В рабочее время вызвали повесткой насчет украденной лодки. На этот раз были внимательней.

— Вы не первый, — сообщил назначенный по делу следователь. — Кражи приобретают массовый характер.

Он устроил очную ставку с разысканным лодочником.

— А че я?.. Ничего не знаю, — отнекивался тот и попытался свалить все на затмение. — Разве ж уследишь. Затмение ж было.

Выйдя от следователя, Шаров запоздало припомнил, что затмение-то произошло уже после кражи лодки. И еще он заметил, что лодочник, вышедший чуть раньше, теперь не хромал — ни на правую, ни на левую ногу. Может, это вовсе и не один человек был, а целых трое?

«Вернуться, что ли, и доложить обо всем?» — но не вернулся и не доложил. И так проваландался больше часа.

Когда вновь появился в магазине, его поспешно окликнула молодая продавщица из отдела напротив. Она ему симпатизировала и однажды призналась: «Глеб, если б я не выскочила так рано замуж, я б не задумываясь, пошла б за вас». Примерно то же самое высказывали еще две или три знакомые сотрудницы. «Почему-то у замужних я имею успех», — не раз отмечал он, но этот вывод ни к чему не подвигал. Заводить себе любовницу из числа замужних — не собирался.

— Что вы хотели, Наташа?

— Вас искали!

— Кто искал?

— Не пугайтесь. Двое, но без носилок, — обнадежила она. — Мужчина и девушка. Он такой характерный, сильно похож на артиста Сапрыкина.

Шаров не знал такого артиста, но не стал уточнять.

— А девушка?

— Кра-си-вая. И тоже на кого-то сильно похожая, — заверила продавщица. — Расстроились, что вас не застали. А девушка даже рассердилась и высказалась в том смысле, что как это вы посмели отлучиться. И велели вам, если явитесь, никуда больше не отходить.

Он сразу подумал, что «рассердившейся» девушкой была Рита. Объяснял же ей, где работает, и она нашла. Но зачем, с какой целью? И с кем приходила?.. Ума не мог приложить, терялся в догадках. Терпеливо сидел в кабинке и ожидал, как ему повелели.

Дождался!

И в самом деле, вскоре появилась Рита. А с ней — незнакомый молодой мужчина, лет двадцати семи, в светло-сером костюме, с безукоризненной прической. С желтым портфелем в руках.

— А вот он и вы! — воскликнула Рита. — Радуйтесь, Глеб Константиныч. Наконец-то у вас появился случай воспользоваться вашим необыкновенным талантом.

— Какой случай?.. Каким талантом?

— Мой папа сейчас в Москве, а тут срочно нужно подписать пару документиков. Иначе беда. Леонид, вынимай!

Ее спутник открыл портфель, вытащил несколько листов с отпечатанным текстом и приятно улыбнулся.

— Вот здесь нужна подпись Николая Петровича, а вот образец его подписи. Вы действительно сможете скопировать?

— А кто это — Николай Петрович? — уточнил Шаров.

— Фу, какой вы недогадливый! — бросила Рита. — Я ж вам говорю: тот самый папа, который сейчас в Москве.

— У тебя разве их несколько? — тормознул он.

— Никого у меня больше нет! Он у меня единственный и неповторимый. И сейчас в Москве, в командировке. А подписать надо здесь. Срочно!

Шаров напрягся. Надо было решаться. Или подписывать или отказать любимой девушке.

— А твой папа не будет против?

Она словно ожидала вопроса.

— Сейчас я ему позвоню, и он отдаст вам устное распоряжение. — Она и в самом деле принялась звонить по мобильнику и спустя минуту раздосадовано сообщила, что отец «вне зоны доступа». — Да вы что, Глеб Константиныч? Сомневаетесь?

Рита заметно занервничала, а ее спутник Леонид иронично улыбнулся и пожал плечами. Как, мол, можно сомневаться и колебаться, когда просит такая девушка?

