1

Страшная находка капитана Токарева взбудоражила правоохранительные органы города. Такого здесь не было никогда. Пять трупов, два женских и три мужских, сваленных в одном месте, четко указывали на организованный характер преступления. О происшествии немедленно доложили в Москву по соответствующей такому случаю форме.

Из министерства пришел приказ о формировании сводной группы для расследования резонансного преступления. После согласований в состав группы из местного отдела включили капитана милиции Н. И. Токарева (следственные действия), капитана милиции А. Н. Солнцева (оперативная работа), старшего лейтенанта Г. М. Кривицкого (оперативная работа), представителя городской прокуратуры В. Г. Томилину (координация взаимодействия ведомств, надзор за законностью). Руководить группой назначили подполковника милиции из Москвы, старшего следователя по особо важным делам И. П. Мещанова, который уже прибыл в город рано утром. Первое совещание под председательством начальника розыска Ивана Ивановича Шарова проводилось в понедельник в актовом зале при закрытых дверях.

Сегодня Шаров не ходил по залу, он вместе с Мещановым сидел за длинным столом на возвышении кафедры, внимательно разглядывая развешанные по стенам выцветшие плакаты с изображением разобранного табельного оружия, примеров ношения форменной одежды, таблиц со спецсредствами, красивого «Кодекса чести работника милиции» и много другого, что обязан знать каждый сотрудник. Время от времени он бросал взгляды то на московского подполковника, то на остальных офицеров, сидящих в первом ряду. Ждали Томилину.

— Опаздываем, Валентина Геннадиевна, — с плохо скрываемой неприязнью поприветствовал Шаров вошедшую в зал женщину бальзаковского возраста и рубенсовского телосложения в штатском. — Мы вас заждались!

— Извините, товарищи, срочный разговор с Москвой. Звонил зам генерального прокурора, — парировала она с каменным лицом. — Дело на контроле у генерального, — она отдельно улыбнулась Шарову. — Здравствуйте, Игорь Петрович. Здравствуйте, товарищи!

Мещанов еле заметно ухмыльнулся и кивнул Ивану Ивановичу: мол, «начинай».

— Приказом начальника управления номер ноль четыре дробь шестьдесят два от двадцатого февраля шестого года для проведения оперативно-следственных мероприятий создана межведомственная группа по расследованию убийства пяти граждан, трупы которых были обнаружены капитаном Токаревым вчера, девятнадцатого февраля, примерно в девять тридцать утра, — Шаров говорил как по написанному, ровным спокойным голосом, не повторяясь и не сбиваясь. Взгляд его переходил с одного работника на другого, несколько задерживаясь на огромном вздымавшемся бюсте Томилиной. — Захоронение находилось близ села Гавриловка, на территории бывшей воинской части в районе брошенного склада горюче-смазочных материалов, владение номер два, принадлежащее министерству обороны. Трупы обнаружены в старой цистерне врытого типа.

Он опустил глаза в бумаги и дружелюбно сказал:

— Товарищи, если возникают вопросы, я прошу, задавайте сразу. Не стесняйтесь, перебивайте. Хорошо? Дальше. Доклад от Токарева в оперативную службу поступил в десять ноль три. На месте не брала сотовая связь?

— Так точно, товарищ подполковник, пришлось бегать искать сеть, — ответил Николай Иванович.

— Ясно. В одиннадцать двадцать прибыл наряд с медицинской службой. Место зафиксировали, сняли слепки с протекторов неизвестного транспортного средства, трупы погрузили и вывезли в морг при судмедэкспертизе. Алексей Николаевич, вам было поручено связаться с экспертами, доложите, что известно по трупам.

— По трупам, — Солнцев взял в каждую руку по листу, на коленях поместил еще один и стал читать сразу с трех документов. Он читал медленно, с большими паузами. — Двое мужчин и две женщины пожилого возраста, примерно за семьдесят. Один труп молодого мужчины с обезображенным лицом. Судя по странгуляционным бороздам, все приняли смерть от асфиксии, но окончательные выводы делать рано.

— Задушены? — переспросила Валентина Геннадьевна. Она от нетерпения уже ерзала и злилась. — Чем, например?

— Тонким, по-видимому, металлическим шнуром, примерно как басовая гитарная струна, самая толстая, — Алексей Николаевич осторожно положил бумаги и сделал движение руками, словно растягивая перед лицом невидимую басовую струну, при этом он, как висельник, выпучил глаза и, кажется, даже побагровел. В полной тишине он подтолкнул сползающие очки вверх, взял бумаги снова и продолжил: — Угадывается повторяющийся почерк удушения, есть основания предполагать, что все убийства совершены одним и тем же лицом. Дальше. На телах жертв присутствуют синяки и ссадины. Истинную причину смерти уточнят эксперты. По предварительным данным, трупы в хранилище помещались примерно в течение месяца, то есть где-то с середины января. Благодаря морозам, все в хорошем состоянии, несмотря на то, что их пытались сжечь. Но, как говорится, «трупы не горят».

— Это рукописи не горят, — не выдержал москвич Мещанов.

— Рукописи? — сощурился Солнцев и еще более замедлился. — Рукописей обнаружено не было, вообще никаких документов! Только трупы. Последний труп, пока неизвестного молодого человека, пролежал там около недели. Документы отсутствуют. Особые приметы. У бывшего молодого человека не хватает двух пальцев, мизинца и безымянного, на левой руке, — он, как на голосовании, поднял свою левую руку с растопыренными тремя пальцами. — Под корень!

— На себе не показывай, — содрогаясь от сдавленного смеха, попросил Токарев. Он видел, как изнывает вся группа от стиля изложения Солнцева.

— Ой, точно, — спохватился тот. — Отставить. Примечательно, что пальцы товарищ потерял заблаговременно, не сейчас, а несколько месяцев или лет назад. На теле его присутствуют татуировки, явно тюремного происхождения в современном исполнении. Необходимо упомянуть: кожа с подушечек оставшихся восьми пальцев рук срезана. Ш-ы-ых! Разумеется, у трупа. Видимо, с целью затруднить опознание. У остальных трупов все пальцы и все подушечки на своих местах. Так, ну, что еще? Всё. Да, тела и их одежда на экспертизе.

— Понятно, — взял в свои руки инициативу Мещанов. — Что предпринято? Кто доложит?

— Токарев, — назначил Шаров. — Пожалуйста, Николай Иванович.

— Предпринято следующее, — поднимаясь, Токарев тряхнул седым чубом. — Облазили все что можно, обмерили, описали, отсняли и запротоколировали. Взяли рапорта со всех, включая меня, и приобщили к делу. Осмотр зоны бывшего ГСМ, равно как и территории городка, дополнительных результатов не дал. Отпечатков пальцев нет. Снятый след протектора не слишком четкий, ребята сказали, что детали утрачены. Свидетелей, видевших кого-то, кого можно связать с находкой, пока не выявлено. Выставлен пикет по пути к месту, посменно дежурят наши сотрудники. На сегодня это всё.

— Тупик? — сварливо спросила Томилина. — Имейте в виду, просто так закрыть это дело у вас не получится. Вообще, мне странно…

— Что собираетесь делать? — перебил ее Мещанов. — Есть идеи?

— Идеи всегда есть, товарищ подполковник, — подчеркнуто бодро ответил Токарев и широко улыбнулся Томилиной. — И идеи, и предложения. Предлагаю рассмотреть для включения в план следующие мероприятия. Первое. Поручить Кривицкому изучение материалов дел по признаку удушения тонкой струной, веревкой или леской. Очевидно, убийца или убийцы желают убивать именно так. То ли привычка, то ли необходимость. Пусть посмотрит в нашем районе за последние пару лет. Если ничего, придется подключать центральный московский архив. Полагаю, аналогичные преступления могут помочь.

— Надо смотреть лет за десять, — строго поправила Томилина.

Все внимательно посмотрели на нее. Шаров заметил:

— Это на неделю работы всем сотрудникам, включая ГИБДД.

— Хорошо, — кивнул Мещанов. — Подумаем. Что еще?

— Второе. Солнцев проверит заявления о пропаже стариков в городе и районе за последние, скажем, три месяца. Тем временем попросим криминалистов составить портреты погибших. Будем сравнивать. Найдем кого-то, найдем и мотив.

— Слепки с протекторов, — подсказал Шаров.

— Конечно! Нужно определить, хотя бы примерно, тип машины, может быть, удастся выяснить марку или модель. Когда будет заключение, придется задействовать гаишников. Пусть работают.

— Кто займется молодым? — спросил Мещанов.

— Пока возьму на себя, товарищ подполковник, — вызвался Николай Иванович. — Если он был судим и отбывал, по отсутствию пальцев можно найти. Возраст примерно понятен. Если наш, местный, и задерживали здесь — найдем быстро. Если нет, будет трудно, придется опять же через Москву. Поможете?

— Обязательно, я для этого и приехал, — Мещанов оторвал голову от записей, он все время что-то писал в тетради. — Еще мысли у кого-то есть?

Сосредоточенные лица участников совещания, взгляды, направленные в пол, свидетельствовали о поиске мысли именно там.

— Валентина Геннадиевна? Что думает прокуратура?

— Я согласна с планом, работайте. Главное, без нарушений и произвола.

— Получается, мыслей нет, — подытожил Мещанов.

— Думаю, надо поработать с местным блатактивом, — размышляя, произнес Шаров. — Может быть, кто-то знает молодого бывшего зека без пальцев. Участковых подключить, опросить дворников всяких и так далее. Шансы есть.

— Кому поручим?

— Сам организую.

— В целом — неплохо! — резюмировал Мещанов. — Все-таки кое-что. Да, и не забывайте искать возможных свидетелей из близлежащих населенных пунктов. Опрашивать строго под запись. Николай Иванович, поручаю вам до пяти часов составить оперативный план расследования и представить мне на утверждение. Успеете?

— Постараюсь.

— Кто-то еще хочет высказаться?

— Да, чуть не забыл, — Токарев обратился к Мещанову. — Игорь Петрович, вчера на КПП по пути к могильнику я нашел в снегу удостоверение к юбилейной медали «60 лет СССР» какого-то Бабина. Датируется третьим августа семьдесят восьмого года.

— Ого!

— То есть хозяину, — он посмотрел в потолок, — может быть лет от пятидесяти до бесконечности. Вероятнее всего, оно принадлежало одному из убитых, и это, надеюсь, поможет нам установить его личность. Но если к трупам удостоверение не относится, возникают интересные версии.

— Думаете, организатор или участник банды?

— Допускаю. Других ниточек пока нет, хотя, конечно, возраст оставляет мало надежд. Надо бы проверить по номеру в архиве, но это долгое дело, годами можно искать.

— Проверяйте, но не в ущерб основным мероприятиям. Так! Солнцева и Кривицкого прошу не откладывая начать работу в направлениях, которые обозначил капитан Токарев. Иван Иванович, если будет время, прошу вас посмотреть, что можно сделать в направлении того, что вы предложили. Спасибо за помощь. И главное, — тон москвича стал до предела официальным. — Преступление беспрецедентное для города — как по масштабам, так и по дерзости. Действует группа безжалостных душителей, маньяков и убийц. Ход следствия на контроле у всех, кто что-то желает контролировать. Мы с вами должны сработать оперативно, не привлекая внимания прессы. Прошу всех соблюдать секретность; если информация протечет, в городе может начаться паника, возникнуть необязательный резонанс. Тогда мы спугнем преступников и нам просто не дадут работать представители СМИ, депутаты и так далее, понимаете. Вопрос очень серьезный! Совещание закончено. Токарев и Валентина Геннадиевна! Жду вас сегодня здесь к шести вечера. Остальные — до завтра. Всё, работаем!

С озабоченными лицами офицеры покидали бывшую ленинскую комнату. Токарев и Шаров шли рядом.

— Спасибо, Николай Иванович, — трагически произнес подполковник.

— Пожалуйста, Иван Иванович. За что?

— За колеса. Вчера под звуки марша весь комплект вернули владелице. Сегодня в связи с этим в отдел придет благодарственное письмо от правительства города за отличную работу по обеспечению безопасности празднования Нового года, Рождества и вообще. Скорее всего, выделят премиальный фонд для работников. Про душителей они, когда составляли письмо, еще не знали.

— Класс!

— В любом случае я тебя обязательно отмечу. Будет премия в размере трех-пяти тысяч.

— Премного вами благодарны, но отметьте лучше Кривицкого и Солнцева. Это их работа от начала до конца.

«Меня уже отметили, — подумал Токарев, вспомнив про конверт, который подарил ему Вадим Сысоев, и грустно улыбнулся — надо будет подбросить его Шарову с запиской левой рукой: „Возвращаю проклятые деньги!“ Впрочем, часть суммы можно и оставить себе. За хлопоты».

