Адольф Гитлер родился 20 апреля 1889 года, а Ева Браун — 7 февраля 1912 года. Между ними 23 года разницы в возрасте и, конечно, странно было бы предположить, что до нее у него не было женщин, но она единственная, хотя бы на 40 часов, удостоилась «чести» стать фрау Гитлер. В апреле 1945 года она каким-то чудом смогла пробраться в разрушенный Берлин, добралась до рейхсканцелярии, чтобы разделить судьбу человека, которого любила всю жизнь. Ева достаточно точно представляла, что ее ожидает, но ее ничто не пугало. Как бы мы не относились к самой Еве, ее преданность вызывает уважение.
Ева Браун родилась в Мюнхене. Отец ее, Фридрих Браун, был учителем, а мать, Франциска, — портнихой. У супругов уже была четырехлетняя дочь Ильзе, они мечтали о мальчике, но надежды не оправдались ни сейчас, ни через три года, когда родилась Маргарет (Гретль). Девочек крестили и воспитывали как католичек. В тяжелые послевоенные годы Брауны жили довольно зажиточно. Они имели комфортабельную квартиру, служанку и даже, по тем временам, роскошь автомобиль. По своим взглядам родители Евы были типичными представителями мелкой буржуазии. Эта среда была близка и понятна Гитлеру.
Школьное образование сестер Браун было рассчитано на дальнейшую профессиональную деятельность. Ева закончила монастырскую школу, лицей в Мюнхене, причем с достаточно хорошими отметками, хотя учителя считали ее ленивой. Подруги любили ее за веселый нрав и готовность к любым проделкам. Уроки музыки и рисования, на которых настаивал отец, ей быстро надоели, а вот спорт занимал большое место в ее жизни. Это она унаследовала от матери, которая в 1905 года получила мастера спорта по лыжам. Читать Ева больше всего любила сентиментальные романы о женщинах, которые всем жертвуют ради любимого мужчины, и киножурналы. Впоследствии, вместе с Гитлером, увлекалась чтением романов К. Мая. Как многие девушки того времени, она увлекалась кинозвездами, собирала в альбом их фотографии и мечтала о карьере балерины или киноактрисы. Однако после окончания лицея родители отправили ее в «Институт английских фройляйн» — в Симбаке, на баварско-австрийской границе. Там Ева изучала французский язык, машинопись, бухгалтерский учет, а также ведение домашнего хозяйства. В июле 1929 года она возвращается домой и. начинает поиски работы в Мюнхене. Совершенно случайно ее отец узнает, что Генрих Гофман, владелец фотоателье на мюнхенской Шеллингштрассе, 50, набирает сотрудников, и посылает туда дочь.
Генрих Гофман был боевым товарищем, личным фотографом и другом Адольфа Гитлера, и как раз получил большой заказ от НСДАП. Ева Браун была принята в ателье ученицей фотографа, продавцом, курьером и проработала в нем много лет. В октябре 1929 года Ева впервые встречает Гитлера. Вот отрывок из ее письма сестре: «После праздничного вечера я осталась на работе, чтобы немного привести в порядок некоторые бумаги. Я только поднялась на стремянку, чтобы достать бумаги с верхней полки, как входит шеф и с ним господин в возрасте со смешной бородкой, в светлом английском пальто и с большой фетровой шляпой в руке. Они сели в другом углу комнаты. Я скосила глаза в их сторону, чтобы не поворачиваться, и заметила, что мужчина смотрит на мои ноги. За день до этого я укоротила юбку и не была уверена, что сделала это хорошо, поэтому смутилась. Я спустилась вниз и господин Гофман меня представил: «Господин Вольф — наша маленькая фройляйн Браун, которая и принесет нам из ресторона на углу пива и ливерного паштета».
Ева все принесла, а господин Вольф стал ей рассказывать о последней премьере в театре и нашептывать комплименты. Этого оказалось достаточно, чтобы Ева была покорена. Правда, в разговоре с сестрой она явно кокетничает, поскольку не могла не узнать в Вольфе Гитлера. Фотомагазин специализировался на выпуске и продаже именно партийной продукции: конверты с портретом Гитлера, всевозможные открытки с ним и его сподвижниками, плакаты и даже документальные фильмы. Так что она должна была знать, с кем разговаривает.
Хотя Гитлер любит Гели, он все чаще приходит к Гофману и явно ищет встречи с Евой. Встречаясь, они ходят в кино, иногда обедают в ресторане «Остерия Бавария», выезжают на пикники. Пока встречи носят вполне невинный характер. Гитлер мил, галантен, ничего не требует. Вечера и ночи, по-прежнему, принадлежат любимой Гели… Ева, выросшая на мелодрамах, мечтает о дальнейшей жизни с ним, строит воздушные замки, в которых она принцесса, а прекрасный принц — Гитлер, у ее ног. И, конечно, она должна все, вплоть до жизни, принести на алтарь этой неземной любви. На Рождество 1929 года Гитлер подарил Еве свою фотографию, которую она тут же наклеила в альбом. Ева счастлива, она любит, и он обязательно полюбит ее.
На Шеллингштрассе, 41, располагалась редакция и типография партийного издания «Народный наблюдатель», ответственным редактором которого был Гитлер. Рядом находилась резиденция партийного руководства НСДАП. Ресторан «Остерия Бавария» был ближайшим к ним, поэтому в нем часто собирались руководители партии. Ева быстро познакомилась со всеми ближайшими соратниками Гитлера, их взгляды ее ничуть не смущали. Гофман, как ближайший друг Гитлера, очень быстро становится доверенным лицом Евы. Ему не очень нравится выбор будущего фюрера, он считает Еву глупенькой, хорошенькой куклой. У него есть дочь Генриетта, ровесница Евы, хорошенькая, пышногрудая блондинка. Генрих Гофман всячески старался обратить внимание друга на дочь. Генриетта и сама пытается отодвинуть Еву в сторону и выдвинуться на первый план. Гитлер с удовольствием ходит с ней в театр, музеи, на прогулки, но обращается с ней только как с дочерью друга. В будущем Генриетта стала женой руководителя фашисткой молодежи рейха Бальдура фон Шираха.
Хотя Ева уже взрослый, работающий человек, она продолжает жить в родительском доме. У отца свои взгляды на воспитание дочерей: он контролирует все телефонные звонки, читает адресованные им письма, следит за знакомствами, а в 10 часов вечера выключает свет. Только сестрам Ева рассказывает о своей любви. Волнующие встречи с Гитлером от отца скрываются, а поздние возвращения домой объясняются сверхурочной работой.
Любовь к Гели не мешает Гитлеру все чаще встречаться с Евой. Мартину Борману даже дается указание проверить всех родственников девушки на наличие еврейских предков. Существуют достоверные данные, что в молодости, в Вене, Гитлера мало волновал этот вопрос. Еврейская кровь Стефани не мешала ему восхищаться ею. Другое дело вождь радикально настроенной антисемитской партии, на котором могло отрицательно сказаться знакомство с «неарийкой».
