Часть 1
Из пункта А в пункт Б
Глава 1
Вокруг коричневые скалы, сверху высоченное голубое небо. Яркое солнце стоит невысоко, но жарит, как проклятое. Впрочем, камни на ощупь прохладны — сейчас утро. К вечеру скалистые возвышенности, окружающие меня, наверняка раскалятся — представляю, какая здесь будет жара. Сам я сижу в низине на узкой дорожке, с которой кто-то убрал крупные камни — по крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Действительно, тропа так и манит пройти по ней в ту или иную сторону.
На первый взгляд, у меня два пути: тропинка здесь одна, и пойти можно только по ней, туда или обратно. Однако я нахожу третий вариант и лезу на ближайшую скалу. Очень крутой ее не назовешь, да и высота не больше десяти метров — не скала, а бугорок какой-то. Зато и забраться наверх труда не составило.
Вид с вершины разочаровал: никакого разнообразия — кругом каменистая равнина, изрезанная извилистыми впадинами. По одной из этих продолговатых низин идет тропа, на которой я очнулся. Интересно, ходит ли по ней хоть кто-нибудь? Следов на камнях не рассмотреть, да и не настолько это важно. Все равно я здесь пойду, хоть и не знаю, куда ведет эта дорожка. Глупо пробираться по склонам, когда есть ровный путь.
Наверно, я должен расстраиваться и недоумевать. Мы всей семьей летели на отдых — сменить промозглую российскую осень на тепло северного побережья Африки. В самолете я задремал, а проснулся непонятно где. Ни жены, ни дочки, и уютное кресло пропало вместе с самолетом.
В такой ситуации невозмутимыми остаются только супермены из кинофильмов. Я никогда не считал себя крутым и бесстрашным мужиком, но меня совершенно не смущают произошедшие изменения. Окружающее воспринимается как должное, будто я прибыл в отель, где собираюсь хорошо отдохнуть. Краешком сознания понимаю, что это странно, но остаюсь спокойным.
Кроме одежды и обуви у меня ничего нет. Сорочка с короткими рукавами, ветровка, брюки, трусы — одежда; на ногах — тонкие носки и легкие кожаные туфли. Есть еще брючный ремень и два носовых платка — совсем слабо. Часы в отпуск я решил не брать, телефон дал дочке — поиграть. Все остальное осталось в сумочке, а ее почему-то со мной нет, хотя она висела у меня на плече. Впрочем, я не уверен, что деньги и документы понадобятся в этой каменистой пустыне.
В каком направлении идти? Я не стал гадать и просто пошел в одну из сторон. Если солнце всходит на востоке, то мой путь лежит на юго-восток. Дорога извилистая, и, как назло, я постоянно попадаю под прямые солнечные лучи. Скоро я здесь зажарюсь, словно на сковородке, если раньше не умру от жажды.
Спрятаться бы от солнца — вон, ложбинка тенистая справа. Свернул — действительно, совсем другое дело. Только надо шагать: лежа в тени, воду я точно не найду.
Идти все тяжелее, одежда промокла от пота, а ветровку я давно несу в руках. Жарче и жарче — похоже, надолго меня не хватит. Однако я по-прежнему спокоен, будто знаю, что все закончится благополучно.
Может, сделать привал?
* * *
Скалы резко приблизились к дороге, склоны сменились высокими вертикальными стенами. Я попал в самый настоящий коридор шириной около двух метров. Проход наклонный — я спускаюсь по каменистому пандусу. Правда, крыши здесь нет, да и узкое место быстро закончилось.
Открытое пространство показалось мне странным. Всю дорогу по сторонам шли не слишком крутые склоны, а здесь вертикальные стены пятиметровой высоты. Почти идеально круглая площадка метров семидесяти в поперечнике, а под ногами совершенно ровная поверхность из смеси мелкого щебня и песка. Слишком уж похоже на рукотворное сооружение — каменный резервуар без крыши.
Едва заметная тропа идет ближе к правой стене и где-то через треть окружности скрывается в проеме, таком же узком, как и тот, через который я сюда попал. Похоже, там еще один наклонный коридор с каменными стенами.
А левее, также через треть периметра чернеет вход, наверное, в пещеру. Сложно сказать, естественный он или рукотворный. С одной стороны, прямоугольная форма напоминает дверной проем, с другой — слишком много неровностей, да и следы, которые обычно остаются от ручного инструмента, тоже отсутствуют.
Стены, окружающие площадку, также неровные — выступы довольно большие, выбоины глубокие, много мелких щербинок. Хотя вертикальность соблюдена строго. Необычное место, но я по-прежнему ничего не боюсь — более того, мне кажется, что здесь весьма неплохо.