— У вас хорошее настроение, — заметил улыбку Шаров. — Это приятно.

— Да какое там! Солнцев на пенсию просится. Говорит, в марте рапорт подаст, у него выслуги как у баобаба. Трудно будет без него. Уговаривал повременить — не вышло. Жаль.

— Согласен, Алексей Николаевич — опытный работник, без амбиций, спокойный. Ну, ничего не поделаешь, найдем вам молодого. Кстати, неплохой парень недавно пришел, Вася Зайцев. Посмотришь?

— Посмотрю, конечно. Потом.

 

2

В кабинете Токарев запустил компьютер, нашел в нем файл, содержащий прошлый План мероприятий, и стал вбивать в него намеченные действия, ответственных и сроки выполнения. Он печатал, но мысли об удостоверении Бабина не выходили из головы. Кривицкий, получив инструкции, уехал. Солнцев медленно складывал бумаги в потертый коричневый портфель.

— Вас, Алексей Николаевич, Шаров очень хвалит, — предпринял очередную попытку Токарев. — Говорит, опытный, прозорливый, даже талантливый. Много пользы еще…

— Не уговаривай, Коль, не могу я больше служить, хватит, — Солнцев перестал собираться и сел за свой стол, его пальцы подрагивали. — Если бы не ты, я год назад бы уволился. Сердце у меня, уже два микроинфаркта было. Понимаешь? — печальный оперативник выдвинул ящик стола, наклонился вбок и опустил в ящик руку. — Нина моя хорошо зарабатывает в магазине, приглашает помощником начальника службы безопасности их торговой сети. Зарплата втрое против нашей, — он выложил на стол темно-синий ежедневник. — Работа спокойная. Ты ведь знаешь Нину, она женщина деликатная, уважает мои чувства и все такое, но даже она поджимает. «Увольняйся, увольняйся!» Каждый день! А тут как раз вакансия открылась. Ждут они меня.

Токарев уловил грусть в длинном, каком-то прощальном взгляде Солнцева. Таким взглядом провожают поезда, надолго увозящие любимого человека, или целую свою жизнь, уехавшую навсегда.

— Да и устал. Нормально все будет. Знаешь, я много раз замечал — кажется, незаменимый работник, замечательный человек. Как мы без него? А уходит или умирает, и уже через неделю про него забывают. Пять рабочих дней! Будто никогда такого не было. Как ряска болотная сомкнулась, и никаких следов пребывания. Вот я уйду или помру — все забудут, как только некролог уберут с доски объявлений.

— Тьфу на вас, Алексей Николаевич!

— Не плюйся в небо, в себя попадешь. Ладно, это всё из раздела «поэзия». Помнишь, у Свекольникова ежедневник был?

— Ну.

— Смотрел в него?

— Когда?

— Ну, да. А я его пролистал, — Солнцев начал медленно переворачивать страницы.

— И?

— Имеется кое-что интересненькое. Напрасно, напрасно ты не удосужился. Ежедневники всегда содержат уйму интересной и полезной информации, главное — ее найти, так сказать, вычленить. Иные следователи пренебрегают чтением, берегут глаза, полагаясь на допросы и пытки, ленятся, в результате опера бегают с оружием по всему городу и его окрестностям, тратя уйму времени и средств, а подчас рискуя жизнью. Но и в кабинетной работе может быть толк! Возьмем хотя бы Шерлока Холмса, он…

— Николаич!

— Вот! Бабин Владилен Феликсович, чье удостоверение к награде ты нашел, оказывается, подопечный нашего Эдуарда, — Солнцев хитро улыбался и медленно шелестел листами. — Тут распорядок посещений, перечень лекарств и продуктов, даты какие-то. А где же у нас адрес? Вот у нас и адрес. Улица Кирова, дом 14, квартира 25. И телефончик записан. Вуаля!

— Алексей Николаевич, вы гений!

— Просто ответственно отношусь к своей работе. Однако мне пора ехать — информацию по пропавшим старикам собирать, согласно вашему распоряжению. Начну здесь, потом по отделениям прокачусь. Иваныч, я, наверное, сегодня не вернусь уже, не против?

— Конечно. Спасибо вам, Алексей Николаевич. Доложите часов в полпятого.

— Есть!

* * *

В квартире Бабина телефон не отвечал.

Токарев позвонил в собес и выяснил, что В. Ф. Бабин, 1927 года рождения, действительно обслуживался Свекольниковым, но восьмого февраля, во вторник, от старика поступило заявление, датированное седьмым числом, с отказом от услуг собеса в связи с приездом какого-то родственника и убытием самого Бабина под Тверь до осени к родственнику в гости. Строгая Вероника Витальевна также рассказала, что на другой день к вечеру, около шестнадцати тридцати, Эдуард был направлен по месту жительства Бабина с заданием передать ключи от его квартиры и взять расписку, но с этого задания он не вернулся. Также она упомянула, что Эдик весьма удивился отказному письму Бабина, поскольку перед этим, с его слов, они расстались как лучшие друзья. В итоге оставалось неизвестным, передал ли он ключи и получил ли документ.

Токарев положил трубку и нашел в деле Свекольникова опись предметов, изъятых из портфеля. Ни ключей, ни расписки Бабина в описи не значилось. Или Свекольников не пошел к своему бывшему подопечному, или был там, да не застал его, или застал, но ключи и расписку кто-то похитил, что маловероятно — сумку нашел Кривицкий отброшенной далеко в сторону и с деньгами. То есть никто в сумку, судя по всему, не лазил.

«В общем-то, ничего удивительного, — думал следователь. — К старику приехала родня, они отбыли в деревню до осени, поэтому дома никого нет. Что такого? Ничего. Бабину семьдесят девять лет, и говорить о его причастности к убийствам по меньшей мере нелепо. Самого старика могли убить, скажем, из-за квартиры. Надо бы достать фото, передать криминалистам для опознания среди тех, из могильника. Лучше всего, конечно, попасть внутрь квартиры. Но при чем тут прибитый Свекольников и удостоверение его подопечного Бабина, не так давно выброшенное или потерянное в диком поле по пути к трупам?»

Ощущалась тонкая, почти неосязаемая связь между этими разрозненными событиями, пока неизвестная ему логика, проникнув в которую он сможет разобраться в произошедшем. Интуиция подсказывала, что разгадка совсем близко.

Закончив с планом, Токарев открыл Интернет, который в 2006 году уже дотянул свои щупальца и до милиции. Он искал информацию, позволяющую прояснить маршрут Эдуарда от собеса до места, где на него напали.

Если бы наш герой был философом или хотя бы социологом, он обязательно обратил бы внимание, насколько доступнее стала информация, насколько ускорилась вся окружающая жизнь по сравнению с жизнью человека лет сто назад. Да что там сто, хотя бы пятнадцать. Как раз примерно в это время он сидел в библиотеке, университетской или городской, выклянчивал книги у преподавателей и своих товарищей-студентов, чтобы составить курсовую работу. Писал ее сначала начерно, потом набело, замазывая помарки и обводя карандашом положенные рамки на каждом листе. Переписывался с близкими и родственниками. Письма тогда шли неделями, а для общения с друзьями из других городов он вынужден был просиживать в переговорных пунктах часами, ожидая соединения. Следует добавить, что добраться из его села до города, где располагался телеграф-телефон, редко удавалось быстрее, чем за два часа. Личными автомобилями обладали тогда единицы, как их добывали, никто не понимал. Теперь же все изменилось, документы набираются на компьютере, печатаются на принтере. Стали привычными электронная почта, всякие мессенджеры. Интернет полон любой информации, статьями, книгами, дипломными и курсовыми работами. Мобильные телефоны связывают в секунды с любой точкой мира. Автомобили — в каждой семье. Производительность жизни выросла многократно. То, что раньше делали двадцать человек в течение месяца, теперь делает один в течение пары часов. Если бы Токарев думал обо всем этом, у него наверняка бы возник вопрос: на что же тратит современный стремительный человек огромное количество освободившегося времени? Во что полезное конвертируется его невостребованная умственная и физическая энергия?

Но Николай Иванович не был склонен к размышлениям, не имеющим к нему прямого отношения. Он обзванивал следователей города и района, пытаясь выяснить, не проходил ли за последние пять лет через них парень лет двадцати пяти, без двух пальцев левой руки. Следователи брали время на выяснение, обещали в течение часа-двух перезвонить. Параллельно Токарев скачивал расписание пригородных автобусов, замерял продолжительность пути по карте города. Он пытался понять, где мог быть Эдуард Свекольников 8 февраля в период с 16:30, когда его отпустила начальница из собеса, до 19;30, когда его ударили по голове в Покровском.

Стрелка часов подбиралась к шести вечера. Пора было отправляться на совещание.

* * *

— Николай Иванович, вы один в кабинете? — прозвучало из телефонной трубки за несколько минут до шести. — Это Мещанов.

— Так точно, Игорь Петрович, оперативники мои уже доложились и сегодня не приедут.

— Понятно. Томилиной не будет, давайте посовещаемся у вас. Не хочу в ленинской комнате.

Когда Мещанов с Шаровым вошли в кабинет, Токарев сразу уловил сильный запах водки. Он поморщился, почувствовал злость. Понятное дело, человек в командировке в глубинке — глупо ходить трезвым!

— Докладывай, капитан, — приказал Мещанов, развалившись на кресле Солнцева и рассматривая листок с планом. — Что успели накопать?

— Докладываю, — раздраженно отчеканил Николай Иванович и потер уставшие глаза. — Накопали следующее. Кривицкий доложил относительно похожих удушений струной или шнуром. В нашем районе ничего подобного пока не найдено, работает в архиве. Это по первому пункту. По второму: Солнцев собрал материалы по заявлениям о пропавших и до сих пор не найденных стариках. Всего набралось за три месяца восемь человек, но сведения не окончательные. Часто бывает, что человек нашелся, вернулся домой, а заявители милицию не проинформировали, он и числится пропавшим. Как у нас после сокращения ведутся поиски вы, наверное, знаете. Так что придется проверять дополнительно.

— Что по бывшему зеку? — зевнул Шаров.

— Следователи, с которыми я успел пообщаться, такого не помнят. Ну, поручил Кривицкому, раз он в архиве, пусть ищет. Хотя есть предположение, что пальцы парень потерял уже в местах лишения. В этом случае мы ничего не найдем. В зонах самострелы не редкость, не все случаю актируются, жизни не хватит материалы собрать и проработать.

— Что-то грустно, — подытожил Мещанов. — У вас в провинции всегда так медленно работают?

— Работаем, — безразлично промямлил Шаров. — Стараемся.

— В Москве-то, наверное, преступники сами приходят, да еще и доказательную базу приносят, — разозлился Токарев, голос его вдруг зазвенел. — Наши бандиты предпочитают прятаться. Они прячутся, мы их ищем, сообразно убогим способностям. Опять же, народ у нас туповат, умные все в столицах. Теперь-то дело пойдет, научите нас работать! И вообще, если моя работа не устраивает, я могу хоть сейчас рапорт подать!

— Капитан! — оборвал Токарева Шаров. — Давайте по делу.

— Есть давать по делу! Даю! По первым трем пунктам плана — работа продолжается, результатов особых нет. Ждем заключения экспертов по причинам смертей, портретов покойников для идентификации, результатов описания слепка протектора. Иван Иванович, вам удалось закинуть удочку в блатную среду? Пункт четыре нашего плана.

— Участковых озадачил, — отчитался Шаров.

— Не сердитесь, Николай Иванович, — Мещанов поднялся и прошел к окну. — Я не сомневаюсь в вашем профессионализме. Сроки жесткие начальство обозначило, слишком уж преступление неординарное. Того гляди нас с вами будут по первому каналу показывать. А уж там только держись — проверки, комиссии, общественность, журналисты, — он вздохнул. — Да. Но дня два-три у нас есть. Удалось вам что-то про удостоверение к медали раскопать?

— Есть нечто интересное, товарищ подполковник, — Токарев начал успокаиваться.

— Николай Иванович, давайте по имени-отчеству, так удобнее, мы же не на плацу.