Авторитет Гитлера все время возрастает, партия набирает силу, одновременно растет гордость Евы. Она счастлива, она буквально купается в лучах славы своего знаменитого возлюбленного. Наконец и родители замечают, что дочь сильно изменилась. Раньше ее никогда не интересовала политика, а теперь дома бесконечные горячие политические дебаты. Однако антисемитизм чужд семье, особенно отцу и Ильзе. Оба скептически относятся и к национал-социалистическим идеям. Ильза уже много времени работает у врача-еврея, доктора Мартина Маркса. Надо отдать ей должное: несмотря на массированную клеветническую кампанию против евреев, дружеские и служебные отношения их прекратились только с отъездом в 1938 году Маркса в Америку. Бесконечные нападки на евреев, коммунистов и любых политических противников, запрет на посещение еврейских магазинов, даже погромы — все это Ева считает просто грубыми промахами партии, о которых ее прекрасный возлюбленный не знает. Он ведь такой мягкий и галантный, он не может быть жестоким.
Прошел почти год с момента их знакомства, а отношения все еще находятся в платонической стадии. Не потому, что Ева против, просто партнер ничего не предлагает. Она уже знает о Гели. Девушки не знакомы, но знают обо всем, страдают от этого, и каждая реагирует по-своему. Еве, пожалуй, помогают женские романы, в которых героиня преодолевает все трудности на пути к счастью. Она рассказывает подругам о своей любви и уверяет, что Гитлер ее, конечно, тоже любит и она заставит его жениться. Ева свято верит гадалке, которая сказала, что о ее любви будет говорить весь мир. Наблюдающий это Гофман только усмехается, он хорошо знает друга.
В сентябре 1931 года Гели покончила с собой, Гитлер в отчаянии. Ева Браун знает, как воспользоваться выпавшим ей шансом, как поднять дух впавшего в тяжелую депрессию, подавленного Гитлера, как преданной любовью привлечь его полностью к себе. Теперь он появляется с ней и вечером, приглашает ее в свою квартиру. В начале 1932 года она сообщает сестрам и даже экономке Гитлера, что наконец стала его любовницей. Получив фотографию Чемберлена, сделанную во время завтрака у Гитлера, она, хихикая, сказала сестрам: «Если бы он знал, какую история имеет эта софа».
Однако Гитлер отнюдь не собирается жениться» он сразу оговорил правила игры: полная конспирация, никаких претензий. Он вообще считал, что «гораздо разумнее иметь возлюбленную. Никаких тягот, и все воспринимается как подарок. Разумеется, это относится только к великим людям». И далее продолжал: «Нет ничего прекраснее, чем воспитывать юное существо: девушка в 18–20 лет податлива, как воск. Мужчина должен уметь наложить на любую девушку отпечаток своей личности. Женщина только этого хочет». Гитлер не ищет в Еве партнершу или интересную собеседницу. Не стесняясь, говорит при ней: «Очень интеллигентные люди должны выбирать себе примитивную и глупую женщину. Представьте, если бы я имел теперь еще женщину, которая бы указывала мне в моей работе! В свободное время я хочу отдыхать… жениться я не могу никогда!»
Весь 1932 год Ева продолжает жить у родителей, каждый день ходит на работу к Гофману, чтобы заработать на жизнь. Гитлер не относится к числу щедрых любовников: иногда колечко или конвертик с деньгами на мелочи и собственный телефон (официально — в интересах фирмы). Чтобы поговорить спокойно по телефону, приходилось прятаться под одеяло в спальне. Однако звонил Гитлер редко, для него это был очень напряженный год. Он участвовал в бурной и изнурительной избирательной кампании на пост рейхспрезидента. К 13 марта он был почти без сил. На выборах победил Гинденбург, но и Гитлер остался доволен результатом. Во втором туре, состоявшемся 10 апреля 1932 года, он получил сенсационную прибавку в два миллиона голосов. Ему приходится совершать бесконечные поездки по стране. В период между 15–30 июля 1932 года он выступил в 50 городах страны. И тем не менее на последних выборах б ноября НСДАП потеряла два миллиона голосов и сохранила только 31,1 % мандатов.
Ева устала от вечного ожидания, ей кажется, что у возлюбленного другая женщина. Лучше умереть, чем расстаться с ним. Она написала прощальное письмо и попыталась покончить жизнь самоубийством, выстрелив себе в шею из отцовского пистолета. Пуля прошла почти рядом с сонной артерией. Однако, несмотря на очень сильное кровотечение, Ева крайне обдуманно вызывает врача, доктора Плата, который является свояком Г. Гофмана. Она точно знает, что тот сразу сообщит Гитлеру. Врач отвез Еву в больницу, где и извлекли пулю.
Она все правильно рассчитала, Гитлер примчался сразу, как только узнал о происшествии. Правда, он постарался выяснить, насколько серьезна была попытка самоубийства. Врачи постарались уверить его, что спасли Еву в последние минуты. Случай с Евой и поражение на выборах очень отразились на его самочувствии, опять появились мысли о суициде. В письме к Винифред Вагнер он дает понять, что утратил все надежды и, как только убедится, что все потеряно, пуля прервет его жизнь.
Озабоченным родителям Ева объяснила дело как несчастный случай при неосторожном обращении с оружием. Однако Гитлеру явно понравилась такая преданность и даже если он раньше хотел расстаться, то теперь об этом и мыслей нет. Причины для ревности у Евы были. Йозефу и Магде Геббельс, видимо, не очень нравилась Ева, поскольку они усиленно искали для фюрера привлекательных дам. Они познакомили его с дочерью знаменитого тогда оперного певца, 30-летней белокурой Гретл Слезак. Насколько далеко зашли их отношения, неизвестно, но достоверно, что они довольно часто, тщательно отгораживаемые от других Геббельсами, были вместе. В то время будущего фюрера не смущала даже бабушка-еврейка у Гретл. Именно им обязан Гитлер знакомству с Лени Рифеншталь и Мади Раль, которую называли «фавориткой» фюрера. В отличие от многих женщин Мади Раль загадочно молчит после смерти фюрера.
Вечером 1 января Гитлер приглашает Еву в Мюнхенский национальный театр на премьеру оперы Вагнера «Мейстерзингеры». Кроме Евы приглашены также Гофман с Софи Шпорк, с которой фотограф обручился после смерти первой жены, Рудольф Гесс с женой, а также адъютанты Шауб и Брюкнер. После спектакля все отправились в гости к Эрнсту Ганфштенглю («Путчи»). Ева впервые была допущена в его роскошную квартиру, возможно, это признание ее официального статуса. Поскольку у фюрера было прекрасное настроение, то вечер прошел очень мяло. В своих мемуарах Ганфштенгль писал о Еве: «Я видел тогда ее не в первый раз. Она была милой белокурой девочкой с голубыми глазами, хорошего роста и с почти робким шармом. Я заметил ее еще несколько месяцев назад в фотомагазине Гофмана». Интересно, что, вспоминая Еву, все отмечают неплохую фигуру, обязательно голубые глаза и ничего более. Создается впечатление, что глаза были ее основным достоинством.
