- Объект в здании, только что зашел в приемный бункер, - передал санитар по рации. Он рукой указал Каро путь следования. Однако он и без него знал куда ему следует идти. В приемном бункере было необычно мрачно. Как правило, здесь включены все прожекторы и ярче чем днем.

- Еще раз назовешь его объектом, идиот, - по рации раздался скрипучий голос Кроберг, - будешь всю жизнь медбратом работать в районной больнице. Его зовут Каро!

Слова профессорши никак не тронули Каро. Он даже не обернулся и не взглянул на реакцию санитара. Он проследовал к входу в здание лаборатории. Каро знал куда идти. Коридор встретил его сухим воздухом. Вдали слышались частые, но редкие разговоры. Это младший персонал бегал туда-сюда. За первым поворотом направо показались снующие лаборанты. Кто-то перетаскивал небольшие ящики, кто-то вез целую тележку со звенящими склянками. Много было в руках разных папок с бумагами. Среди множества голосов Каро узнал один. Это была Марина. Помощника Кроберг. Самой ее не было видно. Однако голос выдавал волнение и страх. Хотя для лаборантов, на которых она сейчас кричала, он действовал совершенно по-другому.

Как только Каро приблизился к очередной развилке, беготня на мгновение замерла в испуге. Все кто был в коридоре, увидели Каро. Он слегка улыбнулся, но поспешил скрыться с глаз и не вызывать еще большей оторопи. Он свернул налево, и у самой двери в первый холл стояла Марина. Она о чем-то разговаривала с кем-то по внутренней связи. Закончив разговор, обернулась.

- Каро! – воскликнула она и побежала к нему. Она обняла его при всех, вызвав шквал оглядок и немых вопросов. – Прости-прости-прости, я должна была тебя встретить в приемном бункере. Но эти балбесы напрочь не могут работать в авральном режиме. Пойдем!

Она развернулась и направилась к двери. Введя свой код, они открылись. После свой код ввел Каро. И тут же система по громкоговорителю объявила: «Каро в лаборатории». Это было специальное сообщение для Кроберг. Она сама попросила техперсонал сделать его, чтобы всегда знать, когда ее Каро будет в лаборатории.

- Почему профессор перенесла день рождение?  - спросил Каро.

- Ах, кто бы знал, - она всплеснула руками, они прошли мимо кабинета профессора и направились по коридору во внутренние лаборатории. – Она звонит мне сегодня утром и сообщает, что день рождения уже сегодня. Нет, ну ты представь себе что тут началось. Мы готовимся с ночи и все равно ничего не успеваем.

- Марина Владиславовна! – на встречу к ним быстрым шагом шел сотрудник лаборатории. Он был одет в защитный костюм только без шлема. – Пробы по, извлеченным ночью, мониям дали положительный результат.

По спине у Каро прошелся холодок.

- Замечательная новость. Я опасалась, что нам не хватит материала для профессора. Она будет рада, - Марина подписала бумаги и отпустила лаборанта. Он довольный собой еще быстрее убежал вперед.

- Она хочет видеть тебя, - продолжила Марина. – Она такая сентиментальная в последнее время. Наверно предчувствует большой прорыв.

Каро немного понурил голову. Он старался не слушать Марину. Она никогда не могла соблюсти меру между подхалимажем и добродушностью. Но сейчас Каро хотелось думать, что она просто заработалась и поэтому без умолку тараторила невесть что. Они свернули направо, и через пару метров Марина открыла дверь в лабораторию. Там их уже ждала Кроберг. Ее одевали три санитара. Они облачали ее в костюм сверхзащиты, который имитирует настоящую кожу. Он плотно прилегает к телу, что дает больше возможностей для маневров, не сковывая движения.

Увидев, что в дверях стоят Марина и Каро Кроберг отослала санитаров.

- Шлем я сама надену, свободны, - Кроберг улыбнулась Каро. Она раскинула руки и направилась с объятиями к нему. Он подошел к ней; они обнялись. Кроберг посмотрела на Марину и взглядом приказала ей удалиться.

- Прости меня, мой дорогой, - сказала она без наигранности, - прости что перенесла твой день рождения на три дня. Из-за этого ты на два часа меньше гулял в лесу. Прости меня, родной, - она вжалась в него.

Каро чувствовал что она как-то по-другому его обнимает. И голос ее стал добродушнее обычного. Он обнимал ее и пытался понять, что с ней не так.

- Проходи, - она отошла от него, - присаживайся. Я знала, что ты как всегда вовремя придешь и как обычно не волновалась, - она стояла в двух шагах от него и улыбалась, словно мать, увидевшая сына после долгой разлуки.

Каро прошел и сел на самое удобное место – диван, между двумя книжными шкафами.

- Тебе не терпится, я знаю, - Кроберг опомнилась и подбежала к длинному столу со стеклянной столешницей. В защитном костюме, она была похожа на балеруна на сцене без пуант. Среди множества разложенных папок она выбрала синюю и, порывшись немного в ней, достала какую-то диаграмму. Она была распечатана на длинной бумаге сложенной в несколько раз. – Вот погляди, - она вручила ему длинную «портянку». Глаза ее сияли. Казалось, что от радостного волнения она сейчас запрыгает.

