Гравировщик знал о Рите больше, чем учитель Чибисов. У него и стаж влюбленности был гораздо больше. Он не очень удивился контрабасу, целовавшему у Риты ручку. Правда, порадовался бы, если б девушка вернулась одна. Но тут уж ничего не попишешь. И это даже неплохо, что ее провожал не молоденький парень. Контрабас выглядел старше Шарова, значит, на возраст ухажеров Рита внимания не обращала. Сей факт увеличивал шансы на успех.

А вот Чибисов после того случая Ритой больше не интересовался, и Шаров его редко видел. Впрочем, однажды, столкнулись под аркой при выходе на улицу. Шаров попытался разговорить учителя.

— Что-то вы перестали спрашивать о Рите, — безхитростно заметил.

— А почему я должен о ней спрашивать? — холодно ответил Чибисов.

— Раньше, помнится, сами начинали, — Шаров смутился.

— Хорошо. Спрошу. Она по-прежнему ведет праздный образ жизни?

— Да. Видимо, до сих пор не может найти подходящую работу.

— И ее по-прежнему привозят домой на иномарках?

— Всякое бывает, — осторожно ответил Шаров.

— Эта девица порочна до мозга костей, — безапелляционно объявил Чибисов.

— Зачем вы так. — Шарову почему-то припомнилась басня о лисице, которой очень не понравился недоступный виноград. — Вы же ее не знаете. А может, она и себя еще не осознает. Вы, конечно, заметили, что она красива. А красота не может быть порочной.

— Ну, это вы загнули! По-моему, только красота и может быть порочной. Убогость, увы, не пользуется спросом.

— А на этот раз загнули вы, — возразил Шаров.

— Ладно, — Чибисов глянул на часы. — Обоснуйте свой тезис.

— Попробую, — гравировщик сосредоточился. — Цивилизация существует тысячи лет. Ну, правда, случались в ее истории жестокие вещи. Однако всё обошлось. Люди друг дружку не поубивали, не выродились и продолжают развиваться дальше. А почему?

— Ну, и почему?

— Именно поэтому. В каждом из нас живет понятие о красоте. На ней и держимся.

— Насколько я понял, вы речь завели о нравственной красоте, которая сидит внутри вас? — Чибисов поморщился. — Но вы забыли, что есть общественный договор, который заключают между собой люди, сбившись в стадо.

— Сами ж в него не верите, — заметив его гримасу, ввернул Шаров.

— А вы, очевидно, Канта начитались? И вслед за Иммануилом удивляетесь двум чудесам, которые он обнаружил, выйдя вечером из пивбара? — Учитель усмехнулся. — Теперь понятно, почему вам звезды подмигивают.

Гравировщик хотел объяснить, что Канта он не читал, но ведь за звездами можно наблюдать и не постигая философов. Однако учитель не стал дожидаться ответной реплики и зашагал прочь, прижимая к левому боку потертую папку из искусственной кожи.

Шаров продолжил любить Риту в одиночку. Ему сделалось как-то неловко, что об этом знает посторонний — теперь уже! — человек. Правда, Чибисов был джентльменом и не показывал пальцем на гравировщика, не трепал языком, а при редких встречах сухо здоровался и спешил мимо.

Конечно, Шарова тоже мучили сомнения. Но он преодолевал их. Иногда с ним заговаривали во дворе мужики, случалось, и бабушки, караулившие у подъезда. Узнав, что он ни разу не женатый, советовали обзаводиться семьей. Особенно донимал дворник Моисей, так его все звали, хотя, возможно, это была кличка. Он одним из первых догадался, за кем приглядывает гравировщик. Дворник зимой и летом ходил в оранжевой шапочке с помпончиком. Завидев Шарова, переставал мести, выпрямлялся, оглаживал черную бороду и спрашивал:

— На свадьбу пригласишь?

— Вы про какую свадьбу? — охлаждал его Шаров. — Свадьбы не предвидится.

— Не зарекайся, — ухмылялся Моисей. — Уже совсем скоро Юпитер войдет в лоно Девы и оросит ее межзвездным дождем. Для вас, неженатых, это оченно благоприятный знак.

Хорошо, если б он оказался пророком. Но сбудется ли его предсказание? А если и сбудется, то когда? Астрономические процессы ведь очень протяженны во времени.

