1

Анатолий сидел в кресле-качалке, плавно раскачивался и смотрел на дождь. Если отключить инфракрасное зрение, смотреть было не на что, видимость в оптическом диапазоне не превышала десяти метров. А в инфракрасном диапазоне можно было различить не только приземистые полусферические есов и молодых вызусе, играющих в мокрой траве, но и низкие деревья с толстыми стволами и широкими кронами, растущие метрах в пятистах отсюда, на той стороне небольшого озера, заросшего тиной.

Дождь лил непрерывно. Анатолий знал, что сезон дождей подходит к концу, но это не мешало миру утопать в бесконечных потоках воды. Анатолий уже понял, почему ящеры ходят голыми – дело не только в том, что температура в это время года колеблется от двадцати пяти до тридцати градусов по Цельсию, главное, что никакая одежда не продержится в таком климате больше двух недель, не сгнив. Уже второй день Анатолий ходил голым, здраво рассудив, что в этом месте человеческие условности не имеют никакого значения.

Приняв решение заняться нудизмом, Анатолий с удивлением почувствовал, что вместе с одеждой он избавился от чего-то такого, что, не то чтобы мешало, но… нет, Анатолий не мог выразить это словами. В последнее время он отбрасывал условности одну за другой: вначале нарушил правила сопровождения конфиденциального груза, потом пренебрег гражданским долгом, нарушил подписку о неразглашении, убил человека, а теперь сидит голый в деметрианском кресле под деметрианским дождем, который ласково струится по телу, как теплый душ. И это казалось Анатолию символом очередного шага на пути… он сам точно не знал куда. Кто-то умный сказал, что самый лучший отдых – перемена деятельности. Сейчас Анатолий отдыхал. Когда ты оставляешь в стороне привычные заботы, которые успели утомить и надоесть, когда эти заботы отступили в будущее, пусть недалекое, но все-таки будущее, в такие моменты в душу приходит счастье, призрачное, как и любое счастье, однако от этого не становится хуже.

Анатолий сидел в кресле-качалке, смотрел на дождь, и в его голове роились бестолковые мысли. Он не просто отдыхал, а наслаждался отдыхом. Спина болела уже второй день, процессор решил, что с нервов, ведущих в поврежденные ткани, уже можно снять блокаду, а это означает, что полное выздоровление не за горами. Анатолий уже мог самостоятельно ходить, тяжелые физические нагрузки были все еще противопоказаны, но он уже прогуливался и даже совершал небольшие пробежки. Это было прекрасно, потому что нет ничего лучше, чем чувствовать, как тело, совсем недавно такое больное и немощное, вновь наливается силой, и еще совсем чуть-чуть, и оно опять станет здоровым, и тогда снова навалятся заботы, а пока их еще нет, можно немного побездельничать.

Жаль, что здесь нет никаких развлечений. Конечно, можно поиграть в шахматы с собственной мобилой, но не хотелось проверять на практике справедливость надписи на ее корпусе, обещавшей абсолютную водостойкость. Кроме того, когда на теле нет карманов, мобилу очень легко потерять.

Можно было поболтать с ящерами, но с тех пор, как барон Возлувожас покинул езузера вместе с переводчиком, во всем езузере остался только один вызус, умеющий говорить по-человечески – Фесезл Левосе, но он сейчас был занят какими-то своими сэшвуйными делами. Так что говорить было не с кем.

Молодые вызуэ, по три-четыре года от роду, увлеченно играли в какую-то смесь пряток и салочек. Было странно и непривычно смотреть на отточенные движения их гибких тел, легко взлетавших в воздух выше собственного роста, когда им нужно было перепрыгнуть через какое-нибудь препятствие. Если взрослые вызуэ такие же ловкие, то справиться с Вожузлом Млузозе будет нелегко. Когда спина окончательно заживет, надо будет потренироваться с Фесезлом.

Странный народ эти ящеры. Длинноногие, длинношеие и длиннохвостые, они кажутся огромными, хотя на самом деле вес взрослого мужчины у них редко превышает восемьдесят килограммов, а женщины еще меньше. Деметрианские ящеры по ровной сухой поверхности развивают скорость до сорока километров в час на коротких дистанциях, а вдвое медленнее могут бежать два-три часа без перерыва. По заболоченным пространствам ящеры перемещаются подобно земным цаплям, они погружают ногу по щиколотку, а затем растопыривают пальцы, и широкая длиннопалая ступня жестко фиксируется в толще болотной грязи. Скорость перемещения невелика, зато для ящеров почти нет непроходимых территорий. Они отлично плавают, одинаково уверенно чувствуют себя в густых джунглях и посреди болотной грязи. Единственную опасность для них представляют зыбучие топи, но здесь им приходит на помощь инстинкт болотных жителей, сформировавшийся задолго до того, как их далекие предки обрели разум.

Средняя продолжительность жизни ящеров около сорока лет, при этом они практически не стареют. Фесезл говорил, что некоторые вызуэ доживают до ста пятидесяти лет и более. Ящеры умирают от разных причин, но на первом месте с большим отрывом стоят несчастные случаи. Упавшее дерево, укус ядовитого скорпиона двеблай, внезапная схватка с фейрэзл, незезен или с земным крокодилом, которые за последнее время расплодились в этих краях в огромном количестве. Ящеры ведут первобытный образ жизни, а в таких условиях даже самое совершенное тело не в силах обеспечить безопасность на протяжении долгого времени.

Впрочем, образ жизни ящеров нельзя назвать совсем уж первобытным. Они умеют обрабатывать металлы, до знакомства с людьми ковали ножи и наконечники копий из низкокачественного железа, некоторые ловоэ даже научились варить сталь. А потом пришли люди, и оказалось, что все, что умели вызуэ, больше не нужно, потому что люди умеют все это делать гораздо лучше. Единственное, чего люди не умели – это изготовлять амброзию из кустарника ейрасесвев, но они научились этому очень быстро, за считанные месяцы.

Вначале ящеры приняли людей с радостью, ящеры думали, что приходит новая эра всеобщего счастья, что скоро люди научат их всему, что умеют сами, и тогда на всей планете наступит эпоха сытости и процветания. Ящеры ошибались.

Людей не интересовали ящеры, им было наплевать на существ, которые не умеют ни делать хорошее оружие, ни производить что-то такое, чего не умели бы производить люди. В первые годы контакта люди покупали у ящеров дурманящие снадобья, они меняли их на золото. В результате всего за два года казна дувчав Осув увеличилась вдесятеро, и цены на все товары тоже увеличились в десять раз. Но потом люди сами стали делать свои снадобья и окончательно перестали замечать вызусе.

Нельзя сказать, что между людьми и ящерами прекратилось всякое общение. Охесешэ, которых люди называли ксенологами, приходили в езузерл, расспрашивали стариков о прошлом и о всевш, слушали легенды, сказки и песни, разглядывали и фотографировали статуи всесе, расплачивались золотом за гостеприимство, но потом они уходили, и ничего не менялось, все оставалось таким же, как было.

Ящеры живут на обочине великой дороги, по которой более удачливая раса людей мчится в светлое будущее, к великому успеху и всеобщему счастью. Люди ведут себя мирно, они не сгоняют ящеров с насиженных мест, люди строят свои города только в самых гиблых болотах, куда ящеры не рискуют заходить. Ящерам не в чем упрекнуть людей, люди строго соблюдают все Ухуфлайз законы, да и не только Ухуфлайз, но и вообще все законы всех вызусе, люди ведут себя мирно, они не вмешиваются в простую жизнь ящеров, но когда совсем рядом с езузеранл растут сверкающие города народа мажел, народ вызусе чувствует беспокойство и растерянность.

Вчера, когда Анатолий сидел на этом же месте, к нему подсел Фесезл, и они долго беседовали о разных вещах. О вечном, как прокомментировал это Фесезл. В его голосе звучала горечь, когда он говорил о вечном, и Анатолий понимал его. Ящеры не виноваты, что они проиграли эволюционную гонку, что более молодая раса людей достигла заоблачных высот за то время, которое ящеры угробили на борьбу за выживание. Но люди тем более в этом не виноваты. Такова судьба, слабому всегда плохо, и никого не волнуют причины, по которым сильный стал сильным, а слабый – слабым.

Главной слабостью ящеров стала их сила. Тело ящера представляет собой настоящее чудо эволюции, оно превосходит человеческое практически по всем параметрам. Ящеры могут питаться как растительной, так и животной пищей, их мощные ноги, сильный хвост и ловкие руки, способные держать копье, меч или лук, делают их сильнейшими и опаснейшими хищниками на всей Деметре. Биосфера Деметры такова, что даже амазонские джунгли кажутся пустыней по сравнению с лесом, который начинается сразу за околицей езузерл Вхужлолк. Ящерам незачем заниматься земледелием или, тем более, скотоводством. Мужчины охотятся, женщины собирают съедобные растения, и этого хватает, чтобы не только прокормить все езузера, но и сохранить достаточно времени для отдыха и развлечений. Конечно, бывают чрезвычайные обстоятельства – наводнение в сезон дождей или слишком сильная засуха, на протяжении жизни вызух в среднем приходится пережить три-четыре голодных периода. Еще бывают нашествия есолсе, которые не только сжирают всю мелкую живность на многие лалосозусэ вокруг, но и нападают на молодых ящеров. Но любая напасть быстро проходит, и когда она проходит, все возвращается на круги своя.

Ящеры двуполы, но у них не бывает семей. Ящеры яйцекладущие, взрослая самка каждый год откладывает от трех до двенадцати яиц. Эти яйца складываются в особое есо, называемое лолхававусусо, в котором яйца зреют в течение трех месяцев, а потом за одиннадцать дней до первого дождя наступает день рождения, и из яиц вылупляются новые жители езузерл.

Ящеры не образуют постоянных пар. Обычно в взузере есть только один сэшвуэ, и только он имеет право оплодотворять женщин. Все дети, родившиеся в одной деревне, имеют одного отца. Анатолий сильно удивился, узнав об этом.

– Все эти молодые вызуэ – твои дети? – спросил он, указав на стайку резвящихся детей.

– Да, – подтвердил Фесезл, – это мои дети. А что тебя удивляет?

– Ты давно здесь живешь?

– Четыре года.

– Значит, твои дети еще не успели вырасти.

– Да.

– Если бы твои дочери успели вырасти, тебе пришлось бы их оплодотворять?

– Да. А что?

– Если мужчина и женщина находятся в родственной связи, их дети часто бывают слабыми.

– Да, ты прав, большинство детей, вылупляющихся от отца и дочери, слабы и долго не живут. Но почти все великие десрай вылуплялись от союза отца и дочери. А для того чтобы вылупился десрал, можно пожертвовать сотней обычных детей.

Странная философия у этих ящеров. Но, если вдуматься, чего можно ожидать от расы, не знающей любви? Ящеры абсолютно не представляют себе, что такое любовь, они понимают, что такое дружба, верность или долг, но им не понять, чем оплодотворение отличается от других естественных функций организма, таких, как прием пищи или отправление естественных надобностей.

