Те­туш­ка вы­шла прой­тись. Ей нуж­но бы­ло от­дох­нуть от Ку­ой­ла и его де­тей, на­хо­див­ших­ся в до­ме. От то­по­та Сан­шайн и ее пря­мых во­про­сов. От ау­дио­за­пи­си, по­да­рен­ной На­тби­мом, ко­то­рую Бан­ни кру­ти­ла без ос­та­нов­ки, рас­тра­чи­вая ба­та­рей­ки. В по­след­ние дни ок­тяб­ря над по­бе­режь­ем раз­но­сил­ся гро­хот, по­хо­жий на ору­дий­ные зал­пы. Пред­вест­ник ско­ро­го раз­рас­та­ния льда. Пти­цы уле­та­ли с шель­фа на за­пад. Ис­то­щен­ная сем­га ле­жа­ла глу­бо­ко в рус­лах рек под ле­дя­ной кор­кой или вы­хо­ди­ла в мо­ре.

Она дош­ла до ма­лень­ко­го пру­да. Вспом­ни­ла его. Оваль­ное зер­ка­ло во­ды, ок­ру­жен­ное ко­лю­чим кус­тар­ни­ком и лав­ром. Жен­щи­ны и де­ти идут по осен­не­му бо­ло­ту, яго­ды, по­хо­жие на ка­п­ли на­ли­то­го солн­цем ме­да. Мок­рые бо­тин­ки, взле­таю­щие из-под ног ягод­ни­ков пти­цы. Ее мать все­гда лю­би­ла бо­ло­та, не­смот­ря на оби­лие там кро­во­со­су­щих тва­рей. Она на­хо­ди­ла не­боль­шую коч­ку, ло­жи­лась и за­сы­па­ла под об­ла­ка­ми на­се­ко­мых. По­том про­сы­па­лась и го­во­ри­ла: «Я так мо­гу про­спать всю свою жизнь». Она да­же не зна­ла, сколь­ко со­бы­тий про­спа­ла! Мать умер­ла от пнев­мо­нии в Брук­лин­ской боль­ни­це, ду­мая, что не­жит­ся под се­вер­ным солн­цем в ле­су.

Те­туш­ка по­зво­ли­ла се­бе вспом­нить осень, за­мер­ший пруд с бес­цвет­ным льдом, об­ла­ка, по­хо­жие на тон­кие се­рые паль­цы, как ка­ран­да­ши в ко­роб­ке, во­ро­ни­ку в ле­дя­ной ко­роч­ке. Ве­тер вне­зап­но стих. По­вис­ла глу­бо­кая ти­ши­на. Изо рта вы­ры­ва­лось об­ла­ко па­ра. Из­да­ле­ка слы­ша­лись ти­хие вздо­хи волн. Не ше­ве­ли­лась тра­ва, не мель­ка­ла кры­лом про­ле­таю­щая пти­ца. Все во­круг бы­ло пер­ла­мут­ро­во-се­ро­го цве­та. Ей бы­ло один­на­дцать или две­на­дцать. Си­ние вя­за­ные чул­ки, пе­ре­ши­тое ма­ми­но пла­тье, паль­то из вы­па­рен­ной шер­сти, сде­лан­ное в Анг­лии. Оно жа­ло ей под мыш­ка­ми. Оно по­па­ло к ним в ка­че­ст­ве по­мо­щи ну­ж­даю­щим­ся от бла­го­тво­ри­тель­но­го фон­да церк­ви пя­ти­де­сят­ни­ков. У нее бы­ла па­ра ог­ром­ных муж­ских конь­ков, ко­то­рые она при­вя­зы­ва­ла к сво­им бо­тин­кам. Ко­гда по­рвал­ся шну­рок, она свя­за­ла его гру­бым уз­лом, про­де­ла его сквозь от­вер­стие и ту­го за­вя­за­ла.

От пер­вых по­пы­ток на льду ос­та­ва­лись рва­ные бе­лые сле­ды, по­том они вы­ров­ня­лись и ста­ли за­ви­вать­ся в пет­ли и спи­ра­ли. Она ка­та­лась в без­вет­рен­ном су­мра­ке. Слы­ша­лись зву­ки ее ды­ха­ния и скре­жет конь­ков о лед. Она бы­ла од­на на иде­аль­но ров­ном льду при све­те крас­но­го за­ка­та. Об­ла­ка бы­ли по­хо­жи на вет­ви. На за­рос­ли дви­жу­щих­ся кро­ва­во­крас­ных ве­ток. Со­всем од­на. И в ее кар­ма­не ле­жа­ла бу­лоч­ка со сви­ни­ной. Она взгля­ну­ла на­верх и уви­де­ла его.