4 января 1933 года в доме кельнского банкира Шредера проводится совещание с целью свержения рейхсканцлера фон Шлейхера. Присутствуют на нем Гитлер, Гесс, Гиммлер и Папен. 28 января произошла отставка правительства, а 30 января 1933 года Гитлер был назначен рейхсканцлером. Поскольку приход к власти произошел законно и без кровавых революционных событий, у бюргеров сложилось впечатление, что «революционная» стихия в НСДАП начнет теперь отступать на задний план и сам Гитлер превратится в мудрого и добродушного государственного деятеля. Однако пожар рейхстага 27 февраля вызвал у Гитлера панический страх, что революция может лишить его положения, которого, он с таким трудом добился. Гинденбург вводит чрезвычайное положение, а 24 марта Гитлер срочно проводит закон о полномочиях и приступает к ликвидации демократического правого государства и установлению собственной власти в рейхе. Еву Браун все это мало волнует. Правда, Гитлер теперь гораздо больше времени проводит в Берлине, где обитает эта ненавистная интеллектуалка Магда Геббельс. Вот это повод для волнения, а все остальное так — мелочи жизни, не стоящие внимания. Даже «дело» Рема ее мало трогает. Эрнст Рем был для Гитлера опасным соперником, и поэтому с помощью Гейдриха, Геббельса и Геринга он организовал ряд интриг, позволивших обвинить Рема в заговоре против фюрера и отдать приказ убить Рема и многочисленных собственных товарищей. Позднее он гордо говорил: «Я отдал приказ расстрелять главных виновников этого предательства, и я также отдал приказ выжечь до конца язвы, отравляющие наш внутренний источник».
В ожидании нечастых встреч проходит весь год. Наступает следующий, 1934 год. Этот год она впоследствии вспоминает как хороший. Гитлер чаще о ней вспоминает, делает мелкие подарки. Остальные события, как и прежде, проходят мимо ее сознания. Она все так же работает в фотомагазине продавщицей. Ева старается не одолевать Гитлера просьбами, все, что ей хочется, это маленького щенка.
В 1935 году фирма Гофмана стала концерном. Кроме того, владелец приобрел роскошную виллу, украсив ее таким количеством произведений искусства, что Геббельс назвал ее «маленьким музеем». Еву это немного залетает, она иногда жалуется: «Я экономлю, собираю. Я уже действую всем на нервы, потому что хочу продать все. Начала с костюма, фотоаппарата и дошла до театрального билета». У Гофманов тоже положение незавидное, с одной стороны, Ева любовница их покровителя, которому они всем обязаны, с другой — служащая. То они делают ей мелкие подношения, так, на всякий случай, то смотрят на нее с моральным превосходством, подчеркивая пикантность ситуации.
Ева жалуется, что Софи Гофман, новая жена шефа, с явным удовольствием сообщила: «У него теперь есть замена мне. Ее зовут Валькирия, она и выглядит так, включая ноги». Очевидно, речь идет о Валькирии Митрорд, дочери лорда Ридсдейла, которая спустя четыре года пыталась покончить собой в Мюнхене из-за несчастной любви к Гитлеру. Совершенно не интересуясь деятельностью возлюбленного, Ева считает, что его частые отлучки связаны только с женщинами, дальше этого ее фантазия не простирается. Луис Тренкер, который часто видел Еву в то время, пишет о ней: «Рано ставшая печальной, красивой женщиной, которая все время жаловалась, что Гитлер пренебрегает ею». Она начала вести дневник. Вскоре после дня рождения (11 февраля 1935 года) в нем появляется запись: «Сегодня он был здесь. Но никакой собачки, никакого гардероба. Он даже не спросил, есть ли у меня какое-нибудь желание ко дню рождения. Сейчас я сама купила себе украшение: серьги и кольцо за 50 марок. Надеюсь, ему понравится. Если нет, то он может сам для меня разыскать что-нибудь». Впоследствии Гитлер, устав от постоянного давления, подарил ей шотландского терьера, хотя Ева мечтала о таксе. Гитлер разбирался в собаках и, зная независимый характер и непослушность такс, терпеть их не мог.
В феврале появляется запись: «Но самое прекрасное — это то, что он лелеет мысль забрать меня из магазина и подарить мне домик… Мне больше не нужно было бы открывать «почетным» клиентам дверь и быть за продавца. Милый Боже! Сделай так, чтобы это в обозримом времени осуществилось… Я так бесконечно счастлива, что он меня так любит, и молюсь, чтобы это осталось навсегда. Я никогда не хочу быть виновной в том, что он когда-нибудь разлюбит меня».
Однако время шло, а она все так же работала в магазине. Видеть Гитлера ей удается только урывками.
«11.03.35 г. «Три часа я прождала перед «Карлтоном» и должна была увидеть, как он покупал цветы Ондре [2]Ондри (Алии Ондра), жена бывшего чемпиона мира по боксу в тяжелом весе Макса Шмелинга.
и пригласил ее на ужин. Я нужна ему только для определенных целей, другое невозможно. Когда он говорит, что любит меня, то он подразумевает только это мгновение. Так же, как и его обещания, которые он никогда не выполняет». Пожалуй, тут Ева не совсем права, он в самом деле искренно привязан к ней, просто он не умеет любить никого и ничего, кроме власти. Хорошенькая женщина приложение к жизни, она нужна для отдыха, но не более, гораздо важнее партия и дела.
Записи в дневнике становятся все отчаяннее. 10 мая. «Я жду еще только до 3 июля, это как раз будет четверть года со дня нашей последней встречи, и попрошу объясниться. Теперь пусть попробует кто-нибудь сказать мне, что я нескромна.
Погода такая чудесная, а я, любовница самого великого человека Германии и на земле, сижу и могу только смотреть на солнце через окно».
28 мая. «Только что отослала ему решающее для меня письмо. Посчитает ли он его важным? Ну, посмотрим. Сейчас 10 часов вечера, пока никакого ответа. Сейчас приму свои 25 пилюль и спокойно усну.
Я боюсь, что за этим скрывается что-то другое. Я не виновата, Определенно нет. Может быть, другая женщина, конечно, не девушка Валькирия. Этого не может быть, но есть же так много других. Какие еще могут быть причины? Я не вижу ни одной…
Боже мой, я боюсь, что он сегодня не даст ответа. Если бы хоть один человек мне помог, все это не было бы таким ужасным и безнадежным.
Может быть, мое письмо дошло до него в неподходящий час. Может быть, мне не надо было писать.
Как бы то ни было, неизвестность переносить ужаснее, чем внезапный конец.
Я решила принять 35 штук, в этот раз должно быть действительно смертельно. Если бы он хотя бы попросил позвонить».
На этом дневник Евы Браун заканчивается. Ильза Браун, которая зашла поздно вечером, чтобы вернуть сестре взятую напрокат одежду для танцев, увидела ее без сознания, вырвала записи из открытого дневника и позвонила врачу, который и спас Еве жизнь. Позже Ильзе возвратила дневник Еве, которая сохраняла его на Оберзальнберг. Ее просьбу уничтожить его, изложенную в письме незадолго до самоубийства в Берлине, сестры не выполнили. Они его прятали, но из-за болтливости одного из посвященных в тайну, записи обнаружили американцы, конфисковали и отправили в Америку.
А Гитлер в это время находится в постоянных разъездах. 19 мая он открывал во Франкфурте-на-Майне автостраду, вечером поехал в Веймар, остановился там на ночь и 20 мая поехал в Берлин. 25 и 26 мая состоялся «День морского судоходства Германии» в Гамбурге. Затем последовали «День Мекленбурга» и «Съезд руководителей рейха» в Мюнхене. Как истинная женщина, Ева искренне полагает, что Германия может и подождать, когда Она страдает.