Каро раскрыл сложенный лист и стал всматриваться. Это диаграмма перерождения моний в разных средах. Кроберг регулярно показывала их ему, когда они размышляли об испытаниях у нее в кабинете. Она любила делиться с ним умозаключениями и всегда рассказывала об испытаниях. Каро смотрел на график и поражался. Несмотря на то, что он был почти похож на все предыдущие (Каро помнил параметры почти всех своих испытаний) он все же разительно отличался по некоторым существенным признакам. Судя по диаграмме, ученые в лаборатории вывели монии язвы на новый уровень регенерации.

- Ты видишь то что и я? – прикрикнула Кроберг от нетерпения.

- Монии обладают невероятным потенциалом к регенерации, - выдал общую фразу Каро. Он не желал подтверждать то, что видел.

- Это мы и так знали, - Кроберг присела рядом. – Мы получили данные о том, что монии «белой язвы» способны к сверхрегенерации. Мы открыли их потенциал. Ох, Каро… - профессорша вскочила. Она размахивала руками и хваталась за голову. Она рисовала в воздухе нить ДНК и бурно изливала открытие ученых. – Если наши догадки верны, то монии «белой язвы» способны не только на регенерацию поврежденных клеток и тканей организма хозяина, но и регенерировать ткани чужеродного организма.

Каро смотрел на Кроберг и на диаграмму. А по спине у него бежали мурашки, покусывающие холодом все его тело.

- Самое смешное, что мы сумели это убедительно доказать только благодаря новому виду моний, - Кроберг сделал тон загадочным, напрашиваясь на вопрос.

- Что за новый вид?

- Я рада, что в тебе не угасла жажда познавать, - она прижала руки к груди. – Ты с самого детства был таким любознательным. Ах, - она дотронулась руками до висков, - новые монии, новый вид, он очень агрессивен, но на удивление спокоен. Мы получили этот образец два дня назад. Поместили в среду и о чудо – пошла реакция! Но чистые монии достаточно редки тебе ли не знать, мой мальчик, - она подбежала к Каро и ткнула в диаграмму. – Смотри: эту реакцию нам удалось записать лишь с четвертой попытки и то, длилась она пятнадцать секунд. Варварство! – Кроберг сжала от злости кулаки.

- Но ведь для ученых и этого должно быть достаточно, - Каро протянул диаграмму профессору. В вопросе чувствовалась надежда, но на этот вопрос он мог вычислить ответ сам.

- Нет, мальчик мой, - Кроберг наклонила голову, она то обнимала себя, то держала руки в молитве, словно не зная куда от них деться, - ты же знаешь, что нам нужны идеальные результаты. А их можешь дать только ты.

Каро нарисовал искусственную улыбку.

- Ты рад, - профессорша припала к нему и обняла, - ох, как я рада. Ты не осуждаешь меня. Боже, я так рада. Ты же знаешь какой ты у меня особенный? – она посмотрела ему в глаза и вновь обняла. – Ты особенный, ты самое потрясающее открытие в моей жизни. И у меня есть главная новость для тебя, - Кроберг отстранилась от Каро. – Я нашла все же способ как обойти эгоцитарную систему язвы в твоем мозгу и блокировать память. Теперь ты не будешь мучиться оттого, что помнишь все эти ужасы.

Она обняла его и, гладя по спине, то и дело приговаривала, что он ее удивительное открытие. Каро смотрел куда-то вперед. Он изо всех сил пытался сдержаться и не дать эмоциям взять верх. Как долго он оттягивал этот момент, как долго настаивал на том, что воспоминания не мешают ему жить. Но у Кроберг не раз возникала идефикс, которая должна была непременно воплотиться.

- Ты какой-то молчаливый сегодня, - Кроберг встала и отошла на пару шагов.

- Не спал всю ночь, профессор, - извинялся Каро. – А вы не боитесь, что блокада эгоцитарной системы может изменить…

- Твою личность? – перебила она.

Каро кивнул.

- Честно мне все равно кто внутри тебя, милый, - она старалась быть искренней и доброжелательной, - главное чтобы память не причиняла тебе боли.

- Я постараюсь не измениться, - Каро понял,  что профессор все решила и не намеренна отступать. Это еще одно лабораторное испытание – воздействие на самый мощный нейроцентр монии.

Кроберг улыбнулась, сделала вид что вытирает накатившуюся слезу. Она подошла к приборной панели и вызвала санитаров. Через минуту в помещение зашли два санитара.

- Я рада, что ты понимаешь всю важность предстоящих дел, - Кроберг складывала волосы в узел, - нам предстоят большие открытия. Ступай, готовься.

