Глава восьмая

После двухмесячного путешествия по Амазонке на странном живом корабле, созданном стражем богов, Дамира начала испытывать сенсорное голодание. Молодой ученой, надолго оторванной от мира, пусть даже вдвоем с неутомимым нуаром, остро не хватало хоть какой-нибудь свежей информации. Только поэтому она и не удержалась, увидев плывущую по воде газету, осторожно поддела ладонью размокшую бумагу. Увы, несмотря на все ее старания, половина страницы расползлась в лохмотья, и прочитать она смогла только крохотный кусочек заметки «Наркотики и самолеты».

— Что это? — спросил Шеньшун.

— Газета, — ответила женщина. — Раньше они были главными источниками новостей, но теперь люди все больше узнают о событиях из интернета, по телевизору… Но газеты все равно продолжают печатать и читать. Хотя, конечно же, уже не такими тиражами, как в былые годы.

— И какие в ней новости?

— О том, что на Амазонке столько наркобаронов, что ни пройти, ни охнуть. С собственной авиацией и армией. Пограничники даже с самолетами на них охотятся и целые войны против контрабанды ведут. С десантами, воздушными боями, потерями и штурмами крепостей. Журналюги, как всегда, врут и не краснеют. Мы, почитай, всю зиму тут отплавали — и ничего похожего на плантации коки или фазенды с зенитными пулеметами не встречали.

— А это что? — Страж богов поймал маленькую пластиковую палочку ядовито-красного цвета.

— Зажигалка. Надо же, до какой степени люди планету замусорили! Даже здесь, в совершенно диких местах, и то всякий хлам по воде болтается.

— И как она зажигает? — покрутил он палочку в руках.

— Там газ наверняка кончился, раз выбросили, — сказала Дамира. — Она ведь одноразовая… Дай, посмотрю.

Женщина продула клапан и кремень, потрясла зажигалку, крутанула пальцем колесико, но огонька над выходным отверстием так и не появилось.

— Я же говорю: газ кончился.

— Но искры ведь есть! — потянулся за находкой Шеньшун.

— Какой смысл в искрах, если газа все равно нет?

— А зачем газ, если это зажигалка?

Археологиня вскинула брови и промолчала. К чему спорить об устройстве зажигалки с существом, увидевшим оную впервые в жизни? Кроме бессодержательной ругани все равно ничего не получится.

Однако нуару явно запала в душу какая-то идея, и их плавучее ложе, шевеля корнями и помогая себе ветками, стало решительно отгребать со стремнины. Вскоре кораблик причалил, наполовину выбравшись на сушу и крепко вцепившись корешками в глинистый берег. Шеньшун тут же спрыгнул на землю и исчез в густых зарослях. Дамира тоже вылезла наружу размять ноги. Солнце стояло высоко, нещадно припекая джунгли, и мошка с комарами предпочитали прятаться где-то в тени листьев.

Вскоре вернулся страж богов, гордо вывалил на прогалину у воды охапку хвороста, убежал обратно в лес, вернулся с новой охапкой:

— Сегодня пообедаем нормально, сытно, — пообещал он.

Археологиня не возражала, с интересом наблюдая за его приготовлениями. Нуар, сложив собранные дрова поленницей, вытянул из кармана щепоть сухого моха, сунул в макушку зажигалки, крутанул колесико, подул в задымившийся комок, а когда тот полыхнул огнем — подсунул его в самый низ приготовленного костра. Через минуту хворост затрещал, к небу поднялся столб белого густого дыма.

— Сырое все, — виновато развел руками Шеньшун. — Лес такой. Хороших дров не найти.

— Так и эти горят, — утешила его Дамира. — Только, может быть, стоило сперва на охоту сходить, а уже потом костер разводить?

Страж богов многозначительно улыбнулся. Вскоре зашуршали ветви, на берег вышла крупная пума цвета кофе с молоком, опустила к ногам нуара полосатого поросенка весом килограмма на три, развернулась и прыжком скрылась среди ветвей.

— Все время забываю, кто ты такой, — призналась археологиня.

— Я тот, кого ты избрала своим единственным, — напомнил нуар, приседая возле подаренного джунглями угощения.

Острой гранью расколотого камня он споро освежевал тушку, насадил ее на ветвистую рогатину, воткнул в землю рядом с очагом. Вскоре воздух наполнился щекочущим соблазнительным ароматом. Дождавшись, пока мясо хорошенько зарумянится, страж богов аккуратно срезал на лист банана горячий верхний слой, повернул тушку к огню другой стороной и поднес угощение своей даме сердца. Пока они вдвоем управлялись с первой порцией, успела подоспеть и вторая, а затем и третья. А потом послышался шум мотора, и на реке показался катер с пулеметом на высокой турели и четырьмя вооруженными мужчинами в цветастых рубахах. Посудина уткнулась в берег рядом с их стоянкой, двое мужчин выпрыгнули на сушу, подошли ближе.

— Вы кто такие? — спросил один.

— Путники, — пожав плечами, ответил страж богов.

Гость бросил на стоянку беглый взгляд, поднес ко рту рацию:

— Бродяги какие-то. Мужик и баба. Вещей нет. Вообще. Развели костер, жрут какого-то зверька. Голодранцы.

— Говорит, что мы бездомные скитальцы, — перевел Дамире Шеньшун. — Выражается оскорбительно. Может, мне стоит их наказать?

— Хочешь, чтобы на нас новую облаву устроили? — покачала головой археологиня.

Рация что-то ответила — но механическую речь нуар понимать не умел.

— Баба ничего, есть чего помять, — добавил гость.

Рация что-то кратко скомандовала, мужик кивнул и посторонился. С катера ударила пулеметная очередь, отшвырнувшая стража богов в кустарник, Дамиру мужики сгребли за руки и волосы и потащили в катер, ухохатываясь над ее отчаянными воплями. Катер заурчал мотором, сдал назад и повернул обратно вверх по реке.

* * *

Тело, почти разорванное пополам тремя крупнокалиберными пулями, восстанавливалось с огромным трудом. Прошло, наверное, больше четверти часа, прежде чем нуар смог хотя бы просто застонать и пошевелиться. Его сердце забилось, легкие наполнились воздухом — и после этого возрождение пошло намного быстрее. Как всегда, оно отняло очень много сил — и потому, встав на ноги, Шеньшун в первую очередь доел приготовленную для двоих поросячью тушку, бросая кости к срезу воды. Вскоре на них спикировала чайка.

— Сюда! — приказал ей нуар, вгляделся в глаза уже молча.

Птица, получив приказ, взмыла ввысь, описала несколько широких кругов, вернулась обратно и затопталась на берегу. Шеньшун кивнул и, сорвавшись с места, побежал куда-то через джунгли, умело проскальзывая между стволами, ныряя в звериные тропы и перепрыгивая мелкие препятствия. Иногда, когда заросли оказывались чересчур густыми, он замедлял шаг, вскидывал руки — и тогда растения расступались сами, открывая ему путь.

Спустя час нуар выскочил к накатанной грунтовке, остановился. Опыт предыдущей гонки со смертными подсказывал, что такие вот простенькие дороги очень сильно облегчают его противникам жизнь и позволяют передвигаться слишком быстро. Посему Шеньшун потратил несколько минут, заставив самые крупные из деревьев по сторонам склониться на дорогу и переплестись стволами, добавил несколько выпирающих из земли крепких корней — и уже тогда помчался по проторенному врагами пути. Услышав близкие голоса, он остановился и сотворил еще одну живую баррикаду, пошел дальше медленнее, дабы неосторожно не попасться противнику на глаза.

Дорога, как оказалось, выводила в небольшую бухточку с тремя причалами. У одного покачивалась большая белоснежная яхта, длиной в два десятка шагов и просторной застекленной надстройкой, у другого — два таких же длинных деревянных баркаса, у третьего — четыре разномастных катера с пулеметами на турелях. На одном из катеров молодой парень ковырялся в моторе, на другом — спал мужчина, накрыв лицо широкополой шляпой. Основная толпа местных — не меньше десятка — сидела на скамейках на берегу и азартно перекрикивалась из-за чего-то, что происходило внизу между ними. То ли они во что-то играли, то ли следили за чужой игрой, то ли рассматривали одно из тех устройств для развлечений, что во множестве успели придумать хитроумные современные смертные. Главное — все они были либо с автоматами через плечо, либо держали оружие рядом наготове.

Шеньшун повернул, через кустарник проскользнул к реке, решительно нырнул в мутную глинистую воду и высунулся уже под причалом. Пробрался вдоль него к крайней моторке, поднырнул, появился с другого борта и потрогал спящего за рукав:

— Вставай к пулемету и стреляй во всех, кто с оружием.

Неспособный противостоять воле нуара, смертный торопливо вскочил, передернул двумя руками затвор и щедро хлестнул длинной очередью по скамейке у причала. Страж богов, убедившись в правильности происходящего, снова нырнул и поплыл в сторону, дабы выползти на берег под прикрытием кустов. Он быстро учился и не упускал из вида существование у смертных и снайперских винтовок, и разнообразных взрывающихся приспособлений, и вертолетов, и гранатометов — а потому предпочитал действовать так, чтобы о его существовании жертвы не знали вообще.

Выпустив пару длинных очередей и несколько коротких, пулемет надолго затих, но через несколько минут загрохотал снова. Ему в ответ звонко затрещали автоматы и пистолеты — эти голоса Шеньшун тоже успел запомнить. Страж богов пробрался на звук и обнаружил, что по другой, более узкой, но отсыпанной мелкими камушками дорожке к причалу пробираются с десяток темнокожих бойцов в пятнистых комбинезонах. Они таились, прятались за стволами деревьев, двигались вперед короткими перебежками, время от времени пытаясь навскидку попасть в пулеметчика. Хорошенько прицелиться под свистом крупнокалиберных пуль им духу не хватало.

Дуэль продолжалась достаточно долго. Двоих из наступающих защитник причала сумел-таки достать, прострелив насквозь деревья потоньше, но вскоре стрелки уловили момент, когда он стал перезаряжать свою установку, и, высунувшись из укрытий, накрыли его плотным огнем сразу пяти автоматов. После этого смертные еще пару минут отлеживались, опасаясь подвоха, потом один за другим начали подниматься.

Пары минут нуару вполне хватило, чтобы подкрасться к одному из темнокожих бойцов и шепотом приказать в самое ухо:

— Стреляй во всех, кто с оружием.

Шеньшун отпрянул в заросли, смертный же вскинул автомат и успел перебить всех своих товарищей, прежде чем они сообразили, что происходит. Затем развернулся, меняя магазин, залег за высоко выпирающим корнем и стал решительно садить очередь за очередью куда-то за поворот. Ему ответили сразу из двух стволов, и почти сразу одна из пуль разнесла темнокожему голову.

Соблюдая осторожность, страж богов пробрался дальше и наконец увидел цель своего нападения: обнесенную высокой, в два человеческих роста, бетонной стеной усадьбу, над которой возвышалась стилизованная под готику башенка с дымящимся пулеметом. Еще в двух местах над стеной покачивались стволы — но сами защитники, испуганные внезапным нападением, предпочитали не высовываться. Разумеется, ворота усадьбы были заперты и наверняка надежно чем-то подперты. Разумеется, все внутри теперь были настороже и следили за подступами к своей крепости в оба. А подступы оказались крайне неудобными: метров на тридцать от стены все джунгли были вырублены, а земля засажена короткой газонной травкой. Кошке незаметно не пробежать — не то что человеку подойти.

Правда, как заметил нуар, как раз напротив башенки в лесных зарослях возвышались несколько высоченных пальм, способных достать до самого пулеметного гнезда, но… Но пока дерево услышит, пока нагнется, пока отнесет свой груз — смертные заметят нападение и продырявят стража богов своими стрелялками не один десяток раз.

Шеньшун надолго задумался, потом сел, развел руки с поднятыми ладонями и послал во все стороны безмолвный призыв. Где-то с полчаса ничего не происходило, но затем трава и кустарник стали наполняться тихим вкрадчивым шипением. Джунгли ответили на зов нуара многими сотнями и тысячами змей: мелких и крупных, вертких и ленивых, темно-коричневых и красно-желтых, пятнистых и полосатых — самых разных, какие только обитали поблизости. Страж богов указал цель, и молчаливый живой ковер поструился сквозь траву, быстро вливаясь в узкую щель под запертыми воротами.

Последние из гадюк и аспидов еще только приближались к усадьбе, когда изнутри послышались крики, истеричный вой, зазвучали частые выстрелы. Нуар поджал под себя ноги и уселся под кроной акации, внимательно наблюдая за поведением караульного на башне. Тот засуетился сразу, едва услышал крики, заметался, даже схватился за пулемет, но тут же его оставил, несколько раз выглянул наружу, перегибаясь через край. А когда он начал приплясывать на месте и полез на перила, страж богов поднялся и пошел к пальмам. Выбрав самую высокую, положил руки на ствол и, мягко его поглаживая, о чем-то дружелюбно нашептал. Вершина дерева дрогнула и пошла вниз. Вскоре пальма изогнулась в крутую дугу, коснувшись расчищенного пространства макушкой. Шеньшун перешел к ней, взялся за основание одного из листьев руками. Послышался легкий скрип, и ствол разогнулся обратно, с легкостью поднеся нуара к пулеметной площадке.

Приказывать здесь оказалось некому — караульный неведомым способом исчез. Скорее всего — спрыгнул на крышу дома, предпочтя риск перелома ног общению с ползучими гадами. Перед стражем богов змеи расступились сами, и нуар спокойно побежал по ступенькам вниз.

В доме змеи были везде: на полу, на стульях и диванах, извивались на столах и обживали цветочные вазы. А вот со смертными дело обстояло хуже — все они куда-то исчезли, не оставив следов, хотя Шеньшун был уверен, что никто из людей из усадьбы не выскакивал. Только выйдя во двор, он наконец-то обнаружил совершенно белого, словно обсыпанного мелом, паренька, залезшего на узенький, в ладонь, подоконник и буквально распластавшегося спиной по стеклу.

— Сегодня сюда привозили женщину, — сказал ему Шеньшун. — Где она?

— В п-подвале, — указал подбородком через двор паренек.

Нуар кивнул, по выложенной деревянными бляшками дорожке, петляющей между пышными кустами роз, пересек двор, нашел дверь, сколоченную из толстых досок, открыл. За нею лежал синюшный труп в белых парусиновых штанах и рубашке из красно-белых квадратиков. В руках несчастный сжимал короткий автомат с длинным магазином. Похоже, покойный не смог найти общего языка с ползучей живностью. Чуть ниже, на ступенях перед второй дверью, остывал еще одни труп, все еще сжимающий в пальцах дверной ключ. Шеньшун забрал его, открыл замок, вошел в прохладное сводчатое помещение с шершавым бетонным полом. Обнаженная Дамира, подвешенная за руки к потолку, увидев его, бесшумно заплакала.

Шеньшун заспешил — скинул конец веревки с крюка в стене, осторожно опустил женщину на пол, подбежал, перехватил на руки, понес наружу. Обойдя цветник по плиткам, он снова вошел в дом, опустил археологиню на диван, с которого под его взглядом прыснули в стороны ползучие существа, пригладил волосы:

— Ты как, милая моя? Ты цела? Что с тобой случилось? Что они с тобой сделали?

— Привезли, — сглотнув, начала рассказывать археологиня. — Сперва на причале пинали и тискали. Потом потащили сюда, в подвал. К потолку привязали. Потом пришли эти… двое. Чего-то говорили. Смеялись. Потом платье с меня срезали. Потом… Потом стрельба началась, и они убежали.

— Двое… — сдержанно кивнул нуар. — Описать можешь?

— Один с усиками тонкими и длинными курчавыми патлами, как с бигудей. В белой кружевной сорочке и брюках со стрелочками. Второй — лысый и рябой, в белых штанах и гавайке в красно-белую клетку.

— Ой, прости. Второго я уже видел. Попробую отыскать хотя бы первого…

Он осмотрелся. Прошел через комнату, открыл обитую красным деревом дверь. За ней обнаружился туалет. За второй — ванная. Третья дверь из комнаты вела в небольшой шкаф, в котором, съежившись, сидел труп. Рассматривать его Шеньшун не стал, открыл очередную дверь и изумленно присвистнул: там находилась комната, от силы вдвое меньше той, в которой они находились. На всем ее протяжении, от стены до стены тянулись стальные палки, на палках болтались вешалки, на вешалках — одежда, одежда, одежда… Нуар сдернул ближайший костюм, приложил к себе и повернулся к спутнице:

— Этот вместо моего рваного подойдет?

