепла. За пределами душевой шумно рассекая воду, бродил Влад. Прислушиваясь к его шагам и представляя мокрую сиротливую фигуру под ледяными струями дождя в подслеповатом свете коридорных ламп аварийного освещения, я почувствовала себя сволочью, за то, что сижу в относительном тепле и комфорте. Я дала ему еще минуту. Если не явится, то сама пойду за ним. Не дождавшись положенного времени, вскочила, но дверь душевой распахнулась сама, и появился Влад, собственной персоной. Вид он имел еще более жалкий, чем мне представлялось, а цветом лица вполне мог соперничать с трупом в прозекторской. Он попытался мне что-то поведать, но вместо слов вырвалось неопределенное мычание.

— Черт! — вполголоса выругалась я, хватая его за одежду, рывком втянула в душ.

Проклиная, на чем свет стоит его неожиданную покорность и свою глупость, попыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке. Не получалось. С силой рванула ткань, неподатливые пластмассовые кружочки разлетелись с тихим звоном. Влад оперся спиной о стену, закрыл глаза, превратившись в марионетку в моих руках. Я содрала с парня мокрые тряпки и принялась с силой растирать озябшее тело. Он реагировал на мои усилия только слабыми стонами, изредка слетающими с губ. 'Ничего, ничего, потерпи немножко', - вполголоса бормотала я, не зная кого, уговариваю больше — его или себя. Бесцеремонно развернув парня спиной к себе, продолжила экзекуцию. Несмотря на все мои усилия, он продолжал дрожать и громко клацать зубами. Израсходовав почти все силы, я остановилась на секунду, перевести дух, и расслышала между перестукиванием его зубов невнятное бормотание:

— Не три так сильно, больно ведь, без кнута шкуру спускаешь…

— Ничего, потерпишь, — отмахнулась я, — больно — не смертельно.

Скользнув рукой по его боку, принялась нащупывать кран, который Влад собой загораживал. Это удалось со второй попытки. Добравшись, до отказа крутанула ручку и на нас полились обжигающие струи. Я прижалась к мужской спине, отогревая.

Влад постоял немного, упершись руками в стену, а затем резко повернулся ко мне, мой нос ткнулся в завитки жестких волос на его груди. Я медленно подняла голову, встретившись с внимательным мужским взглядом. И жизнь остановилась. Отступил холод, и шепот рукотворного дождя, остались только эти потемневшие глаза, его запах и близкий жар мужского тела. И руки на его талии, и бедра, прижавшиеся к его. И тягучие, обжигающие волны, топящие разум… Мы смотрели друг другу в глаза, зачарованные происходящим, потянулись навстречу. Я в панике осознала, еще чуть-чуть и случится то, что безмерно осложнит и без того сложную ситуацию. Коротко выдохнув, грубовато отпрянула. Мужчина смотрел на меня с извиняющейся и сожалеющей улыбкой, я ответила тем же. Он кашлянул, еще больше отодвигаясь.

— Аня, я тут подумал, — нерешительно начал он, неприлично хриплым голосом, — нам надо соорудить что-нибудь наподобие крыши. Я и подходящий кусок клеенки присмотрел.

— Крыша — это хорошо, — согласилась я, стараясь унять дрожь в голосе, — а где мы ее сделаем?

— Здесь будет удобнее всего, да и помещение небольшое, — он преданно уставился на меня, ожидая одобрения.

— Хорошо, — согласилась я, — иди, но постарайся долго не задерживаться, как почувствуешь, что замерзаешь, сразу обратно.

Влад с готовностью кивнул и быстро влез в мокрые холодные штаны, с неохотой покосился на воду за пределами ванны. Но парню не оставалось ничего другого, как нацепив на лицо маску безразличия, шагнуть в воду. В этот момент опять заработали насосы, идти стало легче. Поиски увиденного ранее куска непромокаемого материала заняли совсем немного времени, так что, вернувшись, не успел еще толком замерзнуть. Забравшись обратно в душевую кабинку, Влад приступил к возведению крыши. Я предложила помощь, от которой он гордо отказался, мотивировав это глубоким чувством вины, поселившимся в его душе. Но хотел он того или нет, а без моей помощи все же не обошелся.

Когда с крышей было закончено, мы без сил опустились на пол и прижались спинами друг к другу. Разговаривать не хотелось. Так мы просидели достаточно много времени, может час, может больше. Я устало закрыла глаза, откинув голову на спину Влада и, кажется, задремала. Из состояния оцепенения меня вывел завозившийся парень. Боясь меня потревожить, осторожно выбрался из кабинки, ставшей нам прибежищем и, опустил меня на пол. Я приоткрыла один глаз и увидела как он, с мукой на лице разминает затекшие конечности. Мне стало жаль парня. Если я и могла устроиться с некоторыми удобствами, ему приходилось совсем худо. Бедняга провел все это время согнувшись в три погибели, и без движения.

— Ты куда? — спросила я, садясь и выпрямляя ноги.

— Пойду, пройдусь, сидеть уже сил нет, — виновато признался он, — да и надо поискать что-нибудь поесть. Я-то перекусил, а ты со вчерашнего дня ничего не ела.

— Долго не броди, — предупредила я, забота о моем пустом желудке вызвала умиление, — я не такая голодная, как кажется.

— Голодная, — не согласился мой спутник, — просто ты меня жалеешь, не хочешь, чтоб я мерз, а я чувствую себя из-за этого последней сволочью!

— Романов! — возмутилась я.

Насмешник вздернул бровь и, низко наклонившись, подставил голову для воспитательного подзатыльника. Вот зараза! Мне осталось только закатить глаза и потрепать оболтуса по волосам. Влад вскинул голову, посмотрел исподлобья и, широко оскалившись, тряхнул башкой, обдав холодными брызгами.

— Иди к черту, Влад! — негодующе вскричала я, отталкивая парня.

Он пожал плечами, выражая полное довольство собой и жизнью двинулся к выходу.

— Будешь на камбузе, загляни в верхний шкафчик слева. Там должна быть белая бутылка, прихвати ее, пожалуйста, — попросила я у его спины, — Слышишь меня?

Парень обернулся, через плечо и показал язык, мне осталось только взвыть и несильно стукнуться головой о переборку. Нет, его точно ничем не проймешь!

Ожидая его возвращения, я мрачно прикидывала, что лететь нам чуть меньше семи часов. Все это время предстояло провести либо в неудобной позе в душевой кабинке, либо под потеплевшим дождем с потолка. Есть от чего впасть в отчаяние.

Я запрокинула голову и закрыла глаза, мокрый комбинезон противно облепил тело. Может, стоит снять его? Какая разница, как мокнуть — в одежде или без нее. Будь я на корабле в одиночестве, разделась бы догола, не особо раздумывая! Но со мной рядом мужик, который вот уж несколько месяцев не спал с женщиной, и с этим приходится считаться. Так что с идей сбросить мокрую одежду пришлось распрощаться. Черт, а ведь я подумала обо всем кроме этого! Я дала ему образование, работу, кусок хлеба и крышу над головой, а вот о естественной разрядке как-то не подумала. Это почему-то ускользнуло от моего внимания. Та ночь с курортной девицей не в счет, нет, оно конечно — да! Но на регулярную половую жизнь уж никак не тянет! Он тоже об этом помалкивает, а, с другой стороны, чего еще можно от него ожидать? Диалог на тему — 'Аня, я не влажу в штаны'; 'Что же нам делать, Влад?'; 'Не трахнуться ли нам, дорогая?'; 'Нет, дорогой, я думаю — не стоит' — выглядит более чем глупо. От него попахивает либо сумасшествием, либо маразмом. Может попросить Эжена или Никиту сводить его в бордель? На этой философско-оптимистической ноте меня прервал Влад, притащившийся из своей изыскательской экспедиции.

— Посмотри, что я нашел! — радостно продемонстрировал он свою добычу.

А добыча его состояла из герметически закрытого пакета, на котором значилось: 'Комплект космонавта, 1 шт.'.

— Что-то не припомню этой штуки на борту, — призналась я, — это, наверное, папина амуниция.

— Какая разница, давай вскроем и посмотрим, что в нем, — пританцовывая то ли от холода, то ли от нетерпения заявил Влад.

Он снова забрался под крышу, теперь мы сидели лицом друг к другу и мои ноги оказались за его бедрами. Как я не старалась, а все равно получалось, что я прибываю с ним в тесном и нежелательном контакте.

— Не крутись, пожалуйста, — с нажимом проговорил он, — а то мне становиться тесно.

— Где? — решила поддразнить его я в попытке хоть немного снять напряжение, но эффект получился обратным.

— В штанах! — рявкнул Влад, отводя глаза.

Я застыла с вытаращенными глазами не столько от его рыка, сколько от подтверждения моих догадок.

— Извини, — пробормотал, Влад, тяжко вздохнув.

— Ничего, — пожала я плечами, и примирительно предложила, подталкивая к нему пакет, — распаковывай ты, по праву нашедшего.

Влад долго возился с пакетом, прежде чем нащупал ленту, за которую следовало дернуть. Я терпеливо наблюдала за его неловкими движениями, не позволяя едким замечаниям, крутившимся на языке омрачить торжественность момента. Наконец, Влад справился с непослушным пакетом и на наши колени выпали сухие вещи. Брюки, рубаха, одеяло и пара полотенец, разного размера. Богатство! Я теперь с гордостью могу сказать, что доподлинно знаю ощущение своих предков старателей, орудовавших некогда на Клондайке. Но, скорее всего, ни один из них не испытывал такого восторга от найденной им золотой жилы, какой испытали мы, ощупывая сухие вещи.

Находку мы разделили по братски — мне досталась рубаха, Владу штаны, а одеяло решили постелить на пол душевой. Влад встал и предупредительно отвернулся, давая мне переодеться. Я с удовольствием скинула с себя мокрую одежду и принялась поспешно вытираться небольшим пушистым полотенцем. После заявления Влада, изо всех сил старалась свести к минимуму наши прикосновения. Но размеры помещения не позволяли сделать это в полной мере, и я постоянно натыкалась на его спину. Когда дело дошло до вытирания волос, я краем глаза заметила легкое движение. Подняв голову, могла констатировать — Влад наблюдает за мной в зеркале.

— Не подсматривай! — фыркнула я, быстро потянувшись за рубахой, чувствуя, как лицо заливает предательская краска.

— Больно надо! — сухо заявил Влад, но голову повернул так, что его взгляд уперся в угол.

Рубашка, была рассчитана на такого крупного мужчину, как папа, и я буквально утонула в ней. Полы доходили до колен, руки путались в длинных рукавах. Пришлось повоевать с рукавами, закатывая их. Я оглядела себя и пришла к утешительному выводу — рубаха, хоть и с большой натяжкой, может сойти за платье.

Когда переодевался Влад, я в отместку, села так, чтобы постоянно видеть его отражение в зеркале. Не отдавая себе отчета, залюбовалась таким близким, но не менее недосягаемым мужчиной. Тем, как при движении вырисовываются, напрягаясь под загорелой кожей мышцы, показавшиеся в тот момент совершенными, куда там модельным атлетам с их вычурностью! Единственное, что все портило — еще слишком заметные следы моего нервного срыва, темными полосами перечеркивающие гибкую спину. Как же ты мне позволил-то?! В которой раз задала я себе этот вопрос, чувствуя, как скулы вспыхивают запоздалым и никому не нужным раскаянием.

— Ты тоже, между прочим, подглядываешь! — едко заметил Влад.

— Ага, — я не стала ни спорить, ни отворачиваться.

Влад бросил на меня осуждающий взгляд в зеркале. Я на это пожала плечами и высокомерно вздернула подбородок.

Штаны, доставшиеся Владу, не смотря на его не малую комплекцию, оказались на размер больше и постоянно сползали с узких бедер. Я успокоила его, сказав, что джигу ему не танцевать, поэтому и так сойдет. Расстеленное одеяло было достаточно длинным, и я выделила Владу кусок побольше, чтоб он мог накинуть на плечи, за что была удостоена благодарного взгляда. Мы, насколько это было возможно, выжали наши вещи и развесили их над головами, немного неудобно, но что поделаешь.

Скудный обед, состоял он из пирожков, заботливо упакованных Васеной в пакет, и поэтому почти не промокших, и бутылки рома. Некоторое время я терзалась совестью, что спаиваю парня, но с другой стороны, у меня не было никакого другого способа согреть человека, вверенного судьбою моим заботам. Когда бутылка наполовину опустела, я завинтила пробку и спрятала емкость, не хватало еще упиться на потеху встречающему персоналу. Спиртное придало общению легкости и мы мило болтали о пустяках не меньше трех часов, на время забыв, в каком плачевном положении оказались. Вот так же можно было бы болтать летним теплым вечером, сидя на веранде в каком-нибудь милом кафе, затерянном где-нибудь на краю вселенной.

Влад пытался втянуть меня в разговор о моем детстве. Пришлось отшучиваться, вспоминая какие-то забавные эпизоды. После того, что я узнала о его жизни, моя биография до того представлявшаяся сложной, а где-то даже героической, казалась смешной.

Ну что такое, поступление в медицинскую академию в четырнадцать лет, когда за твоими плечами стоит пусть и ушедший с государственной службы, но по-прежнему имеющий обширную практику и немалое влияние дед? И как можно сравнивать гладиаторскую арену, где Влад боролся за свою жизнь, с завистливым пренебрежением однокурсников к излишне талантливой выскочке, в свое время меня изрядно донимавшим и расстраивавшим.

Все переживания и непонимание, почему так получается, казались теперь пустыми капризами избалованной девчонки. Чего могут стоить высокомерное поджатие губ от персонала той, первой клиники, в которую определили восемнадцатилетнюю хирургицу, когда парень захлебывался пылью в подземелье шахт, скуля от голода и боли, щедро подаренной хлыстом надсмотрщика?! А вот про отца или Саху очень даже можно рассказать, да и про деда тоже. Но когда Влад перескочил на мою… женщину давшую мне жизнь, я, несколько грубо, пресекла его любопытство, считая эту тему опасной для моего здоровья и благополучия.

— Аня, можно тебя спросить? — Влад смотрел на меня с ленивой улыбкой.

— Если это не о моей матери, то спрашивай, — разрешила я.

— Ань, а ты меня не боишься? — Тон которым произнесены слова был настолько двусмысленным, что я даже не нашла сперва, что ответить.

— Ну, понимаешь, — начал он, тщательно подбирая слова. — Я здоровый, сильный мужик, раза в два больше тебя, — напомнил он, а когда я поспешно кивнула, продолжил, — мы с тобой одни, на маленьком корабле, посреди космоса. Ты не боишься, что я тебя…

— Изнасилуешь? — невинно подсказала я.

— Нет! — выпалил он, краснея, как маковка, — Я бы сказал, начну домогаться, — не очень уверенно закончил Влад.

— Владушка, а ты меня не боишься? — по-кошачьи мигнув глазами, я перебросила ему его же вопрос.

— Не понял, — мотнул он головой.

— Да, ты здоровенный мужик, не спорю, — принялась терпеливо объяснять я, добавив в голос глубины и загадочности, — а ты не думал, что может выйти совсем не так, как ты себе это представляешь?

— Это как? — совсем запутался он.

— А ты начни, — предложила я, подаваясь вперед всем телом, — там видно будет.

— По-другому быть не может! — хохотнув, заявил он уверенный в своем физическом превосходстве.

— Разве? — блудливо улыбнувшись, поинтересовалась я.

Я лениво потянулась, подпустив в глаза побольше тумана, выгнула спину, заставляя ткань рубашки натянуться, мягко очерчивая грудь. Ладони легли на его колени, скользнули выше. Я провела языком по губам и… и Влада проняло, да так, что он вынужден был спасаться бегством.

— Ты чего, очумела? — обиженно взвыл он, растерянно оглядывая предательски выпятившееся, доказательство принадлежности его к мужскому полу. И никакие штаны не спасали.

— Ты куда? Возвращайся, промокнешь, придурок, — подражая его обиженному тону, протянула я. — Разве ты не этого хотел?