– Это ксе сосуй, – говорил Фесезл, – ты видишь, что хвост женщины начал дрожать, и ты подходишь к ней сзади. Или, если ты не сэшвуэ, а фохев, ты все бросаешь и бежишь за ближайшим сэшвузо, потому что тебя влечет долг.

– Неужели долг может быть важнее, чем зов плоти? – удивился Анатолий.

– Плоть слаба, – ответил Фесезл, – а дух силен. Если дух вызусав слабее, чем его плоть, этот вызус не должен жить.

Вот так Анатолий узнал, что у ящеров широко практикуется смертная казнь. Причем правосудие очень странное, у них предусмотрены только два наказания – предупреждение и смерть. Если вдуматься, то в обществе, где почти нет собственности и свобода ничем не отличается от рабства, других наказаний быть и не может. Но все равно, такая модель общественных отношений для человека выглядит очень странно.

Все ящеры начинают жизнь как фохей. Только самые сильные и умные становятся сэшвувой, и происходит это очень редко. Только один из ста фохе получает право на имя и потомство. У каждого сэшвув есть преемник, и когда несчастный случай обрывает жизнь старого сэшвув, его место занимает новый, обычно из числа его детей или внуков. Иногда, очень редко, когда молодой фохев явно сильнее и умнее своего дрижа, старый сэшвуэ добровольно передает свои полномочия, не дожидаясь того, когда его жизнь оборвется. В исключительных случаях недооцененный фохев может забрать имя у сэшву, победив его в честном бою, но такого не было не только на памяти Фесезла, но и на памяти Возлувожаса, который, как выяснилось, является прадедом Фесезла.

Вот такое странное общество.

Анатолий так углубился в воспоминания и размышления, что заметил приближающегося Якадзуно только тогда, когда до него осталось метров восемь. Это нехорошо, подумал Анатолий, болезнь болезнью, но бдительность терять не следует.

– Привет, – сказал Якадзуно, садясь в соседнее кресло. – Как самочувствие?

– Нормально. Послезавтра можно будет начать тренировки.

– Ты все-таки решил драться с этим Вожузлом?

– А что мне остается? Я же обещал.

– Думаешь, получится? Эти ящеры очень ловкие.

– Я заметил. Должно получиться, деваться все равно некуда. Фесезл тебе не говорил, в какой стороне отсюда Олимп?

– Нет.

– И мне не говорил. Он не дурак, этот Фесезл.

– Разве у тебя нет встроенного компаса?

– Есть. Ну и что? Все равно я не умею обращаться с их лодкой, а другого транспорта здесь нет.

– Думаешь, управлять лодкой труднее, чем “Капибарой”?

– Нет, не думаю. Слушай, Якадзуно, ты готов уходить отсюда силой? Пристрелить Фесезла, разогнать фохе, отобрать у них лодку и прорываться к Олимпу? Ты готов устроить здесь кровавую баню?

Якадзуно неуверенно помотал головой.

– Вот и я не готов, – вздохнул Анатолий. – Лучше я замочу одного вавуса, который, судя по всему, не самый хороший человек, то есть ящер, чем начну расстреливать ни в чем не повинных созданий, которые к тому же спасли нас от неминуемой гибели. Лучше расслабься и потерпи, через неделю мы отсюда выберемся. А после этого начнется самое интересное.

– Да уж… – вздохнул Якадзуно.

– Вот и не дергайся пока, – резюмировал Анатолий, – наслаждайся отдыхом.

 

2

Автомобиль качнулся и плавно опустился на посадочную площадку перед центральным входом в университет.

– Ни пуха ни пера тебе, – сказала Полина и поцеловала Рамиреса, перегнувшись через вспомогательный блок управления.

– К черту, – отозвался Рамирес и открыл пассажирскую дверь.

Сегодня дождь не лил, а едва моросил, поэтому, открывая зонтик, Рамирес почти не промок.

На проходной наблюдалось настоящее столпотворение. Рамирес не сразу понял, что здесь собрались журналисты всех телеканалов и печатных изданий Олимпа, включая самые желтые. Они уже успели оправиться от ужаса первого дня, поняли, что большого террора не будет, и теперь спешно зарабатывали деньги на новой сенсации.

Появление Рамиреса на проходной не вызвало никаких эмоций, очевидно, журналисты приняли его за одного из них. Лишь когда Рамирес подошел к проходной, за его спиной начались вялые перешептывания.

– Кто вы такой? – строго спросил Рамиреса огромный бритоголовый охранник европейской наружности.

Его лицо казалось не отягощенным интеллектом, но, приглядевшись, Рамирес убедился, что это только первое впечатление. Человек показался Рамиресу осветленной копией его самого, точно такой же амбал с крупными чертами лица, свирепым взглядом, чутким и ранимым сердцем, только, в отличие от Рамиреса, этот человек не может раскрыться и показать всем свою истинную сущность, потому что такова его работа.

– Я Джон Рамирес, – представился Рамирес, – доктор физики. Прибыл с Гефеста последним поездом.

– Вам повезло, – сказал охранник, моментально отбросив свирепую маску, – мятежники взорвали все межзвездные терминалы. Если бы вы поехали следующим поездом… – он сделал красноречивый жест рукой и непроизвольно поежился. – Давайте ваши документы, профессор.

– Я не профессор, – поправил его Рамирес, протягивая документы. – Я всего лишь доктор, причем только по американской системе.

– Это ничего, – обнадежил его охранник. – Главное, что вы один из нас. Проходите. Кстати, у вас есть где жить?

– Скорее нет, чем да. Эти дни я провел у… скажем так, у друзей, но…

– Понятно, – прервал Рамиреса охранник. – Вам нужно обратиться к господину Токанава, проректору по хозяйственной части. Он сейчас в конференц-зале, проводит заседание. Вам надо идти прямо до упора, потом по лестнице на один этаж вниз, подземным переходом в соседний корпус и на три этажа вверх. Заодно и выступите, думаю, вас будет интересно послушать, вы ведь с другой планеты, ваш взгляд на наши события, так сказать, незамутнен…

– Спасибо, – сказал Рамирес и направился к конференц-залу.

Рамирес ожидал увидеть гигантскую толпу народа, занявшую все сидячие места и теснящуюся в проходах, выкрикивающую контрреволюционные лозунги и готовую в любой момент взорваться бессмысленной и беспощадной яростью. Но толпы не было.

В коридорах толпа была. Все коридоры, по которым проходил Рамирес, были запружены возбужденной молодежью, молодые люди тусовались кучками, что-то обсуждали, многие были пьяны или под воздействием наркотиков. Если не знать, что именно вызвало этот сумбур, можно подумать, что в университете отмечают какой-то большой праздник.

А вот конференц-зал был заполнен едва ли наполовину, и большинство сидящих скорее пришли сюда переждать похмелье, чем послушать политические речи. На трибуне бесновалась тучная женщина лет шестидесяти, она возбужденно говорила визгливым голосом, почти кричала, что братство извратило идеи Леннона, что раньше тоже симпатизировала великому пророку, но теперь она больше никогда не будет слушать его песни, потому что это жуткое кощунство и надругательство – устраивать такую жуткую резню, прикрываясь такими хорошими словами…

Рамирес передернулся. Тоже мне, жуткая резня. По последним данным, в результате взрывов пострадало около восьмисот человек, причем подавляющее большинство из них – военные свиньи, продажные слуги свиноголовых политиков. Нашли кого жалеть. Лучше бы вспомнили, сколько людей каждый день погибает от землетрясений в подземных муравейниках Гефеста.

Профессор Токанава обнаружился не в президиуме, как ожидал Рамирес, а в первом ряду. Похоже, он вчера перебрал амброзии и сегодня сильно страдал. А если судить по суженным зрачкам профессора, одной амброзией он не ограничился.

– Здравствуйте, – сказал Рамирес, присаживаясь на соседнее кресло, почему-то незанятое. – Меня зовут Джон Рамирес, я только что прибыл с Гефеста.

– Очень приятно, – отозвался проректор, с трудом сфокусировав взгляд на лице Рамиреса. – С Гефеста, значит… погодите, погодите… так что, они взорвали не все терминалы?

– Нет, они взорвали все терминалы, – пояснил Рамирес. – Я уже три дня на Деметре, просто я только-только добрался до университета… ну, вы понимаете.

– Понимаю, – кивнул профессор Токанава. – Выступить не желаете? Свежий взгляд с другой планеты, так сказать…

Он поднес к губам радиомикрофон, который до того бесцельно крутил в руках, и произнес в него, стараясь говорить разборчиво:

– Госпожа Равалпинди, у нас еще один докладчик. Если вас не затруднит…

– Мне осталось совсем чуть-чуть, – отозвалась госпожа Равалпинди и продолжила свою бессвязную речь. Она закончила говорить только через десять минут.

Профессор Токанава, запинаясь, предоставил слово “нашему другу с Гефеста”. Рамирес взгромоздился на трибуну и начал свою речь.

– Я не буду говорить о том, что произошло у вас в последние дни, – сказал Рамирес. – Думаю, вы уже услышали все, что могли услышать. Я не слепой, я вижу, сколько людей сидит в этом зале, и я вижу, что вам уже надоело слушать одно и то же по много раз. Лучше я расскажу вам о том, что происходит там, откуда я прибыл. Я расскажу вам про Гефест.

Рамирес говорил долго. Он рассказал всю свою историю, начиная с момента, как, прельстившись быстрой карьерой, завербовался на Гефест, и вплоть до того, как Абубакар Сингх помог ему выбраться из университетского рабства и устроиться в “Уйгурский палладий”. Рамирес не упомянул, что Сингх является членом братства, но в остальном история была правдива.

Рамирес рассказал о том, как люди, получившие предохранительную прививку, неделями балансируют между жизнью и смертью, как люди, на которых прививка почему-то не подействовала, месяцами выблевывают по кусочку собственные легкие. О том, как рабочие начинают обеденный перерыв с марихуаны, а рабочий день заканчивают ударной дозой кокаина. О том, как стандартный контракт уже через полгода после прибытия на Гефест приводит стриптизершу к инвалидности от кожных болезней. О том, как десятки тысяч людей день и ночь мечтают уехать с этой планеты, но не могут, потому что контракт, на бумаге пятилетний, на деле оборачивается пожизненным рабством. О том, как хорошие добрые люди от безысходности садятся на иглу или превращаются в маньяков-убийц. Рамирес говорил долго, и когда сделал паузу и поднял глаза, то увидел, что зал почти полон и что все новые и новые люди входят через распахнутые двери.

– Все это очень интересно, – проворчал в микрофон профессор Токанава, – но какое отношение это имеет к тому поводу, из-за которого мы здесь собрались?

– Самое прямое, – резко ответил Рамирес, – потому что иначе люди уходили бы отсюда, а не приходили. Оглянитесь и посмотрите, сколько людей здесь уже набралось. Разве им неинтересно то, что я говорю?

