Себастьян стоял на верхней ступеньке причала Коул-Харбор. У его ног плескались об древнюю кладку вспененные штормом воды Темзы, за спиной маячили закопченные кирпичные стены пивоварни. Тяжелые темные тучи нависали над городом, предвещая дождь.

Виконт все больше склонялся к мысли, что он упускает в жизни Габриель Теннисон некий факт, который мог бы объяснить и ее смерть, и таинственное исчезновение ее малолетних племянников. Он собрал по кусочкам многое: любовь погибшей к пленному французскому лейтенанту, борьбу интересов вокруг ее исследований легенд о короле Артуре и Камелоте, злополучную попытку побега, предпринятую соплеменниками Арсено. Но что-то важное по-прежнему ускользало. И Себастьян не мог избавиться от возрастающего убеждения, что ключом ко всему являются пропавшие дети.

Действительно ли Габриель и мальчики отправились на Кэмлит-Моут в компании злоумышленника? Или тело жертвы просто подбросили туда по причинам, о которых можно только гадать? Почему убийца оставил женщину в лодке, а детей забрал куда-то еще? Действительно ли Альфред и Джордж погибли или же они до сих пор невесть где живы?

Девлин повернулся, устремляя прищуренный взгляд вверх по течению. С этого места за черной от копоти громадой моста Блэкфрайарз можно было увидеть дальнюю излучину, отмеченную высокими арками строящегося Стрэндского моста, а за ней терялся в тумане импозантный фасад террасы Адельфи. В мыслях Себастьяна складывалось некое  предположение, версия, которая обретала тем больший смысл, чем сильнее суживался круг других рассматриваемых возможностей.

Круто развернувшись от реки, виконт поспешил сквозь дождь на Аппер-Темз-стрит, поймал там извозчика и велел ехать на Тауэр-Хилл.

– Что, явился забрать своего барбоса? – спросил Гибсон, ковыляя впереди Себастьяна по узкому коридору.

Девин сбросил мокрый  плащ и отер рукавом забрызганное дождем лицо.

– Так он поправится?

Хирург провел гостя в обшарпанную, захламленную гостиную. Небольшой рыже-черный пес поднял голову, постукивая по обветшалому ковру приветливо виляющим хвостом. Однако встать Шьен не пытался, а сквозь толстую повязку на его плече еще проступала кровь. 

– Пожалуй, тебе лучше оставить его здесь чуть подольше, чтобы у меня была возможность понаблюдать за пациентом. –  Гибсон поскреб подбородок, который, судя по виду, не удосужился с утра побрить. – Хотя не стану отрицать, он еще тот фрукт.  

– И что же ты натворил, Шьен? А? – присел возле дворняги Себастьян. – Стащил ветчину, которую миссис Федерико припасла на ужин нашему добрейшему доктору?

– Вообще-то, он пытался. Но не это самое худшее. Выпустил его во двор ответить на зов природы, и, знаешь, что он сделал? Притащил мне кость! Хорошо еще, что не начал ее грызть – просто преподнес, словно вырыл клад и ожидал награды.

– А миссис Федерико видела? – С одной стороны, экономка хирурга выказывала неимоверную брезгливость к занятиям своего работодателя, с другой – пребывала в благословенном неведении относительно захороненных во дворе останков от подпольного анатомирования.

– К счастью, нет. Только если этот проныра начнет везде раскапывать ямы, мне несдобровать. Ну-ну, давай, смейся, коли тебе неймется, – смерил Гибсон приятеля хмурым взглядом. – Но раз ты приехал не за собакой, тогда за чем?

– Одежда, в которой была Габриель Теннисон в момент смерти, еще у тебя?

– Да, а что?

– Меня кое-что беспокоит.

Себастьян нашел Геро в гостиной за чашкой горячего чая. Прогулочное платье из тафты и волосы виконтессы были влажными, словно она только что вернулась с дождя. Положив на столе рядом с женой сверток из коричневой бумаги, Девлин сказал:

– Я все больше склоняюсь к мысли, что на самом деле Габриель Теннисон убили в Лондоне, а затем перевезли на Кэмлит-Моут.  

Геро посмотрела на мужа поверх чашки.

– Мне казалось, Гибсон утверждал, будто нет никаких свидетельств того, что после смерти тело передвигали. 

– Утверждал. Но то, что Пол не обнаружил свидетельств, не обязательно означает, будто это исключено. – Девлин развязал стягивающую сверток тесемку. – Вот одежда Габриель, в которой она была убита. Твоя подруга надела бы такой наряд для поездки в Энфилд?

Геро потрогала один из коротких рукавов-фонариков. При виде окровавленной прорехи в лифе по ее лицу пробежала дрожь.

– Ткань тонкая, но это прогулочное платье, как раз такое, в котором можно отправиться за город. – Она переворошила пену нижних юбок, посмотрела на персиковые полуботиночки и нахмурилась.

– Что такое? – спросил наблюдавший за женой Себастьян.  

– Это и все вещи?

– Да. А почему ты спрашиваешь?

– Я ожидала, что Габриель наденет к этому платью свой симпатичный персиковый спенсер с воротником-стоечкой и рюшами по переду. Но его тут нет.

– В воскресенье было довольно жарко. Мисс Теннисон могла оставить спенсер в экипаже. Тень в лесу достаточно густая, так что ей не нужно было беспокоиться, как бы защитить руки от солнца.