Выход справа я проверил — там такой же коридор, а за ним дорога, идущая между скал. А потом вернулся и отправился в пещеру. Дальше по тропинке можно пройти ночью, когда спадет жара. Небо здесь чистое — наверняка будут светить звезды. Сейчас надо прятаться от солнца, выбираться из пекла. Очень хочется пить — надо искать воду.
Вход в подземелье оказался высоким — прошел я свободно, да и ширина проема не меньше двух метров. Уже через несколько шагов стало заметно прохладнее, а еще я понял, что ничего не вижу.
Спелеологи и прочие путешественники по пещерам ходят под землей с фонарями или, на худой конец, с факелами. Увы, я подобной роскошью не обладал. А чем грозит хождение в темноте? Можно заблудиться, упасть и сломать конечность, удариться головой о внезапно снизившийся потолок — опасностей много. Вот я и пошел, держась правой рукой за стену — чтобы не заблудиться, выдвинув левую руку вперед на уровне собственной макушки — чтобы сберечь голову, и двигаясь осторожными приставными шажочками — чтобы не упасть.
При этом я еще считал шаги. После двух тысяч стена стала влажной, еще через пятьсот я услышал звук падающих капель, а после трех тысяч понял, что мои ноги промокли насквозь.
Встав на четвереньки, я нащупал ладонью поверхность воды и припал к ней губами. Чуть позже до меня дошло, что можно черпать воду руками и пить из ладоней.
Человек устроен так, что удовлетворив одно, самое сильное желание, он немедленно обнаруживает второе, за ним третье — процесс непрекращающийся, возможна лишь остановка на непродолжительное время. Напившись, я понял, что замерз и хочу есть. Утолить голод было нечем — пришлось утешить себя тем, что человек без пищи живет намного дольше, чем без воды. Чтобы согреться, следовало всего лишь вернуться.
Я развернулся, прикоснулся левой ладонью к стене, правую руку выставил перед собой и осторожно пошел обратно. Холод добавляет бодрости — хотелось бежать вприпрыжку. Однако я не планировал разбить голову о сталактит или упасть, споткнувшись о большой камень. Через три тысячи шагов появился светлый прямоугольник.
Жара снаружи стояла неимоверная. Гигантская печь, пекло, каменная сковорода — вот наиболее подходящие названия для круглой площадки перед пещерой. Конечно, хотелось пройти дальше по дороге, ведь одной водой сыт не будешь. Однако до захода солнца гулять не стоило. Я вернулся в пещеру и улегся прямо на мелкие камни в нескольких шагах от входа. Несмотря на голод, сон пришел быстро.
Пробуждение оказалось неприятным. Сон на постели из щебня порождает боль в разных частях тела, и я ощутил это в полной мере. Кроме того, есть хотелось еще сильнее.
Солнце стояло пока высоко, и я успел еще раз добраться до воды. Второй раз по тому же маршруту передвигаться всегда проще, даже если дорога идет в полной темноте. Я прошел шагов на сто дальше и забрел в воду по колено. Похоже, здесь целое подземное озеро.
Глава 2
Наружу я выбрался на закате. Стемнело быстро, но облака по-прежнему отсутствовали — я стоял под звездным небом. Выглянула луна, вернее, месяц в виде буквы «С», сильно наклоненной влево. Знакомого ковшика Большой Медведицы я не нашел, а других созвездий не знал. Зато неизвестные звезды светили ярко — по крайней мере, дорогу я видел хорошо. Иссушающий жар сменился приятным теплом.
Исследование местности затянулось. Дорога петляла, месяц потихоньку перемещался по небу, а я все шел и шел. Иногда казалось, что за следующим поворотом я увижу что-нибудь новое, но взгляд опять упирался в каменные склоны.
Мой путь закончился неожиданно: тропа уперлась в скалу, а точнее, во вход, закрытый черной плитой. Я честно ощупал и простукал преграду, но не нашел ни ручки, ни замочной скважины. Собственно, я не обнаружил ни малейшей щелочки и совершенно не понял, как в принципе убирается плита. Но дорога вела именно сюда — значит, дверь просто обязана открываться!
Разумеется, я мог развернуться и уйти, но решил подождать хотя бы до рассвета. Обидно уходить ни с чем, и я почему-то надеялся, что смогу раздобыть тут пищу.
Надежда меня не обманула, да и ожидание не затянулось. Из черноты появился человек в белом, с белым же то ли ранцем, то ли рюкзаком за плечами. Причем, плита постоянно оставалась на месте, а незнакомец как-то просочился сквозь преграду.
