Герман Геринг и его первая жена Карин Геринг, урожденная фрекен Фок и разведенная фон Канцтов, как и многие семьи нацистов, являли собой пример для подражания и многое делали именно для поддержания пропагандистской функции своего брака для германского народа. Они считались классической любовной парой времен ранней эпохи нацизма. Их как бы противопоставляли «идеальной романтической» паре семьи Геббельсов. В отличие от семьи министра пропаганды, Геринги олицетворяли счастье нордической богини с германским героем-летчиком. Во время становления и прихода к власти НСДАП, как они сами говорили во «время борьбы», этот брак отчаянно пытались подогнать под драматический древнегерманский эпос, где два любящих сердца отдавали себя без остатка не столько своей любви, сколько делу всей своей жизни — партии НСДАП.

Судьба этой пары действительно вызывает определенную человеческую жалость своей трагичностью. На их долю выпали раннее бегство, эмиграция, безвременная кончина Карин в 1931 году. Уже спустя два года ее сестра Фанни, графиня фон Виламович-Моллендорф, которая называла себя немецкой шведкой, опубликовала биографию своей младшей сестры, постаравшись не только почтить память Карин, но и сделать себе имя на ее смерти. В этой книге, которая увидела свет в 1933 году, Фанни писала, что ее сестра умерла именно тогда, когда она «шла вперед и вверх».

Во времена становления партии и ее прихода к власти эта биография стала бестселлером наравне со знаменитой «Майн кампф» Адольфа Гитлера. История восторженной национал-социалистки первой волны, которая прожила жизнь для партии, неоднократно издавалась в Германии и пользовалась неизменным успехом. Книга переиздавалась до 1943 года. К этому моменту ее общий тираж достиг 900 тысяч экземпляров. Речь там шла в основном о фашистской Германии. Надо думать, что к этому приложил руку доктор Геббельс. Книга издавалась уже после того, как в 1933 году он занял пост министра народного просвещения и пропаганды. Даже сегодня она интересна тем, что позволяет заглянуть в личную жизнь Германа Геринга, одного из самых удачливых немецких летчиков времен первой мировой войны. Он сумел подняться к самой вершине власти, став рейсхмаршалом немецкого рейха и главнокомандующим немецкими военно-воздушными силами.

Фанни создала красивую легенду о жизни и смерти своей сестры, хотя под влиянием Йозефа Геббельса многие факты были в ней искажены, чтобы служить не столько историческим, сколько пропагандистским материалом. Карин Геринг и после смерти служила Третьему рейху. Правда, уже помимо своей воли.

Вся история большой любви Карин и Германа началась в Швеции. В конце февраля 1920 года шведский путешественник граф Эрик фон Розен, муж сестры Карин, вернулся в Стокгольм, из своей очередной экспедиции на Гран-Чако. К своему огромному неудовольствию он узнал, что плохие погодные условия не позволяют ему немедленно вылететь в свою резиденцию — замок Рокельштад. Путешествие самым неожиданным образом оборвалось за несколько сот километров от дома. Граф был раздражен. Но поскольку его всегда отличала эксцентричность и упрямство в достижении целей, он не долго думая обратился в частную авиакомпанию «Свенска Люфттрафик», изъявив желание немедленно нанять самолет с пилотом, который доставит его в замок. Первые три пилота отказались от полета, несмотря на немалое вознаграждение, которое им предлагалось. Все они в один голос заявили, что лететь в такую погоду — чистой воды самоубийство. Однако немецкий летчик, который находился в пучине финансового кризиса, согласился совершить полет. В этот момент его гораздо больше интересовало заложенное в ломбарде зимнее пальто, чем собственная жизнь. Герман Геринг согласился на полет, надеясь на щедрое вознаграждение.

Тем более что ему было не привыкать к подобным полетам. В свое время он получил высший орден «Пурпурное сердце» за личное мужество во время командования легендарной эскадрильей истребителей имени Манфреда Фрейкера фон Шпгггофена. В Скандинавии Геринг оказался совершение случайно. После заключения Версальского мирного договора Германия обязалась частично расформировать свои ВВС. Как раз в это время частное воздушное сообщение ощущало избыток опытных пилотов. Количество пассажирских перевозок не возрастало, а все опытные летчики прошли службу в армии и являлись асами. Страдавший от несчастной любви к актрисе Кэт Дорш Геринг уехал в Скандинавию, где сначала занимался поставками запасных частей для самолетов, а потом был приглашен в частную авиакомпанию «Свенска Люфттрафик» в качестве шеф-пилота. Таким образом он оказался за штурвалом авиатакси, на котором граф Фозен намеревался попасть в свою резиденцию.

По словам Германа Геринга, это было самое опасное путешествие в его жизни. Во время полета летчик потерял ориентацию и только путем невероятных усилий смог добраться до замка и посадить самолет на лед озера Бавензее. Сегодня замок Рокелыптад больше всего напоминает средневековую крепость, которая предназначалась для того, чтобы выдержать длительную осаду неприятеля. Это строение с толстыми кирпичными стенами, круглыми угловыми башнями и обширными парковыми сооружениями внутри. Основная часть замка была построена еще в XVII веке. И только к концу XIX века миллионер граф Эрик Розен осуществил свою давнюю мечту о романтическом рыцарском доме. Он построил крепость, выдержанную в классическом стиле средневековья.

Замок привел Германа Геринга в состояние искреннего восхищения. Тем более, что он навевал ему воспоминания о раннем детстве, которое он провел в крепости Вельденштейк, недалеко от деревни Маутерн в Зальцбурге, которая принадлежала другу семьи и любовнику матери Геринга барону доктору Эпенштейну. В 1938 году Герман Геринг добился того, что эти владения перешли в его частную собственность. Восхитил бесстрашного летчика и охотничий домик графа. Позднее он осуществил и эту мечту! Когда для рейсхмаршала деньги уже не имели значения, он построил аналог лесного домика в Рокелыптаде, но только в гигантском размере. Эта резиденция Германа известна как «Каринхолл» в Шорндорфской пустоши. Герман вообще воплотил в жизнь многие свои фантазии, когда занял место на верхушке политической пирамиды. Его воспоминания жили в нем долгие годы, пока не предоставлялась возможность воплотить их в жизнь.

Именно тогда, 20 февраля 1920 года, и состоялось знакомство молодого летчика и его будущей супруги. Герман зашел в холл замка, где в открытом камине горел огонь. Позже, в целях пропаганды, чтобы сказать, что пара была обречена судьбой встать под знамена НСДАП, во всех книгах писалось, что железная решетка, на которой были сложены поленья, имела форму свастики. Хотя в современном замке этого нет. Мари фон Розен, супруга путешественника, и ее дочь-тезка вышли приветствовать летчика, доставившего хозяина в замок. Во время беседы у камина, на лестнице появилась молодая женщина, которая не торопясь опустилась вниз и присоединилась к беседе. Красивая, стройная и белокурая, она олицетворяла собой богиню красоты. Карин подошла к графу, поцеловала его в щеку, а потом улыбнулась гостю. Герман, который был всегда убежден, что в Швеции есть много домов с чистейшей германской кровью, сидел пораженный ее красотой. По словам современников, Карин сочетала «грациозный и благородный вид с обаятельным характером». По словам самого Германа Геринга, в первый раз увидев Карин, он «сидел будто пораженный громом». Ее голубые глаза навсегда пленили сердце отважного летчика. Очаровательная незнакомка оказалась Карин фон Канцтов, которая приехала погостить к своей сестре Мари. На момент знакомства ей уже исполнилось 32 года, а ее будущему супругу только 27.

Этот вечер был переполнен эмоциями. Герингу лучше всего удавались его рассказы о войне и история о том, как он попал в Швецию. Затем граф Розен, обожавший северные саги о героях, взял свою лютню и исполнил патриотические песни. Беседа продолжалась до рассвета. И гость, и хозяин отдавали должное романтическим сагам, к тому же оба они были приверженцами консервативно-националистических взглядов. Это, вкупе с пристрастиями к рыцарским традициям и идеалам северогерманской культуры, привело к тому, что мужчины быстро нашли общий язык и стали друзьями на всю жизнь. Они спорили о политике, анализировали героические эпосы, породнившие их души.

На следующий день состоялся обед, после которого мужчины отправились на летное поле. Герман восхищался полетами сына хозяина дома — Карла Густава Розена. Позже он стал создателем эфиопских ВВС и погиб во время исполнения благотворительной миссии Красного Креста. Геринг и сам сел за штурвал самолета, совершив небольшой круг почета над резиденцией своего нового друга. Потом он сделал запись в гостевой книге: «21.02.20 г. — Герман Геринг, командир эскадрильи истребителей имени Фрайкера фон Рихтгофена». После этого он уединился с Карин, которая водила его по родовому замку и показывала часовню своей сестры «Эдельвейс». Геринг душевно попрощался со всей семьей, договорившись с Карин о рандеву. Замужняя женщина ответила согласием. Так что смело можно утверждать, что замужняя женщина, мать восьмилетнего сына, полюбила этого человека с первого взгляда. Несмотря на многолетний стаж супружеской жизни, она ринулась в любовную авантюру, которая и перевернула всю ее жизнь. Первое же знакомство положило начало дальнейшей связи, приведшей к тому, что Карин стала носить фамилию Геринг.

