Е. А. Прудникова

Конкретика успешного переворота

До чего же трудно бороться с послезнанием! Мы знаем, что было потом, и это заставляет искать в словах и событиях скрытое значение, которого, когда все совершалось, там и не было вовсе. Как, зная послеоктябрьскую историю, не поверить, что стоило Ленину открыть рот — и окружающие замирали в молитвенном восторге? Но ведь не было этого! И власть оказалась в руках большевиков не потому, что в них видели спасителей Отечества — этих спасителей тогда было хоть лопатой греби! — а потому, что Ленин и большевистская партия предприняли вполне конкретные усилия для того, чтобы эту власть получить. Она, конечно, валялась на земле, но вокруг стояла куча народу, следившего, чтобы ее кто-нибудь не поднял в одиночку. Никто не хотел брать ее себе, но всем хотелось поучаствовать. И уж отдать власть какой-то мелкой экстремистской тусовке, да еще готовой опозорить страну сепаратным миром?..

Так что все это было далеко не так просто и естественно, как кажется теперь, когда мы знаем, что будет дальше….

Как следует поступить, если хочешь хорошенько спрятать какую-либо вещь? Правильно, положить ее на самом видном месте. Как, собственно говоря, и получилось с Лениным. Он никогда не скрывал своих намерений, озвучивая их прямо и честно — а его либо не слушали, либо не верили. Ведь политические радикалы — это практически всегда партии «сослагательного наклонения». Легко говорить: «Вот если бы мы пришли к власти, мы бы…» и выдвигать самые безумные лозунги, когда ты знаешь, что власть тебе не грозит ни при каком раскладе. Даже в партии далеко не все до самого дня 25 октября понимали, что Ленин на самом деле собирается брать власть — а уж как он это намерен сделать и какой власти он хочет…

3 апреля 1917 года знаменитый пломбированный вагон, битком набитый российскими политэмигрантами самых разных мастей, припарковался в Петрограде. В то время видные деятели Совета считали для себя обязательным встречать каждого приезжающего политика — вот и Ленина встретил на Финляндском вокзале собственной персоной председатель ЦИК Чхеидзе. В качестве приветствия он прочитал целую нотацию: от имени Совета он рад приветствовать Ленина в России, но «мы полагаем, что главной задачей революционной демократии является сейчас защита нашей революции от посягательств как изнутри, так и извне. Мы полагаем, что для этой цели необходимо не разъединение, а сплочение рядов всей демократии. Мы надеемся, что вы вместе с нами будете преследовать эти цели…» и т. д., и т. п.

Ленин на протяжении речи Чхеидзе разглядывал потолок, стены, окружающих, потом повернулся к «своим» встречающим и ответил следующее: «Дорогие товарищи, солдаты, матросы и рабочие! Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию… Грабительская империалистская война есть начало войны гражданской во всей Европе… народы обратят оружие против своих эксплуататоров — капиталистов…» И далее в том же духе. Первый контакт двух русских революций — февральской и октябрьской — состоялся. И сразу стало ясно, что им совершенно не по пути.

Уже на следующий день на совещании большевиков — членов всероссийской конференции Советов Ленин выступил со знаменитыми апрельскими тезисами. Пунктом первым там шел самый главный на то время вопрос — о войне. Единственным реальным выходом из войны для России был сепаратный мир, который большевики, придя к власти, тут же бестрепетно заключили. Однако говорить о сепаратном мире, только что проехав через Германию, было, мягко говоря, неразумно. Поэтому Ленин делает хитрый финт, заявляя, что заключить войну истинно демократическим миром нельзя без свержения власти капитала. А раз власть капитала не свергнута, так не о чем и разговаривать. Будем работать в этом направлении, пропагандируя такие взгляды, в том числе и в действующей армии. Далее по тезисам: никакой поддержки Временному правительству, переход власти к Советам — снизу доверху и по всей России. Конфискация всех помещичьих земель, национализация всех земель в стране, слияние всех банков в один общенациональный банк, контроль за производством и распределением — ну, и еще по мелочам, вроде перемены названия партии с социал-демократической на коммунистическую. Прямо скажем: большевистский лидер не собирался стрелять из пушки по мухам. Хотя тогда его идеи расценили как попытку подбить из рогатки броненосец.

5 апреля состоялось совещание представителей социал-демократических партий, где эти тезисы бурно обсуждались. «Отец русской социал-демократии» Плеханов назвал ленинскую программу «грёзофарсом» — бредом сумасшедшего. И кто бы с ним не согласился? Впрочем, терять большевикам было нечего, с такими идеями политический капитал они могли приобрести нешуточный, а там посмотрим. Время на дворе стояло веселое с явным дрейфом в сторону безумия, а в такой обстановке расклады случаются самые неожиданные.

Так дальше и шло. 3 июня открылся первый съезд Советов. Он был насквозь социалистическим: из 822 делегатов с решающим голосом 285 мандатов имели эсеры, 248 — меньшевики, 105 — большевики, остальные — разные мелкие организации. И вот когда видный меньшевик Церетели, давая очередную характеристику положения дел, вещал с трибуны: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место», — Ленин выкрикнул из зала свое знаменитое: «Есть такая партия!» Его заявление встретили смехом — но смутить Ильича было задачей непосильной. Он вышел на трибуну, заявив: «Окажите доверие нам, и мы вам дадим нашу программу». И, ничтоже сумняшеся, стал излагать «апрельские тезисы». Ну прямо Жириновский образца 1917 года!

Однако была у данной политической клоунады и оборотная сторона, совсем не смешная. Это, кстати, хорошо понимали «союзники». Уже 3 апреля английское посольство сообщило в российское Министерство иностранных дел: «Ленин — хороший организатор и крайне опасный человек и, весьма вероятно, он будет иметь многочисленных последователей в Петрограде». А кроме личных качеств вождя надо учитывать, что за ним стояла отнюдь не парламентская «говорильная» партия. Кроме сидевшего за границей теоретико-политического руководства, РСДРП(б) имела не слишком большую, но очень качественную организацию в России, которая двадцать лет (!) целенаправленно занималась организацией рабочего движения. Причем действовали большевики отнюдь не петициями: в их арсенале были стачки, саботаж, теракты, уличные бои. За спиной у Ильича стояли такие «зубры» нелегальной работы, как члены Русского бюро ЦК Коба (Сталин) и Андрей Уральский (Свердлов), освобожденный в марте из Бутырской тюрьмы Юзеф (Дзержинский) и множество подобных фигур меньшего калибра, но в том же стиле: мало слов, много дела.

Эта двойственность, сочетание политически грамотной верхушки и конспиративно-боевых низов, делала организацию совершенно непредсказуемой и действительно опасной, ибо у нее была и голова с бродившими в ней «грёзофарсами», и руки, которые могли заняться их реализацией. Но насколько опасной — не понимало даже большинство членов ЦК, мысливших все-таки парламентскими категориями.

А время шло. Отгремели июльские беспорядки, торжественно провалился корниловский мятеж, Россия была объявлена республикой. Армия рассыпалась на глазах, по всей стране пылали помещичьи усадьбы. Росла и ширилась великая русская смута, а в столице пиром во время чумы кипели политические дебаты.

Ленина «сносит» влево

По мере развития революции Россия дрейфовала в левую сторону политического спектра. Из правительства уходили представители буржуазных партий, их портфели подхватывались социалистами — эсерами и меньшевиками. Впрочем, войдя в правительство, они не делали ничего такого, что можно было бы ожидать от представителей социалистических партий, оправдываясь тем, что не имеют возможности защищать интересы трудящихся («хочу, но не могу»). Большевики в правительство не входили и не собирались («не могу, а значит, не стану») — обычная, в общем-то, позиция для политических радикалов: свобода критики и никакой ответственности. Советы также являлись эсеро-меньшевистскими — хотя после подавления корниловского мятежа и началась их большевизация, но ВЦИК пока оставался прежним.

Ленин, сидевший в Гельсингфорсе, со всем пылом пресекал любые попытки своих деятелей работать в одной упряжке с социалистами, называя тех «социал-предателями» (и было за что!) Тем не менее, когда в ходе подавления корниловского мятежа стихийно возникла коалиция с эсерами и меньшевиками, он эту коалицию задним числом одобрил и даже написал несколько соответствующих статей, начиная с известной работы «О компромиссах». Причина внезапной уступчивости Ильича была проста: развитие событий его вполне устраивало. «Компромисс» с социалистами, к которому призывал Ленин, он видел в следующем: Советы берут власть в свои руки и формируют правительство, состоящее из советского большинства — меньшевиков и эсеров, не допуская в него кадетов и прочих представителей буржуазных партий. Большевики, так уж и быть, в правительство не войдут, удовлетворившись только свободой реализации своей программы — то есть, продолжат агитировать, выдвигая безумные сверхпопулистские лозунги, наживая политический капитал и спокойно ожидая революции на Западе. По Марксу, начать должен был именно Запад, так что Россия могла особо не спешить.

Примерно в таком духе Ильич написал целую серию статей, чем дал ЦК и Петроградскому комитету богатую пищу для политических дискуссий — и большевистские политики этим старательно занимались. Пока все это обсуждалось, РСДРП(б) вела себя мирно: ее представители честно участвовали в заседаниях разнообразных органов власти и комитетов, старались обеспечить как можно более солидную фракцию на Демократическом совещании, которое должно было определить состав правительства новорожденной Российской демократической республики (его открытие было назначено на 14 сентября). Они, конечно, всюду агитировали за полный разрыв с буржуазными партиями, но торжественных уходов из зала заседаний, переходящих в забастовки протеста, не устраивали — хотя бы и на том спасибо.

И вдруг 15 сентября Ленин прислал инструкции, от которых ЦК впал в ступор: Ильич внезапно переметнулся на крайний левый фланг и начал требовать немедленной подготовки вооруженного восстания.

Что же произошло? Очень простая вещь: социалистические лидеры оказались не глупее Ленина и соглашаться на большевистский «компромисс» не собирались. Эсеро-меньшевистское правительство? Это чтобы они за все отвечали, а большевики прятались за их спины? Правый меньшевик Марк Либер выразил эти страхи четко и афористично: «Кадеты сброшены с колесницы, но бойтесь, как бы вам не очутиться на ней одним». Боялись, однако, и еще как!

Уже 9 сентября правые социалисты Дан, Церетели и прочие, иже с ними, заговорили о новой коалиции с буржуазными партиями. Большевистские политики пытались им возражать, начав увязать в изначально бесплодных дискуссиях с социалистическим большинством. ЦК РСДРП(б) собрался привычно уйти в оппозицию и с новым пылом предаться агитации и пропаганде, чем он занимался уже полгода. В общем, положение для радикальной партии было достаточно выигрышное. И тут Ленин шарахнулся на левый фланг, потребовав бросить всю эту ерунду и начать подготовку к вооруженному восстанию.

Людей, входивших в состав ЦК, трудно было шокировать — однако Ленину это удалось. (У меня есть подозрение, что самым большим шоком для них стало осознание того, что Ленин не просто говорит о приходе к власти, а всерьез собирается ее брать.) Их вождь оказался не радикальным политиком, и даже не авантюристом высшей пробы, а полностью «отмороженным» деятелем, который искренне не понимал: почему не взять власть, если можно ее взять? Будем идти по этому пути столько, сколько продержимся. Последствия? Да плевать на последствия! Войдем в историю, как вошла в нее Парижская коммуна, и пусть на нашей крови поднимется новое поколение революционеров!

Да и партийные низы подпирали. Двадцать лет вожди говорили им о социалистической революции — и теперь пришло время «отвечать за базар». Иначе большевистские лидеры потеряли бы лицо перед собственным личным составом — и кому бы они были после этого нужны? И вот социалистическая революция внезапно сошла со страниц толстых томов партийных теоретиков и испытующе уставилась в лицо: ну как, товарищи, рискнете? Кишка не тонка?

Стра-ашно!

Едва получив новые ленинские письма, 15 сентября ЦК собрался на специальное заседание. Сталин (вообще-то верный ленинец, но вписывавшийся в повороты вождя с некоторым запозданием, поскольку не имел привычки подчиняться, не раздумывая) предложил отправить письма на обсуждение в наиболее крупные первичные организации (вот и пойми — он за ленинские идеи или против?), однако получил сплоченный отпор остальных членов ЦК, от Каменева до Троцкого. В партии имелось огромное количество леваков, которым только ленинской поддержки и не хватало, чтобы немедленно перейти к захвату вокзалов и уличным боям. Более того, дабы информация не просочилась случайно, постановили все копии писем сжечь, оставив только по одному экземпляру, и упорно продолжали печатать в «Рабочем пути» старые ленинские работы эпохи «компромисса» (то есть двухнедельной давности).

Какое-то время так все и шло: Ленин требовал немедленного выступления, ЦК саботировал. Но ведь Ленин писал не только ЦК, а и Петроградскому, и Московскому комитетам. Информация постепенно просачивалась на более низкий партийный уровень, да и члены ЦК постепенно привыкали к новому курсу — ив начале октября дискуссия о целесообразности вооруженного восстания как-то незаметно подменилась дискуссией о его сроках. Ждать ли Второго Всероссийского съезда Советов, который должен был собраться в середине октября, или действовать независимо?

Ленин к тому времени успел из Гельсингфорса перебраться в Выборг, поближе к столице, по-прежнему говорил, что «промедление смерти подобно» и требовал брать власть тотчас, немедленно.

Сведения об этих спорах, несмотря ни на какую конспирацию, тут же попадали на страницы газет — от черносотенных до анархистских. Дебаты внутри большевистского руководства гремели на всю столицу. После того, как 7 октября большевики торжественно ушли с первого же заседания Предпарламента, о том, что они готовят восстание, говорили в каждой очереди, в каждом трамвайном вагоне и на каждом уличном митинге.

Кто же так дела-то делает? Тоже мне, конспираторы с двадцатилетним стажем!

Странные телодвижения партии большевиков

7 октября Ленин, наконец, добрался до Петрограда. 8-го числа, отдохнув с дороги, он принялся за дела, и уже 10 октября ЦК принял решение о восстании. А информация все продолжала утекать в какие-то непонятные дыры. Уже через день левоэсеровская газета «Знамя труда» разъясняла читателям, почему немедленное восстание — это плохо. 15 октября газета Горького «Новая жизнь» посвятила большую статью рассуждениям на тему — поддерживают или не поддерживают массы призывы большевиков взять власть силой.

В тот же день, 15 октября, тем же вопросом озаботилось и большевистское руководство. В этот день состоялось еще одно заседание ЦК, на которое были приглашены представители от районов, доложившие о готовности — а точнее, о неготовности к восстанию. Американский историк Александр Рабинович так описывает этот драматический момент: «Общее положение дел в казармах, на фабриках и заводах часто представлялось столь неутешительным, что не могло не обескураживать многих большевиков… В выступлениях участников собрания звучала тревога по поводу явной пассивности очень многих рабочих и солдат. Вопрос в том, захотят ли они подвергать себя риску потерять работу, быть немедленно отправленными на фронт, оказаться в тюрьме или даже пожертвовать жизнью, отозвавшись на призыв большевиков к вооруженному выступлению, когда на днях должен был собраться Всероссийский съезд Советов. Лишь восемь из девятнадцати представителей районов говорили о том, что массы настроены по-боевому и готовы выступить в любой момент. Шесть представителей районов сообщили, что у них преобладали безразличие и выжидательные настроения, а пятеро без обиняков заявили, что у масс нет никакого желания выступать…

В сообщениях из районов на заседании 15 октября прозвучала также озабоченность многих большевиков отсутствием сколько-нибудь удовлетворительной общей технической подготовки восстания. Почти все выступавшие говорили о серьезных трудностях с организацией красногвардейских отрядов и о нехватке оружия и боеприпасов. В целом выступления сводились к тому, что пока еще не был создан орган, который эффективно осуществлял бы подготовку к восстанию. Представитель Нарвского района С. М. Гессен сдержанно говорил о самороспуске боевых сил, очевидно созданных в дни корниловского мятежа, в связи с отсутствием боевых центров. Винокуров, который с оптимизмом рассказывал о настроениях рабочих в Невском районе, признал тем не менее, что отряды Красной гвардии не были созданы в районе и что „организационным аппаратом мы похвастаться не можем“. Прохоров прямо заявил: „С Красной гвардией дело обстоит плохо… Вообще в районе полный развал“. Представитель Шлиссельбургского района сообщил, что красногвардейский отряд в районе был организован, но записывались в него неохотно в связи с нехваткой оружия».

Тем не менее ЦК, еще совсем недавно саботировавший призывы Ленина, на следующий день всего при двух голосах против проголосовал за восстание. И как это прикажете понимать? Либо все ЦК внезапно охватило коллективное помешательство, либо… что?

И тут двое противников «общей линии» — члены ЦК Зиновьев и Каменев — учудили такое, что с позиций партийной этики не лезло ни в какие ворота. Мало того, что они не подчинились решению ЦК, они еще и выступили со статьей, направленной против восстания, все в той же газете Горького «Новая жизнь».

Каменев писал в «Новой жизни»: «Ввиду усиленного обсуждения вопроса о выступлении я и товарищ Зиновьев обратились к крупнейшим организациям нашей партии… с письмом, в котором решительно высказывались против того, чтобы партия наша брала на себя инициативу каких-либо вооруженных выступлений в ближайшие сроки… Не только я и товарищ Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент… независимо и за несколько дней до съезда Советов, было бы недопустимым, гибельным для революции шагом».

Из этого письма неукоснительно следовал вывод, что большевики, несмотря на все возражения собственных правых, решили выступать, не дожидаясь съезда. А до съезда оставалось всего три дня!

Тут нечто совершенно несообразное с позиции элементарного здравого смысла сотворил и сам Ленин. Он обрушился на Зиновьева и Каменева в большевистской печати, но как?! Вы думаете, он, как любой приличный лидер, готовящий переворот, стал уверять всех, что никаких восстаний не замышлялось? Ничего подобного! С таким заявлением выступил почему-то Петроградский Совет, о котором и речи не шло, а главный виновник торжества нес что-то невразумительное. Он написал письмо «к членам партии большевиков», где говорил:

«По важнейшему боевому вопросу, накануне критического дня 20 октября, двое „видных большевиков“ в непартийной печати… нападают на неопубликованное решение центра партии!.. И по такому вопросу после принятия центром решения, оспаривать это неопубликованное решение перед Родзянко и Керенскими, в газете непартийной…» И т. д., и т. п. Какой из всего этого следовал вывод? Только один: решение все же состоялось, и большевики намерены выступить. А состоится выступления 20 октября, не дожидаясь открытия съезда.

Ленин рвал и метал, требовал исключения обоих предателей из партии. Однако дело кончилось всего лишь тем, что провинившимся запретили выступать от имени партии — причем уже через несколько дней Каменев, несмотря на все запреты, преспокойно участвовал в митингах. Как известно, на дальнейшей карьере «штрейкбрехеров» их выходка не отразилась — оба если и выходили из ЦК, то по своей воле и спустя несколько лет оказались в Политбюро, высшем органе, руководившем страной. И это при том, что куда меньшие провинности в большевистской партии карались пулей.

Ну, и как все это прикажете понимать?

…Шум вокруг страшных большевистских приготовлений стоял невообразимый. Между тем действовали большевики куда умеренней и аккуратней, чем говорили. 10 октября Ленин громогласно призывал не дожидаться Всероссийского съезда Советов и выступать, опираясь на съезд Советов Северной области, который должен был открыться на следующий день. При этом почему-то он нимало не озаботился проблемами готовности партии к восстанию. Как-то так получалось, что выступление — само по себе, а подготовка — сама по себе. Естественно, мгновенно произошла утечка информации, и во время съезда население Петрограда с замиранием сердца ждало, когда же начнется — однако ничего не началось. То есть вообще ничего — ни стрельбы на улицах, ни призывов делегатов-большевиков к съезду провозгласить себя властью. Даже чрезвычайно левая «военная организация» партии («Военка») вела себя в высшей степени прилично.

Не успели разъехаться делегаты, как грянул скандал с Зиновьевым и Каменевым, еще на несколько дней приковав внимание общественности: ну вот, сейчас уж точно будет стрельба! Газеты, каждая из собственных «абсолютно достоверных» источников, публиковали «совершенно точные» планы большевистского восстания. Командующий гарнизоном полковник Полковников дал приказ войскам гарнизона принять участие в охране порядка. Время шло, наступило и прошло двадцатое октября — и опять ничего! Шуму много, а дела вовсе и нет никакого. Если, конечно, не считать делом поднятый вокруг всех этих планов шум.

Неужели кто-то думает, что столь опытный и осторожный политик, как Ленин, не понимал: куда выгоднее брать власть, опираясь на Всероссийский съезд, чем на голую силу? Или что он полагал: можно вот так просто, без всякой подготовки, взять и провести восстание — сегодня принять решение, а завтра, не имея ни штаба, ни вооруженных формирований, выкинуть из Зимнего дворца правительство? Нет, обо всем этом он шумел.

В этом и разгадка того, что «ренегаты» не понесли никакого наказания. Зиновьев — ближайший сподвижник Ленина, разделивший с ним сидение в Разливе и в Гельсингфорсе, полностью посвященный во все ленинские планы, после революции ставший главой сверхотмороженной террористической организации под названием Коминтерн — он-то почему вдруг забоялся силовых действий? Каменев — старейший член партии, ему не надо объяснять, что такое партийная дисциплина. С чего вдруг их к Горькому понесло?

Да ради шума — зачем еще-то? А под прикрытием этого шума шла некая негласная работа — шла неспешно, в разумные сроки и по жесткому плану.

В чем сила, брат?

Да, рабочие окраины не были готовы к перевороту. Но кто сказал, что большевики собирались брать власть, опираясь на пролетарские толпы и на Красную гвардию?

В городе было две реальных силы — Петроградский гарнизон и кронштадтские матросы, да еще имелся большевизированный гарнизон в Гельсингфорсе. За кого они станут, у того будет и власть. А за кого они стояли — еще очень большой вопрос. В Кронштадте сильны были анархисты, у гарнизона же имелись проблемы поважнее политических предпочтений: засевших в столице солдатиков правительство собиралось выпереть на фронт.

В начале октября немцы захватили Моонзундский архипелаг на Балтике, перекрыв морские пути и оттеснив русский флот в Финский залив. Правительство обвиняло разложившихся солдат и матросов и, как водится, большевиков, большевики обвиняли правительство в намерении сдать Петроград, по городу бродили слухи о переносе столицы в Москву. Тут-то правительство и предприняло очередную попытку перебросить части Петроградского гарнизона на фронт, мотивируя это необходимостью защиты Отечества. На самом же деле предполагалось на смену выведенным из столицы ненадежным частям прислать еще не распропагандированных фронтовиков, опираясь на которых, можно начать наводить порядок. Существовали ли на фронте нераспропагандированные солдаты, и чем вообще могла закончиться эта затея — вопрос, конечно, интересный, но искать на него ответ никто не хотел.

Большевики, при всем желании, помочь гарнизону не могли, поскольку, во-первых, не имели реальной власти, а во-вторых, вообще оказались в трудном положении. Дело в том, что необходимость замены уставших фронтовых частей тыловыми была единственным пунктом, в котором солдаты-фронтовики сходились с эсеро-меньшевистскими армейскими комитетами и с Временным правительством: против были только тыловые части. Большевики же, поддержав фронтовиков, теряли петроградский гарнизон, а поддержав гарнизон, теряли фронтовиков, ибо правительственные комиссары получали рычаги воздействия на озверевшую от войны солдатскую массу: вот, смотрите, каковы они, ваши радетели! Умело сыграв на этой струнке, можно было двинуть фронтовиков на Петроград не революцию душить, как вел их Корнилов, а вышибить из города засевших там тыловых лоботрясов.

(Надо сказать, что большевики все же выкрутились из этой ловушки. 17 октября во Пскове было собрано совещание фронтовых и гарнизонных представителей, чтобы, воздействуя на совесть, убедить засевших в Петрограде солдатиков согласиться отправиться на фронт. Большевики же ловко подправили разговор: надо заключать мир, а не гнать новые полки в окопы. Ну, и далее, как всегда: чтобы заключить мир, надо передавать власть Советам; тем более что близится съезд, который должен решить еще и вопрос о земле; вывод полков из Петрограда имеет контрреволюционные цели — сорвать съезд и Учредительное собрание. Так что давайте, товарищи, подождем съезда, тем более и осталась какая-то неделя, ну что она вам, сделает погоду, что ли?)

ВЦИК, может, и смог бы отстоять петроградский гарнизон — но не хотел. Он по-прежнему был эсеро-меньшевистским. Обе эти партии, кроме Исполкома Советов, входили и в правительство, так что были обязаны защищать государственные интересы. (Кроме того, как показали дальнейшие события, социалисты были тесно связаны с союзниками по Антанте, которые требовали от России продолжать войну любой ценой).

Однако существовала в Петрограде еще одна организация, которая и хотела, и могла помочь — первый из всех Советов России, Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, который к тому времени был полон левых: большевиков, левых эсеров, анархистов. Председателем Петросовета являлся не кто-нибудь, а сам Троцкий, руководивший этим органом еще в 1905 году. Насквозь большевизированный Петросовет, естественно, не хотел расставаться с частями, с которыми большевистские пропагандисты так долго и хорошо работали.

9 октября был опубликован приказ Временного правительства о выводе Петроградского гарнизона на фронт. В тот же день приказ обсуждался на пленуме Петросовета, который принял решение: создать Военно-революционный комитет по обороне Петрограда. Задачи у комитета были вполне нейтральные, не придерешься: точный учет Петроградского гарнизона и определение минимума сил, необходимых для обороны столицы, меры по охране города от погромов, поддержание порядка. Входили в него представители военных и флотских комитетов, Советов, профсоюзов, фабзавкомов. Формально ВРК был внепартийным органом, подведомственным Совету — однако большинством организаций, пославших в него своих представителей, давно уже рулили большевики, левые эсеры или анархисты. И почему-то именно после создания Комитета, на следующий же день, большевистский ЦК принял первое решение о вооруженном восстании.

Новый комитет неспешно проходил процедуру согласований и утверждений. До тех пор, пока он не был утвержден исполкомом Петросовета, большевики старательно не обращали на него внимания. Им было не до того — они бурно обсуждали подготовку собственного вооруженного восстания: ждать неделю до съезда или все же не стоит? Однако, как только ВРК прошел процедуру утверждения, в тот же день, 16 октября, ЦК РСДРП(б) принял окончательное решение о вооруженном восстании. Снова совпадение дат? Какие-то уж очень точные получаются совпадения.

На том же заседании ЦК избрал «Военно-революционный центр», который делегировал для работы в ВРК. Вошли туда не политики, не ораторы, известные всему Петрограду, а тихие и малозаметные товарищи из «конспиративной» части партийного айсберга. Те, огромная роль которых в подготовке переворота всегда утверждалась большевистскими историками — но даже после победы революции никто никогда не раскрывал: а чем именно означенные товарищи занимались с апреля по октябрь 1917 года? Поименно: Свердлов, Сталин, Бубнов, Урицкий и Дзержинский. Трое из них стали потом крупнейшими государственными деятелями, входили в самое узкое из узких руководств, Бубнов тоже не затерялся в неизвестности, а дослужился до начальника Политуправления Красной Армии и наркома просвещения. И лишь послужной список Урицкого оборвался должностью председателя Петроградской ЧК, но не по его вине — на этой должности он был убит в августе 1918 года.

Впрочем, этой пятеркой присутствие большевиков в ВРК не ограничивалось — «центр» был делегирован туда партией, но большевики имелись в Комитете и сами по себе, как чьи-то представители. 20 октября на первом пленарном заседании ВРК было избрано его бюро, куда вошли еще три большевика: Антонов-Овсеенко, Подвойский и Садовский (первый из них будет вскоре арестовывать Временное правительство, второй являлся руководителем «Военки»). Остальные двое членов были левыми эсерами, в том числе и председатель бюро Павел Лазимир, председатель солдатской секции Петросовета.

Очень любопытную вещь сказал три года спустя Троцкий, вспоминая те дни: «Отдавал ли он (Лазимир. — Авт.) себе отчет, что дело идет о заговоре, или же только отражал бесформенно-революционное настроение левого крыла эсеров, не знаю. Скорее последнее».

Стало быть, создание ВРК было частью заговора, и остальные члены бюро это понимали. Не говоря уже о членах «Военно-революционного центра» — эти должны были попросту знать. Тем более, если верить Троцкому, большевики сами ВРК и придумали: «Вопрос о создании Военно-Революционного Комитета был выдвинут военной организацией большевиков. В сентябре месяце 1917 г., когда военная организация обсуждала вопрос о вооруженном восстании, она пришла к заключению о необходимости создания непартийного „советского“ органа для руководства восстанием. Об этом решении мною было сообщено т. Ленину». Ну, а Ленин уже дал ему ход.

Что забавно, через несколько недель Ильичу пришлось долго уговаривать руководство «Военки» работать не самостоятельно, а только в рамках ВРК. Орлы товарища Подвойского на практике свою идею не распознали. Впрочем, решение было настолько простым, что вопрос об авторстве обсуждать бессмысленно — любой мог догадаться…

…Итак, под прикрытием шума, суеты на рабочих окраинах, громких газетных статей и скандала внутри ЦК РСДРП(б), Петросовет потихоньку начал прибирать к рукам гарнизон, который очень не хотел на фронт и вообще был недоволен начальством. ВРК сразу же стал «параллельной властью» в гарнизоне, но основной властью оставался все же его высокоблагородие господин Полковников. Чтобы комитет перехватил бразды правления из рук командующего гарнизоном, должно было что-то произойти.

Итак, напомним, что ВРК начал организовываться 9 октября, был утвержден 16-го и провел первое пленарное заседание 20 октября. Но уже 18-го в Смольном, где располагались в то время ВЦИК и Петросовет, прошло собрание представителей полковых и ротных комитетов гарнизона. То, что они говорили, показало, насколько правы были большевики, спрятавшись «под крылышко» Совета — солдатская масса не доверяла правительству и ВЦИКу, но признавала Петросовет. Если бы большевики выступили сами по себе — это был бы еще очень большой вопрос, куда бы повернул гарнизон: мог объявить о нейтралитете, мог расколоться… А ВРК, как орган единственного совета, которому доверяли солдаты, был неуязвим.

На том же собрании было принято важнейшее организационное решение о непрерывной связи ВРК со всеми полками. Полковые комитеты устанавливали непрерывное дежурство у телефонов и, кроме того, каждая часть должна были прислать в Смольный по двое связных. Так что 20 числа, когда состоялось, наконец, первое пленарное заседание ВРК, все было готово для того, чтобы в любую минуту выхватить власть из рук Полковникова — дай только повод.

И повод не замедлил представиться. В ночь на 21 октября ВРК назначил своих комиссаров во все части петроградского гарнизона и на склады оружия — в основном это были только что освобожденные из тюрем деятели «Военки». А затем последовала очень простая провокация. В ночь на 22 октября комиссары ВРК явились в штаб Петроградского военного округа. Оттуда их послали далеко, и комиссары без слова протеста пошли, но не по указанному адресу, а в Смольный. И тут началось! Уже утром Комитет собрал представителей всех полков гарнизона, руководство гарнизона объявили «орудием контрреволюционных сил». Первые два пункта резолюции, принятой собранием, гласили:

«1. Охрана революционного порядка от контрреволюционных покушений ложится на вас под руководством Военно-революционного комитета.

2. Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революционным комитетом, недействительны».

Так ВРК легко и элегантно перехватил управление гарнизоном. Уже на следующий день одумавшийся командующий готов был идти на переговоры — но поздно! И хотя 23 октября ВРК все же отказался от жесткого контроля над действиями командования, ясно ведь, что после первого же неугодного комитету приказа одним легким движением руки контроль будет восстановлен.

Напомним, что формально ВРК подчинялся Петросовету, но по факту им рулили большевики, как гласно, так и негласно. Ведь в Бюро ВРК заседали далеко не первые люди в РСДРП(б) — зато в состав делегированного туда партией Военно-революционного центра входили крупнейшие руководители партии Сталин и Свердлов, а партийную дисциплину еще никто не отменял.

Вот теперь можно было и восстание проводить!

О роли ВРК в ленинских планах не знали даже многие его члены, в частности, руководитель «Военки» Подвойский, люди которого занимались технической подготовкой большевистского восстания. Непосредственно перед событиями руководители «Военки» Подвойский и Невский побывали у Ленина на конспиративной квартире, где состоялась очень интересная дискуссия. Оба убеждали Ильича отложить восстание на несколько дней, пока «Военка» не будет готова его провести, а тот нетерпеливо разъяснял, что действовать нужно только через ВРК, а не самостоятельно, и брать власть непосредственно перед съездом Советов, «дабы этот съезд, каков бы он ни был, встал перед свершившимся фактом взятия рабочим классом власти».

Да-да, конечно! Игнорировать такое крупное мероприятие, как Съезд Советов, было в высшей степени неразумно — его и не игнорировали. Не зря же большевики снова и снова повторяли на каждом углу: «Вся власть Советам!». Если выстроить ленинскую интригу по срокам, сразу становится понятно, что власть с самого начала собирались брать именно с опорой на съезд. С ним же увязано и знаменитое ленинское высказывание: «Сегодня выступать рано, послезавтра — поздно». Когда это — «сегодня и послезавтра», и почему — «рано и поздно»?

Джон Рид, американский журналист, которого неуёмная натура и требования ремесла занесли в охваченную смутой Россию, вспоминал по этому поводу:

«3 ноября (21 октября) вожди большевиков собрались на свое историческое совещание. Оно происходило при закрытых дверях… Володарский, выйдя из комнаты, рассказал мне, что там происходит.

Ленин говорил: „24 октября будет слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го не все еще делегаты на Съезд прибудут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени Съезд организуется, а крупному организованному собранию трудно принимать быстрые и решительные мероприятия. Мы должны действовать 25 октября — в день открытия Съезда, так, чтобы мы могли сказать ему: „Вот власть! Что вы с ней сделаете?““».

А съезд собирался с трудом, медленно и мучительно. Верхушка местных советов и власти саботировали выборы на него, как только могли. Делегаты на крышах и буферах добирались через охваченную разрухой страну. 20 октября прибыло всего 15 делегатов, на следующий день их было 100, еще через сутки — 175, а для кворума нужно было иметь хотя бы четыреста. Мандатная комиссия пыталась саботировать, ее члены заявляли не понравившимся (т. е. большевистским) делегатам: «Зря, мол, приехали, пустить вас на съезд не можем». Рядом непременно посмеивался кто-нибудь из большевиков: «Ничего, товарищи, не беспокойтесь, когда съезд начнется, все пройдете». Но все же было ясно, что 25 октября его откроют. Именно к этому дню (плюс-минус организационный бардак) и сходились все линии большевистских интриг.

Пустые надежды министра-председателя

Для полной красоты операции неплохо бы еще было, чтобы правительство начало первым. Большевики постоянно провоцировали Керенского, чтобы получить повод «защищать от него революцию». И Александр Федорович с размаху бухнулся в приготовленную ловушку. Поскольку разговоры о том, что большевики готовят восстание, велись по-прежнему, а по рабочим окраинам шли почти неприкрытые приготовления к вооруженным действиям, вовсю формировались красногвардейские отряды, то правительство решило упредить выступление — именно то, что и было нужно большевикам.

В ночь на 24 октября Керенский распорядился вызвать «верные части с фронта», а пока что арестовать членов Военно-революционного комитета и разгромить типографию, где печатались газеты «Рабочий путь» и «Солдат». На фронте давно уже не было верных правительству частей, арестовать членов ВРК, сидевших под охраной в Смольном, у него руки были коротки, а вот третье — получилось.

На рассвете 24 октября в типографию явился комиссар милиции 3-го Рождественского района вместе с юнкерами и предъявил ордер на закрытие типографии. Юнкера конфисковали отпечатанные газеты, разбили матрицы, опечатали двери и выставили караул. Больше ничего они не успели, поскольку к тому времени информация дошла до Смольного, оттуда прислали роту солдат Литовского полка, которая и вышибла захватчиков вон. Единственным реальным следствием инцидента стала небольшая задержка выхода газеты.

Однако этого комического налета вполне хватило, чтобы поднять крик о покушении на революцию. Тут же в полки полетел приказ ВРК за подписью Подвойского:

«Петроградскому Совету грозит прямая опасность… Предписывается привести полк в полную боевую готовность. Ждите дальнейших распоряжений».

ЦК большевиков, и без того почти не покидавший Смольного, постановил больше не расходиться, чтобы не искать друг друга по Петрограду. Один Ленин еще оставался на конспиративной квартире. На всякий случай — вдруг все же прорвутся какие-то части с фронта — решили организовать запасной штаб в Петропавловской крепости. Наблюдение за действиями властей и связь с крепостью возложили на Свердлова, Дзержинскому поручили почту и телеграф, Бубнову — связь с железнодорожниками, Берзин и Каменев, который, как ни в чем не бывало, принимал участие в работе, отвечали за связь с левыми эсерами.

Главному штабу Красной гвардии приказали направить в Смольный для охраны полторы тысячи бойцов, а также провести мобилизацию транспорта, занять в районах стратегически важные пункты, организовать охрану предприятий и выделить людей для захвата правительственных учреждений. Через несколько часов город был в руках Военно-революционного комитета и красногвардейцев — а поскольку и те, и другие подчинялись партии большевиков, то фактически власть принадлежала РСДРП(б). Однако формально инициатором всего этого триумфа был Петросовет, это он припас подарочек съезду.

…Нельзя сказать, что Керенский не боролся — вот только борьба его была изначально обреченной и потому нелепой. Он посылал депешу за депешей, пытаясь вызвать подкрепление с фронта — но такие вещи не делаются за один день, да и командующий Северным фронтом генерал Черемисов не горел желанием расставаться с боеспособными частями. Штаб петроградского округа приказал полкам гарнизона сидеть в казармах — но гарнизон теперь подчинялся только Военно-революционному комитету. Пытались прекратить трамвайное движение, чтобы нарушить связь между центром и рабочими окраинами — однако трамвайщики слушались только своего профсоюза. С той же целью пытались захватить и развести мосты — но успевали туда не раньше красногвардейцев, так что получился этот фокус с одним лишь Николаевским мостом (сейчас мост лейтенанта Шмидта). Попробовали еще раз закрыть газеты — но на сей раз данной спецоперацией занялись всего восемь милиционеров, так что даже солдат не потребовалось — их прогнали сами же рабочие вместе с двумя какими-то матросами. Единственное, чем правительство озаботилось всерьез — так это собственной безопасностью, стянув к Зимнему дворцу все, что имело — впрочем, имело оно чрезвычайно мало. А если бы не главная приманка Зимнего, то и еще меньше.

Вездесущий репортер Джон Рид побывал в это дни во дворце. Побеседовал с молодым офицером, встреченным возле кабинета Керенского, заинтересовался запертой дверью, за которой, как тот сказал, были юнкера…

«— А можно нам пройти туда?

— Нет, разумеется, нет! Запрещено… — вдруг он пожал нам руки и ушел. Мы повернулись к заветной двери, устроенной во временной перегородке, разделявшей комнату. Она была заперта с нашей стороны. За стенкой были слышны голоса и чей-то смех, странно звучавший в тишине огромного и старинного дворца. К нам подошел старик-швейцар.

— Нельзя, барин, туда нельзя!

— Почему дверь заперта?

— Чтобы солдаты не ушли, — ответил он.

Через несколько минут он сказал, что хочет выпить стакан чаю, и ушел. Мы открыли дверь. У порога оказалось двое часовых, но они ничего не сказали нам. Коридор упирался в большую, богато убранную комнату с золотыми карнизами и огромными хрустальными люстрами. Дальше была целая анфилада комнат поменьше, отделанных темным деревом. По обеим сторонам на паркетном полу были разостланы грубые и грязные тюфяки и одеяла, на которых кое-где валялись солдаты. Повсюду груды окурков, куски хлеба, разбросанная одежда и пустые бутылки из-под дорогих французских вин. Вокруг нас собиралось все больше и больше солдат в красных с золотом юнкерских погонах. Душная атмосфера табачного дыма и грязного человеческого тела спирала дыхание. Один из юнкеров держал в руках бутылку белого бургундского вина, очевидно стащенную из дворцовых погребов… Все помещение было превращено в огромную казарму, и, судя по состоянию стен и полов, превращение это совершилось уже несколько недель тому назад».

Главным стимулом, удерживавшем во дворце его защитников, являлась, разумеется, не верность правительству, а знаменитые царские винные погреба. Но все же стимул сей был не дороже жизни, и Керенский это хорошо понимал. 25 октября, в 2 часа 20 минут ночи, в Ставку главнокомандующему Духонину ушли две телеграммы с требованиями перебросить в Петроград казачьи части — все, до которых можно дотянуться. Вызвали в Зимний и казачьи полки, расквартированные в Петрограде — но те ответили, что без пехоты не пойдут. Генерал Левицкий, состоявший для поручений при министре-председателе, сообщал Духонину: «Впечатление, как будто бы Временное правительство находится в столице враждебного государства, закончившего мобилизацию, но не начавшего активных действий». И, для окончательной шизофреничности происходящего, по Дворцовому мосту в виду осажденного Зимнего дворца ходили трамваи, в городе работали рестораны и кинематографы, в театрах шли спектакли. По Дворцовой площади и по набережным болтались толпы зевак в ожидании бесплатного представления — штурма Зимнего дворца.

В 10 утра 25 октября Керенский на автомобиле американского посольства выехал из Петрограда, как он сам объяснял, «навстречу войскам» — он все еще надеялся, что в стране найдутся люди в погонах, согласные за него умереть.

…Дальше у большевиков было два способа действий. Первый — это, не предпринимая больше никаких шагов, дождаться открытия съезда и поставить перед ним вопрос о низложении Временного правительства. Еще днем 24 октября они явно склонялись к этому варианту. Выступая перед большевистской фракцией съезда, Троцкий говорил: все, что сделано ВРК — это исключительно оборона революции от правительственных посягательств, чтобы создать почву для съезда Советов. Штурмовать Зимний дворец они не собираются. Вот «если бы съезд создал власть, а Керенский не подчинился бы, то это был бы полицейский, а не политический вопрос». Впрочем, съезд бы наверняка низложил правительство, оно напрашивалось на это уже очень давно, после чего его можно совершенно спокойно разогнать или же арестовать.

И вдруг что-то произошло. В ночь на 25 октября восставшие начали захватывать важнейшие правительственные учреждения. В 9 вечера комиссар ВРК с отрядом матросов явился в Петроградское телеграфное агентство. Директор агентства заявил, что подчиняется только Временному правительству, тогда комиссар преспокойно отодвинул его в сторону, сел на его место и стал просматривать сообщения.

Около 2 часов ночи солдаты заняли Николаевский вокзал, городскую электростанцию (тут же было отключено энергоснабжение большинства правительственных зданий) и Главный почтамт. В 3 часа 30 минут крейсер «Аврора», стоявший на ремонте, вошел в Неву и вышиб юнкеров с единственного захваченного ими моста (точнее, и вышибать не пришлось — едва крейсер осветил мост прожекторами, те разбежались сами). В 6 часов утра моряки и солдаты Кексгольмского полка без малейшего сопротивления заняли Государственный банк. Через час была захвачена и телефонная станция, а в 8 часов утра — Варшавский вокзал. Утром в здании «Крестов» появился комиссар ВРК и потребовал освобождения всех политзаключенных — тюремное начальство без единого слова протеста повиновалось.

25 октября, в 10 часов утра, было опубликовано воззвание к гражданам России:

«Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.

Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание советского правительства — это дело обеспечено.

Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!»

К вечеру от всей старой власти оставалось только само правительство, уже без министра-председателя, обреченно забаррикадировавшееся в Зимнем дворце, защитники которого таяли на глазах.

Чего боялся Ленин?

Что же произошло вечером 24 октября такого, что изменило ход событий? Только одно: в Смольном появился Ленин.

Вокруг Ленина в эти дни творилось что-то непонятное. С самого его приезда в Петроград ЦК строжайшим образом запрещал ему перемещаться по городу — несмотря на то, что без своей знаменитой бородки и в парике он был абсолютно неузнаваем. Ильич сидел на конспиративной квартире в доме, который находился в нескольких десятках метров от железнодорожной станции Ланская, так что можно было при первой опасности сесть на поезд и укатить из Петрограда обратно в Финляндию, до которой было 30 километров. Вообще-то основания для такой суперконспирации имелись — Ленина арестовывать бы не стали, убили бы на месте. Но, с другой стороны, рисковал не только он, рисковали все лидеры большевиков. Такому режиму есть лишь два разумных объяснения. Либо за Лениным охотился кто-то серьезный, а не милиция Временного правительства, либо ЦК старался держать Ильича, с его внезапными озарениями, неуемной энергией и резко холерическим темпераментом, подальше от штаба восстания. Кто знает, что еще придет ему в голову?!

И ведь пришло! Весь день 24 октября Ленин бомбардировал Смольный требованиями не ждать съезда, а брать власть сразу. Ну уж теперь-то какой в этом смысл? И тем не менее, требования сыпались одно за другим. В шесть часов вечера он написал отчаянное письмо, которое велел квартирной хозяйке, исполнявшей роль связной, передать лично Крупской.

«Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уж поистине, промедление в восстании смерти подобно.

Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс.

Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя. Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.

Нельзя ждать! Можно потерять все!..

Кто должен взять власть?

Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет “или другое учреждение”…

Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власть в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью.

История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя потерять все.

Взять власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.

Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.

Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направить своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их…

Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!

Промедление в наступлении смерти подобно!»

А знаете, что следует из этого письма? То, что у штаба восстания были одни цели, а у Ленина — какие-то другие, в которые он не считал нужным посвящать даже товарищей по партии (по крайней мере, всех товарищей). Какие? О, это мы скоро увидим!

Несколько раз Ленин обращался к ЦК с требованием разрешить ему прийти в Смольный — и каждый раз получал отказ. Днем, по воспоминаниям той же квартирной хозяйки, он, рассвирепев, смял записку и швырнул ее на пол:

«Я их не понимаю. Чего они боятся? Ведь только позавчера Подвойский докладывал, что такая-то военная часть целиком большевистская, что другая тоже… А сейчас вдруг ничего не стало. Спросите, есть ли у них сто верных солдат или сто красногвардейцев с винтовками, мне больше ничего не надо!».

Что было дальше? Официальная версия советской истории такова: к вечеру ЦК все же разрешил Ильичу появиться в Смольном. Для конспирации Ленин послал хозяйку квартиры с письмом к Крупской, а сам, оставив ей записку: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтоб я уходил», в сопровождении одного лишь связного, финского большевика Эйно Рахья, отправился в Смольный. Они доехали на трамвае до Финляндского вокзала, затем шли пешком, на Шпалерной едва не попавшись патрулю, и с трудом проникли в Смольный, так как не имели пропусков.

Все очень мило — но если ЦК согласился на приезд Ленина в Смольный, почему допустил, чтобы он ушел туда всего с одним сопровождающим? Что, нельзя было прислать грузовик с солдатами? А уж история с пропуском совсем не вписывается. Допустим, его не было у Ленина, однако он всяко должен был быть у связного — иначе с кем Рахья связывал Ильича? Нет уж, больше похоже на то, что Ленину просто надоело ждать, он послал хозяйку с письмом, чтобы та ему не препятствовала, а Эйно Рахья — никакой не связной, а телохранитель, — вынужден был его сопровождать (не запирать же Ленина в чулане, в самом-то деле?)

Как бы то ни было, в Смольный он прорвался — и тут-то все и началось!

Но есть еще один, куда более интересный вопрос: почему Ленин так торопил с восстанием? Опасался правительства? Полно, оно давно уже не имело ни силы, ни власти, а уж коль скоро фронтовые части добрались бы до Питера, арест «временных» их бы не остановил. В чем же дело?

Впрочем, ответ содержится в письме.

«Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.

Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября…»

То есть, дело было не в правительстве, а в съезде Советов.

Большевики управляли Советами, да — но в одном вопросе они были заложниками съезда. А именно — в составе правительства. Существовала грозная опасность того, что съезд решит создать социалистическое правительство из представителей всех левых партий.

В начале сентября большевики выступали за социалистическое правительство — но с тех пор много воды утекло. Самое главное — в сентябре они не собирались участвовать во власти. А сейчас коалиция с умеренными социалистами отбросила бы ситуацию к марту 1917 года, с той разницей, что тогда у создавшей правительство Думы была альтернатива — Советы, а теперь у заменивших ее Советов альтернативы не было.

И ведь ясно, как день, чем все кончится! До сих пор любая совместная деятельность с меньшевиками и эсерами неизбежно увязала в бесконечных дискуссиях, и «однородное социалистическое» правительство было обречено на то же самое. Социалисты потопили бы в увязках и согласованиях те меры, которые надо было проводить немедленно. И главная из них — мир, мир на любых условиях и любой ценой.

Избавиться от социалистов в правительстве после их избрания было бы уже невозможно — их присутствие освящено съездом Советов. Нет, конечно, через полгода можно было бы созвать Третий съезд и устроить еще одну революцию — вот только от страны к тому времени не осталось бы уже ничего.

Да и сам большевистский переворот при таком раскладе терял всякий смысл. Проведя великолепную интригу, низложив старое правительство, своими руками способствовать появлению нового, точно такого же, которое сегодня присягнет Антанте, а завтра позовет кадетов? Собственными руками уничтожить свой основной козырь — окончание войны? Тогда что? Выходить из правительства, начинать все сначала? Так ведь не факт, что переворот удастся повторить.

Так что совершенно понятно, чего хотел Ленин — взять власть к началу съезда и на этой волне попытаться сформировать свое правительство, или хотя бы захватить ключевые позиции. А то ведь дадут портфели министров труда и земледелия — и делай с ними, что хочешь.

Как бы то ни было, ранним утром 25 октября в Смольном, на заседании ЦК, протокол которого не составлялся — а скорее всего, и не заседание это было, а просто разговор, ибо принимали в нем участие Ленин, Сталин, Троцкий, Смилга, Милютин, Зиновьев, Каменев и Берзин, фигуры совершенно разного веса и уровня, — был составлен список нового правительства, членов которого решили назвать не министрами, а «народными комиссарами». Кое-кто из присутствующих посчитал это шуткой — и зря!

Но вот кто придумал и организовал то, что было потом? Не Ленин — у него был другой сценарий. Тогда кто?

День X

…25 октября вступил в действие новый фактор — матросы. Рано утром из Гельсингфорса в столицу выехали три эшелона с моряками и отправилась целая революционная флотилия — пять миноносцев: «Меткий», «Забияка», «Мощный», «Деятельный» и «Самсон» и патрульный катер «Ястреб». Эскадра, отправившаяся тем же утром из Кронштадта, выглядела куда более живописно (нелишне вспомнить, что в Гельсингфорсе заправляли большевики, а в Кронштадте — анархисты). Братишки погрузились на все, что плавало — от дряхлого линкора «Заря свободы», который тащили по сложному фарватеру четыре буксира, до колесных пассажирских катеров, — и весь этот умопомрачительный караван направился в Петроград, делать революцию.

В два часа дня кронштадцы доползли, наконец, до города. Их великое явление воспевалось в популярной тогда песне: «Из-за острова Кронштадта на простор Невы-реки выплывает много лодок, в них сидят большевики» (добавим: и анархисты). В устье Невы уже стояла «Аврора», судовой оркестр играл марш. Три тысячи кронштадтцев высадились на берег.

К тому времени организационный ресурс Военно-революционного комитета начал подходить к концу. Ленин метался по тесной комнатке Смольного, как зверь в клетке, требуя немедленно брать Зимний, но штурм тонул в каких-то организационных неувязках.

Взять дворец планировали в полдень — однако все время что-то мешало. Сперва никак не могли согласовать ультиматум, который собирались предъявить правительству — в конце концов им пренебрегли, но время было потеряно. Потом начались заморочки с подготовкой штурма.

Дворец был вроде бы обложен со всех сторон, между тем туда и оттуда все время шастал какой-то народ. Естественно, как только запахло жареным, защитники Зимнего начали понемногу разбегаться — и замки не помогли! В 6 часов ушла группа юнкеров Михайловского артиллерийского училища, забрав с собой четыре из шести пушек Затем удалилась группа казаков. Около 7 часов вечера восставшие взяли Главный штаб.

Остальные защитники громоздили перед дворцом баррикады из дров — впрочем, все это было без толку, потому что Зимний, строившийся как дворец, а не как крепость, имел огромное количество неохраняемых дверей и окон, и к вечеру туда просочилось множество народу. Организационный ресурс ВРК к тому времени окончательно иссяк Восставшие солдаты успели устать от «революционной дисциплины», так что их с большим трудом удавалось мобилизовать на какие-либо действия, а о том, что Зимний, собственно говоря, уже взят, поскольку по нему шастает незнамо сколько революционеров, в комитете не было известно.

Шестидюймовки Петропавловки, из которых предполагалось обстреливать дворец, как выяснилось, не использовались уже много месяцев, так что было вообще непонятно, чем окончится стрельба. Стали подкатывать трехдюймовки — те оказались и вовсе неисправными — революция! И тут артиллеристы определили, что стрелять из шестидюймовых все-таки вроде бы можно. Так что решили рискнуть.

