Мне пришлось встать рано, что бы выловить Олега перед школой. Надо было узнать у него адрес Сенькиной невесты. Олег долго не хотел колоться, так что пришлось идти на шантаж и пригрозить, что я расскажу Васене о ночных прогулках. Мальчишка, закатив глаза к потолку и, тяжело вздохнув, раскрыл страшную тайну.

После завтрака я собралась в город. Дел особых не было, но надо позвонить домой, и в банк зайти, снять немного денег. Нехорошо на чужой шее сидеть, да еще в двойном размере. Неплохо еще взглянуть на невесту Сеньки. Да буде врать-то, дохтур! Только за тем и идешь! На невесту глянуть и не нужна она тебе вовсе, чтоб вернуть Арсения, а любопытно тебе. Ну да, за тем, да, любопытно и что?! А ничего!

Я выглянула из окна, отыскивая Влада глазами, он был занят уборкой двора и имел крайне несчастный вид. Похоже, парню до зубовного скрежета осточертело скрести граблями по земле. Конечно, тащить его с собой нет особой необходимости, но и пожалеть стоит. Все время находиться под Сахиным присмотром это не всякий выдержит. Владу по всем статьям положен заслуженный перерыв. Окликнув Влада, попросила оседлать коней, сообщив, что отправляемся в город. Влад с удовольствием кинул грабли и пошел на выгон, где паслись кони. Не прошло и десяти минут, а мы уже выезжали со двора. Наловчился, смотри ты! На опушке остановил Саха, смерил парня недовольным взглядом, но сказал только, чтобы сильно не задерживались, после обеда надо в лес сходить.

До города доехали быстро. У самой кромки леса Влад попросил подождать. Он спешился, привязал коня к дереву. Снял рубашку, подставив нещадному солнцу Боры голые плечи, разулся и нацепил на шею узкую полоску ошейника. Аккуратно сложил рубашку и удобные мокасины в седельную сумку, повернулся ко мне. Действия были привычны и отработаны, а я только и могла, что хапать воздух от возмущения.

— Я готов, — весело сообщил он.

— Что за умопомрачение? Тебе солнышком голову напекло? — раздражаясь, поинтересовалась я, разглядывая его полуголую фигуру.

— Просто у Олега слишком длинный язык, — пожал плечами Влад, всем своим видом показывая, что ему совершенно наплевать на свой внешний облик, — да и с Сахой я уже в город в таком виде ходил. Городок-то малюсенький, все, небось, уже видели, а теперь представь, если я сейчас с тобой, да бок о бок. Сбежал, скажут, и в полицию донесут. Зачем тебе это?

Мне это было совершенно не зачем. А в голове уже вызревали планы на вечер, а было их много! Олегу оторвать башку, Сахе ввалить, как коню. Я же просила! Всех и каждого просила не сметь! А сейчас попробуй с Владом поспорь, тем более, если прав, но я все-таки попросила:

— Одень, хотя бы обувь — ноги поранишь. Жара сегодня, дорога, небось, как угли.

— Ничего, — рассмеялся он, — я целую неделю хожу за Сахой в таком виде и успел привыкнуть. А за тобой — хоть по раскаленным углям, хоть по битому стеклу — мне все равно.

— Вот, шальной! — Покачала головой я, — ну, тогда пошли. Только не смей хватать меня за ноги, цепляясь за стремя, возьми, лучше, под уздцы.

— Как скажешь, — с некоторой ноткой огорчения отозвался он, берясь за повод.

До города оставалось не больше километра. Идти предстояло по песчаной дороге, усыпанной острыми, как бритва, блестящими камушками. Влад хотел перейти с шага на рысь, но я запретила, беспокоясь о его босых ногах. Я сидела в седле, чуть покачиваясь в такт лошадиному шагу, от нечего делать, разглядывала Влада. За полторы недели он здорово загорел. Легкая ткань штанов выгодно подчеркивает сильные ноги. Волосы отросли и посветлели, выгорев на солнце. Движения стали плавными и легкими, а походка осторожной, теперь повадками он походил на большую кошку, хищную и опасную. Любуясь его смуглой полуголой фигурой, я словила себя на том, что мне хочется подойти к нему сзади, обнять, прижавшись к, лоснящейся на солнце, спине. Чувствуя его тепло, целовать, солоноватую кожу, провести, еле касаясь пальцами, по ложбинке позвоночника и услышать под пальцами дрожь, пробежавшую по его телу.

Представляя себе эту картину, почувствовала горячую волну, которая, родясь где-то в глубине, захлестнула меня всю. Я поняла, что еще чуть-чуть, и это все сделаю. А потом включился разум, окатив холодным душем, заставил взять себя в руки. Я прикрыла глаза, пытаясь убедить себя, что это не то, еле уловимое чувство, сознание о котором всколыхнулось где-то на самом донышке души. Это не я, это все солнце, Бора и надпочечники виноваты. Да это они, маленькие мерзкие придатки, которые в самый неподходящий момент окатывают мощной волной адреналина, заставляя предательски дрожать пальцы и биться сердце в бешеном ритме.

— Аня! — услышала я, голос вернул меня в реальность, я настолько замечталась, что не заметила, как мы вошли в город, — Аня, — повторил Влад, переступая с ноги на ногу, пытаясь уберечь ступни от пышущей жаром мостовой, — куда мы идем сначала?

— В обувной магазин, — голосом, не терпящим возражения, заявила я.

Прикон, как и все молодые города вселенной, был похож на другие как две капли, хотя и разросся в последнее время. Прямая, как стерла, главная улица заканчивалась зданием городского управления, в котором мирно соседствовали губернатор, со всею свитой, местная полиция, нотариус, суд, банк и контора ритуальных услуг. Сзади к этому зданию притулилось кособокое здание местной тюрьмы. На целых четыре камеры, которые, впрочем, большую часть времени пустовали. Через два дома от городского управления высилось трехэтажное здание городской больницы. Где-то там, в глубине, затерялась школа и гордость города — библиотека.

По обеим сторонам главной улицы тянулись торговые ряды, состоящие из четырех магазинов, двух лавок, парикмахерской и ресторана с летним кафе на террасе. А когда на город падала ночная мгла, ресторан, без всяких видимых усилий превращался в ночной клуб со стриптиз баром и хорошо оборудованным домом свиданий. На эти превращения местная власть и полиция смотрели сквозь пальцы, получая положенную мзду, именующуюся не иначе как 'благотворительная помощь городу' Но что делать — все мы деньги ищем.

Завернув в первый же магазин, я купила Владу достаточно неплохие туфли, конечно, они не такие удобные, как мокасины, сшитые Сахой и оставленные в сумке под седлом, но, не имея ничего лучшего, сойдут и эти. Дальше наш путь лежал в банк, где я, заполнив все нужные бумаги, открыла временный счет и попросила перевести на него из моего банка сто пятьдесят тысяч кредов, что вызвало у банкиров небольшой шок. Я их немного успокоила, сказав, что деньги мне прямо сейчас не нужны, но могут понадобиться через два, три дня. Так что, пусть держат вышеозначенную сумму наготове.

Потом мы пошли на телеграф. Влад, после некоторых колебаний, все же протиснулся со мной в кабинку, но встал так, что бы быть как можно незаметнее. Экран бледно замерцал, и на нем появилась веселая раскрасневшаяся рожица Ники, завернутая в кусок тряпки, подозрительно напоминающей мою скатерть из гостиной.

— Привет, Анька, — Ника расплылась в улыбке, — как там у вас дела?

— Идут на поправку, правда? — я ткнула Влада локтем под ребра.

— Ага, — отозвался тот.

— А его ты зачем приперла? — Недовольно насупилась Ника, — я с тобой хотела поговорить, но при нем говорить не буду, я на него обижена!

— Говори, — буркнул Влад, ввязываясь в перепалку с Никой, совершенно забыв свое обещание 'ползать на пузе, грехи замаливая', - я уже ухожу, мне тоже не сильно приятно видеть твое прыщавое лицо.

— У меня лицо не прыщавое! — взвизгнула Ника, — на себя посмотри — рожа грязная, наверное, как свинья землю носом рыл. Весь потный, хорошо хоть связь не передает запах, иначе я бы задохнулась от вони.