— Ничего я не хотел! — рявкнул Влад, придерживая руками соскальзывающие портки, обида его сменялась вполне понятной яростью обманутой мужской гордости и несбывшихся надежд.

— Да? — недоверчиво поинтересовалась я, и не преминула поддеть его, — а кто ж изнасиловать собирался?

— Ничего я не собирался! — Гаркнул он, уже со всей дури, громовой его голос теперь ничем не напоминал привычный мягкий баритон. От этого рыка я чуть не оглохла, и уважительно покосилась на парня. Пожалуй, если так пойдет дальше, то он папаню с Сахой, вместе взятых, запросто переорет.

— Я просто спросил! — добавил Влад чуть тише, но глаза его все равно сверкали еле сдерживаемой яростью.

— До чего ж мужики орать горазды, — как бы про себя пробормотала я и уже громче добавила, добивая его, — а коли ты не собирался, так и разговор начинать не стоило, а то наобещал златые горы, а как до дела дошло, так сразу в бега?

— Я ничего не обещал! — чеканя каждое слово, почти спокойно и от этого более зловеще, высказался он и наградил меня таким взглядом, что будь я тысячелетним айсбергом тут же сгорела, не смотря на то, что вода, изначально, гореть не может.

Вот тут-то я не на шутку испугалась, пока он еще орал, это было не страшно, к этому я привыкла, а вот когда начал шипеть, я подумала, содрогнувшись, что палку перегнула очень сильно и теперь он за себя не отвечает. На мое счастье Влад тоже осознал это, я предполагаю, поспособствовал ледяной дождь. Он круто развернулся, насколько позволяла провести этот маневр вода, доходящая ему до колена, и покинул помещение. Напоследок шваркнув дверью с такой силой, что боюсь, не смягчи вода удар, дверь запросто могла вылететь вместе с переборкой. Поняв, что мне ничего не грозит, не удержалась и ласково прогудела ему в след:

— Если вдруг передумаешь — возвращайся, я никуда не уйду.

Ответом мне был страшный шум. За дверью что-то рушилось. Похоже, последняя моя реплика допекла его окончательно, и парень бесновался, круша все вокруг. Я, с чувством полного исполненного долга, растянулась на одеяле со всеми возможными удобствами. Надеюсь, урок, полученный сегодня, впредь заставит его думать, прежде чем молоть языком.

…Окончательно выдохшись, с обиженным вздохом, опустился прямо в лужу в кресле пилота. Ну, зачем она так? Ладно, когда она его выпорола, это еще можно понять, он виноват был, а сейчас так жестоко зачем? Для нее это просто игра, а ему… Влад судорожно вздохнул, ощущая противное нытье в паху. Он хоть и раб, но мужик все-таки! Может, в чем виноват. Может, не стоило заводить всего этого разговора… но могла бы объяснить, так, мол, и так, не надо себя так вести. А она тебе объясняла это уже, ожил, сочась ехидством, внутренний голос, еще в первую вашу встречу, когда ты ерепениться начал, она сказала, что ей от тебя ничего не надо! Да, объясняла, вынужден был Влад признать его правоту, уже успев не единожды пожалеть о том первом разговоре. Но тогда-то он ее не знал и не ревновал так бешено, стоило только какому-нибудь мужику подойти близко. Хоть и знал, что ему-то самому ничего не обломиться, а все равно продолжал ревновать и глупо на что-то надеяться…

Я прикрыла глаза и погрузилась в приятное состояние полудремы. За дверью стало значительно тише, очевидно, Влад перешел на другой конец корабля. Капли воды падали с тихим шелестом, успокаивая и баюкая. За своего спутника я особенно не беспокоилась — животное он общественное и долго прибывать в одиночестве не сможет, несмотря на злость.

Однако, на этот раз я ошиблась — парень разозлился настолько, что отсутствовал около часа. Как не неприятно это было признавать — без него было холодно и одиноко, и я уже стала жалеть о своем последнем не очень красивом поступке.

Полудрема-полураельность, состояние, которому я так радовалась по началу, не принесло с собой ни успокоения, ни отдыха. Перед глазами все время вставала картинка, как бедняга Влад, из-за своей глупости и моей выходки, вынужден сидеть в рубке в полном одиночестве и мокнуть под противным дождем.

И чего я вспылила, спрашивается? Надо ж учитывать, что он в отношениях мужчина-женщина в свободном мире полный профан. И весь опыт в этих отношениях у него основывается на предыдущей жизни. Откуда он мог знать, что в отношении меня таких предположений делать не следует. Тем более, сама дала основание думать, что со мной можно говорить обо всем его интересующем.

Я уже была готова простить ему неуклюжую попытку 'поговорить по душам', но с другой стороны такие вещи так просто не прощаются и не забываются. Где гарантия, что подумав об этом один раз, он в другое время не осуществит задуманное? И тут надо со всей честностью признать, что противник из меня так себе — парень превосходит, причем на много, меня и в силе, и в росте, и в жестокости. А эту особенность, выработанную им в течение жизни, из виду выпускать совсем не стоит. От подобных мыслей леденящий холод пробежал по позвоночнику и неприятно возвратился в сердце, взорвавшись где-то внизу живота.

Кажется, я прихожу своим мозгом к тому, о чем толковал мне Саха в день нашего приезда — Влад животное, самец и довольно-таки опасный. А это значит, что отныне я должна быть в два раза внимательнее, чем была до. Что это, собственно говоря, я себе тут напридумывала? Разозлилась я на себя, никакое Влад не животное, особь мужского пола, то бишь самец — да, но не животное. Он — обычный парень, обремененный сознанием полной от меня зависимости, более неопытный, чем свободные дети лет в пятнадцать.

От каши, которая сейчас была в моей голове, становилось все тревожнее. А если своими достаточно жестокими действиями я сделала то, чего так опасалась — сломала его?

За пределами душевой послышались нерешительные всхлипы разгоняемой воды, скрипнула дверь, и на пороге возник Влад. Он осторожно прикрыл дверь. Постоял несколько минут, опершись на нее плечом, внимательно за мной наблюдая в попытке определить, в какую сторону изменилось мое настроение. Вид при этом он имел растрепанный и еще немного сердитый. Так что я мысленно перевела дух — до психологического излома, похоже, далеко. Я снова приняла неприступный вид, хотя имела огромное желание броситься ему на шею, и пожалеть глупого обиженного мальчишку, которого он сейчас напоминал.

— Подвинься, — хмуро и непререкаемо потребовал Влад, сделав шаг в моем направлении, — замерз, как собака!

— Еще чего! — фыркнула я, даже не думая открывать глаза, не то, что сдвигаться.

Влад потоптался, посопел и, ничего этим не добившись, решил применить другую тактику. Он осторожно опустился на бортик кабинки и примирительно пробормотал:

— Ну, негодяй, я! Негодяй! Извини меня, а?

— Ладно, — не стала я спорить, но и сдвинуться не подумала.

— Ань, — попросил он полузадушенным тоном раскаявшегося грешника, — я действительно замерз, пусти погреться.

— Ты весь мокрый, — заметила я, приподнимаясь на локтях, — сними штаны, тогда может и пущу.

— А если не сниму? — подозрительно поинтересовался он.

— Значит, будешь мерзнуть, — безразлично откликнулась я, — у меня одеяло сухое и я желаю, что б оно таковым и оставалось.

Влад бросил на меня уничижающий взгляд через плечо, посидел еще немного, но не найдя другого выхода, начал стягивать с себя насквозь промокшую ткань.

Я послушно сдвинулась, и он нырнул на освободившееся место. Сел ко мне боком, предусмотрительно подтянув колени к подбородку, и принялся грозно сверкать глазищами в мою сторону. Мои плечи затряслись от беззвучного хохота — Влад сейчас очень походил на нахохлившегося воробья, только что закончившего купание в помойной луже. Парень еще немного попытался сохранять устрашающий вид, но слыша мое тихое фырканье, губы дрогнули в улыбке, он хрюкнул, а потом и вовсе захохотал во весь голос.

— Если бы кто-нибудь видел нас сейчас, — задыхаясь от смеха и вытирая выступившие слезинки, заявил он, — нас бы отправили в психушку.

— Это уж точно, — хрюкнула я, тщетно пытаясь успокоиться, — два идиота под дождем посреди космоса. Такое захочешь, не придумаешь!

Кое-как успокоившись, мы посидели в полном молчании, переводя дух. Влад поерзал немного, и плутовато глянув на меня, открыл рот.

— Аня, давай мириться? — предложил он, с таким видом, будто и вины за ним никакой нет, но должен сделать первый шаг, поскольку он сильная сторона.

— Давай, — тут же согласилась я.

— Ань, ты и меня должна понять, — заявил он, в попытке оправдаться, — я бы никогда не поднял на тебя руку. Но я — здоровый, нормальный мужик, а ты тут сидишь рядом, полураздетая и еще трешься об меня своими ногами. Так и мозгами повернуться недолго! Я же не святой, в конце концов!

— То, что мы оказались в таком положении не моя вина, — резко заметила я, — а, смею напомнить, твоя. Так же не моя вина, что душевая кабинка настолько мала и мне ноги деть некуда. Разве что забросить их на потолок. Но опять не задача, там тоже твои части тела имеются, дурная голова к примеру! Так что, уж если ты втравил нас во все это, терпи и страдай, но желательно молча и в одиночестве. А если испытываешь известный зуд в паху, есть масса способов облегчить свое состояние, не прибегая в этом к моему участию!

На протяжении моей изобличительной речи Влад преданно глядя в глаза, не забывал достаточно энергично работать руками, вытаскивая из-под меня одеяло. Отвоевав себе достаточно большой кусок, прикрыл им дорогие его сердцу части тела и только после этого вступил в дискуссию.

— Говоришь, есть множество способов? — задумчиво пробормотал он, а в глазах уже поселились веселые бесенята и строили мне рожи. Я, смотря прямо на этих нахалов, энергично закивала. — Назови хоть один, — тут же пристал Влад.

Я задохнулась от подобной наглости и выпалила первое, что пришло на ум.

— Рукоблудство!

— А это как? — настоятельно потребовал он объяснений, еле сдерживая душивший его смех.

— Раком! — рявкнула я, злясь, что сама загнала себя в этот угол, а он потешается надо мной.

— Ух, ты! — заворожено посмотрел на меня Влад, бесенята уже не просто строили рожи, а явно покатывались со смеху. — Покажи! — потребовал он.

— Я тебя сейчас придушу, — закатила я глаза.

— Да ладно тебе, я ж просто пытаюсь тебя развеселить, — пробормотал он.

Я присмотрелась к нему повнимательней, несмотря на всю его напускную веселость, ему тоже нелегко давался наш перелет — глаза устало прикрыты тяжелыми веками, а плечи вот-вот обещают понуро опуститься.

— Эй, — позвала я, ощущая настоятельную потребность его расшевелить и вернуть атмосферу веселого подшучивания. Я шутливо щелкнула его по носу, привлекая к себе внимание, — раскисать и падать в обморок по статусу положено мне, как женщине, а ты должен быть бесстрашным и сильным.

— А я и не раскисаю, — встрепенулся он, — просто устал немного.

— Вот и хорошо, — заулыбалась я, ощупывая висящие над головой вещи, — твои штаны почти высохли. Оденься, мы скоро прилетим и я не хочу, что бы ты попался окружающим в таком виде. О нас и без того будут болтать всяческие небылицы, — притворно нахмурилась я.

— Пуговки все вырвала, — безразлично заметил он, облачаясь в свои вещи и оглядывая распахнутую на груди рубаху. Я только пожала плечами, извини, мол, так получилось.

— Послушай, — задумчиво произнес Влад, низко наклонив голову в попытке скрыть улыбку, — я вот о чем подумал — если все равно о нас будут говорить…

— Ты опять за свое? — взревела я, сводя брови у переносицы и пытаясь принять грозный вид, отчего Влад расхохотался.

— Да, что же это такое? — возмутилась я, поднимаясь и нависая над ним с упертыми в бедра кулаками.

— Не гневайтесь, хозяйка! — противным голоском взмолился он, давясь от смеха, предпринимая попытку бухнуться на колени у моих ног.

Дальше события полетели с такой скоростью, что зрение только отображало их, а мозг не успевал осознавать. Я еще стояла в полный рост, глядя на Влада, он сидел на корточках и смеялся, подняв ко мне лицо. Корабль дернулся, тряхнуло сильно, и я не удержав равновесие стала заваливаться, Влад вскинул руки, пытаясь предотвратить мое падение. Я почувствовала сильную боль, наткнувшись на что-то виском и… темнота.

 

Глава 12

…Влад выставил руки слишком поздно, не успел подхватить или затормозить падение. Аня сильно ударилась головой о выступающий кран. Она осела ему на руки, как-то неестественно отяжелев. Влада охватило оцепенение, он только продолжал машинально прижимать к своей груди ее тело, показавшееся таким маленьким и хрупким, как фарфоровая куколка.

— Аня, Анечка, — охрипшим голосом позвал он, боясь двинуться и заглянуть ей в лицо, всем сердцем желая убедить себя, что это простой розыгрыш, сейчас она откроет свои глаза цвета сапфира, и они над всем посмеются, он даже не будет обижаться за ее выходку.

— Перестань, пожалуйста. Ань! Ты же шутишь? — как молитву повторял он, укачивая ее, словно ребенка.

Но она продолжала молчать. Это не розыгрыш. Не дурацкая шутка. Это все взаправду! Сильного, привыкшего к потрясениям, мужчину, сковало ледяным ужасом. Вспомнилось, как одного собрата раба просто пристрелили, после такого же падения, тот несчастный, с мертвенно бледным лицом, лежал целый день, так и не придя в сознание.

Влад покрепче прижал ее к себе, в безотчетной попытке передать Ане часть своих жизненных сил. Стало совсем худо, когда ему показалось, что он не слышит ее дыхания. Приподняв ее голову, он приткнулся щекой к ее приоткрытым холодным губам, пытаясь уловить хоть что-нибудь. Щеку обдало теплым прерывистым вздохом. Влад осторожно откинул ее голову на свою согнутую в локте руку, и заглянул в любимое лицо.

Аня была бледной до синевы, на правом виске появлялся устрашающих размеров синяк, а из рассеченной кожи тоненькой струйкой стекала кровь, по щеке, шее и дальше за воротник. Ее голова беспомощно болталась на тонкой шейке, черные шелковые пряди рассыпались по его руке, пока Влад устраивал девушку у себя на коленях. Протянул руку, стащил висящую над ним майку. Вцепившись в ткань зубами и свободной рукой, разорвал майку на две части. Намочив одну из них стер кровь с ее лица и шеи, потом плотно прижал сложенную в несколько раз тряпку к виску. Анины руки стали ледяными и Влад укутал девушку в одеяло, не переставая звать по имени. Зачерпнул воды, побрызгал ей в лицо — ничего.

Нужно добраться до ее рюкзака, думал он, чувствуя, как тугой колючий комок подкатил к горлу, там должно быть хоть что-то! А что он может сделать? Ее нельзя оставлять одну! Да, даже если он и доберется до лекарств, дальше-то что? Он же ничего в них не понимает! Она — доктор. А он кто? Обычный раб, возомнивший себя свободным, умным, находчивым. Ну, и где это все? Кто он без нее? Она центр его вселенной, это вокруг Нее все крутится. Это когда Она входит в комнату, воздух начинает искриться и переливаться от ее теплоты.

Влад прижался щекой к ее, еще пахнущим солнцем Боры, волосам, не обращая внимания на соленые капли, ползущие по щекам.

— Анечка, — шептал он, начав безотчетно укачивать девушку, — я же без тебя не справлюсь. Ань, открой глаза, скажи, что делать? Ты же не можешь меня бросить, не имеешь права… Ань, мы скоро прилетим, там Наташа, она же меня убьет… Аня!

Он бережно взял в руку ее маленькую ладошку, поднес к губам и попытался отогреть ее своим дыханием. Смотря на ее ручку в своих ладонях он, запоздало, удивлялся, какая же она маленькая, совсем теряется, вот сожмешь пальцы и не видно вовсе. Влад прислушался к происходящему за бортом — они уже давно вышли из ускорения, из-за этого перехода Аня и упала.

