1

Вторая половина июня отметилась аномальным теплом. Термометр показывал за тридцать в тени.

Каждый год, в те две обязательные недели невыносимой жары, Токарев писал на имя Котляра рапорт о необходимости оборудования комнаты следователей кондиционером. Пока полковник рассматривал обращение, температура спадала, острая необходимость покупки отступала, и вопрос переносили на следующий год.

Николай Иванович плавился в своем кресле, вентилятор грозил воспалением легких, голова отказывалась работать, мысли были о поездке в Сочи в ведомственный дом отдыха. Через неделю подходил плановый отпуск, Валентина уже подбирала потихоньку вещи, все разговоры дома — только о море. Организм в предчувствии блаженства дрожал внутренней мелкой дрожью сладкого нетерпения.

Резко открылась дверь, в комнату ввалился возбужденный Зайцев.

— Смотри, Николай Иванович, — хлопнул он на стол Токарева газету «Вестник» и упал на свое рабочее место. — Как тебе это нравится?

Токарев лениво развернул издание.

— «Клинтон приняла участие в гей-параде», безобразие! — громко прочитал он. — Вася, что тебя так возбудило? Или ты сочувствуешь…

— Не то, не там!

— Хорошо-хорошо. Так. «Брексит — эффект домино. Кто следующий?» Кто, Вася?

— Николай Иванович, я не знаю. На последней странице внизу.

— «Местные новости. Продаю дом с участком». Нет, и это не то. «Ремонт насосов — быстро, качественно, дешево — выберите любые два пункта». Опять мимо?

— «Наша Ванга» называется. Читайте. Хорошая статья, позитивная с элементами критики, — засмеялся Зайцев.

— Читаю.

«Старинный, семнадцатого века, Шуморовский Покровский монастырь, расположился недалеко от села Шуморово нашего района, — имитируя задушевный голос ведущего просветительского канала, с выражением читал Токарев. — Вот уже две недели, как и днем и ночью к монастырю едут горожане и жители окрестных сел, поодиночке и семьями. Причиной небывалой активности является матушка Софья, прорицательница и целительница, живущая в стенах монастыря в отдельной келье, небольшом домике, построенном недавно по распоряжению настоятельницы.

Самое чудесное — возраст матушки Софьи. На вид ей не дашь и двадцати пяти лет. Поражают ее огромные черные глаза и все лицо. Оно будто светится, напоминая иконописные лики.

Представители администрации категорически отказались давать комментарии относительно молодой матушки. Однако из разговоров с монахинями, которые в основной своей массе неодобрительно относятся к новому члену своей общины, удалось узнать следующее. В середине мая сего года матушка Софья, носившая тогда другое имя, в сопровождении богатого господина оказалась у стен монастыря. Богатый господин якобы пожертвовал крупную сумму денег настоятельнице под обещание обеспечить жизнь молодой женщине. На указанные деньги вскоре возвели для нее домик. О дальнейшей судьбе упомянутого гражданина ничего узнать не удалось.

Позже выяснилось, что матушка Софья обладает даром сверхъестественного, к ней пошли простые люди, отчаявшиеся найти помощь у современной медицины. Матушка Софья, со слов посетителей, охотно помогает людям: диагностирует, излечивает болезни, предсказывает будущее, даже размышляет о России. В частности, ей приписывают предсказание грядущего величия нашей страны, за что некоторые особо впечатлительные гости прозвали ее «наша Ванга».

