Машина появилась через 16 минут, Маринка еле-еле успела одеться и вообще не успела накраситься. Странно, но похоже, что для нее это важнее, чем все наши проблемы. Правильно говорит мой папа: женщины – это совсем другие существа, понять их невозможно, но жить с ними как-то надо.
У подъезда нас встретил высокий светловолосый мужчина лет тридцати с открытым располагающим лицом. Увидев Маринку, он улыбнулся, и Маринка улыбнулась в ответ. Она сказала:
– Привет, Карабас!
– Приветствую! – он протянул мне руку и представился. – Карабас-Барабас.
– Игорь.
– Тогда я – Леонид. Можно просто Леня. – Он улыбнулся. – Пойдемте.
Оказалось, что Борман выслал за нами Ауди C6R. Обычная, ничем не примечательная машина среднего класса с усиленной подвеской для российских дорог. Данный экземпляр выглядел далеко не новым, и, хотя ржавчина еще не успела проступить, сразу бросается в глаза, что эта машина принадлежит далеко не новому русскому.
Карабас-Барабас сел вперед, мы с Маринкой – назад. Водитель (ничем не примечательный седоватый мужик с внешностью непьющего пролетария) вопросительно взглянул на Карабаса, тот кивнул, мол, поехали, но внезапно поднял руку ладонью вперед. Входящий мобильный звонок. Водитель заколебался, но Карабас неопределенно махнул рукой, машина тронулась, и мы поехали в гости к Борману.
Карабас разговаривал долго. Похоже, разговор был не из простых, я даже не сразу понял, когда он завершился. Карабас долго сидел молча и неподвижно, будто все еще разговаривал по телесвязи, затем неразборчиво выругался сквозь зубы, и обратился к водителю:
– Планы меняются, едем на «Новослободскую». По дороге захватим еще одного человечка, так что сильно не гони. Вот, блин, работа, вкалываем, как афроамериканцы на плантации. – Это он обратился к нам с Маринкой. – Ехали по своим делам, никого не трогали, и вот на тебе – переться через всю Москву к черту на рога.
Он замолчал, явно расстроенный. Мне показалось, что он расстроен не из-за того, о чем только что сказал, но я не стал это комментировать. В конце концов, это его дело.
До площади Серпуховской заставы мы ехали молча. А дальше события стали развиваться с молниеносной быстротой.
Проезжая площадь, наша машина заглохла. Прямо на трамвайных путях. Водитель, тихо матерясь, крутил стартер, но двигатель упорно отказывался заводиться. Зеленый свет погас, загорелся красный, перпендикулярный поток двинулся к нам, моргая и бибикая, и в этот момент «Ауди» завелась. Двигатель взревел, машина прыгнула вперед, водитель дернул ручником вверх-вниз, машину занесло, завизжали покрышки, я не успел ни за что ухватиться и меня завалило на Маринку, двигатель взревел снова, и мы, стремительно набирая скорость, влетели в лабиринт старомосковских переулков. Три или четыре поворота в управляемом заносе на пределе водительского мастерства, мы пролетаем проходной двор, распугивая прохожих, наш путь ведет в арку, но в арке стоит грязный и ржавый «Москвич-2141», я и не знал, что такой антиквариат еще ездит по Москве, он загораживает нам дорогу, но кажется, что водитель ожидал чего-то подобного. А вот Карабас злится, он орет мне в ухо, я делаю усилие и понимаю, что он хочет. Он хочет, чтобы я отключил мобильную связь. Какого черта, ору я, это что, похищение? Карабас громко и виртуозно матерится, из «Москвича» выскакивает немолодая и некрасивая женщина то ли кавказской, то ли еврейской внешности, у нее в руках продолговатая металлическая коробка зловещего вида, она направляет эту коробку на меня, и что-то нажимает на корпусе.
Ничего не происходит, но она удовлетворенно кивает и Карабас немного успокаивается. Он говорит рублеными фразами, стараясь излагать мысли коротко и понятно:
– Игорь, на тебе был жучок. Прослушка. Его только что обезвредили. За нами был хвост. Мы его стряхнули. Отключи мобильную связь. Иначе нас очень быстро найдут.
Я ошеломлен. Я понимаю смысл каждого произнесенного слова, но все вместе до меня не доходит. Мои мозги как у зомби. Я отключаю мобильную связь, и Карабас облегченно вздыхает.
Мы пересаживаемся в «Москвич», все четверо. Некрасивая женщина и еще двое мужчин, которых я так и не успеваю разглядеть, садятся в «Ауди», разворачиваются полицейским разворотом и исчезают за углом. Мы медленно едем по раздолбанному асфальту, мотор ощутимо постукивает, подвеска скрипит, но стекла в этой развалюхе, будто для контраста, тонированы. И вот я начинаю понимать, что произошло.
На мне был жучок. Откуда? Кто мог его повесить? Незнакомый человек в метро или автобусе? Маринка? Егор? Родители? Или… Конечно! Я витиевато матерюсь. Карабас вопросительно смотрит на меня, и я говорю:
– Я понял, кто мне его повесил. И матерюсь еще раз. Я спрашиваю Карабаса:
– Вы знаете, кто за мной охотится?
– Я не знаю. Борман, думаю, знает. Или догадывается. Я тоже могу высказать несколько догадок, но не буду. Меньше знаешь – лучше спишь.
