Близился полдень. На площади заканчивалась тренировка Каро с деревенскими. Тихие на эмоции, зараженные выстроились по десять человек. Шесть групп стояли перед своим учителем полукругом. На площади раздавался лишь его голос. Каро говорил много и часто, но не громко, уважая покой ночных первого и второго кругов. Их жителям был положен крепкий сон. И за его нарушение тишины следовало жесткое наказание. Поэтому даже любящие припираться со старостой всегда стороной обходили эти круги днем.
Анне было видно лишь часть большого сборища. Через прозрачную стену она видела, как деревенские сгибаются в разные позы, принимают стойки, медитируют, слушая дурманящий голос Каро. Главный цветовод не одобряла подобного. Свою силу она черпала в уходе за своим зеленым замком. И пусть у этой крепости стены были прозрачными, но по прочности они не уступали камню. И все же однажды и Аня обратилась к Каро за помощью. Это произошло около восьми месяцев назад. Тогда у Анны произошел эмоциональный взрыв на фоне введенных в ее организм активаторов. Несмотря на синюю бирку, Анна представляла не меньший интерес для изучения, чем те, у кого бирка эта была красной. Ее развитие «белой язвы» было на самой последней стадии. При этом электрохимический потенциал был равен нулю. Поэтому в ее кодировке после цифры 12 отсутствовал буквенный индекс.
- Душенька, мне бы для сна, - к столу, за которым суетилась Анна, подошла Вероника Сергеевна.
Она была старше всех в резервации. Некоторые злые языки называли ее за глаза полу призраком или бабушка-соня с клюкой, за то, что старушка передвигалась крайне тихо и незаметно. На сильно помятом белом платье висела синяя бирка. Вероника Сергеевна была на десятой стадии. А индекс CA – гласил, что в ее организме в избытке содержится мегатриптофан, аминокислота, названная так в честь своего человеческого двойника. Из-за нее организм постоянно погружен в абсолютную или частичную расслабленность. Чувство сонливости и желания погрузиться в небытие не отпускают. Однако наличие возбуждаемого фермента АТ-грессора действует противоположно и не позволяет Веронике Сергеевне погружаться в сон. Если бы не АТ-грессоры, то бабушка-соня по праву могла занять место сказочной спящей красавицы. Обмен веществ в организме Вероники Сергеевны происходит на крайне низком уровне, что сказывается на ее мышлении, движениях. Ее кожа даже слабо отражает дневной свет, делая ее чуть ли не прозрачной. Серую бабушку часто не замечают именно из-за этой особенности ее серой кожи, а не из-за того что она редко выходит из дома.
Анна набрала в маленький конверт мяты и липы.
- Очень его люблю, - тихо едва слышимо произнесла бабуля. – Люблю заваривать его с «фейерверком», - хитро улыбнулась она.
Говорила она медленно. Эмоций в словах почти не было, слишком растянутыми были ее фразы.
Аня смотрела на замершую вдруг старушку. Взгляд Вероники Сергеевны был устремлен в никуда. Сама она не шевелилась. Стояла на полусогнутых, опираясь на пластмассовую клюку.
Мимо проходили жители. Одна из них, Лера Вольчина, направилась сразу к шкафу с инвентарем и фартуком. Она любила помогать Ане.
- Припозднилась ты, - с ухмылкой произнесла Анна.
- Да, - безразлично отмахнулась Лера.
Она быстро накинула сверху фартук, не забывая стрелять глазами по сторонам.
- На тренировке что ли была? – не унимала любопытства Анна.
Лера направилась к ней, чтобы та завязала ей узел за спиной.
- Тьфу ты, - девушка остановилась в сантиметре от пошевелившейся бабули.
- Скоро будет весна, - мечтательно говорила Вероника Сергеевна.
Лера недовольно посмотрела на испугавшую ее старуху и, обогнув стол, стала спиной к Анне.
- Вам бы почаще выходить, - четко произнесла Аня.
- И еще больше пугать девственниц? – расплываясь в сонной улыбке, бабуля глянула на Леру.
Та недовольно фыркнув на старушку, направилась к цветам. Анна довольно хихикнула. Старушка была не промах. И даже ей, с ее рассеянным вниманием было понятно, что Лера ищет взглядом мужчину.