— Это ты на себя посмотри, — огрызнулся Влад на прощание, — кикимора прыщавая, — и выскочил из кабинки, громко хлопнув дверью.

— Рада? — покачала я головой.

— Ты знаешь — да, — гордо ответила она.

— И зачем ты его завела, не понимаю.

— Это моя маленькая мстя, — криво улыбнулась Ника, — я ему еще не такое устрою, когда домой вернетесь. Я всю его жизнь в кошмар превращу. Мало того, что он меня обидел, так еще и не извинился. Мог бы хоть записку оставить.

— Никуша, была записка, — я всплеснула руками, вспомнив записку на холодильнике лежащую сейчас в кармане моего комбинезона на 'Беркуте', - он оставил записку и извинился. Это я виновата — я домой тогда пришла, его записка на холодильнике висела, я ее прочитала и в карман сунула, а потом мы улетели.

— Ври поубедительнее, — недоверчиво буркнула Ника, но было видно, что зерно сомнения попало в ее душу, — а вы когда домой собираетесь?

— Как отпустят, я надеюсь, что недельки через полторы, две. А у вас там как?

— Ой! — Ника закрыла лицо руками, — Ань, ты только не переживай, но, кажись, вам с Владом кирдык. Папа узнал правду про вашу командировку.

— Мама моя! Не было печали, — зажмурилась я, представив, как бесновался бравый генерал.

— Но ты не думай, — быстро заговорила Ника, — я ему ничего не говорила, честно-честно. Это все эта гадина, змея подколодная — Ляка. Помнишь, как мы смеялись, когда нам Верочка рассказала о том, что она влюбилась во Влада как кошка. Было бы в кого!

Я слушала Нику в пол-уха, да действительно, этот курьезный инцидент имел место. Пришлось объяснить этой приставучей припадочной лаборантке, что ей ничего не светит, а если и светит, то, сойдясь с ним, она автоматически станет моей рабыней, это немного охладило ее пыл. Владу, естественно, никто ничего про это не сказал.

— Она как-то узнала, куда влип Влад, — меж тем продолжала Ника, — и, дождавшись нужного момента, сунула под нос Дмитрию Петровичу карту его подчиненного, как я предполагаю, украденную из невралгии. Я была тогда у тебя, и папа пришел к тебе в каюту. Он был бешенный, как крыса, которой наступили на хвост. Вещами кидался, особенно твоими любимыми бокалами, ни одного не оставил.

Странно, еще час назад я бы убила за раритетные бокалы из голубого светящегося хрусталя, с далекой планеты с красивым названием Эгра. А сейчас ничего, даже сердце не екнуло.

— Потом у меня начал допытываться, где вы и что вы. А я что, ничего я не знаю. Тогда он пошел к Наталье Станиславовне, а она назвала ему точный адрес человеческого организма, куда ему следует обратиться со своими допросами. — Ай, Ната, ай молодца! — Ну, потом он вернулся, поворочал еще пару тяжелых предметов, и, вроде, успокоился. Выпил залпом пол стакана водки и сказал, что убьет какого-то Саху, за то, что про тебя ничего не сообщил, потому что, как он сказал, деваться тебе больше некуда.

— Он бесчинствовал только в гостиной? Или еще где?

— Только в гостиной, а что?

— Ну, тогда я думаю, до братоубийства не дойдет, — задумчиво проговорила я, — а когда папаня собрался вылететь на Бору?

— Он сказал, как только закончит дело, так что у тебя еще как минимум неделя.

— И на том спасибо, — воспряла я духом, уж очень не хочется прямо сегодня разбираться с разгневанным генералом, — а ты сама-то как?

— Нормально, что со мной станется? — вроде бы жизнерадостно хмыкнула она, но потом ее глаза заволокло печалью, — Вот только без вас с Владом скучно, даже поругаться не с кем. И мысли всякие ненужные в голову лезут.

— Потерпи еще две недельки, — попросила я, — и мы приедем.

— Ладно, — вздохнула она, подозрительно шмыгнув носом, — ой, пока, кажется, папа идет, — она нажала на кнопку и быстро отключилась.

Я сунула нужную сумму в прорезь у наборного устройства, машина щелкнула, выдав мне сдачу. Машинально сунув в карман горсть монет, вышла на улицу. Солнце жарило как взбесившийся обогреватель. Воздух совсем не двигается, так что моя кофта, состоящая преимущественно из дырок, тут же намокла от пота, скорей бы добраться до леса, там хоть тень есть.

— Аня, что случилось? — ко мне подскочил встревоженный Влад, — у тебя такой растерянный вид.

— Пошли в кафе, — потянула я его за руку, — у меня от этой жары в горле пересохло.

— Пошли, — пожал он плечами, — только меня туда не пустят в таком виде.

Над террасой открытого кафе зеленым пологом разросся орантик. Свисающие тяжелыми плетьми ветки, образовывали занавес, скрывающий посетителей от любопытных глаз. Влад волновался зря, нас приняли с распростертыми объятьями, предупредительно закрыв глаза на правило не пускать рабов в общественные места. Из-за жары мы были единственными посетителями.

Я устроилась за столиком в самом тенистом углу. Влад задумчиво посмотрел на стоящий рядом стул, махнул рукой и устроился на полу у моих ног. Я подозвала официанта. К столику подбежала девушка, одетая в легкое полупрозрачное платьице с белым передничком, что было большой редкостью, в последнее время хозяева ресторанов и кафе предпочитают машины. Официантка покосилась на Влада, но промолчала. Я заказала два коктейля, которые стояли передо мной спустя несколько секунд. Подав Владу бокал, с приятно позвякивающими кусочками льда, машинально предупредила, чтобы пил медленно, на такой жаре недолго и ангину подхватить, за что получила неодобрительный мужской взгляд и тихое фырканье.

— Значит так, — вертя свой бокал в руках, начала я делиться бедой, которая обещает свалиться на нас к концу недели, — у меня две новости. Одна плохая, другая еще хуже.

— В чем дело? — напрягся Влад.

— Дмитрий Петрович все узнал и устроил разгром в нашей каюте.

— И… и что теперь будет? — спросил Влад, выглядывая из-под стола.

— Тебе придется все убирать, когда вернемся.

— Почему мне?

— Потому что у тебя мозгов хватило посадить себя на иглу, — раздраженно ответила я. — И вообще вылезь из-под стола, сядь, как человек и прекрати меня перебивать!

— Я не могу, как человек, — возразил Влад, показывая на шею, напоминая об ошейнике.

— Да сними ты эту гадость, сейчас не об этом думать надо, — Влад потянулся к ошейнику, подергал туда-сюда — ничего.

— Аня, — он судорожно сглотнул, — он не расстегивается, наверное, замок заело.

Я присмотрелась и чертыхнулась про себя — дергая, Влад добился только того, что затянул ошейник еще туже. Я попыталась открыть замок, но его окончательно заело. И дело обстояло намного серьезней, чем могло показаться с первого взгляда. Затянутая полоска кожи, размякшая от пота, начала высыхать и если мы ничего не предпримем через час-полтора Влад просто удушиться.

— Что никак? — в голосе Влада послышалась легкая паника.

— Официант! — я щелкнула пальцами, возле меня опять образовалась приветливая девушка.

— Чего желаете?

— Нож, самый острый и с тонким лезвием.

— Сию секунду, — чуть дрогнувшим голосом ответила она, покосившись на Влада, стоящего передо мной на коленях.

Влад вопросительно посмотрел на меня, но не успел задать не одного вопроса, вернулась официантка в сопровождении метрдотеля. Она поставила поднос с ножом на стол и красноречиво посмотрела на меня.

— Девушка, — вкрадчиво начал метрдотель, косо поглядывая то на лезвие ножа, то на Влада, — у нас уважаемое заведение, и если вы собрались убрать своего… — он помялся, подыскивая подходящее слово, боясь обидеться единственную клиентку, — …своего спутника! — Обрадовался он, найдя нужное, — то, пожалуйста, не здесь, можно выйти на задний двор…

— Помолчите, пожалуйста, — перебила его я, берясь за нож и поворачиваясь к Владу, — ты мне веришь?

— Да, — ответил он, как в омут головой ухнулся.