О том, что Шарову пора завести семью, напоминала и старшая сестра, которая выскочила замуж за офицера и писала письма из разных точек света. В последний раз наставление пришло из Петропавловска на Камчатке вместе с видом на Ключевскую сопку. «Ну вот, скоро из государственной Думы направят депешу, что мне пора включаться в решение демографической проблемы». Самые наглые из дворовых советчиков предлагали услуги по сватовству, и у каждого имелась на примете кандидатура в невесты. Пришлось объявить всем, что уже есть девушка. Доброхоты отстали, а дворник Моисей по-свойски подмигнул:

— Знаю, как же! И одобряю твой выбор. Ибо лучшими женами, как правило, становятся те девушки, которые… гм, как бы помягче выразиться… В общем, которые вдоволь насыщаются своей доступностью, — он огладил бороду. — Только вот Маргарита до сих пор не знает, что ты её жених. Может, подсказать?

— Что вы! Не вмешивайтесь! — осадил его гравировщик.

Однако не был уверен, что своим окриком удержал дворника. Вполне возможно, что Моисей, или кто другой, все-таки подсказал Рите.

Однажды, когда Шаров сидел в своей кабине и скучал без работы, в окно заглянула полная, светлая женщина с устойчивыми кудряшками искусственной завивки.

— Анастасия Михайловна?

— Она самая! — сердито подтвердила женщина.

Это и была дальняя родственница гравировщика; он помнил её с юных лет и раньше называл «тетей Настей», но повзрослев, всегда обращался по имени-отчеству. Удивительно, что она посетила его здесь, на работе.

— Ты что ж ко мне перестал заходить? Или дорогу забыл?.. Не-ет? Так в чем же дело?

— Извините, — пробормотал он, — не мог.

— Не мог он, — ворчливо сказала она, вытащила из сумочки платочек и промокнула заблестевшие от слез глаза. — Не забывай, что я была лучшей подругой твоей мамы. И когда она заболела, то позвала меня и сказала: ты присмотри за сыном, когда он останется один.

Он промолчал.

— Ну, докладывай, как живешь. До сих пор холостякуешь? — продолжала наседать тётя. — Я так и знала! Ладно, если ты сам не в состоянии найти себе девушку, займусь я. И не возражай! Чтобы в воскресенье, к шести часам, явился. Чистыми и побритым. Да не забудь надеть свежую сорочку и начистить туфли.

За ней встал мужчина, но видя, что она ничего не заказывает, а ведет посторонний разговор, попытался протиснуться к окошечку.

— Не толкайтесь, сударь!

— Но вы же не по делу?

— Еще как по делу! — Анастасия Михайловна опять повернулась к гравировщику. — Глеб, я не слышу ответа.

— Хорошо, приду, — пообещал он и спохватился: — А что вы задумали?

— Ничего особенного. Приглашу в гости бывшую ученицу. Девушку скромную и симпатичную. Думаю, вы друг другу понравитесь. До свидания!

Она величаво отошла, а у Шарова стали подрагивать руки, и он не сразу приступил к выполнению очередного заказа.

В воскресенье долго и напряженно соображал, идти или нет. Казалось, что если пойдет к А. М. — так он про себя, кратко, называл тётю — то изменит Рите. Но идти надо, раз пообещал. И тогда решил, что зайдет просто так, как бывало раньше, проведать. Даже галстука не повяжет. А еще и опоздает — нарочно, минут на пятнадцать.

В шестом часу стал неторопливо собираться, изредка посматривая на часы. «Ну вот, уже минут на пять опаздываю», — прикидывал, учитывая время на дорогу. Но чтобы совсем надежно опоздать, решил вынести ведро с мусором. Спустился вниз, вышел из подъезда и — замер от неожиданности! На его дежурной скамейке сидела Рита. В белых штанах, нога на ноге. На плечах изумрудно-зеленый жакет с короткими рукавами. Она меланхолически крутила на указательном пальце цепочку. Увидев Шарова, тотчас окликнула:

— Эй, вы! Подойдите, пожалуйста.

Он подошел и встал рядом.

— Да садитесь же!

Повинуясь, присел.

— Вас Константином Глебычем зовут?

— Нет… — с заминкой, словно припоминая, произнес. — Глебом Константинычем.

— Ну вот что, Глеб Константиныч. У меня есть свободные два-три часа. Говорят, в нашем кинотеатре новый фильм идет о ведьмах и вампирах. Желаете меня сводить?

— Да, конечно, — ответил он, напрочь забыв, что нужно идти к А. М.

— Ну, так пойдемте, — Рита поднялась.

