«Слышится вдалеке, мерещится неподалеку…» – сквозь сон слышал Джон чей-то голос. После пробуждения медиум почувствовал очень странные изменения. Помимо смены места и времени – он оказался в уютной деревянной комнате, на подобии той, в которой он видел Леонида, сидящего у его кровати, за окном ярко светило солнце – сам Джон тоже претерпел метаморфозы. Тело медиум не ощущал совсем. Ему не хотелось дышать, сердце замерло, будто его никогда не существовало, и тяжесть, которую ощущаешь при движениях, исчезла. И как бы Верона не старался увидеть свои руки, ноги, тело – у него не получалось этого сделать. Остались лишь глаза, способные видеть окружение, и – голос.

– Где я? – без волнений спросил Джон у маленького человечка, укрытого в старые серые одеяния.

– Что это – слышится вдалеке, мерещится неподалеку? – спросил в ответ собеседник.

– Здравый смысл? – наугад ляпнул Джон, не задаваясь нелепыми вопросами, зачем это нужно.

Незнакомец заулыбался, стянул с себя головной убор. Чем-то походил он на Яаголя. Такой же старый, одетый в грязное тряпье, седой с густыми волосами. Только ниже ростом, и глаза его окутала плотная белая пелена.

– Не угадал, медиум. Это же смерть, – вскочил ловко на стул человечек, чтобы уставиться прямо перед лицом Джона. – Хотя откуда тебе знать, ты еще не испытывал ее на себе.

Где-то в невидимом нутре Джона закралась нотка отчаяния. Последняя надежда оборвалась, не дойдя до спасительной вершины. И рухнула оземь.

– Да, Джон, наконец-то ты умер. Окончательно и бесповоротно, – двойник Яаголя спрыгнул со стула, пробежался в дальний угол комнаты, открыл запыленный ящичек шкафа и извлек какие-то бумаги. Под плотной и тяжелой папкой бумаг лежала одна, аккуратно сложенная.

Он подошел к медиуму и развернул перед глазами нечто похожее на карту.

– Вот смотри, – маленький старичок ткнул пальцем в нижний край карты. Хоть глаза его были слепы, видеть это ему не мешало. – Здесь сейчас спят твои друзья, на вершине горы. Там же умер и ты.

Джон бегло осмотрел карту. За те недолгих секунд пятнадцать, что незнакомец держал ее перед ним, медиум успел изучить детали мира. Черная гора располагалась в самом краю огромной по масштабам местности, усеянной сплошь островками, отделенных непонятными, плавающими границами. Низшая равнина, где все они очутились с самого начала, простиралась у подножия этой самой вершины на долгие долгие километры. Золотого города на карте не было…

– У вас карта неточная, – кивнул Джон.

Старик, обидевшись, свернул бумагу и отнес обратно в шкаф.

– Ну все, медиум, хватит разговоров, сейчас отправимся в путь.

– Куда? – удивился Джон такому повороту.

Маленький старичок снова, с нетерпением, подошел к шкафу, достал аккуратно карту и поднес ее к Джону.

– Вот сюда, – старик ткнул в диаметрально противоположный край бумаги. И, не дав возможности получше разглядеть территорию, свернул все обратно и бережно отнес в шкаф. Похоже, над картой старичок корпел не один день, раз так фанатично к ней относился.

Верона смотрел на смешную суету маленького человека, его пытающейся выглядеть суровой походку, но не мог успокоить внутреннюю озабоченность. Неужели на этот раз все?..

– Слушай, друг, а можно как-нибудь избежать этого?

Старикашка подлетел к Джону, встал на стул и смешными разъяренными глазами уставился на него.

– Нет! – пищал он. – Один раз отпустил, такое поднялось! Так что, пойдем, и без разговоров!

Так, зацепка есть! Один раз отпустил – отпустит и второй.

– Как хоть тебя зовут? Мы же должны общаться в нашем долгом пути.

Человечек завертел головой, не зная, что придумать, чтобы не выдавать имени.

– Стол… нет, окно… опять не то… пол! Меня зовут Пол!

Верона посмеялся про себя, но продолжил разговор.

– Хорошо, Пол. Давай расставим все запятые. Чтобы я пошел с тобой, позволь мне изучить твою карту, иначе я не буду готов ко всему, что нас там ждет. Ты же в курсе, что синий туман сейчас хозяйничает на равнине?

Старик открыто удивился.

– Какой еще туман?!! – он подбежал к шкафу, отчаянно рылся в ящичках, вышвыривал бумаги, они разлетались по сторонам, порываясь, сминаясь – как будто больше ценности для него не представляя. – Что еще за новости!

Спустя некоторое время, пока Джон наблюдал за странностями незнакомца, назвавшегося Полом, медиум устал. Ему захотелось поскорей уйти, вернуться обратно на ту проклятую гору. Но сдвинуться с места оказалось трудней, чем сдерживать смех. Тело, или душа, или какая-то еще субстанция Джона не двигалась. Повороты, разговоры – пожалуйста, но не более этого.

– Сдвинь меня с места! Я хочу уйти!

– Ага! – Пол хитро прищурился, прыгнул на стул перед Вероной. – Надуть меня решил. Думал я куплюсь? А-ха-ха-ха! Задумал обмануть мудрейшего Адика!

Так Джон узнал имя этого причудливого старца.

Тот сам был не рад, что назвался. Поджав губы, Адик стал шумно собирать бумаги, чтобы отвлечь Верону, надеясь, наверное, что Джон не расслышал.

– Адик, брось, зачем я тебе? – медиум пытался улыбаться искренне, не зная, правда, видит его собеседник или нет.

Старик бросил свои бюрократические манипуляции и медленно выпрямился во весь свой небольшой рост. Подошел к Джону, и в этот раз не залазил на стул.

– Нет, Джон, нам надо идти. Это твой, конечно, выбор, но я тебе настоятельно советую пройти со мной.

– Я могу выбрать не идти?

– Система имеет изъяны, но все же, я постараюсь сделать все по высшему разряду, не стоит отказываться.