После второй попытки самоубийства родители осыпали Еву оскорбительными упреками и сделали невозможным дальнейшее пребывание в их доме. Отца волновала не столько политика фюрера, сколько невозможность официально оформить их отношения. Он называл дочь куртизанкой и практически вынудил ее уйти на квартиру. Вместе с Евой ушла из дому и ее младшая сестра Гретль. Они сняли удобную, с центральным отоплением 3 комнатную квартиру на Видермейерштрассе, недалеко от квартиры Гитлера. Белье и посуду дала мать, оплачивать квартиру и служанку должен был Гитлер, передавая деньги через Гофмана.
Мать сразу приняла сторону дочери, а для отца уход дочерей из дому стал позором, который трудно перенести. Он не находил себе места и решился через Гофмана передать письмо Гитлеру. Гофман, конечно, отдал его Еве, которая письмо уничтожила, но чудом сохранился черновик. Оскорбленный отец пишет очень осторожно, робко пытается намекнуть на возможность брака.
«Уважаемый господин рейхсканцлер! Мне очень неприятно, что я вынужден беспокоить Вас личным делом, горем отца семейства. Вы, вождь немецкой нации, имеете совершенно другие заботы, конечно, намного большие… Мои дочери, Ева и Гретль, ушли на квартиру, предоставленную им Вами, а я, хоть и глава семейства, был просто поставлен перед фактом. Конечно, я часто делал Еве замечания, если она слишком поздно приходила вечером с работы, потому что считаю, что если человек интенсивно проработал 8 часов, ему необходима разрядка в семейном кругу. Кроме того, возможно, я старомоден, но я считаю, что дети могут покинуть дом, только вступив в брак, а до этого должны находиться под надзором родителей. К тому же я очень сожалею об отсутствии детей. За Ваше понимание этого я был бы вам, уважаемый господин рейхсканцлер, в высшей степени обязан и заканчиваю письмо просьбой не поддерживать стремление к свободе у моей дочери Евы, которая уже является совершеннолетней, а побудить ее вернуться в семью».
С 9 по 16 сентября в Нюрнберге проходил VII съезд НСДАП. Именно на этом съезде был принят «Закон о борьбе за чистоту немецкой расы и немецкой чести» (так называемые «Нюрнбергские законы») от 15.09.1935 г. Отныне запрещались браки с евреями, а «арийское» происхождение стало предварительным условием для занятия общественных должностей. Ева была на съезде гостем фюрера и сидела на трибуне для почетных гостей. Эрнст Ганфштенгль пишет в своих воспоминаниях: «Она (Ева) пришла на съезд незаметно, однако унесла дорогую шубу. Магда Геббельс, которая считала себя единственной женщиной, которой Гитлер должен оказывать внимание, оказалась настолько неумна, что высказалась о Еве пренебрежительно. С Гитлером случился припадок бешенства».
Наконец в 1935 году сбылась мечта Евы о собственном доме. Гофман, по поручению Гитлера, нашел подходящий дом на Вассербургерштрассе, 12 (в этом доме находятся сейчас торговые помещения одной немецкой фирмы). От квартиры Гитлера до дома можно было легко дойти пешком. Документы на дом были составлены на верного Гофмана и только в 1938 году были переданы в собственность личного секретаря Гитлера — Евы Браун. Дом был небольшой, но удобный. На первом этаже располагалась прихожая со встроенными шкафами, маленькая кухня и столовая, на втором — две спальни и ванная. Небольшая мансарда служила гостиной и тайной курилкой, поскольку в присутствии Гитлера курить запрещалось. Об убранстве дома позаботился сам фюрер, и оно намного превосходило рамки общепринятого. Так, например, столовый гарнитур был выполнен из экзотической древесины по эскизу Пауля Людвига Трооста, архитектора «Коричневого дома».
Постепенно дом наполнялся подарками Гитлера: гобеленами, коврами, среди которых был старинный из Самарканда, столовым серебром, посудой с монограммой Гитлера, а многочисленные картины украшали стены. Некоторые акварели и рисунки Гитлера тоже висели на стенах. Однако главным украшением дома считался портрет Гитлера. Фюрер стоит на вершине горы в развевающемся пальто и пристально смотрит вдаль. С этой картины сделали открытку, которая разошлась миллионными тиражами. Каждый немец просто обязан был иметь портрет фюрера и бережно обращаться с ним. Уже в 1936 году состоялись первые процессы, на которых за небрежное обращение с портретом фюрера или за недонесение об этом давали до 5 лет тюрьмы, правда, во время войны людей за это отправляли в концлагерь.
Ева наконец была почти счастлива. Она жила с сестрой Гретль и двумя терьерами, которых подарил ей Гитлер. Фюрер стал весьма щедрым и даже подарил телевизор. В то время это была сенсация и в стране их было считанное количество. К своему 27-летию Ева получила в подарок автомобиль. Это была маленькая, похожая на жука машина. Конструктор Ф. Порше подарил ее Гитлеру. Машиной Ева мало пользовалась, так как она сильно бросалась в глаза.
Теперь вокруг Евы всегда веселый круг друзей. Отец не только простил ее, но даже в какой-то степени гордится близостью к фюреру, разделяет его взгляды и вступает в партию. Он даже отправился на собрание в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер», где должен был выступать Гитлер. Правда, день был выбран не очень удачно. Гитлер по какой-то причине ушел раньше времени, а Фридрих Браун решил досидеть до конца. Это было 8 ноября 1939 года, когда совершили неудачное покушение на фюрера. От взрыва пострадало более 60 человек. Фридрих был ранен и чудом остался жив, но после этого случая стал пользоваться авторитетом у Гитлера.
Ева живет в ладу с собой и окружающими. Она часто ходит в театр, кино и на прогулки. Порой тайно сопровождает Гитлера в его зарубежных поездках, особенно в Италию. Во избежание лишних разговоров с ней иногда ездит мать. Так было во время поездки в Вену в марте 1938 года. В начале 1939 года она с матерью и сестрой отправилась в личной машине Гитлера в Гамбург, чтобы на корабле «Роберт Лей» отправиться в Норвегию в рамках акции «Сила через радость». В августе этого же года она поехала на кинофестиваль в Венецию. Как личный секретарь Гитлера она часто сопровождала его в деловых поездках, но, не обремененная делами, могла много гулять по городам, а потом гордо показывала свои любительские фильмы, приговаривая: «Теперь ты увидишь настоящую Италию».
И тем не менее в официальной обстановке Гитлер был только вежлив, но не более. При этом он никогда не стеснялся высказывать свои мысли по поводу брака в ее присутствии. Ева злилась, иногда плакала, но утешала себя мыслью, что вот когда-нибудь… Она вообще часто витала в облаках, продолжая мечтать о карьере киноактрисы. Когда-нибудь, когда они с фюрером уже будут в возрасте, кто-нибудь напишет сценарий об их великой любви и она будет играть в этом фильме главную роль. Однако Гитлер ценит преданность Евы, и их отношения становятся все теплее, он даже время от времени закрывает двери дома перед Магдой Геббельс, которая явно не любит Еву и позволяет себе некорректные выпады в ее адрес. В 1938 году, перед вступлением в Австрию и своей поездкой в Рим, он оставляет завещание, в котором оговаривает ей пенсию от партии и среди наследников ставит ее на первое место. Только после Евы называются сестра Паула, сводная сестра Ангела и другие родственники. Готовясь к войне, Гитлер приказал сделать в доме Евы подвал-бомбоубежище, но оборудованный всеми возможными удобствами и подземным тоннелем, который вел в сад.