Белый был на голову ниже меня, выглядел совсем щуплым, и оружия в его руках я не заметил. Какой смысл бояться такого недомерка? Не обращая внимания на появившегося, я подошел к черной преграде и пощупал ее — плита осталась такой же ровной и твердой.
Не менее интересным оказалось поведение незнакомца. Он словно знал, что я сижу у входа, и ничуть не удивился. Совсем не опасаясь меня, белый повернулся к входу и что-то прокричал на незнакомом мне языке. Судя по голосу, я имел дело с мужчиной.
В ответ из черноты вылетел белый тюк с лямками, похожий на тот, что нес мой новый знакомый, только чуть большего размера. Закутанный в белое мужик начал жестикулировать, объясняя, что мне следует взвалить на плечи эту поклажу. Я недолго подумал и сделал так, как он хотел. Похоже, меня наняли в качестве носильщика.
Как известно, бескорыстный труд — явление крайне редкое, и работа предполагает оплату. Именно на вознаграждение за переноску тяжестей я и рассчитывал.
Белый меня точно не боялся, спокойно шагал впереди, лишь изредка оглядываясь. Его лицо я рассмотреть не мог: рассвет еще не наступил, а всю голову моего спутника укутывала ткань, оставляя открытыми только глаза. Тюк, сначала показавшийся легким, ощутимо оттягивал плечи. Однако я упрямо шагал за белой фигурой, справедливо предполагая, что платить мне будут лишь за выполненную работу.
Увы, я отвык и от долгой ходьбы, и вообще от физического труда. Когда передвигаешься на машине, а на работе имеешь дело с бумагами, трудно поддерживать мышцы в тонусе. Когда-то я был высоким стройным парнем, а сейчас изрядно заплыл жиром. Поэтому мне пришлось тяжело.
Солнце взошло уже после того, как мы прошли мимо моей пещеры. Ночная прохлада начала сменяться теплом, которое грозило перерасти в жару. Зато я смог лучше рассмотреть своего работодателя. Под легкими штанами и длинной рубахой угадывалась щуплая фигурка. Маленькие ноги, обутые в кожаные сандалии шагали уверенно и, на мой взгляд, слишком быстро.
Я начал подумывать о привале, но тут мы пришли. Дорога уперлась в знакомый черный вход размером с обычный дверной проем. Мой спутник остановился и знаками начал показывать, что я должен снять тюк с плеч. Разумеется, я с радостью это сделал. Работодатель наполовину скрылся за черной плоскостью и вернулся, держа в каждой руке по небольшому предмету. Он положил их на камни, подхватил мой тюк и исчез за преградой.
Все эти действия прошли в молчании. Похоже, белый прекрасно знал, что мы говорим на разных языках. Я на всякий случай потрогал твердую черную плоскость и рассмотрел то, что оставил исчезнувший спутник. Расплатились со мной узелком величиной с кулак и бурдючком объемом литра в полтора.
Бурдючок был когда-то мелким животным — большой крысой или маленьким кроликом. Кожа, некогда обтягивавшая одну из лап, оказалась загнутой и завязанной кожаным шнурком — несомненно, я обратил внимание на аналог бутылочного горлышка.
Я осторожно развязал узел и поднес открытую емкость к носу — приятный кисловатый запах защекотал ноздри. Отбросить сомнения и попробовать напиток на вкус оказалось нелегко. Наконец, решимость победила осторожность, и я отважился сделать глоток. Кислинка в густом напитке присутствовала, а в остальном вкус не поддавался точному определению. В нем чувствовались орехи и мука, сливки или неизвестный жир — кажется, мне дали коктейль, содержащий уйму питательных веществ. Сделав еще пару глотков, я понял, что чувство голода исчезло.
В узелке были зерна, весьма похожие на пшеничные.
Похоже, жизнь налаживалась. Да, казалось странным в наше цивилизованное время попасть в безлюдную каменистую пустыню и из менеджера по продажам автомобилей стать носильщиком. Однако каждого человека в первую очередь волнуют не странности, творящиеся вокруг, а наличие еды и питья. В этом смысле, по сравнению со вчерашним днем, ситуация улучшилась кардинально.
* * *
Солнце поднималось все выше — следовало поторопиться и идти в пещеру.
В знакомый проем я вошел, когда вокруг уже стояла густая жара. Наверно, следовало спуститься вниз, попить и помыться, но сил не осталось совсем. Я выпил еще три глотка коктейля и лег на камни. Питье явно не обладало тонизирующими свойствами — сон пришел сразу.