Он спус­тил­ся на лед, рас­сте­ги­вая шта­ны и ос­то­рож­но сколь­зя на по­дош­вах сво­их ры­бац­ких са­пог. Ей бы­ло не­ку­да бе­жать, толь­ко по кру­гу, и она по­ни­ма­ла, что ра­но или позд­но он ее все рав­но до­го­нит, но все же бро­си­лась от не­го прочь. Ей уда­ва­лось уво­ра­чи­вать­ся от не­го це­лых де­сять ми­нут. Это бы­ла це­лая веч­ность.

Сей­час она стоя­ла и смот­ре­ла на пруд. Он был ма­лень­ким и не­ин­те­рес­ным. Не бы­ло ни­ка­ко­го смыс­ла спус­кать­ся к не­му. И не­бо бы­ло не крас­ным, а поч­ти чер­ным на юго-за­па­де. Ско­ро сю­да при­дут ме­те­ли. Ско­ро иней по­кро­ет стек­ло и по­до­кон­ни­ки, одея­ла, там, где осе­да­ла вла­га от ды­ха­ния. По но­чам брев­на в сте­нах до­ма бу­дут скри­петь и тре­щать от арк­ти­че­ско­го хо­ло­да. Так бы­ло ко­гда-то. Как бы­ло и дру­гое: зву­ки ша­гов, го­ря­чее ды­ха­ние на ли­це. А сна­ру­жи выл ве­тер в тро­сах, тру­ба ды­мо­хо­да за­хле­бы­ва­лась воз­ду­хом, и над пли­той плы­ли струи ды­ма. Та­ков был жес­то­кий фев­раль. И март, и ап­рель. Снег шел до кон­ца мая. Она вздрог­ну­ла.

Ну что ж, та жизнь сде­ла­ла ее силь­нее. Она вы­жи­ла на по­бе­ре­жье, за­ла­та­ла свои па­ру­са, за­ме­ни­ла раз­би­тый руль на креп­кий и но­вый. Она су­ме­ла вы­брать­ся из этих кам­ней и с мел­ко­во­дья. На­ла­ди­ла свою жизнь и до сих пор управ­ля­ет ею.

Воз­дух за­зве­нел. Свер­ху ста­ли спус­кать­ся кри­стал­ли­ки льда. Вне­зап­но в воз­ду­хе при со­вер­шен­но яс­ном не­бе поя­ви­лись сне­жин­ки. Она не­хо­тя по­вер­ну­ла об­рат­но к до­му. Мо­роз­ный воз­дух ка­зал­ся при­прав­лен­ным за­па­хом ды­ма. На­до по­слу­шать про­гно­зы. Как же да­ле­ко ехать! Им нель­зя боль­ше тя­нуть.

Зай­дя в дом, она по­ве­си­ла паль­то, по­ло­жи­ла на пле­чо шап­ку и ак­ку­рат­но сло­жи­ла пер­чат­ки в пра­вый кар­ман: паль­ца­ми внутрь, ман­же­та­ми на­ру­жу.

Пле­мян­ник чи­тал де­тям кни­гу. По­ра, на­вер­ное, го­то­вить ужин. Что-ни­будь про­стое. На­при­мер, блин­чи­ки. На­сы­пая в мис­ку му­ки, она за­ду­ма­лась о над­ви­гаю­щем­ся сне­го­па­де. Им на­до это об­су­дить. Пер­вая же ме­тель мо­жет пе­ре­крыть дви­же­ние по до­ро­ге. Он об этом еще не зна­ет.

На­ле­тел ве­тер, за­ше­ве­лил кус­тар­ник, за­сто­нал в тро­сах.

— Ужин го­тов! — по­зва­ла всех те­туш­ка. Как гром­ко зву­чал ее го­лос в по­лу­пус­той ком­на­те! — Я бы все от­да­ла сей­час за вкус­ный ужин в хо­ро­шем рес­то­ра­не, — не­ожи­дан­но ска­за­ла она Ку­ой­лу на­кла­ды­вая вил­кой бли­ны в его хо­лод­ную та­рел­ку. — И за хо­ро­ший фильм в ки­но­те­ат­ре. И за то, что­бы вый­ти зав­тра ут­ром на ос­та­нов­ку и сесть в обог­ре­вае­мый ав­то­бус, вме­сто то­го что­бы ехать на гру­зо­ви­ке во­круг бух­ты. Че­ст­но ска­зать, мысль о на­сту­п­ле­нии зи­мы на­чи­на­ет ме­ня пу­гать.