— Он тоже мал. Тебе нужно либо спортивный костюм, чтоб свободный оказался, либо на заказ шить.

— Понял тебя, сейчас поищу.

— А что это там у тебя такое? — заинтересовалась Дамира.

— Тут всякое тряпье свалено. Ты отдыхай.

— На вешалках? — Женщина поднялась, подошла ближе. — Подожди, где-то здесь должен быть выключатель…

Гардеробная оказалась обильной, как элитный супермаркет. Здесь нашлось и белье, и спортивные костюмы, и костюмы деловые, и вечерние платья, и платья повседневные, и пеньюары, и ночные рубашки. Причем — самых разных размеров. Можно было подумать, хозяин усадьбы содержал у себя целый гарем… Хотя — может, и правда содержал? Или — приглашал себя навестить.

С мужской одеждой оказалось хуже. То есть — ее тоже было много, но вся слишком мелкая. С немалым трудом нуар смог втиснуться в одни из плавок и натянуть туристские штаны с водоотталкивающим покрытием. Куртка тоже налезла — но ее Шеньшун застегивать не стал.

Дамира выбрала шесть платьев. После долгих душевных мук померить оставила три и под конец, едва не вырывая из своего сердца, смогла отказаться от двух, оставив элегантное, бежевое с легким голубоватым отливом, без единого украшения, но зато сидящее так, словно стало второй кожей, и при этом приятно ласкающее тело. К платью она подобрала туфли не менее изящные, но совершенно непригодные для передвижения по амазонским джунглям. Однако задумываться об этом сейчас ей совершенно не хотелось.

Нуар же тем временем заглянул в другие комнаты, найдя еще семь трупов, изящную статуэтку из обсидиана и ожерелье из сушеных человеческих голов. Наконец настала очередь второго этажа. Здесь, в комнате за мраморной лестницей, он и нашел кудрявого красавца в белоснежной сорочке и идеально отпаренных брюках. Пижон сидел на шкафу с двумя огромными револьверами в руках и стволами сбрасывал вниз змей, которые пытались добраться до него то с одной, то с другой стороны. Патроны, как понял Шеньшун, у него уже кончились.

— Хоть с этим повезло, — улыбнулся страж богов и пошел за своей избранницей.

Дамира, к этому времени уже поменявшая выбор на вечернее платье с длинной пышной юбкой, красиво разложила отвергнутые наряды на диване, не переставая размышлять. Она успела слегка оттаять и, поднявшись вслед на нуаром, немедленной смерти пытавшего ее подонка не потребовала. Полюбовавшись на загнанного на шкаф потного красавца, она отвернулась, прошла вдоль стен, увешанных картинами неведомой ценности. Может — что-то старинное, а может — и обычная бульварная мазня.

— Шеньшун, — археологиня ковырнула одну из них ногтем, — а ведь это наркобарон. У него должно быть много денег и поддельных документов. Да и настоящих тоже.

— Поясни, пожалуйста, более понятно, что ты имеешь в виду? — попросил страж богов.

— После сегодняшнего приключения мне уже не хочется плыть по Амазонке дальше. Давай вернемся домой? По дороге было много разных селений. Тут наверняка есть какие-то регулярные пассажирские рейсы. Самолет, железная дорога или что-то еще. В Бразилии нас никто не ловит. Доберемся до ближайшего международного аэропорта и улетим. С деньгами, любыми документами и твоим талантом это будет несложно.

— Хорошо, — развернулся нуар, вернулся к шкафу: — Ты здесь за главного?

Кучерявый пижон попытался его проигнорировать. Шеньшун только усмехнулся, поймал его за руку и сдернул вниз. Красавчик предсмертно взвизгнул, закрыл глаза — однако змеи образовали вокруг них двоих широкое кольцо, угрожающе шипя, но не нападая.

— Это ты приказал меня убить?

— Я! — открыл глаза кучерявый. — Это я приказал! Я! Я! Я! Пристрелить тебя, урода!

— Почему?

— А на хрена ты мне нужен?!

— Ты решил, что я тебе не нужен, и поэтому приказал меня убить? — перевел его выкрик в нормальную речь нуар.

— Да! Да! И я был прав! Почему ты не сдох, тварь?!

— Тебя это не касается. — Нуар подумал. — Я был тебе не нужен, ты приказал меня убить… Странное правило. Но не стану осуждать чужих обычаев, не мое это дело. Прощай. Ты мне не нужен.

Страж богов отступил, свободный от змей круг двинулся вслед за ним. Красавчик взвизгнул, торопливо пополз вперед, стремясь удержаться в безопасном пространстве. Шеньшун скривился, присел перед ним, позволил змеям забраться себе на ноги, на плечи, на шею, запутаться в волосах:

— Ты что, не понял? — тихо спросил он. — Если ты мне не нужен, ты не должен жить. Разве это не твое правило? Но не будем о пустяках. Вставай! Скажи, где в этом доме лежат деньги?

— В сейфе. — Получив однозначный приказ, смертный выпрямился. Воля нуара была сильнее его страхов.

— Покажи его!

Обогнув Шеньшуна, наркобарон подошел к одной из картин, сдвинул ее в сторону. В небольшой нише обнаружилась металлическая дверь с кодовым замком.

— Открой!

Смертный подчинился.

— Дамира! — подозвал археологиню страж богов. — Посмотри, там внутри лежит то, что нам нужно?

Женщина, запустив руки в железное нутро, выгребла на пол все содержимое, присела на колени, сортируя пачки и бумажки:

— Есть! Целых шесть паспортов. И доллары… Килограмма полтора, наверное. Сейчас… Вот, одни мужской и один женский. То, что надо.

— Теперь его можно убивать?

Дамира вздрогнула, посмотрела на замершего у стены красавчика. Поморщилась:

— Не надо. Давай лучше сделаем с ним то же самое, что и он со мной. Пусть будет божий суд. Как судьба распорядится, тем и закончится.

— Как пожелаешь…

Шеньшун отвел смирного наркобарона в подвал, связал его руки и подвесил к потолку на место пленницы, срезал с него одежду, вышел и запер за собой дверь. Взявшись за руки, они с археологиней дошли до причала и остановились. Вид мертвых тел женщину особо не встревожил — плен, избиения и холодный подвал очень качественно проясняют сознание по поводу того, что такое хорошо и что такое плохо. Но вот огромная яхта внушала уважение.

— Как жаль, что мы не умеем ею управлять, — вздохнула его избранница.

— Как пожелаешь, — пожал плечами нуар и повернул обратно к вилле. Спустившись в подвал, он громко спросил: — Смертный, ты умеешь управлять яхтой, что у причала?

— Умею! — прохрипел тот.

— Тогда радуйся, смертный. — Шеньшун распустил узел. — Ты мне все-таки понадобился.

Управлять катером оказалось совсем не сложно — во всяком случае, при взгляде со стороны. Красавчик скинул привязные канаты, потом нажал кнопку запуска двигателя, сдвинул сверкающий сектор справа от кресла назад — яхта кормой вперед вышла на реку, — потом перекинул сектор вперед, выправил курс и помчался по водной глади. Вероятно, стоять в голом виде у штурвала капитану было не очень комфортно, но он не роптал, глядя строго вперед и придерживаясь стремнины.

— Какой здесь ближайший крупный город? — спросил Шеньшун.

— Картлос.

— Там есть аэропорт?

— Аэропорт есть в Фонта-Боа. Туда два дня пути.

— Плывем туда.

— Хорошо. — И кучерявый стал тыкать пальцем в экран перед собой.

— Что ты делаешь?

— Меняю координаты в навигаторе. Теперь он будет указывать маршрут на Фонта-Боа. А здесь, — он приоткрыл небольшой ящичек возле штурвала, — здесь бумажные карты. По ним тоже можно добраться. Вот, посмотри.

Шеньшун подступил ближе, и тут красавчик выдернул из ящика револьвер, приставил нуару к животу и без промедления выстрелил, заставив того сложиться от боли пополам:

— Ну, и кто из нас кому теперь нужен? — ехидно поинтересовался он, закладывая широкий разворот. — Не-ет, теперь так просто ты не сдохнешь. Ты меня еще упрашивать о смерти будешь. А ты не дергайся, потаскуха! Не то рядом будешь валяться с кишками наружу!

— Дай его сюда! — Распрямившись, Шеньшун перехватил его руку, выдернул оружие и швырнул за борт.

— Ты что? Ты почему?! — У кучерявого округлились глаза. Он знал, что после ранения в живот люди так себя не ведут. Но страж богов больше не был склонен вести беседы. Он отволок наркоторговца к корме и выкинул вслед за оружием.

Дамира перебежала к штурвалу, вернула катер на прежний путь, заняла кресло капитана, сверилась с отметкой на экране навигатора:

— Кажется, все правильно. Только непонятно, в милях у них тут все или в километрах… Надеюсь, бензина хватит. Шеньшун, ты как? Тебе больно? Тебе помочь?

— Мне больно, Дамира. Но до темноты все пройдет. Какое все-таки мерзкое изобретение — эти ваши пистолеты! Иногда даже кажется, что ими и убить недолго.

— Потерпи. Вернемся домой, там все будет хорошо. Через два дня высадимся у этого… Фонта-Боа. Оттуда самолетом в Бразилию. В смысле, в столицу. И самолетом в Москву. Через неделю будем у себя. Там все всегда всем недовольны, но зато никто нигде ни в кого не стреляет. Включу тебе комп, посажу на диван — и будешь отдыхать. Тихо, мирно и безопасно.

 

Глава девятая

Первую русалку Варнак заметил в ресторане. Точнее — унюхал. Запах тины и влажной ряски пополам с французскими духами из Турции составляли невероятный букет, способный свалить с ног даже быка. Но, к удивлению Еремея, обычные посетители этого амбре не замечали и даже несколько раз пытались заговорить с фигуристой девушкой с длинными русыми волосами или угостить ее вином. Впрочем, так было всегда. Человеческий нос редко когда способен уловить тонкие нюансы ароматов. Не будь Варнак полуволком — и сам бы наверняка не заметил ничего странного.

Девушка от всех угощений отказывалась, в разговоры ни с кем не вступала, но то и дело бросала в сторону Еремея многозначительные взгляды, наматывая на палец прядку волос.

— Ты ее знаешь? — не выдержала Алла Альбертовна. — Не стыда ни совести у девки!

— Конечно, я ее знаю, — усмехнулся Варнак. — Вот только она об этом не догадывается. Юля, амулет, который я просил носить постоянно, с собой?

— Да, Рома.

— Теперь ты можешь убедиться, что мои просьбы не пустой звук. Иди, сядь у стойки перед этой кокеткой, а потом покажи ей медальон.

— Совершенно незачем! — попыталась возразить госпожа мэр, но девочка уже поднялась. — Ерема, ну, зачем ты это делаешь?

— Лекарство от скуки, моя королева, — положил ладонь ей на руку Варнак. — Или ты хочешь, чтобы малышка опять повадилась ездить в ашрам? Мои маленькие чудеса держат ее дома крепче любых веревок. Смотри, что сейчас будет…

«Конопушка», усевшись на банкетку, мило улыбнулась девушке и, словно бы поправляя шарф, убрала его с груди. Русалка шарахнулась так, что чуть не растянулась на полу, и тут же выскочила за дверь. Раскрасневшаяся, донельзя довольная Юля прискакала обратно за столик, жадно выпила свой стакан сока и спросила:

— Видели, как я ее? Здорово, правда? Рома, а что это было?

— У тебя на груди знак Хорса. Ярила, солнца, жара и света. А она — порождение сумерек и влажности. Вот и шарахаются ей подобные от твоего амулета.

— Перестань ребенку голову морочить! — не выдержала разумная и прагматичная Алла Альбертовна. — Не станет человек от обычного значка шарахаться.

— Ты уверена? А сама как вчера перед «кирпичом» тормознула, забыла? Или как перед красным светофором педаль топчешь?

— Это другое дело! И потом, я ведь действую сознательно. Захочу — и проеду. Но это будет нарушение правил.

— Это у тебя просто машина недостаточно умная. А вот как встроит фирма ради твоей же безопасности в бортовой компьютер функцию остановки перед запрещающими знаками и сигналами, вот тут и закончится твоя добрая воля, и останутся одни суеверия.

— Но ведь работает, мама! — встала на его сторону Юля. — Разве ты не видела?

— Лучше бы ты узнала, как работает система налогообложения для малых предприятий, — покачала головой Алла Альбертовна. — Ладно, я побежала, у меня прием. Я тебя очень люблю, милая моя. Хорошо, что ты у меня есть!

Первая леди Корзова крепко обняла свою дочь, поцеловала ее и вышла из ресторана. На Варнака даже не взглянула. Но он не обижался. Здешней королеве, сухой и неприступной, было нелегко переступить через характер даже ради дочери. А уж публично проявить чувства по отношению к кому-то другому — она не позволит себе даже под страхом смерти.

— У тебя прекрасная мама, — улыбнулся Еремей. — Ты просто счастливица.

— Я уже взрослая девочка, Рома, так что не нужно изображать невинность. Ты тоже неплохо устроился.

— Да, я знаю, — не стал отрицать Варнак. — Мне тоже здорово повезло. Я просто подумал о том, что твоей маме совершенно некогда готовить. Может, устроим ей сюрприз? Вкусный домашний ужин вместо ресторанного?

— А что ты хочешь приготовить?

— Лично я не умею делать ничего, кроме макарон с тушенкой. Но я очень и очень надеюсь на твой талант. Например, форель протушить на морковке с луком ты сможешь? Не делай таких глаз, просто попробуй. Если что-то когда-то не сделать первый раз, не сделаешь вообще никогда.

— Ты поможешь?

— Тут такое дело, Юля… Русалки по одной не появляются. Раз заявились — значит, целою толпой. Раз толпою — мне лучше быть рядом с твоей мамой, дабы ничего не случилось. — Он приобнял ее, поцеловал: — Я очень тебя люблю, Юля. Нам повезло, что ты с нами.

В здание администрации Варнак пришел чертовски вовремя — слабый тинный аромат уже тянулся в кабинет главы.

— К ней нельзя, там посетитель! — попыталась остановить его секретарша, но без особого старания. В маленьких городках новости разбегаются быстро, и с Варнаком уже давно здоровались на улицах и в магазинах, предлагали особое меню в кафешках и ресторанах, а милиция стыдливо отводила взгляд, когда он проскакивал мимо на мотоцикле. Кому охота связываться с женихом мэровской дочери? Именно в таком статусе, как не раз издалека слышал леший, его и воспринимали в Корзове. Вот и секретарша ссориться не захотела.

За столом напротив руководительницы, вопреки его ожиданию, сидел благообразный седовласый старец, разложивший какие-то бумаги, расчеты и графики, и старательно водил пальцем, нудно перечисляя:

— Расход воды в половодье составляет пятьсот кубометров в минуту и при среднестатистическом снеговом покрове. К середине лета слив падает до тридцати гекалитров в неделю при общей пропускной способности русла в восемьдесят семь тонн за час.

На шум открывшейся двери посетитель даже не повернулся. А вот Алла Альбертовна недовольно вскинула брови:

— Это ты? — Однако тут же взяла себя в руки и даже улыбнулась: — А это, Константин Георгиевич, один из наших активных защитников экологии, Еремей Варнак. Видимо, страстно желает поучаствовать в дискуссии.

— Еще как. — Леший подступил к гостю, наклонился к самому его уху: — Очень раз знакомству…

На самом деле он для уверенности всего лишь принюхался к «гидрологу» еще раз и, убедившись в своей правоте, присел прямо на стол рядом с ним:

— Наверное, это большая проблема — любить жену, не имеющую никаких документов, возникшую непонятно откуда, не имеющую места рождения, никаких родителей и родственников? Ведь исчезнет — никто и не заметит. И даже заявления в полицию подать не получится. Разве станет МВД разыскивать человека, никогда не существовавшего в природе?

— Что вы себе позволяете, молодой человек?! — возмущенно привстал со своего места посетитель.

