Семейный совет. Отъезд в Спас-Клепики. Экзамен и побег. В классе и интернате. «Встреча» с Пушкиным. Учитель и ученик. Поэтические соперники. Признание таланта. Новые друзья. Кружок у Панфилова. В поисках идеала. Откуда идет «Радуница». Рождение исторической темы. Думы о Москве.

Есенину шел четырнадцатый год, когда он окончил Константиновское земское училище. Встал вопрос: как быть дальше? Обычно константиновские ребята, проходив четыре зимы в школу, начинали свою трудовую жизнь. По-разному складывалась их судьба: большинство, как правило, дальше не училось. Так когда-то было и с отцом Есенина. Не сладкой была эта жизнь. И родителям Есенина, конечно, хотелось поучить сына дальше, тем более, что у него были явные способности к учебе.

«Когда мне сравнялось 12 лет, - вспоминал поэт позднее, - меня отдали учиться из сельской земской школы в учительскую школу. Родные хотели, чтоб из меня вышел сельский учитель». На продолжении учебы особенно настаивал дед поэта, а также законоучитель священник Смирнов.

Недалеко от Константинова находилась Спас-Клепиковская второклассная церковно-учительская школа. Туда-то и решено было на семейном совете направить Есенина. Сестра поэта рассказывает об этом важном событии в жизни брата так: «…однажды приехал отец из Москвы, привез гостинцев, пробыл у нас три дня и уехал. После отца мать часто ходила к соседям Поповым, что-то шила, принесла маленький сундучок и уложила туда вещи Сергея. Потом к нашей избе подъехала лошадь, вошел чужой мужик, молились богу, и мать с Сергеем уехали, оставив меня дома с соседкой. Сергей уехал учиться во второклассную учительскую школу в Спас-Клепики» .

Расположенное на берегу реки Пра старинное торговое село Спас-Клепики со всех сторон окружали знаменитые мещерские леса с непроходимыми завалами, топями и лесными озерами. Двухэтажное каменное здание школы стояло на самом краю села. Сюда осенью 1909 года приехал Есенин. Выдержав вступительный экзамен, Есенин был зачислен в школу. Поначалу чувствовал он себя одиноким, тосковал по дому. Пробыв несколько дней в школьном интернате, он совершил «побег» и вернулся в родное село. «Когда отвезли в школу, - рассказывал Есенин, - я страшно скучал по бабке… и однажды убежал домой… пешком. Дома выругали и отвезли обратно».

Около трех лет провел Есенин в Спас-Клепиковской школе. О жизни поэта в эти годы долгое время было известно очень немногое. Между тем, именно здесь начал поэт свое «сознательное творчество», мечтая всю душу «выплескать в слова»; здесь впервые задумался над невзгодами народной жизни, полной «вздохов да слез»; здесь смог удовлетворить в какой-то мере свой интерес к литературе; и здесь же Есенин оказался под воздействием религиозной среды, с которой неизбежно сталкивались воспитанники церковно-учительских школ.

Спас-Клепиковская церковно-учительская школа была открыта в 1896 году. Находилась она в ведении церковных властей и готовила учителей церковно-приходских школ грамоты. Программа, рассчитанная на три года, включала церковную общую и русскую историю, закон божий, русский язык, церковно-славянский язык, отечественную историю, географию, арифметику, геометрическое черчение, рисование, дидактику. «В школах подобного типа, - пишет в своих воспоминаниях бывший ученик этой школы Я. А. Трепалин, три года проучившийся вместе с Есениным, - обращалось внимание главным образом на то, чтобы будущий учитель церковно-приходской школы был вполне подготовлен к воспитанию детей в духе православия».

Специальный режим во второклассных школах, религиозная окраска содержания изучаемых предметов, конечно, оказывали определенное влияние на учеников: некоторые, пробыв в церковно-учительской школе три года, становились глубоко религиозными людьми, другие - противниками религии, а третьи, таких было больше всего, относились к своим религиозным обязанностям формально, без каких-либо внутренних духовных побуждений.

Спас-Клепиковская второклассная церковно-учительская школа (вид со стороны интерната).

Все это в той или иной мере было присуще и Спас-Клепиковской церковно-учительской школе, которая являлась учебным заведением закрытого типа. Во главе школы стоял священник, он же вел занятия по церковной общей и русской истории и закону божьему. Весь день воспитанники были в здании школы: утром - на уроках, вечером выполняли домашние задания в классах под наблюдением учителей. В субботу вечером и в воскресенье утром - обязательное присутствие на церковной службе.

Наравне со всеми учениками Есенин обязан был посещать церковь, ходить ко всенощной, обедням, наряжаться в стихарь, читать шестипсалмие, хотя, как свидетельствуют несколько товарищей поэта, Есенин, как и многие из них, был далек от преклонения перед ритуалами церковной службы, а при удобном случае был не прочь освободиться от них.

При школе находился интернат. Без разрешения дежурного педагога отлучаться не разрешалось. «Питание было плохое. Да и улучшить его, пожалуй, было трудно. Каждый живущий в интернате платил за питание и общежитие 30 руб. в год. Да и эту мизерную плату не все могли уплатить», - рассказывает А. Н. Чернов, три года проучившийся с Есениным.