— Хорошо. По удостоверению ситуация такая. Принадлежит оно полковнику в отставке Бабину Владилену Феликсовичу, семидесяти девяти лет, проживающему по улице Кирова в доме 14, квартира 25. Лауреат, орденоносец, профессор. Оказалось, что ему помогал по хозяйству работник собеса Свекольников Эдуард Романович, восемьдесят первого года, на которого 9 февраля, в четверг, было совершено покушение в селе Покровском нашего района. Накануне Бабин от помощи Свекольникова письменно отказался, там же в заявлении он информирует, что собирается на несколько месяцев уехать из города. В день покушения Свекольников был направлен руководством на квартиру к Бабину, чтобы отдать ключи. Где находится Бабин сейчас — неизвестно, к телефону он не подходит. И вот еще. В Покровское Свекольников прибыл на некое сомнительное романтическое свидание со своей коллегой Марией Горловой, причем в понедельник той же недели он, провожая ее, подрался с неким Грицаем Ярославом Федоровичем, двадцати семи лет, судимым, который после драки махал кулаками, то есть обещал отомстить.

— Получается, отомстил, — пояснил Шаров.

— Отомстил и сам пропал. Мы его разыскивали в связи с причастностью… Это неважно.

— Только какое отношение это все имеет к нашему делу? — Мещанов сделал недоуменное лицо.

— Удостоверение-то к медали найдено в необитаемом месте возле могильника, — напомнил Токарев. — Ветром его туда занести не могло, точно! Это неспроста!

— И всё?

— Не совсем. Я провел некоторый анализ и выяснил, что, скорее всего, Свекольников был на квартире Бабина и, похоже, провел там некоторое время.

— И?

— Он должен был отдать Бабину ключи в обмен на расписку, но ни ключей, ни расписки в его портфеле не найдено. Что-то одно обязательно должно было быть. Понимаете?

— С чего вы решили, что он был у Бабина?

— Расчет. Я же занимаюсь делом о покушении, — следователь поставил страницу ежедневника вертикально и стал читать то с одной, то с другой ее стороны. — Свекольников покинул рабочее место в 16:30, а получил по башке около 19:30. Автобусы, на которых он мог ехать с автовокзала на Покровское, уходят в 17:00, 17:40, 18:10, 18:45, 19:15. Едет автобус около 40 минут. От собеса до вокзала идти двадцать минут, от собеса до квартиры Бабина — полчаса, от Бабина до автовокзала — полчаса. Проанализировав возможные пути его движения, учитывая исполнительность Свекольникова, я пришел к выводу, что он у Бабина был, провел там около тридцати минут и потом на автобусе в 18:45 поехал в Покровское. Прибыл на место назначения в 19:25. До места покушения ходу пять минут. То есть в 19:30 он был на том месте, откуда его в 20:10 забрала неотложка. Интересно бы, конечно, узнать, что он на квартире делал, что видел, но пока Свекольников без сознания и показаний дать не может. И вот еще — судя по количеству снега на удостоверении, оно пролежало там дня три или от силы пять, то есть попало туда уже после посещения Свекольниковым квартиры, и столько же, сколько там находится отпечаток протектора.

— Вы понимаете, что найденное удостоверение, скорее всего, простое совпадение? — включился, словно проснулся, Шаров.

Мещанов нетерпеливо перебил его:

— Погоди, Иван Иванович. Возможно, квартиру Бабина обокрали, бумажку выкинули или потеряли именно те, кто возил трупы. Так, Николай Иванович? Хоть какой-то след.

— Не исключено! И учитывая, что версий у нас немного, я предлагаю проверить квартиру Бабина; опять же — разживемся его фотографией для опознания. Нам нужна санкция на обыск.

— Томилина не даст, — сказал Шаров. — Если окажется, что старик уехал отдыхать на свежий воздух, а мы его квартиру вскрыли, будет скандал. Зачем ей брать на себя ответственность? А для опознания можно достать его историю болезни в поликлинике, наверняка там есть стоматологическая карта.

— Попробуем завтра на совещании убедить ее. Будет трудно, — решил Мещанов. — Что хотите еще сказать, Николай Иванович?

— Разрешите, я поручу Кривицкому завтра с утра проверить квартиру. Отложим пока архив, никуда он не денется. Пусть лично поднимется, позвонит, подергает дверь, походит, посмотрит, закрыты ли окна. Может быть, он от инфаркта умер и лежит, а мы голову ломаем? С соседями пусть поговорит, в домоуправлении поинтересуется. Надо бы собрать информацию.

— Не возражаю.

— На совещании в десять его не будет. И еще: надо бы найти и опросить водителя автобуса, вдруг там драка по пути была или еще что-то, что привлекло внимание. Поручу ему же. Думаю, смысл есть.

— Я понял. Ладно, товарищи офицеры. Давайте, отдыхайте. Совещание в актовом зале завтра в десять утра. Прошу не опаздывать!

 

3

Во сне Николай Иванович ощутил сильные толчки в спину. Валентина локотком, не сильно, но чувствительно, попадая под лопатку, будила мужа.

— Коля, твой телефон звонит! Коля, тебе звонят, просыпайся!

Он сел на постели, включил над собой бра и взял сотовый. Первый час ночи. Звонил Солнцев.

— Да? — голос следователя звучал хрипло и недовольно.

— Николай Иванович, только что мне позвонила Иваненко…

— Кто это?

— Иваненко Зинаида Иосифовна, врач из больницы, где Свекольников лежит, ты ее должен помнить.

— А-а, помню. Что там?

— На Свекольникова было покушение со стрельбой. Кто-то проник в палату, произвел три выстрела, выбил окно. У больного дежурил его отец, он отбился, но сам ранен в голову. Жив. Нападавший обронил пистолет и скрылся через окно. Самое главное — Свекольников пришел в себя! Я собираюсь выезжать.

— Давайте, выезжайте. Где отец?

— Должен быть еще в больнице, там уже ППС работает.

— Кривицкому звонил?

— Нет, а он нужен?

— Не знаю. Ладно, сами справимся. Алексей Николаевич, — Токарев совсем проснулся. — Позвони оперативному, скажи, пусть передаст наряду, чтоб отца не увозили, на месте оказали ему помощь и ждали меня, я сейчас приеду. И пусть криминалиста пришлют. Будь на связи.

Он стал торопливо одеваться.

— Поехал? — не поворачиваясь, спросила жена. — Свет не забудь погасить.

* * *

Легко сказать — «поехал». Синюю «шестерку» Токарева засыпало снегом. Пронизывающий, горизонтальный ветер сразу заметал очищенные места. Холодно, неуютно в мире. Выдернутый из теплой постели, он дрожал так, что клацали зубы. Завел автомобиль и медленно выехал со двора.

Патрульного «уазика» возле подъезда больницы не оказалось. Токарев вихрем взлетел на третий этаж, свернул в коридор, где уткнулся в Солнцева, разговаривавшего с заведующей отделением Иваненко возле столика дежурной медсестры. Алексей Николаевич повернулся навстречу следователю.

— Привет, Николай Иванович, быстро вы.

— Где наряд?

— Они уехали.

— Как уехали, я же просил дождаться!

— Когда я прибыл, их уже не было.

— Докладывайте!

Женщина смотрела на них испуганными заплаканными глазами, ее колотило, она не могла молчать.

— Вы же знали, что он в опасности, раз на него совершили покушение! — вдруг закричала она Токареву прямо в лицо. — Почему не выставили охрану? Чуть не погибли люди, всю палату разнесли, окна нет, оборудование испорчено! Могли погибнуть наши работники. Вы вообще соображаете, что делаете? Я этого так не оставлю! Я напишу в прокуратуру!

Токарев полоснул по заведующей острым, как бритва, холодным взглядом и приблизил лицо.

— Напѝшете, — в его спокойном голосе слышались угроза и задавленная ярость. — Потом. После. Сейчас мне нужно знать, где больной, что с ним.

Заведующая отступила назад и вздрогнула. Мороз пробежал по ее спине.

— Он переведен в другую палату, — неожиданно тихо сказала она. — На этом же этаже, дальше по коридору, через дверь.

— Где отец? — Токарев посмотрел на Солнцева.

— Увезли в отделение. Около палаты Свекольникова выставили пост.

— Как это «увезли»? Я же приказал ждать меня! Вы звонили оперативному, передавали мой приказ?

— Так точно, Николай Иванович.

— Так почему же ничего не выполнено?

— Не готов ответить. Наверное, произошел какой-то сбой взаимодействия или кто-то отменил ваш приказ. Нужно в отделе разбираться.

— Разберитесь, — он секунду помедлил и тихо, но с раздражением добавил: — Пожалуйста. Что с отцом?

— Ему оказана медицинская помощь, — пояснила Зинаида Иосифовна. — Я просила оставить его здесь, но меня не послушали.

— Что-то серьезное?

— Как посмотреть. Простреленное ухо, легкая контузия — пуля скользнула по черепу, и ссадина на виске, полученная при падении от потери сознания. Он нуждается в постельном режиме минимум на неделю, вы сами должны понимать. Сделали укол, дали успокоительное. Его психическое состояние вызывает опасения. Истерика.

— Понятно. А вы как тут оказались?

— Я живу недалеко, мне сразу позвонили, и я прибежала.

— Я слышал, Эдуард очнулся?

— Пришел в сознание, но сейчас спит. Я вас к нему не пущу, пока он не пройдет полное обследование. Что хотите делайте. Имейте в виду: минимальное напряжение, волнение, страх, могут его мгновенно убить. Сейчас ему труднее, чем когда он находился в коме.

— Я понял. Сколько времени займет обследование?

— Дня два минимум; возможно, больше. Мы с Алексеем Николаевичем в контакте, так что я позвоню, когда будет информация.

— Зинаида Иосифовна, прошу вас, никому ни слова, что парень в себя пришел. Понимаете? Ни родителям, ни друзьям, никому. Кто-то очень боится, что Эдуард заговорит, и, если гады узнают, что он очнулся, ну…

— Не продолжайте, я поняла. С меня хватило.

— Ну хорошо. Если у вас всё, мы с капитаном пройдем, осмотрим место происшествия, — Токарев сделал несколько быстрых шагов по коридору, вдруг резко развернулся и подошел к заведующей. — Извините, если что не так. Все на нервах. Спасибо вам.

Молодой сержант в теплой куртке с коротким автоматом на груди охранял сразу два помещения. Старую, разрушенную, и новую, освобожденную от двух жильцов, палаты Эдуарда Свекольникова.

Разбитую часть окна кто-то кое-как завесил старым байковым одеялом, которое нисколько не препятствовало доступу холодного воздуха с улицы, но защищало от снега. За прошедшие с момента происшествия полтора часа палата полностью выстудилась. Токарев зажег свет и ужаснулся.

Усыпанный острыми и кривыми, как турецкие ятаганы, осколками пол, лужи, грязь, везде натоптано, рассыпанные по углам мандарины, какие-то пакеты и бутылки. Кровати, капельниц и аппаратуры не было. Токарев наклонился и поднял открыточную иконку.

— Холодно-то как, — он присел возле пулевого отверстия в стене. — ПМ? Оружие и гильзы где?

— У меня. Три гильзы 9 мм, стандартные, пистолет Иж-71-100 с самодельным глушителем, в магазине шесть патронов, один в патроннике. Всего семь. Две пули, по-видимому, улетели в окно, одна сидит здесь. То есть оружие было полностью заряжено. Еще очки нашел чьи-то. Возможно, стрелок потерял или от предыдущего больного остались.

— Какого еще больного? — автоматически переспросил Токарев.

— Пока неясно. Первое, что приходит в голову, — тут в свое время скончался кто-то, дал дуба, а очки его упали за тумбочку и сохранились там до лучших времен.

— Всё?

— Не совсем. Еще нож есть раскладной, окровавленный. Как я понял, этим ножом Роман Сергеевич отбивался и ранил нашего стрелка.

— Понятно, — следователь усмехнулся, отодвинул одеяло, закрывающее окно, на секунду выглянул наружу и сразу задвинул одеяло на место. — «Темная ночь, только пули свистят по степи». Сиганул в окошко с третьего этажа — и привет. Надо в сугробе поискать, может быть, он там и остался, или валенки его, или шапка.

— Или парашют.

— Что, никаких следов? Где наши эксперты-то?

— На подоконнике след есть, — вставил Солнцев. — Достаточно отчетливый. Снег в разбитое стекло налетел и растаял, а злодей в него наступил.

— Пойдем отсюда, Алексей Николаевич. Надо бы понять, как киллер смог, никем не замеченный, проникнуть сюда. Возможен сговор с охранником. Возьмите на заметку. Вот что. Я поеду в отдел, попробую поговорить со Свекольниковым-старшим, а вы оставайтесь тут за старшего. Доработайте всё. Опросите всех под запись: кто где был, кто что видел, кто звонил и во сколько. Особенно плотно поработайте с охранником. Проследите за экспертами, чтобы отсняли каждый уголок палаты. Отпечатки пальцев, следы крови на полу и след ботинка на подоконнике. Передайте на экспертизу по акту гильзы, оружие, очки и нож. Чтоб срочно всё сделали. У нашего дела высший приоритет. Даже еще выше высшего!