Верона проглотил невидимый ком в горле. Упущенная жизнь ускользнула из дырявых ладоней. Но сожаление пропадало быстрее, чем Джон пытался запомнить отрывки воспоминаний своего существования на Земле.

«Прощайте, Трон… Люси… Андрей… Фрэнк…» – пронеслось на автомате у медиума. Друзья, которые возникли в его жизни так внезапно, и еще быстрее ушедшие из нее.

Адик не произнес больше ни единого слова, только забрал карту и вышел из дома через открытую дверь. Внезапная серьезность, постигшая старика, странным образом сочеталась с глупостью, смешившую Джона. Его недосказанность и спокойствие в голосе уверили медиума в правдивости происходящего. Верона решил подчиниться – это было так легко.

Стронувшись с места, Джон пошел вслед за Адиком – в залитый светом двор. Как только глаза привыкли к яркому освещению, Верона сразу же осмотрел дивные красоты открывшегося мира. Все как раньше. Тот же воздух, вырезающий гниль, скопившуюся внутри. Та же земля, ласкающая тяжелый упрямый шаг. Тот же дождь, мелькающий перед глазами в поисках открытых ран. И вроде бы все как раньше, но четко врезалось в голову – все это в последний раз.

– Пойдем, – поманил рукой Адик. И пошел сам по вытоптанной тропке, не обращая внимания на подходящие тучи вдалеке, идущие прямо на них.

Солнце, дарившее тепло, осталось позади, прощально подмигивая сквозь редкие деревца. Где-то слишком далеко отсюда, за закатом, за краем в бездну – остались в темноте его друзья. Свидится ли он с ними еще?..

– Я увижу своих друзей? – с нетерпением спросил Джон.

Старик шел, держа руки в карманах, смотря под ноги. Он обернулся, на секунду посмотрев на медиума, буркнул что-то, но не сбавил шагу.

Верона не желал терпеть игнорирования:

– Я увижу своих друзей? – спотыкался медиум, поспевая за Адиком. Он хотел получить немедленный ответ на свой дорогой вопрос.

– Не волнуйтесь, не увидите.

«Значит – живы», – Джон порадовался за друзей. Он вздохнул, оставив несколько минут тишине – пускай потешится.

По мере того, как они приближались к грозовому потоку, Джон ощущал свежесть мыслей. Пускай он не видел себя, пускай не ощущал усталости прогулки, но поток мыслей не прекращался. Мозг продолжал свою странную упорную работу. Вот упрямый! Верона ухмылялся своим заблудшим мыслям, пролетавшим внутри его невидимого тела. Их легкость обескураживала. Ничего тучного, ничего веселого, темного или светлого – только легкость, пьянящая душу.

– Слушай, Адик… Голова кружится, – пытался выговорить слова Джон.

Старик повернулся, высунув руки из карманов. На его лице оставила свой след непередаваемая усталость.

– Твой разум, Джон, путает тебя. Он отмирает, – без участия произнес Адик, которому, похоже, приходилось неоднократно говорить эти слова. Он еще недолго, с сожалением, смотрел на медиума, превращавшегося в прозрачный бездумный дух, потом с озабоченностью кинул взгляд на темно-синие тучи, приближающиеся к ними сказал:

– Скоро ты сможешь не думать, не чувствовать, не видеть, не слышать, и мы пойдем по этому миру, чтобы найти тебя.

– Но как же мы пойдем, если я не смогу видеть? – говорил исподлобья Верона. Голова опускалась сама собой, речь не подчинялась мыслям, которые угасали все быстрее и быстрее.

– От тебя останется лишь душа – то есть ты сам, концентрат жизни. Без добавок, без излишков, без желаний. Приготовься стать собой.

Из последних сил медиум посмотрел назад – неужели дороги обратно нет?..

– Не надо… оно того не стоит, – понял старик желание Джона, но останавливать не стал.

Верона сделал пару шагов назад – только идти не хотелось. Это конец… Пожалуй, хватит. Он обернулся снова к Адику, терпеливо смотрящего на него.

Голова совсем размякла, будто Джону только что сделали лоботомию, ум ослаб, связь с миром пропала. Осталась одна интуиция. Верона мог предполагать свои действия, не зная, совершал он их, или ему только это казалось. Вот он сделал шаг навстречу старику, оставшись на месте. Картинка замерла, разбилась на пиксели, и, по одному, исчезала в мутном рассеивании.

Жизнь сгорела, словно лист бумаги, попавший в открытый огонь. Она пронеслась как неполная луна над мелким озером, запуская солнечный свет на самое дно. Джон ощущал себя ничтожным камушком, прижатым толщей воды. И вроде бы озеро неглубокое, и звезды видно – но озерная гладь лишь подкупала своей прозрачностью, забирая все силы, чтобы навсегда хранить камень у себя. И Джон видел луну, пролетающую над поверхностью ночь за ночью, ее волшебный серый блеск и игривую манеру то одеваться, то обнажаться. Ему хотелось быть лунным камнем, свободным от озерной глади, от проплывавших мимо лягушек, разрезающих тишину жутким своим передвижением. Он знал – на луне нет воздуха, нет воды. И Джон хотел пожертвовать этим, ради освобождения от идеи. Идеи того, что он здесь – камень, лежащий на дне озера, а не где-то еще; а не камень, катящейся с горы, не камень, сдерживающий поток бурной реки, не камень, заключенный в золотую оправу. На луне же – все равны. У них нет лживой надежды, им никто не дает пустых обещаний. Лишь обещания безмятежного созерцания мудрости бытия и непостижимое пространство.

– Как ты себя ощущаешь, Джон? – прозвучала музыка внутри медиума.

«Что за чудесный звон?» – так же легко прозвучало внутри.

– Это наша беседа, как музыка. Здесь можно слышать только душой, – на Верону летел свет. Ровный мягкий свет.

– Адик, это ты?

– А кого ты еще хотел увидеть?