Разобравшись с пушками, комиссар ВРК начал искать красный фонарь. Дело в том, что в качестве сигнала к восстанию не придумали ничего лучшего, чем вывесить такой фонарь на флагштоке, забыв поинтересоваться — а есть ли в крепости столь романтичный светильник Наконец, фонарь раздобыли, стали водружать на флагшток — и тут оказалось, что его мало откуда видно. Едва разобрались с этими прискорбными обстоятельствами, как пришел слух, что Зимний уже капитулировал, и представители ВРК отправились на другой берег проверять. Наконец, в 9 часов 40 минут вечера Антонов-Овсеенко приказал крейсеру «Аврора» дать холостой выстрел — холостой намного громче боевого — в качестве сигнала. Правда, сигналом к чему он должен был послужить, непонятно, но это уже мелочи… «Аврора» радостно бахнула, вызвав восторг зрителей на набережных и перепугав обитателей дворца, в том числе и восставших, которые блуждали по дворцовым лабиринтам. Большая часть как революционеров, так и защитников дружно кинулась вон. Артиллеристы Петропавловки немного подождали, пока все, кто хочет, уберутся из дворца, и начали обстрел неясного калибра и боевого уровня. Вроде бы принято считать, что палили из шестидюймовок, два снаряда попали во дворец, а остальные разорвались над Невой — но не совсем понятно, как снаряд, который взрывается от соприкосновения с чем-либо твердым, вообще мог разорваться в воздухе. С другой стороны, даже два шестидюймовых снаряда, влепленные на таком расстоянии во дворец, наполовину превратили бы его в развалины, а там всего лишь обрушилась небольшая часть кладки. Скорее всего, боевыми по ошибке стрельнули из какой-то нечаянно оказавшейся исправной трехдюймовки, а шестидюймовые орудия палили холостыми — и громко, и страшно, и для дворца безвредно. Во-первых, он красивый, во-вторых, народное достояние, а в-третьих, о винных погребах Зимнего к тому времени знала каждая чайка над Невой — как же можно подвергать опасности такое сокровище? Обстрел начался около 11 часов вечера, когда, согласно официальной советской истории, дворец был уже взят, а согласно неофициальной, уже оставлен восставшими после выстрела «Авроры».

И тут во всю эту кашу впилились подошедшие, наконец, корабли из Гельсингфорса. По счастью, моряки стоявшего в устье Невы минного заградителя «Амур» узнали силуэты подходящих «Самсона» и «Забияки», а то, в довершение радостей, революционные экипажи еще бы друг друга перетопили.

…А во дворце революция шла своим порядком: матросы гонялись за юнкерами, юнкера за матросами, мародеры грабили, а обнаружившим дорогу в винные погреба было уже вообще ни до чего. Весь этот базар закончился в два часа ночи, когда ВРК, наконец, повел свое войско на приступ, и секретарь ВРК Антонов-Овсеенко арестовал Временное правительство.

Министров вывели на площадь и, поскольку машины не было, отправили в Петропавловку пешком. Возле Троицкого моста их атаковала толпа, потребовавшая, чтобы министрам отрубили головы и бросили в Неву. Помог случай: из какой-то машины дали пулеметную очередь. Очередь была в мировое пространство, однако в Петропавловке решили, что стреляют по крепости и, в свою очередь, ответили. Все бросились врассыпную, в том числе арестованные и конвой. В общем, когда Антонов-Овсеенко разместил, наконец, свой груз по казематам, с облегчением вздохнули все, включая министров, ибо затянувшаяся революция утомила всех.

Так зачем все же стреляла «Аврора»?

Ленин между тем метался по комнате в Смольном, обрушиваясь с руганью на членов ВРК, которые никак не могли взять этот проклятый дворец. Открытие съезда Советов оттягивали, сколько можно, но больше тянуть было нельзя.

…Официально считается, что Второй съезд Советов начался со знаменитых слов Ленина: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась!» Однако на самом деле эти слова были произнесены раньше, на заседании Петроградского Совета, которое открылось в 2 часа 35 минут дня словами Троцкого: «От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временное правительство больше не существует!» После короткого отчета Троцкого о состоянии дел выступил и Ленин с той самой исторической речью. Большевики немножко поругались с меньшевиками, и делегаты разошлись — кто-то отправился в свои районы, а другие остались ждать начала съезда.

Его все-таки пришлось открывать, не дожидаясь известий об аресте правительства. Начался он в 10 часов 40 минут вечера 25 октября, спустя час после выстрела «Авроры».

К началу съезда собралось 650 делегатов, из которых 390 поддерживали большевиков. Как все они поместились в актовом зале Института благородных девиц? «Революция научила искусству уплотнения» — съязвил по этому поводу Троцкий. Делегаты, гости, охрана, журналисты всеми правдами и неправдами пробивались в зал, игнорируя предупреждения о том, что может провалиться пол. Повезло — пол не провалился.

«Внешний вид съезда говорил об его составе, — писал Троцкий. — Офицерские погоны, интеллигентские очки и галстуки первого съезда почти совершенно исчезли. Безраздельно господствовал серый цвет, в одежде и на лицах. Все обносились за время войны. Многие городские рабочие обзавелись солдатскими шинелями. Окопные делегаты выглядели совсем не картинно: давно не бритые, в старых рваных шинелях, в тяжелых папахах, нередко с торчащей наружу ватой, на взлохмаченных волосах. Грубые обветренные лица, тяжелые потрескавшиеся руки, желтые пальцы от цыгарок, оборванные пуговицы, свисающие вниз хлястики, корявые рыжие, давно не смазывавшиеся сапоги. Плебейская нация впервые послала честное, не подмалеванное представительство, по образу и подобию своему».

На том же съезде был и Джон Рид, дополнивший описание:

«Мы вошли в огромный зал заседания, проталкиваясь сквозь бурлящую толпу, стеснившуюся у дверей. Освещенные огромными белыми люстрами, на скамьях и стульях, в проходах, на подоконниках, даже на краю возвышения для президиума, сидели представители рабочих и солдат всей России. То в тревожной тишине, то в диком шуме ждали они председательского звонка. Помещение не отапливалось, но в нем было жарко от испарений немытых человеческих тел. Неприятный синий табачный дым поднимался вверх и висел в спертом воздухе. Время от времени кто-нибудь из руководящих лиц поднимался на трибуну и просил товарищей перестать курить. Тогда все присутствующие, в том числе и сами курящие, поднимали крик: “Товарищи, не курите! ”, и курение продолжалось. Делегат от Обуховского завода анархист Петровский усадил меня рядом с собой. Грязный и небритый, он едва держался, на ногах от бессонницы: он работал в Военно-революционном комитете трое суток без перерыва…»

Первым делом произошла «смена власти» в президиуме, который формировался по партийному представительству: новый съезд выдвинул 14 большевиков и 7 левых эсеров. Трое меньшевиков отказались занять выделенные им места — это был первый успех ленинской тактики. Прежние деятели ВЦИК вышли со сцены, а их места заняли Троцкий, Коллонтай, Луначарский, Ногин, Зиновьев, Камков, Мария Спиридонова и другие подобные им деятели.

И тут за окном загрохотали пушки — начался обстрел Зимнего дворца. (Вот и вопрос: связана ли эта стрельба, без которой вполне можно было обойтись, со взятием Зимнего — или это была психическая атака на съезд? Лучшей провокации большевики, даже если бы и захотели, не смогли бы придумать). Собравшиеся сразу занервничали. Встал Мартов и от имени меньшевиков-интернационалистов предложил прекратить боевые действия (как будто они велись!) и начать переговоры, чтобы создать коалиционное демократическое правительство. Это было несколько хуже социалистического правительства, поскольку «демократическое» предполагало, кроме политических партий, представленных в Совете, участие множества других организаций. Тем не менее, съезд восторженно принял его предложение, с которым согласились и большевики — а что им еще оставалось?

Дело в том, что перед началом съезда делегаты заполняли анкету, из которой видно, какие наказы дали им их Советы. Абсолютное большинство — 505 человек — поддерживали лозунг «Вся власть Советам!» (в данном случае это означало формирование правительства из партий, представленных в Совете). 86 делегатов стояли за демократическое правительство, где, кроме Советов, будут представлены профсоюзы, кооперативы и пр. 21 человек допускал присутствие в правительстве представителей имущих классов, и 55 делегатов стояли за коалицию с кадетами. Едва ли собравшиеся в зале понимали, чем «Вся власть Советам» отличается от социалистического правительства, а последнее от демократического. Зато для большевиков в данной ситуации создание «правительства советского большинства» было хуже даже коалиции с буржуазией.

И тут как раз помогли пушки. Под их бодрящий аккомпанемент представители блока умеренных социалистов один за другим выступали с предложением в знак протеста уйти со съезда — что, в конце концов, и сделали. Естественно, после такого демарша речи об образовании однородного социалистического правительства уже не было. Съезд раскололся, однако абсолютное большинство осталось за большевиками и левыми эсерами.

Видный меньшевик Суханов потом, уже много лет спустя, с горечью констатировал: «Борьба на Съезде за единый демократический фронт могла иметь успех… Уходя со Съезда… мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле, мы обеспечили победу всей “линии” Ленина».

Что и требовалось получить

…Однако вопрос о составе Совета народных комиссаров все еще висел в воздухе. Слишком авантюрным было рассчитывать, что большевикам удастся создать монопартийное правительство — а им надо было сыграть наверняка. Параллельно со всеми этими событиями они вели переговоры с левыми эсерами о вхождении тех в Совнарком, что создало бы хоть какую-то видимость коалиции. Лучше б они этого не делали! Это ни в коей мере не облегчило положения большевиков, зато проблем потом у них будет из-за этого сотрудничества!

Впрочем, 26 октября левые эсеры не хотели входить в правительство (они согласились позже), и вопрос снова повис в воздухе. И вот тогда большевики предложили свой ответ на вопрос: «Вот власть! Что вы с ней сделаете?» Они произвели рокировку — первыми пунктами повестки дня 26 октября поставили не создание правительства, а обсуждение программы, и начали с документов, после которых сердца 150-миллионного народа Российской империи были отданы им. На трибуну вышел Ленин и зачитал воззвание «К народам и правительствам всех воюющих держав», более известный как «Декрет о мире».

«Рабочее и Крестьянское правительство, созданное революцией 24–25 октября и опирающееся на Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире.

Справедливым или демократическим миром, которого жаждет подавляющее большинство истощенных, измученных и истерзанных войной рабочих и трудящихся классов всех воюющих стран, — миром, которого самым определенным и настойчивым образом требовали русские рабочие и крестьяне после свержения царской монархии, — таким миром Правительство считает немедленный мир без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций.

Такой мир предлагает Правительство России заключить всем воюющим народам немедленно, выражая готовность сделать без малейшей оттяжки тотчас же все решительные шаги впредь до окончательного утверждения всех условий такого мира полномочными собраниями народных представителей всех стран и всех наций.

Под аннексией или захватом чужих земель Правительство понимает сообразно правовому сознанию демократии вообще и трудящихся классов в особенности всякое присоединение к большому или сильному государству малой или слабой народности без точно, ясно и добровольно выраженного согласия и желания этой народности, независимо от того, когда это насильственное присоединение совершено, независимо также от того, насколько развитой или отсталой является насильственно присоединяемая или насильственно удерживаемая в границах данного государства нация. Независимо, наконец, от того, в Европе или в далеких заокеанских странах эта нация живет.

Если какая бы то ни было нация удерживается в границах данного государства насилием, если ей, вопреки выраженному с ее стороны желанию — все равно, выражено ли это желание в печати, в народных собраниях, в решениях партий или возмущениях и восстаниях против национального гнета — не предоставляется права свободным голосованием, при полном выводе войска присоединяющей или вообще более сильной нации, решить без малейшего принуждения вопрос о формах государственного существования этой нации, то присоединение ее является аннексией, т. е. захватом и насилием.

Продолжать эту войну из-за того, как разделить между сильными и богатыми нациями захваченные ими слабые народности, Правительство считает величайшим преступлением против человечества и торжественно заявляет свою решимость немедленно подписать условия мира, прекращающего эту войну на указанных, равно справедливых для всех без изъятия народностей условиях.

Вместе с тем Правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей страной и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира.

Тайную дипломатию Правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 г. Все содержание этих тайных договоров, поскольку оно направлено, как это в большинстве случаев бывало, к доставлению выгод и привилегий русским помещикам и капиталистам, к удержанию или увеличению аннексий великороссов, Правительство объявляет безусловно и немедленно отмененным.

Обращаясь с предложением к правительствам и народам всех стран начать немедленно открытые переговоры о заключении мира, Правительство выражает с своей стороны готовность вести эти переговоры как посредством письменных сношений, по телеграфу, так и путем переговоров между представителями разных стран или на конференции таковых представителей. Для облегчения таких переговоров Правительство назначает своего полномочного представителя в нейтральные страны.

Правительство предлагает всем правительствам и народам всех воюющих стран немедленно заключить перемирие, причем со своей стороны считает желательным, чтобы это перемирие было заключено не меньше как на три месяца, т. е. на такой срок, в течение которого вполне возможно как завершение переговоров о мире с участием представителей всех без изъятия народностей или наций, втянутых в войну или вынужденных к участию в ней, так равно и созыв полномочных собраний народных представителей всех стран для окончательного утверждения условий мира.

Обращаясь с этим предложением мира к правительствам и народам всех воюющих стран, Временное рабочее и крестьянское правительство России обращается также в особенности к сознательным рабочим трех самых передовых наций человечества и самых крупных участвующих в настоящей войне государств, Англии, Франции и Германии. Рабочие этих стран оказали наибольшие услуги делу прогресса и социализма, и великие образцы чартистского движения в Англии, ряд революций, имевших всемирно-историческое значение, совершенных французским пролетариатом, наконец, в геройской борьбе против исключительного закона в Германии и образцовой для рабочих всего мира длительной, упорной дисциплинированной работе создания массовых пролетарских организаций Германии — все эти образцы пролетарского героизма и исторического творчества служат нам порукой за то, что рабочие названных стран поймут лежащие на них теперь задачи освобождения человечества от ужасов войны и ее последствий, что эти рабочие всесторонней решительной и беззаветно энергичной деятельностью своей помогут нам успешно довести до конца дело мира и вместе с тем дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс населения от всякого рабства и всякой эксплуатации».

Документ этот часто упоминается, но крайне редко печатается, и любой, кто его прочтет, поймет, почему. Собственно, раздел об «аннексиях» — это не социалистические, а либерально-демократические идеи, которые, как и любые либеральные идеи, примененные в конкретной жизни, оказались чрезвычайно разрушительными. Но собравшаяся в актовом зале Смольного толпа в серых шинелях не вникала в такие тонкости, да и едва ли вообще поняла, о чем именно говорят с трибуны — ей достаточно было самого слова «мир».

Следующим пунктом повестки дня стоял декрет о земельной реформе — и вот здесь лишних и «умных» слов не было вообще.

«1) Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.

2) Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, впредь до Учредительного собрания.

3) Какая бы то ни было порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом. Уездные Советы крестьянских депутатов принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при конфискации помещичьих имений, для определения того, до какого размера участки и какие именно подлежат конфискации, для составления точной описи всего конфискуемого имущества и для строжайшей революционной охраны всего переходящего к народу хозяйства на земле со всеми постройками, орудиями, скотом, запасами продуктов и проч.

4) Для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов редакцией «Известий Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов» и опубликованный в номере 88 этих «Известий» (Петроград, номер 88, 19 августа 1917 г.).

О земле.

Вопрос о земле, во всем его объеме, может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием.

Самое справедливое разрешение земельного вопроса должно быть таково:

1)  Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду, либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема. Вся земля: г осударственная , удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т. д., отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней.

За пострадавшими от имущественного переворота признается лишь право на общественную поддержку на время, необходимое для приспособления к новым условиям существования.

2) Все недра земли: руда, нефть, уголь, соль и т. д., а также леса и воды, имеющие общегосударственное значение, переходят в исключительное пользование государства. Все мелкие реки, озера, леса и проч. переходят в пользование общин, при условии заведывания ими местными органами самоуправления.

3) Земельные участки с высоко-культурными хозяйствами: плантации, рассадники, питомники, оранжереи и т. под. не подлежат разделу, а превращаются в показательные и передаются в исключительное пользование государства или общин , в зависимости от размера и значения их.

Усадебная, городская и сельская земля, с домашними садами и огородами, остается в пользовании настоящих владельцев, причем размер самих участков и высота налога за пользование ими определяется законодательным порядком.

4) Конские заводы, казенные и частные племенные скотоводства и птицеводства и проч. конфискуются, обращаются во всенародное достояние и переходят либо в исключительное пользование государства, либо общины, в зависимости от величины и значения их.

Вопрос о выкупе подлежит рассмотрению Учредительного собрания.

5) Весь хозяйственный инвентарь конфискованных земель, живой и мертвый, переходит в исключительное пользование государства или общины, в зависимости от величины и значения их, без выкупа.

Конфискация инвентаря не касается малоземельных крестьян.

6) Право пользования землей получают все граждане (без различия пола) Российского государства, желающие обрабатывать ее своим трудом, при помощи своей семьи, или в товариществе, и только до той поры, пока они в силах ее обрабатывать. Наемный труд не допускается.

При случайном бессилии какого-либо члена сельского общества в продолжение 2 лет, сельское общество обязуется, до восстановления его трудоспособности, на этот срок прийти к нему на помощь путем общественной обработки земли.

Земледельцы, вследствие старости или инвалидности утратившие навсегда возможность лично обрабатывать землю, теряют право на пользование ею, но взамен того получают от государства пенсионное обеспечение.

7) Землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительной норме.

Формы пользования землей должны быть совершенно свободны, подворная, хуторская, общинная, артельная, как решено будет в отдельных селениях и поселках.

8) Вся земля, по ее отчуждении, поступает в общенародный земельный фонд. Распределением ее между трудящимися заведуют местные и центральные самоуправления, начиная от демократически организованных бессословных сельских и городских общин и кончая центральными областными учреждениями.

Земельный фонд подвергается периодическим переделам в зависимости от прироста населения и поднятия производительности и культуры сельского хозяйства.

При изменении границ наделов первоначальное ядро надела должно остаться неприкосновенным.

Земля выбывающих членов поступает обратно в земельный фонд, причем преимущественное право на получение участков выбывших членов получают ближайшие родственники их и лица по указанию выбывших.

Вложенная в землю стоимость удобрения и мелиорации (коренные улучшения), поскольку они не использованы при сдаче надела обратно в земельный фонд, должны быть оплачены.

Если в отдельных местностях наличный земельный фонд окажется недостаточным для удовлетворения всего местного населения, то избыток населения подлежит переселению.

Организацию переселения, равно как и расходы по переселению и снабжению инвентарем и проч., должно взять на себя государство.

Переселение производится в следующем порядке: желающие безземельные крестьяне, затем порочные члены общины, дезертиры и проч. и, наконец, по жребию, либо по соглашению.

Все содержащееся в этом наказе, как выражение безусловной воли огромного большинства сознательных крестьян всей России, объявляется временным законом, который впредь до Учредительного собрания проводится в жизнь по возможности немедленно, а в известных своих частях с той необходимой постепенностью, которая должна определяться уездными Советами крестьянских депутатов.

Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются».

Этот документ собравшиеся в зале крестьяне в серых шинелях поняли сразу, и еще как поняли! Декрет устанавливал то самое положение, о котором русский крестьянин мечтал, начиная с 1861 года, которое пытался донести до деятелей Думы, а потом Временного правительства и Советов в бесчисленных наказах. Собственно, это была не большевистская, а эсеровская программа, которую городская по преимуществу большевистская партия без малейшего стеснения «увела» у оппонентов. Эсеры страшно обиделись и долго кричали о плагиате, на что большевики резонно возражали: «Так ведь мы ее реализовали, какие претензии?»

И лишь потом, на волне народного ликования, в 2.30 ночи съезд приступил к обсуждению вопроса о новом правительстве. Меньшевики и эсеры торжественно покинули Смольный, левые эсеры отказались войти в Совнарком, а большевики провозгласили декреты, отражающие все чаяния трудящихся масс — так в чем вопрос-то? Совнарком был составлен из одних большевиков во главе с Лениным, и за него проголосовало около 450 человек из 600 присутствующих. Это правительство также было «временным» — ему предстояло функционировать вплоть до Учредительного собрания.

И все же интересно: кто придумал решившую дело историю с обстрелом Зимнего?

Заключение

А потом Ленин еще раз шокировал товарищей по партии — когда те поняли, что он на самом деле собирается претворить в жизнь все, что большевики обещали.

25 октября еще ничего не решало. Взять власть было, право же, совсем нетрудно. Большевики взяли ее красиво и практически бескровно — это их заслуга в сфере политической эстетики. Ровно с тем же успехом они могли разбомбить Зимний дворец и перестрелять несколько сотен его защитников. Троцкому пришлось бы несколько видоизменить свою речь, и дальше события пошли бы все тем же ходом.

Дело ведь было совсем не в том, чтобы оттащить с арены и без того лежащее в глубоком нокдауне правительство. Дело было в том, чтобы решить проблемы, отправившие его в нокдаун — те проблемы, о которые обломало зубы неизмеримо более сильное и подготовленное царское правительство и намного лучше финансируемое Временное. Сталин в августе 1917-го на VI съезде партии дал далеко идущее обещание: «Если мы возьмем власть, то сорганизовать ее мы сумеем». Интересно: он на самом деле так думал?

Впрочем, для начала неплохо бы знать, сколько шансов он отсчитал на реализацию первой части этой фразы. Один из десяти? Или один из ста? А Ленин — сколько времени он предполагал продержаться?

Тем не менее, власть была взята, и пришла пора отвечать за все свои обещания — резвитесь, ребята, пока не придет новый хозяин страны и не развесит вас на фонарях!

Вот стратегическое наследство, доставшееся большевикам от прежних властей: страна, намертво завязшая в клубке неразрешимых противоречий, с чудовищно отсталым нереформируемым сельским хозяйством, полуколониальной экономикой, полным отсутствием идеологии, сгнившей верхушкой и неграмотными (в прямом смысле) низами.

Вот тактическое наследство: неоконченная война при развалившейся армии, голод, холод, остановившиеся заводы, агонизирующий транспорт, городское население, которое надо как-то спасать, и сельское, с верхушкой которого надо как-то договариваться, чтобы взять хлеб, а бедноту (которой было больше половины) тоже как-то спасать. А кроме того, бывшие «хозяева жизни», желающие скинуть новую власть, и милые соседи, для которых настал удобный момент поделить страну.

Вот оперативное наследство: некоторое количество полуразвалившихся государственных структур с саботирующими чиновниками, которых надо как-то заставить работать, и лютый кадровый голод, поскольку и без того немногочисленные образованные люди большей частью, не в силах стерпеть «хама», оказались на «белой» стороне.

Большевики, дерзнувшие взять власть в октябре семнадцатого, остались со всем этим веками копившимся и доставшимся им в наследство клубком проблем один на один, без всякой помощи. При этом они не имели никакого опыта управления государством. Соотношение было примерно такое же, как в фильме «Выборгская сторона»: ты вроде бы больничной кассой заведовал? Ага, пойдешь директором Госбанка. Кое-что большевистская верхушка, всю жизнь занимавшаяся изучением общественных наук, знала в теории… а вы пробовали хотя бы мобильный телефон освоить с помощью инструкции?

Но эти авантюристы высочайшего разряда, не зная о государственном управлении ничего, кроме обрывков нахватанных отовсюду книжных знаний вперемешку с самыми дикими теориями, не струсили. Они взялись за дело, о котором не имели практически никакого представления, стали его делать — без механизмов управления, при всеобщем развале — и сумели вытащить страну из кровавой смуты и хаоса. Как — это уже второй вопрос. Как умели. Что поделаешь, эти люди не проходили практику в должностях заведующих канцеляриями и товарищей министров. Они очень быстро избавились от каких бы то ни было иллюзий, и это стало спасением и для них, и для страны. Критиковать-то их просто, да — а какой еще был выход из русской смуты?

Я долго не могла понять причин — почему Сталин так преклонялся перед Лениным. Всего пять лет на посту главы государства, и то приходящихся, в основном, на войну — а белые эту войну не выиграли бы никогда. Среднего класса — опоры буржуазной демократии — в России практически не было, сразу под тончайшим образованным слоем колыхалось море неграмотного, но отнюдь не темного народа, доведенного за двести лет жизни по европейскому образцу до предела терпения. Прежних хозяев — ни помещика, ни «христолюбивого» фабриканта — эти люди не приняли бы никогда, так что большевики, опиравшиеся на эти низы, были просто обречены на победу.

А что еще сделал Ленин? Право же, сущие пустяки, и говорить не о чем: из того хаоса, который получило в наследство новое правительство, создал какую-никакую, но власть, при этом не потеряв почти ничего от прежней державы. Подумаешь, пустяки какие! Право, любой бы сумел!

Приложение

Рассказ анархиста Федора Другова о том, как он штурмовал Зимний дворец

Я лежал в военном госпитале, когда мне сообщили, что назревают серьезные события. Я, несмотря на протесты врача, выписался и помчался прямо в Смольный, не показавшись даже родным. Там я встретил Марусю Спиридонову, которая мне объяснила все и сообщила, что левые эсеры выступают вместе с большевиками против Временного правительства. Она попросила меня войти в Петроградский Военно-Революционный Комитет (ПВРК), в который большевики не хотели пускать левых эсеров, а меня, анархиста, готовы были терпеть как посредника между двумя крайне левыми партиями. После переговоров с Лениным я был введен в состав ПВРК. Он помещался в двух комнатах верхнего этажа Смольного, в северном конце коридора. Возле него в отдельном помещении находился Ленин, а напротив — военный штаб Антонова. По окончании II Съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, принявшего постановление о передаче власти Советам, председатель ПВРК Дзержинский предложил мне поехать к Зимнему дворцу и выяснить положение. Доехав по Невскому до Морской улицы, я сошел с автомобиля и направился пешком…

У Морской и Невского стояло несколько орудий с дулами, направленными в сторону Зимнего. Впереди около арки, сложив ружья в козлы, сгрудилась группа солдат. По их спокойному виду нельзя было судить, что это передовая линия осады. Направляюсь к Александрийскому саду — около улицы Гоголя стояла группа красногвардейцев и реквизировала все проходящие мимо автомобили, сгоняя их к Смольному. В конце Невского двигались одинокие прохожие, некоторые с винтовками и пулеметами. На площади у Исаакиевского Собора расположился бивак матросов Второго Балтийского Экипажа. Такая мирная обстановка меня поразила. В Смольном известно, что Временное правительство решило защищать свою власть, и там уверены, что без штурма Зимнего не обойтись — а здесь не только нет достаточной осады, кругом дыры, но и те незначительные части, что кое-где стоят, благодушно настроены и не чувствуют боевой обстановки. Я пересек Дворцовую площадь и подошел к группе штатских, среди которых находилось несколько матросов. Узнал нескольких анархистов — разговор шел о Керенском, который якобы идет с казаками на выручку Временному правительству, говорят, юнкера готовят вылазку из Зимнего дворца, вроде бы у них есть несколько броневиков и поэтому надо брать поскорее штурмом дворец. Вся обстановка говорила за то, что они правы. Но кто же будет штурмовать Зимний, если вокруг никого нет? В это время кто-то указал на движущийся быстро через площадь силуэт человека. Никто не придал этому значения. Однако меня заинтересовал этот силуэт, который, судя по всему, вышел из Зимнего. Я предложил его задержать. Каково же было наше удивление, когда мы узнали в нем командующего Петроградским военным округом. Штатское пальто не спасло его, и он был препровожден в ВРК Когда в толпе узнали, что я член Петроградского Ревкома, один анархист позвал меня сходить к баррикадам юнкеров и предложить им сдаться. Я согласился. Махая носовыми платками, мы пошли к баррикаде и влезли на нее. При виде нас юнкера сгрудились к нам. Мой спутник произнес агитационную речь, после чего юнкера плаксивым ребяческим хором загалдели: «Ну мы же не хотим братоубийства. Мы хоть сейчас сдадимся, но кому же, кому мы должны сдаться, скажите?» Мой спутник указал на меня: «Вот член Военно-Революционного Комитета. Он является законным представителем государственной власти». В этот момент из ворот вышел офицер и крикнул: «Господа юнкера! Позор! Вы братаетесь с хамьем Марш по местам». Но юнкера уже вышли из повиновения. Посыпались жалобы и упреки. Видно было, что Временное правительство уже не пользуется у них авторитетом. И перспектива встретиться с разъяренной народной толпой им не улыбалась. Офицер повернулся на каблуках и быстро ушел. Сейчас же во дворе раздалась команда, и к воротам частыми шагами подошел взвод других юнкеров. «На линию огня, шагом марш!» Новые юнкера рассыпались по бойницам Старые выстроились и ушли внутрь здания, ворча на офицера. Офицер резко обратился к нам: «А вы кто такие?» Я ответил, что я член ВРК и уполномочен передать предложение о сдаче: «Зимний дворец окружен плотным кольцом, на Неве стоят военные корабли. Положение Временного правительства безнадежно», но офицер грязно выругался и послал нас. И мы пошли…

Захватив на Невском первую попавшуюся машину, я приехал в Смольный. Обрисовал печальную картину, сложившуюся вокруг Зимнего, Антонову. Антонов, тряся длинной шевелюрой, удивился моему рассказу: «Как? А мне только что сообщили, что Временное правительство сдалось и Зимний плотно оцеплен нашими войсками. Я сейчас же приму меры. Спасибо, товарищ!»

Видя царящий в военном штабе хаос, бестолковщину и благодушное неведение командующего, я, сообщив в ВРК свои сведения, помчался назад к Зимнему, чтобы лично организовать штурм Дворца. По дороге я услышал несколько выстрелов. Когда я вернулся к Зимнему, вокруг него царило уже большое оживление. Разношерстные группы гнездились за каждым прикрытием. Это не были организованные отряды, это была обычная революционная толпа, которой никто не руководил, но которая собралась сюда поодиночке со всех концов города, как только раздались первые выстрелы — признак революции. Тут были матросы, рабочие, солдаты и просто неопределенные лица. Это была стихия. Организованные же части продолжали благодушествовать, расположившись бивуаком в стороне. Я взял на себя задачу направить эту стихию на активные действия. Черная ночь, мертвящая тишина, передвигающиеся с места на место тени «стихии» нервировали защитников баррикады. Время от времени они оглашали площадь выстрелами. Для порядка и мы посылали им ответные выстрелы из толпы. Перестрелка создавала некоторую напряженность и революционизировала атмосферу, привлекая с окраин толпы рабочих, желающих принять боевое участие в революции. Из-под арки я перебрался к сложенным штабелям, под прикрытием которых скопилось много стихийников. Эта масса жаждала действа.

Стоило мне только предложить нескольким матросам штурмовать баррикаду, как тотчас же вокруг собралась целая рота добровольцев. Они только и жаждали инициатора, который бы что-нибудь такое затеял. Я взял на себя командование. Объяснил боевую задачу, как нужно себя вести при наступлении, и мы широкой цепью двинулись вперед. Нам удалось дойти уже до середины площади, когда нас выдал предательский свет фонаря на Александрийской колонне. Нас заметили с баррикады и после первого залпа открыли по нам частый огонь. Впившись в мостовую зубами, мы лежали как мертвые. Кто-то из наших товарищей сзади догадался «потушить» фонарь на колонне. И вскоре стрельба юнкеров стала стихать. Не успела еще прекратиться стрельба, как я услышал над своей головой голос неизвестно откуда взявшейся медсестры: «Товарищ, ты жив?!» К счастью, помощь не понадобилась — никаких ран, кроме нескольких разбитых при падении на мостовую коленок и лбов, у наступающих не было. То ли юнкера не умели стрелять, то ли стреляли поверх голов, и это спасло защитников Зимнего от эксцессов толпы. После неудачной попытки атаковать баррикаду я решился приблизиться ко Дворцу со стороны Миллионной улицы. Перебежками вдоль стены штаба мы добрались до угла и присоединились к солдатам Павловского полка, укрывавшимися за гранитными статуями Эрмитажа. Взяв с собой группу матросов, я направился для разведки к боковым воротам Зимнего. Подкравшись к воротам, мы увидели ударниц женского батальона и вступили с ними в переговоры.

Оказалось, они сами искали путей войти с нами в контакт. Они нам сообщили, что женский ударный батальон и большая часть юнкеров постановили прекратить защиту группы растерявшихся людей, именующих себя Временным правительством. Они хотели вступить в переговоры с представителями ВРК, которые гарантировали бы им личную безопасность и свободное возвращение. Получив от меня гарантии, делегаты сдающихся частей ушли передавать результат переговоров своим товарищам. Ударницы начали выходить с полным вооружением, складывая винтовки в кучу. Проходя через строй рабочих и красногвардейцев, молодые ударницы бросали задорные, кокетливые взгляды своим бывшим «врагам». Беспечный вид смазливых девчонок, плотно натянутые шаровары которых выдавали соблазнительные формы женского тела, развеселил нашу публику. Посыпались остроты и комплименты. Матросские лапы потянулись к шароварам пошарить, не спрятано ли там оружие. Ударницы не догадывались, в чем дело, и покорно позволяли гладить свои ноги. Другие же догадывались, но нарочно щеголяли своим телом, насмешливо наблюдая за движением матросских рук и как только эти руки переходили границы возможного, так моментально получали шлепок, и пленница со смехом убегала. Растроганный матрос безнадежно вздыхал: «Эх, хороша Маша, да не наша». Солдаты скромнее, тех больше привлекали упругие груди, соблазнительно обрисовывавшиеся под тканью гимнастерок. С простодушной неуклюжестью солдаты пользовались возможностью «полапать» девчонок. Проходя дальше по строю, ударницы, освоившиеся уже с «вражеской» обстановкой, раздавали шлепки налево и направо. Толпа гоготала в блаженном веселии. А в это время в нескольких десятках саженей из-за баррикады трещали выстрелы. Война только началась. За ударницами потянулись юнкера. Наконец, вышел последний юнкер и сообщил, что желающих сдаваться пока больше нет, но некоторые части юнкеров колеблются. Офицеры обеспокоены сдачей части юнкеров и ударниц. Много юнкеров арестовано, и им грозит расстрел за измену Временному правительству.

Воспользовавшись путем, которым вышли из Зимнего юнкера, матросня ворвалась во дворец и рассеялась по бесчисленным коридорам и залам дворца. Поднявшись по лестнице наверх, я с группой матросов стал пробираться по залам внутрь. Вперед мы выслали разведку, которая тщательно осматривала все помещения по пути. Двигаться было очень опасно. За каждой дверью, за каждой портьерой мог встретить притаившийся враг. Наконец, нас просто могли атаковать с тыла, отрезать выход. Нас была небольшая группа, остальные разбрелись неизвестно куда. Та часть дворца, куда мы попали, оказалась пустой. После сдачи юнкеров и ударниц у временного правительства не нашлось сил заполнить этот прорыв. Наша цель была — проникнуть изнутри к главным воротам и атаковать баррикаду с тыла.

Вдруг на площади поднялась страшная стрельба. Откуда-то распространился слух, что прибыли казаки Керенского. Матросня бросилась назад к выходу. Как я ни успокаивал — не помогло, и мне пришлось самому удирать. Не зная расположения дворца, я побежал за двумя последними матросами, чтоб не остаться совсем одному. Вбежали в какой-то чулан или кухню, а дальше бежать некуда. Неизвестно куда ведущая дверь оказалась запертой. Пробили прикладами дыру и вылезли на лестницу. Дверь во двор тоже оказалась на замке. Попробовали бить прикладами — не поддается — прочная. Мы попались в западню, как мыши.

Нужно искать путь, которым мы пришли во дворец. Бежим наверх. Взломали еще одну дверь и какими-то помещениями пришли к выходу. Выскочив за ворота, мы сейчас же должны были залечь в нише Зимнего дворца, так как нас обдало потоком пуль. На площади стоял сплошной гул от стрельбы. Мы лежали друг на друге в три этажа. И нижний едва переводил дух под нашей тяжестью, но зато он был в самом безопасном положении.

Когда поток пуль несколько ослаб, мы перебежали к Эрмитажу. Укрывшиеся там матросы и красногвардейцы стреляли по баррикаде. Выяснилось, что никаких казаков нет, а просто стихийно поднялась стрельба. Я предложил прекратить бесполезную стрельбу и вновь двигаться во дворец. Матросы рассказали, как один из них, забравшись на какой-то чердак и сбросив оттуда бомбу на собрание юнкеров, убежал. Нескольких матросов будто бы юнкера захватили в плен и расстреляли. Публика рассвирепела: «Как, расстреляли наших товарищей! Даешь Зимний, братва!» И вся эта орда бросилась во дворец…

Бомба, брошенная в самой середине здания, навела на юнкеров такой панический страх перед наглостью матросов, что они, завидев в дверях пару матросов, наводящих на них винтовки, моментально поднимали руки вверх и сдавались. Лишь непосредственная охрана Временного правительства и защита главных ворот еще держались на своих позициях.

По открытому нами пути во дворец вошел народ, рассеиваясь в бездонном лабиринте его помещений. Чувствуя безопасность, во дворец устремились толпы любопытных, к которым примазались темные личности, почувствовавшие удобный случай поживиться. Мне сообщили, что во дворце обнаружено громадное количество пулеметов, боеприпасов и вина и что в подвале начинается пьянство. Я немедленно направился туда… оказалось, что там, помимо двери, проломлена кирпичная стена. Кто проломал стену и когда — это тайна, но во всяком случае тот, кто ломал, имел определенную цель и точно знал, где надо ломать. Я заставил немедленно заложить стену кирпичами и закрыть железную дверь.

На площади кипел горячий бой. А я с группой кронштадтцев пробирался по огромным залам дворца, увешанным картинами. У каждой двери стоял лакей в ливрее с неизменными бакенбардами. Странно было видеть этих людей при своих обязанностях в самом пекле сражения. Люди в ливреях невозмутимо стояли на своих постах и привычным движением распахивали перед каждым дверь. Один из лакеев, увидев меня и решив почему-то, что я начальник, обратился ко мне и говорит: «Я понимаю еще — ну бунтовать, там, но убивать, а зачем безобразничать-то!» — «Что вы этим хотите сказать?» — спрашиваю я, не понимая, в чем дело. «Так как же, вот, ваши товарищи-то: полюбуйтесь. Взяли кусок портьеры и вырезали на портянки. Я им говорю: зачем же вы хулиганничаете, вещь портите, вещь, она вас не трогает. Так они на меня револьвер наводят. Молчи, говорят, старая собака». — «А вы можете указать на того, кто это сделал?» — «Так где ж его теперь найдешь! Сколько их тут навалило!» Я старику разъяснил, что такие гадости делают не революционеры, а мародеры, которых надо истреблять на месте. И если кто-нибудь еще позволит себе, то если он сам не сможет задержать этого человека, пусть укажет на него первому попавшемуся матросу, а уж мы ценности отберем и пощады не дадим. Я похвалил старика за то, что он в такой момент стоит на своем посту и охраняет народное имущество. На площади стрельба все увеличивалась, вдруг молния осветила на миг погруженные во мрак помещения дворца и раздался оглушительный орудийный выстрел. За ним еще. Здание дрогнуло. Казалось, что где-то поблизости рухнули стены. Я знал, что орудия, стоявшие на Невском, подвезены под арку штаба. Неужели они стреляют по дворцу, а ведь здесь же много своих? Я не в состоянии был понять, что там происходит. Может, следующий снаряд и похоронит нас под развалинами. Успокоил себя мыслью, что нелепо разрушать Дворец, и они этого никогда не сделают, стреляют, по-видимому, по баррикаде, чтоб разрушить ее. (Это стреляла холостыми «Аврора».)

Прибегает матрос и заплетающимся языком сообщает, что стены в погреб опять сломаны и народ растаскивает вино. Я приказал ему опять заложить отверстие, закрыть дверь и охранять погреб. Матрос, пошатываясь, ушел.

Пробираясь дальше вглубь здания, я заглянул в одну из боковых зал и вижу, как двое штатских, отворив крышку громадного ящика, роются в нем. На полу валяются различные серебряные предметы. Я вхожу и, направив на них маузер, командую: «Ни с места!» В ответ они моментально выхватывают наганы и открывают по мне стрельбу. Я успел укрыться за дверью и крикнул своих матросиков, несколько поотставших от меня. Учуяв неладное, мародеры хотели улизнуть через другую дверь и скрыться с награбленными ценностями, но матросы нагнали их. Отобрав у них ценности, я приказал кронштадтцам вывести мародеров на улицу и расстрелять, что и было сделано.

Наконец, стрельба прекратилась и кто-то сообщил, что главные ворота взяты. Вскоре мы встретились с солдатами, которые проникли во дворец уже через ворота. Здесь мне сообщили, что Временное правительство сдалось.

Передо мной стала задача охраны Зимнего. Я собрал кронштадтцев и попросил их принять на себя охрану дворца. Матросы долго отказывались, говоря, что эта привилегия вызовет к ним неприязнь других частей. Но мне удалось их убедить тем, что весь позор за разгром дворца падет на них как на главных участников штурма. Ворота Эрмитажа я приказал закрыть ввиду близости к ним винного склада. Внутрь Дворца я выслал патрули, которые должны были очистить помещение от штатской публики и уговорить матросов и солдат покинуть Дворец. Караулу у ворот я приказал никого во дворец не пускать, а всех выходящих тщательно обыскивать. Скоро под воротами Дворца выросла гора отобранных вещей.

К этому времени на площади собрались все участники штурма. Ждали выхода арестованных министров. Для них уже были приготовлены машины. Мы уговорили толпу не делать никаких эксцессов министрам. Сделали узкий проход в толпе до автомобилей. Вот и они. Из толпы сыплются шуточки и остроты. Некоторые делали угрожающие движения. Все министры спокойно прошли сквозь строй к автомобилям. Один Маслов, потеряв достоинство, впал в животный страх, увидев злобные рожи матросов и солдат. Увидев толпу, он шарахнулся назад, ухватился за сопровождающих и закричал: «Спасите, спасите меня!» Пришлось уговаривать его, что его не собираются убивать, что пугаться не стоит, перед ним обычный народ, просто он никогда не видел народа так близко и поэтому ему страшно. Все же для Маслова пришлось специально раздвинуть проход, и шел он, сопровождаемый по бокам солдатами, уцепившись за них и с ужасом озираясь на матросов, которые нарочно делали ему страшные рожи. Передав охрану дворца караульной части, я поехал в Смольный…

 

А. И. Колпакиди, Г. В. Потапов

Неизвестный большевизм

Известно, что большевики получили своё название от большинства на II съезде РСДРП в 1903 году, полученному из-за ухода делегатов от «Бунда». Вот Делегаты II-го съезда РСДРП 17.7-10.8(30.7-23.8).1903 года.

1. Айзенштадт Исай Львович Центральный комитет «Бунда» член съезда (меньшевик-эмигрант).

2. Аксельрод Павел (Пинхус) Борисович Редакция «Искры» с совещательным голосом (меньшевик-эмигрант).

3. Александрова-Жак Екатерина Михайловна Организационный комитет с совещательным голосом (меньшевичка, жена М. С. Ольминского).

4. Бауман Николай Эрнестович Московский комитет член съезда (большевик, убит в 1905 году).

5. Варшавский (Барский) Адольф-Ежи Станиславович Польские социал-демократы с совещательным голосом (большевик, расстрелян в 1937 году).

6. Виленский Леонид Семёнович Екатеринославский комитет член съезда (большевик).

7. Галкин (Горин) Владимир Филиппович Саратовский комитет член съезда (большевик).

8. Гальберштадт Розалия Самсоновна Организационный комитет с совещательным голосом (меньшевичка).

9. Ганецкий (Фюрстенберг) Яков Станиславович Польские социал-демократы с совещательным голосом (большевик, расстрелян в 1937 году).

10. Гинзбург Борис Абрамович с совещательным голосом (меньшевик).

11. Гольдман Михаил Исаакович Центральный комитет «Бунда» член съезда (меньшевик, расстрелян в 1937 году).

12. Гусев Сергей Иванович (Драбкин Яков Давидович) Донской комитет член съезда (большевик).

13. Дейч Лев Григорьевич Группа «Освобождение труда» член съезда (меньшевик).

14. Жордания Ной Николаевич с совещательным голосом (меньшевик).

15. Засулич Вера Ивановна Редакция «Искры» с совещательным голосом (меньшевичка).

16. Зборовский Михаил Соломонович Одесский комитет член съезда (меньшевик).

17. Землячка (Залкинд) Розалия Самойловна Одесский комитет член съезда (большевичка).

18. Зурабов Аршак Герасимович Батумский комитет член съезда (большевик).

19. Калафати Дмитрий Павлович Николаевский комитет член съезда (меньшевик).

20. Книпович Лидия Михайловна Северный союз член съезда (большевичка).

21. Кнунянц Богдан Мирзаджанович Бакинкий комитет член съезда (большевик).

22. Коссовский Владимир (Левинсон Мендель Яковлевич) Заграничный комитет «Бунда» член съезда (меньшевик).

23. Красиков Пётр Ананьевич Киевский комитет член съезда (большевик).

24. Кремер Арон (Аркадий) Иосифович «Бунд» с совещательным голосом (меньшевик).

25. Крохмаль Виктор Николаевич Уфимский комитет член съезда (меньшевик).

26. Крупская Надежда Константиновна с совещательным голосом (большевичка, жена Ленина).

27. Левин Ефим Яковлевич Группа «Южный рабочий» член съезда (меньшевик).

28. Левина (Сысоева) Евдокия Семёновна Харьковский комитет член съезда (меньшевичка).

29. Ленин (Ульянов) Владимир Ильич Лига революционной социал-демократии член съезда (вождь большевиков).

30. Локерман Александр Самойлович Донской комитет член съезда (меньшевик).

31. Лядов (Мандельштам) Мартын Николаевич Саратовский комитет член съезда (большевик).

32. Макадзюб Марк Саулович Крымский союз член съезда (меньшевик).

33. Мандельберг Виктор Евсеевич Сибирский союз член съезда (меньшевик).

34. Мартов Л. (Цедербаум Юлий Осипович) Организация «Искры» член съезда (лидер меньшевиков).

35. Мартынов (Пиккер) Александр Самойлович Заграничный Союз русских социал-демократов член съезда (меньшевик).

36. Махлин Лазарь Давидович Екатеринославский комитет член съезда (большевик).

37. Махновец Владимир Петрович Заграничный Союз русских социал-демократов член съезда (меньшевик).

38. Махновец (Брукэр) Лилия Петровна Петербургская рабочая организация член съезда (меньшевичка).

39. Медем Владимир Давидович Заграничный комитет «Бунда» член съезда (меньшевик).

40. Мишенев (Муравьёв) Герасим Михайлович Уфимский комитет член съезда (большевик).

41. Мошинский Иосиф Николаевич Союз горнозаводских рабочих член съезда (меньшевик).

42. Никитин И. К. Киевский комитет член съезда (большевик).

43. Николаев Л. В. Харьковский комитет член съезда (меньшевик).

44. Носков Владимир Александрович с совещательным голосом (большевик, с 1907 года отошёл от партийной деятельности, покончил жизнь самоубийством в 1913 году).

45. Плеханов Георгий Валентинович Группа «Освобождение труда» член съезда (меньшевик с ноября 1903 года).

46. Портной Икойсиел (Бергман Ноэх) Центральный комитет «Бунда» член съезда (меньшевик).

47. Потресов Александр Николаевич с совещательным голосом (меньшевик).

48. Розанов Владимир Николаевич Группа «Южный рабочий» член съезда (меньшевик).

49. Степанов Сергей Иванович Тульский комитет член съезда (большевик).

50. Стопани Александр Митрофанович Северный союз член съезда (большевик).

51. Тахтарев Константин Михайлович с совещательным голосом (нейтрал).

52. Топуридзе Диомид Александрович Тифлисский комитет член съезда (большевик).

53. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович Сибирский союз член съезда (меньшевик, большевик с 1917 года).

54. Ульянов Дмитрий Ильич Тульский комитет член съезда (большевик, брат Ленина).

55. Цетлин Лев Соломонович Московский комитет член съезда (меньшевик).

56. Шотман Александр Васильевич Петербургский комитет член съезда (большевик).

57. Якубова А. А. с совещательным голосом (меньшевичка).

Но тогда это была фракция в социал-демократической партии. Первым чисто большевистским форумом стала Пражская конференция 1912 года на которой из 14 делегатов из России было 12 большевиков: А. К. Воронский (расстрелян в 1937 году), Ф. И. Голощёкин (расстрелян в 1941 году), М. И. Гурвич, А. И. Догадов (расстрелян в 1937 году), П. А. Залуцкий (расстрелян в 1937 году), Г. Е. Зиновьев (расстрелян в 1936 году), Р. В. Малиновский (расстрелян в 1918 году), Е. П. Онуфриев, Г. К. Орджоникидзе (застрелился в 1937 году), А. С. Романов, Л. П. Серебряков (расстрелян в 1937 году), С. С. Спандарян (умер в ссылке в 1916 году). Из них двое: Малиновский и Романов были агентами-провокаторами Департамента полиции. Заграничные организации и находившиеся за границей центральные учреждения партии представляли большевики: Л. Б. Каменев (расстрелян в 1936 году), В. И. Ленин, О. А. Пятницкий (расстрелян в 1938 году), Н. А. Семашко. В конференции участвовали также два меньшевика-партийца: Я. Д. Зевин (казнён в 1918 году в числе 26 бакинских комиссаров) и Д. М. Шварцман.

Пражская конференция избрала большевистский Центральный Комитет партии, в состав которого вошли: Ф. И. Голощёкин, Г. Е. Зиновьев, В. И. Ленин, Р. В. Малиновский, Г. К. Орджоникидзе, С. С. Спандарян, Д. М. Шварцман. ЦК было предоставлено право кооптации новых членов простым большинством голосов. В дни работы конференции в состав ЦК были кооптированы И. С. Белостоцкий и И. В. Сталин, а позднее — Г. И. Петровский и Я. М. Свердлов.

Конференция обсудила вопрос «О ликвидаторстве и о группе ликвидаторов».

В резолюции по этому вопросу конференция отметила, что РСДРП уже около 4 лет ведет решительную борьбу с ликвидаторским течением, которое на декабрьской конференции 1908 года было определено как «попытки некоторой части партийной интеллигенции ликвидировать существующую организацию РСДРП и заменить её бесформенным объединением в рамках легальности во что бы то ни стало, хотя бы последняя покупалась ценой явного отказа от программы, тактики и традиций партии». «Конференция, — говорится в резолюции, — призывает всех партийцев, без различия течений и оттенков, вести борьбу с ликвидаторством, разъяснить весь его вред для дела освобождения рабочего класса и напрячь все силы для восстановления и укрепления нелегальной РСДРП».

Однако, в большинстве регионов Российской империи большевики продолжали состоять в единых организациях с меньшевиками. Потому что социал-демократов на местах вообще было мало, да ещё их и постоянно арестовывала полиция. Так, В. Н. Кузнецов в статье «Большевики в Среднем и Нижнем Поволжье в 1911 — начале 1917 гг.» в журнале «Вестник Чувашского университета» № 4 за 2009 год указывает:

«В губернских центрах и ряде уездных городов сохранялись небольшие группы партийцев, объединяющие и большевиков, и меньшевиков. Ситуация в 1911 г. в Саратове, где, по донесениям жандармов, «имеется десятка два социал-демократов интеллигентов различных толков, но планомерной работы они не ведут, рабочих кружков нет» характерна для остальных губерний. Кроме того, власти неуклонно продолжали политику репрессий. Так, в ночь на 8 мая 1912 г. в том же Саратове жандармы провели масштабную ликвидацию, арестовав сразу 13 человек, в том числе сестер В. И. Ленина М.И. и А.И. Ульяновых. В январе 1914 г. собравшиеся большевики были вынуждены констатировать, что «на данный момент какая-либо партийная работа совершенно не возможна, так как лица, занимавшие ранее какое-либо положение в группе, хорошо известны жандармам».

В Самаре в декабре 1911 г. без выборов партийные активисты образовали комитет, в который вошли четыре человека, в том числе два большевика М.Д. Вульфсон и АА Буянов, но уже в феврале 1912 г. схвачено оказалось 13 человек, в том числе члены комитета и посланец ЦК Л. П. Серебряков.

В апреле 1914 г. по заданию В.И. Ленина в Самару прибыл О.П. Пятницкий. В июне 1914 г. на собрании большевиков был избран комитет из пяти человек во главе с О. П. Пятницким, которого, однако, арестовали в тот же день. В Симбирске местные большевики вели себя пассивно. В Астрахани господство ликвидаторов вело к отсутствию попыток воссоздать нелегальную партийную структуру.

И далее: «Война еще более осложнила деятельность большевиков, усилились аресты. Весной 1915 г. в Саратов приехал член редакций «Звезда» и «Правда» М. С. Ольминский. При его участии в мае был создан большевистский кружок, взявшийся выполнять функции комитета. На предприятиях города создавались ячейки по 10–20 человек, печатались прокламации, проводились стачки. В связи с январскими забастовками 1916 г. власти арестовали активистов Г. И. Оппокова, М. А Лебедева, В. П. Антонова, Курулева. В день их проводов в ссылку 23 апреля 1916 г. на волжской пристани собралось 150 человек, пелись революционные песни и произносились соответствующие речи. В этот же день власти провели масштабную ликвидацию, арестовав 47 человек. Такого удара социал-демократия Саратова не испытывала уже давно. Но уже в конце апреля 1916 г. собрались 22 рабочих-большевиков, избравших инициативную группу для руководства партийной деятельностью. Она просуществовала до арестов декабря 1916 г.».

Наиболее решительно в деле восстановления организации действовали самарские большевики. В декабре 1914 г. из рабочих Трубочного завода был сформирован комитет (А С. Сюлев, В. В. Елисеев, К. Н. Бедняков, П. С. Борисов и А. К. Десятниченко). Аресты в ночь на 13 декабря 1914 г., 14 января, 2 и 10 февраля 1915 г. разбили нарождающуюся организацию. В ночь на 1 июля 1915 г. жандармы провели 23 обыска и схватили 11 человек.

