Прошло еще два дня. Они были уже в нескольких часах пути от Вайгео, как вдруг небо затянулось облаками и стало душно, как перед грозой.

— Черт, — пробормотал Джек, завидев молнию, прорезавшую нависшие облака.

Индия подошла к нему, встала рядом и устремила встревоженный взгляд на небо.

— Вы думаете, «Морской ястреб» не выдержит еще один шторм, так ведь?

— Ну, если это вызовет еще одно столкновение с рифом, яхта просто развалится на куски.

Любая женщина — да что там женщина, и мужчина тоже — впала бы в полуобморочное состояние, только представив, что на утлом суденышке они попадут в шторм. Но не такова была Индия, она лишь молча кивнула, оценивая грозящую им опасность.

— Пролив в бухту Вайгео очень опасный? — Она, прищурившись, стала вглядываться в линию горизонта, словно хотела усилием воли заставить грядущее предстать пред ее очами.

Джек отрицательно покачал головой.

— Там нет прибрежных рифов и путь в лагуну свободен… По крайней мере так было прежде.

Индия перевела на него беспокойный взгляд, и Джек прочел в ее серых глазах живой интерес. Он видел, как внутри ее идет борьба и как любопытство берет верх.

— Так вы бывали на Вайгео?

— Ну да, конечно. А почему вы спрашиваете? — Джек лукаво улыбнулся.

Индия так и зарделась, губы ее приоткрылись от нетерпения.

— А вы, случайно, не видели там древние каменные храмы и наскальные рисунки?

Теперь уже он улыбался во весь рот.

— А я-то все думаю, когда вы зададите мне этот вопрос, — ехидно заметил он.

Яхту бросало из стороны в сторону, море не на шутку разбушевалось, но сейчас Индии было не до природной стихии.

— Ну так что? Вы их видели или нет?

— Ну, положим, видел. У северного побережья есть один храм. А вот насчет наскальных рисунков и барельефов… что-то не помню. Лучше спросить об этом у Пату.

В этот момент Пату метался по палубе, следя за парусами, чтобы их не сорвало ветром.

— Послушай, дружок! — позвал Джек. — Ты видел на Вайгео каменные барельефы?

Пату обернулся, посмотрел на них как на умалишенных и что-то прокричал в ответ, но его слова заглушили неистовый рев волн и вой ветра.

— Вы считаете, что он это знает? — с сомнением произнесла Индия как раз в тот момент, когда новая вспышка молнии осветила осатаневшие волны.

— А почему нет? Ведь он родом с Вайгео, — ответил Джек, перекрикивая налетевший порыв ветра, и тут же с неба сплошным потоком хлынул дождь.

* * *

К счастью, шторм бушевал недолго, и когда яхта вошла в открытую бухту острова, море успокоилось, небо очистилось и снова сделалось бирюзовым. День клонился к вечеру.

— Мы прошли, прошли! — радостно закричала Индия, когда судно сделало последний маневр.

Скалистый остров возвышался перед ними во всем своем великолепии, вершины вулканов были окутаны плотным туманом, но ниже яркие лучи солнца освещали крутые склоны с темными ущельями гор, покрытые буйными зарослями деревьев, папоротников и лиан. У подножия до самого пляжа простирались обширные долины с чернеющими проплешинами голой земли посреди куцых зеленых насаждений.

— Это плантации ванили, — пояснил Джек.

Индия бросила взгляд на Пату — юноша словно завороженный смотрел на остров, к которому они стремительно приближались.

— Господи, я уже и забыл, как здесь хорошо, — произнес он срывающимся голосом.

Навстречу им из лагуны выплыли челноки туземцев, изящно скользя по водной глади. Лицо Пату прояснилось.

— Смотрите, вон мой дядя, — закричал он и стал стаскивать ботинки. Мужчины в каноэ, завидев Пату, приветствовали его криками и жестами. — А там мой двоюродный брат Тими!

Туземцы разговаривали на наречии, очень похожем на язык таитян. Высокие, с бронзовой кожей, темными волосами и приплюснутыми чертами лица, они были так же естественны и красивы. Индия смотрела на них и думала, что все происходящее напоминает ей древнюю как мир историю: возвращение блудного сына.

Один из островитян, средних лет мужчина в набедренной повязке, энергично махая Пату, закричал:

— Меа maitai outou? Как дела, парень?

— Ia ora na oe i te atua, — ответил Пату и, скинув рубаху, спрыгнул с борта яхты.