— Тогда, — как можно спокойнее проговорила я, прикладывая холодный метал к ошейнику, — смотри мне в глаза. Вдох и не дышать, — Влад послушно втянул в себя воздух, я сделала резкое движение, прорезая кожаную полоску. Ошейник упал на пол, на шее Влада не осталось и царапины, — вот и все, дыши, — улыбнулась я, возвращая нож бледной ошарашенной официантке.

— Спасибо, — пролепетала она и бросилась в служебные помещения, метрдотель, на негнущихся ногах, проследовал за ней.

— Кто из нас шальной — еще вопрос, — хмыкнул Влад, опускаясь на стул и потирая шею.

— Продолжаем разговор. Так вот, Дмитрий Петрович все узнал, устроил разгром и где-то через неделю будет здесь.

— Лучше бы я удушился ошейником, — уныло заметил Влад.

— В том, что он устроил разгром, есть и свои положительные стороны, — принялась рассуждать я, — папаня перебил все мои бокалы, но Сахины фигурки, стоящие на полке в моей комнате не тронул.

— И что из этого следует?

— А из этого, дорогой мой Владислав Серафимович, следует то, что папаня не совсем рехнулся со злости и нас с тобой ожидает не слишком мучительная смерть. К тому же, у него целая неделя, что бы успокоиться. Так что живем дальше.

— Почему Серафимович? — нахмурился Влад.

— Что? — я сделала вид, что не расслышала, мысленно ругая себя за нечаянную оговорку.

— Ты назвала меня Владислав Серафимович, почему?

— Потому что, — начала вдохновенно врать я, — был в религии такой то ли ангел, то ли архангел, не помню точно. В общем, звали его Серафим, по приданию он был шестикрылым, к тому же вечный скиталец. А скитался он потому, что не фига не видел куда прет, так как у него была дурная привычка закрывать глаза верхней парой крыльев.

— Ты издеваешься? — скривившись осведомился он.

— А что — так заметно? Допивай коктейль, мне еще в один дом зайти надо, а ты домой пойдешь.

— Я тебя одну не пущу, — забеспокоился Влад, — не дай бог случись что…

— Не нагоняй тоску, ничего страшного не случиться, — я достала горсть монет и не считая бросила на стол, прекрасно зная, что там куда больше означенной в счете суммы.

Влад одним глотком допил остатки коктейля и тоже встал из-за стола. Мы расстались на площади, Влад заспешил в сторону леса, а я продолжила свое путешествие по сонному городку.

Дом Сенькиной невесты я нашла быстро, спасибо Олегу хорошо растолковавшему дорогу. Здание тонуло в окружении цветущих фруктовых деревьев, и было заметено издалека. Я прошла по мощеной дорожке, ведущей к крыльцу. Нажала на кнопку звонка, прислушалась — где-то в глубине дома звонко отозвался колокольчик и послышались легкие шаги. Дверь отворила невысокая девушка, одетая в легкое зеленое платье простого покроя. Из-под копны темно-русых волос, заколотых заколкой, на меня смотрели настороженные карие глаза.

— Вам кого? — спросила она, разглядывая меня.

— Меня интересует Варвара Шульга, — доверительно сообщила я, с интересом разглядывая ее.

— Зачем она вам? — нахмурилась девушка, — вы не знакомы.

— Откуда это вам известно? — удивилась я.

— Я Варвара, — она тряхнула головой, заколка соскочила, и волосы дождем рассыпались по плечам, Варя почему-то от этого смутилась, и ее щеки залил румянец.

— Меня зову Аня Романова, — представилась я, — Я прихожусь двоюродной сестрой одному парню, фамилия которого тоже Романов.

— Я не знаю никого Арсения Романова, — она принялась теребить платок, который держала в руках и щеки ее еще больше покраснели.

— А я и не говорила, что моего брата Сенькой зовут. Может вы все-таки пригласите меня в дом или мы так и будем топтаться на пороге?

— Я не знаю вас, — девушка даже не сдвинулась со своего места, — и не знаю никакого Сеньку. И знать его не хочу. Он меня бросил. А папа говорит, что так мне и надо, дуре набитой.

— Вот точно — дура набитая, — проворчала я, отбрасывая церемонии, — своей головой надо думать, — я оттеснила ее от двери, ввинчиваясь в полутемную гостиную.

— Значит так, слушай меня очень внимательно: я не знаю кто и что тебе наговорили, я знаю только одно — Сенька сейчас отсиживается где-то посреди леса, из-за тебя, между прочим. Твой мудрый папа потребовал с него за тебя калыму всего в сотню тысяч кредов, тебе в приданое.

— И вы считаете, что я поверю в этот бред? — с вызовом спросила она, — этого не может быть, мой папа не мог так поступить.

— Конечно, не мог, — закивала я, — тогда мне остается только вообразить, что Сеньку посетил приступ клептомании и он, ради интереса, выкрал из владений своего отца белфа и продал за вышеозначенную сумму. Будет не лишним сообщить, что если бы ему удалась его затея, то вы уже как три недели сыграли бы свадьбу. Вот только об этом Саха узнал и погонял сынка ружьишком по окрестностям, а патроны у Сахи никогда не бывают холостыми…

— Сеня не ранен? — встревожено перебила меня Варя.

— Насколько я знаю — нет, его Василиса Андреевна прикрыла.

— И что теперь будет? — ошарашено спросила девушка.

— Ничего, — пожала я плечами.

— Тогда зачем вы пришли сюда? — девушка совсем была сбита с толку.

— Посмотреть, из-за кого у Арсения сорвало крышу и стоит ли браться за воссоединение влюбленных.

— А вы сможете? — Варя схватилась за мою руку, как за последнюю надежду.

— Не знаю, — честно призналась я, — но есть у меня одна мыслишка и я попытаюсь сделать все, что в моих силах. Сейчас главное вернуть психа домой, желательно без потерь в живых единицах.

— И вы будете его искать?

— Буду, потому как если его папаня займется этим всерьез — Сеньке не сносить буйной головушки.

— Не откажите мне в маленьком одолжении, — быстро заговорила Варя, будто, боясь, что я откажу даже не дослушав, — когда вы найдете его, передайте ему вот это.

Она сунула мне в руку небольшую плоскую коробочку с голосовым письмом. Я, ни слова не говоря, спрятала коробочку в нагрудном кармане, попрощалась с девушкой и заспешила домой, больше здесь делать нечего — надо готовиться к предстоящему походу.

…Саха не ругался, что Влад опоздал на целый час только сердито зыркнул глазищами, пригрозил кулаком и, не дав Владу пообедать, потащил в лес. На этот раз ходить долго не пришлось. Саха, по своему обыкновению, приведением скользил меж деревьев. Влад, не отставая от егеря, молча улыбался, что у него уже получается передвигаться по лесу почти так же тихо. Единственное, что омрачало его радость, это липкая духота, колышущаяся, чуть подрагивающим маревом. Влад облизал пересохшие губы, мечтая о прохладных струях какого-нибудь завалящегося родничка, или уж, на крайний случай, теплом, отдающим железом, глотке воды из фляги, болтавшейся на поясе Сахи. Жажда занимала все мысли, и Влад едва не налетел на спину егеря, обтянутую белой рубахой, не заметив, что тот остановился. 'Видно и его жара доняла', - с каким-то мстительным злорадством решил Влад, глядя на кожаную куртку, обвязанную егерем вокруг талии. Но в следующий момент Влад забыл думать о своем злорадстве — он выглянул из-за плеча егеря, не проронившего ни звука и увидел печальное зрелище, создание рук человеческих.

На зеленом ковре небольшой полянки кучей бурого меха лежала медведица. Егерь с помощником приметили ее какую-то неделю назад. Со своего места Владу хорошо были видны серебряные подпалины ее шкуры, он не мог ни с каким другим медведем спутать свою старую знакомую. Влад ее прозвал Ревушкой. Медведицу можно было услышать за добрый десяток метров, казалось, она ворчала все время. И вот теперь Ревушка лежит на траве горой уже ненужных мышц и серебристо-бурого меха, и уже никогда не огласит ни этого, ни какого другого леса своим ворчливым голосом. А у правового бока на зелень натекла большая, ставшая уже черной, лужа. Возле Ревушки топтался ее маленький медвежонок, месяца три-четыре от роду. Он тыкал мамашу в некогда теплый бок и тихонько плакал, пытаясь заставить ее подняться.

