То, что я увидела по прибытии, не смогла отразить ни одна сводка, настолько все было ужасным. Огромный, выросший за несколько лет в мегаполис, город и около десятка городков поменьше, разместившиеся вокруг были в одну минуту сметены безразличной стихией, расшвырявшей людей и дома, словно бумажные фигурки оригами.

Дома, выстроенные из камня, блоков и бетона, еще возвышались развалинами, на уровнях не выше третьего этажа, грозя обрушиться в любую минуту. Те, что строились из более легких и непрочных материалов, а таких было большинство, разнесло по всей округе. Люди, не успевшие скрыться в выстроенных убежищах, оказались погребены заживо под собственной кровлей.

Отовсюду неслись плач, перемежающийся с редким тявканьем обученных спасательских собак, возвещающих о находке очередного пострадавшего, переговорами спасателей и тихим гудением техники, разгребающей уже обследованные остатки домов. Таких было мало. Я прибыла к месту трагедии как раз в минуту тишины и, как все остальные замерла, вслушиваясь в непроницаемое, гнетущее молчание. Стараясь уловить хоть намек на звук, издаваемый человеком. Даже слабенький ветер, виновато шевеливший куски материи, кое-где болтающиеся на развалинах, и тот притих. Ничего.

А спустя пять минут, опять загудела техника, затявкали собаки и задвигались люди в серых от пыли комбинезонах спасателей с ярко-желтыми полосками на плечах, локтях и коленях. А над развалинами пронзительное, яркое небо, нагло и равнодушно взирающий на опустошенную землю белый диск местного солнца. Будто и не бушевала разгулявшаяся стихия, круша все на пути.

Мимо протрусила огромная лохматая собачища, опустив к земле лобастую голову, осторожно забралась ближайший завал, еще имеющий очертания дома, с шуршанием осыпая мощными лапами строительный мусор. Я приостановилась, наблюдая за собакой, беспорядочно тыкающейся носом во все стороны. Я впервые в жизни видела работу поисковой собаки, а что это именно она, я не сомневалась. Слишком уж деловито и целеустремленно двигалось животное.

Собака перепрыгнула через торчащую плиту, прошуршала там, на миг застыла, расставив мощные, как колонны лапы и низко склонив голову, словно слушая, что происходит под толстой коркой обвалившихся перекрытий. Задрала морду к небу, и несколько раз гавкнула тяжелым басом оповещая, что под завалом кто-то есть.

Не размышляя, я рванула вперед, туда, где возвышалась над грудами мусора запыленная собачья голова. Мысли о том, что я операционный хирург и совершенно не умею работать в поле, как-то не возникало. Беспокоило только то, что я не смогу откопать пострадавших и мне придется бежать за помощью, теряя драгоценные минуты.

Подобравшись к собаке, я легла на живот и плотно прислонила ухо к покореженной плите, стараясь уловить какие-нибудь признаки жизни. Способ хоть и старый, но действенный. Очень скоро я услышала тихий призыв о помощи. Звук исходил снизу, и мне на мгновение стало не по себе оттого, что могла всем своим весом навалиться на пострадавшего, танцуя над ним на поверхности.

— Эй! — крикнула я. — Там есть кто?

— Да, мы здесь! Помогите! — дальше до моих ушей донесся истерический, плачь приглушенный грудой завалов. Голос женский, отрешенно определила я.

— А ну, успокойся! — заорала я и принялась ворошить завал, под своими ногами осторожно откидывая в сторону битый кирпич и куски штукатурки. — Я тебя сейчас попытаюсь откопать, ты мне лучше скажи, сколько вас там?

— Трое, — всхлипнули снизу, но дело пошло на лад — женщина больше не вопила.

— Вы, как там, все живы? — кусая губы от натуги и переворачивая особенно тяжелый кусок, поинтересовалась я. Надо постоянно говорить все равно о чем, главное, чтобы твой голос слышали и знали, что помощь рядом, это поможет упредить новый виток паники, вспомнились мне строки, прочитанные когда-то в учебнике по экстремальным ситуациям.

— Кажется все, вот только папа, он без сознания, — отчитались мне снизу, — у меня ноги зажаты, я не могу посмотреть все ли с ним в порядке.

— Понятно. Очень больно?

— Нет, я их совсем не чувствую. — Хреново, ох, как хреново, что не чувствует ног.

— Кроме папы с тобой еще кто-нибудь есть?

— Да, мой сын, он маленький совсем и сейчас спит, я его покормила и он спит. А вы кто?

— Я? Я доктор, меня Аня зовут, а тебя как?

— Шедар, но все зовут Шед.

— Красивое имя, а сколько твоему ребенку?

— Месяц всего.

— Хорошо, сейчас я попробую к тебе добраться, — пообещала я, по мере раскопок голос снизу звучал все громче, и орать уже не было необходимости. — Ты можешь мне хоть примерно описать, что вокруг — пустота или вас зажало.

— Вокруг меня пусто, — совсем спокойным голосом ответила девушка, — только ноги зажало. Здесь темно и страшно. Мы в подвале прятались, когда дом обвалился, да мы и сейчас в подвале, вокруг нас пусто, дом разрушило, а подвал вот устоял… Ой, на меня песок сыплется!

Слушая девушку в пол-уха я отвалила еще один кусок плиты и едва успела отскочить, как из-под ног поехала земля и песок вперемешку со штукатуркой завихрясь в воронку стал сыпаться вниз.

— Шед, закрой голову руками! Слышишь!? — закричала я, боясь, что среди мусора может оказаться достаточно большой камень, который, подчиняясь закону подлости, свалиться ей на голову.

Пока я наблюдала, как вниз ссыпается песок, ко мне подступили спасатели, не иначе их привела собака, запропавшая еще в начале раскопок. Спасатели оказались хмурыми мужиками, покрытыми толстым слоем пыли, через которую тускло светились нарукавники. Меня оттеснили в сторонку и нехорошими словами попросили идти своей дорогой. Я сперва хотела возмутиться, но потом передумала. Они правы — они профессионалы, а я просто доктор и мое место в операционной. К тому же нужно найти того, кто здесь всем заправляет, и передать ему привезенный груз.

Главного искать не пришлось, он нашелся сам. Громко шурша и топая тяжелыми ботинками на высокой подошве, на руины взобрался высокий мужчина, напоминающий средневекового пирата. Широкие плечи, острые черты лица, смолянистые волосы забранные в хвост и горящие черные глаза не хватает только ярко-красной банданы на голове, или уж, в крайнем случае, широкополой шляпы и абордажного ножа на поясе. Впрочем, абордажный нож вполне могла заменить непонятная продолговатая штука, тихо шлепающая по ноге спасателя.