Когда Джон внимательно посмотрел на яркий свет – увидел черты лица своего спутника. Тела в привычном понимании разглядеть не удавалось, но свет струился особенным образом, что все его нелепое свечение напоминало привычного человека, с руками и ногами.

– Вроде и ты, но тебя не узнать, – удивился Джон, голос которого звучал мелодично.

– Скоро ты и вовсе не найдешь разницы, – успокаивающе произнес Адик.

И правда – через несколько мгновений свет совсем стал приятным, и в его глубине медиум узнал черты обычного человека, с единственным отличием в качестве. Изъянов было не найти. Если Верона запомнил старика чуть сгорбленным, покосившимся вбок, то сейчас геометрия тела имела правильные пропорции. Да и стариком его уже назвать нельзя было.

– Я тоже выгляжу по-другому? – поинтересовался Джон.

– Ты смотришь на меня и видишь, что представляет твое подсознание. Только и всего. На самом деле, все иначе. Попозже ты поймешь, пошли.

– Куда?

Адик молча поплыл вперед, в темноту. Джон двинулся вслед. Идти было легко. Это и шагом трудно назвать, скорее плавный полет над землей. Вокруг стояла тьма кромешная, и единственными источниками света являлись они сами, пронзая тугую завесу мрака энергией души.

– Сейчас, еще немного, и начнется наш последний путь, специально для тебя.

– Какие почести для одной души, – пытался шутить Джон, но что-то не сильно хотелось.

– Далеко немногие заходят так далеко. Сейчас ты узнаешь, как тут все устроено.

Адик светил перед собой узкую тропу, на которую пропускал идти Джона. Не колеблясь, медиум подчинился, к тому же, он совсем перестал испытывать какого-либо рода сомнения.

Тропка твердой земли, посреди страха пропасти и темноты, обещала спокойный и правильный путь. Редкие вспышки света различных цветов, пролетающих с небольшой скоростью по сторонам, иногда заставляли Джона быть осторожнее, но все же выглядели безобидной красотой. И чем дальше они продвигались, тем больше становилось различных вспышек, тем хитрее были их движения, и света становилось больше.

Верона то и дело оглядывался назад – старик по-прежнему плелся за ним, останавливаясь вместе с медиумом. Сдался он ему. Ну умер Джон – зачем теперь всюду его преследовать? Заняться больше нечем? Медиум не понимал, зачем устраивать все это представление, если человека и так уже не вернуть. Прогулки, разъяснения – наверное, для того, чтобы опять найти занятие для души. Нельзя допускать отдыха. Иначе, общество развалится. А говорят, «на том свете отдохнем». Видимо, отдыхать не придется.

– Подожди! – прозвучал неожиданно голос Адика.

Джон остановился, озираясь вокруг себя. Страх не чувствовался, но небольшая доля осторожности ненужным инстинктом сохранилась в подсознании медиума. Он понял, что заставило Адика потревожиться. Справа от них, в полумраке, медленно, но прямо на них приближалось множество мелких объектов, связанных одним скоплением.

– Что это на нас движется, Адик?

– Подожди, Джон, сейчас увидишь, – спокойно говорил старик. Его размеренный голос усыпил бдительность медиума, и он расслабился.

Скопление это было неяркой полосой белого тумана. По мере приближения, Верона заметил, что полоса расширялась, затем и вовсе разделилась на несколько равных полосок, разделенных темнотой.

В конце, когда туман распределился на большой площади в пространстве и остановился расширяться, медиум понял – это была спираль, закрученная от него. И Джон находился в самом ее начале.

– Спираль исходит от меня.

– Все верно, – кивнул старик, – именно так. Вот ты и увидел, что вся история твоей жизни произошла от тебя самого, как от первоистока энергии.

– А ветви спирали что означают – возраст?

– Нет, разумеется. Вся твоя жизнь на Земле уместилась на одну веточку, правда самую крупную из остальных. Вон там, на самом верху, видишь? – Адик указал пальцем над головой, где при жизни у Джона закружилась бы голова, смотря туда, но сейчас он наблюдал это чудо спокойно. Масштаб этой гигантской спирали невозможно было вообразить. Хотя она светилась слабо, но вследствие своего размера, фигура давала достаточно объемный свет. Свет миллиардов крошечных звезд. Личная галактика жизни Джона Вероны.

– А что значат эти огоньки?

– Это сгорают твои душевные силы. Тут, на последней спирали, их совсем ничего осталось, а вот последняя сейчас – ты.

Джон удивился, и попытался больше не испытывать никаких ощущений, чтобы не тратить энергию. Он отвлекся от созерцания спирали и спросил у Адика:

– Зачем же ты тогда мне все это говоришь, показываешь все это, время тратишь? Ведь у меня осталась последняя частица, и скоро она канет в бездну, зачем все это?

– Я обязан тебе все показать. Пока мы здесь с тобой разговариваем – твоя энергия будет с тобой. Потом все узнаешь, не торопись, лучше спрашивай, пока еще есть возможность.

Похоже, тайны и нераскрытые вопросы – будут всегда сопровождать теперь Джона. Он уже боялся спрашивать, все равно ответа он либо не поймет, либо им не удовлетворится. А, впрочем, теперь можно все – друзей он не вернет, миссия спасения его больше не касается, он сам для себя. Наконец-то этот момент настал. Не хотелось медиуму больше думать, разбивать сознание пустыми проблемами. Все в прошлом. Вон на той большой спирали. А он здесь сейчас тратит последние мысли на пустоту, на грязь и ненужные знания.

– Что значат остальные ветви?

– Вторая сверху ветвь – это тот мир, в котором ты очутился после смерти.

– Но я не умирал. Я был в коме.

– Это не столь важно, Джон. Теперь забудь о прошлом, – старик ничему не удивлялся, отвечал сразу, спокойно, стараясь донести каждую фразу.

– Остальные ветви – миры, в которых ты мог очутиться, в которых ты немного побывал, пусть и во сне, – продолжал Адик.

– А, где души жертвуют собой ради блага других?