- А где же твой колокольчик? – направляясь к выходу, не глядя на Аню, спросила Вероника Сергеевна.
- Будет после обеда, наверное, кто ж его привяжет? – посматривая на Леру, ответила Анна.
Колокольчиком бабулька прозвала Максима за его звонко льющийся голос. Но, несмотря на питаемую к нему доброту, Вероника Сергеевна пару раз треснула его своей белой палкой по ноге за то, что трезвонит без меры, да не к месту.
Анна провожала взглядом неторопливую старушку и чувствовала на затылке взгляд Леры. Девушка была недовольна тем, что Максима не будет еще так долго. Ведь вчера она спрашивала у Ани о нем и та заверила, что Макс объявится строго к одиннадцати. Он был всегда непредсказуем. Особо ничем в Деревне не занимался. Впрочем, таких как он, было большинство. Но и из большинства он разительно выделялся.
Аня отвлеклась от созерцания чувственных мучений Леры и принялась за химикаты. Необходимо было приготовить несколько смесей для обработки растений. Здешние паразиты очень агрессивны и прожорливы. В прошлом году Аня очень долго боролась с листоедом, который поел половину всех растений в оранжерее. Для многих это было шоком. Жители в тайне боялись, что Кроберг запретит выращивать растения, придумав для этого какой-нибудь повод. Впрочем, профессорше вообще не нужно было искать для этого причин. Подобное могло произойти и по прихоти. Именно благодаря прихоти на нее подействовали уговоры Каро, и она разрешила перестроить технический склад в цветник. И в прошлом году любители живого зеленого едва не лишились единственной радости. Смотреть на гибнущие карликовые деревья, цветы и травы было невыносимо. Но Анна была стойкой. Она искала рецепт для яда, который бы убил листоеда, приспособившегося к остальной отраве. И упорства ей было не занимать. Она ночевала в оранжерее. Даже обнимала погибшее растение, пытаясь справиться с нахлынувшими слезами. Она не мыслила себя без зеленых чудес природы.
Копошась среди деревьев, Аня рылась в почве у самых стволов. На руках ее были желтые перчатки. И запах еще влажной почвы ее дурманил. Ее глаза блестели каждый раз, когда она подносила горсть земли к лицу, чтобы внимательнее осмотреть. Аня подбирала сучки и веточки, лежащие листочки и подолгу рассматривала их. Она медленно поворачивала веточку и всматривалась в жилки на коре, находила изъяны и ощупывала сучок пальцами. Для этого она всегда снимала перчатки и пальцами проводила по растениям. После обязательного благословения и благодарения их, Аня закапывал сучки и листочки в землю.
В проходе между деревцами стоял лоток с бутылями. В них находились не только яды, но и необходимые питательные вещества. Лера работала через два ряда. Она обрабатывала листья. Аня всегда контролировала всех кто приходил сюда. Запретить она не могла приходить и работать здесь, но, пользуясь авторитетом, всегда требовала бережного отношения к растениям.
Через прозрачную стену Аня наблюдала за тем, что происходит на площади. Тренировки уже закончились, но некоторые все еще остались позаниматься без учителя. Любимым место для этого всегда была обратная сторона лаборатории, поближе к оранжерее. Некоторые просто расстилали коврики у прозрачных стен и медитировали. В глубине души Аня радовалась, что сегодня обеда в оранжерее почти никого не будет. Тренировки Каро выматывали и все преспокойно дожидались обеда, после чего отдыхали минимум до трех часов дня. Сейчас в оранжерее были лишь четыре человека и лишь двое ухаживали за растениями. Присутствия Леры не мешало. Она сейчас была занята самыми высокими деревьями и не мешала мыслям Ани.
Она любила подолгу сидеть у карликовой вишни. Хотя Аня любила абсолютно все растения, а не только те, что росли под сенью прозрачного купола. Но именно вишня была единственно в своем роде. И росла она в самой глубине среди других деревьев. Немного неказистое, с узкой нераскидистой кроной. Другие деревья мешали собратьям раскидывать ветви. Аня связывала особо рвущиеся к свободе ветви. Но иногда приходилось обрезать. Даже вишня, находящаяся на особом счету не избегала этой участи.