— Что тут за цирк? — осведомился он, мазнув по мне взглядом. — Почему на завале посторонние? Арлекин, Явор вы куда смотрите, это ваш участок?

Вышеназванные субъекты на миг отвлеклись от своей работы — они осторожно стаскивали в сторону отброшенный мною мусор, тем самым расширяя себе площадку для работы — выпрямились, и виновато переглядываясь, пожали плечами, не зная, что ответить пирату.

— А кто вы такой? — проявила я интерес, хотя лучшим было промолчать и тихонько удалиться по своим делам, как мне и советовали.

— Я, милая девушка, здесь главный, — сверкнув на меня невозможными черными глазами и едва сдерживая ярость, поставили меня в известность, — и зовут меня Себастьяно. А вам какого рожна здесь надо? Я не потерплю посторонних на опасной территории. Вполне достаточно жертв стихии, и вытаскивать из-под обломков репортеров или кто вы там еще у меня нет совершенно никакого желания. Так что катитесь отсюда к чертовой матери!

— Похоже, вы здесь исполняете обязанности этой самой матери, раз мне нужны именно вы, — надменно проговорила я, независимо отряхивая руки от пыли, — я прибыла по вашему требованию со станции "Алкиона", привезла гуманитарную помощь, медикаменты, оборудование и еще один мобильный госпиталь. И как раз направлялась на ваши поиски, когда меня чуть не сбила с ног огромная бело-черная собачища, начавшая потом лаять. Я подошла и услышала крики, и стала откапывать пострадавших, надеясь, что кто-нибудь рано или поздно придет мне на помощь, потому что я всего-навсего хирург, а не спасатель. Но теперь я вижу, что полезла сюда совершенно напрасно, моей помощи, как человеческой, так и профессиональной здесь не требуется. Так что вот вам мой наряд, — я ткнула ему в живот сложенным в несколько раз документом, остро сожалея о своем маленьком росте, иначе я могла бы попасть бумагами ему в нос, — я возвращаюсь к стартовым площадкам, разгружаюсь и отправляюсь по названному вами адресу!

Сказав это, я гордо развернулась и отошла подальше от копошащихся мужчин, стараясь при этом держаться прямо и не скатиться позорно на заду с завала, совершенно уверенная, что все мужские головы сейчас повернуты в мою сторону.

— Кстати, — прокричала я, приостановившись и уставившись в наглое синее небо, — там, внизу трое. Мамаша, судя по голосу не старше шестнадцати лет, с зажатыми плитой ногами, которые она уже не чувствует, ее младенец, возрастом около месяца, с ее слов в порядке, и папаша, потерявший сознание, только я не знаю чей он — девицы или ребенка!

Я плелась по направлению к стартовым площадкам размышляя повеситься мне сейчас или подождать пока "Беркут" выйдет в открытый космос. Как-то так получилось, что я оказалась никому не нужна. Домой возвращаться не могу, иначе обрядят в кружева и оборки, повяжут на голову идиотскую ленту и выставят в первый ряд счастливых зрителей умиляющихся бракосочетанием. А я там буду — не пришей кобыле хвост. И буду чувствовать себя попрошайкой, случайно забредшей в дорогой ресторан и усаженной метрдотелем за стол, в диком напряжении ожидающей, что обман вот-вот раскроется и случиться что-то до отвратительности унизительное. Папаня об этом позаботиться. Нет уж, увольте!

За время моего отсутствия он, скорее всего, уже позаботился об информационной поддержке и растрепал всем, что я продала Влада. Даже если Никита или Эжен попытаются утверждать обратное, никто не поверит, а гости станут смотреть на меня как на выходца кунсткамеры. Дед бы сказал, что надо вернуться и бороться за себя, а толку бороться, если это никому не надо и мне в первую очередь? Если отец, которому я верила, вот так просто сумел перечеркнуть все?

И здесь я в той же роли. То есть хвоста, который зачем-то пытаются присобачить кобыле. В моих услугах не нуждаются. И даже к черту послали! Но, почему!? Я смогла предотвратить истерику у девчонки, зажатой где-то под землей, успокоила ее и даже почти откопала. А меня послали к черту!

И теперь, подводя итог, что я имею? Ни дома, ни семьи, ни любимого мужчины. Которого, впрочем, я, по всем канонам жанра, сейчас должна ненавидеть. Ведь все мои неприятности именно из-за него. Это он своим появлением сломал мою жизнь. Я честно попыталась ненавидеть, но надолго меня не хватило. Это не он виноват, а стечение обстоятельств и может, я сама. Но от перемены мест слагаемых, как известно, сумма не меняется. Правда у меня есть деньги, но на черта они мне сдались, если я не могу спать и чувствую себя нормально только, когда работаю?

От сумятицы, поселившейся в голове, стало невыносимо жаль себя, и в горле набух ком, а на глаз накатились невыносимо жаркие слезы…

— Помогите!

Я вздрогнула, жалость к себе испуганной крысой бросилась прочь и слезы сразу куда-то подевались. Я резко развернулась на зов. Ко мне бежал перепуганный парень.

— Пожалуйста, помогите! — он схватил меня за руку, намереваясь куда-то тащить, я, не сопротивляясь, побежала за ним.

— Что случилось? — на бегу спросила я, перескакивая через препятствия.

— Там… там моя сестра… я говорил, я просил, а она… она меня не послушалась и пошла… она провалилась, я не успел… я не смог… она наверное умерла…

Перепрыгнув через очередное препятствие, мы резко остановились на краю глубокого провала, образованного обвалившимися плитами, или это был когда-то дом, черт его знает. На дне полутемной ямы не менее трех метров глубиной, лежала девчушка лет десяти, ее правая рука была вывернута под неестественным углом, согнутые ноги прикрывало легкое светлое платьице, подол его шевелился от сквозняка, приоткрывая сбитые острые коленки, а голова запрокинута назад. Главное, чтобы не было перелома позвоночника, вихрем пронеслось в голове, пока я отчаянно цепляясь за выступы, ползла вниз.

Оказавшись на дне ямы, опустилась на колени перед девочкой, осторожными пальцами потрогала ее шею, отыскивая пульс. Пульс был хороший. Тонкий фонарик нашелся в нагрудном кармане и вспыхнул ярким лучиком, проверила зрачки, с облегчением убедившись, что они реагируют на свет. А что без сознания, ничего удивительного — во время падения здорово приложилась головой, вон тонкая струйка крови ползет по виску. Я осторожно повернула ее на бок и прощупала позвоночник, конечно нельзя утверждать на все сто, но, похоже, все цело!

— Ну что там? — тревожно подал голос парень.

— Она жива, — порадовала я его, закинув голову, парень от облегчения опустился на край ямы и прижал руки к лицу.

— Эй, тебя как зовут?