– Да, эта следующая спираль, вон, видишь, там тоже у тебя есть несколько огоньков – энергию тратил.

Верона решил сразу узнать как можно больше, чтобы потянуть время. У него вдруг стало появляться чувство, что существовать ему осталось совсем недолго. Кто-то похищал энергию.

– Когда люди жертвуют собой ради другого – куда они попадают? Разве есть место, страшнее, чем где они были?

Вероне сразу вспомнилась комната проводника Михаила, устланная человеческой кожей на полу. Но все же, та комната казалась бутафорией, жалкой пародией темного места, с красным, как кровь небом и черным хаосом кругом.

– Когда души совершили пожертвование, и проводник принял жертву, тогда эта душа переносится на спираль выше – то есть туда, где ты очутился сразу после смерти.

Медиум не понял:

– Постой, а что делается тогда с душами, ради которых жертвы были принесены?

– Ничего. Они оказываются на той же самой ветви, только немного дальше. Они снова просят о помощи, умоляют других душ пойти на жертву, но история повторяется. Многие, почти все, сходят с ума. Кто смирится со своим положением, того ждет награда – смерть.

Неожиданно поднялся ветерок. Точнее не ветер, а его завывание. Гул, возникший ниоткуда, нарастал. Вспышки света, которые маячили перед глазами как назойливые мухи, теперь разлетелись кто куда. Они боялись этого гула. А он все рос, нарушая здешнюю тишину, тревожа нутро Джона, последнюю его частичку. Адик стоял, сложа руки перед собой, в полном спокойствии. Его лицо, уже вполне ставшее узнаваемым, человеческим лицом, не выражало никаких эмоций. Полное равнодушие и терпение.

Через пару мгновений гул прекратился, снова стало тихо.

– Что это было? – спросил Джон, ожидая ответа от старика.

– Ничего особенного, привычные тебе чувства начинают отмирать. Скоро тебе не нужно будет не видеть и не слышать. Энергия иссякает.

Верона подумал, что эти цветные надоедливые мухи – это отмирание его способности видеть. Но догадкой он решил не делиться с Адиком.

– Смотри, сколько там еще витков у этой спирали. Я во стольких мирах не бывал, – заметил Джон на своей огромной галактике энергии еще пару витков.

Старик запрокинул голову, чтобы получше рассмотреть фигуру.

– Это твои состояния сна непринужденного, и в который тебя погрузили специально. А еще один виток – это твои мечты.

Медиум посмотрел на туманное облако и заметил, что последний виток самый маленький, и упирается прямо в него своим окончанием.

– Не помню я, чтобы недавно мечтал.

– Почему недавно? Это не важно. Спираль не отражает хронологию событий, лишь качество. Неважно, когда ты выполнил действие, самое главное, что у тебя получилось. Будь то плохие, или хорошие дела, они остаются на твоей спирали судьбы. Хронология не столь важна.

– Постой, – возразил Джон, – а если я был маленьким ребенком и нечаянно дотронулся горячим прикуривателем до руки отца – это засчитается как плохое дело? Я же был ребенком, мой мозг не соображал.

– Все действия имеют отражение, – старик посмотрел себе под ноги. – Отражение от другой души. Здесь важно взаимодействие.

Вот про что Джон и говорил. Опять непонятные правила. Все у них непросто. Инфраструктура здесь, конечно, не развита. Да может, и к лучшему. Всегда есть шанс изменить, измениться.

– И с какой стати, мечты стоят на последнем уровне? Перед самой смертью?

Старик улыбнулся, первый раз за все их время путешествия.

– Не перед смертью, а перед твоей сущностью. Мечты – это твой самый главный движок, здесь энергия светится ярче, не так ли? Здесь и находится генератор жизни. Вся остальная сила берется и распределяется из расчета ресурса этого витка.

Верона смог понять, что действительно больше светящихся точек приходится на последний короткий виток, а на самом верхнем, жизненном – этих точек мало. Его одолела досада, что так тускло прожил свою первую важную жизнь.

– Адик, скажи, нельзя прожить эту спираль еще раз? Или другую, похожую?

– У тебя же энергии не осталось. Еще никому не хватало сил прожить вторую спираль, или вернуться на самый верх. Кто-то решил остаться на вторых, третьих витках, но и они скоро угасали. К сожалению, генератор тоже выходит из строя.

– А кто распределяет эту энергию изначально? – не выдержал Джон ходить вокруг да около. Захотелось поговорить с главным механиком всего этого бредового агрегата с глазу на глаз. – Кто всем заправляет тут?!

– Никто не заправляет. Все, что ты видишь – результат долгого тяжелого труда триллионов душ…

– Откуда взялись все эти души. Вот так – хоп, и появились что ли?

Джоном впервые овладели нетерпение и злость. Он понял, что если он будет продолжать спрашивать по одному вопросу, надолго сил не хватит. Необходимо было действовать. Он посмотрел на последний виток спирали и заставил напрячься себя, чтобы родить еще одну мечту. Пусть он потратит последнюю свою энергию, но он сделает это. Джон не загадал встретиться с «механиком», не захотел поскорей дойти до конца – наоборот, он создал мечту выбраться отсюда. Вернуться на тот виток, где он снова будет лежать на черной вершине горы, рядом со своими любимыми друзьями. Они очнутся от глубокого сна, и придумают что-нибудь для борьбы с туманом.

Внезапно Джон ощутил отток сил. Большой отток. Он упал на тропу, по которой они шли, не почувствовав боли падения. Желание идти дальше пропало.

– Джон, что с тобой? Пойдем дальше, не будешь же здесь вечность лежать! – старик с трепетом помогал ему подняться, заходя с разных боков, пытаясь взяться получше.

– Да хоть и вечность, тебе-то что? – грубил Джон, которому стал безразличен поход.

– Что с тобой случилось? Видимо, ты задавал неправильные вопросы.

Верона не понял этот необоснованный довод.

– Значит, кто-то сидит, и контролирует их правильность. Я прав? – медиум с нажимом спросил у старика, глядя в его прячущиеся глаза.