— А вам не приходило в голову, Константин Георгиевич, что ваша длинноволосая широкобедрая половинка способна исчезнуть не только в наказание за непослушание, но и помимо своей воли? Вот придет как-нибудь нежданно незнакомец, начертит круг, покажет амулет — и растает она, ако Снегурочка над костром в праздник Масленицы. Почему бы и нет, коли после этого даже вам самому придется помалкивать о случившейся беде?

— Послушайте…

— Не нужно делать круглых глаз, актер вы никудышный, — похлопал его по плечу Варнак. — Скажу проще. Мы с вашей женой из одного муравейника. Просто оказались по разные стороны баррикад. На этот раз вам не повезло. Глава района — женщина, ее девичьи чары не проймут. К тому же, она куда прекраснее любой из ваших чаровниц, так что через чужое влияние тоже ничего не добьетесь. А потому… Привет супруге от великого Укрона.

— Вот оно что… — Седовласый стал неторопливо собирать бумаги. — Так оно даже проще, Алла Альбертовна. Пусть разбираются сами.

— Э-э… — развела руками ничего непонимающая первая леди Корзова. — Наверное…

Посетитель поднялся, оценивающе взглянул на Варнака, даже отступив ради этого на пару шагов, согласно кивнул:

— Отличный выбор, Алла Альбертовна. Долго и счастливо — это я могу подтвердить. Они это умеют. Вот только… Вот только, когда начинаешь осознавать, что они бессмертны… Становится немного не по себе…

— Да, — согласилась госпожа мэр, — вы совершенно правы.

— Прав я или нет, вы поймете лет через сорок, дорогая леди. А пока вам двадцать, молодость кажется вечной…

«Гидролог» вышел из кабинета и тихонько притворил за собою дверь.

— Насчет двадцати мне понравилось, — проводила его взглядом Алла Альбертовна. — А вот про все остальное хотелось бы получить разъяснения.

— Все очень просто. Соблазнить не сумели, обмануть не смогли. Теперь попробуют убить, а потом запугать. Но ты не беспокойся. Они опасны только в своей стихии. На суше они не столь успешны, как пытаются изобразить.

— Ты бессмертен? — Похоже, первый ответ Алла Альбертовна пропустила мимо ушей.

— Ерунда. Наглое вранье. Меня уже убивали как минимум три раза. А может, четыре. Так что…

— Хочешь поссориться? — холодно уточнила женщина. — Я не в настроении для шуток. Что все это значит?

— На такой общий вопрос трудно ответить, моя королева. Что конкретно тебя интересует?

— О чем говорил этот… — Она взглянула на расписание у клавиатуры. — Константин Георгиевич?

— О маленькой войне между хозяевами вод и лесов, в которую иногда вляпываются случайные люди. Для вас это обычные хозяйственные хлопоты, о которых не стоит особо задумываться. Для них — азартная игра, в которой жизнь смертного ценится не выше здоровья комара. Ты же знаешь, азарт сильнее разума. В любом казино даже самые уравновешенные люди моментально теряют рассудок.

— Значит, ты играл мною? Моими чувствами? Подонок, ты меня использовал!

— Ну, уж в чём-чём, а в этом ты меня упрекнуть не сможешь. Я тебя шантажировал. И продолжаю заниматься тем же самым. Грубо и нагло. Возможно, я злобный монстр. Но не кукловод! И если ночью…

— Не ори, — перебила его Алла Альбертовна. — В приемной услышат. Чем ты будешь заниматься ночью, управлению знать вовсе не обязательно. Так ты бессмертен?

— Охота тебе поднимать такие вопросы, моя королева, ответы на которые ты все равно не признаешь? Давай замнем. Не будет повода для размолвок.

— Мне не нравится, Ерема, когда я не понимаю, что происходит в моем районе, — сказала женщина. — Тем более, когда это «что-то» происходит уже со мной.

— Ты все понимаешь. Происходит именно то, о чем мы и говорили с самого начала. Сторонники затопления пойменных земель начали на тебя давить. Просто они избрали не совсем привычный для тебя способ. Ну, тот, в который ты не веришь.

— Да уж… Так ты бессмертен?

— Одна знающая дама сказывала, что подобные мне долго не живут. Тебя это утешит, моя королева? Русалки, кстати, тоже смертны. Просто они не стареют, сохраняют вечную молодость. Но Константин Георгиевич беспокоится зря: если ее не обманывать, русалка будет предана своему избраннику до самой его кончины. Пусть даже он превратится в старый трухлявый пень — она все равно останется рядом. Причем нежной, ласковой и заботливой.

— А ты?

— Что я?

— То самое, — улыбнулась госпожа мэр. — Теперь я начинаю понимать, что имел в виду старик, когда одобрил мой выбор. Ведь вы с его женой, как ты признал, из одного муравейника? Ему, значит, за послушание — жена. А мне? На веки вечные?

— Ты удивительно внимательна, королева, — признал Варнак.

— Молчишь… Ладно, спасибо хоть не соврал. Иди отсюда, у меня прием. Люди с нормальными вопросами, без сумасшествия.

Еремей заколебался, взял ее руку, осторожно коснулся запястья губами:

— Да, моя королева. Я сделаю ради этого все, что в моих силах.

Алла Альбертовна засмеялась:

— Таким клятвам верят только наивные девочки. Но из всего бреда, что я от тебя наслушалась с момента нашего знакомства, эти слова кажутся самыми правдоподобными. Иди, шантажист.

— Отошли секретаршу ненадолго. Защитную руну у порога нанесу.

— Хорошо, — вздохнула Алла Альбертовна. — Раз уж влипла, попробую доверять во всем. — Она нажала кнопку селектора: — Галя, принеси мне, пожалуйста, из буфета горячий пончик и приготовь кофе. — Отпустила кнопку. — Колдуй, чародей, минут пять у тебя есть.

 

Глава десятая

Этим вечером Варнак, как и во все предыдущие дни, встретил свою королеву сразу за порогом дома, подхватил на руки, отнес на диван, опустился на колено, осторожно освободил ее усталые ноги от туфель и поднес блюдо с одиноким запотевшим бокалом.

Блаженно зажмурившись, госпожа мэр откинула голову, сделала глоток, слабо улыбнулась:

— Шампанское… У нас сегодня праздник?

— Сегодня был долгий день.

— Это верно, мне довелось услышать изрядно всякого, странного и неожиданного. А иногда и приятного. Обычный приемный день… Не хочу никуда ехать, устала. Давайте дома поужинаем? Юленька, ты голодна? Позвонить в кафе, или бутербродами обойдемся? В холодильнике, вроде, ветчина и сыр были.

— А я уже собрала на стол, мама.

— Ты мое сокровище! Сейчас, подойду… — Опершись на руку Еремея, она поднялась, перешла кухонную залу и охнула: ее ждал накрытый белоснежной скатертью стол, тарелки, бокалы и обширный лоток, залитый томатным соусом.

— Я сама делала! — не удержавшись, похвасталась «конопушка». — Это форель, тушеная. В рецепте, правда, было написано, что без моркови, но Рома сказал, что с нею вкуснее!

— У меня уже слюнки потекли, милая! Накладывай скорее.

Правильно приготовила девочка рыбу или нет — но для мамы это угощение было, наверное, самым вкусным в мире. Властительница окрестных земель опустошила целых три тарелки, прежде чем, наконец, сдалась, отодвинулась от стола, маленькими глотками пробуя вино и чему-то улыбаясь:

— Сорок лет! Бедный старик… Наверное, они пролетели для него, как один день. Глазом не успел моргнуть. Но я уверена, это был очень счастливый день.

— И он еще не закончился, — поспешил уверить Варнак. — Прости, королева, во дворе пахнуло мокрицами. Кажется, представление продолжается, они прислали лихоманку. Юля, хочешь посмотреть, как действует руна огня на сборных тварей?

— Хочу! — встрепенулась «конопушка».

— Тогда идем…

Вместе они выскочили на воздух, и Варнак придержал девочку на крыльце. По отсыпанной отсевом дорожке к ним медленно ковыляла старушенция — сгорбленная, невысокая, с одним коричневым платком на голове и другим — на плечах.

— Вообще-то, их нужно ловить в круг, — зашептал «конопушке» на ухо Варнак, — и уже в нем накрывать знаком солнца. Иначе она может ловушку обойти. Но это рискованно, так что попробуем в другой раз.

— Это еще кто? — удивленно спросила Алла Альбертовна, выходя с некоторым опозданием.

— Не подходи! Она опасна! — схватил мэра Варнак и тут же услышал восторженный вопль «конопушки»:

— Вот это да! Мама, ты видела?! Она рассыпалась! Просто рассыпалась! В труху!

— И что это было? — тихо поинтересовалась Алла Альбертовна.

— Невинное знахарство. В ашраме такому не научат, — так же тихо ответил Еремей. — Теперь Юле будет там скучно.

— А это что?

Насколько хватало глаз, по всем сторонам участка вдоль забора начала набирать рост трава, падать вперед колосьями, листьями и стеблями, сплетаться в каких-то уродливых каракатиц, глазастых, усатых, когтистых и со жвалами, ползущих вперед медленно и неуклюже — но сразу со всех сторон.

— Хреново. Чуют какую-то слабину, иначе бы так рьяно не перли, — выдохнул Варнак. — Юля, бегом вокруг дома! Проверь подоконники: может, домработница руны стерла. На подвальные стекла посмотреть не забудь!

— А ты? — не поняла женщина.

— А я крылечко посторожу, — спустился со ступеней леший. — Чтобы ей было куда вернуться. Ничего не бойся, королева! В худшем случае нам придется продержаться до рассвета. От солнца болотные чудища разбегаются. Они на нем сохнут.

В кармане Варнака завибрировал давно забытый телефон, не подававший никаких признаков жизни уже почти три месяца — хотя заряжал его леший регулярно. Видимо, повод был достаточно весомый, если про Еремея вдруг вспомнили в такое позднее время и после столь долгого перерыва. Именно поэтому леший, несмотря на происходящее, на звонок все-таки ответил.

— Челеби, ты где? — узнал он голос молодой ипостаси Гекаты. — На двери исторички сработала сигнализация. Похоже, я недооценила способности нашей парочки. Они все-таки вернулись.

— Привратник вернулся, — отключая телефон, вслух сообщил Варнак.

— Рома! Они все вымыты! — закричала из-за угла Юля. — И окна, и подоконники! И мелок дома! Я ничего не успею сделать! Бегите! Нужно запираться внутри!

— У тебя добросовестная уборщица, каждый уголок вычищает, — похвалил домработницу Еремей, возвращаясь на крыльцо. — Кто бы мог подумать — недели руны не простояли, уже все вымыла. А я надеялся, до осени уцелеют.

— Иногда мне хочется тебя убить, Ерема. Ты произносишь вроде бы русские слова и вроде бы стараешься все подробно объяснить, но я все равно ни черта не понимаю! Устала чувствовать себя тупой идиоткой. Повтори по-человечески, что случилось на этот раз?

— Ты же знаешь, мы с ними из одного муравейника, — указал леший на каракатиц, медленно впитывающихся в землю. — У нас есть некоторые разногласия, но главные беды все же общие. Им не справиться с привратником. А я могу. Значит, мир должен спасать я. Мир ведь один на всех, королева: их, мой, твой. И выходит, что теперь мы с болотниками союзники. Пока я не управлюсь, они не причинят вреда ни тебе, ни Юле — кстати, она только что влезла в дом через окно. Теперь прости, мне пора…

— Стоять! — поймала его за руку первая леди Корзова.

— Мне действительно нужно ехать, королева.

— К черту мир, чародей. — Женщина невозмутимо поправила волосы. — Ты ведь теперь мой? Поедешь утром.

 

Глава одиннадцатая

Прохаживаясь по квартире, Дамира привычно открывала краны, окна, включала пакетники электросчетчика:

— Ты знаешь, Шеньшун, каждый раз, надолго уезжая в командировки, я перестаю верить в реальность своей квартиры. Мне кажется, что это сон, фантазия. И даже вернувшись, я еще два-три дня не могу смириться с тем, что она существует. Вроде как я в ней — а поверить не могу! Отвыкаю…

Последним она включила сотовый телефон, оставленный перед поездкой на столе — чтобы не разориться на заокеанском роуминге. Но не успела женщина положить его обратно, как трубка загудела.

— Странно, номер незнакомый… — Она нажала кнопку: — Алло?

— Это вы, Дамира Маратовна?

— Да, я. А с кем имею честь?

— Вы меня легко узнаете. Я тот, кто спас вам жизнь. Очень рад, что вы наконец-то вышли на связь! Вы в Москве? Надеюсь, вы понимаете, что после произошедшего перед вашим отъездом вам лучше не показываться ни в своей квартире, ни на работе? Спасти вас второй раз мне не позволят. Так вы в Москве?

— Д-да… — неуверенно ответила археологиня.

— Мне сегодня повезло, я тоже здесь. Давайте встретимся через час в Бутово, в «Му-му». Заведение многолюдное, внимания мы там не привлечем, и неожиданности в таком месте устроить сложнее. Договорились? Тогда я жду.

— Сказали что-то неприятное, Дамира? — обеспокоился нуар. — Ты изменилась в лице.

— Он прав, — ответила археологиня, глядя на погасший экран трубки. — Отсюда нам лучше немедленно уйти. Боюсь, теперь это и вправду больше не мой дом. Если за квартирой следили… Нет, об этом лучше не думать! Скорее прочь!

* * *

«Му-му» в Бутово при всем старании строителей больше всего напоминало заводскую столовую времен СССР: большущий зал с одинаковыми двуногими столами, столешницы из ламинированной фанеры и железные каркасные стулья. Уголок деревенского уюта присутствовал здесь только вокруг стойки раздачи и ближайших столиков. Однако подобное ущемление прав большинства особо не беспокоило посетителей заведения. Ведь они приходили сюда поесть, а в обширном зале даже в самое оживленное время в избытке имелись свободные места.

Шеньшун и археологиня взяли себе обед, сели за один из столиков в дальнем конце зала и посвятили себя еде. В том смысле, что по сторонам особо не смотрели, и даже не заметили, как к столику подсел мужчина средних лет, коротко стриженный, гладко выбритый и приятно пахнущий, в бежевой сорочке с черным галстуком. На нем был темно-серый костюм, в петлице которого поблескивал странный серебряный значок: кувшин на фоне тележного колеса, причем с ручки кувшина свисала на пару сантиметров цепочка грубого плетения. В одной руке незнакомец держал четки из мелких ониксов, в другой — стакан апельсинового сока.

— Приятного аппетита, — кивнул мужчина. — Имею честь представиться: доктор Кристофер Истланд к вашим услугам. Надеюсь, вы меня помните?

— Кажется, да… — неуверенно ответила Дамира. — Прошлым летом вы оказались на месте… — Она запнулась. — На месте драки. Это вы крикнули, что нас хотят убить.

— Прекрасно! — довольно улыбнулся Истланд. — Значит, вы знаете как минимум то, что я не отношусь к сообществу лиц, желающих вашей гибели. Но это еще не все, Дамира Маратовна, далеко не все. Посмотрите на эту эмблему, — указал он на лацкан пиджака. — Она не вызывает у вас никаких ассоциаций?

— Простите, нет.

— Неудивительно, милая леди, у вас выдался очень насыщенный событиями год. Постараюсь освежить вашу память. Зимой две тысячи одиннадцатого года вы подавали заявку на грант в институт Пастера. Странный, скажу вам, выбор. Но неважно, поскольку в итоге заявка все же попала по назначению. Вы получили письмо с согласием финансировать вашу экспедицию, впервые в истории связанную с раскопками не земляных городищ, а каменного могильника доновгородского периода, потом вели долгую переписку по поводу размера необходимых средств и конкретного места раскопок, получили и подписали финансовые документы. И во время всей вашей переписки, на всех получаемых вами письмах и документах, везде наверху заглавного листа неизменно присутствовала эмблема ордена, с которым вы заключили договор и ведете дело. Ну же, вспоминайте…

— Постойте… А ведь да, правда! Там действительно была эмблема! Да, я помню. Меня еще удивило, что все это должно значить: кувшин, тележное колесо. Но потом я как-то привыкла и перестала обращать внимание.

