Оказывается, от хорошего вина совсем не бывает похмелья, а когда после вчерашней попойки нет похмелья, день кажется совсем не тяжелым. Даже понедельник. Я думал об этом, неспешно двигаясь к автобусной остановке. Но уехать на автобусе мне не пришлось. Я услышал голос за моим плечом:

– Игорь Денисович? – вопрос звучал скорее как утверждение, чем как вопрос. Я обернулся и увидел незнакомого мужчину среднего роста, на вид лет тридцати. Вначале мне показалось, что его лицо не слишком обременено интеллектом, но, вглядевшись в глаза незнакомца более внимательно, я понял, что это впечатление обманчиво.

– Да.

Незнакомец залез во внутренний карман плаща и достал удостоверение. Капитан Царьков, Борис Николаевич, финансовая разведка. Кажется, у меня серьезные проблемы.

– Вы едете на занятия? – поинтересовался Царьков.

– Да, а что?

– Я могу вас подвезти, – он указал на неказистую 201-ю ладу, припаркованную рядом с остановкой.

– Не думаю, что это будет быстрее.

– Может, и не быстрее, зато комфортнее. Пойдемте, и не бойтесь, никто не сделает вам ничего плохого.

Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться этой настойчивой просьбе. Что ж, подумал я, кажется, мое предчувствие сбывается – что-то интересное начинает происходить. Интересно, как они засекли мой источник денег?

Я сел на пассажирское сиденье, Царьков сел за руль, вывел машину на дорогу, включил автопилот и повернулся ко мне:

– Игорь Денисович, я бы хотел задать вам несколько вопросов. Все, что мы будем обсуждать, останется между нами.

– Вы меня в чем-то обвиняете?

– Бог с вами, Игорь Денисович, никто вас ни в чем не обвиняет, – он источал само дружелюбие. – Просто возникла одна странная ситуация, и мне кажется, что вы можете ее прояснить. Не волнуйтесь, это не официальный допрос, считайте, что это просто дружеский разговор без протокола. Мне просто нужно получить от вас кое-какую информацию.

– Спрашивайте.

– Вы давно знакомы с господином Емельяновым? Емельянов – это Егор. Может, мой источник денег все-таки ни при чем?

– Год с небольшим. А что он натворил?

– С чего вы взяли, что он что-то натворил? Вы думаете, он способен натворить что-то такое, что заинтересовало бы нас?

– Не думаю. Он нигде не работает, деньги ему дает отец, отец у него, кстати, полковник ФСБ… но это не те суммы, которые могли бы вас заинтересовать. Если только он украл кучу денег, но… нет, не верю. Морду набить кому-нибудь по пьяни – это он может, а украсть, да столько, чтобы ваша контора встала на уши – нет, это он не может.

– А почему вы решили, что наша, гм… контора стоит на ушах?

– Не знаю, просто показалось. Я думал, вы обычно вызываете свидетелей повестками, и все разговоры ведутся под протокол, как положено по закону.

– Мы разговариваем со свидетелями так, как нам удобнее. Наш с вами разговор, кстати, полностью в рамках закона. А на ушах мы не стоим, хотя дело тут, не спорю, серьезное. И странное. Как думаете, Егор Леонидович хорошо разбирается в банковских системах?

– Думаю, он вообще в них не разбирается.

– А в сетевых технологиях?

– Он хороший программист, один из лучших на курсе, но мы же учимся на втором курсе, а не на пятом. А сети у нас, по-моему, начинаются в конце третьего.

– В конце четвертого. Он не занимался самостоятельным изучением компьютерных сетей?

– Нет. Он вообще этим не интересовался.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Мы же друзья, мы часто общаемся, если бы он чем-нибудь серьезно увлекся, я бы знал.

– А если бы он захотел скрыть от вас свое увлечение?

– С чего бы? Скорее, он взял бы меня в долю. Ну, попытался бы взять, – поправился я на всякий случай.

– Понятно. Может, у него есть друзья, которые более квалифицированы в этом вопросе?

– Не думаю. Среди наших общих знакомых таких точно нет.

– Вирусные технологии он знает?

– По-моему, нет. Наверняка не знает, я бы почувствовал, если бы он знал.

– Почему вы так думаете?

– Говорят, что человек, сам написавший вирус, начинает по-другому программировать. Я точно не знаю, в чем это проявляется, но говорят, что это очень заметно.