«Здесь определенно замешано еще немало людей» – думал Верона. Адик перестал вести себя спокойно. Он снова стал напоминать медиуму того смешного старикашку, ищущего свою карту в шкафу. Но в какой-то миг Джону стало жаль беднягу. Искра, возникающая в глазах у виноватого, каявшегося человека, проскользнула теперь и у Адика. Медиум решил, что стариком, как и им самим кто-то манипулирует.

– Хорошо, можешь мне не говорить. Какая теперь разница?.. – он подмигнул старику, поднялся с земли, опять обнаружив у себя руки и ноги. – Адик, почему опять у меня появилось человеческое тело? Похоже, с первой ветви далеко не уйдешь?

Адик с радостью принял смену темы разговора, снова приняв позу мудрого старца:

– Это привычка. Твое истинное обличие может помешать быстро адаптироваться к переменам. Хотя, я могу тебе его показать.

Пока старик говорил, Джон осматривался по сторонам. Темнота, скрывавшая размеры пространства, явно что-то скрывала. Или кого-то. Но пока это трудно было знать наверняка. Оставалось сохранять бдительность и узнавать как можно больше об устройстве этого мира.

– Покажи, – с любопытством бросил Верона.

Одновременно с просьбой медиума произошли метаморфозы. Человеческое обличие пропало, обнажив невероятное слияние нелепости и безобразия.

– Что это такое? Это я?! – Джон не мог понять на кого он стал похож. Он ли это, или очередная иллюзия, которыми он уже был сыт по горло.

– А почему удивляешься? – спросил Адик. – Ты думал, ты красив и статен?

О красоте Джон и не заикался, но все же, зрелище было крайне неприятным. Привычного тела не стало. Вместо рук, ног, головы – неправильный круг, со множеством выступов и углублений. Более точное сравнение подойдет с планетой, или астероидом, который подвергся бомбежками другими небесными телами. И дополняя картину космического уродства, с одного из боков мешался маленький сплющенный камень, словно спутник, который никак не притянется своим большим хозяином.

– Как называется этот аппендицит? – нелестно отозвался о нем Верона, пытаясь ухватиться за него, но не смог достать.

– Я еще раз повторюсь. Все в этой жизни, и после смерти, построено на взаимодействии. Одна душа никак не способна совершать верные действия. Великие – пожалуйста, но верные – никогда. Этот отросток является ключом к пониманию.

– Все-таки я не представляю, как…

– Это как решить головоломку, – перебил это Адик, – лишь одно положение правильно. И все комбинации уникальны. То есть…

– Я понял. Нельзя подобрать больше одного совпадения.

Старик покачал головой.

– Не обязательно одного. Я говорю, уникальны, то есть такого количества энергии как у тебя – больше ни у кого нет. Подобрать комбинацию ты можешь у множества душ, но тут наверняка не угадаешь, какое будет верным.

Опять неопределенности и сомнения. Смысла не было изначально задавать вопросы – ответы на них не удовлетворят, наоборот – будут порождать новые.

Джон попросил вернуть привычное обличие человеческих тел. Адик кивнул и тотчас у них снова появились руки и ноги. Может, это являлось кощунством, неуважением, оскорблением или чем-то вроде этого – но Верона не мог представить себя в ином виде, свете, цвете, состоянии. Как можно было протянуть руку помощи другому, если у тебя нет этих самых рук? Неправильно это. Человек познает мир, взаимодействуя с ним посредством своего тела. Здесь, видимо, не нужно никакого взаимодействия. Пустое, бесполезное путешествие ради познания умственного хлама.

Медиум кивнул в сторону убегающей вдаль тропы, чтобы продолжить их поход. Старик развернулся и двинулся с места. Верона еще раз окинул взглядом гигантскую спираль своей жизни, искренне веря, что мечта выбраться отсюда оставила отметину на последнем витке. Вся фигура заняла большое пространство справа от тропы, и висела еще долго, пока они продолжали идти. Лишь спустя долгое время спираль стала удаляться, уменьшаясь в своих размерах.

А слева от дороги, висящей в воздухе, была только заполняющая мгла. Вспышки света больше не появлялись, но сквозь мертвую тишину Джон чувствовал чьи-то хитрые, надменные взгляды. Кто-то из них смеялся над ним, некоторые завидовали, и все желали скорейшей его смерти, догорания последней частички энергии.

– Кто там, в темноте, Адик?

– Не бойся их, пока у тебя есть энергия – ты сильнее.

Джон не мог отделаться от неприятного ощущения, что за ним следят и ждут его смерти. Хриплые смешки холодным страхом откликались внутри медиума. Чувство страха вернулось – единственное из всех остальных человеческих чувств. Медиум силился прогнать навязчивые голоса, шипящие, зовущие к себе, бранящие его, но все же – тихие, слабые. Он был сильнее их. Пусть осталась от него последняя частичка, единственный мускул, догорающая мысль – он оставался еще живым. Он находился на грани исчезновения, но не исчез. Где-то глубоко внутри этого безобразного кратера, которым Джон сейчас был, теплилась надежда на спасение, на свет, на другое окончание этой безумной жизни.

Пока они шли вперед, тропа появлялась все дальше и дальше, конца этой дороги не видать. Прямая, слегка бугристая полоска земли, не петляющая, ни разветвляющаяся. Одно единственное направление – прямо. Голоса между тем стихали – Верона вовсе перестал обращать на них внимание, переключившись смотреть на старика. Кто этот Адик? Почему он казался таким нелепым смешным старикашкой, трепещущим на своей картой, а сейчас предстал в образе мудрого старца, указывающего верный маршрут, изредка читающего наставления, и ничего общего с прошлой ролью не имеющего? Что-то же это означало.

– Адик, а ты всегда встречаешь умершие души перед их последней прогулкой?

– Я-то да, но не я один. А что?

– Да интересно, по какому принципу распределяют – этого к этому, а другого – вон туда.