Чтобы уединиться, пара часто проводила время на квартире у Гитлера. Еве нравилось наблюдать, как ее возлюбленный каждое утро занимается у открытого окна с эспандером. Эту привычку он сохранял долгие годы, она позволяла ему выдерживать многочасовые приветствия. В отличие от Гели, Еву не волновали половые извращения ее избранника, и, судя по дневнику, она всегда с радостью ожидала минуты близости. Некоторые говорили о ней как о прекрасной наезднице, играющей хлыстом, пинающей и унижающей Гитлера, от чего тот приходил в сильное сексуальное возбуждение. Он полагал, что достигнуть истинного величия можно только пройдя через унижения. Другим местом встречи был Оберзальцберг. Гитлер очень любил это место и приезжал сюда, начиная с 1923 года. Посещение Евой деревенского дома происходило всегда по одной схеме.
Вот как описывает это Альберт Шпеер: «Через несколько часов (после приезда Гитлера) приезжал маленький закрытый «мерседес» с двумя секретаршами — фройляйн Вольф и фройляйн Шредер; в их обществе часто можно было видеть простую мюнхенскую девушку. Скорее миленькая и свеженькая, чем красивая, и держалась она очень скромно. Никто не мог бы догадаться, что это возлюбленная самого повелителя — Ева Браун. Это закрытое авто никогда не ездило вместе со всей колонной, чтобы его не связывали с именем Гитлера. Едущие совместно секретарши должны были как бы маскировать приезд возлюбленной. Меня всегда удивляло, что Гитлер и она избегали всего, могущего указать на интимную близость, — чтобы поздно вечером все же совместно проследовать в спальни верхнего этажа. Я так никогда и не смог понять, зачем понадобилось держать эту ненужную, неестественную дистанцию даже в узком кругу, от которого их отношения все равно не могли укрыться. Ева Браун соблюдала такую же дистанцию применительно ко всем лицам гитлеровского окружения… Позднее я понял, что ее сдержанность, из-за которой она многим казалась высокомерной, лишь прикрывает смущение, ибо она сознавала двусмысленность своего положения при дворе Гитлера».
Уже с 1933 года началась скупка, сперва через Гесса, потом Бормана, а затем и просто экспроприация всего Оберзальцберга. Верхнюю долину обнесли двойным проволочным забором, а проезд перекрыли. Постепенно там вырос целый городок с больницей, гостиницей, казармой для часовых. Основной дом был переименован в «Бергхоф». Он стоял на горе, и из окон открывался прекрасный вид. Неподалеку расположились виллы Бормана, Геринга и Шпеера. Здесь Ева прожила с 1936 по 1945 год. Вот как пишет о ней Г. Ликер: «Хозяйство в «Бергхофе» ведет тридцатилетняя, изящная, светловолосая мюнхенка, которая не только держит в руках весь персонал, но и умеет обставить все вплоть до последней мелочи так, как того желает фюрер. Ее зовут Ева Браун…
Самое благоприятное впечатление производит желание фройляйн Браун ограничиться только ведением хозяйства в «Бергхофе», чем до своею замужества занималась сестра Гитлера. То, что фройляйн Браун чужды замашки кинозвезды, хотя она внешне — типичная столичная секретарша со светскими манерами, я почувствовал вчера на киносеансе, когда, забывшись, поставил стакан на огромный новенький радиоприемник. «Только Борман не должен этого видеть, он его сюда внес, иначе будет скандал, а это ни к чему!» — Прошептав эти слова, она своим намеком избавила меня, человека, впервые оказавшегося здесь и вроде совершенно не интересного ей, от столкновения со «страшным громовержцем!».
А вот как Ликер описывает дом: «Внешний вид «Бергхофа» известен уже по многим фотографиям. Внутреннее же его убранство ничуть не хуже. Комнаты для гостей сплошь обиты деревом и обставлены с изысканным вкусом. Мебель вся, правда, довольно тяжеловесная и громоздкая, но одеяла и подушки придают ей современный облик. Ни одна комната не производит впечатления чрезмерно заставленной. В гостиной, например, с ее исторической кафельной печью сидеть можно только на скамьях вдоль стен, здесь нет ни одного стула. В большом зале, где мы после обеда вместе с адъютантами посмотрели очень милый фильм, необыкновенно красивые гобелены, огромные букеты цветов, но самое главное — отсюда открывается потрясающий вид на горы».
Траудль Юнге, личная секретарша Гитлера, писала о Еве: «Она не была манекеном из журнала мод. Ее элегантность отражала не богатство, а хороший вкус. Ее натуральные светлые волосы были искусно осветлены. Она использовала много косметики, но ее макияж был умелым и усиливал ее прелесть». Когда Юнге впервые попала в «Бергхоф», Ева сама знакомила ее с домом. Юнге пишет: «Из моей комнаты под крышей винтовая лестница вела в застекленную переднюю, которая с одной стороны выходила во двор, а с другой — в огромный салоп с великолепной кафельной печью. Далее я прошла в длинный коридор с огромными окнами, через которые виднелось предгорье. Из коридора дверь открывалась в столовую. Это была вытянутая в длину просторная комната, в середине которой стоял стол на 24 персоны… Парадный зал был очень внушительный, и меня поразили ковры на стенах. Ева, которой всегда хотелось показать, что она разбирается в искусстве, сказала, что это подлинные абиссинские гобелены. Если хотелось посмотреть фильм, этот гобелен автоматически поднимался и опускалось полотно, а на противоположной стороне отодвигалась панель и открывалось отверстие для проектора. Зал был обставлен в готическом стиле. Меня восхитил стол с мозаикой, который, по словам Евы, подарил Муссолини. На. первом этаже был еще ряд комнат». Позднее Юнге разведала часть здания, которую занимал фюрер. «Я курила под широкой, обитой бархатом лестницей, ведущей на второй этаж, где живет фюрер. В коридоре мертвая тишина, поднимающихся наверх даже просили снимать обувь. Перед одной из дверей, как окаменевшие статуи, лежали Стаей и Негус, охраняя спальню своей госпожи Евы. Рядом находилась спальня Гитлера. Между ними располагалась ванная комната с мраморным бассейном и позолоченными кранами. Из ванной не было двери в коридор. К спальне Гитлера примыкал его большой рабочий кабинет… Маленькая комнатка рядом с лестницей принадлежала служанке Евы».
Свою собственную спальню из-за обилия ковров Ева называла «турецкой комнатой». Это была скромная комната, но в ней висел портрет Евы, написанный Гитлером.
Генриетта фон Ширах вспоминает дом несколько иначе: «Обстановка, как из посредственного иностранного пансиона… Все годовые подписки составлены из одних журналов о кино… Но что было в полном порядке, так это шкафы. Ева работала, как архивариус. О каждом платье, о каждом пальто был составлен акт: где оно куплено, за какую цену, тут же прилагался эскиз модели, а также замечания об обуви, сумке, драгоценностях, с которыми их надо носить. Немыслимая, бессмысленная кропотливая работа». Надо сказать, что «картотека гардероба» составлялась Евой просто потому, что это ей очень нравилось. К высказываниям Генриетты о Еве стоит относиться осторожно, в ней достаточно часто говорила ревность.