Разноголосый ропот, поднявшийся в зале при этих словах, дал понять, что речь Рамиреса народу интересна. Рамирес приободрился.

– Я говорил о Гефесте, – сказал он, – но разве у вас происходит не то же самое? Да, климат Деметры гораздо мягче, к здешнему зловонию человек привыкает сам, без помощи генной инженерии. Здесь не бывает землетрясений, зато бывают ураганы и дождевые заряды. Здесь пахнет не серой, а навозом, но разве это важно? Или вы мне скажете, что в этих стенах нет своих профессоров Гарневичей? Если это действительно так, я немедленно извинюсь и уберусь с трибуны. Так кто-нибудь осмелится заявить, что у вас все в порядке?

Гул в зале усилился, но явно враждебных выкриков Рамирес не услышал. И он продолжил наступление.

– Вы говорите, что братья и сестры творят зло, – сказал он. – Да, это так, они творят зло. Но почему вы забываете о том зле, что творят корпорации? А они творят гораздо большее зло, не всегда собственными руками, чаще через подкупленных чиновников и профессоров, но какая разница, как именно творится зло? Не надо делать вид, что корпорации здесь ни при чем, они очень даже при чем. Вы хотите провести всю жизнь в грязном удушливом болоте? Вы хотите, чтобы ваши дети воняли навозом и тухлыми яйцами? Если так, продолжайте, давайте, беритесь за оружие и выходите на улицы. Но не удивляйтесь, когда вас сметут. А вас обязательно сметут, потому что многие думают по-другому. Их много, и в них, в тех, кто думает по-другому, и есть сила революции. Вы говорите, революция обречена, и я соглашусь с вами, но добавлю, что обречена она на успех. Вы хоть раз пробовали вдуматься в то, что говорит Багров? Он предлагает вам превратить Деметру в нормальную человеческую страну, такую, как Китай, или Индия, или моя родная Америка. Не аграрно-сырьевой придаток монополий, не вахтовый городок размером с целую планету, а нормальную человеческую страну. Братство не навязывает вам свою волю, если вы не согласны с позицией братства – ради бога, не соглашайтесь. Сидите здесь, митингуйте, кричите друг другу, что революция – это плохо, давайте! Если вам повезет, вы сумеете остановить революцию, но потом Деметра превратится в такой же ад, каким стал Гефест. Решайте сами, где вы хотите жить – в нормальной стране или в вонючей помойке. Я надеюсь, у вас хватит ума сделать правильный выбор. Я все сказал, задавайте вопросы, если хотите. Госпожа Равалпинди, просидевшая всю речь Рамиреса в первом ряду рядом с господином Токанава, отобрала у похмельного профессора микрофон, и ее визгливый голос разнесся по залу:

– Достаточно! Мы вас послушали, так теперь послушайте нас! Мы знаем, кто вас послал! Эти сумасшедшие террористы подсылают к нам своих наймитов, чтобы смутить нас, чтобы смешать наши ряды, чтобы посеять среди нас смуту и неурядицы! Вы все сказали, господин Рамирес, но только задумка ваша здесь не пройдет! Мы, ученые Деметры, всегда славились своим единством! Мы не позволим вам запудрить наши мозги! Вы отработали свои деньги, господин Рамирес, теперь уходите к тем, кто вам платит! Здесь у вас ничего не получится!

Рамирес взбеленился.

– Мне никто не платит! – заорал он. – Если здесь есть физики, спросите у них, они знают, что такое теорема Рамиреса. А если не знают, так пусть посмотрят в библиотеке и узнают! Я не просто говорун вроде вас, я провел на Гефесте четыре года, и моя лаборатория за это время открыла семь новых месторождений. Я умею не только говорить, но и делать открытия, которые помогают людям. А вы, что вы сделали в науке? Или вы умеете только визжать, когда вас не просят?

Госпожа Равалпинди разинула рот и некоторое время беззвучно хлопала им, как рыба.

– Так что? – продолжал Рамирес, закрепляя успех. – Вам нечего возразить? Тогда захлопните свою пасть и сядьте на место, потому что я просил задавать вопросы, а не сотрясать воздух пустыми словами. Садитесь, вы все сказали!

– Это неслыханно! – взвизгнула госпожа Равалпинди, она глубоко вдохнула, готовясь произнести убийственную тираду, и она было начала говорить, но профессор Токанава отобрал у нее микрофон.

– Господин Рамирес, – вежливо сказал он, старательно отворачиваясь от беснующейся госпожи Равалпинди, – вы прибыли сюда как частное лицо или по поручению… гм… революционеров?

– Я являюсь полномочным представителем Центрального Революционного Комитета при университете имени Вернадского, – заявил Рамирес. – Когда я отвечу на все вопросы, я обращусь к вам, господин профессор, потому что мне надо подыскать кабинет, и еще мои координаты надо внести в университетскую базу данных. Но я обращаюсь не только к уважаемому профессору Токанава, но и ко всем присутствующим, я говорю, что если кто-то думает, что я пришел сюда потому, что братство мне платит, пусть этот кто-то выйдет сюда, и я плюну ему в лицо. Я уже рассказал, каким был мой путь в братство, и я клянусь, что сказал только правду, и разорву в клочки любого, кто скажет, что я лгу! – Рамирес понял, что говорит настолько пафосно, что это становится смешным. Он смутился и добавил: – Извините.

Реакция зала Рамиреса удивила. Кто-то смотрел на него, как на идиота, кто-то воодушевленно вопил что-то возмущенное, кто-то просто смеялся, но многие смотрели на Рамиреса с сочувствием, а кое-кто даже с обожанием. В нескольких местах даже зазвучали аплодисменты.

Молодая смуглокожая девушка поднялась с места и сказала в микрофон:

– Господин Рамирес, скажите, пожалуйста, где записывают в братство?

Этот простой вопрос вызвал в зале настоящую бурю. Кто-то орал “позор!”, кто-то орал “браво!”, кто-то аплодировал, кто-то свистел, короче, кругом творился настоящий бедлам. Рамирес решил, что достиг своей цели.

– Когда профессор Токанава внесет мои координаты в базу данных, вы сможете ко мне обратиться, и мы все обсудим. Спасибо за внимание.

С этими словами Рамирес спустился с трибуны и направился к проректору.

– Замечательная речь, – прокричал Токанава, наклонившись к уху Рамиреса. – Пойдемте в мой кабинет, нам надо многое обсудить. Мне кажется, мы сработаемся.

Когда Рамирес и Токанава выходили из зала, их провожали аплодисментами. Рамирес так и не понял, что это означает – то ли запоздалую признательность по поводу произнесенной речи, то ли выражение благодарности за то, что большой черный клоун наконец-то покинул помещение. Впрочем, какая разница?

 

3

Тяжелый деревянный меч просвистел в полусантиметре от левого уха Анатолия. Анатолий нанес колющий удар кинжалом, зажатым в левой руке. Удар пришелся точно в желобок, разделяющий лезвие меча пополам. Фесезл покачнулся, его удар был непоправимо испорчен.

Анатолий не стал наносить ответный удар, процессор уже предупредил, что это бесполезно. И точно, Фесезл высоко подпрыгнул, растопырив в прыжке ноги и просунув между ними закованный в сталь кончик хвоста. Хвост выстрелил вперед, готовый заблокировать атакующее движение Анатолия, но поскольку этого движения не было, получилось, что Фесезл просто щелкнул хвостом.

– Атакуй, – сказал Анатолий, опуская вниз руку с мечом. Фесезл покачал головой, издал неопределенный звук и не двинулся с места.

– Почему ты не бьешь? – спросил он. – Я много бью, ты много был в хорошей удаче, но ты ни разу не бил.

– Пока в этом нет необходимости, – сказал Анатолий. – Я еще не постиг твою технику боя. Пока я не научусь предугадывать твои движения, мне нет смысла атаковать. В поединке с Вожузлом я не хочу рисковать больше, чем необходимо.

– Ты не рискуешь, – заявил Фесезл. – Анатолий, ты лучший воин, что я знал. Ты – великий воин.

– У меня хороший процессор, – возразил Анатолий, – и не более того. Я дерусь гораздо хуже, чем любой другой боец моего класса. Я еще не оправился от раны.

– Я вижу, – кивнул Фесезл. – И это удивительно. Я не худший воин хесев Шесинхылков, но ты дерешься со мной, как я дерусь с шестилетним фохесл. Твоя спина отдыхает, ты не двигаешь туловище. Ты можешь бить Млузозев, и ты его победишь.

– Давай все же потренируемся еще немного, – предложил Анатолий. – Нападай.

Фесезл принял боевую стойку – ноги широко расставлены, левая чуть впереди, хвост приподнят и оттопырен назад, длинная шея тоже отклонена назад, чтобы вывести голову из зоны потенциального поражения. Плавным танцующим шагом Фесезл двинулся к Анатолию, его длиннопалые ступни совершали сложные движения, если смотреть только на ноги Фесезла, можно было подумать, что идет цапля. Анатолий неподвижно стоял в расслабленной позе, уткнув затупленное острие деревянного меча в землю. Пока опасности нет.

Фесезл приблизился на дистанцию дальнего контакта и замер. Прошла минута, противники смотрели друг на друга застывшим взглядом, никто не решался начать атаку. Анатолий решил, что можно попробовать.

Он взмахнул правой рукой, меч описал в воздухе широкую дугу, глаза Фесезла расширились, его взгляд непроизвольно потянулся за кончиком меча, и в этот момент Анатолий прыгнул. Короткий прыжок переместил его тело на полметра вперед-влево, и в тот момент, когда ноги коснулись земли, левая рука молниеносно распрямилась и деревянный кинжал с силой полетел в незащищенный живот спарринг-партнера.

Фесезл изогнулся непостижимым образом, его правая рука совершила молниеносное движение, и тяжелый деревянный меч отбил летящий кинжал, как бейсбольная бита отбивает брошенный мяч. Кинжал высоко взлетел в воздух и, кувыркаясь, отправился куда-то за правое плечо Фесезла.

Анатолий перехватил меч двумя руками и прыгнул вправо. Едва коснувшись земли, он перешел на обычный скользящий шаг, руки отклонились вправо, меч совершил плавное движение по окружности. В тот момент, когда Фесезл приготовился отбить очевидный удар, правая рука Анатолия разжалась, левая взлетела вверх, на мгновение острие меча оказалось направленным в грудь Анатолия, но в следующее мгновение два пальца правой руки ухватились за конец тупого деревянного лезвия, а затем левая ладонь опустилась на середину лезвия меча.

Подобно дубинке, меч ударил бы рукояткой плашмя по правой кисти Фесезла, если бы тот не уловил угрозу и не увернулся от удара, который менее опытному бойцу показался бы невозможным. Но Фесезл увернулся, меч Анатолия совершил полный оборот и воткнулся острием в землю. Атака Анатолия вошла в заключительную стадию.