Самарская организация подготовила проведение поволжской большевистской конференции, открытие которой назначили на 4 сентября 1916 г. Делегаты приехали из Нижнего Новгорода, Сормова, Пензы, Саратова и Оренбурга. Саратов представляли В.П. Милютин и И.И. Фокин, Самару А.С. Бубнов, А.В. Гавриленко, С.О. Викснин, В.В. Куйбышев, его гражданская жена П.Я. Стяжкина. 4 сентября начать конференцию не удалось (В.В. Куйбышев заметил слежку), а в ночь на 5 сентября 1916 г. были арестованы почти все ее участники. Крупные аресты прошли 17 сентября, 2, 3 и 21 октября 1916. Организация, так и не приступившая к серьезной деятельности, была уничтожена.

В 1915 г. из видных большевиков в Астрахани не осталось никого (К.Э. Гейнриха, как германского подданного, выслали из России после начала войны). Ликвидаторы полностью ориентировались на легальную работу. В Симбирске социал-демократы не предпринимали попыток восстановить какую-либо организационную структуру. Начинание М.И.Кузьмина объединить рабочих в кружок в июле 1915 г. провалилось из-за негативного отношения рабочих к этому.

А, например в статье А. А. Штрыбула «К вопросу о численности сибирских организаций РСДРП(б) — РКП(б) в 1917–1918 гг.» в журнале «Вестник Томского государственного университета. История» № 3(29)/2014 написано:

«Весной 1917 г. большевистских организаций в Сибири практически не существовало, хотя в объединенных (правильнее — смешанных) организациях РСДРП было немало большевиков. Безуспешные попытки добиться очищения Красноярской организации РСДРП от небольшой группы меньшевиков-оборонцев и преодолеть примиренчество центристов заставили 106 большевиков-правдистов выйти 30 мая из этой организации и образовать первую в Сибири самостоятельную большевистскую организацию РСДРП (б)».

То есть первая большевистская организация в Сибири появилась только через 3 месяца после Февральской революции. Даже официальная «История КПСС» (М. 1966. Стр. 484) признавала в общем виде трудности большевиков:

«В предвоенные месяцы подверглись жестоким полицейским преследованиям партийные организации Баку, Батуми, Гомеля, Одессы, Полтавы, Ростова-на-Дону, Смоленска, Тулы, Уфы, Ярославля. За месяц, предшествовавший войне, полицией было арестовано около тысячи членов петербургской организации РСДРП.… Только за первые пять военных месяцев жандармерия предприняла десятки налётов на партийные организации Петрограда, Москвы, Иваново-Вознесенска, Тулы, Шуи, Костромы, Риги, Самары, Харькова, Киева, Екатеринослава, Одессы, Николаева, Баку, ряда городов Белоруссии. По всей России, по свидетельству Ленина, «царское правительство арестовало и сослало тысячи и тысячи передовых рабочих, членов нашей нелегальной РСДРП»».

В июле 1914 года была закрыта газета «Правда», в ноябре того же года осуждена и сослана в Сибирь фракция большевиков в Государственной думе.

Там же (стр. 547) приводятся данные о численности большевиков в некоторых городах: Петроград в ноябре 1914 года — 100 человек; Москва летом 1915 года — 200 человек; Харьков весной 1915 года — 15 человек Затем, разумеется там писано, что начался бурный рост численности большевиков. Якобы в Петрограде за два года численность возросла в 20 раз. Но эти утверждения не вызывают доверия и ничем не подкреплены. Почему в условиях продолжающегося полицейского террора и мобилизаций в армию будет расти численность нелегальной партии? Рабочим так захотелось быть арестованным и отправиться в Сибирь или в окопы на фронт? Если в более благоприятных условиях мирного времени не было такого притока, то с какой стати он начнётся в условиях войны?

«Численность большевистской партии в феврале 1917 г. по одним источникам составляла 10 тыс. человек, по другим — 24 тыс. К апрелю она выросла до 80 тыс. человек. На первом Всероссийском съезде Советов в июне 1917 г. большевики получили лишь 12 % делегатских мандатов».

В утверждение о том, что к февралю 1917 года партия большевиков насчитывала 24 тысячи членов, скорее всего, являются пропагандистским утверждением, придуманным уже при советской власти. На самом деле численность РСДРП(б) к моменту Февральской революции насчитывала несколько тысяч членов в России, несколько тысяч в ссылках и тюрьмах и несколько сотен в эмиграции. Всего порядка 3–5 тысяч. Ссылки на партийную перепись 1922 года не могут служить надёжным доказательством, потому что к моменту её проведения у участников была заинтересованность в давней принадлежности к правящей партии. Поэтому все, кто отошёл от неё, и вернулся после революции, представлялись никогда не отходившими. Да и результаты этой переписи показали только 10 тысяч членов партии со стажем до 1917 года. Из них 5660 русских (56,5 %) и 4363 нерусских (43,5 %). В том числе 1454 латыша (14,5 %), 964 еврея (9,6 %) и 424 грузина (4,2 %).

Большинство лидеров большевиков к началу 1917 года состояли в других социал-демократических формированиях. В группу «Вперёд», объединявшую противников Ленина — отзовистов, ультиматистов и богостроителей входили: Г. А. Алексинский, А. А. Богданов (наст. фам. Малиновский), Я. А. Берман, Максим Горький, В. А. Десницкий, В. Л. Шанцер (Марат), А. В. Луначарский, М. Н. Лядов, М. Н. Покровский, И. И. Лебедев-Полянский, Д. 3. Мануильский, В. Р. Менжинский, А. В. Соколов, Израилевич, Ф. И. Калинин, И. П. Трайнин, М. Г. Цхакая и другие. В петроградской «Межрайонной организации объединённых социал-демократов» состояли: В. Володарский, А. А. Иоффе, А. В. Луначарский, Д. 3. Мануильский, Л. Д. Троцкий, К. К. Юренев и другие.

В момент Февральской революции В. И. Ленин, А. В. Луначарский, Г. Е. Зиновьев были в Швейцарии, Н. И. Бухарин, В. Володарский, Л. Д. Троцкий в Нью-Йорке, М. С. Урицкий в Стокгольме, И. В. Сталин, Я. М. Свердлов, М. К. Муранов, А. И. Рыков, Л. Б. Каменев — в сибирской ссылке. Ф. Э. Дзержинский сидел в тюрьме в Москве. В Петрограде руководство небольшой по численности партийной организацией осуществляло Русское бюро ЦК РСДРП(б), в состав которого входили А. Г. Шляпников, В. М. Молотов и П. А. Залуцкий. Петербургский комитет большевиков был почти полностью разгромлен 26 февраля 1917 года, когда пять его членов были арестованы полицией. Днём 27 февраля (12 марта) 1917 года, когда был сформирован временный Исполком Петроградского Совета рабочих депутатов, большевиков в его составе не было. В первоначальный состав постоянного Исполкома Петросовета из 15 человек вошло лишь 2 большевика — А. Г. Шляпников и П. А. Залуцкий. Таким образом до Февральской революции правильнее говорить о существовании группы большевиков, ввиду её незначительной численности.

«В первом номере газеты «Правда», который вышел 5.03.17, было опубликовано обращение партии к «Пролетариату России». В нем сказано следующее:

«1) Записывайтесь в члены партии; 2) Создавайте партийные организации;

3) Создавайте кадры пролетарской и демократической гвардии; 4) Создавайте партийную печать; 5) Ведите широкую агитацию социал-демократических идей и лозунгов, написанных на знаменах РСДРП; 6) Собирайте средства на организацию, агитацию и литературу».

Партия только что вышла из подполья. Большинство ее комитетов были разгромлены царской полицией и охранкой в 1914–1916 гг., а основные партийные кадры еще находились в местах ссылки и каторги. В этой ситуации самой важной и срочной задачей партии являлась организация ее партийных комитетов и ячеек, а также формирование партийного актива на заводах и фабриках городов России.

Апрель 1917 года в истории Русской революции стал поворотным рубежом. Именно тогда лидер большевиков В.И. Ленин выдвинул известный лозунг: «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!». Этот лозунг самая удачная и эффективная находка партии большевиков, которая сразу же выделила ее в мире политической борьбы и обеспечила ей стремительный рост популярности среди трудового народа.

Важную роль в усилении политических позиций большевиков летом 1917 года сыграла фракция интернационалистов, которую возглавлял Л. Д. Троцкий. Левая фракция в РСДРП образовалась в июне 1917 года на I-м Всероссийском съезде Советов. В нее тогда вошли: Л. Д. Троцкий, А. В. Луначарский, Д. Б. Рязанов, А. А. Иоффе, Б. И. Моисеев и др. Организовали ее представители интеллигенции. На 6 съезде РСДРП(б) большая группа интернационалистов во главе с Л. Д. Троцким влилась в партию большевиков.

Группа Л. Д. Троцкого тогда поддержала все основные предложения В. И. Ленина, и в первую очередь лозунг «Вся власть Советам». Но после ухода Л. Д.

Троцкого фракция интернационалистов не распалась.

Так, 18–21.10.17 в Петрограде прошла Всероссийская конференция объединенных социал-демократов интернационалистов, избравшая Центральное Бюро РСДРП (интернационалисты).

В его состав вошли: В. А. Базаров (Руднев); Б. В. Авилов (Тигров); Г. Д. Линдов (Лейтензен); А. А. Блюм; В. А. Строев (Десницкий); В. П. Волгин; А. А. Соловьев; И. П. Прокофьев.

Тогда же был учрежден печатный орган этой фракции — «Голос социал-демократа».

Эта фракция на тот момент поддерживала лозунг большевиков «Вся власть Советам». Затем, 14–20.01.18 состоялся Учредительный съезд РСДРП (интернационалисты). Теперь уже это была не фракция РСДРП, а самостоятельная партия. На съезде был избран ЦК партии: В. А. Строев; В. А. Базаров; А. А. Блюм; Б. В. Авилов; Г. Д. Линдов; С. Н. Жилинский; И. А. Грунин; М. К. Кричевский; М. А. Старец; М. А. Каттель; Р. Григорьев; Л. Н. Геллер; И. П. Прокофьев; А. Канторович; Г. М. Крамаров.

Эта новая социалистическая партия встала на советскую платформу и выразила поддержку всем решениям II Всероссийского съезда Советов.

Затем, 11–19.05.1918 состоялся 2 съезд этой партии. На нем был избран новый состав ЦК: В. А. Базаров; Л. Н. Геллер; С. И. Каплун; Г. Д. Линдов; С. А. Лозовский (кандидаты: А. А. Блюм, М. А. Каттель, В. Ф. Плетнев).

Историкам следует обратить внимание на руководящий состав данной партии. Так, в советской литературе С. А. Лозовский, В. Ф. Плетнев, И. А. Грунин именовались на 1917 год большевиками, хотя таковыми они не являлись. Зато, В. А. Базаров (Руднев), Б. А. Авилов, А. А. Блюм в этой же литературе именовались меньшевиками, но таковыми они тоже не являлись.

В мае 1918 года между партиями большевиков и РСДРП (интернационалисты) возникли острые политические разногласия. ЦК РСДРП (интернационалисты) принял решение перейти в оппозицию к большевикам и подвергнуть их политику открытой критике.

С таким решением не согласился Г. Д. Линдов. Он 21.06.18 вышел из состава РСДРП (интернационалисты) и образовал новую партию: РСДРП (революционные интернационалисты). Затем, был сформирован ЦК такой партии, в который вошли: Г. Д. Линдов; С. Н. Жилинский; С. М. Киров; А. М. Стопани; Я. Т. Руцкий; Н. Г. Хрулев (от Викжеля); К. П. Новицкий; Р. П. Катанян; Д. А. Стопани; К. Б. Грикевич.

Численность большевиков к апрелю 1917 года возросла до 35 тыс. человек. Но эта партия сумела за короткий срок организовать свои партийные комитеты во всех крупных городах России. Основные кадры партии были сконцентрированы в центральных губерниях страны.

3 апреля 1917 года В. И. Ленин прибыл в Петроград и немедленно изложил свои «апрельские тезисы», в которых призвал к переходу от буржуазной революции к социалистической. Никому из большевиков до этого не приходило в голову ставить вопрос о социалистической революции в качестве непосредственной задачи. К этому было не готово не только умеренное, но и леворадикальное крыло большевиков. Л. Б. Каменев в статье «Наши разногласия» («Правда» 8 апреля 1917 года) писал:

«Что касается общей схемы т. Ленина, то она представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитывает на немедленное перерождение этой революции в социалистическую».

Н. Н. Суханов в своих «Записках о революции» так объясняет поражение классического марксизма в рядах большевиков:

«Казалось, в партии большевиков марксистские устои прочны и незыблемы. Казалось, взбунтовавшемуся лидеру не под силу произвести идейный переворот среди своей собственной паствы, не под силу опрокинуть основы своей собственной фракционной школы. Казалось, большевистская партийная масса основательно ополчилась на защиту от Ленина элементарных основ научного социализма, на защиту от Ленина самого большевизма, самого старого, привычного, традиционного Ленина.

Увы! Напрасно обольщались многие, и я в том числе… Ленин победил очень скоро и по всей линии… Своих большевиков он заставил целиком воспринять свои «бредовые идеи». И в недалёком будущем всё бывшее для самих большевиков явной несообразностью, явной утопией, явным кричащим уклонением от всего того, чему искони учила социал-демократия, — всё это в недалёком будущем стало единственным истинным словом социализма, единственно мыслимой революционной политикой в отличие от бредней социал-предателей и прихвостней буржуазии…

Как и почему это случилось?… Прежде всего — в этом не может быть никаких сомнений — Ленин есть явление чрезвычайное. Это человек совершенно особенной духовной силы. По своему калибру — это первоклассная мировая величина. Тип же этого деятеля представляет собой исключительно счастливую комбинацию теоретика движения и народного вождя… Если бы понадобились ещё иные термины и эпитеты, то я не задумался бы назвать Ленина человеком гениальным…

Наряду с внутренними, так сказать теоретическими, свойствами Ленина, наряду с его гениальностью в его победе над старым марксистским большевизмом сыграло первостепенную роль ещё следующее обстоятельство. Ленин на практике, исторически был монопольным, единым и нераздельным главою партии в течение долгих лет со дня её возникновения. Большевистская партия — это дело рук Ленина, и притом его одного. Мимо него на ответственных постах проходили десятки и сотни людей, сменялись одно за другим поколения революционеров, а Ленин незыблемо стоял на своём посту, целиком определял физиономию партии и ни с кем не делил власти.

Такой естественный порядок партия помнила, как самое себя; с таким порядком все сжились, как сжились с собственным пребыванием в партии. Иного порядка не представляли, да и был ли он возможен? Остаться без Ленина — не значит ли вырвать из организма сердце, оторвать голову? Не значит ли это разрушить партию?… Самая мысль пойти против Ленина так пугала, была так одиозна и столько требовала от большевистских масс, сколько они не могли дать…

Гениальный Ленин был историческим авторитетом — это одна сторона дела. Другая — та, что кроме Ленина, в партии не было никого и ничего. Несколько крупных «генералов» без Ленина — ничто, как несколько необъятных планет без солнца… О замене Ленина отдельными лицами, парами или комбинациями не могло быть речи. Ни самостоятельного идейного содержания, ни организационной базы, то есть ни целей, ни возможностей существования, у большевистской партии без Ленина быть не могло…

Партийная публика, конечно, решительно не имела сил что-либо противопоставить натиску Ленина и сколько-нибудь серьёзно сопротивляться ему. Никаких внутренних ресурсов, никакого самостоятельного багажа у партии для этого не было.

Но этого мало: у партийной массы не было и субъективных оснований для серьёзной борьбы, не было надлежащих к ней импульсов. Ибо не было сознания её крайней необходимости: не было сознания, что Ленин действительно покушается на элементарные основы марксизма и основные устои партии. Для этого были нужны знания, которых не было…

Разудалая «левизна» Ленина, бесшабашный радикализм его, примитивная демагогия, не сдерживаемая ни наукой, ни здравым смыслом, впоследствии обеспечили ему успех среди самых широких пролетарско-мужицких масс, не знавших иной выучки, кроме царской нагайки. Но эти же свойства ленинской пропаганды подкупали и более отсталые, менее грамотные элементы самой партии. Перед ними уже вскоре после приезда Ленина естественно вырисовывалась альтернатива: либо остаться со старыми принципами социал-демократизма, остаться с марксистской наукой, но без Ленина, без масс и без партии; либо остаться при Ленине, при партии и лёгким способом совместно завоевать массы, выбросив за борт туманные, плохо известные марксистские принципы. Понятно, как — хотя бы и после колебаний — решила эту альтернативу большевистская партийная масса.

Позиция же этой массы не могла не оказать решающего действия и на вполне сознательные большевистские элементы, на большевистский генералитет. Ведь после завоевания Лениным партийного офицерства люди, подобные, например, Каменеву, оказывались совершенно изолированными, становились в положение изгоев, внутренних врагов, внутренних изменников и предателей».

24-29 апреля (7-12 мая) 1917 года в Петрограде прошла Всероссийская конференция РСДРП(б). В докладе о текущем моменте Ленин обосновал политический курс партии на подготовку и проведение социалистической революции. С содокладом выступил Л. Б. Каменев, пытавшийся доказать, что буржуазно-демократическая революция не закончена и что Россия не созрела для социалистической революции. Его поддержал А И. Рыков, утверждавший, что в России нет объективных условий для победы социалистической революции, что социализм должен прийти с Запада. Конференция отвергла точку зрения Каменева и приняла ленинскую резолюцию.

Как писал Суханов в вышеупомянутой книге:

«То, что Плеханов назвал бредом, то, что для самих старых большевиков месяц назад было дико и смешно, стало ныне официальной платформой партии…

Не стерпели и ушли очень немногие старые деятели партии. Остальные восприняли ленинский анархизм и отряхнули от ног своих прах марксизма с таким видом, будто бы ничего иного они никогда и не думали, будто бы их собственные вчерашние взгляды, их собственная старая наука — всегда были в их глазах обманом буржуазии, бреднями (П. Н. Суханов «Записки о революции»).

3 (16) июня 1917 года в Петрограде собрался I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, большевики имели на нем 105 делегатов (меньшевики 248 и эсеры 285). 17 (30) июня 1917 года съезд избрал ВЦИК из 320 человек — 256 членов и 64 кандидатов. По партийному составу: 58 большевиков (35 членов и 21 кандидат), 123 меньшевика (107 членов и 16 кандидатов), 119 эсеров (101 член и 18 кандидатов), 13 объединённых социал-демократов, 4 трудовика, 2 народных социалиста, 1 место у Еврейской социалистической партии.

Именно летом 1917 года из группы сформировалась партия большевиков. Когда после июльских событий в Петрограде 13–14 июля прошло совещание членов ЦК и Военной организации большевиков. На нём были доложены новые тезисы Ленина о подготовке к вооружённому восстанию. Представители умеренного крыла партии большевиков опять попытались противодействовать. Как пишет А. Рабинович в своей книге: «Официальный протокол совещания лидеров большевиков 13–14 июля не публиковался. Из современных документов нам известно, что тезисы Ленина явились предметом ожесточённых споров. Володарский из Петербургского комитета, Ногин и Рыков из Москвы выступили против Ленина «по всем основным вопросам, затронутым в тезисах». Есть свидетельства, что Зиновьев, который так же, как Володарский, Ногин и Рыков, противился ленинскому курсу, но не присутствовал на совещании, ознакомил участников со своей точкой зрения письменно. Свердлов, Молотов и Савельев, как видно, возглавили борьбу за принятие предложенного Лениным курса. Когда дело дошло до голосования, то тезисы были решительно отвергнуты. Из пятнадцати присутствовавших на совещании партийных руководителей десять голосовало против них».

На VI съезде РСДРП в августе 1917 года мандатная комиссия доложила о членстве в РСДРП(б) 176500 членов партии, из них 4000 членов межрайонной организации, принятых на этом съезде в большевики. Правда, даже в протоколах съезда, изданных в 1958 году, на страницах 204–205 сохранилась неизменной с 1917 года арифметическая ошибка, занизившая численность Московской организации на 350 человек. Теперь взрывной рост численности большевиков вполне объясним. Они вели агитацию легально, выпускали 30 газет (из них 17 ежедневных), 11 журналов и массу прочей печатной продукции, выдвигали популярные лозунги. Кстати, на VI съезде РСДРП в финансовом отчёте ЦК было сказано, что из 50 тысяч рублей пожертвований партии большевиков 33 000 рублей поступили «от Лесснера» (Шестой съезд РСДРП(б). Протоколы. М. 1958. стр. 38). В справочнике «Весь Петроград на 1917 год» есть только один Артур Густавович Лесснер — акционер завода «Г. А. Лесснер» и совладелец фирмы «Ноблесснер».

На VI съезде РСДРП был избран ЦК, который через два месяца решал вопрос о взятии власти большевиками.

Члены ЦК РСДРП(б):

1. Берзин Я. А (1881–1938).

2. Бубнов А С. (1884–1938).

3. Бухарин Н. И. (1888–1938).

4. Дзержинский Ф. Э. (1877–1926).

5. Зиновьев Г. Е. (1883–1936).

6. Каменев Л. Б. (1883–1936).

7. Коллонтай А М. (1872–1952).

8. Крестинский Н. Н. (1883–1938).

9. Ленин В. И. (1870–1924).

10. Милютин В. П. (1884–1937).

11. Муранов М. К. (1873–1959).

12. Ногин В. П. (1878–1924).

13. Рыков А И. (1881–1938).

14. Свердлов Я. М. (1885–1919).

15. Сергеев Ф. А (1883–1921).

16. Смилга И. Т. (1892–1938).

17. Сокольников Г. Я. (1888–1939).

18. Сталин И. В. (1878–1953).

19. Троцкий Л. Д. (1879–1940).

20. Урицкий М. С. (1873–1918).

21. Шаумян С. Г. (1878–1918).

В словаре Гранат в автобиографии А А Иоффе (1883–1927) писано, что он на VI съезде был избран членом ЦК РСДРП(б). С. Шрамко в статье «Забытый автор Октября» («Сибирские огни» № 11 за 2007 год) пишет:

«Вдова Свердлова Клавдия Новгородцева пишет: «4–5 августа года состоялся первый Пленум Центрального Комитета. Пленум избрал узкий состав ЦК для проведения всей текущей работы. В него (кроме Ленина — прим, авт.) вошли: Сталин И. В.,Джержинский Ф. Э., Милютин В. П., Урицкий М. С, Иоффе А А, Свердлов Я. М., Муранов М. К, Бубнов А.С., Стасова Е.Д., Шаумян С. Г. (Ленина в это время в Петрограде не было, и в заседаниях узкого состава ЦК он не участвовал). На первом заседании узкого состава, 6 августа, из пяти членов ЦК был образован Секретариат, или Оргбюро ЦК, которому была поручена вся организационная часть работы. В состав его были избраны Ф. Э. Дзержинский, А. А. Иоффе, Я. М. Свердлов, М. К. Муранов и Стасова».

Умеренное крыло РСДРП(б) продолжало саботаж ленинской линии на взятие власти. Ленинская «статья «О героях подлога и об ошибках большевиков» была опубликована в «Рабочем пути» 24 сентября под заголовком «О героях подлога». Причём та часть статьи, где Ленин критикует ошибки большевиков, напечатана не была.

Газетная статья «Из дневника публициста» написанная Лениным 22–24 сентября… так и не была напечатана. Вместо неё редакция «Рабочего пути», в состав которой входили Сокольников, Троцкий, Каменев, Сталин и Володарский, начала публиковать (26 сентября) работу Ленина «Задачи революции», написанную в начале месяца.Между тем в этой статье Ленин писал:

«Невозможны никакие сомнения насчёт того, что в «верхах» нашей партии заметны колебания, которые могут стать гибельными, ибо борьба развивается, и в известных условиях колебания, в известный момент, способны погубить дело».

«В первые дни октября стало ясно, что Центральный Комитет уже не может успешно препятствовать распространению ленинских призывов… Получив ленинские письма, лидеры Петербургского комитета поняли, что ЦК грубо нарушил сложившийся порядок. Он не только отверг предложение Ленина о подготовке вооружённого восстания без предварительных консультаций с Петербургским комитетом, но в течение всей второй половины сентября скрывал и искажал истинную ленинскую оценку хода событий и сложившегося положения. Когда всё это стало известно, мнения членов Исполнительной комиссии Петербургского комитета (9 человек) разделились — большинство согласилось с точкой зрения Ленина, меньшинство считало вооружённое восстание преждевременным, — но все без исключения члены Исполнительной комиссии были возмущены тем, что ЦК выступил в роли цензора ленинских писем и статей».

10 (23) октября 1917 года ЦК РСДРП(б) рассмотрел на своём заседании вопрос о вооружённом восстании. На этом заседании присутствовали 11 членов ЦК из 21 (Ленин, Бубнов, Дзержинский, Зиновьев, Каменев, Коллонтай, Свердлов, Сокольников, Сталин, Троцкий, Урицкий) и кандидат в члены ЦК Оппоков (Ломов). Предложение Ленина о захвате государственной власти поддержали все участники заседания, кроме Зиновьева и Каменева.

Таким образом, победило леворадикальное крыло партии большевиков. Умеренное крыло РСДРП(б), которое возглавляли Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, А И. Рыков, В. П. Ногин, не смогло настоять на создании однородного социалистического правительства (из представителей всех социалистических партий).

Уже после Октябрьской революции, в начале ноября 1917 года, Каменев, Зиновьев, Рыков, Ногин и Милютин выходили из состава ЦК РСДРП(б) в знак протеста против отказа ЦК создавать правительство с участием всех социалистических партий. Но и тогда у умеренных большевиков ничего не получилось.

12(25) октября 1917 года был создан Военно-Революционный комитет (ВРК) Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. В его состав входили большевики, левые эсеры и анархисты. По мнению С. Шрамко председателем Петроградского ВРК, руководившим Октябрьским переворотом, был А. А. Иоффе. Как пишет Шрамко в вышеупомянутой статье:

«Он-то и был в Октябре 1917 года вождем беспартийного штаба восстания, после свержения Временного правительства передавшего власть над страной в руки Ленина и Спиридоновой. Именно он, не любящий лишнего шума Иоффе был руководителем армии революции, о чем скупо напишет в автобиографии для юбилейного тома словаря братьев Гранат, посвященном деятелям революции: «Во время октябрьского восстания был председателем Военно-революционного комитета».

С Шрамко продолжает:

«Впервые о руководящей роли Адольфа Абрамовича вПВРК еще в 1919 г. сообщилЛБ. Каменев, причем сделал это тактично — начав перечень руководства с покойников, словно отдавая дань их памяти и явно рассчитывая, что Иоффе не будет оспаривать его заявление: “Военно-революционный комитет, под руководством товарищей Свердлова, Урицкого, Иоффе, Дзержинского и др., заседавших в третьем этаже Смольного, руководил захватом всех боевых пунктов, рассылая воинские части, комиссаров и т. д., а товарищи Антонов, Подвойский и Чудновский подготовляли взятие Зимнего дворца».

У его могилы в ноябре 1927 г. об этом вспомнит и Троцкий: «Трудные времена никогда не устрашали его: он был одинаков и в октябре 1917 года как член, а затем и председатель Военно-революционного комитета в Петрограде, он был одинаков и под Петроградом, когда разрывались снаряды, посылавшиеся Юденичем; он был таким же за дипломатическим столом Брест-Литовска, а затем — многочисленных столиц Европы и Азии».

Поскольку в свержении Временного правительства участвовали не только большевики, но и левые эсеры и анархисты, то фигура Иоффе на посту председателя ВРК могла устроить всех и способствовать успеху восстания. Но затем, после того как в 1920-х годах Иоффе поддержал Троцкого, фигура председателя ПВРК расплылась и стало непонятно кто же возглавлял Петроградский ВРК.

«В.И. Ленин, прогнозируя новую ситуацию в сентябре 1917 г., полагал, что сторонники М.А. Спиридоновой поддержат восстание. И не ошибся. 12 октября в Петрограде бы создан Военно-революционны комитет, на практике превратившийся в штаб по подготовке восстания. В него вошли, наряду с большевиками, левые эсеры В.А. Алгасов, Г.Д. Закс, М.А. Левин, Г.Н. Сухарьков, А.М. Устинов и В.И. Юдзентович. Первым председателем ВРК стал левый эсер П. Е. Лазимир (руководитель солдатской секции Петросовета). Левые эсеры участвовал и в деятельности ряда местных ВРК. По данным Г.А. Трукана, из 41 ВРК, созданных в Центральном районе страны, в 37 большевики и левые эсеры действовал совместно».

Вот список членов Петроградского ВРК:

1. Аванесов В. А. - (1884–1930), армянин, большевик.

2. Алгасов В. А. - (1887–1938), русский, эсер.

3. Антонов (Овсеенко) В. А. - (1883–1938), украинец, большевик.

4. Анцелович Н. М. - (1888–1952), еврей, большевик.

5. Балашов И. В. - (? -?), русский, эсер.

6. Благонравов Г. И. - (1896–1938), русский, большевик.

7. Блейхман И. С. - (1868–1921), еврей, анархист.

8. Богацкий Г.М. - (? -?), еврей, анархист.

9. Бубнов А. С. - (1884–1938), русский, большевик.

10. Бурштейн Э. И. - (? -?), еврей, эсер.

11. Быдзан И. Ф. - (? -?), латыш, эсер.

12. Быков П. М. - (1888–1953), русский, большевик.

13. Вейнберг Г. Д. - (1891–1946), еврей, большевик.

14. Галкин А. В. - (1877–1936), русский, большевик.

15. Гвоздин — (? -?), русский, большевик.

16. Гжелыцак Ф. Я. - (1881–1937), поляк, большевик.

17. Головкин И. И. - (? -?), еврей, большевик.

18. Голощекин Ф. И. - (1876–1941), еврей, большевик.

19. Гусев (Драбкин Я. Д.) С. И. - (1874–1933), еврей, большевик.

20. Дашкевич П. В. - (1888–1938), белорус, большевик.

21. Дзержинский Ф. Э. - (1877–1926), поляк, большевик.

22. Дрезен Э. К. - (1892–1937), латыш, эсер.

23. Другов Ф. П. - (1891–1934), русский, анархист.

24. Дыбенко П. Е. - (1889–1938), украинец, большевик.

25. Евсеев Д. Г. - (1892–1942), русский, большевик.

26. Еремеев К. С. - (1874–1931), русский, большевик.

27. Ефремов М. П. - (1896–1975), русский, большевик.

28. Закс Г. Д. - (1882–1937), еврей, эсер.

29. Залуцкий П. А. - (1887–1937), белорус, большевик.

30. Зверин А. А. - (? -?), еврей, эсер-максималист.

31. Ильин И. И. - (? -?), русский, эсер.

32. Иоффе А. А. - (1883–1927), еврей, большевик.

33. Карахан Л. М. - (1889–1937), армянин, большевик.

34. Крамаров (Моисей Ицкович Исакович) Г. М. - (1887–1970), еврей, РСДРП (И).

35. Крыленко И. В. - (1885–1938), украинец, большевик.

36. Кузнецов Я. М. - (? -?), русский, большевик.

37. Лазимир И. Е. - (1891–1920), эстонец, эсер.

38. Лацис М. Я. - (1888–1938), латыш, большевик.

39. Лашевич М. М. - (1884–1928), еврей, большевик.

40. Левин М. А. - (? -?), еврей, эсер.

41. Ленин В. И. - (1870–1924), русский, большевик.

42. Малиновский Л. И. - (1897–1938), русский, большевик.

43. Мгеладзе И. В. - (1890–1941), грузин, большевик.

44. Мехоношин К. А. - (1889–1938), русский, большевик.

45. Мицкевич (Капсукас) В. С. - (1880–1935), литовец, большевик.

46. Молотов В. М. - (1890–1986), русский, большевик.

47. Невский (Кривобоков Ф. И.) В. И. - (1876–1937), украинец, большевик.

48. Орлов В. А. - (? -?), русский, большевик.

49. Павлов В. Н. - (1892–1925), русский, большевик.

50. Павлуновский И. П. - (1889–1937), русский, большевик.

51. Петерс Я. X. - (1886–1938), латыш, большевик.

52. Петерсон К. А. - (1877–1926), латыш, большевик.

53. Подвойский Н. И. - (1880–1948), украинец, большевик.

54. Пригоровский М. В. - (1893–1918), белорус, большевик.

55. Прохоров И. М. - (1888–1938), русский, эсер.

56. Пупырев Н. А. - (? -?), русский, большевик.

57. Садовский А. Д. - (1880–1927), украинец, большевик.

58. Сандуров К. Ф. - (? -?), русский, эсер.

59. Свердлов Я. М. - (1885–1919), еврей, большевик.

60. Сидоров П. Ф. - (? -?), русский, эсер.

61. Склянский Э. М. - (1892–1925), еврей, большевик.

62. Скрыпник Н. А. - (1872–1933), украинец, большевик.

63. Сталин И. В. - (1878–1953), грузин, большевик.

64. Старлычанов Г. Д. - (? -?), русский, большевик.

65. Стучка П. И. - (1865–1932), латыш, большевик.

66. Сухарьков Г. Н. - (? -?), русский, эсер.

67. Трифонов В. А. - (1888–1938), казак, большевик.

68. Троцкий Л. Д. - (1879–1940), еврей, большевик.

69. Уншлихт И. С. - (1879–1938), поляк, большевик.

70. Урицкий М. С. - (1873–1918), еврей, большевик.

71. Устинов А. М. - (1879–1937), русский, эсер.

72. Фишман Я. М. - (1887–1961), еврей, эсер.

73. Флеровский И. П. - (1888–1959), русский, большевик.

74. Фомин В. В. - (? -?), русский, большевик.

75. Хуппонен (Мурзин) А. И. - (? -?), финн, анархист.

76. Чумаченко П. В. - (? -?), украинец, эсер.

77. Шатов (Клигерман) В. С. - (1887–1943), еврей, анархист.

78. Шляпников А. Г. - (1885–1937), русский, большевик.

79. Шмидт В. В. - (1886–1938), немец, большевик.

80. Юдзентович В. М. - (? -?), поляк, эсер.

81. Юренев (Кротовский) К. К. - (1888–1938), поляк, большевик.

82. Ярчук X. 3. - (? -?), еврей, анархист.

Из 82 членов ПВРК: русских — 30, евреев — 21, украинцев — 8, латышей — 6, поляков — 5, белорусов — 3, армян — 2, грузин — 2 и по одному литовцу, немцу, финну, эстонцу и казаку. Этот национальный состав свидетельствует, что Октябрьская революция имела характер общегосударственный, а не национальный.

25 октября 1917 года был создан Московский ВРК. В его составе было 7 членов и 6 кандидатов. От большевиков: члены — А. Ломов (Г. И. Оппоков) (1888–1938), русский, В. М. Смирнов (1887–1937). русский, Г. А. Усиевич (1890–1918). русский, Н. И. Муралов (1877–1937), русский, кандидаты — А. Я. Аросев (1890–1938), еврей, П. Н. Мостовенко (1881–1938), украинец, А. И. Рыков (1881–1938), русский, С. Я. Будзинский (? -?), поляк; от меньшевиков: члены — М. И. Тейтельбаум (? -?), еврей, М. Ф. Николаев (? -?), русский; от объединённых интернационалистов — И. Ф. Константинов (? -?), русский. По сообщению ряда источников, кандидаты от объединенцев — Л. Е. Гальперин (Коняга) (1872–1951), еврей, В. Я. Ясенев (1881–1941), русский.

Кому служили офицеры Российской императорской армии

Российская элита в какой-то своей части сочувствовала большевикам и даже оказывала им помощь. Так, генерал-лейтенант Н. М. Потапов — генерал-квартирмейстер Главного штаба и начальник российской контрразведки ещё летом 1917 года предложил свои услуги партии большевиков. Как пишет А. В. Островский в статье «Октябрьская революция: случайность? Исторический зигзаг? Или закономерность?»:

«В один из самых критических моментов в истории партии большевиков она получила предложение о сотрудничестве со стороны который не просто принадлежал к числу руководителей русской армии, но и возглавлял одно из важнейших ведомств Военного министерства. Совершенно невероятно, чтобы в таких условиях Н. М. Потапов, за спиной которого был длительный опыт работы в русской разведке за рубежом, пошёл на сотрудничество с большевиками по чисто личным мотивам, на свой страх и риск. Вероятнее всего за его спиной стояли определённые силы в руководстве армии, государственном аппарате и деловом мире, которые считали необходимым прекращение войны, проведение внутри страны радикальных реформ и перевод развития экономики на рельсы государственного капитализма».

А потому предложение генерала Н. М. Потапова следует рассматривать как предложение именно этих сил о сотрудничестве с большевиками. В связи с этим получают объяснение такие факты как: прекращение уже в сентябре 1917 г. следствия по делу об участии большевиков в июльских событиях, освобождение из тюрем почти всех арестованных по этому делу, поразительная бездеятельность военного руководства в октябрьские дни 1917 г., финансирование командующим Северного фронта генералом Черемисовым большевистской газеты «Наш путь», его противодействие попыткам А. Ф. Керенского использовать части Северного фронта для подавления Октябрьского вооружённого восстания в Петрограде, невероятная лёгкость, с которой партия большевиков, придя к власти, обеспечила переход на сторону советского правительства служащих центральных учреждений Военного министерства и армии, в том числе более 700 генералов».

«С начала лета всё чаще стало проявляться отсутствие единства среди офицеров… Уже в это время значительную роль в эксцессах играли большевистски настроенные офицеры, подстрекавшие солдат к неповиновению. В рапорте командира 37-го армейского корпуса командующему 5-й армией, в частности, говорилось: «Необходимо отметить, что состав офицеров далеко не обладает сплоченностью — это механическая смесь лиц, одетых в офицерскую форму, лиц разного образования, происхождения, обучения, без взаимной связи, для которых полк — «постоялый двор». Кадровых офицеров на полк — 2–3 с командиром полка, причем последний меняется очень часто «по обстоятельствам настоящего времени». То же происходит с кадровыми офицерами, которые уходят, не вынося развала порядка и дисциплины, нередко под угрозой солдат. Среди столь пестрого состава офицеров немудрено и появление провокаторов и демагогов, желающих играть роль в полку в надежде стать выборным командиром. Такие типы нередко попадают в комитеты, раздувая рознь между солдатами и офицерами в своекорыстных видах.

Действительно, такие офицеры имелись едва ли не во всех частях. (В донесениях называются, в частности, прапорщики Карахан в 6-м корпусе, Лавский в 1-м Туркестанском корпусе, Ремнев во 2-й Кавказской гренадерской дивизии, Семин в 74-й дивизии, Флеровский в 735-м полку, Дмитриев в 172-м, Свистедка в 157-м, Захаров в 297-м, Сухоребров в 332-м, Кокорев, Колосун-Пышинский в 462-м, Рогальский и Васильев в 540-м, Юшкевич в 423-м, Жук в 17-м Сибирском, Эрасмус в лейб-гвардии Гренадерском, Стасиков, Ляй в 1-м Сибирском запасном, Пономарев и Тишаев в 7-м Сибирском запасном, Никонович в 8-м Сибирском запасном, Клячкин и Сырнев в 26-м стрелковом, Копавин в 25-м Туркестанском стрелковом, Лансберг в 3-м Финляндском стрелковом, подпоручики Филиппов в 650-м, Телегин в 243-м, Лукьяновский в 296-м, Сергаско в 300-м, Сокольский в 707-м, Стружинский во 2-м Кавказском стрелковом, Найдовский в 42-м корпусе, поручики Клепинин в 439-м, Кондратюк в 614-м, Хаустов в 436-м (издатель «Окопной правды»), Перфильев, Корзунь в 762-м, Сердуль в 332-м, Муратов в 6-м гренадерском, Чайка в штабе 10-го корпуса, Луканин в 6-й армии, штабс-капитаны Дзевалтовский-Гинтовт в лейб-гвардии Гренадерском, Вышгородский в 332-м, Михайлов в 80-м Сибирском, Основин во 2-м Кавказском стрелковом, капитан Собецкий в 11-м Особом, врач Данилов в 7-м этапном батальоне!».

Генерал Потапов руководил военной разведкой ещё при Николае II. По воспоминаниям большевика М. С. Кедрова, Потапов «после июльских дней предложил через меня свои услуги Военной организации большевиков (и оказывал их)». Военное бюро партии большевиков возглавляли тогда И. В. Сталин и Ф. Э. Дзержинский. Именно летом 1917 года произошло разделение русского военного руководства, заложившее основу будущего противостояния «красных» и «белых». Генерал Н. М. Потапов возглавлял борьбу против генерала Л. Г. Корнилова. Совместно с Потаповым действовали военный министр генерал-майор А. И. Верховский. Они затем готовили октябрьский переворот и стояли у истоков Красной Армии. 23 ноября 1917 года Н. М. Потапов был назначен начальником Генштаба и управляющим Военным министерством, с декабря 1917 года — управляющим делами Наркомвоена.

С 13 по 20 сентября 1917 года из-под ареста было освобождено восемь прапорщиков — участников выступления 3–5 июля из 180-го пехотного полка: большевики прапорщики М. К. Тер-Арутюнянц, Н. П. Вишневецкий и И. В. Куделько, бывшие «межрайонцы» Ю. М. Коцюбинский и Б. М. Занько, сочувствующие большевикам и вступившие позже в партию Д. И. Долматов и Д. П. Клим, а также меньшевик-интернационалист Г. Е. Горбачев. Эти люди, будучи комиссарами ВРК в полках гарнизона сыграли очень важную роль в захвате власти.

«Установление власти Советов произошло во многом благодаря солдатской массе. Часть офицеров тоже поддержала переворот. Даже в гвардейских частях обнаружились сторонники революции. Так, 24 октября по докладу комиссара гвардейского Егерского полка Зайцева за поддержку совета выступили не только солдаты, но и офицеры этого полка во главе с его командиром. Октябрьский переворот поддержали большинство полковых комитетов, которые состояли из солдат с небольшим количеством офицеров из низших чинов: унтеров, прапорщиков и т. д. По данным генерала Нокса, на Юго-Западном фронте, не самом разложившемся, в таких комитетах оказалось 75 тыс. солдат и 8 тыс. офицеров».

Вообще из 200 тысяч офицеров после Октябрьской революции 30 % служили в РККА, столько же не участвовали в политике и остальные участвовали в белогвардейском движении.

Из капиталистов в революционеры

Среди самих большевиков было достаточно дворян и сыновей богачей. Вот некоторые из них.

Ольга Александровна Дилевская (1886–1919). Родилась в 1886 году в селе Рыбцы Полтавской губернии в дворянской семье. После смерти отца — агронома — в 1898 году переехала в Москву, где в 1903 году окончила гимназию Воскресенской и Протопоповой. В течение двух лет она дважды оказывалась под арестом. В 1904 году в Таганской тюрьме познакомилась со своим будущим мужем Николаем Авдеевым. После выхода на свободу начинает работать по доставке оружия для боевых дружин, но снова попала под арест. В сентябре 1905 года её выпустили под залог, и она уехала в Екатеринослав, где до 1907 года работала секретарём Екатеринославского комитета РСДРП от фракции большевиков. После нового ареста в 1907 в департаменте полиции на неё завели дело «Подготовительный материал для ликвидации». В 1911 она попадает под негласный надзор полиции. Её арестовывают и на четыре года ссылают в Нарымский край в село Колпашево. Там она живёт вместе с также сосланной сестрой Верой и приехавшей к ним матерью. «Радушие и гостеприимство были их отличительными чертами, и их домик в Колпашеве был настоящим большевистским клубом». Сёстры организовывают в Колпашеве театр, вскоре запрещённый. Ольга преподаёт русский язык в местной школе и активно участвует в побегах ссыльных большевиков. В частности её помощь при побеге Якова Свердлова подробно описала его жена. По некоторым сведениям именно в дом Дилевских в Колпашеве отправился Сталин во время своего побега из Нарымской ссылки. В 1914 году она опубликовала книгу о Прибалтике. После ссылки она переехала в Тюмень, где работала секретарём Центрального бюро Тюменских профсоюзов. 13 марта 1919 года её арестовали колчаковцы и в этот же день без суда расстреляли.

Александр Павлович Альпов (1891–1950). Родился в Вятской губернии, из дворян. С 1907 года — участник революционного движения, эсер; член РСДРП(б) с 1917 года. С 1918 году — в органах ВЧК. В 1919–1921 годах работал на Украине: председатель Екатеринославской (1919–1920), Николаевской (1920–1921) и Киевской ГубЧК. В 1922–1923 годах — полпред ГПУ по Юго-Восточному краю (Ростов-на-Дону). С сентября 1923 года по март 1926 года — полпред ОГПУ по Дальнему Востоку.

В последующем перешёл на хозяйственную работу: в 1931–1932 годах — начальник ленинградской проектной конторы «Уралэлектромашина», которая проектировала комбинат «Уралэлектромашина», 1932–1933 годы — начальник строительства комбината «Уралэлектромашина» (Свердловск), затем возглавлял «Уралалюминьстрой» и «Никопольстрой». (Википедия).

Владимир Петрович Потёмкин (1874–1946). Родился в Твери в семье врача. В 1893 году окончил Тверскую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Во время обучения в университете принимал участие в революционной деятельности, за что был заключён в Бутырскую тюрьму.

После окончания университета в 1898 году, был оставлен на два года при кафедре всеобщей истории для получения профессорского звания и одновременно начал работать в 7-й гимназии Москвы. С 1900 года преподавал в Екатерининском институте. С 1903 года вновь примкнул к революционному движению.

В 1905 году работал в Екатеринославе, в женской гимназии Степановой, но из-за преследования полиции за участие в революции 1905 года был вынужден вернуться из Екатеринослава в Москву, где начал преподавать в женской гимназии Калайдович (впоследствии Деконской) и реальном училище Фидлера, а кроме того продолжил пропаганду марксизма в студенческих кружках и агитационную работу по заданиям Московского комитета РСДРП(б).

С февраля 1917 года работал в отделе внешкольного образования Московской губернской земской управы. На этой должности являлся организатором первого рабочего университета в городе Богородске Московской губернии.

После Октябрьской революции являлся членом коллегии школьной политики и заведующим отделом Наркомата просвещения РСФСР. В это время принимал активное участие в подготовке программных документов о единой трудовой школе: в июле 1918 года председательствовал на I Всероссийском съезде учителей, в апреле 1919 года являлся организатором I Всероссийского съезда по народному образованию.

В 1919 году вступил в РКП(б). В мае-сентябре 1919 года был направлен на фронт, где занимал должности члена Реввоенсовета 6-й армии, начальника политотдела Западного, а затем Южного фронтов. На фронте познакомился с И. В. Сталиным. По его личному поручению Потёмкин с полномочиями выездной сессии революционного трибунала фронта не раз выезжал в слабейшие районы фронта для водворения порядка в частях, одновременно командуя особым отрядом.

После окончания гражданской войны недолгое время руководил Одесским губернским отделом народного образования, одновременно являясь начальником губернских военно-политических курсов.

В Одессе Потёмкин встретился с Ф. Э. Дзержинским, после чего в 1922 году перешёл на дипломатическую работу. Уже в том же году член миссии Российского Красного Креста по репатриации русских солдат из Франции, а летом 1923 года был назначен председателем комиссии по репатриации бывших русских солдат и казаков-некрасовцев из Турции.

В 1924–1929 годах находился на дипломатической работе в Турции, занимая в 1924–1926 годах должность генконсула в Стамбуле, а в 1927–1929 годах — советника полпредства. В 1929–1932 годах — полномочный представитель в Греции.

В 1932 году назначен на пост полномочного представителя СССР в Италии. Находясь на этой должности, Потёмкин сумел завязать дружеские отношения с Б. Муссолини, за что, по воспоминаниям Музы Васильевны Канивез, неоднократно подвергался критике. На письменном столе Потёмкина стояла фотография Муссолини с дружеской надписью. В 1933 году подписал советско-итальянский договор о дружбе, ненападении и нейтралитете.

В 1934 году Владимир Потёмкин входил в состав советской делегации на Ассамблее Лиги Наций. В том же году назначен на пост полпреда СССР во Франции. На этой должности в 1935 году участвовал в переговорах и подписании франко-советского договора о взаимной помощи. В 1936 году подписал соглашение о продлении франко-советского торгового договора 1934 года.

В 1937 году вернулся на работу в Москву, заняв должность первого заместителя народного комиссара иностранных дел СССР. В том же году избран депутатом ВС СССР. В 1939 году избран членом ЦК ВКП(б). Член ЦИК СССР с 1935 года. На должности первого заместителя наркома иностранных дел принимал участие в ряде важных военных переговоров, в том числе в Московских переговорах 1939 года и советско-турецких переговорах, направленных на удержание Турции от участия в грядущей Второй мировой войне.

Именно Владимир Потёмкин 17 сентября 1939 года вручил польскому послу в Москве ноту о вводе советских войск на территорию Польши.

В 1940 году был назначен народным комиссаром просвещения РСФСР. До своей смерти на этой должности участвовал в создании Академии педагогических наук РСФСР, а с 1943 года был её президентом, проводил работу по сохранению сети школ в годы Великой Отечественной войны, осуществлению в послевоенный период всеобщего 7-летнего образования, развитию школ рабочей и сельской молодёжи, созданию учебников для общеобразовательной школы.

Николай Сергеевич Тихменёв (1884–1961). Из дворян, сын судебного следователя. Окончил в 1903 году 1 — ю Московскую гимназию с золотой медалью, медицинский факультет Московского университета в 1909 году. Поднадзорный с 1906 года. В 1907 году осуждён на месяц заключения в крепости за распространение революционной литературы. С 1917 года большевик. Военный врач 4-го Несвижского полка. Участник заседания Учредительного собрания 5 января 1918 года. Участник Четвёртого чрезвычайного съезда Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов с 16 по 18 марта 1918 года, член В ЦИК 3-го и 4-го созывов. Входил в состав делегации на мирных переговорах в Брест-Литовске. С 19 июня 1919 года по 5 июля 1920 член РВС армии Советской Латвии, затем член РВС 15-й армии. Подписал Тартуский мир с Эстонией в 1920 году. 20 декабря 1930 года назначен директором МХТИ, где работал до 1 марта 1933. Работал в системе НКИД во Франции и Японии. Верительные грамоты получил 7 ноября 1934 года. С 1936 года до 1937 года полномочный представитель СССР в Дании, в дальнейшем находился на дипломатической и военной работе. Во время Великой Отечественной войны снова был военным врачом.

Александр Григорьевич Шлихтер (1868–1940). Родился в Полтавской губернии Российской империи в семье столяра, бывшего в то время вюртембергским подданным (дед его эмигрировал в Россию в 1818 г.). Со стороны матери Шлихтер происходит из среды разорившихся среднепоместных польских помещиков Полтавской губернии, дворян. В 1882 году дед и отец Александра приняли русское подданство, а сам он принял русское подданство по достижении совершеннолетия, уже в бытность свою в университете.

Учился в классической гимназии. Сначала, до 7-го класса, в городе Лубнах, а в 7-м и 8-м учился в прилукской гимназии. Незадолго до выпуска отказался учиться, организовал забастовку учащихся и был исключён из гимназии. В 1888 году окончил среднее образование уже в качестве экстерна при лубенской гимназии.

В 1889–1891 годах учился сначала в Харьковском университете на физико-математическом факультете, откуда был исключён со второго курса, а затем в Бернском университете на медицинском факультете, которого также не окончил. С 1891 года вёл социал-демократическую работу на Украине. В 1892 году вошёл в качестве студента-медика в один из отрядов по борьбе с холерой и проработал в разных местах Полтавской губернии 3–4 месяца. Был арестован по делу о пропаганде среди гимназистов.

Был приговорен к ссылке на пять лет в северо-восточные уезды Вологодской губернии (гор. Сольвычегодск). В ссылке Шлихтер заболел туберкулёзом лёгких, и департамент полиции разрешил ему выехать в Самарскую губернию для лечения кумысом на 3 месяца, каковой срок затем, вследствие тяжелого состояния здоровья, был продлен впредь до выздоровления. В Самаре в течение четырёх лет работал в земской статистике. Сотрудничал в социал-демократической газете «Самарский Вестник».

После окончания срока надзора в 1902 году, Шлихтер переехал в Киев, где получил место в управлении юго-западных железных дорог, сначала в качестве секретаря железнодорожного органа «Вестник юго-западных дорог», а затем занял большое, по тому времени, место помощника начальника пассажирского отделения службы сборов в управлении юго-западных дорог. В Киеве он сразу же вступил в члены киевского комитета РСДРП, где работал в качестве литератора по составлению революционных прокламаций и лектора пропагандистских кружков среди рабочих. В 1903 году в качестве члена киевского комитета участвовал в коллективе, руководившем знаменитой забастовкой на юге России. В 1904 году, с началом «весны» Святополк-Мирского, принимал открытое участие в легальных банкетных выступлениях в Киеве. В 1905 году, с началом эпохи забастовок конторских железнодорожных служащих, Шлихтер принимал участие в организации забастовочного комитета на юго-западных железных дорогах в качестве его председателя. Движение завершается всероссийскими съездами железнодорожных служащих и рабочих в Москве, из которых первый и второй съезды в апреле и июле избрали Шлихтера своим председателем.

В октябре 1905 года возглавлял многотысячные революционные митинги в Киеве. После объявления Манифеста 17 октября возглавлял массовые выступления, в ходе которых революционная толпа заняла и разгромила здание Киевской городской думы и завершившиеся столкновением с полицией и войсками и погромом.

Был объявлен в розыск, скрылся за границу, затем два года жил в Финляндии, выполняя поручения в качестве агента ЦК. Делегат V съезда РСДРП в Лондоне, на который он получил мандат от организации козловских железнодорожных мастерских Тамбовской губернии. На съезде Шлихтер был под псевдонимом Евгеньев, а на векселе о получении от англичанина денег, необходимых на выезд делегатов съезда в Россию, подписан Никодим.