Буд­то бы до­ж­дав­шись объ­яв­ле­ния о сво­ем при­хо­де, по­шел снег, за­ше­ле­стев сне­жин­ка­ми в ок­на.

— Ви­дишь? — ска­за­ла те­туш­ка, буд­то по­лу­чив под­держ­ку от не­ожи­дан­но­го со­юз­ни­ка.

Ку­ойл про­же­вал блин и за­пил его ча­ем.

— Я по­го­во­рил с пар­ниш­кой на буль­до­зе­ре, дру­гом Ден­ни­са. Он мо­жет чис­тить до­ро­гу за не­ко­то­рую пла­ту. Это мож­но бу­дет сде­лать, ес­ли сне­га вы­па­дет боль­ше, чем на де­сять сан­ти­мет­ров. А до этой глу­би­ны твой гру­зо­вик впол­не спра­вит­ся с до­ро­гой.

— Там же со­рок пять ки­ло­мет­ров! И во сколь­ко нам вста­нет рас­чи­ст­ка та­кой до­ро­ги?

— По сот­не за один раз. Это ед­ва по­кро­ет его рас­хо­ды на то­п­ли­во. В за­ви­си­мо­сти от то­го, как час­то бу­дет ид­ти снег, ему нуж­но бу­дет при­ез­жать не ре­же двух раз в не­де­лю. За пять ме­ся­цев по­лу­ча­ет­ся со­рок вы­ез­дов, че­ты­ре ты­ся­чи дол­ла­ров. Есть еще один ва­ри­ант с Ден­ни­сом. Он ска­зал, что мо­жет пе­ре­прав­лять нас на сво­ей лод­ке, по­ка не за­твер­де­ет лед. Он со­гла­сен этим за­ни­мать­ся за де­сять дол­ла­ров в час, что по­кро­ет его тра­ты на то­п­ли­во и ком­пен­си­ру­ет его тру­ды.

— По­хо­же, эта сдел­ка вы­год­нее.

— Не ду­маю. Я под­счи­тал, что ему при­дет­ся тра­тить по два ча­са в день. По глад­кой во­де тут плыть все­го два­дцать ми­нут. Вы­хо­дит та же сум­ма, что за буль­до­зер: сот­ня в не­де­лю. А к ян­ва­рю бух­та по­кро­ет­ся льдом. Я не хо­чу рис­ко­вать, пе­ре­во­зя де­во­чек по льду ка­ж­дый день ту­да и об­рат­но. Ден­нис го­во­рит, что на льду все­гда ос­та­ют­ся про­та­ли­ны. Это опас­но. Ка­ж­дый год ту­да кто-ни­будь про­ва­ли­ва­ет­ся и то­нет. На­до точ­но знать, где ты дол­жен ехать. В то же вре­мя мне не нра­вит­ся, что им при­хо­дит­ся так да­ле­ко ка­ж­дый день ез­дить на ма­ши­не.

— Ты, ока­зы­ва­ет­ся, все про­ду­мал, — хо­лод­но ска­за­ла те­туш­ка. Она при­вык­ла все про­ду­мы­вать са­ма.

Он не стал го­во­рить ей, что за день до то­го, как пе­ре­вер­ну­лась его лод­ка, он обо­шел весь дом с пус­ты­ми ком­на­та­ми и по­нял, что в этом го­ду у них не бу­дет ме­бе­ли.

— По­это­му… — ска­зал он и стал раз­ла­мы­вать вил­кой блин для Сан­шайн, что­бы по­ло­жить ко­нец скри­пе­нию но­жа о та­рел­ку. — По­это­му мы мо­жем пе­ре­ехать на зи­му в дру­гое ме­сто. Бу­дем счи­тать этот дом лет­ней ре­зи­ден­ци­ей. Че­рез па­ру не­дель уез­жа­ет На­тбим. Ос­во­бо­ж­да­ет­ся его трей­лер. Там не хва­тит мес­та на чет­ве­рых, но нам с де­воч­ка­ми это­го бу­дет дос­та­точ­но. А ты мо­жешь снять се­бе ком­на­ту или что-ни­будь дру­гое. Мис­сис Бэнгз мо­жет те­бе что-ни­будь под­ска­зать?

Те­туш­ка бы­ла по­ра­же­на. Она про­сто схо­ди­ла на про­гул­ку и по­смот­ре­ла на пруд. И все со­бы­тия ста­ли раз­ви­вать­ся со ско­ро­стью не­су­ще­го­ся в но­чи по­ез­да.