«Русские люди, — передает слова матушки жительница села Шуморово, Нина Николаевна, — отличаются от западных людей своим внутренним стремлением к справедливости, своим всепрощением и незлобивостью. На Западе деньги — Бог, у нас Совесть — Бог, — говорила матушка. — Мы хотим по справедливости для всех, они хотят добра только себе, причем любой ценой. Если Россия перестанет быть доступной для их злобы, отгородится моральной стеной, они начнут пожирать друг друга, выжимая соки из слабых, до полного уничтожения всякой справедливости. Не имея духовной основы, в погоне за химерами всеобщего равенства, они погрязли в содомии, забыв, что всякий народ должен себя соблюдать и защищать. Совсем скоро они начнут воевать между собой и с мусульманами за место под солнцем, за кусок хлеба, как пауки в банке, и только Россия в содружестве с Китаем наведут порядок, предотвратив их взаимное истребление и прекратив навсегда главенство Америки. Произойдет же все это через пятнадцать-двадцать лет и продлится до пятидесятого года. Ибо миром будет править любовь, но не нажива, так нам заповедовал Христос. Россия — это и есть любовь».

Достаточно спорное предсказание, но на то они и предсказания, чтобы казаться странными и не всегда сбываться.

Сарафанное радио быстро разнесло весть о матушке Софье по району, и теперь монастырь строит два дополнительных корпуса гостиницы, поскольку имеющихся площадей катастрофически не хватает. Ваш культурный корреспондент посетил матушку Софью и попытался поговорить с ней, но она догадалась, что имеет дело с представителем СМИ, и разговора не получилось. Спокойным, властным жестом она попросила меня уйти. К сожалению, сделать фото мне также не удалось, за исключением одного кадра, который не позволяет разглядеть целительницу.

Редакция «Вестника» не исключает, что наша область вскоре прогремит на всю Россию благодаря матушке Софье. Уже сейчас городской совет задумывается об открытии специального автобусного маршрута от ж/д вокзала до монастыря.

В то же время считаем необходимым обратить внимание администрации города и района на медицинское обслуживание жителей. Вот уже скоро год, как остановлен ремонт в центральной областной больнице, который должен был быть закончен в июле пятнадцатого. Между тем средства на ремонт бюджетом выделены достаточные для завершения. Не от хорошей жизни наши люди идут за чудом, обходя учреждения здравоохранения. Есть о чем задуматься чиновникам. Не нужно забывать — не за горами местные выборы, и от того, как власти заботятся о жителях, будет зависеть их результат. Семён Вострый. На фото — матушка Софья благословляет семью паломников из Твери».

— Ни черта не разглядишь! — с досадой выдохнул Токарев.

— Богохульствуете, Николай Иванович!

— Нет, ну правда же! Стоп. Вася, а зачем ты мне эту мистику принес?

— А догадайтесь!

— Погоди. То есть ты хочешь сказать…

— Думаю, матушка Софья — это Дарья Олеговна Волкова. Помните, она пропала как раз двенадцатого мая? Ее мать объявила в розыск, но поиски ничего не дали. Теперь она числится без вести пропавшей. И возраст соответствует — до двадцати пяти, и внешность.

— А богатый господин — Титов Александр Михайлович, надо полагать? Который тоже в розыске, но за организацию производства наркотиков.

— Сомневаюсь я, что он организатор, Николай Иванович.

— Не он это. Надо отменять розыск за отсутствием улик.

— Я подам документы.

— Интересная статья! Надо будет съездить в монастырь с частным дружественным визитом.

— Съезди, конечно. Я слышал, нас с тобой Котляр к награде представил? — давился смехом Зайцев. — Дырку-то вертишь?

— Пошел ты, Вася, — беззлобно ответил Токарев.

Оказалось, что, когда полковник отправил документы представления к награде в министерство из прокуратуры, встречным курсом пришел запрос с копией жалобы Волкова на злоупотребления Токарева и его помощников при ведении допроса. Прокуратура требовала провести расследование и обязательно всех перечисленных наказать. Видимо, вне зависимости от результатов расследования. В итоге договорились: прокуратура закрывает дело против следователя, Котляр отзывает наградные документы. «Не вашим, не нашим, — резюмировал начальник, непонятно кого имея в виду. — Надеюсь, ты не в обиде».

— Ну и черт с ними, — выругался он. — Одна медалька у меня уже есть, песочная, за выслугу медали никто не отменял. За душителей награждали как-то. А на размерах пенсии это не отражается. Достал меня все-таки Волков, отомстил.