- Приснилась бабочка, - Аня сидела на земле у серого ствола вишни. – Я с ней играла. Рук своих не видела, но чувствовала, как ее лапки ступают по моей коже. Белая такая красивая бабочка, - Анна описала пальцами в воздухе несколько кругов, изображая полет крылатого насекомого. – Хорошо что здесь их нет. Они ведь только когда с крыльями красивые. А так, жрут листья и не давятся. Мне хватило и прошлогоднего прожорливого гостя. Но мне понравились ее крылья. Белые большие. На конце у нее тонкие хрупки волоски. Я думала о ветре. Все время о нем думаю. Даже во сне вслушивалась: дует он само по себе или от ветрогенератов вокруг. Ненавижу когда их включают. Земля дрожит, словно по ней стадо какое несется. Максим обещал помочь с посадкой семя возле домов. Каро сказал, что профессорша ничего плохого о моей идее не сказала. По его словам она даже не обратила на это внимания. Когда он рядом – никто ни на что не обращает внимания. Жалко его. Пошла… - Аня проводила взглядом Леру, идущую за следующей порцией удобрений. – Пихает удобрения сверх меры. Хоть не перебарщивает с лекарствами. Влюбленная дурочка. Макс даже не хотел на нее обращать внимания, а она страдает. Слюни разводит. У нее даже есть дерево, которое она называет Максиком. Но знаешь: я так бы хотела с тобой распрощаться. Сказать уже прощай и быть уверенной, что не увижу ни твоих веток, ни красной листвы. Пусть ты не цветешь, но ты для меня красивое. Но мне не жаль будет сказать тебе: прощай. Главное знаешь что? Главное – сказать прощай, а не до встречи. Сегодня опять заходила соня. Что-то мне подсказывает, что она просто не дошла вчера до дома и решила вернуться. Бледный призрак, как и все мы. Как я хочу с тобой попрощаться. Может Кроберг со злости тогда прикажет все тут сжечь. Выпотрошить цветник. Они будут все тут обыскивать, вынюхивать и найдут… Они найдут благодаря чему мы ослабили прутья. Сожгут тут все, изрубят. Но я не увижу этого. Сказать прощай – вот что главное. Как же я хочу со всеми вами распрощаться.
Анна смотрел сквозь листву деревьев, пытаясь вернуть реальность. Она вслушалась – копошений Леры не было слышно. Наклонившись к земле, Аня решила разглядеть хотя бы ноги молодой влюбленной. Но никого не увидела.
- Наверное, сидит у дверей, - вывод напросился сам. – Ждет не дождется того единственного ради кого вообще приходит сюда. Единственное ее утешение. Но и мне надо выбираться отсюда. А то чувствую себя как дурманы. Они тоже любят сидеть подолгу на одном месте. Надо проверить семена на улице и новые раскидать. Может уже пробили несколько ростков. Было бы замечательно. Значит, весна уже не отступиться, - Аня встала с земли, упираясь о ствол дерева. – Ну что же молчаливый друг. До встречи. Пока еще до встречи.
Анна взяла ящик с удобрениями, оставленный в проходе между посадками и вышла к своему столу. В оранжерее было пусто. Кто-то дремал в импровизированной беседке на другом конце цветника. Ее когда-то соорудил Максим. Три лавочки из пластмассовых панелей на камнях. Вокруг воткнутые в землю двухметровые палки, которые он выкрасил в зеленый цвет. Анна позаботилась, чтобы вьюны бережно свили вокруг всего этого пластмассового буйства зеленое гнездо. Вместе с другими садоводами она пересадила несколько растений к беседке. И через три года она полностью обросла, став излюбленным место для сонных размышлений, которые ни к чему не приводили. Однако даже безысходные мысли всегда растворялись в этом зеленом уголке. Не было человека, кто бы ни приходил сюда и дремал в убаюкивающей тишине. Она отличалась от ночной или обеденной тишины, которая словно невидимый кисель заполняла все пространство между домами. Нерушимая, нежная – зеленая тишь дурманила однообразность мыслей и заполняла разум. Все отходило на второй план. И на какое-то время становилось легко. Пустота переставала давить. И бесконечная петля существования здесь казалась бесконечной прямой.
