Через неделю Яков узнал стороной, что Анатолий Германович Вербицкий вернулся в Москву. Он хотел было позвонить на квартиру и попросить разрешения прийти, как вдруг получил по городской почте коротенькую записку, в которой профессор сам звал его к себе на дачу «по очень важному делу» и как можно скорее. Слова «важному делу» были дважды подчеркнуты.

Яков отправился было к Вербицкому на дачу, но вспомнил, что Александр Иванович взял с него обещание встретиться, прежде чем идти к профессору, и позвонил по автомату в райком комсомола. Александр Иванович проявил большой интерес к записке Вербицкого, попросил зачитать ее и сказал, чтобы Яков немедленно садился на электричку и что он будет ожидать его в вестибюле метро у Ярославского вокзала.

— Могу сообщить кое-что по поводу сочинских писем твоего «покровителя», — прибавил он в конце разговора.

Яков не стал мешкать. Не прошло и получаса, как он уже подъезжал к Москве. Выйдя на площадь, еще издали увидел высокую фигуру своего друга. Александр Иванович расхаживал у входа в метро.

— Люблю аккуратных людей, — улыбнулся он, здороваясь с Яковом. — Ну, где ж бы нам побеседовать? Помнится, тут была маленькая столовая.

Столовая оказалась недалеко; приятели выбрали столик подальше от стойки, заказали по стакану кофе. Яков с нетерпением ожидал, что скажет ему Александр Иванович. Может быть, он разгадал причину несообразности, подмеченной Яковом в письмах профессора?

— Так, значит, ты экстренно понадобился Вербицкому, — задумчиво сказал Александр Иванович, доставая из бокового кармана пиджака и раскладывая на столе два листочка почтовой бумаги. — Интересно знать, зачем? Что-то он начинает проявлять чересчур большой интерес к твоей персоне… Но, прежде чем тебе идти к нему, давай решим один вопрос.

— Да говори, не тяни! Ты что хотел сообщить насчет этих писем?

— Сейчас узнаешь. Я, видишь ли, проконсультировался на днях кое с кем… Ну, скажем, с экспертом одним. И вот что удалось установить. Смотри сюда. — Он развернул листки и положил их рядом, так что последняя страничка одного прикасалась к первой страничке другого. — Оба письма написаны одной и той же авторучкой. В этом, разумеется, нет ничего удивительного. Но вот что интересно, чем ближе к концу этого — первого по времени — письма, тем строчки становятся жирнее. Мы знаем, что это бывает в тех случаях, когда в ручке остается мало чернил. Такие же и даже еще более жирные строчки в начале второго письма, а вот тут, на шестой строке, даже посажена клякса. А дальше ручка стала писать нормально — профессор заправил ее чернилами. Ты ведь знаешь, как это делается? Перо опускается в пузырек, нажимается насос, а затем обязательно надо обтереть кончик ручки, иначе испачкаешь пальцы чернилами. Профессор так и сделал, но, очевидно, вытер ручку недостаточно тщательно и вымазал себе пальцы…

— Откуда ты это знаешь?

— А вот откуда. Обрати внимание (Александр Иванович показал Якову один из конвертов): в том месте, где заклеен конверт, видно несколько синих пятен. Это произошло потому, что Вербицкий, запечатывая, послюнил палец, испачканный чернилами. Такие же следы чернил есть и на другом конверте. Теперь понимаешь, в чем тут загвоздка?

— Ты думаешь, что оба письма писались одновременно?

— Вот именно. Все говорит за это. Профессор, как только поставил подпись под первым письмом, сразу же начал писать второе, пока не сделал кляксу… Тут он остановился, заправил ручку, вымазав при этом пальцы, и, закончив писать, запечатал одновременно оба конверта. Причем сделано это, по-видимому, гораздо раньше, чем значится на штемпелях. Поэтому-то в обоих письмах нет ни слова о шторме, разыгравшемся в эти дни в районе Сочи. Не мог он знать о них заранее, святым духом! Да и письма отправлял не он, а кто-то другой, не знавший их содержания…

— Черт возьми! Что же это такое? С какой стати понадобилась ему эта мистификация?

— Это, дорогой мой, пока дело темное. Но я думаю, что нам удастся просветлить и его. Разреши задать тебе несколько вопросов.

— Задавай!

— Какого числа уехал Вербицкий из Москвы?

— В конце июня. Погоди, сейчас вспомню… я ведь провожал его на вокзале… Кажется, числа 23-го или 24-го.

— А ты не припомнишь, как он был одет, когда садился в вагон?

— В плаще, в шляпе… почему тебя это интересует?

— Может быть, в пыльнике, светло-желтом?

— Точно! Как ты угадал? Удивительно!

— Да, Яша, удивительно счастливое совпадение! Как раз, с месяц тому назад, мне рассказал один из наших инструкторов о странном происшествии в скором поезде Москва — Сочи. Ему сообщил об этом проводник вагона… Теперь для меня ясно, что наш профессор вовсе и не ездил на юг.

— Но я же провожал его… и билет у него был до Сочи…

— Ну и что ж? На первой большой остановке он поменялся с кем-то билетом… причем сделал это тайком… а сам отправился куда-то в другое место.

— Но для чего? Для чего?

— А черт его знает — для чего. Чужая душа потемки.

Яков провел рукой по волосам, взъерошил их.

— Ну и задачу ты задал мне, Сашок! Что же посоветуешь мне сейчас?

— Поезжай к Вербицкому, раз он просит. Но сам держи, что называется, ухо востро. И давай договоримся — обо всем будешь информировать меня. Признаюсь, мне не нравится вся эта история… Ну, а теперь — пошли. Ты когда думаешь ехать? Сегодня?

— Да, с ближайшим поездом. Мне самому не терпится узнать, в чем тут дело.

— Ну, всего хорошего! Смотри же, Яша, помни, что я тебе сказал.