– Это Малышев так говорит? Ни хрена себе! Откуда он узнал, что я лично знаком с Малышевым?

– Не волнуйтесь, – Царьков начал меня успокаивать, – никто ни в чем не обвиняет господина Малышева. То, что он пишет вирусы, а не только антивирусы – это секрет Полишинеля. Но он не распространяет свои вирусы, а потому претензий к нему нет. А если бы претензии были, их предъявляли бы не мы. Нас интересует только финансовая сфера, компьютерные правонарушения – это работа для ФСБ.

– Тогда почему вы меня расспрашиваете про компьютерные знания моего друга?

– Игорь Денисович, – капитан состроил укоризненную гримасу, – вы меня извините, но вопросы здесь задаю я. Вы должны понимать, что улики, приводящие следствие к цели, могут не иметь никакого отношения к сути дела. На первый взгляд. И, полагаю, вам не надо объяснять, что такое тайна следствия.

– Значит, против Егора ведется следствие?

– Вот вы опять задаете вопросы. Так уж и быть, на этот отвечу. Никакого следствия пока не ведется, просто обнаружилась одна странная вещь, может быть, это ошибка в программе, а может, хищение в крупных размерах. Надо разобраться, а вы не хотите помочь.

– Так спрашивайте, на что смогу – отвечу.

– Замечательно. Опишите, пожалуйста, максимально подробно, что вы делали в пятницу вечером.

Я нецензурно выругался про себя. Они каким-то образом проследили манипуляции Егора с несуществующим банковским счетом. Интересно, что они сумели выяснить, и как они интерпретировали то, что выяснили. Е-мое, никогда не думал, что финансовая разведка отслеживает так много! Тогда почему они не обратили внимания на кредитную историю Маринки? Там же ясно видно, что она живет на черные деньги! Я начал говорить, тщательно подбирая слова:

– В пятницу вечером… Я сидел, пил пиво, мне позвонил Егор…

– Точное время помните?

– Нет, точно не помню, было еще не поздно, часов восемь, наверное. Значит, мне позвонил Егор, мы поговорили…

– О чем?

– Да ни о чем. Ему нечего было делать, а я пригласил его к себе, у меня как раз родители уехали на дачу. Он приехал, мы сидели, смотрели телевизор, разговаривали о всякой ерунде…

– О какой ерунде?

– Не помню. Да действительно о ерунде, ничего серьезного мы не обсуждали. Посидели, попили, потом пошли спать.

– Вместе?

– Нет, мы не гомосексуалисты. По отдельности.

– Много выпили за вечер?

– Много. Бутылок по пять минимум.

– Вы заказали на двоих восемнадцать бутылок. Вы все это выпили?

А говорят, что у нас правовое демократическое государство, бережно охраняющее права и свободы… Тьфу!

– Восемнадцать? Вряд ли. Хотя, кто его знает, может, и выпили.

– Кто заказывал выпивку?

– Егор. У него были деньги, а у меня не было. Я же не работаю, а на стипендию, сами понимаете, много пива не купишь.

– Емельянов тоже нигде не работает.

– Ему отец дает деньги.

– Вы не знаете, с какого счета Емельянов оплачивал заказы?

– Со своего личного, откуда же еще?

– Вы уверены?

– Да нет, конечно. Откуда я могу точно знать? Он не говорил, а я не спрашивал.

– Вам не показалось, что у Емельянова неожиданно появилось необычно много денег?

– Трудно сказать. Егор такой человек, что может купить ведро «Гиннеса», а потом месяц стрелять червонцы на сигареты. Деньги у него были, но насколько много…

– Он не говорил, что заработал большую сумму или что-то в этом роде?

– Нет. Да он же не работает нигде, я вам уже говорил. Царьков помолчал некоторое время.

– Ну что ж, все понятно. Извините, что побеспокоил вас. Если вдруг вспомните что-то, относящееся к делу, мои координаты, – он продиктовал свои координаты, – И еще одно. Никому не говорите о нашем разговоре, хорошо?

– Хорошо, – я пожал плечами.

– Особенно Емельянову.

Машина затормозила перед шлагбаумом, ограничивающим въезд на территорию университета. Я вежливо поблагодарил Царькова за то, что подвез, он сказал, что это не стоит благодарности, и я вышел.