Однако, как справедливо замечает бывший учитель Спас-Клепиковской школы Виктор Алексеевич Гусев, были в школе и другие, очень важные моменты, характеризующие обстановку в ней. Казенно-официальный режим, установленный в школах подобного типа, вызывал обычно недовольство учащихся. Среди воспитанников по рукам тайно ходила недозволенная литература.

По вечерам ученики собирались обычно в одной из комнат интерната. Завязывались беседы о прочитанных книгах, обсуждались стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Кольцова, а потом кто-либо читал свои стихи. Чаще всего это бывал Есенин.

Порой между учениками вспыхивали жаркие споры. При этом наиболее активных спорщиков называли именами писателей и критиков: Есенина - Пушкин, Смирнова - Белинский, Тиранова - Чернышевский.

В. А. Гусев справедливо подчеркивает, что крестьянские дети шли в церковно-учительскую школу в большинстве случаев не из каких-либо особых религиозных убеждений, а потому, что здесь за незначительную плату можно было получить образование.

Сергей Есенин (пятый справа в третьем ряду обозначен крестиком) среди учеников Спас-Клепиковской второклассной церковно-учительской школы.

В этом еще раз убеждаешься, когда знакомишься со школьными сочинениями одного из товарищей Есенина по учебе - Григория Панфилова. Уже одно название их поучительно: «Сравнение времен года с возрастами жизни человека», «Значение внешних и внутренних вод в истории развития народов», «Передача теплоты посредством лучей», «Внешнее и внутреннее отличия человека от млекопитающих животных», «Нравственные качества учителя при обращении с детьми», «Отличие сказки от былин». Еще более примечательно их содержание. Ни в одном из сочинений не чувствуется религиозность автора. Ученики Спас-Клепиковской школы получали неплохие основы знаний по общеобразовательным предметам. Так, в сочинении по географии «Значение внешних и внутренних вод в истории развития народов» Панфилов приводит много конкретных фактов из истории России, европейских государств, древней Греции и Рима. «Возьмем другой просвещенный и образованный народ древности - греков, - пишет он. - Там получила начало такая серьезная наука, как, например, философия. В Греции, кроме того, получила начало и литература, представителем которой был поэт Гомер, написавший две знаменитые поэмы „Илиада“ и „Одиссея“, которые и в настоящее время пользуются всемирною известностью; там же впервые появились гражданские законы, которые затем, были приняты в основание всеми народами. Выгодное положение Греции у берегов Средиземного моря содействовало развитию торговли и промышленности… Возьмем, наконец, римлян… Недавние раскопки римских городов Геркулана и Помпеи, засыпанных лавою во время извержения Везувия, еще более убеждают нас в высоком развитии у них наук и искусств; найденные там статуи отличаются художественностью своей работы».

Спас-Клепиковская школа давала неплохие знания и по литературе. Так, сочинение Гриши Панфилова «Отличие сказки от былин» поражает зрелостью мысли и хорошим литературным языком. Рассматривая конкретные идейно-художественные признаки, отличающие сказку от былины, он так пишет об их различной роли в духовной жизни людей: «Цель, для которой составлялись сказки, двоякая: или служить как занимательный и интересный фантастический рассказ, или - чтобы вывести какое-нибудь нравоучение. Былины же составлялись за тем, чтобы дать потомству некоторое понятие о жизни, веровании, обычаях предков или чтобы показать примеры гражданских подвигов, доблести, храбрости, мужества и этим возбудить народный патриотизм».

Хотя мы и не располагаем школьными сочинениями других учеников, но вполне можем предположить, что по своему содержанию они были примерно такого же характера.

Сочинения, речь о которых шла выше, отнюдь не были каким-то исключением.

Интерес и любовь воспитанников к литературе всячески поощрял и развивал школьный учитель словесности Евгений Михайлович Хитров - первый литературный наставник поэта. Это был человек талантливый, ищущий, беспокойный. Литература была его страстью, призванием. Он прекрасно читал стихи, увлекался музыкой, играл на пианино, дирижировал хором, рисовал. Все это у Е. М. Хитрова сочеталось с незаурядными организаторскими наклонностями, что, очевидно, побудило губернского инспектора предложить сыну почтаря, учительствовавшему после окончания Рязанской семинарии в глухом селе Пронского уезда, место старшего учителя в Спас-Клепиковской второклассной школе, куда он и перебрался с семьей в 1902 году.

Евгений Михайлович Хитров - учитель Сергея Есенина.

Как старший учитель Евгений Михайлович отвечал за воспитательную работу с учащимися и во внеурчное время, особенно с теми, которые жили при школе в интернате. В отношениях с учениками он был строг, порой до чрезвычайности. Предмет свой знал и любил, преподавал с огоньком, содержательно, эмоционально. Уроки Хитрова протекали живо, учебный материал он давал шире программы. Особенно любили ученики классное чтение. «У меня было в обычае, - рассказывает Е. М. Хитров, - сначала задавать ученикам для прочтения те или иные литературные произведения, а потом прочитывать те же произведения самому в классе. Так я делал и с большими произведениями, вроде „Евгения Онегина“, „Бориса Годунова“ и пр. Читал я в течение нескольких часов и всегда почти все произведение целиком. Ребята очень любили такое чтение и часто просили меня об этом. Но думаю, не было такого жадного слушателя у меня, как Есенин. Он впивался в меня глазами, глотал каждое слово. У него первого заблестят глаза и потянутся слезы в печальных местах, первый расхохочется при смешном. Сам я в особенности любил Пушкина. Пушкиным больше всего занимался с учениками, читал его, разбирал и рекомендовал, как лучшего учителя в литературе, Есенин полюбил Пушкина».