— «До поры, как порвется серебряный шнур, и расколется золотая чаша, и разобьется кувшин у ключа, и сломается ворот у колодца, и прах возвратится в землю, которою он был», — процитировал Истланд. — Я понимаю ваше сомнение, Дамира. Любой проходимец может прицепить себе на лацкан эмблему ордена и разгуливать с ней, выдавая себя за нашего магистра. Но ведь это несложно проверить. Вы можете обратиться прямо к отцу Эйзелю, настоятелю Багетского монастыря и главе бельгийского крыла нашего ордена — у вас должны иметься все его реквизиты. Ваши раскопки финансировало именно бельгийское крыло. Либо вы можете обратиться в капитул ордена Девяти Заповедей напрямую, найдя телефоны и электронный адрес в интернете. И там, и там монахи ордена немедленно подтвердят мои полномочия. Именно я представляю сейчас интересы ордена, находящегося под покровительством пророка Экклезиаста, и уполномочен вести с вами все переговоры по поводу вашей работы.

— Подождите… — насторожилась археологиня. — Вы хотите сказать, что мои раскопки финансировал христианский орден? Несуразица какая-то… Зачем вам это надо?

— Очень странно слышать этот вопрос от профессионального историка, — вздохнул монах. — Уж вы-то, в отличие от обычных обывателей, должны знать смысл и цели христианского учения. Ну-ка, вспомните, с чего начинается Библия? Евангелие от Иоанна, глава первая, стих первый: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Но так это звучит только у вас, на русском языке. Потому что до перевода текст звучал совсем иначе. — И он продекламировал: — Ен архэ эн о Логос, кай о Логос эн прос тон Тъеон, кай Тъеос эн о Логос. Вы поняли меня, Дамира? Логос! Ло-гос. Логос — это отнюдь не просто «слово», как его читают православные. Логос — это логика, знание, упорядоченность, структура, определенность. В первых строках Нового Завета всем честным христианам указывается, что Бог — это не дедушка с бородой, которого рисуют на открытках. Христианский Бог — это знание! Бог сотворил наш мир, будучи знанием и благодаря знанию, а отнюдь не лепил из глины, как в этом почему-то уверены атеисты. Ой, прошу прощения… Вас не обижает, что я называю вас по имени, без отчества? Я несколько увлекся.

— Нет, ничего, Кристофер. Я знаю, что на Западе принято обращаться к людям по имени. Так что, если вам удобно, то пожалуйста.

— Благодарю вас, Дамира. Но, собственно, я уже все объяснил. Христианство является единственной в мире религией, которое провозгласила своим Богом — Знание. Именно поэтому большинство ученых в нашем мире являются христианскими священниками, монахами, настоятелями, именно поэтому служители церкви отдают свою жизнь изучению химии, физики, биологии. Христианство суть служение познанию, познанию замысла Божьего и Его самого. Ваше исследование обещало ордену новые открытия, неведомую пока информацию для нашей копилки фактов. Так отчего же нам не пожертвовать презренным златом ради высшей ценности?

— Вас послушать, Кристофер, так все костелы, соборы, золотые ризницы и алтари по сути есть тайные химические лаборатории и отделения аспирантуры для особо одаренных? — ехидно поинтересовалась археологиня.

— Совершенно неуместная шутка, мэм. Вы, как профессионал, должны знать, что высшие цели любой организации далеко не всегда совпадают с повседневными потребностями ее последователей. Йоги желают достичь аскезы, но вместо этого вынуждены показывать фокусы ради хлеба насущного. Суфии жаждут очищения души, но вынуждены колдовать для монархов. Христиане обязаны познавать мир, постигать Божий замысел, но в жизни своей они засевают поля и строят дома, они рожают детей и хоронят усопших, они болеют и беспокоятся за близких. Открытие закона сохранения энергии стало важной вехой на пути познания. Но сможете ли вы с помощью этого закона провести обряд бракосочетания или зарегистрировать своего ребенка? Люди живут, им нужны праздники, им нужны места собраний, им нужны… Кстати, хороший пример: вашей стране, русскому народу, всему вашему населению, слишком часто становившемуся жертвой нападений, всегда требовались крепости для защиты рубежей. И поэтому все русские монастыри неизменно являют собой крепостные стены с пушками, оружейными складами, монашескими гарнизонами и продовольственными погребами. Но вы же не считаете пушки символом православия? Если внешняя мишура, если побрякушки для обывателей, свечи и колокольный звон заменили собой суть учения, если обрядовость и песнопения стали в ваших глазах важнее теологии и христианских заповедей — это печально в первую очередь для вас, мэм, но отнюдь не для христианства.

— Простите, Кристофер, я не хотела оскорбить ваших чувств, — пошла на попятную Дамира.

— Я полагаю, вы просто мало знакомы с этой темой, сударыня. А место, где мы находимся, мало подходит для вдумчивых дискуссий. Давайте вернемся к главному нашему вопросу. Мы полагаем, что вы являетесь честным человеком, Дамира. Поэтому буду краток. Орден финансировал вашу экспедицию в полном соответствии с вашими запросами. Теперь орден хотел бы получить отчет о результатах проведенных исследований. Согласитесь, он имеет на это полное право.

— В последний раз, когда у нас испросили отчет о результатах экспедиции, три мои девочки на несколько месяцев попали в психиатрическую лечебницу, а меня великодушно признали отравившейся галлюциногенами. Может быть, лучше не станем трогать эту тему?

— Не беспокойтесь, милая леди. Это только светская наука, в соответствии со своими суевериями, делит факты на возможные и невозможные, на те, которые пригодны для выпрашивания грантов, и ненужные, которые неприятны заказчикам. Христианская наука познает замысел Божий. А чтобы узнать Истину, факты нужно собирать, а не передергивать. Вы покушали? Тогда предлагаю поехать со мной. Я получу отчет, а вы обретете безопасность. Договорились?

— Хотите спрятать под замок?

— Ну, что вы, мадам, нет ни малейшей необходимости! В России сейчас имеется огромное множество баз отдыха. На одной из них, возле Усвят, я снял шестиместный коттедж. Полдня езды от Москвы. Там есть горячая и холодная вода, отопление, свет, широкополосный интернет, прекрасная кухня, баня и сауна, ресторан. И что самое главное: если вы сами не проболтаетесь, никто и никогда не догадается вас там искать. Уверен, вам самим не захочется оттуда уезжать.

— Тогда всего один вопрос.

— Я весь внимание.

— Кто я для вас: мэм, леди, сударыня или мадам?

— Простите мисс, я пятиязычен, — смущенно улыбнулся Истланд. — Иногда сам не замечаю, как перескакиваю. Какое обращение для вас наиболее комфортно?

— В общем-то, все равно… Но «мадам» желательно исключить.

— Как пожелаете, Дамира. Тогда поехали? Я купил здесь машину. Она страшненькая, но зато стоила дешевле холодильника. Даже если сломается через месяц, все равно получится намного экономичнее такси.

 

Глава двенадцатая

Разумеется, Дамира Иманова была честным человеком, и разумеется, она написала свой отчет для ордена Девяти Заповедей. Вот только отчет этот оказался весьма скромным, всего на три машинописные странички, и не подкреплялся никакими фотографиями и видеоматериалами.

— Аскетично, — оцепил его доктор Истланд, пролистывая на ноутбуке. — Отодвинули камень — появились растения, отодвинули крышку — появился мужчина.

— На этом, собственно, экспедиция и закончилась, — пожала плечами археологиня.

— Экспедиция завершается, когда дается всеобъемлющая, взвешенная научная оценка всех находок, милая леди, — закрыл компьютер монах. — Вы же о своей уникальной находке не написали ничего.

— Мне кажется, дальше слов «из саркофага поднялся мужчина» все равно никто ничего читать не станет.

— А давайте опустим на время вопросы здравого смысла. Как говаривал величайший математик прошлого века и один из лучших его ученых, великий Фред Хойл: «Разве невероятность обнаруженного факта является достаточным основанием для его отрицания?» Не станем тупо отрицать случившееся, попытаемся рассмотреть его подробнее. Итак, ваш спутник должен был оценить безопасность этого мира для погруженного в анабиоз бога. Он сделал это?

— Кажется, вы осведомлены о происходящем не хуже моего, Кристофер.

— Разумеется. Ведь орден поручил вести данную тему именно мне. И я не просто так оказался на улице в тот опасный для вас момент.

— Кто на нас нападал? — тут же напряглась Дамира.

— Я все расскажу. Но давайте сперва закроем вопросы ордена, а уже потом перейдем к вашим.

— Нет! Я не смогу спокойно спать, пока не пойму, что нам угрожает.

— Хорошо, я отвечу. На вас напали богиня Геката и посланный лешими оборотень.

— Что за бред вы несете, Кристофер?! — вспыхнула археологиня. — Какая Геката, какие оборотни?!

— Вот видите? Я же говорил, что сперва нужно разобраться с вашими находками, а уже потом обсуждать все остальное. Иначе уж очень длинно получится. Итак, Шеньшун смог оценить опасности современного мира?

— Мы побывали в Пакистане и в Перу. Именно там находились столицы государств, враждебных пермскому. Шеньшун не нашел там никаких следов существования древних богов. Он уверен, что опасные его богу противники уничтожены. Погибли уже достаточно давно, чтобы оставить какие-либо ловушки. Временем уничтожено все, даже сама память о них.

— Ничего опасного?

— Ничего. Простите меня, Кристофер. Не мне, после всего пережитого, обвинять кого-то в безумии.

— Ничего страшного, сударыня. Поначалу я и сам заподозрил у себя помешательство. Я очень надеюсь, вы помните, где именно находится усыпальница?

— Разумеется.

— Это очень хорошо. По вашим координатам за минувший год никому не удалось найти никаких следов раскопок. Надеюсь, вы ничего не перепутали?

— Нет, ничего. Если так нужно, я могу ее показать.

— Надеюсь, понадобится… Так каков ваш подопечный в общении, милая леди?

— Очень любознателен и дружелюбен. Нет, вы не сомневайтесь. Он говорит, нуары создавались, дабы защищать, а не убивать. Все, кто пострадал при встрече с ним, проявляли агрессивность сами. Первыми.

— Это радует. Тогда, может быть, вы позволите задать несколько вопросов от имени ордена ему самому? Честно говоря, я уже давно сгораю от нетерпения, предвкушая такую возможность.

— Я ему не хозяйка, Кристофер, приказывать не могу. Но уверена, он и сам проявит к вам немалый интерес.

— Даже мурашки по коже… — нервно улыбнулся Истланд.

Коттедж, снятый монахом ордена Девяти Заповедей, был не очень велик, но хорошо продуман для комфортного отдыха. Четыре небольшие спальни на втором этаже, две из которых вмещали солидные двуспальные кровати, небольшая кухонка всего два на два метра и просторная гостиная с диваном, двумя креслами, столом и телевизором. Именно в гостиной доктор физико-математических наук Кристофер Истланд и начал свой важный разговор с расположившимся на диване стражем богов.

— Я бы хотел рассказать вам историю человечества, друг мой, — заерзав в кресле, издалека начал монах. — Три с половиной тысячи лет назад, скитаясь по пустыне, одно из человеческих племен столкнулось со знамением. Как рассказывает об этом Писание, они получили Божью волю, запечатленную в виде десяти заповедей. Семь из них касались моралей, которым надлежит следовать в своей жизни людям. Три — указывали на законы мироздания, кои людям следовало помнить. Первая утверждала, что в нашей вселенной нет ни магии, ни чудес, ни колдовства, а существует лишь единая Божья воля. Вторая запрещала слепую веру кому бы то ни было и во что бы то ни было. Третья запрещала призывать Бога всуе и требовала полагаться лишь на самих себя.

Монах прокашлялся и продолжил:

— Откровение не принесло особой удачи этому племени, а заветы не стали обязательны к исполнению. И тогда, две тысячи лет назад, к людям пришел новый учитель, повторивший прежние заветы и в проповедях своих приумноживший их важность. В этот раз призыв к познанию замысла Божьего был услышан и пророс в сердцах последователей богочеловека. Христиане всего мира по крупицам собирали знания свои и приносили в общую копилку, раскрывая мудрость Создателя. Уже в первом веке христианский священник Климент Римский сочинил трактат о том, что земля является огромным шаром. Святой Беда Достопочтенный создал труд «О природе вещей» и написал больше сорока книг по математике, физике и астрономии. Монахи, кардиналы, даже Римские папы соревновались в том, кто глубже сможет проникнуть в тайны мироздания. Монах Роджер Бэкон написал столь замечательные работы по оптике, астрономии и химии, что на него ссылаются до сих пор, Альберт Великий — не менее замечательные труды по биологии, папа Сильвестр II изобрел и изготовил первую в истории астролябию…

Кристофер Истланд запнулся, вздохнул:

— Однако так мы можем утонуть в именах, в тысячах имен. Скажу лишь, что спустя очередные полторы тысячи лет, когда многие из служителей церкви стали забывать о целях и смысле христианства, подменив мудрость обрядовостью, веру — стяжательством, верность Заповедям — пышностью, к людям снова пришел учитель, и началась эпоха Реформации. И снова христианские священники начали поражать мир все новыми и новыми научными открытиями и великими прозрениями. Мендель и Коперник, Дарвин и Кеплер, Пачоли и Флоренский, Мауро и Карпини, Мальтус и Флоровский, Кеплер и Тейяр, Пуаре и Митчел — это их верой и служением Всевышнему создавалось здание современной цивилизации. Именно в те годы зародился и наш орден, орден Девяти Заповедей, находящийся под покровительством пророка Экклезиаста. Именно старанием нашего ордена теология стала тем, чем она является по сей день: базисом для познания мира, основой научного мышления, без которого невозможно ни одно исследование, ни в какой области естествознания.

Доктор Истланд, не удержавшись, встал, подошел ближе, остановился перед нуаром.

— На протяжении многих веков превыше всех других тайн монахов нашего ордена мучила именно эта тайна: кто научил людей думать? Кем является то неведомое существо, что подарило нам заповеди, что следит за их исполнением и возвращает заблудшее человечество на истинный путь каждый раз, когда мы начинает забывать, для чего нам дарован разум? Ответь мне, воин из прошлого, знаешь ли ты, кем был тот, кого мы привыкли называть Богом?

— Очень занимательное и полезное для меня повествование, друг мой Кристофер, — ответил ему страж богов. — Я полагаю, ты испытаешь сильную обиду, если я просто отвечу, что спал во время тех событий, о которых ты рассказывал. Больше того, я знаю, что именно ты хотел бы услышать в ответ. Увы, друг мой. Я хорошо знаю тех, кому служу, и могу твердо сказать: они создали вас, смертные, как расу рабов, обязанных служить им вечно и беспрекословно. Никто из них не станет учить вас, воспитывать и делать равными себе, равными богам. Подобная мысль никак не совместима с их… С их образом жизни, с их культурой, с их воспитанием… Не знаю, как в понятиях смертных точно выразить эту мысль?

— Ничего страшного, друг мой, — осунулся лицом монах. — Я тебя понял.

Шеньшун встал с дивана, виновато кивнул, поднялся на второй этаж и закрыл за собой дверь комнаты.

— Простите, что разочаровали, — развела руками Дамира.

— Разочаровали? — вскинул на нее хитрые глаза Кристофер. — Отнюдь! «По образу и подобию», Дамира. Разве вы забыли? Мы сотворены по образу и подобию! Было у ордена некоторое опасение… И хорошо, что не оправдалось! Если существо, лежащее в усыпальнице, не имеет никакого отношения к дарованным человечеству Заповедям, то нам не за что быть ему благодарным. У нас нет перед ним никакого долга и никакой ответственности. Это не наш Бог!

— Вы придаете слишком большое значение своей вере, Кристофер, — поморщилась археологиня. — Жили люди до христианства, не пропадут и без него.

— Не жили, а прозябали, — поправил ее монах. — Уберите из мира Заповеди — и он в считанные годы скатится обратно к сохе, копьям и курным избам с соломенными крышами. Земляные дороги, ручные зернотерки, мясо раз в месяц по большим праздникам и голод из-за неурожая, выкашивающий половину детей каждые три года — вот что означает жизнь без христианства. Язычество, кровавые культы, нищета. Гаити размером со всю планету. И только крест и его слуги удерживают цивилизацию от падения в пропасть.

— Как страшно! Однако изобрели же люди порох и бумагу, арабские цифры и законы Архимеда еще до того, как Христос вообще появился на свет.