Разумеется, такое послабление самому себе не осталось без последствий: меня разбудили сухость во рту и боль в отлежанных местах. Особенно ныло правое плечо. Следовало исправлять ситуацию, и я отправился купаться.
Во всем есть положительные моменты. Путь вглубь пещеры довольно долог, но за это время разгоряченное тело успевает остыть, и купание в холодной воде уже не так опасно для здоровья. В этот раз я даже попытался постирать рубаху, но, при отсутствии света и моющих средств, добился практически нулевого результата.
Вышел я совсем другим человеком, но бодрость сама по себе не уменьшает количества неотложных задач. Прежде всего, требовалось подготовить место для сна, потому что каменистая постель плохо подходила для отдыха. К сожалению, я не имел не только пуховой перины или обычного матраса — в наличии не было ни сена, ни соломы, ни даже ветвей какого-нибудь кустарника. Оставался только песок. Увы, в чистом виде не было и его, а смесь песка и камней пришлось сортировать. Ничем, похожим на сито, я не обладал и все делал вручную.
Сидеть на корточках под палящим солнцем и выбирать камешки пальцами одной руки с ладони другой — дело долгое и скучное. Увеличить производительность удалось при помощи носового платка. Из смеси, насыпанной на ткань, я мог удалять слишком крупные составляющие не одной, а двумя руками. Добытый таким способом песок я высыпал на ветровку, а когда жара одолевала меня, шел в пещеру охладиться и высыпать добытый материал.
Результатом стала подушка из песка. Попутно я попытался разжевать несколько зерен и понял, что по твердости они мало уступают камню. Требовалось либо замочить зерна в воде, либо раздавить их. Последнюю операцию я даже выполнил, взяв пару камней, но пришел к выводу, что часть пищи при этом теряется. Зерна лопались с хрустом, и крошки разлетались в разные стороны.
Увы, у меня не было посуды, чтобы замочить такую неподатливую еду. Имелся бурдючок, но в него я решил наливать воду, чтобы не пробираться вглубь пещеры каждый раз, когда захочу пить. Впрочем, зерна и во рту размякли, только ждать пришлось долго.
Солнце село — пришла пора идти на заработки. Вышел я чуть позже, поэтому у черного входа сидел недолго. Все прошло так же, как и в первый раз. Только показалось, что голос у вышедшего мужчины изменился. Или это был другой мужчина? Внешних отличий я не заметил.
Вознаграждение оказалось куда более щедрым: в дополнение к бурдючку и узелку я получил пару кожаных сандалий и какую-то белую тряпку. Она оказалась юбкой. Прямоугольный лоскут обертывался вокруг бедер, а пришитые лямки завязывались на поясе.
Меня снабдили едой, обувью и одеждой, а кроме того, я стал обладателем двух сосудов для воды и двух кусков ткани, едва превышавших размерами мои носовые платки. Впрочем, материал и юбки, и узелков оказался нетканым. Чтобы сделать такой, необходимо непростое оборудование. Странные входы тоже говорили о том, что техника здесь на высоком уровне. Только почему коктейль разлит в бурдюки? Пластиковые фляжки выглядели бы логичнее.
В этот раз я уже не упал на жесткое ложе, а осилил спуститься к воде. Купание в полной темноте сопряжено со сложностями: нужно не только раздеться и разуться, но и отыскать потом одежду и обувь. Бурдючок, из которого я все выпил еще перед работой, никак не хотел заполняться водой, но, засунув палец в отверстие, я все-таки смог и сполоснуть мягкую емкость, и налить в нее воду.
Водные процедуры сняли усталость и прогнали сон, и я еще пару раз сходил за песком. Увы, от нескольких горстей песка мое ложе не стало мягче. Однако я разделся и постелил одежду под себя — стало удобнее.
Проснувшись, я обнаружил пропажу трусов. Нет, они не исчезли бесследно, но вместо ткани на моей заднице и соседних участках тела имелась только жидкая паутина из тонких и непрочных ниток. Содрав ее, я приступил к осмотру остальной одежды. Ветровка также превратилась в паутину, ткань льняных брюк стала совсем редкой, сорочка осталась целой, однако с нее исчезли ярлычки, пуговицы и нитки, которыми были обшиты петли. Я лишился носовых платков и носков. Брючный ремень рассыпался в пыль, даже пряжка исчезла. Туфли остались без подошв и шнурков.
Похоже, мужик в белом знал, что делал, когда давал мне сандалии и юбку. Все, что я получил за работу, осталось в целости, поэтому унывать причин не было. Обувь есть, в пещере можно ходить нагишом, а юбку и рубаху одевать только на работу.
