В июне 1966 года мною было закончено расследованием уголовное дело по обвинению Ивановой Евгении Дмитриевны в преступлении, предусмотренном ст. 102 п. «г» УК РСФСР.

Иванова осуждена Выездной сессией Верховного суда Кабардино-Балкарской АССР к 15 годам лишения свободы с отбытием меры наказания в местах лишения свободы строгого режима.

Преступление было совершено 24 апреля 1966 года. В середине дня мне сообщили о том, что в станице Котляревской повесилась Иванова. Сложность расследования этого дела заключалась в том, что по нему надо было собирать доказательства, как говорится, по крупинкам. Еще до прибытия на место происшествия обстановка была полностью нарушена.

Станица Котляревская расположена в пяти километрах от города. Когда я прибыл туда, около дома уже собралась толпа людей, а сын покойной сидел прямо на земле, обхватив руками голову. Соседи Ивановой коротко рассказали, что покойную обнаружил сын. Когда они прибежали в дом, то увидели Иванову Федосию висевшей в петле. Надеясь, что все произошло недавно и ее можно еще спасти, они перерезали провода, на которых она висела, но убедившись, что она уже окоченела, занесли ее в комнату и положили на кровать.

На место происшествия я приехал без судебномедицинского эксперта, так как у нас в районе его нет, а обслуживавший нас эксперт проживал в другом районе.

Дав задание дежурному по райотделу милиции, вызвать эксперта, я пригласил понятых и приступил к осмотру дома. При входе с крыльца попадаешь на веранду, где установлена лестница к имеющемуся в потолке люку. С верхнего этой лестницы прямо над стеной свисали электропровода и обрывались на высоте 87 см от пола. Тут же лежала опрокинутая табуретка, на сиденьи которой было большое пятно крови. Пятна крови виднелись на полу, а на стене — мазки. К моменту осмотра труп находился на кровати в кухне, укрытый одеялом. В кухне не было заметно никаких следов. Пройдя в спальню, мы обнаружили на полу флакон из-под уксусной эссенций, резкий запах которой ощущался в воздухе. На полу — множество волос и крови. От трупа тоже исходил запах уксусной эссенции. На шее еще имелась петля из электропроводов. Женщина была одета как обычно. Одна из понятых, глядя на труп, сказала: «Бедная Феня, довели ее, что наложила на себя руки».

Составив протокол осмотра и схемы, мы отправили труп в морг, после чего начали беседовать с жителями станицы. В районе я работаю давно, большинство жителей меня знают хорошо, а поэтому разговоры были откровенными. Рассказы некоторых меня сразу же насторожили. Я узнал, что покойная Иванова проживала вместе со своим сыном Николаем и его женой Евгенией. Последний год между покойной и снохой Евгенией сложились неприязненные взаимоотношения, и на этой почве Николай разошелся с женой. Но последнее время он стал ездить в гор. Майский к своей бывшей жене.

Сам Иванов Николай также пояснил, что он не живет с женой уже третий месяц, разошлись они из-за того, что она не ладила с его матерью. О событиях 24 апреля рассказал следующее: встал в 5 час. 30 мин., мать еще лежала в постели на кухне. Вышел на улицу и умылся, а когда вернулся в комнату, мать уже была на ногах.

Уходя на работу примерно в 6 часов, он сказал матери, что поедет на базар в гор. Майский, чтобы обменять туфли, купленные им ранее. Пришел в гараж колхоза в 6 часов, получил путевой лист и поехал на рынок, где он, якобы, пробыл до 8 часов. С 8 часов до 11 час. 30 мин. находился на работе, а когда в 11 час. 30 мин. подъехал домой, чтобы позавтракать, то двери оказались закрытыми на внутренний замок. Ключи они обычно прятали возле крыльца. Они оказались на месте. Открыв дверь на веранду, увидел мать, висевшую в петле. Он сразу же позвал соседей.

На второй день, 25 апреля 1966 г., прибыл судебномедицинский эксперт Несмеянов. Я вручил ему постановление, поставив на разрешение ряд вопросов. Он приступил к вскрытию трупа Ивановой. Когда труп раздели, то на теле оказало множество телесных повреждений. Я еще раз сфотографировал труп.

Сразу же после осмотра и вскрытия трупа у меня возникли серьезные подозрения, что в данном случае речь идет о симуляции самоубийства. Поскольку выводы эксперта представлялись мне поверхностными, я на другой день назначил повторную экспертизу. Осмотрев труп с экспертом Кутимовым, мы пришли к убеждению, что много еще осталось невыясненным. Решено было отправить труп в морг республиканской больницы на дополнительное исследование, поручив его проведение бюро судебномедицинской экспертизы Минздрава КБАССР.

Не буду скрывать, что при осмотре места происшествия, считая, что имело место самоубийство, мы упустили некоторые детали, а поэтому 26 апреля с участием оперативных работников милиции я произвел повторный осмотр и при этом обнаружил на спинке кровати в спальне следы рук, окрашенные в бурый цвет. Спинка кровати была изъята и направлена на дактилоскопическую экспертизу.

Нами были выдвинуты следующие версии:

а) Иванова покончила жизнь самоубийством;

б) Иванова убита сыном Николаем, чтобы избавиться от нее и вернуть жену и ребенка;

в) Иванова убита неизвестными преступниками с целью ограбления;

г) Иванова убита неизвестными преступниками на почве мести.