— Порох, бумага… Арабские цифры, Архимед… — Кристофер Истланд пожал плечами. — Вы выбираете странные примеры. Из серии «Поди проверь». Первая публикация с работами Архимеда увидела свет в тысяча пятьсот сорок третьем году. И описывала законы гидравлики, ставшие известными как раз в шестнадцатом столетии. А первая его рукопись, что интересно, была найдена вообще только в двадцатом веке. Не стану говорить, что это вымышленная личность, но — поди проверь. Арабские цифры придуманы в Индии, где стали известны браминам, изучавшим древние счетные таблицы. Откуда они взялись? Поди проверь. Бумага появилась невесть когда, но книги на ней — только в пятнадцатом веке. Порох изобрели китайцы, но впервые выстрелили им в Европе. Мифы, мифы, мифы. Попробуй проверь, истина это или правда? Давайте лучше сравнивать достоверные факты, в которых нет сомнений. Вспомните последние пять сотен лет. Одно время, одна планета, одни и те же люди. За последние пятьсот лет в странах, свято чтящих христианские Заповеди, воспитывающих детей в духе главенства христианской морали и наслаждающихся христианской культурой, успели изобрести паровую машину и мартеновскую печь, бетон и книгопечатанье, автомобили и хронометры, самолеты и танки, кино и фотографию, компьютеры и телефоны, атомные реакторы и космические ракеты. Это так, первое, что пришло в голову. Теперь ваша очередь, милая леди. Расскажите, чего новенького за тот же промежуток времени успели придумать жители всех прочих стран мира, не исповедующих христианства? Что изобрели, открыли, познали те, кто не признает нашу веру главной своей радостью? Очень хотелось бы услышать.

— Вас послушать, Кристофер, так кроме как в Европе, среди католиков и протестантов, жизни вообще не было.

— О-о, у сударыни взыграла гордость за свою великую Родину? — рассмеялся монах. — Что же, я признаю, в России тоже жили и живут христианские священники, и они тоже чтят требования Божьих заповедей. В моей области, в физмате, наиболее известен пермский священник Михаил Первушин с его теорией простых чисел. Вроде бы, он получил за нее премии и Неаполитанской, и Петербургской академий. Отец Иакинф знаменит «Записками о Монголии» и «Описанием Тибета», протоиерей и профессор Каледа известен трудами по геологии. Русские изобрели «русский свет» и «таблицу Менделеева», радио и полевые кухни. Но вы не забывайте, дорогая моя Дамира Маратовна, что Россия тоже христианская страна! Открытия совершают лишь те, кто чтит богочеловека и священные Заповеди.

— Россия, господин Кристофер, страна многонациональная и многоконфессиональная. У нас мирно и дружно уживаются и буддисты, и мусульмане, и язычники, и даже зороастрийцы.

— Я знаю. Вот только девяносто процентов вашего населения считают себя православными. А значит, вы есть страна христианской культуры. Разница лишь в том, что в нашем мире любое инакомыслие вытравлено каленым железом еще много веков назад. А в вашем — нет. У нас христианства сто процентов, у вас — только девяносто. Именно поэтому Россия всегда отстает от стран запада в научных и технических разработках. Чем меньше христианства — тем меньше знаний. Больше христианства — больше знания. Таковы законы мироздания, так было, есть и будет во веки веков!

— В Европе сто процентов христиан? — Дамира звонко расхохоталась. — Господин Кристофер, как давно вы последний раз выглядывали на улицы своего мира? Какую из столиц вы считаете своей? Париж, Берлин, Рим? Вы не в курсе, кому там запретили носить паранджу?

— Это временно… — У монаха сразу испортилось настроение. — Ничего, вот когда начнут останавливаться реакторы, когда обвалится телефонная связь и погаснут мониторы… Будем надеяться, мир прозреет не слишком поздно.

Археологиня поняла, что ударила Истланда по самому больному месту. Монах не хуже ее видел, что именно происходит, и прекрасно понимал — его цивилизация умирает. Медленно, а потому незаметно — но умирает. Все то, что выстроено многими десятками поколений, что найдено, добыто в муках, накоплено терпеливым трудом: знание, формулы, законы, факты, — все это, капля за каплей, вытекает меж пальцев утративших веру обывателей. И дело, которому Кристофер Истланд посвятил свою жизнь, почти потеряло смысл. Собранной орденом мудростью уже очень скоро некому будет воспользоваться.

— Почему ваш орден носит название Девяти Заповедей? — спросила она. — Ведь их десять!

— Братство не должно отдыхать по субботам, — ответил Истланд. — Наш орден посвящает познанию замысла Господнего все свои дни и помыслы. И каждое новое открытие укрепляет нашу веру.

— Тогда что еще вы хотите узнать сегодня?

— Если я не смог узнать ничего нового о нашем прошлом, почему не исследовать чужое? — потер ладони монах. — Как археолог, Дамира, вы должны понимать, насколько это будет увлекательно. Новый, абсолютно неведомый мир! В который до нас не заглядывал никто и никогда. Привратник что-нибудь говорил вам о своем прошлом?

— Немного. Что боги летали на драконах, что в строительстве смертным помогали динозавры. Если честно, первую половину нашего знакомства я его жутко боялась, а вторую в нас постоянно стреляли. Мне было не до расспросов.

— Тогда, может быть, попробуем начать это прямо сейчас? — заговорщицки подмигнул ей монах. Предвкушение новых открытий удивительно быстро поправило ему настроение. Дамира задумчиво поправила волосы и кивнула. Ведь она тоже была ученым, и поиск нового был и ее смыслом жизни.

Шеньшун, разумеется, сидел перед компьютером и развлекался просмотром видеороликов. Как показалось археологине — всех подряд. Тем более что ни смысла дикторского текста, ни авторских титров он понять не мог. Увидев гостей, нуар без колебаний закрыл браузер и повернулся к ним:

— Рад, что ты так быстро успокоился, Кристофер, Ты очень интересный собеседник. Желаешь рассказать что-нибудь еще?

— Нет, друг мой, — придвинул себе стул монах. Дамира уже успела присесть на край постели, положив рядом с собой диктофон. — Сегодня я и так слишком много болтал. А христианину надлежит больше слушать. Я поведал вам историю моего мира. Теперь мне хотелось бы услышать историю вашего.

— Я не знаю ее, Кристофер, — спокойно ответил страж богов. — Я воин, а не христианин. Я охранял бога. В этом смысл моей жизни и моя история. Что и откуда возникло, когда это случилось, мне неизвестно.

— Охранять — это ведь тоже не самое простое занятие. Как это происходило, расскажи подробнее?

— Когда бог отдыхал дома — я оставался снаружи, когда ходил — я ходил вместе с ним. Когда летал — я тоже летал.

— Как выглядел бог, ты можешь его описать?

— Как бог! — даже удивился такому вопросу нуар.

— А его дом?

— Удобным. Большим. Красивым. — Шеньшун пожал плечами. — Дом как дом.

— Хорошо, — проявил сдержанность монах. — Попробуем начать с самого истока. Ты помнишь свое детство?

— Нет. Я страж богов, нас выращивают сразу взрослыми.

— И ты сразу становишься стражем?

— Да. Нас учат сражаться с драконами, зверьми, людьми, и мы становимся стражами.

— Так сперва учат — или вы сразу начинаете охранять богов?

— Сразу начинаем охранять. И нас учат. Бог сам отбирает лучшего.

— А где вы живете?

— В домах. Рядом с богами.

— Они большие, красивые и удобные?

— Да. Ты их видел, Кристофер?

— Я догадался… — Монах впервые за день извлек из кармана четки и застучал камушками. Примерно через минуту уточнил: — Шеньшун, друг мой, вы поможете нам узнать свой мир?

— С радостью, Кристофер.

— У меня есть хороший товарищ. Он помогает людям вспоминать всякие мелкие моменты из своего прошлого и рассказывать о них. Вы не будете против, если он поможет и вам подробнее рассказать нам о своем мире?

— Конечно, нет, Кристофер. Пусть приезжает.

— Спасибо, — поднялся монах.

Дамира выскочила вслед за ним:

— Вы хотите его загипнотизировать, Истланд?

— Да, — не стал отпираться монах. — Вы же видите, из него каждое слово клещами тянуть приходится! Мы так и за год ничего не добьемся. Либо он намеренно скрывает от нас свое прошлое, либо он и вправду… воин… Под гипнозом люди намного словоохотливее, сообщают много деталей. И что немаловажно — под гипнозом не врут. Для нас это тоже очень важно.

— Вы полагаете, это… честно?

— Раз он сам не против, то почему бы и нет? Уму непостижимо, рядом с нами уже столько времени живет страж богов, а мы до сих пор не знаем, как выглядят его подопечные! Вы полагаете, это нормально?

— Не знаю… — Дамира заколебалась. — Под гипнозом нередко говорят то, что хотят услышать спрашивающие, а не то, что происходило на самом деле.

— Нужно уметь задавать вопросы. — Истланд пошел вниз.

Женщина вернулась в комнату, положила руки нуару на плечи:

— Все ролики гоняешь. Интересно?

— Такое ощущение, что смотришь из окна своего дома сразу на весь мир. Слов не слышно, знаков не разглядеть. Но постепенно все равно начинаешь понимать, что, зачем и почему.

— Ты намеренно скрываешь, как выглядит твой бог?

— Дамира, — погладил ее руку нуар. — Как я могу сказать тебе о том, для чего у тебя нет слов? Я говорю: бог. И вы слышите: бог. Но почему-то этого не понимаете. Но ты не беспокойся. Кристофер умный и находчивый. Он наверняка чего-нибудь придумает.

 

Глава тринадцатая

Вызванный монахом гипнотизер выглядел солидно и респектабельно: очки в тонкой золотой оправе, благообразная прическа, короткая седая борода, солидное брюшко, спрятанное под костюмом-тройкой, и золотой же брегет на длинной цепочке в кармане жилета. При всем благообразии по-русски гость не понимал ни слова, общаясь с окружающими на ломаном немецком, а с доктором Истландом — на французском языке. Прибыл он поздно вечером, на такси со смоленскими номерами, и нуар со спутницей увидели его только поутру, за завтраком, через час после которого монах и назначил сеанс «погружения». За отведенное время гость переоделся и вышел в гостиную в накрахмаленном халате такой белизны, что даже глаза заболели. Причем на левой стороне халата был приколот бейджик — словно здесь, в коттедже, психотерапевта могли с кем-то перепутать.

— Начнем? — деловито поинтересовался доктор Истланд. — Пьер полагает, его пациенту будет удобнее всего сесть в кресло и положить руки на подлокотники. Чтобы не потерять равновесие во сне. А вы встаньте рядом, сударыня. Если Шеньшун испытает сильное беспокойство, вы сможете взять его за руку, поговорить.

Нуар кивнул и пересел, куда было указано. Дамира встала за его спиной.

Психотерапевт, что-то непрерывно говоря, достал из кармана изрезанный множеством граней, стеклянный шарик на длинной нитке, стал раскачивать его из стороны в сторону, не прекращая однообразной заунывной речи. Внутри шара засветилась лампочка.

Что там внушал стражу богов гипнотизер, археологиня не понимала — но для Шеньшуна разницы между человеческими языками не существовало. Следуя указаниям Пьера, он закрыл глаза, расслабленно положил голову на подголовник. Не останавливая бормотания, психотерапевт выключил и спрятал сверкающий маятник, отступил к дивану, уселся на него. Ненадолго замолчал, сказал что-то еще. Внезапно он заорал во весь голос, сорвавшись с места, яро метнулся через гостиную, с грохотом врезался головой в стену, тут же отлетел назад и опрокинулся на спину, раскинув в стороны руки. Из кармана его выкатился на пол стеклянный шарик и радостно замигал.

Доктор Истланд подбежал к французу, нащупал у него пульс, облегченно вздохнул, выпрямился и потрогал бревенчатую стену, на которой от удара осталась ощутимая вмятина. Махнул рукой:

— Никто не заметит. Шеньшун, друг мой, мне отчего-то кажется, что вы не спите, — повернулся он. — Вы не могли бы пояснить, что сейчас случилось?

— Этот смертный решил, что способен навязать свою волю стражу богов, — открыл глаза нуар. — Когда он сделал это, я вернул ему его внушение, подкрепив приказ своею силой.

— Ты его чуть не убил, Шеньшун! — мягко укорила его археологиня, положив ладонь на плечо. Так, чтобы ее краем ощущать обнаженную шею любимого.

— Прости, это вышло случайно. Я воин, я привык сразу отвечать на нападение, не теряя опасных минут на долгие размышления. Как ты отдергиваешь руку от огня, так я отталкиваю того, кто ломает мою волю.

— Могли бы и предупредить, что не поддаетесь гипнозу! — раздраженно проворчал с кухни монах.

— Я не знаю, что такое «гипноз», — спокойно возразил Шеньшун. — Ты обещал, Кристофер, что позовешь человека, который помогает вспоминать и рассказывать. Ты не говорил, что он ломает чужую волю.

Дамира ехидно усмехнулась. На этот раз необычайно умный монах дохитрился до того, что обманул сам себя.

Доктор Истланд не ответил — он уже набрал полный рот воды и решительно пшикнул ею в лицо психотерапевта. Тот охнул и громко, тяжело задышал. Монах протянул ему руку, но француз ее отпихнул, встал сам и тут же разразился длинной тирадой. Кристофер ответил, гипнотизер повысил голос еще более, Истланд ответил тем же.

Дамира мягко провела ладонью нуару по щеке.

— Пьер крайне недоволен, — перевел страж богов. — Кристофер напоминает, что наш гость знал о сути и важности эксперимента, что это невероятно, эпохально… Про грех гордыни говорит… — Он послушал дальше и перевел еще короче: — Ругаются.

— Милый, хочешь, я сварю тебе кофе? — не скрывая ехидства, спросила женщина.

— Хочу, — согласился нуар.

К тому времени, когда они немного подкрепились, закусив крепкий и горячий напиток круассанами, спорщики слегка успокоились, беседуя уже уравновешенно, обычными голосами. Наконец, психотерапевт что-то тихо пробурчал, кивнул, недовольно дернул головой и отправился к себе в комнату. Монах же повернулся к переместившейся на диван парочке:

— Я хочу выразить вам свою благодарность за ту огромную помощь, которую вы оказываете нашему ордену в его исследовании. Надеюсь, друг мой и вы, милая леди, и в дальнейшем будете так же щедры в своем содействии.

— Вам так понравился ваш опыт, Кристофер? — искренне изумилась Дамира.

— Еще как! После маленькой простительной истерики, связанной с пережитым потрясением, Пьер рассказал, что же стало причиной его столь резкой… реакции. Итак, он начал сеанс. Когда Шеньшун закрыл глаза, Пьер внушил ему, чтобы тот мысленно вернулся назад, в прошлое, во времена войн богов. И почти сразу сам очутился посреди просторного луга, поросшего ковылем и тюльпанами, недалеко от заснеженных гор, поднимающихся слева от него у самого горизонта. Справа, тоже достаточно далеко, тянулся лиственный лес. Ну, вы понимаете, хвойный бор имеет совсем другой цвет и иные кроны. На этом лугу Пьер работал. Не один, вместе с еще шестью мужчинами. Все до единого были полностью обнажены.

Кристофер Истланд отер неожиданный пот со лба и продолжил:

— Примерно в ста метрах перед ними через луг шел большой горбатый динозавр, очень похожий на уданоцераптоса. Своей огромной мощной челюстью он, словно ножом бульдозера, прорывал в земле траншею глубиной примерно по пояс. Греб и греб, разваливая грунт по сторонам. Люди, двигаясь следом, брали валуны из уже заготовленных вдоль канавы каменных куч и мостили ими дно и боковины этого канала. То есть, я так полагаю, строилось что-то вроде оросительной канавы. Иначе зачем камни? Только для того, чтобы вода стенки не размывала. Логично, да?

Он подождал ответа, но Шеньшун и археологиня молчали. Монах продолжил:

— В общем, они строили канал. Пьер не успел толком включиться в работу, как кто-то тревожно закричал. Всего на миг. А дальше все случилось практически бесшумно. Сверху стремительно соскользнули огромные крылатые твари, размером с автобус, с длинной пастью и кожистыми крыльями. Наверное, птеранодоны. Они с лета хватали людей за головы, подбрасывали вверх и ловили в пасть, заглатывая целиком. Пьер в ужасе кинулся бежать. Его можно понять, впечатления были столь яркими, что предсмертный ужас тоже оказался реальностью. Ему показалось, что возле уданоцераптоса кто-то спрыгнул и резанул динозавру шею, но он, конечно, не приглядывался. Для него наступила темнота. Уж не знаю, потерял он сознание от удара, или его просто съели. Все.