Глава 3
Ежедневно я ходил из по одному и тому же маршруту — из пункта А в пункт Б. Провожатые менялись, а один раз я шагал следом за двоими мужчинами. Женщин среди белых не попадалось.
Каждый день приносил мне бурдючок и кусок материи, все это я складывал в пещере. Других вещей у меня, по большому счету, не было, а нищета порождает бережливость. Бурдюки я заполнял водой в пещере и выносил на поверхность. Теперь у меня был запас теплой воды, и я мог умываться, не спускаясь в холод пещеры.
Само подземелье я изучил досконально: обошел, ощупал, проверил ширину и высоту. Выступы на потолке и стенах отсутствовали, размеры на всем протяжении оставались стабильными. Крупные камни я вынес или выкатил на поверхность и ходил в темноте, не опасаясь споткнуться или удариться ногой о препятствие.
В самом конце пещера расширялась, и вода там разливалась в целое озеро. Этим подземелье и заканчивалось — словно кто-то докопался до воды и посчитал свою задачу выполненной.
Скалы состояли из одной и той же породы — довольно твердого коричневого камня. Обрабатывался он тяжело, кололся непредсказуемо, часто разлетаясь на мелкие кусочки от обычного удара. А вот серые камни, вынесенные мной из пещеры, оказались мягче. Пользуясь более-менее острыми осколками коричневой породы, я даже сделал из них несколько чашек. Пусть они получились тяжелыми и несуразными, но это была хоть какая-то посуда.
К сожалению, серый камень впитывал воду, и чаши годились для хранения только сухих продуктов, например, зерна. Однако оно у меня не копилось, потому что выдаваемые две горсти я медленно разжевывал и съедал за время бодрствования, то есть вечером, ночью и утром.
* * *
Мне ежедневно выдавали насыщающее питье и узелок с зерном — я не голодал. Однако каждый человек хочет иметь запас еды — видимо, это заложено в нас природой. Я мог накопить сколько-то зерна, ежедневно откладывая понемногу, но существовал другой путь: посадить зерна, ухаживать за растениями и в итоге собрать урожай.
Почва здесь отсутствовала, но вместо нее годилась смесь песка и моего высохшего кала, который копился в туалете на площадке. Вода имелась. Пусть ходить за ней далеко, но никто не заставлял меня сажать целое поле.
Для начала вполне достаточно нескольких растений. Только будут ли они расти на солнцепеке? Впрочем, можно найти относительно тенистое место или посадить семена в пещере возле входа.
Десяток зерен завернуть в тряпочку, положить в чашку, залить водой и ждать, когда проклюнутся ростки, а в это время приготовить смесь для посадки — все просто и понятно. В пещере; рядом со скалой, где солнца почти не бывает; и на самом солнышке — три места с разными условиями, чтобы сравнить и впоследствии выбрать лучшее.
Оказалось, что этот злак жары не боится — наоборот, лучше всего он рос на солнцепеке. Правда, поливать там приходилось больше, но и в остальных местах я увлажнял грунт утром и вечером. Просто в пещере хватало одного бурдючка, а на солнце уходило два.
Так было сначала, а в дальнейшем подросшие растения стали пить воду очень жадно. Я соорудил пару сетчатых сумок, связав по углам куски материи, в которых мне выдавали зерно. Затем к этим сумкам добавились еще две. На каждое плечо я вешал пару связанных между собой сеток, заполненных бурдючками, и выходил наверх, нагруженный до отказа.
Растения вымахали в мой рост, на их верхушках стали наливаться колосья — именно колосья, а не какие-то метелки или маленькие грозди. На каждом кустике было от двадцати до пятидесяти полновесных соцветий — больше всего на растениях, росших на солнцепеке. Дело шло к уборке урожая. По предварительным прикидкам, я становился обладателем изрядного количества зерна — примерно столько я съедал за сотню дней.
Тут у меня возник вопрос: а куда мне столько?
От планов по расширению посевов я отказался, но посадил еще пять зернышек.
Зачем? А на всякий случай!
Я каждую ночь носил тюки, поливал растения утром и вечером. Свободное время уходило на изготовление каменных чаш. На самом большом сером камне, который я с трудом выкатил из пещеры, обнаружилось коричневое пятно. Действуя аккуратно и неторопливо, я сколол кусочки грязно-белой породы и освободил желвак с человеческую голову, состоявший из стекловидной темно-коричневой массы. Так у меня появился материал для каменных ножей. Разумеется, часть камня ушла в отходы, но несколько десятков острых стекол и стеклышек удалось отколоть.
Что я собирался ими резать?