В носу противно защипало, а в глаза, будто песка кто сыпанул, Влад отвернулся, почти до крови прикусил губу, удивляясь противной занозе засевшей где-то в груди. Саха выругался сквозь зубы, бессильно грохнул кулаком по стволу ближайшего дерева, отпустил ветку, и она тотчас же закрыла собой поляну.

— Что делать будем? — хмуро спросил Влад, глядя куда-то в сторону, уже более ли менее взяв себя в руки.

— У нас два выхода, — жестоко проговорил Саха, — или мы оставляем его здесь на произвол судьбы. Тогда, он издохнет от голода. Или ловим, забираем с собой и пытаемся выкормить несмышленыша. Но тогда он не сможет вернуться в лес, станет моральным уродом, со звериной точки зрения.

— Лучше быть живым моральным уродом, чем нормальным и мертвым, — глядя Сахе прямо в глаза, проговорил Влад.

— Вот и ладненько, — вдруг заулыбался Саха и хлопнул Влада по плечу, — может я был не прав, и из тебя что-нибудь да получиться. Хочешь попробовать его поймать?

— Что я должен делать? — встрепенулся он, совершенно забывая о мучавшей жажде…

Вернувшись, я первым делом расседлала лошадку и, выпустив ее в загон, поплелась к дому. В доме обнаружилась одна Васька, но развлекать тетку разговорами я не решилась — она шаманила. Варила мыло с добавлением масел и трав. За этим мылом к Ваське прилетают с трех ближайших планет, молодящиеся особы.

Потолкавшись по дому и не найдя себе другого применения натянула купальник и отправилась на озеро. Надо было посидеть в тишине и обдумать, как безболезненно объявить Сахе, что в скором времени его приедут убивать, а у Васены на кухне появится молодая невестка. Немного поплескавшись в теплой воде, я устроилась в тенечке на полотенце и принялась исправно думать. Мысли ворочались медленно, как впадающая в спячку черепаха и я не заметила, как провалилась в сон.

Разбудили меня гневные вопли Васены и ответное бурчание Сахи, явно пытавшегося отбиться от нападок. Я подняла голову и посмотрела в сторону дома. Саха на пару с Владом притащили из лесу объемистый мешок, подвешенный к двум длинным шестам. Мешок вел себя неспокойно, внутри что-то основательно копошилось. Мужики с явным облегчением опустили мешок. Я подперла щеку, наблюдая за развитием событий. Саха наклонился над мешком и принялся развязывать горловину, за что получил от Васьки звонкий шлепок по заду. Саха поднялся во весь свой огромный рост с намерением дать жене должный отпор. Интересно, вяло подумала я, когда Саха успел переодеться в красную рубашку, если они только пришли?

Саха чуть сдвинулся, и я поняла, что рубашка его совсем не красная, а очень даже белая. На спине. Я подскочила и побежала в их сторону, как была в купальнике, в их сторону.

— В чем дело? — спросила я запыхавшись.

— Твой дядя припер в дом очередного медведя, — рыкнула Васька, — я еще одну зверюгу не потяну.

— Да подожди ты со своим медведем. Васька, посмотри у Сахи весь бок в крови, — я обошла дядю, рассматривая его в разных проекциях, — мне кто-нибудь объяснит что случилось?

— Ничего особенного, — проворчал Саха, все-таки прижимая руку к правому боку, — подрал нас немного маленький Топтыжка, но его можно понять он остался без мамки и напуган до смерти…

— Васька, — прервала я защитные речи Сахи, — мне нужна горячая вода, чистые тряпки и лед. Быстро!

— Ничего с ним не случится на нем как на собаке, — проворчала Васена, разворачиваясь на каблуках и направляясь на кухню за горячей водой.

Я запинала двух Романовых в дом. Масштабы бедствия поражали: медвежонок зацепил Саху всего-то пару раз, оставив на его груди и боку семь глубоких ран. Владу повезло больше — зверь задел только плечо. Четыре не очень глубокие царапины. Васька, все еще ворча, застелила обеденный стол чистой простыней, принесла несколько ламп и даже разложила все, что нашла медицинского в моем рюкзаке.

— Ты зашивать сможешь? — спросила я тетку, вкалывая Сахе анестезию.

— Нет! — замотала она головой.

— Васька, — принялась я увещевать ее, — это та же акупунктура, только с нитками.

— Нет уж, уволь. Постоять постою, но шить даже не проси.

— Как хочешь, — отступилась я, — Саха, начнем с тебя. Я наложу швы, потом нельзя будет три часа двигаться. И не смей со мною спорить! Влад, приложи пока к плечу лед, если пойдет опухоль, зашить не получится. Васька, направляй свет.

— Ишь, раскомандывалась, — развеселился Саха, — чистый Дмитрий Петрович, только маленький и в юбке.

— Ты мне объясни, — обратилась я к Сахе, пропуская его замечание мимо ушей — вот ты такой опытный егерь, как же ты допустил, что б тебя медвежонок подрал?

— Потому что опытный, вот и подрал. Расслабился я, не ожидал, что такой кроха в драку полезет. Его пока Влад вылавливал, получил пару царапин, тут бы мне насторожиться, ан, нет, я ж, гордец, подумал, что парню сноровки маловато. Потом взял у него медведёнка, а тот возьми да хватани меня лапами. Маленький, то маленький, а на лапах все равно когти.

— Ясно, — я сосредоточено вязала узлы, — Саха, как ты думаешь, ты с братом своим справишься?

— Смотря, на каких условиях, — пожал Саха левым плечом.

— Здесь у тебя.

— Ну, здесь, я, пожалуй, его уложу, а к чему эти вопросы? — подозрительно сощурился он.

— Только не дергайся, — попросила я, — папа приедет где-то в конце недели, он обещал тебя убить.

— Димка не медведь, — философски заметил Саха и расслабленно откинулся, — одолею как-нибудь. Я уж думал серьезное что.

Дальше я работала молча. С егерем я провозилась не менее сорока минут. Какой бы медвежонок не был маленький, а продрал до кости. Закончив зашивать, я взяла приготовленный заранее шприц и спрятала в карман. Так просто Саха уколоть себя не даст. Тем более снотворное. Больному нужен покой, а зная Саху, ни о каком покое речи не пойдет. Я помогла мужчине сесть, замазала швы заживляющей мазью и принялась туго бинтовать. Конечно, можно прикрыть салфеткой, закрепив по краям пластырем. Но Саха убьет меня, когда придет время снимать повязку, а вместе с ней выдирать добрый клок шерсти с его исполинской груди.

— Ты закончила? — поинтересовался он, видя, что я надежно закрепила повязку, и собрался сползать со стола, уже прихватив свежую рубашку.

— Подожди минутку, остался последний штрих, — попросила я.

— Что еще? — недовольно буркнул он.

— А вот что, — я сделала быстрый укол в его плечо.

Обманывать нехорошо, а что делать? Заставить Саху повернуться на бок, да еще при мне заголиться и несколько секунд полежать спокойно, это утопия.

— Это еще что такое? — заревел егерь на всю округу, гневным взглядом сверля шприц в моих руках.

— Ничего, — пожала я плечами, — всего-навсего снотворное.

Саха с минуту буравил меня свирепым взглядом, а потом изрек заплетающимся языком:

— Я тебе ноги повыдергиваю, пигалица.

— Обязательно, — не стала я спорить, — а теперь поднимайся и шагай в свою комнату, пока идти можешь.

— Я его провожу, — вызвалась Васена, всеми силами старающаяся сдержать улыбку.

Убедившись, что они благополучно достигли второго этажа я вернулась к Владу, все это время сидевшему на подоконнике и со скучающим видом и качающего ногой.

— Ну что, молодой человек, теперь вы, — я указала ему на кресло.

Влад переместился на указанное место, с тревогой глядя на две оставшиеся упаковки с нитками.

— Ань, а тебе ниток хватит? — высказал он вслух свои опасения.

— Не волнуйся на тебя достаточно, — я повернула лампу, — здесь всего четыре аккуратные царапинки.

Я старалась шить как можно аккуратнее, чтобы не осталось потом сильно заметных шрамов. Да еще и Влад мешал, как мог.

— Аня, — взмолился, наконец, он, — может, можно побыстрее, а? Я не обедал, есть охота.