Освоившись со школьной обстановкой, Есенин стал признанным верховодом среди товарищей. Устройство школьного самодеятельного спектакля или новогодней елки, походы учеников на реку или очередная «схватка» с сельскими ребятами - во всем Есенин принимал живое участие.

Весной и осенью Есенин почти не бывал в интернате, его всегда можно было встретить в роще, на кладбище или на берегу речки. «Возле города, - вспоминает один из товарищей Есенина, - тогда была березовая роща. Сюда мы часто ходили читать и мечтать» . В зимнее время Есенин увлекался коньками. «Бывало, на коньках по льду уходили километров на 20, вплоть до Евлева. Зимой часто катался на лыжах».

Любил Есенин бывать на больших базарах, которые собирались в Спас-Клепиках по праздничным дням. Родители учеников, желая повидаться со своими детьми, приноравливали свои поездки к базарным дням. «Поэтому ученики отпрашивались „на базар“. Есенин отпрашивался прежде всех. Приехал к нему кто, или не приехал, а на базар непременно пойдет и там пропадает надолго… ему нравилась просто базарная сутолока и возможность увидаться с знакомыми». Одно из ранних стихотворений Есенина рисует веселую картину базарного праздника:

«Часто, - вспоминает А. Н. Чернов, - с нами затевали драку ребята из близлежащих деревень или свои городские бросали камнями. И вот Есенин, набрав камней, шел впереди всех, воодушевлял нас, и, таким образом, мы отбивались от своих „врагов“. Он же рассказывает: „Один раз мы, беседуя о литературе, решили провести вечер в школе с постановкой небольшой пьески. Это дело устроить взялся Есенин. Он попросил Хитрова разрешить нам этот вечер и дать возможность к нему подготовиться. Вечер прошел весело“». Есенин с увлечением исполнял в этом школьном спектакле одну из женских ролей.

Занимался Есенин плодотворно. Хорошая память позволяла ему на подготовку уроков тратить сравнительно немного времени. В остальные часы он чаще всего отдавался любимому делу - литературным занятиям. Школьная библиотека, наполненная ненужной и устаревшей литературой, не могла удовлетворить Есенина, который очень много читал. Он был постоянным посетителем земской библиотеки.

Сосновая роща близ Спас-Клепиковской школы.

Живая заинтересованность воспитанников Спас-Клепиковской школы литературой, их самостоятельные стихотворные опыты, беседы и споры о книгах - все это как-то рассеивало религиозную атмосферу церковноучительского заведения.

Особенно свободно дышалось Есенину на уроках литературы. Правда, вначале учителя не придавали серьезного значения тому, что Есенин увлекается поэзией и пишет стихи, потому что «в ту пору, - вспоминает Е. М. Хитров, - в школе было много стихотворцев, некоторые были чрезвычайно плодовиты, закидывали меня ворохами своих произведений. Приходилось принимать часто особые меры, чтобы умерить их пыл, особенно когда видишь, что „хоть охота смертная, да участь горькая“. Поэтому и Есенина я слегка поощрял, но относился к его стихотворству сдержанно».

Один из воспитанников школы, Е. Тиранов, писал не только стихи, но и пробовал свои силы в прозе, за что нарекли его «прозаиком», а Есенина - в противоположность ему - «поэтом» .

В классе «поэт» и «прозаик» сидели на одной парте, что не мешало им довольно ревниво относиться друг к другу. Поначалу произведениям Тиранова в школе отдавали известное предпочтение. Бывший рабочий Великодворского стекольного завода, Тиранов писал стихи на гражданские темы. «Произведения его были обширны по объему, простираясь до поэм, мысли в них кипели, чувство клокотало». В 1924 году в рукописном журнале «Спас-Клепиковский работник просвещения» Е. М. Хитров опубликовал сохранившиеся у него автографы нескольких ранних стихотворений Есенина и одно Е. Тиранова под названием «Разбитое стекло»:

Что же касается стихов Есенина, то они уже в самом начале подкупали слушателей своей легкостью и ясностью. «У него имелось много стихов. Писал он их, как нам казалось, - вспоминает А. Н. Чернов, - быстро и легко. Бывало так: утром встаем, собираемся на занятия, и вдруг Есенин просит послушать его новое стихотворение. Иногда отдельные стихи Есенин дарил на память кому-нибудь из нас».

В отличие от других школьных «сочинителей» Есенин легко справлялся с рифмой и ритмом. Вместе с тем гражданские «тяжеловесные» сочинения Тиранова первоначально казались более обнадеживающими, чем внешне довольно гладкие стихи Есенина. «Потом, во второй и третий год занятий, - вспоминает другой учитель Есенина, - стало ясно, что голубоглазый, подвижной, как ртуть, весельчак Есенин не просто „сочиняет“ стихи (это со многими случается в юности), а обладает незаурядным поэтическим дарованием». Постепенно Хитров начинает уделять все больше внимания Есенину. «В первый, раз, - пишет Е. М. Хитров, - когда я особенно встрепенулся, это - когда он принес мне свое стихотворение „Звезды“. Это произведение поразило меня. Помню, что я как-то заторопился, чего-то как будто испугался. Несколько раз вместе с ним прочел стихотворение, кое-что изменили, переставили. Мне стало как-то совестно, что я недостаточно много обращал внимания на Есенина. Сказал ему, что стихотворение это мне очень понравилось, что его можно даже напечатать, что вообще у него ясно выраженный талант». В этом, написанном под влиянием Лермонтова, еще несовершенном стихотворении, юный поэт говорит о вечных тайнах мироздания:

Есенин не стал печатать «Звезды». Вероятно, не все в этом стихотворении удовлетворяло поэта. Но в одном школьный учитель Есенина был прав: «Звезды» подкупали душевной чистотой, поэтичностью. Поддержка Хитрова была очень своевременной. Есенин уже несколько лет писал стихи, но редко слышал одобрительные слова. Он не подавал виду, что его это волнует, хотя с надеждой думал о том заветном дне, когда будут впервые опубликованы его стихи. Еще в 1910 году он собирался направить их в «Сельскохозяйственный вестник». И вот наконец ему говорят, что у него ясно выраженный талант и советуют попытаться напечатать кое-что. Он стремится теперь при любом удобном случае показать новые стихи учителю. «Приходил он к нам домой, - вспоминает сын Хитрова, - порой даже без спроса, благо семья наша жила в школьном здании. Приносил стихи, читал их отцу». Он приносил их даже тогда, когда приходил к учителю с «повинной» после своих озорных проделок.

Автограф стихотворения «Звезды».

Титульный лист книги С. Есенина «Радуница», подаренной поэтом Е. М. Хитрову.

С благодарностью вспоминал Есенин позднее обнадеживающее слово учителя. Когда вышла его первая книга «Радуница», он прислал ее своему первому литературному наставнику с таким проникновенным автографом: «Доброму старому учителю Евгению Михайловичу Хитрову от благодарного ученика, автора этой книги. 1916.

29 янв. Петроград».

* * *

Главные занятия по литературе и стилистике были отнесены в Спас-Клепиковской школе к третьему году обучения. Именно в это время Есенин и выдвинулся среди других своих товарищей как стихотворец.

В последний год пребывания в школе, пишет Е. М. Хитров, в произведениях Есенина «стали просачиваться и серьезная мысль, и широта кругозора, и обаяние поэтического творчества». Когда в ноябре 1911 года школу посетил с казенной ревизией епархиальный наблюдатель И. Д. Рудинский, ему показали стихи Есенина. В классе, в присутствии всех учеников, Рудинский, похвалив Есенина, высказал ряд советов и замечаний. Этот сам по себе не очень значительный эпизод взволновал поэта. «К нам, - замечает по этому поводу Е. М. Хитров, - постоянным своим учителям, он уже привык… Но отзыв свежего, стороннего человека проник до глубины души его» . На это событие поэт отозвался стихотворением, полным радужных надежд:

Сергей Есенин (1911-1912 гг.).

Это стихотворение, посвященное И. Д. Рудинскому, показывает, сколь важно было тогда Есенину услышать добрые слова о своих стихах.

В 1912 году он успешно закончил учительскую школу, получив «звание учителя школы грамоты».

По окончании учебы Есенину было вручено свидетельство, в котором указывалось:

«Предъявитель сего сын крестьянина села Константинова Рязанского уезда Сергей Александрович Есенин, родившийся в тысяча восемьсот девяносто пятом (1895) г., месяца сентября 21 дня, православного исповедания, обучался с 1909 г. в Спас-Клепиковской второклассной учительской школе, в которой и окончил курс в 1912 г.; оказав при отличном (5) поведении следующие успехи:

по 1) закону божию оч. хорошие (4)

" 2) церковной общей и русской истории оч. хорошие (4)

" 3) церковному пению оч. хорошие (4)

" 4) русскому языку отличные (5)

" 5) церковно-славянскому языку хорошие (3)

" 6) отечественной истории отличные (5)

" 7) географии в связи с сведениями и явлениями природы отличные (5)

" 8) арифметике оч. хорошие (4)

по 9) геометрическому черчению и рисованию оч. хорошие (4)

" 10) дидактике оч. хорошие (4)

" 11) начальным практическим сведениям по гигиене оч. хорошие (4)

" 12) чистописанию отличные (5)

" 13) практич. занятиям в нач. школе оч. хорошие (4).

За каковые и удостоен Советом сей школы, на осн. ст. 44 высочайше утвержденного (1 апреля 1902 г.) Положения о церковных школах, звания учителя школы грамоты…

В удостоверение чего и дано ему, Есенину Сергею, сие свидетельство от Совета Спас-Клепиковской второклассной учительской школы Рязанского уезда за надлежащим подписанием и приложением печати Совета.

Заведующий школой свящ. Павел Агрономов.

Старший учитель Евгений Хитров.

Учителя: Винтор Гусев, Дмитрий Головин" [108] .