Во-первых, нетканый материал на полоски, чтобы сшить ими отдельные квадраты в единое полотно. Я неплохо спал на песке, но мечта о простыне или покрывале не покидала меня.
Во-вторых, было желание сшить сменную обувь, раскроив для этого несколько бурдючков. Емкостей для воды у меня накопилось более чем достаточно, а башмаки имелись только одни.
* * *
В один из дней вместо зерна мне вручили три круглых зеленых плода размером со средний апельсин или персик. Под тонкой, но плотной кожурой скрывались восхитительная желтая мякоть и большая округлая косточка.
Кисло-сладкие фрукты я съел. Желание разбить одну из косточек и попробовать ядро на вкус внезапно сменилось идеей ее посадить — как будто кто-то прошептал мне это на ухо. С каждой секундой подобный вариант казался мне все заманчивее: каждый день есть чудесные плоды намного лучше, чем один раз попробовать орешек.
Одну косточку я посадил сразу же, другую замочил, третью решил слегка подсушить — возможно, ей требовалось дозреть на воздухе. Замоченный орешек за двадцать дней так и не пророс. Мне надоело ждать, и я воткнул его в грунт. Через неделю появились два ростка. Третья косточка тоже отправилась в землю и взошла через тридцать дней.
Тем временем я собрал зерно и заполнил им почти всю имеющуюся каменную посуду; высохшие на корню толстые стебли срезал и сложил, придавив их камнями.
Зачем я сохранил бесполезные хрупкие ветки? А на всякий случай!
Дни проходили в делах и заботах. Горевать было некогда, но время для размышлений и воспоминаний находилось всегда. Да и кто запретит думать на ходу? Разумеется, я вспоминал близких и друзей, пытался представить, что подумали о моем исчезновении жена и дочь. Иногда я сомневался в том, живы ли они вообще, или представлял, что они попали в такую же пустыню. Такие мысли возникали лишь на короткое время, и мне легко удавалось прогонять их прочь.
Глава 4
В этот раз провожатых было двое — явление заурядное. Однако одна из белых фигур была женской. Всю дорогу я шел за ней и пялился на ее задницу. Если честно, я очень соскучился по женской ласке.
Я уставал и, как правило, мгновенно отключался, едва положив голову на подушку из песка, прикрытую куском материи. Однако иногда мне снилось, что я держу в объятиях свою супругу. Эти видения настолько походили на реальность, что не забывались после пробуждения.
* * *
Женщина появилась в том же проеме, через который когда-то вошел я. В первые мгновения мне показалось, что это моя жена. Увы, я ошибся. Рост и черные прямые волосы до плеч — вот и все, чем незнакомка походила на мою супругу. Лицо вытянутое, а не круглое, подбородок поострее, глаза поменьше, черты лица грубее — совсем другая женщина, хоть и очень милая.
Как я мог ошибиться? Конечно, свободные штаны из светло-серой ткани и такое же платье почти до колен скрывали очертания тела, но как я мог не заметить, что у нее попа совсем маленькая, а грудь едва заметна? В общем, фигура модели — совсем не в моем вкусе. Впрочем, солнце уже почти село, а в сумерках обмануться немудрено.
Незнакомка припала к бурдючку с водой, который я ей немедленно вручил, и долго пила, смакуя влагу. Отдышавшись, она заговорила на незнакомом языке.
Я развел руки в стороны и покачал головой, показывая, что ничего не понял. Несколько слов по-русски, произнесенные мной, вызвали ответное недоумение.
Познакомиться мы смогли.
Я ткнул себя пальцами в грудь и представился:
— Иван.
— Ван? — переспросила женщина.
— Иван, — повторил я.
— Ван, — убежденно ответила она.
Ее звали Таа.
Меня ждала работа. Я показал женщине бурдюки с водой, чаши с зерном, песчаную постель и отправился в очередной рейс из пункта А в пункт Б. Перед тем как войти в узкий проход, я обернулся. Она стояла у входа в пещеру и смотрела мне вслед. Впервые за долгое время меня провожали.
Вернувшись, я нашел ее бодрствующей. Судя по мокрым волосам, Таа только что умывалась. Вскоре я понял, что она успела полить все растения, спуститься к воде, искупаться, наполнить несколько бурдюков и вынести их к входу. Напарница не ленилась в мое отсутствие. А еще у нее были красивые ноги — понять это я смог без усилий, поскольку шаровары она сняла, а коротенькое платье внизу не застегивалось и разлеталось в стороны при каждом ее шаге.
Конечно, я мог умыться и наверху, но купание после работы давно стало обязательной частью моей жизни. Может быть, в этот раз я пробыл внизу не так долго, как обычно. Принесенные мной бурдюки с водой мы расставляли уже вдвоем, соприкасаясь руками, а потом просто посмотрели в глаза друг другу.