Каро встал с дивана и подошел к двери. Один из санитаров открыл ее и Каро направился в главную лабораторию. Он шел впереди, санитары сзади. Дорога ему была известна лучше любого из работающих здесь. Каро знал каждую стену, угол, поворот. Не было для него тут секретов и тайн. Каждая запертая дверь когда-то открывалась для него и не раз. Он не знал другого мира, он его не помнил как не пытался вспомнить. С самого раннего детства, когда детям положен теплый и мягкий пол детских садов, Каро шлепал босыми ногами по холодным лабораторным полам. Он – первый житель резервации – он объект номер три. Каро шел по направлению ко второму холлу. Чем дальше они заходили, тем спокойнее был персонал. Никто почти не обращал внимания на Каро и на двух санитаров, сопровождающих его. Именно они видели Каро чаще других. Они были участниками всех его перерождений и частью его жизни в Деревне. Каро знал всех по именам. Некоторых он знал годами и с ними он даже находил общие интересные темы для долгих бесед. Кроберг нравилось что мальчик, легко адаптируется и не мешает, даже помогает ей. Она разрешала персоналу общаться с ним. Некоторые лаборанты, ученые и даже именитые профессоры обучали его своим знаниям. Каро умело сочетал в себе идеального ученика и подопытного кролика.

Они свернули налево. В конце коридора находилась лестница на первый уровень главной лаборатории. Святая святых – как называла ее Кроберг. К горлу Каро подступил ком. Мускулы на лице дрогнули и ноги стали похожи на ватные палочки. Неожиданно Каро оступился. Нога вдруг подкосилась и он начал заваливаться. Но санитары сработали четко. Они успели подхватить его. Каро отделался испугом. Его сердце бешено колотилось. Рот с жадностью хватал воздух.

- Каро что случилось? – встревожено спросил один из санитаров. Они усадили его на ступеньку. Пытаясь дать отдышаться парню. Беспокоились они больше не за него, а за себя. Ведь если с ним что-то случиться, то Кроберг снимет с них головы.

Каро пытался отдышаться.

- Нормально все, - сказал он между глубокими вдохами. – Сейчас все пройдет, дайте пару минут.

Санитары вздохнули свободно. Они отгоняли снующих лабораторных, заставляя их проходить мимо на цыпочках.

- Я говорил, что лучше на лифте, - санитары переговаривались между собой. Каро не вмешивался и не хотел облегчать их участи. Когда-то он сам попросил Кроберг, чтобы ему пешком позволили доходить до главной операционной. Это позволит разогреть кровь в жилах и справиться с волнением.

Отдышавшись, Каро встал и направился дальше вниз. Нужно было пройти еще несколько пролетов, прежде чем они окажутся в фойе второго уровня главной лаборатории. Впереди длинный коридор, в самой дальней его части можно было различить большие створки главного зала операционной. Венчал его большой стеклянный купол. Через него желающие и заинтересованные наблюдали за ходом операции. Несмотря на то что очень часто смотровая была закрыта, Кроберг в минуты своего триумфа давала особое распоряжение и лаборанты, ученые-практики, профессора и даже охрана толпились на смотровой площадке. Каро с санитарами свернули на перекрестке направо. Им предстояло по непрерывно поворачивающемуся длинному коридору обогнуть половину внутреннего комплекса, чтобы оказаться в лифтовом холле. Каро шел уверенней. Он не ожидал от себя предыдущего падения, и повторять такого ему очень не хотелось. Через несколько минут они вышли к холлу. Слева, напротив лифта, за большими двустворчатыми дверями находилась малая лабораторная комната, где готовили пациентов. Один из санитаров открыл своим кодом дверь.

Внутри Каро уже ждали пять лаборанток, в защитных костюмах, они были ему знакомы. Переступив порог, он поздоровался, как делал это всегда. Девушки сразу оживились. Они радостно приветствовали его. Ведь минуты долгого ожидания наконец-то завершились. А раз он здесь, то у них уже 57 минут на подготовку. Лаборантки засуетились.

- Пойдем, - старшая из них, Ольга Арно, взяла его за руку и проводила до кровати-каталки, - раздевайся. Ее миловидный голос выдал ее смущение. Она отвернулась за лекарствами и немного отошла. Каро полностью разделся и лег на кровать. Тем временем девочки-лаборантки принялись делать уколы, брать последние анализы, втыкать датчики. Некоторые из них были очень болезненными. Их втыкала Ольга и каждый раз она извинялась за причиненную боль. Каро снисходительно улыбался.

- Что меня ждет? – сухо спросил он.

- Кроберг затеяла что-то большое, - Ольга сверяла показания с данными, присланными из верхней лаборатории. – Запросили тройные дозы и порции всех препаратов. Биоматериалов больше обычного и танкеров для наполнения.

- Ясно. Большой бенефис профессора. Реквизит подан, - Каро закрыл глаза. Некоторые из лекарств стали действовать. Они расслабляли его мышцы и костные жилы «белой язвы».

Ольга оглянулась проверить не смотрит ли кто, после чего наклонилась к уху Каро и прошептала:

- Я сделала концентрированное обезболивающее, оно поможет, - она отошла от кровати за следующим прибором.