— Ут­ро ве­че­ра муд­ре­нее, — ска­за­ла она.

Ут­ро встре­ти­ло их две­на­дца­ти­сан­ти­мет­ро­вым сло­ем сне­га, сле­пя­щим солн­цем и те­п­лым вет­ром. Все во­круг тая­ло и ка­па­ло. Бе­лое по­кры­ва­ло на кры­ше со­бра­лось склад­ка­ми, по­тре­ска­лось и раз­ва­ли­лось на кус­ки. Они с ши­пе­ни­ем ска­ты­ва­лись и па­да­ли на зем­лю. К по­луд­ню на влаж­ной до­ро­ге да в ни­зи­нах ос­та­лись ред­кие ост­ров­ки сне­га.

— Хо­ро­шо, — ска­за­ла те­туш­ка, — я об этом по­ду­маю.

Те­перь, ко­гда при­шло то, че­го она жда­ла, это слу­чи­лось слиш­ком бы­ст­ро.

***

— А я тут вол­ну­юсь: что с то­бой при­клю­чи­лось? — ска­за­ла Мэ­вис Бэнгз. Не­ко­то­рые во­лос­ки в ее при­чес­ке све­ти­лись на солн­це. — Я ду­ма­ла, что ты за­бо­ле­ла или у те­бя сло­ма­лась ма­ши­на. До­ун счи­та­ла, что те­бя нет из-за сне­га, но он рас­та­ял так же бы­ст­ро, как вы­пал. В об­щем, я в обед схо­ди­ла на поч­ту и за­бра­ла для те­бя пись­ма. — Она взгля­дом ука­за­ла на стол те­туш­ки.

О, ка­кая мно­го­зна­чи­тель­ность! У нее поя­ви­лась при­выч­ка ока­зы­вать Аг­нис Хамм раз­ные мел­кие ус­лу­ги. Она по сво­ей ини­циа­ти­ве мог­ла схо­дить на поч­ту или на­лить ей чаш­ку чаю. Все эти ме­ло­чи по­да­ва­лись с очень зна­чи­тель­ным ви­дом.

— Это все из-за сне­га, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ты же зна­ешь, ка­кой вяз­кой ста­но­вит­ся раз­би­тая до­ро­га под сне­гом. — Она ста­ла про­смат­ри­вать пись­ма. — Де­ло в том, что мы ре­ши­ли по­ис­кать на зи­му се­бе жи­лье по­бли­же к Якор­ной Ла­пе. Дом боль­ше по­хож на да­чу, са­ма по­ни­ма­ешь. Он не хо­чет, что­бы де­ти так да­ле­ко ез­ди­ли в шко­лу. Вот так. — Она вздох­ну­ла.

Мис­сис Бэнгс вос­при­ня­ла этот вздох как сиг­нал.

— Ты ищешь дом для всех вас? Я слы­ха­ла, как Бер­ки по­го­ва­ри­ва­ли о том, что­бы про­дать свой дом и пе­ре­ехать во Фло­ри­ду. Они ез­дят ту­да ка­ж­дую зи­му. Об­за­ве­лись там друзь­я­ми. И бун­га­ло. Во Фло­ри­де они жи­вут в бун­га­ло с ве­ран­дой. Мис­сис Берк, ее зо­вут Пэн­си, го­во­рит, что там у них пря­мо пе­ред до­мом рас­тут два апель­си­но­вых де­ре­ва и паль­ма. Они со­би­ра­ют апель­си­ны пря­мо с де­ре­ва. Пред­став­ля­ешь? Вот что я хо­чу по­смот­реть пе­ред смер­тью: Фло­ри­ду.

— Я бы­ла там, — ото­зва­лась До­ун. — Мо­жешь за­би­рать ее се­бе. А мне нра­вит­ся Мон­ре­аль. О-ля-ля! Кра­си­вая оде­ж­да, вся­кие ма­га­зин­чи­ки. А рын­ки! Ты не ви­де­ла та­кой еды, как там, за всю свою жизнь! Ки­но­те­ат­ры, бу­ти­ки. В Май­а­ми мне то­же не по­нра­ви­лось. Там жи­вет куч­ка бо­га­тых при­дур­ков.

— А что за дом у Бер­ков? — как ни в чем не бы­ва­ло спро­си­ла те­туш­ка.

