В этот вечер но пути из комендатуры Ваня зашел в Заболотье к своему дружку Мише Артошке. Засиделся. Миша рисовал очень смешную карикатуру, а Ваня, кузнец дед Данила и его сын Викентий наблюдали за его работой, смеялись, давали советы.
- Ты, Мишенька, спрячь эту картинку. Придут партизаны - передашь им,- сказал дед Данила, когда рисунок был готов.
- Зачем?
- Как зачем? Они в газетке пропечатают. Пусть люди посмеются…- Дед взял рисунок в жилистые руки.- Ну что, фриц, отведал медку?
- К-к-как они его р-разукрасили! - высунув из-за спины деда голову, добавил Викентий.
Фриц - пожилой солдат, денщик Гемлера - того самого офицера, что задержал Ваню с листовками. В деревне он всем осточертел - всюду рыщет, бесцеремонно забирает все, что ему понравится: хорошую рубашку, шапку, полотно, сало. Детишкам покоя не дает: то дрова заставит колоть, то возле дома, где живет Гемлер, дорожки посыпать песком, то яблоки носить из сада. Захотелось Фрицу медку, сунул он в улей свой длинный веснушчатый нос, а что из этого вышло, и было изображено на Мишином рисунке.
- Глаза-то, глазищи какие! - не унимался дед.- Ты хорошенько спрячь картинку, внучек. Партизанам это будет очень интересно.
- А-а, я лучше ее Фрицу к спине приколю…- протянул руку Викентий.
Дед отстранил сына.
- Пустой разговор. Он тебе как приколет…
- Порви-ка ты лучше, Миша, эту бумажку. Не ровен час немцам па глаза попадется,- встревоженно сказала мать Миши.
- Погоди, Ганна, уж больно жалко рвать такую картинку.
- Дай-ка, Миша, мне рисунок,- предложил Ваня.- К нам партизаны чаще заходят.
- И тебе он ни к чему,- возразила тетя Ганна,- одни неприятности могут быть. Шагай-ка домой. Мать там где-то ждет…
- Мама меня не ждет,- ответил тихо Ваня и, вдруг оживившись, добавил: - А рисунок я все же возьму.- Он свернул лист трубочкой, сунул в карман, нахлобучил шапку и, попрощавшись с порога, толкнул дверь плечом.
- Шустрый какой,- проговорил дед.
- Чей он? - спросила Ганна.
Миша ужо был научен конспирации и только пожал плечами:
- Из Веселой Поляны.
- Далеко ж ему топать,- посочувствовал дед п тоже стал собираться домой.
Дорогой Ваня думал о маме. Как бы в самом деле было хорошо, если б она ждала его! «А вдруг она приехала из Крыма?» Несмотря па всю несбыточность этой надежды, Ваня ускорил шаг. Башмаки цокали по асфальту: «Ждет, ждет, ждет». И эхо в лесу отзывалось протяжно: «Жде-о-т, жде-о-т, жде-о-т…»
За ужином бабушка тоже невзначай вспомнила маму. Ваня не выдержал. Чашка, над которой он склонился, вдруг расплылась и затуманилась.
В это время скрипнула дверь. Оба разом повернулись: па пороге стоял партизанский комиссар.
- Батюшки, Виктор Павлович!
- Выходит, так. Добрый вечер.
Ваня протер кулаками глаза.
Комиссар был в военной, как и папа, форме. На фуражке горела красная звезда.
- Родимый мой! Немцы в деревне, а ты вроде на первомайский парад собрался.
- А чего нам бояться? Пусть фашисты пас боятся…
- Да их, идолов, много.
- И я пе один. Не беспокойтесь, Юлия Адамовна. Возле дома надежная охрана.
Комиссар снял фуражку и, как когда-то делал папа, вернувшись со службы, надел ее на голову Ванюши.
- Получай новое задание, разведчик.
Ваня подтянулся.
- Есть, получать новое задание.
- Вольно! - улыбнулся комиссар. Он сел па скамейку, закурил.- Ну, как жизнь? Здоровье ваше, Юлия Адамовна?
- Да какая, батюшка, жизнь. Утром ждешь вечера, вечером - утра, чтоб скорее пережить лихие дни. Да ты небось не про здоровье мое узнать пришел…
Бабушка поставила перед комиссаром чашку, налила молока. Виктор Павлович был другом Ивана Григорьевича. Вместе росли. До войны Виктор Павлович работал секретарем райкома и часто, бывая в Веселой Поляне, заходил к бабушке. И уж обязательно заглядывал, когда Иван Григорьевич приезжал в от-пуск. Ездили на рыбалку, варили уху.
- Собрание хочу провести в вашем доме, Юлия Адамовна,- отпив из чашки, сказал комиссар.- Надо позвать молодых парней, которые еще в деревне остались. Я с ними поговорю. Ванюшка, ты сходишь объявишь потихоньку каждому, хорошо?
- Хорошо. А кому?
Вместе начали думать, кого пригласить на собрание. Бабушка и Ваня называли имена парней, а комиссар утверждал кандидатуру или возражал.
- Нет, Егорка пусть подрастет, зелен еще.
А Николай?
- Чей это?
- Драчуна Федьки.
- Сколько ему?
- Да большой уже. Лет восемнадцать будет.
- Давай Драчуна,- согласился комиссар.
- А деда Данилы сына, Викентия? - вспомнил Ваня.
- Из Заболотья?
- Ага.
Недопеченный он какой-то. И заикается,- возразила бабушка.
- Сегодня соберем только ребят из Веселой Поляны,- сказал комиссар.
Насчитали восемнадцать парней, которые могли пополнить ряды партизан. Ваня направился их созывать. Комиссар остановил его:
- А шапка?
- Я и забыл.
Ваня снял фуражку комиссара, взял свою. Бабушка решила идти вместе с ним. Комиссар остался один. Стало тихо. Ходики отсчитывали секунды и минуты тяжелого времени.
Склонившись над газетой, комиссар не расслышал, как кто-то вошел в дом. Он поднял бритую голову, когда вошедший заговорил:
- Виктор Павлович!
- Не ожидал?
- Рискованно.
- Садись, господин староста.
Смоляк поморщился:
- Хоть бы вы не смеялись. Поперек горла стоит мне, понимаете, эта господская служба. Все волком на меня глядят.
- Понимаю, товарищ Смоляк. Все понимаю. Тяжелая у тебя служба.
Подогретый сочувствием комиссара, Смоляк разговорился:
- Другой гадюка-фашист на твоих глазах бьет женщину пли ребенка, а ты смотри на все это… Руки, понимаете, чешутся. Хватил бы его и придушил, гада. Разрешите в строй, товарищ комиссар. Дайте повоевать. Душа, понимаете, изныла.
- Потерпи, Степан Харитонович. Потерпи. Ты большое дело делаешь. Благодарность тебе за это. И Глинскому передай большое спасибо. Если бы не вы, разве обозы с хлебом попали бы к нам? - Комиссар посмотрел на часы.- Л теперь иди, дорогой Степан Харитонович. Люди сейчас придут. Собрание буду с ними проводить.
- Люди соберутся, а я, понимаете, как волк, должен прятаться от них,- вздохнул Степан.- Ну, ладно. Что там па Большой земле, комиссар?
- Тяжело, Степан. Немцы рвутся вперед. Нот тебе свежие газеты. Почитай и Глинскому передай.- Комиссар пожал Степану руку.- Не тужи. Недалек уже час…