Гул двигателей смолк и теперь они, скорее всего, дрейфуют вокруг станции. Иногда включались маршевые двигатели, не давая кораблику сойти с заданной орбиты. Влад понимал, что надо пойти и послать сигнал с просьбой о помощи. Так на них так быстрее обратят внимание и подтянут к станции в аварийном режиме. Но Аню нельзя оставлять одну. Владу, казалось — пока он смотрит на нее, отсчитывает своим дыханием каждый ее вдох, она будет жить, стоит лишь только отвернуться и, все…

Парень переборол свои страхи, и осторожно опустив ее на пол душевой, понесся в рубку, не обращая никакого внимания на дождь, так досаждавший ему какой-то час назад. Монитор бортового компьютера буквально раскалился от принимаемых сообщений. 'Алкиона' безуспешно вызывала 'Беркут'. Не читая никаких сообщений, чтоб не тратить на них время, Влад быстро стучал пальцами по клавишам бортового компьютера, выстукивая 'SOS'.

Монитор замигал еще яростней, от потока принимаемых сообщений. 'Алкиона' приняла сигнал и требовала подробностей. Влад коротко описал сложившееся положение, написал, что Аня при выходе в обычный режим получила травму. Не прошло и полминуты, как на мониторе появились не очень приличные слова в адрес его скромной персоны, кою именовали не иначе как: 'недоделок' и 'сукин сын', а так же посулы нелегкой жизни в будущем. Влад даже расхохотался от нахлынувшего облегчения, читая эти послания — Наталья Станиславовна находилась в диспетчерской. Значит, все будет хорошо. Значит Аня почти в безопасности.

Он бегом вернулся в душевую. Застыл на пороге, оглядывая маленький комочек, неподвижно лежащий под крышей. Сделал два нерешительных шага, опустился на колени, боясь заглянуть в лицо, а вдруг уже Все?.. Но нет, пока порядок — на виске бьется под бледной кожей синенькая жилка.

— Ну, же, Анечка, солнышко, — упрашивал он срывающимся голосом. — Давай, открой глазки, ты же сильная, Анечка…

Влад снова поднял на руки почти невесомое тело, прижал к себе, устраивая на своих коленях, как в гамаке. Коснулся губами прохладного лба, не зная больше, что еще можно сделать, пытаясь загнать поглубже страх и проглотить упрямый комок, раздирающий горло. Корабль качнуло, двигатели не включились, значит, их подцепили на аварийный трос и загоняют на посадочную площадку станции.

— Аня, слышишь, — шептал он ей на ухо, зарываясь носом в копну черных волос, — нас заволокли на станцию, сейчас пришвартуют и мы уже, считай дома, — он говорил, не останавливаясь, рассказывая обо всем, что слышит.

Спустя несколько томительных минут снаружи послышался стук и шипение оборудования вскрывающего люк. Хлопок и вода начала быстро уходить, сопровождаемая крепким матом, вырвавшимся сразу из нескольких глоток обслуживающих техников. Всю эту какофонию перекрыл властный голос Наташки.

— В сторону! — рявкнула она, врываясь в открытый люк и грохоча ботинками по палубе 'Беркута'.

Влад поднялся со своего места и, толкнув плечом, дверь собрался выйти навстречу, как его остановил гневный окрик.

— Куда прешь, придурок! — заорала Ната, — Куда ногами вперед тащишь, недоделок! Головой, головой выноси, мать твою!

Влад, повинуясь ее командам, поменял положение и вышел, как было велено. Наташка быстро осмотрела Анину голову, что-то прошипела на латыни, зло сверкнув на Влада глазами, но вынести Аню позволила. Влад осторожно опустил девушку на каталку, предусмотрительно подогнанную под только что пришвартованный корабль. Незнакомая медсестра, стоящая тут же, оттеснила Влада, окатив недобрым взглядом, пристегнула Аню ремнями и быстро покатила в сторону лифтов. Влад собачонкой, потянулся следом, боясь отстать, и не решаясь подойти ближе.

В госпитальном отсеке стало совсем невмоготу — все брезгливо отворачивались, никто не хотел и слово сказать. Даже всегда вежливая и сочувствующая всем Верочка и та прошла мимо, будто Влада и нет вовсе. Он и не ждал здесь особо теплого приема, после всего, что натворил, но чтобы так! Влад тяжело опустился на один из стульев, стоящих в коридоре, положив голову на плотно сжатые кулаки. Да плевать на окружающих! Положим, он заслужил, но неужели никто не может рассказать, как там Аня?!

Сколько он так просидел он сказать не мог, может несколько минут, а может и часов, это не имеет значения — не гонят и хорошо. Домой идти, сил нет. Да и толку? Придти домой, и метаться по комнатам, сходя с ума от беспокойства? Уж лучше сидеть здесь. Здесь хоть люди есть и не имеет значения, что они не обращают на тебя внимания, а у большинства из них огромное желание набить тебе морду.

Ника зашла в госпитальный отсек, прижимая локтем пакет с одеждой Влада. За Аньку она не ощущала никакого беспокойства. Недавно звонила Наташка и сообщила, что с ней все в порядке, и она скоро придет в себя. Ната попросила принести Владу одежду, объяснив, что он уже два часа сидит в больничном коридоре и, судя по всему, уходить, не собирается. Ника шла, пылая праведным гневом, очень хотелось наговорить ему злых обидных слов. О чем он только думал, когда лез в противопожарную систему? Из-за его глупой халатности Аня оказалась на больничной койке!

Подогревая в себе злость, девочка остановилась посреди коридора, растеряно оглядываясь по сторонам, отыскивая высокую широкоплечую фигуру человека, вечно приносящего неприятности. Безразлично скользнув взглядом по одинокому сгорбившемуся мужчине, сидящему почти в самом углу и спрятавшему лицо в сжатых кулаках.

Похоже, Ната оказалась не права, и Влад сбежал отсюда. Тем не менее, Ника остановила пробегающую мимо медсестру и спросила где он. Девушка брезгливо покривила губы и кивнула в сторону сиротливой фигуры. Брови Ники взлетели в искреннем удивлении и досаде на себя — как она могла подумать, что все произошедшее ему безразлично? Она подошла к Владу и осторожно тронула его за плечо. Парень вздрогнул и удивленно поднял глаза.

— Здесь свободно? — спросила Ника, показав глазами на незанятый стул. Влад кивнул, прикрыв глаза, — можно я сяду? — опять кивок.

Ника заняла место рядом, искоса поглядывая на парня, он молчал, рассеянно изучая пол под ногами.

— Ну, здравствуй, бедоносец, ты как себя чувствуешь? — поинтересовалась девочка, пытаясь завязать беседу, в ответ он только пожал плечами.

— Я слышала, перелет не прошел без приключений, — Влад покачал головой соглашаясь.

— Ты, что китайский болванчик? — разозлилась Ника, — Только головой киваешь! Я с тобой разговариваю или с кем?

— Извини, — испуганно пробормотал Влад, — я просто не был уверен, захочешь ли, слушать или будешь ненавидеть, как и все они, — он мотнул головой в сторону медицинского персонала.

— Да, ладно тебе, — жизнерадостно улыбнулась Ника, — никто тебя не ненавидит, они просто злятся, завтра уже обо всем забудут. А сегодня даже у меня самой руки чешутся тебе по ушам нащелкать.

— На, нащелкай, — Влад смиренно наклонил голову, предоставляя ей выполнить угрозу. Он готов был терпеть все, что угодно, за одну, самую захудалую новость.

— Дурень, ты дурень, — проворчала Ника, дружески обнимая Влада за шею, ткнувшись носом в его макушку, — пошли в Анькин кабинет, переоденешься и приведешь себя в порядок, зарос весь, как черт. А за Аньку не беспокойся, — весело продолжала она, — Натка сказала, что тыква у Аньки будь здоров и расшибить ее не так уж просто.

Ника встала и протянула ему руку. Влад поднялся и покорно поплелся следом за девочкой, боясь поднять глаза и встретиться с кем-нибудь взглядом. Оказавшись в некоторой безопасности Аниного кабинета, Влад подошел к зеркалу над раковиной, посмотрел на себя и скривился — зрелище, что надо. Поскреб заросшую черной щетиной щеку, решая, что сделать первым делом — переодеться или побриться. Ника, заметив его неодобрительный взгляд на отражение в зеркале, не преминула поддразнить.

— Что, рожа не нравиться? — хохотнула она.

— Ага, — подтвердил Влад, даже не думая улыбаться, — отвратительная.

— Но другой-то нет, — резонно заметила Ника, засыпая кофе в кофеварку, — придется с этой жить. Ты кофе будешь?

— Да, — кивнул Влад.

Взяв пакет принесенный Никой, скрылся за ширмой в углу. С удовольствием стянув с себя мокрую одежду, вытерся полотенцем, постоял немного, чувствуя, как тело начинает высыхать и согреваться. За ширмой тихо возилась Ника, что-то напевая под нос. Влад вытряхнул все из пакета, с удовольствием влез в сухие трусы и штаны, застегнул ремень и уже взялся за рубашку, когда услышал голос Ники.

— Я сейчас приду, — заявила она, — пожрать принесу, ты голодный, небось.

— Ника, — укоризненно проговорил Влад, высовываясь из-за ширмы, — девочки так не говорят! Ты разговариваешь, как самый последний раб.

— А так же технарь и грузчик, — невозмутимо заявила она, — и не в твоем нынешнем положении меня учить! Твой словарный запас не поможет, когда Наташка тебя раком поставит. — И видя, как побледнело и вытянулось лицо друга, поспешила добавить. — Шучу!

— Ну и шуточки у тебя, — сдавленным голосом проговорил Влад, скрываясь за ширмой.

Он слышал, как хлопнула дверь кабинета. Не надевая рубашки, Влад выбрался из своего укрытия и шагнул к раковине, прихватив бритву из пакета. Намылив лицо, он начал осторожно водить лезвием по щекам и подбородку, обдумывая каким образом узнать, куда положили Аню и как пробраться в палату мимо многочисленных постов. Ее сейчас будут охранять, почище коронованной особы. Влад наклонился над раковиной и сунул лицо под струю воды, смывая остатки пены.

— Я смогла раздобыть только бутерброды, — раздался сзади веселый голос Ники.

Она протопала к столу и, звякая тарелками, расставила добычу. Влад попытался вслепую найти полотенце, которое он положил где-то рядом. Бессмысленно пошарив вокруг, он призвал на помощь Нику.

— Подай полотенце, пожалуйста.

— Куда ты его кинул? — поинтересовалась она приближаясь.

— Да здесь где-то, — неопределенно ответил Влад, обведя руками кабинет.

— Не вижу, — пожаловалась она, спустя несколько секунд, — а, вот оно, под раковину упало. Держи, — она вложила в его протянутую руку полотенце.

— Спасибо, — пробормотал Влад, зарываясь лицом в мягкую ткань.

— Эт-то еще что такое? — ошарашено протянула Ника.

— Что? — не понял Влад, выпрямляясь и глядя на нее в зеркале.

— Вот это, — она указала на спину Влада.

Парень выгнулся и вывернул до отказа голову, пытаясь через плечо разглядеть, причину удивления Ники. Но не найдя на своей спине ничего нового вопросительно уставился на девочку. Ника, поражаясь его недогадливости, провела пальчиком по коже, обрисовывая бело-розовые полоски шрамов и еще не успевших зажить ссадин.

— Влад, откуда это? — почти беззвучно прошептала она, уже смутно догадываясь о происхождении украшений.

— А-а, это, — облегченно махнул он рукой, — это ничего страшного, просто на неприятности нарвался. Я уж думал, у меня там хвост растет или крылья.

— Дурак, — обиженно протянула Ника, ткнувшись носом в его спину, — как ты можешь шутить об этом!

Влад застыл в изумлении, ощущая, как по спине поползли капли и слушая тихие всхлипы. Бог ты мой, да если б он знал, что девчонка так расстроится из-за этого, никогда не показался бы перед ней без рубашки. Да и он, признаться, совсем забыл об этих шрамах и синяках, давно привыкнув относиться к ним, как к чему-то само собой разумеющемуся. Влад осторожно повернулся и приобнял Нику за худенькие трясущиеся плечи.

— Эй, — наконец смог выдавить Влад, расстроившись больше, чем она, — ты чего? Не надо плакать, пожалуйста, — помедлив, положил свою ладонь на белые кудряшки, в неуклюжей попытке ее успокоить, — это того не стоит. Ты же сама сказала, что я ходячая неприятность.

— Но тебя били! — с невольной яростью и осуждением заявила она, поднимая на него яркие карие глаза, наполненные слезами.

— Ну, били и били, так что с того? — торопливо проговорил Влад, вытирая слезы, катящиеся по ее щекам.

— Тебе больно?

— Нет, — как можно мягче проговорил он, — уже давно нет.

— И как только Анька допустила!

— А она не позволяла, — хмыкнул Влад, забыв уточнить, кто был автором последних украшений.

— Все равно она должна была тебя защитить! — не сдавалась Ника, — Ты же от нее зависишь!

— Ну, что ж поделаешь, если я был предупрежден о последствиях некоторых своих поступков, — терпеливо пояснил Влад, — причем с самого начала, но по своей глупости не придал этому значения! Ну, все, — твердо заявил Влад, — хватит об этом, было и было, уже ничего не изменишь, а вот я сейчас вполне могу умереть с голоду.

— Ой, извини, — пробормотала Ника, быстро вытирая кулачком слезы и делая несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться.

Пока она разливала по чашкам кофе, Влад натянул рубашку, застегнувшись на все пуговицы, не желая больше шокировать Нику своим видом. Он не ожидал от нее такой реакции, и ее слезы поставили Влада в тупик. По всему выходило, что Ника должна на него злиться, за то, как по-свински он относился к ней до отъезда, а она, вот жалеет его, еще и расплакалась, представляя, как ему было больно.

— Влад! — Ника громко хлопнула в ладоши перед самым его носом, привлекая к себе внимание. — Ты так и будешь с раскрытым ртом любоваться своим бутербродом, будто это произведение искусства, или все-таки попробуешь его съесть? — немного деланно засмеялась она, наблюдая, как мужчина таращится в пространство, не донеся еду до рта.

— Конечно же, буду есть, — серьезно заявил Влад, впихивая в рот весь кусок, и поспешно запивая его горячим кофе, отчего чуть не подавился и вызвал у Ники новый приступ веселья.

Они быстро расправились со всеми припасами, принесенными Никой. Девочка прибрала остатки пиршества, отказавшись от помощи Влада. Закончив с уборкой, окольными тропами провела в Анину палату. Впихнув его в помещение, напичканное пищащей аппаратурой, теснившейся вокруг огромной кровати, Ника пожелала ему удачи, при встрече с Наташкой и пообещала заглянуть попозже. За ней с тихим стуком закрылась дверь, оставляя Влада в одиночестве.

Он неуверенно шагнул к кровати, застеленной зеленым больничным бельем, на которой, как королева, возлежала Аня. Вглядевшись в бледное лицо, Влад не заметил в нем никаких изменений с тех пор, как видел ее в последний раз. Сердце опять сжалось в тугой болезненный комок, когда взгляд упал на устрашающую ссадину на правом виске девушки. Но Наташа сказала, что все будет в порядке, а оснований ей не верить у Влада не было никаких. Он присел на краешек кровати и сжал холодную ладошку, позвал девушку по имени, не особо надеясь на какую-нибудь реакцию.

— Анечка, — пробормотал он, прижимаясь губами к ее ладони, — Ань, ты же не собираешься умирать, правда?

— Правда! — раздался над ухом грозный Наташкин голос, — И уж, явно, не твоими молитвами!