Каро услышал ее, но не подал вида. Ольга была одной из не многих неравнодушных к тому что делает Кроберг. Лаборантка Арно хоть и была старшей над остальными и Кроберг считала ее наименее тупой, все же не считала ее кем-то значительным. Как и все Ольга была лишь тенью, полезной, не мешающейся и безропотной. Здесь все были такими. Светить или не светить кому бы то ни было здесь решала только Кроберг. Но, несмотря на пристальный взор видеокамер и системы слежения, Ольга всегда находила слепую зону чтобы подкормить Каро или вколоть дополнительную дозу снотворного. Она была смышленая и незаметно для всех делала свои растворы более действенными, увеличивая в них концентрацию обезболивающего. И после того, как Каро услышал ее заботливые слова, ему стало спокойнее. Дрожь в теле и взволнованное сердце они не успокоили, но вселили надежду.

Час, отведенный на приготовление Каро к операции, почти истек. Кроберг уже спустилась в главный зал. Ее командный голос был слышен четко. На втором уровне главной  лаборатории объявили желтую степень опасности. Это значило, что над зараженным «белой язвой» началась операция. Всем сотрудникам, работающим на втором уровне, надлежало облачиться в защитные маски. А внешние ходы главного зала лаборатории и его комнат блокировались. Всем кто задействован в операции, а это двадцать человек могли перемещаться только по залам главной операционной лаборатории. Тем временем жизнь на верхних уровнях комплекса замерла. Многие желали понаблюдать за главным событием года. Все профессора, некоторые лаборанты сидели на почетных местах. Другим же, не входившим в когорту важных персон достались стоячие места.

Двери подготовительной лабораторной отварились и в главный зал ввезли каталку, на которой лежал Каро. Десятки глаз любопытных тут же уставились на зараженного. Сотни мыслей обрушились на него. Каро поморщился. Усыпляющие препараты действовали, но они не могли заглушить воздействие микроволн мыслей. Датчики на стенах лаборатории мгновенно засияли ярко-зеленым. Все посмотрели на Каро. Он по-прежнему морщился.

- Видимо он пытается заглушить мысли любопытных, - Кроберг посмотрела наверх и кулаком погрозила персоналу наверху. Хоть профессорша не знала как помочь Каро, но сама не ведая, она на мгновение сбавила поток мыслительных волн и Каро сумел оградиться от них. Датчики потускнели, но сохраняли зеленый окрас. Кроберг была спокойна.

Она подошла к Каро. На ее лице сияла светлая улыбка. Она гладила его по голове и рукам. Осматривала датчики, перепроверяя надежность их крепления.

- Скоро все начнется, дорогой мой, - она смотрела в его глаза. Он – в ее. Она любила его сейчас и дарила всю свою нежность. Но глаза Каро не могли передать его эмоций. Они беспомощно тонули в ее взгляде. Медленно моргая, Каро перевел взгляд на купол.  Все вокруг плыло. Он плохо различал речь. Скоро он полностью погрузится в искусственный сон.  

Медсестры суетились вокруг островка, на котором лежал Каро, и подключали и переподключали к нему датчики. Требовалось установить также защитный биоконтур от непроизвольных выбросов «язвы». В тело Каро втыкали двенадцать шлангов, по всему телу, по которым подавался раствор расщепляющий секрет монии. Тем самым, когда рефлекс самозащиты заставляет вырабатывать антитела монии, в борьбу с ним вступает раствор-расщепитель. Так нейтрализуется сила монии – ее иммунная система. Почти все было готово к операции. Хирурги последний раз проверяли инструменты: молотки, пилы, лазеры. Все было в идеальном состоянии. Анестезиолог Валерий Васанов следил за уровнем погружения Каро в сон. Но вот уже пятнадцать минут показатели находятся на прежнем уровне. Анестезия сработала не до конца. Васанов перепроверил соединения датчиков и подачу раствора. Все в норме. Показатели не меняются – Каро лишь частично погружен в сон.

- Валера?! – грозно произнесла Кроберг. Она по-прежнему сидела рядом с Каро и видела, что он в сознании.

- Не понимаю, он должен был быть уже без сознания, - оправдывался анестезиолог.

- Значит, кто-то напортачил? – рычала Кроберг, осматривая лаборанток и медсестер. Те пытались спрятаться за спинами врачей.

- Не может быть, - Ольга Арно подала голос. Она была у приборной доски и внимательно смотрела на показатели. – Анестезию делал Валерий Ирисович. Ошибки не может быть. Дело в другом.

Кроберг смотрела на одурманенного Каро и нежно гладила его голову.

- Что же с тобой?

- Быть может маленькая доза? – рассуждал анестезиолог.

- Доза, как и положено, в три раза концентрированнее чем в прошлом году, - возразила Ольга.

- Значит, что-то изменилось, - предположил один из хирургов. Это был Олег Карцев, первый хирург лаборатории.

Кроберг посмотрела на него. Она подошла к приборам.

- Да, ты прав, - Кроберг понурила голову. И посмотрела в сторону Каро. – Его организм почти полностью переродился. А это значит, что лекарство усыпляет лишь его человеческую сторону.

- И что же ты предлагаешь делать? – Карцев стоял, облокотившись на стол с приборами.

- Три дня назад мы брали анализы, и организм адекватно реагировал на анестезию, - добавил Васанов.

- Значит, за эти три дня что-то изменилось! – крикнула Кроберг. Она сжимала руки в кулаки и медленно расхаживала между столами. Едва различимые слова вылетали из уст. Она взмахивала руками в воздухе. Вдруг останавливалась, смотрела со злостью в глазах куда-то вдаль. И снова ходила. – Значит, будем резать так.

