Поднялись поздно, солнце уже почти подползло к зениту. Быстро позавтракав остатками ужина, уложили вещи и тронулись в обратный путь. Сенька сидел хмурый и правил лодкой с таким видом, будто на эшафот едет. На обратную дорогу ушло не больше четырех часов. Это и понятно — Сенька гребец-то умелый, да и течение помогало, так что на Сахину делянку мы добрались засветло. Я слегка волновалась, за Влада. Зная его привычку влипать в неприятности, на душе было как-то неспокойно.

Причалили, покидали вещи на землю и вытащили лодку. Сенька распрямился подбоченившись:

— Интересно, — нахмурился он оглядывая окрестности, — а где ж все?

— А ты что ж хотел, что б тебя с оркестром встречали? — съязвила я, скрывая за ехидством собственное беспокойство, пошла в сторону дома.

Я дернула дверь, дом оказался закрыт. Поднявшись на цыпочки, попыталась дотянуться до притолоки, где всегда лежал запасной ключ. Родственники могли уйти по своим делам, но где делся Влад? По моему разумению парень должен отлеживаться несколько дней оправляясь после Сахиной трепки. Черт! Вот тетеха-то! И где мозги, спрашивается?! Ты же сама сказала ему в банк сходить. Ой, и дятел же вы, Анна Дмитриевна! Ну и что, что ты рассчитывала задержаться на пару дней, головой же думать надо, прежде чем избитого парня в город посылать. Да етишкин ты кот! А своих мозгов у человека нет? Сам должен соображать, когда идти, а когда не следует! Ладно, чего уж теперь нервы рвать.

— Анька, — позвал братец, выглядывая из кухни, — к нам гости!

— Кто? — я перегнулась через перила второго этажа.

— Да черт его, — Сенька пожал плечами, — мужик какой-то волочется. Я его не знаю. Пойду, гляну. Побудь в доме.

Я сбежала по лестнице, не думая слушать Арсения выскочила на улицу. По дорожке, опираясь на палку, ковылял Влад.

— Да что с тобой, — прошептала я и припустила навстречу.

Увидев меня, парень остановился, тяжело опираясь на импровизированный посох.

— Владка, где ты был? — задыхаясь от бега, я остановилась перед ним, с беспокойством оглядывая бледного мужчину.

— Ань, я в город хотел, ты же просила, а потом понял, что не дойду. Пришлось возвращаться. Извини.

— Да черт с ним, с банком. Я сама схожу. Как же ты вообще додумался куда-то идти? Мало ли, что я просила, ты же чувствовал, что не можешь! Я когда увидела, что тебя нет, думала, с ума сойду! Ну, чего ты молчишь?

— Потому что ты не даешь мне и слова сказать, — улыбнулся парень, разглядывая меня с высоты своего роста. Представляю, как забавно я выглядела.

— И чего ты улыбаешься? — я взяла его за руку повыше локтя. Влад едва заметно поморщился. — Что? Больно?

— Немного. Ань, пообещай, что не будешь ругаться.

— Во что ты опять влип? — насторожилась я. Влад только пожал плечами, — я не стану тебе ничего обещать, пока не узнаю, что случилось!

— Анька, ты чего разошлась? Привет, меня Сеней зовут, — с крыльца спустился непутевый братец, — а ты, стало быть, Влад?

Парни обменялись рукопожатием, усиленно делая вид, что меня не замечают.

— А за что она должна ругаться?

— Да так… ничего серьезного.

— Ничего серьезного, говоришь? — нахмурилась я, заглядывая под его рубашку. Сенька зафыркал, а Влад сконфуженно улыбнувшись, одернул одежду.

— Она иногда такая беспокойная, — пояснил он братцу, тот с умным видом закивал, мол, да, знаю!

Мужская солидарность, чтоб их! Я покрутила головой и загнала балаболов в дом, и там, уже не обращая внимания на ворчание Влада, стянула с него рубашку. У Сеньки аж глаза на лоб повылазили, когда разглядывал нового знакомого.

— Это кто ж тебя? — присвистнул Сенька.

— Да, так… — безразлично пожал плечами Влад.

Ко всем прошлым украшениям добавились бинты, под которыми скрывалось несколько глубоких, воспалившихся царапин. Влад совершенно прав, я буду ругаться. Приказав оболтусу не двигаться, а Арсению присмотреть, сбегала наверх за рюкзаком. Разложив на столе в большой комнате заметно поредевшие за последние дни запасы медикаментов, выбрала то, что может понадобиться.

— Садись, — приказала я, подталкивая стул.

— Ты чего — ошалела!? — возмутился брат, — Куда садись? Он же битый весь!

— Вот такая у меня злая хозяйка, — печально вздохнул парень, усаживаясь верхом на стул.