Влад осторожно положил Анину руку на одеяло и медленно поднялся, еле сдерживая порыв броситься прочь, заставляя себя спокойно повернуться к разгневанному доктору. Настраиваясь мужественно и безропотно встретить ярость, в которой та прибывала. Он был готов ко всему — к гневным, не очень корректным словам, за которыми Наташка никогда не лезла в карман, к тому, что его уничтожат морально и незамедлительно выпихнут из палаты без права возвращения. Но он даже и близко не представлял глубину ее злости. Как только Влад оказался лицом к лицу с Наташкой, в воздухе мелькнула ее рука и его голова дернулась в сторону от звонкой оглушительной пощечины. Ни слова не говоря, она нанесла второй удар, третий. Щеки горели, словно их огнем опалило. Влад стоял, не шевелясь, и надеясь, что к тому времени, как схлынет первая волна ярости, и она соблаговолит открыть рот, его голова все еще будет находиться на своем законном месте. Пять… Шесть… по старой привычке подсчитывал он, покрепче сцепив за спиной руки, чтоб, не дай Бог, не ответить ударом на удар.

— Тебе мало, да? — наконец заорала она, потирая горящие руки, — Мало того, что ты заставил лететь сломя голову черте куда, на самый край вселенной, так ты ее еще и убить собирался? Чем ты ей по голове врезал?

— Наталья, я не… — он раскрыл рот в надежде оправдаться, но тут же покачнулся, едва не упав от особо сильного удара.

— Молчать, щенок! — прорычала она, замахиваясь в очередной раз. — Отвечай на заданный вопрос!

— Ну, все, с меня хватит, — пробормотал Влад, чувствуя, что и его терпению приходит конец.

Слишком много и слишком часто за последние несколько недель! Почти за год он отвык от такого с собой обращения и даже начал немного уважать себя, как человека. Сначала Саха избил его, чуть ли не до потери сознания, но с тем можно примириться, там он сам был виноват и полностью осознавал это. Олег врезал по лицу ни за что. Анька высекла на конюшне, как сопливого мальчишку. Теперь еще и Наташка, хлещет по щекам, а это очень больно, обидно и унизительно, между прочим. Мало всего, так она и выслушать не желает. Нет, если на Саху, а уж тем более на Аню Влад не обижался, признавая за ними право наказывать. Тем более, делали они это так, что становилось понятно — клеймо тут совсем не причем, просто, что заслужил, то и выдали. То Наташа это перебор. Ей никто таких прав не давал. Он не давал ей этих прав! Да и любому терпению есть предел!

Он словил сначала одну, а затем и другую руку разозленной женщины, завел ей за спину, чуть развернул боком, не давая маневра для возможного удара ногой.

— Может быть, ты перестанешь меня лупить по щекам, и попытаешься выслушать? — почти спокойно предложил он. За видимым спокойствием проскальзывали угрожающие нотки, заставившие Наташу непроизвольно напрячься. — Я согласен ответить на все вопросы и без физических вливаний с твоей стороны.

— Прокурор тебя слушать будет! — прошипела она, извиваясь в его руках, так, что Владу пришлось приложить немало сил, удерживая ее на месте. — Отпусти меня сейчас же!

— Я ее ничем не бил, — размеренно проговорил Влад, — я сейчас отпущу твои руки. Ты обещаешь, больше не драться? — потребовал он гарантий.

— Ничего я тебе не обещаю, — рявкнула она, задыхаясь, — паршивый…

— Прекратите сейчас же! — слабый, но властный голос с кровати заставил их вздрогнуть и одновременно повернуть головы, упершись в укоризненные синие глаза…

За что мне это наказание? Думала я, глядя, как два любимых мною человека буквально сцепились у моей кровати. Парочка, прямо скажем, получилась колоритная. И, какой контраст, Наташка бледная, ни кровинки на лице, а у Влада наоборот — какой-то уж слишком яркий, я бы даже сказала, лихорадочный румянец, уж не заболел ли? Можно даже полюбоваться на эту пару, если бы не злой блеск глаз, и гневные взгляды которыми они испепеляют друг друга.

Похоже, пока я спала, мы успели благополучно завершить полет и они уже успели поссориться. Интересно, из-за чего, нас же чуть больше месяца не было! Кстати, что они здесь делают? Задалась я уже третьим вопросом и только после этого сочла за необходимость оглядеться. Нет, вопрос был задан неверно, скорее, что я здесь делаю? В больничной палате? В голове отчего-то шумело, а перед глазами периодически проплывали радужные круги.

Я напрягла больную голову, в попытке вспомнить, что произошло и почему я распята на суперсовременной больничной койке. Но голова думать отказывалась, придется выяснять причину моего жалкого состояния у этих рассерженных представителей рода человеческого.

Влад отпустил Наташку и отступил за кровать, виновато поглядывая на меня и трогая кончиками пальцев горящие щеки. Наташка же, одарив его недобрым взглядом, нацепила на лицо фальшивую профессиональную улыбку, раскрыла рот, но я не дала ей и слова сказать.

— Извольте объясниться! Что здесь происходит? — строго потребовала я, переводя взгляд с одного на другую, отчего в моей голове взорвалась маленькая атомная бомба.

— Что происходит? — возмущенно переспросила Ната. — Это ты у своего недоумка поинтересуйся, что происходит и почему ты болтаешься на больничной койке с проломленной головой!

Влад состроил обиженную физиономию и уже набрал воздуха, намереваясь достойно ответить, но Наташа заткнула его, продолжая гневные речи:

— Пусть он поведает, на кой ударил тебя по голове тупым предметом, а после устроил короткое замыкание в сети и, испортив противопожарную систему, затопил корабль ледяной водой!

— Из всех высказанных вами обвинений, Наталья Станиславовна, — с надменными нотками в голосе ответствовал Влад, — я признаю только второе, да я, по ошибке, 'закоротил' противопожарную систему, но уж никак не ударял Аню по голове ни тупым, ни острым, ни каким другим предметом!

Во время своей речи он стоял, гордо расправив плечи, скрестив руки на груди и сердито глядя с высоты своего роста на Наташку. В палате повисло грозовое молчание, так затихает природа перед тем, как разразиться страшной буре. Наташкины глаза метали молнии, подруга, кажись, совершенно позабыла, что находится у постели больной меня и что больничная палата совсем не место для выяснения отношений.

Они смотрели друг на друга, как два бойца на ринге, готовые в любой момент вцепиться противнику в глотку и прикончить его на месте. В другое время подобное положение вещей меня, быть может, и позабавило бы. Но если учесть, что полем предстоящей битвы вполне могла оказаться больничная койка со мной на ней в качестве интерьера, то происходящее тут же потеряло всякую веселость.

— А можно мне все-таки уточнить, так, ради исторической справедливости, — скромно вставила я словечко в их молчаливую дуэль, — что со мной случилось, и почему я здесь оказалась?

— Твой друг, — Наташка метнула очередную молнию в адрес Влада, — ударил тебя по голове, ты получила сотрясение мозга и вот ты здесь.

— Протестую! — поднял руку Влад, — если я в чем и виноват, так это в том, что не успел подхватить Аню во время толчка, случившегося при выходе из гиперпространства! А если вы мне не верите, Наталья Станиславовна, то мы можем пригласить экспертов и они в считанные минуты докажут мою правоту, надо только обследовать кран в душевой!

— С этим разобрались, слава Богу, — пробормотала я, чем вызвала на лице Влада самодовольную улыбку.

— И ты ему веришь? — не переставала кипятиться подруга.

— У меня нет оснований не верить, — устало проговорила я, потирая ноющий висок. — Если бы он хотел меня убить, в чем ты его так старательно подозреваешь, то не стал бы волочь мое бренное тело через всю вселенную, а избавился от него на месте. И не стоял бы сейчас здесь с жутко красной физиономией, а растворился на просторах космоса. Кстати, Влад, что у тебя с лицом?

— Ничего, просто у нашей подруги Наташи взрывной темперамент и плохой слух, — с мстительным наслаждением наябедничал Влад, — это все она сделала!

— Что я? — хлопнула Наташка ресницами.

— А кто пять минут назад лупил меня по щекам, и убийцей называл?

— Ну, я, и что теперь? — безразлично пожала она плечами.

— Что за люди? — спросила я у потолка, — Стоит на каких-то полчаса потерять сознание, так они готовы друг друга передушить! И где в этом мире справедливость?

— Ее нет, не было и не будет! — безапелляционно заявила подруга. — Как твоя голова?

— Чувствую я себя нормально, — без зазрения совести соврала я, от Влада, видно, нахваталась, — и голова моя нормально, а что, собственно, с ней сделается? И вообще, Ната, хорош в доктора играть, я домой хочу!

— Ага, сейчас! Так я тебя и отпустила! — хмыкнула подруга. — Что бы на утро получить на руки твой хладный труп?

— Мне не интересно, что ты жаждешь получить на утро, я хочу домой! — капризно заявила я.

— Не пущу! — стояла Наташка на своем.

— А что тут такого? — вступил в разговор Влад, которому, видно, не меньше моего хотелось попасть домой, — Аня же не одна будет, я вполне в состоянии за ней присмотреть.

— Молчи уже, киллер кухонный, — буркнула Ната в ответ, но уже вполне миролюбиво, — ты уже присмотрел за ней. Хватит и одного раза. Нет, Анька, можешь даже не просить, не пущу. Ты у нас ночку перележи, сотрясение мозгов это же не шутка, даже для тебя. А завтра с утра, хоть к черту на рога отправляйся.

Мне пришлось с ней согласиться, поскольку отчаянно захотелось спать, их перебранка меня порядком утомила. Влад, видя, что в его услугах я пока не нуждаюсь, испарился. В помещении приглушили свет и оставили меня в тоскливом одиночестве больничной палаты, которое, впрочем, я не очень-то ощутила, почти сразу провалившись в сон.

…Лифт остановился на нужном уровне. Влад неспешно шел по длинному коридору, рассеянно кивая знакомым. Странно, как это раньше он считал, что все коридоры здесь одинаковые? Они все разные и отличаются не только оттенками серебряного цвета, но и дверьми.

Влад остановился у знакомой двери и уже поднял руку, намереваясь постучать, но в последний момент опустил. Как объяснить Нике его желание остаться на ночь у нее? Сказать правду, что одному ночевать в каюте почему-то страшновато? Но ведь девчонка его тут же засмеет! Обязательно потом придумает какую-нибудь смешную кличку, потом в жизнь не отмоешься. Дверь сама собой распахнулась и в проеме показалась озабоченная рожица Ники.

— Ты долго еще будешь здесь стоять, как бедный родственник? — нахмурилась она, — Я видела через камеру, как ты подошел несколько минут назад. Давай, заходи! Случилось что?

— Ничего не случилось, просто Аню на ночь в госпитале оставили, а наш замок на меня, почему-то не срабатывает, — неуклюже соврал Влад, снимая ботинки, — Я у тебя переночую, ладно?

— Ой, буде врать-то, — насмешливо проговорила Ника и, улучив момент, когда Влад наклонился расстегнуть ботинок, схватила его за ухо и шутливо подергала, — скажи просто, что соскучился и компания нужна.

— Ты себе льстишь — по тебе соскучиться невозможно! — хмыкнул он.

— Тогда проваливай!

— Не дождешься!

— Ты голодный? — без всякого перехода поинтересовалась девчонка.

— Есть немного.

— Пошли на кухню, кормить тебя буду, бедный родственник.

После ужина, во время которого Ника донимала его последними сплетнями, Влад, сославшись на усталость, отправился спать. Девчонка не сильно этому возражала и даже расстелила постель. Влад закутался в одеяло — тепло, сухо, желудок не урчит и никакого дождя, а что еще надо для счастья?..

Я проснулась словно от толчка. Огляделась по сторонам, пытаясь определить, что меня разбудило. Вокруг все было совершенно спокойно, но мне почему-то вдруг стало очень страшно. Показалось, что если не уйду сейчас отсюда, то обязательно умру.

Тяжело вздохнув, я уставилась в больничный потолок, пытаясь убедить себя, что это всего-навсего последствия черепно-мозговой травмы и мне ничего не грозит. Полежав так несколько минут, осознала только, что отчаянно хочу домой, в свою постель. Но если об этом моем желании узнает Наташка, мне не избежать ее профессионального воя. Значит, надо уйти, как говорили предки, 'по-английски', то бишь не прощаясь. А что б подруга не подняла всех окружающих на уши и не организовала межгалактические поиски меня любимой, нужно просто ей оставить коротенькую записку типа: 'Наташка, я ушла домой'.

Я сползла с высокой больничной кровати, оглядела себя критическим взором, да, уж — в казенной больничной распашонке по станции не очень-то набегаешься. Нет, оно, конечно, можно, и в психушку никто не сдаст, если хорошенечко придерживать ее по шву сзади, но все равно, неловко как-то.

Я выглянула в коридор — пусто, видно, сестра с поста ушла по каким-то своим делам. Порадовавшись своей удаче, я пошлепала в сторону сестринской. Если там кто и будет, просто скажу, что голова разболелась. На мое счастье там тоже никого не оказалось. Подсев к видеофону, набрала свой номер, но Влад не пожелал мне ответить. Я глянула на часы — три часа утра или ночи, это как кому нравится, спит, небось, стервец, как сурок. Выругавшись сквозь зубы, и обозвав Влада всеми подходящими к случаю словами, набрала номер генеральской каюты. Придется будить Нику.

…Из сна Влада вырвали самым бесцеремонным образом — достаточно ощутимо шлепнули по заду, а над головой раздался бодрый девичий голос 'Пора вставать, милорд, вас ждут великие дела!' Он тут же перекатился на спину и, приподняв голову, сонно заморгал на слепящий, яркий свет, заливающий комнату, пытаясь определиться на каком, он свете. Разглядев над собой Нику, расслабленно откинулся на подушку, пробормотав: 'Я тебя отшлепаю за такие отвратительные шутки', закрыл глаза, намереваясь спать дальше. Не испугавшись угроз, Ника стянула с него одеяло и, схватив за плечо, затрясла, как трясут плодовые деревья, пытаясь добыть с них пропитание.

— Поднимайся, кому говорят! Анька звонила, она домой хочет уйти, просила вещи принести.

— Который час? — сонно забормотал Влад, садясь на постели и натягивая штаны.

— Двадцать минут четвертого.

— Утра или вечера? — руки никак не хотели попадать в рукава рубашки.

— Ночи! — рявкнула Ника в самое ухо, так что глаза сразу же раскрылись и весь сон пропал.

Ника всучила ему какой-то пакет, круто развернулась и потопала в свою комнату, сердито бормоча под нос, но так что бы Влад все хорошо слышал:

— Навязались тут на мою голову, полоумные! Все нормальные люди спят в это время! А этим никакой закон не писан, надо им вечно что-то!

В этом отношении Влад был с ней совершенно согласен, и даже было чуточку обидно, что его тоже обозвали этим самым полоумным. Он-то, как раз спал и никого не трогал. Пусть и не в своей постели, но спал все-таки, и тянуться куда-то никакого желания не имел. Но что поделаешь — Аня позвала…

 

Часть 4

 

Глава 1

Папа прилетел спустя два дня, высадив Макса где-то по дороге. Олега осмотрели, едва сняли с корабля и, найдя состояние парня чуточку заторможенным, но удовлетворительным, отпустили восвояси, то есть под мой присмотр.

Влада подключили к уже начатому расследованию, в которое тот влез по самые уши, стремясь реабилитироваться перед ребятами из бригады и, прежде всего, генералом. Меня к работе не допускали еще неделю, ссылаясь на мое болезненное состояние после ушиба головы. В общем, жизнь потекла тихая и размеренная, совсем как до нашего бегства к Сахе. Вот только Олег никак не хотел выбираться из кокона безразличия, в который сам же себя и загнал. Мальчишка целыми днями мог пялиться в потолок, не делая попыток не то, что выйти, встать самостоятельно. В истории его болезни уже давно можно было ставить пометку — практически здоров, да, как поставишь, если Олег, несмотря на все мои попытки, так и не начал разговаривать. Мне оставалось только набраться терпения, напоминая себе, о тяжести полученных им трав, теперь ставших больше психологическими, нежели физическими.