Целоваться Таа отказалась наотрез — видимо, у ее народа это считалось неприличным, а в остальном оказалась женщиной весьма умелой. В этот день мы спали совсем чуть-чуть.
На закате Таа отправилась со мной. Мужик в белом, увидев не только меня, но и ее, все равно остался невозмутимым. Таа получила тюк, а в конце пути с ней так же расплатились бурдючком и узелком. В следующий раз она получила обувь и юбку. Однако одежда, в которой она пришла, осталась невредимой.
Насколько я понял, натуральные материалы здесь не разрушаются. А вот металлы, пластмасса и синтетические волокна почему-то превращаются в пыль.
* * *
Теперь мы все делали вдвоем и постепенно узнавали друг друга. Разумеется, я говорил по-русски, ведь я просто не знал, как сказать что-нибудь ласковое на ее языке. Заниматься любовью с женщиной и обходиться при этом без нежных слов — невоспитанность и безразличие к той, которая сливается с тобой в единое целое. Однако я больше пытался объясняться на ее наречии.
Несмотря на то, что днем в пещере было жарко, мы спали, крепко обнявшись. Таа всегда поворачивалась ко мне спиной, заставляла меня положить ногу на ее бедра, определяла мою руку себе на грудь и только после этого затихала. Как только я хоть немного отстранялся от нее, как она начинала тесно-тесно прижиматься ко мне узкой спиной и маленькой попкой, словно хотела спрятаться в меня.
Разумеется, подобные телодвижения порождали определенные мужские желания, и удержаться я уже не мог. В ответ на недвусмысленные прикосновения и поглаживания, Таа поворачивалась и прижималась ко мне уже животом и грудью. Дальнейшее зависело от наших желаний и фантазии, и мне часто казалось, что Таа читает мои мысли. После того как мы насыщались друг другом, она вновь отворачивалась и распределяла мои руки и ноги.
Мне никак не удавалось понять, где жила Таа, прежде чем попасть сюда. Я уже неплохо понимал ее язык и пытался задавать вопросы.
Ответ был всегда одним и тем же:
— Бабур.
Похоже, так называлась страна, в которой она жила. Где это, я так и не понял. Названия стран и городов, имена богов и пророков не пробуждали в ней ни малейшего узнавания. Я напрягал память, вспоминал слова на разных языках — увы, Таа не знала ничего.
День закончился. Уже появились звезды, и взошла луна.
И тут она сказала:
— Большая луна есть, а маленькой луны нет.
— У вас две луны? — удивленно переспросил я.
— Да, в Бабуре на небе две луны, большая и маленькая.
Черт! Все это время я спал с инопланетянкой и не догадывался об этом! Как последний идиот, повторял названия стран и городов, которые она и не могла знать, потому что жила на другой планете.
По всей вероятности, мы сами сейчас не на Земле. Пусть солнце и луна похожи на земные, а созвездий я попросту не знаю, но почему нас не видят со спутников? Почему я ни разу не заметил самолета в небе? Почему за все это время никогда не поднимался сильный ветер? Ведь в пустынях должны быть бури.
Если Таа с другой планеты, то там живут точно такие же люди. По крайней мере, моя подруга ничем не отличается от земных женщин. Собственно, почему подруга? Если вдуматься, Таа — моя жена. Только детей у нас нет.
Впрочем, она рассказывала, что не может иметь детей. Из-за этого у нее и семейная жизнь не сложилась: вышла замуж, а через три года из жены стала служанкой, а точнее, рабыней. Ведь только рабыню можно предлагать друзьям для постельных утех. Таа откровенно поделилась и этим. Я еще удивлялся дикости нравов и не мог понять, в какой стране царят такие законы. Оказывается, на другой планете.
Глава 5
Жена у меня работящая и внимательная — ни одна женщина так за мной не ухаживала. С земной супругой мы друг друга любили, но она больше заботилась о дочери. А Таа острым стеклом обрезала мне отросшие волосы и бороду — похоже, получилась неплохая прическа.
Дело дошло до того, что она мне маникюр делать начала. Ножниц здесь нет, и ногти на руках и ногах мне пришлось обрезать стеклышком и стачивать о камень. Только я ярко выраженный правша и левой рукой работаю плохо — ногти на правой руке обрезать не смог. Моя инопланетянка это заметила, сначала обработала правую руку, а потом и до левой добралась.
Таа старается угадать и исполнить каждое мое желание. Получается это у нее слишком хорошо. Мне кажется, что она не угадывает, а читает мои мысли.
