Утром 7 октября 1962 г. в отдел милиции Тракторозаводского райисполкома г. Челябинска из медсанчасти Челябинского тракторного завода поступило сообщение о том, что в больницу в тяжелом состоянии доставлена изнасилованная семилетняя девочка Мурсалимова Мавлида.
В связи с таким сообщением на место происшествия выехала оперативная группа из работников уголовного розыска УООП Челябинского облисполкома и работников ОУР отдела милиции Тракторозаводского райисполкома. В ходе осмотра места происшествия применялась служебно-розыскная собака. Однако, ни осмотр места происшествия, ни применение служебно-розыскной собаки ничего положительного не дали.
В нарушение норм УПК протокол осмотра не составлялся. Были допущены и другие существенные ошибки при проведении первоначальных следственных действий, которые производились разными лицами, а следовательно, без учета предыдущих результатов. Свидетели допрашивались не по единому плану, а в разнобой. Преступник оставался неизвестным.
В таком положении дело через несколько дней после описанного события было принято мной к производству. К тому времени со слов потерпевшей мы знали, что ее обманным путем завлек на пустырь возле садов Тракторного завода и изнасиловал мужчина невысокого роста. Девочка показала, что насильник был в костюме черного цвета с красными погонами, на голове фуражка черная с красным околышем и кокардой.
По судебномедицинскому заключению, у потерпевшей имелся разрыв промежности с нарушением девственности и разрыв передней стенки прямой кишки, которые могли возникнуть при совершении с ней насильственного полового акта. По степени тяжести эти телесные повреждения относятся к тяжким, опасным для жизни.
Эксперты отметили, что повреждения, причиненные потерпевшей, могут повлечь тяжелые психические и физические расстройства, привести к бесплодию, создать впоследствии угрозу для жизни при родах. Девочку поместили на стационарное лечение в больницу.
Вскоре работниками милиции был задержан гражданин Солодов Анатолий Семенович, монтер конторы связи дер. Долгая, Сосновского района, Челябинской области, проживавший в г. Челябинске. По чертам лица, одежде, росту, возрасту он оказался похож на того, о котором говорила девочка. Солодов ранее работал в УООП Челябинского облисполкома, носил старую милицейскую форму. Но тщательной проверкой личности Солодова мы установили полную его непричастность к совершенному преступлению.
О преступлении были информированы все райотделы г. Челябинска, отделы (отделения) милиции Челябинской области, линейный и дорожный отделы милиции Южно-Уральской железной дороги. К проверке версий подключены участковые уполномоченные, рядовой и сержантский составы отдела милиции Тракторозаводского райисполкома. Проверка лиц, демобилизованных из армии или приехавших из армии в отпуск, проводилась по линии военкомата. Работники милиции производили подворный опрос жителей по участкам. Особое внимание уделялось опросу жителей пос. Первоозерного. Совместно с оперуполномоченным ОУР райотдела милиции следователь неоднократно выходил на место происшествия, на близлежащие улицы, беседовал с жителями.
Много раз совместно с родителями я приходил в больницу к потерпевшей и с разрешения врачей беседовал с девочкой в непринужденной форме. На вопрос, узнает ли она «дяденьку» девочка отвечала и да, и нет. Говорила, что «дяденька» преследует ее во сне. Относительно одежды преступника девочка отвечала по-разному, но обычно заявляла, что «дяденька» был в черном костюме. Она утверждала, что у него на голове была фуражка с красными полосками.
В одной из таких бесед я в присутствии родителей, медицинского персонала, понятых предъявил девочке 9 форменных фуражек. Девочка указала вначале на милицейскую форменную фуражку. Подумав немного, она указала на черную фуражку с белым кантом, а затем, отказавшись от той и другой фуражек, опять заявила, что «дяденька» был в черной фуражке с красным полосками.
Напрашивался вывод, что преступник мог быть одет и не в милицейскую форму. Это могло быть лицо, одетое в любую черную форму: или военнослужащий, или служащий железнодорожного транспорта, гражданской авиации и т. п. Не теряя времени, была организована проверка лиц, носящих форменную одежду из числа проживающих в районе совершения преступления.
В одной из бесед на эту тему заместитель начальника аэродрома по политчасти тов. Нахин порекомендовал проверить двух лиц, и в частности, бортмеханика гражданской авиации Ахламова. Ахламов отрицательно характеризовался, отличался моральной нечистоплотностью, вступал в интимную связь с любой женщиной. Был он неоднократно женат, но семьи не имел. При этом замполит предъявил нам письмо из г. Алма-Аты, поступившее от матери некой Кокоревой Риммы, которую Ахламов изнасиловал в г. Алма-Ате.
Как выяснилось, 6 октября 1962 г. Ахламов в форме заходил в кабинет к т. Нахину, требовал выдачи ему денежного аванса. Вел себя вызывающе, ушел в 14 часов.