— Кип, — глухо из-под ладоней ответил он.

— Кип, отойди от края, — попросила я, — мне не хватает света. Постой пока в стороночке, когда ты понадобишься, я тебя позову. Хорошо?

Я дождалась, когда он отойдет, и перенесла все свое внимание на девочку. Кроме вывихнутой руки, сотрясения мозга и незначительных ушибов больше повреждений не нашла. Что ж, сейчас уколем противошоковый препарат, вправим руку, и можно будет вытаскивать ее отсюда, а там до госпиталя рукой подать, там проведем более детальный осмотр и назначим лечение. Голова думала, а руки на ощупь отыскали в портативной аптечке, болтающейся на поясе, нужную ампулу и зарядили шприц. Чтобы вправить и зафиксировать девочке руку моим ремнем ушло не больше десяти минут. Справившись, я позвала Кипа, и мы осторожно извлекли девочку из ямы.

— Спасибо вам большое, — пробормотал Кип, укладывая сестру на каталку у входа в госпиталь.

— Да не за что, — пожала я плечами.

— Как это не за что? — удивился Кип. — Вы сразу откликнулись.

— Кип, это просто я попалась на твоем пути, — спокойно проговорила я, — если бы попался кто-то другой, он бы точно так же пошел и помог.

— Но попались-то вы! — резонно заметил парень.

— Ладно, ты посиди где-нибудь рядом, я ее осмотрю и к тебе выйду.

Я вкатила каталку в высокую палатку мобильного госпиталя. В палатке, разделенной на десяток помещений белыми полотняными перегородками, царил форменный бедлам. По одну сторону коридора располагались экстренные операционные, в которых серыми призрачными силуэтами копошились врачи, по другую палаты и смотровые. Я вкатила каталку в освободившуюся смотровую из которой вывезли кого-то плотно накрытого простыней, на которой неровными пятнами проступала свежая кровь. Что ж, врачи не боги.

Медсестра увидев, что привезли нового пациента, быстро сдернула со стола клеенку, постелила свежую, готовя место, еще две женщины суетливо прибирали разбросанные тампоны и салфетки. Я подкатила девочку к столу, с помощью медсестры переложила на подготовленный стол. Соседняя перегородка отъехала в сторону, в кабинет стремительной походкой вошел седой доктор с таким добродушным и понимающим лицом, что ему хотелось поверить все свои беды без остатка. Хирургическая роба доктора посерела от пота.

— Что тут у нас? — поинтересовался он у всех сразу.

Я кратко объяснила, что произошло с девочкой. Он внимательно слушал, кивая большой седой головой, потом осмотрел вправленную руку девочки.

— Что ж, вполне профессионально, — оценил он, я удивленно вскинула на него глаза, — вы же не спасатель? И в госпитале я вас не встречал, — уточнил он, видя мой взгляд.

— Вы правы, я не спасатель, — созналась я, устанавливая капельницу, — но я хирург и смею верить, достаточно неплохой. И если вы не погоните меня в шею…

— Ни Боже мой, — замахал на меня руками седой доктор, — если вы действительно хирург, то какая может быть шея? Нам рук отчаянно не хватает, а вы говорите — в шею!

— Вот и хорошо, — обрадовалась я, подключая девочку к аппарату, регистрирующему работу мозга, — а то меня некоторые личности, напоминающие пирата, попросили удалиться к чертовой матери.

— Вы, верно, имеете в виду Себастьяно Монтерру? — рассеянно проговорил доктор, глядя на ползущую из аппарата распечатку.

— Да, именно его, — подтвердила я, с не меньшим вниманием рассматривая ленту.

— Вы уж на него не обижайтесь…

— Аня, — подсказала я.

— Милая Аня, — улыбнулся он, мельком глянув на меня, — это у него работа такая. А так он очень хороший мальчик, да-да и не смотрите удивленно. Я давно знаю Себастьяно и его семью. Мальчик как раз прибыл навестить родных, когда случилась катастрофа, и его отозвали из отпуска. Впрочем, он зол не поэтому, он на работе всегда злой, как черт, но иначе нельзя. Иначе ничего не получиться, уж поверьте старому доктору. Посмотрите, наша девочка приходит в себя.

Ресницы девочки вздрогнули и разошлись, раскрыв ярко-зеленые, пока еще бессмысленные глаза. Девочка моргнула и посмотрела на нас достаточно осмысленно.

— Здравствуй, — улыбнулась я, наклоняясь к ней, — ты в госпитале. Я сейчас задам тебе несколько вопросов, а ты ответишь. Хорошо? — девочка кивнула. — Тебя как зовут?

— Кия, — тихо выдохнула она.

— Здравствуй Кия, а я Аня, сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

— У тебя что-нибудь болит? — вступил доктор.

— Рука, голова и все остальное, чем я стучалась, пока падала, а так ничего, — я плотно сжала губы, стараясь не расхохотаться, девочка попалась с юмором, — а если серьезно, то болит все только снаружи. А где Кип? — забеспокоилась она.

— С ним все в порядке, ждет снаружи. Скажи, сколько ты видишь пальцев, — я показала ей три растопыренных пальца.

— Вообще-то пять, но выставляете вы только три, — ответила она таким обиженным тоном, будто ее приняли за умственно отсталую.

— Жить будешь, — рассмеялся доктор и потрепал девочку по голове, — мы тебя сейчас переведем в палату, ты полежишь пару дней, и мы тебя выпишем.

— Хорошо, только Кипа позовите, мне без него плохо, — нахмурив брови, проговорила она.

— Эй, кто-нибудь видел Анну Романову? — проорал кто-то в коридоре.

— А кто это такая? — тут же поинтересовался другой голос.

— Такая маленькая, черноволосая девица с задатками стервы. Она Себастьяно сегодня отшила за каких-то две минуты…

— Если я не ошибаюсь, это вас, — с лукаво проговорил седой доктор, прислушиваясь к разговору.

Я лишь пожала плечами и, попрощавшись с коллегой и пациенткой пошла разыскивать орущего типа. Долго искать не пришлось, мы столкнулись нос к носу, едва вышла из смотровой. Это был один из тех, кого Себастьяно обозвал Явором и Арлекином.

— Так кто ищет черноволосую стерву? — поинтересовалась я у мигом покрасневшего парня.

…До перехода на герцогский шлюп Ольгу так и не увидел. Она заглянула после того, как он устроился в каюте, один в один напоминающей предыдущую. Влад обрадовался сестре, ему даже поговорить было не с кем. Молчаливые носильщики тенями растворились на просторах шлюпа, едва занесли вещи.

— Ну, как ты? — с любопытством поинтересовалась она, оглядывая мрачного Влада. — Что-то особого веселья не наблюдается на просветленном челе.