В сентябре 1907 года был командирован большевистским ЦК в Москву на избирательную кампанию в 3-ю Государственную Думу. В 1907–1908 годах — член Московского комитета РСДРП. В феврале 1908 года возвратился в Петербург.

В июле 1908 года был арестован в Ярославле. После установления личности он был отправлен в Киев для предания суду по революционной деятельности в 1905 году. В Киеве он просидел в крепости Косой Капонир около 9 месяцев, был предан военно-окружному суду за призыв к вооруженному восстанию 18 октября 1905 года (ст. 129 Угол. Улож.), за призыв к организации народной милиции и за оскорбление величества во время произнесения речей с балкона городской думы во время народного митинга 18 октября 1905 года в Киеве (ст. 103 Угол. Улож.). По 103 ст. (каторга до 8 лет) был оправдан за недостаточностью улик, а по 129 получил максимум, предусмотренный этой статьей, а именно — ссылку на поселение в Сибирь с лишением всех прав состояния. В Сибири Шлихтер пробыл до Февральской революции 1917 года.

После Февральской революции 1917 года — член Красноярского губкома партии и губисполкома. Прибыл в Петроград в конце мая 1917 года. Делегат VI съезда РСДРП(б). Во время выступления 4 июля был на улицах Петрограда.

В октябрьские дни 1917 года — член Московского комитета партии и МВРК. В ноябре 1917 года народный комиссар земледелия РСФСР, с декабря 1917 по февраль 1918 года — нарком продовольствия РСФСР. С марта 1918 чрезвычайный комиссар продовольствия Сибири, а затем Пермской, Вятской, Уфимской и Тульской губерний. В 1919 году — наркомпрод Украины. В 1920–1921 годах — председатель Тамбовского губисполкома. Неудачно боролся с тамбовскими повстанцами, за что был снят с должности. С 1921 года — на дипломатической работе, член коллегии НКИД СССР. Работал в Финляндии в качестве председателя смешанной комиссии. В 1922-23 годах — полпред и торгпред СССР в Австрии, в 1923-27 годах уполномоченный и член коллегии НКИД на Украине.

В 1927–1929 годах — наркомзем УССР, один из идеологов создания агроиндустриальных комбинатов. Председатель Укркомзета. Действительный член Комакадемии при ЦИК СССР с 1930 года, академик АН УССР с 1928 года, академик АН БССР с 1933 года, доктор экономических наук (1936). В 1931–1938 годах вице-президент АН УССР, одновременно директор Украинского института марксизма-ленинизма (1930–1933) и президент Всеукраинской ассоциации марксистско-ленинских институтов (ВУАМЛИН). (Википедия).

Владимир Александрович Алгасов (1887–1938). Родился в Астраханской губернии, из личных дворян; отец — почтовый чиновник. Окончил юридический факультет Московского университета. С 1903 года — эсер. В 1908 году арестован и сослан в Вологду. После отбытия срока ссылки работал в Харькове и Петрограде, в годы Первой мировой войны занимал интернационалистическую позицию.

После Февральской революции 1917 года — член Харьковского Совета и его исполкома. Делегат Южнорусской конференции Советов РСД (27 апреля — 1 мая), председатель её крестьянской секции. Лидер городской эсеровской организации. Участник 3-го съезда ПСР (25 мая — 4 июня, Москва). От имени левоэсеровской оппозиции выступил содокладчиком официального оратора от ЦК (Н. Д. Авксентьева), в отличие от которого считал ошибкой участие эсеров во Временном правительстве. Съезд, отвергнув предложение Алгасова, принял резолюцию ЦК, одобрявшую создание коалиционного министерства. Делегат 1 — го Всероссийского съезда Советов РСД (3-24 июня, Петроград); избран членом ВЦИК. Примкнул к левой оппозиции на 7-м Совете ПСР (август 1917 года, Петроград). На 7-й Петроградской конференции эсеров (10–13 сентября), высказавшейся против коалиции с цензовыми элементами, за создание «однородного социалистического правительства», избран членом нового (левого) ПК.

Во второй половине сентября — начале октября 1917 года совершил поездку по городам Поволжья для установления организационных связей с местными левоэсеровскими комитетами и группами. Накануне Октябрьского вооружённого восстания вернулся в Петроград, 2-м Всероссийским съездом Советов РСД (25–27 окт.) избран во ВЦИК. 29 октября делегирован от него в Петроградский ВРК, в котором тесно сотрудничал с большевиками. 6 ноября пленумом ВЦИК Алгасов утверждён организатором Иногороднего отдела — важнейшего подразделения ВЦИК, в первые послеоктябрьские месяцы выполнявшего многие функции НКВД; руководство отделами строилось на паритетных началах, и Алгасов делил его с Я. М. Свердловым. В тот же день на совместном заседании фракции левых эсеров ВЦИК, редакции журнала «Наш Путь» и Петроградского комитета ПСР избран во Временное Центральное бюро левых эсеров, созданное для подготовки учредительного съезда партии.

На 1-м съезде ПЛСР (19–28 ноября 1917, Петроград) выступил с докладом о деятельности Петроградского ВРК. Утверждал, что различие между большевиками и левыми социалистами-революционерами в процессе повседневной, будничной работы ВРК стёрлось; резко протестовал против попыток возложить ответственность за Октябрьское восстание и последующие за ним события на одних большевиков. Избран членом ЦК ПЛСР.

По состоявшемуся 9-12 декабря соглашению между большевиками и левыми эсерами получил в коалиционном Совнаркоме должность наркома без портфеля, но с решающим голосом. Вошёл в коллегию НКВД (возглавил коммунальный отдел) и в коллегию Наркомюста. Подчиняясь решению ЦК ПЛСР, вышел из Совнаркома в марте 1918 года, однако расценил неприятие Брестского мира, разрыв коалиции с большевиками как грубую ошибку левых эсеров. На 2-м съезде ПЛСР (17–25 аир. 1918 года, Москва) забаллотирован на выборах в президиум съезда, исключён из списка кандидатов в члены ЦК. Осудил политику ЦК ПЛСР, приведшую к левоэсеровскому мятежу 6–7 июля 1918 года, после чего вышел из ПЛСР и в сентябре 1918 года вступил в РКП(б).

Был направлен на подпольную работу на Украину, арестован гетманской полицией, но освобождён петлюровцами. В 1919 году входил в состав Киевского совета. В 1920-х годах преподавал в вузах Киева, Харькова и Сталино. В 1930-х работал в Москве, был членом Моссовета, заведовал кафедрой диалектического материализма МЖТИ мясной и молочной промышленности.

16 февраля 1938 арестован, 3 октября осужден Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу, приговор исполнен в тот же день.

Мартын Иванович Межлаук (1895–1918). Родился в Харькове в семье Ивана Мартиновича Межлаука (Мешлаукс), учителя-латыша из дворян, и матери-немки, владевшей двумя доходными домами. Отец в ранге статского советника перед революцией был директором Новохопёрской мужской гимназии и преподавал там же латынь.

В 1917 году окончил юридический факультет Харьковского университета и вступил в РСДРП(б). Активный участник революционных событий в Харькове. В 1917–1918 годах заместитель комиссара юстиции Харьковского совета. В марте 1918 года участвовал в боях против германских оккупантов. С мая 1918 года губернский комиссар юстиции в Казани.

7 августа 1918 года, после ликвидации в городе советской власти, был арестован белогвардейцами и расстрелян. (Википедия).

Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (1873–1955). Владимир Бонч-Бруевич родился в семье землемера, выходца из польской шляхты Могилёвской губернии.

8 1883 году поступил в подготовительные классы Константиновского межевого института в Москве; в 1884–1889 годах учился в этом институте; за организацию выступления студентов был исключён и сослан под надзор полиции в Курск; там окончил землемерное училище.

Вернулся в 1892 году в Москву, вошёл в «Московский рабочий союз». Настроил печать на гектографе и распространение нелегальной литературы. С 1894 года работал в издательстве П. К. Прянишникова «Народная библиотека».

С 1895 года участвовал в работе социал-демократического кружка, позже вошедшего в «Московский рабочий союз». В 1896 году эмигрировал в Швейцарию, организовывал пересылку в Россию революционной литературы и полиграфического оборудования. После знакомства с В. И. Ульяновым (Лениным) стал активным сотрудником «Искры». Учился на естественном факультете Цюрихского университета.

Осенью 1898 года выехал в Англию, где участвовал в организации переселения духоборов с Кавказа в Америку. В 1899 году сопровождал в Канаду последнюю партию духоборов, затем помогал им устроиться на новых местах. Изучал жизнь и верования разнообразных сектантов, в том числе на предмет возможности рассылать сектантам «Искру». Вернувшись из Канады, издавал в издательстве Чертковых «Материалы к истории и изучению русского сектантства» (с 1908 года возобновил их в России под названием «Материалы к истории и изучению религиозно-общественных движений в России»). В 1909 году опубликовал собранные им в Канаде псалмы духоборов («Животная книга духоборцев»).

В 1903–1905 годах — заведующий экспедицией ЦК РСДРП (Женева), один из создателей архива ЦК. В 1904 году издавал специальный социал-демократический журнал для сектантов «Рассвет». В 1905 году вернулся в Россию, работал в газете «Новая жизнь». В 1905 году участвовал в подготовке вооружённого восстания в Санкт-Петербурге, организовывал подпольные склады с оружием.

В 1906–1907 годах секретарь и член редколлегии журнала «Наша мысль». В 1908–1918 годах руководил большевистским издательством «Жизнь и знание» (издательством «им. В.Бонч-Бруевича и Н. Ленина»). С 1912 года член редколлегии газеты «Правда». Неоднократно арестовывался, но серьёзным преследованиям не подвергался. В 1917 году член исполкома Петроградского совета, временный редактор газеты «Рабочий и солдат».

В 1917 году возглавлял комендатуру района Смольный — Таврический дворец. Был управляющим делами Совета Народных Комиссаров до октября 1920 года.

Одновременно в декабре 1917 — марте 1918 года был председателем Комитета по борьбе с погромами, в феврале — марте 1918 года — членом Комитета революционной обороны Петрограда.

С 1918 г. — управляющий делами СНК РСФСР. Принимал активное участие в национализации банков, в подготовке переезда советского правительства в Москву в марте 1918 года. Завизировал Постановление СНК РСФСР от 05.09.1918 года «О красном терроре».

С марта 1918 года — заместитель председателя Совета врачебных коллегий. В 1919 году — председатель Комитета по сооружению санитарно-пропускных пунктов на московских вокзалах и Особого комитета по восстановлению водопровода и канализации Москвы. В 1918–1919 годах — руководитель издательства ЦК РКП(б) «Коммунист». В 1918 году избран действительным членом Социалистической академии общественных наук, в 1918–1920 годах издал ряд книг: «Кровавый навет на христиан», «Волнения в войсках и военные тюрьмы» и др.

После смерти Ленина перешёл к научной работе. Автор сочинений по истории революционного движения в России, истории религии и атеизма, сектантству, этнографии и литературе. В 1920–1929 годах был организатором и руководителем опытного совхоза «Лесные Поляны» под Москвой, продукция которого прежде всего направлялась руководителям компартии и правительства.

Инициатор создания и первый директор (1933–1945) Государственного литературного музея в Москве. В 1945–1955 гг. — директор Музея истории религии и атеизма АН СССР в Ленинграде. (Википедия).

Эдуард Эдуардович Эссен (1879–1931). Родился в семье инженера-путейца, из дворян. Происходя из аристократической семьи, в 14 лет порвал с ней и поступил рабочим на железную дорогу. С 1895 года учился в реальном училище, затем учился в петербургской Академии художеств, в 1911 году окончил юридический факультет Петербургского университета. Член РСДРП с 1898 года, вёл партийную работу во многих городах, участвовал в 1903 году во всеобщих стачках, в 1905 году член петербургского комитета РСДРП. Страдал туберкулёзом, по настоянию В. И. Ульянова приезжал для лечения в Женеву, также лечился в Крыму. В годы 1-й мировой войны в 1914–1918 годах вёл революционную пропаганду среди солдат Северного фронта. В 1917 году в Петрограде член Василеостровского районного комитета РСДРП(б) и председатель Совета. После Октябрьской революции в 1917 году заместитель наркома госконтроля. В 1918 году арестовывался белогвардейцами в Крыму. В 1918–1923 годах на политической работе в Красной армии и флоте, затем преподавал в военных учебных заведениях. В 1923–1924 годах ректор Института народного хозяйства. В 1925–1929 годах ректор Академии художеств в Ленинграде. С 1929 года персональный пенсионер. (Википедия).

Максимилиан Александрович Савельев (1884–1939). Родился в Нижнем Новгороде в семье дворянина-землевладельца и земского деятеля. Отец М. А. Савельева, Александр Александрович Савельев, был членом Государственной думы первых трёх созывов от партии кадетов. В 1902 году поступил на юридический факультет Московского университета, окончил три семестра. В 1907–1910 годах в эмиграции в Германии, был членом Германской социал-демократической партии.

Прошёл курс экономики в Мюнхенском университете (1909). Окончил Лейпцигский университет (1911, доктор философии), диссертация «Железоделательная промышленность Юга России». В царское время сидел в тюрьмах, находился в ссылках, сидел 11 месяцев в Таганской тюрьме.

Примыкал к группе «Левых коммунистов». В 1921–1928 годах работал в ВСНХ.

С 1926 года редактор журнала «Пролетарская революция». С 1926 года заместитель, с 1927 года заведующий Истпартом при ЦК ВКП(б). После слияния Истпарта ЦК и Института Ленина — в 1928–1930 годах директор Института Ленина.

Главный (ответственный) редактор «Известий» с 21 июля 1929 года по 25 июля 1930 года. Затем был редактором «Правды».

С 1931 года заместитель, с 1932 года председатель Президиума Комакадемии ЦИК СССР. С 1934 года входил в состав Государственной редакционной комиссии юбилейного издания сочинений Л. Н.

В 1936–1938 годах директор Института экономики АН СССР. В 1936–1939 годах заместитель директора Института Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП(б). Скончался 15 мая 1939 года.

Яков Ильич Весник (1894–1937). Родился 19 августа 1894 года в Пинске в купеческой семье. Отец, Илья (Эля-Лейзер) Абрамович Весник, был сыном купца первой гильдии и, как и вся семья, занимался торговлей тканями; мать — Рахиль Абрам-Ициковна Весник. Вырос в Минске, где отец владел домом на улице Петропавловской, 8. В 19 лет, успев отслужить в армии, отправился в Швейцарию, где поступил в Лозаннский университет. Закончить его не успел — началась первая мировая война.

В первый же день войны Якова определили в Коломенский 119-й пехотный полк. В одном из боёв в Восточной Пруссии был тяжело ранен. После лечения в госпитале отправился в Петроград и, сам того не ведая, приблизился к центру предстоящих революционных событий.

В дни Февральской революции 23-летний Яков Весник возглавлял отряд красногвардейцев, в июле 1917-го года он был уже комиссаром почты и телеграфа Выборгского района. С первого дня организации Красной Армии Яков Весник — в её рядах. Он был членом Реввоенсовета:

8-й армии Южного фронта: — с 7 ноября 1918 года — 28 ноября 1919 года.

11-й армии: — с 27 мая — 31 августа 1920 года.

15-й армии: — с 10 ноября — 26 декабря 1920 года.

11-й армии: — с 26 января — 29 мая 1921 года.

Один из самых важных моментов своей жизни он пережил уже на исходе гражданской войны в феврале 1921 года на Тифлисском фронте. Военная операция за овладение Пойлинским железнодорожным мостом едва не закончилась для Весника трагически — в боях он был тяжело ранен и чудом избежал смерти. У этого драматического эпизода есть и другая, романтическая сторона. В Бакинском госпитале за тяжело раненым Яковом Весником старательно ухаживала молоденькая медсестра, чешка по национальности Евгения Немечек. Согласно семейному преданию, когда стоял вопрос: ампутировать или нет Якову обе ноги, она призналась ему в любви и поклялась, что, независимо от исхода операции, готова быть с ним всю жизнь. По излечении они поженились.

После окончания гражданской войны бывший военный комиссар Яков Весник становится одним из ведущих руководителей мирного строительства. Он восстанавливал затопленные Риддеровские рудники, работал вице-президентом Амторга в Нью-Йорке, и Заместителем Торгпреда СССР в Швеции. Был главным инженером строительства нефтепровода в Баку и начальником прокатных цехов «Магнитостроя». В Кривой Рог приехал летом 1931 года.

В 1936 году директор Криворожского металлургического комбината Я. И. Весник был обвинён в содействии «контрреволюционерам-троцкистам» и исключён из партии, однако за него вступилось Политбюро и партбилет был ему возвращён.

После загадочной смерти Г. К. Орджоникидзе 18 февраля 1937 года последовала расправа с родственниками и знакомыми наркома. Я. И. Весник был арестован по сфабрикованному делу 10 июля 1937 года, и уже 17 ноября расстрелян.

Михаил Абрамович Левенсон (1888–1938). Родился в Иркутске в крещёной еврейской семье купца второй гильдии Абрама Соломоновича Левенсона (1854–1928), занимавшегося зерноторговлей на золотых приисках в Ленске, и Елизаветы Иосифовны Азадовской (1860–1930). Его дед по отцовской линии, кантонист Залман Левенсон, после окончания службы получил земельный надел в селе Качуг на реке Лене, где женился на субботнице Ефимии Ивановне (в замужестве Левенсон).

В семье росли пятеро братьев и три сестры. Начальное образование получил в Иркутском промышленном училище. С 1905 года член Партии социалистов-революционеров. Арестовывался царской охранкой по обвинению в подготовке покушения на генерала Ренненкампфа, бежал из тюрьмы. В 1909 году был участником неудачного вооружённого нападения на один из банков, после чего совершил побег заграницу. Обучался математическим наукам в Сорбоннском университете, затем получил медицинское образование там же, — врач. Постоянно преследуемый полицией, вскоре перебрался жить в Женеву. В числе других товарищей, издавал журнал для военнопленных Первой мировой войны.

После Февральской революции 1917 года вернулся в Россию, избран в президиум Петроградского совета, член штаба обороны Петрограда, член ВЦИК; присоединился к фракции левых эсеров. В 1918 году Левенсон покинул Петроград и вновь оказался в Иркутске, где работал какое-то время врачом в детских приютах. С ноября 1919 года, член Иркутского революционного комитета и лидер подпольной группы «Сибирские эсеры». Группа вела активную партизанскую войну против белогвардейцев, а после ареста большевиками Колчака, Левенсон был одним из тех, кто поставил свою подпись под приказом о его расстреле.

С 1920 по 1923 год работал в Народном комиссариате рабоче-крестьянской инспекции РСФСР-СССР — управляющим инспекцией труда и здравоохранения, а в последний год службы на этом посту, также был и членом правления «Сольсиндиката». С 1923 по 1928 год работал в системе Госторга РСФСР — Заместитель Председателя правления. С 1929 по 1935 год занимал пост Торгпреда СССР в Италии. За особые заслуги на этом посту был награждён орденом Трудового Красного знамени.

С 1935 по 1936 год был Председателем правления Торгсина. С января 1936 года стал заместителем народного комиссара внутренней торговли СССР.

В конце 1936 года был арестован, исключён из партии и осуждён по сфабрикованному делу к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 22 августа 1938 года в Лефортовской тюрьме.

Самуил Маркович Закс (1884–1937). Сын богатого петербургского фабриканта Маркуса Исааковича Закса. В юности участвовал в кружках революционной еврейской молодёжи, вступил в РСДРП, женился на сестре Г. Зиновьева Лие, в 1911-12 годах был секретарём и редактором газеты большевиков «Звезда».

Был тесно связан с А. Парвусом, в 1916 году был его представителем и главой «Экспортно-импортной конторы» Парвуса и Ганецкого в Петрограде. Во время революции 1917 года его отец купил ему в апреле 1917 года типографию «Труд», в которой он печатал прокламации большевиков, их газеты и другую агитацию.

После Октябрьской революции был на подпольной работе в Германии. После окончания Гражданской войны работал редактором «Ленинградской правды».

Участвовал в троцкистской оппозиции, в 1935 году был исключён из ВКП(б); 17 августа 1936 года арестован как глава троцкистской террористической группы, готовившей покушение на Сталина. Расстрелян.

Филипп Ивсеевич Махарадзе (1868–1941). Его отец был священником и желал, чтобы сын пошёл по стопам отца. В 1884 году он получил образование в Озургетском духовном училище. Позже поступил в Тифлисскую духовную семинарию. Учился также в Варшавском ветеринарном институте, но не окончил его.

После вступления в РСДРП неоднократно арестовывался. Один из организаторов Кавказского союза РСДРП. В феврале 1915 года выслан в Бакинскую губернию, бежал в Кутаис, в 1916 году — в Тифлис. В 1917 году работал редактором газеты «Кавказский рабочий» (Тифлис).

С февраля по июль 1921 года — председатель Грузинского Ревкома. Участник Апрельской конференции. 16 февраля 1921 года провозгласил «Грузинскую советскую республику» и обратился с просьбой о военной помощи к правительству РСФСР.

В 1921–1922 годах — народный комиссар земледелия Грузии. С марта по октябрь 1922 года — председатель ЦИК Грузии. В 1922 году выступил за сохранение автономии Грузии в составе СССР.

С 1924 года — председатель Госплана ЗСФСР. В 1929–1930 годах — председатель СНК Грузинской ССР. В 1931–1938 годах — председатель ЦИК Грузинской ССР, одновременно в 1931–1936 годах — председатель ЦИК ЗСФСР от Грузии.

С июля 1938 года — председатель Президиума Верховного Совета Грузинской ССР.

10 декабря 1941 года скончался в возрасте 73 лет в Тбилиси.

Леонид Николаевич Старк (1889–1937). Родился в семье адмирала. Рано приобщился к революционному движению. Студентом Петербургского технологического института в 1905 году вступил в члены РСДРП. В 1908 году был заключён в крепость, затем выпущен и находился на нелегальном положении. В 1912 году был выслан за границу, жил в Вене, на о. Капри, в Финляндии.

Л. Н. Старк писал стихи и многие из его произведений печатались при содействии Максима Горького.

В 1915 году работал в Петроградской организации большевиков.

После Февральской революции редактировал большевистскую газету «Волна» в Гельсингфорсе, распространявшуюся среди матросов Балтийского флота и пользовавшуюся у моряков большой популярностью. Проявил журналистские и организаторские способности, давшие затем основание назначить его комиссаром информационного агентства. Он подготовил проект декрета о преобразовании ПТА в РОСТА.

25 октября (7 ноября) 1917 года отряд из 12 балтийских моряков под командованием комиссара Военно-революционного комитета Леонида Старка занял здание Петроградского телеграфного агентства на Почтамтской улице. Первые сообщения о революционных событиях в России, написанные Старком, были оперативно переданы агентствам и газетам всего мира. В марте 1918 года вместе с правительством ПТА переезжает в Москву, где оно объединяется с Бюро печати при ВЦИК. Это новое объединение получило и новое название — Российское телеграфное агентство (РОСТА).

В 1919 году Старк — соредактор газеты «Советская страна». В 1919–1920 годах он находился на военной службе.

С мая 1920 года по 1937 год — на дипломатической работе. В 1920 году — советник полпредства РСФСР в Грузии. В 1921-23 годах — советник полпредства РСФСР в Эстонии, в 1923-24 годах — полпред в Эстонии. В 1924-36 годах — полпред СССР в Афганистане. 31 августа 1926 года подписал советско-афганский договор о нейтралитете и взаимном ненападении. В 1936-37 годах — уполномоченный НКИД СССР при правительстве ЗСФСР.

В 1937 году Л. Н. Старк был внезапно отозван из-за рубежа. Расстрелян в Тбилиси.

Имели большевики выходы и на финансово-промышленную олигархию. В. Р. Менжинский до лета 1917 года работал в Париже в банке «Лионский кредит». Н. Б. Эйсмонт до революции был секретарём правления Южно-Уральского горного общества. Муж А И. Ульяновой М. Т. Елизаров занимал должность директора «Первого пароходного общества по Волге». Л. Б. Красин входил в руководство фирмы «Сименс» и «АО механических, гильзовых и трубочных заводов П. В. Барановского». Весной 1917 года Красин участвовал в создании газеты «Новая жизнь», которую финансировал один из руководителей Сибирского торгового банка Э. К. Груббе.

Большевистским издательством «Жизнь и знание» руководил будущий управляющий делами СНК В. Д. Бонч-Бруевич совместно с совладельцем табачной фабрики «Братья Шапшал» Е. Ю. Шапшалом. В августе 1917 года их компаньоном стал директор этой фабрики М. С. Ага, который внёс в кассу издательства 200 тысяч рублей.

В статье А В. Островского «Октябрьская революция: случайность? исторический зигзаг? или закономерность?» обращено внимание на снабжение РККА вооружением и боеприпасами.

«Военная промышленность Советской России не могла полностью обеспечить потребности Красной Армии. За 1918–1919 гг. она дала 764 орудия; 0,7 млн. снарядов, 0,7 млн. винтовок и 417 млн. патронов. Между тем только за полтора года с лета 1918 до конца 1919 г. Красная Армия получила 3232 орудия, 5,9 млн. снарядов, 2,1 млн. винтовок и 1240 млн. патронов. Даже если допустить, что к началу 1920 г. были использованы все имевшиеся запасы — а они на 10 апреля 1918 года составляли 977 орудий, 2,4 млн. снарядов, 1,2 млн. винтовок и 512 млн. патронов, — всё равно окажется, что, по крайней мере, часть оружия и боеприпасов Советская страна должна была получить из каких-то других источников… Не из-за рубежа ли?

На протяжении всей гражданской войны Советское правительство формально не находилось в состоянии войны ни с одним из государств, участвовавших в интервенции. Факт, имеющий принципиальное значение. Если в условиях официально объявленной войны между двумя странами контрабандная торговля между ними — это государственное преступление, то в условиях, когда две воюющие страны формально не находятся в состоянии войны, контрабандная торговля в крайнем случае может рассматриваться лишь как экономическое преступление. Следовательно, посылая свои войска в Советскую Россию, но не объявляя ей войны, страны Антанты тем самым оставляли открытой возможность контрабандного снабжения Советской России извне».

Люди с психическими отклонениями

Интересной представляется насыщенность партии большевиков сумасшедшими. Например, Фёдор Фёдорович Раскольников (1892–1939) — внебрачный сын протодиакона Сергиевского всей артиллерии собора Фёдора Александровича Петрова и дочери генерал-майора артиллерии Антонины Васильевны Ильиной. Потомок известного морского офицера Ильина. С 1900 года воспитывался в приюте принца Ольденбургского. В 1909 году поступил в Санкт-Петербургский Политехнический институт, а в декабре 1910 года вступил в партию, ссылаясь на совместную работу с В. М. Молотовым в «большевистской фракции Политехнического института».

В 1912–1914 годах — литературный сотрудник газет «Звезда» и «Правда». После начала Первой мировой войны стал слушателем отдельных гардемаринских классов (чтобы избежать призыва, поскольку участие в мировой войне противоречило его убеждениям), которые закончил в феврале 1917 года.

После Февральской революции стал заместителем председателя Кронштадтского совета. После июльского кризиса был арестован, посажен в «Кресты», освобождён оттуда 13 октября 1917 года.

В ходе Октябрьской революции принимал участие в подавлении похода Керенского — Краснова на Петроград, участвовал в боях в Москве.

Был избран в Учредительное собрание, на заседании которого в ночь на 6 января 1918 года огласил декларацию об уходе большевистской фракции.

Назначен комиссаром Морского генерального штаба, весной 1918 года стал заместителем наркомвоенмора Троцкого по морским делам. Выполнял поручение СНК по затоплению Черноморского флота в июне 1918 года. С июля 1918 года член РВС Восточного фронта, 23 августа 1918 года был назначен командующим Волжской военной флотилией. Участвовал во взятии Казани 10 сентября 1918 года и последующем походе флотилии по Каме. В частности, под его руководством в селе Гольяны были спасены 432 заключённых «баржи смерти», которую при отступлении белые планировали затопить.

Осенью 1918 года стал членом Реввоенсовета Республики.

26 декабря 1918 года был взят в плен британскими моряками во время похода советских миноносцев «Автроил» и «Спартак» на Талин — поход закончился пленением обоих кораблей со всем экипажем. Содержался в Брикстонской тюрьме Лондона. 27 мая 1919 года в посёлке Белоострове под Петроградом был обменян на группу арестованных граждан Британии (17 пленных английских офицеров).

После освобождения из плена, 10 июня 1919 года был назначен командующим Астрахано-Каспийской военной флотилией, а 31 июля 1919 года Волжско-Каспийской военной флотилией, участвовал в обороне Царицина (1919) и высадке десанта в иранском порту Энзели (1920) с целью возвращения оттуда угнанных белогвардейцами кораблей каспийского флота. Награждён двумя орденами Красного Знамени.

С июня 1920 года по март 1921 года — командующий Балтийским флотом. Затем был полпредом СССР в Афганистане, Эстонии, Дании и Болгарии. «В письме жены Раскольникова от 26 ноября 1962 года указывается, что Раскольников скончался 12 сентября 1939 года в Ницце от мозгового заболевания.

Что касается состояния здоровья Раскольникова, то по этому вопросу известно следующее. В медицинском заключении Центральной поликлиники Лечсанупра Кремля на Раскольникова от 1 августа 1936 года, составленном профессором Шуровским, написано: «Страдает нервной астмой, неврастенией на почве длительного переутомления. Нуждается в двухмесячном отдыхе для климатического лечения». В автобиографии, написанной в 1937 году и находящейся в личном деле Раскольникова в ЦК КПСС, указывается, что он в 1912 году болел нервным расстройством. В документальных материалах Центрального государственного архива Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР имеются следующие сведения о нервном заболевании Раскольникова. В октябре 1912 — феврале 1913 года Раскольников находился на лечении в больнице и психиатрической клинике Психоневрологического института в Петербурге. В одном из медицинских документов того времени говорится, что Раскольников «… одержим был сильным нервным расстройством, граничащим с психиатрическим расстройством. Он отказывался от пищи, говорил о смерти…», «…страдает душевным расстройством… Заболевание его сопровождается полной спутанностью сознания, обильными галлюцинациями…» В прошении матери об отдаче ей на поруки Раскольникова говорилось, что сын страдает манией преследования. Писатель Н. Равич в своих военных мемуарах «Молодость века» (Воениздат, 1960 г.), вспоминая о встречах с Раскольниковым в гражданскую войну, указывает:

«…Он был подлинным фанатиком революции и никогда не признавал никаких компромиссов. И в то же время какая-то истеричность и неуравновешенность чувствовалась в нем. Бывали случаи, когда он впадал в ярость… во время беседы я заметил в Раскольникове одну странность. Взгляд его вдруг становился отсутствующим, и он не слышал того, что ему говорят. А через несколько минут, как бы очнувшись, спрашивал: «Простите, что вы сказали?» Потом, уже в Советском Союзе, мне приходилось по службе часто встречаться с Раскольниковым. Однажды я спросил его, чем объясняется такая рассеянность. Он покраснел и ответил: — Вы знаете, у меня бывают иногда какие-то провалы в сознании. Я долго болел в связи с этим, даже находился в больнице… Вероятно, именно по этой причине Раскольников, человек легендарной храбрости, потерял способность управлять собой, когда столкнулся с жестокой действительностью. Иногда история требует от человека большего, чем физическая храбрость».

Адольф Абрамович Иоффе (1883–1927). Второй сын в еврейской семье богатого симферопольского купца-миллионера Абрама Яковлевича Иоффе, который был владельцем всех почтовых и транспортных средств в Крыму, имел собственный дом в Москве, звание потомственного почётного гражданина и считался „любимым евреем“ министра Витте. Окончив гимназию, с 1903 по 1904 год учился на медицинском факультете Берлинского университета. Учёбу чередовал с революционной деятельностью в России и Германии. С 1903 года — меньшевик. В 1906 году был выслан в Сибирь, но бежал из ссылки. Эмигрировал в Швейцарию. В 1906–1907 годах учился на юридическом факультете Цюрихского университета.

В Вене Иоффе окончил медицинский факультет и получил диплом врача. Интересовался психиатрией, был одним из учеников и последователей Альфреда Адлера. Троцкий писал о нём: «несмотря на чрезвычайно внушительную внешность, слишком внушительную для молодого возраста, чрезвычайное спокойствие тона, терпеливую мягкость в разговоре и исключительную вежливость, черты внутренней уравновешенности, — Иоффе был на самом деле невротиком с молодых лет…Даже необходимость объясняться с отдельными лицами, в частности, разговаривать по телефону, его нервировала, пугала и утомляла». В Вене Иоффе лечил Альфред Адлер.

В 1912 году Иоффе был арестован в Одессе и сослан в Тобольскую губернию. До Февральской революции находился на сибирской каторге: в 1913 году вновь арестован и осужден с лишением всех прав состояния на вечную ссылку в Сибирь.

В 1917 году Иоффе был освобождён Февральской революцией, приехал в апреле в Петроград как меньшевик-интернационалист, вошёл в организацию «межрайонцев», возглавляемую Троцким. Вместе с Троцким издавал журнал «Вперёд».

С тех пор, как 10 мая 1917 года, на конференции «межрайонцев», Ленин предложил объединиться, — к чему многие члены организации, в том числе А. В. Луначарский, отнеслись скептически, — вместе с Троцким боролся за объединение с большевиками. В августе 1917 года был избран в Петроградскую городскую думу, где возглавил фракцию большевиков. Был также членом Демократического совещания и Предпарламента. Член Петроградского Военно-революционного комитета, по свидетельству Л. Троцкого во время Октябрьского переворота 24–25 октября был председателем Петроградского Военно-Революционного комитета, то есть формальным руководителем переворота большевиков.

Был делегатом 2-го Всероссийского съезда советов и избран членом ВЦИК. После Октябрьской революции был направлен на работу в Наркомат иностранных дел. С 1922 года — чрезвычайный посол в Китае и Японии. С 26 июля 1922 года — представитель Советского правительства в Пекине. 26 января 1923 года вместе с Сунь Ятсеном опубликовал известную «Декларацию Сунь Ятсена и Иоффе». В Японии в 1923 году Иоффе заболел тяжелой инфекционной болезнью, известной как множественный полиневрит. В связи с болезнью был направлен в Австрию, где прошёл курс лечения. С 1924 года — полпред в Вене.

Будучи ещё с 1912 года верным сторонником Троцкого, Иоффе с 1923 года принадлежал к левой оппозиции. После назначения Л. Д. Троцкого председателем Главного концессионного комитета СССР, с июня 1925 года стал заместителем председателя комитета. В 1925–1927 годах — заместитель Председателя Главконцесскома СССР Троцкого.

Тяжелая болезнь (полиневрит) приковала Иоффе к постели и лишила возможности активно участвовать в борьбе, при этом ЦК ВКП(б) отказал ему в деньгах, достаточных для лечения за границей. Это обстоятельство стало, по его собственному признанию, причиной самоубийства. 17 ноября 1927 года А. А. Иоффе застрелился.

В своем 10-страничном предсмертном письме, адресованном Троцкому, Иоффе писал:

«Я всегда стоял на той точке зрения, что политический общественный деятель должен так же уметь вовремя уйти из жизни, как, например, актёр — со сцены, и что тут даже лучше сделать это слишком рано, нежели слишком поздно. Теперь, по- видимому, наступает момент, когда жизнь моя утрачивает свой смысл, и, следовательно, для меня появляется обязанность уйти из неё, покончить с нею. Уже несколько лет нынешнее партийное руководство нашей партией в соответствии с общей проводимой ею линией не давать работы оппозиционным элементам, — не даёт мне ни партийной, ни советской работы того масштаба и характера, в которых я мог бы принести максимум посильной мне пользы…Я усвоил себе философию, что человеческая жизнь лишь постольку и до тех пор имеет смысл, поскольку и до какового момента является служением бесконечному, которым для нас является человечество, ибо, поскольку всё остальное конечно, постольку работа на это лишена смысла».

Симон Аршакович Тер-Петросян (1882–1922). Родился в Гори Тифлисской губернии в армянской семье состоятельного подрядчика. С семи лет учился в армянской школе, а одиннадцати лет перешёл в городское училище. В 1898 году был исключён за плохое поведение. С детства близкий знакомый, а затем соратник своего земляка Сталина. Тот, будучи у него репетитором русского языка, привлёк его к революционной работе. Под влиянием Сталина и Вардаянца он знакомится с марксизмом. В 1901 году вступил в РСДРП, два года исполнял технические поручения и получил имя «Камо». Руководил молодежной группой при Тифлисском комитете партии. В 1903 году вошёл в союзный кавказский комитет РСДРП. В ноябре 1903 года был впервые арестован, спустя 9 месяцев бежал из тюрьмы. В 1904 году примкнул к большевикам. В 1905 году приехал в Тифлис, где в декабре того же года во время восстания был ранен, избит и арестован. Просидев в тюрьме два с половиной месяца и поменявшись фамилией с неким грузином, сумел скрыться. Участвовал в нашумевшем в своё время ограблении филиала Государственного банка в Тифлисе 13 июня 1907 года. В августе 1907 года уехал в Берлин.

Немецкая полиция провела 9 ноября 1907 года обыск на берлинской квартире Камо, где было найдено большое количество оружия, а также чемодан с двойным дном, заполненным взрывчаткой, и литература революционного содержания. Сам Камо был арестован. По результатам обследования Камо, проведенного немецкими врачами после его ареста, в Моабитской тюрьме, его признали душевнобольным. В конце 1909 года как неизлечимый больной был выдан России, доставлен в Тифлис и помещен в тюрьму, а затем в больницу.

Даже в самые ранние годы своей революционной карьеры, до ареста в Берлине осенью 1907 года, он был неуравновешенным и буйным человеком. Находясь в германской тюрьме, он был подвергнут всестороннему психиатрическому обследованию и признан душевнобольным. Несмотря на заверения большевиков, что Камо притворялся сумасшедшим, чтобы избежать депортации, несомненно, что ему удалось уверить врачей в своей болезни именно потому, что он был действительно серьёзно болен. В истории медицины встречаются отдельные случаи, когда люди (некоторые со специальным медицинским образованием и опытом) успешно притворялись какое-то время душевнобольными, но чаще всего такие попытки не удавались и медицинские эксперты их разоблачали. Даже самые целенаправленные и знающие не могли играть в эту игру дольше нескольких месяцев. Согласно утверждениям большевиков, Камо совершил чудо перевоплощения: он выдавал себя за сумасшедшего в течение двух лет. Немецкие психиатры, чтобы установить подлинность болезни Камо, проводили тесты на восприимчивость к боли. Камо реагировал на боль с абсолютным равнодушием. Врачи никогда не встречали такой выносливости в нормальных людях. Потом большевики уверяли, что терпеть боль Камо позволяла железная сила воли.

Тем не менее даже революционеры не могли объяснить, как психически здоровый человек мог не спать четыре месяца. Они также не могли понять двух его попыток самоубийства во время нахождения в клинике (он остался в живых только благодаря вмешательству медицинского персонала). Немецкие врачи пришли к выводу, что Камо страдал психическим заболеванием в форме истерии. Российская полиция же продолжала настаивать, что он только прикидывается больным, и требовала его. В октябре 1909 г. Камо был отправлен в Россию, где российские медицинские эксперты, принимая во внимание выводы немецких врачей и проведя собственное обследование, признали, что он действительно болен.

В августе 1911 года бежал из Тифлисской психиатрической больницы, где находился под охраной. Уехал через Батум за границу. Был в Париже у Ленина, который снабдил его деньгами. Из Парижа поехал в Стамбул, а оттуда в Болгарию. При попытке вернуться на Кавказ арестовывался турецкими властями, но сумел добиться освобождения, назвавшись турецким агентом. Вернувшись в Россию, предпринял в 1912 году попытку устроить экспроприацию денежной почты на Коджорском шоссе. Ограбление не удалось, Камо был ранен, арестован и опять помещён в Метехский замок. Приговорён к смертной казни по каждому из четырёх инкриминируемых дел. Прокурор суда Голицынский, симпатизировавший Камо, затянул посылку приговора на утверждение, дотянув до объявления амнистии по случаю трёхсотлетия дома Романовых. Приговор Камо был заменён двадцатилетней каторгой.

Освободился из тюрьмы во время Февральской революции, уехал в Москву, затем в Петроград. Работал в Бакинском совете и ЧК, затем в Москве готовил группу для борьбы в тылу у Деникина.

Осенью 1919 года доставил в Баку по морю оружие и деньги для подпольной партийной организации и партизан Северного Кавказа. В январе 1920 года был арестован в Тбилиси меньшевистским правительством и выслан. В апреле 1920 года принимал активное участие в подготовке вооружённого восстания за власть Советов в Баку.

В мае 1920 года приехал в Москву, учился в Академии Генштаба. В 1921 году работал в системе Внешторга, в 1922 году — в Наркомфине Грузии.

13 июля в 23 часа Камо ехал на велосипеде по Верийскому спуску Тифлиса, где попал под встречный грузовой автомобиль. Получив тяжёлую черепно-мозговую травму, без сознания был доставлен в ближайшую Михайловскую больницу, где скончался через несколько часов 14 июля 1922 года.

Иннокентий Серафимович Кожевников (1879–1931) — активный участник Гражданской войны, один из организаторов партизанской борьбы в тылу белых.

Член РСДРП(б) с 1917 года. В Красной Армии с 1918 года.

Родился в селе Бочкарёво, ныне Киренского района Иркутской области в крестьянской семье. Трудовую биографию начинал рабочим, но находил возможность учиться — окончил экстерном гимназию и позже учился в Харьковском коммерческом институте. В 1915–1917 годах служил механиком на Харьковском телеграфе.

Октябрьскую революцию Кожевников принял восторженно и вскоре был назначен комиссаром Харьковского почтово-телеграфного округа.

С февраля 1918 года он — чрезвычайный комиссар 5 южных почтово-телеграфных округов. С мая по сентябрь этого же года Кожевников — чрезвычайный комиссар по связи всех фронтов.

В сентябре 1918 года Иннокентий Серафимович был направлен уполномоченным ВЦИК по организации партизанской борьбы в Татарии и Башкирии.

В августе 1918 года РВС решил направить в тыл белогвардейских войск на восточном фронте экспедиционный партизанский отряд ВЦИК.

Удостоверением № 19375, датированным сентябрём 1918 года и подписанным председателем ВЦИКа Я. М. Свердловым, организация и ведение партизанской войны в тылу чехословаков с непосредственным подчинением Реввоенсовету республики были поручены уполномоченному ВЦИКа Иннокентию Кожевникову.

Военная часть плана партизанской экспедиции была рассмотрена и одобрена председателем Реввоенсовета республики Л. Д. Троцким и Главкомом Восточного фронта И. Вацетисом. Отряд Кожевникова, сформированный в основном из посланцев Курского, Нижегородского и Астраханского почтово-телеграфных округов, численностью 500 человек должен был регулярными ударами по тылам белых помогать Красной Армии, наступающей с фронта.

«Кожевниковцы» вышли из Москвы 30 сентября и 6 октября 1918 года прибыли в Челны.

Здесь, оставив необходимый гарнизон, отряд выступил в поход по тылам белогвардейцев.

В ноябре 1918 года численность отряда достигла 12 тысяч человек, и распоряжением командования экспедиционный отряд ВЦИКа стал именоваться «Партизанская Красная Армия».

Отряд был реорганизован в 9 самостоятельных отрядов и 2 артиллерийских дивизиона, при этом 7 партизанских отрядов действовали в пределах Татарии.

В начале декабря 1918 года из Москвы поступил приказ о передислокации партизанской армии ВЦИКа через железнодорожную станцию Бугульма на Южный фронт и сосредоточении её в районе Нового Оскола Курской губернии.

6 декабря 1918 года в Курск прибыл первый эшелон бойцов-партизан. В январе 1919 года в отрядах Кожевникова насчитывалось более 30 тысяч человек, которые участвовали в сражениях за города Купянск, Старобельск и Луганск. Вскоре на базе этих боевых сил была сформирована 13-я армия под командованием Кожевникова: основную массу личного состава армии составляли уроженцы Татарии.

Член Реввоенсовета Южного фронта Иосиф Ходоровский (1885–1938) 5 февраля 1919 года в телеграмме Свердлову сообщал: «В армии Кожевникова имеется свыше 10 тысяч мусульман».

С декабря 1918 года Кожевников — командующий группой войск Курского, а с февраля 1919 года — Донецкого направлений.

Весной 1919 года (с 5 марта по 9 мая) он командовал 13-й армией, созданной на базе войск Донецкой группы.

В 1920 году Кожевников служил на Волжско-Каспийской флотилии, был комиссаром отряда.

В 1921-м биография его кардинально меняется: он — товарищ министра иностранных дел Дальневосточной республики.

В мае 1921 года Кожевников был направлен эмиссаром в Приморский край для организации партизанского движения. В 1922–1923 годах Кожевников — полномочный дипломатический представитель в Бухарской народной республике и Литве, а в период с 1924 по 1926 год работал в Наркомате почт и телеграфов.

Блестящая для своего времени карьера Кожевникова закончилась 21 января 1926 года, когда он был арестован органами ОГПУ и отправлен на Соловки.

В 1929–1930 годах «Соловецким Криминологическим Кабинетом» была организована «Колония для малолетних преступников. Эта «Детколония», носила официальное название «Исправительно-трудовая колония для правонарушителей младших возрастов от 25 лет».

Начальником «колонии» был заключённый Кожевников.

В 1931 году Кожевников бежал из лагеря, прислав начальству ИСО (информационно-следственного отдела) большой пакет, в котором находился «Манифест Императора Иннокентия I». В манифесте о вступлении на всероссийский престол императора Иннокентия I была обещана амнистия всем заключённым, повелевалось захватить соловецкие суда, взять Кемь и двигаться на Петроград.

Вскоре Кожевников был пойман, жестоко избит (он оказал сопротивление), а затем освидетельствован комиссией врачей-психиатров, причём каждый из врачей осматривал и давал заключения в отдельности. Профессор доктор М. А. Жижиленко (тайный епископ катакомбной церкви) и И. Л. Солоневич дали одинаковые заключения о том, что Кожевников душевно больной параноик, но третий эксперт, врач Шалаевский, заподозрил симуляцию. Тогда из Кеми был вызван на экспертизу известный психиатр профессор доктор В. Н. Финне, подтвердивший душевное заболевание Кожевникова.

После этого Кожевников был увезён в Москву и 15 апреля 1931 г. (дата приблизительная) — расстрелян.

Евгения Богдановна Бош (1879–1925). Родилась в Очакове Херсонской губернии. Происходила из семьи немца-колониста Готлиба Майша, который приобрёл значительные земельные угодья на Херсонщине, и бессарабской дворянки Марии Парфентьевны Круссер. Три года Евгения посещала Вознесенскую женскую гимназию. Во время обучения вступила в брак с владельцем небольшой каретной мастерской Петром Бошем. В конце 1890-х годов познакомилась с социал-демократами и погрузилась в революционную работу. В 1901 году вступила в РСДРП. После II съезда РСДРП определилась как большевичка.

Воспитывая двух дочерей, Е. Бош одновременно занималась самообразованием. В начале 1907 года развелась с мужем и поселилась в Киеве. Установила контакт с местными большевиками, вместе с младшей двоюродной сестрой Еленой Розмирович вела подпольную революционную деятельность. В феврале 1911 года — секретарь Киевского комитета РСДРП(б), завязала переписку с В. Лениным и Н. Крупской.

В апреле 1912 года Е. Бош арестовали. За год заключения в Екатеринбургской тюрьме её здоровье (к этому она уже страдала болезнями сердца и лёгких) значительно ухудшилось. Тяжело больную чахоткой Е. Бош Киевская судебная палата осудила к лишению гражданских прав и пожизненной ссылке в Сибирь.

Однако в отдалённой Качугской волости Верхоленского уезда Иркутской губернии, куда была сослана Е. Бош, она задержалась недолго. Вместе с другим руководителем киевских большевиков, который проходил по одному делу с Е. Бош, — Г. Пятаковым, она бежала через Владивосток в Японию, а потом переехала в USA и наконец — в Швейцарию. На Бернской конференции заграничных секций РСДРП Е. Бош и Г. Пятаков образовали оппозицию В. И. Ленину, примкнув к так называемой «Божийской группе» (по названию предместья Монтрё — Божьи), в которую входили Н. Бухарин, Н. Крыленко, Е. Розмирович. После обострения разногласий между руководителями ЦК РСДРП (главным образом, в оценке национального вопроса) Е. Бош и Г. Пятаков переехали в столицу Швеции — Стокгольм, а потом в столицу Норвегии — Христианию.

Возвратившись в первые дни после свержения самодержавия в Россию, Е. Бош и Г. Пятаков приложили немало сил, чтобы организовать оппозицию ленинскому курсу на социалистическую революцию — сначала в Петрограде, а потом в Киеве. Однако после Апрельской конференции РСДРП(б), (Е. Бош была её делегатом), она перешла на ленинские позиции. Была избрана главой окружного, потом секретарём областного комитета РСДРП(б) Юго-Западного края. Как делегат принимала участие в работе VI съезда большевистской партии.

К тому времени достиг максимума конфликт с секретарём Киевского комитета РСДРП(б) Г. Пятаковым. Идейные споры привели даже к разрыву их супружеских связей (они находились в гражданском браке). В октябрьские дни 1917 года Е. Бош находилась в Виннице, была одним из руководителей вооружённого восстания против войск Временного правительства, которое было подавлено верными Временному правительству войсками. Принимала деятельное участие в подготовке Областного (краевого) съезда РСДРП(б) в Киеве (3–5 декабря 1917 г.), который стремился создать всеукраинскую организацию большевиков — РСДРП(б) — социал-демократия Украины, вошла в состав избранного съездом главного комитета этой организации.

Е. Бош была одним из организаторов Всеукраинского съезда Советов, провозглашения Украины советской республикой — Украинской Народной Республикой Советов (УНРС), формирования её органов государственной власти. В декабре 1917 года по её инициативе делегаты-большевики и представители левых течений ряда других партий покинули съезд Советов в Киеве, на котором они оказались в меньшинстве, переехали в Харьков, объединились там с делегатами III Донецко-Криворожского областного съезда Советов и провели 11–12 декабря I Всеукраинский съезд Советов. Съезд провозгласил Украину республикой советов, заявил о её федеративной связи с Советской Россией, объявил власть Центральной Рады в Украинской Народной республике недействительной, а законы и распоряжения — недействующими. На Украину распространялось действие декретов Совнаркома Советской России.

Е. Бош стала одним из членов ЦИК Советов Украины — высшего органа власти в советской республике, который сформировал исполнительный орган власти — Народный секретариат. Это оказалось нелёгким делом. К разногласиям между «хозяевами» (харьковчанами) и «приезжими» (киевлянами) о нормах представительства своих сторонников прибавился и существенный недостаток кадров украинского происхождения. Наконец, сошлись на том, что претенденты на правительственные должности должны иметь прежде всего высокие деловые и политические качества и быть «по возможности с украинскими фамилиями». Поскольку на должность руководителя правительства «настоящего украинца» не нашли, было решено «главу Совета народных секретарей временно не избирать». Также постановили, что «народный секретарь внутренних дел будет координировать работу Народного секретариата», иными словами, станет исполняющим обязанности главы правительства. Эту должность 17 декабря заняла Е. Бош. В тот же день ЦИК Советов Украины решил «организовать при президиуме ЦИК отдел управления, который должен работать под руководством народного секретаря внутренних дел». Этим постановлением дополнительно подтверждался статус Е. Бош как фактического руководителя правительства. До конца января 1918 года правительство находилось в Харькове, 30 января перенесло свою работу в Киев, в начале марта — в Полтаву.

Поспешный и немотивированный переезд Народного секретариата в Киев Е. Бош со временем стала считать ошибочным. Условия для деятельности правительства по многим причинам значительно ухудшились. В обстановке сплошного хаоса, нарастания внутренних разногласий, Е. Бош с её деятельной, неугомонной вплоть до фанатизма натурой всё чаще стала прибегать к решительным, резким шагам и решениям. Оппоненты начали называть её «диктатором» и даже предпринимать шаги к изоляции. Понимая это, Е. Бош сама инициировала передачу своих функций Н. Скрипнику, который вёл себя значительно обдуманнее.

Е. Бош не соглашалась без боя оставлять австро-германским войскам Киев, однако её позицию не разделяло большинство коллег из политического и военного руководства УССР. Её буквально силком эвакуировали из Киева. Было выдвинуто требование о смещении её с должности фактического главы правительства. Учитывая сказанное, а также в знак несогласия с подписанием Брестского мира, по которому советская Россия признавала мирное соглашение ЦР с Германией и её союзниками, Е. Бош 4 марта сложила свои полномочия народного секретаря. Правительство осталось без руководителя, в связи с чем в этот же день на должность главы Народного секретариата избрали Н. Скрипника.

Увлёкшись «левокоммунистическими» взглядами, Е. Бош отказалась эвакуироваться с руководящими учреждениями УССР в город Екатеринослав. Она стала политработником в группе войск В. Примакова, которая с тяжёлыми боями на протяжении двух месяцев отступала из района города Бахмач к Мерефе.

Произошло новое обострение болезни. Немного подлечившись в Тамбове и Липецке, Е. Бош приняла участие в работе I съезда КП(б)У в Москве.