* * *

Много светлых минут принесла Есенину в Спас-Клепиках дружба с Григорием Панфиловым, любимым школьным товарищем. О ней следует сказать особо. Есенин познакомился с Панфиловым вскоре после приезда в Спас-Клепики. Развитой, книголюб Панфилов по характеру чем-то напоминал некрасовского Гришу Добросклонова. С юных лет он задумывался о смысле жизни, о путях служения народу, сердце его волновали свободолюбивые идеи. Взгляды Панфилова были близки молодому поэту. И хотя он был несколько старше Есенина и занимался в школе уже второй год, они быстро подружились, почувствовав между собой духовную близость, общность литературных интересов. Есенин относился к Панфилову с большим доверием, одному из первых читал новые стихи, внимательно прислушивался к его замечаниям, советовался по поводу новых замыслов, делился своими раздумьями о жизни. Это хорошо видно из переписки, которую Есенин вел с Панфиловым в 1911-1914 годах. Переписку друзей оборвала ранняя смерть Григория Андреевича Панфилова, который умер от чахотки в феврале 1914 года. Отец Гриши, Панфилов А. Ф., в письме от 2 марта 1914 года к Есенину, который в то время находился в Москве, рассказывая о смерти сына, отмечал, что Гриша, прикованный болезнью к постели, все время вспоминал о Есенине, с волнением ждал журнала с его стихами, ответных писем. «Я прихожу в 6 часов вечера, - писал отец Гриши Есенину о последних предсмертных часах сына, - первым его вопросом было: „А что, папа, от Сережи письма нет?“ Я отвечаю - нет. „Жаль, говорит, что я от него ответа не дождусь. А журнал-то прислал?“ Я сказал - нет. „Скверно - повсюду неудача“». В конце письма А. Ф. Панфилов указывал: «Видно, Сережа, что у вас была истинная и искренняя дружба. Почти ежедневно он вспоминал о тебе, жаль, говорит, что около меня нет Сережи и некому успокоить мою наболевшую душу».

Известное представление о духовном облике клепиковского друга Есенина дает нам его сочинение «Нравственные качества учителя при обращении с детьми». Любовь к человеку, справедливость, честность и правдивость, сдержанность и терпеливость, вместе с тем твердость характера - вот качества, которыми, по мнению Панфилова, должен обладать учитель и которые он стремится развивать в себе самом. «Учитель, - замечает он, - который будет обладать истинной, не лицемерной любовью к детям, в то же время будет обладать и другими добрыми качествами… Справедливость, - продолжает Панфилов, - есть качество учителя, посредством которого он может заслужить авторитет учеников, может иметь на них нравственное влияние». Особо он подчеркивает ту мысль, что «учитель должен иметь твердость характера», которая «делает учителя устойчивым, последовательным в своих действиях».

Родители Панфилова жили в Спас-Клепиках. Отец его служил приказчиком у местного купца - лесопромышленника. В просторном, уютном панфиловском доме часто собирались сверстники Гриши, которым надоедал казенный дух интерната. В свободное от занятий время Есенин стал бывать в семье своего друга, а иногда даже оставался там ночевать. Е. М. Хитров хорошо знал отца Панфилова, относился к этой семье с уважением и охотно разрешал Есенину уходить из интерната к ним домой.

Григорий Панфилов - друг Сергея Есенина.

Сестра поэта рассказывает, что когда Есенин приезжал домой к пасхе, «мать расспрашивала его о школе, о товарищах. В школе у Сергея был большой друг Гриша Панфилов, и он много рассказывал матери о его семье». Заботливо и отзывчиво относилась к друзьям и товарищам сына мать Гриши - Марфа Никитична Панфилова. Она вспоминает: «Из школьных товарищей сына я особенно полюбила Сережу Есенина. Может, потому, что видела, как он тоскует по дому, по материнской ласке. Вот и жалела я его, как родного. Гриша был постарше Есенина. В доме у нас всегда было полно молодежи - товарищей Гриши. Чаще других, кроме Сережи Есенина, приходили Митя Пыриков, Анна Шилина, Гриша Черняев. Зимними вечерами засиживались они допоздна. Пели, играли, танцевали, а иногда сидели тихо, кто-либо читал, другие слушали, потом начинали беседовать между собой, горячо убеждать в чем-то друг друга».

Более подробно о настроении, литературных интересах, спорах, которые временами вспыхивали среди молодежи в доме Панфиловых, мы узнаем из рассказов Григория Львовича Черняева, который с детских лет дружил с Панфиловым.

Григорий Львович начал заниматься в церковно-учительской школе в 1909 году. «Наш кружок у Панфилова, - вспоминает он, - образовался почти стихийно. Вначале мы собирались, чтобы сообща развлечься, поговорить о школьных делах, поспорить о книгах. Потом, когда ближе узнали друг друга, мы в наших беседах и спорах стали касаться вопросов тогдашней общественной жизни. Читали и обсуждали роман Л. Толстого „Воскресение“, его трактат „В чем моя вера?“ и другие книги писателя. Мечтали побывать в Ясной Поляне (поездка не состоялась из-за денежных затруднений). Толстовские идеи сильно захватили тогда и Есенина. Однако сложившихся взглядов и убеждений у нас не было. Мировоззрение наше только еще формировалось. Помню, как мы спорили о Горьком и его книгах. С особым интересом воспринимались нами ранние рассказы писателя. Захватывал нас их романтический дух, горьковская вера в человека. Мы были знакомы со стихами Есенина. Он читал их в кружке».

Дружеская, демократическая среда панфиловского кружка, открытый, пытливый, критический (вопреки школьным церковно-религиозным шорам) взгляд Панфилова и его товарищей на жизнь, юношеский порыв кружковцев к свободе, их мечты о служении народу, споры о любимых писателях - все это благотворно влияло на духовное развитие молодого Есенина, помогало преодолеть церковно-догматические представления о жизни, которые стремилась привить ученикам церковно-учительская школа.

