Молодой поручик, туго стянутый, с лихо закрученными усиками, прогуливался по платформе, привлекая умильные взгляды станционных барышень.

— Скажите, пожалуйста, на мое имя не пришло телеграммы? — спросил он, зайдя на телеграф.

Чиновник подал телеграмму, которую он тут же вскрыл и прочел.

«Станция Кабулети Тихорецкому. Встречайте курьера белой повязкой руке ночным. Сопровождайте Батум. Войтинский».

Затем он снова стал ходить по платформе, с нетерпением ожидая поезда. Но вот набежали огни, и стальное чудовище, фыркая и шипя, проглотило станцию…

Поручик вскочил в первый от паровоза вагон и стал внимательно осматривать пассажиров.

Поезд тронулся, но его это мало смущало: он переходил из вагона в вагон, пока, наконец, не успокоился, увидев человека с белой повязкой на руке. Сел против него. С трубкой во рту, в английском пальто и кэпи, курьер походил на иностранца. На коленях его лежал чемоданчик, который он обхватил обеими руками. Единственная соседка, бывшая в купе, спала на верхней койке.

Поручик протянул телеграмму своему визави. Тот с удивлением прочел.

— Очень приятно. Очень приятно — пробормотал он.

— Повязка вам больше не нужна. — тихим голосом сказал поручик. — Она может только навлечь подозрения.

Повязка была снята. До самого Батума не было произнесено больше ни слова. Когда подъехали к станции, поручик шепнул своему соседу:

— Следуйте за мной!

Они молча прошли мимо ряда извозчиков. Наконец, у одного, запряженного парой лошадей, остановились. В экипаже сидел человек в английском обмундировании.

— Это вы, Тихорецкий, великолепно! Полковник Войтинский ждет вас у себя на квартире.

Не успели они усесться, как вдруг сзади зазвенел женский голос:

— Глядите! Вон наш боксер?..

Вероятно, эта фраза придала много бодрости кучеру. Он с таким усердием рванул лошадей, что, даже много видавший видов, соседний извозчик пробормотал: «Что ты рехнулся»…

Но ему не суждено было кончить свою фразу. Три офицера бешено вскочили в фаэтон и, указывая револьверами на ускользающую добычу, кричали: — Догоняй, мать и прочее…

Началась бешеная гонка по улицам Батума.

Началась бешеная гонка по улицам Батума.

Лошади преследователей были свежее и расстояние между экипажами стало медленно уменьшаться.

Вдруг из фаэтона преследуемых вылетела фигура, шага три пробежала и упала. Раздались три выстрела. В то же время с другой стороны фаэтона выскочила другая фигура с чемоданчиком и тоже упала. Внимание преследователей было перекинуто на левую сторону улицы — и это дало возможность человеку с правой стороны скрыться во двор. Выстрелы, как видно, были удачны, так как послышался стон, заглушенный свистками постовых и голосами из переулков.

Картина преследования изменилась. Теперь перевес был, вследствие уменьшения груза, на стороне преследуемых. Расстояние между фаэтонами стало быстро расти. Офицеры, в ярости осыпая лошадей и кучера проклятиями, стали беспорядочно стрелять.

— Сергей, заверните во второй переулок налево, там проходной двор.

Кучер — Сергей поспешил выполнить совет поручика — Валико. Затем он уменьшил ход и оба выпрыгнули из экипажа. Прежде, чем показался фаэтон противника, Сергей и Валико исчезли.

Напрасно стреляли и ругались, напрасно обшаривали все дворы трое военных — наши друзья были уже далеко…

Между тем, как в центре города ребята завели волынку из-за денег. Андрей мрачно сидел в загородном духане. Его также смущал денежный вопрос. Против него сидел худой и очень высокий человек с разбитыми стеклами на глазах и с неутолимой жаждой к спиртным напиткам.

Безнадежная полуулыбка, тоскливые движения рук и умные с хитрецой глаза привлекли внимание Андрея. В это время в духан ввалилась пьяная компания. Одна парочка отделилась и села за столик худого и печального человека. Сперва тот не заметил, но, когда, подняв глаза, увидал грузина с маузером — улыбка искривила его тонкие губы.

— Будьте добры оставить меня в покое. Я со шпиками за одним столом не сижу!

— Ишак! Как ты смеешь оскорблять особый отряд. Ты балшевык — сукын сын!

Со всех столиков потянулись особоотрядчики.

Положение молодого человека было аховое. Однако, он допил стакан водки, вынул револьвер и сказал:

— Резать себя не позволю.

Грузины сгрудились, бросая циничные слова по адресу смельчака, а тот поднялся, сделал шаг вперед, поклонился даме:

— Простите, я не имел намерения вас оскорбить, — и снова сел.

Дама подошла к разгорячившимся грузинам и стала их уговаривать не затевать скандала.

— Только для тебя, мой свет, я его оставлю. Мерзавец!..

Молодой человек иронически улыбнулся, продолжая пить водку.

Грузины еще немного пошипели, поругались, а затем ушли в отдельный кабинет пьянствовать.

Андрея заинтересовал этот флегматичный парень.

Он попросил разрешения присесть и получил согласие. Разговорились.

— Я не удивляюсь вашей смелости, но меня поражает, почему дюжина особоотрядчиков отступила перед вами?

— Это не смелость — это знание нравов. Я действовал наверняка. Не из любезности извинился я перед дамой, а только спасая свою шкуру. Если бы хоть немного погорячился — был бы убит: впрочем, нисколько бы не пожалел об этом.

— Почему такой пессимизм?

— Делать нечего.

— Это в такое-то время делать нечего, что вы?