По настоянию В. И. Ленина и Я. М. Свердлова Е. Бош направили в Пензу, где она возглавила губком РКП(б). В этом регионе, по мнению В. И. Ленина, была «необходима твёрдая рука» для активизации работы по изъятию хлеба у крестьянства. В Пензенской губернии надолго запомнили жестокость Е. Бош, проявленную при подавлении крестьянских восстаний в уездах. Когда пензенские коммунисты — члены губисполкома воспрепятствовали её попыткам устроить массовые расправы над крестьянами, Е. Бош обвинила их «в излишней мягкости и саботаже» в телеграмме на имя В. И. Ленина. Исследователи склоняются к мнению, что Е. Бош, будучи «психически неуравновешенным человеком», сама спровоцировала крестьянские волнения в Пензенском уезде, куда её направили в качестве агитатора продотряда. По воспоминаниям очевидцев, «в с. Кучки Бош во время митинга на сельской площади лично застрелила крестьянина, отказавшегося сдавать хлеб. Именно этот поступок возмутил крестьян и вызвал цепную реакцию насилия». Жестокость Е. Бош по отношению к крестьянству сочеталась с её неспособностью пресечь злоупотребления своих продотрядовцев, многие из которых не сдавали государству изъятый у крестьян хлеб, а обменивали на вино и водку.

После обострения ситуации на Южном фронте ЦК РКП(б) прикомандировал её на Юг России. Она возглавила политотдел Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта. От коммунистов Астрахани была делегатом VIII съезда РКП(б). Потом работала в Совете обороны Литовско-Белорусской ССР, а также на должности особоуполномоченного Совнаркома УССР в прифронтовой с деникинцами зоне.

Болезнь давала себя знать всё чаще и чаще, всякий раз надолго приковывая Е. Бош к постели. Некоторое время она работала в ЦК Всероссийского профсоюза земли и леса, Наркомате образования, в комиссии Центросоюза и Наркомпрода по помощи голодающим, в наркомате рабоче-крестьянской инспекции. Правительство не раз направляло Е. Бош на лечение в Грузию, Германию, Италию. Когда мучения от болезни стали невыносимыми, Е. Бош покончила жизнь самоубийством в Москве 5 января 1925 года.

Сергей Константинович Минин (1882–1962). Родился в семье священника 29 июня 1882 года, уроженец посада Дубовка Саратовской губернии. Учился на юридическом факультете Венского и на историко-филологическом факультете Юрьевского университета. Член РСДРП(б) с 1905 года, за революционную деятельность подвергался тюремному заключению и ссылкам. С приходом к власти Временного правительства и созданием Советов в регионах в феврале 1917 года возглавлял комитет РСДРП(б) Царицына, избирался председателем городского Совета рабочих и солдатских депутатов. После Октябрьской революции стоял во главе взявших власть в Царицыне большевиков, и на должности председателя революционного военного совета стал главой города, в это время сблизился со Сталиным и Ворошиловым. С 1918 года член РВС Северо-Кавказского ВО, член РВС 10-й армии РККА. Член коллегии НКВД. В 1918–1920 годах член РВС ряда фронтов и армий, начальник управления НКВД РСФСР. С мая 1920 года член РВС 1-й Конармии. В 1923–1925 годах член Северо-Западного бюро ЦК РКП(б).

В 1924–1926 годах занимал пост уполномоченного Народного комиссариата просвещения РСФСР по ВУЗам и рабочим факультетам Ленинграда. С 23 мая 1925 года фактически возглавил Ленинградский государственный университет, дублируя полномочия с ректором Державиным. Руководил присоединением Ленинградских Географического и Химико-фармацевтического институтов, с 1925 года ставшими отдельными факультетами при университете. С осени 1925 года уступил свои полномочия заместителю В. В. Покровскому. В годы управления университетом выдвинул лозунг «философию за борт», утверждая, что философия, как и религия, враждебна пролетариату, и что пролетариат должен опираться в первую очередь на науку. Подобные взгляды разделяли многие деятели пролеткульта, но такая позиция вступила в противоречие с позицией РКП(б), утверждавший про «единственно верную научную философию» — марксизм-ленинизм.

В 1927 году в связи с психическим заболеванием отошёл от общественной деятельности. С 1954 года персональный пенсионер, награждён орденом Красного Знамени. Умер в Москве 8 января 1962 года. (Википедия).

Александр Григорьевич Гойхбарг (1883–1962). Окончил юридический факультет Петербургского университета. С 1914 года состоял приват-доцентом кафедры гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского университета. В 1904–1917 годах — член РСДРП (меньшевик).

Перевёл на русский язык сочинения Каутского, письма Карла Маркса к члену Интернационала Кугельману.

После захвата власти большевиками стал большевиком. С начала 1918 года работал в Наркомюсте: являлся членом Коллегии НКЮ и заведующим Отделом кодификации и законодательных предположений.

Гойхбарг принимал активное участие в кодификации советского брачного, семейного и опекунского права и был вдохновителем всего советского законодательства. 4 ноября 1918 года он докладывал на заседании ВЦИК о проекте Кодекса законов о браке. Председательствовал в комиссии по разработке КЗоТ 1918 года.

По формулировке Гойхбарга, одной из задач коммунистического строя является замена частной, индивидуальной, родительской заботы о детях без всяких изъятий общественной заботой о них.

25 сентября 1919 года присутствовал на собрании агитаторов и пропагандистов РКП(б) в помещении московского комитета, когда там произошёл взрыв.

В 1919–1920 годах — был членом Сибревкома и заведующим юридическим отделом Сибревкома. Выступал обвинителем на процессе против министров Российского правительства, который проходил с 20 по 30 мая 1920 года в Омске.

А. Г. Гойхбарг возглавлял комиссию по подсчету убытков, причинённых Советской России войной и международной блокадой.

В 1924 году бывший приват-доцент кафедры гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского университета А. Г. Гойхбарг писал в своей работе: «Всякий сознательный пролетарий знает… что религия — опиум для народа. Но редко кто… осознает, что право есть ещё более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа».

В 1930-1940-х годах — на юрисконсультской работе в Наркомате внешней торговли.

В 1947 году был арестован по обвинению в антисоветской агитации. После заключения врачебной комиссии от 10 января 1948 года, в котором было указано, что Гойхбарг страдает маниакально-депрессивным психозом с параноидной окраской и нуждается в стационарном лечении, Гойхбарг был отправлен на судебно-психиатрическую экспертизу в Институт им. Сербского для определения его вменяемости.

Согласно акту СПЭ института имени Сербского от 20 января 1948 года Гойхбарг являлся психопатической личностью с параноидальным развитием, осложненным артериосклерозом головного мозга и был признан невменяемым. Решением ОСО НКВД был отправлен на принудительное лечение. С января 1948 года по декабрь 1955 года находился на принудительном лечении в Казанской тюремной психиатрической больнице.

Карл Гертович Розенталь (1886–1940). Первый руководитель московской советской милиции.

Латыш. Член РСДРП с 1905 года. До 1917 года занимался революционной деятельность, подвергался репрессиям.

В сентябре-ноябре 1917 года председатель Центральной ревизионной комиссии Моссовета.

В 1918 году был начальником Московской уголовно-розыскной милиции. Приказом НКВД РСФСР по главному управлению милиции было образовано Центральное управление уголовного розыска (Центророзыск). 10 октября 1918 г. его первым начальником стал начальник МУУР К. Г. Розенталь. При этом начальником МУУР он оставался по совместительству до ноября 1918 года. Провёл успешное расследование ограбления почтового вагона с крупной суммой денег между станциями Кашира и Ожерелье Рязанско-Уральской железной дороги.

Член коллегии центрального управления лагерей НКВД РСФСР в 1919 году. Арестован по личному распоряжению Ф. Э. Дзержинского за превышение власти. Предан суду. Освобождён решением ВЦИК. В декабре 1919 года был вновь назначен руководителем Центророзыска.

В 1920 году вышел из РКП(б) в связи с психическим заболеванием.

Шагов Николай Романович (21.02.1882-09.06.1918).

Депутат 4-й Государственной думы Российской империи от Костромской губернии.

Русский, православного вероисповедания, из семьи крестьянина деревни Клинцово Остреповской волости Нерехтского уезда Костромской губернии. В 1894 году окончил 3 класса церковно-приходской школы в селе Красное. С 1894 года подсобный рабочий, с 1897 подручный ткача, в 1899–1912 годах рабочий-ткач фабрики «Товарищества мануфактур Анны Красильщиковой с сыновьями» в селе Родники Юрьевецкого уезда Костромской губернии. Участник стачек 1895–1897 и начала 1900-х годов. С 1903 года посещал фабричные курсы, организованные в Родниках социал-демократами. С 1904 года выполнял отдельные поручения Родниковской социал-демократической организации. Член РСДРП, большевик (с 1905). В 1906 году один из организаторов профсоюза текстильщиков в Родниковском районе, рабочей книжной лавки, через которую ткачи снабжались революционной литературой. Председатель родниковского Общества потребителей и рабочего кооператива (1908). Женат, имел сына.

20.10.1912 года избран в 4-ю ГД от съезда уполномоченных от рабочих, Входил в Социал-демократическую фракцию, после её раскола (ноябрь 1913) — член Российской социал-демократической рабочей фракции. Член комиссий: земельной, о народном здравии. В Думе произнес две речи о столыпинской аграрной политике, написанные для депутатов-большевиков В. И. Лениным. На основании статьи 38 Учреждения ГД удалялся на 15 заседаний.

Участник Краковского (1912) и Поронинского (1913) совещаний ЦК РСДРП. Публиковал статьи в газете «Правда». Занимался нелегальной работой: в качестве доверенного лица ЦК РСДРП в 1913 году объезжал промышленные районы и выступал перед рабочими, настаивая на необходимости активизировать забастовочную борьбу. Зимой — весной 1914 года руководил стачечным движением в Костромской губернии; в мае — июле 1914 года руководитель забастовки текстильщиков в Костромской губернии.

С начала 1-й мировой войны проводил антивоенную и революционную агитацию; выступал за поражение России в мировой войне. Вместе с другими членами большевистской фракции арестован 6.11.1914 года, осужден за государственную измену и сослан «на вечное поселение» в Туруханский край (ноябрь 1914). После Февральской революции 1917 года возвратился в Петроград тяжело больным. По приглашению Временного комитета Государственной думы (ВКГД) участвовал в работе Комиссии для выделения пособий пострадавшим от революции (29 марта). Позднее выехал в Кострому, участвовал в работе местной большевистской организации.

В октябре 1917 года находился в психиатрической больнице в Костроме, где и умер.

Пётр Кузьмич Запорожец (1873–1905). В 1886–1891 годах — учился в Киевском реальном училище. С 1891 года был студентом Петербургского технологического института, где вступил в марксистский кружок и в 1895 году под руководством В. И. Ленина участвовал в организации Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и был участником центрального кружка этого союза. Вёл социал-демократическую пропаганду среди рабочих в районах Нарвской и Московской застав. В 1895 году приезжал в Киев с организационным задачами.

В декабре 1895 года революционер был арестован и осуждён на пять лет ссылки. Находясь в тюрьме, психически заболел. В 1897 году находился в киевской Кирилловской психиатрической больнице. Впоследствии — скончался в больнице в Виннице.

Михаил Сергеевич Кедров (1878–1941). Сын нотариуса. В 1897 году поступил на юридический факультет Московского университета, который не окончил, будучи исключён в 1899 году за революционную деятельность. В 1900–1902 годах учился в Демидовском юридическом лицее в Ярославле, откуда был изгнан когда в 1901 году был арестован «за проведение антиправительственной сходки студентов». В 1901 году вступил в РСДРП, большевик. Свою часть отцовского наследства (около 100 тысяч рублей золотом) передал партии. Женился на Ольге Дидрикиль. Сестра Ольги Дидрикиль Нина была женой революционера Н. И. Подвойского (который учился в Демидовском лицее в одно время с Кедровым), а другая сестра, Августа стала матерью деятеля органов госбезопасности А. X. Артузова. Психические расстройства, по-видимому, являлись настоящим бичом семьи Кедровых. Достаточно сказать, что старший брат Михаила умер душевнобольным в костромской психиатрической лечебнице. Дурная наследственность перешла и к одному из сыновей Кедрова — Игорю.

Работал в Нижегородской, Ярославской, Симферопольской парторганизациях. В начале 1903 года был отправлен в административную ссылку в Вологодскую губернию. В 1904 году участвовал в подкопе в Таганскую тюрьму. В октябре 1905 года организовывал рабочие дружины в Костроме. Во время Московского восстания занимался снабжением восставших оружием.

В январе 1906 г. Кедров перешел на нелегальное положение. По поддельному паспорту на имя мещанина города Рогачева Могилевской губернии, приказчика Иванова Михаила Сергеевича, жил в разных городах Российской империи. Для пополнения партийной кассы несколько раз устраивал концерты в Твери и принимал в них участие как пианист.

После поражения революции был агентом ЦК РСДРП по распространению партийной литературы. Руководил петербургским книжным издательством «Зерно», в котором печатал работы В. И. Ленина. Был арестован и немногим более двух лет провёл в крепости «за принадлежность к социал-демократической рабочей партии».

В 1912 году эмигрировал в Швейцарию. Поддерживал контакты с Лениным. Слушал лекции по медицине в университетах Берна и Лозанны. В 1916 году по заданию ЦК вернулся в Россию, под видом врача работал на Кавказском фронте.

В марте-апреле 1917 года председатель Совета в Шериф-хане (северная Персия). С мая 1917 года член Военной организации при ЦК РСДРП(б) и Всероссийского бюро большевистских организаций в Петрограде, редактор газеты «Солдатская правда». Создал газеты «Рабочий и солдат» и «Солдат».

С ноября 1917 года член коллегии Наркомата по военным делам РСФСР, комиссар по демобилизации русской армии. В августе-сентябре 1918 года командующий войсками Северо-Восточного участка отрядов завесы.

С сентября 1918 года начальник Военного отдела ВЧК. После того как в декабре 1918 года Военный контроль и Военный отдел ВЧК были объединены в Особый отдел ВЧК — начальник Особого отдела. 1 января 1919 года Кедров издал приказ, в котором сообщалось о создании Особого отдела. Приказ предписывал объединить повсеместно органы Военного контроля и военные отделы ЧК и образовать особые отделы фронтов, армий, военных округов и губерний.

В 1918 году М. С. Кедров, совместно с А. В. Эйдуком, занимался созданием первых концлагерей и реализацией политики «красного террора» в Северной области: Архангельская, Вологодская, Вятская губернии, Карелия. Кедровым были «основаны» концлагеря в Холмогорах, Ухте, Архангельске, Котласе, Сольвычегодске, Вологде, Нарьян-Маре, Лодейном Поле.

Одновременно с марта 1919 года член коллегии ВЧК. С мая 1919 года особоуполномоченный ВЧК в Вологде, затем на Южном и Западном фронтах.

Неоднократно руководил комиссиями по проверке (и чистке) различных государственных учреждений. С конца 1919 года председатель Всероссийской комиссии по улучшению санитарного состояния Республики.

В марте 1920 года назначен членом специальной правительственной комиссии по расследованию злодеяний интервентов и белогвардейцев на Севере. Прибыв на Соловецкие острова, Кедров ликвидировал Соловецкий монастырь, сослав его руководство.

Дальнейшая работа М. Кедрова в госорганах стала невозможной: он всё сильнее злоупотреблял наркотиками, отчего у него начались психические расстройства. Дзержинский перевел его на хозяйственную работу, но все посты, которые он занимал в последующие 15 лет, были синекурой: не увольняли его лишь потому, что он был когда-то близок к Ленину. И. В. Сталин, которого Кедров изводил требованиями дать «ответственную должность», сплавил его старшим научным сотрудником Нейрохирургического института, с предписанием персоналу: к работе с пациентами не допускать. Так что «старший научный сотрудник» Кедров ходил на работу исключительно за зарплатой. Летом 1937 года М. С. Кедров был арестован. Человека, нуждавшегося в серьёзном лечении, содержали в Лефортовской тюрьме, и обвинили в «шпионаже в пользу США». Летом 1941 года его судила Военная Коллегия Верховного Суда СССР, но, видя его состояние, члены суда М. Р. Романычев, А. А. Чепцов, В. Д. Буканов назначили судебно-психиатрическую экспертизу и вынесли определение о переводе Кедрова в медицинское учреждение. Несмотря на оправдательный приговор, Л. П. Берия дал личное указание не выпускать Кедрова из тюрьмы. 27 октября 1941 года Кедров вместе с другими арестованными был вывезен в посёлок Барбош Куйбышевской области и 28 октября 1941 года там расстрелян.

Афанасий Иосифович Ремнев (1889–1919). Прапорщик царской армии, участник июльских событий в Петрограде. По свидетельству Ф.Ф. Раскольникова, 3 июля 1-й пулемётный полк прислал своих делегатов в Кронштадт, призывая вооружиться и двинуться на Петроград. По мнению Раскольникова, делегаты 1 — го пулемётного полка находились под влиянием анархистов.

В Кронштадте была создана организационная комиссия по руководству демонстрацией из 9 человек, в неё вошли Ф.Ф. Раскольников (большевик), С. С. Гредюшко, С. М. Рошаль (большевик), П. Н. Беляевский (эсер), А. Павлов, А. К. Самоуков, Г. Попуриди (эсер), М. М. Мартынов, А. И. Ремнев.

«Распалённая братва из Кронштадта — около 10000 матросов во главе с Ф. Раскольниковым, С. Рошалем, А. Ремневым, М. Урицким, Ф. Хаустовым, И. Смилгой, Н. Подвойским и В. Невским (Кривобоковым) — радикалами из Военной организации большевиков — двинулась туда, где размещались ЦК и ПК большевиков, а потом к Таврическому и Мариинскому дворцам.»

После июльского выступления «В «Крестах» оказались Троцкий, Каменев, Луначарский, Раскольников, Сахаров, Рошаль, Ремнев, Хаустов, Антонов-Овсеенко, Дыбенко, Ховрин и много других руководителей «Военки» и офицеров, сторонников большевиков».

Затем Ремнев — командир 1-го Минского революционного полка, командующий 2-й (Особой) армией Западного фронта. Был арестован в апреле 1918 года по обвинению в преступлении по должности. Содержался в Бутырской тюрьме, затем в связи с заболеванием — в тюремной больнице и психиатрической лечебнице, откуда бежал. Скрывался в Самарской губернии. В июле 1919 года был вновь арестован и осуждён.

Иван Густович Слесарев-Кульман (1884–1950).

Иоганн Николас Фридрих Густавов Кульман, немец, лютеранин, из Курляндии, мыза Усмайтен, из крестьян, скорее, из фермеров — его отец имел поместье Усмайтен, в семье было 5 сыновей и дочь.

Окончил гимназию и Коммерческий инженерный институт. Владел несколькими языками, был активным подпольщиком в Москве и Минске, возил «Искру» из-за границы, был членом Московского ревкома, участвовал в подписании Брестского мира. После пропал.

В созданный 26 октября (8 ноября) 1917 года ВРК Пресненского района Москвы вошли И. Г. Слесарев (Кульман) — комиссар района, Г. Я. Беленький (секретарь райкома), М. С. Жаров, И. В. Зубков, Ф. М. Шеногин, позднее И. Т. Меркулов (председатель ВРК), М. В. Рыкунов и другие.

В 1943 году его обнаружил родной брат в Столбовой в Психоневрологической больнице, куда он попал в 1928 году. Ничего не известно о 10 годах его жизни до больницы, в которой он пробыл более 20 лет. В войну в больнице заведовал карточками, вёл бухгалтерию, но был её пациентом, имел маленькую комнату-палату на одного. До реабилитации не дожил. Умер 18 марта 1950 года от сердечной недостаточности в ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ БОЛЬНИЦЕ.

Левым эсером был Михаил Артемьевич Муравьёв (1880–1918). Родился он в крестьянской семье. Учился в Костромской учительской семинарии. В 1898 году поступил вольноопределяющимся в армию, в 1901 году окончил двухгодичное Казанское пехотное юнкерское училище, после которого был распределён в город Рославль Смоленской губернии. В том же году отличился на учениях, взяв в плен командующего войсками условного противника Куропаткина. Муравьёва знали и как «дамского сердцееда». После одной из ссор на полковом балу Муравьев убил на дуэли офицера, за что был лишен погонов. Дуэлянту также предстояло отбыть полтора года арестантских рот, но это наказание было заменено длительной гауптвахтой. Он также был восстановлен в офицерском звании и провинившегося поручика направили командиром роты 122-го пехотного Тамбовского полка. Воевал он храбро, но в феврале 1905 года был тяжело ранен в голову и оказался в госпитале. И хотя врачам удалось поставить его на ноги, у поручика, как свидетельствовали медицинские документы, «остались тяжелые и неизлечимые последствия, связанные с повреждением нервных стволов, выраженные в головокружениях, ослаблении слуха и т. д.».

Около пяти лет Муравьёв провёл за границей, в первую очередь — во Франции, где посещал Парижскую военную академию. В Париже на Муравьёва оказал влияние культ Наполеона.

На 1 января 1909 года служил в 1-м Невском пехотном полку на Кавказе в чине поручика. Семь лет служил преподавателем в Казанском военном училище, женился на дочери командира резервного Скопинского пехотного полка.

На Первой мировой войне Муравьёв в начале ноября 1914 года под Краковом получил тяжёлое ранение. И снова госпиталь — на сей раз в Царском Селе, где работали сестрами милосердия царица Александра Федоровна и её фрейлины.

Условия в госпитале были лучше, чем в других. И все же Муравьев ими был недоволен. Однажды ему не подали положенной порции вина, и капитан устроил настоящий скандал, крича во все горло: «Воюешь за них, а им рюмки вина жалко»… Раненого поспешили успокоить, учитывая и его характер, и состояние расстроенной нервной системы: даже накануне выписки из госпиталя доктора отмечали у пациента «сильные головокружения, утомляемость, общую слабость, плохой сон, по ночам частые кошмары…»

Затем Муравьёв был переведён преподавателем тактики в школу прапорщиков в Одессе. После Февральской революции попытался сместить одесского губернатора М. Эбелова как «недостаточно революционного и кадетского».

На 1-м съезде Юго-Западного фронта в мае выступил с инициативой создания добровольческих ударных частей. В Петрограде возглавил «Оргбюро Всероссийского центрального комитета для вербовки волонтёров в ударные части» (также председатель Центрального исполкома по формированию революционной армии из добровольцев тыла для продолжения войны с Германией), вёл работу по формированию добровольческих ударных батальонов. На этом поприще Муравьёву удалось сформировать до 100 «батальонов смерти» и несколько женских батальонов. Он был замечен Керенским. Стал начальником охраны Временного правительства, был произведён в подполковники.

После поражения Корниловского выступления разорвал дальнейшие отношения со Временным правительством, и примкнул к левым эсерам, активно критиковавшим Керенского слева. После Октябрьской революции предложил свои услуги Советскому правительству. Уже через два дня после восстания в Петрограде Муравьёв встретился со Свердловым и Лениным, после чего был уполномочен организовать борьбу с мародёрами, грабившими петроградские винные лавки.

С 27 октября (9 ноября) 1917 года — член штаба Петроградского ВРК, с 28 октября — начальник обороны Петрограда, с 29 октября назначен главнокомандующим войсками Петроградского военного округа, с 30 октября — командующий войсками, действовавшими против войск Керенского — Краснова. 8 (21) ноября 1917 года Муравьёв заявил о сложении своих полномочий в связи с отзывом левыми эсерами своих представителей с ответственных государственных постов.

9 (22) декабря 1917 года Муравьёв был назначен начальником штаба наркома по борьбе с контрреволюцией на Юге России В. А Антонова-Овсеенко. Совместно с командующим войсками Московского военного округа Н. И. Мурадовым формировал в Москве отряды Красной гвардии для отправки на Дон против войск атамана А. М. Каледина.

В январе-феврале 1918 года командовал группой войск на Киевском направлении. 19 января вошёл в Полтаву, где разогнал нелояльный к нему местный Совет, заменив его ревкомом. Председатель совета Андрей Заливчий, как и другие члены совета были арестованы. При занятии Полтавы Муравьёв приказал расстрелять 98 юнкеров и офицеров местного юнкерского училища.

Через четыре дня после подавления войсками Центральной рады Январского восстания в Киеве войска Муравьёва вошли в Киев, где был установлен режим террора. При штурме города был проведён массовый артобстрел (до 15 тысяч снарядов), в результате которого был разрушен дом Грушевского. Перед началом самого штурма Муравьев 4 февраля 1918 года отдал своим войскам приказ: «войскам обеих армий приказываю беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и врагов революции».

25 января (7 февраля) революционными матросами Муравьёва был самовольно убит с целью грабежа киевский митрополит Владимир. Сам же Муравьёв наложил на киевскую «буржуазию» контрибуцию в 5 млн. руб. на содержание советских войск. По сведениям украинского Красного Креста, в первые дни после установления власти Муравьёва в Киеве было убито до 5 тысяч человек, из них до 3 тысяч — офицеры.

14 февраля 1918 года он был назначен командующим фронтом, получив задачу выступить против румынских войск, стремившихся захватить Бессарабию и Приднестровье. В своей телеграмме Ленин потребовал от Муравьёва: «Действуйте как можно энергичнее на Румынском фронте». Муравьёв командовал войсками Одесской Советской республики до 12 марта 1918 года, однако удержать город не смог. 1 апреля 1918 г., бросив свои войска, прибыл в Москву. 28 апреля М. Муравьев был арестован ЧК и брошен в тюрьму после того, как представители комитета «1-й революционной армии» обвинили бывшего главкома «в расправах, расстрелах, самодурстве, предоставлении армии права грабить города, села».

Началось следствие. Тех, кто лично сталкивался с Муравьевым, поражало его обхождение даже с ближайшим окружением. Рассказывали, что он застрелил шофера, у которого в «неподходящий момент» сломалась машина. Одного железнодорожного рабочего главком приказал расстрелять за то, что тот осмелился похлопать его по плечу, а другого за то, что обратился к нему со словом «голубчик». Свидетели высказывали свои сомнения относительно психического здоровья главкома:

«Впечатление у меня от Муравьева, как о человеке чрезвычайно нервном, кровожадном — одним словом, человеке неуравновешенном, ненормальном» (В. Примаков, командир полка Червоного казачества);

«Все его жесты, мимика, страшная возбужденность вызывали у меня ощущение, что передо мною ненормальный человек» (В. Фейерабенд, бывший начальник штаба «2-й революционной армии»);

«Я никогда не видел таких людей, как Муравьев: это был совершенно ненормальный человек с явно выраженной манией величия» (С.Мойсеев, глава армейского комитета «1-й революционной армии»).

Медицинское обследование М. Муравьева в тюрьме показало, что он действительно страдал «неврастенией в степени большей, чем средняя». С 10 июня подполковник был переведен из Бутырки в частную психиатрическую лечебницу О. Чичеровой.

Муравьёв был оправдан и 13 июня 1918 года получил назначение командующим Восточным фронтом. В ночь с 9 на 10 июля Муравьёв, бросив штаб фронта в Казани, без ведома реввоенсовета фронта погрузил два лояльных себе полка на пароходы и отбыл из города. Перед мятежом успел приказом по фронту перебросить из Симбирска в Бугульму местную коммунистическую дружину.

11 июля он с отрядом в тысячу человек прибыл на пароходе «Мезень» из штаба фронта, размещавшегося в Казани, в Симбирск, занял стратегические пункты города и арестовал руководящих советских работников. Выступил против заключения Брестского мира с Германией, объявил себя «главкомом армии, действовавшей против Германии», телеграфировал в СНК РСФСР, германскому посольству в Москве и командованию Чехословацкого корпуса об объявлении войны Германии. Войскам фронта и Чехословацкому корпусу (с которым он до мятежа и должен был воевать) предписывалось двигаться к Волге и далее на запад для отпора германским войскам.

Муравьёв выступил с инициативой создания так называемой Поволжской Советской республики во главе с левыми эсерами Спиридоновой, Камковым и Карелиным. Планировал привлечь на свою сторону чехословаков и офицеров. На сторону Муравьёва перешли левые эсеры: командующий Симбирской группой войск и Симбирским укрепрайоном Клим Иванов, и начальник Казанского укрепрайона Трофимовский.

Ленин и Троцкий в совместном правительственном обращении заявили, что «Бывший главнокомандующий на чехословацком фронте, левый эсер Муравьев, объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте».

11 июля 1918 года Муравьёв явился на заседание исполкома губернского Совета вместе с представителями левоэсеровской фракции, предложив отдать ему власть. На тот момент местные левые эсеры ещё не были удалены от власти, и занимали посты военного, земельного и продовольственного губернских комиссаров.

К этому времени председателю губернского парткома Варейкису удалось тайно разместить вокруг здания латышских стрелков, бронеотряд и особый отряд ЧК. Сам Муравьёв также безуспешно попытался заблокировать здание шестью броневиками. Во время заседания из засады вышли красногвардейцы и чекисты, и объявили об аресте. Муравьёв оказал вооружённое сопротивление, и был убит.

Заключение

А. В. Островский в той же статье продолжает анализ правления РКП(б):

«Взяв власть в свои руки и провозгласив курс на превращение буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую, она на практике не сделала ни одного шага, который бы свидетельствовал о социалистической трансформации российского общества. Более того, почти с самого начала наметилась тенденция к ликвидации некоторых достигнутых уже завоеваний буржуазно-демократической революции.

Прежде всего, это касалось политических свобод: уже в течение первого года существования Советское правительство ликвидировало свободу печати, слова, собраний, митингов и шествий, свободу политических партий. И если первоначально эти ограничения в первую очередь были направлены против тех социальных сил, которые с самого начала объявили войну Советской власти, то со временем происходит свёртывание демократии и для «победителей».

Неизбежность этого была очевидна ещё до того, как партия большевиков пришла к власти. Россия являлась крестьянской страной и действительная демократия в ней могла быть только крестьянской.

…Первая советская конституция приравняла один голос горожанина к пяти голосам крестьян. Делая такой шаг, большевики называли его временным и мотивировали необходимостью обеспечить в стране диктатуру пролетариата. Однако уже в 1918–1919 годах происходит наступление и на политические права рабочего класса, в результате чего Советское государство, так и не став орудием диктатуры пролетариата, превращается в орудие диктатуры партии большевиков.

Одновременно с этим происходило постепенное ограничение внутрипартийной демократии. Причём если в годы гражданской войны его можно было бы объяснить особенностями военного времени, то после окончания войны стало очевидно: дело заключается не только в этом. В основе прежней внутрипартийной демократии лежала сложившаяся внутри партии ещё до революции система финансирования. Каждая партийная организация имела собственный бюджет, и именно за его счёт частично формировался бюджет Центрального комитета. В связи с этим местные партийные организации сами решали, какой партийный аппарат они могут содержать, и сами определяли его состав. В 1919–1921 гг. была проведена реформа, направленная на создание единой партийной кассы. В связи с этим все членские взносы и другие доходы местных партийных организаций должны были передаваться Центральному комитету, который теперь уже сам из собственного бюджета финансировал местные организации, определял штаты партийного аппарата и держал в своих руках кадровые перестановки. Это привело к тому, что в 1921–1923 гг. началась ликвидация прежней внутрипартийной демократии и партия стала превращаться в послушное орудие Центрального комитета, а диктатура партии в диктатуру вождей. Отрыв партии от народа, а верхов партии от её низов означал, что, не доверяя народу, верхи партии создали такую политическую систему, которая, потеряв контроль снизу, стала способной к проведению любой политики, в том числе и политики, направленной против коренных интересов как самой партии, так и интересов народа. Более того, потеряв контроль снизу, верхи партии оказались один на один со своими более сильными зарубежными партнёрами.

И по мере того, как развивался этот процесс, зависимость верхов партии от иностранного капитала возрастала… «Давление империализма на Советский Союз, — писал Л. Д. Троцкий, — имеет задачей изменить самую природу советского общества. Борьба — сегодня мирная, завтра военная — идёт из-за форм собственности. В качестве передаточного механизма этой борьбы бюрократия опирается то на пролетариат против империализма, то на империализм против пролетариата, чтобы увеличить свою собственную власть. В то же время она нещадно эксплуатирует свою роль распределителя скудных жизненных благ для обеспечения своего благополучия и могущества… Можно с полным основанием сказать, что пролетариат, господствующий в отдельно взятой стране, всё ещё остаётся угнетённым классом. Источником угнетения является мировой империализм, передаточным механизмом угнетения — бюрократия». А следовательно, хотя прежние эксплуататорские классы в нашей стране были ликвидированы, сама эксплуатация не исчезла. Новое заключалось в том, что после революции наша страна стала эксплуатироваться главным образом или же почти полностью извне. Система, характерная для стран с колониальной зависимостью…

Полемизируя в 1923 г. с Н. Сухановым, В. И. Ленин писал:

«Если для создания социализма требуется определённый уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определённый «уровень культуры»), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путём предпосылок для этого определённого уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы».

Долгое время эти ленинские слова приводились как пример творческого подхода к марксизму. В действительности же они свидетельствуют, что и В. И. Ленин, и его последователи явно недооценивали того, что «догнать другие народы» т. е. завершить индустриализацию невозможно было без форсирования процесса первоначального накопления. А поэтому пришедшая к власти партия большевиков должна была взять на себя решение этой задачи и, следовательно, объективно сыграть в истории нашей страны ту роль, которую в других странах играла буржуазия — роль инструмента первоначального накопления.

Иными словами, партия большевиков должна была завершить ликвидацию мелкого производства, что предполагало разорение крестьянства и формирование за его счёт армии наёмных рабочих. Более того, особенности осуществления индустриализации в нашей стране делали неизбежным широкое использование «принудительного труда», который немногим отличался от труда рабов, и снижение до возможного минимума жизненного уровня рабочего класса. Реализация этой политики вступала в противоречие с коренными интересами широких слоёв населения: и крестьянства, и пролетариата…

Таким образом, если в первые годы Советской власти сначала партия большевиков в целом, а затем её лидеры могли маневрировать между интересами широких народных масс и тех кругов международного финансового капитала, которые поддержали Октябрьскую революцию, то со временем возможность такого маневрирования стала сокращаться и усиление зависимости руководства партии от его зарубежных партнёров сделало неизбежным контрреволюционный переворот, который приобрёл форму так называемого «термидорианского переворота»…

Завершение «термидорианского переворота», по всей видимости, можно датировать 1937–1938 гг., когда в форме личной диктатуры И. В. Сталина в нашей стране, по сути дела, утвердилась диктатура определённых кругов международного финансового капитала, на мощь которых он опирался и которые благословили его на «большой террор»…

Путь, которым Россия шла к революции, во многом был похож на путь, пройденный другими странами. Однако буржуазная революция в нашей стране произошла в особых исторических условиях и это не могло не наложить на неё отпечаток. С одной стороны, по своему характеру она была и не могла не быть буржуазной, а с другой стороны, широкое распространение в обществе уравнительно-передельческих настроений и возможность временного объединения под знаменем уравнительного социализма рабочего класса и деревенских низов вела к тому, что эта буржуазная революция почти с самого начала происходила под красным знаменем и социалистическими лозунгами. Вероятнее всего, что её ожидал бы такой же итог, как Крестьянскую войну 1525 г. в Германии, если бы она не была поддержана определённой частью отечественной буржуазии, офицерства, чиновничества и научно-технической интеллигенции. Но и эта поддержка была бы недостаточной, если бы Советская власть не смогла опереться на помощь определённых кругов международной финансовой олигархии. Оказав такую помощь, эти круги, однако, вовсе не собирались способствовать социалистической революции. Партия большевиков, и её социалистические лозунги были нужны им для того, чтобы использовать СССР в своей борьбе за мировое господство. А поэтому Октябрьская революция как революция социалистическая, захлебнувшись уже в 1918 г., так и не смогла выйти за пределы буржуазно-демократической революции». (А. В. Островский «Октябрьская революция: Случайность? Исторический зигзаг? Или закономерность?»).

Иными словами, к концу 1930-х годов фактически в СССР сложился режим личной диктатуры вождя, то есть объективно — антинародный режим. Пока вождём был И. В. Сталин он ещё пытался руководствоваться интересами большинства населения СССР. Но это было его личной особенностью. При следующих главарях партократического режима номенклатура переориентировалась на собственные корыстные интересы и пользуясь своим положением уничтожила СССР и разворовала бывшую общественную собственность, реставрировав капитализм. Причём реставрировав его именно в том виде периферийного, зависимого от империалистического центра (Запада) сырьевого придатка, каким была Российская империя в начале XX века.

 

Ю. И. Мухин

Научно-практические проблемы подвига большевиков

Жизненная необходимость

В то революционное время начала XX века Российская коммунистическая партия большевиков (до Октябрьской революции — социал-демократическая) в семье социалистов по численности и влиянию занимала очень скромное место. От тогда могучей партии социалистов-революционеров (эсеров) большевиков отличало то, что они делали ставку не на крестьянство, а на рабочий класс, и не признавали (по меньшей мере открыто) индивидуального террора, охотно использовавшегося эсерами. А от собратьев социал-демократов (меньшевиков) большевиков отличала бескомпромиссность по отношению к власти: никакого сотрудничества с буржуазными партиями — только полный захват власти в свои руки.

Основой революционной деятельности ВКП(б) (тогда РКП(б)) была «теория» Карла Маркса о построении коммунистического общества.

Начну с того, что необходимость в этой или иной теории у любых революционеров была жизненной, посему величайшая заслуга К. Маркса перед человечеством в том, что в отличие от иных учений, его учение послужило эффективным основанием для начала борьбы за справедливость во всем мире. А это не шутки.

Но сначала о том, что значит послужить «основанием».

Всю историю человечества люди с совестью в той или иной мере возмущались несправедливостью устройства общества. Действительно, имея совесть, трудно было принять и согласиться с положением, когда сотни, а порой и тысячи человек живут впроголодь, в тяжелейшем труде ради того, чтобы обеспечить бездельнику поездку в Париж или веселую ночь за карточным столом. Люди с совестью хотели переустроить мир, и планы у них имелись, но не было того, что дает безусловную уверенность в действиях — сознания правоты своего дела. Поскольку их оппоненты ссылались на законы, на обычаи, на традиционность такого мироустройства, в конце концов — на бога. Логически в полезности справедливых идей невозможно было убедить даже сочувствующих, а тем более толпу. Поскольку для того времени справедливые проекты устройства государства были для людей новыми, а новое людей всегда пугает. Прекрасный знаток людей и их интересов Никколо Макиавелли еще в 1512 г. эту проблему сформулировал:

«При этом надо иметь в виду, что нет дела более трудного по замыслу, более сомнительно по успеху, более опасного при осуществлении, чем вводить новые учреждения. Ведь при этом врагами преобразователя будут все, кому выгоден прежний порядок, и он найдет лишь прохладных защитников во всех, кому могло бы стать хорошо при новом строе. Вялость эта происходит частью от страха перед врагами, имеющими на своей стороне закон, частью же от свойственного людям неверия, так как они не верят в новое дело, пока не увидят, что образовался уже прочный опыт. Отсюда получается, что каждый раз, когда противникам нового строя представляется случай выступить, они делают это со всей страстностью вражеской партии, а другие защищаются слабо, так что князю с ними становится опасно».

Как вы поняли, Макиавелли остерегал от новых дел даже не революционеров, а царей — тех, за кем уже была, причем, единоличная власть. А каково же было выступать против князей мира сего революционерам? Как им было нести людям новое государственное устройство, как призывать их на свержение старой власти, без уверенности в своей правоте, а только лишь с желанием «сделать как лучше»? Всевозможные трактаты и проекты, воодушевлявшие отдельных людей, на остальную толпу либо не производили впечатления, либо считались ею возмутительными, глупыми и вредными. За революционерами массы не шли, какими бы соблазнительными ни были их проекты и сколько бы сил ни тратили они на доказательство своей правоты, поскольку права менять государственное устройство, люди за ними не видели.

В истории России был такой случай. Когда в середине XIX века возникла партия революционеров-народовольцев, она стала «ходить в народ», пытаясь поднять крестьян на бунт против существующей власти. Крестьяне агитаторов слушали доброжелательно, пока речь шла о местной власти, о губернаторе — эти чиновники назначались и смещались царем, поэтому в их смещении, как таковом, не было ничего нового. Но как только агитатор заговаривал о свержении царя, агитатора тут же вязали и сдавали властям.

И вот один народоволец догадался написать фальшивую прокламацию, якобы от царя, с призывом к крестьянам освободить его (царя) от пленивших его аристократов. Немедленно в районе распространения этой прокламации вспыхнул такой бунт, что его с трудом удалось локализовать и подавить. Почему? Потому, в понимании народа у царя было право менять государственное устройство. А вот у революционеров народ такого права не видел, какие бы золотые горы они народу не обещали.

И вот пришел Маркс и резко изменил ситуацию в пользу революционеров. Маркс и его адепты объявили о создании некой «научной», то есть, истинной теории о том, что изменение государственного устройства и, следовательно, власти происходят вне воли людей, а как бы сами собой и так неотвратимо, что их можно ускорить, либо задержать, но невозможно предотвратить. И, что эти изменения являются объективным законом природы — законом общественного развития.

Что в теории Маркса было самым главным для революционеров?

Для революционеров была важна мысль, что как бы капиталист не цеплялся за власть, а коммунизм все равно придет, никуда не денется. А все, кто мешает его приходу — это враги, пытающиеся ради своей выгоды затормозить, причём, не что попало, а саму историю! Соответственно, революционеры вправе к этим врагам применять любые средства, поскольку сами они приближают счастье всего человечества. Революционеры получили у Маркса сознание своей правоты . При этом всяк, кто не разделял их мнение, был не просто враг трудящихся, а еще и малообразованным тупицей, неспособным понять величие истинно научных идей, изложенных Марксом.

Таким образом, Маркс поменял власть и революционеров ролями: если раньше власть смотрела на революционеров, как на презренных бунтовщиков против существующей власти, то теперь революционеры смотрели на власть, как на презренных бунтовщиков против прогресса истории и человечества. И раньше, и сегодня имелось и имеется масса революционеров разного толка, но только марксисты имеют столь мощную «научную» базу, в которую свято верят, даже не читая того, что Маркса написал.

Но если рядовым революционерам теория Маркса был неинтересна, как впрочем, рядовым революционерам всех мастей не интересны теории, то для вождей большевиков она была очень важна, поскольку именно вождям полагалось организовывать, как захват власти, так и строительство коммунизма. Если описать марксизм в двух словах, то речь вот о чём.

Шёл и идет прогресс в развитии техники и технологии: сначала люди ковыряли землю палкой, потом мотыгой, потом земля вспахивалась плугом, который тащили лошади или волы, затем плуг стал тащить трактор. И вот в зависимости от этого прогресса меняются отношения между владельцами средств производства (в данном примере — земли) и теми, кто на этих средствах работает. Когда землю обрабатывали мотыгой, рабочих держали в рабстве, забирая у них все; когда стали пахать на лошадях, рабочих держали в крепостной зависимости, отбирая у них часть заработанного; когда техника еще усовершенствовалась, рабочих освободили из крепостной зависимости, но стали отбирать у них прибавочную стоимость; а когда техника совсем разовьется, то рабочие (подчеркну, рабочие, пролетариат — те, кто не имеют в собственности средств производства) свергнут своих угнетателей — владельцев средств производства и их власть. После чего все средства производства будут общими, паразитов, эксплуатирующих рабочих, больше не будет и возникнет общество, в котором люди будут братьями, а название этому обществу — коммунизм.

Подчеркну: по Марксу меняют производственные отношения те классы, которым эти производственные отношения становятся невыгодны, меняют их революционным путем — путем насильственного свержения власти, охраняющей старые отношения.

Еще один, хорошо известный нюанс марксизма — победить коммунизм должен сразу во всех странах, достигших на то время наибольшего прогресса в развитии производительных сил, — в Англии, Германии, Франции, в США. В формальной логике этому условию тоже не откажешь: в одной стране коммунисты победить не могут, поскольку враждебное капиталистическое окружение других стран их уничтожит или сомнет силой вооружённой агрессии.

Есть и еще условие, о котором известно очень мало и которого сегодня марксисты стесняются: Маркс разделил народы на передовые народы и на недочеловеков, как впоследствии это сделал и Гитлер. И к недочеловекам отнес славян (за исключением поляков) и китайцев. По Марксу, эти народы в силу своих (надо думать, генетических) качеств являются природными реакционерами и контрреволюционерами, посему эти народы не имеют право на существование. Надо сказать, что логики в этом тезисе нет, и ничем, кроме врожденного расизма, это требование Маркса не объяснишь.

Но, положа руку на сердце, все эти теоретические упражнения Маркса были интересны и даже важны для профессиональных революционеров — можно было дискуссиями о различных аспектах этой теории завоевать себе авторитет среди революционных вождей. Ну, а массе рядовых революционеров Маркс был не нужен. Им достаточно было, что Маркс оформил свою теорию с истинно немецкой тщательностью в пухлые, многословные тома, написанные наукообразным жаргоном. То есть, только на эти тома взглянешь — и сразу видно, что это что-то очень-очень умное — истинно научное. А для русских интеллигентов, судящих по себе и знающих, что «русские никогда ничего путёвого не придумают», важно было, что Маркс был немцем, то есть, важно было, что его теория для России была «импортной». С другой стороны, для евреев, в обилии имевшихся в среде революционеров России, важно было, что Маркс был «свой».

Современник и очевидец коммунистов, только что победивших в России, английский писатель Герберт Уэллс так описал ситуацию 20-х годов прошлого века:

«Но Маркс для марксистов — лишь знамя и символ веры, и мы сейчас имеем дело не с Марксом, а с марксистами, Мало кто из них прочитал весь «Капитал». Марксисты — такие же люди, как и все, и должен признаться, что по своей натуре и жизненному опыту я расположен питать к ним самую теплую симпатию. Они считают Маркса своим пророком, потому что знают, что Маркс писал о классовой войне, непримиримой войне эксплуатируемых против эксплуататоров, что он предсказал торжество эксплуатируемых, всемирную диктатуру вождей освобожденных рабочих (диктатуру пролетариата) и венчающий ее коммунистический золотой век. Во всем мире это учение и пророчество с исключительной силой захватывает молодых людей, в особенности энергичных и впечатлительных, которые не смогли получить достаточного образования, не имеют средств и обречены нашей экономической системой на безнадежное наемное рабство. Они испытывают на себе социальную несправедливость, тупое бездушие и безмерную грубость нашего строя, они сознают, что их унижают и приносят в жертву, и поэтому стремятся разрушить этот строй и освободиться от его тисков. Не нужно никакой подрывной пропаганды, чтобы взбунтовать их; пороки общественного строя, который лишает их образования и превращает в рабов, сами порождают коммунистическое движение всюду, где растут заводы и фабрики».

Да, массовка революционеров Маркса славила вместе со всеми, но не читала, но теорию Маркса не только изучали, но и пытались использовать революционные вожди, посему для понимания сложности принимаемых ими решений, понимать особенности этой теории необходимо. Понимание особенностей марксизма необходимо и любому человеку, которому устройство нашего мира не кажется справедливым, а жизнь свою этот человек не собирается ограничивать едой и развлечениями.

Люди не биороботы!

Я часто наталкиваюсь на обиду марксистов — почему люди не поступают так, как их обязал поступать Маркс своими законами? Почему пролетариат СССР не поднимается на пролетарскую р-р-революцию? Почему капиталисты вместо того, чтобы увеличить производительные силы, отбросили их в докапиталистическую эпоху? Подспудно звучит, что и пролетариат у нас не правильный, превратившийся в мелкую буржуазию на своих дачных 6 сотках, и капиталисты не правильные, а правильные только объективные законы, придуманные Марксом.

Мои наблюдения показывают, что марксисты не представляют себе понятие «объективный закон» и полагают, что фиаско марксизма определено тем, что во главе СССР стояли не марксисты. Но понятие «объективный закон» означает, что если «законы» Маркса имеют хоть какое-то отношение к истине, то могло не быть ни Маркса, ни марксистов, а в СССР обязан был бы быть коммунизм, правда, после того, как коммунизм наступил бы в Англии, Германии, США. Как могло не быть Архимеда, но тело, погруженное в жидкость, все равно теряло бы в весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость.

У любой общественной теории есть сотни и тысячи особенностей, о которых можно спорить, но среди этих особенностей есть и принципиальные моменты, без истинности которых изучение остальных особенностей теории становиться бессмысленным.

Как-то одна писательница упросила Б. Шоу прочитать ее роман, Шоу его вернул с отрицательной рецензией. Однако писательница упрекнула Шоу в том, что он роман не читал, так как она в середине романа склеила несколько страниц, и они оказались не расклеенными. На что Шоу ей ответил, что для того, чтобы убедиться, что яйцо тухлое, его не требуется есть все целиком.

Я долго верил в истинность марксизма по причинам, о которых ниже, но потом «понюхал» принципиальный момент теории и понял, что эта теория не верна. И я оставался бы на этой мягкой точке зрения — «не верна», если бы марксисты в дискуссиях раз за разом не заставляли меня это марксово яйцо пробовать и пробовать со всех концов, что в конечном итоге и привело меня к выводу, что марксизм это не научная, и не теория — это околонаучный бред. И те, кто называет марксизм религией, имеют на то все основания.

Предупрежу критиков: я даю определения ряду понятий, но даю их не для того, чтобы их занесли в Википедию, а для того, чтобы раскрыть тему. Нравятся вам определения Википедии — ищите того, кто раскрывает эту тему с помощью определений Википедии.

Наука — это собрание сведений, которые считаются истинами теми, кто рискует этими сведениями пользоваться. Ученые — это те, кто пополняет и исправляет это собрание. Инструмент науки, инструмент поиска истин — разум.

Так вот, Маркс исследовал своим разумом не общество реальных людей — не тех, с кем вы знакомы и кого видите на улице, а некое абстрактное фантастическое общество абстрактных биороботов, полностью подчиняющихся внешним обстоятельствам.

Особенностью теории Маркса является то, что она годится только для описания поведения общества неких абстрактных «материалистов» — общества абстрактных людей, для которых ценностью является только материальное, грубо говоря, то, что можно купить за деньги или обменять на такое же материальное. И эти материалисты в жизни поступают только так, чтобы этих материальных ценностей у них было больше.

Но материалистов в чистом виде в реальной жизни не бывает (или их очень мало), материалисты в чистом виде это скот.

Человек, если он действительно человек, обязан руководствоваться в жизни идеей, которая в материальном плане ему ничего не дает, человек обязан жить этой идеей и ради этой идеи. И большинство людей такими и являются. А убеждения материалиста в том, что нет ценностей идеальных сущностей, а все ценности имеют только материальную сущность, превращают его в скота, по своему отношению к своему человеческому предназначению (предназначение человека выходит за рамки этой темы и не рассматривается).

Теперь об идеалистах: идеалист это не обязательно человек, верящий в бога или еще что-то мифическое, что не имеет материальной основы. Идеалист, повторю, это человек, который руководствуется в жизни идеями, которые в материальном плане ему ничего не дают. Ещё подчеркну, что это моё определение материалистов и идеалистов, оно не совпадает с энциклопедическим, но без такого изменения дефиниций (определений) тему не раскрыть. Будет болтовня ни о чём.

Мой отец, коммунист, не верящий в бога, подшучивавший надо мною за день до своей смерти на 95 году жизни (материалист, однако), проработал на заводе (с включением в стаж службу в армии и войну) 47 лет. В конце работы он был старшим мастером котельно-кузнечного цеха, но перед выходом на пенсию, чтобы получать максимальные 120 рублей пенсии, он перешел работать слесарем и стал зарабатывать 250 рублей вместо своих прежних 140–170. В день написания этих строк я разговорился с женой брата, вспомнили покойного отца, вспомнили то, что он провоевал всю войну и был четыре раза ранен, в том числе и дважды тяжело. И она рассказала случай, о котором я не знал, поскольку в то время жил уже в Казахстане. «Когда я узнала, что папе не полагается военная надбавка, — говорила она, — меня это возмутило. Как же так — все эти герои Ташкентского фронта оформили себе инвалидность за то, что в тылу шили шубы начальству, а отец без надбавки?! Я ему и говорю: «Папа, давайте я похлопочу у знакомых и мы оформим вам инвалидность». Он на меня глянул и говорит: «Ты что — хочешь посадить меня не шею стране??»». Так вот кто был мой отец — материалист или идеалист?

Безусловно, такой идеей для человека может быть и идея служения богу, но революционеры, готовые жизнь отдать за ту идею, которую они хотят внедрить в общество, это тоже идеалисты, как бы они не доказывали, что они материалисты. А верят они в бога или нет, это не главное. (Кстати, верующего в бога тоже трудно назвать настоящим идеалистом, поскольку его вера основана на вполне материальной основе — надежде на рай в загробной жизни).

Где-то прочёл, что выдающийся социальный мыслитель, фанатичный борец за Россию и монархию, обер-прокурор Синода К. Победоносцев не то, что становился в церкви на колени, а шёл в церковь на коленях. И подумал, что это следствие фанатичной веры Победоносцева в бога. Однако сейчас вспоминаю, что Победоносцев утверждал, что материалисты, под которыми он понимал людей без веры в бога, не способны сохранить общество, не способны сохранить государство, защищающее это общество. (Если вспомнить, как мы, материалисты, «сохранили» Советский Союз, то, что тут возразишь?). И теперь сомневаюсь — действительно ли Победоносцев фанатично верил в бога или обязывал себя верить в бога и выполнять все ритуалы веры, но все это во имя главной своей идеи — во имя спасения России? Победоносцев понимал, что здание общества покоится на фундаменте идеалов, «идеал» материалистов — «много-много барахла» — это не фундамент для общества людей.