После десяти лет супружеской жизни Карин к февралю 1920 года окончательно созрела для того, чтобы завести бурный роман на стороне. Как раз тут и появился Герман Геринг, полностью заполнивший собой все воображение женщины. Прекрасная шведка, жена профессионального офицера Нильса Густава фон Кантцов, тосковала по бурным эмоциям и любовным переживаниям. Романтическая натура, склонная к приключениям, не могла реализовать себя в этом браке. Она с тоской следила за карьерой своего супруга, заставлявшей переезжать из одного провинциального гарнизона в другой без надежды попасть в столицу. Живущую в мире романтических эмоций, жаждущую бурных приключений Карин это совершенно не устраивало.

Свою авантюрную, склонную к приключениям натуру Карин фон Кантцов унаследовала от матери Гульдины, урожденной Веамиш. Она впитала в себя не только религиозно-романтические фантазии своей матери, но и авантюризм отца. Карин была четвертой из пяти детей в семье полковника, позднее — командира полка Карла фон Фока, и родилась в Стокгольме 21 ноября 1888 года. Ее отец происходил из обедневшего вестфальского дворянского рода, мать была из Ирландии. Так что после своего первого брака Карин вернулась в страну своих предков по материнской линии.

Все женщины в семье Фок отличались властностью и эксцентричностью, однако эти черты характера они совмещали с душевностью и благородством, которое так ценилось на рубеже столетий. Многие фотографии семьи Фок выдают сентиментально-восторженные характеры дочерей полковника. Они, вслед за матерью, пытались избежать банальности и серости жизни. Сухая действительность была для них отвратительна. Им повезло, что финансовая состоятельность рода позволила им окунуться в причудливый духовный мир общества «Эдельвейс», созданного еще их бабушкой. В своей собственной часовне они погружались в религиозную медитацию, упражнялись в молитвах и проводили многочисленные спиритические сеансы. Оккультные науки чудесным образом уживались рядом с повышенной религиозностью дочерей древнего дворянского рода.

Именно экстравагантность Карин заставила ее после свадьбы сестры с миллионером Эриком фон Розеном выставить на всеобщее обозрение алтарь, за которым их повенчали, в одной из башен замка Рокельштад, а затем и создать свою собственную часовню «Эдельвейс». При всем этом, самая красивая женщина Стокгольма всегда находилась в зависимости от частного религиозного объединения семьи. Она была вынуждена соотносить свои поступки с устоявшимися нормами и обычаями рода. А также прислушиваться к их мнению, прежде чем совершить сколько-нибудь значительный поступок. Подобная зависимость, вкупе со страстью к эксцентричным поступкам, наложила определенный отпечаток на психику и, как следствие, поведение Карин.

Вскоре после своего отъезда из замка Рокельштад Карин получила от Геринга письмо: «Я хотел бы от всего сердца поблагодарить Вас за прекрасные мгновения, которые я провел в часовне «Эдельвейс». Вы даже не можете себе представить, как прекрасно я себя чувствовал в этой удивительной атмосфере. Было так тихо и прекрасно, что я забыл о всех земных беспокойствах, все заботы ушли прочь…» Надо сказать, что Геринг нашел именно те слова, которые могли тронуть сердце романтически настроенной женщины. Не задумываясь ни на миг, она поспешила перебраться в Стокгольм, чтобы все время находиться рядом со своим новым возлюбленным. Герман оценил этот шаг и поспешил выразить Карин свою признательность за то, что она думает о нем. Пара постоянно встречалась, не задумываясь о том, что это может плохо повлиять на репутацию замужней женщины. Своей сестре Фанни Карин призналась: «Это именно тот мужчина, о котором я мечтала всю свою жизнь». Позже она призналась ей же: «Мы — как Тристан и Изольда. Мы отведали любовного напитка и стали беспомощны в экстазе под его воздействием». Очень скоро Карин и Герман стали неразлучны на все одиннадцать лет, что были отведены их семейному счастью. Она очень сильно повлияла на образ жизни и взгляды своего будущего супруга. Она во многом стала решающим фактором, который заставлял будущего рейсхмаршала принимать те или иные решения.

Всего за пол года роман Германа и Карин достиг апогея своей страсти. Замужняя женщина полностью забыла о семье, муже и ребенке. Она мечтала только об одном: постоянно находиться рядом с Герингом. Летом 1920 года, наплевав на семью и мнение окружающих, не боясь прослыть распутной женщиной, Карин отправилась вместе с Германом, чтобы быть представленной его матери.

Мать будущего рейсхмаршала Франциска Геринг приняла будущую невестку на удивление холодно. На удивление, потому что сама Франциска никогда не отличалась благонравностью и пережила весьма бурную жизнь. Последние годы своего замужества она прожила в одном доме с мужем и любовником одновременно. В замке Вельденштейн ее супруг жил на первом этаже, а сама Франциска с бароном Эпенштейном — на втором. Собственный опыт, однако, не сделал вдову более лояльной. Она в категорической форме заявила, что Герман должен немедленно разорвать всякие отношения с замужней шведкой, и в резких выражениях обрисовала всю аморальность подобной связи. Но Германа Геринга, который вырос в семье, где «любовь втроем» практиковалась многие годы, совершенно не трогали подобные речи. Он и не собирался прислушиваться к материнским увещеваниям. Наверняка он и предполагал подобную реакцию. Его поступок был не более чем жестом вежливости по отношению к матери и будущей супруге.

Пробыв несколько дней у матери, Герман с Карин отправились в романтическое путешествие. Они объехали практически всю Германию, Баварию и австрийские Альпы. Будущая супруга командующего ВВС Германии подливала масла в огонь тем, что не собиралась скрывать свои отношения с любовником. Более того, она открыто провоцировала семейный скандал, постоянно отсылая домой письма с подробным описанием происходящего. Однажды она даже отослала семье фотоальбом с фотографиями, фиксирующими ее романтическое путешествие. Карин обожала писать. Помимо собственной семьи она держала в курсе событий и мать, от которой никогда ничего не скрывала и с которой до самой смерти оставалась очень близка. Надо сказать, что мать Карин полностью поддерживала дочь на всех стадиях романа с Германом. Этот человек ей импонировал, и она считала его гораздо лучшей парой для своей дочери, чем ее нынешний супруг.

Именно тогда они завели себе романтическое убежище, которое окрестили «Пряничный домик». Это был дом крестьянина Хубера, в Хохкройте, около Баварского ущелья (горы вблизи австрийской границы). Он сохранился до наших дней. Пара часто там бывала с 1920 по 1923 год. Потом они стали наезжать гораздо реже, но все-таки постоянно проводили там полные страсти дни до того момента, пока Герман не перевелся в Берлин. Тогда они забыли о своем «Пряничном домике», хотя аренда была уплачена по 1930 год включительно. В этом домике Карин собственноручно готовила и убирала, не забывая писать письма своему супругу, который оканчивал первый курс военной академии во Франции. Свое пребывание в Хохкройте она объясняла целебным воздухом, который ей жизненно необходим. При этом, встречаясь с мужем, она постоянно уверяла его, что он и ребенок являются для нее единственным смыслом жизни.

Трудно предположить, что муж верил ее словам. Но по каким-то причинам он не спешил с разводом. Они все еще состояли в официальном браке, когда Карин вместе с Германом перебрались жить в коммуналку в Стокгольме. Оттуда они переехали пожить к замкам Людвига II. Любовники считали, что духовный мир баварского короля как нельзя больше отвечает их собственным духовным потребностям и мечтам.

Все время, пока влюбленные путешествовали, Герман постоянно твердил Карин, что она должна развестись. Но женщина не спешила окончательно порвать отношения с супругом. В первую очередь она опасалась того, что ей не дадут видеться с сыном. Пока любовники жили в Стокгольме, сын Карин, Томас, постоянно тайком прибегал к ним и восторженно слушал рассказы дяди Германа о военных летчиках. Любовник матери стал для мальчика образцом героизма.

Однако Нильс фон Канцтов все еще лелеял в душе мечту сохранить свой брак. Однажды он даже решился устроить совместный обед, чтобы расставить все точки над «и». Обед состоялся, но все его участники чувствами себя неловко и только еще больше запутались в своих отношениях. Вскоре Герман с Карин опять уехали в баварские горы. Карин давала о себе знать все реже, в основном тогда, когда у них заканчивались деньги. Супруг, каждый раз надеясь, что письмо — это попытка примирения, отсылал необходимые суммы, но Карин каждый раз находила предлог, чтобы не возвращаться домой, а оставаться рядом с Германом. В одном из писем из Баварии в Швецию родителям она писала: «Бавария — прекрасное место. Такое изобилие, так тепло… так все по-другому. Совершенно не похоже на остальную Германию. Я здесь совершенно счастлива и чувствую себя как дома. Если я вернусь в Швецию, то только из-за тоски по матери, Нильсу, моему маленькому мальчику и по тем, кого я люблю. Но как раз эта мучительная, болезненная тоска означает, что я почти всегда печальна. О, моя дорогая мама, если бы только не эта сильная любовь к тому единственному…» Родители совершенно не пытались убедить дочь вернуться в семью. Они лишь предлагали ей вернуться из Баварии и поселиться в летнем доме семьи в Энгехольме при Дротнингхольме.