— Хорошо, давайте ваши бумаги, — Шаров решился.

Он секунд пятнадцать изучал подпись «папы», а потом лихо, не задумываясь, подписал четыре листа, не читая их и не вникая в суть. С последним, пятым листом произошла заминка по вине самого подавателя. Что-то он вдруг замешкался; Шаров это заметил, и у него невольно дрогнула рука.

Прошло несколько дней, за которые «ничего существенного» не случилось. Риту он видел всего однажды, про оказанную услугу не заикнулся. Правда, не сдержал любопытства: «А кто с тобой был?»

— Ну, здрасьте! Это ж Лёнчик, — разъяснила Рита. — Тот самый перспективный парень, которого папа навяливает мне в женихи.

— Но ты же говорила, что он плешивый, — с недоумением припомнил Шаров.

— Я авансом. У него уже макушка светится, а не пройдет и трех лет, как совсем облысеет, — разъяснила Рита.

А еще через неделю, зайдя к нему вечером без предварительного звонка, сообщила обескураживающую новость.

— Ну и влипли мы! Леонид выкинул номер. Из пяти приказов один оказался не санкционированный папой. Дело-то пахнет керосином. Папа очень рассердился и на всякий случай предложил Леониду уволиться.

— А почему… керосином? — заикнулся Шаров.

— Незаконно разрешил продажу земли. Этакий лакомый кусочек, предназначенный совсем для других целей. Папа предполагает, что в результате этой сделки Ленчик положил в карман тысяч эдак сто. Попросту говоря, ему дали на лапу, и он хапнул.

— Сто тысяч рублей? — переспросил Шаров.

— Экий вы мелочный! Долларов!

— Гм, действительно перспективный…

— Что вы там шепчете? Папа говорит, что подобная услуга определяется именно такой суммой. По таксе.

— По какой таксе?

— Ну, не знаю. У них там свои прейскуранты. А в точности, сколько ему дали, и папа не знает. Этот жук даже ни с кем не поделился. Мой папа в шоке. Всю жизнь честно служил и морально готовился, а Лёнчик, ничтоже сумляшись…

— Прости, не понял: что означает «морально готовился»?

— Ну, все ж берут взятки, не секрет. Даже поговорку придумали: «У воды да не напиться». Значит, чтобы не отстать, не выглядеть белой вороной надо морально себя подготовить к этому, и удачно хапнуть.

— А этот… твой соискатель … он подготовился?

— Он все сделал экспромтом. По крайней мере для папы это стало полной неожиданностью. На всякий случай, предупреждаю вас, Глеб Константиныч. Если дело всплывет, то ждите повестки. В качестве свидетеля. А может и как соучастника. С УБЭП шутки плохи… Что вы глаза округлили? Да-да, я говорю про тех шустрых ребят, которые борются с экономическими преступлениями.

Шаров пожалел, что похвалился Рите о своих способностях. Он припомнил, как расписывался в бумагах. В четырех случаях расписался так, что ни одна графологическая экспертиза не прикопается. Но то были приказы, «санкционированные» Николаем Петровичем, их коварный «Ленчик» взял для прикрышки, а вот в последнем… гм, Шаров и сам засомневался идентично ли он воспроизвел подпись.

— Ну, что вы скуксились? — Рите было все ни по чем. — Папа уже «уволил» Лёнчика. Радуйтесь! Причем, по всем статьям. То есть и в качестве жениха тоже. И я теперь свободна, как птица. Или, как незаказанная еще пицца… Кстати, Глеб Константиныч, я б не отказалась от кофейку. С пиццей или что там у вас есть. Только на кухню не пойду. Мне не хочется сталкиваться с вашей вымогательницей-домоуправительницей.

— Конечно, я сейчас, — заторопился он.