— А толку? Из двух наших мастеров один на больничном с прошлой недели, а второй… ну, ты его знаешь — ни рыба ни мясо. К слову сказать, на третью вакансию в экспертную группу пятый месяц никого найти не могут. Вот и все приоритеты.

— Значит, без них соберем все лавры, ордена, медали, медные и всякие другие трубы.

— Трубы мне на дачу нужны.

— Вот и хорошо! Смотрите по обстоятельствам. Главное — бумага. Чем больше будет бумаги, тем нам же легче, да и дело солиднее выглядит. И не забудьте, утром начальство нас ждет на совещание. Если что, звоните.

* * *

Около двух часов ночи Токарев приехал в отдел. Роман Сергеевич не спал. Он неподвижно сидел на лавке и что-то беззвучно шептал. Сквозь решетчатую дверь следователь с минуту смотрел на белые бинты, накрученные на его голову, которые, казалось, светились в полутемной камере. Услышав скрежет ключа, задержанный открыл глаза и повернул голову, а увидев следователя, глупо улыбнулся. В камере включили свет.

— Это вы? — приветливо спросил он, сощурив глаза. — Простите, не помню вашего имени-отчества.

— Николай Иванович.

— Точно, вы уже говорили. Добрый вечер!

— Куда уж добрее. Здравствуйте. Как себя чувствуете? Я вижу, вам оказали помощь?

— Вы об этом? — он осторожно потрогал бинты. — Теперь мы с Эдиком одинаковые, забинтованные. Ввели противостолбнячную сыворотку, — заведя левую руку за спину, он попробовал почесать лопатку. — Болит. Таблеток каких-то дали. Сказали, что надо лежать. Но я не собираюсь лежать! Эдику угрожает опасность, я должен быть рядом. Когда меня отпустят?

Токарев присел напротив, вынул из папки бланки протоколов и авторучку.

— Расскажете, что там произошло, и, я думаю, мы вас не будем задерживать. Но спешить в больницу вам незачем, у палаты вашего сына выставлен круглосуточный вооруженный пост, так что он в полной безопасности. Вам, действительно, надо бы ехать домой и полежать с недельку. Если вы намерены бегать по городу, мы оставим вас здесь, ради вашей же пользы.

— Понимаю. Неделю, вы говорите? Что ж, неделю я выдержу.

— Тогда не будем терять времени, Роман Сергеевич. Что произошло этим добрым вечером, переходящим уже в утро? Опишите подробно и последовательно, желательно без эмоций. Считайте это беседой, но зафиксировать ваши слова я обязан. Не нужно ничего лишнего, пожалуйста, строго по событиям, правдиво и искренне, — он с сомнением вгляделся в беспокойные глаза Свекольникова. — Прошу вас.

Задержанный несколько секунд искал слова, устремив горящий взгляд на Токарева, потом набрал в легкие воздуха, выпрямился и торжественно выдал:

— Сегодня ночью в больницу приходил дьявол! — он сделал паузу, чтобы до собеседника полнее дошел смысл сделанного заявления.

«Так я и знал! — затосковал Николай Иванович. — Понесло».

— Дьявол или его посланец в обличии человека явился, чтобы забрать нас с Эдиком в свою армию поганых черных ангелов зла. Помните, я говорил вам об этом? — он опять улыбнулся, теперь как человек, способный предугадывать будущее. — Дьявол давно наблюдал за нами, вел счет грехам и просчетам. Теперь он решил воспользоваться нашим тяжелым положением. Пробил час расплаты и искупления! Сакральные пути сошлись в одной точке, наслоения энергий достигли апогея, и он возник из ниоткуда, из черноты ночи, чтобы увести нас в никуда.

Далее, в течение двадцати минут, Свекольников изложил свою версию произошедшего. От появления убийцы в палате до его волшебного бегства через разбитое окно. Он размахивал руками, хватался за голову и метался по узкой камере, наступая иногда следователю на ботинки. Нашли объяснение все приобщенные к делу предметы: мандарины, раздавленные пакетики с соком, оружие, гильзы, очки и окровавленный нож. Единственное, о чем не упомянул докладчик, что убийца представился другом Эдика Юрием Чаусовым.

— Он вылетел в окно и, не коснувшись земли, растворился во тьме, исчез, слился с ночью, из которой и вышел! — завершал рассказ Роман Сергеевич.

— Вы запомнили его лицо? Сможете узнать?

— О да! Такое нельзя забыть!

— Он? — Токарев резко поднес фото Грицая к носу экзальтированного свидетеля.

Тот закрыл глаза и весь сжался, как человек, который знает, что на его голову сверху летит двухпудовая гиря.

— Смотрите же! Ну!

Несчастный трусливо разлепил веки, вгляделся. Его лицо просияло.

— Это не он. Тот был другой.

— Какой еще другой? Не может быть никого другого! Внимательно смотрите.

— Говорю же вам, не он это.

Повисла пауза.

«Совсем с катушек слетел, — сокрушался Николай Иванович. — Грицая не узнает. Один свидетель, и тот невменяемый». В его кармане завибрировал телефон, звонил подполковник Шаров.

— Слушаю, Иван Иванович. Да. Так точно. Сейчас опрашиваю. Нет, ничего срочного, доложу завтра на совещании. Есть!

Токарев выключил телефон и подпер им подбородок.

— Начальство не спит, беспокоится, — зачем-то сказал он Свекольникову. — Ладно. Описать нападавшего сможете? Только не надо про копыта, клыки или треснувшее пенсне.

Свекольников криво усмехнулся.

— Среднего телосложения, лет, может быть, тридцати. Рост примерно с меня, то есть около метра семидесяти или чуть выше. Не худой и не толстый. Лицо европейского типа, такое прямоугольное, что ли. Короткая стрижка. Каких-то особых примет не заметил. Темновато было. Обычный, ничем не примечательный человек.

«Наконец-то нормально заговорил», — успел подумать Токарев.

— Только глаза!..

— Что «глаза»?

— Глаза такие черные, словно дырки в кромешную пустоту. Я почувствовал, как они высасывают волю и силу, лишают мыслей. В них тьма и холод преисподней, тоскливая безнадежность вечности…

* * *

Около пяти часов утра Николай Иванович вернулся домой. Под впечатлением всего произошедшего он долго не мог уснуть, ворочался, резко переворачивался с бока на бок. В голову лезла всякая бессвязная чепуха. Кушетка скрипела, Валентину подбрасывало, как на батуте.

— Коля, угомонись, а? — не вытерпела она. — Мне через три часа на работу. Лампу забыл погасить, когда уходил, теперь бьешься.

— Прости, тяжелая ночь.

— У всех тяжелая ночь. Спи давай!

 

4

Как и предполагалось, Томилина наотрез отказалась санкционировать обыск квартиры Бабина. Более того, она критически высказалась по поводу направления работы группы и потребовала сосредоточиться непосредственно на убийствах, отвергая связь Бабина и Эдуарда Свекольникова с найденными в цистерне трупами. Покушение в больнице и показания Романа Сергеевича также не произвели на нее никого впечатления.

Николай Иванович, не имея сил противостоять напору прокурорши, определился молчать, соглашаться и делать то, что считает нужным. В конце концов, пункты плана, касающиеся поиска аналогов душителей и пропавших стариков, в разработке. В направлении идентификации тела молодого человека, участковые пытаются связаться с известными им блатными, но это дело не быстрое, да и калибр блатных не обещает скорых результатов. Экспертиза трупов тоже несколько запаздывает, но на то есть объективные причины. Про разработку следа от протектора все уже почти забыли. Как сказал однажды подполковник Шаров, «чудес не бывает». В этом выражении сконцентрировалась вся милицейская мудрость, опирающаяся на скромное денежное довольствие сотрудников и катастрофическую нехватку кадров.

Из всего сказанного на совещании Токареву запомнились два эпизода. Первый — когда великодушный Шаров обратил внимание Томилиной на то, что Николай Иванович не спал всю ночь, а прокурорша строго ответила: «Это не подвиг!» И второй — когда она же сообщила: мол, наверху очень рассчитывают, что расследование не займет больше недели и раскрытие проведут по горячим следам.

Завершив совещание словами — мол, ей не хотелось бы докладывать наверх о пассивности группы, ее низком профессионализме и слабом руководстве, она подняла свое наделенное с избытком всякими женскими достоинствами тело и, гордо покачивая ими, покинула комнату.

Оставшиеся мужчины, кроме Шарова, сначала подумали одно и то же короткое слово, глядя ей вслед. Шаров же отдельно подумал: «Как я мог изменять с ней жене? Идиот! Теперь будет мне мстить. Слава богу, никто не знает». Следующей, после короткого слова, мыслью Токарева и Солнцева была: «Как он мог с ней крутить? Это же тихий ужас в юбке». Мещанов о краткосрочном адюльтере Ивана Ивановича и Валентины Геннадиевны пока ничего не знал. Следует добавить, что осталось неизвестным, о чем в эту секунду думал старший лейтенант Кривицкий, поскольку он единственный занимался делом — с утра успел опросить водителя автобуса, а теперь был направлен к квартире пропавшего Владилена Феликсовича на разведку и уже имел результаты.

* * *

— Вы всё поняли, Алексей Николаевич? — широко зевнув, осведомился Токарев, когда они с Солнцевым вошли в свой кабинет. — Директивы ясны?

— Ясны, конечно, что ж тут может быть неясного? На то они и директивы. Дальше, выше и гораздо быстрее. Я, между прочим, вообще не ложился сегодня, — Солнцев включил чайник и всыпал в свою коричневую изнутри кружку приличную порцию растворимого кофе. — Спать хочу, умираю.

— У вас кружка по количеству питательных наслоений не уступает унитазу на нашем автовокзале.

— Надо будет почистить. Принесу соду и почищу. Смотри зато, сколько материалов по ночной стрельбе собрал. Ужас!

— Это хорошо, приобщите еще показания гражданина Свекольникова, для полноты картины, — следователь протянул коллеге несколько листков. — Если можно — коротко, что нового удалось выяснить. Чего я на совещании не услышал?

— Судя по всему, охранник непричастен. Там вообще проходной двор — кроме парадного три служебных выхода, а охранник один. Злоумышленник, надо полагать, вошел вместе с посетителями, переждал, потом поднялся по черной лестнице. Выход с нее недалеко от двери палаты. Никто его не видел, видеонаблюдение пока в планах, но не этого года.

— Жаль.

— Согласен. Знаешь, я в свое время попросил фиксировать посетителей нашего Эдуарда, так вот они там, оказывается, фиксировали до последнего момента. Что любопытно, Роман Сергеевич с первого дня своего появления, с пятнадцатого числа, всегда приезжал на автобусе, я запомнил расписание: автобус приезжает один раз в час, через пять минут наш герой на месте, все просто. Но начиная с семнадцатого стал приезжать как попало.

— Такси?

— Не-а. На личной автомашине приезжают. Охранник рассказал. Приезжает, паркует. Когда сыр-бор развернулся, эта машина спокойненько себе стояла за углом. Если не забрал, стоит и сейчас.

— Скорее всего, уже забрал. Номер есть?

— И номер есть, и марка, и модель. Я уже пробил. «Тойота» принадлежит гражданину нашего города Пронину Сергею Капитоновичу. Вот его установочные данные. Возникает несколько вопросов: Зачем машина? Кто ему Пронин? Почему дал? Или Пронин уже убит? Наверняка у следствия могут возникнуть и другие вопросы, такие, которые операм и в голову прийти не могут.

— Да-а… — протянул уставший Токарев, но закончить мысль помешал зазвонивший телефон. — Это Кривицкий, неужели что-то нарыл? Слушаю, Геннадий Михайлович! Так, так, ага. Что ты говоришь? Вот так поворот! Слушаю-слушаю, говори. Так. Нормально! И это узнал? Ну, ты просто лучший в своем сегменте! Как фамилия? Вайчулис Алексей Викторович? — он показал Солнцеву знаком: «запиши». — Диктуй. Космонавтов, 17. Пятиэтажное здание, вход с торца в подвальное помещение. Вывеска. Хорошо. Гена, давай оставайся там, мы с Николаичем сейчас будем. Всё, отбой, — Токарев посмотрел, как Солнцев наливает кипяток. — Ну, товарищ капитан, поехали. По дороге все расскажу.

— А кофе?

— Кофе — в постель! Едем.