Я кормила Олежку, обмывала, читала на ночь книги, но у меня создалось стойкое впечатление, что он меня либо не слышит, либо просто не желает этого делать. Стену кабинета, граничащую с коридором, заменили стеклом, изнутри зеркальным, а из коридора прозрачным. Пришлось забыть право личности на приватную жизнь, так пациент находился под постоянным присмотром, даже если я покидала кабинет. Иногда на боевом посту меня сменял Влад, реже Ника.

Девчонку я старалась к Олегу не подпускать. Ника все больше раздражалась присутствием у меня "развеселого овоща", как она звала Олежку за глаза, никакого сочувствия к парнишке не испытывая, искренно считая его паразитирующим на мне слабаком. Я и Влад пытались убедить ее в обратном, рассказывали, что приключилось с Олегом, на что Ника с подростковой жестокостью и прямодушием отвечала: "Он мужик и должен быть сильным!"

Как-то за ужином мы с ней чуть не поссорились из-за этого. Ужинали втроем — я, Влад и она. После ужина я, не став пить чай, принялась собирать на поднос тарелки с едой. Олега пора кормить. Ника хмуро наблюдала за мной и все-таки не сдержалась.

— Сколько ты еще будешь кормить этого здорового борова с ложечки? — буркнула она, ко мне, впрочем, не обращаясь, больше для проформы.

— Ника, перестань, пожалуйста, — устало попросила я, — Олежка еще не совсем здоров.

— Олежка еще не совсем здоров, — кривляясь, передразнила она меня, — да на нем уже пахать можно! Ему просто очень нравится сидеть у тебя на шее, ноги, для удобства, уместив на твоих же плечах! Я видела вчера, как ты перестилала ему кровать и ворочала эту куклу с боку на бок! Он же никаких усилий не приложил, чтобы помочь тебе!

— Ника, нельзя быть такой жестокой, — упрекнула я ее, ставя на поднос поилку для лежачих больных, — Олегу сильно досталось, вот он и замкнулся в себе. Ему нужно дать время…

— Влад! — рявкнула Ника, грубо прерывая меня на полуслове и заставляя Влада вздрогнуть и вынырнуть из очередного протокола, который парень увлеченно изучал, подняв чашку с чаем, но, забыв донести до рта. От неосторожного движения чай расплескался.

— Что ты орешь? — недовольно поинтересовался он, ставя чашку и смахивая коричневые капли со своей рубашки и непромокаемой поверхности документа.

— Тебя когда-нибудь избивали до полусмерти? — резко спросила Ника, не обращая внимания на чувства ближнего, лишь желая доказать свою правоту.

— Ну, избивали и что? — неохотно откликнулся Влад.

— Владушка, не злись, — заподхалимничала Ника, — я просто хочу у тебя спросить — тебе когда-нибудь после этого приходила в голову мысль, уйти в себя, замкнуться?

— Ты чего — очумела? — отшатнулся от нее парень и добавил немного обиженно: — Какой там замкнуться, мне выживать надо было!

— Вот и я о чем говорю — Владу никто и никогда скидок не делал! — удовлетворенно заметила она.

— Ника, — Влад попытался вразумить девчонку, — я совсем другое дело. Жизнь, знаешь ли, не так сложилась!

— Все равно, — не уступила она, — носитесь вы с этим вашим Олегом, как дурень с тормозными колодками.

— Ты еще слишком мала, чтобы судить об этом, — рассеяно отозвался он и, не желая вступать в дискуссию, подхватил планшет, чай и, зажав в зубах кусок пирога, направился в свою комнату. Не дошел, расположившись на диване в гостиной, закинув ноги на спинку и для пущего удобства, затолкав под спину все три подушки, валявшиеся рядом. Накрошит же, подлец, недовольно сопнула я носом, потом на диван не сядешь! Но промолчала.

— Ника, помой, пожалуйста, посуду, — попросила я, берясь за поднос.

Она проворчала мне вслед что-то неодобрительное, но вскоре я услышала, как она, гремя тарелками, заполняет посудомоечную машину.

В кабинете было немного прохладно. Я поставила поднос на столик для инструментов и подкрутила ручку обогрева. В подслеповатом свете ночника Олег казался совсем бледным. Он сильно похудел за время своей болезни. Видя, во что превратился всегда веселый и живой парень, болезненно сжималось сердце. Я прибавила свет. Олег никак на это не отреагировал, продолжая по своему обыкновению разглядывать потолок.

— Как мы себя сегодня чувствуем? — ласково поинтересовалась я. С тем же успехом могла задать вопрос одному из своих скальпелей.

— Я смотрю тебе сегодня лучше, — продолжала улыбаться я, как обычно ведя диалог за двоих, — румянец на щеках появился. Температуры не было? — я взглянула на ленту прибора фиксирующего состояние и сама себе ответила, — Не было? Это хорошо. Я тебе ужин принесла. Кушать хочешь?

Я подняла спинку кровати, придавая Олегу полусидячее положение. Придвинула ближе поднос и сняла салфетку с тарелки. Немигающий взгляд мальчишки теперь упирался в стену. Не знай, я точно, что с ним, непременно бы решила, что у парнишки последствия тяжелого инсульта.

— Смотри-ка, что я тебе принесла, — продолжала я свой монолог, — немного курочки, немного тушеных овощей и салат. А еще кусок пирога и какао, — в ответ никаких эмоций.

Я набрала на ложку овощи и кусок куриного мяса, поднесла ее ко рту Олега. Рот раскрылся, закрылся и челюсти начали механически пережевывать. Я продолжала болтать, Олег молчал. Скормив мальчишке ужин, вытерла салфеткой его губы. Спросила, не хочет ли он в туалет, Олег сел, не отрывая взгляда от пространства. Я помогла ему встать, проводила в уборную, подождала за дверью минут десять, затем отвела обратно в постель.

Олег лег на спину и уставился в потолок. Я погладила его по щеке и сказала, что пора спать, мальчишка послушно закрыл глаза и, судя по приборам, спал спустя несколько секунд. Подавив тяжелый вздох, я составила на поднос грязную посуду, плотнее укутала Олега в одеяло, подоткнув по краям и, приглушив свет, вышла из кабинета.

Надо что-то с этим делать, раздраженно думала я, сгружая посуду с подноса в посудомоечную машину. Вот ведь, всегда так — мечтаешь об идеальном пациенте — чтоб все твои предписания тихонько выполнял, проблем не создавал никаких и тому подобное, и вот он — пожалуйста, твой идеальный. Но тебе опять все не так! И даже тебя, спокойную и терпеливую, начинает периодически посещать желание хорошенько хватить этого самого идеального, чем тяжелым по голове или иным частям тела. Может, тогда дождешься хоть какой-то осмысленной реакции! Взгляда, сфокусированного на тебе, а не стене. Ругательства, стона — чего угодно, лишь бы, не так! Лишь бы не молча! Возможно, Ника и права и мы все слишком носимся с Олегом. Но…

Все эти мысли неотвязным фоном преследовали, и не отстали, даже когда я натянула на голову одеяло. Проснувшись утром, опять услышала их мерзкий речитатив, словно кто-то далекий стоял за головой и мерно бил в невидимый барабан. Тихо сатанея от этого буханья и покрепче стиснув зубы, продолжала ходить на работу, поругиваться с Владом из-за брошенной, где попало одежды, и ухаживать за "развеселым овощем" по имени Олег.

А потом, как обычно не спросясь, на работе случился аврал, начисто ломая планы и не позволяя и на минуту отлучиться. Рабочие сутки как-то незаметно переросли почти в полтора. Довершением веселого дежурства стал незаслуженный выговор от начальства, которому имела несчастье попасть под горячую руку. Закипая, я принялась искать Влада, чтоб попросить придти домой пораньше, на это мое несчастье захныкало, что не может оно, хоть ты убейся, потому как не закончи он отчет, его непосредственное начальство в лице Эжена, пообещало побить мокрым полотенцем. На мой удивленный вопрос, почему именно полотенцем и непременно мокрым, Влад с довольным видом знатока пояснил — так больнее и следов не останется. Угроза Эжа, конечно же, зряшная, и никто никого колотить не собирается, но работа есть работа и ее надо делать.

Стиснув зубы еще крепче, принялась искать Нику, заранее готовясь к долгим препирательствам. К моему изумлению Ника согласилась, и подозрительно быстро.

Промаявшись на работе еще около двух часов, едва дождалась времени, когда можно будет сдать дежурство и помчалась со всех ног домой. Непонятное беспокойство нарастало с каждой минутой, как бы Ника не утворила что непотребное. Я залетела в каюту и первое, что меня поразило, это тишина и приглушенный дежурный свет. Неужели негодница не пришла? Олега ведь уже давно пора кормить! Быстрым шагом пересекла комнату, полутемный коридор, от нахлынувшего раздражения не озаботившись включить свет. Мельком бросив взгляд на прозрачную стену, застыла на месте не хуже Лотовой жены.

Ника все же пришла, но вместо того, чтобы работать сестрой милосердия, исполняла роль заправского инквизитора.

— И долго ты еще будешь играть у окружающих на нервах, и ездить по головам, а? — интересовалась Ника у безучастного Олега, продолжавшего стоически разглядывать потолок. — Я тебя спрашиваю, долго ли ты еще намерен разыгрывать из себя законченного немого дебила?

Она стояла, раскачиваясь с пятки на носок, скрестив на груди руки. Олег же не обращал на ее гневные речи никакого внимания.

— Значит, разговаривать мы отказываемся? — вкрадчиво поинтересовалась она, в очередной раз, не получив ответа, глаза ее сузились. — Не хочешь по нормальному, ладно, мы не гордые. Значит, придется тебя учить разговаривать по-своему!

Она подошла к регулятору температуры и, не глядя, крутанула ручку на охлаждение. Затем грубо сорвала с Олега плед и присев на край моего рабочего стола, находящегося примерно в метре от кровати мальчишки, методично свернула плед и положила рядом с собой. Сквозь приоткрытую дверь вырывался ее насмешливый и издевательский голос.

— Ты можешь продолжать выпендриваться и дальше, но минуты через три, температура здесь упадет почти до ноля по Цельсию, — жестко проговорила она, разглядывая Олега, облаченного только в плавки. — У тебя, имбицилушки, останется выбор — либо слезно, стоя на коленях, вымаливать меня вернуть тебе плед или одеться. Кстати, вот твое барахло. — Она пнула стул на колесиках, на котором аккуратной стопкой была сложена одежда. Стул проехал положенное ему расстояние и остановился, ударившись о кровать, часть одежды упала на пол.

— Да, и вот еще, — чеканя каждое слово, проговорила Ника, — я тебе забыла сказать — Анька уехала в командировку недели на две и защищать тебя некому. Так что, если ты захочешь жрать, добро пожаловать, как и все остальные, на кухню, — Олег и на это ничего не ответил.

Да, что же это делается!? Ну, Ника, ну поганка! Внутри меня поднималась дикая злоба, заставившая наконец-то ступни отклеиться от пола и сделать шаг по направлению к двери. Я намеревалась хорошенько отругать мерзавку и восстановить справедливость. Конечно, каждый может поиздеваться над больным человеком! На плечи легли мужские ладони, удержали на месте, а щеку обожгло горячее дыхание.

— Подожди, подожди, — услышала я шепот Влада, — не спеши, может, у нее, что и получится!

— Я вам сейчас устрою — получится! — почему-то тоже шепотом рявкнула я.

— Дай ей еще несколько минут, — попросил Влад, продолжая удерживать меня и хватки нисколько не ослабляя, — ты ведь в любой момент можешь вмешаться и все прекратить. Просто постой и посмотри.

— Я-то постою, — зло огрызнулась я, покосившись на его руки, на моих плечах, — но потом, я тебе обещаю: я сделаю с тобой и, заметь, не с ней, а с тобой, то, что тебе обещал Эжен.

— Что именно? — тихо хохотнул Влад, не отрывая глаз от происходящего в кабинете. — Изобьешь полотенцем или займешься мужеложством? Если ложством, так я согласен. Хоть прямо сейчас, при условии, конечно, что моим партнером будешь ты. На Эжена, не обессудь, я никак не согласен! И не надо дергаться, чтобы влепить мне пощечину, все равно не достанешь, — весело предупредил он.

Я сочла ниже своего достоинства отвечать на это заявление, не забыв отметить, что после прилета с Боры Влада все чаще начинает заносить на поворотах и манера разговаривать все больше стала походить на речь свободного парня его возраста. Я сердито отвернулась и сосредоточилась на происходящем в кабинете.

Ника продолжала развлекаться, обзывая Олега обидными прозвищами, придумывать кои была мастерица, а парнишка явно начал дрожать от холода. Из-за приоткрытой двери отчетливо потянуло сквозняком, заставившим меня вздрогнуть. Я укоризненно оглянулась на Влада, но тот либо не заметил моего взгляда, либо просто внимания не обратил. Я попыталась скинуть его руки с плеч — безрезультатно. А в кабинете тем временем происходили удивительные вещи. Олег наконец-таки отвлекся от созерцания потолка, чуть пошевелился, подсовывая под себя ладони и голосом, в котором сквозило недовольство, приказал:

— Верни плед! — это были первые его слова за последние три недели.

— Во-первых, где твое "пожалуйста"? А во-вторых, ты должен заработать плед тем, что станешь передо мной на колени, — напомнила Ника, — а вот одежду ты можешь получить совершенно бесплатно — просто встань и оденься.

— Верни плед, — повторил Олег хриплым голосом, — я же замерзаю!

— Давить на мое сострадание совершенно бессмысленно, его у меня просто нет, — сообщила девчонка, — ты, как я вижу, валяться у моих ног не собираешься, значит, вставай и одевайся.

Олег пригвоздил Нику сердитым взглядом и отвернулся. Девчонка пожала плечами и накинула на себя плед. Олег полежал еще пару минут, но потом чувство самосохранение взяло верх. Инстинкт за шкирку вытащил Олега из апатии, заставил приподняться, затем сесть, потянуться к упавшей одежде.

Я смотрела на происходящее широко раскрытыми от удивления глазами, отказываясь что-либо понимать. Я-то всегда считала, что с пациентами нужно вести себя ровно и терпеливо, не потакать, конечно, но и не давить драконовскими мерами. Обычно это срабатывало. А тут черти что получается! Выходит, с Олегом не надо было вести задушевные беседы, а всего лишь поставить в почти безвыходную ситуацию?!

Олег не спеша оделся, Ника даже пальцем не пошевелила, чтоб помочь. Поднялся со своего ложа, и шагнул было к своей мучительнице, но организм, почти отвыкший от физических нагрузок, дал сбой. Олег покачнулся, я дернулась, но Влад и тут удержал меня.

— Твоей помощи там не требуется, — сообщил он, показывая подбородком на окно, — Ника, похоже знает, что делает.

И действительно, Ника подскочила к Олегу, подставила плечо, помогла опуститься на стул, обняла и погладила по голове.

— Пошли, — позвал Влад, увлекая меня в сторону кухни, — похоже, им свидетели не нужны, а нам стоит сварганить чего-нибудь на ужин. Жрать, признаться, хочется…

Парень извлек из холодильника две тушки курицы, сунул их в размораживатель и повернулся ко мне.

— Ну, так как, по поводу твоей угрозы, — весело уточнил он, — ты что выбираешь: мокрое полотенце или ложство?

Я не стала ничего отвечать, пытаясь дышать глубже и спустить на тормозах. Убеждая себя, что сегодня просто не мой день, а это не повод вымещать на парне плохое настроение.

— Если бы меня кто спросил, — пожал плечами Влад, продолжая распространяться на эту тему, с мечтательными нотками в голосе, и не желая понимать, что ступает по тонкому льду, — я бы посоветовал второе. Знаешь ли, совместить приятное с полезным.

Его лицо расплылось в широкой ухмылке. Видно, ему крайне понравилась собственная шутка, но для меня это было последней каплей. Да что же это сегодня!? На работе сущий бардак. Дома четырнадцатилетняя девчонка тыкает меня носом, словно кутенка несмышленого, в мою профессиональную несостоятельность как врача вообще, так и психолога в частности. Так еще и мой собственный раб, позволяет себе отпускать подобные пошлые шутки!