На развод Карин решилась лишь два года спустя. Официально она прервала свои отношения с супругом лишь 13 декабря 1922 года. Нильсу фон Канцтову присудили выплачивать бывшей жене пособие на содержание сына, которого она оставила у себя. Это окончательно сломило его как мужчину. Нильс впал в глубокую депрессию и писал родителям Карин: «Я могу только ее любить».

Однако финансовый кризис не отпускал Германа и Карин их своих объятий. И для того, чтобы хоть как-то решить эту проблему, Герман Геринг начал в 1921 году изучать в Мюнхене историю и народное хозяйство. Он тогда и думать не смел о какой бы, to ни было политической карьере. Но его и Карин судьба решилась уже в следующем году, когда все еще влюбленная до безумия друг в друга пара познакомилась с Адольфом Гитлером. Будущий фюрер моментально вдохновил обоих своими лозунгами о спасении родины, расторжении позорного Версальского договора и начале крестового похода против коммунистов и евреев.

Гитлер как всегда преследовал свои цели. Ему импонировал образ бывалого героя-летчика и казалось, что именно такой человек должен стать под знамена НСДАП, чтобы создать группы боевиков. Герман оправдал возложенные на него надежды и вскоре создал свои знаменитые «штурмовые отряды» (СА).

Давая показания перед Международным трибуналом в Нюрнберге в 1946 году, Герман Геринг так описывал свое отношение в Гитлеру: «С первого мгновения, как я его увидел и услышал, я стал его рьяным сторонником. Я дал ему свою руку и сказал: «Я связываю свою судьбу с Вашей на жизнь и на смерть… в хорошее и плохое время… ради Вас я готов сложить свою голову».

Карин Геринг не меньше своего возлюбленного восторгалась личностью Гитлера. Она неоднократно выступала с речами о «святости дела». После того как в 1923 году прошел неудачный путч Гитлера против правительства и президента Эберта, она публично заявила, что «движение, которое создает таких героев (как Гитлер), никогда не может умереть». Ее страстное служение НСДАП заняло всю ее жизнь и окончилось только вместе со смертью. Хотя и после этого ее личность была предметом пропаганды. Как-то она сказала, что «Герман и я за это (Гитлер и партия) охотно пошли бы на смерть». Однако ее супруг оказался не настолько привержен идеям НСДАП. Взять хотя бы тот факт, что он стал одним из немногих на верхушке Третьего рейха, который не покончил жизнь самоубийством после поражения во второй мировой войне.

Сам же Гитлер весьма сдержанно отзывался о супружеской паре, не забывая отметить и результат первого брака Карин: «Мужчины северных стран до того слабы, что прекрасные женщины от них уходят, если встречают все же мужчину, похожего на нас (немцев). Так это произошло и у Германа с Карин».

Свое бракосочетание Герман и Карин отпраздновали дважды. Первый раз 25 февраля в Стокгольме. А потом 3 марта в коммунальной квартире в Мюнхене. Правда, второе торжество вышло более чем скромным. Бывшие сослуживцы Германа по эскадрилье явились в парадной форме и изображали почетный эскорт при невесте, одетой во все белое. Букет невесты достался впоследствии семье Фок. После бракосочетания супруги Геринг отправились в путешествие: сначала в Италию, а потом, на несколько дней, в своей любимый «Пряничный домик». Оттуда Карин написала своему сыну письмо, пытаясь объяснить 11-летнему мальчику происходящее. Она изрядно лукавила, когда описывала мальчику причины развода с его отцом и свой повторный брак.

«Дорогой Томас! Тетя Мари (сестра Карин) уже рассказывала тебе о том, что я теперь замужем за капитаном Герингом и мы переехали жить в новый дом. Ты же знаешь, что из-за своего слабого здоровья я не могу переносить суровый климат Швеции. Ты также знаешь, что именно поэтому я должна оставаться здесь, в горах. Капитана Геринга, как ты помнишь, мы знаем уже давно по Стокгольму. Он был так мил и добр ко мне, что согласился помочь твоей маме, когда я одна находилась в чужой стране (Баварии). Здесь я обнаружила, что люблю его так сильно, что готова выйти за него замуж. Видишь, милый, он сделал твою маму счастливой, и ты не должен быть поэтому печальным. На нашу с тобой любовь это никак не повлияет. Ты же сам видишь, что больше всего на свете я люблю тебя». Одной из своих многочисленных подруг Карин описывала причину своего замужества несколько иначе: «Мой Бог, как прекрасно иметь мужчину, которому не требуются два дня, чтобы понять шутку и рассмеяться».

Карин лукавила только отчасти. Она действительно была невероятно больной женщиной, одолеваемый целым букетом всевозможных болезней. Почти постоянная ангина с одышкой, зачастую приводившей к обмороку, астма, тяжелый ревматизм, скрытые заболевания кишечника и малокровие — это далеко не полный перечень заболеваний, которыми постоянно страдала Карин в свои 35 лет.

Ее бывшему супругу ничего не оставалось кроме того, чтобы выслать бывшей жене деньги на покупку приличествовавшего званию дома. Он же полностью оплачивал работу персонала. Хотя, надо отдать ему должное, сделал он все это еще до самого факта свадьбы. Таким образом, супруги Геринг переехали в недавно построенный дом в Оберменцинге, в предместье Мюнхена недалеко от Нимфенбурга. Вилла выбиралась очень долго и тщательно, учитывались даже растущие на ее территории растения. Состояние здоровья Карин не позволяло ей находиться постоянно в черте города и соседствовать с целым рядом растений, вызывавших у нее аллергию и новые приступы астмы. Новый дом находился вдалеке от общественного транспорта. Но удаленность от центра города и транспортных магистралей не особенно заботила Карин. Ведь помимо всего прочего Нильс фон Канцтов оплачивал своей бывшей жене содержание «Мерседеса» и личного шофера.

Этот дом сохранился до наших дней в том виде, в котором его увидели Геринги. Полностью сохранился и сад, с уже старыми деревьями. На фоне новых застроек он выглядит оазисом начала века, контрастирующим с авангардом конца тысячелетия.

Карин с редкостным усердием взялась за обустройство дома, который стал воплощением ее мечты об идеальном жилище и уютном гнездышке любящей пары. Обо всех своих действиях по наведению в доме порядка она тщательно и обстоятельно писала своей матери. Она заказала для комнат розовые оконные стекла, в которых отражался солнечный свет, покрыла полы нежно-розовыми коврами и белыми звериными шкурами. Мебель и любимый белый орган Карин заказала в Швеции. Деньги ее супруга позволяли не чувствовать себя стесненной финансово, и фантазия Карин работала на всю катушку. В комнате для занятий она тоже положила розовый ковер из Смирны, который должен был подчеркивать дороговизну старинной махагоновой мебели. В своей спальне она приказала поклеить белые обои, а над кроватью сделать голубой полог, изображающий небо. Даже мебель и туалетные столики по возможности выдерживались в розовых тонах. С общей обстановкой дома контрастировал только рабочий кабинет Германа Геринга: его украшала тяжелая дубовая мебель, а вместо окон были заказаны витражи, изображающие батальные сцены из жизни средневековых рыцарей.

Дом действительно получился у Карин очень уютным и красивым. В нем не было и намека на хандру, присущую тяжелобольной женщине. Напротив, жилище Герингов было призвано излучать уют и любовь, без единого намека на грусть и меланхолию. Подобное оформление дома скорее бы подошло юной девице, а не разменявшей четвертый десяток женщине, которая второй раз решилась, на замужество и воспитывала 11-летнего сына. Но при всех своих тяжелых болезнях Карин всегда оставалась жизнерадостной и полной сил женщиной, которая была готова полностью посвятить себя захватившим ее идеям и отдаться их реализации. Правда, она видела в подобном самопожертвовании и определенную долю романтизма. Это придавало ей дополнительные силы.

Свое стремление к романтизму средневекового рыцарства Карин смогла отразить и в обустройстве дома. Через опускающиеся в полу столовой двери можно было попасть непосредственно в центр дома — сводчатое подвальное помещение. Там она оставила открытой каменную кладку, которую украсила гобеленами и шкурами. В помещении стояла тяжелая инкрустированная мебель. Свои мечты о собственном замке она смогла выразить, но только в очень ограниченном масштабе. Эти подвальные помещения, очень похожие на катакомбы замка, стали идеальным местом для первых собраний национал-социалистов. Особенно хорошо эти помещения играли на руку, когда супруги Геринги хотели показать себя радушными и неординарными хозяевами. Именно там иногда устраивались торжественные приемы.