— Еще одно слово и хозяйка будет жестокой, — пригрозила я, заново вскрывая царапины.

— Вот эти, я вижу, батя оставил, а вон те чьи? — поинтересовался Сенька, заглядывая мне через плечо. — Ты с каким зверюгой сцепился?

— Влад? — подтолкнула я, замявшегося молодого человека, прикрывая раны пропитанной мазью салфеткой.

— С барсом, — буркнул он.

— С барсом? — сглотнула я. — С каким барсом? Где ты взял барса!?

Постоянно косясь на меня, Влад рассказал, как пошел гулять, как уснул и как на него выскочил барс, и выхода не оставалось, кроме как убить кошку. Сенька восхищался, а я едва удерживалась, чтоб не начать буйствовать. Ну, что за человек!? На сутки одного нельзя оставить, обязательно во что-нибудь влипнет! Одно слово — бедоносец!

— Влад, я тебя к кровати за ногу прикую, — простонала я, массируя виски.

— Ань, но я ж нечаянно…

— Иди наверх, а? — потерла я нос, чувствуя, что еще немного и я расплачусь. — Ложись, отдыхай и чтоб до вечера я тебя не видела.

Влад пожал плечами, но возражать не стал и поплелся наверх. Я провожала его глазами, думая, что парня проще убить, чем перевоспитать.

— Эй, ты есть-то, хочешь? — окликнула я Влада. Парень приостановился и кивнул. — Я тебе принесу.

Наблюдавший за этой сценой Сенька широко ухмылялся.

— Какие-то странные у вас отношения, — заметил он, дождавшись, когда за Владом хлопнет дверь, — противоестественные, я бы даже так сказал. Что-то не пойму — кто у кого в услужении. Анька, не надо в меня тыкать ножичком! А вообще, он парень интересный.

— Вот и отнесешь еду интересному парню, а я пока ужин приготовлю. И неплохо бы, чтобы ты посидел у нас в комнате, и по дому лишний раз не шастал. И в окна поглядывай. Родственников пропустишь — беда будет.

Пришедший из школы Олег был отправлен в лес, за ягодой. Я собиралась испечь пирог, а заодно заслать мальчишку как можно дальше от дома.

Когда солнце совсем покраснело и катилось к закату, вернулись Саха и Васька с полными коробами меда.

Сенька, завидев приближение грозного родственника, предпочел последовать моему совету и укрыться в чулане на кухне, не стоит раньше времени дразнить гусей.

Саха уселся в свое любимое кресло, потребовал чаю и закурил трубку, задумчиво разглядывая колечки дыма, медленно уплывающие в камин.

Моего появления, а, равно как и отсутствия, он как бы и не заметил. Я поманила тетку на кухню и, плотно прикрыв дверь, и указала на чулан. Тетка распахнула низкую дверь и могла лицезреть свое чадушко великовозрастное, живое и вполне здоровое.

— Сенечка, сыночек, — прошептала Васена, обнимая оболтуса, — похудел-то как! Ребра вон торчат, — она поцеловала дитятко в макушку.

— Не надо, мама, — дрогнувшим голосом попросил он, отстраняясь, — мама, я виноват…

— Ничего-ничего, — Васька опять прижала его к себе, — все прошло. Ты дома, все будет хорошо, все перемелется, мука будет.

— Мам, а как там батя?

— Батя? Серчает немного, ничего, мы его уломаем, правда, Анька?

— Правда, — подтвердила я.

— Я пойду к отцу, а вы подойдите минуток через пять, — приказала Васька, — и Сенька, — она погрозила ему пальцем, — чтоб с отцом не препирался! Пока не спросят, стой и молчи, виновато потупив глазки. Серчать будет, в ноги кинься, — Сенька скривился, — ты рожу-то не криви, — цыкнула на него мать, — делай, как велено, в ноги кинься и прощения проси, авось и простит. Ну, с Богом, — Васька распахнула дверь и шагнула в комнату.

Я выждала оговоренные пять минут и подтолкнула Сеньку к двери. Он постоял, немного собираясь с духом, и шагнул в комнату. Саха все так же сидел в кресле и курил трубку, за его спиной с серьезным видом маячила Васена.

— Вернулся, значит, — Саха хмуро сдвинул брови, Сенька последовал указанию матери и, виновато опустив голову, принялся рассматривать пол под ногами, — и что ты мне расскажешь?

Далее все происходящее превратилось в обычный балаган семейной ссоры, когда противники уже успели остыть и простить друг друга, но продолжали четко играть свои роли. Саха делал вид что гневался, а Сенька, правда, на полном серьезе, просил простить, впрочем, совершенно не собираясь следовать материнскому совету и кидаться отцу в ноги.