Возникшее у нас подозрение о том, что Ахламов мог изнасиловать девочку, подкреплялось еще и тем, что он проживал в районе, где совершено преступление, в пос. Первоозерном, у Анциферовой Людмилы, с которой сожительствовал с апреля 1962 г. Анциферова занимала комнату в доме своего брата Анциферова Германа.
После обсуждения с оперативными работниками милиции сложившегося положения мы решили задержать Ахламова. Однако сразу исполнить это не представилось возможным: Ахламов находился в очередном полете.
14 октября 1962 г. в 2 часа дня Алхамова задержали при выходе из самолета в Челябинском аэропорту. Он не догадывался, за что его задерживают. Когда работники милиции назвали себя, Ахламов спросил их: «Вы не из Алма-Аты?». На это последовал отрицательный ответ. Уже позже на допросах Ахламов говорил мне, что он никак не думал, что его задержат за челябинский случай изнасилования. Ему казалось, что это преступление никогда не раскроется: было темно, во время совершения преступления ни его, ни девочку никто не видел. У него никак не укладывалось в голове, почему подозрение пало именно на него. Почти на каждом допросе он просил меня рассказать, как все же напали на его след.
Но это все происходило потом, а пока продолжалась напряженная работа. Допрошенная 15 октября 1962 г. сожительница Ахламова Анциферова показала, что 6 октября 1962 г. Ахламов в нетрезвом виде вернулся домой около семи часов вечера. Она увидела у него на одном из манжетов рубашки кровь, а на правой руке — царапину. На вопрос, откуда у него кровь, Ахламов ответил, что подрался в аэропорту со строителями. Рубашку она выстирала.
Однако, Анциферова вначале умолчала о том, что пятна крови были также на низу рубашки. Впоследствии она подтвердила, что на подоле рубашки она также заметила кровь.
При задержании Ахламова и при обыске в доме мы изъяли его одежду: трусы, форменные брюки и пиджак, рубашку, уже выстиранную Анциферовой, и направили для биологического исследования. На трусах и брюках оказались пятна спермы, которая относится к А/II) группе, крови не нашли. Кровь самого Ахламова также относилась к А/II) группе. Той же группы была и кровь потерпевшей. На изъятых у нее вещах, чулках и гольфах обнаружили кровь человека А/II) группы. Спермы не нашли.
На пальто девочки в пятне крови обнаружили сперматозоиды, однако дать заключение о групповой принадлежности их не представилось возможным.
Типовая принадлежность крови в пятне не определялась из-за отсутствия необходимых сывороток. Что и говорить, заключение экспертизы довольно неутешительное.
Мы продолжали работу по выявлению вещественных доказательств. Оказалось, что при обыске работники милиции поверили на слово Анциферовой и изъяли ту одежду Ахламова, которую она им предъявила. Эту одежду Ахламов видел при переодевании в милиции, а затем в изоляторе стал говорить, что изъяты не те брюки, в которых он был б октября 1962 года.
Тогда мы изъяли и другие его форменные брюки. Анциферова подтвердила, что в этих брюках Ахламов был в день совершения преступления. А это имело важное значение. При осмотре днем вместе с прокурором района мы не обнаружили на брюках ни малейших пятен. Однако я не успокоился на этом. Еще и еще подвергали мы их осмотру и обнаружили малозаметные два пятна, похожие на кровь. При осмотре брюк с судебномедицинским экспертом нашли еще два пятна. Согласно судебномедицинскому заключению, на брюках найдена кровь человека, групповую принадлежность которой опять не представилось возможным определить.
При допросе в качестве подозреваемого 15 октября 1962 г. и при предъявлении ему обвинения Ахламов категорически отрицал свою причастность к изнасилованию девочки. Не признавался он в совершенном преступлении продолжительное время. На вопрос о том, откуда у него появилась на одежде кровь, Ахламов заявил, что 6 октября 1962 г. в саду имени Пушкина г. Челябинска в шестом часу вечера подрался с неизвестным парнем из-за незнакомой девушки. Пытаясь назвать какие-то подробности, показал, что в этот день ушел из ресторана Челябинского аэропорта около четырех часов дня. На автобусе доехал до сада Челябинского тракторного завода. После этого остановил мотоциклиста, с которым доехал до поселка Первоозерного. В половине пятого часа вечера на остановке «Магистральная» сел на троллейбус и уехал в сад им. Пушкина. В саду около теннисной площадки подошел к девушке, хотел познакомиться. Девушка просила оставить ее. В этот момент подошел парень лет 24–25, грубо толкнул его. Между ними завязалась драка, оба катались по земле, у того и другого из носа текла кровь. Он, Ахламов, поднял с земли камень и ударил им парня в лицо. Девушка закричала: «Милиция! Милиция!», тогда он убежал из сада и на троллейбусе доехал до поселка Первоозерного. Минут 10–15 седьмого был уже дома.