Аня вышла на улицу. Прохлада все еще напоминала о том, что где-то в лесу лежит мертвое тело зимы. Анна поправила пояс на талии, к которому были прикреплены четыре пластиковые коробочки. В них находились семена растений, несколько видов порошка, на случай если кто-то обратиться к ней, и лопатка. Отойдя от оранжереи на несколько метров, Аня обернулась вполоборота. Ей хотелось знать: пойдет ли за ней Лера. Но девушки и след простыл. Довольная ухмылка украсила лицо главного цветовода, и Аня неспешно зашагала вдоль первого круга.
Она любила это время. Середина дня. И даже густая пелена облаков не могла запретить свету сочиться вниз. И пусть он пылью висел в воздухе, но все же уже несколько дней как вместе с ним растворяется поступь теплых дней. Аня не показывала радости. Она слабо представляла, что раскинет руки в стороны и будет приветствовать весну. Здесь подобное под негласным запретом. Тихие страдания не должны были нарушаться яркими флюидами тех, кто не желал мириться с тишиной.
Аня остановилась возле одного из домов. Внутри все спали. Она старалась быть очень тихой. Осторожно расстегнув пластмассовые застежки на боксах, он тащила маленькую лопатку. Наклонившись к ступенькам у крыльца, он начала осматривать землю. В прошлом году она по всему первому кругу рассыпала семена подорожника. Ей хотелось, чтобы его листья лопухами раскинулись по всему кругу и тогда его можно будет называть не первым, а зеленым. Сметая корочку льда и рыхля землю, Аня обнаружила мертвое семя. Оно было расколото надвое. Будто специально кто-то разрезал его пополам. Она держала в раскрытой ладони грязное расколотое семечко, очищая его пальцами от земли. Прерванная возможность на цветение. Жалкий кусочек загубленной жизни, в котором было столько сил. Не самое красивое растение – подорожник. Но такое нужное в их забытой всеми жизни. Аня сделала углубление пальцем и положила в него кусочек жизни. Его место быть в земле и стать частью круговорота. Достав из другой коробочки еще несколько семян, Аня посадила их рядом. Бережно накрывая землей, она позволила себе улыбнуться. Дать шанс робкой несмелой улыбки сверкнуть значило вновь выплеснуть каплю надежды. Аня взяла небольшой кусочек льда из-под лестницы и, разломав его на несколько крошек, обсыпала место упокоения семян. После чего прошла к следующему дому.
Анна огляделась. Все тихо. Голоса деревенских здесь не были слышны. Площадь перед лабораторией не была любимым место прогулок. Занятий уже не было и можно было не переживать за чье-либо присутствие. Аня разрыла у ножки дома ямку и насыпала в нее несколько семя. Открыв другую коробочку на поясе, она вытащила бумажный конвертик, из которого поверх семя насыпала белого порошка. Спрятав конверт в коробку, Аня засыпала ямку и направилась к следующему дому. Где-то она проверяла ямки и ничего не делала. Семена не прорастали в большинстве мест. Но там где посадки не были тронуты – Аня делала новые и засыпала белый порошок. Медленная кропотливая работа, которая всегда отнимала много времени. Но спешить было не куда и Аня медленно шла по улице, довольная тем, что ее работа приносит плоды. Возле оного из домов на втором круге, она увидела крохотный белый росточек подорожника. Здесь она задержалась надолго. Аня рассматривала юный побег, не тревожа его и даже не прикасаясь. Такой хрупкий и нежный. Ему не были страшны недавние морозы и прощальный разгул зимы. Он все равно решил показаться раньше всех и заявить что ему не страшно.
- И почему тебя не называют кротом, - за спиной раздался смешливый голос Максима.
На его лице висела довольная ухмылка. Аня стояла на карачках, рассматривая что-то очень пристально у ножки дома. Ему даже показалось на миг, что его возлюбленная не услышала его, и он подошел ближе.
- Я победила эту землю, - довольная она подняла голову и посмотрела на Макса.
Он не понял о чем щебечет его благоверная.
- Стоит ему подрасти, и я возьму один из его побегов для селекции, и скоро Кроберг завопит при виде зеленого ковра на улицах.
