Покинув людскую, виконт поднялся по лестнице на самый верхний этаж дома Теннисонов, в детскую.

Это была радостная комната, свежеоклеенная обоями с ярким узором и залитая потоками света из ряда высоких окон, выходивших на широкие, пестревшие под солнцем речные просторы. Может, два маленьких мальчика и приехали сюда только на лето, но было очевидно, что Габриель Теннисон приготовилась к визиту племянников с любовной заботливостью. 

Остановившись на пороге, Себастьян окинул взглядом армию оловянных солдатиков, маршировавших ровными рядами по выдраенным половицам. В комнате было в избытке игрушечных лошадок, барабанов и деревянных лодок; книжные полки манили обещанием нескончаемых часов воображаемых путешествий по дальним странам. На краю большого прочного стола, расположенного у двери, лежала кучка разрозненных мелких предметов: треснутая чашечка от глиняной трубки, глянцевый коричневый каштан, синие и белые керамические бусины – словно мальчик в спешке вытащил из кармана свои нехитрые сокровища и больше за ними не вернулся.

– И кто вы такой? – прозвучал за спиной виконта женский голос.

Обернувшись, Себастьян увидел, что его с недоверчивым прищуром рассматривает сухопарая женщина с густыми темно-рыжими волосами, впалыми щеками и бледно-серыми глазами.

– Вы, должно быть, мисс Кэмпбелл, няня мальчиков?

– Да. – Взгляд няньки с видимой подозрительностью пробежался по визитеру. В резком голосе явственно слышался северноирландский акцент. – А вы?

– Лорд Девлин.

– Слышала разговоры о вас в людской, – хмыкнула мисс Кэмпбелл, прошла мимо Себастьяна в комнату и развернулась к нему лицом. Худощавое тело застыло от враждебности и, как подозревал Девлин, тщательно скрываемого, глубоко личного горя. – Странное занятие для лорда – возиться с убийствами. Хотя лондонцы все со странностями.  

– Вы приехали вместе с мальчиками из Линкольншира?

– Да. Нянчила мастера Джорджа с самого рождения, и маленького мастера Альфреда тоже.

– Как я понимаю, их отец – приходской священник?

– Ну да. – В светло-серых глазах промелькнул настороженный огонек.

Заметив это, Себастьян заинтересовался:

– Расскажите мне о нем.

– О преподобном Теннисоне? – Мисс Кэмпбелл скрестила руки, крепко обхватив ладонями костлявые локти. – А что тут рассказывать? Очень умный человек – несмотря на то, что такой большой, нескладный и неуклюжий.

– Я слышал, он нездоров. Надеюсь, ничего серьезного?

Впившиеся в локти пальцы напомнили Себастьяну когти, отчаянно цепляющиеся за ускользающую добычу. 

– Он давно уже болеет. – Нянька замялась и добавила: – Очень давно.

Длительное недомогание было обыденным явлением  в английском обществе. Часто  причиной тому был туберкулез, но еще чаще – какие-то неведомые медицине изнуряющие человека недуги.

Виконт прошелся по детской, делая вид, что поглощен рассматриванием разбросанных игрушек и книг.

– А мальчики как? Здоровы?

– О, таких крепышей еще поискать. Конечно, мастер Джордж немного диковат и вспыльчив, но злобы в нем нет.

Такие слова из уст няньки показались Девлину очень странными. Он остановился возле россыпи  книжек на диванчике у окна, выходившего на реку, – обычного ассортимента приключенческих историй для мальчиков. Открыв одну из них, виконт уткнулся взглядом в имя «Джордж Теннисон», выведенное на титульном листе тем же округлым каллиграфическим почерком, что и отданные экономкой стихи.

Подняв глаза, он спросил:

– Вам известно, куда мисс Теннисон собиралась вчера повести своих племянников?

– Нет, – покачала головой собеседница. – Она сказала им, что это сюрприз.

– Может, она намеревалась показать детям раскопки в Кэмлит-Моут?

– Может быть. Только в чем тогда сюрприз? Мисс Теннисон брала их туда и прежде.

– Предположим, она нашла что-то новое и захотела показать находку мальчикам.

– Этого я не знаю.

Девлин пытливо всмотрелся в некрасивое, напряженно-сдержанное лицо собеседницы:

– Как по-вашему, мисс Кэмпбэлл, что с ними случилось?

Губы Маргарет сжались в узкую, ровную линию, ноздри дрогнули от быстрого вдоха, лоб наморщился от внезапно нахлынувших эмоций, которые она пыталась сдержать. Прошло несколько секунд, прежде чем нянька смогла заговорить.