Нога Анатолия, пройдя, казалось бы, прямо сквозь кувыркающийся меч, с силой ударила по правой кисти Фесезла. Его пальцы разжались, меч выпал, а сам Фесезл, уворачиваясь от падающего меча, развернулся правым боком к противнику. Пальцы обеих рук Анатолия охватили правое предплечье Фесезла, левая нога стукнула противника под колено, Фесезл пошатнулся, и в следующую долю секунды вокруг его руки сомкнулся захват.

Анатолий с силой рванулся назад, сделал широкий шаг и одновременно отклонил туловище назад, увлекая за собой Фесезла. Фесезл потерял равновесие, сделал два судорожных шага вперед, а затем вспомнил про кинжал в левой руке и попытался наобум ткнуть Анатолия.

Это было неправильное решение, анатомия передних конечностей ящеров почти не отличается от человеческой, и потому наружный захват руки привел в точности к тому эффекту, которого добивался Анатолий. Руку ящера пронзила жестокая боль, он непроизвольно подался телом вправо, потерял равновесие, попытался его восстановить судорожным взмахом хвоста и почти сумел это сделать. Почти – потому что Анатолий нанес резкий удар раскрытой ладонью в основание нижней челюсти, и этот удар отправил ящера в нокаут. Длинная и тяжелая морда ящеров делает их особенно уязвимыми для подобных ударов.

Славный сэшвуэ Фесезл Левосе рухнул в грязь, судорожно дернул ногами и затих. Он лежал между двумя мечами, воткнутыми в грязь, и стороннему наблюдателю могло показаться, что ему повезло, что он не наткнулся ни на один из них. Но на самом деле никакого везения не было, Анатолий все точно рассчитал, жизни Фесезла ничего не угрожало.

Наблюдавшие за тренировкой фохей радостно заверещали. Анатолий оглянулся и увидел, что за ходом учебного боя наблюдают не только фохей, но и сам вавусо Шесинхылко в сопровождении неизменного переводчика.

– Хорошая атака для учебного боя, – сказал переводчик, – но очень плохая атака для боя настоящего.

– Почему? – удивился Анатолий.

– Во-первых, ты не должен бросать оружие на землю. Боец, бросивший оружие, считается сдавшимся на милость победителя. Если ты бросил меч в ритуальном поединке, ты считаешься проигравшим. А если, бросив меч, ты продолжаешь бой, твое поведение бесчестно. Кроме того, твоя задача не в том, чтобы оглушить противника, а в том, чтобы его убить. Если вавусо Вожузл после поединка останется жив, это создаст большие проблемы. Он лишится своего езузерл Шухозгр, но останется вправе оспаривать решение всиязес ухев перед лицом дувчах Осув. Вавусо Вожузл неглуп, он поймет, что второго боя с тобой ему не выдержать, и он будет настаивать на том, чтобы второго боя не было. И он сумеет настоять на своем, Вожузл Млузозе очень хитер.

– А если Вожузл сдастся?

– Тогда ты обязан прервать поединок. Но ты должен сделать так, чтобы он не сдался. Убей его как можно быстрее.

Фесезл пошевелился и тихо застонал.

– Как ты? – спросил Анатолий, протягивая руку поверженному сэшвуб.

Фесезл ухватил руку и с трудом поднялся на ноги.

– Нормально, – сказал он. – Великолепная атака. Я не понял, что ты сделал. Ты объяснишь?

– Объясню, – согласился Анатолий. – Только переводчик мне сказал, что это была плохая атака.

– Ты не должен так бить Вожузла, – подтвердил Фесезл. – Ты не должен бросать реш и лалозво. Если ты потерял одно или другое, ты проиграл. Таковы правила.

– Это плохо, – сказал Анатолий. – И еще плохо, что я должен убить Вожузла.

– Да, это плохо, – кивнул Фесезл. – Но так надо.

От Анатолия не ускользнуло, что Фесезл бросил быстрый взгляд на своего файзузов. Похоже, Фесезл не одобряет решения Возлувожаса. Это неудивительно, Анатолий, хоть и не был сэшвузо, тоже не одобрял это решение. Интересно, что Фесезл на самом деле думает обо всем этом? Жаль, что его чертово шефуэ не позволит ему все рассказать.

 

4

Якадзуно закончил серию дыхательных упражнений и молниеносно взлетел в воздух. Серия быстрых ударов, направленных во все стороны, затем сальто вперед, разворот, два удара ногой с разворота, сметающая подсечка, переворот на спину, прыжком вскочить на ноги, еще серия ударов и внезапная остановка в стойке всадника. Пульс заметно участился, дыхание сбилось, Якадзуно подумал, что не стоило так забрасывать занятия. Когда он в последний раз делал этот комплекс? Страшно даже вспомнить.

Из тумана бесплотной тенью выплыл ящер. Приглядевшись, Якадзуно опознал в нем переводчика.

– Очень эффектно, – сказал переводчик. – Это и есть ушу?

– Да, – кивнул Якадзуно.

– Ты давно им занимаешься?

– С детства.

– Ого! Ты, наверное, великий мастер.

– Нет, что ты, – махнул рукой Якадзуно. – Чтобы стать великим мастером, надо заниматься ушу всю жизнь и не делать ничего другого. Я просто иногда тренируюсь, чтобы держать себя в форме.

– Какой у тебя пояс?

Якадзуно посмотрел вниз и удивленно ответил:

– Никакого. В ушу нет цветных поясов, это в карате.

– Да? – удивился переводчик. – А я, когда жил в Олимпе, играл в одну игрушку, там шаолиньские монахи ходили в черных поясах. Или Шао Линь – тоже карате?

– Нет, – поморщился Якадзуно, – Шао Линь – это ушу. А в игрушках программисты рисуют черт знает что, к реальности это никакого отношения не имеет. А ты что, в теле ящера в мордобойные игрушки играл?

– На мне ставили опыты. Ученым было интересно, как на меня подействует виртуальность. Меня еще в виртуальный бордель запускали.

– Да ну? – Якадзуно передернуло от отвращения. – И что, нашли бабу, которая согласилась?

– В бабах недостатка не было, – печально произнес переводчик, – только все равно ничего не получилось. Полная анатомическая несовместимость. Я вообще не понимаю, о чем эти ученые думали? Они же рисовали мое тело, они видели, что у меня там.

– Полагаю, они думали о том, как лучше освоить деньги, выделенные на проект.

– Но это же воровство!

– Это мошенничество, причем недоказуемое. Это даже под преступную халатность трудно подвести.

– Странные у вас, людей, законы, – заявил переводчик. – Напридумывали всяких кодексов, а пользы никакой нет. Вот у нас законов, считай, нет, а никто ничего не ворует.

– У вас воровать нечего.

– Ну почему же нечего? У каждого сэшвув есть драгоценности, даже у Фесезв два овора в ожерелье. Другое дело, что если ты не сэшвуэ, тебе они ни к чему. Кстати, ты почему не сказал, что драться умеешь?

– А какая разница?

– Как какая? Ты же есло, а тебя поселили вместе с фохевой.

– Ну и что? Какое мне дело, кем меня здесь считают? Переводчик аж остолбенел:

– Как это какое дело? Тебе все равно, кто ты такой? Тебя не волнует твое фувуху?

– Абсолютно. Мы с Анатолием здесь застряли на неделю, а потом Фесезл доставит нас в Олимп, и какая мне разница, как ко мне здесь относились? Неделю можно и потерпеть. Кроме того, я пожил с фохевой, а потом пожил с Анатолием, разницы никакой нет.

– Разница есть! Одно дело общее есо и совсем другое – отдельное!

– По мне – никакой разницы, – возразил Якадзуно. – Что так, что эдак одинаково неудобно.

– Да, – мрачно кивнул переводчик, – ты привык к другому уровню комфорта. Мы, вызуэ, для тебя дикие варвары. Мы всегда будем варварами, потому что вы не хотите нам помогать.

– У нас и без вас хватает забот. В Олимпе восстание, а может, и не в одном только Олимпе.

– Кто восстал, кстати?

– Леннонцы.

– Те, которые поют про любовь?

– Они самые. Они решили, что в мире мало любви, и теперь хотят восполнить ее недостаток.

– Силой оружия?

– Да.

– Разве это возможно? Я читал про любовь…

– Нельзя. Любовь нельзя навязать силой. Только они этого не понимают.

– И что теперь у вас будет? Война?

– Боюсь, что да. Посмотрим…

– Если у вас начнется война, вызуэ окажутся нелишними.

– Вряд ли. У вас нет нормального оружия, и вы не умеете им сражаться.

– Я умею стрелять из пистолета, я научился в виртуальности. Вызу может владеть всем человеческим оружием, за исключением того, для которого требуются имплантаты.

– Люди никогда не дадут вам оружие.

– Это ошибка. Вы думаете, что мы опасны?

– А что, нет?

– Да, мы опасны. Пройдет время, сменится поколение, а потом еще одно поколение, и мы будем становиться все опаснее и опаснее. Вы загнали нас в гетто…

– Это не гетто! Мы вообще вас не трогали!

– Какая разница, кто кого трогал? Вы построили рядом с нашими есовои свои сверкающие дворцы, и наши езузерл превратились в гетто. Я читал вашу историю, я знаю, что бывает потом. Потом будет еще хуже.

Якадзуно пожал плечами.

– Посмотрим, – сказал он. – В любом случае от нас ничего не зависит.

– Пока да, – согласился переводчик. Якадзуно не стал уточнять, что он имеет в виду, говоря “пока”.

 

5

Все руководство университета собралось в кабинете ректора. Сам ректор, нестарый еще мужик европейского типа и атлетического сложения, вышел навстречу Рамиресу, протянул руку и представился:

– Андрей Кузнецов, ректор.

– Джон Рамирес, полномочный представитель ЦРК, – отозвался Рамирес.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – Кузнецов подошел к месту во главе стола и указал на стул рядом. – Честно говоря, я ожидал, что братство пришлет совсем другого человека.

– Какого человека? – не понял Рамирес.

– Ну, вы знаете, как изображают революционеров в фильмах и сериалах. Борода до груди, чалма размером в две головы, десять пистолетов за поясом… ну и так далее.

Рамирес усмехнулся.

– Мне часто говорят, – сказал он, – что я похож на диснеевского Бармалея. Так что вы не сильно ошиблись в ожиданиях.

– Это ерунда, кто на кого похож, – возразил Кузнецов. – Я чувствую, что с вами можно договориться, а это самое главное. Давайте приступим.

– Давайте, – согласился Рамирес. – Вот моя карта, – он вытащил из кармана удостоверение личности, – мои данные надо внести в университетскую базу.

– Суцзуми, – обратился Кузнецов к профессору Токанае ва, – займись.

Токанава неслышно появился за спиной Рамиреса, с поклоном принял карту и вышел из кабинета.

– Все сделаем в лучшем виде, – заверил ректор Рамиреса, проследив его обеспокоенный взгляд. – Можете не волноваться. Вы знаете, меня очень интересует один вопрос: после всего того, что случилось, что будет с нашим университетом?

– Разве вы не слышали обращение Багрова? – удивился Рамирес.