То, что Ленчика отшили, слегка утешило. Но сам факт участия в криминальном деле с подписями был крайне неприятным. Правда, попроси Рита еще о чем-либо сомнительном или даже противозаконном — опять не посмел бы отказать. «Я полный её раб», — осознал, приготавливая для неё кофе. Выскреб из банки последнюю ложечку. Из холодильника вытащил и порезал последний кусок копченной колбасы. Затем хлеб. Еще и печенье имелось. Куснул, пробуя: не засохло ли. Забегал с тарелками.

— Ну, что ни делается, все к лучшему, — подытожила Рита, принимая чашку. — Я осталась при своих и при ваших интересах…

С аппетитом налегла на кофе.

— Что ж вы, Глеб Константиныч, себе не приготовили?

— Не хочу. Перед твоим приходом перекусил, — скоренько ответил он, с оторопью подумав: «А вдруг еще потребует?»

— Последняя новость, — продолжила Рита. — Со знаком плюс. Я с подругой помирилась. Маринка извинилась за невнимательность. Ну, помните, на реке. Мы с ней опять общаемся. Она о своем женихе арии поет, а я… — лукаво блеснула глазами, — а я о вашем существовании объявила. Короче, ле-га-ли-зо-ва-ла вас.

Протерла губы услужливо поданной салфеткой. И неуверенно, как бы сомневаясь, стоит ли сообщать, проронила:

— Глеб Константиныч, конечно, я извиняюсь, однако у меня опять проблемка…

— Говори, Рита!

— Маринка предложила мне махнуть на недельку в Питер. Ну, разумеется, в Эрмитаж сходить, туда-сюда, на Адмиралтейскую иглу поглазеть, в Невке искупаться. И, конечно, по магазинам прошвырнуться. У Маринки же сейчас предсвадебно-закупочная сессия. И я согласилась составить ей компанию. Я не могла отказать! И вот теперь хожу и думаю: а на что мне ехать? Папа отказал в кредите, а мама от него в полной финансовой зависимости.

«Вон как обернулось! — подумал Шаров. — Похоже, Рита в ответ на хвастовство подруги, объявила, что у неё тоже есть жених. Но у Маринки жених солидный, состоятельный — судовладелец, а я — полный банкрот. Как же мне теперь быть?»

— Не беспокойся, Рита, — сказал вслух. — Это хорошо, что ты ле-га-ли-зо-ва-ла меня. Я выручу.

— Ой, правда?

— Правда. Сколько тебе надо на поездку?

— Я еще не прикидывала.

— Ну, давай вместе прикинем.

Они уселись рядом и стали подсчитывать. Её темные волнистые волосы иногда касались его щеки и будоражили. В общую сумму вошли билеты на дорогу, проживание в гостинице… Значительная вышла сумма! И Шаров сам же округлил её — в сторону увеличения.

Впервые в жизни у него возникли финансовые проблемы. Но раз пообещал — надо выручить Риту. Отправился к А. М. и, позволив накормить себя обедом, попросил взаймы. Знал, что у нее есть деньги. И почему-то был уверен, что тетушка выручит.

Покончив с домашними котлетами, коих она положила ему на тарелку аж три штуки, он попросил её об одолжении. Но пока не объявил о конкретной сумме.

А. М. стояла у плиты, включая чайник.

— Я думала, ты более рачительный, Глебушка. Интересно знать, на что ты тратишься? Я ведь в курсе, что папа с мамой тебе кое-что оставили.

— Да так как-то все… — не нашелся он, что ответить.

— М-да, — она покачала головой. — Что-то с тобой творится. Неухоженный, исхудавший, глаза ввалились… Ты как питаешься?

— Нормально питаюсь.

В виду безденежья, он полностью перешел на супы в пакетиках, в кафе перестал заходить, на завтраки жарил глазунью. Но про эти мелкие подробности родственнице рассказывать не стал. Тетушка заварила ему чая (кофе она не признавала, находя его вредным), выставила на стол буженину, сыр, сливочное масло и глазированные булочки.