 

2

По гладкому двухполосному шоссе, через леса и поля, Токарев с супругой летели в монастырь. По мере удаления от города ветровое стекло автомобиля покрывалось убитыми насекомыми, кровь и тела которых, размазанные дворниками, сразу каменели.

Фактически Токарев уже был в отпуске, билеты на поезд взяты на понедельник, чемоданы почти собраны, впереди месяц счастья и комфортного безделья среди фруктов и молодого домашнего вина.

Поначалу Николай Иванович не планировал брать с собой на выезд Валентину, но она, когда узнала, куда и зачем он собирается, поставила вопрос ребром. Тем более она что-то слышала о матушке Софье от женщин и имела личную цель, о которой отказывалась сообщать. Более того, она надеялась, что, благодаря служебному положению мужа, ей не придется стоять в очереди.

По мере приближения Токарева охватывало необъяснимое волнение. Будто тень Титова, с которым он не хотел больше встречаться, нависала над монастырем и грозила потрясениями его истерзанной душе. Через сорок минут пути за очередным поворотом вдруг возникло чудесное зрелище.

На горке возвышался старинный монастырь, обнесенный белой стеной с башенками и откосами, за которой горели золотые купола двух церквей и высоченной пятидесятиметровой колокольни. Площадка возле въездных ворот оказалась сплошь заставленной автомобилями и автобусами. Около сотни человек прятались в тени деревьев, ходили по площади от машины к машине. Местные бойкие люди устроили рядом с воротами небольшую торговлю едой, некоторые приглашали к себе постояльцев на ночлег.

Токарев с большим трудом нашел место для своей машины, вышел на улицу, утирая пот со лба. Валентина смотрела на него с надеждой и недоверием, понимая, что вряд ли без скандала он воспользуется своим удостоверением. Она оставила мужа под деревом, а сама пошла к воротам, разбираться с порядком приема населения матушкой Софьей. Через несколько минут она вернулась.

— Коля, я всё узнала, — торопливо говорила она. — Тут по записи. Создана инициативная группа, которая ведет запись, присваивает номера и пропускает к воротам. Номера на ладошках записывают. Можно купить очередь в первой десятке, стоит три тысячи. Некоторые местные нарочно занимают очередь, а потом ее продают. В день она принимает человек по пятнадцать, так что лучше приезжать в будни, есть шанс попасть в тот же день. Иногда она сама выбирает людей, описывает их как-то, и ее помощница находит того, кто ей нужен. Но это крайне редко. Что еще? С прессой она не встречается, с представителями власти и чиновниками тоже. Вот так!

— Зря приехали? — с облегчением спросил Токарев. — Назад?

— Вот еще. Ты подойди к монашке на воротах, скажи, кто ты. Она не может тебя остановить, ты же следователь. Вдруг ты по служебной надобности? То-то же!

— Ты издеваешься, Валентина? По какой надобности? Это же не бордель и не подпольное казино.

— Ну и что? А вдруг тут преступник скрывается?

— Нет тут никого! Мы по другому делу. Иди, записывайся в хвост. Пойдем как все.

Валентина презрительно отвернулась и ушла в толпу. Токарев сел на травку, прислонился спиной к стволу огромного дуба и закрыл глаза. «Вот и хорошо, — подумал он. — Нечего ворошить прошлое. Дело закрыто. Кухарчук в СИЗО допрашивается следователями из Москвы, Симигина свои кончили. Титов пропал, как и обещал. Нечего больше копать. Дело скоро передадут в суд. А любопытство в нашей работе — враг номер один».

— Коля, — услышал он восторженный шепот жены. — Она зовет тебя.

Он открыл глаза, словно проснулся.

— Софья?

— Да. Ко мне монашка подошла, говорит: «Вы жена следователя? Пусть он зайдет». И ушла. Пошли, а? Что-то мне не по себе. Откуда она узнала-то? Ты не говорил?

— Кому?