Максим наклонил голову и увидел в тени Ани, маленький, едва заметный побег молодого растения.
- Поздравляю. Твоей упертости можно только позавидовать, - Макс протянул ей руку, предлагая подняться. – Я надеюсь, что ты уже закончила?
- Смеешься? – усмехнулась Аня. – Мне еще половина второй улицы. Если тебе нечем заняться, лучше пойди помозоль глаза Лере.
- Ты опять за свое? – Максим скорчил недовольное лицо.
Разговоры Ани о девушках, вешающихся на него, единственное, что могло стереть с его лица улыбку.
- Тебе надо поддерживать репутацию, - поднимаясь на ноги, шепотом произнесла Анна.
Она поцеловала его в щеку и поправила ремень.
- А мне очень идут рога, - прищурилась она, ожидая недовольной реакции мужа.
- Это гадко.
- Гадко в первый раз или твой уровень тестостерона начал падать? – с обидой в голосе произнесла Анна.
- А может мне еще Мари пригласить, вот будет замечательно втроем-то: я, Лера и Мария.
- Делай все, чтобы камеры были прикованы к твоим похождениям, - безразлично ответила Аня и пошла дальше.
Максим поднял взгляд к датчикам. Они едва светили тусклым зеленым светом. Соглядатаи и безразличные свидетели его похождений.
- Ты скоро на пятой появишься? – Макс пошел следом за Аней.
- Через полчаса, может час. Если обнаружу еще одних зеленых удальцов, то точно не раньше чем через час, - отмахиваясь от Максима, ответила Анна.
Макс остановился. Он знал чего ждет от него любимая. Но этого ему больше всего не хотелось делать. Максим собрался с мыслями и нагнал Аню.
- Что ты думаешь о головешке?
- О ком?
- Ну, этот… тот что полностью обгорел.
Аня недовольно посмотрела на Максима. Ей не хотелось отрываться от работы.
- Ничего не думаю. Не я с ним живу, а с тобой.
- Если бы что-то изменилось, Каро сказал бы? – сомневался Макс.
- А ты думаешь что нет?
- Я когда шел к тебе увидел его идущим к воротам. Он был очень озабочен.
- Видимо Мила была не в духе.
- А причем тут она? – Максим присел возле крыльца дома.
- Она звала его сегодня. До обеда это было.
- Странно. Она редко его зовет.
- Но зовет же, - Аня хмуро посмотрела на Макса.
Максим кивнул. Мила действительно изредка, но обращалась к Каро с различными просьбами, а то и вовсе приглашала зайти поболтать. Порой она делала это для того чтобы позлить Комарова, ее соседа по дому.
- Ладно, я пойду, посмотрю на новенького.
- Иди к Лере, - отстраненно выдала Аня.
- Может и зайду, - отмахнулся Макс.
Он быстро скрылся в переулке между домами. Ему не хотелось мозолить глаза своей возлюбленной, равно как и поднимать тему похождений налево. Аня была рада, что Макс ушел. Она любила делать обход своих зеленых владений в одиночестве. Тогда можно быть самой собой и не претворяться. Ведь даже ее постоянные напоминания Максиму о том, что необходимо встретиться с той или иной девушкой вызывали неподдельную бурю негодования у Макса. Он не мог поверить в то, что его возлюбленная названная жена так просто подкладывает его под любую мало-мальски симпатичную девушку.
Аня шла мимо домов. Она закончила долгий осмотр своих посадок в ночных кругах Деревни. Ей не хотелось покидать того сонного спокойствия, которое царит в ночных районах. Они спят, когда все остальные варятся в неспешной болотной жиже. Но дела звали неотложностью, и Аня направилась по переулку на третью улицу. Народу здесь было больше. Но все же не так шумно как на других кругах, удаленных от ночных. Жизнь неспешно бурлила. Ее пузыри в липком, густом вареве медленно лопались в огромном казане. До слуха доносились детские крики. Аня смотрела как по переулкам бегает ребятня. Их вообще в резервации было много. Анна вспоминала, с каким особым рвением адепты соционики инспектировали школы и детские сады. В такие моменты в их глазах сверкали особые искры – с красным отблеском. Аня вслушивалась в крики детей. Они явно поднимали шум не из-за игры. Осматривая очередную посадку, главный цветовод с удовлетворение обнаружила, что много семян так и остались не тронутыми. Это обнадеживало. Незаметно она подсыпала белый порошок в новые ямки и закапывала их, рыхля вокруг землю.