Пошли со двора. Девушка то и дело поглядывала на него и улыбалась. В ее карих глазах прыгали бесенята. И лишь когда вошли под арку, которая отделяла двор от улицы, она показала на ведро. — Вы в кино мусор понесете?

— Ах да! — он спохватился. — Подождите минутку.

И бегом, так и не высыпав мусора, отнес ведерко домой. Кинотеатр находился неподалеку. Шаров купил билеты. В ожидании сеанса присели на скамейку в сквере.

— Мне про вас Саша рассказывал, — сообщила Рита. — И вашими конфетами меня угощал, — она засмеялась. — Классные конфеты! Уж я в них разбираюсь. Знаю, Глеб Константиныч, вы влюблены в меня. Да не смущайтесь! Я не против. В меня многие влюбляются. Одно время и этот глаза пялил… Ну, как его? С крайнего подъезда.

— Чибисов, — подсказал он.

— Кстати, кто он?

— Учитель.

— Гм. Однажды он попытался пригласить меня в ресторан, но каюсь, я повела себя неадекватно. Попросила подогнать мерседес к подъезду. Он засмущался и сгинул. Скорей всего, мерса у него нет. А у вас, Глеб Константиныч, есть?

— Тоже нет, — не сразу ответил Шаров. Он заколебался, стоит ли ей рассказывать, что у отца была и машина, и железный гараж, оставшийся в наследство. Но машина не заводилась, гараж потребовали убрать, и он продал всё за бесценок; а гараж, кстати, как стоял так и стоит — новый хозяин смог выкрутиться… нет, не стал посвящать девушку и бодро пояснил: — Да я никогда и не испытывал тяги к технике.

— Ну, хоть не комплексуете по этому поводу, — беззаботно отозвалась она. — А вы, собсно, чем занимаетесь?

— Гравировщик.

— Странно, — удивилась она. — А где работаете?

— В магазине «Райские кущи».

— Заходила я в ваши «кущи». Но вас там не видела.

— Может, не обратили внимания? Я там в отдельной кабинке.

— Хорошо, что не отдельной камере, — пошутила она. — А я думала, вы библиотекарь. Вон и книжки Саше даете.

— Я свои даю.

— Любопытно. У вас есть библиотека?

— Ну да… То есть не так уж она и моя. Отец собирал. Я только маленько прикупил.

— А, запомнила вашего отца, хоть и маленькая была. Строгий такой мужчина. Я, когда видела его, на месте замирала. И до сих пор гадаю: кем же он был? Судьей? Прокурором?

— Нет, альфрейщиком.

— Еще загадочней. Что это такое?

— Сейчас, пожалуй, такой специальности нет, — разъяснил Шаров. — По крайней мере, они так себя уже не называют.

— Да кто «они»? Вы про кого?

— Можно сказать, маляры. Только с художественным оформлением делают.

— Штукатур и дизайнер в одном лице? Понятно! — Рита продолжала расспрашивать и меньше чем за полчаса узнала о спутнике все, даже сколько «бабок» получает. И совет подкинула: — А не лучше ли вам, Глеб Константиныч, как папочке, стать альфрейщиком?

В темном зале кинотеатра он поглядывал на нее сбоку. Она видела, что поглядывает, и поощрительно улыбалась. Показывали мрачный триллер из жизни нечистых сил, но Рита почему-то потихоньку хихикала, когда кто-то кого-то съедал. Шаров вообще не врубался, что происходит на экране, сидел и думал: «Надо же, как повезло!» В сущности, начинался новый этап в их отношениях.

Когда вышли, солнце уже спряталось за дальними домами, подсветив крыши красным заревом, но по-прежнему вечер баловал теплом и спокойствием. Рита, поколебавшись, объявила, что сегодня больше никуда не пойдет, и предложила прогуляться. Они медленно плыли по улице, и ему было странно ощущать, что Рита, недоступная и недостижимая столько лет, держит его за руку и запросто с ним болтает.

Долго стояли на набережной, опираясь на бетонный парапет, вдыхали свежий речной воздух и провожали взглядами редкие теплоходы и баржи. На одной из них на палубе сидел матрос, а может, боцман в тельняшке. Он играл на гармошке. «Эй, моряк, — крикнула ему Рита. — Возьми с собой!» Очевидно, он понял. Бросил играть и жестами поманил её. Она засмеялась, покачала головой и показала на Шарова: кавалер уже есть.

Глеб проводил ее до подъезда, и именно ему, а не кому-нибудь, она улыбнулась и бросила прощальное: «Чао, бамбино!»