– Верно. Но не думаю, чтобы она сняла и головной убор. У Габриель был капор из шелка и бархата в тон ленте на платье и этим полуботиночкам. А шляпки здесь тоже нет.  

– Ты узнаешь эти предметы одежды, если увидишь их в гардеробной подруги?

Встретившись взглядом с мужем, Геро отставила в сторону чай и поднялась.

– Захвачу плащ.

– Хильдеярд мог уже распорядиться, чтобы горничная Габриель избавилась от нарядов хозяйки, – заметила виконтесса, когда они ехали сквозь дождь к реке. 

– Сомневаюсь. Все его усилия направлены на поиски пропавших племянников. А даже если и распорядился, служанка наверняка запомнила, какие вещи там были.

Устремивши взгляд на промокшие улицы, Геро какое-то время помолчала.

– Если ты прав и Габриель убили здесь, в Лондоне, что, по-твоему, сталось с детьми?

– Хотелось бы надеяться, что они в страхе от увиденного убежали и скрываются где-то в городе. Но будь это так, думаю, мальчиков бы уже нашли.

– Ты считаешь, это д’Эйнкорт, да? – повернулась к Девлину жена. – По-твоему, он убил Джорджа с Альфредом из-за наследства и запрятал их тела там, где их никогда не найдут. А Габриель отвез на Кэмлит-Моут, чтобы придать ее смерти связь с раскопками или с  исследованием легенд об Артуре.

Себастьян кивнул.

– У меня из головы не выходит, как д’Эйнкорт сидел в клубе, преспокойно почитывая газету. Какой человек не помчался бы за город и не приложил бы все усилия для поисков сыновей родного брата? Он либо еще более презренный тип, чем я о нем думаю, либо… 

– Либо знал, что мальчиков уже нет в живых, – закончила мысль мужа Геро.

Прибыв на террасу Адельфи, супруги обнаружили, что Хильдеярд Теннисон по-прежнему в Энфилде.

Вместо того чтобы попытаться объяснить слугам цель своего приезда, леди Девлин заявила, будто кое-что забыла в свой предыдущий визит и поспешила наверх, в спальню Габриель. Себастьян тем временем пожелал увидеть экономку, чтобы вернуть ей стихи Джорджа Теннисона.

– Ох, ваша милость, я так вам благодарна. – Миссис О’Доннел со слезами прижала листочек к необъятной груди. – Я думала, вы уж про стишок и запамятовали, да только не смела спросить.

– Простите за задержку, – с поклоном извинился виконт.

Подняв глаза, он увидел спускавшуюся по лестнице жену и, обменявшись с ней взглядами, снова поклонился экономке:

– Всего доброго, мэм.

Дождавшись, когда они окажутся на тротуаре перед домом, Девлин поинтересовался:

– Ну как?

Геро выглядела странно взволнованной.

– Все вещи пока на месте. По-видимому, у Хильдеярда еще не возникло желания что-нибудь трогать. Я сразу же увидела и спенсер, и шляпку. Вообще-то, похоже, что Габриель ходила в них в то воскресенье утром в церковь и не убрала как следует, поскольку собиралась надеть снова.

Вокруг клубился туман, сгущаясь так быстро, что уже едва можно было разглядеть пурпурную юбку и желтую шаль старой гадалки, промышлявшей в конце террасы. 

– Думаю, можно вычеркнуть сэра Стэнли из списка подозреваемых: банкир никогда бы не отвез тело Габриель в место, которое непременно бросит тень на него самого. И хотя не поручусь, что леди Уинтроп не полюбовалась бы с удовольствием, как супруга вешают за убийство, которое совершила она, замысел… – Себастьян запнулся.

– Что такое? – проследив за его взглядом, спросила жена.

Сегодня возле юбок цыганки играли двое оборванных босоногих детишек: девочка лет пяти и мальчик несколькими годами старше.

– Эта старуха… Я заметил ее здесь в понедельник. Если она была на террасе и в прошлое воскресенье, то могла что-то видеть.   

– Полицейские опрашивали всех на улице, – напомнила Геро, когда муж направился к цыганам. – Они наверняка поговорили и с гадалкой.

– Не сомневаюсь, что поговорили. Но можно задать рому один и тот же вопрос десять раз и получить на него десять разных ответов.

Шлепая босыми пятками по мокрой мостовой, к супругам подбежали цыганята, протягивая ладони, умоляюще распахивая глаза:

– Пожалуйста, сэр, леди, у вас не найдется шесть пенсов? Всего шесть пенсов, пожалуйста!

– Подите прочь, – обронила виконтесса.

Мальчик уставился на нее с неприятной ухмылкой, просительный тон превратился в угрожающий и требовательный. 

– Вы должны дать нам шесть пенсов. Дайте монету, а то я наложу на вас проклятье.

– Ничего не давай, – посоветовал Себастьян. – Они будут презирать тебя за это. 

– Я и не собираюсь, – крепче перехватила ридикюль жена. – А еще не понимаю, зачем нам морочиться с этой гадалкой. Если она солгала констеблям, почему ты считаешь, будто тебе она скажет правду?

– У рома есть поговорка: «Tshatshimo Romano».

– И что это значит? – озадаченно глянула Геро.

–  «Правда говорится по-цыгански».