— Ну, выкладывай, Иван Сергеич. Всё до мелочи.

— Значит, так. Попал я к ним на обед. Прямо в саду, в беседке они кушали. И Сережкин отец присутствовал. Господин Каренин с собственной персоной. Я, правда, когда увидел его, заробел, взял в руки шланг и стал цветы поливать, будто садовник. Хорошо, Хазбулат не выдал. А Сережа, как увидел папу, сразу кинулся к нему, хотел на руки запрыгнуть. Но папа сказал: не лезь, костюм запачкаешь. Потом уже за обедом, Сережа схватил его за ухо и спросил: «Папа, а отчего у тебя такие большие ухи?» Но Каренин в это время говорил по мобильнику, о чем-то очень важном с госпожой Мотыленко и от сына отмахнулся: «Переадресуйте вопрос моему помощнику». Ха-ха, слышите! Переадресуйте, говорит.

— Ну-ну, — сказал Фанаберия, поморщившись. — Это все, конечно, интересно, но давай ближе к делу.

— Сами же сказали: все до мелочи, — обиженно заметил Лутовкин. — Ага, значит, Каренин быстренько отобедал и уехал. Тут Катя меня окликнула. Эй, садовник, кричит, хватит поливать, садись за стол. Я, конечно, отказался…

— Это ты-то!

— Ну, для блезира, — пояснил Иван Сергеич. — Но долго упираться не смог, слюнки потекли. У них там на столе чего только ни было! Колбаска копченная, рулет мясной, курица под майонезом, розетки с икрой…

— Ладно, не столь важно, — опять прервал Фанаберия, тоже проглотив слюни. — Ты разузнал про того типа, с которым встречалась Анна-Татьяна в последние дни своей жизни?

— А как же, выяснил. Приличный господин, я не ошибся в первом предположении.

— Приметы?

— Бороду носит.

— Мало, — вздохнул детектив. — Как же нам на него выйти?

— Так Катя его и по фамилии знает.

— Что ж ты кота за хвост тянешь?! — с досадой воскликнул сыщик. — Говори, кто такой?

— Константин Левин. Он несколько раз заходил. А в последний раз и вааще надолго с госпожой засиделся.

— Уединялись?

— В саду сидели.

— Значит, секса с погибшей не было?

— Не знаю. Может, они в беседке умудрившись. Катюша же не постоянно при них торчала. И ихний разговор только частично слышала. Но вот что любопытно: про графа Вронского упоминали.

— Так, так, так! — в нетерпении воскликнул сыщик.

— Анна себя бранила. Вот, дура, мол, так обмануться. Приняла за нормального мужика, а он этот… ну, типа павлина. Только перья умеет распускать. Даже всплакнула. А Левин её успокаивать. И вообще посоветовал ей держаться подальше от тусовок…

— Стоп! — тотчас воскликнул Фанаберия. — О крейсере «Аврора» они упоминали?

— Ну, шеф! Ну, голова! — удивленно воскликнул Лутовкин. — Как же, говорили и про крейсер. Там они и познакомились.

— Хм, значит, он был в числе приглашенных. Уже теплее. Наверно, один из олигархов. Не спрашивал у Масловой, как он выглядел, богато ли одет?

— Об этом ничего не говорила. Она до сих пор опечалена. Хозяйку жалко. У ней даже слезы на глазах выступили, когда рассказывала, а я…

— Ну?

— За руку взял и погладил. Жаль, платочка у меня с собой не было, — огорченно продолжил Иван Сергеич. — А так бы тоже, как тот благородный господин, слезки ей вытер.

— Ну, надоел ты со своими подробностями! — нетерпеливо перебил Эразм Петрович.

— Дак и все на этом. Но уж доскажу. Ага, значит, стал он ей слезки вытирать, а она ему: «Опять, говорит, у Анютки слезки, только на этот раз не брильянтовые». Анюткой себя назвала. Прямо как девчоночка.

— Что? — вскричал Фанаберия, вскочив с дивана. — Как ты говоришь? Анюткины слезки?

— Да это не я, это Катя…

— Ну, Иван Сергеич! Ай да, сукин сын! — в восторге вскричал детектив и ударил помощника по плечу.

— Опять обзываетесь. И деретесь.

— Да я ж тебя хвалю, мой дорогой! А похвальбу позаимствовал у Пушкина. Когда он сочинил историю про ученого кота, так себя и назвал: «Ай да, Пушкин! Ай да сукин сын!» Как там у него: «Там чудеса, там леший бродит»… Помнишь?

— Помню, чего ж не помнить. В школе учили, — пробурчал Лутовкин. — «Русалка на ветвях сидит». А обзываться все равно не хорошо. Мне за маму обидно.

— Теперь понятно, где надо искать настоящие сережки, — не слушая его, заговорил сыщик. — Видимо, Анна передала их этому господину. «Анюткины слезки» — так они и называются в криминально-гламурных кругах.

— Вон оно чего, — промолвил Иван Сергеич.

— Поворот на сто восемьдесят, — энергично наворачивал Фанаберия. — Господин Левин выходит в главные действующие лица. Очевидно, Татьяна Ларина… тьфу!.. Анна Каренина передала ему сережки, а чтобы муж ничего не заподозрил, себе изготовила фальшивки. Тогда, получается, граф Вронский тут не при чем. Ну, всего лишь при том, что с Карениной крутил шашни. И, похоже, Анна-Татьяна действительно обронила у него сережки во время последней встречи. Но то уже был фальшивый дубликат. Всё ясно, к бабульке ходить не надо.

— А к чьей бабульке вы хотели сходить?

— Неважно, — отмахнулся сыщик. — Теперь мы на верном пути. Буду справедлив: ты, парень не промах. Не зря Кате Масловой руку погладил.

— А деретесь! Давеча по щеке звезданули…

— Ну, извини. Имеешь право на реабилитацию. По какой щеке я тебе съездил?

— По правой.

— Подставляй левую… Тьфу, что-то я сбился! Да, взбудоражил ты меня.

— Премию подкинете? — тотчас попросил Иван Сергеич.

— Ладно, там посмотрим. У самого сейчас финансы поют романсы.

— А можно я опять завтра к Карениным пойду?

— Медом намазано? — недовольно спросил детектив, но тут же смилостивился. — Хотя, да. Завтра ты мне не понадобишься. Планирую нанести кое-какие визиты.

— А инструкции будут?

— Можешь опять Катерину Маслову за руку погладить. Вдруг она еще что-нибудь припомнит.

— Ми фас понимайт, — демонстрируя знание немецкого диалекта, радостно откликнулся помощник.