Панфиловский кружок способствовал появлению у Есенина стихотворений, в которых впервые зазвучала грустная дума поэта о судьбе крестьянской Руси:

Многое было пережито, передумано Есениным за три спас-клепиковских года. Желание посвятить свое творчество народу, правдиво рассказать о любви к родине - вот мысли, которые все больше начинают его волновать.

Так писал Есенин в 1912 году в стихотворении «Поэт».

История этого стихотворения такова: в 1912 году, прощаясь с Гришей Панфиловым перед отъездом из Спас-Клепиков, Есенин подарил ему свою фотографию, на обратной стороне которой написал своего «Поэта» с посвящением «Горячо любимому другу Грише».

«Поэт» не просто экспромт, написанный в момент расставания со школьным товарищем. Эту тему Есенин затронул в еще более раннем стихотворении, относящемся к 1910-1911 годам, озаглавленном также - «Поэт». Автограф его едва ли не самый ранний из известных в настоящее время. Рассказ о судьбе поэта в нем еще явно односторонен, ничего не говорится об общественном призвании художника. Перед нами образ поэта-мученика, поэта-отшельника, живущего во власти тайных видений и грустных дум:

Раздумья эти навеяны и собственной далеко не безоблачной юностью, и романтическим представлением об избранном уделе поэта, и - едва ли не всего сильнее - трагической судьбой многих русских поэтов.

Спустя некоторое время Есенин вновь обращается к этой теме в стихотворении «Душою юного поэта». Автограф его до сих пор неизвестен. Однако оно не только существовало, но и подвергалось авторской правке. Об этом мы узнаем из письма Есенина к Панфилову, относящемуся к лету 1912 года. Говоря о доработке стихотворений, написанных в Спас-Клепиках, Есенин пишет: «…например, в стихотворении „Душою юного поэта“ последнюю строфу заменил так:

Таким образом, в трех стихотворениях раннего периода - «Поэт» («Он бледен. Мыслит страшный путь…»), «Душою юного поэта», «Поэт» («Тот поэт, врагов кто губит…»), а возможно, было написано и четвертое, «Пророк» (о нем речь идет в одном из писем к Панфилову) - уже затрагивается главный вопрос, встающий перед каждым истинным поэтом: что ты, поэт, хочешь сказать миру? В чем видишь свой долг перед народом? Какую правду собираешься утверждать поэтическим словом?

Автограф стихотворения «Поэт».

Когда-то Жуковский, вопрошая «кто есть поэт?», отвечал: «Искусный лжец. Ему и слава, и венец». Затем в русскую литературу пришел поэт-пророк Пушкин, жгущий глаголом сердца людей, за ним - мятежный Лермонтов, а чуть позднее призывно зазвучал голос некрасовской музы:

«Не верьте, юноши!» - писал Некрасов. И молодой рязанский поэт не поверил. Он начинает все больше осознавать теперь, что для поэта явно недостаточно только «ловить сердцем тень былого» и слушать «душевный шум». В этом еще раз убеждаешься, читая одно из писем Есенина к Панфилову, относящихся к 1913 году: «Благослови меня, мой друг, на благородный труд. Хочу писать „Пророка“, в котором буду клеймить позором слепую, увязшую в пороках толпу. Если в твоей душе хранятся еще помимо какие мысли, то прошу тебя дай мне их, как для необходимого материала. Укажи, каким путем идти, чтобы не зачернить себя в этом греховном сонме. Отныне даю тебе клятву, буду следовать своему „Поэту“. Пусть меня ждут унижения, презрения и ссылки. Я буду тверд, как будет мой пророк, выпивающий бокал, полный яда, за святую правду с сознанием благородного подвига».

Все больше Есенин сомневается в тех людях, кто пытался увести его юную музу в религиозно-библейские тенета; все решительнее поэт вслушивается теперь в биение народного сердца, мечтая стать певцом родной земли.

В клепиковские годы Есенин написал много лирических стихотворений и первую юношескую поэму «Сказание о Евпатии Коловрате…» Часть стихов тех лет не дошла до нас. Некоторые, очевидно, поэт переработал, другие уничтожил совсем. Однако ряд стихотворений 1910-1912 годов Есенин опубликовал в 1914-1915 годах, как только начал печататься в московских и петербургских журналах. При этом отдельные ранние стихи («Выткался на озере алый свет зари…», «Поет зима - аукает…») перепечатывались по нескольку раз. Подготовляя свой первый сборник «Радуница» , Есенин включил в него восемь стихотворений клепиковского периода .

Однако далеко не все произведения этих лет были напечатаны при жизни поэта. Из отроческих стихов Есенин лишь немногие включал в свои книги. Так, например, он не стал печатать те стихи, которые в свое время передал Е. М. Хитрову. Последний рассказывает, что, когда Есенин «учился, он носил мне много своих стихотворений, которые я вкладывал в общий ворох ученических работ. Они все были написаны на отдельных листках. Но перед окончанием курса его учения в нашей школе я, как бы предчувствуя особую значимость его творений и не доверяя сохранности отдельных листков, просил его написать для меня отдельный сборничек своих стихов на тетради. Он мне принес одну тетрадь с четырьмя стихотворениями. (Вероятно, Е. М. Хитров ошибся, так как в тетради находятся не четыре, а пять стихотворений - (Ю. П.). Я сказал, что этого мало. Тогда он принес мне еще тетрадь с пятью стихотворениями. Эти две тетради у меня и остались в целости».