Я задохнулась от жалости к себе любимой, несовершенства мира сего и ярости на молодого человека стоящего рядом. Решив, что от одного подзатыльника с него не убудет, а я почувствую себя хоть сколько-то отмщенной, и размахнулась. Влад, стоявший ко мне спиной то ли почувствовавший опасность, то ли просто заметивший мою руку, резко вскинул голову и удивленно обернулся. Я не смогла остановить движение и моя ладонь звонко впечаталась в его щеку.

Мы застыли на секунду. Я зачаровано наблюдала, как на мужской щеке расцветают пунцовые бутоны, в точности повторяя контуры моей ладони. Он схватился за горящую щеку. Но вместо обиды, на которую я, признаться, рассчитывала, расхохотался, весьма довольный своей выходкой, сумевшей довести меня до тихого бешенства, громко пропел:

Всем хозяйка хороша:

И красива, и стройна,

Да, вот есть одна беда —

Рукой уж больно тяжела.

Что он себе, спрашивается, позволяет!? Не переставая, задавалась я вопросом, раздраженно очищая картофельные клубни, искоса поглядывала на все еще посмеивающегося Влада с превеликим тщанием разбирающего куриные тушки.

Ужин прошел в мирной обстановке вооруженного нейтралитета. Я, ощущая острое недовольство собой, уткнулась в тарелку, мечтая о горячей ванне и мягкой постели. Влад, и не думавший выглядеть виноватым или хоть сколько-нибудь смущенным, таращился в очередной отчет. Ника оглядывала всех с видом классового превосходства, а Олег выглядел одновременно подавленным, смущенным и сердитым.

Мысленно поблагодарив Всевышнего, что живем мы скромно, и ужин состоит только из мяса с гарниром и салата, а не на широкую ногу с двадцатью наименованиями блюд, быстро покинула кухню и скрылась в своей комнате, надеясь, что завтрашний день будет лучше.

…Влад перевернулся с боку на бок, скинул с себя простынь, но, тут же замерзнув, вернул ее обратно. Смешно кому сказать, но щека до сих пор огнем горела. Не стоило затевать те глупые шутки, но он ничего не мог с собой поделать. Даже сейчас он с восхищенным удовольствием вспоминал, как руки лежали на ее плечах. Тонкий, едва уловимый запах ее духов щекотал ноздри, а гибкое столь желанное тело, невольно прижималось к нему. Его организм откликнулся на воспоминания вполне понятной, объяснимой теснотой в брюках, хотя мозги прекрасно соображали, что ничего меж ним и Аней случиться не может. Скорее именно поэтому и не удержался от своей не очень приличной шутки, а, получив по физиономии, с некоторой злостью порадовался — не одному ему худо. И пусть Ане худо совершенно по другому поводу, но все же.

Только на один миг, разрешив себе подумать о ней, сразу же обнаружил, как негодница память подсунула яркую картинку их перелета на "Беркуте". Ее большие красивые глаза, немного затуманенные алкоголем, яркие губы и призывный взгляд, даже вспоминая который, все внутри переворачивается в сладкой истоме и портит настроение неудовлетворенным желанием. Эх, случись все это сейчас, он не стал бы убегать, он бы… Фантазия, сорвавшаяся с поводка, показала ему настолько соблазнительные картинки, что пришлось срочно эвакуироваться в ванну под ледяной душ, иначе никак до утра не дожить…

 

Глава 2

Я открыла ящик стола в надежде отыскать там что-то вроде кроссворда. Надо себя чем-то занять, иначе глаза так и норовят закрыться, а до конца дежурства остается двадцать минут. Конечно же не нашла, зато наткнулась на календарь, заведенный мною год назад, на следующий день после появления Влада. Смешно сейчас думать, но тогда я очень боялась, что замотавшись, могу пропустить день, когда нужно будет выдавать парню вольную… Как можно забыть день, которого ждешь с содроганием? Заранее панически метаясь, изыскивая повод отсрочить, оттянуть неизбежное…

Почти все дни календаря перечеркнуты крестиками, оставался только небольшой хвостик в сорок пять дней. Срок я могла назвать совершенно точно, потому что только в обед пересчитала. От нечего делать, начала считать еще раз, рассеянно водя карандашом по числам, и недоумевала про себя, как буду жить, когда Влад исчезнет из моей жизни. А что он исчезнет насовсем, я не сомневалась. Мы все, расставаясь, обещаем звонить, писать и приезжать в гости, но потом нас захватывают совершенно иные заботы, и мы ничего этого не делаем.

Без Влада моя жизнь станет пустой. Я вернусь к работе и буду сутками не вылезать из халата, и может быть даже, допишу, наконец, исследование. И замуж я не выйду, потому что, во-первых, имела неосторожность влюбиться в неподходящего парня, и никто другой мне теперь не нужен и в каждом новом мужчине я буду разыскивать его, а это дело глупое и безнадежное. Во-вторых, за спиной все время будет стоять зоркий генерал, с патологической ревностью к моим кавалерам.

Тьфу, черт, куда вас Анна Дмитриевна занесло, еще начните слезы лить над своей несправедливой судьбой! Забудь! Работы непочатый край! После жалеть себя будешь. А упрямый карандаш опять скользит по не зачеркнутым числам. Раз, два, три, четыре, пять…

За этим глупым занятием меня застала Наташка. Я, стыдясь своих подсчетов, излишне суетливо захлопнула ящик стола.

— Кого хороним? — с присущим ей светлым юмором, поинтересовалась Ната.

— Никого, — пожала я плечами.

— Никого, так никого, — согласилась она.

Поскольку от меня отстали слишком быстро, я решила, что у нее ко мне серьезное дело. Подежурить за нее или еще что. Так и вышло.

— Анька, у меня к тебе есть разговор.

— Серьезный? — нахмурилась я.

— Очень, — согласилась она, — в общем, мы с твоим отцом решили узаконить наши отношения… ну ты понимаешь?

— Не-а, — мотнула я головой больше из вредности. Меня крайне веселил ее растерянный вид, — а что вы собираетесь делать?

— Ну… мы… понимаешь… Мы взрослые люди, он и я.

— Это я заметила! — сведя брови к переносице, проинформировала я.

— Так нам уже как-то не пристало бегать друг к другу, как глупым подросткам. И вот мы решили…

— И что же вы решили? — пряча улыбку, подтолкнула я, видя, что Наташка замолкла.

— Твой папа и я, мы… решили… так вот, мы пришли к выводу…

— Короче, — прервала я сбивчивые объяснения подруги, вдоволь налюбовавшись ее растерянностью, — вы решили пожениться, и ты пришла спросить моего благословения?

— Да, — обрадовалась она, что все объяснили за нее.

— Благословляю, — пожала я плечами.

— Правда? — вроде бы не поверила она.

— А ты что, думала, я начну чинить вам препятствия? — в удивлении подняла я брови.

— Это не я, это Димка так думал. Он попросил меня поговорить с тобой, — повеселела Наташка, — понимаешь, он сам боялся…

— Кто? Ты про генерала говоришь, что он боялся? — не поверила я.

— Ну, да. Дима думал, что ты не одобришь…

— Ладно, проехали, — я поторопилась закончить разговор. — И когда состоится историческое событие?

— Я думаю, месяца через полтора, мы еще не решили точно.

Я устало закрыла глаза. Полтора месяца. Сорок пять дней. Опять эти сорок пять дней! Да уж, тяжеловато придется. Надеюсь, хоть случится все не в один день, иначе я с катушек съеду!

— Та-ак, — протянула Наташка, понаблюдав за мной некоторое время, — мы устали, у нас депрессия. Нам срочно нужен праздник!

— Ничего я не устала и не нужен мне никакой праздник! — рассеянно отмахнулась я.

— Тут уж хочешь, не хочешь, а праздник все равно будет! Тем более и повод есть. Нике через неделю исполняется пятнадцать лет. Юбилей, знаешь ли.

— Ну, если только у Ники день рожденья, — сдалась я. По крайней мере, это не из жалости ко мне.

— А как у вас с Владом? — после такой легкой победы Натка совсем развеселилась.

— Что у нас с Владом? — хлопнула я глазами.

— Как что? Личные отношения. Вы еще не перешли порог целомудрия?

— Наташа, — серьезно проговорила я, — задавать мне такие вопросы глупость несусветная и очень смахивает на диагноз! Нет у нас никаких личных или не личных отношений, и быть не может!

— Никакой это не диагноз, — запротестовала она, закатывая глаза, — ты бы видела, как он на тебя смотрит!

— И как он на меня смотрит? — подозрительно спросила я, пытаясь припомнить, как именно смотрит на меня Влад, и не нашла в его взглядах ничего крамольного.

— Да он с тебя глаз не сводит! — снисходительно пояснила она. — Особенно после вашего возвращения. Он смотрит, как влюбленный — ласково, нежно и…

— Наташа, прекрати, — жалобно попросила я.

— Я, конечно, могу и прекратить, но это факт, — пожала она плечами, — даже твой отец заметил. И знаешь, он считает Влада неплохим парнем, вполне тебе подходящим.

— О, господи! — простонала я. — У вас коллективное помешательство! Ну, ладно, Дмитрий Петрович глупостей себе навыдумывал. Мужики из рода Романовых никогда не отличались ни умом, ни сообразительностью! Но ты-то куда!? Ты что, не понимаешь, что у нас ничего не может получиться ни сейчас, ни в ближайшее тысячелетие? Никогда! Понимаешь?

— Анька, ты все усложняешь, — скривилась Ната, — конечно, сейчас, когда он у тебя… хм… в подчинении, это немножко проблематично, но это же не навсегда! Когда-то же…

— Мне очень приятно, что ты называешь моего раба мягким словом подчиненный, — жестко проговорила я. Настроение, сделавшее было попытку наладиться, испортилось окончательно, и я разозлилась не на шутку, — но для нас не имеет значения, получит ли он вольную. Он никогда не забудет, как стоял передо мной на коленях! Ты это понимаешь!? Между нами никогда и ничего не может быть! Я хочу, чтобы ты запомнила это раз и навсегда, и вдолбила это в голову своего влюбленного генерала! Ничего и никогда!

— Аня…

— Ни-ког-да! — прорычала я.

— Ладно, ладно не злись, — Наташка подняла руки, защищаясь. — Ты действительно устала. Давай-ка, иди домой, отдохни. И не забудь, что на следующей неделе у Ники день рожденья, — выходя из кабинета, Наташка бросила на меня лукавый взгляд.

— Никогда! — крикнула я в закрывшуюся за Наташкой дверь.

Я прижала ладони к лицу, глотая слезы. Ну, за что мне это!? Ведь догадывалась обо всем раньше, вот только убеждала себя, что это все глупые домыслы. Господи, когда я совершила ошибку и позволила Владу думать, что наши отношения могут перейти грань? Да тысячу раз! Но, ведь… ведь по-другому как-то не получалось! Я и так старалась, как могла держать дистанцию! Ага, особенно когда он прибегал по ночам тебе под бок, ехидно прокомментировал внутренний голос. Но ему было страшно, помотала я головой в попытке оправдаться, не могла же я его прогнать! Господи, как теперь с ним объясняться, когда выяснится кто он, а кто я? Как же это все глупо! Ну, почему в моей жизни все не может быть просто и приятно?

Я поднялась и засунула лицо под струю ледяной воды. Шмыгая носом, уперлась руками в бортик раковины и подняла лицо к зеркалу. Очень приятно — лицо бледное в синеву. Верх красоты!

Еще и Наташка на мою голову со своей любовной горячкой. Ей хочется, чтобы все вокруг тоже были влюблены и счастливы. Она не желает замечать за своим любовным эгоизмом, что осчастливить всех, вряд ли, получиться.

Посмотрев на часы, вылезла из халата и поплелась домой с намерением сразу же лечь спать, не смотря ни на что. Влад должен вернуться из командировки только завтра, так что у меня еще есть время просчитать, как вести себя с ним дальше. Не стоит еще больше усугублять ситуацию. Придя домой, я обнаружила записку от Влада, в которой сообщалось, что парень вернулся раньше времени, но снова отчалил во внеочередную командировку. Что ж, мне же легче.

…На секунду оторвавшись от бинокля, полицейский стажер потер нос. Чертова пыль, толстыми слоями, лежащая на полу и стропилах чердака, где залег Влад, неприятно щекотала ноздри, хотелось постоянно чихать. Операция по поимке маньяка входила в завершающую фазу, оставалось только дождаться, когда местный суд выдаст ордер на арест злыдня.

Влад снова приник к биноклю, сквозь широкие окна, заглядывая в чужую жизнь. Впрочем, грех жаловаться на пыль и неудобную позу, засаду можно рассматривать, как отдых.

Приказ вылететь в этот городок, на помощь местной полиции, пришел полторы недели назад. Бесконечно долгие полторы недели. Эжен сперва хотел взять с собой только Никиту, но потом, по каким-то только ему ведомым соображениям прихватил и Влада. Чем мог помочь в расследовании неопытный стажер, было непонятно, но приказ, есть приказ, а они, как известно, не обсуждаются. Только и успел после дежурства заскочить домой за рюкзаком.

В колонию прилетели ближе к вечеру и сразу направились в полицейское управление. Их группу не ждали и встретили с холодной недоброжелательностью, впрочем, не переходящей определенных границ. Влад отчасти понимал начальника местной полиции, кому понравится, когда в спину дышат соглядатаи? А твои люди вот уж четыре года не могут изловить злодея, на счету которого порядка тридцати эпизодов!

Начальник полиции посетовал на скудность бюджета и невозможность разместить высоких гостей в отеле. На ироничное предложение Эжена поселить их в камере, полковник округлил глаза и возмущенно замахал руками, мол, как это дорогой майор мог о таком подумать! И торжественно вручил майору ключи от служебных апартаментов, заверяя, что там гостям будет удобно.

Удобно! Прокуренная грязная квартирка на самой окраине города, отбитые по краям чашки в малюсенькой кухоньке и единственная продавленная кровать — это великолепие гордо именовалось служебными апартаментами. Эжен осмотрев помещение, выругался сквозь зубы и сообщил напарникам, что над ними просто издеваются. Как будто и без него не видно!

Спали по очереди. А куда деваться? Одр, как высокопарно именовал лежак Никита, один. В квартирке не было ничего похожего на душ, не говоря уже о ванной. Только глубокий рукомойник, в который тонкой струйкой текла ржавая тепловатая водица.

Неделю сидели у стола, со сломанной ножкой, заваленного документами, отчетами экспертов, уликами, показаниями, фотографиями обезображенных трупов подростков и всеми остальными малоприятными вещами.

Встречались с семьями потерпевших, выстраивали систему, рисовали схемы и лезли из кожи вон, пытаясь остаться незамеченными для жителей небольшого городка. Работали наравне, не оглядываясь, кто начальник, а кто подчиненный. Особо запутывала география преступлений и то, что пол жертв не имел ровным счетом никакого значения. Обычно у маньяков более… хм… узкая специализация.

Устали, как черти. Но все получилось. Не сразу, конечно, но получилось же! Они нашли его. Этим самым маньяком оказался мужик лет сорока. Ничем непримечательный служащий цветочного магазина. Лысоватый, щупленький отец троих детей. Эж мельком взглянул на добытую Владом фотографию, кивнул и заставил все перепроверить еще раз. Снова пробежались по кругу, убеждаясь, в правильности своих выводов.

Прошло еще четыре дня, когда по очереди сидели в засаде, выслеживая жертву. Задержание должно пройти без риска и шума, а для этого нужно внимательнее присмотреться к подозреваемому, изучить его распорядок и привычки.

Просто удивительно, как много можно узнать о человеке всего за четыре дня. Впрочем, жизнь Лекре, так звали маньяка, когда он играл роль примерного семьянина, не отличалась разнообразием. Часов в восемь утра он отправлялся в свою цветочную лавку, где сидел безвылазно до двух дня. Потом получасовой обед в кафе за углом, и снова цветочная лавка до семи вечера. После семи он сдавал кассу, закрывал магазин и, никуда не заходя, отправлялся домой. Путь занимал полчаса, поскольку жил он на окраине. Симпатичный, маленький домик в два этажа, красная черепичная крыша и стены, выкрашенные в салатный оттенок. К приходу отца семейства подавался ужин, и семья устраивалась за круглым столом гостиной.