Воздух замер на мгновение. Хирурги смотрели на Кроберг. Они еще надеялись, что она высказала это просто как предположение, как вероятность и вот-вот исправится.

- В смысле так?! – не выдержал анестезиолог.

- Именно, - но Кроберг уцепилась за идею. Он всплеснула руками. – Именно! Вы не видите. Это все свойства монии. Уникальные свойства, - профессорша медленно подходила к каталке и руками по воздуху объясняла свою идею. – Три дня назад организму носителя ничто не угрожало. И нейроцентр «белой язвы» был усыплен. Однако сейчас этого не происходит. Смотрите на показатели, - Кроберг указала на мониторы. – Мы редко обращали внимание на то, что в момент операции в организме больного резко увеличивается железистые афирмации с мониями в ядре. Мы считали что это лишь реакция организма на стресс. Но именно они разжижают раствор анестезии. Смотрите, - Кроберг смеющимися глазами показывала на мониторы, - железистых афирмаций в полтора раза больше чем поступающий раствор анестезии.

- Мы увеличим скорость и концентрацию, - предложил Васанов.

- Да, давайте, - наигранно рассуждала профессорша, - опыт. Но смею предположить, что афирмаций станет еще больше.

- Все же мы попробуем, - Ольга подошла к танкам с растворами анестезии.

Несколько медсестер помогали ей. Они быстро сделали концентрат усиливавший действие анестезии и ввели в общий сосуд с раствором. После чего увеличили скорость поступления жидкости по трубке, введенной в вену.

Все внимательно смотрели на мониторы. Лекарство начинало действовать. Его становилось в разы больше. Но не прошло и минуты как концентрация железистых афирмаций выросла в три раза. Приборы подали предупредительный сигнал.

- Ха! – воскликнула Кроберг. – Афирмаций стало не только больше, но возросла их агрессивность – они нейтрализуют вашу анестезию.

- Как же так? – поражался анестезиолог.

- Вот так. Это ведь чудо ребенок… - Кроберг смотрела на Каро. – Надо резать так.

- Ты предлагаешь резать человека, который не погружен в сон, - Карцев взял в руки автоматическую пилу, - ты выжила из ума?

- Если мы не начнем резать сейчас, то через два часа он может уже полностью проснуться, - Кроберг стояла рядом с Каро с разведенными в стороны руками.

- Не слишком ли много ты на себя берешь, Елена, решая все за этого человека? – Карцев стукнул пилой по столу.

Кроберг посмотрела на ворочавшегося Каро. На ее лице появилась едва заметная улыбка.

- У меня есть право крестной матери решать за него, - она посмотрела на хирурга, - и он не человек, - она выдержала паузу, - приступайте.

Все стояли. Что-то держало их на своих местах. Первым двинулся Карцев. Он вышел из-за стола и пошел к столу, где лежал Каро. Хирург приказал медсестрам закрепить руки и ноги больного. Анестезиолог, не зная что ему делать, попятился назад, пока не наткнулся на стену. Лаборантки и другие врачи стали готовить инструмент. Они встали вокруг пациента плотным кольцом. Помощники-санитары направились в биохранилище за материалами. И лишь старшая лаборантка Арно заметила, как из глаз Каро текут слезы.

Карцев сделал первый надрез. Каро дернулся.

- Крепче свяжите, - приказал он.

Остальные хирурги ассистировали. Сверху спустился рукав роботизированного ассистента. Хирург схватил лазерное лезвие. Посмотрев на Каро, он приказал всем ассистирующим крепко держать тело. Раздался тихий писк лазера. Через мгновение закричал Каро. Он кричал так громко, что его крик слышали даже за куполом. Датчики на стенах то и дело вспыхивали ярко-зелеными всполохами. Кроберг приказала санитарам засунуть Каро кляп. Через несколько минут адский крик Каро сменился на вой, который не могла сдержать тряпка. Он пытался пальцами ухватиться за что-нибудь. Его тело давало команды ногам вырваться, но несколько человек держали его, ощущая огромную силу его мышц и давление крови в жилах.

На лбу Карцева проступил пот. Но он не мог его вытереть. Надрез был завершен. Теперь нужно было раздвинуть ребра. Хирург протянул руку за инструментом. Медсестра вручила его.

- Повысьте уровень подавителей, - командовала Кроберг.

Хирург вставил инструмент в образовывающуюся щель. Ассистенты навалились на руки и ноги Каро. Карцев задал угол разворота и инструмент начал разводит ребра. Казалось, что глаза Каро вот-вот лопнут от боли. Слезы бежали ручьем. На коже обильно проступал пот и непонятная белая жидкость. Через несколько минут он потерял сознание. Все вздохнули. Когда же грудина была открыта, все забыли про Каро. Перед ними предстала удивительная картина. Кроберг принялась осматривать органы. В том году они пересадили Каро второе сердце. И сейчас они видели, что оно полностью поглощено мониями «белой язвы» и полностью функционирует. Однако оно не срослось с родным сердцем Каро, а располагалось в тканевой сумке рядом. Легкие были трансформированы так, чтобы у второго сердца было место, где ему нормально функционировать. Сами легкие приобрели бело-сероватый оттенок. Место, из которого была удалена большая часть легкого, зарубцевалось новообразованием. Врачи брали из этого места пробы для анализов. При дальнейшем осмотре легких, было установлено что они существенно сократились в объеме и стали плотнее. Структура их в несколько раз усложнилась и стала представлять собой многослойную губку. Причем каждый слой был отделен от другого тонкой мембраной.