* * *

Пляж Вайгео был усыпан серым вулканическим песком, подножие склона покрывали кокосовые пальмы, тутовые и фиговые деревья. Цветы их напоминали желтые маки с темно-бордовыми серединками.

Путешественники, пересев в шлюпку, двинулись к берегу. Тем временем Пату, мокрый и счастливый, выбрался на сушу, и его тут же обступили туземцы: женщины о чем-то болтали, мужчины громко смеялись, а вокруг сновали дети — гонялись друг за дружкой и за рыжей, беспрерывно лающей собакой. За густыми зарослями деревьев прятались хижины с бамбуковыми крышами.

— Здесь, наверное, все изменилось, — заметила Индия, легко опираясь на плечо Джека, когда тот подсаживал ее, помогая выбраться на берег.

— Вовсе нет, разве что вот этого раньше не было, — сказал он, держа ее за руку и кивком указывая на небольшое строение, сколоченное из покрашенных белой краской досок. Над зеленой дверью красовалась надпись: «Духовная миссия». Этот деревянный дом, крытый железом, блестевшим под лучам и тропического солнца, казался каким-то чужеродным, словно случайно здесь очутился.

На веранду вышла рыжеволосая женщина, шурша многочисленными юбками.

Один из ребятишек, мальчишка лет десяти, худой и босоногий, с ярким цветком за ухом, гордо заявил:

— Мы теперь все методисты, а раньше были католиками.

— А что случилось с прежним священником? Где отец Пол? — нахмурившись, спросил Джек, и его взгляд устремился вдаль, мимо новой миссии. Стены с осыпающейся розовой штукатуркой, почти незаметные сквозь густые заросли лиан, — вот все, что осталось от жилища отца Пола.

— Отец Пол? — переспросил малый и добавил что-то на местном наречии, чего Индия не разобрала.

— Что? — переспросила она, и по лицу Джека поняла, что ничего хорошего не услышит. — Что он сказал?

— Отец Пол умер.

* * *

— Он умер пять месяцев назад, — сказал преподобный Уильям Ватсон, опуская свое тщедушное тело в деревянное кресло. Это был мужчина лет тридцати, с высоким лбом, тонкими чертами лица и роскошными усами, переходившими в длинную темно-русую бороду.

— На одном из островов разыгралась страшная эпидемия, и поскольку преподобный причислял тамошних жителей к своей пастве, он поехал оказать им посильную помощь, но в результате заразился и умер.

Индия бросила быстрый взгляд на Джека: он стоял с отсутствующим видом и смотрел в окно миссии, через которое открывался вид на бухту.

— А остров, как он назывался? Случайно, не Ракайа? — спросил Джек, голос его звучал ровно и бесстрастно.

— Да, Ракайа. — Преподобный Ватсон, расслабленно сидя в кресле, погладил рукой бороду. — Иногда я сомневаюсь, останется ли в живых хоть один полинезиец к концу столетия.

Джек стоял, молча глядя в окно на сверкающие на солнце пальмы и белые облака, гонимые ветром. Холодея от страха, Индия спросила:

— Неужели никто не выжил?

Пастор резко выпрямился на стуле и засопел, раздувая ноздри; все его существо излучало ярость и негодование.

— Выжил один проходимец, выдававший себя за английского матроса: он собрал еще нескольких уцелевших и отчалил в старой шлюпке, — с видом оскорбленного самолюбия изрек он и, язвительно засмеявшись, покачал головой. — Вот только никакой он не матрос — скорее уж пират.

Джек взглянул на пастора, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Он застыл в такой напряженной позе, что Индия готова была поклясться, что он даже не дышит.

— А не было ли с ним девочки? Голубоглазой девочки одиннадцати лет?

Ватсон покачал головой:

— Право, не знаю: он особой набожностью не отличался, матрос этот. Я как-то пытался с ним побеседовать, так он погнался за мной с ружьем. С ружьем — можете себе представить?

Шаги на веранде возвестили о возвращении Синтии Ватсон, жены пастора. Когда она торопливо вошла в открытую дверь, в руках у нее был поднос с дымящимся чайником, тарелкой печенья и грудой китайских чашек в розовую полоску.

— Прошу, — сказала Синтия и, гремя подносом, принялась накрывать огромный, покрытый кружевной скатертью стол. — Чай нам привозят прямо из Китая, а молоко очень свежее, — добавила она. — У нас своя козочка!