По какой-то неведомой причине, семья Лекре никогда не закрывала штор, будто специально выставляя напоказ свое тихое семейное благополучие. Им можно было даже позавидовать, не знай Влад истинную сущность главы семейства. А так это благополучное счастье не вызывало ничего, кроме тошноты. Хотя, с другой стороны, домочадцы едва ли знали о пристрастии их отца и мужа кромсать на куски тела подростков.

Влад пошевелился, меняя позу. Время приближалось к восьми, сейчас объекты перейдут на задний двор, воздухом дышать, и ему придется перебираться на другую точку наблюдения. Тихо запела птичка в часах, Влад откинул крышку. В малюсеньком окошке появился Эжен и прокаркал не своим, искаженным некачественной связью, голосом приказ о готовности. Через час у них на руках будет ордер на арест. Влад кивнул и закрыл часы.

Поднялся, кое-как отряхнувшись от налипшей пыли, соскользнул по лестнице. Прежде чем выйти на улицу проверил пистолет, спрятанный в наплечной кобуре под курткой, и прогулочным шагом перешел на другое место, откуда, как на ладони открывался вид на задний двор.

Время в засаде тянулось медленно и до ужаса хотелось домой, в ванну и спать. Влад только теперь, перед последней фазой операции понял, насколько устал и соскучился по Ане. Прикрыл глаза, представляя, как он вернется домой. Аня, конечно же, обрадуется, может быть, даже обнимет, а потом отправит в душ, или нет, в ванну. И пока он будет нежиться в горячей воде, она приготовит ему что-нибудь вкусное. Он наестся нормальной еды, и будет лень пошевелиться, и глаза будут слипаться от усталости и бессонных ночей. А она не даст уснуть, начнет тормошить, потащит в комнату и не успокоится, пока не запихнет под одеяло, на приятно пахнущие чистотой простыни. Если не будет на дежурстве. Боже, как же тепло знать, что у тебя есть дом!

Мужчина вздохнул, все это, конечно, мечты. На самом деле будет совсем не так. Они прилетят, и долго будут ругаться с начальством из-за бесконечных километров отчетов, которые, как водиться, будут не написаны. Если будет стрельба, придется подробно расписывать правомочность своих действий. И, когда ты уже совсем озвереешь, тебя отпустят домой и ни о каком душе не будет и речи, только бы приткнуться куда-нибудь в уголок, и чтоб не трогал никто.

— Ты чего, уснул, что ли? — послышалось бормотание Никиты, раздвинувшего кусты.

— Нет, конечно! — шепотом возмутился Влад. — Я никогда не сплю на посту!

— Ладно, не заводись, — хмыкнул Никита, — застыл, как сфинкс!

Больше они не произнесли ни слова, пока в их убежище не ввалился Эжен и со злостью не продемонстрировал ордер на арест, выписанный местным магистратом. Недовольство начальника можно понять — он проторчал в магистрате почти весь день.

Они поднялись с места и шагнули из своего укрытия на лужайку. Едва Лекре завидел трех незнакомых мужчин направляющихся к нему, он вскочил со своей ступеньки и нырнул в кусты жасмина, растущие у крыльца. Ожидавшие чего-то подобного полицейские бросились в погоню.

Маленький человечек развил нежданную для него прыть. Парням пришлось три квартала скакать по пересеченной местности, возмущаясь выносливости преследуемого. Преимущество было на стороне Лекре — он местный и знает городишко. Они едва не упустили убивцу, когда тот нырнул в раскрытый канализационный люк. На то, чтоб определить направление движения беглеца, ушло не более нескольких секунд. Лезть за ним, как самому молодому, пришлось Владу. Никита полетел дальше, чтобы при надобности встретить преступника наверху, Эж, остался у входа в люк.

Оказавшись в люке, Влад едва удержался, чтоб не начать блевать от стоящей там вони. Пробежав добрые двадцать метров, шлепая по грязной воде, стекающей по огромной, в человеческий рост трубе. Пару раз поскользнулся, чуть не растянувшись во весь рост. Бежать становилось труднее, труба все больше уходила под уклон. Свернув за угол, Влад оказался нос к носу с Лекре. Сверкнул металлическим блеском бок пистолета, Влад пригнулся и почти сразу грянул выстрел пушечным громом отозвавшийся от гладких стен, и многократно разнесся эхом по туннелям. Оглушенный грохотом Влад, оступился, упал и поехал по наклонной трубе прямо под ноги преступнику.

Завязалась короткая схватка, с придыханием, матом сквозь сцепленные зубы и глухими ударами, закончившаяся щелчком наручников на запястьях Лекре. К этому времени подоспели старшие напарники, заслышавшие выстрел. Владу помогли подняться, он с неудовольствием оглядел себя — весь мокрый, перепачканный и запах от него соответственный. Ребята забрали Лекре, а Владу поручили отыскать пистолет, выпавший у преступника. Так что пришлось еще долго шарить руками в вонючем ручье, мечтая только о душе, что совершенно не способствовало продвижению поисков. Когда пистолет, наконец, нашелся, время подходило к вылету, так что ни о каком душе и вопрос не стоял.

Встретившие в порту напарники отпустили несколько шуток по поводу его вида, но Влад не обратил на них никакого внимания. Ему казалось, что если он сейчас же не уснет, то скончается на месте. И одежду, превратившуюся неизвестно во что, было жалко до слез, особенно свитер. Пилот транспорта, увидав, в каком виде явился пассажир, пригрозил выбросить его прямо посреди космоса, если сядет, хоть в одно кресло. Влад не спорил, ему и самому было жаль пачкать обивку, так что устроился у люка на полу, вытянув ноги и загородив ими проход.

До станции добирались часа три, во время которых Влад задремал, свесив голову на грудь. Не помешала даже вонь, исходящая от одежды, но сон, нагнал еще большую усталость. Эжен растолкал его, когда транспорт уже стоял на посадочной площадке родной станции. Критически оглядев Влада, майор приказал отправляться домой, дабы не пугать народ своим видом и запахом. Влад поблагодарил начальника и поплелся к лифту. Спать хотелось до смерти…

Еле передвигая ноги, я брела по пустынным коридорам станции. Дежурство растянулось на сорок два часа. Оставалось только удивляться, как это раньше я могла вообще не выходить из госпиталя по четверо суток, пересыпая несколько часов в закутке, куда стаскиваются ненужные каталки, и ничего!

Навстречу попадались полусонные ребята, спешащие вступить на ночную вахту, мы лениво раскланивались и плелись по своим делам.

Добравшись до своих дверей, я подавила острое желание опуститься на пуфик и прикорнуть тут же в прихожей. Для полноценного отдыха необходимо несколько обязательных вещей: горячий душ, горячий чай и теплая постель со свежим бельем. Так что со сном придется повременить.

Скинув обувь, ощущая через носки приятную прохладу пола, я шагнула в гостиную и остановилась у порога. Гостиная, вместо того, чтобы прибывать в ласковой полутьме сияла яркими огнями. У дивана, блаженно растянувшись во весь рост, сладко почивал Влад. Над ним с беспомощным видом, топтался Олег и таращил заспанные глаза. Мальчишка повернул ко мне несчастное лицо и, разведя руки в стороны, проговорил обиженным тоном:

— Он упал!

— Откуда? — едва сдерживая улыбку, поинтересовалась я.

— С дивана, — уныло пояснил Олег и, зябко поежившись, подтянул сползшие трусы. — Я уже спал, когда услышал шаги. Я подумал, это ты пришла, и собрался спать дальше, а потом услышал грохот. Я спал уже совсем! Я выскочил, а тут вот что, — Олег еще раз ткнул пальцем в сторону Влада, почесал голый бок и обиженно вздохнул, — я пытался его поднять, но где там!

— Хорошо, Олег, ступай спать, я о нем позабочусь.

— Он тяжелый, — с сомнением предупредил меня Олег. — И воняет ужасно.

— Я знаю, — хмыкнула я, присаживаясь возле Влада на корточки. Ох, не знаю, где его носило, но, похоже, он на пузе прополз всю канализацию галактики!

— Влад, Владушка, — я ласково похлопала его по щеке, — проснись.

Влад промычал что-то неодобрительное и попытался просочиться под диван, что с его комплекцией было затруднительно, а точнее, совсем невозможно. Кое-как растолкав беднягу, я усадила его, привалив спиной к дивану.

— Владушка, вставай, я тебя в душ отведу.

— Я не хочу мыться, я спать хочу, — сонно и жалобно захныкал он.

Я от всего сердца сочувствовала парню, но и спать, как свинья позволить не могла. Завтра он поднимется разбитый, ничуть не отдохнувший и злой, как черт, а терпеть раздраженного мужчину под боком то еще развлечение!

— Хочешь, — бодро заверила его я и потянула за руку, — ты просто об этом еще не знаешь!

Влад покорно встал и побрел за мной в ванну. Там мы устроили цирковой номер с элементами клоунады и акробатики, под названием: "Попробуй раздеть спящего мужика". Хорошо еще, что я потащила парня в свою ванну, иначе дело не обошлось бы без увечий. Я толкнула дверь душевой и затолкала туда безразличного ко всему Влада. Он, по-моему, и не просыпался.

Включив воду, тугими струями брызнувшую из насадки, с унынием оглядела лужу, моментально натекшую на пол. Не придумав ничего лучшего, бросила в нее большое полотенце. Придется идти за новым, но сперва отмыть поросенка.

На то, чтобы оттереть Влада от грязи у меня ушло не меньше часа. Помогать он даже не думал, продолжая дремать стоя под потоками теплой воды, норовя сползти на пол. Закончив с мытьем, я строго приказала стоять и не двигаться, а сама понеслась в свою комнату за полотенцем. Отсутствовала не больше минуты, а вернувшись, обнаружила, что Влад все же сполз на пол душевой и, свернувшись калачиком, уютно устроился на теплом металле. Пришлось еще раз будить. Парень, не просыпаясь, отмахивался от назойливой мухи. Зарычав, я шлепнула его по спине и употребила парочку крепких выражений. Влад распахнул спящие глаза и медленно поднялся.

Кое-как вытерев парня, я подвела его к своей кровати, подталкивая кулаком в спину. Влад рухнул на ложе, и, моментально, словно в кокон, укутался в одеяло, невнятно пробормотал: "Спасибо". Я устало опустилась рядом. Руки отваливались, голова и ноги гудели, одежда отвратительно мокрой, а в ванной осталась лужа, которую предстоит убирать, а еще гора грязной никуда не годной одежды, но все равно я ощущала себя на вершине блаженства. Как, оказывается, мало человеку нужно для счастья — кто-то о ком нужно заботиться, тихое, благодарственное бормотание и осознание полного исполненного долга.

Я вздохнула, взъерошила его мокрые волосы и, забыв обо всех клятвах, поцеловала колючую от отросшей щетины щеку. Все равно он спит, и ни о чем не будет помнить.

В ванной я быстро устранила беспорядок, забросила мокрое полотенце в бак с грязным бельем. Ничего с ним не случится, завтра я все равно собиралась нести вещи в стирку. Критически оглядев кучу грязных тряпок, бывших совсем недавно одеждой, пришла к выводу, что все подлежит моментальному и безжалостному уничтожению. Ни одна прачка здесь уже не поможет. А если не выбросить сейчас, то завтра, обнаружив, что стало с его любимым свитером, Влад расстроится и будет, с беспомощным видом стоять у мусорного контейнера, не решаясь выбросить испорченную тряпку. Оценив масштабы предстоящего бедствия, я быстро затолкала испорченную одежду в мусорный мешок и бросилась к видеофону.

Связавшись с диспетчерской, попросила Руджеро. Диспетчер просьбе не удивился, мой друг пилот мог достать черта лысого и к нему часто обращались с просьбами. Договориться с Рудом большого труда не составило. Он клятвенно пообещал доставить заказ часам к шести утра, после окончания смены. Остается только надеяться, что Влад не встанет раньше и не заметит подмены. Я попрощалась с другом и, наконец, могла отправиться спать. На диван в гостиной.

…Открыв глаза, блаженно потянулся. Дома! Вот Анька ему задаст, усмехнулся он темноте, когда узнает, в каком виде завалился спать! Постельное белье, скорее всего, придется выбрасывать, но сил на душ не хватило. Памятуя свое вчерашнее состояние, удивительно, как вообще добрался до каюты.

За дверью слышался приглушенный разговор, тихо позвякивала посуда, в воздухе витал дразнящий аромат готового завтрака, от которого в животе быстро выросла дыра, а рот наполнился слюной. Запах заставил сесть, потирая ладонями заспанное лицо.

Он уже собрался одеться, но вдруг застыл от осенившей догадки — он не в своей комнате! В его комнате, голосов с кухни не слышно! Оставалась слабая надежда, что по какой-то неведомой причине Олег с Никой завтракать перебрались в гостиную… Влад хлопнул в ладоши — ничего! Судорожно вздохнул, чувствуя, как кожу обдало жаром. Получается, он вчера притащился домой, и зачем-то завалился на Анькину кровать!? Если так, она с него шкуру спустит, а если еще вспомнить, в каком он был виде!..

Влад зябко поежился и щелкнул пальцами. По потолку пробежала слабая волна света, через секунду став ослепительно яркой, безжалостно осветила помещение, подтвердив самые худшие опасения. Так и есть — он в Аниной комнате! Чистый и совершенно голый. Он не помнил, как раздевался. Он не помнил, как принимал душ или ванну. Он не помнил, черт бы все подрал, как оказался в Аниной комнате, да что в комнате — в постели! Он уже давно запретил себе бегать к ней под бок. Тем более, голым! Это случилось, когда понял — в ее присутствии стал плохо себя контролировать, а чтобы завестись хватает одного ее прикосновения, и не обязательно к самой уязвимой точке. Вот и сейчас, только подумав о ней, почувствовал, что возбуждается, Влад со стоном рухнул на кровать и закрыл лицо руками.

Вставать расхотелось, и плевать на голод. Хотелось спрятать голову под подушку и умереть на месте. Надеясь хоть как-то унять возбуждение, Влад перевернулся на живот и все-таки заполз головой под подушку, чем напомнил себе глупого страуса. Выпростав из-под подушки руку, щелкнул пальцами, заставляя свет погаснуть. Накрыл голову руками, в надежде, что таким образом сможет удушиться. Конечно, не удушился, только лицу стало жарко…

Руджеро разбудил меня без десяти шесть. Позевывая и потирая закрывающиеся глаза, предложила ему кофе. Руд отказался, сославшись на усталость после ночных полетов, всучил сверток со свитером, и мы долго спорили шепотом об оплате — я совала ему деньги, а он наотрез отказывался их брать. В итоге я затолкала деньги в его нагрудный карман и отправила с богом. Он поворчал, погрозил кулаком и поплелся спать.

Приготовила завтрак и, накормив зевающего Олега, выпроводила к Нике. Оставшись в одиночестве, принялась за утилизацию вещей Влада, торопясь успеть до того, как парень проснется. Закончив с этим, прибралась в каюте, ожидая, когда Влад соизволит подняться, и мы сможем вместе позавтракать. Но Влад и не думал просыпаться, зато приперлись Олег, Ника и еще куча их друзей. Они оккупировали кухню и занялись каким-то безумным проектом для занятий по физике. Я прикрикнула на подростков, чтобы не слишком-то шумели, они меня, как водится, не послушались. Ссориться с ними не хотелось, так что я сочла за лучшее ретироваться в гостиную и почитать.

На диване кроме пледа обнаружился новый мужской свитер, и я с ужасом вспомнила, что Влад спит в моей комнате голый, и в пределах досягаемости нет ничего похожего на его одежду. Вот будет потеха, если он уже проснулся! Если так, он будет злющий, как черт и голодный, отчего начнет еще больше беситься.