Кроберг же заинтересовалась возможностью нового сердца. Как оно устроено и почему оно не отображалось при ультразвуковом исследовании как опухолевое образование. Профессорша совещалась с коллегами о возможности временной трансплантации сердца в другое тело. Однако существовал риск потерять второе сердце. Исследователи не могли окончательно сделать вывод о зависимости сердца. После получаса споров и обсуждений было решено провести временную трансплантацию, но в конце операции. Когда все основные задачи будут выполнены.

- Он приходит в себя, - раздался испуганный голос Ольги.

Кроберг подбежала к Каро.

- Боец, - она погладила его по лицу, как мать гладит сына, - лучше тебе еще поспать, - произнесла она нежно и тихо, чтобы никто не слышал.

Карцев вопросительно смотрел на Елену.

- Продолжайте, - тихо утвердила она.

Хирурги отошли в стороны. Настало время медсестрам подсоединить к телу Каро еще катетеры для отвода секрета монии. Ольга Арно ставила главный катетер в шейном отделе. Тут находился один из основных узлов скопления секрета монии. Ольга внимательно смотрела на то, как другие медсестры вставляют и подключают катетеры. Их лица были подавлены, на некоторых читалась брезгливость. Арно готова была вцепиться в каждую, кто сделает неловкое движение и причинит ее пациенту дополнительные страдания. Через несколько минут все было готово. Дополнительные танкеры для чистой монии были установлены. Как только секрет начал в них поступать заработала центрифуга для отделения его от крови.

Двери коридора из криохранилища шумно распахнулись, заставив одернутся всех в зале. Санитар выкатил стол-каталку, на котором лежало бледное тело Павла. По всему его телу проходили глубокие рубцы. Такие же появляются у яблок, когда они высыхают. Тело выглядело старым и очень хрупким. Никаких отметин белой язвы. На грудине Павла находился длинный шрам от операции на сердце.

Медсестры обработали левую руку Павла. К столу подошел ассистент Карцева Антон Сибур. Он вел за собой лазерный нож. Подойдя к телу, он прощупал руку. Многозначительно хмыкнул. Подозвал двух медсестер и нажал на кнопку «пуск» лазерного ножа. Через несколько минут он отрезал от тела руку до локтевого сустава. Перенеся руку на другой стол, Сибур принялся «раздевать» руку, разрезая на куски сморщенную кожу. Там где поражение тканей было глубоким, Сибур аккуратно вырезал мышцы. Аккуратно и неторопливо, стараясь не задевать нервных узлов монии. Их был не много, но располагались они в разбросанном порядке. Хирург несколько раз выругался, вспоминая руки Каро, то что его узлы находятся в идеальном состоянии и расположены  строго в определенных местах.

Анестезиолог Васанов уже вводил усиленный раствор, который должен был расслабить мышцы Каро. Карцев радостно воскликнул возможности заняться руками Каро. Он аккуратно вырезал на левой руке все белые ороговевшие участи белой язвы. Они сразу пошли на стол к Кроберг, которая изучала их тканевый состав. Ей ассистировала Марина. Она принесла из криохранилища биоматериалы. Кроме прочего на контейнерах большими буквами значилось: «Эльза». По лицу своей начальницы Марина поняла, что та очень довольна. Напряженная улыбка и легкий прищур глаз выдавал несказанную радость от того, что она видела в микроскоп.

Тем временем Карцев разрезал мышечную ткань, добрался до узлов монии и аккуратно извлек их. Они напоминали белые мохнатые комочки. Хирург уже не обращал внимания на Каро. Рука лежала недвижима, как бы Каро не старался ее отдернуть. Его боль тонула. Он старался не открывать глаза, чтобы яркий свет не бил по ним. Мысли о врачах, хирургах и инструментах он пытался проглотить, задушить, заглушить другими мыслями. Но каждый раз новый укол скальпелем, новый разрыв мышц пронзал его мозг. Раздавался протяжный и режущий крик. Но кляп душил его. Он скулил и всхлипывал. По щекам стекали слезы. Они нескончаемым потоком обжигали их, оставляя едва заметную белую дорожку на лице.

Через два часа хирурги разрезали ноги Каро. Они внимательно изучали строение тканей то и дело восклицая от увиденного. Мышечные ткани год от года становились сложнее для оперирования. Они походили на плотные куски тканей сплетенных сеткой. Хирурги отрезали целые куски мышц и трансплантировали в тело Павла. Взятые образцы тканей они пересаживали Каро. Венцом всего этого стало трансплантация части органов Каро в тело Павла и наоборот. Хирурги пришили правую ступню к ноге Каро, предварительно отрезав его собственную. Левая рука Каро была пришита к телу Павла. А его высохшая и сморщенная была пересажена Каро.