День выдался на удивление солнечным. Ночной снегопад внезапно закончился, и во все стороны распространилось летнее голубое небо. К концу февраля местные коммунальщики совсем перестали чистить снег, дворы превратились в узкие лабиринты, дороги — в накатанные ледяные горки и глубокие колеи. Токарев осторожно выруливал со стоянки отдела милиции, объезжая припаркованные машины и белоснежные сахарные айсберги.

— Чую весну! — с подъемом произнес он, выдыхая густые клубы морозного пара. — А вы чуете, Алексей Николаевич?

— И я чую, куда ж деваться, — поддержал Солнцев, понимая, что Токарев тянет время. — И дворники, верно, чуют, поэтому и не работают.

— Точно подмечено! Я пару раз так глушителем зацепился, думал, оторву.

— Не оторвал?

— Вроде нет, — следователь замолчал, обдумывая, полученную от Кривицкого информацию. — Крепкий оказался… Так вот, Гена сегодня с утра подъехал по адресу Бабина. Дверь заперта, следов отмычек на замках не видно, окна закрыты. Опросил соседку-пенсионерку. Там на площадке по две квартиры. Бабушка отметила некую активность в последнее время вокруг квартиры ветерана. Обрати внимание, он живет один в четырехкомнатных апартаментах. Приходили какие-то женщины, мужчины. Короче, давно такого не было. Кривицкий направился в ЕИРЦ и выяснил, что 6 февраля там был зарегистрирован договор ренты, заключенный между гражданином Бабиным и гражданином, фамилию которого Кривицкий знает, но говорить отказывается. Но это еще не всё. Вчера новый хозяин передал в ЕИРЦ свидетельство на собственность квартиры Бабина на свое имя, с обременением. То есть шикарная квартира в центре города Бабину уже не принадлежит, причем бывший владелец пропал бесследно, видимо, чтобы побыстрее снять это самое ненавистное кому-то обременение. Согласитесь, возникают вопросы и версии.

— Например, кто Вайчулис?

— Вайчулис — нотариус, к которому мы сейчас и едем. Версия такая. Новый владелец, возможно, один из членов банды, которая заключает договора ренты, потом избавляется от рентополучателей. Нотариус — их подельник, он штампует договора, скорее всего, без ведома стариков. Схема не новая. Это второй член. Третий — Эдуард Свекольников, который, пользуясь служебным положением и должностными обязанностями, находит стариков. Четвертый — ночной убийца, которого видел Роман Свекольников. Надеюсь, если он судимый, по отпечаткам пальцев на оружии в ближайшее время установим его личность. В любом случае кое-какие приметы его есть, также нам известно, что у него пробита правая рука в районе бицепса. То есть четверых мы знаем. Наверное, есть и другие, но нам хватит и этих. Далее. После заключения договоров бывших хозяев квартир душат струной, трупы увозят и прячут, а квартиры быстро перепродают. Все просто. Вопросы?

— Вопрос первый. Кто и зачем отоварил Свекольникова-младшего? Насколько я понимаю, он ключевая фигура.

— Объясняю. Скорее всего, в банде вышел внутренний конфликт. В бандах всегда рано или поздно возникают внутренние конфликты. Деньги не так поделили или еще что. Может быть, он претендовал на лидерство. Неважно. Эдика сначала пытались убить, а потом добить. Важно то, что, когда он заговорит, у него будет мотив раскаяться и выдать всех. В каком-то смысле это для нас хорошо.

— Ну, допустим. А как объяснить труп молодого человека в схроне?

— Мало ли! Может быть, он свидетель, родственник одного из убитых стариков, представитель конкурирующей банды.

— Логично. Получается, что Бабина уже нет на свете?

— К сожалению, получается именно так. Если его убили — нам нужен его труп. Иначе расколоть нотариуса и покупателя будет крайне трудно. Надо подумать, может быть, пока и колоть не надо, просто последить, послушать телефоны, выявить связи.

— Взять их на очередном деле?

— Что-то типа того, хотя это рискованно. Никто нам людей не даст. Задушат еще кого-то, пока мы подписи будем собирать и на совещаниях сидеть.

— Еще версии есть? — Солнцев тонко улыбнулся горячности более молодого коллеги.

— Нет. А зачем еще?

— Для равновесия. Рассмотри такую. Договор ренты составлен по согласию Бабина с соблюдением всех формальностей, нотариус Вайчулис — честнейший и милейший человек, Эдуарда ударили вследствие мести за драку из-за девушки, пытались добить, чтобы не выдал напавшего, Бабин уехал в Тверскую область к родственникам на отдых, где сейчас ест гречневую кашу с молоком. К трупам, найденным тобой, вся эта история не имеет отношения. Заранее согласен, есть некоторые нестыковки, но любая версия — это стыковка нестыковок.

— Скучный вы человек, Алексей Николаевич, — с деланным разочарованием произнес Токарев, сворачивая с улицы во двор. — Иногда с вами неинтересно. К тому же вы упустили из виду удостоверение к медали, найденное мною возле покинутого военного городка, набитого покойниками. Или вы думаете, я сам его туда подкинул? Раз. Второе — отец Свекольникова не опознал Грицая, то есть месть отпадает.

— Я бы поспорил, но вот семнадцатый дом. Приехали, Николай Иванович. Тормози.

— Вижу Кривицкого.

Замерзший, но возбужденный Кривицкий нырнул в теплый салон «шестерки». Улыбаясь, он дул на замерзшие руки.

— Герой, герой! — похвалил следователь своего оперативника. — Докладывай.

— Значит так. Покупатель квартиры — Градусов Вольдемар Иванович, гражданин РФ, уроженец деревни Великие Пузырьки.

— Это в нашем районе, — уточнил Солнцев.

— Алексей Николаевич как всегда поразил эрудицией, — нахмурился Токарев. — Невтерпеж!

— Прописан по месту рождения, — невозмутимо продолжал Кривицкий. — Место проживания — наш замечательный город, — он достал из внутреннего кармана свернутый вчетверо лист. — Вот его паспортные данные, адрес прописки, адрес места проживания, есть и телефон. По нему пока всё. По нотариусу. В настоящий момент он работает, офис открыт, граждане входят и выходят.

— Всё?

— Вроде всё.

— Хорошо. Алексей Николаевич, введите Гену в курс наших предположений, а я пойду осмотрюсь.

Токарев вышел из машины и отправился в сторону нотариальной конторы. Через десять минут он вернулся.

— Клиент принимает население в порядке живой очереди. Я заходил внутрь. Офис чистый, богатый. Три комнаты и ресепшен. За уличной дверью лестница, которая ведет вниз. В конце лестницы за столом сидит чоповец. На углу здания перед входом — камера, смотрит туда, — он махнул вправо. — Внутри помещения, в общем коридоре — две купольные. Одна показывает вход, другая холл. Камеры выведены охраннику на монитор. Народу, посетителей, человек пятнадцать. Что делать будем, господа хорошие?

— Нотариуса без санкции не допросишь, — заговорил Солнцев. — Руки ему не завернешь.

— Чего это? — удивился Кривицкий. — Это ж не судья.

— Просто так он с нами говорить не будет, а на допрос его можно вызвать только в рамках уголовного дела, — пояснил Токарев. — То есть повесткой. Вопрос — какого именно уголовного дела? Нотариус — это юрист, причем высокого класса и свои права знает от и до. Чуть отступим где, он нас закопает, а начальство наше еще и плитой сверху привалит. Можно, конечно, попытаться поговорить без протокола, но задержать его сейчас не получится. А это значит, через минуту после нашего разговора бандиты будут всё знать, зачистят следы и скроются.

— Если же начать с Градусова, то он уведомит нотариуса? — схватил мысль Кривицкий

— Точно! Если же начнем с Градусова — он остальных оповестит. Как у классика: «Приятно быть женой лесоруба, но это будет замкнутый круг». В идеале надо их брать одновременно и рассаживать по разным камерам. Тогда что-то может и получиться. Но это пока не в наших силах. Приставить к ним ноги и слушать телефоны нам не разрешат. Давайте предложения.

Все замолчали. Внезапно упавшая тишина выявила, что Кривицкий свистит носом, у Токарева хрустят шейные позвонки, а Солнцев беззвучен в молчании. Только противное жужжание вентилятора печки создавало общий рабочий фон.

— Предложений нет! — через минуту сообщил Николай Иванович, зевнул и медленно начал. — Значит, поступим так. Гена, ты, как отоспавшийся, едешь со мной в отдел писать отчеты, приводить дела в порядок. Попутно надо выяснить, есть ли у Градусова автомобиль. Если есть, надо вечером подскочить в адрес, посмотреть, стоит ли его машина возле дома. Думаю, в эту пору никаких бабушек у подъездов не водится, так что опрос не получится. Ну и ладно. Посмотри, походи, если машина там, едешь сюда.

— Зачем сюда-то? После закрытия следить за железной дверью?

— Не совсем. Контора работает с десяти до девятнадцати тридцати. После закрытия проедешь аккуратно за Вайчулисом, может быть, он с кем-то будет встречаться. Хорошо бы с Градусовым.

— И чтоб Градусов в руках держал ту самую струну.

— Не смешно, Гена. Доведи нотариуса домой и побудь там. Сидишь в своей машине, наблюдаешь, если какое-то движение — звонишь. И вот еще. Свяжись с участковым. Кто у нас тут работает?

— Страхов. Толковый мужик.

— Отлично. Разузнай у него про контору, какой ЧОП охраняет, давно ли он их проверял, не замечал ли чего странного… Сообразишь?

— Сделаю.

— Хорошо. Алексей Николаевич, — обратился Токарев к заскучавшему Солнцеву. — Не задерживаю, отправляйтесь домой отдыхать. И прошу думать. В любом случае завтра совещание у руководства назначено на шесть вечера, будем обо всем докладывать. А там как Бог даст. Всем быть на связи!

 

5

Хорошо, должно быть, полицейским где-нибудь в Майами. Всегда лето, служебных автомобилей хватает. Сиди себе в тепле, попивай кофе из бумажного стаканчика и кушай гамбургеры. Наблюдение за объектом — приятная, необременительная процедура. Так думал замерзающий Токарев, который давно уже не принимал участие в засадах. Собственно, ему, как следователю, это и не нужно делать, на то существуют оперативники. В мороз салон быстро остывает и постоянно приходится гонять мотор, чтобы согреться. Но бензин не казенный, и время от времени двигатель приходится глушить.

Из доклада Кривицкого следовало, что автомобиль Градусова, старый «Рено-Символ», привез владельца к дому в восемнадцать сорок пять. Владелец спокойно запер машину и вошел в подъезд. Гена подождал полчаса и уехал к нотариальной конторе. Здесь он встретился с участковым, который ничего плохого про нотариуса сказать не смог. Вайчулис спокойно работает тут более десяти лет. Вопросов к нему нет. Страхов и сам не раз пользовался его услугами. Нормальный мужик. Последние три года его охраняет ЧОП «Броня-М», охранники работают посменно, договор и другие документы в порядке, он проверяет их согласно графику. Что называется, «нарушений не выявлено». Правда, охранники время от времени ночью выпивают или принимают в конторе личных посетителей, о чем нотариус, разумеется, не знает. Но это милиции не касается. Сам нотариус в девятнадцать тридцать с копейками покинул офис, сел в свой «Вольво» и уехал по месту прописки на улицу Летчика Гастелло. Где и находится по сию пору. Если бы не уверенность, что все эти люди — циничные убийцы и мошенники, можно подумать, что имеешь дело с добропорядочными гражданами. Настолько естественно и спокойно они себя ведут.

Ледяная темно-синяя ночь подсвечивалась остроконечным убывающим месяцем, яркий Млечный Путь тяжелым мостом навис над улицей Гастелло возле дома, в котором живет Вайчулис. Под плафонами уличных фонарей искрился неподвижный холодный воздух. Дом уснул. Практически все окна погасли, горели только лампочки лестничных маршей. Тихо. Никого. «Пожалуй, то, что охранников тайно посещают подружки, неплохо, — подумал Токарев и запустил мотор. У него возникла мысль, которую хотелось проверить. — Надо уезжать. Вдруг повезет. Должно же когда-то».

Через десять минут он занял позицию недалеко от входа в нотариальную контору, выключил двигатель и плотнее завернулся в пуховик. Усталость минувшего дня и прошедшей ночи тяжестью давили на веки. Он боролся со сном, растирая глаза и лоб. Хорошо, что завтра выходной, 23 февраля, и можно будет отоспаться. Плохо, что выходного ждать почти сутки.