— Попрошу не иронизировать, — скривился Влад. — Тебя бы так. Представляешь, мне оказывается нельзя самому гладить свои вещи!

— Что, прости тебе нельзя? — удивленно хлопнула глазами сестра.

— Гладить свои вещи, — терпеливо повторил Влад. — Когда я возвращался в каюту после вылета, вспомнил, что мой выходной костюм совершенно измят, он должен переезжать на вешалке, а его запихнули в сумку. И костюм, естественно, измялся до неузнаваемости, а я же не могу явиться к бабке в мятых тряпках, понимаешь?

— Понимаю, — пробормотала Ольга, зачарованно глядя на Влада, и недоверчиво поинтересовалась, — ты что, собрался сам гладить?

— Ну да. Я подумал, что у кого-нибудь из команды найдется утюг или что-нибудь вроде этого. Я хотел попросить, но потом почему-то постеснялся… Чего, ты хохочешь?

— Я просто представила лица наших бравых офицеров, явись ты к ним и потребуй утюг! Неужели ты не понимаешь, что герцогу не пристало самому выглаживать свою одежду? Для этого у тебя содержится целый штат слуг во главе с твоим личным камердинером!

— Личным кем? — озадаченно переспросил Влад, вспомнив Наом.

— Ка-мер-ди-не-ром, — повторила Ольга по слогам. — Он будет следить за горничными, которые наводят порядок в твоей комнате. За купальщицами, которые будут помогать принимать тебе ванну. За постельными, которые ответственны за чистоту твоего постельного белья, а так же он будет лично следить за твоим гардеробом.

— И сколько же это меня будет обслуживать человек? — с содроганием поинтересовался Влад.

— Около десяти твоих личных слуг, не считая приходящих досужих девочек.

— Каких, прости девочек?

— Досужих. Они приходят обычно на ночь, чтобы скрасить твою ночную жизнь, если тебе будет угодно остаться на ночь дома.

— А тебе тоже присылали девочек? — осторожно спросил Влад, но тут же понял, какую глупость сморозил, сообразив, за каким досугом нужны эти самые девочки и как незатейливо они будут его развлекать.

— Нет, ко мне присылали мальчиков, — явно содрогнувшись, серьезно ответила Ольга.

— А я могу отказаться от всего этого? — с нотками обреченности спросил Влад.

— Нет, не можешь! — ответ прозвучал сочувственно, но непреклонно. — Тебе все это положено по штату! Это ладно, ты с этим потом сам разберешься. Ну, как нашел ты свой утюг?

— Найти-то нашел, — уныло проговорил Влад, и без Ольгиного согласия плеснул им обоим немного вина, — он стоял прямо в каюте, и… и я погладил свой костюм. Вот только не надо так округлять глаза! Что ж я безрукий какой, я ж не знал тогда про каких-то там камердинеров! — обиженно проговорил Влад. — Я уже почти закончил, когда явилась девица и как заверещит, что для меня это чуть ли не смертный грех, у меня даже утюг из рук выскользнул. И еще, что ее за это уволят…

— Но, Влад, ее действительно могут за это уволить, — мягко и понимающе проговорила Ольга, глядя на совершенно несчастного парня.

— Да я это уже понял, — вздохнул он, — и пообещал ей, что никому не расскажу об этом…

— Хорош ты, дружок, пообещал и тут же растрепал мне! — мягко пожурила его Ольга.

— Да, растрепал! И знаешь, почему? Потому что уверен, что ты никому не расскажешь!

— Правильно, не расскажу, и не столько из-за нее, сколько из-за тебя. Чтобы тебе не пришлось выслушивать длинную и очень неприятную лекцию о твоем поведении от нашей дражайшей герцогини и стыдливо краснеть от ее язвительного тона. Я же все прекрасно понимаю, и как тебе сейчас трудно да и потом будет нелегко, пока ты еще привыкнешь. Это только кажется, что ты свободен и волен делать все, что хочешь. На деле же, постоянно связан какими-то глупыми предписаниями этикета, хорошего тона и пристальными глазами света, который только и ждет, что ты оступишься, чтобы со вкусом перемыть тебе косточки.

У тебя, естественно, больше вольностей. Во-первых, ты мужчина, а здесь за прошедшие века ничего не изменилось, и любой твой промах может быть расценен, как милая странность, а во-вторых, ты наследный герцог, титул немаленький, скажу больше — второй после императорского, и с твоим мнением и волей все должны считаться, даже вдовствующая герцогиня. Но для этого тебе еще предстоит утвердиться в глазах старой язвы, способной качественно испортить тебе жизнь. И не забывай, что отныне ты будешь постоянно на глазах, по крайней мере, в первый месяц, пока к тебе не привыкнут и не перекинуться на что-то более новое. Особенно к тебе будут присматриваться благонравные кумушки и старые девы, собирающиеся в старушкином салоне, пропустить по чашечке чаю. И еще прислуга, она тоже с не меньшим удовольствием станет перемывать тебе косточки.

— Боже мой, как все запущено! — простонал Влад, впервые с момента, как увидел вольную, понявший, что загнан в еще более тесный угол, чем когда был рабом. Тогда хоть до него не было никому дела, кроме надсмотрщиков, естественно.

— Да не пугайся ты так! — рассмеялась Ольга. — Все не так ужасно как кажется. Привыкнешь. Главное начать. Но, боюсь на первых порах, бабушка будет не в восторге от твоих манер, о чем не преминет тебе сообщить. Представляю, как она скривиться, когда узнает, что ты поинтересовался, как зовут горничную!

— Ее перекосит еще больше, когда она узнает, что я работал платным мальчиком в борделе, был гладиатором, вкалывал на плантации, на рудниках и еще во многих донельзя интересных местах. Носил рванье и ошейник, а так же получал свою долю порки, — мрачно заметил Влад. Решив не уточнять, откуда у нее сведения про горничную, и начиная злиться неизвестно на кого.

— А вот этого рассказывать точно не следует, — побледнев, заметила Ольга, — иначе рискуешь нарваться на плохое к себе отношение и постоянные упоминания о том, что настоящий герцог не позволил бы никогда себя к чему-то принудить, и уж тем более выпороть!

— Не позволил бы? — глухо расхохотался Влад и продолжил с плохо скрываемой злостью. — Посмотрел бы я на этого настоящего герцога, пытающегося чего-то там не позволить, когда его под рученьки волокут к столбу два амбала, пристегивают кандалами и полосуют до потери сознания. Видывал я некоторых пожизненно сосланных в рабство за различные преступления, они тоже сперва пытались ерепениться, а получив парочку крепких ударов хлыстом валились на колени и просили пощады!

— А ты? Ты когда-нибудь просил? — тихо спросила Ольга.