— Сливок добавить?

— Да не хлопочите, садитесь. Без сливок обойдусь.

— Нет, не обойдешься.

Она вытащила из холодильника банку со сгущенными сливками, долила в кружку с чаем. Только тогда присела и стала сердобольно смотреть, как он ест. Он почти достоверно знал, о чем она поведет речь дальше. И — не ошибся.

— Жениться тебе надо, Глеб. Кстати, Оксана превосходно готовит. И с ней ты финансовых проблем испытывать не будешь. Она девушка самостоятельная, бережливая, умеет деньгами распоряжаться. Будет тебе и за повара, и за домашнего бухгалтера. — Далее А. М., со свойственной ей прямотой, к известным положительным качествам девушки прибавила еще одну, предположительную: — Да и в постели, я думаю, она не оплошает.

— Ого, сколько у неё достоинств, — пробормотал он. — Так вы мне дадите в долг?

— У меня деньги в сберкассе, на срочном вкладе. Там ведь проценты идут.

— Я возвращу с процентами, — пообещал он.

Она подумала, старательно наморщив бровки.

— Нет, не дам. Приучайся жить по средствам. Я оказала бы тебе плохую услугу, поддержав мотовство. Твоя мама вряд ли меня одобрила. Твоя мама…

Он выслушал очередную лекцию, поблагодарил за обед и ушел ни с чем.

Еще раз посетил следователя. Тот, выпустив в него струю вонючего табачного дыма и загадочно прищурившись, посоветовал обратиться в частную сыскную фирму.

— У меня сейчас денег нет, — вынужден был признать Шаров.

— Денег не надо. У них гибкие методы. Сговоритесь, я уверен.

Сходил по указанному адресу. Приняли тепло.

— У вас сохранились документы на катер? Техпаспорт, счет-справка из магазина, гарантийный талон?

— Да.

— Тогда все окей. Вы передаете все права на лодку нам. Мы, как бы покупаем её, хотя она, возможно, уже не существует вовсе. Поэтому платим двадцать процентов от ее стоимости. Если согласны, сейчас же оформим сделку, и вы получите деньги.

Он подписал бумаги, хотя на задворках сознания появилась мысль: «А ведь, пожалуй, жулики!» — и получил, что причиталось. Уже кое-что, но мало. Оставалось последнее: взять в кредит. В банке приняли очень вежливо. Молодой человек, безукоризненно одетый, помимо всего прочего, спросил о цели кредита. Шаров замялся с формулировкой. Не дождавшись ответа, сотрудник почти утвердительно спросил:

— Причина ваших затруднений — ля мур?

— Да, можно сказать и так, — кивнул Шаров, представляя, что будь Рита рядом, она ответила бы по-французски.

Сотрудник виртуозно набирал текст, легко гуляя пальцами по клавиатуре.

— Запишем: цель кредита — романтическое путешествие.

В графе «работа, род занятий» означил: «Гравировщик, частное предпринимательство». Идя с банка домой, Шаров заглянул на почту и купил конверт. Подать Рите деньги без конверта почему-то показалось неприличным.

Она, вызванная им и появившаяся мигом, приняла конверт и помахала вокруг лица, как веером. Но вдруг заколебалась и протянула обратно.

— Нет, я передумала. Не могу принять.

— Рита, но почему?

— Если приму, значит, буду вам обязанной. Еще и требования начнете выставлять, давить на меня морально. Вы-то хоть понимаете, что этим как бы покупаете меня?

— Я забуду. Ни словом не обмолвлюсь.

— Ага, не обмолвитесь, а про себя думать будете.

— Нет, и думать не буду, — заверил он.

— Правда? Ну, тогда ладно, — она как бы через силу, уступая его домогательствам, деньги приняла и заверила, что долг вернет, как только появится возможность.