Пальцы ног начали замерзать, пора снова заводить машину. Николай Иванович потянулся к ключу зажигания, когда увидел женскую фигуру в чем-то пухлом и длинном, направлявшуюся в его сторону. «Для собачников поздно, для прогулок тем более, на работу рановато, — подумал он и посмотрел на часы. — Половина второго. Куда же она спешит?»

Женщина завернула за угол и нажала кнопку домофона нотариальной конторы. Дверь приоткрылась. На секунду длинная тень ночной гостьи легла на дорожку и сугроб. Почти сразу женщину впустили внутрь. Когда дверь отсекла желтый свет, идущий изнутри помещения, двор снова погрузился в сонную неподвижную тишину.

Заиндевевший Млечный Путь и желтый месяц заняли свои места над бледными фонарями, заснеженными крышами и улицами провинциального городка районного значения.

* * *

Около восьми утра участковый Страхов и следователь Токарев звонили в дверь нотариальной конторы.

— Уже светает, — поделился наблюдением бодрый участковый. — День становится длиннее, значит, скоро весна.

— Охрана, — послышалось из панели домофона.

— Участковый, открывайте, — скомандовал Страхов. — Плановая проверка по программе «незаконный оборот наркотических веществ».

— Удостоверение покажите, — прохрипел динамик.

Страхов развернул документ и поднес его к глазку камеры.

— Мы открываемся в десять, — продолжил препираться динамик. — Приходите позже.

— Придем или через полчаса с ОМОНом, или сейчас вдвоем, — вмешался Токарев. — Закон о милиции читал? Давай открывай. Или у вас там склад амфетаминов? У тебя три минуты.

В помещении пахло немытым телом и перегаром. Небритый молодой охранник в мятой униформе виновато смотрел на милиционеров.

— Через час придет сменщик, — объяснил он свое состояние.

— Представьтесь, — скомандовал участковый. — Дышите в сторону. Как обстановка на объекте, запрещенные к обороту вещества имеются?

— Старший охранник ЧОП «Броня-М» Васильев. На объекте без нарушений, предметов никаких нету.

Внизу что-то стукнуло.

— Один? Посторонние в расположении?

— Я?

— Пост одиночный?

— Так точно, одиночный суточный. Кто там? Это ко мне знакомая пришла позавтракать, частным порядком. Мне сразу на другую работу надо. Буквально на пять минут.

— Ладно. Михаил Аркадьевич, — прочитал Токарев на бейдже. — Нам надо срочно посмотреть видео с камер за 6 февраля. Есть кое-какие предположения, в которые мы вас посвятить не имеем права. Надо оказать содействие правоохранительным органам. Доступно объясняю?

— А бумага у вас есть?

— Нету.

— Тогда…

— Тогда мы не скажем Вайчулису и твоему начальству, что у тебя женщина была с часу тридцати ночи до восьми утра, что вы выпивали, а записи камер ты подчищаешь. Идет? — следователь начал сердиться. — Вот тебе флешка, скачай нам записи со всех камер за шестое число с начала работы до закрытия, и мы уйдем. Без купюр.

— Если окажется, что запись не сохранилась, значит, сегодня не твой день и не день твоей фирмы, — дополнил картину участковый. — Будет ей внеплановая проверка со всеми вытекающими, вплоть до приостановки лицензии. Или опять непонятно?

Охранник несколько секунд подумал, застегнул рубашку и протянул руку.

— Давайте. Это займет минут пятнадцать.

— Мы погуляем. Сразу предупреждаю, Вайчулису ни слова.

— Само собой.

— И вот еще что, чуть не забыл, — добавил Страхов. — В рамках мероприятий по незаконному обороту наркотиков обращаем ваше внимание на подозрительных лиц с признаками наркотического опьянения. Признаки знаете? Хорошо. Наблюдайте за прилегающей территорией и, если что-то подозрительное, сразу звоните в милицию. Телефоны для связи у вас выписаны? Ладно. И вообще, хватит уже нажираться на работе и баб водить, девяностые давно кончились. Вы же не скоты! Давайте рабочий журнал, запишу проведение инструктажа.

* * *

Не дожидаясь вечернего совещания, Токарев связался с Мещановым и пригласил его в свой кабинет. Он изложил московскому гостю свою первоначальную версию о банде душителей, в которую входят нотариус Вайчулис, покупатель Градусов, госслужащий Свекольников и неизвестный пока убийца, получивший ранение в руку. Подполковник выслушал, хмуро покивал и сел перед монитором. Токарев, Кривицкий и Солнцев расположились у него за спиной.

— Партизанщиной занимаетесь, капитан Токарев? На этой записи подтверждение ваших умозаключений? — строго спросил он.

— К сожалению, опровержение, — ответил Николай Иванович и посмотрел на довольного Солнцева. — Скорее всего, подтверждение версии Алексея Николаевича. Он с самого начала сомневался.

— Неужели? Ну, включайте.

— Вот смотрите, Игорь Петрович, — комментировал следователь достаточно качественную цветную запись. — Одиннадцать ноль три, шестого ноль второго. «Рено» Градусова попало на запись с уличной камеры, номер видно, но людей не видно. Не беда. Запись с камеры номер один, той, что смотрит на лестницу. Одиннадцать десять. По лестнице спускаются Градусов, видимо с супругой, две женщины, видимо риелторы. Вот и Владилен Феликсович Бабин. Последним зашел сотрудник нашего отдела, младший сержант ППС Павел Баженов, в гражданке.

— Это шутка?

— Не шутка, он в компании с Бабиным и Градусовым. Смотрим дальше. Они прошли. Теперь камера номер два, помещение приемной, все расселись, Бабин спокойно разговаривает с женой Градусова, смеется. По виду — он спокоен, никакого давления на него не просматривается. У всех какие-то бумаги в руках. В одиннадцать тридцать они заходят к нотариусу, там камер нет. Через сорок минут снова выходят в приемную. Ждут. В двенадцать тридцать пять снова заходят к нотариусу. Через десять минут выходят. С бумагами в руках поднимаются по лестнице, выходят на улицу. Скорее всего, садятся в машину Градусова и уезжают, — он остановил запись и на мониторе замерли смазанные фигуры, похожие на кучи серого тряпья. — Конец фильма!

— И что?

— Получается, судя по видео, Бабин на сделке присутствовал лично и добровольно. Договор подписан с соблюдением формальностей, причем в присутствии свидетелей. То есть Градусов совершенно законно приобрел квартиру.

— Николай Иванович, запись получена законно?

— Охранник по дружбе дал посмотреть. Я думаю, мы ее не будем запрашивать в качестве улики и приобщать не будем, по крайней мере, пока. В дальнейшем, если потребуется, запросим официально. Записи хранятся там по тридцать суток.

— Зачем ты меня-то позвал?

— Вот зачем. Предлагаю переговорить с новым владельцем, с этим Градусовым, и убедить его проверить квартиру. Вся история с заявлением пенсионера об отъезде к какому-то родственнику не вяжется с рентой. Понимаете? Бабин пропал — то ли уехал, то ли исчез. Попало же как-то удостоверение к могильнику? Как? Очень похоже на ограбление квартиры. Возможно, старик умер или убит внутри, и сейчас его тело там. Очень странно выглядит совпадение с покушением на Эдуарда Свекольникова, имеющего отношение к Бабину…

— Когда он сможет дать показания? — перебил Мещанов.

— Пока не понятно. Врачи к нему не допускают.

— Извини, давай дальше.

— Есть шанс выйти на след душителей. Прошу посодействовать с экспертами. Нужно, чтобы они были с нами при вскрытии двери. Мало ли что.

— Хорошо, с Шаровым я договорюсь. Это всё?

— Не всё. Надо встретиться с нотариусом, убедиться, что сделка оформлена верно, и заодно узнать, о чем говорили на подписании. Тонкий вопрос, он может отказать. Встречаться с Вайчулисом и Градусовым, на всякий случай, желательно одновременно. Не исключаю, что у них возникнет желание созвониться.

— Пожалуй. Что у нотариуса делал ваш сотрудник? Вот в чем вопрос.

— Большой вопрос, — озабоченно подтвердил Токарев, поднялся и включил чайник. — Огромный! Второй раз он засвечивается не в том месте, не в то время. Ничего криминального или подозрительного, но что-то меня настораживает. Предлагаю капитана Солнцева направить к Градусову, Кривицкого к нотариусу, а я бы хотел встретиться с Баженовым. Он на маршруте, выдерну его под каким-нибудь предлогом.

— В кадры срочно может потребоваться, — предложил Кривицкий. — Какого-то документа не хватает.

— Да, хоть бы и в кадры, — согласился Мещанов. — Давай, я сам с ним поговорю, Николай Иванович? Мне что? Я приехал-уехал, а тебе с ним, может быть, служить еще.

— Окей, так даже лучше, но в моем присутствии.

После короткого инструктажа, Солнцев и Кривицкий отправились за задания, Мещанов пошел в кадры.

Чайник закипел. Николай Иванович засыпал в кружку кофе, добавил сахара и кипятка, сел в свое кресло. После активного обсуждения комната вдруг разом опустела. Вместе с коллегами ушли и мысли. Он посмотрел на закрытую дверь и задумался. Группа все время бежит за призрачными событиями, упуская нечто очень важное, неочевидное, но крайне важное. Словно младший помощник реставратора, он восстанавливает отдельные фрагменты какой-то огромной картины, не понимая, что же на ней изображено. Хотелось оторваться от мелкой работы, отойти на несколько шагов, чтобы увидеть полотно целиком и попробовать догадаться. Чего-то не хватало, то ли ума, то ли опыта. Охватить события общим взглядом не получалось. Большое количество мелких странностей выдавало искусственное происхождение отдельных событий, некую подстроенность. Но в чем она заключалась? Ход событий раздражал, нервировал, мешал сосредоточиться.

Он отхлебнул кофе, закрыл глаза и откинул голову на высокий подголовник своего большого кресла. От усталости тело сразу деревенело. Хотелось спать.

Почему Мария Горлова, подружка и коллега Эдуарда, позвала его в Покровское, где его потом пытались убить? Что за странную историю про Ярослава Грицая рассказал ее странный отец? Для чего? Почему наркоман и бывший уголовник Грицай всплыл в деле о фальсификации изнасилования Натальи Киреевой? Кто его потом избил и за что? Какое отношение к задушенным старикам имеет Бабин со своим удостоверением? След от протектора, скорее всего, джипа. Большой УАЗ во дворе Марии Горловой — тоже джип. Когда Грицая избивали — снова джип. И что? Сейчас каждый второй автомобиль — джип! Опять же сержант Баженов, школьный друг Свекольникова, возникает неспроста. Где-то неподалеку угадывается сумасшедший, но решительный Свекольников-старший на машине Пронина Сергея Капитоновича. Неизвестный киллер гуляет с пронзенной рукой. Недавно к компании странных и подозрительных людей примкнули Градусов и Вайчулис. Тенью пробежал мифический тверской родственник Бабина. И это только известные «неизвестные» в данной системе уравнений, а сколько еще неизвестных «неизвестных»? Уравнения, решение которых под силу разве что математику Григорию Перельману, о котором без остановки рассказывает телевизор. Добавить сюда кучу мертвецов во главе с восьмипалым молодцом без лица, имени и подушечек пальцев — и можно смело обращаться в сумасшедший дом за направлением на другую работу.

Токарев задремал, ощущая мелкую нервную дрожь беспомощности, поселившуюся в организме.

* * *

— Прибыл, — услышал он голос Мещанова и открыл глаза. — Готов?

— Всегда готов!

Большой круглоголовый Баженов сделал шаг в кабинет и остановился.

— Садись, не стесняйся, — подтолкнул его сзади Мещанов. — Ответишь на вопросы — и свободен.

Баженов кивнул, но смотреть на подполковника избегал, переводя взгляд со стен на Токарева.

— Пал Палыч, вам знакома фамилия Бабин? — спросил Мещанов, сверля глазами сержанта.

— Знакома, — ровно ответил Баженов, только зардевшие, как пузо снегиря, щеки выдавали его волнение. — Это пенсионер один. Меня Эдик Свекольников, школьный приятель, попросил найти для его квартиры покупателя в ренту.

— Нашел?

— Нашел. Володю Градусова, с рынка. Они уже всё оформили. А что? Какие-то нарушения?

— Кто это, Градусов?

— Инженер по технике безопасности в администрации рынка стройматериалов.

— Возле «Авроры»? — уточнил Токарев.

Баженов кивнул.

— Нам его директор давал как провожатого. Там и познакомились. Нормальный мужик, как-то жильем интересовался, вот я и предложил ему. Что случилось-то? Проблемы? Я с этого ничего не поимел, чисто по дружбе помог. Можете у Градусова спросить или у Бабина. И Эдик подтвердит, когда поправится.