— Он хотел увидеть войну богов, — пожал плечами нуар, — он ее увидел.

— Обратите внимание, какой подробный и красочный пересказ! — вскинул палец монах. — Не то что у отдельных джентльменов, берегущих слова, будто каждое из них на вес золота. Я бы с радостью выпил шампанского за столь убедительный успех нашего начинания!

— Подождите, — не поняла археологиня. — Какой успех? Вам же не удалось погрузить Шеньшуна в гипнотический сон!

— Так ведь у нас и не было такой цели, сударыня. Мы хотели узнать мир вашего друга во всех его подробностях. Какая нам разница, кто эти подробности опишет — сам страж богов или вступивший с ним в контакт психотерапевт?

— Мне кажется, вы излишне увлеклись, доктор Истланд, — проснулся в Дамире историк. — У медика, ничего не знающего о прошлом, под гипнозом возникло видение о месте, где он никогда не бывал, и о времени, когда его еще и в помине не существовало. Боюсь, с такими фактами о неведомом прошлом вас поднимут на смех даже в вашем ордене.

— Но ведь эти видения совпадают с реальным прошлым! Ведь так, Шеньшун?

— Да, Кристофер, — кивнул нуар.

— Ладно бы это были воспоминания стража богов, — скептически скривилась археологиня. — Но ведь Пьер рассказывал про какого-то землекопа! Вам нужны реальные описания прошлого, доктор Истланд, или фантазии на тему? Почему вы решили, что француз не бредил после удара головой?

— Он получил эти воспоминания под воздействием стража богов!

— Беспочвенные рассуждения, доктор. Докажите. Докажите, что слова вашего гипнотизера заслуживают доверия. Есть какие-то документальные подтверждения? Где именно копалась канава, найдены ли в этом месте следы ирригационных работ, останки убитого динозавра? Откуда вообще Пьер может знать хоть что-то из событий прошлого, почему ему нужно верить?

— Вы правы. — Монах выудил свои ониксовые четки и торопливо защелкал костяшками. — Вы правы, это придется как-то объяснять и доказывать, аргументированно обосновывать… Хотя понимание у меня, конечно же, есть. Знание, полученное помимо личного опыта, у человека появиться может.

— Интересно, откуда?

— Вы понимаете, милая леди… — Доктор Истланд, подзабыв о четках, забегал по гостиной. — Вы понимаете… Есть такая очень интересная теория… Имя Тейяра де Шардена вам о чем-нибудь говорит?

— Знаменитый французский палеонтолог, эволюционист, открыватель синантропа. Умер в середине прошлого века, — отчиталась Дамира. Такие имена она как историк знала на память.

— Скупо, — остановившись, ответил монах. — Отец Тейяр был прекрасным ученым, археологом, антропологом, доктором наук в области палеонтологии, профессором геологии в Парижском университете, был рукоположен в священники в возрасте тридцати лет, а еще являлся кавалером ордена Почетного легиона, полученного на Первой мировой войне. Он был бы достойным членом ордена Девяти Заповедей, но, увы, предпочел познавать замысел Божий в рядах ордена иезуитов. Именно он по личному поручению Папы искал в Китае, Центральной Азии, на Памире, в Бирме, Индии, на Яве останки предков человека, пока не раскопал в Чжоукоудяне первые останки представителя вида Homo erectus. Вернувшись с Тибета после очередной экспедиции, он написал книгу, в которой доказал существование ноосферы, Можно назвать это информационным полем, или воплощением Господа как чистого знания, или описанием всей Земли как единого существа. Сложно сказать, ибо книга Тейяра, изданная сразу в нескольких разных редакциях и предписанная к изучению в католических семинариях и иезуитских колледжах, через пять лет после смерти автора, в тысяча девятьсот шестидесятом году, внезапно была изъята из всех школ, колледжей и библиотек, и уничтожена. Полностью, все тиражи. Орден иезуитов решил, что эта тайна слишком опасна, чтобы стать достоянием человечества. Даже если она будет известна только священникам.

— Любое знание вселенной, доступное любому в любой момент? Я бы тоже испугалась публиковать такие секреты, — признала Дамира. — К тому же, эта теория так и не получила подтверждения. Никто не знает, каким образом можно получать доступ к разуму ноосферы?

— Неудивительно, если учесть, что теория и тайна общения с абсолютом замурована в архивы папской Академии наук и недоступна никому из ныне живущих. Но! — вскинул палец монах. — Можно предположить, что энергетика стража богов, куда более мощная, нежели у простых смертных, пробивает некий барьер и позволяет разуму человека получить нужную в данный момент информацию.

— Пусть будет так, — пожала плечами археологиня. — Теперь предоставьте подтверждение. Дайте мне информацию, которая получена через ноосферу и подтверждена из независимых источников.

— Доказательство… — защелкали костяшки четок. — Что может быть доказательством?

— Предъявите мне ранее неизвестный факт, который я смогу проверить и убедиться в его достоверности. Тогда можно будет предположить, что и остальная информация из того же источника тоже соответствует действительности.

— Легко сказать! Как вы проверите истинность событий случившихся сто тысяч лет назад?

— Если ноосфера сохраняет любое знание — выберите события поближе, только и всего.

— Это возможно, друг мой? — повернулся к Шеньшуну монах. — Посмотреть на что-нибудь, происходящее сейчас?

— Пьер увидел то, что желал, я всего лишь отразил его попытку сломать мою волю. Пусть сделает то же самое, но с другим желанием, — ответил страж богов. — Мне интересны ваши старания, я не стану им мешать.

— То есть, мы можем узнать все, что угодно? — жадно облизнул губы доктор Истланд. — Поговорить с Вальтером Ритцем? Узнать, кто отравил Климента Пятого? Увидеть, как свершалось распятие? Кто продиктовал священные Заповеди?

— Вы совсем забыли, что нам нужно подтверждение теории, — покачала пальцем археологиня. — Кто подтвердит, что рассказ загипнотизированного человека о даровании Заповедей соответствует истине?

— Это неважно, — развернул плечи монах. — Если мы сможем узнать хоть что-нибудь об этой тайне, это уже само по себе окупит все старания ордена!

Дамира примирительно вскинула руки. Она ничего не теряла от появления еще одной версии древнего сказания. Кристофер Истланд торопливо поднялся на второй этаж и вскоре вернулся, ведя психотерапевта, на ходу надевающего халат. Уже в гостиной монах начал азартно объяснять гипнотизеру, что от него требуется. Француз отвечал недовольным тоном.

— Ничего не получится, — перевел для женщины нуар. — Чтобы направить пациента к какому-то событию, нужно знать, куда его отсылать, место и время события, воспоминание о котором желаешь получить. Хотя бы место, чтобы, плавно уходя в прошлое, в итоге выйти к нужному моменту. А где и когда пророку продиктованы заповеди, никто не знает. Ни я, ни он. И про папу Климента он первый раз слышит.

— По ведь он смог увидеть эпизод из войны богов!

— Я знал, когда это происходило. Или он был уверен, что знаю? Я пока не очень понимаю его объяснения…

— Дамира, Пьер не историк, он психотерапевт, — внезапно обратился к археологине доктор Истланд. — Мне кажется, все его познания о прошлом ограничиваются Столетней войной и высадкой в Нормандии. Ну, и последними выборами президента. Это вас устроит?

— Хотите доказать существование ноосферы — приведите неизвестные ранее факты, которые можно проверить. Все, что связано со Столетней войной, проверить будет трудновато. Все, что связано с высадкой, может быть объяснено фильмами, книгами и школьным курсом. Под гипнозом пациент вспомнил что-то из увиденного ранее, только и всего.

— На вас не угодить, мэм! Неизвестные факты… Знать бы, где их искать?

Гипнотизер сказал еще пару слов.

— О! Оказывается, наш друг Пьер однажды посетил Египет. Пирамиды в качестве неизвестного факта вас устроят?

— Вполне, — неожиданно согласилась археологиня. — По Древнему Египту на сегодня накоплено огромное количество информации. Если вы предоставите хоть что-нибудь новенькое… — например, о строительстве все тех же пирамид, — это заявление можно будет легко и быстро проверить, сравнив с тем, что мы уже знаем о земле Та-Кем. Для десятков тысяч специалистов подобный аргумент станет решающим в оценке качества источника информации.

— Отлично! Тогда прошу вас, друг мой… — Кристофер приглашающе указал нуару на кресло.

— Полагаю, это место лучше оставить для вашего товарища, — резонно предположил Шеньшун.

— И то верно! — согласился монах и перешел на французский.

Врач внимательно его выслушал, кивнул и вытянул из кармана стеклянный шарик…

* * *

…несмотря на закатное солнце, пески продолжали дышать жаром, обжигая босые пятки. Летток шагал шестым в их восьмерке, удерживая на плече бревно как раз перед плотно подвязанной к натертому подпятнику, качающейся опорой. Ноша была не тяжела — на своем пути к пристани бригада скорее отдыхала, нежели работала. Хотя корзина с хлебом, курицей и двумя кувшинами пива за этот день им все равно полагалась, Строительство пирамиды — работа почетная и очень прибыльная. Не только сам всегда сыт — на содержание, назначенное повелителем, две семьи прокормить можно.

Однако время отдыха еще не наступило. Незадолго до заката их восьмерка встала в короткую очередь у причала, на который шардуф из пяти длинных пальмовых стволов выгружал с плота каменные блоки. Устройством не без труда управляли сразу тридцать человек под командой писаря, и еще трое стропальщиков трудились на причале и корабле. Их работа казалась самой простой — лови канат, вдевай в петлю, крепи палкой. Но Летток ведал, что сюда назначаются самые опытные из каменщиков, и содержание у них втрое превышает содержание простых таскателей. Стать стропальщиком было главной мечтой Леттока — но он знал, что это невозможно. Ведь таскателей — не счесть, целый поселок. А стропальщиков — всего половина сотни на все строительство.

К канату прицепили очередной камень. Писарь, сделав отметку на папирусе, громко крикнул, и тридцать шардуфщиков, разом потянув веревки, опустили свой край гибкой пальмовой связки, побежали по причалу. Камень, оторвавшись от палубы, с обманчивой легкостью скользнул над бортом, над полоской воды и жердяным настилом причала, бухнулся на песок. Береговой стропальщик отцепил его, махнул рукой ожидающей очереди восьмерке.

Бригада подбежала, старший просунул короткий конец бревна в петлю обвязки, подправил опору:

— Готово!

Остальные рабочие его бригады дружно навалились на длинный конец, отрывая камень, пробежали десяток шагов к реке. Бревно со скрипом повернулось на подпятнике, сместив камень на один шаг в сторону. Восьмерка, опустив груз, приподняла бревно, побежала вперед, смещая и рычаг, и опору. Опустила, навалилась, отрывая строительный блок, перешла назад, сместив груз еще на шаг, опять перебежала.

Первые десять перемещений самые трудные — нужно успеть освободить место разгрузки до того, как шардуфщики успеют прицепить и перенести новый камень. Великое строительство требовало много блоков, и шардуфы на причалах работали непрерывно, днем и ночью, не зная отдыха, оставляя лишь краткий миг, в полдень и в полночь, чтобы бригады рабочих могли сменить друг друга.

Пальмовая связка сместилась над причалом в одну сторону, в другую, задержалась. Туда-обратно, задержалась. Туда-обратно — задержалась. Туда-обратно — и настало время восьмерки Леттока.

Едва их камень коснулся песка — старший тут же кинулся вперед, направляя комель бревна в петлю, укладывая веревку в отполированный за много месяцев работы глубокий паз, махнул:

— Готово!

Летток вместе со всеми навалился на длинный конец рычага, поворачивая бревно на подпятнике и смещая блок на первый шаг в сторону пирамиды, вместе со всеми перебежал, перенося свободный край бревна вместе с привязанной опорой, снова повел назад…

Вперед…

Назад…

И место для разгрузки свободно! Шардуф уже качнулся, снимая с баржи последний груз, но восьмерке Леттока больше уже не грозило наказание за медлительность.

Потом стало легче. Чем дальше от канала, тем шире расходились бригады, дабы не мешать друг другу, тем меньше становилось суеты. Восьмерки уже не бегали, а спокойно ходили вперед-назад, ворочая, словно веслами, своими длинными рычагами на скрипучих переносных подпятниках. Над песками сгустилась ночь, но работа не останавливались. В холодном свете звезд потные таскатели продолжали вымерять пустыню шагами — вперед-назад, вперед-назад. На каждые десять человеческих шагов — два локтя смещения у строительного блока.

Скрипы начали стихать только глубокой-глубокой ночью. Собираясь возле камней, работники вырывали в песке небольшие ямки для бедра и плеча, подгребали холмик под голову — и укладывались прямо рядом с грузом, чтобы забыться коротким сном. Но ненадолго. Ранним утром всех поднимали лучи Ра, выплывающего на своей ослепительной ладье из-за горизонта. В этот священный миг пробуждения всего живого бригадир раздавал работникам по лепешке, делил воду, и восьмерка снова бралась за работу, стремясь полностью использовать самые блаженные — уже светлые, но еще прохладные — утренние часы.

К полудню пустыня раскалялась — и бригада падала, прячась в куцей тени блока, зарываясь в песок, накрывая голову повязками. Это и было основное время отдыха — и более долгого, нежели ночью, и спокойного. Да и спалось днем намного крепче.

Вечерний час пробуждения назначался старшим — по его команде бригада поднималась и под палящими лучами снова бралась за длинный край бревна, уже мечтая о ночной прохладе.

Новый рассвет восьмерка всегда встречала веселее предыдущего. Ведь впереди уже слышались стуки каменщиков, пищали полозья подъемника, а некоторые даже утверждали, что слышали запахи еды из домашнего очага. Это были последние парасанги долгого и тяжелого пути. Обычно уже к полудню бригада наконец-то ставила свой камень на извечно размочаленный настил подъемника, связанный из пальмовых макушек, старший выдергивал из петли короткий конец бревна, и писарь громко кричал:

— Бло-ок! — Делал отметку в своем папирусе и выдавал бригадиру кедровую палочку с вырезанной на одном конце головой Амона.

Эту палочку старший менял в селении, у жрецов храма, на корзину, в которой лежали хлеб и мясо, и на шесть кувшинов с пивом. Еду он относил в дома таскателей, их семьям, забирая с собой только два из кувшинов с пивом и свежие лепешки для работников. С ними бригадир догонял свою восьмерку, и во время дневки все с наслаждением отпивались ячменным нектаром, подкрепляли силы, после чего шагали дальше, к каналу, за новым блоком. Ведь еда не достается таскателям просто так!

Но сегодня все будет иначе. Сегодня восьмерка договорилась не уходить сразу обратно на причал, а навестить семьи, провести с ними хотя бы день, отдохнуть, поспать в нормальной постели и посидеть за обильным общим столом. Летток же намеревался переодеться в льняную тунику, купленную еще перед половодьем, выбрать в лавке самую красивую тарелку и навестить синеокую Тигис, дочь Хонсамона, в прошлый раз сказавшую, что он слишком редко появляется на их улице. И потому молодой таскатель едва ли не старательнее всех ворочал сегодня двадцатилоктевое бревно. Ведь каждый его поворот еще на один шаг приближал его к пышнотелой и манящей, юной Тигис…

* * *

— Жалко, что вы проснулись слишком рано, Пьер, — покачала головой Дамира, когда француз закончил свое повествование. — Очень хотелось бы узнать, как оно там сложилось у Леттока и Тигис?

Монах перевел. Психотерапевт виновато улыбнулся и развел руками.

— Теперь резюме… Мои поздравления, доктор Истланд, теперь вам есть о чем рассказать вашему ученому совету. Или как там оно в религиозных орденах называется? Если оценить услышанную историю по пунктам, выделю два. Первый связан с перемещением строительных блоков. Должна признать, про подобный метод я слышу впервые. Классическое описание их транспортировки предполагает таскание камней на деревянных салазках. Я понимаю, звучит это исключительно бредово, поскольку такой транспорт требует хорошей дороги, постоянной смазки полозьев и бригад в полсотни человек. Бред — но другого объяснения у египтологов не имеется, ибо, как известно, в эпоху строительства пирамид колесо в Древнем Египте известно еще не было. К тому же, Жорж де Морган двести лет назад нашел сани в одном из заброшенных храмов.