— Я!? Пощады!? — опешил Влад, он был оскорблен до глубины души подобным предположением. У Аньки, между прочим, какой бы сволочью она ни была, никогда не возникало даже мысли спросить его о чем-либо подобном, она-то понимала… — Ты с ума сошла? Я что — дурак, по-твоему? Только самоубийцы или клинические идиоты идут на это!

— Извини, я не хотела тебя обидеть, — пробормотала Ольга, — ну, Владка, не сердись, а? Я же по незнанию. Прощаешь?

— Хорошо, — буркнул Влад, уставившись в остатки вина, болтающиеся в бокале и еще кипя от негодования, что о нем могли подумать такую глупость. А еще с бабкой предстоит говорить и держать себя при этом в руках. Это не Ольга, судя по ее рассказам, бабка не поймет и не простит ни единого промаха.

— Остыл? — спросила Ольга через некоторое время.

— Да, — Влад поднялся и прошелся по каюте, — извини, что сорвался. Слишком уж все сложно.

— Будет еще сложнее, — пообещала Ольга, — выслушай внимательно, что я тебе скажу. Это понадобиться, чтобы слету не попасть впросак, потом сам освоишься. А пока для тебя есть несколько непреложных правил поведения: так как ты теперь у нас особа высоко титулованная, ты должен сдерживать свои эмоции. Никакого громкого смеха или воя, никаких бурных жестов, если что-то рассказываешь. Ты должен иметь вид скучающий, высокомерный и холодный. Ничего тебя в этой жизни удивлять не должно, по крайней мере, ты не должен этого показывать. С женщинами ты должен быть обходителен, с мужчинами сдержан. И ни слова о своем прошлом! Никогда и никому! Понял?

— Хорошо, я это учту, — послушно проговорил Влад, понимая, что деваться все равно некуда.

Ольга долго рассказывала о родовом поместье. По ее описанию это был не просто дом, а целый замок. Влад относился к замкам с некоторым предубеждением, после того дела с работорговцами. Но делать нечего, придется жить в замке, хотя бы первое время. А потом в любой момент можно будет подыскать себе более приемлемое жилье. Ведь он же герцог, не так ли? Хоть это в голову вдолбилось…

Ольга рассказала, что уже в день приезда будет дан праздник в честь возвращения Влада, куда приглашены близкие бабкины друзья. Эта идея Владу понравилась еще меньше. Надо хоть несколько дней обвыкнуться с новой жизнью. Но Ольга с насмешливой жалостью объяснила, что тут от него ничего не зависит. Так требуют этикет и приличия. А еще она написала на бумаге длинный список титулов и фамилий, их предстояло вызубрить, поскольку, как оказалось весь этот перечень это он сам и есть.

Влад прочитал список и обнаружил, что помимо герцогского титула он еще и граф, и маркиз, и виконт, и еще что-то малозначительное. Честно попытался запомнить хоть одну фамилию, кроме "Куприн". Но стоило только отвести глаза от подсказки, как прочитанное ускользало из памяти. Влад злился, а Ольга тихонько посмеивалась, однако, не забыв строго предупредить, что он должен выучить всю эту галиматью в течении недели…

Его звали Явором, он был моложе меня, и стоял на должности спасателя в отделении Медицины Катастроф. Пределом мечтаний парнишки было стать инспектором. Еще у него была собака Шанс, ростом больше походившая на теленка, которой Явор гордился не меньше чем работой. Обо всем этом мне поведали, пока мы шли к давешнему завалу, с которого меня позорно выгнали.

Я была крайне удивлена, когда Явор, запинаясь, попросил следовать за ним. Девушка, зажатая завалом опять начала истереть — она никак не могла дозваться отца и не хотела разговаривать ни с кем кроме меня. Чем уж ей не приглянулись все остальные непонятно. А мне что — пойду, поговорю, успокою. Все равно, кроме этого в данной ситуации делать ничего не умею. Да и, признаться, очень хотелось заткнуть рот этому важному индюку Себастьяно — профессионал хренов, девчонку успокоить не смог!

Но все злорадство отлетело, стоило оказаться на месте, наплевать даже, что Себастьяно глянул искоса. На завале произошли разительные перемены. Площадку расчистили, подтянули технику, напоминавший треногу для гигантского старинного фотоаппарата, кран для ювелирного поднятия плит устойчиво утвердился широкими лапами на краю завала, и еще масса техники помельче и неизвестного мне назначения. Спасатели ковырялись возле крана, что-то там у них не выходило.

Я, как и в прошлый раз, устроилась на животе, свесив голову в узкую расщелину меж плит. Шедар сидела в той же позе и подвывала, раскачиваясь из стороны в сторону, прижимая орущего младенца.

— Чего воем? — строго поинтересовалась я. — А ну, сворачивай истерику! Дитенка почто зазря нервируем, а мамаша?

— Аня, это ты, да? — всхлипнув, прохныкала она, задрав вверх голову.

— Собственной персоной, извини, кланяться не стану, иначе могу к тебе спланировать прямо на голову. Как твои ноги?

— Так же и холодно очень. Ань, я папу найти не могу, — пожаловалась она еще раз судорожно всхлипнув, но уже более спокойно, — и… и мне очень страшно.

— Чего тебе страшно? — сварливо переспросила я. — Слышишь, дядьки препаскудно матерятся? Так вот, это наши доблестные спасатели и они очень стараются вытащить вас, не уронив желательно тебе на голову меня вместе с плитой, иначе им премии не дадут, представляешь себе, беда какая будет?

— К-какой премии?

— Денежной! Я ж тебе объясняю, им придется тебя вытащить, иначе премии не видать, как собственных ушей, а знаешь, что презренный металл с людями делает? О! Чего он только не делает!

И так на протяжении двух часов. Ребята работали и так и этак стараясь подцепить крошащуюся плиту, а я, не переставая, несла ободряющую чушь, стараясь держать девушку разговором, все больше тревожась за ее ноги и примериваясь к расщелине. Еще немного и у нее начнется шок от переохлаждения. Нужно пробовать спуститься. Если очень постараться я смогу пролезть. Я подозвала Себастьяно и сообщила ему о своем намерении.

— У тебя есть опыт альпинизма? — совершенно серьезно поинтересовался он.

— Нет, — честно призналась я, глупо врать в таких ситуациях.

— Значит, и говорить не о чем! — отрезал он и повернулся, что бы уйти.

— Нет, черт возьми, здесь есть о чем говорить, господин Монтерра! — шепотом рявкнула я, чтобы не услышали ни спасатели, ни Шедар, схватив Себастьяно за рукав и с силой разворачивая его к себе. — У нас нет другого выхода! Сколько она еще сможет там продержаться? Минуту, десять? А сколько вы еще провозитесь с плитой, которая проседает от каждой вашей попытки и может рухнуть в любой момент? Может быть, я и не спасатель и не альпинист, но я единственная, кто может протиснуться в щель! Ты меня понял, твою мать? Или дальше будешь корчить из себя неизвестно что? Я же предлагаю выход!