— Мое место не здесь. Здесь мне работы нет, а туда, где я нужен, мне места нет.

— Почему?

— Друг, не спрашивайте меня о прошлом — оно позорно…

Он снял разбитое пенсне и долго смотрел на Андрея.

— Знаете, за стаканом водки в трактире иногда совершаются чудеса. Я чувствую, что вы могли бы дать мне работу. Попробуйте. Спасете меня от пули или от этого зелья. Меня зовут Виктор Стрепетов.

* * *

— Ладно. Попробую. Ступайте за мной.

У Андрея кружилась голова от проектов Стрепетова. Самые смелые планы, о которых Андрей и мечтать не смел, в устах Стрепетовых казались легко выполнимыми пустяками.

— Кто наши враги? Если англичане, с ними можно бороться простым способом. Я их берусь выжить. Не забудьте — здесь минный двор. Охраняется он армянами; значит — дружба, вино, женщины и через несколько дней он в нашем распоряжении. Англичане беспечны, чувствуют себя, как дома. Я берусь, посредством одной моторной лодки и мин, одновременно взорвать все суда, находящиеся в порту. Я ежедневно рыбачу и уже осмотрелся.

— Если же враги грузины, — достаньте малость денег и мы отрежем их со всеми бронепоездами. Для них это смерть. Помните, что 30.000 аджарцев готовы в любую минуту выступить во главе с Кескин-Зодэ. Я у них бывал, и они мне верят.

— Если же белые — то тогда нужно прервать сообщение с Крымом — и они увязнут в 2 месяца.

— А каким образом?

— Взрывать суда.

— Это дело.

— Тогда я буду ночевать в порту.

— Ладно.

Они разошлись.

* * *

Валико нервничал. Среди суетящихся белогвардейцев он заметил вдруг высокую фигуру полковника и почувствовал на себе быстрый и пронзительный взгляд его. На секунду мороз по коже пробежал. Узнает ли? Но тут же успокоил себя — ведь лицо было загримировано, а фигуру в фаэтоне вряд ли заметил.

Валико стоял в очереди на запись отъезжающих добровольцев в Крым. Записавшись, каждый входил в кабинет, адъютанта генерала Драценко, где после опроса получал соответствующее удостоверение.

Каково было удивление Валико, когда, открыв дверь кабинета, он увидел за письменным столом полковника Войтинского.

— Чему вы удивились так, г-н офицер, — подозрительно спросил Войтинский.

Начало было скверное. Валико решил действовать. Он ближе подошел и, внимательно рассматривая полковника, пожал плечами и стал протирать очки.

— В чем дело? — возмутился полковник.

— Г-н полковник, припомните, мы с вами уже встречались, — твердо отрезал Валико.

— Ничего не понимаю!..

— Полковник, вы в Москве в 19 году что делали? Войтинский вскочил, как ошпаренный.

— Однако!

Валико тихо и настойчиво повторил вопрос.

— Да вы с ума спятили. Понятно, нет!

— А могли бы вы удостоверить это?

— Чорт возьми! Это уже слишком! Конечно, могу. Но откуда такой разговор?

— Очень просто. В 19-м году я был в Москве по делам и могу ручаться, что вас видел. А время теперь, знаете, опасное и я не успокоюсь до тех пор, пока не буду убежден, что ошибаюсь.

— Ах, вот как! В таком случае вы правы, 19-й год я провел на фронте, в этом вы убедитесь. Но вы что, милейший, делали в Москве?

Валико, хитро улыбаясь, надел очки.

— Я на фронте не был, но я помогал фронту, вы меня понимаете?

— Работали в разведке?

— Вот именно.

— Это хорошо. Это очень хорошо — оживился полковник — ваша осторожность говорит лучше всяких документов. Такой человек как раз теперь необходим. Мы с вами ближе познакомимся на дому. Приходите завтра, непременно.

— А когда прикажете готовиться к отплытию?

— К отплытию?.. Не торопитесь, милый друг, не торопитесь, вас ожидает работа более интересная.

— Понимаю — щелкнул шпорами Валико.

— Итак завтра в 7, по этому адресу.

— Слушаюсь, г-н полковник.

* * *

На следующий день Валико был у Войтинского. Он застал там генерала Драценко. Войтинский встретил Валико как давно знакомого.

— Это тот офицер — мой приятель, о котором я вам говорил, ваше превосходительство, он предлагает нам услуги в качестве подпольного работника.

Генерал осоловелыми глазами рассматривал Валико. Он был пьян в доску.

— Корниловец… Корниловец… Молодец, сразу видно.

Валико удивился, но решил не возражать.

— Только, смотри, за этой бабенкой нужно следить в оба, да…. дась… Бабенка шикарная и пикантная… смотри, не того… дась… хитрит, сволочь… раздразнит, выведает… смотри, брат… расстреляем в три счета… дась…

Войтинский дружески мигнул Валико, и тот вытянулся в струнку.

— Рад стараться, ваше превосходительство…

— Молодец… Молодец… Корниловец… Ну-сь… так-сь… Вы пойдите там… да-сь… по делам… а я посплю…

Войтинский и Валико вышли. По дороге Войтинский познакомил Валико с делом.

— Вы понимаете, что эсэры народ ненадежный. Но нам нужно их использовать. За исключением Кати, все остолопы.

— А Катя?

— Это чорт в юбке. Она всем вертит. Сейчас она поехала в Москву с поручениями. Но я бы отдал многое, чтобы узнать истинную цель поездки.

— Вы боитесь провокации?

— Всего ожидаю. Противник — опасный. Пользуется женскими средствами.

— Что-ж поддадимся ее чарам. Мне приходилось.

Оба рассмеялись.