Напряженное лицо Карцева выдавало усталость. Но вместе с тем он был весьма доволен. Он выверял каждое движение и вживлял нервные узлы монии в новую руку Каро, сшивал их с нервными окончаниями его тела. После, ассистенты Карцева занялись сшиванием сосудов.

Кроберг внимательно следила за своими врачами. Каждый раз, когда один из них на что-то ругался, она как гарпия оказывалась рядом. Для нее было важно проконтролировать: не повредили ли они тканей, не испортили ли образцы. После чего она осматривала контейнеры, где накапливался секрет монии, и возвращалась к столу, где проводила новые тесты с поступающими биоматериалами.

На закате хирурги приступили к голове Каро. Кроберг осуществляла непосредственное руководство. Медсестры обрабатывали голову химическим раствором, который сжигал верхний слой кожи. Это было необходимо для того, чтобы стали видны заросшие рубцы от предыдущих разрезов. Каро начал мотать головой из стороны в сторону. Медсестры испугавшись, отступили. Кроберг закричала на них, назвав надоедливой мошкарой.

Весь персонал получил передышку. Раствор будет действовать еще около пятнадцати минут. Медсестры поспешили удалиться в соседние комнаты. Каро продолжал мотать краснеющей головой. Раствор действовал. Остальные врачи сосредоточились возле столов с образцами. Они оживленно обсуждали полученные результаты. Почти никто не оборачивался и не смотрел на хлюпающего носом Каро. Даже любопытствующих за куполом, коих стало многим меньше, больше обращали внимание на врачей и безжизненное тело Павла.

Ольга вместе со своей подругой Инной, которая осталась рядом из-за сострадания к ее переживаниям, бережно обрабатывали швы Каро. Каждый резкий всхлип или писк заставлял сжиматься сердце Ольги. Она аккуратно просовывала трубочку ему в рот. С ее помощью Каро потихоньку пил воду. Ей хотело погладить его по голове, дотронуться, чтобы он почувствовал ее тепло. Но резкий возглас Кроберг быстро вернул ее мысли в пределы операционной.

Кроберг брезгливо махала рукой на лаборанток, отгоняя их. Лицевые хирурги настояли на том, чтобы им сначала дали спокойно сделать их дело. Профессорша не возражала. Медсестры суетились вокруг врачей, подавали инструменты. Несколько врачей старались крепко держать голову Каро пока другой осторожно высверливал отверстия для держателей. Каро как мог сдерживался. Он не хотел усложнять и тормозить процесс. Но боль была сильнее. И несколько раз он дернул головой, заставив выматериться от испуга врачей. Когда все отверстия были готовы, в них ввинтили болты, которые закрепили голову в одном положении. Каро вздохнул с облегчением. Он смотрел на Кроберг и врачей наклонившихся над ним. Он вспоминал слова Кроберг, сказанные перед операцией, прокручивал все дни, что мог вспомнить. Каро вспоминал каждую деталь, через боль и стоны, он осматривал старые знакомые места Деревни. Вновь пытался вспомнить ощущения прикосновений, голоса друзей. Он не хотел с этим расставаться и как можно сильнее старался выжечь эти воспоминания в мозгу. Ему мешал яркий свет. Он сильно бил из-под купола. Каро закрыл глаза.

Химический раствор прекратил действие. Медсестры обработали кожу успокаивающими мазями. Темно-синие рубцы хорошо виднелись на обожженной коже подобно линиям маркера, специально наносимых хирургами перед операцией. По овалу лица шел самый широкий шрам. С него хирурги и преступили. Каро слегка дернулся. Он стиснул зубы и всеми силами терпел. Хирурги продолжали. Они разрезали лицо на небольшие участки. Сделав круговой разрез по контуру, они шли по рубцу, разделявшим лобную часть пополам. Дальше вниз вокруг глаз и носа, по скулам и подбородку. Из разрезов стала выделяться кроваво-белая жидкость. Это секрет монии, смешанный с кровью. Кроберг велела собрать все до последней капли. Этим занималась Ольга с напарницами. Они подбегали сзади и, стараясь, не мешать хирургам, собирали драгоценную жидкость для исследований.

Взяв щипцы, врачи медленно цеплялись ими за кусочки кожи и, разрезая сцепление с мышцами, снимали их с лица. После того как на нем не осталось ни одного участка кожи, хирурги продолжили с головой. Также по рубцам они разрезали на равные участки кожу головы и осторожно сняли ее. Аккуратно срезав кожу, хирурги обнаружили, что череп покрыт сложной сетью мышечной ткани. По сравнению с прошлым годом, она уплотнилась и стала невосприимчива к легким порезам. Кроберг рассматривала красные нити мышц с белыми прожилками и поражалась своей дальновидности. Она хотела сохранить тканевую структуру, строго настрого приказав не травмировать мышцы. Хирурги с усталостью смотрели друг на друга. Но Кроберг не желала иных мнений. Ей нужно было добраться до мозга, но и уникальность мышечной структуры ей представлялась очень перспективной для исследования. Что будет с мышцами через год. Она уже строила планы и решала, как распорядиться подросшими клетками мышечных тканей Каро.