— Я не имею права рисковать своими людьми, — устало пояснил Себастьяно, делая ударение на слово "своими".

— Я не ваш человек, вы мне дали это прекрасно понять с самого начала! — отпарировала я. — Если вас не устраивает такая формулировка, я готова подписать любую бумажку, снимающую с вас ответственность, вам это ясно?

Себастьяно долго и внимательно рассматривал меня, потом широко ухмыльнулся и покачал головой.

— Нет, вы совершенно определенно наш человек! Я просто сразу этого не понял! Явор, Арлекин, Сет, — крикнул он в сторону копошащихся спасателей, — оставьте пока кран. Тут девушка предлагает совершенно сумасшедший план, имеющий, однако, шансы на успех, при должной подстраховке. Приходится подчиняться. Тащите сюда альпинистское оборудование, попробуем сделать так, как она говорит.

Не прошло и пяти минут, как меня надежно опутали тонкими, прочными веревками, выдали кожаные перчатки, на голову зачем-то нахлобучили каску, раза в полтора больше моего размера, основательно прикрутив ее ремешками, и несколько раз должным образом проинструктировали. Я кивала с умным видом, но не могла запомнить ни слова из того, что мне говорят. Единственное, что намертво влетело в башку, что будут страховать, как никого.

Самое трудное, протиснуться между острыми краями плит, немного подщипанных Явором при помощи гидравлических ножниц. В какой-то момент меня охватил страх, что застряну, как объевшийся медведь из детской сказки и двинуться никуда не смогу, а ребятам придется спасать еще и меня, до кучи.

— Мадам, у вас слишком объемный бюст, — ехидно прокомментировал положение Себастьяно, — как бы, не застрять намертво.

— Пошел к черту! — зло пыхтя, посоветовала я.

— Стерва! — захохотал Себастьяно, понемногу стравливая страховочную веревку.

Злость придала сил, и я рывком пропихнула застрявшее тело, сразу оказавшись в пыльной темноте, будто наверху и не было яркого дня. И то дело. Дальше все зависело только от сноровки ребят, держащих веревку. Я продвинулась еще на несколько сантиметров, нащупала на поясе предусмотрительно пристегнутый фонарь. Зажгла и мощный луч выхватил из темноты нелепое нагромождение камня и досок. Вверху щелкнул карабин, это Явор пристегнул к моей веревке сумку с медикаментами.

— Ангела заказывали? — поинтересовалась я у Шедар, наблюдавшей за моим эффектным появлением, и за тем, как я нелепо болтая ногами неровными рывками продвигаюсь вниз.

— А?.. Д-да, то есть, нет… — Только и смогла выдавить она и заплакала. Молча, без криков и истерики. Слезы чертили черные дорожки на ее лице, покрытом плотным слоем пыли.

— Ты чего ревешь, то? Все, теперь можешь успокоиться, теперь все будет хорошо, — улыбнулась я, отстегивая карабин, и локтем вернула на место каску, норовящую сползти на глаза, — давай я тебя посмотрю. Ох, ты, какой у тебя мужик-то большой! Ты уверена, что ему месяц?

…Влад наряженный в костюм и доверху напичканный Ольгиными инструкциями, как себя вести, что говорить и не говорить, приостановился у дверей, за которыми его ожидала вдовствующая герцогиня. Его бабушка. Стыдно кому признаться, но он отчаянно трусил перед встречей с родственницей, даже ноги казались ватными, а все внутри подрагивало, словно туго натянутые струны. И что он будет делать, если не ей понравится? И Ольги рядом нет. Оказывается, ему, на пузе проползшему почти все задворки галактики, необходима поддержка. Старушка Ольгу знать не желает из-за него, Влада. Он, видите ли, законный наследник!

Злясь на себя за нерешительность, Влад громко постучал, малодушно надеясь, что его не услышат или за дверью никого не окажется, и это позволит еще немного потянуть с представлением. Дверь открылась почти сразу, лишив его путей к отступлению.

На пороге возникла женщина средних лет, одетая в строгое черное платье с белым кружевным передничком и наколочкой в волосах с медным отливом. Явно прислуга. Женщина смерила его пронзительными черными глазами, вызвав новый прилив желания бежать отсюда подальше. Господи, как же трудно, словно над пропастью и без страховки-то!

— Кто там, Ита? — раздался из глубины требовательный голос.

Названная Итой вопросительно посмотрела на Влада.

— В…Владислав Романов, — чуть запнувшись представился Влад и видя изумление на миг промелькнувшее в глазах-рентгенах, молча выругал себя, все-таки сморозил глупость. Он так боялся представиться Романовым, что в самый последний момент язык его и подвел.

— Ой, простите, Куприн, — поспешно поправился Влад, и добавил немного виновато, — я не привык еще к этому имени.

— Ничего страшного, — с вежливой холодностью ответила она приглушенным голосом, в глазах ее, однако, появилось нечто человеческое, и он приободрился. — Прибыл ваш внук герцог Владислав, ваша светлость. Звать?

— Конечно, зови! Нельзя же быть такой идиоткой, чтобы переспрашивать! — высокомерный металл, прозвучавший в голосе невидимой собеседницы, Владу не понравился, равно как и отношение к прислуге, в конце концов, это же тоже люди!

— Да, миледи, — смиренно проговорила Ита, отступая на шаг и приглашая Влада войти.

Словно в омут, шагнул в покои герцогини, или как это еще называется, в который раз дивясь поворотам в собственной жизни. Вот так-так — раб, которому и в хозяйский дом дорога была заказана, запросто входит в герцогские покои!

Взгляд тут же уперся в высокую спинку кресла, за которой ничего не видно и откуда до него донесся все тот же строгий голос:

— Подойди сюда!

Влад расстановку в комнате оценил по достоинству — кем бы ты ни был, внуком ли или еще кем, ты должен обойти кресло, прежде чем оказаться перед очами хозяйки комнаты. Что ж, неплохой ход, психологический, посетитель сразу же понимает свое место под солнцем.

Приглушенный свет не помешал рассмотреть старуху, с видом императрицы, восседавшую в высоком кресле. Ее, то есть императрицу, Влад как-то видел по телевизору. Одета герцогиня была в длинное строгое платье, подол которого легкой серебристой рекой стекал на пол. У нее была прямая, как палка, спина, высокомерный взгляд холодных серых, совсем как у Влада, глаз и платиновые волосы, зачесанные в высокую сложную прическу. Длинные, унизанные кольцами пальцы лежали на круглом серебряном набалдашнике тонкой трости. Не успел Влад раскрыть рот, чтобы поздороваться, как и положено всякому воспитанному человеку, как его перебили.

