Хитрец подобен канатоходцу, шагающему по проволоке высоко над толпой. Ловкость его вызывает естественное восхищение, к которому примешивается немалая доля страха от действия, происходящего в высоте. Толпа замирает, трепещет, ужасается, она вся в напряжении, и при каждом удачном прыжке гимнаста разражается восторженными криками.

Хитрец точно так же балансирует на острых и непредсказуемых гранях жизненных событий, отважно и бестрепетно вступая в рискованное состязание с обстоятельствами, людьми и различными могущественными силами (история знает хитрецов, пытавшихся провести даже смерть). Уже одной этой отвагой и силой духа он не может не снискать уважение.

Хитрость нередко называют вырождением разума. Суждение, согласимся, вполне справедливое. Хитрость мешает быть умным. Хитрец, который видит вокруг лишь свое подобие — одни только проявления хитрости — очень часто слеп. Сказанное, однако, отнюдь не означает, что хитрость достойна осуждения. Действительно, хитрость — это оружие заурядной натуры среди людей умных, это единственное средство глупого не потеряться в сложном мире, а отстоять себя. Хитрость, следовательно, является естественным следствием борьбы обыкновенного, слабого, ничем не примечательного человека за свою независимость. А разве кто-нибудь осмелится осудить стремление к независимости как порочное? Ведь нет естественнее побуждения.

Напрасно хитреца обвиняют в хищной расчетливости и тем самым превращают в сухое, рассудочное существо. Просто-напросто хитрец, сам лишенный достаточной мощи, вынужден учитывать всякий раз новую расстановку внешних сил и основывать собственное движение на их столкновении и противоборстве. Причем, чтобы поступать так, он вовсе не обязательно должен вызывать среди окружающих рознь. Напротив, у подлинного хитреца никогда не достанет на это энергии; он просто учитывает естественное, непрестанное противоборство, в котором находятся друг с другом личности, организации, живые существа, государства и все на свете. Следовательно, приходим мы к неизбежному выводу, хитрость иссякнет и потеряет почву, когда в мире установится покой и согласие. Как не посочувствовать обреченному хитрецу!

Хитрость обычно изящна, в отличие от лжи, которая нередко груба и жестока. И потому у людей, чей вкус эстетически развит, хитрость должна вызывать симпатию, как и вообще все элегантное и утонченное.

Изящество отнюдь не случайная черта хитрости, а ее непременная, необходимая форма. Ведь, как уже отмечено, хитрость развивается обычно в людях недалеких, малодушных, бесталанных или бессильных перед обстоятельствами — словом, личностях в чем-то беспомощных и слабых. Лишенные какой-либо силы — в виде могучего здоровья, редких способностей, развитого ума, прочного общественного положения — эти люди не способны быть грубы, наглы, вызывающе жестоки. Они вынуждены лавировать среди сил, неизмеримо превосходящих их собственные, и оттого поведение их должно быть гибким, динамичным, чутким к меняющимся обстоятельствам. Хитрость — это и есть универсальная способность гибко реагировать на ситуации, это спасение слабого в состязании с сильным. Поэтому восславим хитрость как единственную надежду слабых или бесталанных натур утвердить себя, и проникнемся к ним тем естественным сочувствием, которое вызывает беспомощное существо, и призовем людей действительно умных и сильных щадить тех, кто всего лишь хитер.

Хитрый поймет, а от умного Бог спасет.