— Знаешь о его несчастье? — вклинился Токарев.

— Конечно. Я же с Анной Вениаминовной, его матерью, перезваниваюсь. Отца в больнице видел.

— Про повторное покушение слышал?

— Слышал, Николай Иванович.

— Что думаешь?

— Думаю, тот, который его по голове огрел, тот и приходил. Там у них, что-то вроде вендетты. Я по этому делу не работал, подробностей не знаю. Хотел бы помочь, конечно, друг мой все-таки. Могу и в свободное время, если что. Не знаете, когда он очнется, что врачи говорят?

— Ждите, говорят. Надейтесь и верьте.

— Жалко Эдика, хороший парень, хоть и странный.

Телефон Токарева зазвонил.

— Что у вас, Алексей Николаевич? Так, понял. Хорошо. Когда? — Токарев посмотрел на часы, потом на Мещанова, подмигнул Баженову. — Эксперту позвонили? Хорошо. Обязательно возьмите понятых. Обязательно! Вызовите участкового. Не спешите, делайте все правильно. Начинайте без меня, я минут через тридцать-сорок подъеду.

— Что? — спросил Мещанов.

— Потом, — следователь, усмехнувшись, посмотрел на Баженова. — Вот так вот, Паша. А ты говоришь — купаться, когда вода холодная.

— Не понимаю, — сержант тревожно вглядывался в хитрые глаза Токарева. — Что случилось-то?

— Потом поймешь. Иди, служи. Пока к тебе вопросов нет.

Большой Баженов медленно поднялся. Румянец слетел с его лица, он переступал с ноги на ногу, словно никак не мог выбрать удобную позу. Судорога прошло сквозь его тело.

— Ты чего? — Токарев весело посмотрел снизу вверх.

— Ничего.

— Тогда иди, Паша, работай.

 

6

— Мне-то скажешь, Николай Иванович? — усмехнулся Мещанов.

— А чего говорить-то? Солнцев с Градусовым и его женой выдвинулись на известную квартиру. Эксперта пригласили. Пока ничего неизвестно. Поеду туда.

— Чего ты на Баженова напал?

— Не нравится мне, как он себя держит. Чувствую, врет, изворачивается. Знает больше, чем говорит, и чего-то боится. Вопрос — чего?

— Я тоже заметил. Ну, ничего, разберемся. Поезжай, Николай Иванович, держи меня в курсе.

* * *

Когда Токарев поднялся на этаж, вся компания, включая двух понятых, была уже внутри. Следователя встретил Солнцев.

— Ничего нет, Николай, — с волнением проговорил он, горячо дыша в самое ухо. — Квартира пустая, чистая, трупа нет, мебель расставлена аккуратно.

— Может быть, действительно уехал? — вполголоса переспросил Токарев.

Солнцев развел руками.

Участковый вышел к Токареву, отдал честь, представился, назвал присутствующих и коротко обрисовал ситуацию.

— Здравствуйте, Вольдемар Иванович, здравствуйте товарищи, — громко поздоровался Токарев, шагнув в прихожую.

— Называйте меня лучше Владимиром, — виновато попросил высокий Градусов и поправил очки. — Мне так привычнее.

Эксперт на кухне опустил кудрявую голову в мусорное ведро. Один из понятых, пожилой грузный мужчина, сложив руки на геометрическом центре, с печальным видом стоял у входных дверей. Его седая жена, та самая, проживающая в квартире напротив, разговаривала с женой Градусова, полной брюнеткой с восточным типом лица.

— Совсем Владик запустил квартиру. Раньше, когда жена была жива, тут такой порядок был, ремонт. А сейчас? Паркет менять придется, обои совсем никуда. Не дай бог в старости вот так вот остаться одному. Ничего уже не надо. Вы наши новые соседи?

— Будущие соседи, — поправила брюнетка, хозяйским глазом оценивая масштабы предстоящего ремонта. — Квартира в пожизненной ренте.

— Это как?

— Право собственности к нам перейдет полностью только после смерти хозяина. Если родственники какие-нибудь не начнут судиться, — она недовольно посмотрела через плечо на мужа.

— Так у него никаких родственников нет, — уверила соседка. — Мы знакомы с Владиленом Феликсовичем…

Токарев подошел к эксперту.

— Привет.

— Здравия желаю.

— Нашел что-нибудь?

— А что ищем-то?

— Оружие, наркотики, отпечатки пальцев, вещественные доказательства какие-нибудь. Трупы в любых количествах.

— А ничего нет. Даже отпечатков пальцев, — кудрявый эксперт подтянул повыше прозрачные резиновые перчатки и пожал плечами. — На открытых поверхностях — ничего. Кто-то тщательно, используя моющие средства, удалил все отпечатки пальцев. Первый раз такое вижу. Не нашел ни единого отпечатка! Квартира убрана, пол чистый, следов обыска, кражи, вообще каких бы то ни было поисков — нет. Холодильник пуст. В мусорном ведре, — он ткнул ведро ногой, — только использованная чайная заварка. Чай самодельный с добавлением кардамона. Лежит давно, полностью высох. В принципе, товарищ капитан, мне тут делать вообще нечего.

— То есть пенсионер очень убрался, напился чаю и поехал в гости? Чудеса! Подожди чуть-чуть. Раз так, я тебя долго задерживать не буду. — Токарев перешел в комнату. — Владимир Иванович, а вы не знаете, куда мог уехать ваш рентополучатель?

— Откуда?

— Может быть, он в очереди у нотариуса делился планами? Ничего не говорил?

Вольдемар задумался, посмотрел на супругу. Она ответила:

— Ничего такого он не говорил. Просил не беспокоить его, ренту перечислять на карточку, коммуналку на счет. Требовал оплачивать ему сотовый телефон с безлимитным тарифом. Щас! Угрожал, что проживет еще тридцать лет.

— Ксения Марковна, — представил жену Градусов.

— Вы в квартире раньше были, Ксения Марковна?

— Один раз, перед покупкой. А что?

— Может быть, что-нибудь пропало? Не вспомните?

— Вряд ли, — ответил за жену Градусов. — Мы не присматривались, все равно потом весь этот хлам выкидывать.

— У меня несколько фоток есть на телефоне. Я поснимала — показать на работе, — вспомнила женщина. — Качество не очень, но посмотрите, может быть, что-то разберете.

— Алексей Николаевич, — Токарев кивнул Солнцеву. — Посмотрите с Ксенией Марковной, — потом Градусову. — Пройдемте в спальню, чтобы не мешать.

Они прошли через длинный узкий коридор в просторную спальню. Вольдемар сел в низкое, ветхое, накрытое куском вытертой ковровой дорожки кресло. Токарев принялся заглядывать в шкафчики, вынимать книги с книжных полок.

— Вы так смотрите, будто уверены, что Бабина нет в живых, — неприязненно заметил Градусов. — Вот он сейчас возьмет и вернется.

— Я и уверен.

— Откуда же такая уверенность?

— По совокупности косвенных улик. Плюс опыт, интуиция. Владимир Иванович, как вы познакомились с хозяином квартиры?

— Знакомый один порекомендовал.

— Кто, если не секрет?

— Паша Баженов, милиционер. Мы с ним на рынке сталкивались. Он несколько мелких задержаний у нас провел. Хороший парень, надежный.

— И вы ему доверились?

— Почему нет? Он поручился, что все будет нормально. Я хорошо людей чувствую. Знаете, он безумно любит свою жену и дочь. Просто трясется над ними. Звонит постоянно, интересуется. Дочку свою маленькую обожает. Такой не может обмануть. Тем более Бабина знает Пашин школьный друг, не помню, как его зовут. В любом случае, в таком деле риски полностью исключать нельзя. Но так ведь и цена соответствующая.

— Логично.

Хлопки по байковому одеялу подняли облачко пыли. Токарев несколько раз чихнул.

— Аллергия на пыль, — сказал он и приподнял матрас. — С детства не переношу. Оба-на! Что это у нас? — Николай Иванович вгляделся сквозь пружинную сетку в глубину подкроватного пространства, опустил матрас, сел на край кровати и протяжно, как в лесу грибники скликают друг друга, крикнул. — Солнцев! Товарищ капитан!

— Что-о? — послышалось из другой комнаты.

— Подойдите-е! — громко позвал Токарев.

— Срочно? Я занят!

— Срочно!

— Иду-у!

Градусов, не двигая головой, переводил, увеличенные стеклами очков зрачки с Токарева на дверной проем, откуда ожидался другой милиционер.

— Ну, ты идешь?

— Сейчас!

— Скорее!

— Минуту!

— Придет? — спросил Градусов.

— Конечно.

— Что, Николай Иванович? — Солнцев свесился в спальню, упершись руками в боковые стойки дверного косяка. — Мы там занимаемся.

— Есть результаты?

— Есть. Пропала большая шкатулка, в каких старики держат документы и деньги, отсутствует несколько книг, пустоты хорошо видны на полках. У него огромный архив, все ящики забиты бумагами. Предполагаю, где-то есть опись его библиотеки. Если бы найти опись, возможно понять, какие книги пропали, но это огромная работа.

— Нельзя, Николаич. Мы вообще здесь, только чтобы проверить, дома старик или нет. Какой обыск? Сворачивайтесь там.

— Еще не всё проверили. Зачем звал?

— Смотрите, сыщик, — следователь поставил матрас на торец, как крышку сундука. — Что видно?

— Нож! — растерянно сказал Солнцев.

— Нож! — эхом повторил поднявшийся Градусов.

— Точно, — подтвердил Токарев. — Позовите, Алесей Николаевич, нашего эксперта, понятых и участкового. Оформите изъятие — и ножик сразу на экспертизу. Пусть сравнит отпечатки с нашей базой. Сейчас… — он посмотрел на часы. — Почти двенадцать тридцать. Чтоб до четырех результаты были у меня. Все бросить и сделать; считай, приказ Шарова. В первую очередь сравнить с нашими фигурантами.

— Есть, Николай Иванович.

— Судя по всему, здесь произошла кража, возможно, ограбление или даже убийство. Пропавшие вещи, тщательно скрытые следы, нож не оставляют сомнений в криминальной составляющей. Я поехал. Алексей Николаевич, прошу вас, всё под запись. Бумаги не жалеть! Как закончите, не забудьте всех отпустить.

* * *

По пути в отдел позвонил Кривицкий и рассказал о встрече с нотариусом. Алексей Викторович Вайчулис оказался доброжелательным, готовым к сотрудничеству человеком. Он хорошо помнил сделку по продаже квартиры Бабина, назвал фамилии риелторш. Указал на адекватное состояние продавца, который был трезв, предоставил справки из диспансеров, подтверждающие его дееспособность. Стороны заключили сделку добровольно, отдавали отчет в своих действиях, осознавали ответственность. Интересный момент, не относящийся, впрочем, к работе самого Вайчулиса. При подписании договора Градусов передал Бабину деньги — шестьсот тысяч, которые не отражены в договоре, но на которые продавец выдал расписку с формулировкой «на ремонт квартиры и замену входной двери». Регистрационные документы, журналы, запись видеорегистратора нотариус готов предоставить только на основании письменного предписания в соответствии с законом.

— Этого, скорее всего, не потребуется, — сказал Токарев. — Я убежден: ни Градусов, ни Вайчулис не являются душителями. Давай, Гена, поезжай в отдел. Надо к вечеру подготовить отчет о преступлениях с удушениями, проанализировать заявления о пропавших пожилых людях. Эксперт приготовил фотороботы погибших, найденных в схроне. Этим мы с тобой и займемся.

 

7

К шести вечера в ленинской комнате собрались все, кроме Шарова, который уехал к вице-мэру на совещание, посвященное проведению Дня защитника Отечества. Администрация города запланировала ряд праздничных мероприятий, включая массовые гуляния на центральной площади с раздачей традиционной гречневой каши с тушенкой и салют. Как всегда, вопросам безопасности уделялось особое внимание.

Решили начинать без него.

Места в президиуме заняли Мещанов и Томилина. Напротив них, в первом ряду зрительного зала, сидели Токарев, Солнцев и Кривицкий. Картина выглядела забавно — сверху двое, один возле другого, снизу трое через стул, в большом холодном актовом зале. Искренний интерес Мещанова контрастировал с загадочным лицом прокурорши. Она имела вид человека, который знает гораздо больше, чем говорит, пока держит свое знание при себе, но обязательно им поделится.