Фанни, сестра Карин, которая в то время тоже жила в Баварии и часто навещала супругов, в своей книге описывает сестру как очень радушную хозяйку: «…как она угощала некоторых уставших, затравленных и голодных национал-социалистов собственноручно приготовленными блюдами! А как были кстати ее вкусные и оригинальные блюда, приготовленные для фюрера и посещавших его людей, после их многочасовых совещаний!»

С другой стороны, и сам Геринг проявил себя как незаурядный организатор. В чрезвычайно сжатые сроки он подготовил из разношерстной толпы прекрасно организованные штурмовые бригады (СА), которые были готовы действовать по одному его слову. Когда его личная армия промаршировала перед Гитлером 15 апреля 1923 года, Карин просто светилась от восторга и гордости за мужа. Она поспешила написать своему сыну Томасу: «Однажды ты будешь гордиться моим любимым мужчиной, который теперь стал твоим вторым отцом. Сегодня он заставил свою армию храбрых молодых немцев маршировать мимо Гитлера, и я увидела, как сияло его лицо. Он много с ними работал, так что бывшая толпа черни… действительно превратилась в армию света… готовая по приказу фюрера двинуться, чтобы вновь сделать свободной эту несчастную страну… Когда все закончилось, фюрер обнял моего любимого мужчину и сказал мне. что если он сообщит ему все, что он думает в действительности о его достижении, он (Герман Геринг) потеряет голову. Я сказала ему, что меня саму распирает от гордости. После этого он поцеловал мне руку и сказал, что у женщины с такой хорошенькой головкой этого не может случиться. Это был, может быть, не самый элегантный комплимент, который мне приходилось' слышать, но я пришла от него в восторг».

Забавно, но во всех своих письмах Томасу Карин избегала называть своего второго мужа по имени. Видимо, в его отношениях с пасынком не все складывалось удачно, поэтому ей постоянно приходилось подчеркивать, что Герман является ее любимым мужчиной и его вторым отцом. В романтических семьях, где любви придавалось огромное значение, это был весьма серьезный аргумент.

В то время как Карин и Герман все с большим энтузиазмом посвящали себя новой молодой партии НСДАП, у бывшего супруга Карин Нильса фон Канцтова все отчетливее стали проявляться симптомы тяжелого психического расстройства. В середине 1923 года, находясь в командировке, он бросился с кулаками на собственного сослуживца, который в присутствии Нильса осмелился ругать Германа Геринга. Сослуживец, которого фон Канцтов начал душить, отчаянно звал на помощь. Когда Нильса попытались оттащить от обидчика, он, не долго думая, выбросился в окно. Из-за этого инцидента он был отстранен от учебы в военной академии. Его состояние стремительно ухудшалось с каждым месяцем. Он умер в состоянии глубоко психического расстройства. Однако до самой смерти оставался невероятно щедрым: Нильс полностью финансировал Германа и Карин Геринг, позволяя им вести хозяйство на широкую ногу. Он заботился об их содержании и регулярно отсылал огромные продуктовые посылки.

Итак, Карин свела с ума, в буквальном смысле, одного мужчину (психическое расстройство Нильса фон Канцтова многие исследователя напрямую связывают с его разводом с Карин, после чего его состояние стало ухудшаться) и значительно повлияла на второго — Германа Геринга. Очень многие свои поступки он принимал именно под воздействием мнения Карин. Нельзя сказать, что он полностью подчинился ей, но ее мнение значило для него очень многое.

В том же году, 15 июля 1923 года, умерла и мать Германа Геринга — Франциска Геринг. Карин участвовала в похоронах, несмотря на свою сильную простуду. Она подхватила во время похорон тяжелейшее воспаление легких, от которого потом не могла избавиться несколько месяцев. В своем очередном письме Томасу в Стокгольм (хотя она и получала средства на содержание сына, он жил с ее родней в столице Швеции) она писала: «У меня легкая простуда. Пишу, лежа в постели, потому что мой самый любимый мужчина на этом настоял… Он очень занят, много работает. Предстоят великие дела».

К концу 1923 года почти все крайне правые промилитаристские объединения фактически были готовы к объединенному союзу, который должен был совершить военный переворот. Подобная попытка была предпринята 8 ноября 1923 года. Сама Карин лежала в постели больная и не могла принять участия в шествии. Зато ее сестра Фанни шла в колонне демонстрантов. Она стала свидетельницей, как колонны штурмовиков СА и ударные группы бойцов в полдень маршировали под ликующие возгласы толпы, уверенные в своей победе. Они направлялись к Одеонплатц. В первой шеренге шагали Гитлер, Геринг и генерал Людеядорф. Недалеко от Фельдхерренхалле местная баварская полиция решила остановить демонстрацию и открыла огонь. Среди шагающих появились убитые и раненые. Сам Геринг тоже получил несколько пуль в бедро. Штурмовики затащили своего беспомощного начальника в ближайший дом, хозяином которого был еврей Баллен. Он узнал Германа Геринга и хотя не вызвал врача, оказал ему необходимую помощь. Может, именно трогательная забота еврейской семьи спасла жизнь человеку, который впоследствии принимал программу их уничтожения как один из пунктов деятельности партии.

После неудавшейся попытки военного переворота правительство запретило деятельность НСДАП, но симпатии народа к ее членам росли с каждым днем. Сам Геринг также остался верен идеалам партии и, спасаясь от политического преследования, благополучно сбежал в Австрию. Все письма Карин, которые она писала в изгнании, наполнены стремлением к непримиримой борьбе. Политические идеалы полностью завладели ею, она стремилась к активной деятельности в качестве члена НСДАП. В своей фанатичности Карин явно отождествляла себя с героями средневековых немецких легенд, которые никогда не поступались идеалами и до конца жизни боролись за свободу своего родного края. Вот одно из писем того времени к матери, датированное 13 ноября 1923 года:

«…мы пережили неслыханно тяжелые часы, но вопреки всему — счастливы! Нога Германа прострелена, пуля прошла навылет всего в полусантиметре от артерии, множество осколков и грязи находятся внутри длинного протока, который просверлила пуля. Еще есть пулевое ранение вверху (на правом бедре), которое ужасно воспаляется из-за того, что вся грязь и т. д. пытается выйти, и поэтому вызывает нагноение, лихорадку и сильную боль.:. Он должен так бесконечно много выдержать, добрый милый Герман, но думает беспрестанно обо мне.

Из Мюнхена в Гармиш мы ехали (после первой перевяжи) в автомобиле с хорошими друзьями, на вилле которых мы жили два дня, но потом уехали из-за того, что он (Геринг) здесь был. Перед виллой начались демонстрации и крики «ура». Толпы людей приходили сюда. Поэтому мы решили, что будет лучше отправиться прочь через границу в Австрии). Мы поехали туда на автомобиле, но на границе были арестованы полицейскими, вооруженными револьверами. Они поехали вместе с нами и доставили нас назад в Германию. Собралась масса народу, со всех сторон слышалось «Хайль, Геринг», шутки и остроты по поводу офицеров полиции. Они очень взволновались, когда толпа их чуть не линчевала.

Во время всего обратного пути в автомобиле, который был для него, конечно, ужасно трудным, он думал только о том, чтобы я не испугалась и не стала волноваться. Он был так добр, несмотря на душевную и телесную боль. Его паспорт представители власти отобрали. Мы приехали в больницу, которая была окружена сторожами и часовыми, и несмотря на это, нам помогли только благодаря чуду. Германа вынесли из больницы и через два часа с фальшивым паспортом провезли через границу… Мама, ты не должна думать, что дело Гитлера потеряно, что от него отказались. Он победит, я это чувствую, я это знаю. Мы еще увидим финал, и эта первая неудача сделает окончательную победу боже глубокой, зрелой и серьезной…»

В Инсбруке, куда приехал Геринг, его сторонники устроили своему кумиру триумфальную встречу. После того как он разместился в больнице, ему пришлось стойко перенести многочасовое паломничество людей, которые стремились выразить ему свои чувства. Телеграммы и цветы несли без конца. Проводились собрания, на которых обсуждалось, как именно можно помочь НСДАП и лично Герингу. Бесконечным потоком шли финансовые пожертвования. Все это время состояние тяжелораненого оставалось крайне серьезным. Раны постоянно гноились, нарывы прорывались и заливали кровью и гноем повязки, температура резко поднималась. Врачи склонялись к проведению двух крайне серьезных операций в местах ранения. Пытаясь хоть как-то оградить пациента от боли, врачи постоянно кололи ему морфий, так что Геринг находился в полубессознательном состоянии. Как следствие этих дней, у Геринга выработалась медикаментозная зависимость от морфия, которая преследовала его всю жизнь.

По сути, с этого дня Герман Геринг стал наркоманом, который не мог обходиться без постоянных инъекций морфия. Это значительно повлияло в дальнейшем на его характер и психику. От пагубной привычки, которую он приобрел помимо своей воли, он смог избавиться только незадолго до смерти в американской тюрьме.