Полюбовавшись минут пятнадцать на доморощенный театр, я настоятельно попросила их поскорее заканчивать представление — все устали, а я, признаться, не отказалась бы от ужина. Саха моим мольбам внял и, обняв сына, торжественно объявил, что прощает его, но если вдруг, не дай Бог, что еще…

Семейный ужин превратился в пиршество с шумным обсуждением Сенькиных приключений. Он рассказал, как к нему в пещеру забрался медведь и чуть не сожрал вместе со всеми припасами. Сенька убил его ударом ножа, изловчившись метнуть прямо в глаз. Васька только охала и качала головой. Олег смотрел на брата горящими от восхищения и гордости глазами. Саха указал сыну на некоторые ошибки допущенных при выделке шкуры. Влад подкармливал пробравшегося тайком под стол медвежонка и делал вид, что внимательно слушает Сенькины байки.

Мне стало скучно и захотелось курить. Поздравляю вас доктор, вы опять приобрели эту гадкую привычку. Я встала из-за стола, никто не обратил на меня внимания. Они не то, что не спросили, куда это я, на ночь глядя, так даже голов не повернули. Это почему-то обидело.

Вот видишь, полезла в голову всякая глупость, ты никому опять не нужна, они уже получили от тебя, что хотели и даже не заметили, что тебя нет. Глаза противно защипало, снова поднял голову старый знакомый — комплекс ненужности. У каждого человека есть свои маленькие враги, сидящие до поры до времени где-то глубоко, на самом дне души, пряча длинный хвост в темных закоулках подсознания. Это именно эти гады, вылезающие на свет где-то между сном и реальностью, когда ворочаетесь в жаркой постели не в силах заснуть после рабочего дня. Они прекрасно знают, что нужны сейчас меньше всего, но настырно лезут, нашептывают, тянут, тормошат, выталкивая слезы из глаз, заставляя жалеть и ненавидеть себя и всех вокруг. Не дай бог, вылезти им, когда душа растревожена и расшатаны нервы, это именно они доводят до сумасшествия добрую половину человечества. Но большинство из нас спокойно уживаются со своими демонами. Некоторые психологи даже убеждают, что эти твари вполне полезны заставляя нас действовать и сопереживать. Я в корне с профессорами не согласна и даже склонна думать, что они придумали эту теорию намерено, дабы не остаться без работы.

Я посоветовала своей твари замолчать и заползти обратно, иначе я просто уничтожу ее. Тварь послушалась, и жить стало легче. Если бы здесь была Наташка, она бы сообщила мне, что у меня стихийно возникшая 'из ничего' депрессия и потащила бы в город по магазинам, а потом устроила праздник. Она считает праздники самым лучшим лекарством от хандры. Может, действительно, когда вернемся устроить праздник? Мои мысли потекли в другом направлении. Какой там у нас поблизости? До нового года далеко, а осенью никаких праздников не предвидеться. А может устроить просто праздник? Или у Ники какое завалящее день рождения найдется. Я украшу каюту гирляндами и остальной чепухой. Наташка заставит выставить на стол все содержимое моего бара, я наготовлю кучу еды, которую мы потом будем пожирать еще неделю. Да, пожалуй, так и сделаю.

Я посмотрела на небо, черное полотно его все усеяно звездами, Крек еще висит над планетой, через несколько дней он исчезнет и его не будет видно целый месяц. Сегодня одна из последних ночей, когда можно понаблюдать, как цветет никтокрек. Этот ночной цветок, который весь день прячется на илистом дне озера и только ближе к полуночи выныривает из воды, расстилая на водной глади свои нежно-розовые лепестки, почти с ладонь каждый. Цветок красив и в самую темную ночь. Но если он появляется в тихую безветренную погоду, и если над озером висит огромный шар Крека, цветок начинает фосфорицировать всеми оттенками красного. От темно-бордового, почти черного, до нежно алого цвета. То приподнимаясь, то, почти скрываясь под водой.

Я проскользнула в заросли колючих кустов риборина с россыпью беленьких малюсеньких цветков, кусты были высажены Васеной в четыре полукруга то, подступая к самой воде, то, углубляясь в берег, образовывая, таким образом, четыре абсолютно изолированные беседки, в каждой из которых поставлены скамейки. Сидеть в беседках можно только после того как отцветет риборин, иначе из всех удовольствий рискуешь заполучить только головную боль. Цветки у кустов сильно пахучие, запах, правда приятный, но не в таких количествах. Риборин уже почти отцвел, но вокруг него все же вился удушливый аромат. Я разместилась на скамейке в крайней беседке и закурила в надежде, что табачный дым хоть сколько-нибудь перебьет эту вонь.

Хорошо, тишина, спокойствие, вода тихо плещется, накатывая волнами на берег. Всплеск и над водной гладью блеснул серебряный бок рыбы, охотящейся за комарами. Ага, тишина и спокойствие, дождесси!!! Я скурила всего лишь полсигареты, когда сзади послышались топот ног и возбужденные голоса.