– Боюсь, мои проблемы серьезнее, чем казалось раньше. Этот жучок висит на мне уже… – сколько времени прошло с тех пор, как я впервые разговаривал с Царьковым? Неужели это было только сегодня утром? Невозможно поверить. – …уже с утра, и я наговорил в его присутствии много лишнего.
– Это дело шефа, что с тобой делать. Он отдал приказ, мое дело – этот приказ выполнить. Те, кто следили за тобой, потеряли тебя, и в ближайшее время не найдут. На этой машине нет автопилота, она не дает сигналов в эфир, поэтому ее невозможно запеленговать. У нас у всех отключена мобильная связь, значит, запеленговать нас тоже невозможно. Сесть на хвост… они вначале должны узнать, в какую машину мы пересели и куда поехали. Я бы на их месте искал тебя через Бормана, но вряд ли это им подойдет – когда вас с Маринкой доставят на дачу, вытащить вас оттуда будет трудновато даже для ФСБ.
– А для ФР? – не знаю, кто тянул меня за язык, я произнес эти слова и тут же пожалел о сказанном.
– Вот, значит, как? – задумчиво протянул Карабас. – Тогда это вопрос времени. День-другой вам ничего не грозит, а потом надо класть вас на дно. А лучше класть на дно сразу. Но ты не волнуйся, если Борман что-то обещал, он все сделает как надо.
Что ж, если сделает, так сделает. Хотя мне он ничего и не обещал. А если не сделает, будем искать другие варианты. Конечно, я не буду угрожать Борману ликвидировать его яйца, как предлагала Маринка, но этим другие варианты не ограничиваются. Придется снова воспользоваться способностями, ничего не поделаешь.
Но, все-таки, черт меня подери, как я лопухнулся! Я уничтожил компромат, который ФР собрала на Егора, я мастерски изобразил потерю данных из-за несчастного случая, но я даже не подумал, что на мне висит жучок. И когда я успокаивал Егора и говорил ему, какой я крутой, все мои слова моментально транслировались Царькову. И в конечном итоге он меня переиграл. Да, я убил его, но разве можно это считать победой? Это скорее китайская ничья в шахматах. И, если бы он не сорвался в последний момент… вряд ли что-либо серьезно изменилось бы. Рано или поздно на меня бы вышли, не ФР, так ФСБ, максимум, что я мог выиграть – несколько дней. Разве что искали бы меня не так активно, все-таки убийство оперуполномоченного – не самый плохой стимул для поднятия энтузиазма правоохранительных органов.
Итак, что обо мне знают враги? Впрочем, какие они враги? Это скорее я – враг. Сумасшедший волшебник, творящий чудеса и одновременно убивающий людей, пусть даже и в целях самозащиты. Наплевать! Пусть они думают, что хотят, я ни на миг не должен допускать, что они правы. Иначе так легко поверить в то, что они правы, и тогда они возьмут меня голыми руками. Сколько я смогу скрываться? Через сколько дней я начну тосковать по привычной жизни? Сколько недель выдержит моя психика? Через сколько месяцев я буду готов сдаться властям под хоть какие-нибудь гарантии, пусть даже самые нереальные? Нет, так думать нельзя. Они – мои враги. Неважно, кто прав, а кто неправ, для самого себя я всегда должен быть прав. По определению. Кто не с нами, тот против нас. Иначе не выжить.
Хватит распускать сопли! Что обо мне знают враги? Первое: я каким-то образом уничтожил данные о финансовых махинациях Егора и подсадил в сеть ФР вирус «Ниндзя». Они думают, что я либо крутой хакер, либо как-то связан с крутыми хакерами, взломавшими сеть, пожалуй, самую защищенную в мире. Второе: я сломал ментоскоп. Впрочем, здесь меня не в чем обвинить, ментоскоп мог сломаться и сам по себе. Хотя… что там они говорили про Эль Янтара? Кто это вообще такой? И что такое «Аль-Адха?»… Но все это мелочи по сравнению с тем, что я совершил убийство. И не абы кого, а капитана ФР. И не абы где, а непосредственно перед объективами телекамер. Я готов поспорить на все, что угодно, что камеры там были. И не одна, и не две. И сейчас крутые полковники просматривают эти записи и так, и эдак, и задом наперед, и думают, что со мной делать, думают так, что извилины скрипят от напряжения. И не абы как я убил Царькова, а самым что ни на есть сверхъестественным образом. Или противоестественным, с какой стороны посмотреть.
Короче говоря, спецслужбы знают, что я могу ликвидировать предметы, включая живых людей, могу телепортироваться, и могу делать все что угодно в компьютерных сетях, независимо от степени их защищенности. Не так мало, но и не так много. Как звали этого деятеля из фильма? Газонокосильщик? Или неудачник? Или это была книга? Неважно. Важно то, что я пока продемонстрировал не намного большие возможности, чем у этого персонажа. А его в конце концов замочили. Или не замочили? В общем, он не оказался непобедим. А непобедим ли я? Смогу ли я что-либо противопоставить пуле снайпера? Не знаю. Надеюсь только, что до этого не дойдет. И эти сны… Надеюсь, это не более чем шутки подсознания, но… не слишком ли много накопилось вещей, на которые остается только надеяться?