Все приведенные выше свидетельства достаточно сильно отличаются одно от другого. Возможно, каждый видит то, что он хочет видеть.
В «Бергхофе» в основном присутствовали близкие Гитлеру люди: баварский министр Шпеер, Гесс, Борман, министр Эссер, рейхспрессешеф Дитрих, Геббельс и, конечно, Гофман. Геринга приглашали крайне редко. Однажды его жена позволила себе бестактность по отношению к Еве, пригласив ее на чаепитие вместе с обслуживающим персоналом. Узнав об этом, Гитлер взбеленился, чаепитие запретил, а чету перестал приглашать. Постоянно бывал здесь личный врач Гитлера Морелль, который, по отзывам многих современников, был изрядным шарлатаном. Гиммлера и Гейдриха приглашали редко, а высших военных чинов вообще никогда. В «Бергхофе» приветствовали художников и киноактеров, но ни разу не пригласили ученых. Поскольку все знали, что Гитлеру нравилось общество красивых женщин, то приглашались самые известные из них. Здесь бывали Марика Рекк, Ольга Чехова, Паула Вессели. Гитлер всегда был любезен и галантен, а разговор велся на темы, далекие от политики. Однако в середине 1935 года по неизвестным причинам приглашать женщин перестали. Гитлер решительно заявил: «Приглашение дам на будущее отменяется».
Формально владельцами всего Оберзальцберга была семья Браун, что вызывало у многих зависть. Они жили здесь постоянно, но достаточно уединенно: никогда не присутствовали на приемах и старались вообще поменьше попадаться на глаза обществу. Давно уже не было разговоров об опеке родителей, намеков о женитьбе. Фридрих грелся в лучах славы почти зятя, мать ни во что не вмешивалась, а Гретль следовала за сестрой как тень. Она вышла замуж за подающего большие надежды группенфюрера СС, заместителя Гиммлера и шурина Гитлера, Германа Фегеляйна. Буквально за несколько дней до конца войны его по приказу Гитлера расстреляли, из-за обоснованного подозрения в дезертирстве. Ева вначале вмешалась, чтобы спасти зятя, но когда узнала, что он собрался бежать, прихватив ее собственные драгоценности и жену венгерского динломата, оставляя в разоренной Германии жену с только что родившимся ребенком, просить о снисхождении больше не стала. Только Ильза держалась в стороне, отклонив лестное предложение Шпеера стать его личным секретарем. В этот дом Ева с удовольствием приглашала своих подруг Герту Остермейер и Марион Тейссен вместе с их детьми.
Еще одно свидетельство о жизни в «Бергхофеь оставил Шпеер: «Мы вели непринужденный разговор на террасе, дамы удобно расположились на плетеных шезлонгах с темно-красными клетчатыми подушками, подставляя лица солнцу. Вся сцена напоминала картинку из проспекта курортного отеля. Слуги, выбранные из эсэсовцев Дитриха, одетые в ливреи, неслышно разносили напитки: шампанское, вермут, содовую и фруктовую воду. Когда сообщили о предстоящем приходе Гитлера, шум разговора и смех моментально стихли, только дамы продолжали тихонько перешептываться о туалетах и путешествиях. Ева взяла в руки кинокамеру, чтобы запечатлеть выход Гитлера. Все напряглись, хотя знали, что здесь, в гостях, фюрер хочет их видеть расслабленными и непринужденными. Это в Берлине требуется покорная преданность… Прошло еще полчаса, затем пригласили к столу. Гитлер один впереди, Борман с Евой Браун за ним». Борман почти всегда сопровождал Еву к столу, хотя именно его она почти ненавидела. Ее раздражала его грубость, порой переходящая в хамство, бесконечные интрига, распутство. Жена, которая вечно ходила беременная, однажды предложила мужу привести в дом любовницу, чтобы они беременели по очереди. «Любое существо в юбке — его цель», — заметил кто-то из адъютантов.
День в «Бергхофе» начинался поздно, поскольку Гитлер спал всегда долго, а дни проходили одинаково. До войны Гитлер, как правило, приезжал в пятницу и оставался до утра понедельника. Даже в мирное время еда всегда была очень простой: перловый суп, квашеная капуста, картофельное пюре, свиная колбаса. Меню военного времени не сильно отличалось: апельсиновый сок с отваром из семян льна, рисовый пудинг с капустным соусом, хрустящие хлебцы со сливочным маслом. Когда партия призвала обеспечить для Германии «пушки вместо масла», у Гитлера начали к обеду ставить одну супницу. Присутствующие мужчины обращаются к Еве: «милостивая фройляйн», а дамы — «фройляйн Браун». Однако теперь Ева мало похожа на ту влюбленную девочку, которой она была раньше. Она уже осмеливается делать при всех замечание, что галстук фюрера не соответствует костюму, а его головной убор называть «фуражкой почтальона». Ева постоянно заботится, чтобы Гитлер «одевался прилично». Камердинер Гитлера, Карл Вильгельм Краузе, никогда не смог простить Еве, что она заставила его каждый день наглаживать брюки фюрера.
Как и все, Ева обращается к Гитлеру «мой фюрер», но в сочетании с интимным «ты» это звучит несколько двусмысленно. После обеда все отправляются гулять, если хорошая погода, в плохую — сидят у камина. После ужина Гитлер покидал гостей и в кабинете устраивал совещания, затем все отправлялись смотреть фильм. Любимым фильмом Евы был «Унесенные ветром», Гитлер любил американские ковбойские и приключенческие ленты, и все любили фильмы, которые Геббельс относил к разряду «вредных для народа» и запрещал. Часто слушали музыку Штрауса, Вагнера, Легара. Так мило и приятно проходили вечера, пока Гитлер не брал слова, тогда все настраивались на скучный монолог до рассвета.
Ева уже не ловит каждое слово фюрера, больше того, его речи ей надоели и она откровенно скучает. Ей всегда была неинтересна политика, она никогда не стремилась стать членом партии. Вначале она проявляла интерес к делам только для того, чтобы быть ближе к Гитлеру. Теперь ее положение стало достаточно прочным и можно не притворяться. Женские организации и движения ее тоже не интересуют. Впервые она проявила волнение в 1943 году, когда собирались запретить длинноволновые передачи и прекратить выпуск косметики. Это действительно было бы трагедией, и Гитлер, кстати, тут же уступил. Она пребывала в своем собственном придуманном мире. Ильзе несколько раз пыталась опустить ее с облаков на грешную землю, крича: «Если тебя отправят в концлагерь, я не буду тебя вытаскивать». В ответ Ева только улыбалась. Ей было неинтересно, и, кроме того, зная, что возлюбленный не потерпит никакого вмешательства в дела, ей не хотелось рисковать. За шестнадцать лет жизни с фюрером она только один раз вмешалась в дела. Это произошло из-за еврея доктора Блоха, который до последнего момента оказывал медицинскую помощь матери Гитлера. После вмешательства Евы ему позволили выехать из страны. Когда Гесс улетел в Англию, Борман стал преследовать его жену. Ева сделала безуспешную попытку вмешаться, а потом стала помогать фрау Гесс тайком.