Крики усилились. Целый детский хор, как стая птиц, которые никогда не прилетали сюда, щебетали наперебой. Аня нырнула в переулок, следуя на звонкое чириканье взбудораженной ребятни. Через два дома от нее, на четвертой улице, стояла толпа из десяти детишек от восьми до двенадцати лет. У некоторых из них в руках были разрисованная бумага. Яркие краски заметно играли в тусклом дневном свете. Ребятня наперебой кричали на двоих мужчин, стоявших перед ним. Того что был среднего роста и просвечивающей лысиной через волосы, Аня узнала сразу – Комаров. Второй, повыше, но постройнее, с лысиной синеватого цвета был мало ей знаком. Однако то, что он принадлежит к серебренникам сомнений не было. Слишком очевидным был факт его яркой макушки головы. Подходя ближе, Анна услышала о чем так яростно спорят дети с мужчинами.
Речь шла о рисунках. Аня приметила пару листов в руках синелысого. Он крепко и небрежно держал их в кулаке. Улыбаясь, он нарочно демонстрировал призрение к детям. Ребятишки требовали вернуть им рисунки. Комаров распалился не на шутку. Он на полном серьезе отчитывал бесноватых, по его мнению детей, за то что они с криками носятся по округе, играя в бессмысленные игры. Чем дольше длилась нелепая перепалка, тем больше внимания она привлекала. Детей становилось больше. Кто-то просто наблюдал, кто-то присоединялся к молодецкой братии. Деревенские взрослые же стояли на верандах и молча наблюдали за звонким представлением.
Как-то незаметно из толпы послышался громкий юношеский голос. Ребятня тут же стихла. Это был Костя Черенов. Ему было около шестнадцати, среднего роста, обычного телосложения с невероятно глубоко посаженными глазами. Смотреть на него было неприятно из-за всегда страшного выражения лица. Для детей он был големом, уродцем и с ним почти никто не водился. Однако когда возникали серьезные споры, откуда не возьмись, появлялся Черный, так его звали ребята.
Услышав голос своего третейского судьи, дети стушевались. Чью сторону он займет на этот раз они не знали. И потому притихли, ожидая скорой развязки. Черный с легкостью провоцировал других на конфликт, пробуждая в них самые разные эмоции.
- Ты что тут забыл, червяк недокормленный, - Комаров был вне себя от того, что перепалка с детьми неожиданно стихла не по его воле.
Черный уставил свои маленькие, тонущие в тени глазниц, зрачки на Комара.
- Что ты зыркаешь на меня?
- Ребенок малый с детьми решил хреном помериться? – со злостью в голосе, но не громко говорил Черный.
- Закрой пасть недоросль, - встрял синелысый. – Или попадет также как и им.
- Что, отшлепаете меня также как вы друг друга вчера?
Дети начинали хихикать. Впрочем, все, до кого долетели слова Черного, не скрывая улыбок, начали вспоминать как в доме Комарова вчера раздавались многозначительные крики.
- Пасть прикрой! – закричал Комаров. – Ты ни черта не знаешь!
- Может я не знаю, молод еще. Но вы-то, поди, уже все смогли друг о друге узнать. И куда бить и как долбить.
Округа заливалась неподдельным смехом. И больше всего смешила реакция Комарова то, как он ведется на слова неоперившегося подростка.
- А теперь самоутверждаетесь с детьми. Да вы два извращенца. Вас что возбуждает детский крик? После этого хлестать друг друга приятнее? Завелись, небось?
Синелысый выронил рисунки и ринулся с кулаками на Черного. Разрезав толпу детей, он схватил подростка за грудки и начал трясти его.
- Малолетка, твой язык можно ведь и вырвать!
- Ну, попробуй. А потом всем расскажешь как живется у ночных…
- Максимум меня посадят в карцер, - тряся парня как куклу, шипел синелысый. – И тебя со мной как соучастники драки. Вот там и согреемся.