– Слышали. Качество было очень плохое, однако слова разобрать можно. Но он не сказал ничего конкретного, там были только общие слова. Жизнь образуется, не волнуйтесь, занимайтесь своими делами, все будет хорошо. Но каким образом все станет хорошо? Вы уничтожили терминалы, связывающие Деметру с Землей и Гефестом. Не подумайте, я не собираюсь вас осуждать, я не хочу давать никаких оценок. Но вы уничтожили терминалы. Откуда Деметра будет получать товары?

– Мы создадим свою собственную промышленность.

– Каким образом? Откуда мы возьмем сырье? Связь с Гефестом тоже прервана.

– Все необходимое мы добудем прямо здесь. На Деметре хватает разведанных месторождений, а еще есть астероиды и луны газовых гигантов.

– Для строительства нужна рабочая сила. А у нас по последней переписи меньше двух миллионов населения, трудоспособна примерно половина. В промышленности занято от силы пятьдесят тысяч, причем это специалисты с узкой квалификацией, химики и аграрии. Кто будет строить заводы? Кто будет на них работать?

– Почему вы спрашиваете меня? – начал злиться Рамирес. – Напишите прямо Багрову, он вам все объяснит. Может, не сразу, сейчас он очень занят, но потом он обязательно выделит время. Задавать вопросы всегда легче, чем на них отвечать. Посылая меня сюда, вождь рассчитывал, что вы нам поможете, а не будете только критиковать.

– Вы неправильно меня поняли! – возразил Кузнецов. – Мы не собираемся ограничиваться одной только критикой, мы уже готовим проект реформы. Вы ведь не будете отрицать, что реформа необходима? Иначе в результате революции экономика планеты развалится, а нам это не нужно. Нам нужно, чтобы она, наоборот, укрепилась. Если принять должные меры, то сейчас, лишившись связи с другими планетами, Деметра имеет реальный шанс совершить гигантский рывок в будущее, у нас для этого есть все необходимое. Дешевый импорт развращал наше общество, мы ничего не производили для себя, все необходимое завозилось с Земли и Гефеста. Мы делали пищевые продукты, лекарства, биохимические добавки, редкие химикаты, и все. И большая часть всего этого шла на экспорт.

Наша экономика была несамостоятельна, и если мы исправим этот недостаток, результаты могут быть самыми фантастическими. А еще учтите, что в нашем университете собран весь цвет человеческой науки, и если ученых правильно озадачить, мы сможем сделать все. Абсолютно все. Но, простите, я говорю очевидные вещи, вы, должно быть, и сами уже все обдумали? Рамирес растерянно кивнул. Он об этом еще не думал.

– Вы уже подготовили проект этой реформы? – спросил он.

– Нет, ученые только приступили к работе. Такие большие программы быстро не пишутся. Я полагаю, у господина Багрова уже есть развернутый план строительства светлого будущего? Нам бы хотелось с ним ознакомиться.

– Я ему напишу. Думаю, он поделится с нами своими планами. Но… кстати! Зачем вам знать, что планирует центральное руководство? Будет гораздо лучше, если вы разработаете свой собственный план, так сказать, непредвзято.

– Если у нас будет время строить планы. Сейчас экономика очень нестабильна, кризис не разразился только потому, что фондовая биржа разрушена. Но когда уцелевшие финансисты оправятся от потрясения и организуют новую биржу, рынок ценных бумаг мгновенно рухнет. Я даже не знаю, сколько времени еще продержится евро! Неделю или месяц… Нет, меры должны приниматься немедленно, иначе начнется такое, что великая депрессия покажется мелочью по сравнению с тем, что будет.

Рамирес понял, что раньше он как-то не подумал, что финансовая система может здорово пошатнуться в результате обрыва межзвездных коммуникаций. Утешало только то, что об этом наверняка подумал вождь.

– Хорошо, – сказал Рамирес, – я доложу вождю немедленно. Со своей стороны, вы должны всемерно ускорить разработку экономических рекомендаций по… ну, вы понимаете…

– Да, конечно, – удовлетворенно кивнул Кузнецов, – мы сделаем все, что от нас зависит. Я могу поинтересоваться, когда господин Багров определит место нашего университета в новом обществе?

– Как только решит неотложные вопросы. Я сообщу ему о нашем разговоре немедленно по его окончании, а когда у Багрова дойдут руки до нашего вопроса, вы тут же получите ответ. Я уверен, что университет займет достойное место в новом обществе, нам ведь нужно с нуля выстроить всю промышленность, а без помощи ученых это невозможно:

– Рад, что вы это понимаете, – сказал Кузнецов. – Вы уже определились с составом правительства?

– Какого правительства? – не понял Рамирес.

– Ну… должна же у вас быть какая-то структура для управления обществом. Вы же вроде не анархисты?

– Нет, мы не анархисты, но правительства у нас не будет. Вначале его функции будет выполнять ЦРК, а потом правительство станет не нужно. Когда будет возникать какая-то проблема, под нее будет создаваться соответствующая комиссия, а когда проблем нет, то и регулировать нечего.

– В вашем ЦРК предусмотрены вакансии для наших представителей?

– Разве в университете есть члены братства?

– А у вас разве однопартийное правительство? А, ну да, у революционеров по-другому и не бывает… Ну, вступить в братство недолго… или у вас какая-то сложная процедура?

– Никакой сложной процедуры нет, надо просто разделять идеи братства и все.

– Тогда не вижу никаких проблем. Насколько я помню, у вас в братстве все идеи самые обыкновенные. Мир, дружба, справедливость… Я не прав?

– Вы правы, – подтвердил Рамирес. – Только… знаете, мне надо переговорить с вождем.

– Переговорите, – согласился Кузнецов. – Потом проинформируйте, что скажет господин Багров. Тогда обсудим и наше участие в восстановлении экономики.

До Рамиреса дошло.

– А что, – спросил он, – одно и другое связано?

– А как же! – деланно изумился Кузнецов. – Или вы хотите, чтобы все делали мы, а дивиденды получали вы? Извините, но так не получится. Или мы участвуем в управлении планетой, или разбирайтесь со своими проблемами без нас.

– Может, вам еще и денег заплатить? – спросил Рамирес. Он начал закипать.

– Нет, денег не надо, спасибо, – спокойно ответил Кузнецов. – Боюсь, что очень скоро деньги не будут ничего стоить. А вот власть ценится всегда.

Рамирес молча встал и вышел из комнаты. Ему стоило огромных усилий не высказать этим лощеным чиновникам от науки все, что он думает о таких, как они. Но вождь ясно сказал, что с руководством университета необходимо установить контакт любой ценой, и Рамирес понимал, что вождь прав. Если ученые выступят против братства, революция обречена.

 

6

– Гозухс вавусов Возлувожасв Шесинхылков сэшвуэ Анатолий Ратников! – провозгласил герольд.

Целый оркестр, составленный из местных аналогов шотландских волынок, заверещал дурными голосами. Анатолий поморщился и вышел в центр круга, начерченного на ровной площадке, заботливо очищенной от травы и посыпанной песком.

Анатолий был обнажен, в правой руке он держал короткий прямой меч из композитного сплава с клеймом компании “Хэви Метал Вепон”. Он и не знал, что у ХММ есть дочерняя компания, снабжающая ящеров холодным оружием.

Странно было держать в руках этот меч. По-хорошему, он должен быть втрое длиннее и вдвое тоньше, но вся техника боя ящеров построена на том, что меч короткий, прямой и тяжелый – другой меч из плохого железа не выковать. Наверное, через пару десятилетий среди ящеров войдут в моду русские сабли и японские катана, но пока еще ящеры не успели изменить многовековой традиции.

В другой руке Анатолия был зажат кинжал, также слишком короткий и тяжелый, а потому неудобный. Но, стоит отметить, оба оружия великолепно сбалансированы, гарды широкие и удобные, а рукоять, хоть и рассчитана на ладонь ящера, неплохо ложится и в человеческую ладонь.

Анатолий вышел в центр круга, опустил руки и совершил поклон, традиционный для человеческих поединков. Ящеры-зрители стали недоуменно переглядываться.

Снова заголосили волынки, и герольд объявил:

– Вавусо Вожузл Млузозе!

Зрители на противоположной стороне круга расступились, и в круг вышел вавусо, которого Анатолий должен убить. Анатолию стоило больших усилий не вздрогнуть.

Анатолий сразу понял Возлувожаса, который отказался драться с этим ящером. Вожузл Млузозе был огромен, он выделялся среди ящеров, как среди людей в свое время выделялся легендарный Арнольд Шварценеггер, знаменитый актер эпохи Тарантино. Анатолий приблизительно оценил рост Вожузла и решил, что когда он полностью распрямит шею, то далеко зашкалит за два метра. Где-то два двадцать – два тридцать. Да и вес у него никак не меньше ста десяти килограммов. Выдающаяся личность в самом прямом смысле.

Ай, как плохо! Вместо традиционного решв в правой руке Вожузла был зажат длинный и тонкий клинок сантиметров шестьдесят длиной, характерный отлив лезвия Яавал понять, что этот меч украшен тем же клеймом, что и меч Анатолия. Очень плохо! Мало того, что меч противника гораздо лучше, так ящер еще оказался элитным бойцом. В этом у Анатолия не было сомнений, потому что только великий мастер способен бросить вызов многовековым традициям и освоить принципиально новую технику боя. Да еще его размеры… Возлувожас сильно поскромничал, когда сказал, что вавусо Вожузл молод и силен, и ничего к этим словам больше не добавил. Да этот вавус – просто суперзавр какой-то!

Мозговой процессор сообщил Анатолию, что не следует предаваться панике раньше времени. Анатолий согласился и попросил отключить лишние мысли. Процессор не возражал.

Бодрым шагом Вожузл вошел в круг, остановился в трех метрах от Анатолия и коротко поклонился, явно копируя жест противника.

Анатолий принял базовую стойку, свойственную для человеческого фехтования, Вожузл принял базовую стойку, характерную для ящеров. Противники настороженно замерли.

Прошла нескончаемо долгая минута, после чего Вожузл провозгласил:

– Хэ фувивещэфа ив ресувесе езос!

Анатолий не отреагировал, зато его болельщики во главе с вавусом Возлувожасом хором заверещали что-то возмущенное. Вожузл уперся в глаза Анатолия пристальным взглядом, нечленораздельно хмыкнул, и его взгляд моментально стал отсутствующим. Бой начинается. Вожузл сделал решительный шаг вперед.

Первый удар Вожузла был ознакомительным, даже если бы Анатолий его пропустил, серьезного вреда этот удар не принес бы. Так, царапина.

Анатолий не стал блокировать удар, он просто уклонился. Меч Вожузла разрезал воздух в сантиметре от локтя Анатолия и беспрепятственно ушел вниз. Анатолий сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Вожузл отступил на шаг и еще раз взмахнул мечом.