Зато теперь она была знакома с лучшими портными Берлина, туалеты и меха ей доставляли из Франции, а обувь — из Италии. Она полюбила драгоценности, и со временем располагала неплохой коллекцией. Духами она пользовалась только самыми дорогими. Единственное, что ее огорчало, так это то, что Гитлер не переносил курящих женщин. Ева была заядлая курильщица, но приходилось делать это тайком, чтобы Гитлер не видел.
Однако «Бергхоф» был не только местом для приятных семейных вечеров, но и официальной резиденцией.
Сюда в разное время приезжали Муссолини, экс-президент Гувер, Чемберлен, папа Пий XII, король Болгарии Борис и многие другие. Во время таких визитов Ева находилась под «домашним арестом». Политические визиты ее мало интересовали, а вот познакомиться с герцогом и герцогиней Виндзорской ей очень хотелось, но фюрер запретил. Возможно, он не знал, как представить подругу высоким гостям, а может, не хотел разрушать образ человека, который живет только политикой.
Самым большим увлечением Евы была фотография. У нее было несколько прекрасных дорогих фотоаппаратов и 16-миллиметровая кинокамера со сменными объективами. Надо отметить, что в этой области она добилась больших успехов. Она сделала первый в Германии цветной фильм, посвященный будням в Оберзальцберге. Некоторые фотографии Гитлера были настолько хороши, что Гофман их выкупал и в пропагандистских целях продавал через свой магазин. У нее было более 50 фотоальбомов, из которых 33 сохранились и сейчас хранятся в Национальном архиве безопасности Вашингтона.
В начале 1939 года Гитлер выделил Еве квартиру в Берлине. Это были бывшие апартаменты Гинденбурга. Однако и здесь Ева жила довольно обособленно, у нее был отдельный вход, которым ей приходилось пользоваться, чтобы избежать встреч с посторонними людьми. Она должна была тихонько сидеть в своей комнате, в то время как Гитлер устраивал приемы в духе Бисмарка. Как едко заметил Шпеер, «Гитлер явно считал Еву приемлемой в обществе лишь с оговорками». Целиком уйдя в свое хобби, Ева создала очень интересные репортажи — единственные в своем роде документы о днях, предшествующих началу войны. Серия фотографий показывает, как напряженно ожидал Гитлер вестей от Риббентропа из Москвы. Когда ему по телефону сообщили о подписании пакта о ненападении, его радость была так велика, что он кинулся обниматься с Борманом и Геббельсом.
А потом началась война, но Ева свято верила, что фюрер всеми силами хотел избежать ее и виновата во всем Польша. Однако впервые ей стало страшно: «Ильзе, это же война, если он уйдет, что станет со мной?» Потом добавила: «Если с ним что-то случится, я тоже умру». Закончилась идиллия в «Бергхофе», началась совсем другая жизнь, и чем дальше, тем хуже.
Однако постоянное чувство тревоги и волнения еще больше сблизило их. Они уже не скрывают свои отношения, он даже позволяет себе выказывать знаки симпатии. Ева постепенно избавилась от былой скованности, а отсутствие соперниц облегчает жизнь. Теперь Гитлер принадлежит только ей и войне, проводя много времени в «Бергхофе». Здесь же проводились совещания. В июле 1941 года Гитлер был уверен, что русские уже совершенно разбиты, но уже с осени этого года Германия стала испытывать недостаток горючего, а к концу года мечта о молниеносной войне была почти забыта.
Если еще в начале 1942 года Гитлер мечтает построить на Дунае «новый город мирового значения — Линц», то вскоре грандиозные планы по градостроительству отступают на второй план, есть более важные задачи.
Женщины, даже красивые, уже тоже не вызывают былого волнения, тем более что необходимо соблюдать строгие правила безопасности. Кроме того, болезни, работа, обязанности и ответственность все больше уменьшают половое влечение. В штаб-квартиру фюрера «Волчье логово» в Восточной Пруссии не имела права входить даже Ева Браун. Секретарши и поварихи были единственными женщинами, которых там видел Гитлер. Ева почти все время живет в «Бергхофе». 20 июля 1944 года была предпринята отчаянная попытка устранить Гитлера. Вскоре после этого Гитлер писал Еве: «Моя дорогая! У меня все хорошо, может, просто немного устал. Я надеюсь скоро возвратиться домой, чтобы отдохнуть в твоих объятиях. Мне очень нужен покой, но забота о немецком народе отодвигает все другое… Я послал тебе форменную одежду, которая была на мне в тот несчастный день. Она является доказательством, что провидение меня защищает и мы не должны бояться своих врагов. От всего сердца твой А. Г.». К письму прилагался эскиз разрушенного барака. Форму Ева заботливо сохранила.
О покушении на возлюбленного Ева узнала во время морской прогулки по Королевскому озеру. Как только восстановили связь с штаб-квартирой фюрера, она позвонила туда. Затем написала ответное письмо: «Я вне себя. Я умираю от страха, я близка к безумию. Здесь прекрасная погода, все кажется таким мирным, что мне стыдно… Ты знаешь, я тебе говорила, что если с тобой что-нибудь случится, я умру. С нашей первой встречи я поклялась себе повсюду следовать за тобою, также и в смерти. Ты знаешь, что я живу для твоей любви. Твоя Ева».
С середины 1944 года начались интенсивные бомбардировки «Бергхофа». Обитатели прятались в бункере, у Евы и там была отдельная комната с ванной. Уже никто не верит в победу. Она возвращается в родной город, который лежит в руинах. В октябре 1944 года она составляет завещание. Отцу Ева оставляет свой «мерседес»; матери — половину шуб, ковров, наличные деньги и большой портрет фюрера кисти Книрра; Ильзе — «фольксваген» и дом с мебелью на Вассербургештрассе; Гретль — эпистолярное наследство. Педантично точно разделила Ева свои драгоценности между сестрами и подругами.
9 февраля 1945 года Ева с опозданием из-за налетов отмечала свой день рождения и одновременно прощалась со всеми, поскольку уезжала в Берлин к Гитлеру.
Площадь Вильгельма в Берлине превратилась в сплошные развалины. От рейхсканцелярии остался только фасад. Штаб-квартира Гитлера находилась в бункере, который располагался в саду рейхсканцелярии. Здесь, на 16-метровой глубине, за метровыми бетонными стенами прожила Ева свои последние месяцы. Гитлер для вида поворчал, что она приехала (он велел ей оставаться в «Бергхофе»), но был доволен. Он чувствовал себя совсем больным и очень одиноким. Шпеер предложил ей место в самолете фельдъегерской связи, но Ева «твердо настаивала на своем, и теперь все, кто вместе с Гитлером поселился в бункере под рейхсканцелярией, знали, зачем она приехала. Ева Браун не только олицетворяла, ной в действительности была провозвестницей неминуемой гибели». По всем свидетельствам очевидцев, Ева невероятно стойко переносила ситуацию. Она отправила письмо в «Бергхоф» и отпустила всех служащих. В принципе она легко могла спастись, но упорно не хотела ни на минуту оставлять Гитлера, даже на прогулки не выходила. «Я счастлива, что могу быть так близко к ему».