Вскоре после смерти Есенина были напечатаны стихотворения «Моя жизнь» и «Что прошло - не вернуть», автографы которых находились в одной из хитровских тетрадей. Остальные стихи были опубликованы только в последние годы. Долгое время оставались неопубликованными и другие забытые произведения тех лет («Поэт», «Тяжело и прискорбно мне видеть»), В настоящее время известно более 30 стихотворений Есенина, относящихся к 1910-1912 годам. Вместе со «Сказанием о Евпатии Коловрате…» эти стихотворения могли бы составить сборник, равный по объему «Радунице», в первом издании которой было 33 стихотворения.

Но важно не только количество. Хотя, конечно, и это имеет свое значение: одно дело 14 стихотворений 1910-1912 годов, а другое - когда выясняется, что в те годы их было создано поэтом по меньшей мере в два раза больше! Куда более существенна другая сторона. Теперь, когда наше представление о творчестве поэта в клепиковский период его жизни значительно обогатилось и расширилось, появляется настоятельная необходимость внести серьезные уточнения в те, порой далекие от истины, оценки ранней поэзии Есенина, которые давались в прошлом. Принято считать, что в ранних стихах Есенина много места занимают мотивы и образы, почерпнутые поэтом из религиозных книг и навеянные церковно-христианскими представлениями. Однако это утверждение едва ли справедливо по отношению к стихам клепиковского периода. Из 30 известных стихотворений этих лет только в трех («Калики», «Задымился вечер…», «Дымом половодье…») мы сталкиваемся с церковной лексикой и образами. Но и эти стихотворения были навеяны самой жизнью.

Гонимые, кто нуждой и недородом, кто надеждой исцеления в «святых» местах от тяжелого недуга, брели из конца в конец полевой Руси, по ее большакам и проселкам бедные странники, богомольцы, бродяги-монахи и нищие. Много их видела и Рязанская земля. Есенин позднее вспоминал, что, когда он жил в доме деда, бабка собирала «всех увечных, которые поют по русским селам духовные стихи от „Лазаря“ до „Миколы“». О незавидной судьбе этих нищих странников и рассказывается в стихотворении «Калики», причем у Есенина нет и грана религиозного преклонения перед святостью калик. Как и многие крестьяне, он, конечно, сочувствует их незавидной судьбе, но духовные стихи и песни калик не вызывают особых восторгов в его сердце.

Такие выражения, как «клячи… топали», «ковыляли убогие по стаду», «говорили страдальные речи», «подпевали горластые гуси», «идут скоморохи» и т. п., придавали стихам ироническую окраску. Какая уж тут «святость»!

Озеро Великое в окрестностях Спас-Клепиков.

К этому времени относится и стихотворение «Дымом половодье…». Здесь у лирического героя настроение умиротворенности, желание помолиться «украдкой» возникает вовсе не в храме божьем, а у алтаря природы:

Для молодого поэта природа - это чудесный и необъятный храм, в котором все прекрасно. Она подлинный герой ранней поэзии Есенина. Любовью к земле, к лугам и травам, лесам и озерам проникнуты строки многих юношеских стихов. В них звучат задушевные мелодии, как бы передающие дыхание самой природы: порывы ветра, шепот листьев, пение птиц, плеск речной волны.

Земная красота забрала в плен юное сердце поэта. Его лучшие ранние стихи пахнут весной, молодостью, полны очаровательного задора и веселья:

Там, где, казалось, пейзаж обычен, где свет и тени не захватывают внезапно воображения, где, на первый взгляд, в природе нет броских, запоминающихся картин и многое давно уже примелькалось, молодой поэт вдруг неожиданно и смело открывает новые краски:

В этом «морозном» стихотворении много света, тепла. Новизна образа «аукающей зимы», безыскусственность в обрисовке пернатых «героев», напевность, музыкальность стиха, ритм которого невольно ассоциируется с «музыкой» снежной вьюги, колоритность поэтической лексики - все это говорит о незаурядном мастерстве молодого поэта. Природа для него не застывший пейзажный фон: она вся в движении, в обновлении, в гармоническом единении с человеком:

Черемуховый весенний снег не холодит, а согревает сердце поэта, в которое рано постучалась юношеская любовь:

Еще до отъезда во второклассную школу Сергей Есенин подружился с сестрой своего товарища Анной Сардановской. Приезжая летом из Спас-Клепиков в родное село, он часто встречался с ней. Константиновские старожилы вспоминают, как «однажды летним вечером Анна и Сергей, раскрасневшиеся, держа друг друга за руки, прибежали в дом священника и попросили бывшую там монашенку разнять их, говоря: „Мы любим друг друга и в будущем даем слово жениться. Разними нас. Пусть, кто первый изменит и женится или выйдет замуж, того второй будет бить хворостом“. Первой нарушила „договор“ Анна. Приехав из Москвы и узнав об этом, Есенин написал письмо, попросив все ту же монашенку передать его Анне, которая после замужества жила в соседнем селе. Та, отдавая письмо, спросила: „Что Сережа пишет?“ Анна с грустью в голосе сказала: „Он, матушка, просит тебя взять пук хвороста и бить меня, сколько у тебя сил хватит“. Позднее Есенин писал в стихотворении „Мой путь“:

Анне Сардановской Есенин посвятил стихотворение „За горами, за желтыми долами…“, опубликованное впервые в 1916 году, и стихотворение „Зачем зовешь…“, относящееся к 1911-1912 годам. О нем Есенин упоминает в одном из писем к Панфилову из Москвы осенью 1912 года: „Перед моим отъездом недели за две, за три, - сообщает он другу, - у нас был праздник престольный. К священнику съехалось много гостей на вечер. Был приглашен и я. Там я встретился с Сардановской Анной (которой я посвятил стихотворение „Зачем зовешь т. р. м.“). Она познакомила меня с своей подругой (Марией Бальзамовой). Встреча эта на меня также подействовала, потому что после трех дней она уехала и в последний вечер в саду просила меня быть ее другом. Я согласился. Эта девушка тургеневская Лиза („Дворянское гнездо“) по своей душе и по своим качествам, за исключением религиозных воззрений. Я простился с ней, знаю, что навсегда, но она не изгладится из моей памяти при встрече с другой такой же женщиной“.

Мечтой о любви согреты многие строки ранних стихов Есенина. Чист, непосредствен образ лирического героя этих стихов. Ничто пока не омрачает его взора, „васильками светится“ его сердце. Таинственно влечет и манит его „девичья красота“. Он озорно грозится синеокой (красавице сорвать фату и увести „под склоны вплоть до маковой зари“.

Мещера. Лесное озеро.

Далеко не все эти стихотворения художественно самостоятельны. Есть среди них написанные с явным подражанием кольцовским стихам („Темна ноченька, не спится…“, „Хороша была Танюша, краше не было в селе…“, „Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха…“). Есть стихи, навеянные фольклорными мотивами („Подражанье песне“, „Под венком лесной ромашки“), романтически поэтизирующие деревенскую любовь. „Он, помню, - замечает один из современников поэта, - рассказывал… какая бывает любовь в деревне, лирически ее идеализируя. Тут было дело не в личных признаниях… Эта тема была только поводом вспомнить о рязанских девушках и природе. Ему хотелось украсить этим лиризмом самые родные ему и навсегда любимые предметы, образы, пейзажи в глазах тех, кто не может знать их так, как он“.

Одним из первых стихотворений, где явственно обозначился самостоятельный подход молодого поэта к лирической теме, было „Выткался на озере алый свет зари…“. Живописные, словно акварельно нарисованные образы этого стихотворения рождены светлым чувством, рано пробудившимся в отзывчивой душе Есенина:

В этом стихотворении отчетливо угадывается столь характерное для есенинской лирики „буйство глаз и половодье чувств“. Как замечает Н. Сардановский, сам Есенин „все время был под впечатлением этого стихотворения и читал его мне вслух бесконечное число раз“.

Ока у Константинова.

Вскоре после приезда в Москву Есенин набрался смелости и поехал со своими стихами к профессору П. Сакулину. Стихи Есенина, по-видимому, понравились. „Из передаваемых им подробностей этого визита, - пишет Н. Сардановский, - я помню, что стихотворение „Выткался на озере“… Сергей для Сакулина читал два раза“. Позднее в статье „Народный златоцвет“ П. Сакулин указывал, что „в Есенине говорит непосредственное чувство крестьянина, природа и деревня обогатили его язык дивными красками. „В пряже солнечных дней время выткало нить“, скажет он, или „Выткался на озере алый свет зари…“.

В клепиковский период уже начинают проявляться некоторые характерные черты поэтического стиля Есенина, сложившегося окончательно значительно позже. Картины родной природы в лучших стихах 1910-1912 годов красочны, многолики, образы конкретны, осязаемы, реалистичны. Опираясь на фольклорные традиции, молодой поэт стремится к овеществлению и олицетворению образов, что станет в дальнейшем очень характерным для его стиля. В ранних стихах Есенина „вьюга с ревом бешеным стучит по ставням“, „ели, словно копья, уперлися в небо“, „месяц в облачном тумане водит с тучами игру“, река „тихо дремлет“, зарница „распоясала… в пенных струях поясок“, туманы „курятся“. Конечно, самобытный талант Есенина в ту пору брал только свой начальный разбег, и не все написанное им тогда было художественно полноценно. Отнюдь не всегда в произведениях тех лет ощутим самостоятельный творческий почерк. Есть в ранних есенинских стихах и перепевы других поэтов; не свободны они от влияния и душещипательных мещанских романсов („На душе уже чувства остылые“, „волшебные, сладкие грезы“, „кудри черные змейно трепал ветерок“, „что прошло - не вернуть никогда“ и т. п.); есть и образы-штампы, включая „вездесущего“ соловья („в саду распевал соловей“, „замолкла та песнь соловьиная“, „под звуки песни соловья“, „соловей не поет“ и т. п.). Бросается в глаза пристрастие молодого поэта к местным областническим словам и выражениям („корогод“, „роща саламаткой“, „не дознамо печени“ и т. п.). Позднее поэт освободил свои ранние стихи („Подражанье песне“, „Дымом половодье“, „Темна ноченька“ и др.) от излишнего рязанского колорита.

Обращаясь к ранним стихам Есенина, мы видим, что общественный идеал поэта в них только намечается. Социальные, эстетические, нравственные убеждения поэта еще только складываются. При всем том реалистическая тенденция развития поэтического таланта Есенина, демократическая направленность его взглядов в клепиковский период очевидны.