— Ну, он сто­ит на ска­ле. До­ро­га вы­хо­дит в бух­ту Муч­ной Ме­шок. Те­бе на­до съе­хать с нее ли­цом к хол­му и за­брать­ся на­верх. Ну, в смыс­ле, за­брать­ся-то не по­лу­чит­ся, по­то­му что там сто­ят дру­гие до­ма. Их при­дет­ся обой­ти. Так вот, их дом се­рый с го­лу­бой от­дел­кой. Очень ухо­жен­ный. Мис­сис Берк хо­ро­шая хо­зяй­ка. У них там кух­ня, как в ста­ри­ну де­ла­ли, с ле­жан­кой и всем ос­таль­ным. Но удоб­ст­ва у них есть. Мас­ля­ные ра­диа­то­ры, по­су­до­мой­ка. В под­ва­ле — сти­раль­ная ма­ши­на и су­шил­ка. В ком­на­тах хо­ро­шие обои.

— М-м, — ска­за­ла те­туш­ка. — Как ду­ма­ешь, они не за­хо­тят сда­вать жи­лье?

— Вряд ли. По-мо­ему, они не со­би­ра­лись его сда­вать. Их уже спра­ши­ва­ли. Они хо­тят его про­дать.

— Мой пле­мян­ник со­би­ра­ет­ся все­лить­ся в трей­лер это­го анг­ли­ча­ни­на, ко­то­рый ра­бо­та­ет в га­зе­те. Он ско­ро уез­жа­ет.

— Так ты ищешь жи­лье толь­ко для се­бя?

— Да-а, — ска­за­ла те­туш­ка.

— По-мо­ему, у Бер­ков для од­но­го бу­дет слиш­ком до­ро­го, — ска­за­ла мис­сис Бэнгз. — Да­же ес­ли ку­пить этот дом. Там у них де­вять ком­нат. Или де­сять.

— Я уже столь­ко де­нег вло­жи­ла в ста­рый дом. Жаль. А жить там мож­но толь­ко ле­том. Очень не­удоб­но ез­дить на ра­бо­ту и до­мой. Но, как го­во­рит­ся, че­му быть, то­го не ми­но­вать. До кон­ца не­де­ли я сня­ла ком­на­ту в «Чай­ке», а по­том мы что-ни­будь при­ду­ма­ем. Пле­мян­ник с де­воч­ка­ми по­жи­вут у Би­та с Ден­ни­сом. Тес­но­ва­то, но они не воз­ра­жа­ют. Мы не хо­тим, что­бы нас за­ва­ли­ло сне­гом в этом до­ме. Сей­час ра­но об этом вол­но­вать­ся. Что у нас за­пла­ни­ро­ва­но на се­го­дня? Чер­ная обив­ка ди­ва­нов на «На­ко­неч­ни­ке»?

— Мы с До­ун за­кон­чи­ли ди­ван­ные по­душ­ки еще в пят­ни­цу. А се­го­дня ут­ром от­пра­ви­ли их на суд­но.

Те­туш­ка по­смот­ре­ла на пись­ма.

— Я смот­рю, вы ме­ня дав­но опе­ре­ди­ли, — ска­за­ла она. По­том пе­ре­вер­ну­ла от­крыт­ку и про­чи­та­ла над­пись на ней. — Как ми­ло! — это за­ме­ча­ние про­зву­ча­ло сар­ка­сти­че­ски. — Я рас­счи­ты­ва­ла на этой не­де­ле уви­деть­ся с Пей­ка­ми и их «Пе­ной», но от них при­шла от­крыт­ка с из­вес­ти­ем, что они не хо­тят рис­ко­вать, от­прав­ля­ясь сю­да в это вре­мя го­да. Они, мол, мо­гут пла­вать толь­ко в хо­ро­шую по­го­ду. Боль­ше то­го, они уже от­да­ли наш за­каз дру­го­му мас­те­ру! Вот уро­ды. — Те­туш­ка вы­бро­си­ла от­крыт­ку и взя­ла в ру­ки не­боль­шую бан­де­роль.

— А кто у нас в Ма­као? Это при­шло из Ма­као.

Она от­кры­ла па­кет.

— Что это? — На пол вы­па­ла пач­ка аме­ри­кан­ских дол­ла­ров. Она бы­ла пе­ре­вя­за­на го­лу­бой бе­че­вой. Боль­ше в па­ке­те ни­че­го не бы­ло.

— Этот го­лу­бой цвет… — с со­мне­ни­ем на­ча­ла Мэ­вис, про­тя­нув ру­ку к бе­чев­ке.

Те­туш­ка по­смот­ре­ла на нее. Раз­вя­за­ла и пе­ре­да­ла Мэ­вис. Бе­чев­ка ока­за­лась тон­кой по­лос­кой го­лу­бой ко­жи.