Ева как будто не думает о смерти, хотя еще в начале апреля спросила у Енгеля, как она может застрелиться. В ее письмах к сестрам содержатся всякие мелочи: портниха много запросила за блузку, фотография овчарки Гитлера, у которой появился щенок. Только 22 апреля Ева пишет прощальное письмо лучшей подруге: «Мы боремся до последнего, но мне кажется, что конец угрожающе близок. Как я страдаю из-за фюрера, я не могу тебе описать… Я не понимаю, как это все произошло, но больше не уповаю на Бога…»
Письмо к Гретль содержит последнее поручение: «Уничтожь мой дневник, а также конверт, адресованный фюреру, он спрятан в бункере в сейфе. Письма фюрера и черновики моих ответов я прошу спрятать в водонепроницаемый материал и зарыть где-нибудь. Пожалуйста, не уничтожай».
Гитлера уговаривают уехал» из столицы, но он непреклонен: «Я должен решить исход войны в Берлине — или погибнуть». Все бывшие сподвижники уже заняты только собой. Борман велел жене с детьми перебраться в «чудесное убежище» в Тироле. Геббельс, наоборот, привез в бункер жену с детьми, чтобы они ушли из жизни в «историческом месте». Геринг волнуется, может ли он уже приступить к обязанностям главы государства. Борман интригует, пожалуй, последний раз в своей жизни, доказывая Гитлеру, что Геринг — изменник. Следует яростный взрыв, Геринга обвиняют в наркомании и взяточничестве, но через минуту Гитлер спокойно произносит: «А мне все равно. Пусть Геринг ведет переговоры о капитуляции. Если война проиграна, не имеет значения, кто конкретно этим займется». Он покорился судьбе. Вскоре пришла телеграмма, в которой Геринг просил освободить его от всех занимаемых должностей. Борман наконец избавился от соперника, которого ненавидел за власть, которой тот был наделен. Директора заводов «Шкода», которые раньше сотрудничали с Гитлером, попросили разрешения вылететь в ставку американской армии. Гитлер спокойно разрешил.
Единственным человеком, который сумел сохранить спокойствие в эти последние дни, была Ева Браун. Шпеер покидал бункер. Ева пригласила его зайти к ней, чтобы проститься. «А как насчет бутылки шампанского на прощание? И еще я хочу угостить вас шоколадными конфетами. Вы ведь, наверное, долго ничего не ели». Немного погодя она с горечью сказала: «Сколько их уже погибло? И ради чего?.. Впрочем, мы, наверное, уже батоне не увидимся. Положение таково, что Берлин скоро будет захвачен русскими. Фюрер уже хотел прекратить борьбу, но Геббельс отговорил его, и вот мы пот здесь». Потом добавила: «Я очень счастлива, что оказалась здесь».
Днем 22 апреля Гитлер приказал позвать секретарш, Траудль Юнге и Герду Кристиан, а также повариху Констанцию Марциали. Когда они пришли, он сказал, что «все потеряно, все пропало», и предложил им, пока не поздно, покинуть бункер. Тут же присутствовала Ева. Она отреагировала первая, сказав: «Ты же знаешь, что я останусь с тобой. Я никуда не поеду». И тогда Гитлер сделал то, чего никогда не делал: он поцеловал Еву в губы при всех. Женщины все решили остаться. Гитлер настаивал на их отъезде, но безуспешно.
24 апреля адъютант Гитлера сжигает личные письма фюрера и вылетает на юг, чтобы уничтожить бумаги в его мюнхенской квартире и «Бергхофе». В бункере жизнь совсем разладилась. Всю ночь на 28 апреля Борман, Кребс и Бургдорф пили, в результате к утру все переругались. «Ради вашей роскошной жизни, ради вашей жажды власти вы уничтожили нашу многовековую культуру, вы истребили германскую нацию. В этом ваша ужасная вина!» — слышался из-за двери громовой голос Бургдорфа. Борман его успокаивал, а затем опять доносился звон бокалов.
28 апреля, около полуночи, сбылось самое заветное желание Евы, она стала женой Гитлера. Свидетелями были Борман и Геббельс. На брачном свидетельстве Ева первый и последний раз в жизни наткала: «Ева Гитлер». Подписывая его, она совершила ошибку, начав писать «Бр…», но быстро зачеркнула и уверенно написала: «Ева Гитлер, урожденная Браун». На ней было длинное вечернее платье и лучшие драгоценности, на фюрере — парадный мундир. Ева сияла. Под руку с Гитлером она прошла в его кабинет, где подали вино. Даже Гитлер пригубил токайского вина. Принесли патефон с единственной пластинкой «Красные розы» и под нее Ева принимала поздравления. Около четырех утра они удалились, чтобы провести первую брачную ночь, а утром Гитлер уже диктовал свое завещание: «Так как в годы борьбы я думал, что не имею права вступить в брак, я решил теперь, перед окончанием своего земного пути, взять в жены эту девушку, которая после долгих лет верной дружбы по собственной воле возвратилась в этот почти осажденный город, чтобы разделить свою судьбу с моей. Она идет по своему желанию, как моя супруга, со мною на смерть. Она ей заменит то, чего лишило нас обоих мое служение моему народу… Я сам и моя жена выбираем смерть, чтобы избежать позора отставки или капитуляции».
30 апреля супруги Ева и Адольф Гитлер обедали с двумя секретаршами и поварихой. Он был спокоен. Почти сразу после обеда их снова вызвали, а также пригласили Бормана, чету Геббельсов и еще несколько человек. Гитлер каждому пожал руку, а Ева обняла Траудль и сказала: «Пожалуйста, попытайтесь выбратъся отсюда». Личный пилот Гитлера предложил вывезти их на самолете в Южную Америку. Гитлер отказался. «Нужно иметь мужество отвечать за последствия — я кончаю здесь. Я знаю, завтра миллионы людей будут меня проклинать. Ну что ж, такова судьба».
Уединившись в гостиной, они покончили жизнь самоубийством: Ева приняла яд, а Гитлер застрелился. Камердинер Линге и один из эсэсовцев вынесли труп Гитлера, завернутый в одеяло. Борман нес неприкрытый труп Евы. Кемпке, зная, что Ева терпеть не могла Бормана, счел это кощунством. Сказав: «Разрешите, я понесу Еву», забрал тело из рук Бормана. Подошел Гюнше, и они вместе вынесли тело Евы в сад. Тела Гитлера и Евы положили рядом, облили бензином и подожгли. В течение нескольких часов они продолжали подливать бензин на тлеющие трупы.
Население узнало, что «наш фюрер, Адольф Гитлер, умер, борясь до последнего вздоха». Только 1 мая радио Гамбурга решилось сообщить, что «Гитлер и его жена мертвы», настолько все были потрясены появлением жены.
Конечно, никто не выполнил просьбы Евы уничтожить дневник и некоторые другие записи. За ее наследием началась настоящая охота. В конце концов дневник оказался в Национальном архиве Вашингтона.
На наследство Евы был наложен арест. 31 декабря 1945 года Фридрих Браун обратился в министерство особых поручений в Мюнхене с просьбой не возбуждать судебного дела против его умершей дочери, поскольку она никогда не состояла в партии и не занимала никакого политического поста. В виде компенсации он предложил добровольно передать ее имущество.