На этот раз удар был направлен горизонтально на уровне плеч, и уклониться от него было непросто. Анатолий сделал шаг вперед и выставил меч перед собой. Клинки соприкоснулись с характерным лязгом. Искр не было, должно быть, искры при фехтовании бывают только в виртуальных игрушках.

Вожузл нечленораздельно хмыкнул и резко прыгнул вправо, его меч проскользнул по клинку Анатолия, оставив глубокую зазубрину. Похоже, металл у Вожузла гораздо лучше.

Анатолий не стал блокировать движение противника, он лишь чуть-чуть отклонился назад, чтобы в случае чего успеть уклониться от удара кинжалом или маленькой булавой, закрепленной на кончике хвоста противника. Вожузл резко взмахнул хвостом, и Анатолий убедился в том, что предыдущее решение было правильным. Хвост до Анатолия не достал.

Бойцы снова замерли друг напротив друга, они стояли в тех же стойках на тех же местах, что и в начале поединка. Толпа зрителей возбужденно загудела, они поняли, что бой обещает быть необыкновенным. Очень редко на всиюзо суде сходятся такие великие мастера боя.

На этот раз Вожузл явно решил уступить право первого удара противнику. Анатолий не стал пользоваться этим предложением, он спокойно стоял, и его эвристический блок наблюдал, как в душе ящера постепенно нарастают колебания.

Через минуту Анатолий начал медленно опускать меч, как будто устал его держать. Анатолий не ожидал, что Вожузл купится на эту приманку, он и не купился, но тонус его периферических мышц сначала усилился, а затем ослаб.

Рука Анатолия опустилась почти до земли, и тонус мышц Вожузла снова начал нарастать. Анатолий дождался, когда ящер изготовится к нападению, и точно в этот момент поднял меч на уровень груди. Вожузл слегка дернулся, но атаковать не стал.

Вокруг царила мертвая тишина. Зрители еще не успели устать от ожидания, они наслаждались зрелищем, ждали, когда обманчивая неподвижность двух бойцов, большого хвостатого и бесхвостого поменьше, обернется серией молниеносных ударов, и тогда накопленный адреналин хлынет в кровь и можно будет заорать во всю глотку что-нибудь радостное или злое, в зависимости от того, кто будет побеждать.

Вожузл почти незаметно пошевелил нижней челюстью, и Анатолий понял, что терпение ящера истощилось.

Вожузл отступил на полшага назад и закрутил меч в веерной атаке. На целую секунду он предоставил противнику возможность полюбоваться безупречной техникой владения мечом, а затем ринулся в атаку.

К этому времени Анатолий уже успел просчитать траекторию движения меча. Очевидно, Вожузл лишь понаслышке знал о боевых процессорах, иначе он не стал бы устраивать демонстрацию ловкости, пусть и короткую.

Анатолий включил все мускульные усилители и подставил под меч ящера собственный меч, скрещенный с кинжалом. Могучий удар отозвался во всем теле, поврежденный позвоночник пронзила острая боль, но временная костяная трубка, выращенная вокруг места перелома, справилась с нагрузкой.

Вожузл ткнул кинжалом, целясь в правую руку Анатолия выше локтя. Если бы не дурацкие правила поединка, Анатолий сейчас бы выпустил меч, поймал руку с кинжалом голой ладонью, а остальное было делом техники. Но правила нарушать нельзя.

Анатолий мгновенно разорвал захват, удерживающий меч противника, и широко взмахнул правой рукой, выводя ее из-под удара. Он полностью раскрылся, но Вожузл никак не мог успеть этим воспользоваться. Он и не успел.

Вожузл еще не закончил делать шаг вперед, выводящий его тело на удобную позицию для второй стадии атаки, а меч Анатолия, описав плавную дугу, нацелился в брюхо ящера. Вожузл поймал лезвие гардой кинжала, но он еще не осознал в полной мере, что такое мускульные усилители. Рука Анатолия, словно не заметив того, что удар заблокирован, продолжила движение, и матово-серое лезвие меча обагрилось кровью ящера, точно такой же по цвету, как человеческая.

Меч Анатолия оставил глубокую царапину на груди Вожузла, в последний момент ящер успел развернуть тело и превратить колющий удар в режущий. Вожузл резко подпрыгнул, его левое колено нацелилось в локоть распрямившейся руки Анатолия, а булавоносный хвост изогнулся, готовясь ударить противника по спине.

Анатолий не стал блокировать ни один из двух ударов, потому что он понял, что бой сейчас закончится. Одна сложная команда мускульным усилителям правой руки, колено ящера коснулось человеческого локтя, руку с мечом подбросило, но не вверх, как рассчитывал Вожузл, а вперед-вверх-вправо, как рассчитывал Анатолий, и острие меча вонзилось в глотку ящера, пригвоздив язык к небу.

Тело Анатолия продолжило движение руки, он врезался в мощную грудь ящера всем своим весом, но могучий хвост с булавой на конце не сломал спину человека, а всего лишь оставил на ней большой синяк в комплекте с пятью глубокими царапинами. Уже понимая, что поединок проигран, Вожузл попытался наобум достать человека мечом, но кинжал в левой руке Анатолия надежно заблокировал эту бесполезную попытку. Ящер захрипел и рухнул наземь.

Анатолий отступил на два шага, аккуратно воткнул в землю кинжал и поклонился поверженному противнику, держа руки перед грудью и охватив левой ладонью сжатый кулак правой руки. Несмотря ни на что, Вожузл был великим воином, и Анатолию было жаль, что судьба распорядилась так, что его жизнь пришлось оборвать. Завершив поклон, Анатолий поднял голову и увидел то, чего никак не ожидал увидеть.

Вожузл Млузозе стоял на ногах, в его правой руке был меч Анатолия, а левой рукой он зажимал широкий сквозной порез на нижней стенке рта. Вожузл стоял, сильно согнувшись, из приоткрытого рта тонкой струйкой сочилась кровь, но он был жив и совсем не собирался умирать! К нему спешили ящеры, должно быть, фохей-лекари.

Анатолий потянулся было к кинжалу, но заверещали волынки, и герольд провозгласил что-то торжественное. Должно быть, конец поединка. Возлувожас, Фесезл, переводчик и Якадзуно пересекли границу священного круга и направились к Анатолию. Да, похоже, поединок и вправду закончился.

– Хороший был бой, – заявил переводчик, переводя длинную и торжественную тираду Возлувожаса. – Твоя победа безусловна и неоспорима. Но почему ты не убил его? Если бы ты направил меч на четыре пальца ниже…

– Я думал, это ранение тоже смертельно, – сказал Анатолий. – Для человека оно смертельно. Я не сразу сообразил, что у вас глотка расположена глубже, чем у людей.

Действительно, с такой длинной мордой, как у ящера, можно не бояться ударов снизу в то место, где передняя поверхность шеи сливается с нижней челюстью. Это как для человека подбородок порезать. Надо было раньше сообразить…

– Это воля всесе, – сообщил переводчик. – Езойлава Овуэ предоставила вавусох Вожуза право жить дальше. Ты не виноват. Вавусо Возлувожас спрашивает тебя: что ты желаешь иметь в благодарность за помощь?

– Что-что, – пробормотал Анатолий, – тебя, что же еще? Как договаривались.

Переводчик гордо выпрямился и что-то продекламировал своим начальникам. К удивлению Анатолия, Фесезл отвернулся и начал кашлять, явно подавляя смех. Возлувожас сохранял серьезную физиономию.

Он внимательно выслушал переводчика и сказал что-то длинное и серьезное. Лицо переводчика перекосилось, он замер с разинутой пастью.

– Что такое? – спросил Анатолий.

Переводчик ответил не сразу:

– Ва… вавусо Возлувожас сказал, что с радостью отдает меня в твое владение. А еще он сказал, что ему жаль, что езузера Вхужлолв останется без дрижа.

– Как это без дрижа? – не понял Анатолий. – А Фесезл куда денется?

– Фесезл Левосе станет дрижин езузерл Шухозгр, – подавленно объяснил переводчик. – А в Вхужлолх он хотел поставить меня. Он хотел посвятить меня в сэшвуй!

– Так в чем проблема? Я посвящу тебя в сэшвуй прямо сейчас, и ты станешь командовать этой своей Вхужлолвой. Что я должен сделать?

Переводчик опустился на корточки и сказал, глядя на Анатолия снизу вверх:

– Ты должен сказать громко, четко и разборчиво следующие слова. Овузлава хева Говелойс Ратников. Гухвоэ, фас сэшвуэ!

– Не знаю, как насчет разборчивости… Овузлава… Кстати, при чем здесь моя фамилия?

– Старый сэшвуэ дает новому свое второе имя. Это как у вас фамилия, только у нас второе имя идет не по телесному родству, а по духовному.

– Получается, ты мне теперь будешь вроде как сын?

– Вроде того.

– И я должен о тебе заботиться?

– Это не обязательно…

– Это обязательно, – перебил Фесезл пока еще безымянного переводчика. – Если ты хранишь шефуэ, ты будешь беречь его. Я советую тебе, Анатолий, не соглашайся. Он будет большой обузой.

– Но мы договорились, – печально всхлипнул переводчик, и Анатолий решился. Он сказал:

– Овузлава хева Говелойс Ратников. Гухвоэ, фас сэшвуэ! Переводчик, точнее, Говелойс Ратников, радостно вскочил на Ноги, схватил руку Анатолия двумя своими и начал ее трясти.

– Спасибо, – приговаривал он, – огромное спасибо, мой файзузо, мой осу ж, мой срезойхемэ…

Фесезл и Возлувожас фыркали уже в полный голос. Почему-то они воспринимали происходящее исключительно как комедию.

– Скажи, Анатолий, – обратился Фесезл, отфыркавшись, – ты обменяешь своего евуфгов на что-нибудь хорошее? Я дам тебе за него ведро озев.

Возлувожас при этих словах фыркнул так, что чуть не подавился. Говелойс тихо зарычал, его когтистые пальцы растопырились, как у Фредди Крюгера из детской сказки. Очень похоже, над новоиспеченным сэшвузо издеваются, подумал Анатолий. Понять бы еще, как и за что…

Возлувожас выдавил из себя длинную фразу на языке Ухуф-лайм, и они с Фесезлом снова зафыркали. Говелойс выкрикнул что-то злое, Возлувожас и Фесезл начали его успокаивать, с трудом удерживаясь от того, чтобы не зафыркать снова.

– Что происходит? – обратился Анатолий к Говелойсу.

– Они издеваются, – мрачно сказал Говелойс. – Говорят, что если ты продашь им меня, они сделают меня дрижин Вхужлолк.

– Так это замечательно! Разве ты не этого хотел? Говелойс скривился:

– Фесезл предлагает издевательскую цену. Очень маленькую.

– Разве сэшвуэ можно продать?

– Сэшвуа, – Говелойс автоматически поправил Анатолия. – Против воли продать нельзя, а по обоюдному согласию можно.

Возлувожас перестал фыркать и начал говорить серьезно. По мере того, как он говорил, Говелойс успокаивался.