— Я недовольна вашим поведением, молодой человек! — холодно отчитала его бабка. — Оно просто отвратительно!

— Что, простите? — ошарашено пробормотал Влад, совершенно не готовый к подобному повороту.

— Не прощу! — тут же заявила старая язва. — Как вы посмели болтаться где-то около двадцати лет, совершенно не думая сообщить что-либо о месте вашего пребывания? Подобное поведение предосудительно и не достойно герцога, тем более прямого наследника!

Влад смотрел на нее, всеми силами стараясь сохранить сдержанный вид, но видно глаза его, несмотря на эти старание все же глупо вытаращились. И самое плохое, он никак не мог сообразить, что и ответить на этот выпад.

— Не смейте так таращиться! — приказала бабка. — Где ваши манеры, молодой человек? Отвечайте на вопрос!

— Я не смог оповестить вас, миледи, о месте моего пребывания, поскольку так сложились обстоятельства, — худо-бедно справившись с собой, четко выговорил Влад, к собственному удовольствию отмечая, что голос его не дрожит и не срывается.

С тайным злорадством представляя, как бы вытянулось у нее лицо, узнай дражайшая бабуля, что он эти самые двадцать лет пахал на рудниках и плантациях, как проклятый, перемежая это приятное занятие еще более приятным — висением под плеткой у столба. Но от язвительного тона стоило воздержаться, по крайней мере, пока, и даже не потому, что об этом настоятельно советовала Ольга, а потому, что неизвестно, как на это бабка отреагирует. Вполне можно и тростью по хребту огрести, за столь непочтительное отношение к титулу. Ольга недвусмысленно дала понять — все, что связано с титулом неприкосновенно, а аристократу совершенно не подходит быть рабом, как простому смертному. Дурной тон, видишь ли. Влад тихонько вздохнул про себя, господи, как же трудно ему придется.

— Ваше долгое отсутствие может извинить только один факт, вы все же озаботились вернуться, — уже менее воинственным тоном проговорила бабка, и Влад позволил себе еще один, как он надеялся незаметный, вздох, — это похвально. Теперь, что касается ваших манер, повторюсь, они отвратительны! Человеку вашего положения не пристало интересоваться именем прислуги и заводить с ней разговоры, надеюсь, это понятно?

— Учту и постараюсь исправиться, миледи, — вежливо проговорил Влад, внутри, однако постепенно закипая яростью. Это ж надо — встреча бабушки и внука! Хоть бы немного теплоты проявила, что ли! Да, что там теплоты, она даже не представилась! Вот прилети он сейчас к Сахе его стали бы обнимать, волосы ворошить, целовать, по спине хлопать, короче, делать все, что положено после долгой разлуки. А эта нет — сидит, как ледышка, тростью постукивает, отчитывает, как провинившегося мальчишку. А он-то, между прочим, ни в чем и не виноват! Поучает о правилах хорошего тона, да еще и сесть не предложила, заставляя глупо и унизительно переминаться с ноги на ногу.

— Мне нравиться, как вы держитесь, молодой человек, — тон старухи чуть оттаял, — я надеюсь, вы будете достойны своего отца, герцога Тауринского Серафима Куприна.

— Постараюсь, — почтительно повторил Влад, заталкивая еще глубже тихое бешенство столь "теплым" приемом, — миледи.

— Значит так, через три часа мы прибудем в ваше родовое поместье, там вас будет ожидать небольшой приветственный прием, на котором будут присутствовать ближайшие друзья нашей семьи. Я надеюсь, что во время приема, вы постараетесь не обнаружить своих отвратительных манер и будете вести себя соответственно — сдержанно и учтиво, чтоб не опозорить семью и титул. Я надеюсь, там, где вы болтались столь долгое время, вас обучили поведению за столом?

— Не извольте сомневаться, — чуть язвительно проговорил Влад, сделав легкий поклон в сторону бабки, представляя себя при этом отвоевывающим щербатую миску с жидкой и гадкой на вкус похлебкой в вонючем бараке, облаченным в грязные лохмотья, с ползающими по телу вшами. Уж как его обучили поведению за столом! Закачаешься, мать твою, от такого поведения!

При этом Влад как-то даже не вспомнил, что намного позже Аня учила его пользоваться столовыми приборами, далеко выходящими за пределы обычного набора — вилки, ложки и ножа. И шлепала по рукам, если ему вздумается положить локти на стол. Ноги должны стоять на полу, руки чуть касаться края стола, а спина непременно прямая и, упаси Боже завалиться грудью на стол! Все эти наставления как-то выветрились из головы и Владу, из духа противоречия, очень уж захотелось на приеме показать именно те самые манеры, что были в него вбиты в годы рабства. Бабку точно удар хватит, вздумай он продемонстрировать именно это, все более скатываясь в злорадство молча усмехнулся он.

— Что ж, теперь, когда мы все решили, — вклинился в эти мысли бабкин голос, — можете поцеловать меня в щеку, как всякий примерный внук и я разрешаю вам удалиться.

— Спасибо, бабушка, — стараясь не цедить слова через плотно сомкнутые зубы, откликнулся Влад и, как и было предложено, поцеловал сухую пергаментную щеку, — был рад вас увидеть, миледи.

— Идите, — она царственно махнула рукой, отсылая Влада с глаз долой.

— Да, и можно небольшую просьбу, миледи, — имитируя должное подобострастие, каковое, по мнению Влада должно присутствовать при высказывании просьбы, — я нижайше вас прошу, чтобы моя сестра Ольга тоже присутствовала на приеме, а так же я прошу вашего высочайшего соизволения для нее проживать в герцогском поместье.

— Ее отец опозорил нашу семью, так что я не потерплю присутствия его дочери! — холодно отчеканила бабка, всем своим видом показывая, что Влад требует невозможного и если сию же секунду не возьмет свои слова обратно, это ему дорого будет стоить.

— Я не прошу за ее отца, — сдерживаясь из последних сил, проговорил он, — я прошу за Ольгу! И еще смею напомнить, что это и мое поместье тоже.

— Повторяю еще раз, молодой человек, я не потерплю ее в своем доме и подобного тона в разговоре со мной! А этой паршивке распускающей язык…

— Если мне не изменяет память, я герцог? Надежа, опора и продолжение фамилии? — чуть подавшись вперед, вкрадчиво поинтересовался Влад, откидывая все свои манеры и забывая о данных Ольге обещаниях держать себя в руках. — Так вот, милая моя бабушка, я, пожалуй, неправильно выразился. Я не прошу, а ставлю вас в известность. Ольга будет жить в родовом поместье и нигде более, пока сама не решит из него удалиться и никто не посмеет упрекнуть ее в этом. Я надеюсь, вам понятна моя воля, как герцога и законного наследника?