– Никто никого не распределяет. Так получается, – пожал плечами старик и слегка рассмеялся. Потом продолжил, помедлив: – Ты никогда не замечал такого чувства, что видел этого человека ранее, или что знаешь его больше всех остальных?

Джон подумал. Может, и было такое ощущение, но это чисто случайно, не специально.

– Да это непринужденно. Просто два человека задумались и пытались найти ответ на свой вопрос, глядя друг другу в глаза. Случай.

– Случай, – согласился Адик. – Когда энерго-потоки оказались одинаково направлены. В другом месте и другом времени симбиоз ваших энергий может выполнять очень мощные действия.

– То есть, ты хочешь сказать, что если подобрать несколько душ, подходящих друг другу, то можно получить мощный заряд энергии?

Адик обрадовался догадке Джона:

– Вот именно, Джон, вот именно. И энергия будет намного превышать суммарный запас каждой души по отдельности. Это как своего рода синергия, импульс силы, способные столкнуть гору с места.

Гору с места… гору с места… гору с места…

– Ну так вот, – продолжал старик. – Люди, близкие друг другу по духу, попадают, как правило, к одному и тому же проводнику. В данном случае, я отведу тебя к душам, которые обладают таким же типом энергии, что и ты.

Джон вспомнил проводников Михаила, Леонида. Вот теперь еще Адик.

– А много вас проводников?

– Нет, зачем много? На каждом уровне по одному.

– Но ты же сам говорил, что здесь нас встречают несколько, в зависимости от типа энергии.

Адик показал в сторону висевшей недавно в воздухе спирали, но там ее уже давно не было. Пожалев, что не обнаружил ее на месте, он убрал руку.

– Если ты заметил, то последний виток самый маленький, и след его соединяется прямо с тобой. Потому что последний уровень есть ты сам. И у каждого он свой. Люди умирают не одновременно, к тому же, пока они попадут на последний ярус пройдет немало времени. Так что, проводников много не нужно.

Верона послушал внимательно своего проводника, вспомнив гигантскую спираль своей жизни. И правда, ниточка последней ветви упиралась прямо в него, выходя за рамки фигуры. Если на втором и третьем витке хозяйничали известные ему товарищи, то про остальные Верона не знал. Он спросил о них у Адика.

– На уровне принужденного и непринужденного снов проводником может выступить любая душа, которая заинтересована в исходе сна. А может случиться так, что никто не исполнял этой роли.

– А первой и последней ветви?

– На первой и последней ветви проводником являешься ты сам, Джон. Этим ветви похожи. Этим они отличаются от остальных. Души привыкли искать проводника на этом уровне, то есть, при жизни. Часто они находят себе покровителя, лидера, чтобы помочь им проследовать этот уровень с наименьшими потерями энергии. Но по большому счету – это единственный виток спирали, на котором энергия растет с каждой потраченной капли силы. Здесь действует закон обратной пропорции. Не знаю почему так вышло, но так было всегда, сколько я помню…

Старик поднес руку к подбородку, помял его немного, нахмурившись, видимо, полностью опустившись с головой в прошлое. Интересно, меняется здесь что-либо, или же нет? Верона спросил об этом:

– Здесь когда-нибудь изменилось хоть что-то? Или все статично и фундаментально в этом мире?

– А при жизни у тебя все статично было? – задал встречный вопрос Адик. – Здесь такой же мир, где обитают души. Все меняется. В этом, собственно, и заключается главный смысл единения душ и слияния энергий – в созидании нового. Возможно, через какое-то время, проводников не станет больше, и души будут искать выход сами.

– Выход? А зачем его искать? Значит, существуют другие уровни, да?

– Возможно, – бросил Адик, и ушел от дальнейшего разговора на эту тему. Джон пытался разговорить старика, но безуспешно. Он говорил, что это его прямая обязанность рассказывать обо всем. Но старик неправдоподобно отговаривался, ссылаясь на то, что он сам не знает ничего.

Джона это взбесило – до этой секунды не было никаких нареканий по поводу их общения. Поход, нет-нет, да бывал местами интересен и познавателен. Но сейчас Верона снова убедился в несостоятельности принципов загробного мира. Здесь четкие правила размыты – что было камнем мгновение назад, сделалось мягче воздуха. Это неправильно, так нельзя выжить, пусть и после смерти. Ведь это же элементарно. Душа обладает чувствами, как и земной человек. Разум не исчез полностью, и понимание некоторого порядка вещей помогает пройти этот путь до конца. Если ты проводник, который рассказывает об устройстве мира, то рассказывай. Как Джон может использовать лишнюю информацию? От него осталась единственная частичка сущности. Да и та находится на пороге исчезновения.

– Тогда мне проводник не нужен. Сам найду дорогу. Тут особого труда не надо – иди себе прямо по тропке, пока не уткнешься в стену.

– Ты не прав, все гораздо сложнее. Тебе кажется, что это легко – идти по дороге. Но сложнее занятия еще не придумано, – наставнически произнес старик.

Джон рассмеялся, не поверив словам проводника.

– Я теперь тебе не верю. Ты не хочешь мне рассказывать всей правды, тогда почему я должен верить всем остальным твоим словам?

– Не должен, Джон.

– Ну хорошо, не буду. Вы свободны, проводник дорогой. Сам найду дорогу.

Верона быстро прошел мимо старика, надеясь зацепить его плечом. Он так четко рассчитал свой шаг, что был уверен в неизбежном столкновении. Он готов был поклясться, что задел его, но удара не чувствовал. Медиум обернулся назад – старика уже не было. «Давно пора было избавиться от него» – подумал Джон.

Он шел сквозь темноту, держась маленькой тропинки, которая так неуклюже вписывалась в мрачный пейзаж пространства. Джон ощущал пустоту под ногами, когда пытался уйти прочь от дорожки и наступить мимо нее. Ничего другого не оставалось, как следовать далее, как он сам выражался «пока не уткнешься в стену». Только о существовании стены Джон не знал. Может, и нет там ничего. Лишь бесконечная угрюмая дорога, ведущая в никуда из ниоткуда. Когда-нибудь время закончится, и дороги не станет. Но сейчас она есть, время продолжается, а у Джона не осталось больше сил, чтобы думать, чувствовать, жить.