Я чуть раздвинула ветки, все пропало, прямо к моей беседке направлялись Сенька, Влад и Олег. Зло сплюнув под ноги я выбросила в воду сигарету и пошла по направлению к дому, похоже, мне не остается ничего другого, как лечь спать.

…- Ты не видел, как цветет никтокрек? — Сенька был поражен.

— Где ж ему видеть, — ехидно ответил за Влада Олег, — батя цельный месяц к ряду лютует, из-за тебя, между прочим.

— Молчи, мелочная ехидина, — властно приказал Сенька.

— Сам мелочь ехидниная, — отозвался Олег, — пошли в крайнюю беседку, там лучше всего видно.

— Нет, мы пойдем в середину, а ты можешь идти в крайнюю, но только не забудь, — Сенька заговорил глухо и таинственно, — что там русалки. Они вытягивают свои костлявые, обросшие мхом и илом пальцы и за задницу щипают. А сами знай себе плачут и смеются, смеются и плачут. Пощиплют, пощиплют и зад тебе откусят.

— Нету там никаких русалок, — обиженно пробормотал Олег, и ускорил шаг, пытаясь не отставать от брата ни на шаг.

Сенька уселся на скамейку, Олег взгромоздился на спинку за ним и теперь нависал над Сенькой. Влад же, разлегся на траве и, заложив руки за голову, уставился в небо. Сперва все сидели тихо и пялились на черную маслянистую воду. Первым прервал молчание Сенька, полез к Владу с расспросами.

— Ну, как она тебе? — поинтересовался он срывая травинку и засовывая ее между зубами.

— Кто? — не понял Влад приподнимаясь и глядя на Сеньку.

— Да Анька, как она в роли хозяйки.

— А, нормально, — лениво откликнулся Влад снова укладываясь.

— Как вы с ней живете? — принялся выпытывать Олег, желая получить кровавые подробности.

— Что именно тебя интересует? — Влад перекатился на живот и подпер рукой подбородок, его глаза смеялись, — тебя интересует, наказывает ли она меня, а если да, то как?

— В общем-то да, — немного смутился Олег оттого, что Влад так легко разгадал его интерес.

— Заткнись! — буркнул Сенька неодобрительно косясь на Олега, — это не твое дело!

— Да ладно тебе, — с ленивой улыбкой остановил его Влад, — пусть спрашивает, если ему так интересно.

— Она тебя бьет? — уже напрямую спросил Олег.

— Нет, — покачал головой Влад, немного удивившись подобному вопросу, — ей не обязательно этого делать. Она умеет посмотреть так, что надобность шлепнуть по рукам просто отпадает. За все время, что я у нее, на мою долю перепало подзатыльника два не больше. Понимаешь, Олег, для того что бы поставить мозги не обязательно прибегать к силе, есть много других способов.

— Например? — с вызовом в голосе осведомился Олег.

— Например… — Влад задумался, — например, когда я подрался один раз, она просто объяснила, что так делать не следует, а когда это случилось во второй, посадила меня под домашний арест на пятнадцать дней, запретив при этом разговаривать.

— И ты молчал пятнадцать дней? — не поверил Олег.

— Ну да, — усмехнулся он, — потому как был предупрежден, что за каждый разговор будут прибавляться сутки. Отсидел я, правда, только двенадцать, потому что подхватил какую-то заразу.

— Ну и зануда же она! — выпалил Олег.

— Никогда не замечал за ней подобной жестокости, — с осуждением в Анин адрес поддакнул ему Сеня, а Влад покачал головой — какая у людей короткая память.

— И вовсе нет, — встал Влад на ее защиту, — она не жестока. Жестокость, Арсений, это когда тебя приковывают к столбу в одной набедренной повязке и оставляют так на три — четыре дня под палящим солнцем без воды, а про еду и вспоминать не приходится. А когда наступает вечер, спадает жара, и ты радуешься тому, что пережил этот день и тебе кажется, что можно отдышаться, то приходит надсмотрщик и избивает тебя хлыстом до полусмерти. И все это за то, что ты посмотрел не в ту сторону, в которую позволено.

— И что с тобой так делали? — прошептал потрясенный Олег.

— Да, — улыбка Влада стала печальной, а глаза заволокло туманом от нахлынувших неприятных воспоминаний, но он быстро справился с собой, — и не только это. Но об остальном вам лучше не знать, иначе ночью спать не будете.

— Ну, расскажи, расскажи, — заныл Олег, который из-за сравнительно небольшого количества прожитых лет еще не понимал, что некоторых вещей лучше не касаться. Сенька уже собирался одернуть брата, но Влад жестом остановил его, решив попугать глупого мальчишку.