— Еще минутку, — пробормотала я, накладывая последний шов и призывая себя к терпению.

— Все. Можешь идти кормиться, — разрешила я, заклеивая швы пластырем, — Как поешь, сразу наверх в постель и отдыхать до завтра. Если увижу хоть какую-то активность, вкачу снотворное, как и Сахе.

— Как скажешь.

…Влад, так долго мечтавший об отдыхе и неожиданно получивший его, едва не свихнулся от безделья. По словам Ани, ему можно только есть, и спать, ну, еще выходить на улицу и как старому деду сидеть у дома на лавочке. От нечего делать Влад все чаще присматривался к своему рюкзаку. Его не тянуло, нет. Просто, как и любому другому не в меру любопытному человеку было интересно — уколись он сейчас, что будет? Ведь это всего один раз. За раз-то привыкнуть не успеет.

Повинуясь желанию и, совершенно не думая о последствиях, Влад, воровато оглядываясь, порылся в своем рюкзаке и извлек из него пару ампул и шприц. Завернув все это в большое полотенце, отправился в ванную комнату.

Хорошенько запер дверь, пустил воду, чтобы никто не мог подслушать, чем он занимается. Закатал штанину, решив, как и в прошлый раз колоться в щиколотку. Остроты ощущениям прибавляло еще и осознание, что все находятся дома. Совсем рядом, за тонкой перегородкой двери. Сделав укол, сразу спрятал шприц-пистолет и ампулы в карман. Не дай Бог забыть здесь что-то из этого. Посидел с минуту, не шевелясь и ожидая, когда накатит. И накатило… но совершенно не то, что ожидалось. Никакой легкости и в помине не было.

Сознание заволакивал липкой паутиной страх. Черный, непролазный, как лес ночной порой. Все внутри похолодело и, кажется, оборвалось, падая неизвестно куда, будто и границ тела Влада не существовало больше. Комната, противореча всем законам физики, полетела в тартарары вслед за внутренностями. Он попытался ухватиться за что-нибудь рукой, но руки у него уже не было. Не было ничего, только черная пустота вокруг. Пустота начала сжиматься, обещая раздавить малюсенькую песчинку, именуемую Владиславом Романовым, не понятно как затесавшуюся в этот строго ограниченный вакуум. Влад зажмурился, стараясь не заорать благим матом.

Открыл глаза. Все было на своих местах, и падать никуда не собиралось. Парень вжался спиной в стену, хрипло, прерывисто дыша. Приступ страха прошел так же внезапно, как и начался, оставляя неприятное ощущение, будто кто-то темный и страшный продолжает стоять за левым плечом, поминутно стараясь заглянуть в лицо.

В сопровождении неотвязного незваного гостя, упорно маячившего за плечом, Влад добрел до своей комнаты. Повалился на кровать, зажав меж коленями дрожащие руки, зарекаясь больше никогда и близко не подходить к наркотикам. Когда дрожь немного унялась, стянул с себя одежду, сбросив ее, как попало на пол, забрался под одеяло, укрывшись с головой…

Болеющие мужчины это стихийное бедствие. И если Влад, тяготившийся излишним вниманием, проблем почти не доставлял, то Саха вдохновенно изображая умирающего, мастерски изводил окружающих капризами.

Медвежонка Васька хоть и грозилась прогнать, но оставила и принялась выкармливать из соски. Зверь быстро освоился, определив Ваську в мамки, везде таскался за ее юбкой. Единственное чем досаждал так это своими проказами, чуть зазеваешься, оставив неплотно закрытой дверь в комнате, и… все пропало. Мелочь просачивалась в щель и устраивала кавардак.

От нечего делать я еще раз провела ревизию в чулане на чердаке и обнаружила там старинный медицинский справочник с рисованными вручную картинками, я примерно прикинула, что стоимость этого куска бумаги обтянутого первоклассной кожей с инкрустацией, на межгалактическом аукционе исчисляется цифрой с пятью, а то и с шестью нулями. Я показала свою находку Сахе. Но он был не в духе из-за вынужденного бездействия и находку не оценил, предложив отправить на растопку камина.

Я пролеживала дни напролет, в гамаке на веранде и разглядывала полуистершиеся от времени иллюстрации. Читала текст, написанный странными витыми буквами, смеясь над ним, как над сборником анекдотов, поражаясь наивности далеких предков. С каждым днем книга забавляла меня все меньше. Сидеть на месте хорошо, но надо дела делать. Нужно за Сенькой идти, а как это сделать, что бы ни Саха, ни Влад не увязались? У Влада уже рука поджила, я вчера сняла швы, и он мается от безделья, слоняясь, то по дому, то по двору.

Саха из-за швов сидит дома и в лес не ходит. Засядет возле окна с неподвижностью древнего Сфинкса и зыркает по сторонам глазищами, как филин из дупла. Соберешься куда, так вопросы сразу ненужные возникают куда, да зачем. Черт бородатый, никуда от него не скроешься, надоел пуще редьки пареной! Назойливо посещала мысль, что его надо чем-то отвлечь, а как это сделать, ума не приложу.

На дворе послышались звонкие удары топора, меня как ветром снесло с кровати, для Олега время еще раннее, значит это Саха, или Влад и кому-то из них я сейчас отверну голову.

Я высунулась из окна. Ну, конечно! Влад как раз замахнулся топором над очередным поленом, повязка на руке съехала до локтя и едва зажившие рубцы ничего не держало. Вот зараза, я же сказала никаких физических нагрузок! Я дождалась, пока топор опустится на поленце, и оно развалиться на две ровные части.

— А ну, положь топор, — рявкнула я, — и иди сюда, живо!

— Что такое? — Влад быстро поправил повязку и удивленно уставился на меня.

— Бить тебя буду!

Он растерянно воткнул топор в чурку, через минуту уже нарисовался в комнате.

— Что я опять не так сделал? — поинтересовался он.

— И ты у меня еще спрашиваешь? — зашлась я в праведном негодовании, — Я тебя что просила?

— Руку сильно не поднимать, на озеро не ходить, на деревья за орехами не лазить, к медвежонку не подходить, Арка не злить, — заунывно принялся перечислять он, — я ничего не забыл?

— А ты что сейчас делал, окаянный?

— Дров решил наколоть, — пожал плечами он, — ты же вчера швы сняла.

— Снимай бинт и если, не дай бог, разошелся хоть один шов, — погрозила я пальцем, — живым ты отсюда не выйдешь.

— Анька, да у меня от безделья скоро крыша поедет. А у тебя органическое неприятие физического насилия, — напомнил он.

— Для тебя я сделаю исключение, — пообещала я, наступая на него, Влад проскочил мимо меня и кинулся к окну.

— Помогите! Убивают! Карау-ул! — Противно запищал он, чем, естественно, вызвал у меня взрыв смеха. Он повернул ко мне серьезное лицо и придушенно прошептал, — не убивай меня, я тебе еще пригожусь.

— И что ты орешь как потерпевший? — все еще смеясь, осведомилась я.

— А ты когда смеешься не опасная, — удовлетворенно хмыкнул он, усаживаясь на подоконник.

— Ладно, живи, — смилостивилась я, — только окажи мне небольшую услугу.

— Предлагаешь выкуп за спокойствие? — он лукаво глянул на меня из-под длинных ресниц.

— Примерно, — согласилась я, — так вот, мне нужно кое-куда отлучиться, суток на двое. Дело у меня образовалось небольшое и мне надо, чтобы мое отсутствие, оказалось, по возможности незаметным. Ты меня прикроешь и Саху временно отвлечешь. Мне главное, что б он не потащился за мной следом. Если будет спрашивать, куда я делась, скажешь, к примеру, что я к старцу пошла, к отшельнику, Никанором его зовут. Запомнил?

— Ладно, — он почесал нос, — попробую. Ты, когда уходить собираешься?

— Завтра с рассветом.

— Осталось только решить один вопрос, — он свел брови у переносицы, изображая крайнюю сосредоточенность, — ты от меня отстанешь авансом или только после того как завтра утром уйдешь?

— Авансом, авансом, — пообещала я.