А теоретические построения Маркса даны именно для таких «людей» — для людей без каких-либо идеалов, действующих только в случае получения материальных выгод. «Обеспечьте капиталу 10 % прибыли, и капитал согласен на всякое применение, при 20 % он становится оживленным, при 50 % положительно готов сломать себе голову, при 100 % он попирает все человеческие законы, при 300 % нет такого преступления, на которое он не рискнул бы пойти, хотя бы под страхом виселицы». Красиво написано, но разве это Маркс людей описал?? Ведь не только капиталист, но и пролетариат «хотя бы под страхом виселицы» пойдет за отъемом и дележкой 300 % «по справедливости». Причём, в среднем ещё и охотнее, нежели капиталист. Нет, этот вывод Маркса сделан не о людях, это вывод о биороботах.

Маркс заложил в свою теорию то, что его «люди» хуже скотов. Почему хуже? Потому, что если я скажу, что только животные, якобы, руководствуются исключительно материальным интересом, то знатоки животного мира меня тут же оспорят и заявят, приводя примеры, что и животным не чужд идеализм. А вот Маркс оперирует именно с такими, отсутствующими в природе «людьми».

Если некий «ученый» возьмется изучить изменение свойств некой смеси, без учета свойств компонентов смеси, то это не исследователь, это не ученый. А Маркс именно так и «изучал» человеческое общество — без учета свойств людей.

Это преступление Маркса против истины, а с научной точки зрения это грубая ошибка, после которой дальше вникать в теорию Маркса это бесполезно терять время.

Кроме этого, по марксовой теории эти его абстрактные материалисты, составляющие его абстрактное общество, еще и глупее скотов.

Попробуйте образно представить себе действие главного закона Маркса.

Вот члены обоих марксовых классов — и наделенного властью класса, и угнетаемого этой властью класса — довольны своими доходами и положением. Но вот в экономике внедрено изобретение или новшество, от которого производительные силы получили толчок повышения производительности, от которого производство материальных благ в обществе должно увеличиться или увеличилось. Казалось бы, все должны радоваться и смеяться, но…

Но по Марксу члены обеих классов обязаны стать недовольными: власть станет недовольна тем, что материальных благ становится все больше и больше, а члены угнетаемого класса становятся недовольны своим материальным положением и тем, что им не дают сделать общество материально богаче. В связи с чем, идут на смертельный риск свержения власти.

Ну, при чем здесь развитие производительных сил (количество промышленных предприятий, объем внедренных новшеств и квалификация работников) к недовольству людей своим материальным положением?? Тем более, что эти производительные силы и развивают те люди, которые как бы от этого становятся недовольными. Ну, почему власть, какая бы она ни была, должна тормозить производство материальных благ в государстве? Ответ один: потому, что и производительные силы, и власть, по Марксу, тупые.

Потом, в связи с чем это люди пойдут на смерть в революционных конфликтах только из-за недовольства ростом производства товаров в обществе и своими малыми доходами вследствие этого? Разве от их смерти в революционных войнах или посадки в тюрьму их доходы улучшатся?

Так, повторю, о ком теория Маркса речь ведет — о реальных людях или каких-то виртуальных биороботах, существующих в мозгах только марксистов?

Нет, настоящие люди обладают умом. И в какие бы обстоятельства они ни попадали, но действия людей будут определяться не внешними обстоятельствами, а решениями их ума. И такое обстоятельство, как развитие производительных сил, не является исключением, — оно может определять поступки только, повторю, виртуальных биороботов, но не реальных людей, поскольку решения реальных людей будет определять их ум.

Поэтому утверждение, что Маркс открыл объективные законы развития общества, то есть, законы, не зависящие от идей, ума и воли людей, составляющих это общество, — чушь. В обществе людей таких законов быть не может. Есть объективные законы поведения людей — это да, но развитие общества — это результат ума и воли самих членов общества.

В предисловии к работе «К критике политической экономии» Маркс безапелляционно заявил: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Бытие определяет сознание??

Черта с два! У людей бытие определяется их сознанием! На то оно и сознание. А формула «бытие определяет сознание» это заклинание в оправдание скотского безволия или подлости тех, кто на это заклинание смотрит, как на закон природы.

Что курьезно, так это то, что если Маркс был искренен, то он не задумывался над тем, чем он, собственно, с Энгельсом занимался. Иначе никогда бы не ввел аргументом в свой закон, да еще и «объективный», дурацкое развитие производительных сил.

Ведь очевидно, что все изменения в обществе, в том числе и изменения производственных отношений, происходя под воздействием изменения идей, главенствующих в обществе. И Маркс с Энгельсом всю свою жизнь положили, чтобы сделать свои идеи главенствующими в обществе. И получается, что оба так и не поняли, чем они на самом деле занимаются? Или не хотели понимать, чтобы не разрушить такое «стройное» здание марксизма?

В науке так не классифицируют

Нынешние марксисты тоже видели (или, по крайней мере, смотрели), что именно произвело изменение в обществе СССР в 1990-х, но тоже оказались не способны понять увиденное, хотя происходившее аж кричало! Ведь производительные силы СССР развивались быстрее остальных, даже развитых капиталистических стран, и в темпах роста промышленности, СССР уступал только Японии! По Марксу должен был наступить коммунизм, но изменились главенствующие в обществе идеи… и даже социалистического общества не стало! (Да и капитализмом полученное можно назвать только с натяжкой). Изменились не производительные силы, а идеи, главенствующие в обществе СССР, но марксисты этого в упор не видят. Не видят или не хотят видеть?

Посему изучение марксизма не как курьезной исторической литературы, а как науки, как комплекса истин, которым можно пользоваться в жизни, просто не интересно. Повторю, на самом деле реальные люди это не материалисты, реальным людям присущи идеалы, которыми они руководствуются даже в ущерб своим материальным интересам. Да, среди людей есть и скоты, но, повторю, люди на то и люди, чтобы нести в себе идеалы.

Того, что выше сказано, достаточно, чтобы поставить на учении Маркса крест, но раз уж меня заставляют в марксизм вникать, то упомяну еще о некоторых важных особенностях, характеризующих марксизм в его претензиях на науку.

Классификация людей по принципу их отношения к собственности на средства производства, крайне убога, правда, этой своей убогостью хорошо подходит для пропаганды, но совершенно негодна с научной точки зрения.

Любая научная классификация базируется на разделении предметов по свойствам, присущим только этим предметам (в данном случае, людям), по их целевому назначению (по тому, какую цель своей жизни видят данные индивидуумы), поскольку только такая классификация в ходе поиска научной истины дает возможность оперировать всем классом людей, как единым целым. Интересы, которые могут возникнуть у тех или иных групп людей, являются следствием их человеческих качеств, а не причиной этих качеств, — это третьестепенный признак. Если ты занялся исследованием чего-то, то классифицировать это что-то надо по главному признаку и уж затем, если это имеет какой-то смысл, то и по остальным признакам, иначе такой классификацией невозможно пользоваться — она бессмысленна.

Скажем, классификация товаров — продовольственные, промышленные, электротовары, электроника, овощи — дает возможность быстро найти магазин с нужным товаром. А классифицируйте эти товары «по Марксу», к примеру, на «красные», «легкие», «дорогие», — и вы замордуетесь искать нужный вам товар, скажем, мотоцикл. Мотоциклы ведь бывают и красные, и легкие, и дорогие, посему ходить в его поисках надо будет по всем магазинам.

А что — разве в жизни никто не классифицирует так, как Маркс? Классифицируют. Вспоминаю рассказ одного парня, которому нравилась сослуживица, и он как-то повел ее провожать после работы на электричку. По дороге она вспомнила, что нужно купить книгу, почитать в дороге. Подошла к развалу уцененных книг и попросила книгу в красном переплете. На удивление парня, почему в красном, в свою очередь посмотрела на него, как марксисты на меня, и пояснила дурачку: «У меня ведь красная сумочка!». Согласитесь, классифицировать книги по цвету переплета, — это по-марксистски.

Так, как это сделал Маркс, классифицировать объекты не будет не только исследователь-профессионал, но и любитель. К примеру, сегодня я владелец нефтяной скважины, а завтра опричники путина у меня эту скважину отобрали, и я в Москве меняю асфальт на тротуарную плитку, давая авторам этого московского мероприятия снять с меня прибавочную стоимость. Вчера я был капиталист, сегодня — пролетарий. А как изменились мои личные свойства, как человека? Никак? Тогда чего стоит это мое перемещение из класса капиталистов в класс пролетариев? Я что — начну бороться не за возвращение мне в собственность нефтяной скважины, а за то, чтобы путин или марксисты собственность у всех отняли?

Обратите внимание на то, что после «либеральной» революции 1991 года у власти в республиках СССР остались одни и те же люди в окружении того же стада «философов», «ученых» и журналистов. Только раньше (по Марксу) они были «передовым отрядом пролетариата (трудящихся)», теперь стали «передовым отрядом капиталистов, владельцев средств производства». Ну, а если бы их классифицировать так, как и требуют методы научных исследований, — по свойствам этих людей, присущим только этим конкретным людям? То тогда они вошли бы в класс «подонки общества» (напомню, что в русском языке подлость это бесчестность, а я, на самом деле, заношу этих людей в класс «чижей» — человекообразных животных). И не было бы удивления: как так — почему ельцины, кравчуки, назарбаевы со своими познерами и сванидзами, бывшие на вершине коммунистической власти, так и остались на вершине враждебной коммунистам капиталистической власти? А чего удивляться? Они как были подонки общества при коммунистической власти, так остались подонками и при капиталистической. И раздели, к примеру, людей на подонков общества и на порядочных, в каждом классе будут только одни и те же люди, соответственно, эти классы в научных построениях можно использовать как единое целое.

Единственно, против чего трудно возразить: марксова классификация очень выгодна в случае, если ты хочешь раскола общества, если ты хочешь, чтобы в обеих частях оказались и порядочные люди, и мерзавцы, если ты хочешь разжечь гражданскую войну в обществе.

Соответственно, возникает вопрос — а чего, собственно, Маркс хотел?

Коммунизм — ничто, революция — всё!

Это удивление еще больше возрастает, если рассмотреть еще один аспект марксовой теории.

Декларируемой целью деятельности Маркса был коммунизм, но ни он, ни его адепты даже не пытались создать проект коммунистического общества — показать, что же это такое этот самый коммунизм, за который они борются, — как там люди будут жить?

Лет 15 назад я написал проект будущего коммунистического общества, который назвал «Командировка в государство Солнца». У активистов, называющих себя коммунистами, этот проект коммунизма не вызвал никакого интереса, как, впрочем, не вызвал и желания разработать свой проект или напомнить о проекте коммунизма Маркса.

А в комментариях к этой работе словообильный и «очень грамотный» марксист бросил мне вызов: «Если вы Юрий Игнатьевич разложите вашу «командировку» как истинный проект коммунизма на схематичный план (тезисы) то я и другие люди знакомые с марксизмом можем на каждый ваш тезис привести тезис Маркса-Ленина-Сталина со ссылками на источник. И уверяю вас там еще будет и пояснение автора, как он пришел к этому тезису, используя научный марксизм. Готов считать свой пост как открытое и честное предложение. Вы готовы разобрать все по пунктам?»

Я тут же предложил марксистам на своём сайте, опираясь на Маркса-Ленина-Сталина-Энгельса, ответить на вопросы, как в марксистском коммунизме устроено общество, а именно, как: устроена власть; побеждена алчность; организована работа; ведется учет количества и качества труда; организовано распределение товаров; организована служба в армии; организована семья; организованы научные исследования; ведется воспитание и обучение подрастающего поколения; организован досуг.

Заметьте, что я задал вопросы по вещам, имевшим и во времена Маркса огромное значение для жизни любого общества, как такового. Трижды я повторял это предложение, а марксист и его товарищи делали вид, что не видели предложения, и лишь после моей угрозы прекратить с ними на сайте разговаривать, вынуждены были открыто отказаться отвечать на эти вопросы. И не мудрено.

Вот Маркс и Энгельс в «Манифесте коммунистической партии» начинают:

«Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма…», — и продолжают: «Пора уже коммунистам перед всем миром открыто изложить свои взгляды, свои цели…». Но «изложить цели» это, прежде всего, изложить проект коммунизма — как выглядит этот «призрак», как выглядит то общество, за жизнь людей в котором коммунисты собираются пролить в ходе революционной войны свою и чужую кровь. Однако Маркс в коммунистическом манифесте проект коммунизма не дает.

Что интересно, Маркс в «Манифесте» заявляет, что не дает проект своего «призрака» по принципиальным соображениям. Перечисляя те проекты коммунистического общества, которые уже были разработаны до него, Маркс отказывается и от них, но не потому, что они плохи или несовершенны, а потому, что эти проекты «отвергают поэтому всякое политическое, — в особенности всякое революционное, действие; они хотят достигнуть своей цели мирным путем и пытаются посредством мелких, конечно, не удающихся опытов, силой примера проложить дорогу новому общественному евангелию.

Это фантастическое описание будущего общества возникает в то время, когда пролетариат еще находится в очень неразвитом состоянии и представляет себе поэтому свое собственное положение еще фантастически, оно возникает из первого исполненного предчувствий порыва пролетариата к всеобщему преобразованию общества…

Значение критически-утопического социализма и коммунизма стоит в обратном отношении к историческому развитию. По мере того как развивается и принимает все более определенные формы борьба классов, это фантастическое стремление возвыситься над ней, это преодоление ее фантастическим путем лишается всякого практического смысла и всякого теоретического оправдания».

Проследите за этой мыслью Маркса.

Если коммунистам дать проект коммунизма, то может оказаться, что капиталисты с ним согласятся, и построить коммунизм можно будет мирным путем без революции (на что утописты надеялись). Казалось бы хорошо? Да, но хорошо только для общества, а не для Маркса. Ведь, что же в таком случае будет с гениальной теорией Маркса о классовой борьбе? По которой развитие производительных сил приводит к р-р-революционной смене производственных отношений? Не к мирной, а к революционной! Нет, «ученому», по фамилии Маркс, нужна революция, нужна революционная война, а не какой-то там коммунизм. И революция Марксу нужна не потому, что без нее нельзя обойтись, а потому, что иначе у этого «ученого» теория «исторического развития общества» не вытанцовывается. Мало того, жалуется Маркс в «Манифесте», что пролетариат до революции не дозрел, так еще и утописты путаются у Маркса под ногами и своими проектами коммунизма лишают пролетариат необходимой злобности к капиталистам, вселяя в пролетариат надежды достичь коммунизма мирным путем — путем эволюции!

По Марксу, конструкторы проектов будущего коммунистического общества это враги революции, а революция это «наше всё».

Какое отношение такие теории имеют к науке?

Основателю ордена иезуитов Игнатию Лойоле приписывают изречение «Цель оправдывает средства». Обычно принято цинизмом этого изречения ужасаться, на самом деле это абсолютно точная истина. Ведь в ней определенно заложено то, что средства обязаны быть дешевле цели.

Однако трагизм в этой мысли тоже есть, поскольку дурак часто просто не понимает, а подлец делает вид, что не понимает того, что Лойола понятия «средства» использует во множественном числе. То есть, средств должно быть, по меньшей мере, несколько, и начинать нужно с самого легкого средства. И только если с его помощью цель не достигается, то тогда следующее средство утяжеляют или выбирают более дорогое.

Но если заведомо отказываются ото всех средств и оставляют одно, то тогда оставшееся средство и становится целью, а настоящая цель игнорируется. К примеру, пытки подследственных это средство получения правды, но только в том случае, если иными средствами правду получить невозможно, поскольку пытка это очень тяжелое средство, не дающее нужного процента годного результата. Кроме этого, пытки не требуют ума от их исполнителя, и если их разрешить, то пытки в руках исполнителя очень быстро станут единственным средством, при котором никогда не будешь уверен, получил ли ты нужную цель — правду. А ложь — это не та цель, которая может оправдать хоть что-то, тем более, такое тяжелое средство, как пытка. В этом и состоит трагедия этого изречения иезуита — в подмене цели средством.

И, как видите, и Маркс, отбросив эволюционные средства достижения цели, декларируемую цель (коммунизм) подменил единственным оставшимся в его теории средством достижения цели — революцией. Ну, а затем это средство сделал целью марксистов, причем, единственной целью, и такой, во имя которой можно отказаться и от декларируемой цели — от коммунизма.

Задумываясь над тем, почему Маркс поступил именно так, приходишь к выводу: если это не специально, что указывает на преступность замысла, то тогда Маркс исследователем не являлся — не являлся тем, кого можно назвать ученым.

Есть принципы (методы) исследований. Сначала нужно установить Дело — тот результат исследований, за знание которого остальные люди согласны будут добровольно заплатить результатами своего труда. (Я понимаю, что это звучит ново, но это так). Затем выяснить закономерности, связывающие именно это Дело с остальными параметрами системы, и, используя для своих расчетов эти закономерности, выбрать наиболее легкий (эффективный) способ достижения Дела или выполнить расчет того, как Дело достигается. Скажем, людям нужно уметь рассчитывать физическую силу? Скажем, чтобы сдвинуть с места камень? Нужно! Это Дело. Тогда мы исследуем силу и находим, что она прямо пропорционально зависит от двух параметров — от массы и ускорения. После чего выдаем людям конечную формулу того, как определять силу. Вот это наука.

Маркс же, судя по сказанному выше, методикой научных исследований не владел. Он только декларировал Дело — коммунизм, а занялся поиском связей параметров общества не с коммунизмом, а с насильственным изменением строя — с революцией, причем, в своей теории начал безжалостно искажать параметры общества, чтобы на бумаге достичь нужный только себе (дающий ему славу ученого) результат. Скажем, людей заменил абстрактными и алчными роботами, причем тупыми, классифицировал людей так, как настоящий ученый никогда их не классифицирует и т. д. Да, таких «ученых», как Маркс, много, особенно сегодня, но от этого не легче.

Для не имевших власти большевиков марксизм был любимой и забористой темой разговора и показа, насколько они продвинутые революционеры, но для уже пришедших к власти большевиков — для тех же Ленина и Сталина — марксизм стал, как чемодан без ручки, который и нести неудобно, и выбросить нельзя. К тому моменту, когда они убедились в бесполезности марксизма, никакой иной теории у них просто не было. И они пытались «развить марксизм творчески», по сути, отказываясь от его «объективных» законов и ведя поиск своих собственных путей строительства нового общества.

Аналогом марксизма являются религии, разница лишь в том, что у попов всех конфессий хватает ума не называть свои религии наукой и не утверждать, к примеру, что Христос, дескать, открыл объективный закон развития общества, по которому, дескать, праведники попадают в рай, а грешники в ад. Хотя все попы точно так же «творчески развивают» свои учения, к примеру, и сам Христос сегодня уже не узнал бы своего учения.

Но в науке, повторю, истина объективна, то есть, не зависит от того, верим мы в нее или нет, в науке практика является доказательством истины. А религия — это учение, и надо просто верить в то, что оно правильное. И то, что марксизм не более, чем религия, не более чем учение и называть его наукой просто безграмотно, понимал уже и Ленин.

Вот Ленин защищает Маркса:

«Учение Маркса вызывает к себе во всём цивилизованном мире величайшую вражду и ненависть всей буржуазной (и казённой, и либеральной) науки, которая видит в марксизме нечто вроде «вредной секты». Иного отношения нельзя и ждать, ибо «беспристрастной» социальной науки не может быть в обществе, построенном на классовой борьбе. Так или иначе, но вся казённая и либеральная наука защищает наёмное рабство, а марксизм объявил беспощадную войну этому рабству. Ожидать беспристрастной науки в обществе наёмного рабства — такая же глупенькая наивность, как ожидать беспристрастия фабрикантов в вопросе о том, не следует ли увеличить плату рабочим, уменьшив прибыль капитала.

Но этого мало. История философии и история социальной науки показывают с полной ясностью, что в марксизме нет ничего похожего на «сектантство» в смысле какого-то замкнутого, закостенелого учения, возникшего В стороне от столбовой дороги развития мировой цивилизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителей философии, политической экономии и социализма». И, наконец, толи заклинание Ленина, толи молитва — что-то вроде «Нет бога, кроме Аллаха, Магомет — пророк его!»: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно!».

Как видите, Ленин даже в такой длинной мысли, даже случайно не оговаривался и не называл марксизм наукой — это только учение, вариант религии. Ну, а учение оно и есть учение. Христиане верят в христианство, марксисты в марксизм, а какие-то шричинмойцы в писания своего учителя Шри Чинмоя.

Впрочем, Маркс давно умер, и та причина, по которой он цель подменил средством, а вместо обещанных результатов научных исследований представил миру суррогат религиозного учения, теперь не имеет никакого значения, теперь важен результат этой его «научной» деятельности.

Если вдуматься в сказанное в предыдущих частях, то Маркса не то, что ученым, а и коммунистом трудно назвать, поскольку его целью была только революция, причем такая, которая подтверждала бы его теорию, и только. А будет ли после этой революции коммунизм, и каким он будет, Маркса мало трогало. Он призывал: вы, коммунисты, революцию сделайте, и будет вам много счастья в виде коммунизма!

А какого именно счастья?

А хорошего счастья!

Примитивизм как достоинство

Еще момент, по которому Маркса трудно назвать коммунистом. Коммуна — это все общество, все его классы. И если Маркс призывает уничтожить один из классов своей бредовой классификации, то это уже не коммунизм — не то, что следует из смысла этого термина, — а цели Маркса следовало бы дать иной термин, скажем, «классовизм».

Можно было бы сказать, что как ученый-социолог Маркс ноль, однако это будет слишком мягко сказано. По сумме плюсов и минусов Маркс очень отрицательная величина в истории, хотя, скорее, не сам по себе, а по причине своей раздутости, как последователями его секты, так и врагами. Благодаря его раздутости в мировое сознание прочно вошла мысль, что материализм это круто, а идеалистами бывают только дураки. Что главное в жизни это материальные ценности — много, много ценностей. Любая подлость оправдана во имя этих материальных ценностей.

Что такое коммунизм в понимании марксистов? Маркс писал: «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидуумов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, — лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: «Каждый по способностям, каждому — по потребностям».

Но для потребления товаров в объеме потребности, а не алчности, и для работы столько, сколько способен человек, а не сколько позволяет его лень, человек должен руководствоваться идеями сдерживать свою алчность и душить свою лень. А ведь эти идеи ему в материальном плане ничего не дают. Для идеалиста руководство такими идеями естественно, но для материалиста?? Тем более, что ни о каких идеальных ценностях людей в качестве ценностей марксового коммунизма, и разговора нет, цель марксового коммунизма сугубо материальная — каждому столько товаров, сколько он пожелает. Только товаров, товаров, товаров!

Я дал определение материалистам и идеалистам, без которого невозможно исследование общества людей, но можно взглянуть на них и более определенно. Кто такой идеалист? Это человек, понимающий, что в жизни нужно руководствоваться идеями человеческой морали. Кто-то из идеалистов считает, что это нужно делать потому, что иначе попадешь в ад, кто-то следует морали только потому, что он человек, а не скот, и осознает это. А материалист? Это существо, уверовавшее, что после смерти ничего нет, поэтому в этой жизни важны только материальные блага, которые нужно успеть нахапать, пока живой.

Но если так, то зачем материалисту ждать, когда будет построен этот пресловутый коммунизм? Греби под себя этих материальных ценностей по потребностям сегодня, еще на подходе к коммунизму. Не надо ждать — ты же материалист и после смерти тебе ничего не будет, греби в этой жизни!

И кому нужен придуманный Агитпропом «Моральный кодекс строителя коммунизма»? Мораль — это идеи, которые ничего в материальном плане человеку не дают, а руководствоваться такими идеями могут только идеалисты, однако идеалисты, ясен пень, — дураки. Зачем тебе быть дураком?

В результате, в среде марксовых материалистов девиз «Каждый по способностям, каждому — по потребностям» превращается в ритуальное заклинание перед тем, как реализовать реальный девиз марксового коммунизма: «каждому по способностям урвать потребности».

Конечно, не только благодаря марксизму, но и марксизму не в последнюю очередь, в обществе СССР стало уменьшаться количество идеалистов, хотя Агитпроп и пытался как-то остановить этот процесс призывами к массам быть «идейными», «сознательными». И, в конце концов, идеалистов, живущих ради общества, ради будущих поколений, осталось так мало, что общество СССР на глазах деградировало, превратилось в скопище человекообразных скотов и самоуничтожилось. Марксизм лишил народ СССР иммунитета против скотства.

Ведь дело в том, что истинных людей, независимых в своих мыслях, в обществе очень мало, как, впрочем, и истинных скотов. А остальная толпа руководствуется главенствующей в обществе идеей. Ввели, в конце концов, в общество идею, что главное в жизни это материальные ценности, — и нет государства! При наличии правительства, мощной армии, спецслужб.

А теперь вспомните, ведь те, кто уничтожал СССР, были истинные марксисты и даже не потому, что это сплошь были члены КПСС. Эти люди ведь ни о чем, кроме материального, не говорили — только: «хорошая экономика, рыночная экономика, научная экономика, товары, ваучеры, 200 сортов колбасы, мировое качество товаров, мировой рынок» и т. д. и т. и. Все идеальное ими высмеивалось, как Маркс высмеивал коммунизм, — патриотизм, интернационализм, творчество, служение людям — все было отброшено и втоптано в грязь скотством материалистов.

Говорить о Марксе, как об экономисте, нет желания — он такой же экономист, как социолог и философ. (Для революционеров, кстати, его примитивизм был ценностью). Мысль Маркса, что главную несправедливость вводит в общество факт присвоения владельцем средств производства прибыли (прибавочной стоимости), которую Маркс объявил безусловно не заработанной ни в каких случаях, убога даже с точки зрения колхозного бухгалтера, обязанного контролировать непроизводительные расходы.

Вот ткацкая фабрика, ее рабочих грабит, изымая прибавочную стоимость, капиталист. Это паразит? По Марксу, да. Но этот капиталист расходует эту прибавочную стоимость не только на свои гульки в кабаках, но и на содержание самого Маркса, его жены и детей, любовницы Маркса, ребенка от любовницы, на издание трудов Маркса. За кого этого капиталиста считать, если он на прибавочную стоимость содержит марксистов? За пролетария? А его рабочие теперь уже не ограблены и все заработанное получили сполна?

А вот фермер Генри Форд начал с того, что в сарае построил из металлолома свой первый автомобиль и своим умом и трудом создал промышленную империю. Но марксистов не кормил! И вот если бы у него отнять все средства производства и передать в собственность назначенным марксистами чиновникам — вот это была бы справедливость, так справедливость! Так марксисты? И у Билла Гейтса, не занявшего у общества даже университетского образования, тоже все отнять для справедливости. Греби всех под одну гребенку — бухгалтер Маркс дает добро!

Между тем, паразитов в экономике и государстве больше, чем достаточно, и владелец средств производства среди них далеко не самый поганый. Вот, скажем, незаметная мышка из рабочих — тот, кто сделал вам бракованный товар. Он что — получил заработанные деньги?

А как смотрятся те, кто получают деньги за работу, но не выполняют ее? Вот депутаты Думы и Президент Russia приняли протокол о вступлении в ВТО, имеющий 1665 печатных листов на английском языке и 23150 условий вступления, которые России придётся выполнять. Депутаты и президент приняли этот протокол, не читая. А ведь они получают деньги не за нажатие кнопок и подписи, а за изучение тех вопросов, за которые они голосуют и которые подписывают. Это что — не паразиты? Они лучше владельцев средств производства??

Сейчас и государственный аппарат, и аппараты управления мало-мальски крупных фирм донельзя обюрокрачены и переполнены работниками, получающими зарплату, но не только не дающими и копейки в прибавочную стоимость продукции фирмы, а наоборот, своим «трудом» (не зарплатой — это само собой, — а «трудом») уменьшающие ее. Это не паразиты??

Но достоинство марксизма в том, что по своему примитивизму он доступен и Шарикову: «Отнять и поделить!». У кого отнять, видно хорошо — у владельцев средств производства, а под шумок — вообще у всех, у кого есть деньги. В убогости экономических представлений Маркса их сила — они доступны для понимания каждому. Паразит депутат или не паразит, это и сейчас мало кто понимает. А вот земля, она у помещика, а на ней горбатишься ты, и всего за десятый сноп. А марксисты тебе говорят — отними и подели! И на доставшемся тебе при дележе наделе земли все выращенные тобою снопы будут твои. Какой восторг! Научный…

Ну, как не поверить в истинность этого прекрасного учения?

Ведь с такой же, истинно марксовой убогостью вели пропаганду и перестройщики 90-х годов: смени власть и будет 200 сортов колбасы в магазине и две «Волги» на твой ваучер. 200 сортов колбасы и две «Волги» понятны и пропившему мозги бомжу, а не только московскому интеллигенту.

Это учение прекрасно подходит интеллигенту — человеку, узнающему о жизни не из жизни, а из книг. Все атрибуты предстать перед интеллигентом в качестве науки, марксизм имеет — толстые фолианты, запутанные фразы, заумные предметы обсуждения, непроверяемые числа и ссылки. Очень мудреная наука, не для слабого ума! И как же это было круто — быть материалистом и стать таким же умным философом, как «великий философ Маркс»! И утверждать, к примеру, что все материально, а если нет материи, то ничего нет.

Таким Маркс и предстал передо мною в институте, когда я о жизни узнавал из книг, а я оказался, «как все», разве что сдавал марксистко-ленинскую философию и научный коммунизм на пятерки. Это только потом задумался, скажем, если в обществе нет такого свойства, как честность, — способность говорить правду и делать то, что обещал, — то разве честности вообще нет? Нет, в этом обществе просто нет проявлений честности, поскольку она нейтрализована подлостью, но сама честность никуда не девается. И честность, как свойство общества, существует даже в случае, если самого общества (материи) нет. Дискуссии с марксистами показали, что марксова заумь так въедается в мозги, что, скажем, оппоненты не осознают, что означает понятие «объективный», и уверены, что и это понятие неразрывно связано с материей: раз нет природы, значит, и нет ее объективных законов.

Ну ладно, не будем о философии.

Но ведь я потом узнавал жизнь на практике, скажем, я жил и работал с «рабочим классом». Почему же я впоследствии не увидел бредовость марксизма?

Думаю, тут, как минимум, три причины.

Во-первых, марксизм, включая его «философию», на практике никому не были нужны, как никому не были нужны и раньше.

Есть анекдот. В салун врывается ковбой, стреляет в стены, в потолок, выпрыгивает в окно, вскакивает на лошадь и исчезает. Ошарашенные посетители спрашивают невозмутимого бармена.

— А что это было?

— Неуловимый Джо, — поясняет бармен.

— И что — его действительно не могут поймать?

— Да, — подтверждает бармен.

— А почему?

— А он никому не нужен.

Так и с марксизмом — это великое учение потому, что никому не требуется. Если бы оно требовалось и его пробовали использовать в жизни, то тогда маразм марксизма проявился бы сразу. А так — кому было интересно изучать убогость творений Маркса, кроме любителей изучения убогости?

Ну не будет человек сам делать выводы по фактам в вопросах, которые ему не нужны и не интересны. В таких случаях обычный человек просто запоминает чужой вывод по этому вопросу, особенно, если никогда не слышал критики этого вывода. Вот и я оплошал и верил, что марксизм велик, даже не пытаясь сам оценить факты, которые должны следовать из этого учения, потому, что советские марксистско-ленинские философы (других не было) хором пели осанну марксизму.

И, наконец, нельзя же сбросить оголтелый, как сейчас говорят, пиар Маркса. Весь мир орал, что Маркс велик Ну как тут и мне не поверить? И кстати, мир орет и до сих пор и не только устами оставшихся марксомольцев, но лицами, составляющими главную силу в мировых СМИ.

Скажем, в журнале «Эхо планеты» за декабрь 1994 г. была помещена статья «Сто великих евреев», переданная из Тель-Авива Л. Жудро. Он начинает её так «Никто не будет отрицать, что представители еврейской нации вносили и вносят огромный вклад в развитие человеческой цивилизации…». В подтверждение огромного вклада журнал дает список «Еврейской сотни», — самых выдающихся евреев мира, внесших наиболее ощутимый вклад. Вот первая десятка этой сотни:

«1. Моисей, пророк, выведший евреев из Египта.

2. Иисус Христос, основоположник христианства.

3. Альберт Эйнштейн, создатель теории относительности.

4. Зигмунд Фрейд, психоаналитик.

5. Праотец Авраам, родоначальник евреев.

6. Апостол Павел, последователь Христа.

7. Карл Маркс, создатель теории научного коммунизма.

8. Теодор Герцль, основоположник сионизма.

9. Пресвятая дева Мария, мать Иисуса Христа.

10. Барух (Бенедикт) Спиноза, философ».

Вообще-то, у меня против нахождения Маркса в списке лиц (даже таком убогом), внесших вклад в развитие цивилизации, возражений нет. Но заметьте, что на тот момент коммунизм был уже втоптан в грязь, причем, самими марксистами СССР и Соцлагеря, а Маркс помещен не только впереди девы Марии, но и впереди самого отца сионизма Герцля. Вот ведь, как!

Но определяющий пиар Марксу сделали, все же, русские марксисты, приняв на себя власть в России в октябре 1917. Без них о марксизме — этом околонаучном курьезе — уже давно забыли бы даже в Израиле.

Большевики как предатели марксизма

Напомню, что в России изначально марксистской была Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП), однако в 1903 году марксисты раскололись на большевиков (лидер — В. И. Ленин) и меньшевиков (лидер Ю.О. Мартов).

Что, вообще-то, лично меня удивляет, так это решимость вождей большевиков. Они ведь были мелкой партией среди десятков других, гораздо более крупных и авторитетных даже революционных, а не только буржуазных партий России. Вожди большевиков не имели никакого, даже думского, опыта управления страной — того, что имели вожди крупных партий.

Такой вот пример. Даже марксистские конкуренты большевиков, хотя и назывались меньшевиками, имели и в среде рабочих, и в обществе России гораздо больший вес и авторитет. Что касается их лидеров, то сам Ленин, уже находясь у власти, в интервью Горькому говорил о лидере меньшевиков Мартове: «Какая умница! Эх…», — сожалея о том, что они стали с Мартовым противниками.

Но и военное, и экономическое положение России уже на лето 1917 года было настолько ужасным, что вожди крупных партий боялись власти, устрашившись той ответственности за результаты своего правления Россией, которая на них падет в этих ужасных условиях. На первом Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, который проходил в июне 1917 года, большевики, естественно, не были в большинстве, и по количеству делегатов (105 делегатов) сильно уступали как левым и правым эсерам (285), так и меньшевикам (248). Соответственно, вожди эсеров и меньшевиков сочли благоразумным забыть о коммунизме и передать власть Временному правительству. Убеждая делегатов в необходимости этого, представитель меньшевиков Церетели заявил: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила дайте в наши руки власть, уйдите, мы займём ваше место». В ответ на это Ленин с места заявил: «Есть. Есть такая партия!»

Думаю, что такая решимость, помимо фанатичного желания учредить общество справедливости, объясняется, с одной стороны, государственной неопытностью Ленина и непониманием того, что именно вождям большевиков предстоит во главе России. С другой стороны, большевиков грела вера в то, что Марксов закон смены формаций это действительно объективная реальность, и социалистические революции вот-вот пройдут в Англии, США, Германии и Франции — наиболее развитых индустриальных странах, а это снимет с большевиков множество проблем. И в этой, пусть и не вполне обдуманной решимости, и есть их величие, словами Горького, «безумству храбрых поем мы песню!».

Марксисты тем, что большевики осмелились взять власть вопреки учению Маркса, были предельно возмущены. Один из наиболее авторитетных меньшевиков Аксельрод, даже в 1920 году злобно писал Мартову об изменивших марксизму большевиках:

«…И все это проделывалось под флагом марксизма, которому они уже до революции изменяли на каждом шагу. Самой главной для всего интернационального пролетариата изменой их собственному знамени является сама большевистская диктатура для водворения коммунизма в экономически отсталой России в то время, когда в экономически наиболее развитых странах еще царит капитализм. Вам мне незачем напоминать, что с первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полупримитивного капитализма прямо в царство социализма. И в этой борьбе Ленин и его литературные сподвижники активно участвовали. Совершая октябрьский переворот, они поэтому совершили принципиальную измену и предприняли преступную геростратовскую авантюру, с которой их террористический режим и все другие преступления неразрывно связаны, как следствие с причиной.

Большевизм зачат в преступлении, и весь его рост отмечен преступлениями против социал-демократии. Не из полемического задора, а из глубокого убеждения я характеризовал 10 лет тому назад ленинскую компанию прямо, как шайку черносотенцев и уголовных преступников внутри социал-демократии… А мы противники большевиков именно потому, что всецело преданы интересам пролетариата, отстаиваем его и честь его международного знамени против азиатчины, прикрывающейся этим знаменем… В борьбе с этой властью мы имеем право прибегать к таким же средствам, какие мы считали целесообразными в борьбе с царским режимом…

Тот факт, что законность или необходимость этого крепостнического режима мотивируется, хотя бы и искренно, соображениями революционно-социалистическими или коммунистическими, не ослабляет, а усугубляет необходимость войны против него не на жизнь, а на смерть, — ради жизненных интересов не только русского народа, но международного социализма и международного пролетариата, а быть может, даже всемирной цивилизации…

Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции».

Как видите, по мнению ортодоксального марксиста, большевиков надо было раздавить военной силой за измену учению Маркса.

Воодушевленные учением Маркса, коммунисты России — большевики — в 1917 году осмелились заявить единственному имевшемуся на тот момент законодателю России — Съезду рабочих и солдатских депутатов, — что они готовы стать правительством России. А законодатель, действительно, взял и назначил их правительством. Ну, а далее большевики начали подавлять мятежи против себя незаконных объединений, начиная от Временного правительства, кончая Врангелем. Вот такая была революция. Долгое время сами большевики не решались ее так назвать и называли революцией захват власти Временным правительством в феврале 1917 года, кстати, этот день был и официальным праздником у большевиков. А свой приход к власти большевики революцией называть стеснялись и называли проще — переворотом.

Пролетариат в этом перевороте не засветился не только в качестве движущей силы революции, но даже в качестве массовки.

Надо же понимать рабочего. На мало-мальски крупном предприятии рабочий находится в цепочке технологического процесса, причем, чем более развиты производительные силы, тем глубже он в этой цепочке. Он не только не продает готовый продукт своего предприятия, он, часто, его и не видит, и уж в любом случае не способен вычислить свою долю в прибавочной стоимости, получаемой после реализации готового изделия, и решить, ворует ли ее у него владелец средств производства или нет. Рабочему глубоко наплевать, кому принадлежит его станок, кому принадлежит все предприятие — права торговать ими он все равно не имеет, да и не стремится к этому. Но он понимает, что получив в собственность тот же станок, он обязан будет думать о его текущем и капитальном ремонтах, а после полного износа и о замене этого станка на современный. Оно рабочему надо? Не стремится рабочий и к руководству предприятием, понимая, что это ему не по уму. Рабочему важна зарплата, ее уровень. А от кого он будет зарплату получать — от чиновника или хозяина, — какая ему разница??

Массовкой «пролетарской революции» в России, как позже и в Китае, были крестьяне. А ведь по Марксу крестьяне — это мелкая буржуазия, владеющая таким средством производства, как земля. И мелкая буржуазия, по Марксу, обязана сопротивляться пролетарской революции, уничтожающей собственность на средства производства, в том числе и на землю самих крестьян.

Насколько вопрос об объединении пролетариата с мелкобуржуазным крестьянством противоречил марксовым догмам, свидетельствует то, что меньшевики, храня верность марксизму, не то, что на объединение с крестьянами не шли, но и вопрос о простом союзе с ними начали обсуждать только в 1921 году, уже иммигрировав из коммунистической России.

Но именно эта, «мелкобуржуазная», крестьянская массовка, воодушевленная мыслью о земле себе и своим детям, была массовкой большевиков, а затем выиграла и гражданскую войну в России. Причем, эти «мелкие буржуа», вместо того, чтобы требовать землю (средство производства) в свою собственность, требовали и свою землю сделать общественной собственностью.

А рабочие?

А пролетарская Пермь дала воевавшему с большевиками Колчаку дивизию из рабочих, а единственный мятеж в тылу Красной Армии во время Великой Отечественной войны затеяли не голодные крестьяне СССР, его затеял рабочий класс. Бунтовал пролетариат в 1941 году против эвакуации оборудования в тыл, ввиду наступающих фашистов. Бунтовал потому, что собирался работать на немцев, а без оборудования работа на фашистов не получится. И бунтовала гордость рабочего класса России — иваново-вознесенские ткачи. Пришлось вернуть оборудование в цеха, произвести аресты заводил, кое-кого шлепнуть, чтобы пролетариат вспомнил, что он «передовой».

Сами большевики, получив власть, были ошарашены. Герберт Уэллс фиксировал:

«…Большевистское правительство — самое смелое и в то же время самое неопытное из всех правительств мира. В некоторых отношениях оно поразительно неумело и во многих вопросах совершенно несведуще. Оно исполнено нелепых подозрений насчет дьявольских хитростей «капитализма» и незримых интриг реакции; временами оно начинает испытывать страх и совершает жестокости. Но по существу своему оно честно. В наше время это самое бесхитростное правительство в мире.

О его простодушии свидетельствует вопрос, который мне постоянно задавали в России: «Когда произойдет социальная революция в Англии?». Меня спрашивали об этом Ленин, руководитель Северной коммуны Зиновьев, Зорин и многие другие. Дело в том, что, согласно учению Маркса, социальная революция должна была в первую очередь произойти не в России, и это смущает всех большевиков, знакомых с теорией. По Марксу, социальная революция должна была сначала произойти в странах с наиболее старой и развитой промышленностью, где сложился многочисленный, в основном лишенный собственности и работающий по найму рабочий класс (пролетариат).

Революция должна была начаться в Англии, охватить Францию и Германию, затем пришел бы черед Америки и т. д. Вместо этого коммунизм оказался у власти в России, где на фабриках и заводах работают крестьяне, тесно связанные с деревней, и где по существу вообще нет особого рабочего класса — «пролетариата», который мог бы «соединиться с пролетариями всего мира». Я ясно видел, что многие большевики, с которыми я беседовал, начинают с ужасом понимать: то, что в действительности произошло на самом деле, вовсе не обещанная Марксом социальная революция, и речь идет не столько о том, что они захватили государственную власть, сколько о том, что они оказались на борту брошенного корабля… Они отчаянно цепляются за свою веру в то, что в Англии сотни тысяч убежденных коммунистов, целиком принимающих марксистское евангелие, — сплоченный пролетариат — не сегодня-завтра захватят государственную власть и провозгласят Английскую Советскую Республику. После трех лет ожидания они все еще упрямо верят в это, но эта вера начинает ослабевать. Одно из самых забавных проявлений этого своеобразного образа мыслей — частые нагоняи, которые получает из Москвы по радио рабочее движение Запада за то, что оно ведет себя не так, как предсказал Маркс. Ему следует быть красным, а оно — только желтое».

Потом, славя Маркса и плюнув на его теорию, победили марксисты Китая, Кореи, Вьетнама, наконец, Кубы.

Единственный случай в истории, когда все произошло точно в соответствии с марксизмом, это революция нацистов Гитлера в Германии. И заявили нацисты так, как и хотел Маркс, что большевизм — это коммунизм для всех, а нацизм — это коммунизм для немцев (арийцев). И произошла революция в Германии — стране с развитой промышленностью, в которой сложился многочисленный, лишенный собственности и работающий по найму пролетариат, как это и вычислил Маркс по своей теории. И этот пролетариат был массовкой нацистской революции Гитлера, как на него и надеялся Маркс. И окончательно победить нацисты не смогли из-за враждебного капиталистического окружения, как и боялся Маркс. И славянский СССР был во главе душителей марксово-гитлеровского детища, как и предупреждал Маркс.

Но и гитлеровскую революцию Маркс в свою копилку не внесет, поскольку нацисты оказались расистами, почище Маркса, и признавать его отцом-теоретиком своей революции, категорически отказались.

Итог марксизма

С.Г. Кара-Мурза в своей книге «Маркс против русской революции» обратил внимание на то, кому Маркс собрался передать отобранные у капиталистов предприятия.

«Как же видел Маркс преодоление капиталистического способа производства, — спрашивает С.Г. Кара-Мурза, — если, по выражению Энгельса, не может быть «такого случая, чтобы из первоначального частного владения развивалась в качестве вторичного явления общность»?

На этот вопрос Маркс отвечает в «Капитале» таким образом: «Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют.

Капиталистический способ вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это — отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства… Там дело заключалось в экспроприации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов».

Прерву Сергея Георгиевича. Обратите внимание, что по здравому смыслу отобранное у капиталистов полагалось бы передать обществу, поскольку управлять предприятием можно только нанятыми обществом управляющими. Но Маркс и Энгельс от этого отказываются и требуют передать индивидуально каждому его долю, то есть, поделить отобранное между всеми. Почему? А отдать обществу им не дает их метод — «исторический материализм» и философия Гегеля. Иначе не получается у них отрицание отрицания. Это пример применения философской зауми болтунами.

С.Г. Кара-Мурза информирует дальше:

«В тот момент это положение «Капитала» наверняка вызвало недоумение. Почему надо восстанавливать «индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры»? Почему не строить сразу общенародную собственность на основе общинной культуры и достижений некапиталистической индустриализации? Разве это значит «повернуть назад колесо истории»? Это настолько не вязалось со здравым смыслом и культурой русских рабочих и крестьян, что в комментариях к приведенному положению Маркса в канонической книге советской политэкономии цитата Маркса прерывается, а далее своими словами говорится: «На смену капиталистической собственности идет общественная собственность» ( 165, с. 285). Советскому официальному обществоведению пришлось радикально подправить Маркса, сказав вместо слов «индивидуальная собственность» слова «общественная собственность».

Но так можно было обмануть лишь советских людей, которые жили себе, не вчитываясь в Маркса. А элита, советская и западная, которая считала своей миссией «делать жизнь по Марксу», вчитывалась в его труды. Философ Г. Маркузе, который сильно повлиял на мировоззрение «новых левых», подчеркивал как одно из важнейших положений Маркса: «Крайне важно отметить, что отмену частной собственности Маркс рассматривал только как средство для упразднения отчуждения труда, а не как самоцель… Если они (обобществленные средства) не будут использованы для развития и удовлетворения потребностей свободного индивида, они просто перерастут в новую форму подчинения индивидов гипостазированному всеобщему. Отмена частной собственности только в том случае знаменует формирование новой социальной системы, когда хозяевами обобществленных средств становятся свободные индивиды, а не общество».

И С. Г. Кара-Мурза делает неожиданный вывод: «Итак, не национализация и не восстановление общины, а индивидуальная собственность — что-то вроде «ваучерной приватизации» по Чубайсу».

Действительно, давайте присмотримся — а что, собственно, сделал Чубайс «со товарищи»? Он отнял собственность на средства производства у общества и передал их в виде ваучеров индивидуальным собственникам — сделал строго то, что и требовали сделать еще в XIX веке Маркс и Энгельс, сделал то, о чем большевики даже объявить стеснялись. Получается, что А Чубайс у нас лучший марксист всех времен и народов.

Маркс ведь принципиально не давал проекта своего коммунизма, а проекты коммунизмов разных там сен-симонов, фурье, оуэнов, с их стремлением к справедливости, объявил не просто антинаучными, а и идущими против вычисленного Марксом исторического процесса. Напомню «Манифест»: «Значение критически-утопического социализма и коммунизма стоит в обратном отношении к историческому развитию». И «грамотные марксисты», по примеру своего гуру, проект коммунизма за 70 лет не удосужились разработать — ждали, когда коммунизм к ним сам придет. Вот он и пришел, с Чубайсом во главе, встречайте!

По Марксу главное для наступления коммунизма — чтобы производительные силы развивались, а собственность была в индивидуальных руках марксистов. С 1917 года собственность на средства производства в руках марксистов, да и сейчас она у них или их деток. Чубайс просто выполнил требования марксизма. Производительность труда с 1917 года развивалась стремительными темпами, классы капиталистов и пролетариата, как учил Маркс, исчезли. Правда, появились бесклассовые воры и гастарбайтеры, ну так Маркс вам насчет их отсутствия ничего не обещал.

Сегодня все работают по способностям, кто хочет, вообще не работает. Получают по потребности. Правда по-разному получают, ну, так Маркс вам и уравниловку тоже не обещал.

Государства, как средства насилия над людьми, нет, поскольку назвать государством то, что есть, даже у капиталистов язык не поворачивается, и капиталисты из этого «государства» бегут, как могут. Да, конечно, насилие есть и его много, но ведь это насилие осуществляют уголовники и судьи, назначенные судьями не народом, а теми же марксистами и уголовниками. Ну и что тут такого? Маркс вам отсутствие уголовников при коммунизме не обещал!

Денег, как эквивалента товаров, тоже нет. Есть некие фантики, не обеспечиваемые реальными ценностями, эти фантики печатают на местах в строгом соответствии с теми фантиками, которые печатает в США группа частных лиц, не несущих за эти фантики никакой ответственности. С помощью этих фантиков идет продуктообмен — все по гениальному экономисту Марксу. Ведь его схема «товар-деньги-товар» предусматривает деньги, а если их нет, то это «простой продуктообмен» — «продукт-фантик-продукт».

Сексуальная свобода полная — даже от пидарасов уже житья нет.

Вы что, «грамотные марксисты», своих не узнаете?? Это же и есть ваш Марксов коммунизм в реальности.

Вам с Марксом разработать проект коммунизма было некогда, ну, так получите коммунизм без проекта — такой, как гениальный Маркс и предсказал на основе своей гениальной науки.

Короче, жизнь (практика, по Марксу) поиздевалась над марксизмом не по-детски!

Но тут обязателен вопрос — а как же большевики могли победить, если теория, которой они пользовались, оказалась бредом? Тут ещё раз вынужден привести очень нравящийся мне пример с братьями Монгольфье. У них была бредовая идея, что человека в воздух может поднять только живая и мертвая силы. Эти силы (по их «теории») заключены в определенных предметах. Если предметы сжечь, то силы высвободятся, но их надо поймать в мешок и мешок с этими силами поднимет человека в воздух. Сшили большой мешок, начали жечь солому и шерсть под мешком, наполнили его горячим воздухом (живой и мертвой силой, по их разумению), и этот мешок полетел! А в 1783 г. даже поднял людей. Практика подтвердила «теорию» братьев Монгольфье, но от этого их теория о живой и мёртвой силах не стала менее бредовой.

Вождь большевиков

И в случае с большевиками, дело спасал их вождь — Владимир Ильич Ленин. В нём фанатизм, выражавшийся в стремлении действительно установить справедливую власть для трудящихся, сочетался с выдающимися умом и работоспособностью. Соответственно, его товарищами становились люди, похожие на Ленина по этим чертам характера и ума. Разумеется, были и начётчики, были и алчные славолюбцы, но умных фанатиков оказалось достаточно, чтобы большевики, в конце концов, всё же взяли власть в России.

Интересно, что ум все прославляют, но в него не верят и не придают ему значения — не ценят ум, поскольку каждый человек знает, что он и сам умный. Поэтому вынужден уделить уму Ленина некоторое внимание, и начать с того, что подтверждением выдающегося ума Ленина является то, что в делах практических Ленин, как никто, умел увидеть их истинный смысл, не смотря на утверждения любых авторитетов.

Поэтому попробую написать о ленинском уме для тех, кого тошнит от слов «философия» и «ленинизм». Так вот, у Ленина есть работа, которая напрямую, казалось бы, никак не касается революции. Это ««Материализм и эмпириокритицизм» — работа, посвящённая общим ошибкам физиков. Если вы посмотрите на сегодняшних руководителей всех стран мира, то и сомнений нет, что они и что такое физика, не понимают, а тогдашние революционеры, как видите, занимались и такими вопросами.

Правда, написал Ленин эту работу в 1908 году, в период, когда в России было реакционный застой и, надо думать, Ленину в Швейцарии особо нечем было заняться. Наверно, Владимир Ильич получал удовольствие от написания этого труда, как получают удовольствие от творческих находок.

В СССР был популярен анекдот, согласно которому ЮНЕСКО объявило конкурс философов на написание работы о слонах. Американцы представили на конкурс тоненькую брошюру «Слон в числах и фактах», немцы — толстенный фолиант «Слоны и слоноведение», советские философы — два таких тома с названием «Советский слон — самый счастливый слон в мире» и болгары — три тома «Болгарский слон — верный ученик советского слона». Так вот, на мой взгляд, при написании «Материализма и эмпириокритицизма» Ленин выбрал болгарский способ рассмотрения вопроса — так густо он использовал цитаты из Маркса и иных коммунистических философов. Поэтому, на мой взгляд, если бы Ленин, взял из этой своей работы только пятую главу, а остальные главы пустил на кульки для семечек (да и пятую главу сократил раз в пять), то пользы от его работы было бы на много порядков больше.

Так о чём речь в этой работе Ленина? Как выше вы видели, для иных целей я ругал материализм и хвалил идеализм, но в своем собственном «мухинском» смысле этих слов. Идеализм, к примеру, по моему определению это наличие у человека стремления достичь идеалы, которые лично ему, как организму, ничего не дают. Но, вообще-то, в общепризнанном смысле этих слов материализм и идеализм в философии это совсем другое.

Материализм это СПОСОБ СМОТРЕТЬ НА МИР, это взгляд на то, из чего состоит мир (на материю) как на объективную реальность, не зависящую от нашего сознания. Вот эта независимость материи от сознания и является сутью материализма. Отсюда и название «материализм». По-русски: все, что в мире есть, существует независимо от того, видим ли мы это или нет, не зависимо от того, что мы о нем думаем и думаем ли мы о нем вообще.

И дело даже не в том, а можно ли на мир смотреть иначе, а в том — а зачем на мир смотреть иначе??