— Все зависит от хозяина, к которому попадешь, — пожав плечами, безразлично начал Влад, — вообще, по моей теории, хозяева бывают трех видов — просто сволочи, особенные сволочи и вконец отмороженные.

— А Анька, к какому виду относится? — с некоторой долей насмешки поинтересовался Сенька.

— Анька? Таких хозяев в природе не существует, — хмыкнул Влад, — она особь, случайно затесавшаяся в их сплоченные ряды. Если ты попадаешь к первому виду, то твоя жизнь достаточно сносна — кормят, не то что бы до отвала, но вполне хватает; крыша над головой ночью имеется, хоть худая, но крыша; зазря не бьют и не издеваются, только по делу — сломал чего или еще что учудил. У второго вида все намного сложнее — живешь впроголодь, спишь, где попало, чаще на голой земле да под открытым небом и вечно в синяках ходишь. И не дай-то Бог попасть к третьему виду, уж он-то отыграется на твоей шкуре за всех предыдущих — от его кормежки от ветра качаешься, а он еще и требует, что б вкалывал за троих. У такого хозяина, что бы оказаться под плеткой и причины особой не надо. Может построить вряд плантацию и заставить выпороть каждого третьего, просто так, для острастки, а если ему еще взбредет в голову устроить показательное выступление, да еще и с тобой в главной роли — пиши, пропало, можешь живым и не выбраться.

— Как это показательное выступление? — сглотнув, поинтересовался заметно побледневший Олег.

— Очень просто — привязывают к столбу и обрабатывают от души кнутом, да так, что б до потери сознания, иной раз так отделают, что когда глаза потом открываешь, не можешь понять есть у тебя спина или нет — одно сплошное месиво. Кто посильнее, тот выживает, а слабый прямо там коньки и отбрасывает, иной раз и снять не успевают. Но после такой обработки ты уже не работник, а значит на продажу. Если какой торговый корабль купит за бесценок — хорошо, нет — значит, пристрелят прямо в порту. Торговцы порченый товар не особо жалуют — деньги вложил и волнуйся потом — выживет, не выживет. Мне везло, меня всегда выкупали.

Конечно, многое и от надсмотрщиков зависит, — продолжал рассуждать Влад, не обращая никакого внимания, на Олега, которого явно подташнивало. — Бывают не совсем плохие, эти хозяйское добро берегут и не сильно портят, плохо работу сделал всыпят плеткой пяток раз, да и то не сильно. Синяков только наставят, что б работать потом мог, а чаще ткнут кулаком между лопаток и переделывать заставят. Самое страшное, это когда засыпаешь и просыпаешься с одной мыслью: 'Меня опять сегодня будут бить'. Это очень плохо, когда подобная дрянь привяжется, преследует, тогда как парша и изнутри разъедает. Тут главное понять — жизнь твоя и ломаного грошика не стоит, а свободу можно получить только через того, что на небе сидит. Надо осознать, что выхода нет, а если и есть, то только после смерти.

— А как же вольная? — пробормотал потрясенный этим откровением Сенька.

— Это сказки, такого не бывает, — спокойно отрезал Влад, — иногда докатываются слухи, что кого-то где-то освободили, но на моих глазах освобождались только, когда остывали. Понимаешь, Сеня, в том мире, в котором я жил, если ты хочешь выжить, страха быть не должно. Конечно, в какой-то момент становиться страшно, больно и жутко, но этого показывать не стоит. А иногда плакать хочется от бессилия, можно позволить себе подобную расслабуху, но только с одним условием — тебя никто не должен, ни видеть, ни слышать…

Влад замолчал, решив, что с них, а главное с него, на сегодня хватит, он и так рассказал слишком много этим домашним мальчикам. Влад некоторое время смотрел на озеро и свет Крека многократно отраженный на покрытой рябью водной глади вспыхивал и блестел в его глазах. А сами глаза стали на некоторое время безжизненными холодными и злыми. Братья молчали, боясь нарушить тревожную тишину, и каждый думал о своем.

— Но Аня, она другая, — вновь подал голос Влад, взгляд его потеплел, а глаза начали оживать. — Сперва, в самый первый день я убежать хотел, а потом стало просто интересно. Да и странно было — не орет, не дерется, работать сильно не заставляет. А потом, ничего — привык. И уже кажется, что по-другому быть не может. Она не умеет быть до конца жестокой, — задумчиво проговорил он так, словно говорил сам с собой, — даже когда она меня под домашний арест посадила, у меня были простыня и матрац, а в комнате всегда было тепло. Только у нее я забыл, что такое голод. Да, конечно, я могу задержаться на работе и чуть притащить домой ноги от голода и усталости, но это уже не тот голод, который был раньше, потому, как я всегда знаю, что меня дома ждет еда и постель.