Глаза Черного дрожали от напряжения. Он был немного напуган, но старался не выпускать уверенности из рук. Синелысый схватил парня за горло одной рукой и поднес к его лицу кулак.
- Ну что, где твоя удаль молодецкая?
Закричали дети. Внезапно они обрушились с кулаками на синелысого. Они питали его по ногам, девочки щипали, дергали его за одежду. Синелысый опешил. Черный вырвался из его цепких рук и отпихнул его назад. Дети отошли назад.
- Маленькие ублюдки, - шипел Комаров. – Староста на вас управу найдет.
- А ты пойди и его отшлепай, может тогда он тебя выслушает, - язвил Черный.
Он увидел, что дети держат помятые листки, которые недавно были в руках у синеголового.
- Гаденыш, - синелысый встал на ноги и готов был ринуться на детей.
- Может ты заткнешься уже? – за спиной раздался голос Саты.
Комар с синеголовым обернулись.
- А что без подружки? - язвительно пылал Комаров.
- Так вот из-за чего это все, - хмыкнула Сата.
Она приметила стоявшую позади толпы Аню.
- Он своими жалкими рисунками разлагает этих маленьких выродков, - возмущался Комар.
- И чем же интересно? Обилием желтого цвета?
- Они не уважают взрослых. Носятся туда-сюда, снуют как тараканы, кричат, смеются безумолку…
- Это дети, Комар, уймись. Дети иногда шалят.
- Здесь никто не шалит. Здесь живут тихо. А твоя подружка-гермафродит устраивает здесь парк развлечений.
- Видимо ты не очень в курсе что значит слово гермафродит, - подала свой голос Анна.
Она подошла ближе к детям.
- Еще одна змея выползла, - прошипел синеволосый.
- Заткнулся бы, синяя башка, - Аня была невозмутима.
Она поправила свой пояс и с ухмылкой посмотрела на того, кто попытался противиться ей.
- Порошок, снимающий боль в твоей тыкве, делаю я. Может ты не на того гавкаешь сейчас?
- Бабы, - Комаров видел как синелысый сел в лужу. – Одна выдающаяся правит резервацией, другие с цветочками возятся. Даже из мужика бабу слепили.
- Дети, идите, поиграйте где-нибудь, - Сата посмотрела на ребят, ставших невольными слушателями уже взрослого бенефиса Комарова.
- Ты так жалок, Комар, - рассуждала Сата. – Что даже на подмогу позвал к себе своего лысого массажиста. Если у тебя претензии к Каро, то иди и разбирайся с Каро. Причем тут дети? Он всего лишь создает им сказу. Не всем же жить в болоте.
- Болото? – фыркнул Комаров. – Да, это чертово болото. И мы все с вами в нем бултыхаемся. Куски говна на поверхности. Не тонем, но и не плывем. И я здесь, потому что я такой. Я нужен здесь. И я живу в тишине. И желаю жить в тишине. Да, я желаю быть здесь! И ни вам и ни этим маленьким засранцам нарушать мой покой. Пусть ваша воспитательница держит свой детсад возле себя и проблем не будет.
- Я тебя поняла, - Сата помотала головой.
- Только вот ты сейчас в нашей, красной, зоне, увалень, - добавила Аня.
- Может, разойдемся уже? – процедил сквозь зубы синелысый.
Анна прошла мимо них и, взяв под ручку Сату, зашагала вдоль улицы. Комаров быстрым шагом направился в противоположную сторону. Синелысый за ним. Проходя мимо Черного, он проговорил что-то шепотом. Но эту фразу слышал лишь они двое. Черный огляделся, надеясь, что хоть кто-то еще услышал слова синеголового. Но на улице почти никого не осталось. Лишь вдалеке он увидел стоявшего человека с полностью сгоревшим лицом. Его черные пальцы выглядывали из-под рубахи. К нему подошли Сата и Анна.
- Наш новенький, - приветствовала Кира Сата.
- Ты почему босой? – глядя на черные ступни, выглядывающие из-под штанов, удивилась Аня.
Кир посмотрел вниз.
- Я не чувствую. Забыл одеть, - он хотел улыбнуться, но жалость к себе захлестнула его.
- На шум слетаются как мотыльки на огонь, - Сата взяла его под руку и они втроем зашагали медленно вдоль улицы.