Но идеализм, все же, смотрит иначе — все, что в мире есть, это всего лишь образы в нашем сознании. Но ведь это глупость: «Я — это не я, а я это то, что обо мне думают другие люди!». Первое, что бросается в глаза, а если эти другие люди кретины? Если они видят во мне кенгуру, так что — я кенгуру и есть??

Однако если люди при помощи именно такой глупости пытаются понять мир, то, значит, это им зачем-то нужно, это им как-то выгодно. В чем смысл и выгода такого способа изучения мира?

Я, кстати, это плохо понимал, но после этой работы Ленина и до меня дошло, откуда и к чему такой выверт, — для меня после «Материализма и эмпириокритицизма» все начало становиться на свои места. Итак.

Было время, когда знаний о мире было мало и все непонятное объяснялось божьей волей — бог так устроил. С богом все было понятно, и все были довольны. Но шло время, любопытные люди изучали и изучали мир, строили телескопы и микроскопы, проводили различные опыты и исследования. И то, что считалось божьей волей, все больше и больше находило объяснения в естественных причинах, не связанных с богом. Богу на земле оставалось все меньше и меньше места.

Однако обычные люди платили церковную десятину, обеспечивая ею безбедное существование массе праздного народу в церквях и монастырях, а среди этого народу были и беспокойные монахи, пытавшиеся как-то объяснить растворение бога в результатах научного исследования мира. И они «поняли», почему так происходит. Оказывается потому, что все, что в мире есть, на самом деле поступает к нам в сознание посредством наших чувств и является всего лишь образами в нашем сознании — если что-то возникает в нашем сознании, то это в мире есть, если не возникает, значит, его нет. По Ленину отцом идеализма был епископ Джордж Беркли, который еще в 1710 году выпустил трактат, в котором вот эти образы мира в нашем уме назвал «идеями», отсюда и название этого способа познания мира — идеализм.

Что это давало верующим? Давало то, что наше сознание это наша душа, которую вдохнул в нас бог, и если бог хотел, то давал нам такое сознание (такую способность наших чувств), которое имело возможность видеть присутствие его — бога, а не хотел — не давал. Вопрос, есть бог или его нет, заменялся вопросом, способен ли конкретный наблюдатель его видеть, чувствовать, ощущать или нет? Вдохнул в нас бог для этого нужную душу или нет?

В идеализме есть два момента, которые и Ленин, и другие исследователи подчеркивают или так или иначе о них говорят. Если в материализме не требуется никаких условий для существования материи и мира (материя существует сама по себе, независимо от нас), то в идеализме для познания материи обязательно нужен НАБЛЮДАТЕЛЬ. Есть наблюдатель — есть и материя, нет наблюдателя — нет и материи. И второй момент — мир становится ОТНОСИТЕЛЬНЫМ по отношению к тому, кто именно наблюдает. У одного наблюдателя материя и мир могут быть такими, а у другого — иными. И если вы взглянете теперь на квантовую механику и Теорию относительности Эйнштейна, то обратите внимание, что в квантовой механике все зависит от наблюдателя, а название теории Эйнштейна говорит само за себя.

Однако никто не говорит о третьей особенности идеализма. Если мир зависит от того, кто является наблюдателем, то получается очевиднейшая глупость — сколько наблюдателей, столько и устройств мира и материи. Так вот, главным условием идеализма является требование к сознанию наблюдателя — чтобы правильно наблюдать мир, необходимо ПРАВИЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ. Однако об этом чуть ниже.

Зачем идеализм потребовался верующим, — понятно. Но дело в том, что разновидности идеализма массово взяли на вооружение ученые, включая атеистов.

Правда, атеисты своей философии давали иные названия, и, казалось бы, начисто рвали свою связь с идеализмом. Однако, пусть и замаскированная в тех или иных словах, но суть понимания мира, как образа в сознании, все же оставалась. Вот выдающийся австрийский физик Эрнст Мах, которого отчаянно критикует Ленин, был, как бы, не чистым идеалистом, а автором собственного учения под названием эмпириокритицизм (входившего в другое идеалистическое учение — позитивизм). А позитивисты во главу угла процесса познания мира ставили опыт (что бесспорно) и… правильную логику! В манифесте позитивистов: «Мы охарактеризовали научное миропонимание, в основном, посредством двух определяющих моментов. Во-первых, оно является эмпиристским и позитивистским: существует только опытное познание, которое основывается на том, что нам непосредственно дано. Тем самым устанавливается граница для содержания легитимной науки. Во-вторых, для научного миропонимания характерно применение определенного метода, а именно — метода логического анализа». То есть, опять мир существует не вне зависимости от сознания (логики), а в ПРАВИЛЬНОМ СОЗНАНИИ. И философию Маха до определенного времени исповедовал и Альберт Эйнштейн.

Но верующему человеку правильное сознание дает бог, а кто дает правильное сознание (правильную логику) ученым? Ее дает заменитель бога, идентичный натуральному. В общих словах — «наука», а конкретно — математика. Ведь математика бесстрастна и точна. И если ее алгебраические построения приводят к некой формуле, то по убеждениям позитивистов эта формула и описывает мир. Как видите из манифеста, тот же Мах декларирует, как и материалисты, что вначале нужно провести опыты (эксперименты), понять результаты, затем описать их формулой, дающей возможность проводить количественные расчеты. Но на самом деле все было поставлено с ног на голову — все познание мира махистами велось и ведется не так, как декларируется.

Тут надо понять, что работа ученого не пыльная, почетная, неплохо оплачивается и является соблазном для многих, тем более что, в отличие от монахов, ученые не дают обет безбрачия. Но чтобы задумать эксперимент, придумать и сконструировать для него аппаратурное оформление, провести эксперимент, оценить результаты и попытаться описать их математикой, нужно очень много ума и работоспособности. Ведь недаром же масса открытий сделана не теми, кого учили данной науке в университетах, а дилетантами. А полки и армии тех «ученых», кто получил в университетах соответствующие дипломы и написал диссертации, остались для науки полными импотентами.

И вот эта бесплодная ученая немощность из-за своей немощности соблазняется изучать мир «с конца» — без проведения каких-либо экспериментов. То есть, сидят такие ученые в тиши кабинетов и занимается математическими упражнениями — «теорией». В результате у некоторых после соответствующих алгебраических преобразований получается математическая формула (уравнение), которую эти теоретики и объявляют формулой, описывающей свойства материального мира. И после получения итоговой формулы, эта ученая немощность начинает фантазировать на тему — чем объективная реальность может быть, чтобы описываться вот этим, «выведенным на кончике пера» уравнением. Поскольку мир превращается в какой-то набор математических символов и знаков, то картина природы теряет здравый смысл и получается в виде такого маразма, который ни в какую голову не влезает. Известна хвастливая фраза «физика» Л. Ландау: «Мы можем рассчитать даже то, что невозможно себе представить». А вы вдумайтесь, что на практике означает это хвастовство?

Реальная картина мира подменяется математическими символами, существующими только в мозгу «физиков-теоретиков», — уже это первобытный идеализм! Однако «современная физика» пошла еще дальше, нежели попы. Как видите из высказывания Ландау, каких-то образов устройства мира даже в мыслях может не быть. Мало этого, попы, хотя бы, не вставляли количества ангелов в конкретные расчеты, а «современная физика» пошла и на это. В 20-30-х годах прошлого века, «теоретики» для своих уравнений начали потихоньку, подспудно подменять массу, являющуюся количеством вещества, некоей «мерой инертности». Вещество — это то, что есть в природе, это объективная реальность, существующая вне нашего сознания. А мера — это то, что существует только в нашем сознании, никаких мер в природе нет. И вот эта мера — то, чего в природе нет — входит в их формулы, которые, якобы, описывают «объективную реальность» устройства мира!

Судя по работе «Материализм и эмпириокритицизм», Ленин прекрасно понимал угрозу идеализма для физики, для естествознания, понимал дикость подмены ее реальных теорий математикой: «…старая физика видела в своих теориях «реальное познание материального мира», т. е. отражение объективной реальности. Новое течение в физике видит в теории только символы, знаки, отметки для практики, т. е. отрицает существование объективной реальности, независимой от нашего сознания и отражаемой им».

И ведь интересно, почему те немногие философы в СССР, которые пытались предотвратить безумие физики, оказались в этом деле бессильны и без поддержки правительства, хотя подавляющая часть вождей СССР, во главе со Сталиным, были товарищами и соратниками Ленина. Почему? Придется сделать вывод, что вожди большевиков не особо старались понять, что написано в этом занудном и очень отвлеченном труде Ленина, кроме того, не особо верили в правильность этой его работы.

В этом главный парадокс ленинизма. В СССР Ленин был пророком и самым авторитетным гением. Цитаты Ленина лепили к месту и не к месту. А тут Ленин практически прямо запрещает в физике замену исследований материи математическими упражнениями, а его указание нагло игнорируется.

Получается, что как ни был силён ленинизм, но бесплодная научная массовка, поддерживаемая глупостью работников мировых СМИ, оказалась сильнее и Ленина. В результате уже 100 лет, как физика заведена в бесплодный тупик, а фуфлометы физики, называющие себя учёными, выбросили и выбрасывают псу под хвост огромные человеческие ресурсы.

Ну, эти разговоры про физику можно считать пустыми и поставить вопрос ребром: а что народу и партии Ленина было толку от ума Владимира Ильича?

Давайте не спеша об этом.

Об оружии революции

У нас до сих пор множество кабинетных теоретиков революционных преобразований России. Однако, как показали последние события, вызванные фальсификацией итогов голосования в Госдуму в 2011 году, эти теоретики панически боятся любых не то, что революционных, а и умеренно эволюционных изменений политического положения в разграбляемой и униженной России.

Вот как бы патриот и где-то даже левый доктор политологии С. Черняховский сначала по данным опросов Левада-центр объясняет, что выборы сфальсифицированы в пользу «Е…й России» до степени, когда можно уверенно утверждать, что у России нет законодательной власти. Но далее переходит к анализу тех, кто протестует против этой фальсификации и старательно доказывает, что эти люди по своим политическим воззрениям не представляют народ, а посему их требования честных выборов ничего не стоят.

«Они — имитация. Они — не народ. Они — не избиратели страны. Что они есть — нужно помнить. Чтобы быть готовыми к их новым попыткам выдать себя за голос народа. Но принимать их за него — не нужно. И не нужно идти им на уступки — они лишь потребуют новых. Они — заведомое меньшинство. Недовольное именно тем, что большинство — не с ними». С. Черняховский. «Митинг безпрезентативности».

Это сколько ума надо иметь доктору и политологу, чтобы утверждать, что весь народ, кроме протестующих, хочет, чтобы итоги его голосования фальсифицировались?? Или сколько подлости?

Ну ладно, давайте поговорим о том, как делали революцию умные люди. Уже не раз писал, что большевики, сделав историю подразделением пропаганды, не стеснялись описывать ее настолько тенденциозно, что по ключевым событиям истории даже интеллектуалы, называющие себя политологами, вполне искренне имеют самое превратное представление.

К примеру. Ну, нужно было большевикам представить дело Октября в рамках марксистской теории, поскольку другой теории у них не было. Ну, нужно было, чтобы «развитие производительных сил поменяло производственные отношения», как Маркс учил. Вот от Маркса в истории 1917 года и появляется рабочий класс, возжаждавший национализировать свои заводы и по этой причине восставший в Петрограде. И, якобы, именно этот рабочий класс (по истории им. Агитпропа) отчаянно штурмует 25 октября 1917 года Зимний дворец и в кровавом бою захватывает власть у Временного правительства. Красиво так получается, особенно, если художественные фильмы снимать.

Но начинаешь смотреть подробности Октябрьского переворота, и как-то все выглядит не так красиво, как в кино.

Во-первых, о рабочих. Данные по их участию во взятии власти в 1917 году, наверняка за 70 лет скорректированы в соответствии с марксисткой теорией. Но вот воспоминания революционера-большевика Нагловского об активности рабочих в революционном 1905 году.

«Насколько вообще тогда, в 1905 г., были слабы большевики и насколько не имели корней в массах, показывает факт, что вся организация их в Петербурге едва ли насчитывала около 1000 человек. А в Нарвском рабочем районе — человек около 50-ти. Связи с рабочими были минимальны, вернее сказать, их почти не существовало. Большевистское движение было чисто интеллигентское: студенты, курсистки, литераторы, люди свободных профессий, чиновники, мелкие буржуа, вот где рос тогда большевизм. Ленин это прекрасно понимал, и, по его плану, эти «кадры» партии должны были начать завоевание пролетариата. Тут-то и интересовали его Нарвский район и самый мощный питерский Путиловский завод, где тогда имели большое влияние гапоновцы.

…В течение многих недель я пытался сколотить хоть какой-нибудь большевистский рабочий кружок на Путиловском заводе. Но результат был плох. Мне удалось привлечь всего-навсего пять человек, причем все эти пять, как на подбор, были какими-то невероятно запьянцовскими типами. И эта «пятерка» на наши собрания приходила всегда в неизменно нетрезвом виде».

То есть, из 1000 большевиков Петрограда условно рабочих было максимум 50 человек парторганизации Нарвского района. «В неизменно нетрезвом виде».

К 1917 году, надо думать, положение, все же, могло измениться в лучшую строну, но кардинально ли? Да, среди тех, кто штурмовал Зимний, замечены были и красногвардейцы, но были ли это рабочие или «люди свободных профессий»? Во всяком случае, среди тех 4 бойцов революционных сил, которые погибли при штурме Зимнего дворца, один ухитрился выстрелить из винтовки в себя, что очень не просто и косвенно указывает на него, как на человека, очень далекого от техники.

Давайте вспомним о теоретических воззрениях большевиков.

Во-первых, это партия пролетариата, то есть, рабочих, а крестьяне, в представлении Маркса и, соответственно, большевиков — это мелкие буржуа. Поэтому большевики не имели никаких программ для крестьян и никаких планов на них. Во-вторых, как пишет «Краткий курс ВКП(б)», в отношении Первой мировой войны большевики имели следующие планы: «Против меньшевистско-эсеровского отречения от революции и предательского лозунга о сохранении «гражданского мира» во время войны — большевики выдвинули лозунг «превращения войны империалистической в войну гражданскую»». То есть, большевики были противниками заключения мира и имели целью продолжать войну до возникновения революций во всех воюющих странах.

А теперь вернемся в октябрь 1917 года с вопросом, так кто же брал Зимний?

Вот очевидец, американский корреспондент Джон Рид описывает штурмующих.

«Было уже совсем темно, только на углу Невского мигал уличный фонарь. Под ним стоял большой броневик. Его мотор был заведён и выбрасывал струю бензинового дыма. Рядом стоял какой-то мальчишка и заглядывал в дуло пулемёта. Кругом толпились солдаты и матросы ; они, видимо, чего-то ждали. Мы пошли к арке генерального штаба. Кучка солдат смотрела на ярко освещённый Зимний дворец и громко переговаривалась.

«Нет, товарищи, — говорил один из них. — Как мы можем стрелять в них? Ведь там женский батальон! Скажут, что мы расстреливаем русских женщин…»

Когда мы вышли на Невский, из-за угла выкатил ещё один бронированный автомобиль. Из его башенки высунулась голова какого-то человека.

«Вперёд! — прокричал он. — Пробьёмся — и в атаку!»

Подошёл шофёр другого броневика и закричал, покрывая треск машины:

«Комитет велел ждать! У них за штабелями дров спрятана артиллерия!..».

Как видите, Зимний брали солдаты и матросы. И, как видите, с военной точки зрения брали достаточно грамотно — свои броневики под огонь артиллерии защитников Зимнего не подставляли. Правда, некие рабочие у большевиков тоже были.

«Когда мы подошли к Смольному, его массивный фасад сверкал огнями. Со всех улиц к нему подходили новые и новые люди, торопившиеся сквозь мрак и тьму. Подъезжали и отъезжали автомобили и мотоциклы. Огромный серый броневик, над башенкой которого развевались два красных флага, завывая сиреной, выполз из ворот. Было холодно, и красногвардейцы, охранявшие вход, грелись у костра. У внутренних ворот тоже горел костёр, при свете которого часовые медленно прочли наши пропуска и оглядели нас с ног до головы. По обеим сторонам входа стояли пулемёты, со снятыми чехлами, и с их казённых частей, извиваясь, как змеи, свисали патронные ленты. Во дворе, под деревьями сада, стояло много броневиков; их моторы были заведены и работали».

(Обратите внимание, что войска, противостоящие юнкерам и женскому батальону, защищавшему Зимний, были исключительно хорошо вооружены по тому времени). Далее.

«Огромные и пустые, плохо освещённые залы гудели от топота тяжёлых сапог, криков и говора… Настроение было решительное. Все лестницы были залиты толпой: тут были рабочие в чёрных блузах и чёрных меховых шапках, многие с винтовками через плечо, солдаты в грубых шинелях грязного цвета и в серых меховых папахах».

Да, на охране Смольного, были и рабочие.

Ну, и что? Напомним, через пару лет у Колчака была воевавшая с большевиками дивизия, укомплектованная уральскими рабочими.

Просто надо понять, кто были эти рабочие, в толпе солдат и матросов. Дело в том, что работа в промышленности во время войны освобождала от службы в армии, и с началом войны на заводы метнулись толпы разночинцев и «лиц свободных профессий», боящихся попасть на фронт. Их было настолько много, что, к примеру, производительность труда на Урале, которая должна была бы в связи с войной резко возрасти, наоборот, резко упала по сравнению с довоенной. То есть, в расчете на одного рабочего, продукции выпускалось меньше, чем до войны — заводы России были перенасыщены рабочей силой, которая пряталась от фронта на рабочих местах, не исключено, что и за взятки. По сути это были не рабочие, а дезертиры. Вот их Колчак и призвал «добровольцами» в свою армию. Само собой, под угрозой расстрела.

Но вернемся в октябрь 17-го.

Итак, Зимний дворец достаточно профессионально брали солдаты и матросы. А их, бывших и будущих крестьян, каким Марксом большевики заинтересовали и затащили в ряды «вооруженного пролетариата»?

Самым эффективным Марксом. В Петрограде было много госпиталей, сам Зимний дворец был госпиталем. Соответственно, в Петрограде были и запасные батальоны — подразделения, в которых находились выздоравливающие до отправки на фронт. И числилось в этих батальонах в Петрограде 40 тысяч человек. Кроме того, было и много вновь формировавшихся частей, причем, новых родов войск (откуда и такая масса бронесил у большевиков).

И ни солдатам этих подразделений, ни выздоровевшим после ранений, ну, очень не хотелось идти на фронт и там погибнуть. И матросам Балтфлота тоже очень не хотелось выходить в море и гибнуть от огня немецких дредноутов. То есть, как и откровенным дезертирам, этим солдатам и матросам очень не хотелось на войну, единственно, в отличие от дезертиров, их совесть требовала предлога на войну не идти. И именно большевики им этот предлог дали.

Вот посмотрите, какие морковки большевики, вместе с другими партиями, входившими в Совет, предлагали восставшим.

«Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов приветствует победную революцию пролетариата и гарнизона Петрограда. Совет в особенности подчеркивает ту сплочённость, организацию, дисциплину, то полное единодушие, которое проявили массы в этом на редкость бескровном и на редкость успешном восстании.

Совет, выражая непоколебимую уверенность, что рабочее и крестьянское правительство, которое, как Советское правительство, будет создано революцией и которое обеспечит поддержку городскому пролетариату со стороны всей массы беднейшего крестьянства, что это правительство твёрдо пойдёт к социализму — единственному средству спасения страны от неслыханных бедствий и ужасов войны.

Новое рабочее и крестьянское правительство немедленно предложит справедливый, демократический мир всем воюющим народам.

Оно немедленно отменит помещичью собственность на землю и передаст землю крестьянству. Оно создаст рабочий контроль над производством и распределением продуктов и установит общенародный контроль над банками вместе с превращением их в одно государственное предприятие.

Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов призывает всех рабочих и всё крестьянство со всей энергией беззаветно поддержать рабочую и крестьянскую революцию. Совет выражает уверенность, что городские рабочие в союзе с беднейшим крестьянством проявят непреклонную товарищескую дисциплину, создадут строжайший революционный порядок, необходимый для победы социализма.

Совет убежден, что пролетариат западноевропейских стран поможет нам довести дело социализма до полной и прочной победы».

Как видите, «Великая Пролетарская Революция» как-то не очень беспокоилась, чтобы привлечь в ряды восставших пролетариат, и тем самым провести революцию по Марксу. Большевики откровенно наступили на горло собственной песне о превращении империалистической войны в гражданскую и стали отчаянными миролюбцами, далее, не колеблясь, включили в свою программу программный закон «О земле» левых эсеров.

Соответственно, на первом месте у большевиков стоит морковка для солдат, матросов и дезертиров — немедленный мир! На втором месте стоит морковка для крестьян — земля! И лишь на третьем месте стоит что-то невнятное про контроль и банки, которое каким-то боком можно отнести и к пролетариату. Нет не только марксовых планов обобществления средств производства, но нет и хотя бы обещания повысить зарплату!

И, заметьте, у большевиков и тогдашних революционеров в Совете не было ни малейшего колебания в деле обращения к Западу за помощью!

А что в России в 2012 году? А в то время некие как бы коммунисты, типа Кургиняна, числящие себя в интеллектуалах, визжат о том, что в деле борьбы за честные выборы союз с либералами не возможен! Союз с Западом не возможен! Борьба с Путиным должна вестись только в одиночку, только своими коммунистическими силами!

Которых, правда, нет.

Вот и ответьте на вопрос, свершилась бы та революция, которая явилась светлым мигом не только в истории России, но и в истории мира, если бы большевиков и эсеров возглавляли кургиняны? (О Зюганове и разговора нет).

Есть и еще один понятный момент, да и тот же Джон Рид его подтверждает: революционеры в октябре 17-го очень боялись расплаты за то, что они делают.

Это не мудрено. Это же с твоей, революционера, точки зрения, революция это благо, а с другой точки зрения это бунт, да еще и во время войны. Вопрос: почему восставшие солдаты и матросы боялись наказания, но слушали не Временное правительство, а большевиков?

Да, действительно, каждый участник восстания этот страх испытывал, но погасило этот страх сознание того, что то, что восставшие делали, было ЗАКОННО!

Этот вывод может удивить — какое там юридическое образование имели эти восставшие, чтобы говорить о законности? Никакого! И это им помогало. Поскольку юристы цепляются за букву закона, а есть еще и дух законов, есть их принципы. А эти принципы говорят вещи, понятные каждому человеку, — в революционных изменениях ты прав, если проводить эти изменения тебе ПОРУЧИЛ НАРОД.

Так вот, 25 октября 1917 года большевики стали действующим от имени всего народа ЗАКОННЫМ правительством России, а Временное правительство стало полностью незаконным! И именно поэтому восставшие слушались большевиков, а морковки мира и земли — это было им в виде премии, в виде награды за то, что они поступают ПО ЗАКОНУ.

Об этом стоит подробнее.

В феврале 1917 власть в России перешла в руки либералов и близких к ним партий, образовавших орган власти — Временное правительство. Но Временное правительство не имело источником собственной власти ни народ, ни что-либо законное.

До Временного правительства законной властью в России был монарх, а его источником власти была традиция народа, то есть, согласие народа иметь монарха. Таким образом, источником власти царя был народ. И либералы тоже предприняли попытку сделать источником власти Временного правительства народ, но с помощью царя. Во всяком случае, их лидер Родзянко пытался убедить царя не просто отречься от престола, а передать свою власть Временному правительству. Однако Николай II на это не пошел: от престола-то он отрекся, но передал власть не Временному правительству, а своему брату Михаилу. Либералы начали насиловать Михаила, но и от него власти получить не смогли — Михаил вообще не стал от царской власти отрекаться. В своем манифесте он всего лишь написал:

«Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины Нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприятъ Верховную власть, если такова будет воля великого народа Нашего, которому надлежит всенародным голосованием, через представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные Законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».

Как видите, Михаил, оставаясь претендентом на законную власть, просто отложил свое отречение или восхождение на престол до решения народных представителей, собранных в Учредительное собрание. Таким образом, и Михаил своей властью не наделял властью Временное правительство, которое «возникло по почину Государственной Думы». Но ведь современники видели, что Михаил в данном случае лжет — и Государственная Дума властью Временное правительство тоже не наделяла!

О Думе. Была в России на тот момент и, так-сяк, представительная власть — Государственная Дума. Незадолго до отречения от престола Николай II ее распустил, но ведь можно было оставить этот роспуск без внимания — депутатов Государственной Думы можно было собрать снова, и с помощью Думы придать законность Временному правительству. Но либералы и этого не сделали.

Наверное, у них были на то причины, но, надо думать, просто решили — раз Россия Временному правительству и так подчиняется, то что еще надо? А накануне Октябрьского переворота, 6 октября по старому стилю, либералы вообще Думу распустили официально, так ни разу ее и не собрав. После чего остались даже без перспектив как-то узаконить свою власть до окончания выборов в Учредительное собрание. А с выборами в Учредительное собрание они демонстративно не спешили (их попыталось потом провести правительство большевиков, но не смогло это сделать в полном объеме).

Презрение либералов к народу понятно, но в данном случае это была их большая ошибка.

Поскольку большевики и эсеры время не теряли, они не канючили себе у Временного правительства участия во власти, не лезли к нему во «встроенную оппозицию». Они начали готовить свой приход к власти, для чего не оружие начали запасать (хотя и не без этого), а начали проводить ВЫБОРЫ! Выборы в Советы. Большевики готовили себе ИСТОЧНИК ВЛАСТИ.

Не все у них шло гладко и не всегда получалось, но к 25 октября они собрали Съезд рабочих и солдатских депутатов — законодательный орган, имевший источником власти народ, — и получили на Съезде большинство. (Через несколько дней к нему присоединился и Съезд крестьянских депутатов). Этот законодатель в ночь на 25 октября назначил большевиков и левых эсеров Правительством России, и после этого Временное правительство стало мятежниками, сопротивлявшимися ЗАКОННОЙ ВЛАСТИ.

По своему политическому смыслу, Октябрьская революция это действительно революция, заменившая капитализм социализмом, но совершили эту революцию не оружием солдат, матросов и людей свободных профессий. Совершили большевики эту революцию оружием ВЫБОРОВ ЗАКОНОДАТЕЛЯ.

А то, что сделали в ночь на 25-е подчинившиеся большевикам солдаты и матросы, это подавление мятежа самозванцев — Временного правительства.

Еще пара интересных штрихов к «пролетарской революции».

В Учредительное собрание избиралось 800 депутатов, были избраны и приехали в Петроград 410, кворум был. Из них только 155 были левые эсеры и большевики, то есть, собрание было по большинству своих депутатов антибольшевистским. И как только Собрание отказалось принимать предложенную Лениным Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, большевики и левые эсеры покинули Собрание и оно, полностью лишившись кворума, стало никем. Опять, все по формальному закону.

Но и это не все. В день открытия Собрания контрреволюционные силы устроили демонстрацию в его поддержку. Большевики эту демонстрацию расстреляли и разогнали, убив 21 человека и сотни ранив. Но!

Максим Горький возмущался этим расстрелом потому, что «в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами Российской с.-д. партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов». Именно этих рабочих и расстреливали вожди пролетариата, поскольку не имели на них влияния и не смогли отговорить от участия в демонстрации. А поручили они расстрел латышским стрелкам и Лейб-гвардии литовскому полку.

Последующие воспоминания лиц, не заинтересованных следовать большевистской пропаганде, скажем, таких, как Герберт Уэллс, подтверждают, что сами большевики были растеряны и не уверены, что они совершили революцию в соответствии с марксовой теорией, в которую они свято верили, поэтому не понимали, что произошло и что дальше будет.

Но в таком случае, еще отчетливее видна их мудрость, как НАРОДНЫХ ВОЖДЕЙ.

Видите ли, народный вождь не может не переживать за народ, который ему доверился, а этот народ приходится посылать на смертельные дела, и народ в этих делах гибнет. Поэтому все, что может уменьшить потери своего народа, для вождя годится и является правильным. Любые союзники годятся, если это уменьшает потери доверившегося народа.

Дезертиры? Годятся и дезертиры!

Есть возможность поднять на революцию крестьян (мелкую буржуазию по Марксу и Ленину)? Поднимаем!

У большевиков совершенно нет никакой программы для крестьян? Без разговоров берем Закон о земле, разработанный эсерами!

Есть возможность предотвратить разгорание гражданской войны, пригласив в правительство Корнилова и Деникина? Приглашаем!

Анархист Махно, вообще отрицающий государство, а вместе с ним и большевистское правительство, начал драться с немцами и белыми? Ему орден Красного Знамени за № 2!

Для большевиков в каждый момент истории могло не существовать никакой «чистоты идеологии». Задача — делать то, что требует момент, то, что нужно народу, идеология — потом.

Мудрость видна и в том, как использовали большевики любую возможность. Ведь если бы либералы в 1917 году позаботились о том, чтобы придать хоть какую-то законность Временному правительству, победа большевиков была бы невозможна. Если бы большевики опирались на пресловутый пролетариат, о них бы уже через год никто не вспоминал.

Повторю, дураки пугают друг друга истиной, выраженной основателем ордена иезуитов Игнатием Лойолой: «Цель оправдывает средства», — ай-ай-ай, ой-ой-ой, какой ужас!!

Но это абсолютно точное указание, иначе никогда не добьешься цели. Страшно это указание в исполнении дурака, когда дурак средство делает целью. Большевики дураками не были, они понимали, что любые сложные дела делаются этапами, понимали, что ради сегодняшней цели, полезно на время замолчать о конечной цели, понимали, что без сегодняшней цели никогда не будет и конечной.

К примеру, большевик Сталин это понимал и писал о союзе а Англией и США во спасение СССР: «Было бы смешно отрицать разницу в идеологии и в общественном строе государств, входящих в состав англо-советско-американской коалиции. Но исключает ли это обстоятельство возможность и целесообразность совместных действий?.. Безусловно, не исключает. Более того, создавшаяся угроза повелительно диктует членам коалиции необходимость совместных действий для того, чтобы избавить человечество от возврата к дикости и к средневековым зверствам.

…Логика вещей сильнее всякой иной логики.

Современным мудрецам-политологам подвиг понимания логики вещей, не по силам. Они видят только разницу в идеологии и хорошо, если не видят логики вещей только по собственной глупости, а не из-за путинских долларов на глазах. Я несправедлив?

А вы оцените вот эту реакцию на приведенную выше мысль Сталина:

«Думали ли вы тогда, что эти лорды будут вашими союзниками и друзьями, что с толстыми банкирами Нью-Йорка и Лондона вы будете бороться плечом к плечу. Думали ли, что, вы, трудящиеся Советского Союза, вы, первые свалившие своих капиталистов, помещиков и буржуев, будете проливать свою кровь за интересы и барыши международных капиталистических фирм!»

Или: «Черчилль был более спокоен и уверен в завтрашнем дне (а это было еще год тому назад), он так отозвался о большевизме: «Большевизм — не политика, это болезнь. Это не мировоззрение, а эпидемия».

О своем сегодняшнем друге Сталине он говорил еще определеннее: «Сталин и его приспешники — коммунистический преступный мир, по своему развитию ниже чем дикие звери».

Лорд Черчилль, конечно, и сегодня не переменил своего мнения, но… не всели ему равно, кто его защищает, дикие звери, так дикие звери. Главное, чтобы Англия сохранила свою империю, рабовладельческие плантации в колониях и капиталы. Тем более, что она, Англия, за последние полтораста лет уже привыкла обороняться до последней капли крови… русского солдата. Так что Черчилля можно понять, а вот Сталина?»

Вы полагаете, что это критиковал Сталина какой-то марксист, как помянутый выше Черняховский «критикует» митингующих в защиту честных выборов, доказывая, что митингующие в России как бы отщепенцы? Нет, это тексты гитлеровских листовок, сбрасываемых немцами в 1941 году на наши войска. Немцам тоже хотелось доказать, что те, кто защищал свою Родину, были отщепенцы.

Так, что явилось главным оружием революции?

Конечно, главное оружие — это ум и честность ее вождей. Взялся вести народ в светлое будущее — веди. Нечего делать вид, что ты, де, выдающийся теоретик, и твоя задача только умно балаболить.

Но ум — это сегодня такое оружие, которое никому не требуется, поскольку все вожди и революционные мудрецы у нас и так умные, так сказать, по определению. Поэтому бессмысленно предлагать вооружиться этим оружием кому-либо из нынешних вождей.

Однако закончу тем, что подчеркну, ум умных вождей принципиальное оружие, обязательное оружие, без которого никак нельзя обойтись при любых целях и любом развитии событий.

Собираетесь вы овладеть властью путем революции или эволюционным путем, но ваша власть должна будет иметь своим источником народ. А народ предоставить вам власть сможет только путем выборов. А выборы — это подсчет голосов. И если итоги выборов фальсифицируются, то все ваши мечты и телодвижения бессмысленны, — тот, кто выборы фальсифицирует, не даст народу стать источником вашей власти. Хоть вы сегодня мудрствуйте, хоть на голове стойте, но без честных выборов вы, «страдальцы за народ», бессмысленны для народа!

Поэтому вне зависимости от перспектив вашего прихода к власти — завтра или через 100 лет, — если сегодня выборы фальсифицируются, то надо бросать все и драться за их честность, надо прекратить любую деятельность, если она помешает борьбе за честность подсчета итогов голосования.

Выборы — это связь с народом, это ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ оружие революционера.

Второй вождь

Судьба отвела Ленину не много времени для достижения целей своей жизни — победы коммунизма, тем не менее, он заслуживает глубочайшего уважения своей самоотверженностью и революционным фанатизмом.

Ленин был чистым фанатиком коммунизма, которому ничего, кроме победы пролетариата, не было нужно. Ленин был абсолютно безразличен к еде, одежде и к развлечениям, и его вообще-то хорошо характеризует вот такая записка:

«23 мая 1918 г. Управляющему делами Совета Народных Комиссаров Владимиру Дмитриевичу Бонч-Бруевичу.

Ввиду невыполнения Вами настоятельного моего требования указать мне основания для повышения мне жалования с 1 марта 1918 г. с 500 до 800 руб. в месяц и ввиду явной беззаконности этого повышения, произведенного Вами самочинно по соглашению с секретарем Совета Николаем Петровичем Горбуновым в прямое нарушение декрета Совета Народных Комиссаров от 23 ноября 1917 г., объявляю Вам строгий выговор.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)».

Или, к примеру, уже постановлением СНК от 1 декабря 1917 года, едва через месяц после прихода к власти, Ленин определил, что для наркомов (министров) «квартиры допускаются не свыше 1 комната на члена семьи».

Что же касается марксизма, то Ленин (как и потом Сталин) не мог от марксизма отказаться, поскольку никакой иной замены ему не было. Тем не менее, славя марксизм, именно Ленин отказался от марксовой догмы революции во всех странах и согласился, что победить можно и в одной стране.

Основные проблемы строительства социализма достались И. В. Сталину, и, надо сказать, что Сталин был похож на Ленина, но его фанатизм распространялся не на Маркса, а на конкретный советский народ — Сталин фанатически служил ему. Он не был аскетом, но ему просто ничего лишнего не было нужно. Очень долгое время он с семьей жил чрезвычайно скромно, и жене его не всегда хватало денег даже на такую жизнь. У них не было поваров, а когда после смерти жены Сталину готовила обед домработница, то обед состоял из щей на первое, каши с отварным мясом из щей на второе и компота на десерт. Либо ему обед приносили из столовой полка, охранявшего Кремль. Из сохранившейся переписки того времени видно, с какой радостью дети Сталина воспринимали посылки с фруктами, которые отец им высылал, когда отдыхал и лечился на Кавказе.

Анри Барбюс так описывает жилье и быт Сталина в начале 30-х годов.

«Тут в Кремле, напоминающем выставку церквей и дворцов, у подножия одного из этих дворцов стоит маленький трехэтажный домик.

Домик этот (вы не заметили бы его, если бы вам не показали) был раньше служебным помещением при дворце; в нем жил какой-нибудь царский слуга.

Поднимаемся по лестнице. На окнах — белые полотняные занавески. Это три окна квартиры Сталина. В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка. Три комнаты и столовая обставлены просто, как в приличной, но скромной гостинице. Столовая имеет овальную форму; сюда подается обед — из кремлевской кухни или домашний, приготовленный кухаркой. В капиталистической стране ни такой квартирой, ни таким меню не удовлетворился бы средний служащий. Тут же играет маленький мальчик. Старший сын Яша спит в столовой, — ему стелют на диване; младший — в крохотной комнатке, вроде ниши.

Покончив с едой, человек курит трубку в кресле у окна. Одет он всегда одинаково. Военная форма? — это не совсем так. Скорее намек на форму — нечто такое, что еще проще, чем одежда рядового солдата: наглухо застегнутая куртка и шаровары защитного цвета, сапоги. Думаешь, припоминаешь… Нет, вы никогда не видели его одетым по-другому — только летом он ходит в белом полотняном костюме. В месяц он зарабатывает несколько сот рублей — скромный максимум партийного работника (полторы-две тысячи франков на французские деньги)».

По воспоминаниям начальника его охраны на 1927 год дача Сталина не имела ни удобств, ни прислуги, и он с семьей приезжал туда на выходные с приготовленными дома бутербродами. Со временем его быт был усовершенствован, что было вызвано скорее необходимостью приема иностранных гостей, но его безразличие к быту сохранилось: он не имел практически никаких личных вещей, даже лишней пары обуви или какой-то одежды. Единственным его богатством была огромная библиотека (обычная норма чтения Сталиным литературы была около 300 страниц в день).

Кстати о чтении. Вот прочтите его письмо жене, Надежде Аллилуевой, написанное Сталиным во время лечения на Кавказе 14 сентября 1931 г. (выделения в тексте сделаны Сталиным).

«Здравствуй, Татька!

Письмо получил. Хорошо, что научилась писать обстоятельные письма. Из твоего письма видно, что внешний облик Москвы начинает меняться к лучшему. Наконец-то!

«Рабочий техникум» по электротехнике получил. Пришли мне, Татъка, «Рабочий техникум по черной металлургии . Обязательно пришли (посмотри мою библиотеку — там найдешь).

В Сочи — ничего нового. Молотовы уехали. Говорят, что Калинин собирается в Сочи. Погода здесь пока хорошая, даже замечательная. Скучновато только.

Как ты поживаешь? Пусть Сатанка напишет мне что-нибудь. И Васька тоже.

Продолжай «информировать».

Целую. Твой Иосиф.

P.S. Здоровье у меня поправляется. Медленно, но поправляется».

Заметьте, что именно 52-летний глава СССР, забыв сообщить о своем здоровье, просит ему прислать. Это не ракетки для тенниса, не акваланг для подводного плавания, не горные лыжи — это учебники! В том числе и по металлургии. Именно поэтому умел решать технические вопросы — он был образован так, как, пожалуй, никто в мире, и его призывы к соратникам «овладевать техникой» были не пустым звуком.

В нашем дегенеративном мире редко находится историк или журналист, который бы не попенял Сталину на отсутствие образования («недоучившийся семинарист») и не противопоставил ему его политических противников «с хорошим европейским образованием». Эти журналисты и историки, надо думать, очень гордятся тем, что имеют аттестат зрелости и дипломы об окончании вуза. А между тем, что такое это самое «европейское университетское» образование? Это знание (о понимании и речи нет) того, что написано менее чем в 100 книгах под названием «учебники», книгах, по которым учителя ведут уроки, а профессора читают лекции.

Изучил ли Сталин за свою жизнь сотню подобных книг или нет?

Начиная с ранней юности, со школы и семинарии, Сталин, возможно, как никто стремился узнать все и читал очень много. Даже не читал, а изучал то, что написано в книгах. В юности, беря книги в платной библиотеке, они с товарищем их просто переписывали, чтобы иметь для изучения свой экземпляр. Книги сопровождали Сталина везде и всегда. До середины гражданской войны у Сталина в Москве не было в личном пользовании даже комнаты — он был все время в командировках на фронтах — и Сталина отсутствие жилплощади не беспокоило. Но с ним непрерывно следовали книги, количество которых он все время увеличивал.

Сколько он в своей жизни прочел, установить, видимо, не удастся. Он не был коллекционером книг — он их не собирал, а отбирал, т. е. в его библиотеке были только те книги, которые он предполагал как-то использовать в дальнейшем. Но даже те книги, что он отобрал, учесть трудно. В его кремлевской квартире библиотека насчитывала, по оценкам свидетелей, несколько десятков тысяч томов, но в 1941 г. эта библиотека была эвакуирована, и сколько книг из нее вернулось, неизвестно, поскольку библиотека в Кремле не восстанавливалась. (После смерти жены Сталин в этой квартире фактически не жил). В последующем его книги были на дачах, а на Ближней под библиотеку был построен флигель. В эту библиотеку Сталиным было собрано 20 тыс. томов!

Это книги, которые он прочел. Но часть этих книг он изучил с карандашом в руке, причем не только подчеркивая и помечая нужный текст, но и маркируя его системой помет, надписей и комментариев с тем, чтобы при необходимости было легко найти нужное место в тексте книги, легко вспомнить чем оно тебя заинтересовало, какие мысли тебе пришли в голову при первом прочтении. Вот, скажем, 33-я страница книги А. Франса «Последние страницы». На ней четыре мысли подчеркнуты, два абзаца отмечены вертикальными линиями, три стрелки сравнивают мысли друг с другом. Комментарии Сталина: 1) «Следовательно не знают, не видят, его для них нет»; 2) «Куды ж податься, ха-ха»; 3) «Разум — чувство»; 4) «Неужели и это тоже?!» «Это ужасно!». Должен сказать, что если так изучать книги, то понимать, что в них написано, будешь лучше, чем тот, кто их написал.

Сколько же книг, изученных подобным образом, было в библиотеке Сталина? После его смерти из библиотеки на Ближней даче книги с его пометами были переданы в Институт марксизма-ленинизма (НМЛ). Их оказалось 5,5 тысяч! Сравните это число (книг с пометами из библиотеки только Ближней дачи) с той сотней, содержание которых нужно запомнить, чтобы иметь «лучшее европейское образование». Сколько же таких «образований» имел Сталин?

Часть книг с пометами Сталина была взята в Государственной библиотеке им. Ленина. Их оставили в ИМЛ, но вернули ГБЛ эти же книги из фонда библиотеки ИМЛ. Историк Б. С. Илизаров, у которого я беру эти данные, приводил наименование части этих книг, из которой можно понять диапазон образованности Сталина:

«Помимо словарей, о которых говорилось выше, и нескольких курсов географии в этом списке значились книги как древних, так и новых историков: Геродота, Ксенофонта, П. Виноградова, Р. Виппера, И Вельяминова, Иловайского, К А Иванова, Гереро, И. Кареева, а главное — 12 томов «Истории государства Российского» Карамзина и второе издание шеститомной «Истории России с древнейших времен» СМ. Соловьева (СПб., 1896). А также: пятый том «Истории русской армии и флота» (СПб., 1912). «Очерки истории естествознания в отрывках из подлинных работ д-ра Ф. Даннсмана» (СПб., 1897), «Мемуары князя Бисмарка. (Мысли и воспоминания)» (СПб., 1899). С десяток номеров «Вестника иностранной литературы» за 1894 г., «Литературные записки» за 1892 г., «Научное обозрение» за 1894 г., «Труды Публичной библиотеки СССР им. Ленина», вып. 3 (М.,1934) с материалами о Пушкине, И.В. Анненкове, И.С. Тургеневе u А.В. Сухово-Кобылине, два дореволюционных выпуска книги А Богданова «Краткий курс экономической науки», роман В.И. Крыжановской (Рочестер) «Паутина» (СПб., 1908), книга Г. Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество» (Тбилиси, 1939. на груз, яз.) и др.».

Возможно, были и вундеркинды, прочитавшие больше, чем Сталин, но вряд ли кто из них умел использовать знания так, как он.

Такой пример. Академик Российской академии образования доктор медицинских наук Д.В. Колесов, после рецензии другого академика РАО, доктора психологических наук В.А Пономаренко, выпустил пособие для школ и вузов «И.В. Сталин: загадки личности». В книге Д.В. Колесов рассматривает роль личности Сталина в истории. Книга очень спорная, в том числе и с точки зрения психологии. Но есть и бесспорные выводы, и такие, каким приходится верить, исходя из ученых званий автора и рецензента. Вот Колесов рассматривает такой вопрос (выделения Колесова):

«Принципиальный творческий характер имеет и работа Сталина «О политической стратегии и тактике русских коммунистов» (1921) и ее вариант «К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов» (1923).

В них производят большое впечатление суждения Сталина по таким вопросам как пределы действия политической стратегии и тактики, область их применения. Выделение лозунгов пропаганды, лозунгов агитации, лозунгов действия и директив: «Искусство стратега и тактика состоит в том, чтобы умело и своевременно перевести лозунг агитации в лозунг действия, а лозунг действия также своевременно и умело отлить в определенные конкретные директивы » (Соч., т. 5, с. 67).

Здесь и оценка степени готовности ситуации к возможным действиям, и оптимальный выбор непосредственного момента начала действия. Тактика отступления в порядке. Роль меры в процессе пробы сил. Оценка необходимого темпа движения. Пределы возможных соглашений.

Организаторы августовского путча 1991 г., видимо, не читали этих работ Сталина. Илиу них не хватило ума принять во внимание изложенные им условия успешности политической борьбы. К «гэкачепистам» в полной мере могут быть отнесены следующие его слова (как будто специально написанные на семьдесят лет вперед): «Несоблюдение этих двух условий может повести к тому, что удар не только не послужит исходным пунктом нарастающих и усиливающихся общих атак на противника, не только не разовьется в громовой сокрушающий удар… а наоборот, может выродиться в смехотворный путч, угодный и выгодный правительству и вообще противнику в целях поднятия своего престижа, и могущий превратиться в повод и исходный пункт для разгрома партии или, во всяком случае, для ее деморализации». (Соч., т.5, с. 75).

Организаторы путча в 1991 потерпели позорный провал именно потому, что не понимали того, что Сталину было ясно уже в 1920-м. И результат был именно таков, как он и указывал: смехотворность выступления, вся выгода от него политическому противнику, деморализация собственных сторонников. Абсолютно ясно: если бы инициаторы путча предвидели такой его исход, они никогда бы его не начали».

Но нам в данном случае интересны не неграмотные и трусливые идиоты в 1991 году, а то, как два человека, защитившие кандидатские и докторские диссертации, оценивают эти две статьи Сталина:

«Если оценивать содержание этих работ по общепринятым в науке критериям, то выводов здесь больше, чем на очень сильную докторскую диссертацию по специальности «политология» или, точнее, «политическая технология». Причем своей актуальности они не утратили и спустя много лет. Здесь нет «красивых» слов, ярких образов «высокого» литературного стиля — только технология политики».

То есть по существующим ныне критериям Сталин по достигнутым научным результатам был доктором философии еще в 1920 г. А ведь еще более блестящи и до сих пор никем не превзойдены его достижения в экономике. А как быть с творческими достижениями Сталина в военных науках? Ведь в той войне никакой человек даже с десятью «лучшими европейскими образованиями» с ситуацией не справился бы и лучшую бы в мире армию немцев не победил. Нужен был человек с образованием Сталина. И с его умом.

Ну и какой толк народу был от философских способностей Сталина, спросят меня. Давайте рассмотрим только две грандиозные задачи из тех, которые были разрешены Сталиным за 35 лет в должности сначала одного из вождей большевиков, а потом в должности главного вождя.

Выдающиеся экономические находки

Не будем заниматься вопросом, откуда взялись деньги, но к началу 30-х годов в СССР огромным потоком ввозились станки для массового строительства заводов. Сначала строились заводы для строительства станков для производства товаров народного потребления — строились заводы тяжелой промышленности, продукция которых должна была дать возможность построить заводы для выпуска товаров народного потребления.

В этот период товаров на рынке не было и единственным путем выжить было тугое затягивание поясов. И терпение.

Но вот оборудование в СССР было ввезено, нужно было его устанавливать и запускать. Но где взять рабочих? Основная масса граждан СССР — это крестьяне, более того, с очень низкой производительностью труда. К началу 30-х годов товарность сельского хозяйства СССР упала до 37 %, т. е. двое крестьян на селе едва могли прокормить одного горожанина в городе. И вызвано это было, между прочим, и тем, что революция ликвидировала помещичью собственность на землю, а за счет этого резко увеличилось число крестьянских хозяйств: с 16 млн. в 1913 г., до 25 млн. в 1929 г. Как возьмешь рабочих из деревни, если там едва себя кормят?

Путь был виден — нужно было увеличить производительность труда в сельском хозяйстве, и развитие техники уже позволяло это сделать — можно уже было начинать механизацию сельского хозяйства. Но кому технику дать?

Крестьянский двор трактор купить не сможет.

Крестьяне могут организовать кооператив, сброситься деньгами и купить трактор, скажем, на 10 дворов. Дневная производительность их труда резко возрастет, но годовая останется та же. Ведь от земли крестьянин все равно не сможет уйти, следовательно, промышленности от кооперации сельского хозяйства нет никакого толку: притока рабочих рук в город все равно не будет.

Идеологически неприемлемый выход — вернуть землю помещикам — был неприемлем не только по идейным, но и по государственным соображениям. Да, помещик, забрав у крестьян землю и купив трактора, оставил бы у себя только одного крестьянина из 5, а остальных выгнал бы в город. А куда их здесь, в городе деть? Ведь рабочие должны поступать на предприятия в строго необходимом количестве — в таком, которое требуют уже построенные предприятия. А они от помещика повалят валом — ведь помещику плевать на то, построены в городах заводы или еще нет.

А посмотрите, как осмысленно действовали большевики! Они сначала развили промышленность в городах, т. е. создали рабочие места, а уж потом начали повышать производительность труда в сельском хозяйстве, заполняя рабочие места в городе высвободившимися крестьянами.

И посмотрите, как осмысленно развивал индустрию Сталин в непрерывной борьбе с оппозицией. Да, можно было купить, как это делается сегодня, заводы по производству пива и ткацкие станки — то, что и хотела оппозиция. Но таким путем создавать рабочие места можно было только до исчерпания золото-валютных резервов. А Сталин поднимал тяжелую промышленность — промышленность производства средств производства — и этим путем мог создать в СССР неограниченное количество рабочих мест.

Ведь понимаете, принцип экономики очень прост: если исключен грабеж другими странами, то в той стране люди богаче живут, в которой больше работают (как по времени, так и по творчеству, и по процентному отношению к общему числу населения). А как сделать Россию богатой, если 80 % населения заняты в своем основном производстве едва 4 месяца в году? Ведь в 1925 году годовая рабочая загрузка крестьян составляла всего 92 дня! Это при том, что на заводах рабочие работали 270–290 дней в год.

Поэтому единственным экономическим путем для СССР был путь коллективизации сельского хозяйства, причем, с опорой на колхозы. Крестьяне сдавали землю, инвентарь, тягловый и часть продуктивного скота в общее пользование и начинали вместе работать. При этом производительность труда резко возрастала как за счет разделения труда, так и за счет обработки земли машинами, которые предоставляло государство. Однако рост производительности труда в сельском хозяйстве не приводил к вспышке безработицы. Поскольку, как бы мало крестьянин ни работал, но он в колхозе был при деле: чтобы тогда быть членом колхоза, надо было заработать в нем всего лишь не менее 60 трудодней в год, даже в 1947 году эта норма была всего лишь 100 для женщины и 150 трудодней для мужчины.

На совещании колхозников в 1934 году Сталин акцентировал внимание на недопустимость исключения из колхоза по решению председателя или даже правления колхоза. Это допустимо делать только решением общего собрания всех колхозников. «Что значит человека выгнать из колхоза? — спрашивал он. — А это значит — обречь его на голодное существование или толкнуть его на воровство, он должен стать бандитом. Это дело не легкое, исключить из колхоза, это не то, что исключить из партии, это гораздо хуже. Это не то, чтобы исключить из Общества старых большевиков, это гораздо хуже, потому что у тебя отнимают источник существования, ты опозорен, во-первых, и, во-вторых, обречен на голодное существование».

Плюс к трудодням колхозник имел доходы от приусадебного хозяйства и Сталин заботился, чтобы земли под это у колхозника было больше, чем у единоличника, да плюс обязательная корова. Люди переходили из деревни в город не в очереди на биржи труда, а только тогда, когда в городе для них появлялось рабочее место. В течение жизни одного поколения половина населения страны перешла из села в город без малейших экономических эксцессов!

Теоретические философы марксистского прихода любят утверждать, что этот успех был предопределен тем, что Сталин, де, вел страну социалистическим путем. Не хочется их особо разочаровывать, но Сталин вел СССР путем хозяина, путем истинного экономиста.

Государственная служба порою требует, чтобы народу говорилось не всё в виду того, что в нём достаточно врагов и полно глупых умников, которые узнав что-то, что можно толковать по-разному, ради красного словца могут вызвать панику в народе при полном отсутствии причин для неё.

Как следует из сделанного Сталину в 1947 году доклада министра финансов Зверева: «Уровень единых цен на предметы потребления, установившийся после отмены карточной системы, был (с учетом произведенного снижения) выше цен, существовавших до ее введения, примерно, в 8-10 раз. Цены на хлеб увеличились в 11 раз, на мясо в 13 раз, на масло в 8 раз». То есть, с 1929 года по 1934 год, цены на продовольствие выросли на порядок! И это чистое повышение цен, без какого-либо снижения стоимости рубля. В середине 30-х годов за 1000 рублей купюрами давали 96 золотых 10-рублёвых монет («червонцев»), считалось, что купюры и хранить легче и использовать их легче.