Все время болезни Германа Карин практически ни на минуту не отходила от постели своего мужа. Встреча Геринга была не только триумфальной. По дороге в больницу коммунисты забросали машину камнями. Так что Карин оказалась на соседней койке с многочисленными порезами и переломом пальца на ноге. К Рождеству Геринг начал поправляться. Его состояние настолько улучшилось, что он сменил больничную палату на номер в отеле «Тирольский двор», где находился постоянно при свите, которая не только охраняла его, но и выполняла различные поручения.

Карин была в восторге от пребывания в отеле, о чем не преминула сообщить матери в письме от 20 февраля 1924 года. «Мы живем здесь в самом первоклассном отеле в Инсбруке. Его владелец — «человек Гитлера» — заставляет нас жить за его счет. Он настоял на том, чтобы взять все расходы на себя. У нас большая спальня с ванной и еще большая и уютная жилая комната. Еда очень хорошая. Мы едим «а ла карте*, и все наши заказы выполняются буквально за 30 секунд. Все официанты — штурмовики СА, которые боготворят Германа!.. Говорят, что мы не должны думать о плате. Пока мы все не организуем, они воспримут это как личное оскорбление. Если бы могли никогда не платить, это бы не повредило. Это-была бы только маленькая жертва, которую они охотно принесли бы Герману. Всю сумму± которую мы должны заплатить, отель дарит движению Гитлера. Сознайся, что это просто великолепно!»

Как видно, Карин занимала не только идеология. Она видела в этом и вполне земные прелести. И хотя ее нельзя назвать скупой, она всю жизнь предпочитала жить за чужой счет. Брала деньги на содержание любовника у мужа, приняла от него в подарок дом, охотно не платила в отеле. Позже, когда Геринг поднялся к вершинам власти, она охотно использовала свое положение, чтобы не утруждать себя расходами. Практически все ее желания исполнялись бесплатно.

В сочельник штурмовики СА из города Инсбрук преподнесли Герману и Карин небольшой подарок: нарядно украшенную маленькую елку, свечи на которой они украсили символическими цветами нацистов — черным, белым и красным. Герман все передвигался с помощью костылей, Карин тоже была не совсем здорова. Поэтому супружеская чета по обоюдной договоренности отказалась от взаимного обмена подарками. Новый год супруги праздновали у дирекции отеля, которые пригласили всех, кто, по словам Карин, «хочет обменяться тостами «На здоровье!» и «Хайль!» с Гитлером и Герингом». Праздновали они в столовой, где провели вечер в прекрасном настроении под немецким флагом.

Впрочем, подобные вечера были в изгнании скорее исключением, чем правилом. Карин почти все время болела, периодически даже лежала прикованная к постели. В таком виде она мало походила на активистку НСДАП, которая намеревается отдать все силы политической борьбе. Скорее, она напоминала несчастную женщину в изгнании. Она часто теряла сознание и тогда приходилось делать камфорные инъекции, чтобы привести супругу Геринга в чувство. Вскоре врачи констатировали, что у Карин наблюдаются все симптомы неизлечимой болезни сердца. После этого она потеряла всякие иллюзии по поводу своего возможного полного излечения от недугов и впала в депрессию. Герман и сам крайне тяжело перенес известие о неизлечимой болезни жены.

Карин почему-то вспомнила о бывшем супруге. Она напечатала на пишущей машинке, которую ей подарил Герман на день рождения, описание зимнего Инсбрука, который ей представлялся как «переполненная тарелка с подноса официанта», и отослала послание Нильсу фон Канцтову. Нельзя отказать в мужестве этой женщине. Даже будучи прикованной к постели, Карин пыталась оказать посильную помощь партии. Например, она старательно собирала сообщения зарубежной прессы об активистах все еще запрещенной НСДАП, многих из которых опекали ее родственники, и передавала всю информацию Адольфу Гитлеру. О возвращении в Мюнхен не могло быть и речи, что еще больше угнетало Карин Геринг. В Германии супруги Геринг были объявлены в розыск, извещения об этом, снабженные фотографиями Германа и Карин, висели на всех столбах. Стоило им только перейти границу, как арест не заставил бы себя ждать.

Герман искал любые возможности для того, чтобы вернуться. Он даже хотел стал добровольным полицейским. Для этого он разыскал курсирующего между Инсбруком и Мюнхеном адвоката партии доктора Родера, чтобы через него попросить на это разрешение фюрера. Гитлер отказал, чем отодвинул столь ожидаемую амнистию супругов на неопределенный срок. Подобное решение Адольфа Гитлера еще больше усилило и без того прогрессирующую депрессию Германа и Карин.

Но удивительное дело: депрессия по поводу своего собственного положения странным образом уживалась в Карин с гордостью за партию. В своем письме матери она одновременно жаловалась на собственное положение и хвасталась успехами партии: «Наша мюнхенская вилла конфискована, счета арестованы, забрали даже автомобиль. На меня теперь также распространяется приказ об аресте. И несмотря на все это, для Гитлера все складывается очень удачно. Его работа движется вперед как никогда раньше». Карин с гордостью сообщала о том, что они смогли сделать в Швеции для продвижения НСДАП. Выдержав удар судьбы, она уже утешала собственную семью и успокаивала их, говоря, что у нее все нормализуется. Участие в деятельности партии ее сестры Фанни приняло такие оголтело-истерические формы, что даже сама супруга Геринга как-то заявила: «Она слишком национал-социалистична для меня». Но и такая политическая ангажированность не позволяла ей забывать о своих прогрессирующих болезнях. Сердечные приступы Карин все чаще сменялись приступами ревматизма, с которыми ей было все труднее бороться.

Германа тоже беспокоило его с Карин будущее. Он не мог предсказать ход событий, поэтому просто наблюдал за их развитием и строил планы. Герман четко осознавал, что пока не закончится процесс против путчистов, среди которых был и он сам, вернуться в Германию практически невозможно. Об этом он даже писал в письме своей теще 22 февраля 1924 года: «Во время процесса (против Гитлера и остальных путчистов, который продолжался с 26 февраля по 1 апреля 1924 года) я планирую оставаться здесь, но потом, если не представится шанса вернуться в Германию, мы хотим через Италию попасть в Швецию. Так как пребывание там все еще значительно дешевле, чем везде, и прежде всего намного красивее, нежели в Австрии… Может быть, там я найду какую-нибудь работу, пока условия не позволят вернуться в Германию. Ведь я хочу вернуться только в нацистскую Германию, а не в эту еврейскую республику. Я снова буду готов к борьбе за свою родину…»

Карин полностью разделяла антисемитские взгляды мужа. Трудно сказать, какие у нее были на это причины. Ведь интеллигенция Германии не особенно сильно грешила подобными взглядами. Тем не-менее Карин с гордостью и пиететом рассказывала своей сестре Лили историю о ее бывшем шофере Шелльсхорне:«Он теперь без работы, без гроша в кармане. Но когда ему предложили место шофера в замке одного богатого еврея, он гордо отказался со словами: «Кто однажды удостаивался чести служить Гитлеру или Герингу, должен испытывать боль, как от смертельной раны, когда ему предлагают получить работу у семита. В тысячу раз лучше умереть от голода, чем служить еврею». Пафос этих строк — просто фантастический, но сколько в них гордости смертельно больной женщины, которая узнала о верности своего работника. Для впечатлительной Карин на месте еврея мог быть человек любой национальности. Главное в этом монологе то, что шофер считает своими лучшими воспоминаниями время работы на партию.

Процесс против Гитлера и Геринга начался в Мюнхене 26 февраля 1924 года. Оба они были прекрасно информированы об этом событии доктором Родером. Карин не находила себе места и всем повторяла без устали: «Я неслыханно взволнована. Мысленно я все чаще чувствую себя рядом с Гитлером. Господи, помет ему. Я должна срочно написать матери, это поможет мне легче перенести волнение…». Как выяснилось позже, страхи и волнение были совершенно напрасны и необоснованы. По ходу дела странно исчезли обвинения в пропаже крупной суммы денег и убийстве четырех полицейских, которое произошло во время марша. Баварский суд проявил чудеса мягкотелости. Объявлялись все новые и новые смягчающие обстоятельства. Гитлера приговорили к пяти годам заключения в крепости, но шесть месяцев, пока шло следствие, из этого срока сразу же исключили. Остальные четыре с половиной года оказались условным заключением. Для Гитлера, который являлся подданным Австрии, приговор не представлял ни малейшей опасности и никак не мешал дальнейшей работе.

