Ку­ойл кра­сил дом. Но как бы они ни бла­го­ус­т­раи­ва­ли его, он про­дол­жал ка­зать­ся Ку­ой­лу мрач­ным и от­тал­ки­ваю­щим. Ни­что не мог­ло из­ме­нить впе­чат­ле­ния, поя­вив­ше­го­ся у них, ко­гда они впер­вые уви­де­ли его за ту­ман­ной за­ве­сой. Ин­те­рес­но, как он вы­гля­дел на ост­ро­ве При­сталь­ном, ко­гда его толь­ко по­строи­ли или ко­гда во­лок­ли по тре­ща­ще­му льду? Ему ка­за­лось, что пе­ре­ме­ще­ние до­ма с ис­кон­но­го мес­та из­ме­ни­ло его, пре­вра­тив из оча­га в про­стое со­че­та­ние гео­мет­ри­че­ских форм. Мысль о том, что за ним мо­жет на­блю­дать не­под­виж­ный взгляд муж­чи­ны с бе­лы­ми во­ло­са­ми, за­став­ля­ла его ежить­ся и вздра­ги­вать.

Эн­ту­зи­азм те­туш­ки по­сте­пен­но уга­сал, пре­вра­тив­шись в лич­ные пе­ре­жи­ва­ния. Она ухо­ди­ла в свою ком­на­ту, ло­жи­лась на кро­вать и по­дол­гу смот­ре­ла в по­то­лок. По­том вста­ва­ла с ко­рот­ким смеш­ком или зев­ком и го­во­ри­ла: «Ну, что там у нас?» Так она воз­вра­ща­лась из тех мест, ку­да ее уно­си­ли мыс­ли.

Вы­ход­ные про­хо­ди­ли сле­дую­щим об­ра­зом: те­туш­ка в сво­ей ком­на­те, или на кух­не, или гу­ля­ет. Ку­ойл стро­ит свой спуск к мо­рю, а де­ти пол­за­ют по мху и рас­смат­ри­ва­ют ко­по­ша­щих­ся на­се­ко­мых. Ино­гда Ку­ойл ко­лол дро­ва в ожи­да­нии гря­ду­щих хо­ло­дов. Вспо­ми­нал о Парт­рид­же, за­го­рал­ся же­ла­ни­ем го­то­вить но­вые блю­да, по­зво­лял де­тям за­би­рать­ся ру­ка­ми в еду, а ино­гда да­же раз­ре­шал Бан­ни поль­зо­вать­ся но­жом. Кор­шу­ном за­ви­сая над ней при этом.

В кон­це ав­гу­ста на ку­хон­ном сто­ле стоя­ла та­рел­ка с вы­чи­щен­ны­ми каль­ма­ра­ми. Ку­ойл на­ме­ре­вал­ся за­кон­чить с крас­кой и при­го­то­вить каль­ма­ров с ма­ка­ро­на­ми. Еще он дол­жен был на­пи­сать Парт­рид­жу. Те­туш­ка зая­ви­ла, что бу­дет го­то­вить са­лат, не­смот­ря на то что са­лат­ные ли­стья увя­ли, а те­п­лич­ные по­ми­до­ры вы­гля­де­ли блед­но.

— Мы мог­ли бы раз­бить здесь ма­лень­кий са­дик, — ска­за­ла она. — Там мож­но хо­тя бы вы­ра­щи­вать свой са­лат. То, что про­да­ет­ся на ме­ст­ном рын­ке, про­сто не­съе­доб­но. Сель­де­рей ко­рич­не­вый от гни­ли, а са­лат вы­гля­дит так, буд­то его ки­пя­ти­ли.

— Уэй­ви го­во­рит, что смир­ния луч­ше, чем шпи­нат, — ска­зал Ку­ойл. — И ее мож­но со­би­рать здесь, на по­бе­ре­жье.

— Ни­ко­гда о ней не слы­ша­ла, — ска­за­ла те­туш­ка. — Да­вай по­про­буй, — до­ба­ви­ла она и по­шла ис­кать под­хо­дя­щее мес­теч­ко для гряд­ки. Са­лат мож­но са­жать в лю­бое вре­мя. Она еще по­ду­ма­ла, что не­пло­хо бы­ло бы за­вес­ти соб­ст­вен­ный пар­ник.

День вы­дал­ся те­п­лым. С за­ли­ва дул лег­кий ве­тер, во­да по­кры­лась ря­бью. Вдох­нув за­пах вско­пан­ной поч­вы, те­туш­ка ощу­ти­ла вол­ну ме­лан­хо­ли­че­ской гру­сти. Ку­ойл на­ню­хал­ся крас­ки до го­лов­ной бо­ли.

— К нам кто-то идет, — ска­за­ла те­туш­ка, опершись о ло­па­ту. — Кто-то идет по до­ро­ге.