Верона оглядывался по сторонам, в надежде найти хоть маленький намек на спасение, утешение или конец. Ничего отличного от мрака он не замечал. Джон вспомнил, что однажды ему доводилось испытывать такое же ощущение безысходности, когда он оказался в забытой яме по вине Роза. Непреодолимый холод и одиночество – вот те две большие основы, на которых базировались еще уныние и страх, изредка пропадающие на мгновение. И сейчас медиум не ощущал разве что холод – физическое тело не испытывало ничего, за отсутствием последнего. И тишина наводила панику. Ни звука сбившегося дыхания, ни звука шаркающих ног – нет, не было слышно. Перемещение Вероны было как само собой разумеющееся явление. Джон долго не хотел признавать этот факт, но в конечном итоге признал – он заблудился.

Джон оглянулся назад. Картина не менялась. Может, действовать, как и тогда – идти против течения, в обратном направлении? Он решил поступить также. Развернувшись – Джон не смог ступить ни шагу. «Началось. Снова негласные правила. Хоть бы уже, наконец, повесили тут инструкции или правила обитания».

Верона снова развернулся. Продолжать идти было легко. Он попробовал обмануть пространство и идти спиной, или боком. Однако, ничего путного не выходило. Прямо и только прямо – вот дорога.

И после смерти, даже находясь на самом последнем краю жизни, все равно тебе не дают свободу. Ограничивают даже в движении. А мысли? Что от них толку, если воплотиться они больше не могут? Раздосадованный, Джон брел безучастно по тропе, смотря под ноги. Потому что, единственным телом, испускающим толику света, являлась сама дорога, прямая, слегка неровная, без единой пылинки или камушка. Камушка…

Медиум вдруг вспомнил про камень Яаголя. Его сейчас не хватало. И камня и самого странника. Кстати, он обещал помочь в нужный час. И если это возможно – то нужнее часа не придумаешь. Джон мысленно позвал Яаголя помочь ему. Но тишина напоминала о толще уровней, которые располагались между этим темным местом и миром, где сейчас боролись его друзья. Яаголь не сможет добраться сюда, это же его личный последний поход. Да он его не сильно интересовал. Нет, так нет – Верона смирился с фактом, что никогда не выберется отсюда. Его волновала судьба друзей. Где-то на вершине горы, они лежали в полузабытье у синего тумана как на ладони. В любую секунду солдаты тумана или сам Роз могли подлететь туда и зарезать их спящими. Так удобнее. Уровень освободится, и двери захлопнутся. Человечество станет обречено находиться после смерти либо на уровне снов, или же в том мрачном кошмаре, откуда не каждый найдет выход. А совсем единицы смогут дойти до этой глупой никчемной тропы. Вот такой расклад, если учесть, что Роз не станет претендовать на остальные уровни, что тоже возможно.

Джон устал бродить, размышлять о плохом. Энергия тратилась быстро – он чувствовал ее таяние. Он признал, что погорячился прогонять проводника. Похоже, по другому здесь никак не выжить. Вероне захотелось спать. Усталость даже здесь сморила его. Медиум не знал, остались ли у него еще глаза с веками, но взгляд стал рассеянным, неточным. Верона завалился прямо посреди дороги, и мгновенно уснул.

Во сне Джон хотел лишь одного – проснуться. Такого кошмара, который предстал перед ним, он не помнил за всю свою жизнь. Описать это в нескольких словах представилось нереальным подвигом. Там и описывать не нужно было. Все, что медиум испытывал, пока сон продолжался, вероятнее всего ассоциировалось бы лишь с одним состоянием – удушье.

Сухость, бессилие и жажда сбежать из этого сна властвовали над Джоном, пока он спал. Он не видел ничего, не понимал, что вокруг происходит. Лишь одна тяжелая тьма, которая давила на его душу, высасывая последние жизненные порывы. И только спустя долгие мучительные несколько минут пребывания в пекле темноты, до медиума стал доноситься нарастающий шепот:

– А ты думал, я до тебя не доберусь? – в голосе прозвучала нотка смеха. – Смерть не избавление от мук. О нет, Джон. Это лишь другое состояние души, просто иной способ отображения действительности. Если знать как – можно творить такие вещи. Ты не можешь себе представить, какой простор для творчества я здесь нашел. Теперь все души мои. И мы сможем постичь истину, какая она есть. А тебя с собой не возьмем. Я хотел… по началу. Но теперь я вижу – ты неисправим. Всюду будешь мешаться. А ведь когда-то мы были друзьями… Твой выбор – эти слабые людишки, не знающие своих желаний. Что ж, оставайся в одиночестве, потому что я всех забрал.

Это был Роз. Его голос звучал жутким шепотом, будоража душу. Его колкие ехидные слова залетали прямо в нутро Джона. Он не мог их пропустить мимо. Роз уже забрал всех…

Сколько времени прошло с тех пор, как медиум умер? Может, битва кончилась, туман победил? Нет еще… Джон не верил в поражение. Не могли все души быть его. Трон бы отбился… А Ник? РРоОн-то знает, что всех душ отпускать с уровня нельзя. Нет, он играет, пытается убить в нем надежду. Но Верона не из таких. Пока его голова способна решать задачи – он будет их решать.

– Врешь ты все. Ничего у тебя не получится. Твое гнилое войско не способно выстоять против вооруженных живых душ.

– Я тебя умоляю, прекрати, – властно смеялся Роз. Тебе Верона смог разглядеть его улыбку на лице. Сквозь темную пелену убийственного тумана, душившего медиума, зияла темно-синяя улыбка предводителя мертвого войска. Глаза его сверкали радостью победы. Он схватил Джона, наконец-то. – Горстка глупых душонок, криво держащие зеркала, меня не напугает. – А потом добавил совсем тихо, еле улавливаемо: – Вам энергии не хватит меня одолеть. Видишь ли, я теперь обладаю половиной всей энергии Земли. – Роз протянул «половиной». – Остальная половина в моем войске. И ты, жалкое ничтожество, обладаешь последней каплей в моем океане душ. Не сопротивляйся, Джон. Иначе я буду разбивать твою душу на сотню мелких частей, съедая каждую по отдельности.