— А у меня в кладовке можно горные лыжи найти, — ответил монах. — Но это вовсе не значит, что я езжу на них в консерваторию.

— Как я поняла, — продолжила археологиня, — в этой качалке из бревна с опорой длина рычага составляла один к десяти. При среднем весе тогдашних блоков в две с половиной тонны, нагрузка для рабочих будет составлять от двухсот до двухсот пятидесяти килограммов. Да, бригада из восьми человек справится с доставкой камней без труда. При этом им не понадобится ни колес, ни качественных дорог, ни смазки. Второй пункт — это оплата труда. Хлеб, курица и два кувшина пива в день на восьмерых. Данные по расходам на содержание рабочих у специалистов встречались, достаточно сравнить мнение ноосферы и египтологов. Но, в общем и целом, доктор Истланд, мои поздравления. Всего за час вы насобирали материала еще на одну докторскую степень. Теперь прошу меня простить, мне нужно к компьютеру. Хочу освежить память и увериться, что не ошибаюсь.

Дамира не ошиблась. Ошибся доктор Кристофер Истланд, отославший руководству подробный доклад о результатах своей работы и исследованиях за минувший месяц. Доверенный представитель ордена был уверен, что добился больших успехов, и в его отчете даже проглядывали нотки гордыни. Однако мнение профессора отца Курта, настоятеля Багетского монастыря и главы Бельгийского крыла ордена, оказалось совершенно другим:

— Ваши старания, брат мой, напоминают стремление нищего собрать все попавшиеся на дороге медяки, но не прикоснуться к просыпанной груде золота, — холодно сообщил он в разговоре по «скайпу», состоявшемуся уже через день. — Ваши открытия, связанные с египтологией, интересны и будут оценены специалистами, но вы посланы в Россию не для того, чтобы затирать мелкие шероховатости на здании исторической науки. Вы должны распахнуть ворота в новое мироздание!

— Последние опыты, брат, доказали правоту слов профессора отца Тейяра о существовании ноосферы, — попытался возразить Кристофер, — они открыли возможность новых путей в поиске истины, они дадут нам шанс детально изучить мир древних богов, оставивших пермские усыпальницы, узнать про их жизнь, обычаи, законы… Побывать в их шкурах, окунуться в их культуру!

— Неужели вы сами не слышите себя, брат мой? — укоризненно покачал головой настоятель. — Вы восторгаетесь от достижений, полученных после разговоров со слугой, в то время как у нас в руках сам создатель и хозяин вашего привратника! Подумайте, что за прорыв нас ждет после общения с ним!

— Пока еще он не в наших руках, а на территории России, — напомнил Истланд. — Полагаете, они так легко подарят нам подобную ценность?

— Пока что они не догадываются, чем владеют. Если действовать быстро, решительно и автономно, помешать нам русские просто не успеют. Вы говорили, существо из усыпальницы не имеет отношения к Божьим заветам и нашей вере? Очень хорошо. Значит, у нас развязаны руки. Вы говорили, привратник не нашел опасностей для своего бога в нашем времени? Вот и хорошо. Помогите ему разбудить спящего хозяина.

— Вы понимаете, брат мой, что этот хозяин может оказаться слишком могуч и может превратить всех нас, все человечество, в своих бессловесных рабов?

— Если мы не хотим остановиться на пути познания, брат Истланд, иногда приходится рисковать. Согласитесь, вряд ли в нашей вселенной возможно существование силы, способной противостоять всей мощи христианского мира. Самое большее, чем мы рискуем, это значительными разрушениями. Но ведь проведение операции предполагается в глухой тайге? Тогда чего опасаться?

— Мы пока совершенно не понимаем, с чем столкнемся. Может быть, все же начнем с гипнотических опытов, раскрывающих возможности спящего?

— Каждый час промедления увеличивает риск того, что русские все узнают. И мы лишимся спящего вообще. Но не стану вас неволить, доктор Истланд. Если вы против, орден поручит операцию кому-нибудь другому.

— Нет необходимости, брат мой. Вы меня убедили. Я потороплюсь.

— В таком случае я позабочусь о том, чтобы вы получили всю необходимую поддержку.

 

Глава четырнадцатая

В этот раз Геката изменила своим привычкам, остановившись в просторной, пахнущей тмином и лавандой двухкомнатной квартире, отчего-то именуемой «частной гостиницей», на Погодинской улице возле Девичьего сквера. Как понял Варнак — постаралась она именно ради него. Нашла такое место, что Вывею было где порезвиться. Правда, встретили его всего две ипостаси — толстушка, открывшая дверь, и «лягушонка», к которой сразу и ринулся радостный волк, едва не опрокинув на ковер вместе с креслом на колесиках.

— Бережешься? — Варнак повесил шлем на вешалку. — Все так серьезно?

— Нет, — отмахнулась толстуха в то время, как молодая трепала зверя за теплые мохнатые щеки. — Сестренка в отъезде. Твоим делом занимается.

— Моим? — Одной ипостасью леший презрительно хмыкнул, другой — лизнул богиню в нос. — Ты одна в прошлый раз уцелела. Выходит, именно ты и не досмотрела!

— Экий ты злопамятный. — Геката ухватила Вывея за уши.

— Мне чего прикажешь — в засаде перед ее домом жить? — вскинула брови толстуха.

— Замыкатель с передатчиком под косяк спрятала, он за всех и работал, — чмокнула «лягушонка» волка в нос.

— Погулять хочешь? — Вопрос прозвучал из уст толстухи, ей Варнак и ответил:

— Хочу! Все лапы за день затекли.

— Мне тоже пора размяться, — ответила она, и «лягушонка», сбросив халатик, дернула со спинки стула узкие джинсы и тут же, подпрыгивая, стала в них втискиваться, забавно потряхивая упругими молодыми грудями. Варнака она ничуть не стеснялась. Или не ощущала его взгляда из глаз преданно напрягшегося волка?

— Так что сказал датчик?

— Дал три дня тому два сигнала. Она вошла и почти сразу вышла. Больше не появлялась. Телефон отключен, на работу не заезжала, у родственников и друзей про нее ничего не слышали. Я нашла в базе адрес ее дачи, смоталась. Трава на участке нигде не примята. Выходит, туда тоже никто не приезжал. Такое ощущение, будто она забрала из дома что-то очень важное и затаилась. Или они затаились вдвоем.

— Надо было хотя бы камеру поставить!

— И что бы она дала? Мы посмотрели бы, как она входит и выходит?

— Хоть бы знали, одна или нет! Завтра съезжу понюхать…

— Давай-давай. — «Лягушонка» застегнула лифчик, натянула футболку и кивнула на дверь. Вывей сорвался с места.

Забавное ощущение, когда часть тебя самого вдруг начинает слушаться девочку со стороны больше, нежели собственного сознания. Как будто нога вдруг развернулась и потопала за большеротой молодухой, оставив тебя, культяпного, прыгать на углу.

— И никаких следов? — спросил Варнак.

— Без привратника ей бы оттуда не выбраться, — отправилась на кухню толстуха. — Значит, они вместе. Но уж больно умело прятаться научились. Не иначе, кто помогает.

— У меня здесь в пригороде есть симпатичная знакомая, Зоримира. Если привезти ей что-то из ее или его вещей, то она сможет найти их тайник, куда бы хитрецы ни прятались. Уже давно Укрону служит. В ней талант. Можно завтра съездить, поможет.

Геката звонко расхохоталась, причем сразу обеими ипостасями, на кухне и на улице.

— Глянь, ширнутая какая-то бродит, — услышал Вывей, сорвался с места. И если бы смолисто-кисло воняющий прохожий не отпрянул, громко лязгнувшие челюсти сомкнулись бы у него на шее.

— Эй, психованная! Намордник на пса надень! — возмутился его товарищ, торопливо шаря по карманам.

Волк резко повернулся к нему, готовый прыгнуть, но ощутил успокаивающий аромат богини и замер, просто оскалив пасть.

— Ты совсем забыл, с кем говоришь, челеби, — продолжала веселиться Геката на улице.

— Мне! Мне ты советуешь просить помощи у знахарок! — захлебывалась толстуха на кухне.

— А кто, по-твоему, их всему этому научил? — вторила ей «лягушонка».

— Укрон, что ли? — звякнула посуда.

— Так он, кроме росомах и тараканов, ни с кем управиться не способен!

— Пойдем отсюда. — Перестав шарить по карманам, схватил товарища за локоть второй парень. — Похоже, новая дурь по городу пошла…

Недокушенный спорить не стал. Прихлебнул из початой бутылки кваса и зашагал вслед за товарищем.

— Нет, коли симпатичная, можешь и свататься, — подманила волка Геката.

— Но только плоть для гадания нужна свежей.

— Где ты ее возьмешь?

— Выследишь?

— Не помню, тебе кофе с сахаром или без? — поинтересовалась у волка девушка, заставив недоуменно покоситься очередную встречную парочку.

— С сахаром, — ответил Варнак. — А что, одной головой ты совсем разговаривать не способна? Твое третье воплощение тоже что-то где-то не к месту ляпает?

— Я сейчас в Базеле. Имею приятную беседу с кардиналом Пием. И полагаю, что скоро смогу узнать все нужное без всякого колдовства, — ответила Геката и вынесла с кухни поднос с двумя большими кружками.

— Неудобно без ресторана за стеной, правда? На ужин у нас пицца. Уж извини.

— Ты выслеживаешь в Базеле историчку, которая три дня назад заходила в свою московскую квартиру?!

— Сбегай за палочкой!

— Тьфу ты! — Еремей отпил кофе, в то время как его лохматая часть восторженно помчалась за обломком ветки. — А слабо говорить что-то именно там, где это и происходит?

— Какая тебе разница? Ты же челеби! Ладно бы, кардинал чего не понял…

— Это который в Базеле? — Варнак отпил еще. Ему было обидно, что слушать он волчьими ушами может, а отвечать звериной головой — нет. И потому вечно оказывался рядом с богиней слегка неполноценным. — Так чем он оттуда способен нам помочь?

— Он иезуит.

— Спасибо за кофе, — кивнул Еремей. — И за бузину у дядьки в Киеве.

— Дурной ты, — усевшись возле пруда на скамейку, раскинула руки Геката. — Совершенно ничем не интересуешься.

Волк, усевшись рядом, положил голову ей на колени и насторожил уши.

— Орден иезуитов и последователи Экклезиаста издавна смотрят друг на друга косо. Монахов Девяти Заповедей иезуиты считают чуть ли не сектантами, а орден Экклезиаста постоянно обвиняет иезуитов в сокрытии научной истины в угоду Папскому престолу и укоренившимся мифам. Иногда они сотрудничают и делятся найденными тайнами, иногда враждуют — да так, что полиция из омутов тела бездыханные извлекает. Все они, как принято у смертных, уверены в своей правоте. Но наука иезуитов — это Коперник и Дарвин, это Тейяр и Декарт, это теория эволюции и теория относительности и сам знаменитый Большой взрыв, точка сингулярности, придуманная лично аббатом Жоржем Леметром, главой папской Академии наук. А орден Девяти Заповедей — это Мендель и Ньютон, это лорд Кельвин и великий Фред Хойл, это пансермия, теория стационарной вселенной и расширения Земли. Они вечно на ножах, и нет лучшего способа прознать о планах одних, как поинтересоваться этим у других. Выдадут все, что только известно, и даже «спасибо» за это не попросят.

— Девушка, вы хорошо себя чувствуете? — остановился рядом мужчина средних лет в спортивной одежде, что бегал по дорожкам, высоко вскидывая колени.

— Я просто наслаждаюсь. — Геката погладила Вывея по голове, и тот ревниво стрельнул глазом на пахнущего «Дюраселем» и крахмалом незнакомца. — Но от визитки не откажусь.

— А-а-а, — растерялся незнакомец. — А если просто телефон записать?

— Тогда не повезло, беги дальше, — хмыкнула богиня.

— Все равно не понимаю, — покачал головой Варнак. — Ордена-то монашеские тут при чем?!

— А ты забыл, что в нашей компании был еще один участник? Тот, которому мы оба шею при встрече свернуть обещали? Этот друг интересуется привратником не меньше нас. Что, если он успел найти парочку первым?

— Как мы это сможем узнать? — спросил толстуху Варнак.

— Уже знаем, — потрепала волчью морду молодая ипостась. — Он выехал из России, по вскоре вернулся и… И непонятно чем занимается. Интереса к молодым ученым больше не проявляет, в контакты с научными учреждениями не вступает. Но дважды ездил в Пермский край. Билеты ныне все до единого именные, от «большого брата» никуда не скроешься.

— Иногда кажется, Геката, что на тебя работает вся страна, если не весь мир.

— Долгая жизнь, обширные связи, большой опыт, — улыбнулась довольная комплиментом богиня. — Ладно, побегали — пора и домой.

— Так где он, Геката?

— Сидит где-то в Смоленской области.

— Уверена?

— Наш лихой пройдоха не какой-то шпион-нелегал, а самый обычный физик на административной должности, пусть и исполняющий щекотливые поручения. Посему и платит за все карточкой, и деньги на жизнь снимает через банкомат. Когда он купил по ней билеты, я узнала номер счета, а по движению средств по счету всегда знаю, где он шляется и чем занимается. И что интересно, для этого нужно всего лишь несколько паролей — и никакой крови, пота или волос.

— Никогда не думал, что богиня Луны с таким презрением относится к колдовству!

— Богиня ночи и мудрости, — уточнила толстуха. — Я не буду великой Гекатой, если не разберусь в новых технологиях лучше самих смертных.

— В ночи она такая мудрость… — подмигнул Варнак.

— Еще какая, — подтвердила Геката. — У мужиков в умелых руках мозги окончательно отмирают, и остается работать только нормальный человеческий разум.

Еремей подавился кофе, захрипел, переводя дух, и предпочел вернуться к теме:

— Если ты знаешь, где он, нужно ехать и давить!

— Во-первых, точного адреса у меня нет. Я знаю только расположение банкомата, в котором он наличные снимает. Во-вторых, неизвестно, с ним ли привратник? Может, он стража богов отдельно прячет! Или они и не встречались вовсе, и это пустая фантазия. Тогда лучше наоборот — оставить святошу на свободе и приглядывать. Чтобы накрыть, если раньше нас на след выйдет. А в третьих, гений поздних сумерек, помолчи немного. Кардинал кое о чем интересном говорит.

— О чем?

Толстуха предупреждающе вскинула палец.

Варнак пожал плечами, допил кофе, отнес чашку на кухню. Когда вернулся, богиня все еще стояла в той же позе, и даже юная ипостась Гекаты замедлила шаг по тротуару. Видимо, в разговоре с кардиналом возникли моменты, которые требовали предельного внимания.

Наконец толстуха облегченно перевела дух и закрутила головой:

— Челеби, ты не видел, где валяется телефон? Пиццу надо еще и заказать.

Варнак, пройдя по комнатам, увидел базу, нажал кнопку вызова, и трубка ответно запищала у Гекаты в кармане.

— Ох, ты ж ёлы-палы! Забыла совсем.

— И чего интересного ты узнала? — поинтересовался леший.

— Орден Девяти Заповедей отправляет в Россию трех опытных археологов, двух экзерсистов и девять сотрудников фирмы «Secopex» с месячным контрактом. Ты знаком с этими ребятами?

— Да. Довелось подстрелить парочку в Чечне. Ребята серьезные, но не супермены.

Охранная фирма «Secopex», насколько знал Варнак, специализировалась отнюдь не на предоставлении вахтеров в заводские проходные, а на натаскивании профессионалов для ведения боевых действий в любых точках планеты. Ее бойцы подменяли собой обычные, строевые армейские части в Ираке и Афганистане, в Сомали и Ливии. Не гнушались и рейдами в Россию, Боливию, Колумбию, обучали солдат Саудовской Аравии, Ирана и Венесуэлы. Своих сотрудников фирма набирала из отставников — все они были взрослыми и разумными мужчинами с боевым опытом, умеющими обращаться с оружием. И как истинных «псов войны», их никогда не беспокоило, кто и за что сражается. Их интересовал только размер страховки и стоимость очередного контракта.