Ку­ойл по­смот­рел в ту сто­ро­ну, но ни­че­го не уви­дел.

— Где?

— Сра­зу за кус­та­ми с по­ло­ман­ны­ми вет­ка­ми. Кста­ти, их по­ло­мал буль­до­зер.

Они вгля­ды­ва­лись в сто­ро­ну фаб­ри­ки и в до­ро­гу, иду­щую в том на­прав­ле­нии.

— Я точ­но ко­го-то ви­де­ла, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ка­ко­го-то муж­чи­ну. Я рас­смот­ре­ла его кеп­ку и пле­чи.

Ку­ойл вер­нул­ся бы­ло к сво­ей бан­ке с крас­кой, но те­туш­ка про­дол­жа­ла смот­реть в ту сто­ро­ну, в кон­це кон­цов во­ткну­ла ло­па­ту в зем­лю и по­шла к кус­там. Там ни­ко­го не бы­ло. Но она за­ме­ти­ла сле­ды ры­бац­ких бо­ти­нок, ко­то­рые рез­ко ухо­ди­ли в сто­ро­ну, на ло­си­ную тро­пу. Она вро­де бы ве­ла к бо­ло­там со стоя­чей во­дой цве­та креп­ко­го чая и кус­тар­ни­ку с ко­жи­сты­ми ли­сть­я­ми.

Она за­таи­ла ды­ха­ние и ста­ла ис­кать сле­ды со­бачь­их лап ря­дом с до­ро­гой. Ее ох­ва­ти­ли со­мне­ния.

— Это на­вер­ня­ка ста­рик, — ска­зал Ку­ойл. — Боль­ше не­ко­му.

— Ка­кой ста­рик?

Бил­ли Прит­ти на­зы­ва­ет его «ста­рым Ку­ой­лом». Го­во­рит, что он не про­стой ста­ри­кан. Не за­хо­тел ухо­дить из Оп­ро­ки­ну­той бух­ты и ос­тал­ся там один. Бил­ли счи­та­ет, что он, мо­жет быть, не­мно­го зол на нас, по­то­му что счи­та­ет, что мы жи­вем в его до­ме. Я те­бе рас­ска­зы­вал об этом.

—Нет, не рас­ска­зы­вал. Кто же это мо­жет быть?

— Я пом­ню, как те­бе о нем го­во­рил.

Те­туш­ка ос­то­рож­но спро­си­ла, как его зо­вут.

— Не знаю. Кто-то из ста­рых Ку­ой­лов. Не пом­ню, как его зва­ли. Ка­кое-то ир­ланд­ское имя.

— Не мо­жет быть. Ни­ко­го из них не ос­та­лось. Зна­ешь, рань­ше о Ку­ой­лах хо­ди­ла дур­ная сла­ва, — ска­за­ла те­туш­ка, от­вер­нув­шись в сто­ро­ну.

— Я уже об этом слы­шал. Го­во­рят, что за­лив Бак­ла­нов на­зван так имен­но из-за Ку­ой­лов. Как озе­ро Не­до­умок, порт Шес­ти­па­лый или ру­чей Аб­ри­ко­со­во­го Уха, ко­то­рые по­лу­чи­ли свои име­на в ре­зуль­та­те оп­ре­де­лен­ных не­при­ят­ных со­бы­тий. Бил­ли рас­ска­зы­вал, что Ку­ой­лы при­шли сю­да с ост­ро­ва При­сталь­ный. Го­во­рят, они пе­ре­та­щи­ли сю­да дом по льду.

— Лю­ди мо­гут го­во­рить все что угод­но. По­ло­ви­на этих ис­то­рий — вы­дум­ки. Я счи­таю, что Ку­ой­лы бы­ли ни­чем не страш­нее лю­бой дру­гой се­мьи. По­ня­тия не имею, о ка­ком ста­ри­ке ты го­во­ришь.

Ку­ойл от­мыл ру­ки от крас­ки и спро­сил: «Кто пой­дет со мной на бе­рег со­би­рать смир­нию?»

Сан­шайн на­шла две яго­ды зем­ля­ни­ки. Бан­ни бро­са­ла кам­ни в во­ду, с ка­ж­дым ра­зом вы­би­рая их все боль­ше и боль­ше раз­ме­ром. Они па­да­ли все бли­же и бли­же, до тех пор, по­ка де­воч­ку не об­да­ло брыз­га­ми.

— Хва­тит, хва­тит, пой­дем­те до­мой. Бан­ни пе­ре­оде­нет шта­ны, Сан­шайн вы­мо­ет зе­лень, а я под­жа­рю чес­нок с лу­ком.