— Всем хороша, — улыбнулся Влад, рисуя перед мысленным взором Анино смеющееся лицо, — вот только на каждый шаг по сто указаний. А то сделаешь что не так, она замолкнет дня на три, и не знаешь с какой стороны к ней подойти. Или начнет морали читать, кажется, уж лучше б выпорола разок, и все бы на свои места стало: сама бы успокоилась, и я бы знал как себя вести. Так нет же, ходит как сыч.

— Я же говорю, — протянул Олежка, с радостью переключаясь на обсуждение сестры, лишь бы Влад дальше не стал рассказывать, — занудства нашей Аньке не занимать.

— Молчи, мелкий, — цыкнул на Олега Сенька, — а по поводу рукоприкладства, это ты, Влад, сильно загнул, Анька у нас спокойная как танк, ее так просто не свернешь. Ты знаешь, как ее надо вывести, что б она в драку полезла? На это, ой, как много времени и сил уйдет. Вот только я тебе не советую этого делать, потом костей можно не унести. Вон Олег знает.

— А что я, что я? — заныл Олег, поежившись, — это было-то всего один раз.

— Один раз, — подтвердил Сенька, — но тебе, по-моему, хватило.

— А тебе бы не хватило, если бы тебя оглоблей по горбам? А потом еще в озеро загнала и не выпускала, пока маманя не пришла.

— Да, ты только забыл уточнить, что загнала она тебя еще до обеда, а маманя пришла, когда стемнело совсем, — подцепил Сенька брата.

— Можно узнать, что ж ты такого сделал? — Влад аж сел от любопытства.

— В принципе, ничего, — неохотно пояснил Олег, — ей лет пятнадцать было, мне около восьми, может чуть меньше. Она влюбилась в пацана, он у нас в городе жил, так вот, он ей письма писал и с голубями присылал, а я голубей раньше ее отлавливал и письма эти забирал, потом подразнил ее немного, а она взяла и взбесилась. Кто ж думал, что она так… — Олег махнул рукой.

— Хотя, может, Олег и прав, — все-таки высказался Влад, — некоторая доля занудства в ней присутствует.

— Пошли, может, домой, — вдруг предложил Сенька, видимо разговор подпортил ему настроение, — черт с ним, с этим никтокреком. Не последний день живем, успеем еще насмотреться. Сыро что-то сегодня, простуду запросто подцепить можно.

— Пошли, — равнодушно пожал плечами Влад, поднимаясь с травы…

Влад молча вошел в комнату и сразу направился к шкафу. Я удивленно подняла глаза от книги и уставилась на его голую спину, покрытую синими полосками. Порывшись на полке, Влад извлек свежую рубашку и, накинув на себя, повалился на кровать, отвернувшись к стене.

— Тебе не кажется, что менять рубашки уже поздно? — поинтересовалась я, разглядывая его затылок, подобное поведение Влада не то чтобы особо пугало, но настораживало сильно.

— Отстань от меня, пожалуйста, — глухо попросил, Влад не поворачиваясь.

— Что-то ты мне, ангел мой, не нравишься, — протянула я и, отложив книгу в сторону, перебралась на его ложе, — случилось что?

— Ничего не случилось, — вдруг отчего-то вызверился Влад, — просто у меня отвратительное настроение, может у человека быть отвратительное настроение или нет?

— Оно-то, конечно, может, — протянула я, еще больше настораживаясь, — но…

— Вот и отстань от меня, — огрызнулся Влад, принимая прежнюю позу.

— А вот хамить мне совершенно не к чему, — предупредила я его, чувствуя, что и мое хорошее настроение приказывает долго жить и от обиды пихнула его локтем пониже ребер, не очень сильно, но достаточно ощутимо, он даже охнул, кажется.

Я вернулась на свою кровать и снова углубилась в чтение уже не обращая на Влада никакого внимания. Внизу что-то прогрохотало, потом послышались взволнованные голоса.

— Да что там за шум внизу? Ночь на дворе, все ни как не улягутся, — раздраженно проворчала я.

— Я посмотрю, — откликнулся Влад.

Парень вышел на лестницу, я видела, что он не стал спускаться, а всего лишь перегнулся через перила и посмотрел вниз. После этого повел себя более чем странно — влетел в комнату и постарался, как можно бесшумнее закрыть за собой дверь. И, не говоря ни слова, рывком сдвинул занавески и, распахнув окно, полез вон, окончательно введя меня в состояние изумления. Наверное, события последнего месяца не прошли для него бесследно, и парень окончательно тронулся. Я переместилась на подоконник, схватила его за шиворот и ласково поинтересовалась:

— Владка, как ты себя чувствуешь?

— Нечего со мной разговаривать как с психом, нормально я себя чувствую.