Когда хирурги сняли мышечную прослойку, Каро потерял сознание. Выяснилось что в некоторых местах мышцы, а именно их белые жилы крепко цепляются в череп. Сканирование показало, что они проходят через черепную коробку внутрь. Перед вскрытием черепа Кроберг убедилась, что медсестры успевают готовить кожу Павла и Эльзы к пересадке. Ольга Арно с безразличием ответила, что как и всегда сбоев не будет. Кожу с мертвого лица Павла уже почти полностью срезали. А те части, что принадлежали Эльзе, размораживались в специальных контейнерах.

Кроберг убедилась, что все в порядке, и принялась наблюдать за вскрытием черепа. Для этого использовался лазерный нож со сверхмощным лезвием. Черепная кость Каро была крайне устойчива к повреждениям и год от года больше твердела. По мнению Кроберг это происходило из-за хирургического вмешательства. Организму необходимо было как-то восполнить недостаток надежности кости, и он усиливал его кальциевую структуру, усложняя из раза в раз. Но, несмотря на все усилия организма, хирурги вскрыли череп. На это им понадобилось на двадцать минут больше обычно, удивлялась Кроберг. Она стукнула Карцева по плечу. Тот недовольно отошел.

Перед врачами был венец творения «белой язвы». Удивительный серо-белый мозг Каро. Он был поделен на восемь частей, по четыре в каждом полушарии. Сверху находилась так называемая мозговая сумка. Она была амортизационным слоем между черепом и мозгом, оберегая его от падений и сотрясений. Между тем, она была пронизана нервными окончаниями мозга, что по предположению лабораторных исследователей означало умение мозга контролировать амортизационный слой. Однако из-за ее недостаточной развитости, это невозможно было проверить. Ученые ждали подходящего момента. Сейчас же их интересовали образцы тканей мозга, которые они пересадили Каро в прошлом году. Сканирование мозга до операции показали, что пересаженные участки полностью ассимилировались. Через несколько минут нейрохирурги убедились в этом сами. Удивлению их не было предела. Они потрясали руками и кричали: «Потрясающе!». Каро медленно приходил в сознание. Кроберг засуетилась. Она приказала лаборанткам немедленно принести раствор, который она лично приготовила для подавления памяти Каро. Нейрохирурги аккуратно пробирались через изгибы отделов мозга к эгоцитарному центру монии в мозгу.

Кроберг взяла ампулу у лаборантки и поместила его в тонкий автошприц. Нейрохирурги тем временем делали надрезы в мозге, что позволит раствору агрессивнее усвоиться. Через несколько минут все было готово. Кроберг передала шприц с тонким и длинным кончиком нейрохирургу и поспешила к приборам. Вещество быстро заполняло надрезы в мозге, и создавала вместо них новые связи. Новые ростки агрессивно захватывали участки в эгоцитарных клетках. Каро взвыл. Он дернулся, широко открыл глаза, изогнулся. Врачи и все кто находился рядом были потрясены. Его тело было напичкано несколькими литрами мышечных и костных подавителей. Голова, прикрученная болтами, скрипела и трещала в местах креплений. Датчики светили ярко-зеленым. Раздался сигнал тревоги. Приборы звенели наперебой. Врачи жались друг к другу и прижимались к стенам, лаборантки и медсестры прятались за их спинами. Как вдруг все вокруг содрогнулось, словно их ударило мощным потоком воздуха. Тело Каро резко дернулось. Несколько датчиков на стенах с треском лопнули; посыпались осколки. Раздался крик. Персонал проверял: не повреждены ли костюмы. Тело Каро медленно опустилось на стол. Глаза его были закрыты. Он был без сознания. Первым к нему подбежала Ольга. Она открыла ему глаза, чтобы осмотреть их состояние. Зрачки сильно завалены назад. Дыхания нет, пульс отсутствует. Она закричала: "Он умирает!" Кроберг, все это время стоявшая за приборами, широкими глазами смотрела на Ольгу, словно не слыша ее. Арно крикнула медсестрам. Те подбежали, таща перед собой ящики с электростимуляторами. Подключив их к сердцу, они начали реанимировать его. Удар! Еще удар!

- Стойте! – крикнула Кроберг.

Все смотрели на нее. Она что-то говорила, было видно как шевелятся ее губы. Но никто не мог понять о чем она.

- Может, дать ему умереть? – пробормотала она.

- Он же ваше детище, - Арно не верила услышанному.

- Это же твое чудо, - поддержал Карцев. Он подошел к Кроберг и взял ее за руку. – Приди в себя. Зверя всегда можно убить.

Кроберг закивала. Она скомандовала прекратить подачу подавляющих растворов и начать их выведение. В самое большое сердце вкололи адреналин, а в малое стали ритмично подавали разряды тока, заставляя сердце искусственно качать кровь. Когда уровень подавителей в организме стал снижаться, адреналину удалось  вступить в реакцию с секретом монии. Сердце Каро вновь забилось самостоятельно.