Однако показания Ахламова были неубедительными, более того, нам удалось их опровергнуть. Работники ресторана и другие свидетели, установленные нами, показали, что Ахламов ушел из ресторана не в 4 часа дня, а в 6 часов вечера. Свои показания эти свидетели подтвердили на очной ставке с Ахламовым.
Заявление последнего о времени прихода домой противоречило показаниям Анциферовой и свидетеля Кузьмич, которые сообщили, что он явился в дом Анциферовых не в 10–15 минут седьмого, а в восьмом часу вечера. При допросе Анциферовой Людмилы и хозяйки квартиры выяснилось, что 7 и 8 октября 1962 г., уходя на работу, Ахламов просил их, если придут к ним и будут спрашивать, когда он пришел домой 6 октября 1962 г., пусть скажут, что пришел в 3–4 часа дня. На вопрос о том, что случилось, Ахламов заявил: «Видишь, поцарапанный», — и сказал, что подрался.
Версия Ахламова о драке с неизвестным в саду им. Пушкина также не нашла подтверждения. Из бесед с администрацией сада, материалов проверки (рапортов работников милиции), проведенной по заданию следователя, опросов дружинников явствовало, что в тот вечер в саду никакого шума, драк не наблюдалось.
Вместе с тем продолжалась кропотливая работа по выяснению личности Ахламова, его образа жизни и поведения. Еще в самом начале следствия нас насторожил один разговор с Ахламовым. Не зная, в чем его обвиняют, он перед допросом спросил: «Вы мне будете предъявлять обвинение в преступлении, которое я совершил в городе Алма-Ате?». Я ему ответил, что не только в преступлениях, совершенных в Алма-Ате, но и в изнасиловании девочки в городе Челябинске. На это Ахламов заявил: «Ну, об Алма-Ате еще поговорим, а что касается Челябинска, то про изнасилование какой-то девочки я ничего не знаю. Это не моя работа, и поэтому никаких показаний давать не буду».
В г. Алма-Ата командировали работника милиции, направили отдельные требования.
Ахламов упорно защищался. Чтобы убедить следствие, что он в семь часов вечера не был в пос. Первоозерном, а был в саду им. Пушкина, Ахламов просил установить мотоциклиста, который подвез его, и провести ему с последним очную ставку. Он также требовал провести ему судебномедицинскую экспертизу, заявив, что страдает половым бессилием. В подтверждение этого Ахламов заявил, что он также болен гонореей. На каждом допросе он требовал, чтобы его предъявили для опознания девочке, рассчитывая вероятно на то, что пережив такую трагедию, она не узнает его, или, опознав, испугается.
Он надеялся также, что органы следствия не установят мотоциклиста, а если установят, то, учитывая, что прошло много времени, мотоциклист не сможет назвать точное время, когда он подвез Ахламова. А уж если и вспомнит, то на очной ставке с Ахламовым из жалости к нему назовет то время, на котором будет настаивать последний.
Однако, Ахламов во всех своих расчетах просчитался. 23 ноября 1962 г. судебномедицинской экспертной комиссией было дано заключение, что Ахламов не страдает половым бессилием.
Судебно-психиатрическая экспертиза также дала заключение, что Ахламов психическим расстройством не страдает — вменяем.
Результаты экспертизы привели Ахламова в неистовство. Почувствовав, что почва уходит у него из-под ног, он стал обвинять экспертов в необъективности, в какой-то предубежденности, оказании давления на них со стороны следователя.
Чтобы установить мотоциклиста, с учетом примет, названных Ахламовым, мною было дано соответствующее задание работникам ГАИ.
Нам не было известно, что Ахламов, отлично зная, что его подвозил работник милиции, одетый в форму, скрыл это. Такое положение осложнило поиски. Я решил воспользоваться тем, что 12 декабря 1962 г. проводилось совещание работников Дорожного надзора. Изложив собравшимся обстоятельства дела, я обратился к инспекторам с просьбой об оказании помощи в установлении мотоциклиста, подвозившего Ахламова. Результаты оказались неожиданными. К концу моего выступления стал лейтенант милиции и сказал: «Я подвозил этого летчика. Можете не продолжать!» Это был командир взвода дивизиона РУД лейтенант Попов-Левин. Он сообщил, что 6 октября 1962 г., проверяя посты ГАИ на Бродокалмацком тракте, подвез в коляске мотоцикла до поста ГАИ гражданина, одетого в форму летчика гражданской авиации, что заняло время с 18 до 18 ч. 45 м.
Получив такие показания, я в присутствии двух понятых организовал опознание, предъявил Ахламову четырех работников милиции, одетых в форму, в числе которых был Попов-Левин. Обвиняемый указал на Попова-Левина, заявив, это тот мотоциклист, который подвез его 6 октября 1962 г. Попов-Левин также заявил, что он узнает в Ахламове того летчика, которого подвозил.