Уходя с Олегом в город Влад, по своей расхлябанности, неплотно закрыл дверь, и медвежонок, забравшись в нашу комнату, перевернул все верх дном, разорвал мой рюкзак, а рюкзак Влада утянул. Когда я поднялась наверх и увидела разгром, то единственным желанием было все-таки пристрелить парня. Но, помня свое обещание оставить его в покое, не стала донимать нотациями.

Вечером, когда мы пили чай в ожидании ужина, в дом ввалился злой Саха. Не сняв ботинки, что было опасно для жизни, подошел к столу и кинул на самую середину то, что осталось от рюкзака Влада.

— Твой? — грозно спросил дядя, хмуро наблюдая за парнем.

— Мой, — подтвердил Влад и почему-то напрягся.

— Значит и это твое? — в голосе Сахи послышались металлические нотки, он извлек из рюкзака упаковку с ампулами, в ней не хватало несколько ампул, и три электронных походных шприца.

— А… — замялся Влад.

— Дровалл, — прочитала я на упаковке, меня обдало горячей волной, — Влад, что это? Откуда?

— Ты колол? — с деланным спокойствием поинтересовался егерь. Я едва удержалась, чтоб не втянуть голову в плечи. — Я тебя спрашиваю, ты колол!?

— Да, — тихо прошелестел Влад.

— Ты идиот!!! — все спокойствие Сахи мигом слетело, выпуская на волю леденящую ярость. — Ты понимаешь, что подохнуть мог?!

— Я не…

— Ты помнишь, о чем мы говорили в первый день? — не давая Владу оправдаться или объяснить, егерь схватил его за волосы и резко дернул, что позволило заглянуть парню в лицо, — я тебя спрашиваю: ты помнишь?

— Да, — прохрипел Влад, жмурясь от боли, — я все помню.

— Хорошо, — Саха так же резко отпустил парня, и он, не удержавшись, ткнулся лицом в стол.

— Аня, я не… — забормотал Влад, вытирая рукавом кровь, текущую из разбитого носа.

Саха не дал ему договорить, схватил Влада за шиворот, вытащил из-за стола и толкнул к двери. Я дернулась, пытаясь подняться, но на мои плечи легли Васькины руки и удержали на месте. Я вопросительно подняла на нее глаза, она лишь молча покачала головой. Конечно, я понимаю, что она права, но… Как разорвавшийся снаряд хлопнула входная дверь, а я бессильно откинулась на спинку стула.

— Саха его запорет, — я закрыла лицо руками, — почему ты меня остановила?

— Саха хоть и дурак, но не до такой степени. К тому же, за все надо платить, — пожала плечами Васена, — Влад прекрасно знал, на что идет, храня у себя эту дрянь. Тем более, твой дядя не преувеличивал, говоря, что парень мог попросту умереть. Саха его травами все это время выпаивал.

— Наверное, ты права, — неуверенно ответила я, хотя и считала слова тетки достаточно жестокими.

— Так, значит ужинать, как я понимаю, никто не будет, — Васька собрала со стола недавно выставленные тарелки.

Я оставила ее реплику без ответа, и потянулась к нагрудному карману, нащупывая там полупустую пачку сигарет.

…Егерская лапа крепко держала Влада чуть выше локтя. Захотел бы — не вырвался. Саха волок провинившегося молодого человека на конюшню. Ни о каких смешных боях уже и речи не шло. Влад покосился на Аниного дядю, и внутренне содрогнулся от холодной ярости плещущейся у того в глазах. И хотя Влад понимал, что то, что должно произойти справедливо, был готов наизнанку вывернуться, лишь бы отдалить неизбежное. Если егерь возьмется за него в таком состоянии — живым Владу из конюшни никак не выйти. Он прекрасно помнил, что случается, когда тот, кто имеет право, берется за подобное дело с этим блеском в глазах.

Саха затолкнул его в один из пустых денников, где хранили сено. Влад, не устояв на ногах, ткнулся лицом в не успевшую еще толком высохнуть траву. Дальше все произошло настолько буднично, что парень не успел ни испугаться, ни опомниться, оказавшись плотно прижатым к полу, посыпанному желтым песком, с задранной на голову рубахой, да так умело, что и руками не пошевелить, а пояс брюк опустился гораздо ниже положенного. 'Стыдобища-то какая!' — безразлично промелькнуло в голове. На него обрушился первый удар, от которого перехватило дыхание и из глаз помимо воли брызнули слезы, вытесняя из головы все мысли и заставляя сосредоточиться на том, чтобы не заорать и малодушно не запросить пощады у этого гиганта, со всей своей медвежьей силой охаживавшего Влада хлыстом.

Спустя несколько минут все было кончено, Саха отшвырнул хлыст, с некоторым сожалением оглядывая творение своих рук. По мере того, как уходила злость, ее место занимало сочувствие, граничащее с жалостью. Мальчишка оказался крепче, чем того можно было предполагать, и не проронил ни звука, чем вызвал еще большее уважение. Влад лежал неподвижно и о том, что ему действительно больно можно было догадаться только по иногда вздрагивающим плечам и сдавленным, еле слышным, всхлипам. Саха досадливо покрутил головой, злясь на себя за несдержанность — можно ведь было и не так сильно. Но что сделано, то сделано и назад не воротишь. Егерь присел на корточки и, приподняв голову парня, заставил посмотреть на себя.

— Эй, малец, — тихо позвал Саха, — ты, там как, живой?

— Не знаю, — шмыгнув носом, выдавил Влад, меньше всего ему сейчас хотелось вести светские беседы, — скорее всего — да.

Он смотрел на Саху мутными глазами и вздохнул с облегчением, когда его отпустили. Егерь ненадолго ушел, а когда вернулся, на Влада обрушился поток ледяной воды, безнадежно промочив одежду. Влад, не ожидавший ничего подобного и просто лежавший с закрытыми глазами, выгнулся и завыл, как иной ночью воет Арк, уставившись на зеленоватый шар Крека. Саха сдернул с рук парня ненужную рубашку, оттащил Влада из образовавшейся лужи на сено и вышел, тихо притворив дверь денника.

Оставшись в одиночестве Влад первым делом вернул на место штаны и поглубже зарылся в мягкую траву, надеясь, что никто не увидит его в таком жалком состоянии. Но очень хотелось, что бы пришла Аня, хотелось спрятать лицо на ее коленях, рассказать, как ему жаль, что все так получилось. Раздираемый этими противоречивыми чувствами Влад прислушался к звукам снаружи, надеясь услышать ее легкие шаги, но до него долетели лишь обрывки разговора.

— Олег, ты меня слышал? — грозно спрашивал Саха, — Я тебе сказал, не смей туда ходить!

— Но, батя, — возражал ему Олег, — ты же сам сказал починить седло.

— Попозже починишь.

— Попозже стемнеет, — не сдавался Олег, очевидно сильно желая попасть на конюшню.

— Значит завтра сделаешь, — рявкнул Саха и добавил сбавляя тон, — я понимаю почему ты хочешь туда попасть, но Владу сейчас меньше всего хочется видеть кого-то сочувствующего возле себя. Дай ему придти в себя. Не забывай, он только что пережил несколько не сильно приятных минут в обществе твоего отца.

— Ты хотел сказать — паршивых минут, — поправил его Олег. — Зная твою тяжелую руку, я просто хочу убедиться, что он в порядке и по-прежнему жив.

— Про порядок не скажу, — хмыкнул Саха, — а что жив, так за это ручаюсь.

— Ох, и влетит же тебе от Аньки, — заметил Олег, — она сидит, на огонь таращится и курит уже, наверное, третью сигарету.

— От нее я как-нибудь отобьюсь, — устало ответил Саха, — пошли в дом, мне надо что-нибудь выпить.

Голоса стали удаляться, послышался приглушенный смех Олега. Влад немного расслабился, мысленно поблагодарив Саху, что тот избавил его от визитеров…

Вытряхнув из пачки очередную сигарету, я прикурила ее от предыдущей, кинув тлеющий окурок в камин. Васька зорко следила, что бы я на время экзекуции не выскользнула из дома. Это, пожалуй, было излишним. На меня навалилось оцепенение и сил хватило только на то, что бы сидеть и пялиться на огонь, слушая, как потрескивают угли. Тишину разорвал протяжный вой, как бритвой полоснувший по натянутым нервам. Мне показалось, что прошло несколько часов, пока хлопнула дверь, и на пороге показался хмурый Саха.