— Начнем с приятной новости, — сказал Мещанов и широко улыбнулся. — Иван Иванович в связи со своим скоропостижным отсутствием попросил меня довести до вас следующую информацию. Мэрией вашего города офицерам отдела Токареву, Солнцеву и Кривицкому объявлена благодарность за успешное проведение новогодних и рождественских мероприятий, — он взял со стола грамоту и выставил ее перед собой. — Спасибо, товарищи! К благодарности приложена платежка на пятнадцать тысяч для премирования указанных сотрудников. По пятерке на героя! Благодарю вас за службу, деньги получите в зарплату. Вопросы? Вопросов нет. Николай Иванович, прошу вас после совещания забрать трофей, поместить его в рамку и вывесить в вашем кабинете на самое видное место. Народ должен знать своих героев, равняться на них и брать пример! Теперь к делу. Прошу вас, капитан Токарев.

— Пусть Кривицкий доложит по выполнению пунктов плана.

Подполковник перевел взгляд на довольного Гену.

— Геннадий Михайлович?

— Анализ материалов, касающихся случаев удушения способом, аналогичным выявленному, в нашем районе ничего не дал. Подобным способом в течение последнего года никто не работал. Совпадений нет. Чаще всего у нас убивают ножом, тяжелыми предметами, гладкоствольным гражданским оружием, руками. Случаи удушения — самоубийства путем повешения не входили в задачу поиска.

— В плане анализ за два года, — холодно проговорила Томилина.

— Я в курсе. Пока есть результаты за год. Работаем! Теперь по старикам. По фотороботам, составленным экспертной группой, идентифицировать погибших и пропавших не удалось. Совпадений не найдено. Более того, известный Бабин Владилен Феликсович, чье удостоверение нашел на месте преступления Николай Иванович, среди трупов не числится. Нет его среди них!

— Плохо, — недовольным голосом отреагировала прокурорша.

— Для тех, кто заявил о пропаже людей, — наоборот, хорошо. Есть шанс, что их родные еще живы, — заметил Кривицкий. — Но прокуратуре виднее. Далее. Опросы местных милиционеров, работа в архиве в направлении поиска уголовника с дефектами руки дали некоторый результат. Пришло много документов, я постарался отсортировать. Прошу простить, если возникнут некоторые накладки.

— Нашли? — обрадовался Мещанов.

— Целых четыре человека! Разрешите доложить?

— Давай-давай, интересно!

— Номер первый. Нет мизинца на правой руке.

— Чего у трупа-то не хватало? — спросила Валентина Геннадиевна.

— Мизинца и безымянного пальца на левой руке, — напомнил Солнцев и вскинул, как на совещании в понедельник, левую руку с загнутыми пальцами. — Этих!

— А безымянный? — уточнил Мещанов.

— Когда его увозили в морг, был на своем месте.

— Так зачем же ты нам об этом говоришь?

— Всего четверо, товарищ подполковник, перечислить две минуты. Мало ли какие идеи возникнут? Материал получен, лучше его озвучить.

— Убедил, озвучивай.

— Так вот. Этому рецидивисту сейчас пятьдесят два года. Не то. Другой — молодой, тридцать лет, отсутствуют именно те пальцы, какие надо, но на другой руке.

— На правой?

— Так точно. Снова — не то. Дальше, что тут у нас? — Кривицкий листал слепые ксерокопии. — Это совсем не годится.

— Что там? Решили всех — зачитывай всех.

— Слушаюсь! Левой руки нету. То есть всех пальцев вместе взятых, какие там были. По локоть. Представляете, карманник! Сейчас сидит под Москвой. Я звонил, до освобождения полгода.

— Да, — протянул Мещанов. — Не густо. Вся надежда на последнего, как в «Двенадцати стульях». Жги, Гена!

— Смотрю, смотрю. — Кривицкий поднес лист к самому носу. — Плохо читается. Нет, товарищи, этот совсем не тот. У него сросшиеся пальцы, — он тихо рассмеялся. — Зачем они нам это прислали? Сросшиеся пальцы, причем на левой ноге. Мало того, он умер полгода назад. Совсем под наше описание не подходит. Верно же?

— Верно! У тебя всё?

— Так точно.

— Ясно. Токарев, что у тебя?

— Кое-что есть. Мы сегодня утром, по инициативе хозяина жилья, провели осмотр квартиры Бабина, если кто не в курсе, — он с усмешкой бросил взгляд на напряженную после реплики Кривицкого Томилину. — Квартира оказалась проданной по договору ренты. Установлено: покупатель и нотариус вне подозрений. Сделка чистая и честная. Но! Продавца к сделке подготовил Эдуард Свекольников, посредником выступил наш сотрудник Баженов. Вдобавок ко всему в квартире, в спальне под кроватью, обнаружен нож с отпечатками пальцев Ярослава Федоровича Грицая, двадцати семи лет, ранее судимого за наркотики, который подозревается в нападении на Свекольникова 9 февраля. Данные экспертизы ножа поступили буквально перед совещанием. В настоящий момент местонахождение Грицая не установлено. Предположительно, из квартиры похищена шкатулка, в которой находились документы, награды ветерана и деньги — в сумме, вероятно, около шестисот тысяч рублей или больше. Эти деньги ему передал покупатель Градусов, есть расписка. Также исчезли некоторые книги — судя по всему, старинные. Что за книги, установить пока не удалось. Само по себе исчезновение предметов еще не указывает на кражу, но вкупе с вытертыми со всех поверхностей отпечатками пальцев, что называется, «до зеркального блеска», как минимум заставляет задуматься.

— Что собираетесь делать? — спросил Мещанов, который быстро записывал за Токаревым.

— А это уже не важно! — вдруг громко заявила Томилина, устремив на Токарева горящий взгляд справедливого гнева.

Присутствующие вздрогнули и с открытыми ртами повернули к ней головы. Возникшая пауза придавила всех к стульям. Насладившись тишиной и вниманием, она продолжала:

— В прокуратуру поступило заявление от гражданки Натальи Олеговны Киреевой. Знаете такую?

Токарев промолчал.

— Забыли! Она пишет, что стала жертвой изнасилования, которое зафиксировано в отделении милиции. Насильник по горячим следам был задержан и помещен в ИВС. Но следователь Токарев, очевидно вступив в сговор с преступником в корыстных целях — речь идет ни много ни мало о полутора миллионах рублей… — Томилина замолчала, давая коллегам переварить цифру. — Оказал на несовершеннолетнюю девушку давление. Дважды приходил к ней в дом, третировал ее тяжелобольную бабушку, объясняя, как посадит саму потерпевшую. Применил запугивания и угрозы и заставил заявление забрать. В результате насильник, Владимир Бельмесов, был отпущен, а девушка пребывает в шоке. От медицинской и психологической помощи отказывается. Боится мести со стороны насильника, — голос прокурорши стал напоминать тяжелый баритон Ю. Левитана, произносящего: «От советского информбюро…» — Решением прокурора города капитан милиции Токарев от работы отстранен, в отношении него будет проведена служебная проверка. Постановление сегодня будет подписано. Игорь Петрович, — подобно башне танка, повернула она к Мещанову свой выдающийся во всех смыслах бюст. — От вас нужны предложения по изменению состава сводной следственной группы в связи с данной информацией. Николай Иванович, прошу вас пока быть дома, никуда не уезжать, телефоны не выключать. С Киреевой и Бельмесовым в контакт не вступать. Обращаю внимание, коллеги, вам также запрещено общаться с Токаревым, пока проверка не закончится. Иначе вас могут привлечь за соучастие в сокрытии улик, попытку давления на заявительницу или свидетелей, — внезапно голос фальшиво потеплел. — Надеюсь, проверка докажет вашу невиновность, Николай Иванович. Мы приложим все усилия, чтобы выводы были честными, объективными и беспристрастными. Если нет вопросов — не задерживаю! Вас вызовут.

Ошеломленный Токарев поднялся. Его лицо почернело, глаза налились бешенством.

— Я свободен? Могу идти? — выдавил он.

— Пока свободны. Пока! Идите.

В гробовой тишине стукнуло откидное сиденье. Как во сне Токарев проплыл через зал, медленно отворил дверь и вышел. За ним потянулись остальные.

— А грамоту? — вслед уходящим тихо напомнил растерявшийся Мещанов.

Кривицкий вернулся и молча смахнул листок.

* * *

Шатаясь от гулких ударов сердца во всем теле, Николай Иванович надел в кабинете пуховик и шапку. Ему казалось, он может потерять сознание в любую секунду. Не отдавая отчета в происходящем, сел в машину, завел двигатель и достал телефон. Он звонил Киреевой. Трубку взяла ее бабушка.

— Здравствуйте, Наталья Михайлова, это следователь Токарев вас беспокоит. Помните меня? Могу я поговорить с Наташей?

— Конечно же, я вас помню. Николай?

— Иванович.

— Николай Иванович. Что случилось? У вас такой голос. Я думала, что внучка все рассказала вашему сотруднику. Что-то нужно уточнить?

— Что рассказала, какому сотруднику?

— Вчера вечером приходил ваш коллега старший лейтенант Кривицкий. Поговорил с ней, попросил что-то уточнить, что-то еще написать, чтобы закрыть дело. Сегодня с утра она ходила в прокуратуру, отнесла какие-то документы. Николай Иванович, не волнуйтесь, она сделала все, как просил ваш товарищ. Только не ругайте ее!

— Что она написала?

— Я не спрашивала. Знаете, она что-то совсем нервная стала последнее время. Особенно после разговора с этим Кривицким. Я так переживаю! Эти дети наделают вечно глупостей, а потом всю жизнь за это расплачиваются. Скажите, ей ничего не угрожает? Со стороны правоохранительных органов. За то, что она подала заявление, потом забрала, теперь снова какое-то заявление. Лучше бы вы сами пришли, от вас веет каким-то спокойствием, уверенностью в справедливости. Не слишком-то приятный человек ваш Кривицкий, признаться. Грубый такой. Только не обижайтесь. Другое дело капитан Солнцев — взрослый, вежливый, с юмором. Он нам больше понравился. Мы его чаем угощали, он не отказывался. Рассказывал, что на пенсию собирается. Он говорил, двадцать пять лет за столом проспал, пора и поработать. Представляете? Хорошая у вас работа, если посмотреть, сорок с небольшим — уже на пенсию можно выходить.

— Могу я с ней поговорить? Она дома?

— Минуту.

Стукнула о стол телефонная трубка.

«Кривицкий? — успел подумать Токарев. — Гена?»

— Простите меня, — раздался завывающий голос девушки. — Я не хотела, он угрожал убить меня, и бабушку, и всех. Эти варежки, — Наташа рыдала, слова прерывались и мешались со слезами. — Он страшный человек, я боюсь его. У него варежки Славы, это значит… Никто нас не защитит! Простите меня! Вы сами во всем виноваты! Ваш работник — убийца и садист, а вы его покрываете. Он сказал, что хочет наказать вас, вывести на чистую воду, уничтожить и посадить в тюрьму. Что вы оборотень в погонах. Что вы коррупционер, а он за правду. Я не поверила. Он ждал меня сегодня, спрашивал. Сказал, хуже будет. Меня ладно, но маму с папой! Я думаю, он убил Славу.

— Подожди, не кричи, я ничего не понимаю! Какие варежки, при чем тут Слава? Ты имеешь в виду своего Ярослава? Который Грицай? Я же просил с ним порвать!

— Я не видела Славу с тех пор, как его избили. Варежки — те, которые я заказала Славе в Интернете. Дорогие, кожаные, на меху. Он никогда с ними не расставался.

— Перчатки?

— Нет же! Варежки. Он не носит перчатки. Я надеюсь, он их проиграл или продал, но чувствую, что его нет больше.

— Почему не носит перчатки?

— У него левая рука травмирована, вот он и носит варежки, чтобы не заметно.

— Нет мизинца и безымянного пальца на левой руке? — как молния промелькнула догадка.

— Да, конечно. Вы же все сами знаете. Вам положено знать.

— Точно Кривицкий приходил?

— Точно, он показывал удостоверение.

«Вчера вечером Кривицкий должен был дежурить возле квартиры нотариуса, ночью я его сменил, — пролетело в его голове. — Чисто технически он мог и отъехать на час-другой. Проверить нельзя. Сегодня утром он встречался с нотариусом. Или не встречался? Время можно проверить. Нет, не может быть, чтобы Гена предал».

— Во сколько он приходил?

— Около десяти вечера.

— Ты мне не могла позвонить? Теперь у меня проблемы!

— Я не могла, я испугалась! Он запретил, вы бы ему сказали, он бы меня зарезал. Николай Иванович, товарищ капитан, сделайте что-нибудь!

— Ладно, Наташа, не бойся, больше ты ему не нужна. Успокой бабушку. Не тронет он твоих родных, я позабочусь. Всё, прощай!