26 апреля я вызвал жену Иванова и сразу же обратил внимание на то, что на ее щеке имелась небольшая продолговатая царапина. Я пригласил эксперта, который освидетельствовал ее и обнаружил на тыльной поверхности правой руки еще несколько аналогичных царапин, которые по времени их происхождения совпадали со временем наступления смерти Ивановой.

На допросе Иванова Евгения по поводу этих царапин пояснила, что помогала отцу на строительстве дома 24 апреля и там поцарапала лицо и руки. При этом она категорически отрицала свое пребывание утром 24 апреля в станице Котляревской.

27 апреля Иванов Николай был задержан, так как по заключению дактилоскопической экспертизы на спинке кровати им оставлен след правой ладони. (Правда, впоследствии судебно-биологическая экспертиза на вопрос, являются ли бурые пятна на спинке кровати пятнами крови, дала отрицательное заключение).

Изучая взаимоотношения между членами семьи Ивановых, я все больше приходил к убеждению, что убийство совершила Иванова Евгения. Правда, трудно было поверить, что это могла сделать 22-летняя женщина, худая, маленького роста.

29 апреля 1966 г. Иванова была задержана. К этому времени были опровергнуты ее показания о том, что она 24 апреля помогала отцу на строительстве дома. 2 мая встал вопрос: освобождать ее или просить санкцию на арест? Я решил еще раз допросить ее, используя все доказательства, которые были добыты за это время.

Допрос продолжался долго, но положительных результатов не дал. Оглашая показания свидетелей, я предъявил ей также фотографии места происшествия и трупа. Это оказало на нее сильное воздействие. Она вздрогнула и замкнулась. Тогда я огласил показания ее матери Тесленко, которые противоречили некоторым ее утверждениям, и поставил вопрос: «Кто же из вас дает ложные показания, вы или ваша мать?»

На это Иванова ответила со слезами: — «Я уже запуталась, дайте мне прийти в себя и я вам расскажу, все как все было». Через некоторое время я продолжил допрос, разъяснив, что ее показания будут записаны на магнитофонную пленку. Она согласилась, после чего рассказала следующее:

С мужем познакомилась в 1959 году. Его призвали в ряды Советской Армии. Она ждала его 3,5 года. Все это время помогала его матери по хозяйству. Когда Николай демобилизовался, они поженились и первый год жили очень хорошо. Потом взаимоотношения со свекровью осложнились. Стали часто ссориться из-за разных мелочей, иногда ругань доходила до драк. На этой почве Евгения несколько раз расходилась с мужем.

Последний раз она ушла от мужа в марте, но Николай часто приезжал к ней и просил вернуться. Она ответила: «С тобой — хоть на край света, но без матери». А он мать бросать не хотел. Утром 24 апреля она села на велосипед и поехала на рынок, но там ни Николая, ни свекрови не встретила, поэтому поехала к ним домой в Котляревку. Подъехав к дому, велосипед оставила в недостроенном доме Шляховых и зашла к свекрови, чтобы поговорить. Разговор, происходивший на кухне, перешел в скандал, а затем в драку. Она схватила свекровь за волосы, ударила головой о пол, та села на пол и стала говорить: «Раз я вам мешаю, то отравлюсь, а потом повешусь». Евгения хлопнула дверьми и уехала домой.

Рассказав об этом, Иванова успокоилась, и я ей предложил изложить эти показания собственноручно. Она согласилась. Пока я не задавал уточняющих вопросов, так как еще не поступило заключение судебномедицинской экспертизы. Был произведен обыск, при котором изъяты носильные вещи Евгении. На них обнаружили пятна крови, совпавшие с группой крови Ивановой Ф. И. Кроме того, были изъяты ее часы, которые остановились в 6 час. 40 мин. По ее словам, они остановились в момент драки.

16 мая 1966 г. я получил заключение судебномедицинской экспертизы, из которого усматривалось, что Ивановой было причинено 94 телесных повреждения и что смерть ее могла наступить от механической асфиксии в результате сдавливания шеи руками. Странгуляционная борозда на шее трупа Ивановой образовалась, по-видимому, в агональном состоянии или вскоре после смерти. Экспертиза дала категорическое заключение, что Иванова уксусную эссенцию не пила.

Располагая такими доказательствами, я предъявил Ивановой Е. Д. обвинение по ст. 102 п. «г». Она виновной себя признала полностью и после ознакомления с заключением судебномедицинской экспертизы показала, что во время драки повалила Иванову Ф. И. на кровать и начала ее душить, била ее головой о пол, а когда она потеряла сознание, то облила ее уксусной эссенцией, потом вытащила на веранду и там повесила.

Несмотря на то, что Иванова призналась в совершении убийства, я продолжал работу по сбору доказательств, подтверждавших ее виновность.

Параллельно проверялась и версия о причастности Николая к убийству матери. Однако это не подтвердилось. Наблюдая за обвиняемой, я допускал, что она впоследствии может отказаться от своих показаний. Эти опасения оказались не напрасными. На последующих допросах она стала утверждать, что убийство совершила вдвоем с Николаем, а потом вообще стала отрицать свою причастность к убийству. Однако к этому времени по делу были собраны настолько убедительные доказательства, что ей ничего не оставалось, как правдиво рассказать обо всем случившемся.