Синтия весело щебетала, и Индия отметила ее приятные, располагающие манеры, не то что у ее мрачного мужа. «Должно быть, они хорошая пара, — подумалось ей, когда она принимала чашку из рук гостеприимной хозяйки. — Пока преподобный отец Ватсон стращает местных жителей адовым пламенем, его веселая круглолицая женушка читает им Евангелие и помогает шить одежду». Индия знала, что заставить островитян прикрыть наготу для миссионеров было не менее важно, чем обратить их в христианскую веру.

— Так вы говорите, что выжившие после эпидемии на Ракайа теперь обосновались здесь? — спросил Джек, машинально потянувшись за чашкой, которую подала ему Индия.

Пастор кивнул:

— Да, на Вайгео, на южном побережье острова. Там, кроме них, никто не живет.

Индия сидела, сжимая чашку в руках; ее взгляд скользил по уютной гостиной с белыми газовыми занавесками, бережно отполированной деревянной фисгармонией и часами на каминной полке, наполнявшими комнату громким тиканьем. Можно было подумать, что они очутились в самом сердце Англии, а не на тропическом острове с бамбуковыми хижинами и теплыми ветрами, где время измеряется приливами и отливами и жизнь замирает с наступлением сезона дождей.

— Я знавал вашего отца, — обратился к ней преподобный Ватсон, — пару лет назад, в Эдинбурге, и всегда восхищался его сочинениями, особенно теми, которые посвящены важности миссионерской работы среди темнокожего населения. Как жаль, что он умер.

— Спасибо, — с болью в голосе произнесла Индия, ощущая на себе внимательный взгляд Джека.

Фарфоровые чашки зазвенели в руках Синтии Ватсон, когда она принялась убирать их со стола.

— А вы никогда не хотели стать миссионером? — спросила она.

Индия отрицательно покачала головой.

— Мне больше нравится путешествовать и писать книги.

Преподобный нахмурился и поджал губы, его усы оттопырились.

— Я читал вашу книгу о Восточной Африке.

— В самом деле? — оживилась Индия, в голосе ее явственно ощущалось удивление.

— Да, — ответила Синтия и подхватила поднос. — Мужу очень понравилась первая половина книги, но, прочитав то, что вы написали о миссионерах, с которыми познакомились в Найроби, он велел мне ее сжечь.

* * *

— И что же такого вы написали о миссионерах Найроби? — насмешливо поинтересовался Джек на обратном пути, и в уголках его глаз собрались морщинки.

Индия рассмеялась:

— Благородное и важное дело, которому посвящают себя миссионеры, не означает, что, насаждая европейскую культуру, нужно искоренять древние традиции и образ жизни аборигенов только потому, что они так не похожи на наши.

— Неудивительно, что он сжег твою книгу. — Улыбка Джека погасла. — А что на это сказал преподобный Макнайт?

Индия устремила взгляд вдаль, в темноту чернеющего моря, и соленый морской воздух донес до нее пряные запахи тропической ночи.

— Ничего. Он умер за несколько недель до выхода книги.

— Я думал, ваш отец умер вскоре после смерти вашей матери.

Наступило молчание. Мягкий песок шуршал у них под ногами.

Индия обернулась и поймала взгляд Джека.

— Он придерживался старых традиций и считал, что не стоит баловать детей. В детстве я очень его боялась. Я не сомневалась в том, что он любит меня не меньше, чем Господь, Отец наш, любит всех своих детей, живущих на Земле. А когда мама умерла, он… Он просто отослал меня к родственникам. Я писала ему, но ни разу не получила ответа. — В горле у Индии что-то сжалось, глаза обожгло… Но нет, она не заплачет, ни за что. — Тетя всегда находила этому разумные объяснения: она говорила, что отец очень занят, у него лекции или работа над очередным трактатом… только все это чепуха. Правда в том, что он просто-напросто хотел иметь сына. Я разочаровала его, не слушала его наставлений, недостаточно почитала…

Джек обнял ее, и она, прижавшись щекой к его груди, ощутила тепло его тела через мягкую ткань рубахи.

— Вы достаточно его любили и почитали, — мягко произнес он. — Просто он в своем упрямстве не замечал этого.

Индия покачала головой. Вцепившись в его рубашку, она прислушивалась к стуку его сердца.

— Теперь все уже в прошлом. Я давно приучила себя не думать об этом.

Джек нежно провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Тогда почему вы плачете? — спросил он, и только тут Индия почувствовала, что лицо ее совершенно мокро от слез.