— Вы очень хорошо держите удар, мой мальчик, — удовлетворенно повторила бабка, позволяя себе улыбнуться краешками губ — и тон держите нужный, подобающий вам. И со светом совершенно не собираетесь считаться, так я понимаю? Что ж, вылитый отец. Ладно, будь, по-вашему. Это вам подарок в честь вашего возвращения, ваша светлость. Но что скажет свет?

— Да, мне плевать, как вы, ваша светлость, правильно заметили, что скажет свет, — любезно подтвердил Влад, глядя на бабку. Ага, он уже "наша светлость" и ее мальчик, неплохо. Похоже, Владу простили все страшные прегрешения и согласны принять в семью. Чувствуя, что победил и злость постепенно уходит, оставляя место опустошению, Влад позволил себе немного расслабиться. — Я думаю, вы сумеете придумать какую-нибудь достойную сказку по этому поводу, поскольку я разведением направленных слухов заниматься не намерен. У женщин это лучше получается. До скорой встречи, миледи.

Тихо притворив за собой дверь, Влад устало прислонился к стене. Напряжение отступало, даже мышцы начали немного подрагивать, будто ворочал неподъемные тяжести, а не просто молол языком с этой приятной во всех отношениях старой перечницей. Он закрыл глаза, наслаждаясь тишиной, вяло думая, что герцогу не пристало вот так тупо стоять в коридоре, и как этому несказанно обрадуется старая язва, радеющая за его хорошие манеры, когда ей донесут, а ей донесут, это уж, как два пальца. Да уж, веселенькая предстоит жизнь, если каждое общение со старушкой будет перерастать в такую вот конфронтацию. Ничего, прорвемся.

И, все-таки Влад выругал себя, что не сумел сдержаться. До конца не выдержал взятый тон. Не стоило так с бабкой разговаривать, так недолго и смертельного врага в лице старой герцогини приобрести. А впрочем, Ольга, отправляя его на встречу с бабкой, упоминала что-то о том, что бабка будет его проверять на стойкость. Будем надеяться, проверку он прошел и в его решениях отныне никто не станет сомневаться и волю оспаривать тоже не будет.

Влад отлепился от стены, взъерошил пятерней волосы и отправился в свою каюту, уже вторую по счету за сегодняшний день, где изнывая от любопытства и тревоги, ожидала Ольга. Ох, и задаст же она ему, когда узнает, что отныне будет обитать в герцогском поместье, и что он принял это решение, ее не спросив, и не посоветовавшись. Подумав об этом, Влад довольно ухмыльнулся, сбегая по узкому трапу…

Мы успели вовремя. Первым на поверхность, упакованный в специальную люльку, был поднят орущий младенец. А с Шедар пришлось повозиться. Обе голени девушки оказались переломаны тяжелой балкой. Мне спустили плоские подушечки-домкраты, которые протиснуться и в миллиметровую щель, а надуваясь, справляются с многотонной тяжестью.

Пока я разбиралась с плитой, а потом укладывала ноги девушки в шины, ребята наверху осторожно укрепляли и расширяли щель, в которую я протиснулась, спускаясь вниз.

Плотно укрыв девушку одеялом и сунув в руку маленький термос с чаем, я принялась шарить вокруг лучом фонаря, отыскивая мужчину, по словам девушки находящегося где-то рядом.

Мужчина был погребен под кучей строительного мусора. Без сознания, крепко приложился головой о торчащий выступ, по правому виску размазана подсохшая кровь. Но он был жив, хотя мне стоило больших трудов отыскать пульс. Применив имеющийся в наличие скудный запас медикаментов, я постаралась привести его в стабильное состояние. Прекрасно понимая, что этого мало и если не поднять на поверхность в самое ближайшее время, все усилия окажутся тщетными, а список погибших пополнится еще на один пункт.

Доставали мужчину долго. Опыта по подъему пострадавших из-под завалов у меня кот наплакал, а еще точнее — совсем нет. Я тщательно страховалась, закрепляя мужчину на щите. Мне все казалось, что стропы, обвивающие его тело, укреплены ненадежно. Я безбожно торопила себя, понимая, что время работает против меня, но и заставляла не спешить. Если сработаю плохо, мужчина может свалиться мне на голову и тогда ему никакой доктор не понадобится. Кроме патологоанатома.

Прошло долгих сорок минут, когда шесть сильных рук со всеми предосторожностями начали подъем. Все то время, пока щит осторожными рывками продвигался вверх я стояла, сжав кулаки и безотчетно молилась про себя, чтоб фиксаторы выдержали, не оборвались стропы, а расширенная щель оказалась достаточно проходимой.

Все получилось. Вздохнув с облегчением, спасатели принялись за извлечение Шедар и меня. Оказавшись на поверхности, я вздохнула с облегчением, все-таки приятно стоять на своих ногах, под синим куполом неба.

Парни бережно вынесли Шедар на безопасную землю дороги. Себастьяно помог выпутаться из веревок, и мы поспешили за ними. Явор помахал рукой, сообщая, что транспорт для перевозки Шедар вот-вот прибудет. Спасатель спустился первым и помог мне. Едва ступили на твердую землю, как раздался оглушительный грохот.

Я и Себастьяно резко повернулись и могли видеть, как плита перекрытия, на которой стояли всего секунду назад, просела и начала обваливаться, увлекая за собой спасательский кран. Он постоял мгновение, потом чуть сдвинулся, накренившись и нехотя, словно в замедленной съемке провалился вслед за плитой жалобно скрежетнув металлом по камню.

Один стук сердца и вместо площадки, по которой всем скопом козлами скакали, образовалась черная пропасть. Я чуть покачнулась, представив, что осталось бы от семи человек не уберись мы вовремя. Себастьяно расширенными глазами смотрел на мрачный провал. Шумно вздохнул и громко, затейливо выматерился. Его мат, раскатами грома прокатившийся над разрушенными зданиями и нашими бедовыми головами, стал сигналом к действию. И время пошло. Мы будто отмерли. Перескакивая через камни, к нам спешил Явор:

— Ну, как вы? Никого не зацепило?

— Вроде нет, — ответил за нас двоих Себастьяно, с некоторым сомнением оглядывая мое побледневшее лицо. — Ты как?

— Норма, — сглотнув, как можно более безразлично проговорила я.

— Я не знаю, поверите ли вы мне, но кое у кого ангел хранитель сегодня здорово поработал, а мы так, рядом примазались, — проскрежетал подошедший Арлекин и почему-то все посмотрели на меня.