После опознания, как того требовал Ахламов, мы провели очную ставку между ним и Поповым-Левиным. Ахламов стал настойчиво сбивать свидетеля, утверждая, что темнеет гораздо позже, чем об этом говорит свидетель. Ахламов настаивал, что Попов-Левин посадил его в коляску мотоцикла не около 18 часов вечера, а около 17 часов. Однако, ему не удалось запутать и сбить свидетеля, показания которого мы постарались объективно подтвердить. В деле имелась схема движения мотоцикла по Бродокалмацкому тракту с Ахламовым, копия суточной ведомости, согласно которой Попов-Левин вышел на службу в 16 часов, затратил около 40 минут на инструктаж, оглашение распоряжений, доклад командиру дивизиона ОРУД и выехал из дивизиона около 17 часов.
По окончании очной ставки около 7 ч. вечера Ахламов, обратившись ко мне, спросил: «Верите ли вы, что я не насиловал эту девочку?» Я ответил, что не верю. «Тогда у нас с вами будет разговор», — сказал Ахламов, однако добавил, что уже поздно, а разговор затянется на несколько часов.
Я попросил его написать на мое имя заявление, пообещав вызвать его утром на допрос. Связавшись с заместителем начальника райотдела милиции тов. Кравчуком и заместителем начальника тюрьмы по оперативной части тов. Шиковым, я из тактических соображений передал им, что если не приду к 9 часам утра в следственный изолятор, а меня будет требовать Ахламов для допроса, то сообщить ему, что следователь занят, и предложить письменно изложить суть заявления.
На следующий день Ахламов стал просить о вызове меня к нему согласно договоренности. Его принял т. Шиков, который сообщил ему, что следователю о его просьбе будет сообщено, и предложил собственноручно изложить в заявлении все, о чем он желает рассказать следователю.
По приезде в следственный изолятор я вызвал Ахламова на допрос. Чувствовалось, что он сломлен. Осведомившись, передали ли мне его заявление, Ахламов полностью признал себя виновным в изнасиловании семилетней Мурсалимовой.
Следует отметить, что большую роль в разоблачении Ахламова сыграла записка, изъятая у него администрацией следственного изолятора при передаче им бушлата родственника. В этой записке, адресованной матери, Ахламов писал: «Меня обвиняют в изнасиловании. Живет рядом с Люсей. Найди их, договорись».
К этому времени мы получили результаты работы, проверенной в Алма-Ате и других городах. Оказалось, что Ахламов совершил еще ряд преступлений.
Выяснилось, что Ахламов, уволенный в запас из ВВС Военно-Морского флота в 1958 году за моральное разложение и систематическое нарушение дисциплины, в течение года трижды поступал на разные работы и увольнялся. В апреле 1960 г. без достаточной проверки личности он был зачислен на должность бортмеханика одного из авиаотрядов. Бывая по делам службы в разных городах, Ахламов вступал в случайные связи с женщинами, морально опустился.
Находясь в командировке в г. Алма-Ате 23 октября 1961 г., Ахламов познакомился с 18-летней Кокаревой Риммой, назвавшись вымышленным именем — Васильевым Геннадием, жителем города Алма-Аты. На второй день знакомства Ахламов изнасиловал Кокареву.
Узнав о том, что прокуратурой Советского района г. Алма-Аты по этому факту возбуждено уголовное дело и он разыскивается, Ахламов явился в дом Кокаревых и стал домогаться согласия Риммы на брак, обещая деньги, и инсценировал попытку самоубийства. Брак между Ахламовым и Риммой Кокаревой был заключен, но жить с Кокаревой Ахламов не стал.
В связи с регистрацией брака уголовное дело в отношении Ахламова по заявлению потерпевшей было прекращено. Однако после этого, посещая дом Кокаревых, Ахламов совершал развратные действия в отношении девятилетней Любы Кокаревой и даже пытался изнасиловать мать Любы и Риммы.
Мы не только истребовали все эти материалы, но и вызвали в г. Челябинск для проведения необходимых следственных действий Кокареву Р. А. с дочерью Риммой. На очных ставках с ними Ахламов просил их отказаться от своих показаний, жаловался, что попал в беду, говорил, что доброты их никогда не забудет, при освобождении из-под стражи обязательно станет жить с Риммой. Но это ему не помогло.
Кроме того, мы установили еще две попытки изнасилования, совершенные Ахламовым во время его пребывания в гор. Свердловске.
Следствие по делу закончилось в январе 1963 года, и Ахламов предстал перед судом, который приговорил его к высшей мере наказания. Президиум Верховного Совета РСФСР отклонил ходатайство Ахламова о помиловании. Приговор приведен в исполнение.