— Ты меня, конечно, прости, — осторожно продолжила я, вытягивая его в комнату, — но ты ведешь себя соответственно.

— Никак я себя не веду, просто мне еще жить охота. Твой папенька пожаловали.

— И?..

— Что — и… — он попытался вырваться и скользнуть вниз, — жить я хочу, что совсем не понятно?

— Вылезай, — попросила я, — ничего он с тобой не сделает, я не дам.

— Знаешь что, хозяюшка, тебе, конечно, все равно, а я второй раз за неделю воспитательного процесса не переживу. Я после Сахиных вливаний до сих пор сидеть нормально не могу — синяки с задницы не сошли. А ты меня опять под кнут? Сжалься!

— Не блажи, ничего с тобой не случится, я же сказала, не позволю.

— Много ты Сахе не позволила, — покрутил он головой, но в комнату все же забрался и уселся на жесткие доски своей кровати. Смиренный и покорный судьбе.

— Не путай божий дар с яичницей! Саха — это Саха, а Дмитрий Петрович совсем другое дело.

— Все равно. Не любишь ты меня совсем, хозяйка, не жалеешь, — не преминул подначить Влад, на секунду выпадая из роли.

Я погрозила ему кулаком и вышла из комнаты.

В ярко освещенной гостиной собралось все благородное семейство. Два брата, Саха и Дима, сидели за столом друг напротив друга и мирно беседовали. Саха как раз рассказывал брату, как Влад нечаянно придушил черного барса, я слышала эту историю за сегодня уже добрый десяток раз. Олег с Сенькой примостились по углам, а Васька развалилась в любимом Сахином кресле. Я тихо спустилась и прошла к столу.

— Привет, Анька, — весело встретил меня отец, — а где Влад?

— Он уже собрался спать, но сейчас оденется и спустится, — честно глядя ему в глаза, соврала я.

— Что ж вы мне ничего не рассказали, а уехали, — пожурил меня папа, — я бы вам помог. Я уж невесть что подумал. Вот Саха мне сейчас все объяснил.

— Ты же понимаешь, обстоятельства… — начала мямлить я.

— Да ты сам посуди, Димка, — пришел мне на помощь Саха, — он тебе дело раскрутил, этот доктор понял, что парень все знает и пригрозил его убить, что им еще оставалось делать? Правильно они все сделали в таких ситуациях только ноги и надо делать, жить-то всем хочется. А расскажи они все тебе, ты бы налетел, как ворон и ничего бы не вышло, а так докторишка успокоился и ты его спокойно взял. Тем более что он чуть не сделал из парня инвалида. Знаешь, сколько я сил потратил, чтоб все на место поставить? — я чуть удержалась, чтоб не раскрыть рот от удивления, слушая гладкую речь Сахи, ни слова о наркотиках, ни слова о недавнем инциденте на конюшне.

— Вот именно, — поддакнула я.

— Только вот что интересно, — папа испытывающе посмотрел на меня, — мне, когда карточка Влада на глаза попалась, там о наркотиках говорилось, а вы меня все убеждаете, что ничего и не было.

— Так и не было ничего, — вступила в разговор Васена, не дав мне и рта раскрыть. — Все прекрасно знают, как ты к этому относишься. И если бы именитый доктор тебе об этом заявил, ты бы ему поверил, и разбираться бы не стал, а просто вытолкал парня взашей. Тем более, что с наркомана возьмешь — его показания на суде не годятся.

— Что, верно, то верно, — согласился папа, — но почему вы скрыли куда летите? Я, когда к твоей Наталье Станиславовне пришел, спросил, где вы, так она меня чуть сковородкой не огрела!

— Наташка тебя сковородкой? — рассмеялась я, — На нее это не похоже!

— Еще как, похоже, — с довольной улыбкой не согласился папа, — но вообще-то она ничего.

— Что значит ничего? — насторожилась я.

— Нормально, говорю. Где там Влад, сколько можно одеваться?

— Сейчас потороплю, — пообещала я и кинулась вверх по лестнице.

Влад все так же сидел на кровати, изображая из себя каменного истукана.

— Что там? — поинтересовался он.

— Ничего, папа в хорошем настроении. Пошли.

— Это потому что Саха ему еще ничего не рассказал, — высказал свое мнение Влад.

— Ничего подобного, — возразила я, — Саха ему уже все рассказал.

— В таком случае, у тебя очень извращенный юмор, и стоит мне показаться, как он меня убьет.

— Из-за чего, интересно я тебя убью? — услышала я над своим ухом, и заорала от испуга, вскакивая с кровати.

— Папа, разве так можно? — Накинулась я, на него хватаясь за сердце, — Стучаться не пробовал?!