Но ко­гда со­ус был поч­ти го­тов, об­на­ру­жи­лось, что вме­сто ма­ка­рон у них есть толь­ко яич­ная вер­ми­шель, ко­то­рая, сме­ши­ва­ясь с со­усом, пре­вра­ща­лась в не­при­гляд­но­го ви­да сля­коть, с ко­то­рой со­скаль­зы­ва­ли коль­ца об­жа­рен­ных каль­ма­ров и разъ­ез­жа­лись к кра­ям та­ре­лок.

— Да, пле­мян­ник, все­го не пре­ду­смот­ришь.

***

Его что-то раз­бу­ди­ло в пред­рас­свет­ных су­мер­ках. Го­лая ком­на­та на­вис­ла над ним. Хо­лод и се­рая мгла. Он при­слу­шал­ся, ожи­дая ус­лы­шать плач Бан­ни, но во­круг стоя­ла пол­ная ти­ши­на.

По по­тол­ку скольз­нул круг све­та и ис­чез. Это был луч от кар­ман­но­го фо­на­ри­ка.

Ку­ойл встал, по­до­шел к ок­ну. Под бо­сы­ми но­га­ми хру­сте­ли вы­со­хшие ос­тан­ки мух. Он встал на ко­ле­но и на­чал всмат­ри­вать­ся в ночь. Дол­гое вре­мя он ни­че­го не ви­дел. По­сте­пен­но его зрач­ки рас­ши­ри­лись, и он за­ме­тил, как по не­бу за­сколь­зи­ли пер­ла­мут­ро­вые вспо­ло­хи при­бли­жаю­ще­го­ся рас­све­та. Вод­ная гладь вы­сту­па­ла на пер­вый план, как в се­реб­ря­ном не­га­ти­ве. Да­ле­ко вни­зу, на тро­пин­ке за гус­тым кус­тар­ни­ком, он уви­дел ме­чу­щую­ся точ­ку све­та. Ско­ро она ис­чез­ла из ви­ду.

***

— Мы долж­ны ту­да съез­дить, — го­во­рил Ку­ойл. — Мы долж­ны про­ве­дать ста­ри­ка.

— Я уж точ­но не же­лаю со­вать­ся в но­ру ка­ко­го-то даль­не­го род­ст­вен­ни­ка, ко­то­рый к то­му же име­ет ко мне пре­тен­зии. Мы и без не­го пре­крас­но об­хо­ди­лись, и луч­ше бу­дет, ес­ли мы ос­та­вим все как есть.

Но Ку­ойл на­стаи­вал на по­езд­ке.

— Мы мо­жем взять с со­бой де­во­чек. Они рас­то­пят серд­це да­же лю­до­еду.

«Ско­рее, ра­зо­злят его», — по­ду­ма­ла те­туш­ка.

— По­едем, те­туш­ка, — звал он ее.

Но она ос­та­ва­лась не­пре­клон­ной.

— Я уже ду­ма­ла о том, кто это мо­жет быть. У мо­ей ма­те­ри бы­ла це­лая ку­ча род­ни в бух­те Оп­ро­ки­ну­той, но они все бы­ли ее воз­рас­та, ес­ли не стар­ше. У них бы­ли де­ти и вну­ки, ко­гда я бы­ла еще под­ро­ст­ком. Так что ес­ли он — один из них, то ему уже за во­семь­де­сят или да­же за де­вя­но­сто. Впол­не мо­жет стра­дать стар­че­ским ма­раз­мом. А на до­ро­ге, на­вер­ное, был кто-то из по­сел­ка. Охо­тил­ся, не знал, что здесь кто-то жи­вет.

Ку­ойл не стал рас­ска­зы­вать ей о фо­на­ри­ке, но ре­шил не сда­вать­ся.

— Со­гла­шай­ся. Мы дое­дем от раз­вил­ки, а даль­ше пой­дем пеш­ком. Я хо­чу по­смот­реть бух­ту и бро­шен­ный по­се­лок. Там, на ост­ро­ве При­сталь­ном, ку­да мы ез­ди­ли с Бил­ли, бы­ло до­воль­но пе­чаль­но. Эти пус­тую­щие до­ма, да еще рас­ска­зы о Ку­ой­лах.

— Я ни ра­зу не бы­ла на этом ост­ро­ве и не счи­таю, что мне нуж­но это де­лать. Бро­шен­ные се­ле­ния все­гда вы­гля­дят тоск­ли­во. Не по­ни­маю, по­че­му пра­ви­тель­ст­во ос­та­ви­ло эти до­ма как есть? Их на­до бы­ло дав­но все сжечь.

Ку­ойл пред­ста­вил, как го­рят ты­ся­чи до­мов, как ис­кры па­да­ют на ска­лы и с ши­пе­ни­ем ка­са­ют­ся во­ды.

В ре­зуль­та­те они ни­ку­да не по­еха­ли.