Стоили наемники, разумеется, дорого. Но и воевали каждый за десятерых обычных военнослужащих. Потерь несли меньше, задачи выполняли качественнее. И что самое главное для администрации НАТО, бывшей главным заказчиком «Secopex» — смерть «вольнонаемного специалиста» никак не отражалась в официальной статистике потерь экспедиционных корпусов блока.

Наличие подобных наемников в составе новой археологической экспедиции ордена означало только одно: монахи собрались вскрыть усыпальницу и приготовились к возможному нападению спящего пока в ней существа.

— Привратник у них, — сделал вывод Варнак. — Они сговорились. Будут будить бога вместе.

— Именно, — согласилась «лягушонка», поднимаясь по лестнице. — Дверь открой! Не видишь, я звоню?

Толстуха как раз набирала номер. Еремей отправился в прихожую, щелкнул замком:

— Это из-за наемников ты так напряглась?

— Нет. — Богиня пропустила волка вперед. — Просто мне пришлось пояснить, что именно затеял орден Девяти Заповедей. Так сказать, в качестве ответной информации. И оказывается, что иезуиты давно все знают.

— Про богов?

— Нет, про то, что Великого оледенения не было. Орден иезуитов в курсе, что пятнадцать тысяч лет назад в землях современной Перми существовала развитая цивилизация, после которой и остались серебряные изделия. Так что эта тема им неинтересна… Хотя кардинал и просил держать его в курсе. Наверное, уже вспоминает адреса знакомых снайперов.

— Как не было? — опешил Варнак.

— Скажи, разве я похожа на женщину, которой больше ста тысяч лет?

— Ты даже на двадцатилетнюю не похожа, — ответил Еремей. — Так что это не аргумент.

— А мамонты — аргумент? Ну, те, которые так лихо проморожены, что их мясо хоть сегодня можно жарить и есть? Якуты и эскимосы его собакам скармливают — и ничего, те только хвостами от радости виляют. А на Аляске совсем недавно котлеты из мамонта даже в меню ресторанов имелись.

— Причем тут мамонты?

— «Мамонты погибли внезапно, и в больших количествах, при сильном морозе. Смерть наступила так быстро, что они не успели переварить проглоченную пищу. Если бы они не были заморожены тут же в момент гибели, разложение разрушило бы их тела. Но с другой стороны, такой постоянный холод не мог быть до этого свойствен тем местам, где мы находим вмерзших в лед животных, они не могли жить при подобной температуре». Это я тебе кардинала цитирую. Он признал, что орден еще двести лет назад вел раскопки на Аляске. Там они и увидели, что мамонты и бизоны были разорваны на части и скручены, будто ураганом. Животных разорвало, как плюшевые игрушки, хотя некоторые из них весили по несколько тонн. Со скоплениями костей перемешаны деревья, тоже разодранные, скрученные и перепутанные, все это покрыто мелкозернистым плывуном. А еще иезуиты знают, что Гольфстрим возник всего двенадцать тысяч лет назад.

— А почему же тогда… — только и смог выдавить Варнак.

— Орден решил скрыть эти факты, чтобы у смертных не возникало сомнений в том, что Всевышний милостив и является воплощением любви, — пожала плечами молодуха. — Ну, и для проталкивания учения про эволюцию. Тебе пиццу с грибами или ветчиной?

— С ветчиной… Не может быть, чтобы про это никто не знал!

— Ты незнаком с правилами серьезной науки, челеби. Или ты говоришь, что велено, или молчишь. Или «замолчат» тебя самого, — остановилась перед зеркалом богиня. — Иезуиты умеют добиваться своего. По результатам тех давнишних раскопок все следы заметены. Кардинал посетовал, что только книгу Кювье изъять так и не удалось. Слишком авторитетен оказался.

— Безумие какое-то!

— Безумие — это пытаться разбудить существо, способное превратить половину человечества в девятиногих пятиухов, а вторую половину отправить этих уродов пасти. Все остальное — всего лишь наивные игры мальчиков-переростков. Даже очень забавно иногда в них поучаствовать.

— Может, ты знаешь и то, что это было? И когда?

— «Удар милосердия». Проигравшие покончили собой. Да так качественно, что стерли все живое со всей планеты. Последние сто двадцать веков Земли — это история того, как горстка уцелевших организмов пытается немножко прийти в себя. Я говорю сейчас не только про двуногих. Правда, к нашему с тобой делу это не имеет никакого отношения. У тебя пятисотенная есть? Пиццу уже везут.

— Мелочи у меня совсем не осталось, — поставила телефон на базу толстуха. — Кстати, кардинал пригласил меня тамошнюю в ресторан. Как бы не попытался отравить…

Она ухмыльнулась и подмигнула Вывею.

 

Глава пятнадцатая

— Хочу вас представить, Дамира, — вызвав археологиню в гостиную, доктор Истланд галантно поцеловал женщине руку. — Это наши гости, коллеги, которые согласились помогать в нашем уникальном исследовании. Профессор Джеймс Хигганд из Сиднейского университета, — указал он на худощавого скуластого мужчину в черном смокинге и черных же круглых очках. — Это доктор Антон Круглов из Гарвардского университета. — Женщине поклонился, щелкнув каблуками, невысокий, в меру упитанный, лысый человечек с острой бородкой, невероятно похожий на Ленина из ранней хроники. — Да-да, Дамира ваш земляк, не удивляйтесь. Для работы в России орден отдал предпочтение специалистам, хорошо владеющим русским языком. А эта красивая леди — Мари Элиза Кортанье, египтолог из Лувра. Крайне заинтересовалась вашими открытиями.

— Очень приятно. — Миниатюрная голубоглазая дамочка с мужской стрижкой, такая стройная, что навевала мысли о многомесячной голодовке, схватила руку археологини и горячо ее затрясла. — Очень! Очень! Ваши догадки о способах строительства пирамид просто потрясают!

— Вы еще не знаете всего, что нам удалось выяснить благодаря методике гипнотического проникновения в ноосферу, Мари, — ответила Дамира. — Достаточно сказать, что глупые домыслы об использовании древними египтянами медных орудий труда теперь можно окончательно выбросить на помойку! Стараниями доктора Пьера Пурто и нуара Шеньшуна нам наконец-то удалось выяснить, как все происходило на самом деле!

— Только не говорите, что их резали лазерами и циркулярными пилами! — вмешался в разговор доктор Круглов.

— Ну, положим, использование абразива пополам с медью является еще большим бредом, нежели криволинейные лазерные лучи! — окрысилась на него археологиня.

— Подождите, коллеги! — вмешался профессор Хигганд. — Давайте дадим высказаться автору исследования.

— Дамира Иманова, историк из института Миклухо-Маклая, Россия, — наконец вставил заготовленную фразу доктор Истланд, но его все равно никто не слушал.

— Вы хотите узнать все по порядку — или услышать готовый ответ? — переспросила Дамира.

— Все по порядку, — попросил профессор Хигганд.

— Давайте сразу, — махнула рукой Мари Элиза.

— Да уж, не томите, — согласился Антон Круглов.

— Тогда я буду краткой. Какая проблема стоит перед человеком на протяжении всей его истории? Проблема приготовления пищи. Теперь попытайтесь себе представить, в чем мог сварить себе суп, кашу или пиво человек каменного века, к каковому мы и относим древних египтян?

Историки переглянулись.

— Керамика? — осторожно предположил доктор Круглов.

— Не пойдет, — отрицательно покачал головой Джеймс Хигганд. — Чтобы керамика не протекала, она должна быть глазурованной. Египтяне еще не умели добиваться нужных температур. Для такого обжига нужно дутье, тяга, уголь. Тысяча градусов минимум. То есть — бронзовый век. К тому же керамика крайне хрупка и капризна. При перепаде температур легко рассыпается.

— Можно в чаши из любого материала кидать раскаленные камни, — посоветовала Мари. — Или использовать тонкую кожу.

— Посуда из кожи и бересты в огне будет обгорать, — стала загибать пальцы Дамира, — варить пищу или пиво путем бросания в нее раскаленных камней как минимум неудобно и грязно. Керамика, которая, возможно, и существовала, хрупка и легко раскалывается. Ее можно использовать в духовке или разогретой камере типа русской печи, обеспечивающей равномерный прогрев, но если поставить на открытый огонь — сразу растрескается. А теперь сравниваем всю эту посуду с банальным медным котелком, исправно служащим человечеству по сей день. Пояснения нужны? Открытие меди как материала произвело в Древнем Египте настоящую технологическую революцию. Но только не в строительстве — а в кулинарии! Благодаря меди люди получили возможность варить, жарить, парить, тушить, разогревать без каких бы то ни было проблем! Только законченный безумец способен применять столь мягкий материал, как медь, для обработки более прочных изделий. Особенно при наличии на порядок более качественных инструментов. Но для кулинарии ее прочность значения не имела. Несколько веков изготовления медной посуды привели к накоплению опыта и открытию различных сплавов, в том числе бронзы. И вот она уже и стала интересна смертным как оружие.

— Интересна кому? — не понял доктор Хигганд.

— Людям более поздних эпох, — поправилась Дамира.

— Интересная теория, — задумчиво потерла подбородок француженка. — С первого взгляда даже не видно, к чему придраться. Как она пришла к вам в голову?

— Благодаря пермскому серебру, — ответила археологиня. — Моя экспедиция была посвящена разгадке тайны происхождения пермского серебра. Собственно, его история аналогична. Металл интересен людям именно как материал для посуды, не боящейся огня. Все прочие способы его использования — вторичны. Но не хочу красть чужую славу. Все эти факты рассказаны мне моим хорошим другом. Я всего лишь экстраполировала приведенные им факты на историю других народов. Здесь, в Пермском крае, первым стало доступно серебро. В Древнем Египте — медь. Но люди, их запросы и интересы остаются одинаковы!

— Докладчик так и не потрудился сообщить, какие инструменты, по его мнению, использовали египтяне при обработке камня, раз уж использовать медь уважаемая Дамира Иманова им запрещает? — сухо напомнил доктор Круглов.

— Самые обычные инструменты каменного века, — пожала плечами археологиня. — Берете деревянную основу, наносите костяной клей, вывариваемый из рыбных или звериных останков, либо из молока, окунаете этот инструмент в порошок из корунда или мелких алмазов — и можете легко обрабатывать материалы прочностью до девятки по Моосу. Гранит, напомню, не превышает прочностью семи, известняк же таким инструментом можно резать, вообще как масло. Кстати, если вам лень изготавливать эти инструменты самому, можете купить их в любом инструментальном магазине. Например, алмазные терки. Деревянная основа, клей, каменный порошок. Или наждачные шкурки. Там вообще основа бумажная или тряпочная, плюс клей и абразив. Со времен Древнего Египта ручные инструменты ничуть не изменились, доктор. И никакой меди в них никто, самой собой, не использует. Ибо — безумие. Вот для механической обработки инструмент нужен совсем иной. Но он испытывает совершенно другие нагрузки, которые при ручной обработке недостижимы. Поэтому он и выглядит совершенно иначе.

— Браво, Дамира! — похлопала в ладоши Мари Элиза. — Надеюсь, вы не станете утверждать, мистер Круглов, что люди Каменного века, тысячелетиями обрабатывавшие гранит, обсидиан, нефрит, кремний, известняк и прочие минералы, не разбирались в свойствах камней и не умели пользоваться деревом и абразивом?

Представитель Гарварда примирительно вскинул руки:

— Я всего лишь опасался услышать очередное откровение об инопланетянах. Прошу прощения, погорячился.

— Боюсь, доктор, услышав всю историю наших открытий, вы предпочтете инопланетян, — рассмеялась Дамира. — Теперь хочу познакомить вас с человеком, благодаря которому нам удалось во всех подробностях восстановить быт, обычаи, инструменты и культуру людей, проживавших на территории Пермского края сто тысяч лет назад. Некоторые из моментов прошлого вам покажутся странными, равно как и облик руководителей тогдашнего общества, но мы, я полагаю, сможем доказать, что все это является правдой от начала до конца. И вам, господа, предстоит стать главными свидетелями и участниками этого исследования.

Кристофер Истланд вздрогнул, вышел из коттеджа, достал из кармана тихо, но настойчиво вибрирующий телефон:

— Слушаю…

— Это Жульен Форс. Мы садимся в самолет Москва-Смоленск. Мне приказано вас предупредить.

— Да, все в порядке. Я вас встречу.

Монах выключил телефон и пошел переодеваться.

Пора открытий, опасностей, радостей и волнений осталась позади. Все возвращалось на круги своя, и он опять превращался в того, кем был раньше — в администратора. Доставь-обеспечь, найми-перевези, размести-отправь.

Умом Кристофер понимал, что все правильно. Он не историк, его знания в этой области поверхностны, решения должны принимать специалисты. Он знал, что его славы первооткрывателя никто отнимать не собирается, его имя отныне и навеки будет неизменно упоминаться в связи с раскопками пермского серебра, обнаружением стража богов и вскрытием усыпальницы. Но все равно в глубине души было очень обидно. С ним совершенно перестали советоваться, считаться, интересоваться его мнением. Он получал только приказы.

Впрочем, небольшую слабость доктор Истланд себе все-таки позволил. Это были сеансы гипноза, в ходе которых французский психотерапевт проваливался в прошлое и оказывался одним из обитателей той далекой эпохи, когда миром правили боги, когда цивилизация развивалась благодаря знанию природы, а не техники, когда первые из людей еще только-только сменяли на работах и в услужениях рыжих и мохнатых неандертальцев. Он успел накопить уже восемнадцать часов видеозаписи погружений и намеревался продолжать их и дальше, пока только сохранится такая возможность. Эти сеансы нравились нуару, снова видящему ушедшую реальность, эти сеансы начали нравиться Пьеру, который раз за разом проникал в неведомое. Они нравились любознательной Дамире, которая оказалась настоящим, честным историком. И, конечно, ему самому.

Сеансы могли не понравиться только капитулу ордена, поскольку Кристофер Истланд в своем начинании не только не заручился хотя бы молчаливым одобрением настоятеля, но и фактически устроил маленький бунт, тратя время не на главную цель, избранную орденом, а на свою личную прихоть. Но монах был уверен — знание лишним не бывает. Рано или поздно будут востребованы и его записи. И настанет миг, когда кто-нибудь в будущем искренне поблагодарит его за упрямство.

* * *

— Есть! — довольно расхохоталась Геката. — Пошли движения у монаха по счету! Вот он нам и попался, святоша недорезанный! Попался!

Варнак на это ничего ответить не мог, поскольку в этот самый момент настраивал на «Урале» зажигание, обосновавшись на крытой стоянке возле «Лужников». И хватать телефон грязными руками ему не хотелось, а ответить через волка было невозможно. Поэтому Вывей, преданно распластавшийся у ног богини, просто поднял голову и тихонько тявкнул.

— Смотрим, чего он тут ухитрился навалять, — опустила левую руку к зверю Геката. — Так, значит, наш недобитый друг забронировал под Соликамском охотничью базу «Ни пуха, ни пера» целиком и проплатил аванс. Это хорошо, что такие крупные заказы без предоплаты не принимают. Конкуренты ведь не дремлют. Наобещают толпу клиентов — а никто и не приедет. Моментально из буржуев в банкроты вылетишь. Еще он заказал с доставкой кучу снаряжения в Краснодаре. Палатки, шатры, консервы, плитки, фильтры для воды, фонари, генераторы… Много чего, и понятно, зачем нужно. Странно только, что поближе продавца туристского снаряжения не нашел. Не ближний свет от Черного моря в Пермский край катиться — доставка в круглую копеечку вылетит. Еще он заказал автобус «Мерседес» класса «люкс»: двадцать посадочных мест, туалет и багажное отделение… И что крайне любезно с его стороны, автобус он заказал в «Москва-туре». Маршрут неизвестен, но ведь на путевой лист несложно и взглянуть, когда есть липовое удостоверение сотрудника полиции. Айда, волчара, со мной поедешь для достоверности. Не забудь отзываться на кличку Мухтар — и тебя жертвы нашего шулерства еще и сосисками от пуза угостят.

Вывей не любил сосисок. Но сказать об этом, увы, мог только Еремей, который возился с мотоциклом в пяти кварталах в стороне.