Я собрала одежду, которая может понадобиться недовольному, только что проснувшемуся мужчине, присовокупила к ней свитер, надеясь, что это улучшит его настроение, направилась в свою комнату.

…Так он лежал достаточно долгое время, чтобы постепенно начать успокаиваться и даже попытаться убедить себя, что ничего особо страшного не произошло.

Тихонько хлопнула дверь и в щели подушечных складок, проник слабый свет ночника. Даже лежа с подушкой на голове, он услышал шаги. Ее шаги. Легкие, осторожные, боящиеся потревожить спящего мужчину. Эти шаги он запомнил на всю жизнь, и не спутает ни с какими другими. Влад затаился, делая вид, что и не собирался просыпаться. Она подошла к кровати. Раз, два, три, четыре, считал про себя эти легкие шаги. Его шагов, нужно сделать всего два. Какая же она маленькая!

Спиной чувствовал, как Аня смотрит на него и даже улыбается. В такие минуты казалось, что между ними еще все возможно, что он сильнее всех на свете и играючи может поднять на плечи всю эту вселенную, как Атлант из древнего мифа.

Аня присела на край кровати, почти не прогнувшейся под ее весом. Влад с беспокойством думал, как он сейчас выглядит? Сбившееся на сторону одеяло, открывающее его голое тело, беззащитная спина и голова, постыдно укрывшаяся под подушкой, да еще и в чужой постели!

Она вздохнула, и, скорее всего, покачала головой, приподняла край подушки, давая доступ свежему воздуху и свету, а потом… потом он почувствовал маленькую ладошку на своей спине. Эта ладошка легла на поясницу и заскользила вверх, пальцы легонько погладили шею, вызывая приятную дрожь.

Влад не любил, когда его трогают, это вызывало неприятные воспоминания о насилии и боли, после всегда хотелось отмыться, казалось, кожа становилась еще грязнее, чем всегда. Но с Аней совсем другое дело. Там где скользила ее рука, становилось тепло, приятно и почему-то щекотно. Он изо всех сил старался сдержать дрожь удовольствия и глупо улыбался. А еще хотел, чтобы Аня продолжала вот так сидеть и тихонько гладить по спине. Вечно. Нет, вечно, это слишком много, никто не может сидеть вечно, но подольше… Где-то внизу живота свернулся щекочущий комок, который, разрастаясь, заставлял бежать быстрее кровь, лежать на животе стало неудобно, но Влад боялся пошевелиться. Боялся спугнуть этот миг, зная, покажи он, что не спит, ничего больше не повторится. Ладошка, от которой горела кожа, тут же уберется, а комок внизу живота превратиться в тягучую боль, и будет отравлять все существование, день окажется испорченным с самого утра. Впрочем, боль и так будет. Ну и черт с ней!

Аня поднялась, легонько опираясь рукой о его спину, поправила сбившееся одеяло и… и поцеловала его где-то между лопаток. Возбуждение и без того бурлившее в крови вырвалось наружу, заставило тихонько застонать и еще сильнее вжаться в кровать. И тут что-то случилось. Кровать под ним будто провалилась, и он провалился вместе с ней в черную глубину. Мышцы свело сладкой судорогой и показалось, что умер — в жизни так не бывает…

В комнате было тепло и сонно. Хотелось пристроиться рядом с Владом и задремать, положив голову на его спину. Ребята, галдящие на кухне, все-таки помешали ему спать, и Влад спрятался от шума под подушку. Я положила одежду на стол и присела рядом. Как он может спать с подушкой на голове? Это же жарко и неудобно. Я чуть сдвинула уголок, давая доступ воздуху. Как это нас с тобой угораздило так, а? Я тяжело вздохнула. Невыносимо любить мужчину, который никогда не станет твоим. Который для тебя недоступен так же, как прошлое, и в то же время совсем рядом.

Вот он, мирно спит на твоей постели, спрятавшись от шума, и одеяло совсем сбилось, открывая загорелую крепкую спину с бархатистой теплой кожей, до которой страсть как хочется дотронуться. Просто так, потому что он тебе нравится. Потому что любишь его непутевого до безумия. И мечтаешь только о нем, лежа на горячих простынях в темноте и знаешь — он рядом, всего комнату перейти, но нельзя! Нельзя! А, ну и черт с ним со всем! С пониманием, с обязанностями, с чувством вины! Со всеми придуманными тобой и не тобой глупостями и условностями! Не удержавшись, положила руку на его спину, гладкую, горячую, пахнущую сладким, присущим только одному ему, запахом. Погладила, запоминая руками, каждую впадинку, каждую мелочь.

Как же я буду без тебя? Ведь жизнь закончится! Да и не было до тебя никакой жизни-то! И не любила никого раньше, только казалось, что любила, а за тебя боюсь. Каждую секунду, когда не вижу тебя, не знаю что ты и с кем. Боюсь до дрожи в руках, а хирургу нельзя, что бы руки дрожали! Никак нельзя! Горячие слезы подкатили к глазам, обожгли и скатились соленым дождем по пылающим щекам. Было жалко и его, и себя, и несвоевременную встречу. Ну, неужели его никто не мог выкупить и освободить до меня? Почему мы не встретились в каком-нибудь кафе на краю вселенной, свободные от каких бы то ни было обязательств и условностей?

Чувствуя, что вот-вот завою в голос, поцеловала его между лопаток, туда, где виднелся еле заметный хирургический шрам. Это, когда из тебя пулю доставали, а я тихо скулила под дверями операционной и боялась, что ребята не успеют или не смогут.

Я встала и почти бегом выскочила из комнаты, забыв погасить ночник. Размазывая по лицу слезы, отыскала в небрежно брошенном на кресло пиджаке пачку сигарет и зажигалку, заперлась у себя в кабинете. Олег и Ника проводили меня удивленными взглядами.

…Когда спустя несколько мгновений пришел в себя, в комнате никого не было, только ночник светил ровным голубоватым светом. Лежать было неприятно и почему-то мокро. Он скинул с себя подушку, рывком сел и с изумлением уставился на темное, мокрое пятно на простыне. Он тупо разглядывал пятно некоторое время, недоумевая, как такое могло произойти с ним. Да и почти на ровном месте! Подобная неприятность с ним случилась только раз в жизни, когда был подростком, он случайно увидел уединившуюся пару. Подглядывать было нехорошо, но он ничего поделать с собой не смог — любопытство разобрало. Но тогда-то он был, считай ребенком, а теперь… Стало жарко и невыносимо стыдно из-за беспорядка на кровати. Влад поднялся и поспешно сгреб постельное белье, воровато оглядываясь, пробрался в ванну и запихнул скомканную простынь в бак для грязного белья.

Вернувшись в комнату, порылся в Анином шкафу и перестелил кровать. Только после этого смог вздохнуть свободно и оглядеться. Аня приходила не просто так — она принесла одежду, стопочкой возвышающуюся на краю стола. Натянул вещи, приятно пахнущие глажкой, домом и чем-то еще. Последним в руки попался свитер. Парень удивленно щупал мягкую бежевую шерсть. И как Аня смогла отчистить? Влад был уверен, что это невозможно и заранее расстраивался, что вещь придется выкидывать. А свитер вот он, чистенький и мягкий. Влад с удовольствием натянул на себя мягкую шерсть, сразу почувствовав, как все неприятности этого утра отошли на второй план. Ну, случилось и случилось, чего теперь рыдать-то? Все равно не изменишь ничего! Еще бы позавтракать и можно жить дальше…

Вдоволь наревевшись над своей глупой судьбой и выкурив две сигареты подряд, я ополоснула лицо холодной водой и уставилась в зеркало. Безразличное ко всему стекло отразило мой неизгладимый облик. Да уж, красота неописуемая! То есть, такая, что и описывать страшно, не то, что в зеркало глядеться! Красные от слез глаза, распухший нос, ставший раза в три больше обычного, лихорадочно горящие щеки и растрепанные, торчащие во все стороны волосы. В страшном сне привидится — топором не отмахаешься.

Я еще побрызгала в лицо ледяной водой, не помогло. В коридоре послышались тихие мужские шаги, и в кухне раздался взрыв хохота. Очевидно, Олег рассказал Нике, в каком виде Влад ночью заявился домой, и девчонка отпустила по этому поводу какую-нибудь шутку. Нужно спасать парня от надоедливых подростков, они не дадут ему спокойно поесть. Я в последний раз обозрела себя в зеркале, чуть лучше, хоть краснота немного сошла, но делать нечего, придется выходить в таком виде. Кому какое дело, может у меня внезапно разыгралась аллергия!

Как я и ожидала, на кухне все были в сборе, хорошо хоть Никины друзья убрались. Ника беззлобно подшучивала над Владом, а он, не обращая на нее внимания, искал место, куда можно приткнуться с тарелкой. Место никак не находилось оба кухонных стола, обеденный и рабочий, были заняты замысловатыми штуками о назначении которых, можно лишь догадываться. Я прикрикнула на глумящихся подростков и попыталась выпроводить их вон вместе с макетом. Они, громко гомоня, расчистили обеденный стол, но совсем убраться не пожелали.

Влад уселся на освобожденное место и уткнулся в тарелку. Выглядел он немного расстроенным и на меня глаза не поднимал. Ника приткнулась на стуле у холодильника за спиной парня, закинула ногу за ногу и поинтересовалась с совершенно отсутствующим видом, демонстративно разглядывая свои ногти:

— Анька, а что у тебя с глазами? Почему они цвета задницы павиана?

Естественно, на заданный подобным образом вопрос, не обратить внимания не могли, и две мужские головы, как по команде повернулись ко мне. Олег с любопытством, Влад с отстраненным интересом.

— Ничего они не как зад у павиана! — воскликнула я, может быть слишком суетливо, и почувствовала, что предательски краснею. У Олега еще больше прибавилось любопытства, а Влад поспешно отвел глаза и с еще большим рвением занялся едой. — Да и что за сравнения ты подбираешь! Тоже мне, поэт современности! Мои глаза просто немного красные, такое иногда случается.

— А чего нос распух? Ты что из-за Влада ревела, что ли?

Теперь уже Влад посмотрел на меня более внимательно, а у Олега любопытство только что через край не поперло.

— И ничего я не ревела, — как можно более независимо парировала я, — просто у меня новый дезинфицирующий раствор и у меня на него небольшая аллергия.

От такого заявления всякий интерес ко мне пропал, Влад снова уткнулся в омлет, а Олег в макет проекта. Ника же понимающе покачала головой, от этого покачивания мне стало худо — девчонку не обмануть какой-то примитивной аллергией, она обо всем догадывается. Теперь от насмешек не отобьешься. Но насмешек не последовало, и я понемногу успокоилась.

Влад покончил с завтраком, сунул тарелку в мойку и, буркнув "спасибо" поспешил удалиться в свою комнату. Признаюсь, мне очень хотелось догнать его и, хорошенько встряхнув, поинтересоваться, что все-таки стряслось! А с другой стороны, чего ты еще хотела, парень просто не выспался! А потом меня вызвали на работу, и вернулась я только поздно вечером, когда все, хвала богам, мирно спали.

Я прошлепала в ванну, вознамерившись, во что бы то ни стало осуществить мечту последних суток — залезть в душ. Но сразу мне это сделать не удалось. Пришлось сперва подобрать с пола вещи, раскиданные Олегом и вытереть налитые им лужи. Надо вывесить правила пользования душем. Я не намерена каждый вечер убирать подобное болото. Сердясь, скомкала Олеговы вещи и уже хотела запихнуть их в бак для грязного белья, но там обнаружилась моя простыня, которую я только вчера утром застелила.

Я отложила вещи и потянула за белый уголок. Развернув постельную принадлежность, обследовала ее, и сразу стало понятно странное утреннее настроение Влада. Чувствуя, как щеки начинают предательски наливаться краской, поспешно запихнула простыню обратно и завалила ее вещами Олега. Что ж это получается — Влад не спал, когда я наведывалась к нему с утра!? Боже мой, стыдно-то как! Что он мог подумать! Я схватилась руками за горящие щеки. Что он подумал вполне ясно по простыне! Но… я же не могу, да и ему не следует. Впредь надо держать руки при себе и жестоко контролировать свои слова и поступки, чтобы не усложнять и без того непростую ситуацию. В который раз я себе это, интересно, обещаю?

Сбыться благим намерениям, было не суждено, хотя я и продержалась целую неделю, практически не приближаясь к Владу. Насколько это возможно, проживая на одной жилплощади и большую часть времени, находясь дома.

Неделя прошла, и подкрался Никин день рожденья. За пару дней до праздника Наташка заявила, что мне совершенно нечего надеть. Я, естественно была уверена в обратном, поскольку считала, свой гардероб достаточно большим, но, по обыкновению, спорить с подругой не стала. С Наташкой лучше соглашаться, это дешевле выйдет — в этом случае есть шанс остаться в твердом рассудке. Так что из двух зол выбрала меньшее.

За день до праздника пришлось лететь в ближайшую колонию. С нами увязалась Ника под каким-то глупым предлогом оспорить который, впрочем, оказалось невозможно.

— Значит так, — обратилась Наташка к миловидной продавщице едва мы вошли в многоэтажный магазин женского платья, — вот этой девушке, — подруга небрежно указала на меня, — срочно надо приобрести что-нибудь воздушное и шикарное, чтоб все мужики знакомые попадали!

— Наташа! Что ты плетешь! — зашипела я.

— А что я плету? — вроде бы удивилась подруга.

— Ната, все знакомые мне мужики женаты, за исключением папани, Олега и Влада. Папаню я сшибать с ног не могу…

— И не надо, грохоту много будет, — подтвердила Наташка, подталкивая меня к примерочной кабинке, в которую продавщица уже заносила кипу разноцветных тряпок. — И к тому же, твоего папаню с ног сшибать буду я! Олега, кстати, тоже трогать не моги! Его сшибает Ника. Остается только твой разлюбезный Влад.

— Наташа, ты опять!?

— Все, молчу, молчу! — Наташка подняла руки, защищаясь, но не преминула при этом впихнуть меня в кабину. — Не желаешь, чтобы падали знакомые мужики, пусть валяться незнакомые, тебе, что жалко?

Обходительные девушки продавщицы, возглавляемые подругой, просто вымотали примерками, и я прокляла свою сговорчивость. В итоге я купила еще одну пару туфель на высоком каблуке, которым впоследствии уготована судьба пылиться на полке. В дополнение к туфлям, как выразилась неугомонная Ната, приобрела длинное нежно-голубое платье из тонкого шелка. Открытые плечи и разрез почти до талии, бесстыдно открывающий левую ногу. Верх неприличия. Утихшие было подозрения, всколыхнулись вновь, и я попыталась узнать у девушек, что же они задумали. Мы как раз зашли в кафе и уселись за столик, времени до отлета оставалось около часа, допрашивай, не хочу!

— Все-таки, объясните, пожалуйста, откуда такая забота обо мне? — продолжила я прерванный покупками разговор.

— Никакая это не забота, — пожала плечами Ника, придвигая к себе тарелочку с воздушными пирожными.

— Разве? — позволила я себе усомниться. — А у меня почему-то создалось впечатление, что это для меня затевается праздник, а вовсе не для тебя. Вот ты, к примеру, ничего себе не приобрела!

— Ты не права, — Ника изобразила обиду на лице, — мы с Наташкой были здесь дня три назад, когда ты была на дежурстве, и приобрели очень симпатичные платья и мужикам, кстати, костюмы тогда же купили, а сегодня я с вами полетела от нечего делать.

— Да-а? — протянула я, не зная грустить мне или радоваться оттого, что все оказалось так банально и мои подозрения оказались глупыми выдумками.

— Да-а, — передразнила Ника и тут же пристала ко мне, — Анька, а что ты мне подаришь?

— Не скажу! Подожди до завтра и все узнаешь.

— Конечно, ты мне не скажешь, — вроде бы обиделась Ника, — а все потому, что ты мне ничего не купила!

— Купила, не волнуйся, — попыталась я успокоить девчонку. Никин подарок, профессиональная цифровая фотокамера, тщательно упакованная, уже два дня покоилась на полке в моем шкафу, заваленная постельным бельем.