Он заметил, что она повеселела, но тотчас наложил табу на свои наблюдения. «Надо исполнять обещания, — ворочалось в голове. — Не совсем же я подлец».

Вскоре подруги уехали в Питер, а Шаров заскучал. Одно во благо: стал регулярно ходить на работу. Кредит-то надо возвращать. Правда, как назло, заказов стало меньше. Что еще произошло в те дни, когда Рита отсутствовала? Да, пожалуй, ничего. Разве что встретился с Чибисовым, которого давно не видел. В учителе появилось что-то новое, деловое, походка изменилась. Стала пружинистой и с подскоком. В правой руке он теперь держал не прежнюю дешевенькую папку, а новую — кожаную, с блестящей застежкой.

— Как поживаете? — бесхитростно спросил Шаров.

— Нормально, — ответил Чибисов. — А вы как? По-прежнему при своих заблуждениях? Звезды на небесах все еще подмигивают, поощряя ваши кантианские взгляды?

— Я как-то меньше стал обращать на них внимание, — не совсем радостно признался Шаров.

— А, то-то же! — Чибисов, напротив, обрадовался ответу. — Если хотите, я выскажу вам свое мнение насчет того, почему люди до сих пор не сожрали друг друга.

— И почему же?

— Начнем с азов. Признаем за истину, что своя рубашка ближе к телу. А стремление приобретать всё новые рубашки — естественное желание каждого индивидуума. Но есть законы, регулирующие отношения внутри человейника. Уголовный кодекс в конце концов. Вот он и препятствует тому, чтобы дело не дошло до сдирания с чужих плеч рубашек — зачастую вместе с кожей.

— Уголовный кодекс надо чтить, — кивнул Шаров, припомнив чье-то высказывание.

— Вот именно! В каждом человеке следует воспитать страх перед неизбежностью наказания. Почему на Западе порядок, процветание и триста сортов колбасы? Потому что столетиями шлифовали в себе законопослушание и трезвый образ жизни. Постановили, что собственность священна — не пяль глаза на чужое. Доказали, что алкоголь вреден — пей только наперстками. А у нас хлещут ведрами. Опомнятся, но поздно — зависимы. Вот и приходится «торпеды» под кожу вшивать. Ведь только мы и живем, как бог на душу положит. Кстати, судя по этой поговорке, создатель мира сего — далеко не законник. Что, разумеется, ограничивает влияние религии на практику жизни. Отсюда же и часто возникающая дилемма.

Чибисов примолк, явно ожидая вопроса, и Шаров спросил:

— Какая дилемма?

— Как судить: по совести или по закону.

— И что же нам делать, если мы так безнадежно отстали?

— Надо с рождения каждому «торпеду» вшивать, — предложил Чибисов. — Нет, лучше две. Одну против алкоголя, а вторую с программой, блокирующей нарушение уголовного кодекса.

— Так ведь и в этом случае хакеры найдутся, — осторожно заметил Шаров. — Взломают или вырежут вместе с мясом.

— Ну, тогда, как говорится, держи вора. «Вор должен сидеть в тюрьме!»

— А алкоголик?

— В лечебно-трудовом профилактории.

— Это вы в школе, на уроках по ОБЖ ученикам разъясняете?

— Уже не в школе, — поправил Чибисов. — Пока вы любовались на звезды, я заочно закончил юрфак универа, получил вторую вышку и ушел из школы по собственному желанию.

— И куда, если не секрет?

— Тружусь в одной частной компании.

— Поздравляю.

— С чем? — усмехнулся бывший учитель. — Возможность проповедовать свои идеи упала ниже плинтуса. Зарплата, правда, стала в десять раз выше.

Шарова, пока беседовал с Чибисовым, неотступно занимала мысль: спросит ли бывший учитель о Рите… Нет, так и не спросил. Но показалось гравировщику, что Рита осталась у правоведа чувствительной, так и не вытащенной из тела занозой.