Обувь из бурдючков я так и не сшил, потому что этим теперь занимается Таа. Мокасины получаются легкие и удобные. Правда, подошва у них быстро протирается или рвется: материал тонкий, а дороги плохие. Однако Таа обувь не выбрасывает, а ремонтирует.
До стеблей местного злака она тоже добралась: замочила в пещере, высушила, камнем отбила, а из полученного волокна спряла нитки. Ими Таа сшила мне накидку из квадратиков материи. Как раз вовремя, а то моя рубаха совсем развалилась.
Я стараюсь ей помочь и угодить, но возможностей для этого мало. Веретено я ей сделал из камешка и веточки, срезанной с дерева. Шьет Таа деревянными иголками, сделанными мною. А нормальную расческу мне выточить не из чего и нечем. Я, конечно, пытался: набил на сером камне частые параллельные бороздки, потом сделал такие же поперек — получилось что-то вроде щетки. Ей Таа волосы и расчесывает.
Как бы ни была близка женщина, нельзя ей рассказывать абсолютно все. Зачем той, которая дарит тебе счастье, знать о трудностях и неприятностях? Поэтому и вопросы задавать следует осторожно, ведь женщина может обидеться или подумать, что какие-то ее черты или привычки неприятны мужчине.
Я очень хотел узнать, почему, несмотря на жару, Таа настаивает на том, чтобы спать в моих объятиях. Спросить хотел много раз, но не решался.
Она сказала сама:
— Я всегда боюсь, что проснусь, а тебя не будет рядом.
* * *
Три деревца вытянулись и зацвели. Через день розовые лепестки стали осыпаться, но на их месте образовывались завязи. Таа с интересом их рассматривала и пыталась выяснить, как выглядят спелые плоды, каковы они на вкус.
Я уже неплохо изъяснялся на наречии Бабура, поэтому мы хорошо понимали друг друга. Однако Таа неожиданно воспылала интересом к русскому языку. Может, она решила узнать, что означают нежные слова, которые я ей говорю, или просто захотела перемен.
Изменения, действительно, едва не наступили.
Как обычно, мы закончили путь у черной плиты, но в этот раз провожатый не исчез за ней немедленно. Он что-то сказал на своем непонятном языке, дотронулся до моего плеча и указал на вход. Меня приглашали внутрь. Я оглянулся на Таа, стоявшую сзади, и подтолкнул ее к черному прямоугольнику. Она послушно подошла и даже потрогала преграду — плита осталась твердой и непроходимой. Белый отстранил мою спутницу, опять что-то гаркнул и вновь указал на меня.
В глазах Таа застыл страх. Меня охватило дикое желание войти. Черный прямоугольник манил меня, но я слышал еще один зов, совсем слабый, едва слышный. Таа молчала, однако именно она просила меня остаться.
Я сделал шаг назад и сказал:
— Без нее я не пойду.
Я не мог оставить женщину, которая так доверчиво засыпала в моих объятиях. Мужик в белом удивленно хмыкнул, достал плату за работу и скрылся за черной плоскостью. Однако льдинки в глазах Таа так и не растаяли.
Мы не обсуждали происшествие. На первый взгляд, ничего не изменилось в нашей жизни, только Таа стала вздрагивать во сне. Я обнимал ее еще крепче, и дыхание женщины выравнивалось. А днем в ее глазах внезапно появлялся холодный страх.
* * *
Прошло несколько дней, заполненных обычными делами и ожиданием беды.
В этот раз провожатый предложил войти Таа. Она на миг отшатнулась, виновато взглянула на меня и шагнула в черный прямоугольник. Скрылся и провожатый — только бурдючок и узелок лежали на камнях.
Кроме платы за работу, у меня остались лишь воспоминания о женщине с другой планеты. Память о Таа.
Почему она ушла? Не захотела, чтобы в следующий раз ушел я? Или не смогла противостоять зову, идущему от черного входа? Почему я не попросил ее остаться?
Может быть, я должен был плакать. Наверно, в таких случаях горе делает ненужными все обычные дела. Однако ничего такого со мной не произошло. В начале следующей ночи я вышел, чтобы проделать привычный путь из пункта А в пункт Б.
Такая работа и вся моя жизнь в каменистой пустыне могли показаться глупыми и никчемными. Однако, по большому счету, они мало отличались от моего существования на Земле. Все люди живут так: любят и горюют, не могут отказаться от привычных дел и вещей или бросают все и начинают жизнь сначала. Жертвуют собой ради любимых и предают друг друга. У каждого своя ноша и свой маршрут — из пункта А в пункт Б.