Все прошло нормально, но Геринги снова оказались на краю полного финансового краха. И как только закончился процесс, Карин в качестве заместителя Германа поехала в Мюнхен, чтобы раздобыть хоть немного денег. Генерал Людендорф, к которому она прибыла 6 апреля, отказал ей сразу. В ответ на слова о помощи, которая так необходима ее мужу, который «столь многим пожертвовал для своей родины», генерал безапелляционно заявил, что родина требует безвозмездных жертв. Поэтому ни о какой оплате содержания семьи за границей и речи быть не может. В полном шоке от услышанного Карин бросилась разыскивать Гитлера в крепости Ландсберг. Фюрер жил там весьма вольготно, принимал посетителей и вообще не чувствовал себя заключенным. Правда, денег он так и не дал. Зато, как и все его посетители, около 500 человек за пару лет жительства в крепости, она получила на память фотографию Адольфа Гитлера, стоящего у стен крепости Ландсберг, с надписью на память: «Уважаемой супруге моею командира штурмовиков СА фрау Карин Геринг на память о посещении в крепости Ландсберг. 15 апреля 1924 года». Вместо денег Гитлер дал Карин поручение: ехать в Италию, чтобы установить там контакты с Муссолини и уже у него просить финансовой помощи для НСДАП.

В полном отчаянии Карин Геринг решилась на последний шаг. Она обратилась за помощью к преуспевающему хирургу-ортопеду Кильсу Сильфверскиельду, дальнему родственнику семьи Фок. Он, как и все предыдущие, отказался помочь деньгами. Не дал он и столь необходимого для Геринга морфия, без которого глава СА уже не мог обходиться. Вместо этого доктор предложил Карин, чтобы она отправила мужа на курсы лечения от наркозависимости. Лечение не дало ничего, хотя отец Карин, полковник фон Фок, взял на себя оплату лечебного курса. Герман один за другим посетил четыре санатория, но так и не вылечился от зависимости. В санатории «Аспуденс» он настолько сильно страдал от «ломки», что решился взломать шкаф с медикаментами и угрожать медперсоналу, который пытался его остановить, расправой. В его истории болезни появилась запись, мотивирующая причину, по которой Геринг опять начал постоянно получать морфий: «Она (Карин) боялась, что капитан (Герман) в приступе ярости может кого-то убить». По сути, шеф СА являлся законченным наркоманом, который зачастую не мог контролировать свои поступки. Но всю войну он находился во главе ВВС, а пропагандисты тщательно замалчивали маленький недостаток одного из командующих Третьего рейха.

После описанного случая Геринга, с согласия Карин, в смирительной рубашке перевели в госпиталь Катарины, а потом — в психиатрическую клинику Лангбро. Если проанализировать истории болезни Германа Геринга из всех клиник, в которых он лежал, то перед нами предстанет жестокий истерик и евреененавистник с нестабильным и слабым характером, невероятно злобный по отношению к другим и до патологии сентиментальный по отношению к собственной семье. Кстати, почти все руководство Третьего рейха отличалось этой особенностью. К 7 октября, когда его состояние стабилизировалось, он в ясном сознании был выписан из пси хиатрической клиники. Но у Германа не замедлил проявиться рецидив. Он какое-то время скрывал свой возврат к наркотикам, но потом сознался во всем Карин, заметив, что ее болезни стремительно прогрессируют. У Карин все хуже было с сердцем.

В 1927 году, спустя три года, Герман Геринг решил вернуться к активной политической жизни. К этому времени его как политика совершенно забыли. Имя Геринга даже было вычеркнуто из списков членов партии НСДАП. Судя по всему, тогдашние члены партии совершенно не горели желанием принять в свои ряды долгие годы пропадавшего офицера. Геринг написал о происходящем в Германии Карин, которую оставил в Стокгольме. Герман метался между больной женой и партией, и получил от нее ответ: «В таких случаях правда — единственное верное средство, и ты имеешь право ее знать, потому что ты любишь меня и всегда все для меня делал. Поэтому ты должен знать, что я не боюсь смерти… Я только хочу, чтобы исполнилась моя воля, потому что я знаю — своя воля является для каждого человека лучшим выбором. И, мой милый, если чего не дает Бог, так это такой смерти, как вечный сон. Раз, и все забывается. Но я убеждена в том, что мы там, наверху, опять увидимся. Конечно, я очень хочу жить, чтобы ты не горевал, и ради моего Томаса. Мне бы этого хотелось — да, мне страх как бы этого хотелось — остаться у вас обоих в памяти…

Здоровье моего милого — моя самая большая забота. Твоя болезнь действительно намного опаснее, чем моя. Милый, я все время думала о тебе. Ты — все, что у меня есть, и я прошу тебя: попытайся всеми силами освободиться от влечения к морфию, пока еще не лишком поздно. Я прекрасно тебя понимаю: ты не можешь сейчас прекратить его употреблять, теперь, когда так много от тебя зависит. Когда тебя со всех сторон осаждают. Ты будешь торопиться, но держи себя в рамках… Делай настолько длинную паузу, насколько это возможно. Ты должен страдать. Это будет тебе неприятно, но сделай это по моей воле, потому что моя любовь к тебе безгранична… И быть морфинистом — значит совершить настолько много самоубийств: каждый день от тебя уходит частичка твоего тела и твоей души… Тобой владеет злой дух и злая власть, и тело постепенно увядает… Спаси себя сам. Этим ты спасешь и меня!..»

В биографии Карин ее сестра, Фанни фон Вилатович, естественно, и не упомянула о страсти Германа к морфию. Она постаралась создать образы мученика и его верной супруги, которая шла на все, чтобы поддержать мужа. В той же книге есть много анекдотов о Гитлере той поры, когда Герман вернулся в Берлин. Но на самом деле отношения Геринга и Гитлера складывались не лучшим образом. Почти год понадобился супругу Карин, чтобы хоть как-то расположить к себе фюрера и вернуть доверие других членов НСДАП. Настоящим возвращением Геринга в НСДАП можно считать май 1928 года, когда Адольф Гитлер предложил ему стать одним из кандидатов НСДАП на выборах в рейхстаг. Геринг тут же перевез в Берлин свою больную жену, которая изъявила желание всячески помогать мужу и НСДАП на грядущих выборах. В результате, пережив трудную и утомительную поездку, Карин Геринг приехала в Берлин за три дня до выборов. Она обосновалась в небольшой квартирке Геринга и тут же поспешила написать матери:

«Поездка прошла хорошо, но была утомительной… В Берлине меня встретил Герман, патом на автомобиле поехали туда, где он имеет огромную комнату. Это угловая комната со светлым, залитым солнцем балконом и цветущей сиренью. Я искупалась, выпила чая, отдохнула… После этого предстояла еще одна трехчасовая автомобильная поездка. Мы ехали со скоростью 115 километров в час! Весь Берлин в предвыборном настроении, сами выборы назначены на воскресенье. Они уже начались с убийства друг друга, ежедневно коммунисты шествуют с красными флагами и горящими Библиями по городу, и всегда они встречают людей Гитлера, также с красными флагами, но украшенными свастикой. И затем начинается потасовка с убитыми и ранеными…»

Спустя еще три дня Карин снова решила написать матери. Но на этот раз ограничилась короткой восторженной телеграммой, датированной 21 мая: «Германа вчера выбрали. Мама, ты понимаешь?! Твоя Карин». Помимо Германа, на выборах в рейхстаг прошло еще десять членов НСДАП. Карин присутствовала на открытии вновь сформированного рейхстага. Она укрепилась в своем положении, стала более уверенной в себе. Это сразу же проявилось в ее оценках остальных прошедших на выборах депутатов. Всех, кто не шел от НСДАП, она окрестила «несколько совершенно очевидных преступников, остальные — евреи».

Для Карин это был откровенный успех. После многих лет эмиграции и скитаний, когда все бывшие знакомые ей отказывали в помощи, она вновь стала женой большого политика, который постоянно находится на виду. Вместе с годами эмиграции в прошлое канули и все финансовые проблемы Герингов. Семья переехала в большую и удобную квартиру. Карин вновь почувствовала себя светской дамой, и, несмотря на все ухудшающееся состояние, активно занялась ее обустройством, чтобы быть готовой к светским приемам. Герман в это время отправился по заданию партии в Цюрих.

Эту квартиру подробно описала в своих воспоминаниях Генриетта Гофман, дочь придворного фотографа НСДАП. С Карин она познакомилась осенью 1928 года в Мюнхене. Генрих Гофман заставил ее сфотографироваться со своей дочерью. После чего Карин и подружилась с девушкой, пригласив ее к себе в Берлин. «Хотя это была еще маленькая одноэтажная квартира, Геринг часто приглашал гостей: прусских принцев и принцесс фон Гессен, друзей из Швеции… Крупные промышленники, которые представляли интерес для рейхстага, часто бывали у него в гостях… Карин была необычайно привлекательна, а Герман — прирожденный хозяин. Он мешал майонез, охлаждал кружки с пивом. Я должна была оставаться среди людей, пока не уходил последний гость, потому что я спала на кушетке…»

Карин до последних дней своей жизни старалась помогать мужу по мере своих сил. Она стала активным агитатором, все время убеждая всех гостей дома вступать в партию и всеми силами помогать НСДАП. Прирожденная аристократка привлекала к дому, а значит и к партии, большое количество дворянских особ, мнение которых в то время еще много значило. Последние годы своей жизни в Берлине она описывала друзьям так: «Я замечаю, что все идет хорошо и что круг людей вокруг нас все стремительнее расширяется. Мы многое делаем для Гитлера и его идей. Август-Вильгельм из Гогенцоллернов и князья Вида познакомили нас с массой интересных и полезных людей…» Герман, как и сама Карин, обожал бурную светскую жизнь, поэтому всячески приветствовал появление в доме таких именитых гостей. Кроме вышеперечисленных, в дом Герингов наведывался брат Августа Айтель-Фриурик, а супруга князя Виктора Вида, Мария Элизабета, стала подругой Карин. Правда, к моменту своего пика славы, как светской дамы, Карин зачастую чувствовала себя настолько плохо, что могла приветствовать гостей только лежа на кушетке. Встать уже сил не было. В те дни, когда состояние Карин ухудшалось настолько, что она не могла хозяйничать на кухне, к столу подавались только утрированно простые блюда типа горохового супа со свининой и шведские яблочные пирожные с ванилью.

