В любознательности проявляется один из инстинктов живого существа, чувствующего мир вокруг себя. Его интерес к окружающему естественен и закономерен. Им открывается смысл существующего и неведомого.
Напротив, нелюбознательный человек живет со спокойным достоинством своего знания. Он уверен, что знает о мире все необходимое, и это сознание наполняет его спокойствием и невозмутимостью. Наивными и смешными кажутся ему порывы того, кто жадно открывает свои глаза и свою душу, желая вобрать в себя все краски и все события мира. Нет, нелюбознательный человек не таков. Он хорошо изучил пределы своего существования, он прочно усвоил, какие знания и умения требуются в осуществлении привычного или желанного ему образа жизни. И потому он равнодушен к многообразию происходящего, к тем удивительным свидетельствам необыкновенного и чудесного, которые доставляют нам сила познания и человеческое дерзание.
Нелюбознательный человек противник приключений в любом их виде. Как в интеллектуальной, так и в жизненной области они равно не любезны его сердцу. Может быть, в этом проявляется скромность или здоровая рассудительность нелюбознательного?
Всепоглощающий интерес к миру, который становится главным нервом жизни людей любознательных, не виден у того, кто лишен стремления знать. Кажется, будто этот интерес вовсе у него отсутствует и даже враждебен его природе, как враждебен телу амебы головной мозг. Однако это не так. Интерес к себе и окружающему, к тому, что было, есть и грядет, действительно не принимает в нелюбознательной личности вида бурной страсти, чистой жажды познания или горячего азарта собственных поступков и решений. Однако при этом он вовсе не лишен интереса к жизни, и я даже готов утверждать, что нередко этот интерес более глубок, чем у человека, увлеченного познанием. Просто вкус нелюбознательного уже установился, и он знает, в чем найти отраду, и что в этом мире — его. Его не прельщают постоянные порывы в неведомое, ибо мир уже открыл ему свою главную тайну. Что заключено в ней? Кто знает…
Иногда это жестокое открытие, навсегда отбивающее охоту задавать вопросы; тогда нелюбознательность проистекает из страха и боли человека. Но чаще в спокойствии нелюбознательного нет этой трагической ноты. Он просто совершил свой жизненный выбор, в отличие от любознательного, горение которого зачастую объясняется лишь тем, что он не определился с самим собой, что он возбужден зыбкостью своего положения и воодушевлен тем, что собственная будущность для него неясна. Дайте ему найти себя, ощутить радость владения определенным делом, почувствовать ответственность за конкретных людей — своих друзей, близких или родных — и Вы тотчас увидите, как переменится любознательный человек. Иссякнут его порывы, много рассудительней сделается речь и улетучится восторженность. Жажда жизни, которая выражает себя в живости и заинтересованности любознательного, сменится самой жизнью. Разве это так уж плохо?