Но что означало с финансовой (денежной) точки зрения такое повышение цен на продовольствие? Это означает, что кому бы государство не платило деньги — рабочему, врачу, офицеру или работнику санатория, — они покупали на эти деньги продовольствие у крестьян (колхозников) и в конечном итоге та масса этих денег, которая шла на село — крестьянам, особенно колхозникам, — возросла на порядок — в десять раз!

Чтобы в городе могли покупать дорогие продукты, повышалась зарплата промышленных рабочих, вслед за ней и цены на промышленные товары, но не очень сильно. Скажем, в 1913 г. шерстяной мужской костюм стоил 40 рублей, а в конце 40-х годов — 75 рублей.

Однако поднять цены на продовольствие в 10 раз мало, ведь нужно, чтобы у покупателей появились и деньги, чтобы по этим десятикратным ценам купить продовольствие у крестьян. И Сталин с началом роста цен в 1929 году включил печатный станок и станок напечатал за один год денег на 1,5 млрд, рублей, хотя до этого, с 1922 года их было напечатано всего 2,9 млрд. Горожане имели деньги для покупки продовольствия по высоким ценам, но эти деньги стекались к крестьянам.

Вот такой пример. Во время Великой Отечественной войны советские люди пожертвовали на оружие для Красной армии 2 миллиарда рублей, и основными жертвователями были колхозники. Эта сумма примерно равна среднему военному годовому расходу двух народных комиссариатов (министерств): обороны и Военно-Морского Флота. На сбережения народа было построено свыше 2500 именных боевых самолётов. Для сравнения, 2172 боевых самолёта имели накануне Курской битвы два наших фронта, начавших битву, — Центральный и Воронежский. А, по мнению специалистов, именно с Курской битвы началось господство в воздухе советской авиации.

Но еще более удивительно то, какие суммы жертвовали колхозники. Напомню, что в 1940 году среднемесячная зарплата в среднем по СССР была 339 рублей, но это исключая колхозников и крестьян-единоличников, у которых зарплаты не было, а была их часть в доходе колхоза.

Так вот, Ферапонт Головатый в декабре 1942 и мае 1944 годов внёс по 100 тысяч рублей на постройку двух истребителей. Колхозник из Грузии Оганян Гурген внёс в Фонд обороны 500 тысяч рублей. Бригадир тракторной бригады, Мария Дубовенкова — 50 тысяч рублей. Михаил Китаев — 130 тысяч рублей, Мария Арлашкина, мать большого семейства, — 50 тысяч. Анна Селиванова — 100 тысяч, потом продала корову, остатки меда — и еще 100 тысяч. 16 января 1943 года узбекский колхозник Сергей Цой принес в обком партии два чемодана с миллионом рублей, судя по фамилии, он кореец. Другие национальности Советской Родины: башкиры Хабирзян Богданов и Нурмухамет Мирасов — по 200 тысяч рублей; азербайджанец Сулейманов Амира Кари-оглы — 250 тысяч рублей; казах Букенбаев Оразбай — 300 тысяч рублей; киргиз Юлдаш Татабаев — 150 тысяч рублей; армянин Н. А. Акопян — 106,5 тысячи рублей; грузин Г. А. Башурали — 150 тысяч рублей; таджик Юлдаш Саибназаров — 130 тысяч рублей; узбек Турган Ташматов — 160 тысяч рублей; бурят Буянтуев — 130 тысяч рублей. Это о доходах колхозников.

Хотя Сталин и был марксистом, но марксистом он был творческим, то есть плевал на Маркса, когда это требовалось для блага СССР. А в данном случае появилась возможность улучшить жизнь народа, в составе которого было (1938 г.) 56 млн. горожан и 115 млн. крестьян. С кого начать? Сталин поступил не как марксист, а как государственный деятель — он начал с крестьян, и они это оценили. Какой бы вой не несся со страниц различных мемуаров и воспоминаний о тяжкой жизни крестьян в ту пору, о «голодоморе», о коллективизации и т. д., но во время последовавшей войны с немцами крестьяне были, пожалуй, единственным сословием СССР, которое Советскую власть не предало. При наступлении немцев крестьянство безропотно сдавало лошадей отступающей Армии, отгоняло на восток сельхозтехнику, скот, уходило само. Нигде не было никаких бунтов или восстаний против Советской власти, как ни старались немцы их вызвать. И именно крестьяне составили и основную массу партизан. И к месту напомню, что прародители Советской власти, ивановские ткачи, подняли бунт, когда в 1941 году в преддверии наступающих немцев Советская власть начала вывозить оборудование ткацких фабрик на восток. И тамошний пролетариат нагло заявлял, что ему все равно на кого работать — на немцев или на Советскую власть.

И надо понимать, как Сталин развивал промышленность в СССР.

Промышленность не может работать без покупателя. Созданный ею товар должен быть куплен, иначе промышленность не в состоянии произвести следующий. Чем больше покупают товаров, тем быстрее развивается, растет промышленность. Если покупатели берут только половину продукции, произведенной станком, нет смысла, а главное, денег покупать второй. Но если покупатели с этого станка забирают всю произведенную продукцию, и еще хотят и могут купить, то тогда есть смысл покупать второй станок, и есть деньги на него, — тогда промышленность растет и развивается.

Еще раз. Обратите особое внимание! Чтобы промышленность развивалась и давала все больше и больше товаров, ей нужен покупатель!

Если кто-либо хочет развить свою промышленность, ему нужны не инвестиции, не займы, не надо ходить по миру с протянутой рукой, а нужно позаботиться о покупателях для своих товаров. Сталин это понимал и рассматривал несколько путей поиска покупателей для промышленности СССР — путей развития промышленности СССР.

Например, прусский путь, предусматривающий аннексию какой-либо страны, создание препятствий для развития ее промышленности, и за счет ее рынка — ее покупателей развитие собственной промышленности.

Или английский путь. Это путь захвата колоний и использования их рынка для развития промышленности метрополии.

Разумеется, эти пути не подходили Советскому Союзу, и Сталин выбрал американский путь развития промышленности: путь развития собственного рынка, то есть путь создания покупателей прежде всего внутри собственной страны.

Вспомним, как Генри Форд, основатель автомобильной индустрии США, создавал себе покупателей. Он взял и стал платить рабочим своих заводов невиданную по тем временам зарплату — 5 долларов в день — и этим спровоцировал профсоюзы и в других отраслях американской промышленности на требования по повышению зарплаты. Когда его разъяренные коллеги-капиталисты выплеснули на него свое негодование, он вполне резонно возразил им: «А кто будет покупать мои автомобили?»

Обратите внимание — чтобы увеличить производство чего-либо, нужно сначала дать деньги покупателю. Создав средний класс, класс людей, для которых покупка автомобиля стала обычным делом, США развили свою автомобильную промышленность.

А у Сталина, начиная с 30-х годов, начали вводиться в строй тысячи заводов и фабрик. Они были готовы давать продукцию, но кому? Где покупатели? Вот Сталин и произвел эмиссию, вбросил деньги на рынок СССР и создал покупателей. Кстати, этой эмиссией в первую очередь были покрыты долги госпредприятий. Ведь первыми в работу вступали заводы тяжелой промышленности, производящие средства производства — станки, оборудование и т. д. А какое оборудование может купить предприятие, если оно в долгах? Вот долги всем предприятиям и ликвидировали — покупайте!

Если в первой пятилетке (1928–1932 гг.) среднегодовой импорт составлял 4,1 млрд, золотых рублей, и в этом числе 60,3 % шли на закупку машин и сырья для них, то во второй пятилетке (1933–1937 гг.) импорт упал до 1,2 млрд., а доля машин и сырья в нем до 27,3 %. Если в 1928 г. в составе всего промышленного оборудования 43 % было импортным, то в 1938 г. импортное оборудование составляло уже всего 0,94 %.

По отношению к хлебу или мясу рубль резко обесценился, в 1913 г. килограмм белого хлеба стоил в Москве 13 коп., а в 1940 г.- 90 коп., но вся штука в том, что по отношению к золоту, как сказано выше, рубль как был, так и остался — 9,60 за золотую монету в 10 рублей. Объяснялось это тем, что начиная с 1933 г. СССР всегда имел актив во внешней торговле — продавал немного больше, чем покупал, и поэтому курс рубля на валютных биржах мира был прочен.

Итак, Сталин сформировал в СССР рынок для промышленности СССР и результат не заставил себя ждать. Если сделать сравнение в сопоставимых ценах (1928 г.), то уровень промышленного производства 1913 г. — 11,0 млрд, рублей — СССР достиг уже в 1927 г., а в следующем 1928 перекрыл его — 16,8 млрд, рублей. Но дальше произошел никем не виданный и до сих пор никем не перекрытый рывок: в 1938 г. промышленное производство составило 100,4 млрд, рублей! По объему производимой товарной продукции СССР вышел с пятого места в мире и четвертого в Европе на второе место в мире и первое в Европе. Он стал производить 13,7 % мировой промышленной продукции. США производили 41,9 %; Германия — 11,6 %; Англия — 9,3 %; Франция — 5,7 %.

Возникает вопрос — а мог ли царь повторить этот подвиг, могла ли царская Россия пройти путем СССР? Нет, и дело здесь не в социализме, как в таковом, а в том, что при большевиках во главе страны стали люди безусловно преданные народу, и именно это сделало их выдающимися хозяевами, т. е. выдающимися экономистами. Давайте еще раз посмотрим на этапы, которыми Сталин развил экономику.

1. Жесточайшим «затягиванием поясов» народа собрал в 1924–1928 гг. деньги на закупку оборудования для промышленности.

2. Резко поднял цены на продовольствие и остальные товары по отношению к золоту в 1929–1933 гг.

3. Произвел в эти же годы эмиссию денег, чтобы рынок СССР стал ненасытным.

И промышленность СССР бросилась его насыщать со скоростью, недоступной промышленности других стран.

В этой схеме любой стране доступны этапы 1 и 3. Но царскому правительству был недоступен 2-ой этап. Поскольку Россия была в составе мирового рынка и не вводила монополию на внешнюю торговлю (чего ни капиталисты, ни аристократия не дали бы царю сделать), то цены на основную ее продукцию — продукцию сельского хозяйства — были на уровне мировых, и их невозможно было поднять. А из-за длительной и суровой зимы и из-за огромных расстояний России эти цены покрывали затраты только при нищенских заработках работников и не давали доходов — денег основной массе населения — крестьянам. Из-за этого невозможно было поднять заработки и рабочим, поскольку из-за тех же высоких затрат на производство, доля зарплаты в цене продукции должна была быть очень низкой, иначе нищий крестьянин эту продукцию своей промышленности купить просто не смог бы.

Это тупик. Если рынок России является частью мирового, то на самом рынке России исчезают покупатели — люди с деньгами, — им неоткуда взяться.

Для ограждения рынка есть два экономических способа.

Можно огородить рынок пошлинами. То есть, если у тебя на рынке яблоко стоит 10 рублей, а на мировом рынке яблоко стоит 2 рубля, то введи пошлину в 9 рублей и пусть на твоем рынке любители импортных яблочек покупают их по 11 рублей. Называется это защитой своего производителя. Но это только защита — оборона, а обороной не выигрываются войны, в том числе, и торговые.

Если ты введешь пошлины, то их введут и другие страны против твоих товаров, поскольку, прости, но что посеешь, то и пожнешь. Далее, у тебя на рынке всегда найдутся любители попробовать импортное яблочко, и, купив его за 11 рублей, они яблок отечественного производителя купят на 11 рублей меньше. Из суммы пошлины ты можешь компенсировать своему производителю убыток от уменьшения производства, но что толку — товара-то он произвел меньше и, следовательно, вся страна на это уменьшение стала беднее.

А вот то, как руководил экономикой Сталин, — это наступление, это экспансия на мировой рынок. При монополии внешней торговли, государство у своего производителя покупает товар за 10 рублей, продает его на мировом рынке за 2, покупает там же 2 банана по 1 рублю и продает их на своем рынке по 6 рублей за штуку — в сумме за 12, торгуя с прибылью.

Что получается. Если твой производитель насытил свой рынок, то ему нет необходимости снижать производство или даже темпы роста, поскольку ты, государство, вывозишь лишний товар на мировой рынок и начинаешь захват мирового рынка. На мировом рынке можно продать любой товар, но для такой страны как Россия — страны с очень затратными условиями производства — важно, чтобы это была торговля в два конца: экспорт и импорт одновременно. И без конкуренции своих производителей и покупателей друг с другом, т. е. удобнее всего, когда коммерсантом на внешнем рынке выступает само государство.

Сталин именно так развивал промышленность, именно так создал и обустроил для нее рынок СССР. Ни у кого не было сомнений, что прошло бы еще лет 10 и товары «Сделано в СССР» стали бы главенствовать во всем мире.

Преданный народу руководитель

Сталин был реальным, настоящим руководителем — тем, кто руководил лично, а не подписывал документы, изготовленные бюрократическим аппаратом, и не читал речи, написанные этим аппаратом (сейчас таких руководителей нет). И, как руководителю, Сталину нет равных в мировой истории. Судите сами.

Во Второй мировой войне СССР, под руководством Сталина, сражался практически со всей Европой и уничтожил 75 % вооруженных сил Германии и ее союзников (15 % уничтожила американская армия и 10 % британская). Великая Отечественная война унесла треть тех богатств, что накопили все наши предки, начиная от Рюрика, и, тем не менее, СССР отменил карточки на продукты в 1947 году — через два года после войны, а Франция — в 1949, Англия — в начале 50-х. Причем, даже по карточкам в этих странах продукты стоили так дорого, что их невозможно было купить.

А в СССР через 5 лет после отмены карточек, хлеб, мясо, сливочное масло уже стоили в 2,5 раза дешевле, чем до отмены карточек, сахар в два раза дешевле. И за эти же пять лет в США цены на хлеб выросли на треть, в Англии — в два раза, во Франции — более чем вдвое, а цены на мясо в США увеличились на четверть, в Англии — на треть, во Франции — вдвое. От толчка, данного Сталиным, престиж СССР неимоверно возрос, ещё и в 60-е годы в ООН проходили любые резолюции Советского Союза, поскольку подавляющая часть стран голосовала за них только потому, что их выдвигал мировой лидер — СССР.

У Запада оставался пропагандистский довод, что свободное предпринимательство обеспечивает Западу больший прогресс в области науки и техники, нежели плановое хозяйство СССР. Но в чем? У вас, в США, у каждого гражданина есть хотя бы подержанный, но автомобиль? Замечательно! А в СССР каждый гражданин прекрасно доедет куда угодно на общественном транспорте. Вы считаете, что современная война это война самолетов? Вот советские самолеты. Вы запугиваете весь мир атомной бомбой? Вот советская атомная бомба. Вы мечтаете создать водородную бомбу? А в СССР ее уже создали. В 1952 году, не только в столичных городах СССР, но и в областных центрах, уже вещало телевидение, а в европейских странах, скажем, в Италии, о нем еще и не мечтали.

После Второй мировой войны американцы арестовали и вывезли из оккупированной ими части Германии немецких конструкторов ракет под руководством конструктора фон Брауна, надеясь с помощью немецкого ума достичь побед в космосе. А СССР и без немецких конструкторов запустил в космос первый спутник, первым послал человека в космос, первым достиг Луны, первым сфотографировал ее обратную сторону.

Если это не подвиг революционных руководителей государства, то что тогда подвиг?

 

С. Г. Кара-Мурза

Мышление, методология и знание большевиков

Октябрьская революция в России была событием мирового масштаба. Многие мыслители считали, что она была главным событием XX в. СССР повлиял на все цивилизации: побудил Запад повернуть к социальному государству, помог демонтировать колониальную систему, на время нейтрализовал соблазн фашизма, дал многое для самосознания и укрепления цивилизаций Азии в их современной форме.

СССР был для всего фашиствующего мирового интернационала как кость в горле. Уже на первой своей стадии реализации советский строй показал, в ходе трудных проб и ошибок, что жизнь общества без разделения на избранных и отверженных возможна. Возможно и существование человечества, устроенного как семья, «симфония» народов — а не как мировой апартеид.

Поражение СССР — тяжёлый удар по этим надеждам. Не получив от старшего поколения теорию советского строя, общество и государство не разглядели угроз и стали делать ошибки. К тому же внедряемые веками идеи господства и присвоения оказались сильны (но не всесильны!). Теперь нам важно разобраться в своих провалах и ошибках. Мы должны понять, что абсолютно необходимо для нашей жизни, что важно и желательно, а без чего можно обойтись. Понять источники и нашей силы, и поразительной уязвимости. В выборе и построении возможного для нас жизнеустройства будет совершенно необходим опыт советского строя, включая опыт его катастрофы.

Речь не идёт о возврате в «тот» советский строй. Это невозможно и никому не нужно — вернуться, чтобы снова вырастить М. Горбачёва с Б. Ельциным? Знание необходимо, потому, что мы и вперёд будем двигаться вслепую, если не поймём старого строя, к тому же вовсе не убитого, а лишь искалеченного и ушедшего в катакомбы. Понять советский строй — это выиграть целую кампанию войны с теми, кто стремился и стремится нас ослепить.

В конце XX в. крах СССР стал катастрофой мирового масштаба — Запад под командой США начал большую программу преобразования мироустройства. Доктрина этой программы основана на утопии строительства нового мирового порядка под гегемонией западной цивилизации. Это чревато бедствиями для большой части человечества.

Но главное, что оба эти события больше всего важны для нас. Революция для большинства отошла в туман предания, а крах СССР — жгучая реальность. Уже почти всем ясно, что хаос разрушения СССР не сложился в России в новый порядок, гарантирующий жизнь страны и народа. Население и власти действуют по ситуации, смягчая риски и удары, а будущего не видно.

Одна из причин нашего состояния — мы плохо знаем ту революцию, из которой вырос СССР, у нас провал в знании. И мы не чувствовали, что её раскаты и потрясения — долгий процесс. Можно сказать, что антисоветская «революция» 1980-х годов и вызванные ею бедствия — эпизод этого процесса. Его нельзя понять, если не изучить, грубо и беспристрастно, два очень разных периода: 1905–1955 и 1956-поныне. Переход к новому этапу общественного развития и новой («постсталинской») эпохе происходил при остром дефиците знания о советской системе. В советское время по ряду причин описание и объяснение советского строя были упрощённые и во многом неверные, а начиная с перестройки — недобросовестные и специально разрушительные.

Для крушения советского строя необходимым условием было состояние сознания, которое Ю. В. Андропов определил так: «Мы не знаем общества, в котором живём». Не знали — не могли и защитить. В 1970-80-е годы незнание превратилось в непонимание, а затем и во враждебность, дошедшую у части элиты до паранойи. Незнание привело и само общество к неспособности разглядеть опасность начатых во время перестройки действий по изменению общественного строя.

Когда раскрылось лицо перестройки, много малых групп стали срочно изучать русскую революцию, уже с новым опытом. За последние 25 лет мы многое поняли. Остаётся ряд загадок, но к ним есть подходы. К несчастью, антисоветизм и антикоммунизм отвращают от нового знания. Не следует идти у них на поводу — отворачиваться от этого знания глупо.

Здесь кратко и схематически коснемся частного, но очень важного вопроса — методологической системы большевиков. Весь XX в. Россия жила в силовом поле большой мировоззренческой конструкции, которую можно назвать «русский коммунизм».

Конечно, исходные элементы этой мировоззренческой системы, сложившись в русской культуре, развивались всеми народами России (а затем СССР) применительно к их этническим культурам. Так возник советский строй и советский коммунизм. Но мы не будем обсуждать национальные оттенки этого явления и назовём его именем, указывающим на истоки. Можно назвать его большевизмом, но с натяжкой, т. к. в большевизме была сильна и «космополитическая» компонента, перешедшая в оппозицию к русскому коммунизму, породив тяжёлый конфликт с большими жертвами в 1930-е гг.

Русский коммунизм — сплетение очень разных течений, взаимно необходимых, но в какие-то моменты и враждебных друг другу. Советское обществоведение дало нам облегчённую модель этого явления, почти пустышку. В самой грубой форме русский коммунизм можно представить как синтез двух больших блоков, которые начали соединяться в ходе революции 1905–1907 гг. и стали единым целым перед Великой Отечественной войной (а если заострять, то после 1938 г.). Первый блок — это то, что Макс Вебер назвал, вслед за Марксом, но более определенно, «крестьянский общинный коммунизм» (иногда он называл его архаическим крестьянским коммунизмом). Второй блок — русская социалистическая мысль, которая к началу XX в. приняла в качестве своей идеологии марксизм, хотя в русском марксизме было скрыто осознание всех русских проектов модернизации.

Оба эти блока были частями русской культуры, оба имели сильные религиозные компоненты. Результатом их синтеза стали фундаментальные открытия и оригинальные политические решения. Многие из них исходили из идей Ленина, и многие он представил и обществу России, и, реально, мировому сознанию.

Небольшое отступление. М. Вебер, изучая роль протестантской Реформации для становления капитализма модерна, внимательно следил за началом русской революции. Он ввел в социологию важное понятие инновации как возникновения зародышей новых общественных форм и институтов — это общество в состоянии становления. Инновация — это большая или маленькая революция. Объективное условие для нее — состояние неустойчивого равновесия: «все старое начинает раскачиваться, а все новое, еще неопределенное, заявляет о себе и становится возможным». Но не менее важно условие субъективное — состояние духовной сферы группы первопроходцев.

Вебер выдвинул сильный тезис: изобретение инновации, порождающей новую структуру, требует взаимодействия (синергизма) рационального усилия и внерационального импульса. Другими словами, он считал, что нельзя описать общество только социальными и экономическими измерениями — социальное и психическое неразрывно связаны. Крупные инновации, сделанные в крайнем духовном напряжении, Вебер назвал харизматическими. Он считал, что такие инновации имеют не историческую природу — они «не осуществляются обычными общественными и историческими путями и отличаются от вспышек и изменений, которые имеют место в устоявшемся обществе». Инновация — когнитивный бунт, проект изменения картины мира. Под его знамена становятся люди, ищущие правду и справедливость. Как выразился Вебер, харизматическая группа организована «на коммунистических началах».

Более того, Вебер считает, что харизматические вспышки и изменения в обществе мотивируются не экономическими интересами, а ценностями: «Харизма — это “власть антиэкономического типа ”, отказывающаяся от всякого компромисса с повседневной необходимостью и её выгодами».

Это обобщённый вывод из истории больших инноваций в сознании и практике людей. Поэтому свои заметки о русской революции Вебер завершает взволнованным обращением к немцам: «Давление возрастающего богатства, связанного с привычкой мыслить “реально-политически”, препятствует немцам в том, чтобы симпатически воспринять бурно возбуждённую и нервозную сущность русского радикализма. Однако, со своей стороны, мы не должны все-таки забывать, что самое непреходящее мы дали миру в эпоху, когда сами-то были малокровным, отчуждённым от мира народом, и что “сытые” народы не зацветают никаким будущим».

Общинный коммунизм в России питался «народным православием», не вполне согласным с официальной церковью и породившим многие ереси. Он имел идеалом град Китеж (ересь «Царства Божьего на земле»). Социалисты в России исповедовали идущий от Просвещения идеал прогресса и гуманизма. Революция 1905 г. — дело общинного коммунизма, почти без влияния блока социалистов. Зеркало её — Лев Толстой, выразитель крестьянского мироощущения. После революции 1905 г. произошёл уже необратимый раскол у марксистов (социал-демократов), и их «более русская» часть пошла на смычку с общинным коммунизмом. Отсюда и выросла концепция «союза рабочего класса и крестьянства», ересь для марксизма. Возник большевизм, первый эшелон русского коммунизма.

Соединение в русском коммунизме двух блоков, двух мировоззренческих матриц, было в российском обществе уникальным. Ни одно другое большое политическое направление такой структуры не имело. Этого не было ни у народников (и их наследников эсеров), ни у либералов (кадетов), ни у меньшевиков, консерваторов-модернистов (Столыпин) и консерваторов-реакционеров (черносотенцев), ни у анархистов (Махно). В то же время большевизм многое взял у всех этих движений, так что после Гражданской войны видные кадры каждого из них включились в советское строительство.

Структура инновации советской революции содержала синтез модерна (индустриализма) с общинной традицией аграрной цивилизации. Другой синтез почти на целый век закрыл раскол в интеллигенции, которая разошлась в выборе цивилизационных путей России. Ю. В. Ключников, редактор журнала «Смена вех», объяснял в эмиграции (1921), что большевики — «и не славянофилы, и не западники, а чрезвычайно глубокий и жизнью подсказанный синтез традиций нашего славянофильства и нашего западничества».

Зачем нужны эти раскопки? Ведь русский коммунизм, особенно на том его этапе, который называют большевизмом, — уже предмет истории. Можно ли в нынешнем обществе использовать опыт большевиков и те социальные формы, которые они создавали для решения актуальных в те годы проблем? Сейчас это видно так.

Большевизм сформировался и стал организующей силой в общественном процессе в момент разрыва непрерывности в развитии цивилизации Нового времени, в ходе глобального конфликта традиционных обществ с модерном мировой капиталистической системы. Этот модерн наступал на все незападные общества уже в форме империализма и в ходе этого столкновения сорвался в катастрофу самих оснований своей цивилизации — в формах I Мировой войны, фашизма и 2-й Мировой войны. Большевизм, зарождавшийся, как проект освобождения эксплуатируемых и угнетённых масс России, сразу оказался втянут в эту глобальную катастрофу. Оказалось, социальные противоречия России нельзя было разрешить или смягчить, если не вырваться из исторической ловушки периферийного капитализма, в которую капитализм втянул Россию.

Реализация проекта русского коммунизма требовала осознания природы той катастрофы, в которую втягивал мир общий кризис капитализма. Картина мира Просвещения и главные его социальные учения (либерализм и марксизм) устарели. Они были механистичны, представляли общество как равновесную машину движения масс. Начало XX в. — кризис этой классической картины мира, который сразу выплеснулся в обществоведение. Новые познавательные возможности неклассической картины мира для общества освоил именно русский коммунизм.

Подходы большевиков к общественным проблемам сильно отличались от подходов их союзников и врагов. Это во многом и предопределило эффективность решений и действий большевиков. Сегодня оглянемся вокруг: видим ли мы после уничтожения русского коммунизма хотя бы зародыш такого типа мышления, духовного устремления и стиля организации, который смог бы, созревая, выполнить задачи тех же масштабов и сложности, что выполнил советский народ, ведомый русским коммунизмом? А ведь такие задачи на нас уже накатывают.

Два родственных явления в русской истории — революционное движение и наука, оказали друг на друга сильное методологическое воздействие. Оба они представляли в России способ служения, и многие революционеры в ссылке или даже в одиночной камере естественным образом переходили к занятиям наукой. Но в начале XX века из общего потока стали выделяться большевики — у них стала складываться новая картина мира.

Марксизм (как и либерализм), в общем исходил из принципов «науки бытия» — классической науки XIX века. Исторический процесс в нём представлялся как череда состояний равновесия. Например, политэкономия, начиная с Адама Смита, прямо брала за основу аналогию с равновесной механистической моделью мира Ньютона. Но бывают периоды, когда наука особое внимание обращает на явления слома равновесий, кризисы, катастрофы, превращение порядка в хаос и зарождение нового порядка. Это — «наука становления».

Ленин, углубившись во время революции 1905 г. в проблемы кризиса классической научной картины мира, ввел в партийную мысль принципы «науки становления». В неклассической картине мира исторический процесс представлялся, как срывы и катастрофы, необратимые изменения неравновесных состояний. Мыслители большевиков исходили, говоря современным языком, из представления общественного процесса как перехода «порядок — хаос — порядок» и как большой системы.

В целом, в программе большевиков к 1917 г. присутствовало видение России как большой динамической системы в переходном состоянии и уделялось большое внимание структурному анализу общественных процессов. В отличие от методологии исторического материализма, в этом подходе общественные процессы представлялись как изменяющиеся состояния подвижного равновесия, которое прерывается кризисами. Это заставляло концентрировать внимание на динамике системы и особенно на моментах неустойчивого равновесия и критических явлениях.

Поэтому в период революционных преобразований и присущей им высокой неопределённости ключевые решения руководства партии большевиков были «прозорливыми» — огромное значение придавалось своевременности действия. Это придало новому, советскому государству во главе с партией большевиков необычно высокую динамичность и адаптивность.

Неявное традиционное знание о нестабильности и катастрофах, присущее крестьянскому мировоззрению и отложившееся в русской культуре, в течение двух поколений советских людей весьма нейтрализовало давление механистического детерминизма истмата. Это влияние подкреплялось и важной особенностью русской науки. Находясь на периферии западного научного сообщества, русские ученые не испытывали той идеологической цензуры механицизма, которая довлела в Европе. Догма равновесности механических систем в западной науке подавляла интерес к нестабильности и неравновесным состояниям.

Важен тот факт, что утопия общинного коммунизма, соединившись в большевизме с рациональной наукой, была воплощена в высокоорганизованную деятельность, сплотившую множество людей, в которых рационализм и социальное творчество соединились со страстью подвижников. Сразу после Октября в эту систему вошло и научно-техническое творчество (в этом ряду соединились такие разные культурные типы, как космист-мистик К. Э. Циолковский и космист-учёный академик С. П. Королёв).

В целом, русский коммунизм изначально стал складываться «интеллектоцентричным» и рациональным. Выработке политических решений были присущи воспринятая от марксизма дисциплина мышления и диалогичность (четкое изложение альтернатив, представленных оппонентами). В методологии большевиков-интеллигентов была историческая компонента, хорошая мера (явное «взвешивание» включаемых в анализ факторов), привлечение традиционного знания и контроль здравого смысла.

Наука была положена в основу партийной идеологии. Нормы рационального рассуждения задали уже тексты Ленина, из которых тщательно изгонялись мифы и фантазии. Наше национальное несчастье в том, что ненавидеть стали даже не столько Ленина-политика, сколько ленинский тип мышления и мировоззрения. Этот тип мышления нам нужен позарез, но если вокруг разлита ненависть, он не появится.

Конечно, именно Ленин сделал главную работу по созданию и продвижению методологической системы русского коммунизма. Но так же очевидно, что без того культурного контекста, в котором выросли будущие большевики, и без того конфликтного жизненного опыта, который стал механизмом отбора людей, собравшихся в этой общности, методологические разработки Ленина не были бы восприняты, доработаны и внедрены в повседневную практику мысли, слова и дела массового политического движения. Говоря о Ленине, будем это иметь в виду.

Прежде всего, Ленин — мыслитель, конструктор будущего и виртуозный политик. В каждом плане у него есть чему учиться, он был творец-технолог, мастер.

Он создавал прочные мыслительные конструкции и потому был свободен от доктринёрства. Он брал главные, массивные процессы и явления, взвешивал их верными гирями. Анализируя в уме свои модели, он так быстро «проигрывал» множество вероятных ситуаций, что мог точно нащупать грань возможного и допустимого. Он не влюблялся в свои идеи и доводил сканирование реальности до отыскания всех скрытых ресурсов. Поэтому главные решения Ленина были нетривиальными и поначалу вызывали сопротивление партийной верхушки, но находили поддержку снизу.

Ленин умел работать с неопределенностью, препарировал ее, взвешивал риски. Предвидения Ленина сбывались с высокой точностью (в отличие от пророчеств Маркса о пролетарской революции на Западе). Читая рабочие материалы Ленина, приходишь к выводу, что дело тут не в даре прорицания, а в методе работы и в типе мыслительных моделей. Он остро чувствовал пороговые явления и кооперативные эффекты. Исходя из трезвой оценки динамики настоящего, он «проектировал» будущее и в моменты острой нестабильности подталкивал события в нужный коридор. В овладении этим интеллектуальным арсеналом он обогнал время почти на целый век.

Так, в анализе динамики процессов после Февраля 1917 г. он учитывал тот факт, что силы, пришедшие к власти в результате революции, если их не свергают достаточно быстро, успевают произвести перераспределение собственности, кадровые перестановки и обновление власти. В результате новая власть получает кредит доверия и уже через короткий промежуток времени контратака сходу оказывается невозможной, а значит, изменить тип развития будет стоить многих жертв. Исходя из этого, Ленин точно определил тот короткий временной промежуток, когда можно было отодвинуть буржуазное правительство почти без крови. Это надо было сделать на волне самой Февральской революции, пока не сложился новый государственный порядок, пока всё было на распутье и люди находились в ситуации выбора, но когда уже угасли надежды на то, что Февраль ответит на чаяния подавляющего большинства — крестьян. В этом смысле Октябрьская революция была тесно связана с Февральской и стала великим достижением революционной мысли.

И эти расчёты делались в тот период, когда кадеты, социалистические конкуренты большевиков (меньшевики и эсеры) и иностранные специалисты были уверены, что красные не продержатся дольше нескольких недель. М. М. Пришвин, исключительно проницательный наблюдатель, записал в дневнике 15 июня 1917 года о «марксистах, социалистах и пролетариях»: «Мне вас жаль, потому что в самое короткое время вы будете опрокинуты, и след вашего исчезновения не будет светиться огнём трагедии… И я говорю вам последнее слово, и вы это теперь сами должны чувствовать: дни ваши сочтены».

А недавно попала цитата из описания Октябрьской революции западного автора-социалиста Е. Фишера: «Хотя большевики имели за собой широкие массы рабочих и крестьян, социалистическая революция в России не была логической необходимостью, ее надо поставить в заслугу гению Ленина, природе его партии, громадной концентрации смелости, ума и воли. Это преобладающее значение субъективных факторов, в данном случае воли, когда она соединилась с высоким уровнем сознания, было решающим, привело к победе, к её беспримерно широким последствиям. Закрепление этой победы казалось почти невозможным чудом, и когда далеко не самые глупые люди на Западе предсказывали падение власти, они опирались на убедительные аргументы».

Но дело не в глупости западных политологов и не в высоком уровне сознания рабочих и крестьян России, а в их ином сознании. Интеллектуалы Февраля и западные социал-демократы следовали модели западных буржуазных революций, разработанной Марксом. Россия — не Запад, его имитация — тупик, и мыслили они в рамках модерна XIX века, в парадигме науки бытия. К сожалению, слишком многие думали, что Октябрьская революция «неправильная», а это и подпитывало Гражданскую войну. Качество предвидения у российской интеллигенции в тот момент было невысоким (как, впрочем, и в конце XX века).

Более того, и в России, и на Западе большинство левой интеллигенции считали, что «социалистическая революция в России не была логической необходимостью». Согласно расчетам Маркса, в России пока что достаточно свергнуть монархию, расчленить империю и создать благоприятные условия для развития капитализма.

Вот выдержки из письма лидера меньшевиков Аксельрода («политического завещания») Мартову (1920 г.):

«С первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полу примитивно го капитализма прямо в царство социализма… Совершая октябрьский переворот, они (большевики) поэтому совершили принципиальную измену и предприняли преступную геростратовскую авантюру… Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции».

Вот какой накал ненависти к советскому проекту: война не на жизнь, а на смерть, призыв к организации интернациональной социалистической интервенции. И это основатели РСДРП, марксисты и социалисты!

Напротив, А. Грамши писал (5 января 1918 г.):

«Факты вызвали взрыв, который разнёс на куски те схемы, согласно которым история России должна была следовать канонам исторического материализма. Большевики отвергли Маркса. Они доказали делом, своими завоеваниями, что каноны исторического материализма не такие железные, как могло казаться и казалось…

В данный момент максималисты были стихийным выражением, биологически необходимого действия, чтобы Россия не претерпела самый ужасный распад, чтобы русский народ, углубившись в гигантскую и независимую работу по восстановлению самого себя, с меньшими страданиями перенёс жестокие укусы голодного волка, чтобы Россия не превратилась в кровавую схватку зверей, пожирающих друг друга».

В том, что Россия просто, без выборов, отдала власть большевикам, Грамши видел биологическую закономерность — подсознательное чувство, что это единственный путь уцелеть в катастрофе. Эту мысль позже по-разному выражали и наши противники Ленина. Бердяев писал:

«России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться». Даже черносотенец Никольский признал, что большевики строили новую государственность, выступая «как орудие исторической неизбежности», причём «с таким нечеловеческим напряжением, которого не выдержать было бы никому из прежних деятелей».

Важнейшее качество Ленина — умение хладнокровно увидеть расстановку и движение всех главных сил, взглянуть в глаза реальности и объяснить её людям, не пытаясь никого обмануть. Ленин выработал особый тип текстов — ясных и с точной мерой. Сравните с текстами кадетов — Струве, Бердяева. Видно, что этих блестящих писателей переполняют чувства. А посмотрите на тексты современных политиков, начиная с Горбачева, в них кишат все «идолы Бэкона» — рынка, площади и театра.

Сложность предреволюционного положения была в том, что России была необходима индустриализация и модернизация, приходилось одновременно догонять капитализм и убегать от капитализма. Поэтому сама идея революции союза рабочих и крестьян ради предотвращения капитализма показалась и либералам, и социалистам абсолютно еретической. А когда Ленин в «Апрельских тезисах» принял и структуру государственности, вытекающей из идеи этого союза (государство Советов), в левой элите это вызвало бурю. «Бред сумасшедшего!» — воскликнул Плеханов. Урок Ленина в том, что он проник в суть России как цивилизации, в смысл крестьянской мечты и мечты народов — и преодолел давление господствующих понятий и теорий.

Это было сложно и потому, что в начале XX века марксизм в России стал больше, чем теорией или даже учением: он стал формой общественного сознания в культурном слое. Поэтому Ленин как политик мог действовать только в рамках «языка марксизма». И Ленин совершил почти невозможное: в своей мысли и в своей политической стратегии он следовал требованиям реальной жизни, презирая свои вчерашние догмы — но делал это, не перегибая палку в расшатывании мышления своих соратников. Приходя шаг за шагом к пониманию сути крестьянской России, создавая «русский коммунизм» и принимая противоречащие марксизму стратегические решения, Ленин сумел выполнить свою политическую задачу, не входя в конфликт с общественным сознанием. Ему постоянно приходилось принижать оригинальность своих тезисов, прикрываться Марксом, пролетариатом и т. п. Он всегда поначалу встречал сопротивление почти всей верхушки партии, но умел убедить товарищей, обращаясь к здравому смыслу. Но и партия сформировалась из тех, кто умел сочетать «верность марксизму» со здравым смыслом, а остальные откалывались — Плеханов, меньшевики, Бунд, троцкисты.

В тот момент было очень трудно отказаться от картины истории человечества, которая была внедрена в сознание российской интеллигенции системой образования. А в среде левой интеллигенции эта картина была еще усилена философией Гегеля и марксизмом. Это — евроцентризм, вера в то, что якобы существует некая «столбовая дорога цивилизации» с правильной сменой этапов, формаций. Признать, что Россия — самобытная страна, что она может нарушить «правильный» ход истории, было для европейски образованного марксиста очень трудным шагом. Это значило внутренне признать правоту славянофилов, которые в среде социал-демократов выглядели архаическими реакционерами. Уже сказать, как Ленин, что «Лев Толстой — зеркало русской революции», было ересью. При этом надо было не стать диссидентом, изгоем в среде социал-демократов.

Ленин нашел такой язык и такую логику, что стал не пророком-изгоем, каких немало в эпохи кризиса, а создателем и вождем набирающего силу массового движения. Не вступая в конфликт с марксизмом, он преобразовал его в учение, дающее ключ к пониманию процессов в незападных обществах. Таким образом, он не просто понял чаяния крестьянства и молодого незападного рабочего класса, но и дал им язык, облёк в сильную теорию.

Ленин делал ошибки, но они у него были плодотворными, потому что, проверяя свои выводы реальностью, он отказывался от своих прежних выводов, как это нормально делает учёный. В 1899 г. молодой Ленин пишет ортодоксально марксистскую книгу «Развитие капитализма в России». В ней он говорит о неизбежности распада общины, об исчезновении крестьянства с его разделением на буржуазию и пролетариат и о буржуазно-демократическом характере назревающей русской революции. Опыт крестьянских волнений с 1902 г., революция 1905–1907 гг. и первые шаги реформы Столыпина приводят его к принципиально новому видению: крестьянство не просто не распалось и даже не просто сохранилось как «класс в себе», но и выступает как носитель большого революционного потенциала. Программный стержень крестьянства предотвращение раскрестьянивания, которое означает импортируемый с Запада капитализм.

По сути, уже в 1908 г. Ленин отказывается от главных тезисов своей книги 1899 г. и признает, что народники верно определили конечный идеал, устремление 85 % населения России, а значит, и грядущей русской революции. Это новое понимание и сделало Ленина вождем революции.

Ленин убедительно показал, что капитализм складывается периферийный, он несёт России не прогресс, а одичание. Поэтому возможен союз рабочего класса и крестьянства. Революция, которую осуществит этот союз, будет не предсказанная Марксом пролетарская революция, устраняющая исчерпавший свой потенциал капитализм, а революция иного типа — предотвращающая втягивание страны в периферийный капитализм. Программа Ленина означала разрыв с ортодоксальными марксистами. Потому-то меньшевики оказались в союзе с буржуазными либералами.

Это редкое и психологически трудное качество — следуя новому знанию, отказываться от своих вчерашних взглядов, которые как раз создали тебе авторитет и собрали единомышленников. Это свобода и ответственность мысли, при которой не боишься потерять большой политический успех. Ведь книга «Развитие капитализма в России» была целым событием, заявленную в ней концепцию можно было плодотворно расширять и дорабатывать как в научном, так и в политическом плане. Наконец, требовалась большая самоотверженность, чтобы пойти наперекор уважаемым и даже чтимым авторитетам — и самому Марксу, и Плеханову, и друзьям по социал-демократии.

В своей теории революции Ленин сразу вышел на важнейшие общие закономерности, отвечающие на критические вопросы многих стран и целых цивилизаций. Это те страны, которые переживали кризис модернизации, находясь на периферии капиталистической системы. В идейном плане ленинизм означал начало современного национально-освободительного движения и крушения колониальной системы.

Особенно это касалось Азии. Ведь до сих пор Восток был лишь объектом международной политики Запада. Роли были четко распределены: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут». В ленинском представлении мира Азия и Африка выходили на мировую арену как полноправные субъекты политики, как страны назревающих больших революций. Потому-то Ленин стал для народов Востока не просто уважаемым политиком, но символом. Известно письмо махатм Индии по поводу смерти Ленина, глубокая оценка, данная труду Ленина Сунь Ятсеном и Хо Ши Мином.

Марксизм-ленинизм, который дорабатывался согласно особенностям каждой культуры, на целый век задал траекторию для общественной и политической мысли и практики в странах, где живёт большинство населения Земли. И это влияние вовсе не исчезает с поражением советского проекта в России, оно лишь входит в новую стадию развития. Череда революций, начатых в России, продолжается, пусть и в новых формах. Революция, как мы видим, и у нас не закончилась, приглушённые на время проблемы встали снова. Ведь сегодня Россию опять загоняют в ту же историческую ловушку, нас снова истощает мировой капитал, страну снова расчленили националисты. И снова, как в начале века, к хозяйству присосался интернациональный преступный синдикат, создающий параллельную государству теневую власть.

Очень важной и для того времени, и сегодня, была развитая Лениным концепция империализма как нового качества мировой капиталистической системы. Маркс в «Капитале» принял абстрактную модель равномерного распространения капитализма по всему свету. Согласно его модели, исчерпание капитализмом возможностей развития производительных сил привело бы к мировой же пролетарской революции. В ленинской концепции мироустройства эта ошибочная уже тогда абстракция была преодолена. Мир не становился равномерно капиталистическим, в зоне капитализма сразу возник центр из небольшого числа империалистических стран и периферия из колоний и полуколоний, которую этот центр эксплуатировал. В главных чертах этот миропорядок, который мы сегодня называем глобализацией, «золотым миллиардом» и т. д., был верно описан уже Лениным.

Из концепции империализма и периферийного капитализма следует, что на периферии возникает потенциал революций иного типа, нежели в метрополии. Это — революции против империалистического угнетения и эксплуатации. Они сопрягаются с национально-освободительным движением, так что движущей силой в них становится не только пролетариат, но и широкие союзы, прежде всего, с крестьянами. Уже это создавало основу для того, чтобы преодолеть важную догму марксизма, согласно которой революция должна начаться в странах самого развитого капитализма. Менялось и само содержание понятия «мировая революция». Ведь, строго говоря, русская революция положила начало именно мировой революции. Она прокатилась по странам, где проживает большинство человечества. Да, это были страны крестьянские — Китай, Индия, Мексика, Индонезия. Запад этой революции избежал (точнее, свои крестьянские революции смог подавить), но ведь не только на Западе живут люди.

Что же определяет успех политика и вождя? Как говорят, это умение понять чаяния народные и отделить их от расхожих мнений, которые часто этим чаяниям противоречат. Точнее будет сказать, чаяния той части народа, на которую ты опираешься и интересы которой представляешь в политике. Вот в этом, я считаю, и проявилось это качество мышления Ленина. Он чутко, как какой-то инструмент, улавливал чаяния, скрытые под неустойчивостью мнений. Пришвин удивлялся летом 1917 г.: что же это за большевики такие, все их клянут, а всё выходит по-ихнему?

Думаю, таким моментом можно считать принятие летом 1917 г. лозунга немедленного мира и принятие 25 октября Декрета о мире. Мир был связан с вопросом о земле — чаяние крестьян (85 % населения). А в городах, особенно в столицах, был популярен лозунг «война до победного конца». Их включили в свои программы даже меньшевики и эсеры, в коалиции с кадетами. Примерно так же получилось и с Брестским миром.

Другой случай — отказ от идеи государственного капитализма, на который делал ставку Ленин в начале 1918 г. Большевики не хотели национализации и сопротивлялись ей, но это было именно чаяние рабочих, как и национализация земли — чаяние крестьян. Рабочие знали, что надежды на госкапитализм — утопия, что хозяева его не хотят и продают сырье. Ленин признал правоту рабочих. Здесь, как и в случае с землёй, возникло положение, которое Бертольд Брехт назвал так: «ведомые ведут ведущих».

Для политика важны логика, убедительные аргументы, ясные выводы и предвидение последствий. Нужны умозаключения, не только принимаемые сердцем, но и научные или близкие к научным. В этом отношении ленинская партия была именно партией нового типа. Ленин первый включил в политику научный тип мышления и убеждения — и это притом, что учёных в партии было немного. А, например, среди кадетов было много учёных, но почитаешь их материалы — совершенно не научный стиль. Патетика, недомолвки, мистика.

Большевики были особенным случаем во всей политической истории. Можно себе представить Муссолини, Черчилля, Рейгана или Ельцина пишущими книгу «Материализм и эмпириокритицизм»? Можно ли представить, чтобы члены их партий по тюрьмам такую книгу изучали? Сегодня кое-кто говорит, что в этой книге Ленин там-то и там-то ошибся, Маха зря обидел и т. д. Это мелочи. Важны не суждения Ленина по конкретным научным вопросам, а сама проблематика книги. Важен, и исключительно важен сам тот факт, что большевикам Ленин рекомендовал задуматься о кризисе физической картины мира.

Ленин понял и ввёл в жизнь партии фундаментальный принцип: программа и идеология должны быть самым тесным образом связаны с картиной мира, которая сложилась в умах людей. «Так устроен мир!» — вот последний аргумент. Но если картина мира перестраивается, как это и было в начале XX века, то партия должна понять этот кризис — и выразить его в своем языке, своей логике, своей культуре. В России начала XX века в этом смысле именно большевики резко вырвались вперед и отличались от других партий. Это почувствовали как раз те поэты, которые остро переживали кризис картины мира — Блок, Хлебников, Брюсов, Маяковский.

Ленин выдвинул и частью разработал ряд фундаментальных концепций, которые и задали стратегию советской революции и первого этапа строительства, а также мирового национально-освободительного и левого движения. Здесь отметим лишь те, которые советская история оставила в тени.

1. Ленин добился «права русских на самоопределение» в революции, то есть на автономию от главных догм марксизма и от II Интернационала. Это обеспечило поддержку или нейтралитет мировой социал-демократии.

2. Создавая Коминтерн, Ленин поднял проблему «несоизмеримости России и Запада», проблему взаимного «перевода» понятий обществоведения этих двух цивилизаций. Эта проблема осталась неразработанной, но она была поставлена, и мы почувствовали, как нам не хватало в 80-90-е годы хотя бы основных её положений! Да и сейчас не хватает.

3. Ленин поднял и, в общем, успешно решил проблему выхода из революции (её обуздания) после 1917 г. В этом деле особо важную роль сыграли присущие Ленину системность мышления и чувство динамики нелинейных процессов (мышление в стиле науки становления). Здесь требовалось становление новых институтов на основе череды инноваций (как военный коммунизм или национализация промышленности и НЭП), о которых и не думали до Октября.

4. Ленин предложил способ «пересобрать» русский народ после катастрофы революции, а затем и вновь собрать земли «Империи» на новой основе — как СССР. Способ этот был настолько эффективным и новаторским, что приводит современных специалистов по этнологии в восхищение — опыт уже XX века показал, какой мощью обладает взбунтовавшийся этнический национализм, а впереди мир ждут ещё более крупные катастрофы на этнической почве.

Инновации двух следующих поколений большевиков в период «сталинизма» — очень большая особая тема. Это был период реализации советского проекта. Вебер называет такие программы «институционализацией харизмы» — после становления новых форм начинается массовое строительство и укрепление норм. Но в СССР и это был этап фундаментальных инноваций. Коллективизация и советская индустриализация, создание новой школы и научной системы, современных советских вооружённых сил и новаторские программы как атомная и космическая. Экзаменом стала Великая Отечественная война.

Другой важный предмет исследований — система проблем, которые не удалось предвидеть, как риски и угрозы, неизбежные изменения в обществе и государстве в дальнейшем ходе развития. Для этого во время Ленина и Сталина ещё не было методологических подходов, а были лишь предчувствия. Кроме того, разработки Ленина и Сталина не изложены последовательно в каких-то больших трудах, подобных «Капиталу». Они выражены в массе работ, решений, реплик и выступлений, связанных с практическими вопросами злободневной политики. Это сильно затруднило нам освоение этого наследия, но иначе быть не могло. Но главное, в нашем обществоведении изучали политическую сторону доступных работ Ленина, хотя последующим поколениям очень нужна была методология их трудов и решений. А ей почти не уделялось внимания, и она была малодоступна для широких кругов интеллигенции и молодёжи.

Да и не было времени — каждое поколение должно разрешать актуальные проблемы выживания. Нынешние задачи ложатся на наши плечи.

Известно, что Ленин предвидел (как позже и Сталин), что по мере развития советского общества в нём будет возрождаться сословность («бюрократизм»), и сословные притязания элиты создадут опасность для общественного строя. Так и произошло. Никаких принципиальных идей о том, как этому можно противодействовать, Ленин не выдвинул (как и Сталин). Не выдвинуты они и до сих пор, и угроза России со стороны «элиты» растёт.

Ленин преувеличивал устойчивость мировоззрения трудящихся и рациональность общественного сознания, его детерминированность социальными отношениями. Он не придал адекватного значения тому культурному кризису, который должен был сопровождать индустриализацию и урбанизацию, а значит, быструю смену образа жизни большинства населения. Этот кризис и смены поколений свели на нет тот общинный крестьянский коммунизм, который скреплял мировоззренческую матрицу советского строя. Требовалась смена языка и логики легитимации социального порядка СССР, но эта задача тогда не была поставлена, к ней не готовились ни государство, ни общество. Общественная наука не была адекватна таким проблемам, тем более в социалистическом обществе и с идеологией, которая плохо стыковалась с реальностью.

Казалось, что возникавшие проблемы общественного сознания можно было разрешить административными и чрезвычайными способами, а с конца 50-х годов контроль за их развитием был утрачен. Западные социологи изучали эти проблемы в своих обществах, а теперь мы видим, что есть общие, фундаментальные проблемы.

Советское общество 1930–1955 гг. было скреплено механической солидарностью, т. е. подавляющее большинство населения по своим образу жизни и культуры, по мировоззрению были очень близки. Особенно после Гражданской войны и до конца 1950-х гг., население было в состоянии «надклассового единства трудящихся». Война — и бедствие, и победа — ещё сильнее сплотила советских людей. Основная масса интеллигенции и служащих госаппарата, даже уже с высшим образованием, вышла из рабочих и крестьян. Они строили СССР и воевали и на опыте знали, что и почему они делали.

В ходе индустриализации, урбанизации и смены поколений философия крестьянского коммунизма теряла силу и к 60-м годам XX в. исчерпала свой потенциал, хотя важнейшие её положения сохраняются и поныне в коллективном бессознательном. Вышло на арену новое поколение, не знавшего ни войны, ни голода, ни массовых бедствий. Возникло множество разных профессий, субкультур, сплочённых своими ценностями, нормами и авторитетами.

Механическая солидарность резко ослабла, перед обществом возникла задача создать сложную сеть так называемой органической солидарности. Это очень трудная задача — выработать совершенно новую матрицу для консолидации множества сообществ, которые с энтузиазмом расходились по множествам дорожек.

Для интеграции советского общества и сохранения гегемонии политической системы требовалось строительство новой идеологической базы, в которой советский проект был бы изложен на рациональном языке, без апелляции к подспудному мессианскому чувству и крестьянскому общинному коммунизму. Однако старики из старой гвардии этой проблемы не видели, так как в них бессознательный большевизм был ещё жив, а новое поколение номенклатуры искало ответ на эту проблему (осознаваемую лишь интуитивно) в марксизме, где найти ответа не могло.

Подростки и молодежь 1970-80-х годов были поколением, не знавшим ни войны, ни массовых социальных бедствий, а государство говорило с ними на языке, которого они не понимали и стали посмеиваться. Неявное знание стариков не было переведено на язык новых поколений, а формальное знание было неадекватно реальности. Теперь осваивать рассыпанные элементы знания о революции и первом этапе советского строя молодежи придётся самой.

Этот провал надо закрыть в ближайшие годы.