— Не знаю. Кому-нибудь. Коля, я боюсь. Спроси у нее, если можно, что-нибудь про Кирюшу. Я за тем и ехала. Спроси можно мне с тобой? Ну, иди же, иди. Ждет ведь.

Неуверенной походкой Токарев поплелся к воротам. Маленькая монашка поклонилась ему в пояс и показала на новый сруб размером с деревенскую баню в глубине монастырского парка.

— Ступайте, батюшка, она ожидает вас. Уже который день спрашивает, приехал ли? Слава Богу, вы и сподобились. Храни вас Бог. Желаете чего-нибудь покушать? Может быть, квасу? Все-таки я принесу, наш квас очень хорош, не пожалеете, еще сыночку попросите.

Безумными глазами Токарев посмотрел на монашку и молча пошел к срубу.

До сруба оставалось еще метров десять, когда навстречу Токареву вышла молодая стройная женщина с бледным лицом. Вся в черном, с убранными под черный же платок волосами. Она размеренно отшагивала, улыбаясь и размахивая руками как девчонка. Ее огромные глаза притягивали взгляд следователя, вызывая оторопь и робость. Они сблизились и остановились друг напротив друга. Вдруг она взяла его правую руку в свои ладони, потянула наверх, наклонилась и поцеловала в тыльную сторону. Он хотел отдернуть руку, но постеснялся.

— Зачем вы это? Не надо, прошу вас, — только и успел сказать он.

Проходящие мимо люди замерли, уставившись на невероятную картину. Она трижды поцеловала его руку и, не отпуская, распрямилась с открытой улыбкой.

— Спасибо тебе, батюшка. Я вечная твоя должница. Не откажись пройти в мою келейку.

Они так и пошли, держась за руки. Токарев утратил волю, пол и возраст и шел, как теленок, туда, куда его вели. Короткий предбанник переходил в крохотную комнатку с тремя узкими окнами на три стороны. В комнате он увидел простую кровать, табуретку с книгами рядом с ней, большой лакированный, семидесятых годов постройки, обеденный стол с такими же стульями. Матушка Софья посадила его за стол, вышла в предбанник и вернулась оттуда с граненым стаканом и пластиковой бутылкой кваса. Налила квас в стакан и поднесла Токареву.

— Попей, окажи милость, — с поклоном произнесла она.

Он сделал несколько глотков и поставил стакан на стол, соображая, что же сказать. Вся его решимость провести опрос обычным порядком улетучилась, обнаружив счастливую пустоту мыслей. Она села напротив и направила на него свой взгляд. Смотрела она вроде бы в глаза, а вроде бы и чуть выше, куда-то на переносицу, словно пробираясь взглядом под черепную кость, внутрь головы.

— Он тоже говорил, что ты хороший человек, а теперь я и сама вижу. Но ты не такой, как он, ты другой совсем. Не говори ничего, я сама всё скажу. Ты знаешь, кто я и откуда. Прошу тебя, оставь меня тут, тут я полезнее. Спасибо, что помог ему избежать незаслуженного наказания, он ни в чем не виноват.

Она замолчала, не сводя с него своих глаз. Во все время ее разговора Токарев только кивал ей в ответ, словно задавал про себя вопросы и получал вслух ответы. Она молчала долго, он не перебивал ее мысли.

— Не ищи его больше, — продолжала она просительно. — Он уже расплатился за всё. По глупости своей и из-за гордыни возомнил себя, потом испугался. Слаб человек, ты это лучше меня знаешь, но слабый не всегда плохой. Сильному труднее быть честным, а ты сильный, ты можешь сделать другого счастливым или несчастным, у тебя власть.

Она говорила чувственно, вкрадчиво, тихим голосом, не сводя с него глаз, так, что каждое слово врезалось ему в мозг, вызывая цепочку мгновенных, еле уловимых переживаний.

— И сын у тебя хороший, — через минутную паузу продолжала матушка Софья. — Если будет стараться и перестанет играть, далеко пойдет, много сделает и память о себе у людей оставит. Так и передай своей жене. Не сердись, ради Бога, но придется тебе поездить ко мне.