– Он предлагает, – сказал Говелойс, когда Возлувожас умолк, – чтобы в Олимп поехали мы вчетвером – ты, Фесезл, я и Якадзуно. А потом, когда мы будем возвращаться, а вы останетесь, ты подаришь меня вавусох Возлувожасх и я стану дрижин Вхужлолк. Это хороший выход, шефуэ не страдает ни у кого.

– Вот и замечательно, – согласился Анатолий. – Договорились. Когда мы отправляемся?

– Завтра, – ответил Фесезл. – Нам надо быстро, я и Говелойс, – Фесезл фыркнул, – должны вернуться ко дню… эээ… сулсэхла…

– Ко дню раскрытия… э-э-э… – Говелойс почему-то замялся.

Возлувожас и Фесезл снова зафыркали.

 

7

Абубакар Сингх оторвал взгляд от компьютера и посмотрел на Дзимбээ, который скромно сидел на стуле для посетителей, ожидая, когда начальник соизволит обратить на него внимание.

– Ты молодец, – сказал Сингх, – ты замечательно справился с поручением. Теперь мы можем больше не бояться оппозиции. Почти. Ты все сделал безупречно.

Дзимбээ вежливо наклонил голову и ничего не ответил.

– У меня к тебе еще одно дело, – сказал Сингх, – такое же важное и ответственное. Это касается золотого цверга.

– Разве с ним что-то не так? – удивился Дзимбээ.

– Это еще мягко сказано, – Сингх нахмурил брови. – Статуя исчезла.

– Как это? Как может тяжелая статуя исчезнуть с таможни?

– Вот это ты и выяснишь. На складе хранилась имитация-оболочка из медно-цинкового сплава, внутри хлорид бария. Имитация очень качественная, подделка обнаружилась только тогда, когда статую вскрыли. Хорошо, что у нас был большой запас начинки.

– Да уж, хорошо, – согласился Дзимбээ. – Сейчас, я понимаю, большого запаса уже нет?

– Сейчас нет уже никакого запаса. Вряд ли нам потребуется еще одна серия взрывов, но кто его знает… Короче, твоя задача – найти начинку статуи. Давай сюда какую-нибудь карту, залью тебе материалы по делу. Вот, держи. Действуй.

– Сроки? – спросил Дзимбээ.

– Позавчера! – отрезал Сингх.

Дзимбээ встал, поклонился и направился к двери быстрым шагом. Дело слишком срочное, чтобы тратить время на излишние проявления вежливости.

 

8

Якадзуно сидел на дне лодки и смотрел назад. Смотреть вперед было выше его сил – молочный туман надежно скрывал из поля зрения все окружающее, казалось, что лодка мчится не по деметрианскому болоту, а то ли по загробному миру, то ли по загадочным измерениям подпространства. Время от времени, когда Фесезл принимал решение сходу преодолеть короткий сухой участок, лодку подбрасывало вверх и начинало сильно трясти. Оба ящера и Анатолий успевали заранее подготовиться к этому и ухватиться за борта лодки, а Якадзуно не успевал. Поэтому он уселся на дно и начал медитировать.

По мере того, как лодка отдалялась от хесев Шесинхылков и приближалась к Олимпу, местность вокруг изменялась. Якадзуно не мог увидеть это своими глазами, но он чувствовал, что сухих участков становится все меньше и меньше. Если в начале путешествия лодка большую часть времени продвигалась на гусеницах и лишь изредка погружалась в воду, то теперь она мчалась по стоячей воде, как земной глиссер, и все реже замедляла ход, готовясь перепрыгнуть очередной ухаб.

– Плохое место, – сказал Фесезл. – Хорошо, что крокодилэ пугаются нашей лодки. На лвоса здесь не проплыть.

– Да, крокодилов здесь как грязи, – подтвердил Анатолий, и Якадзуно снова ощутил укол зависти. Хорошо ему, он все видит.

– Они размножаются с каждым годом, – добавил Говелойс. – Если так пойдет и дальше, вызуэ больше не смогут охотиться в болотах.

– Это вряд ли, – Якадзуно решил вмешаться в беседу. – На Земле крокодилы живут испокон века, и ничего, негры в Африке не возмущаются.

– Э, нет, – возразил Анатолий. – Если бы ты видел, СКОЛЬКО их здесь… Боюсь, наши ученые опять сели в лужу. Кролики в Австралии, крокодилы на Деметре, говорят, уже и на Гаю ухитрились завезти гиббонов. Правильно сказал какой-то древний грек – умножая знания, умножаешь печали.

Говелойс процитировал в ответ какого-то древнего философа народа Ухуфласес, и они с Анатолием погрузились в дебри философских дискуссий. Фесезл некоторое время пытался участвовать в их разговоре, но его познаний в человеческом языке было явно недостаточно. В конце концов, Фесезл отказался от попыток вникнуть в смысл разговора и полностью сосредоточился на управлении лодкой.

Якадзуно сидел на дне лодки, подтянув колени к подбородку, и смотрел в белый туман. Хорошая вещь этот туман, если вдруг захочется помедитировать. Якадзуно не хотел медитировать, но выбора у него не было – все равно занять себя больше нечем, а дорога предстоит долгая. Якадзуно придал взгляду неподвижность и направил третий глаз внутрь себя.

Через некоторое время пиликнула мобила. Надо же, казалось, что ехать еще долго, а выходит, почти приехали. Якадзуно взглянул на дисплей и увидел, что ему пришло текстовое сообщение. Оно гласило: Перезвони, если сможешь. Ибрагим.

Якадзуно набрал номер Ибрагима и нажал кнопку вызова. Ибрагим ответил после второго гудка, точнее, ответил не Ибрагим, ответило неразборчивое шипение. Якадзуно выругался про себя и поспешно активизировал защищенное соединение.

– Алло! – кричал Ибрагим в трубку, наверное, уже в десятый раз.

– Да, я слушаю, – сказал Якадзуно. – Что случилось?

– У меня проблемы. Ты где?

– За городом. Только-только вошел в зону покрытия.

– Плохо. У тебя стандартная карта Олимпа?

– Наверное.

– Найди на карте проспект Акаций.

– Сейчас. Ага, нашел.

– От тебя далеко?

– Сейчас соображу. Так, я, кажется, здесь… километров десять-пятнадцать.

– Ты можешь подъехать ко мне? Прямо сейчас?

– Наверное. А что случилось?

– Приезжай быстрее. Проспект Акаций, дом двадцать два. Постарайся не привести за собой хвост.

– Какой еще хвост? Слежку, что ли? Так ты же говоришь по обычной мобиле! Тебя наверняка уже засекли. Или…

– Нет, не или, – оборвал его Ибрагим, – мобила обычная. Я надеюсь, они еще не добрались до нашей базы данных. Если на то воля Аллаха, они нас не слушают. А если слушают, не поможет уже ничто. Я тебя жду.

– Хорошо, я постараюсь.

– Постарайся.

С этими словами Ибрагим прервал соединение.

– Анатолий! – крикнул Якадзуно.

Анатолий мгновенно оказался рядом, он вынырнул из тумана быстро и неожиданно, как мультипликационный ежик.

– Что случилось? – спросил он.

– Мобила, – сказал Якадзуно. – Мы вошли в зону покрытия. Мне пришло сообщение от Ибрагима, он просил перезвонить, я ему перезвонил, он говорит, ему нужна помощь. Он назвал адрес.

– Какой адрес?

– Проспект Акаций, дом двадцать два. Это недалеко, от нас километров десять-пятнадцать.

– Сейчас… – Анатолий вгляделся в электронную карту. – Нет, километров пятнадцать – это как минимум, а скорее, двадцать.

– Мобила на столько не берет!

– Моя не берет, а твоя берет. У тебя специальная модель для условий Гефеста, у нее чувствительность гораздо выше. Фесезл! Какая максимальная скорость у этой колымаги?

– У чего? – не понял Фесезл.

– Доберемся минут за сорок, – ответил за него Говелойс. – Ваш друг в беде?

– Да, – сказал Анатолий. – Смотри… ты умеешь читать карту?

– Конечно.

– Он здесь. Сумеешь проложить курс?

Говелойс ответил длинной фразой на Ухуфласо. Фесезл выдал короткую ответную фразу, лодка повернула вправо градусов на тридцать и увеличила скорость. Фесезл и Говелойс некоторое время что-то обсуждали, а затем воцарилась тишина, которую нарушало лишь жужжание мотора, да еще плеск воды за кормой. Такая нервная тишина часто бывает перед боем.

 

9

Когда Рамирес отправлял письмо, он думал, что получит ответ, самое раннее, к вечеру следующего дня. Он никак не ожидал, что вождь ответит немедленно, и тем более не ожидал, что ответит он не по почте, а по телефону.

– Я слушаю, – сказал Рамирес, нажав на кнопку приема звонка.

– Привет, – донеслось из телефона. – Это Саша.

– Какой еще Саша? Телефон усмехнулся:

– Багров. Я твое письмо получил.

Рамирес непроизвольно принял сидячее положение и попытался было вскочить с кровати, но понял, что ведет себя глупо, и залег обратно. Полина приостановила накрашивание собственного лица и стала прислушиваться к разговору.

– Ты молодец, – продолжал Багров. – Ты замечательно справился с заданием, теперь нам больше не грозят баррикады посреди Олимпа. Пора переходить ко второй части. Эти университетские хлыщи, конечно, редкие мерзавцы, но с ними приходится считаться. Передай Кузнецову, что он будет моим главным консультантом по всем экономическим вопросам. Нечто вроде премьер-министра.

– Простите, – перебил вождя Рамирес, – но вы уверены, что это правильное решение? Передавать в руки этого интригана такую власть…

– У нас нет выбора, – заявил Багров. – Без него нам не справиться. А насчет власти… истинная власть всегда в сердцах людей, он поймет это, когда выполнит свою задачу. А если ему повезет, он все поймет раньше, и тогда он сохранит свой пост на долгие годы. А иначе… в нашем будущем нет места тем, кто не понимает наш путь. Короче, не грузись и не мучайся совестью, сейчас для нас важнейшая задача – не допустить анархии, а о личных качествах власть имущих «будем думать потом.

– Все так плохо?

– Нет, все еще хуже. Я не буду загружать тебя нашими проблемами, потому что большинство из них тебя не касается. Я скажу только то, что надо делать тебе. Слушай внимательно, а еще лучше, включи запись. Задача первая. Создать в университете отделение братства, для начала хотя бы ячейку, а дальше как пойдет. Студенты и молодые ученые – люди увлекающиеся, сейчас под наши знамена может встать несколько тысяч новых членов.

– Большинство из них вступят в братство просто так, из любопытства, – возразил Рамирес, – а потом предадут нас при первой же возможности.

– Если все пойдет как надо, такой возможности им не представится. Да, ты прав, большинство новых членов будет бесполезным балластом, но будет и меньшинство, ради которого стоит взяться за это дело. И еще, когда люди узнают, что студенты валом валят в братство, это сыграет нам на руку. Если потребуется, организуешь утечку информации… Осознал?