— Где Влад? — Спросила я, вскакивая со своего места, получилось почему-то испуганно.

— На конюшне, — дядя прошел к шкафчику заменяющему бар и плеснул себе рома в высокий бокал, — не смей туда ходить, — предупредил он, видя, как я двинулась к двери, — дай парню очухаться, ему и так досталось, дай ему побыть одному.

— Печешься о его душевном спокойствии? — Почти выкрикнула я, — ты, который только что… — задохнулась я от негодования.

— Да я, — спокойно прервал Саха, готовую начаться истерику, — ты считаешь, я был не прав? Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? — он испытующе оглядел меня.

— Сань, можно было обойтись и без этого, — встала на мою сторону Васька.

— Я тебя, Аня, что-то не пойму, чего ты хочешь? — Дядя прищурившись уставился на меня, — Ты хочешь, что бы он никогда больше не прикасался к дури?

— Да, — всхлипнула я.

— Значит, не мешай мне, хорошо? Ты прекрасно знала, когда везла его сюда, что у меня свой взгляд на вещи и некоторые методы не отличаются гуманностью, ведь так? — спросил он, я кивнула соглашаясь. Конечно, я все знала, но надеялась, что до этого не дойдет. — Ну, вот и договорились, — удовлетворенно проговорил дядя, — вы как хотите, а я пойду спать. — Саха тяжелой поступью поднялся наверх.

…Влад приподнялся на локтях и, превознемогая боль, оглянулся на спину, до предела выворачивая шею. Открывшееся зрелище впечатляло, а может просто отвык видеть на себе подобные украшения. Приходилось признать, избили его жестоко, но не так уж и сильно, как это могло быть. По здравому разумению, если уж быть до конца с собой честным — окажись Влад на месте Сахи, поступил так же, если не хуже. Так что злиться или обижаться, смысла нет. Обидной оказалась не сама порка, а воспоминание, как унизительно и обидно ткнули носом сначала в стол, (на Аниных глазах!), а потом в песок на полу. Можно было и без этого обойтись.

Влад напрягся, услышав тихое шуршание песка за спиной, обернулся, наткнувшись на большую треугольную голову Арка.

— Чего тебе? — проворчал недовольно, — Напугал, зараза!

Волк лег на пузо и подполз к лежащему парню, склонил голову набок, рассматривая его, а потом, забавно и жалобно вздохнув, ткнулся холодным мокрым носом в человеческое плечо. Влад протянул руку и обнял Арка за шею, зарылся лицом в пыльную, жесткую шерсть, пахнущую солнцем и лесом. Арк шевельнулся, высвобождаясь из-под его руки и, заглянув в глаза, поднялся, принявшись вылизывать Владу спину. Парень вздрагивал каждый раз, когда ссадин касался прохладный волчий язык, но даже не думал прогонять.

Когда же волк принялся вылизывать Владу лицо, тот шутливо оттолкнул серую морду. Волк уходить не пожелал и попытался затеять возню. Владу его идея пришлась не совсем по душе — в его теперешнем состоянии не сильно поиграешь. Внезапно Арк насторожился, оставив Влада в покое, пригнул уши и ворчливо зарычал на дверь. Почти сразу в поле зрения Влада появился виновник случившейся беды — медвежонок шел боком, забавно переваливаясь с ноги на ногу.

— Чего пришел? — неприветливо проговорил парень, наблюдая, как медведь приблизился к нему вплотную и уселся на задние лапы, — Видишь, что со мной из-за тебя сделали? Сильно тебе мой рюкзак нужен был, а?

Топтыжка на эту гневную тираду жалобно заревел и принялся тереть лапами нос.

— Так ты жаловаться мне пришел, негодник? — хмыкнул Влад, догадавшись о причине его появления, и добавил со вздохом, — Где у тебя совесть? — медвежонок захныкал и пододвинулся еще ближе. Влад понял — злиться на проказника нет никакой возможности и протянув руку обвалил того на бок, — Что и тебе досталось? Получил от Василисы Андреевны веником, да?

Топтыгин, почувствовав перемену в голосе человека, подкатился к нему пушистым шаром и затих, прижавшись к боку. Влад, морщась от боли, почесал медвежонка между ушей. Полежал еще немного, собираясь с духом, прежде чем показаться кому-то на глаза. Но лежи, не лежи, а идти-то все равно надо, тем более, что опустившийся на Бору вечер уже дышал прохладой. Влад встал на колени, на ощупь, отыскивая в темном деннике свою мокрую рубаху. Найдя, кое-как натянул на себя, застегивать не стал — что толку, до дома только дойти.

Встречаться с Аней очень не хотелось. Зная девушку, мог сказать точно — она тоже устроит ему нагоняй, а ее гнев перенести сложнее, чем Сахину порку.

Каждое движение причиняло почти нестерпимую боль и голова начала противно кружиться. Влад схватился рукой за перегородку, постоял немного, ожидая, когда в голове чуть прояснится, а потом, пошатываясь, побрел к дому.

Уже берясь за ручку двери, понял — сегодня выслушивать Анино ворчание никаких сил нет, да и в глаза смотреть стыдно. Так что ему остается только одно — как можно незаметнее проскользнуть в комнату и когда она поднимется сказаться спящим, авось будить не станет. А с утра она должна куда-то уйти на несколько дней…

Я опять опустилась на кресло у камина и уставилась на огонь. Через некоторое время меня кто-то нерешительно тронул за плечо. Я подняла глаза, возле меня стоял Олег.

— Чего тебе? — немного неучтиво спросила я.

— Ань, хочешь, я на конюшню схожу, посмотрю как он там?

— Не знаю, — честно призналась я.

Скрипнула входная дверь и в дом проскользнул Влад и, ни на кого не глядя, проковылял к лестнице. Я посидела еще некоторое время, борясь с желанием кинуться следом, и поднялась наверх.

Влад лежал на кровати поверх одеяла, уткнувшись лицом в сложенные под головой руки. Я, не включая свет, прошла к окну и распахнула его, впуская в комнату ночную прохладу, постояла немного, глядя на озеро, с ровной полоской голубоватого света.

— Владка, — тихо позвала я, подсаживаясь к парню, он не шевельнулся и ничего не ответил. — Влад, — повторила я и осторожно положила руку на его плечо, — тебе очень больно? — я осеклась оттого, что спросила очевидную глупость, но и молчать сил не было.

— Нечего меня жалеть, — он дернул плечом, сбрасывая мою руку, — я сам виноват и сам ответил. Все, и хватит об этом.

— А я и не собиралась тебя жалеть, — фыркнула я, и, отворачиваясь нечаянно задела его бок.

— Поаккуратней нельзя? — раздраженно процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Нельзя, — ехидно ответила я, — ты же сам приказал тебя не жалеть.

Я встала и отошла снова к окну. Пора ложиться спать, завтра предстоит тяжелый день, надо встать до зари. Все! И пусть Влад с его проблемами катиться ко всем чертям, которых только смогли выдумать многочисленные религии.

…Влад повернул голову и уставился на ее хрупкий силуэт у окна, сотканный из темноты и бледного света. И чего, спрашивается, взбесился? Ему бы прощение просить, а он наорал! Вот и как понимать этих женщин? Ей сейчас положено злиться и ругать его, что он, подлец, подвел ее, доверия не оправдал и вляпался в очередную неприятность, а она ж нет! Жалеет, сочувствует! Очень ли больно, спрашивает! Вопрос-то какой идиотский, и как на него ответить? Нет, Аня, мне очень приятно. Так что ли? А с другой стороны — радуйся дурак, хоть кому-то нужен. И задела она тебя рукой, так потерпи, она ж не специально, случайно вышло. А ты…

Влад лежал, не зная, как поправить недавнюю грубость, чувствуя себя последней сволочью. Интересно, а если попросить принести воды не откажет? Тем более, что пить действительно очень хочется. Влад слабо шевельнулся, видя, что она собирается отойти от окна…

Вставать завтра рано, в очередной раз напомнила я себе, но почему же тогда я продолжаю стоять у окошка, наблюдая, как ветер раскачивает верхушки деревьев, слушаю, как вздыхает озеро и жду, что Влад позовет, ища сочувствия, и пожалуется? Неужели я все-таки влюбилась в этого глупого непутевого мальчишку? Или это синдром привыкания? Когда врач настолько сживается со своим пациентом… даже думать не хочется! Отогнав эти ненужные и опасные мысли, я переоделась и уже собиралась ложиться, как услышала из темноты:

— Если тебе не трудно, принеси, пожалуйста, воды, — чуть слышно попросил он.