Вождь синего тумана достал длинный нож, весь залитый серебристой краской. Джон не знал, что это за высохшая жидкость, но ничего хорошего она не напоминала.

– Напрасно ты полагаешь, что во сне нельзя умереть, – смеялся Роз, приближаясь к медиуму вплотную. – Еще как можно.

Взмах ножа проскользнул перед глазами Джона. Медиум отпрянул быстрее, чем мог себе представить. Он находился на достаточном расстоянии, чтобы получить возможность убежать. Однако трудно было это сделать. Движения сковывала невидимая сила притяжения его с врагом.

– Нет, мистер Верона, убежать от того, кто принужденно погрузил вас в этот дивный сон нельзя.

Еще один взмах руки, и нож завис в нескольких миллиметрах от лица медиума. Но удар так и не осуществился.

– Что за дела? – Роз изо всех сил давил на рукоятку ножа, но та не тронулась с места. – В этом сне я хозяин!

Предводитель тумана яростно пытался оторвать нож от несуществующего магнита, возникшего в воздухе. Потом он бросил попытки это сделать, идя на Джона голыми руками. Острые ногти сверкали во тьме обещанием смерти. Верона позволил себе закрыть глаза, лишь бы не видеть триумф злодея. Бывшего человека, Роберта Брина, обладавшего незаурядным умом в прошлом, и своим взглядом на устройство мира. А сейчас он был лишь убийцей, бездушным порождением тьмы и хаоса…

– Давно тебя искала. И вот ты уснул, наконец, – перед Джоном стояла милая Эмма. Такая же аккуратная и безмятежная, какой он ее запомнил.

Она держала руки внизу перед собой, держа в них некую вещь. Роз лежал позади, скрючившись как младенец, бормоча себе что-то под нос. Видя, что Джон нахмурил брови, Эмма сказала:

– Нет, это же всего лишь сон. Мы его не победили, просто прогнали, – а потом добавила, – будет знать, как по чужим владениям разгуливать.

– Ты проводник уровня моего сна, – понял теперь Верона, – и как всегда вовремя появилась.

Эмма услужливо присела.

– А он мог меня убить во сне? – спросил медиум.

– Он мог прогнать тебя с уровня сна, и тогда легко нашел бы твою душу в самом последнем ее пути.

– Не понимаю, почему нельзя просто убить еще тогда, когда у него была возможность? Зачем усложнять себе задачу?

Девушка подошла к корчившемуся на земле вожаку тумана и перевернула его ногой.

– Когда твой враг повержен, унижен, беззащитен, лежит у твоих ног – твоя жажда мести высыхает. Тебе не захочется убить – лишь вновь испытать то ощущение победы. Снова увидеть его валяющимся в собственном страхе – вот истинный смысл войны. Не нужно материальных благ, сокровищ – а только лишь ощущение превосходства. Зачем дальше жить, если тебе будет больше не к чему стремиться?

Эмма отвернулась от Роза и подошла к Джону.

– Джон, ты молодец, ты никогда не сдаешься, – Эмма смущенно говорила в пол. – Такую силу души я хотела бы иметь.

– Да какую там силу, – Верона сглотнул ком досады, но одновременно ощущал небывалое облегчение, услышав подбадривающие слова девушки. – От меня осталась последняя капля энергии, не способная больше не сдаваться. Это все, Эмма. Конец пришел.

Эмма вытаращила изумленные голубые глаза, нечаянно наполнившиеся детским разочарованием.

– Как ты такое можешь говорить?! Ты же видишь меня, слышишь. Твоя жизнь еще не закончилась. Это многие другие могут сказать, что все закончилось, но не ты!

Джон увидел, как по ее маленькой юной щеке скатилась слезинка. Но что он мог сделать? Он мертв, и сил сражаться у него не осталось. Жизнь остановилась далеко позади. Вроде бы совсем недавно Верона нашел себе новых друзей, занятие, представляющее для него огромный интерес – путешествовать по неизведанным мирам. Пусть мешала война с синим туманом, пусть правила игры были неизведанными и изменчивыми, но все же путешествие вместе с Троном, Люси, Фрэнком и Андреем ослабило упруго натянутое состояние души. И почему-то хотелось жить… снова встретиться с полковником Зелениным и дать ему в морду, за то, что отправляет на верную смерть, должным образом не проинструктировав о предстоящей миссии. Желание просто вдыхать свежий воздух, слышать треск молний, убрать гнилую гримасу с лиц окружающих его людей – вдруг вспыхнуло с такой силой, что Джон на короткое мгновение услышал стук своего сердца. Может, это ему приснилось, а может, по привычке, показалось.

– Эмма! Я могу вернуться! Я могу победить самого себя, свою слабость. Мой путь еще не пройден. Зачем я буду оставлять после себя не пройдённые дороги? Я не имею права слагать с себя ответственность. Я очнусь! Очнусь!

Эмма обрадовалась, всхлипывая от слез и радости. Она прошла вокруг Джона, а в руках у нее гремела небольшая коробка.

– Что это у тебя? – спросил Джон.

– А, это тебе, чуть не забыла, – девушка протянула медиуму металлическую коробочку, с яркими прикрученными к ней пластинами. По неуклюжим креплениям сразу было видно, что изделие сделано своими руками. Внутри что-то позвякивало. Нечто маленькое и упругое. Вероне стало интересно наблюдать за ежесекундным расцветанием улыбки Эммы, пока он пытался найти замок или защелку. Джон улыбнулся девушке в ответ, а она поцеловала его в лоб, держа свою ладонь на щеке медиума. Верона нашел кнопочку у края шкатулки и нажал на нее. Раздался щелчок.