– Осознал.

– Замечательно. Задача вторая. Кузнецов должен не только болтать, но и работать. И не только сам работать, но и организовывать работу всех, кого надо. Ученые должны немедленно начать генерировать советы.

– Какие советы? – не понял Рамирес.

– Полезные. Как оттянуть крах евро хотя бы на неделю. Что делать, когда на складах кончатся импортные продукты. Как компенсировать Хехсту и Брынцалову потери от перепрофилирования плантаций. Как организовать переобучение биохимиков в строительных менеджеров. Ну и так далее.

– Понял, – сказал Рамирес. – Кстати, Кузнецов просил дать ему ваш план на ознакомление.

– Обойдется, – отрезал Багров. – Пусть сами думают, на то они и ученые. Если они будут думать сами, то могут наткнуться на такой вариант, который мы не заметили. Вторая задача ясна?

– Ясна.

– Великолепно. И третья задача, до кучи. Ты скоро перезнакомишься со всеми деканами, будешь среди них крутиться, поинтересуйся невзначай, у кого какие связи среди крутых журналистов, топ-менеджеров… ну и так далее. Почти все местные бонзы учились в университете Вернадского, они могут поддерживать связи с профессорами… короче, если откопаешь что-то интересное, дай мне знать. А еще лучше – записывай всю информацию в отдельный файл, потом перешлешь. Понял?

– Понял.

– Вот и здорово. Вопросы есть?

– Пока нет.

– Будут вопросы – звони. Или, еще лучше, пиши – у меня может не оказаться времени с тобой разговаривать, ты же понимаешь…

– Да, конечно, вы сейчас очень заняты.

– Это еще мягко сказано. Ладно, успехов тебе! Багров отключился, а Рамирес еще долго смотрел остекленевшим взглядом на пустой экранчик мобилы.

– Это был… он? – тихо спросила Полина.

Рамирес рассеянно кивнул, сейчас он не мог выговорить ни слова. Он никак не ожидал, что сам вождь удостоит его личной беседой и что он представитсяпросто как Саша. Черт возьми, что же это такое творится?! Это что, получается, простой американский парень Джон Рамирес нежданно-негаданно попал в самое сердце революции? Можно сказать, по правую руку от самого вождя… нет, скорее, по левую… Вот это да! Но какая ответственность…

– Крутой ты мой, – проворковала Полина и вернулась к накрашиванию собственной физиономии.

 

10

Лодка на полном ходу приближалась к городской черте Олимпа, до первых домов оставалось около километра, когда из-за ничем не примечательной бетонной коробки выехала “Капибара” и ринулась наперерез.

– Глуши мотор, – сказал Анатолий, – нам от них не уйти. Фесезл заглушил мотор и поинтересовался:

– Враги?

– Понятия не имею, – ответил Анатолий. – Точно могу сказать одно – из “Капибары” можно выжать восемьдесят километров в час, а из твоей посудины столько не выжмешь.

Анатолий распаковал герметичный тюк с собственными вещами и начал быстро одеваться.

– Якадзуно! – сказал он. – Не тормози, одевайся.

– Зачем? – не понял Якадзуно. – Ты их стесняешься?

– А где ты собираешься прятать оружие? В заднице? Нет, пистолет лучше отдай Говелойсу. Говелойс, ты умеешь стрелять?

– Да, конечно, – ответил Говелойс, – я много играл в виртуальности.

– Зачем отдавать пистолет? – продолжал тормозить Якадзуно.

– Его не будут обыскивать, а тебя будут, – объяснил Анатолий. – Говелойс! Положи его куда-нибудь, чтобы был под рукой, но не на виду.

Но Говелойс нашел гораздо лучшее решение. Покопавшись на дне лодки, он вытащил маленький мешочек из местного аналога брезента, положил пистолет внутрь и прицепил мешочек к кончику собственного хвоста.

– Достать сумеешь? – спросил Анатолий. – Нет, показывать не надо, они уже близко. Верю и так. Что еще… Говелойс, поделись со мной парой ножей. Отлично. Фесезл! Вон, видишь, сухая кочка? Рули туда и сажай лодку на мель.

Секунд через десять резкий толчок сообщил пассажирам, что цель достигнута. Мотор умолк, и сразу стали слышны пропеллеры приближающейся “Капибары”. Еще через минуту она приземлилась метрах в пяти от лодки.

Пропеллер машины остановился, это удивило Анатолия, логичнее было оставить водителя за рулем в полной готовности. Неужели там внутри только один человек?

Водительская дверь “Капибары” поднялась, и Анатолий убедился, что предчувствие его не обмануло. В машине был только один человек, причем женщина, ее лицо почему-то было в маске, как у Зорро из мультсериала. Впрочем, понятно, почему, у нее в маске инфракрасный детектор.

– Кто такие? – спросила она тоненьким мелодичным голоском. Она пыталась говорить грубо и внушительно, но у нее не получалось.

Анатолий в последний раз перебрал в уме все возможные варианты ответа и сделал окончательный выбор.

– Группа снабжения геологической экспедиции, – сказал он. – Наркотиков на борту нет. Мы попали в аварию, неделю назад тут что-то взорвалось, наша машина перевернулась, на аварийный маяк почему-то никто не приехал, нас спасли ящеры. Я был ранен, они меня вылечили и сейчас возвращают домой.

– Где вы живете? – подозрительно спросила девушка.

– Корпорация “Уйгурский палладий”, основной комплекс.

Та часть лица девушки, которую не скрывала маска, перекосилась в гримасе отвращения. Кажется, ответ ей не понравился.

– Давайте ваши документы, – сказала она, – и езжайте за мной.

Анатолий придал лицу идиотское выражение.

– Простите, – спросил он, – я могу увидеть ваше полицейское удостоверение?

Лицо девушки перекосилось еще сильнее.

– Не можешь, – резко сказала она. – А будешь выпендриваться – получишь из пулемета. Анатолий ненатурально рассмеялся.

– У вас в машине нет пулемета, – сообщил он.

– В машине нет, – подтвердила девушка и сделала неопределенный жест рукой назад и вправо, – а вон там есть. Так что давай, двигай следом.

– Не смешно, – сказал Анатолий и придал лицу свирепое выражение. – За такие слова у нас, геологов, будь ты мужиком… – он потянулся к ящерскому метательному ножу.

– Но-но! – прикрикнула девица и потянулась к подмышечной кобуре. (Какой же дурак носит пистолет в подмышечной кобуре, а не в набедренной? Бывают, конечно, особые случаи, но не сейчас же!). – Я не шучу, еще одно слово, и вас сметут!

– Ха-ха, – издевательски проговорил Анатолий. – Слово.

Дура.

– Чего? – изумилась девушка.

– Я уже два слова сказал, а меня еще не смели. Говелойс, ты случайно не зажигал дымовые шашки?

– Пока нет, – откликнулся понятливый Говелойс, – но если надо, могу зажечь.

– Пока не надо. Ну так где же твой пулемет?

– Все, дождался, сейчас будет, – злобно прошипела девица и потянулась… да, точно, за самой обычной мобилой!

– Дым! – крикнул Анатолий и метнул оба ножа.

Первый вонзился в спинку кресла у самого лица девицы, а второй больно стукнул ее рукояткой по запястью.

Ненормальной танцующей походкой Фесезл преодолел шесть метров болотной жижи, вскочил на крыло “Капибары”, и его хвост, на этот раз лишенный каких-либо довесков, обвился вокруг шеи несчастной. Она захрипела.

Говелойс тоже все сообразил правильно. Он зажег сразу две шашки, одну из которых метнул в болото между “Капибарой” и направлением, которое указала девица, а вторую оставил на корме лодки. И тут же начал разжигать следующую пару.

Анатолий принял решение.

– Якадзуно, в машину! – крикнул он. – Да не в лодку, а в машину! Фесезл, тащи ее на заднее сиденье, Якадзуно, за руль… ах, да, ты не умеешь водить… тогда на пассажирское сиденье и доставай пистолет. Без моей команды не стрелять! Говелойс, дымовую завесу над лодкой и назад на полной скорости! Сигналом будут три выстрела в землю. Жди полчаса, нет, час, потом сваливай, скажешь всем, что ничего не получилось. Все на местах? Вперед! Говелойс, быстрее отваливай! Якадзуно, стреляй… нет… хотя больше некому… давай, стреляй, куда хочешь, два раза, только в лодку не попади, ради бога!

“Капибара” взревела мотором и выпрыгнула из грязи метров аж на пять. Странно, как Якадзуно не выпал.

– Я ничего не вижу! – заорал Якадзуно. – Куда стрелять?

– Да куда угодно!

Якадзуно сделал два выстрела, электрические пули подняли на воздух настоящий шквал кипящей грязи, и из городского квартала ударил пулемет. Отлично, нервишки все-таки не выдержали. Теперь Анатолий был уверен в успехе.

– Якадзуно, – сказал он уже спокойнее, – когда я остановлюсь, ты глушишь мотор и остаешься с девицей. Фесезл, ты действуешь по обстоятельствам. Не забывай, у людей без маски видимость ограничена, люди в маске видят все.

До границы города оставалось совсем немного. Анатолий дважды резко нажал и отпустил педаль газа, машина совершила два безумных прыжка, придушенная девица на заднем сиденье ударилась головой и застонала. Процессор сообщил, что расчет траектории завершен, и Анатолий вдавил педаль в третий раз.

“Капибара” взлетела на воздух. Анатолий открыл водительскую дверь, вскочил на сиденье и изо всей силы прыгнул вверх и вбок с криком:

– Якадзуно, за руль!

Анатолий уже не увидел, как Якадзуно отреагировал на команду. Анатолий включил все мускульные усилители и в следующее мгновение покатился по пластмассовой посадочной площадке.

Площадка оказалось более скользкой, чем он ожидал, но ему все-таки удалось остановиться, не свалившись в грязь. Анатолий вскочил на ноги, задрал голову вверх и сразу увидел то, что ожидал увидеть.

С третьего этажа на него смотрело лицо в такой же маске, как у плененной девушки. Первый выстрел Анатолия угодил этому лицу точно в лоб, три следующие пули вонзились в потолок комнаты, из окна которой оно выглядывало. Комната тут же превратилась в огненный ад. Краем сознания Анатолий отметил, что здание не достроено, а это очень и очень упрощало дальнейшее.

Впрочем, упрощать уже было нечего. Анатолий взлетел вверх по лестнице и обнаружил в разгромленной комнате два догорающих трупа и сошки от пулемета. Видать, пулемет выкинуло из здания взрывной волной, жалко. Хотя, может, ящеры его и найдут…

Через пять минут стало ясно, что в здании никого больше нет, врагов было только трое. А еще через минуту Фесезл притащил целехонький ручной пулемет, выловленный из болотной жижи. Только сошки у него отвалились, но это не важно, гораздо важнее, что в соседней луже Говелойс выловил два битком набитых магазина, а третий магазин торчал в самом пулемете. Сто двадцать патронов – это сила.