– Не знаю, – ответила она, качая головой. – Просто не знаю. Все время думаю о моих бедных крошках, которые где-то в глуши, совсем одни, напуганы, и некому о них позаботиться. Или… или… – тут ее голос прервался, и она смогла только мотнуть головой, не желая облекать в слова наихудшие свои опасения.

– А вам никогда не доводилось слышать, чтобы мисс Теннисон упоминала имя антиквара, с которым поссорилась?

Маргарет откашлялась и коснулась костяшками пальцев носа, снова обретая свое впечатляющее самообладание.

– Кого?

– Антиквара. Знатока древностей. Никогда не слышали, чтобы мисс Теннисон говорила о ком-нибудь в этом роде?

– Нет.

– А дети? Они о ком-либо рассказывали? Говорили о тех людях, кого встречали в Лондоне?

Нянька с побледневшим лицом и широко распахнутыми глазами уставилась на собеседника.

– Кто-то был. Выкладывайте.

– Я не знаю его имени. Мальчики всегда называли его «лейтенантом».

– Он правда лейтенант?

– Угу. – Мисс Кэмпбелл поджала губы. – Какой-то французик.

– И где же дети познакомились с этим французским лейтенантом?

– Мисс Теннисон по вечерам не раз выводила племянников в парк. Думаю, там они и встретились.

– И часто они с ним виделись?

– Ну да. С ним и с его песиком.

– У лейтенанта есть собака?

­– Есть. А мальчишки, сами знаете, без ума от собак.

– Когда они впервые упомянули этого француза?

– О, наверное, месяца полтора назад или даже больше – пожалуй, вскоре после нашего приезда в Лондон.

– Это все, что вы можете о нем рассказать? Что он француз в чине лейтенанта, и что у него есть пес?

– Возможно, он кавалерист. Я вообще-то не уверена, но только с тех пор, как мы в Лондоне, мастеру Джорджу вдруг страсть как захотелось стать военным. Без конца скачет по классной комнате и размахивает деревянной саблей с криками «В атаку!» и «Вперед, ребята!».

– А где служил этот лейтенант?

– Если честно, мне не хотелось особо прислушиваться, когда мастер Джордж заводил такие разговоры. Не видела никакого проку поощрять мальчика. Преподобный уже сказал сыну, что на следующий год тот отправится в Итон. Кроме того, мне казалось, что приятельствовать с французом как-то нехорошо.

– Многие эмигранты доблестно сражались против Наполеона, – заметил Девлин.

– А кто сказал, что он эмигрант? – насмешливо хмыкнула собеседница. – Военнопленный, освобожденный под честное слово, – вот кто он такой. И только всемилостивому Богу известно, скольких храбрых англичан этот француз отправил на тот свет, прежде чем попал в плен.

Себастьян облокотился  на перила террасы, высившейся над рекой. Солнце повернуло свой путь к закату, вода из-за отлива спала, и от обнажившейся вдоль берега заиленной полосы поднимался сырой, навозный дух. Возле ступеней к причалам пожилая цыганка в пышной фиолетовой юбке и желтой шали предсказывала судьбу рядом с разрисованной тележкой продавца горячих сосисок. Внизу виднелась цепочка констеблей, которые тыкали длинными шестами в ил и переворачивали бревна и обломки, оставленные схлынувшей рекой. Поначалу виконт недоумевал, чем это они занимаются. А затем догадался, что полицейские, должно быть, ищут пропавших детей… или то, что осталось от них.

Он развернулся и вгляделся в ряд импозантных городских домов восемнадцатого века, поднимавшихся над террасой. Исчезновение двух маленьких мальчиков требовало ускорить расследование убийства Габриель Теннисон и придавало делу новый тревожный поворот. Пали ли дети жертвами того же убийцы? По той же самой причине? Или просто оказались не в том месте и не в то время? А если ребятишек не постигла печальная участь родственницы, где же они сейчас?

Он перевел взгляд обратно к ступеням и прищурил глаза, присматриваясь к худощавому, одетому в желто-коричневый сюртук мужчине, который покупал с тележки сосиску.

Этого же человека Себастьян видел и раньше, на Тауэр-Хилл.

Дьявольщина.

Оттолкнувшись от перил, Девлин неспешно направился к уличному торговцу. Тот, опустив в карман монету, протянул покупателю в коричневатом сюртуке сосиску, обернутую в бумагу. Вроде бы не глядя в сторону виконта, мужчина откусил от сосиски и пошел восвояси.   

Он был довольно высоким, узкоплечим, низко надвинутая круглая шляпа скрывала лицо. Себастьян убыстрил шаг и был в каких-то десяти футах от незнакомца, когда тот отшвырнул сосиску и пустился наутек.