Генерал отмахнулся от меня и уселся на стул напротив вставшего Влада, я переместилась на подоконник. В комнате повисло напряженное молчание, папа сурово оглядывал нас. Я всем своим видом демонстрировала скуку, а Влад — глубокое осознание вины. Никто из нас троих не решался нарушить шаткое перемирие.

— Итак, — первым не выдержал папа, — я жду объяснений. Особенно от тебя, — напуская еще большей суровости в голос, генерал посмотрел на парня.

— А что именно ты хочешь услышать? — На всякий случай поинтересовалась я.

— Саха, конечно, человек хороший и честный, но я вас предупреждаю — я не поверил ни единому его слову, — просветил нас папа.

Влад бросил быстрый взгляд на меня, я в ответ только пожала плечами, мол, делай, что хочешь. Папаня, конечно, хороводы с нами водит, мною его тактика уже давно изучена — даже если и ничего не знаешь, сделай вид, что осведомлен намного лучше свидетелей и виновного вместе взятых. Касайся дело только меня, я бы сделала большие обиженные глаза и вид полного непонимания происходящего, но Влад уже выдал нас с головой, вот пусть сам все начальству и объясняет. Меж тем парень собрался с духом и начал каяться.

Надо отдать ему должное, делал он это мастерски — даже меня чуть на слезу не пробило. К чести Влада, следует отметить, что рассказал он все, как было, опустив только момент о выволочке, которую ему устроил Саха, а в остальном его речь была правдива и изобиловала подробностями. Меня он выгораживал, как только мог, хотя я в этом и не нуждалась.

Влад взял всю вину за произошедшее на себя. Папа молча слушал откровения, ни вопроса, ни комментария, это меня насторожило и я уже начала в уме просчитывать ходы, что бы выйти из создавшейся ситуации с малой кровью. Влад замолчал и, затаив дыхание, уставился на генерала, ожидая его решения. Папа помолчал еще немного, задумчиво глядя, как в глазах Влада возрастает напряжение, когда оно достигло своей кульминации, генерал чуть шевельнулся, меняя позу.

— Это все? — спросил папа, строго глядя на поникшего Влада, тот кивнул.

Папа еще помолчал, я вся подобралась, готовая в любой момент придти на помощь.

— Ладно, — генерал звонко шлепнул ладонью по столу, — на этот раз я тебя прощаю, и выгонять из бригады не стану. Но на свой счет ты не обольщайся, делаю я это только благодаря Сахе, потому что он поручился за тебя и сказал, что ты абсолютно здоров.

— Спасибо, — только теперь смог выдохнуть Влад.

— Пошли чай пить, там Васька что-то про пироги говорила.

Мы спустились вниз, сидящие за столом внимательно наблюдали за нами и заметно расслабились, заметив, что наш разговор закончился без жертв. Васька поставила на стол огромное блюдо заполненное пирожками. Папаня широко улыбаясь подсел к столу и пододвинул к себе большую чашку чая.

— Дядя Дима, — подергал Сенька генерала за рукав, заставляя обратить на себя внимание, — а ты форму с собой привез?

— Какую форму? — Не понял папа, перебирая пироги, лежащие на блюде и пытаясь отыскать самый красивый из них, задача почти невыполнимая.

— Твою, генеральскую, — пояснил Сенька.

— Конечно, привез, я без нее никуда не езжу.

— Это хорошо, — обрадовался Сенька.

— Что в этом хорошего? — насторожилась я.

— Как что? — возмутился Сенька, как будто все читают его мысли, — Дядя Дима оденет завтра свою форму, и мы с ним пойдем к Вареньке…

— Это что, ты хочешь, что бы я стал сватом? — ужаснулся папа.

— Да, — обрадовано закивал головой Сенька.

— Ни за что! — испуганно воскликнул генерал.

— Дядя Дима, а что тут такого? — Принялся выклянчивать племянник, — ведь были же когда-то свадебные генералы…

— Эка невидаль, — вступил в разговор Саха, не упускавший случая поддеть брата, тут же привел парочку исторических примеров, походя обвинив генерала в гордыни.

Папа принялся энергично возражать против этого. Влад крутил головой, увлеченно следя за их спором. Я ждала, когда же вступит в спор Васька, последнее слово будет за ней, как она скажет, так и будет. Но Васька не спешила, забавляясь полемикой, в которую влезли братья. Даже Сенька замолчал и сидел с раскрытым ртом. Меж тем благородные отцы семейств добрались только до середины нашей истории, до того времени, когда наши предки жили на одной планете и только начали летать в космос, я поняла, что дело это долгое и до конца спора мне никак не досидеть. Я послушала их еще немного, но потом махнула на это рукой и погнала Влада спать — стрелки часов уже подкрадывались к часу ночи. Перед тем как улечься, я отдала отцу подписанный на предъявителя чек, чтоб они могли выкупить право на женитьбу.