Она снова замолчала, пережидая его удивленную реакцию.

— Рак у тебя, батюшка, но я вылечу. Раз в неделю по четвергам будешь приезжать и привозить то, что я скажу. За пару месяцев, с Божьей помощью, управимся. Я постараюсь. После отпуска и начнем. А теперь ступай с миром.

Токарев поднялся, так и не проронив ни слова, медленно двинулся к выходу, но она остановила его.

— Погоди минуту. Вижу большую кровь в твоем далеком прошлом. Убийства, убийства, убийства, квартиры. Это дело скоро нагонит тебя опять, поедешь далеко, и там тебя ждет беда.

Побелевший вмиг Токарев упал на стул, словно кто-то отсек ему ноги косой.

— Убьют? — еле проговорил он.

— Не знаю, — бесстрастно повторила матушка Софья. — Подстрелят или зарежут, я что-то не вижу.

— Скоро?

— Нет. В следующем году или через год. Не скоро еще. Ступай теперь. Каждому на этом свете отмерян свой век, по делам его. Так что не переживай понапрасну. Я что-нибудь придумаю, не хочу, чтобы тебя убивали, ты хочешь жить. Попробую. Но это не мне решать. На всё воля Господа. Прими спокойно его волю. И еще: он просил передать тебе, — она протянула ему небольшой увесистый сверток. — Убери в карман. Не открывай сейчас, потом посмотришь.

Токарев отметил, что, когда она говорила о нем, она напоминала механический передатчик, робота. Голос становился равнодушным, глаза — бесстрастными, словно мертвыми.

— Что это?

— Не сказал, — она смешно, по-детски пожала плечами и сморщила нос. Встала и подошла к нему. — Пойдем. Еще он просил передать. Тот, который в гаражах умер, сказал «Комедия». Он не понимает, о чем это. Может быть, ты знаешь?

Они вместе, опять держась за руки, вышли, она проводила его до ворот. Слегка подтолкнула и перекрестила вслед.

Подавленный откровением, Николай Иванович побрел к жене, вспоминая по пути дело, принесшее ему когда-то славу и, возможно, сулившее гибель.

— Что это у тебя? — спросила Валентина.

Он хотел сказать: «У меня, Валюша, рак, но это ничего, она меня вылечит. Умру я, значит, возможно, в следующем году или чуть позже. Меня должны то ли застрелить, то ли зарезать. Точно не известно, потом уточню. А у сына — порядок. Доклад закончил! Зачем мы только приехали?»

Но он не сказал ничего, поскольку сам же решил приехать и жена тут ни при чем. Нечего вымещать на ней свое зло.

— Это? — опомнился он, разглядывая бутылку в своей руке. — Квас, должно быть. Софья передала.

— Священный? Ты пил? И как, вкусный?

— Не то слово.

— Классно! Надо Кирюше отвезти и Леночке половину передать. Еще чтоб Валере хватило. Поехали домой, Коленька, по дороге все расскажешь. Не спеша, подробно и обстоятельно.

— Поехали, — спокойно ответил он и погрузился в воспоминания.

Они молча выехали на дорогу, Валентина что-то спрашивала и что-то сама отвечала.

В пути он вспомнил о свертке, достал его из кармана и раскрыл. «Ролекс» белого металла блеснул на солнце — удивительный привет от странного человека. Чудак!

Что она такое говорила, эта София? «Это дело скоро меня нагонит»?

***

Токарев отчетливо вспомнил далекую зиму 2006-го года. Холод, опостылевшая вьюга. Давно это было, но страшно вспоминать и теперь. Мертвые глаза людей, гибель друга, слезы.

Все началось первого февраля.

…Под ногами весело хрустит свежий снег, это Эдуард спешит с работы. Полон идей и надежд, парень не догадывается, что радости его отмеряна всего неделя…

декабрь 2015 — июнь 2016