Правда, не все друзья и родственники Германа и Карин разделяли их симпатии к нацистам. Например, к часто приезжавшая из Швеции незамужняя сестра? Карин, Эльза, совершенно ошеломляюще для Герингов высказывалась о германском нацизме. По возвращении в Швецию она рассказывала: «Ты понимаешь, Карин и Герман взяли нас с собой на собрание НСДАП во Дворец спорта. Мы сделали только два шага, как толпа молодых людей высоко вытянула руки вверх и дико закричала. Я удивленно оглянулась и спросила: «Что здесь происходит? Кто идет? Это королевская персона?» И можешь себе представить, это был всего лишь Герман, которому они присягнули на верность. Он, оказывается, здесь очень популярен…»

Надо отдать должное Карин, она совершенно не устраивала проблем из подобного отношения родственников к делу всей ее жизни. Будучи аристократкой, она уважала точку зрения равных себе. По крайней мере, родственники Карин могли позволить себе подобные высказывания, не боясь поссориться с семьей Геринга. Хотя ни Карин, ни Герман не были в восторге от их едких замечаний и старались их переубедить. Правда, не всегда успешно.

Семья Герингов вовсе не забыла годы нужды и изгнания. Судя по всему, Герман не рассчитывал на то, что его власть продлится долго. В этом он был схож с большевиками 20-х годов. Во избежание возможной конфискации имущества, он отправился вместе с Карин к нотариусу и переписал на ее имя практически все, что находилось в доме. Подозревая, что его могут настигнуть судебные иски по процессам, которые неизбежно возникнут из-за частого нарушения НСДАП закона, Герман не хотел, чтобы это коснулось его жены. На ее имя 2 октября 1930 года записали всю мебель в квартире и даже инвентарь прислуги. Если верить этому документу, страсть Германа Геринга к антиквариату возникла еще тогда. В списке ценных вещей присутствуют подлинники известных мастеров, антиквариат, старинная мебель, персидские и китайские ковры. В список вещей, принадлежавших Карин Геринг, внесли даже пылесос, гармонику и алюминиевые горшки.

Спустя два года после первых успешных выборов членов НСДАП в рейхстаг, Карин снова появилась на открытии нового состава рейхстага 13 октября 1930 года. Теперь в его состав попали уже 117 представителей партии нацистов.

К Рождеству 1930 года состояние Карин снова ухудшилось. Она уже прекрасно осознавала, что дни ее сочтены. Да и врачи не скрывали своих самых печальных прогнозов, относительно ее здоровья. Тогда она писала: «Я болела и лежала перед Рождеством с температурой под 40. День прошел, а я только смогла нарядить елку и выполнить последнюю запланированную на день работу — упаковать подарки. В восемь часов вечера пришел Геббельс, чтобы отпраздновать с нами сочельник. Он принес с собой очаровательно сделанные пакеты с подарками… Елка зажглась, и подарки были розданы. Потом у меня начался озноб, причем такой сильный, что я свалилась с софы…»

К тому времени наркомания Германа уже ни для кого в партии не являлась секретом. Ее не особенно обсуждали, поскольку Герман Геринг снова находился в фаворе у фюрера, но энтузиазма это знание не вызывало. Отношение к нему оставалось подчеркнуто ровным, хотя многие и позволяли себе скрытое презрение к наркоману. Геббельс тоже знал о недуге коллеги по НСДАП. В своем дневнике 29 января 1931 года он записал: «От фрау ф. Д. (Виктория фон Дирксен) я знаю, что Геринг опять находится под бременем морфия. Это же ужасно. Ему ведь больше нельзя становиться злым, вместе с этим чувством возвращается и его нервозность. Я хочу немного понаблюдать за ним…» Спустя несколько недель, видимо, сделав необходимые наблюдения и выводы, Геббельс снова вернулся 20 февраля к Герингу в своем дневнике: «Он явно страдает манией величия. Все это последствия наркомании… безудержный оппортунист… Его нужно сначала доставить в «желтый дом» (психиатрическая клиника). Нельзя дать ему погибнуть».

Много записей посвящены в дневниках доктора Йозефа Геббельса и супруге Геринга Карин. Ее состояние явно вызывало у него сочувствие и уважение к этой женщине. Например, 29 января он писал: «Я слышал от Геринга, что его жена тяжело больна и находится при смерти…» Спустя несколько дней состояние Карин несколько улучшилось, что Геббельс не преминул отметить: «У Геринга за кофе. С нами, все еще в постели, лежит прекрасная Карин. Она выглядит хороню и искренне радуется тому, что я пришел их навестить. Я очень уважаю эту женщину».

В то время как сам Герман Геринг много разъезжал по стране в качестве штатного оратора партии, Карин тоже много переезжала, но только из одной клиники в другую. Санаторий в Кройте, клиника в Баварии… Все свободное время Карин Геринг посвящала чтению. Еще одним ее хобби было придумывание и разработка новых костюмов для супруга. Вполне возможно, что в ней умер неплохой модельер. По крайней мере, никто из современников ни разу не упрекнул эту женщину в отсутствии хорошего вкуса. Если она приезжала к Герману в Берлин, то, по словам современников, он на это время становился значительно тише и спокойнее. Она делала его выдержанным и уравновешенным.

Чтобы показать, насколько он ценит семью Герингов, фюрер в июле 1931 года подарил им «Мерседес» взамен конфискованного перед бегством. Восторги супругов вылились во фразу, которую они повторяли своим знакомым, утверждая, что машина — «доказательство заботы и доброты фюрера». Чтобы обкатать подарок, а заодно и хорошо провести отпуск, Карин и Герман отправились в продолжительное путешествие по дорогам Германии, Австрии и Швеции. Это было их последнее совместное путешествие. Карин чувствовала себя настолько плохо, что уже практически не выходила из машины. Она предпочитала даже обедать внутри салона. По дороге в Швецию, к родне Карин, супруги заехали в Дрезден, где встретились с Адольфом Гитлером.

Трудно утверждать наверняка, но если верить все той же претенциозной книге Фанни Виламович, то Карин при виде фюрера воскликнула: «Если бы только вся Германия могла осознать, кого мы имеем в лице Гитлера, то наступило бы новое время!»

Через шесть дней после приезда Карин в Швецию, 25 сентября 1931 года, совершенно неожиданно от скоротечной болезни умерла мать фрау Геринг, Гульдина фон Фок. Смерть матери повергла Карин в глубокую депрессию, из которой она уже так и не вышла. Германа срочно вызвали в Германию. Карин пережила мать ненадолго. Она скончалась 17 октября 1931 года, так и не дождавшись своего горячо любимого супруга. Причиной смерти стал сердечный приступ.

Четыре дня гроб с телом Карин простоял в ее любимой часовне «Эдельвейс», а потом 21 октября, в день ее 43-летая, она была похоронена на небольшом кладбище Лове под Дротингхольмом, летней резиденцией семьи Фок. Единственным человеком, которого практически не тронула смерть Карин Геринг, оказался ее старый знакомый, товарищ по партии Германа, доктор Геббельс. В своих дневниках он описал события только как член партии НСДАП. В строках дневника нет и намека на человеческие эмоции по отношению к умершей: «Черты лица Германа окаменели, когда посреди его тяжелой борьбы он потерял любимую женщину. Но он ни мгновения не колебался. Серьезно и настойчиво он продолжал идти своим путем, непоколебимый оруженосец фюрера. Это стойкий солдат с дерзким сердцем…»

После смерти жены Герман Геринг не прервал отношений со своими шведскими родственниками. По случаю всех праздников или семейных торжеств он посылал им венки из белых и красных цветов, которые всегда имели одну только форму — форму свастики. Спустя год после смерти Карин он даже присутствовал на свадьбе Бригитты фон Розен, где произнес тост в честь новой Германии и НСДАП.