— Хорошо, — с готовностью откликнулась я, — может еще чего-нибудь? Ты, наверное, есть хочешь? — и тут же одернула себя, ну кто после такого вечера захочет есть?

— Нет, спасибо, только воды.

Я сходила вниз, налила в кувшин воды и уже собралась нести, но передумала. Вернулась на кухню, сварила грог, сделала несколько бутербродов с колбасой, солониной и сыром, сложила все в маленькую корзинку, и потащила добычу наверх.

— Вместо воды я грога сварила, ничего? — спросила я, выставляя содержимое корзинки на табуретку возле его кровати.

— Ничего, — эхом отозвался Влад, поворачиваясь и приподнимаясь на локте.

— Держи, — я подала ему чашку, — только аккуратно, горячий.

Он поблагодарил меня кивком головы и, сделав несколько осторожных глотков, отставил ее.

— Здесь еще бутерброды, будешь? — неизвестно чему радуясь, быстро проговорила я, снимая с тарелки салфетку.

— Давай, — согласился Влад.

Я пододвинула к нему тарелку, а сама устроилась на своей кровати, чтобы не мешать. Комнату заливал свет Крека, его едва хватало, различать предметы вокруг, но мне было достаточно. Я словила себя на том, что улыбаюсь, наблюдая как Влад, почти не жуя, глотает еду, запивая обжигающим грогом.

— Как же это тебя угораздило? — поинтересовалась я через некоторое время.

— Ругать будешь? — вместо ответа спросил он, запихивая в рот последний кусок.

— Нет, — покачала я головой, — не буду, — я пересела к нему, — Владушка… — он тихо засмеялся, — что я смешного сказала? — смутилась я.

— Ты меня так ласково называешь, каждый раз, как со мной какие-нибудь гадости случаются.

— Ты находишь это смешным? — еще больше смущаясь пролепетала я, даже не подозревая, что он это запоминает.

— Нет. Просто я вот о чем подумал, может почаще влипать в серьезные неприятности? Что бы ты мурлыкала 'Владушка'. Ты знаешь, я готов даже побои ради этого терпеть.

— Что за разговорчики, глупый мальчишка, — нахмурилась я, — давай лучше посмотрю, что там Саха наворотил.

— Переводишь стрелки? — Опять засмеялся Влад, — и чего ты так со мной возишься, понять не могу. Я и не из таких передряг живым выходил. Помнишь тот шрам от ноги через весь живот?

— Это тот, который по ребрам уходил на спину? — из вежливости уточнила я, хотя это было излишним, я его помнила.

— Так вот, — Влад отодвинул тарелку и улегся, — было это на арене. Мне достался тогда очень сильный противник, может и не сильный вовсе, но я провел к тому времени около девяти боев, так что на меня хватило. Если бы я выиграл и в тот раз, мне бы дали свободу. В общем, я его уже почти уходил, но тут он выхватил маленький ножик, на нем кожаные доспехи, а на мне, смех сказать — набедренная повязка. Ну, выхватил он нож и чиркнул мне по животу и разрезал все не хуже твоего скальпеля. Надсмотрщики решили, что я сдох и выкинули в яму для мусора. Значит, лежу я там, кишки наружу…

— Без подробностей, пожалуйста, — прервала его я, зная их все наизусть и не желая выслушивать это еще раз на ночь глядя, — я ночью спать хочу.

— А как же ты на работе? — подначил меня он.

— На работе, это на работе. У меня после нее кошмаров не бывает, не то что от твоих рассказов, а под бок мне бежать не к кому.

— Так ко мне беги, — расхрабрившись, великодушно разрешил он, — этому мы завсегда рады.

— Ну и зараза же вы, Владислав Дмитриевич, — прошипела я, — вот так бы и дала бы вам по заднице.

— Не, по заднице сегодня нельзя, — заныл он, — она у меня многострадальная.

— Вот-вот, я о том же, давай я тебя осмотрю. У меня где-то мазь должна быть, синяки за пару дней сгонит и рубцы подживит. Скоро папаня приедет и мне надо, что бы ты имел товарный вид, — я включила ночник и принялась расковыривать свой саквояж, отыскивая нужный тюбик.

— Ничего твоя мазь не сгонит, — заворчал Влад, стаскивая с себя одежду, — насколько я помню, Саха твой меня хлыстом отходил, а эти отметины иной раз по месяцу держатся. Уж поверь мне, я знаю.

— Это мы еще посмотрим, знаток, — усмехнулась я, поднимая над ним лампу, — ишь как тебя Александр Петрович оприходовали, как не родного, места живого нет. — Присвистнула я, рассматривая его спину покрытую багровыми полосками и ржавчиной размазанной запекшейся крови. К глазам против воли подступили слезы. Я почувствовала острое желание придушить Саху.

— То, что места живого нет — сам дурак, — безразлично высказался Влад, будто это не его егерь ткнул носом в стол, а после шкуру попортил.

Влад положил руки под голову и закрыл глаза, предоставляя мне делать все что, заблагорассудится. Я сходила в ванну, притащила таз с теплой водой, пару мягких полотенец и принялась обмывать его.

— Надо было еще в первый вечер ему все отдать. — Продолжил рассуждать он, — А так огреб за все и сразу и за вранье, и за хранение, и за употребление.

— Ну, Саха, ну зверюга! Руки пообрубать по самые уши! — Ворчала я, осторожно втирая крем.

— Никакой он не зверь, — тут же возразил Влад, — нормальный мужик. Просто надо играть по его правилам. Он со мной уже почти месяц нянчится, а я его работу чуть на ветер не пустил, есть от чего взбеситься. Да и не так сильно он меня побил, как оно смотрится, раз я почти сразу поднялся и на своих ногах в дом пришел. А то, что пару ссадин оставил, так оно ничего — заживет. Главное завтрашний день пережить.

— Владка, Владка, Владушка, — пробормотала я, качая головой и подсчитывая полоски, грозившие превратиться в шрамы.

— Что там еще? — Сонным голосом осведомилось мое горюшко.

— Как так можно? — Задалась я абсолютно никчемным вопросом, — не прошло и полгода, как Костик тебе новую шкуру справил, а она вся в шрамах опять будет, ты их что — коллекционируешь?

— Больше полугода прошло, — лениво уточнил Влад.

— Милый мой, — взвыла я, — да на мне за всю жизнь столько не набралось!

— Ты — это ты, а я — это я, — резонно заметил он, — у тебя голова маленькая, но ты ей думаешь. У меня же голова хоть и большая, а думать никак не хочет, — самокритично закончил Влад.

— Тренироваться надо, — посоветовала я, любуясь своей работой. Потом подумала немного и сделала ему обезболивающий укол. Это оказалось не так-то просто — пришлось долго выискивать наименее пострадавшее место для укола. Завтра ему, конечно же, станет хуже, но эту ночь, по крайней мере, поспит спокойно.

— Все, я закончила, — сообщила я, укрывая его одеялом, — так лучше?

— Ты знаешь, да, — вынужден был согласиться он, — и болеть почти перестало, вот только колотит чуток, но ничего — терпимо.

— Ничего, сейчас лекарство начнет действовать, и ты уснешь. Я ухожу с рассветом, — напомнила я, вытирая руки и гася свет, — постарайся, чтобы Саха не убил тебя за время моего отсутствия. Я попробую вернуться как можно скорее. Оставляю тебе мазь на столе, накладывай ее утром и вечером, если у самого не получится, попроси Васену, она не откажет. Да, скажешь ей, пусть у Сахи швы снимет. И вот еще что, если будешь в состоянии, сходи в город и получи все деньги с моего счета. Я документы на столе оставлю. Сотню отложи и запакуй отдельно. Лады?

— Хорошо, — глухо отозвался Влад, — если ты уже закончила инструктаж, не возражаешь я отключусь, устал.

— Спи, — разрешила я и, немного подумав, добавила, — Владушка, — из темноты донеслось довольное сопение.