В Германии Карин стала культовой фигурой. Ее воспевали как шведку, которая ради истинной любви смогла отбросить все свое прошлое, переехать в Германию и стать активной национал-социалисткой, как и ее супруг. Особенно сильное хождение эта красивая легенда получила после прихода нацистов к власти. Они всячески воспевали энтузиазм Карин по отношению к фюреру. Официальная оценка ее роли в становлении НСДАП была заранее предусмотрена. К ее тиражированию намеревались преступить после окончания войн Третьего рейха. По крайней мере, это было тщательно задокументировано во множестве официальных бумаг. Но поскольку руки у Германии до этого так и не дошли, то немецкому народу пришлось довольствоваться книгой Фанни Виламович и работой придворного биографа нацистов Эриха Гритцбахе.

Немецкие пропагандисты не могли пройти мимо истории, которая сама просилась в пропагандистские лозунги: любовь немецкого летчика и шведской дворянки. Она несла в себе все необходимые героико-романтические элементы, необходимые для создания полноценного эпоса. Роман Германа и Карин стал базой для образования нового вида придворных корреспонденций, в которых нацистская элита заняла бы место коронованных особ прошедших дней.

Одна из таких помпезных публикаций громко называлась «Высокая песня любви: немецкое становление». Она, как и ей подобные книги, должна была обеспечить переход читателей, не интересующихся политикой, на восприятие новых образов. Она же заменяла бульварную прессу, с которой нацисты тщательно боролись. Именно история семьи Герингов закрыла брешь в изысканно сплетенной сети тотального околпачивания населения Германии.

Если судить по историческим документам, которым можно однозначно доверять, то, скорее всего, сама Карин воспринимала национал-социализм как своеобразный заменитель религии и была не так уж далека от истины. Ей казалось, что подобное движение может объединить в себе все доброе, ценное, идеально-необходимое для людей. Что ж, это ее взгляд, который она отстаивала всей своей жизнью. Однако сам фюрер уважал ее за совершенно другие качества. Для него она вместила в себе все допустимую экстравагантность, религиозно-увлекающиеся черты. Она стала прообразом некой мессии, которая должна избавить Германию от ярма держав-победителей и повести к светлому будущему.

Адольф Гитлер гордился строками, которыми описывала его Карин 4 января 1931 года в письме к матери:«И одиноко стоит так обессиленно человек, которому, и прежде всего, именно ему, я верю. Я возлагаю на него все мои надежды — это Гитлер. Если он однажды возьмется за штурвал на этом тонущем корабле, то все изменится…» Гитлеру, который всегда комплексовал по поводу своего происхождения и испытывал невольный трепет перед представителями старинных родов, такая оценка невероятно льстила. Гитлер всегда оставался для Карин «гением, полным любви к истине». Она восхищалась этим человеком и его «рыцарской» борьбой. Несмотря на все неудачи НСДАП и ее семьи, Карин всегда считала, что будущее Германии — в нацизме.

В октябре 1933 года, когда полным ходом шел процесс о поджоге рейхстага, Герман Геринг посетил могилу жены в Швеции. Как обычно, он возложил на ее могилу венок из зеленых листьев, выполненный в форме свастики. Утром 8 ноября неизвестные люди растоптали цветы, а на могильном камне Карин Геринг, сделанном тоже в форме свастики, прикрепили табличку с надписью, сделанной на шведском языке: «Мы, несколько шведов, чувствуем себя оскорбленными из-за осквернения могилы немцем Герингом. Мир праху его прежней супруги, но пусть он избавит нас от немецкой пропаганды на ее надгробии». Этот случай стал для Геринга поводом перенести могилу. Для покойной супруги он соорудил в своей роскошной резиденции «Каринхолл», посреди водно-лесного ландшафта Шорнфхацде, подземный мавзолей.

Перенос останков жены Германа Геринга стал событием государственного масштаба. Им занимались на самом высшем уровне. Инициатором выступил премьер-министр Геринг, а организацией перезахоронения руководил министр пропаганды Йозеф Геббельс.

Похороны супруги стали политической ширмой для целого ряда событий за кулисами политической борьбы. Момент был выбран таким образом, чтобы, оказать максимальное политически-пропагандистское воздействие на массы. В разрезе этих событий, осквернение могилы Карин Геринг выглядит уже не совсем случайностью. Вполне можно предположить, что и оно было запланировано нацистскими боссами. Для переноса останков выбрали удачное время: за десять дней до знаменитого «путча Рема», во время которого руководитель штурмовиков, сменивший на этом посту Германа Геринга, был «совершенно случайно» убит. На самом деле целью путча как раз и являлось убийство Рема. Шеф СА вышел из-под контроля и претендовал на раздел власти. Перенос останков Карин Геринг был призван отвлечь внимание германского народа от убийства и похорон вышедшего из доверия рейха Рема.

Торжественные похороны героини раннего национал-социализма Карин Геринг играли на руку руководству Третьего рейха. Таким образом покойная супруга Геринга опять оказалась на службе у нацистов, уже помимо своей воли. Она служила им при жизни, для нее нашлась работа и через три года после смерти.

Перенос останков Карин из Швеции в Германию проходил невероятно помпезно, но без участия священников. По замыслу Йозефа Геббельса похороны больше походили на традиционные погребения времен фараонов. Основу для мероприятия он позаимствовал в культе Древнего Египта. Сначала немецкие экипажи торпедных катеров и шведские национал-социалисты проявили редкостное взаимодействие в Швеции при раскопке могилы в Лове. Затем Геббельс задействовал специально украшенный поезд особого назначения, который и доставил останки Карин Геринг в Германию. Все эпизоды траурной церемонии Геббельс педантично расписал по минутам и не допускал ни малейшего отклонения от сценария. На всем пути следования поезда до конечного пункта его назначения, станции Эбервальде (дорожная станция вблизи от «Каринхолла»), царил государственный траур. Флаги были приспущены, звучал колокольный звон. Вдоль дороги стояли отряды гитлерюгецд. На станцию стеклись тысячи немцев, чтобы отдать последнюю дань героине раннего национал-социализма. Последний отрезок пути по Шорфхайде Карин везли в открытой машине. Оловянный гроб установили на черном обелиске, вокруг которого постоянно горел жертвенный огонь. Машину сопровождал конный почетный караул.

Непосредственно церемония захоронения началась в «Каринхолле» ровно в 12 часов дня, когда там появился Адольф Гитлер. Солдаты взяли «на караул», оловянный гроб, покрытый флагом со свастикой, под звуки траурного марша из оперы Вагнера «Сумерки богов» пронесли сквозь строй солдат в мавзолей. Уже там все родственники Карин, иностранные дипломаты и представители нацистской элиты отдали последний долг Карин Геринг. Последними в мавзолей спустились Гитлер и Геринг, чтобы наедине попрощаться с покойницей.

В июне 1934 года «Народная женская газета» так описывала это событие государственной важности: «Как всегда, национал-социализм, объединивший под своими знаменами Германию, помнит героев своего движения. Он возложил венец благодарности на могилу Карин Геринг. Да здравствует Германия, для которой такие женщины живут, борются и умирают! Жизнь этой нордической женщины является для нас примером! С глубоким уважением мы затихнем перед такой сверхъестественной преданностью и внутренним величием истинной женщины…»

В склепе «Каринхолла» Карин Геринг не нашла свое последнее пристанище. Когда весной 1945 года Красная Армия все ближе подходила к Щорфхайде, Геринг лично распорядился взорвать свою летнюю резиденцию вместе с подземным мавзолеем. Перед тем как взорвать склеп, по приказу Германа останки его первой жены были извлечены из оловянного гроба и перезахоронены в ближайшем лесу. После чего место ее предыдущего захоронения сровняли с землей.

Но и на новом месте Карин не обрела покой. После захвата этих земель солдаты СССР по приказу штаба перерыли все окрестные земли в поисках сокровищ, зарытых Герингом при отступлении. Они случайно обнаружили могилу Карин Геринг и осквернили ее. Вырытые останки обнаружил местный лесничий, который тщательно собрал их и уведомил об этом шведских родственников первой жены Германа Геринга.

В Восточной Германии вовсю занимались строительством коммунизма. В таких условиях шведские родственники Карин понимали, что их прошение о переносе останков в Швецию никогда не будет удовлетворено. Пришлось действовать частным образом. Для этого в Восточную Германию прибыла Фанни Виламович, которая обратилась за помощью к шведскому пастору в Берлине Герберту Янсону.

Вместе они составили план перевозки и нового захоронения Карин Геринг, который стал бы украшением любого детективного сериала. Сначала Янсон отправился к леснику и убедил его вырыть останки Карин и тайно доставить их к нему в Берлин. Там пастор взялся уже за работу сам. Для начала он достал фальшивое свидетельство о смерти и под фальшивым же именем кремировал останки Карин в крематории Вильмерсдорфа. Потом он добыл еще одни фальшивые документы и с урной в багаже отправился в Швецию.

Во время краткой остановки в Гамбурге его машина оказалась ограбленной. Воры вынесли все, что смогли, оставив только урну с прахом, которая не представляла для них никакой ценности. Чуть позже Янсон все-таки сумел передать останки Карин Геринг семье Фок вместе с квитанцией о кремации.

После небольшого праздника памяти Карин ее похоронили в ее старой могиле на кладбище в Лове. Это было пятое погребение Карин Геринг.